Но он не дал воли отчаянию. Вместо этого он дал волю гневу, эмоции куда более здоровой, пусть и такой же непродуктивной. Разрыдавшись в зале суда, Марвин бы выставил себя на посмешище. Нет, наш герой выставил себя на посмешище, яростной бурей носясь по коридорам Федерального здания и требуя честного соблюдения сделки либо чертовски достойной компенсации.
Возмущению молодого землянина не было предела. Совершенно напрасно несколько адвокатов пытались ему внушить, что, если бы в мире существовала справедливость, мир не нуждался бы в законах и законниках. Спрашивается, как бы обходилось человечество без одной из самых благородных своих концепций? Чем бы зарабатывала на жизнь огромная социальная страта? Юридическая деятельность, втолковывали Марвину эти господа, немыслима без изъянов; преступления и правонарушения суть не что иное, как доказательства необходимости существования как попираемых законов, так и правосудия в целом.
Сей разумный довод ничуть не успокоил Марвина, демонстрировавшего все признаки невосприимчивости к аргументированному убеждению, с горловым хрипом и клекотом исторгавшего презрительные отзывы о марсианской судебной машине. Столь предосудительное поведение не пресекалось по той единственной причине, что он был слишком молод, а следовательно, недостаточно адаптирован к местной культуре. Но приступ буйства не дал никаких положительных результатов, не было даже здорового ощущения катарсиса. Указавшие на этот факт Марвину клерки были вознаграждены потоком брани. Впрочем, Флинн остался в неведении о том скверном впечатлении, которое произвел на персонал, и вскоре его праведный гнев иссяк, уступив обиженной угрюмости.
В этом-то расположении духа он и пребывал, когда остановился перед дверью с табличкой «Бюро розыска и задержания, межпланетное отделение».
– Ага! – буркнул Марвин и переступил порог.
Он очутился в тесной комнатушке, как будто перенесенной в Федеральное здание со страниц древнего исторического романа. У стены – впечатляющая выставка устаревших, но надежных вычислительных устройств. Возле двери – мыслепечатающий механизм ранней модели. Такие кресла – угловатой формы, с пластиковой, в пастельных тонах обивкой – обычно будят ассоциации с менее напряженной эпохой. Сюда бы еще громоздкое, солидное Нечто-Этакое, и вышла бы в точности сцена из тех, что любили описывать Шекли и другие поэты далекого Переходного Века.
В комнате сидел на стуле марсианин средних лет и метал в мишень дротики. Мишень имела форму женской попки.
Резко обернувшись на шаги Марвина, он сказал:
– Ну наконец-то. Я вас ждал.
– Правда, что ли? – спросил Марвин.
– Вообще-то, нет, – ответил марсианин. – Просто знаю по опыту: так лучше начинать разговор. Сразу создается атмосфера доверия.
– Зачем же вы все испортили, признавшись?
Марсианин пожал плечами:
– Никто не совершенен. Я простой трудяга-детектив. Меня зовут Эрф Эрдорф. Присаживайтесь. Кажется, нам удалось выйти на след вашей пропавшей шубки.
– Что еще за шубка? – спросил Марвин.
– Разве вы не мадам Риппер де Лау, трансвестит, обокраденный вчера в гостинице «Красные пески»?
– Уж точно нет. Я Марвин Флинн. Лишился тела.
– А, ну конечно, конечно, – энергично закивал детектив Эрдорф. – Давайте по порядку. Случайно, вы не запомнили, где находились в тот момент, когда обнаружили потерю вашего тела? Может быть, вас разыграли друзья? Или вы просто запамятовали, куда его поместили? Или оно решило от вас отдохнуть?
– Вообще-то, я его не терял, – сказал Марвин. – Вообще-то, его украли.
– С этого и надо было начинать, – укорил Эрдорф. – Теперь проблема предстает в совершенно ином свете. Я ведь всего лишь сыщик, за чтеца мыслей никогда себя не выдавал.
– Извините, – буркнул Марвин.
– И вы меня извините, – сказал детектив Эрдорф. – За шуточки насчет тела. Наверняка это было ужасное потрясение.
– Да уж…
– Хорошо представляю, что вы чувствовали в тот момент.
