Контрольный выстрел

Глава первая РАНДЕВУ С РОИДОМ

Он всплывал к свету сквозь толщу воды, медленно, нехотя, как воздушный шар, прицепленный к тяжелому грузу; шаром была голова, а грузом тело. Вокруг стано­вилось все светлей, тьма отступала, в темно-зеленой вод­ной толще появились золотые прожилки и хороводы искр, холодные глубины отступили вниз; потеплело. И, наконец, наступил момент, когда он вынырнул на поверхность оке­ана беспамятства, не сразу осознав, что лежит на мягкой кровати под легчайшим пуховым покрывалом.

Не открывая глаз, он оценил обстановку и понял, что находится в знаменитом бункере Железовского, в одной из комнат отдыха. Кто-то наблюдал за ним, сурово и при­стально, он насторожился, но выяснилось, что это меди­цинский инк. В соседнем помещении под аккомпанемент музыки спорили двое. Как только Ставр попытался опре­делить личность спорщиков, один из них тут же прервал речь и появился у постели больного. Это была Видана.

— Очнулся, эрм? Слава Богу! Как самочувствие?

В насмешливом тоне девушки проскользнули радостно-тревожные нотки, и стало понятно, что она беспокоится о состоянии Панкратова и одновременно сердится на себя за эти чувства.

Ставр открыл глаза и невольно окинул девушку взгля­дом: она была не в обычном унике, а в платье по моде «интим-момент», больше открывающем, чем маскирующем фигуру.

— Ну, как наш больной? — вошел в комнату собесед­ник Виданы, отец Ставра. Вот его-то уж он встретить здесь не чаял и обрадовался по-настоящему.

— Живой,— сердито ответствовала Видана, тонко по­чувствовав перемену в настроении безопасника.— Ни од­ной скромной мысли, ни слова благодарности за уход, ни одного комплимента! Ухаживай тут за ним...

— А я не просил.

— Жаль, что я согласилась остаться.— Видана выбежа­ла из комнаты.

— Что это с тобой? — спросил Прохор, внимательно глянув в глаза сына.— Зачем грубишь девочке? Она ведь провела возле твоей постели двое суток.

Ставр помолчал.

— Когда с ней говоришь строже, она лучше соображает, держит себя в форме.

— Вообще-то в таком тоне разговаривать с девушками не стоит, а тем более на грани фола. В какой-то момент она просто перестанет воспринимать тебя всерьез, ты ста­нешь ей неинтересен. И ради Бога — не груби! Если бы я хоть раз пошутил в таком тоне с матерью, сын у меня вряд ли бы появился.

Ставр хмуро улыбнулся.

— Ладно, па, я постараюсь. Может быть, ты прав. Ка­кие новости в мире? Неужели я провалялся без памяти двое суток? Хорош эрм!

— Пси-удар был таким мощным, что сгорел даже твой «защитник», приняв на себя часть разряда.

— Постой, ты о чем? Неужели... Фил?! Филипп-Фи­липпок, вечный надоеда... погиб смертью храбрых.— Ставр расчувствовался.— Зачем я его с собой взял! А что с Ми­гелем?

— Мигель тоже получил нокдаун, но благодаря опыту пострадал меньше и уже работает. Хвалил тебя. Сказал, что, если понадобится, снова пойдет с тобой в разведку.

Ставр порозовел, отвернулся. Потом поднялся на ноги, нашел в нише свой уник и стал одеваться, не обращая внимания на реакцию медицинского инка, приказывающе­го больному немедленно лечь и принять укрепляющее.

— Укрепляющее ты все же прими,— посоветовал Про­хор.— А я пока перескажу новости, по большей части не­веселые. База ФАГа, вернее, запасной командный пункт — по терминологий Грехова — из Фаэтона исчезла...

— Грехов объявился? — поднял голову Ставр.

— Не перебивай. Грехов спас вас обоих. Именно по его подсказке мы вышли на Леонида Жученка, который не устоял перед натиском и сообщил код метро базы. Еранцев, к сожалению, ускользнул и уже после всех со­бытий сформулировал приказ: «Интраморф Ставр Панк­ратов обвиняется в терроризме и подлежит задержанию любыми средствами». Так что ты теперь во всемирном розыске. И никто, а тем более люди-нормалы, не станет разбираться, прав ты или нет.

Ставр, надевавший туфли, сел на кровать, присвистнул.

— Круто!

— Боится тебя Еранцев, мальчик. Но твоя беда не са­мая главная. Интраморфы уволены со всех постов, кроме, пожалуй, отдела безопасности, да и то лишь потому, Что эмиссар считает Мальгрива, де Сильву и кое-кого еще своими помощниками, а твоего деда Ратибора держит в качестве прикрытия. Велизар вынужден был подать в от­ставку, и хотя ее не принял Собор, обязанности архонта Всевеча исполняет его третий заместитель, ученый-глоба­лист Арсений Исаев. По оценке Велизара, глубокому зом­бированию подверглось не менее пятидесяти процентов со­става властных структур, что, естественно, будет способ­ствовать блокированию всех разумных решений, направ­ленных на выход из кризиса, и принятию законов, выгодных ФАГу.

Ставр выпил предложенный медкомплексом стакан то­ника и снова сел. Лицо его было неподвижно, однако Про­хор чувствовал, что в душе сына бушует буря.

— Это все, что касается социума. Жить на Земле стало сложно, и паранормы снова потянулись в космос. Систему покинули еще не менее миллиона человек, то есть почти половина всех инакоживущих, и процесс не останавлива­ется. Хорошо еще, что нас не отстреливают, как зайцев.

Теперь о внешних событиях.

Тартар решил проблему нагуаля, хотя и по-своему, то есть стряхнул его с себя или, вернее, себя с него. Роиды повторили этот маневр, им сделать это было легче. Не­сомненно, их действия не решили проблемы в корне, а значит, и они не знают, где выход. Во всяком случае, повторять опыт Степы Погорилого никто не решился, а слуги ФАГа еще не дошли до этого, иначе уже попробо­вали бы взорвать нагуали таким манером. Кстати, Артур Левашов...— Прохор помолчал, прислушиваясь к чему-то,—...исчез.

— Убит?

— Нет, просто пропал без вести. Обойма прикрытия констатировала исчезновение когга начальника погранот­ряда во время встречи с одним из роидов конвоя. Левашов готовил эксперимент, втайне от всех разумеется, и, до­ждавшись возвращения одного из чужанских конвоев, тор­педировавших нагуаль, направил свою машину на замы­кающего роида. И исчез! У Ставра загорелись глаза.

— Это означает одно: Артур нашел решение! Он теперь там, внутри роида!

— Ты думаешь? Мы тоже надеемся, что это так. Роид вернулся домой как ни в чем не бывало и ведет себя спокойно, ни в какие конвои больше не встревает. Мигель в связи с этим хочет встретиться с тобой, он тоже зани­мался изучением континуума чужан и подошел к решению достаточно близко.

— Нам надо было объединиться, а не решать задачу порознь. Но если Артур смог... Эх, черт побери, где же он увидел решение сингулярной точки? Какую калибро­вочную метрику применил?.. Дальше, дальше, отец!

— А что дальше? Все. Нагуали продолжают расти, разбрасывая во все стороны свои иглы-нити, которые, соединяясь, образуют странные объемные паутинные по­ля. Сквозь них и мышь не проберется. Рост вакуумных флуктуации возле нагуалей приводит к удивительным эффектам, вакуум «шатается», «кипит» и «вздрагивает». К чему это может привести, может сказать только Гос­подь... или Ян Тот. Кстати, Грехов посоветовал тебе с ним встретиться.

Ставр встрепенулся, недоверчиво взглянул на отца:

— Ян не пожелал разговаривать даже с Баренцем... Да и кто знает, где он живет? Я, например, не знаю.

— Я тоже, но, думаю, друзья Габриэля тебе подскажут. Слетай к нему домой и поговори с Диего. И вот еще что. Мы собираем экспедицию на поиски «серых призраков», Сеятелей. Возможно, ты войдешь в ее состав.

— Эту мысль вам тоже подсказал Грехов?

— Ты имеешь что-нибудь против? Нет, это идея Заба­вы Бояновой, которая уверена, что Грехов нам поможет. Ситуация складывается так, что без помощи извне нам не обойтись.

Ставр некоторое время разглядывал пол под ногами, потом встал и стремительно вышел. Прохор с улыбкой покачал головой, услышав голос сына из соседней комнаты:

— Извини, Дана, я был не прав. У твоего деда где-то здесь было шампанское. Давай выпьем по бокалу за успех безнадежного дела...

Остальные слова заглушил поцелуй, и Прохор на цы­почках пошел к метро...

Дом Грехова встретил его тишиной, приятными запа­хами и атмосферой сосредоточенной деловитости.

— Проходи, эрм,— раздался в прихожей голос Диего Вирта, открывшего дверь без всяких уточняющих вопро­сов, хотя Ставр изменил внешность и узнать его было трудно.— Тут тебе записка оставлена.

Ставр помимо воли заглянул в спальню Грехова, за­держался было в гостиной, увидев на диване какой-то длинный сверток фольги, но решил не злоупотреблять го­степриимством и прошел в кабинет хозяина, где его ждал инк.

«Запиской» оказался адрес Яна Тога, проживающего, как оказалось, в Мексике, в одном из вновь воссозданных городов исчезнувшей цивилизации майя — Теотиуакане. Кроме того, Грехов просил передать Яну посылку, тот самый сверток из фольги. Против посылки Ставр не воз­ражал, однако во встречу не поверил. Пробормотал:

— Почему он так уверен, что Тот Мудрый меня при­мет?

— Потому что необходимо создавать новую организа­цию, не имеющую аналогов среди ныне действующих и не подверженную коррупции и предательству.

— «Контр-3», что ли?

— Называй ее как хочешь. Информация, которую ты получишь от Яна, поможет тебе сориентироваться.

Ставр потоптался у мигающей огоньками колонны ин­ка. Можно было уходить, он получил все, что хотел, но какая-то трудноуловимая мысль не давала покоя, пока он ее не сформулировал:

— Диего, извините... не знает ли Габриэль, где искать Сеятелей?

Инк на некоторое время задумался, потом покачал го­ловой:

— Этого я не ведаю. Но, может быть, его приятель Морион знает?

— Кто это... Морион?

— Я его сейчас позову.

Через несколько секунд в глубине дома раздался всхлип, будто из трясины выдернули бегемота, затем по­слышались тяжелые, сотрясающие дом шаги, и в кабинет вошла странная фигура — двухметровая черная глыба, по­хожая на обломок скалы, от пола до середины закованная в золотистую многопластинчатую броню. Верх глыбы не­прерывно «дышал», то есть сыпь кристаллов на ней мед­ленно меняла форму, как и сами кристаллы и весь объем «скалы». Но главное — от нее исходила волна «живой» уверенности и силы, сопровождаемая целым букетом не­человеческих эмоций. Это был роид, чужанин, неизвестно каким образом попавший в дом Грехова.

С тихим шелестом в голове Ставра расцвел «кочан капусты», листья которого после недолгих конвульсий сло­жились в огненную надпись без точек и запятых:

«Приветствие здесь очень звать Морион дружение Габ­ри приятность».

— М-м-м...— ответил Ставр, но быстро поправился: — Я вас тоже приветствую... э-э... Морион. Я друг Габриэля и хотел бы выяснить одно важное обстоятельство.— Пан­кратов спохватился, что мыслит слишком быстро.— Вы ме­ня понимаете?

«Мы понимать,— был ответ.— Что есть интерес?»

— «Серые призраки»... то есть Сеятели... Где их можно найти?

Снова затрепетали, складываясь в слова русского язы­ка, огненные ленты:

«Они далеко есть много-много-много далеко позвать не­возможность необходимость полет струна».

— Значит, вы не можете сообщить координаты? «Точность неизвестность где есть позвать можность по­лет я знать можность полет сейчас».

— Он зовет тебя с собой,— хмыкнул Диего.

— Прямо отсюда?! — Ставр ошеломленно перевел взгляд с глыбы чужанина на Диего.— Но мне необходи­мо... о черт! И на чем же мы полетим? И как долго продлится полет?

Чужанин встопорщил кристаллики «кожи», переступил с ноги на ногу — раздалось глухое «тум-тум!», — но про­молчал. Вместо него ответил развеселившийся Диего:

— Полет — не совсем корректный термин в данном случае. Чтобы достать Сеятелей, надо проникнуть в дру­гую метавселенную. Хотя, возможно, потребуется и бросок по «струне» через пространство к точке перехода. Но я об этом знаю мало, поинтересуйтесь лучше у Габриэля. — Диего перешел на другой диапазон связи, что-то сказал роиду, и тот, не поворачиваясь, затопал обратно.

Ставр пришел в себя, когда звук шагов чужанина стих в коридоре и «хлопнула» — с тем же мокрым хлюпающим звуком — дверь его «кельи», та самая, за которую когда-то заглядывали дед Берестов и его внук.

— Приходите, когда будете готовы,— сказал все еще улыбающийся Диего.— В этом доме три типа метро: наше,

чужанское и Сеятелей. Какое-то из них и приведет вас к цели.

— Спасибо...— Ставр хотел задать еще один вопрос, но не успел, ощутив знакомое «колебание» внутреннего про­странства в голове, означавшее рождение Голоса Пустоты. Через мгновение рация «спрута» принесла новое изречение Голоса:

— Хорошее зеркало вызывает слезы культуры...

— Вы слышали? — прошептал Ставр.— Чушь ка­кая-то...

— Слышал.— Диего помрачнел.— Потеря качества сиг­нала влечет за собой снижение качества мышления.

— Простите, не понял...

— Всему свое время, юноша. До скорой встречи.

Все еще не пришедший в себя от встречи с роидом да вдобавок сбитый с толку объяснением инка, Ставр про­бормотал слова прощания и вышел. Голос Диего догнал его уже у порога:

— Возьмите-ка лучше на конюшне машину Габриэля. За домом ведется наблюдение, и до такси вы можете не добраться. А еще лучше воспользоваться метро. Коды вы­хода те же, что использует ваш отдел. А код входа сюда прочитаете в кабине, но не записывайте — запомните.

Ставр молча повернул обратно. Записать код мог толь­ко терафим, но Фил погиб, а сообщать об этом Диего не имело смысла.

Глава вторая ТОТ МУДРЫЙ

Теотиуакан, знаменитая столица древнейшей цивили­зации Центральной Мексики, располагался в пятидесяти километрах от Мехико в большой и плодородной долине и был построен индейцами в первом тысячелетии нашей эры, а воссоздан почти в первоначальном облике к четы­рехсотому году третьего тысячелетия.

Его вид сверху был так живописен, что, по молчали­вому согласию спутницы, Ставр остановил такси в воздухе, и они четверть часа любовались двумя пересекающимися главными магистралями города — Дорогой Мертвых и Про­спектом Жизни. Гигантские массивы Пирамиды Луны и Пирамиды Солнца, сложенные из асфальтобетонных бло­ков и облицованные нетесаным вулканическим камнем, с храмами на плоских вершинах, выглядели величественно и грозно, вызывая священный трепет. А обширный комп­лекс построек, возведенных на одной платформе у пере­сечения проспектов и объединенных под общим названием Сьюдадела, что по-испански означает «цитадель», бывший дворец правителя Теотиуакана, был поистине великолепен. В этом ансамбле сверкающих позолотой зданий выделялся храм Кецалькоатля — Пернатого Змея, покровителя куль­туры и знаний, одного из главных божеств местного пан­теона. Храм, состоящий из шестислойного основания — каждая следующая платформа была меньше нижней — и пирамиды с балюстрадой парадной лестницы, украшали скульптурные изображения головы Кецалькоатля и бога дождя Тлалока в образе бабочки. Это чудо древнеиндей­ской архитектуры можно было рассматривать часами.

К западу от Сьюдаделы располагался еще один комп­лекс построек, но уже современных, хотя и стилизованных под пирамидальную готику древних сооружений. Именно там, должно быть, и жил Ян Тот, характер которого, по отзывам, укладывался в знаменитое высказывание Эрнста Теодора Амадея Гофмана: «Друзья утверждали, что при­рода, создавая его, испробовала новый рецепт и что опыт не удался».

Полюбовавшись десятками пышных храмов и дворцо­вых сооружений по обеим сторонам проспектов, среди ко­торых выделялись Дворец Кецальпапалотля, Храм Ате­телько и Дворец Пернатой Улитки с их квадратными ко­лоннами, украшенными низкорельефными изображениями божеств и животных, орлов и ягуаров и красочными фре­сками, Ставр повел такси к кварталу Тепантитла. Грехов не дал точного адреса Тота, и теперь надо было искать его в поле Сил без особой уверенности, что их примут.

— Давай, я попробую определить, где он живет,— предложила Видана. Волосы девушка уложила короной, отблескивающей драгоценными камнями, а уник-платье превратило ее в индейскую принцессу.

Ставру ее наряд нравился, хотя он подумал, что Ян Тот вряд ли заметит, во что одета гостья.

— Попробуй,— согласился он.

Видана сосредоточилась, откинулась в кресле. Такси медленно плыло над городом на стометровой высоте, об­гоняемое другими аэрами и туристическими флайтами, трижды пролетело над открытыми барами, кафе и ресто­ранами, полными веселящихся посетителей. Точно такие же рестораны можно было встретить в любой части света, и Ставр невольно помрачнел, подумав: весь мир — ресто­ран! Он сознавал, что не прав, но в свете последних со­бытий воспринимал разгульное веселье людей внизу как открытый вызов ему и другим интраморфам, каждый из которых имел свое понятие об отдыхе, не связанное с ресторанным времяпрепровождением.

Минута истекла в молчании. Потом Видана вздохнула и неуверенно показала пальцем на одну из каменных пи­рамид на окраине массива Тепантитла.

— Здесь?

Ставр, который давно уловил «запах» ауры Яна и за­пеленговал его, понимая, что Тот обнаружил себя специ­ально, по просьбе кого-то из общих знакомых, того же Грехова, отрицательно качнул головой.

— Он живет на севере, в баррио Сакуала. Видишь на холме белокаменный комплекс с миниатюрной пирамидой? Это его дворец.

Видана уничтожающе смерила спутника взглядом, и Панкратов, чтобы предотвратить спор, вынужден был при­знаться, что принял «позывные» Яна. Озадаченная девуш­ка примолкла, и такси совершило посадку в углу патио — прямоугольного внутреннего дворика, вокруг которого вздымались стены владения Яна Тога. Аэр улетел, а они стали разглядывать архитектуру дома «с тылов», остано­вившись возле бассейна с хрустально-прозрачной водой и ожидая появления хозяев.

Многокомнатные ансамбли, обрамлявшие патио с трех сторон-, располагались на двухслойных платформах и име­ли узкие окна и двери, украшенные резьбой или фресками. Пирамидально-ступенчатые крыши зданий говорили о внутренних ступенчатых же сводах. Терракотовые стату­этки богов и животных, украшающие крыши, стоящие в нишах и по углам дворика, вносили завершающий штрих в гармоничность композиции.

Замыкался патио пирамидальным «храмом» высотой метров пятнадцать, который был точной копией Храма Надписей в Паленке. Пирамида состояла из девяти плат­форм, а венчала ее пятиоконная «усыпальница», к которой вела центральная каменная лестница в четыре пролета.

Ставр вдруг сообразил, что все здания, по сути, по­вернуты к патио не тыльной стороной, а фасадом, а это означало, что к дому Яна Тота дороги не было. Дом стоял на крутом холме, и добраться к нему можно было только по воздуху.

Поскольку прошло несколько минут, а во дворе никто не появился, Ставр предложил Видане поискать хозяина, но не успели они решить, откуда начинать поиски, как на вершине «храма» появился человек в развевающейся от ветра оранжевой накидке.

«Поднимайтесь»,— родился в головах гостей отчетли­вый голос.

Переглянувшись, они направились к лестнице и вскоре стояли напротив незнакомца, одеяние которого вовсе не было накидкой, а просто полоской кисейной материи, об­мотанной вокруг груди и ниспадавшей складками с плеч на руки и бедра.

Человек был молод, высок, худощав, блестящие исси­ня-черные волосы крылом нависали над высоким лбом и волной ниспадали на шею, узкое лицо с прямым носом и смуглой кожей красноватого оттенка подчеркивало целе­устремленность натуры, а черные глаза, слегка затуманен­ные внутренним диалогом или размышлениями, были пол­ны внимания и силы.

Пауза затянулась. Ставр заметил, как зачарованно Ви­дана смотрит на Тота, и сделал шаг вперед. Он не был готов к тому, что Тот Мудрый не старше его самого.

— Здравствуйте. Примите наши извинения, но мы...

— Я знаю. Приветствую элиту «контр-2» в моем скром­ном владении. Идите за мной.