– Спасибо, – сказал Марвин.
Они посидели молча несколько минут в установившейся атмосфере доверия. Наконец Марвин произнес:
– Итак?
– Прошу прощения? – откликнулся детектив.
– Что дальше, спрашиваю.
– А-а… Извините, сразу не расслышал.
– Это не беда.
– Благодарю вас.
– Совершенно не за что.
И снова пауза.
– Итак? – повторил Марвин.
– Прошу прощения?
– Я хочу его вернуть, – сказал Марвин.
– Вы о чем?
– О моем теле.
– О чем о чем? Ах да, ваше тело. Гм… Рискну предположить, еще как хотите. Но это, конечно же, не самая простая задача, верно?
– Не знаю, – ответил Марвин.
– А я и не предполагал, что знаете, – кивнул Эрдорф. – Но могу вас уверить: проблема не из легкоразрешимых.
– Понятно, – вздохнул Марвин.
– Я и надеялся, что вы поймете. – И детектив погрузился в молчание.
Каковое продлилось двадцать пять секунд плюс-минус секунда-другая. В конце этой паузы у Марвина лопнуло терпение, и он заорал:
– Да черт вас подери! Вы намерены разыскать мое тело или так и будете отсиживать толстую задницу и болтать ни о чем?
– Ну конечно же, я намерен разыскать ваше тело, – ответил детектив. – Во всяком случае, намерен попытаться. И не нужно сердиться, я ведь не машина, набитая готовыми ответами, а такое же, как и вы, разумное существо, со своими собственными надеждами и страхами и, что в нашем случае важнее, со своим собственным методом расследования. Вам этот метод может показаться неэффективным, но я нахожу его исключительно действенным.
– В самом деле? – спросил Марвин, слегка остыв.
– В самом что ни на есть, – мягко, без малейшей обиды ответил сыщик.
Не позволив затянуться новой паузе, Марвин поинтересовался:
– По-вашему, какие у меня… у нас шансы разыскать мое тело?
– Шансы просто великолепные, – ответил детектив Эрдорф. – Не беспокойтесь, тело вскоре найдется. Осмелюсь даже утверждать, что абсолютно уверен в успехе расследования вашего случая. Эта уверенность основана не на изучении его обстоятельств – я пока с ними почти не знаком, – а на элементарном анализе статистики.
– Статистика на нашей стороне? – спросил Марвин.
– Не извольте в этом сомневаться. Вот смотрите: я профессиональный детектив; я изучил все новейшие методики; у меня свидетельство АА-А, это высшая квалификационная категория. И при всем при этом за пять лет на следственном поприще я не раскрыл ни одного дела.
– Ни одного?
– Ни одного, – твердо проговорил Эрдорф. – Не правда ли, интересно?
– Пожалуй, – сказал Марвин. – Но не означает ли это…
– Это означает, – перебил его сыщик, – что крайне загадочная, да что там, поистине неслыханная полоса неудач в силу статистики должна вот-вот закончиться.
Марвин был изумлен – а такая эмоция, надо заметить, марсианскому телу несвойственна.
– Но что, если эта ваша полоса на мне не закончится? – спросил он.
– Не идите на поводу у предрассудков, – ответил на это детектив. – Закон вероятности обязательно сработает – даже самый поверхностный анализ ситуации убеждает в этом. Мне не удалось раскрыть сто пятьдесят восемь дел подряд. Ваше дело сто пятьдесят девятое. Вот скажите, будь вы азартным человеком, на что бы поставили?
– На то, что так пойдет и дальше, – сказал Марвин.
– Я бы тоже на это поставил, – с самоуничижительной улыбкой кивнул сыщик. – И оба мы были бы не правы, опираясь в своем решении на эмоции, а не на трезвый расчет интеллекта. – Эрдорф задумчиво уставился в потолок. – Сто пятьдесят восемь неудач! Фантастический рекорд, просто в голове не укладывается! Особенно если учесть мое упорство, мою непоколебимую целеустремленность, мою веру в успех! Мою квалификацию, наконец! Сто пятьдесят восемь! Такая длинная череда провалов просто не может не закончиться. Да если я буду просто сидеть здесь, в моем кабинете, сложа руки, преступник сам найдет сюда дорогу. Вот какая на моей стороне статистическая вероятность.