Несмотря на жару и ясный солнечный день, внутри «храма» царили прохлада и полумрак. Узкий коридор, по­вернув дважды, вывел их в квадратное помещение со ста­туэтками по углам и с разрисованными стенами. Посре­дине в керамической ажурной вазе горел огонь, хотя не было видно, что его поддерживало: ни свечи, ни деревян­ной щепы, ни блюда с маслом и фитилем внутри вазы гости не заметили. За вазой чуть наклонно стояла стела с иероглифической надписью, а под ней — каменная скамья, на которой буквально светилась полуметровой ве­личины раковина, оправленная в золото.

На полу красовался ковер с орнаментом из геометри­ческих фигур, а на одной из стен — гобелен с таким же рисунком.

— Моя келья для размышлений,— сказал Ян Тот. За­метив, что Ставр разглядывает стену, добавил: — Здесь рассказывается о рождении Капайотля, моего предка в сто­пятидесятом колене, одного из правителей Йошчилана.

Тот откинул кисейную накидку на стене, скрывающую нишу, вернее, небольшой каменный склеп, жестом при­глашая гостей войти.

Склеп оказался натуральным лифтом, доставившим их на первый этаж здания, в комнату, иллюзией видеопласта преображенную в залитую солнцем веранду, зависшую над гигантским, сказочной красоты каньоном. У вырезанной из камня балюстрады, стояли столик и несколько легких кресел. Фрукты, конфеты и напитки возникли на столе, словно по мановению волшебной палочки, как только го­сти расселись по креслам. Ставр еще раз, более внима­тельно, присмотрелся к хозяину, пси-сфера которого аб­солютно не ощущалась, будто рядом находился не интра­морф и даже не человек вообще. Лишь изредка Ставр «хватал» высшие регистры пси-поля, и в такие моменты ему казалось, что где-то далеко-далеко играет музыка. Ставр понял, что, если бы полчаса назад Ян не высветил свою ауру ему для пеленга, они искали бы дом не один час.

В любом слое социума в любые времена существуют интеллектуальные лидеры, элита не по званию или рож­дению, а по природе — философы, естествоиспытатели, ху­дожники, сказочники, поэты, писатели. Но лишь единицы из них достигают высот духовного прозрения, дающих им власть ясновидения и абсолютного знания. Ян Тот отно­сился именно к ним.

Поймав темный взгляд хозяина, Ставр осознал, что в своей оценке не ошибается. Теперь он уже сомневался, что Ян так молод, как выглядит.

— Итак, я вас слушаю,— прозвучал наконец его вы­разительный пси-голос.

Он застал Ставра врасплох, и, чтобы не выглядеть в глазах — даже не Яна — Виданы мямлей, Панкратов бес­страстно проговорил:

— Я одержим подозрением о существовании иного по­рядка вещей, более таинственного и менее постижимого.

Ян Тот еле заметно усмехнулся, он понял, что это цитата из Кортасара, но ответить не успел, потому что вопрос задала Видана:

— Что такое нагуаль?

— Бесконечно глубокая потенциальная яма,— ответил Тот Мудрый невозмутимо.— Но в нашем континууме этот объект обрастает «шубой» вырожденной, или, как ее на­звали, Абсолютно Мертвой Материи. Не волнуйтесь, Ставр, наш разговор никто прослушать не сможет.— Ян странным образом уловил беспокойство спутника девуш­ки.— Угощайтесь и не стесняйтесь задавать вопросы, ради этого меня и просили встретиться с вами.

— Кто просил? — вырвалось у Ставра.

— Вы его не знаете,— был ответ, сбивший Панкратова с толку. Он приготовился услышать имя Грехова.

Видана, также ожидавшая другого ответа, не решилась задать новый вопрос и принялась за фрукты, среди кото­рых были и плоды жаботикабы, похожие на крупный ви­ноград. А Ставр, задумавшийся над «простым» решением загадки нагуаля, вдруг понял то, что мучило его со вре­мени эксперимента Степана Погорилого.

— Значит, Степан... просто очистил нагуаль... то есть «яму» от «шубы» вырожденной материи?!

— Абсолютно верно,— кивнул Ян Тот.— Вырожденная материя имеет как отрицательный объем, так и отрица­тельную энергию, которые можно уничтожить, аннигили­ровать с помощью перенасыщенных энергией пространств чужан. Но, к сожалению, это не решает всей проблемы: нагуаль как одномерный объект, как глубокая потенци­альная «яма» остается и продолжает аккумулировать вы­рожденную материю. Уничтожая «шубу», мы просто от­тягиваем финал.

— И все же это дает надежду...

— Согласен, полумера — тоже своего рода шанс, что мы успеем решить проблему нагуалей, но я пока такого решения не нашел. Вот еще одна причина встречи с вами. В нашем метагалактическом домене существуют лишь три вида разума, способные избавить Вселенную от нагуалей, но их еще надо отыскать. Однако, во-первых, я не уверен, что представители этих разумов захотят нам помочь, а во-вторых, что они успеют это сделать.

Ставр молчал. Информации на голову свалилось слиш­ком много, чтобы он мог произнести что-нибудь внятное. Зато не выдержала Видана:

— Что же это за виды разума? Тартариане, чужане и орилоуны? По-моему, они сами до сих пор не могут ра­зобраться с нагуалями.

— О нет, не они. Но для того, чтобы вы поняли, надо начать издалека, по сути — с рождения нашей метавсе­ленной, которая является всего лишь доменом, «клеткой» Универсума — существа или, скорее, разумной сверхсисте­мы, объединяющей в себе множество таких «клеток». Мы с вами живем внутри этой системы и зависим от конк­ретных законов, образовавших домен, но и Универсум за­висит от нас, хотя и на неизмеримо низших уровнях. Так вот, процесс рождения нашей метавселенной, маленькой «клетки» гигантского тела Универсума, контролировался как извне, так и изнутри. В самом начале рождения это были разумные стабилизирующие системы, назовем их Ар­хитекторами Мира, которые реализовали переход от инф­ляционной стадии развития домена, стадии раздувания, к стадии фридмановского расширения. Я не слишком зану­ден?

Видана, для которой речь Яна Тота была откровением, только покачала головой. Глаза ее горели. Но и Ставр слушал Тота с возрастающим изумлением и возбуждением, поскольку до этого знал лишь малую часть того, что втол­ковывал им Тот Мудрый. Правда, как ученый-физик Пан­кратов был подготовлен к восприятию новой информации и соображал быстро.

— То есть Архитекторы Мира,— сказал он,— реализо­вали наш вакуум! Вы это хотите сказать?

— Вы не ошиблись. Архитекторы откалибровали базу дальнейшего развития «клетки»-метавселенной — ее ваку­ум. А вот уже вслед за ними пришли Конструкторы, один из которых пережил свое время и «вылупился», благодаря нам, на Марсе. Они сыграли роль корректоров роста до­мена второй стадии, оптимизировав вакуум в домене таким образом, что тот стал основой собственно космоса с наи­низшим уровнем энергии и трехмерным «каркасом», бла­годаря которым мир стал сложным и многообразным, об­разовалась сетчатая структура метавселенной, галактики, звезды, элементарные частицы, взаимодействующие между собой по сложнейшим законам. Конструкторы как бы «впаяли» в мир, зафиксировали принципы, позволяющие метавселенной развиваться в соответствии с замыслом Универсума: расширение, предельная скорость передачи информации — триста тысяч километров в секунду, сетча­тость, неполная симметрия законов, асимметричность вре­мени...

— Погодите! — взмолилась Видана.— Дайте передох­нуть! Все, что вы говорите — это... это ужасно! И вели­колепно!

Ян Тот пошевелил рукой, и на столе появилось шам­панское. Он открыл бутылку, налил вино в бокалы.

— Попробуйте, это «золотое».

Ставр пригубил шипучий янтарный напиток и кивком выразил восхищение. Видана же, по-видимому, не ощути­ла ни букета, ни вкуса, ожидая продолжения.

— Конструкторы должны были инициировать появле­ние третьей волны разума — Инженеров, которые продол­жили бы работу по усложнению домена и рождению новых форм взаимодействий. Но что-то они сделали не так, вер­нее, они изменили — без воли Универсума — один из за­конов бытия, а именно — Макрозакон, утверждающий принципиальную невозможность получения полного зна­ния, и мир изменился настолько радикально, что в нем не осталось места для самих Конструкторов! А Инженеры так и не появились. Вместо них родились цивилизации вероятностного разброса, не связанные общей идеей и раз­вивающиеся, попросту говоря, как кому взбредет в голову. Сеятели, одиночники и познаватели — человечество их еще не открыло,— кайманоиды, джезеноиды, солнечники-плазмоиды, люди, наконец. Наш метагалактический домен как бы выпал из вектора прогресса, оказался ослабленным и предрасположенным к «вирусным заболеваниям». Ре­зультат вы знаете.

— Трансгрессия нагуалей,— вслух сказал Ставр. Спо­хватившись, снова перешел на слоган-речь.— Значит, ни­какого ФАГа нет? А есть лишь «вирусная инфекция» на­гуалей в нашу «клетку»-домен?

Ян Тот покачал головой.

— ФАГ существует, хотя и не в том смысле, какой вы придаете его деятельности. Нагуаль для нашего мира — действительно вирус, инициирующий рост «раковой опу­холи» вырожденной материи, и направляется этот процесс именно Фундаментальным Агрессором, олицетворяющим собой Закон Перемен... о котором говорить пока рано. Но прежде чем выяснить, что, собственно, происходит, кто такой ФАГ и что ему нужно, необходимо опять-таки на­чать издалека.

Итак, мы живем внутри живой (по иным параметрам, но живой) «клетки» исполинского живого (опять же не по нашим масштабам) и разумного (по иным законам) суще­ства Универсума. Не Бога или Брахмы, как утверждали адепты многих эзотерических школ и учений, но Миросу­щества. Как и любая клетка земного организма (аналогии вполне уместны), метавселенная имеет своеобразные «ва­куоли», «ядра», «стенки» и тому подобное, но так как эта «клетка» намного сложнее, она способна передавать «нерв­ные импульсы» — «мысли» Универсума. Это ее не основ­ная, но важная функция.

Теперь представьте, что в Большой Вселенной живут другие суперсущества типа Универсума. Они не всегда ла­дят между собой, а может быть, просто играют, но их взаимодействие (назовите его Войной, Игрой, Разговором или Наслаждением) всегда нарушает работу «клеток» еди­ного организма. И для существ, населяющих «клетки»-ме-тавселенные, это зачастую превращается в трагедию, ведет к самым настоящим войнам на уничтожение.