– Да, сэр, – вежливо произнес Марвин. – Но все же я надеюсь, что вы не прибегнете к столь пассивному способу.
– Разумеется, не прибегну, – пообещал сыщик. – Конечно, это был бы интересный эксперимент, но, увы, не все способны его оценить. Нет, расследование вашего дела я буду вести активно, тем более что сексуальные преступления мне особенно интересны.
– Прошу прощения? – растерялся Марвин.
– Вам не за что извиняться, – уверил его собеседник. – У жертвы сексуального преступления нет причин испытывать чувство стыда или вины. Пусть даже многие цивилизации с этим не согласятся – глубинная народная мудрость клеймит пострадавшего позором, исходя из презумпции сознательного или бессознательного соучастия.
– Нет-нет, я вовсе не извиняюсь, – сказал Марвин. – Я всего лишь…
– Прекрасно вас понимаю, – перебил его детектив. – Поэтому не смущайтесь, выкладывайте все противоестественные и гадкие подробности. Относитесь ко мне как к безликой официальной функции, а не как к разумному существу с сексуальными реакциями и фобиями, предпочтениями и отклонениями.
– Да поймите же, – взмолился Марвин, – секс тут совершенно ни при чем.
– Все так говорят, – задумчиво возразил детектив. – Странная это штука – человеческий разум, никак не желает принять неприемлемое.
– Послушайте, – сказал Марвин, – если вы найдете время и ознакомитесь с обстоятельствами дела, то убедитесь, что это стопроцентное мошенничество. Мотивы преступления – деньги и самосохранение.
– Я в курсе, – кивнул Эрдорф. – Классический синдром. Видите ли, у этого парня нетипичное компульсивное побуждение, для которого у нас имеется специальный термин. Преступления такого рода совершаются на продвинутой стадии обсессивно-проективного нарциссизма.
– Не понимаю, – сказал Марвин.
– Неспециалисту в подобных вещах разобраться непросто, – ответил сыщик.
– И все-таки что это значит?
– Не стану раскрывать всю этиологию, объясню в двух словах. Динамика синдрома приводит к девиации самовлюбленности. Больной влюбляется в другого человека, но не как в другого человека. До некоторой степени он влюбляется в другого как в себя. Он проецирует себя на личность другого, во всех отношениях идентифицирует себя как этого другого и отказывается от своего настоящего «я». И если появляется возможность заполучить другого посредством Обмена или близких способов, другой становится им самим, тем, к кому больной питает абсолютно нормальную самовлюбленность.
– Не хотите ли вы сказать, что этот вор любит меня?
– Вовсе нет! То есть он не любит вас как вас, как обособленную личность. Он любит себя как вас, и поэтому невроз вынуждает его стать вами, для того чтобы он мог любить себя.
– И пока он – это я, он способен любить себя? – спросил Марвин.
– В яблочко! Данный феномен называется приращением эго. Обладание другим равно обладанию исконным собой. Обладание перерастает в самообладание, обсессивная проекция трансформируется в нормативную интроекцию. При достижении невротической цели наступает явная симптоматическая ремиссия, больной входит в псевдонормальное состояние, когда выявить проблему можно лишь инференциально. И это, конечно же, великая трагедия.
– Для жертвы?
– Гм… Да, и для нее тоже, конечно, – сказал Эрдорф. – Но я говорю о больном. Видите ли, мы имеем ситуацию, когда два абсолютно нормальных стремления соединяются или пересекаются, и в силу этого обстоятельства извращаются. Самовлюбленность – явление естественное и необходимое; то же можно сказать и о желании обладать и трансформировать. Но, будучи объединены, эти факторы деструктивны для истинного эго, которое замещается тем, что мы называем зеркальным эго. Да будет вам известно, невротическое овладение закрывает дверь в объективную реальность. Как это ни печально, выраженная интеграция двух эго убивает любую надежду на реальное восстановление психического здоровья.