— Как в нашем случае... Но тогда ФАГ — это дейст­вительно «игрок»? Или «собеседник»? И живет он не в нашей Вселенной, а за пределами тела Универсума?

— ФАГ — это Миросущество Большой Вселенной со своим набором «клеток», законов, принципов и констант.

С нашим Универсумом он, возможно, и не воюет, даже наверняка не воюет, просто «играет», но для нас с вами эта игра оборачивается войной со всеми вытекающими по­следствиями, и мы обязаны драться, чтобы выжить. Задачи спасти метавселенную никто перед нами не ставил, но, возможно, я знаю не все, и появление в домене людей запрограммировано как раз на этот случай. Да и что такое в принципе одна клетка для организма, состоящего из мил­лиардов таких клеток? Для человеческого тела потеря од­ной клетки вообще незаметна. Но...— Тот понял, какое впечатление произвело на гостей его последнее заявление, и закончил: — Но, может быть, я не прав. Уверен лишь в одном: человек — система, решающая определенную функциональную задачу космоса, но он обладает доста­точной свободой воли.

— Как наши инки и витсы! — прошептала Видана. Она была потрясена, изумлена, шокирована и не скры­вала этого.

— Вы говорили о функциях «клетки»-домена...— на­помнил Ставр, не получивший еще всех ответов на воз­никшие по ходу рассказа вопросы.

— Вы уже сообразили. Чтобы добиться каких-то своих целей, Игроку, или ФАГу, надо прервать правильное функционирование «клетки», изменить ее состояние, и тогда он «впрыскивает» в нее ганглиоблокаторы, то есть вещества, прерывающие передачу нервного возбуждения по симпатическим нервам — если пользоваться анало­гией с любым живым организмом на Земле; нервные им­пульсы в ганглиях блокируются. Таким образом, нагу­аль — это...

— Ганглиоблокатор! Чем больше нагуалей «впрыснуто» в домен, тем быстрее пространство зарастет «паутиной» мертвого пространства и тем быстрее «клетка» выйдет из строя! Вы по этой причине упомянули о том, что мы можем не успеть найти союзников?

— Не совсем. Наша «клетка» -метавселенная уже пере­стала быть областью с временно стабилизированной физи­кой, и деятельность ФАГа в ней призвана ослабить закон роста энтропии, для того чтобы в дальнейшем космос не смог создавать Большие Информационные Системы, способные заменить Инженеров. Помните, я говорил? Архитекторы — Конструкторы — Инженеры... Но глав­ный плацдарм вторжения ФАГа — не макро- и мегакос­мос, а микромир! А также вакуум. К счастью, враг не может мгновенно изменить информационную матрицу ми­ра и действует пока на уровне локального изменения за­конов, но процесс этот уже идет, и количественное нара­стание может привести к качественному изменению мира практически в любой момент.

— Что именно пытается изменить ФАГ?

— Амплитуду флуктуации вакуума ему уже удалось увеличить. В нашем домене более шести тысяч разрешен­ных комбинаций протонов и нейтронов, то есть изотопов различных элементов, но лишь двести восемьдесят лежат в зоне стабильности. Например, уран может иметь сто семь изотопов, известно пятнадцать. А изменение вакуум­ных флуктуации приводит к сокращению числа стабиль­ных изотопов. Если так пойдет и дальше, станут радио­активными даже основные элементы, из которых состоят наши тела: азот, кислород, углерод, водород, сера. Изме­няется также гравитационная постоянная, увеличивается постоянная слабых взаимодействий, а самое страшное — увеличивается масса электрона...

— Что вызывает уменьшение дельта эм, разницы масс протона и электрона! — воскликнул Ставр.— Об этом пре­дупреждал Голос Пустоты! А я считал его речи абрака­даброй!

В глазах Тота мелькнул насмешливый огонек.

— Кажется, в вас не ошиблись, идеи вы схватываете быстро. Да, Голос о многом успел предупредить людей, но его почти никто не понял, не воспринял всерьез.

Ставр вспомнил загадочные слова Диего: «Потеря ка­чества сигнала влечет за собой снижение качества мыш­ления». Инк имел в виду, скорее всего, снижение интел­лекта Голоса из-за падения качества «нервного сигнала», передаваемого через «клетку»-домен. Этот сигнал Ставр воспринимал как беззвучный толчок в голову, внутреннее сотрясение сознания.

Помолчали. Ян Тот иногда как бы «уходил», выпадал из сферы общения — то ли продолжал размышлять над какой-то проблемой, то ли разговаривал с абонентами,— и С тавром овладевало чувство неловкости: они вынуждали этого сверхзанятого человека отрываться от более важных дел. Но кто был, черт бы его побрал, тот благодетель, что просил Тота поговорить с гостями?

И что же теперь? — спросила сникшая Видана.— Что нужно этому... Игроку?

— В отличие от Универсума, мы не знаем ни его ло­гики, ни психологии, ни цели, но решать мы должны свои задачи и на своем месте. Поскольку для нас это война, значит, надо воевать, драться за выживание, пока Уни­версум не прореагирует на наши усилия и не скажет, например: молодцы, ребята, хвалю! Или такое: а ну-ка прекратите возню, не путайтесь под ногами, вас вообще здесь быть не должно!

Ставр и Видана смотрели на хозяина с одинаковыми чувствами. Ян Тот улыбнулся, встал.

— Но я надеюсь, он так не скажет. Конечно, вряд ли наша деятельность очень важна для всего Универсума, равно как и потеря одной «клетки»-домена. Концепция Игры, утверждения Закона, важнее. А, как известно, de minitus lex non curat14. Однако, хотя мы и втянуты в Иг­ру-Войну помимо нашей воли, это не освобождает нас от ответственности за ее исход.

Гости встали, пора было уходить, хотя оба хотели бы беседовать еще долго.

— Что же нам делать? — спросила Видана с наивной непосредственностью.

— Главная задача — найти каналы просачивания в наш мир чужих законов, изменяющих наши константы. Но кто в состоянии это сделать, я не знаю. Может быть, «серые призраки»? Не уверен. Сам Конструктор или да­же Архитектор? Не знаю. Их еще надо найти. Но и людям предстоит поработать, очищая континуум от на­гуалей и скоплений Абсолютно Мертвой Материи, а мик­ромир — от чужих «вирусных» добавок, лишних изме­рений, полей и частиц. Кроме того, надо будет подумать и над очищением запрограммированных ФАГом людей, над изменением социальных отношений и самой концеп­ции бытия человечества. Кстати, последнее — задача ар­хисложная, потому что базисом человеческого существа остается пока животная сторона его природы, и даже интраморфы не полностью свободны от рудиментов аг­рессивных желаний, жажды власти, высокомерия или равнодушия. Прощайте, друзья. Надеюсь, мы еще ког­да-нибудь увидимся.

Ставр поклонился, собираясь уходить, но Видана не удержалась от вопросов, которые мучили ее:

— Ян, сколько вам лет, если не секрет? Тот Мудрый обозначил улыбку.

— Двадцать девять. А что?

— Я думала, вам не меньше двухсот...

— Если бы мне было столько, я ушел бы с Конструк­тором еще полсотни лет назад.

— А вы живете... один? — Видана покраснела, метнула на отвернувшегося Ставра косой взгляд.— Я пробовала зондировать ваш дом... нигде никого... простите, ради Бога!

Тот взял руку девушки в свою, коснулся легонько гу­бами пальцев, сказал вслух:

— Я живу один, Дана. Иногда это заставляет делать странные шаги, как, например, знакомство с вами. Но мой дом всегда будет открыт для вас.

Ставр вышел, стараясь не прислушиваться к разговору за спиной. Видана догнала его уже у лифта, глянула на каменное лицо-спутника, но ничего не сказала. Несложно было понять, о чем она думает. Ян Тот поразил ее, за­ставил работать фантазию и чувства, а его одиночество было достойно жалости. Одиночество — удел всех выдаю­щихся умов, вспомнил Ставр изречение Шопенгауэра. Дай Бог вам счастья, мыслители!

И Тот Мудрый ответил, каким-то образом уловив мысль Панкратова:

«Спасибо, эрм. Однако в этом мире можно найти лишь опыт, но не счастье. Ты еще убедишься в этом сам».

«А почему все-таки вы согласились встретиться с нами? Насколько мне известно, до этого вы практически ни с кем не вступали в контакт, кроме...»

«Кроме Лады, дочери Баренца. Ты угадал, эрм. Да, она моя жена, однако мы с ней... В общем, это неинте­ресно. А вот на вопрос отвечу: мне интересно было пооб­щаться с человеком, который, по прогнозу, должен лик­видировать эмиссара ФАГа и даже более того — выйти на уровень Игрока».

Глава третья НЫРОК В ЧУЖУЮ

Герман Лабовиц жил в Дакке, а работал в Такла-Ма­канском ксенозаповеднике, изредка оставаясь там на ночь и не испытывая от этого никаких неудобств. Он и в мо­лодости был неприхотлив, довольствовался малым и не тяготел к комфорту, а теперь, будучи экзоморфом, и вовсе перестал обращать внимание на такие мелочи.

Работа в бестиарии заповедника вполне отвечала его внутренним запросам, а дружба с интраморфами синклита давала необходимую разрядку и психологически-интеллек­туальный настрой. Кроме того, кое-какие обязанности воз­ложил на Лабовица Габриэль Грехов, и выполнять их в отсутствие бывшего проконсула было интересно. И уж со­всем увлекательно было оказаться в центре событий, свя­занных с деятельностью в Системе Фундаментального Аг­рессора, чье появление предсказал Грехов еще во времена Конструктора.

Нынешним вечером Герман тоже решил не лететь до­мой, а провести ночь на территории заповедника. К тому же собрался заглянуть на огонек Габриэль, и встреча обе­щала быть информативной.

До закрытия бестиария, в котором проживали предста­вители животного мира планеты Эниф — скалогрызы, ми­микрозавры и стражи, похожие на земных грифов, оста­валось около часа, когда на территории зоны объявилась компания юнцов, заставившая занервничать инка охраны.

Группа из одиннадцати человек, принадлежавшая к од­ной из сект подчеркнутого инфантилизма и напоминавшая своим поведением стаю обезьян, высадилась из аэров пря­мо в зоне, огражденной трехметровым силовым барьером, и, не обращая внимания на вопли служителей-витсов, при­нялась с хохотом охотиться за стражами и метить их све­тящейся краской.

Бестиарии замыкал северную оконечность заповедника и располагался на живописном горном склоне, испятнан­ном круглыми дырами — ходами скалогрызов. Территория его была невелика — три на четыре километра, и, кроме скал, ничего интересного на ней не находилось: ни кус­тарник, ни деревья здесь не прижились. Возможно, поэ­тому и экскурсанты посещали бестиарии редко, хотя ска­логрызы были достаточно экзотическими животными и зрелище представляли отменное, особенно когда играли друг с другом и прошибали скалы насквозь, будто те были бумажными.

Одиннадцать разукрашенных «охотников», пол которых определить было невозможно, вломились в будку контро­ля, разнесли аппаратуру вдребезги, изгнали витсов и при­нялись палить по всему, что двигалось, из портативных краскопультов. Стражи, которые здесь, в бестиарии, и во­обще на Земле не летали, убежать от «охотников» не могли и принялись прятаться в тоннелях, проделанных скалогрызами.

Досталось и мимикрозавру, имитировавшему вторую будку контроля. Восторгам диких' пришельцев не было конца, когда «будка» стала менять форму, пока не пре­вратилась в гигантского многонога, чем-то похожего на таракана. Животное попыталось спастись, а когда это не удалось — напало на преследователей, сбив аэр хваталом.

Когда Лабовиц примчался на место на патрульном пте­ране, схватка уже закончилась победой «охотников», один из которых оказался вооружен карабином «дракон». Взбе­шенный Герман рявкнул с высоты в мегафон-усилитель: «Всем лечь!» — догнал стрелка, отобрал карабин и с удо­вольствием съездил им же по пятнистой крысиной физио­номии. Остальные попытались устроить кучу малу, дабы проучить обидчика, но Лабовиц не стал церемониться и быстро охладил пыл «бойцов», наставив им шишек и си­няков. В эту секунду из выпуклого бока скалы с гейзером камней и дыма выполз скал огрыз, и обеим противоборст­вующим сторонам пришлось спешно ретироваться. Герман без особых угрызений совести оставил бы «охотников» на поле боя, но со скалогрызом шутки были плохи: все могло закончиться трагедией, ибо эти звери просто не видели людей благодаря своему гамма-радиоактивному зрению. Вместе с подоспевшей охраной зоны Лабовиц быстро за­грузил компанию в патрульный катер и отослал с пилотом разбираться в центральное управление охраны заповедни­ков.

Аэры улетели, пыль улеглась, скалогрыз застыл в полу­сотне метров блещущей металлической колонной, не об­ ратив внимания на возню у подножия скалы. Его кош­ марная голова, напоминающая гибрид фрез горнорудного комбайна с ушами летучих мышей, качнулась два раза слева направо и тоже замерла. И в этот момент из от­верстия старого тоннеля в скале, располагавшегося в де­ сятке метров от задумавшегося Лабовица, выпрыгнул че­ ловек. Мягко, по-кошачьи приземлился и повернулся ли­цом к Герману.

— Привет, стармен. Приятно видеть, что ты в форме. Лабовиц не ответил, узнавая бывшего К-мигранта

Вильяма Шебранна. С виду тот не был вооружен, однако Герман чувствовал прицельную цепкость взгляда Шебран­на, что указывало на встроенную в его костюм спецаппа­ратуру и оружие. Впрочем, на самом Лабовице был надет такой же костюм.

Не оборачиваясь, он огляделся в поле Сил и обнаружил еще двоих гостей, за спиной и сбоку, а также куттер за скалами, серьезную машину с серьезным вооружением. Ес­ли начнется бой, долго ему не продержаться. Но кое-какие сюрпризы эти гости на своей шкуре испытают.

— Не рад, что ли? — продолжал Шебранн, приблизив­шись на несколько шагов.— Или ждешь кого-то другого?

— Чего надо? — угрюмо поинтересовался Лабовиц.

— Значит, не рад. Впрочем, ты всегда предпочитал сра­зу брать быка за рога. Тогда к делу. У нас к тебе пред­ложение. Существует группа людей, которых не устраи­вает нынешнее положение вещей. Они нуждаются в хоро­ших помощниках-профессионалах, а ты бывалый стармен, экзоморф и мастер воинских искусств. Не хотел бы пора­ботать на них? Оплата очень высокая.

— Не хотел бы! — отрубил Герман, не пытаясь даже выяснить цену. >

— Мы так и предполагали. Тогда у нас есть еще одно предложение: дай нам код метро в доме Грехова. Он тебе не сват, не брат, не друг и не учитель. А мы в благо­дарность не станем искать твоих родственников и друзей, могущих пострадать ни за что.

— У меня нет родственников.— Лабовиц сделал шаг навстречу, и К-мигрант отлетел на несколько метров, грохнувшись спиной на камни.— У меня нет друзей. А теперь проваливай отсюда, пока цел! Повторять не буду.

К-мигрант не торопясь встал, покачал головой. Он го­товился применить оружие, но и Лабовиц был готов к стрельбе в любой момент, тем более что ему не надо было поворачиваться в сторону выстрела. Он выстрелил за спи­ну, как только услышал незвуковую команду «огонь!».

Лазерная трасса перечеркнула напарника Шебранна, подкрадывавшегося сзади, а еще один точный выстрел из «универсала» заставил второго помощника отступить за валун. Конечно, на них были защитные костюмы, выдер­живающие прямое попадание, к тому же Герман не был бесшабашным задирой, уверенным в своей непременной победе, а потому сразу после начала огневого контакта отступил к ближайшей дыре в горном склоне, вызывая охрану и свой личный аэр.

Однако, несмотря на успешный маневр, все могло бы закончиться печально, потому что гости кроме обычного оружия были вооружены своим, что и продемонстрирова­ли, выстрелив по Лабовицу из метателя «пауков». Но при­менить «генератор холода» они не успели, в конфликт вмешались другие силы.

Скалогрыз, дремавший на солнышке и, казалось, не обращавший внимания на развернувшиеся вокруг события, вдруг изогнулся и метнул в К-мигранта десятиметровый язык огня. Высокотемпературная плазма оказалась для Шебранна не очень приятным сюрпризом, и он, ослеплен­ный, с визгом нырнул за камни.

Следующий плазменный выхлоп превратил второго стрелка в живой факел, а третий не стал дожидаться ре­шения своей участи и рванул по склону к появившемуся как из-под земли аэру. Было видно, что это бежит не человек, но преследовать его никто не стал.

Аэр подобрал дымящегося Вильяма Шебранна и на фор­саже ушел в горы.

Лабовиц ждал появления из засады куттера, но он так и не прилетел: в заповеднике поднялась тревога, и на помощь уже спешила машина охраны.

— Отдыхай, смотритель,— произнес скалогрыз, повер­нув голову к Герману.— Вечером зайдешь, поговорим.

Животное свернулось кольцом, с силой распрямилось и вонзилось в бок скалы так, что вздрогнула вся гора. .Брыз­нуло во все стороны каменное крошево, дымные струи ударили фонтанами, а когда дым рассеялся, взору пред­ставилось аккуратное полутораметровое отверстие в скале, еще пышущее жаром.

Конечно, голос Грехова вовсе не означал, что это был он сам, но контраст впечатлял, да и способность экзоморфа влиять на события на расстоянии тоже.

Перед тем как перенестись на погранзаставу «Стрелец», Ставр имел разговор с отцом, выглядевшим рассеянно-оза­боченным, словно обдумывающим какую-то сложную про­блему.

После неудачи с захватом эмиссара на его базе Пан­кратов-младший оказался как бы не у дел. Никто не ста­вил ему никакой конкретной задачи: ни шеф СПП, ни Железовский, ни даже исполнительный лидер «контр-2» Джордан Мальгрив,— и, предоставленный самому себе, по­нимающий, что назревают какие-то важные события, Ставр решил действовать самостоятельно.

Прохор был занят до предела, но зная, что Ставр нуж­дается в поддержке, во встрече не отказал.

Он жил в центре Рославля, в стандартном кремнели­товом доме, возведенном еще сто лет назад. Для Ставра, родившегося в Смоленске, на родине матери, этот дом был в общем-то чужим, но квартиру отца он любил за уют и особый запах старины, рожденный великолепной библио­текой.

— Завтракать будешь? — спросил Прохор, работавший с оперативным инком в режиме «один на один».

Ставр сел в свое любимое кресло, вытянул ноги и стал созерцать спину отца. Тот обернулся, подняв бровь.

— Что-нибудь произошло?

— Па, скажи честно, кто уговорил Яна Тота встретить­ся со мной?

— А что, он тебя плохо встретил?

— В том-то и дело, что слишком хорошо. Так все же кто? Баренц? Аристарх? Грехов?

— Ты его не знаешь.

— А он меня, выходит, знает. Интересно. А ты сам давно узнал о положении дел на Земле и вообще в кос­мосе? Об Архитекторах, Конструкторе, Универсуме? О проникновении ФАГа, его целях?

— Об истинных целях ФАГа знает только он сам да еще Универсум,— уклончиво ответил Прохор.— Скажем, взрыв Тартара и Чужой — не главная его цель, но и пре­рвать передачу «высших нервных сигалов» через «клет­ку»-домен тоже не является основной его задачей, как утверждает Ян Тот. Хотя для нас это вопросы жизни и смерти.

— Понятно. Значит, ты все знал... и молчал. Панкратов-старший внимательно присмотрелся к холод­но-бесстрастному лицу сына.

— Ты должен был дойти до всего сам. Что тебя не устраивает конкретно?

Ставр не ответил, размышляя над словами отца. Потом изрек:

— А тебе не кажется, что мы раунд за раундом про­игрываем ФАГу по очкам?

Прохор наконец вышел из оперативного поля инка и буркнул ему: «...Посчитай сам, потом сравним». Повер­нулся к сыну:

— Ты ошибаешься. Мы отстаем от банды ФАГа всего на полшага, а по многим вопросам опережаем. Примеры? Сколько угодно. Видана Железовская рассчитывала взаи­модействие эгрегоров, что явилось неожиданностью для них и здорово помогло нам и еще поможет в будущем. А подручные ФАГа не смогли помешать ей. Забава Боянова рассчитала тупиковую ситуацию социума, ее рекоменда­ции также оказались нам исключительно полезными, и снова ФАГ не успел предотвратить передачу стратегически важной информации, хотя знал о расчетах и пытался лик­видировать Забаву. Кроме того, нападения на интраморфов перестали быть фатальнымг, оружие киллеров рассекре­чено, тайна нагуаля, по сути, раскрыта, в принципе вы­числена реперная база ФАГа. Скоро мы соберем силы и уничтожим ее. Появился мощный противник ФАГа и наш союзник Грехов... Как видишь, мы работаем, и результаты говорят сами за себя. А когда станет известна стратигема Игры Универсума, ее логика, цель и методы, мы начнем наступление.