– Ну что ж, – покорно произнес Марвин, – если вы считаете, что это поможет найти человека, укравшего мое тело…
– Это поможет его понять, – заверил детектив. – Знание – сила. Нам уже известно, что разыскиваемое лицо склонно к нормальным поступкам. Это расширяет зону поиска и позволяет считать преступника нормальным человеком, что, в свою очередь, позволяет использовать весь арсенал современных методов расследования. Смею вас заверить, такая стартовая позиция очень выгодна для нас – как, впрочем, и любая другая.
– И когда же вы сможете начать? – поинтересовался Марвин.
– Уже начал. Разумеется, я запрошу протоколы судебных заседаний и все прочие относящиеся к делу документы. Вытрясу необходимую информацию из планетарных властей. Не пожалею сил, а если будет необходимо или хотя бы желательно, полечу на другой край Вселенной.
– Рад, что вы так решительно настроены, – сказал Марвин.
– Сто пятьдесят восемь неудач кряду, – задумчиво продолжал Эрдорф. – Слыханное ли дело? Но согласитесь, вечно так продолжаться не может. Победа близка как никогда.
– Думаю, вы правы.
– Эх, вот бы еще и мое начальство думало так же, – мрачно произнес детектив. – Небось не ругало бы меня недотепой. Такие словечки, да смешки, да ухмылочки имеют нехорошее свойство понижать самооценку. И если бы не моя железная воля и непоколебимая уверенность в себе… По крайней мере, их хватило на первые девяносто неудач или около того. – Сыщик ненадолго предался грустной задумчивости, потом сказал: – Рассчитываю на ваше самое энергичное содействие.
– И вы его получите, – пообещал Марвин. – Единственная проблема – через шесть часов меня выселят из этого тела.
– Чертовски некстати, – рассеянно отозвался Эрдорф. Очевидно, он успел сосредоточиться на деле и ему было непросто вновь переключиться на Марвина. – Выселят, говорите? Полагаю, вы уже приняли меры? Нет? Тогда, полагаю, вам следует принять меры.
– Не представляю, какие меры тут можно принять, – проворчал Марвин.
– Вы же не рассчитываете, что я полностью устрою вашу жизнь? – отрезал сыщик. – Я обучен одной профессии, и тот факт, что меня преследуют неудачи, не отменяет того факта, что я обучен одной профессии. Придется вам самому разобраться с проблемой поиска тела. Ставки чрезвычайно высоки, да будет вам известно.
– Мне это известно, – буркнул Марвин. – Поиск тела – вопрос жизни и смерти.
– И это тоже, – кивнул детектив. – Но меня куда больше беспокоит ущерб, который может причинить делу ваша смерть.
– Да что вы несете, черт возьми?! – возмутился Марвин.
– Речь не о том, чем рискую я сам, – объяснил детектив. – Хотя, конечно же, кое-чем рискую. Куда важнее, чтобы восторжествовала идея справедливости, вера в возможность добра, от которой зависят все теории зла, а также статистическая теория вероятности. Все эти ключевые концепции понесут урон, если моя сто пятьдесят девятая попытка раскрыть преступление завершится крахом. Надеюсь, вы согласитесь: вышеперечисленное гораздо важней, чем наши никчемные жизни.
– Не соглашусь, – ответил Марвин.
– Ладно, нет нужды спорить на эту тему, – бодро и решительно произнес детектив. – Найдите себе где-нибудь другое тело, а главное, останьтесь живы! Хочу получить от вас твердое обещание сделать для этого все возможное.
– Уж постараюсь, – сказал Марвин.
– Ну а я свяжусь с вами, как только появятся первые результаты.
– И как же вы меня найдете? – удивился Марвин. – Ведь я не знаю, в чьем теле буду находиться и даже на какой планете.
– Забыли, что я сыщик? – чуть улыбнулся Эрдорф. – Спору нет, у вашего покорного слуги проблемы с поиском преступников, зато никогда не возникало проблем с поиском жертв. У меня даже имеется гипотеза на сей счет, буду рад обсудить ее с вами в более подходящее время. А сейчас просто запомните: где бы вы ни находились, во что бы вы ни превратились, я обязательно вас разыщу. Так что не падайте духом, держите хвост пистолетом, а главное, не умирайте!
Марвин согласился не умирать, поскольку альтернатива всяко не входила в его планы. Вернуть свое тело ему не удалось, а драгоценное время утекало как вода сквозь пальцы.