— Но нагуали растут так быстро, что мы можем не успеть найти тех, кто способен очистить от них Вселен­ную!

— Мы работаем изо всех сил. Но торопиться не сле­дует. ФАГ силен и просчетов не прощает. Делай свое дело, эрм, и дай другим делать свое.

Ставр обнял отца, почувствовав прилив нежности в от­вет на его чувства.

— Ты меня не успокоил, отец, но все равно спасибо.

— Может быть, позавтракаешь?

— Нет, благодарю, я уже зарядился. Не выходи из связи, па, вдруг понадоблюсь.

Прохор только улыбнулся в ответ. Уже на пороге Ставр оглянулся.

— Известно, как убили Ги Делорма?

— Пока нет,— медленно ответил отец.

Видана ждала Ставра на причале транспортного тер­минала в Североморске, где им была обеспечена проводка по метро на погранзаставу «Стрелец». Обычным путем попасть в систему Чужой уже не представлялось возмож­ным, а Панкратову были необходимы свобода маневра и независимость от машинного парка заставы. Поэтому, вос­пользовавшись картой особых полномочий СПП, он добыл «голем» и собирался по грузовому каналу переправить его на заставу. Риск был минимален: даже если на заставе дотошный диспетчер выяснит, кому именно предназнача­ется «голем», скандала особого не будет, потому что офи­циально сектор пограничных проблем имел право на соб­ственный поиск в любом регионе космоса. Другое дело, что тоща о замысле Ставра узнает Мигель де Сильва, а этого Панкратов хотел избежать.

Одетые в «бумеранги» со спецоборудованием, неотли­чимые от любых других сотрудников погранслужбы, они предъявили в метро терминала личные допуск-фейсы и через несколько минут вышли из метро погранзаставы. Пока свершалась процедура перехода, почти не разгова­ривали. Лишь при выходе Видана спросила, вспомнив ви­зит к Tory Мудрому:

— Что такое «шуба»? Ян говорил, что нагуаль — это в основном «шуба» из вырожденной материи, которой оку­тана «яма» бесконечной глубины...

— Почему это тебя заинтересовало? — удивился Ставр.

— Не знаю. Вспомнилось.

— В принципе каждая известная тебе элементарная ча­стица представляет собой «зашнурованную» систему час­тиц, то есть одетую в «шубу» из других частиц. Например, «шуба» кварка состоит из трех глюонов и трех хиггсонов. Фотон — суперпозиция из нескольких нейтральных состо­яний глюонов, по сути весь — «шуба». Ну и так далее.

— Спасибо, я поняла.

Ставр продолжал поглядывать на девушку с недоуме­нием, и та терпеливо добавила:

— Что такое «шуба», я поняла, непонятно другое: по­чему ядро нагуаля, «яма», не засасывает в себя эту «шу­бу»? Ведь остальное вещество оно поглощает, не так ли?

Ставр не нашелся что ответить, и дальнейший путь до транспортного отсека заставы они проделали молча.

С момента исчезновения начальника погранотряда Ле­вашова режим охраны станции был ужесточен, поэтому их останавливали дважды: при переходе из отсека в отсек и во время пересечения зоны контроля транспортного от­сека. Инк охраны их пропустил, но патруль, состоящий из трех человек, вежливо оттеснил от входа.

— Извините, коллеги, но вас в списках допуска в этот бункер нет.

— Это всего лишь нормал,— проговорила Видана.— Три удара, и мы внутри. А иначе твой план провалится.

Ставр несколько мгновений решал, что делать, и не­известно, чем бы все это закончилось, если бы у отсека не появился Баркович.

— В чем дело?

«Этого нам только не хватало!» — подумал Ставр, внутренне сжимаясь, пока охранник докладывал .на­чальству причину конфликта. Куда ни пойдешь, везде торчит командор! Теперь конец поиску и свободной ра­боте вообще.

Но, к удивлению безопасника, командор погранслужбы не стал выпытывать, что делает на заставе штатный со­трудник СПП Ставр Панкратов и куда он собрался лететь «на ночь глядя» вместе с членом патрульной группы Ви­даной Железовской. Баркович, занятый своими мыслями, сказал всего два слова:

— Внести и пропустить!

И ушел по коридору, не оглядываясь, в сопровождении витса-андроида. Видана, глядя ему вслед, передала Ставру слоган, переводимый как изумленный присвист.

Охранник, человек дела, ничем не выразил своих чувств, козырнул, отступил в сторону. Ставр кивнул и направился в тот угол отсека, где их уже ждал персонифицированный «голем».

Стартовали вне всяких очередей и расписаний. Диспет­чер-инк заставы даже не запросил их имен, и это обсто­ятельство еще более озадачило Панкратова. Однако своими подозрениями делиться с Виданой он не стал, о чем впос­ледствии пожалел.

Бездна пространства распахнулась сразу со всех сторон, но невесомость длилась недолго — инк «голема» включил системы обеспечен «я, и пилоты почувствовали себя сидя­щими в креслах, хотя на самом деле были «запакованы» в коконе. Мир вокруг разделился на «верх» и «низ», «да­леко» и «близко». Чужая — звезда, например, была дале­ко, а Чужая — планета, рой чужан, казалась близкой. На разной стадии удаления высветились другие объекты: «ди­нозавролеты» чужан, кисейно-льдисто-стеклянные «эта­жерки» орилоунов, спейс-машины космического флота зем­лян. Нагуаль в форме объемной кляксы со множеством нитей излучал голубой свет в сорока тысячах километров от Чужой, но это было лишь его синтезированное инком изображение, сам он виден не был ни в одном из диапа­зонов электромагнитного спектра. Чужане, убедившись в том, что их решетка из «абсолютного зеркала» не послу­жила препятствием для роста нагуаля, убрали «зеркало» и ограничить рост «Шубы» больше не пытались.

В ушах проклюнулся шум эфира в интервале пси — в радиоинтервалах люди давно не вели переговоры, и лишь грохочущие молнии связи чужан и орилоунов вспарывали эфир в этих диапазонах. И снова Ставра неприятно по­разило отсутствие эфирного сопровождения их «единицы контроля». Будто никто не заметил, что «голем» покинул станцию и ушел в свободный полет.

— Не нравится мне все это,— сказал он вслух сквозь зубы.

— Что именно? — поинтересовалась Видана.

— Тишина. То, что нас никто не сопровождает. Что мы встретили Барковича. Давай разделим функции: я возьму на себя управление, связь и поиск, а ты включайся в боевую оперсистему «голема».

— С удовольствием!

Инк машины включил шпуг, и расстояние от заставы до псевдопланеты чужан, похожей на Фазтон-2, «голем» преодолел за четверть часа. И снова никто не окликнул их, не передал предупреждение, не выдал пакет разре­шенных траекторий, хотя неподалеку дрейфовал, спейсер пограничников «Кром». Переговоры экипажей земных ма­шин и дежурных заставы остались буднично спокойными, неторопливыми и функционально специфичными. На рейд «голема» не обратил внимания даже Умник базы, конт­ролирующий перемещение всех объектов в системе Чужой.

Планета роидов заняла весь объем переднего обзора, и Ставр перестал отвлекаться. Для выполнения задуманного необходимо было вывести машину точно по вектору дви­жения когга Левашова и найти точку входа в верхний слой гигантского шара роидов. Конечно, Артура уже ис­кали земные корабли, но они не знали того, что знал Панкратов, и поиски закончились безрезультатно.

Инк «голема», имевший запись сопровождения аппара­та Левашова, справился с задачей быстро, они вышли в точку входа в Чужую роида с коггом Артура внутри, и тогда Ставр начал свой поиск. Если Левашову удалось повторить опыт Погорилого и проникнуть внутрь роида, возле этого «обломка горы» должен был дежурить «дред­ноут» чужан, несомненно заинтересованный исчезновением земного аппарата.

Видана не знала замысла напарника, но вопросов не задавала, увлекшись созерцанием планеты роидов и со­вместной с инком работой по защите «голема». В отличие от земных наблюдателей, чужане обратили внимание на пришельца, но сопровождали его на расстоянии, держа «на поводке» локации. С момента конфликта, спровоцирован­ного эмиссаром ФАГа, в результате которого чужане на­пали на погранзаставу и земных исследователей, роиды больше не контактировали с людьми и вели себя сдержан­но, будто кто-то помог им разобраться с ситуацией и ре­абилитировать землян, и все же они явно начинали нер­вничать, когда земные спейс-машины приближались к их владениям, а больше всего — к нагуалю. Понять их было несложно: роиды боялись, что чужие исследователи слу­чайно дестабилизируют нагуаль, и тот взорвется, уничто­жив ближайший район космоса со звездой и планетой.

Полчаса прошло в молчании. Если бы не напряжение, охватившее Ставра, он тоже мог бы залюбоваться «ланд­шафтом» внизу — гигантским полем медленно движущих­ся черных камней разного размера. Вверху их плотность была мала, но чем глубже в недра роя проникал взор, тем скопление становилось плотней, пока не превращалось в сплошной «снежный ком». Но самым удивительным было то, что роиды при этом не касались друг друга, какая-то сила удерживала их на расстоянии сотен метров, и между ними можно было пробраться даже в центр Чужой, в ее ядро. Много лет назад отец Ставра проделал такой экс­перимент...

Панкратов уловил какой-то пси-шорох в общей каше звуков пространства, омывающих мозг, повернул «голем», и через несколько минут погружения в россыпь роидов они увидели целую группу объектов искусственного про­исхождения. Здесь мирно ужились чужанский спейсер, два горыныча и орилоунский «хрустально-дырчатый» корабль. И все они кружили вокруг трехсотметровой глыбы роида.

— Здесь! — воскликнул Ставр.— Артур здесь, внутри!

— Почему ты так уверен?

— Потому что горынычам и орилоунам внутри Чужой делать нечего, это машины чьих-то исследовательских или тревожных служб. Может быть, тех разумных, что поя­вились одновременно с «серыми призраками».

— Если уверен, продолжай в том же духе. Что будем делать?

— Дадим знать Артуру, что мы здесь, пусть вылезает.

— Каким образом?

Вместо ответа Ставр повел «голем» на сближение с горой чужанина. Горыныч и орилоунский спейсер на это не прореагировали никак, а чужанский «дредноут», дей­ствительно чем-то похожий на древний военный корабль, тотчас же пристроился рядом, разглядывая новый объект во все «глаза».

— Может быть, ты все-таки скажешь, что собираешься делать? — холодно осведомилась Видана.

— Расстреливать эту глыбу,— ответил Ставр.— Я за­готовил около сотни капсул с записью обращения к Ар­туру. Их надо вогнать в роида, а там уже, если Артур жив, он как-нибудь прочитает послание.

— Ну и что?

— Думаю, ему помогут выбраться обратно.

Видана выдала слоган, полный скептицизма и сомне­ний, но Ставр на него не ответил.

Стрелять пришлось наугад, потому что «голем» не имел аппаратуры, определяющей «слепые» пятна на поверхно­сти роида. Однако им повезло: из сотни капсул удалось вонзить в чужанина около двух десятков, после чего ос­тавалось только ждать.

Чужанский корабль подплыл ближе, подозрительно раз­глядывая «мечущий икру» земной аппарат, но Ставр пока не включал «саван» полной защиты, существенно ограни­чивающий маневренность «голема».

В ожидании прошел час, другой, потом Видана не вы­держала:

— Кажется, твоя идея не сработала, эрм. Может, лучше нам самим пролезть в роид? Определим точку, где про­никла капсула, и на разгоне на таран...

Идея была, что называется, «с сумасшедшинкой», и Ставр, наверное, рискнул бы ее апробировать, но в это время случилось то, на что он втайне не надеялся: из горы чужанина вылетел гигантский светящийся фантом, очертаниями похожий на человека в «бумеранге». Поплыл в сторону, корчась, оплывая, превращаясь в шар, в облако, в струю дыма. Растаял.

Горынычи на его появление ответили вдруг «атакой» чужанина и исчезли в том месте, откуда выплыл фантом, а орилоун перестал рыскать вокруг и застыл, повернув­шись к горе роида остроконечной головой.

Ставр не успел ничего ни предпринять, ни решить — ответ ли это Левашова или он сам, вернее, его «тень», сумевшая пробиться наружу из пространства роида, как появился еще один призрак, только поменьше. Отплыл, уменьшился, испарился. Затем еще один и еще, пока раз­меры фантомов не приблизились к размерам человеческого тела. И, наконец, с фонтаном черных обломков вылетел тускло мерцающий натуральный «бумеранг» с человеком внутри.

Сомнений не оставалось — это был Артур Левашов. По­чему он появился «голым», в то время как уходил на специально оборудованном когте, было неизвестно, однако Ставр не стал медлить, блестяще решив задачу поимки кувыркающегося человека.

Чужанский «дредноут» не успел даже развернуться, чтобы принять летящий прямо на него предмет, когда «го­лем», ведомый Панкратовым, «заглотнул» его и дал деру, увертываясь от плавающих вокруг роидов.

Через несколько минут они вылетели за пределы «ат­мосферы» планеты, но Ставр вдруг притормозил и спрятал «голем» за стометровой тушей одинокого роида, последнего из тех, что образовывали редкий верхний слой. Видана, порывавшаяся вылезти из кокона рубки и пройти в хво­стовой «карман» аппарата, где был запакован Артур Левашов, не подававший признаков жизни, замерла от жесткого возгласа Ставра:

— Не время! На место!

Девушку неприятно задел его тон, но она повиновалась, а когда огляделась в пси-поле, то поняла, что их ждут. И почти простила напарнику резкость.

Их сторожили по крайней мере три группы спейс-ма­шин, образующие каждая свой пси-фон ожидания. Одна, несомненно, принадлежала погранслужбе, две другие — неизвестным формированиям, в пси-фоне которых про­сматривалось больше негативных линий и отрицательных эмоций. Был еще один объект, наблюдавший за местным районом космоса, но он почему-то идентифицировался с планетой чужан или же прятался в ее глубине.

— Оружие к бою! — сказал Ставр с неожиданным хладнокровием — специально для Виданы: инку, управля­ющему оружием, эта команда была не нужна.— Пойдем «мотыльком», поэтому будь готова к перегрузкам.

Видана кивнула, сглатывая комок в горле. Она никогда не водила машины в режиме «мотылек» — с танцующим центром тяжести, когда его траекторию просчитать было невозможно, а ускорение при этом раскладывалось на три вектора, то есть как бы «раздирало» человека изнутри,— но слышать об этом слышала.

— Готова?

Видана снова кивнула, и хотя видеть этого Ставр не мог, он тут же выдернул «голем» из-за роида и включил форсаж, молясь в душе, чтобы им повезло и чтобы Лева­шов остался жив.

Глава четвертая ТИБЕТ - МЕРКУРИЙ

Левашов был слаб, но в сознании. Улыбаясь глазами, он оглядел примолкшую аудиторию: Герцога, Железовско­го, Велизара, Видану и Ставра. Все они по-своему оценили и пережили его рассказ, но главным в их чувствах было удивление. Артур выжил там, где человек не должен был выжить, и благодарить за это нужно было чужан, сумев­ших разобраться, кто к ним прибыл и с какой целью.

Конечно, Левашов мало что успел сделать, прорвавшись внутрь «обломка» чужанского пространства. Время там текло иначе, как бы колеблясь вокруг вектора времени снаружи, и по его часам прошло всего минут двадцать, как вдруг чужане сообщили, что его вызывают домой, да и вообще пора возвращаться, так как они не могут долго удерживать от распада континуум чужого пространства внутри своей «колонии».

Уходил Левашов с большим сожалением, хотя и пони­мал, что нельзя злоупотреблять гостеприимством. Но энер­горесурсы когга таяли на глазах, защита не справлялась с просачиванием внутрь законов чужого мира, пришлось катапультироваться в «бумеранге», когда чужане подали сигнал готовности.

Самым поразительным в контакте оказалось то, что собственно «люди» роида. изменялись при общении! А ведь живыми существами в понятии землян они не были. Вся их жизнь, по сути, представляла собой процесс математи­ческого преобразования при получении новой информации, ибо были они всего-навсего «пакетами формул». И тем не менее каждый из них имел личностные черты, обладая сугубо индивидуальной организацией и программой.

А самое главное, теперь окончательно можно было счи­тать подтвержденной гипотезу, что тартариане, чужане и орилоуны — родственники, вернее, одни и те же существа, но на разных стадиях эволюции выхода в континуум ме­стной метавселенной. И еще: Артур не был уверен до конца, но понял так, что «пространство» внутри роида — вовсе не трехмерная Евклидова пустота космоса, к какой привыкли люди. Его и пространством-то назвать было нельзя, а скорее скоплением удивительных геометрических фигур, изменяющихся в соответствии с «движением» чу­жан- «формул». По сути, это был процесс не передвиже­ния, а изменения фигур, быстрый или медленный, в за­висимости от желаемой чужанину скорости. Но увидеть это или ощутить Левашов не смог, все его органы чувств отказали, и мозг регистрировал лишь хаотическое метание пятен, бликов и призрачных фигур, отзываясь на поступ­ление информации, которую он не мог ни оценить, ни выразить образами, словами или символами. Чужане сами нашли способ сообщить гостю о себе, через аппаратуру когга, потому что они начали изучать жизнь людей раньше и продвинулись в этом направлении дальше.

— Спасибо, что вытащили,— сказал Левашов Ставру и Видане.— Я мог остаться там навсегда.

— Молодцы, молодцы,— проворчал Железовский, вста­вая; все четверо сидели вокруг кровати, на которой лежал Артур и которая находилась в знакомом бункере под Ти­бетом.— Одного не пойму: как вы догадались, куда именно ушел Артур?

Ставр встретил понимающий взгляд Левашова, который подмигнул и ответил вместо Панкратова:

— Мы с ним одинаково думаем и долгое время рабо­тали над одной и той же проблемой. Зато теперь чужане знают, что к ним могут просочиться нежелательные гости, способные разрушить их мир изнутри или снаружи, и при­мут меры. Ради этого я, собственно, и рисковал.

— И все же надо было предупредить, мы бы подстра­ховали.

— Меня кое-кто страховал... И он же помог Панкра­тову выбраться из безнадежной ситуации.

Все знали, о ком идет речь, и промолчали, только Ви­дана хмыкнула, выразив свое отношение образным слога­ном, в котором не было места словам.

Спас их Баркович, но неприязнь к этому человеку была столь велика, что факт спасения все объясняли неким ко­варным замыслом, осуществить который командор погран­службы не успел.

Ставр вспомнил возвращение с Чужой на заставу.

Целых пять минут, пока «голем» набирал скорость, их не трогали, а затем сразу с трех сторон началась стрельба на поражение. Как потом удалось выяснить, в охоте на них участвовало пять спейс-машин разного класса, три из которых оказались исследовательскими галеонами, одна — пограничным драккаром и еще одна — чужанским «сторо­жем». В арсенале «охотников» оказалось все, чем были богаты арсеналы Земли и кайманолюдей: лазерные и плаз­менные пушки, аннигилятор, генераторы свертки про­странства, нейтрализаторы межатомных связей (метатели «пауков») и вакуум-преобразователи — те самые уничто­жители, один из которых удалось добыть Ставру и Мигелю де Сильве.

Но «охотникам» удалось выстрелить по порхающему мотыльком «голему» всего несколько раз, причем дважды беглецов спасла лишь включенная вовремя «саван»-защи-та, то есть «абсолютное зеркало», а потом в эфире про­гремел рассерженный голос Барковича:

— В чем дело?! Это еще что за дуэль? Прекратить огонь! Всем прекратить стрельбу! С момента приказа буду рассматривать акт неповиновения по императиву «военные действия»! Каждый, кто нарушит приказ, будет немедлен­но уничтожен!

И стрельба стихла. Потому что командор имел возмож­ность уничтожить любую спейс-машину с борта погранза­ставы. Первым перестал преследовать «голем» чужанский корабль.

«Голем» доковылял до заставы на крохах энергии, где его подхватила спасательная система транспортного отсека, но еще до того, как в отсек ворвались пограничники, Пан­кратов вскрыл пилот-кокон и выбросился вместе с Лева­шовым в тоннель газосброса, откуда ему помог добраться до метро Пауль Герцог. Видана, таким образом, осталась одна и выбралась из «голема» уже под колпаком санитар­ного модуля.

Ставр представил лица пограничников, присутствовав­ших при этом событии, и усмехнулся.

— Привет, мальчики! — сказала девушка, грациозно выходя из кабины на стерильно-чистый пол модуля.— Как я рада, что меня встречает так много настоящих мужчин.

И вышла, проигнорировав растерянных врачей «ско­рой». В коридоре ее ждал Баркович в паре с неизменным витсом охраны.

— Зайдите ко мне,— сказал он, не удивившись отсут­ствию напарника девушки и отсекая тем самым возможные попытки ее задержания заинтересованными лицами.

— Что же он тебе сказал? — полюбопытствовал Ставр, когда они встретились в бункере Железовского.

— Он сказал: вы уволены!

— И все?!

— Все. Я повернулась и вышла.

Изумленный Ставр не нашелся, что сказать в ответ. Впрочем, не он один был удивлен реакцией Барковича, по сути спасшего их дважды — вмешательством во время возвращения «голема» и отстранением Виданы от работы, что выглядело со стороны как наказание и одновременно как попытка оказаться чистым перед ФАГом. Если только командор был его помощником. А подозрения такие имели под собой почву.

— Может быть, он пытается угодить и нашим и ва­шим? — предположил озадаченный Железовский.— Люд­виг далеко не глуп и должен понимать, чем грозит ему участие в деятельности ФАГа. Вот он и пробует таким образом реабилитировать себя...

Никто Аристарху не ответил.

— Ладно, отдыхайте, Артур, приходите в себя.— Вели­зар первым вышел из бокса. Он не собирался задержи­ваться здесь. Как и остальные, впрочем.— Идемте, кол­леги.

Они разместились в гостиной бункера, причем Видана не села в кресло, как все, а со скучающим выражением лица осталась стоять за спиной деда. Она ожидала разноса, бурного негодования по поводу их со Ставром самодея­тельного рейда и приготовилась защищаться. Но этого не потребовалось, потому что разноса не было. И вообще все было не так, как ей казалось.

— За операцию по спасению Левашова не хвалю,— сказал Велизар.— Ее просто надо было разработать глуб­же. Кто просчитывал варианты?

— Я,— ответил Герцог.— Но позволю себе не согла­ситься: операция была разработана с трехслойным при­крытием. Два слоя — информационное и навигационное сопровождение и транспортный канал — обеспечивали мы, третий слой — «контр-2». Я не знаю, какова степень уча­стия профи «погран-2» в рейде Панкратова, но не удив­люсь, если окажется, что грозный рык Барковича «пре­кратить огонь!» — дело их рук. Если бы не это обстоя­тельство, несомненно сыгравшее главную роль, мы бы на­чали прикрывать Панкратова своими средствами.

Видана, раскрыв широко глаза, переводила взгляд то на Герцога, то на Велизара, и Ставр прекрасно понимал ее чувства.

— Хорошо, аналитики решат, каков был шанс.— Вели­зар мельком глянул на Ставра.— Но все же вам не сле­довало рисковать жизнью Виданы Железовской.

— Я бы не справился один,— с легким сердцем ответил Ставр, зная, как подействует на Видану его заявление.— И она не воспитанница пансиона благородных девиц, а работник «погран-2».

Велизар поднял бровь.

— Спасибо за информацию. Что ж, снимаем этот воп­рос с повестки дня. Я очень надеюсь, что вы сделаете надлежащие выводы, но еще больше — что эксперимент Левашова приблизит нас к решению проблемы нагуалей. Что вы хотите добавить, девочка?

Видана создала слоган, соответствующий словам «э-э» и «м-м-м», покраснела, рассердилась и нашлась:

— Пауль, не хотите ли вы сказать, что всю операцию по розыску Левашова разработали вы, а не этот тип? — Она небрежно кивнула в сторону Ставра.

Присутствующие оживились. Железовский неодобри­тельно покачал головой, а Герцог улыбнулся:

— Мы разрабатывали ее вместе.

— А ваш намек на «контр-2»? Учтите, я хорошо знаю, что это за организация и как она работает. С какой стати она стала прикрывать наши игры?

— У нас с Панкратовым один начальник в «контр-2» — Джордан Мальгрив.— Бывший комиссар ОБ глянул на Ве­лизара.— Петр, теперь, наверное, можно посвятить их в наши дела, тем более что благословение Мальгрива я получил.

Велизар покачал головой.

— Похоже, никого в этой компании вы своим заявле­нием не удивили.

— Это уж точно,— подтвердил Железовский.— О су­ществовании «контр-2» знает даже Забава. И не стоит удивляться, извиняться, бить себя в грудь, что иначе было нельзя и что цель — выживание цивилизации — стоит тех мер по охране тайны, которые применили вы. Да, стоит! А теперь давайте о деле. Синклит по-прежнему предпо­читает действовать самостоятельно, хотя кое-какие задачи мы должны ставить вместе и координировать их выполне­ние.

— Спасибо, Аристарх.— Велизар передал слоган руко­пожатия — сожаления — вины — твердой воли — по­нимания — дружеского преклонения — необъятных про­сторов — шелеста волн — грозовых раскатов — птичьих криков — запахов луга и озона; эта мыслеформа была понятна всем.— Что вы хотите предложить «контр-2»? Кстати, я ведь тоже сотрудник этой организации. Иди, если хотите, советник.

— Я знаю,— ухмыльнулся Железовский.— Петр Пине­гин. Мы ведь тоже не простачки.— Посерьезнел.— Пред­лагаю, пока не поздно, ликвидировать помощников эмис­сара ФАГа: Алсаддана, Шан-Эшталлана, Шкурина, Лео­нида Сяопина и Еранцева. А когда отыщем базу эмиссара, Демиурга, то и его тоже. Я разработал план, однако его надо согласовать с руководством «контр-2», чтобы не полу­чилось накладок.

В бункере установилась тишина. Потом Герцог весело посмотрел на Велизара:

— Вы были правы, Петр. Наши старики во многом могут дать фору молодым.— Пауль повернулся к Аристар­ху.— Но мне в связи с этим вспоминается одно место в романе Вальтера Скотта «Квентин Дорвард»: «Если мы вздумаем силой проложить себе дорогу, эти молодцы по­рядком намнут нам бока, потому что война — их ремесло, а мы деремся только по праздникам».

Видана фыркнула. Из соседнего помещения прилетел сло­ган-улыбка Левашова. Но Железовский остался серьезен.

— Среди нас тоже есть молодцы, чье ремесло — война. В чем конкретно вы сомневаетесь?

— Извините, Аристарх, я не хотел вас обидеть. Но сейчас нет смысла ликвидировать помощников эмиссара, он тут же отыщет новых, и мы не будем знать — кого именно. Этих-то мы знаем и контролируем каждый их шаг. Вот когда отыщется база эмиссара, тогда и возьмем на вооружение ваш план.

Железовский хотел что-то сказать, но вмешался Вели­зар:

— Не надо возражать, адепт кулака, Пауль прав. Дай ему в помощь Забаву, пусть поработает с аналитиками, необходимо сделать эфанализ уровней вмешательства ФАГа

— Что, в «контр-2» нет сильных эфаналитиков?

— Такого класса — нет. А что, ты боишься, Забава не справится?

— По-моему, уровни вмешательства ФАГа известны: макромир — войны, скопления галактик, звездные систе­мы, мегамир — социум Систем, в том числе наш, челове­ческий, и микромир — вакуум, константы взаимодействий, то есть уровень физических законов. Не так?

— Нужен расчет последствий, причем не только даль­нейшего вмешательства, но и наших ответных действий. Очень скоро мы перейдем в атаку на уровне социума, наше отступление было временным, и потребуется коор­динация всех сил и связей. Но прежде надо попытаться отыскать «серых призраков». Я очень надеюсь, что Грехов знает, где они теперь.

— Почему же он до сих пор не вошел в контакт с нами? — проворчал Железовский.— Что за проблемы ре­шает в одиночку, изредка делая барские жесты? Согласен помочь — помогай, не хочешь — обойдемся без тебя. Я та­ких вещей не понимаю.

— И не надо,— покосился на него Велизар.— Видно, стареешь, патриарх. А ведь когда-то тебе дали кличку «роденовский мыслитель». Габриэль помогает больше, чем тебе известно. К тому же ты знаешь его не понаслышке, мог бы и не трогать.— Глава Всевеча встал.— Все, у меня нет времени, решайте свои задачи без меня. Пауль, дай им проводку по нашей основной сети связи «спрут-2», пусть включаются. И мой вам совет, Ставр: поговорите с дедом, а лучше с бабушкой Настей, она расскажет вам о своем отце, Андрее Демидове. Это представляет интерес.

Он вышел. Попрощался с Левашовым. Тихо «вздохну­ло» и «выдохнуло» метро.

— Как говаривал Ларошфуко, старики потому так лю­бят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры,— сказал, белозубо улыбаясь, Герцог.

— Что он имел в виду, упоминая Демидова? — спро­сила Видана.

— Андрей Демидов погиб,— сказал Железовский нехо­тя,— во время одного эксперимента... Что-то Петр тем­нит...

— Я выясню,— сказал Ставр.— Но мне тоже пора идти.

— Нам по пути,— кивнул Герцог.

— А я? — Вопрос получился жалобным, детским, и Ви­дана раздраженно топнула ногой.— Черта с два вам удаст­ся отделаться от меня, эрмы! Тем более что я теперь свободна в выборе занятий. И я знаю, куда вы идете — на Меркурий. Не так ли, джентльмены?

— Придется взять ее с собой,— хладнокровно произнес Ставр.

Герцог засмеялся и вышел. Он вообще был веселым человеком, хорошо чувствовал собеседника и понимал юмор.

Меркурий, оставаясь планетой вулканов, резких тем­пературных контрастов, огненных озер и ледяной коросты, планетой дымов и пыльных свищей, с жиденькой атмо­сферой и силой тяжести, в четыре с липшим раза меньше земной, давно был освоен людьми и представлял собой один металлодобывающий и энергетический комплекс. Земляне здесь не жили, как на других планетах Системы, а прилетали работать, изучать природные особенности, не­дра планеты и близкое Солнце, чье присутствие ощуща­лось во всем и везде, даже на больших глубинах или под защитными колпаками. Изредка Меркурий посещали экс­курсии или одиночные любители экзотики, созерцатели странных слоистых ландшафтов, а также кипящего светила с его протуберанцами, пятнами и тысячекилометровыми факелами.

Ставр, Герцог и Видана прибыли на Меркурий слож­ным путем — системой метро на один из энергоконцент­раторов, плавающих над планетой, а оттуда на грузовом галеоне — в район терминатора, где «контр-2» имел свою базу, не контролируемую ФАГом. Поэтому у них было время полюбоваться на дневную и ночную стороны Мер­курия, а также на Солнце, грандиозная масса которого воспринималась не шаром, а стеной расплавленного ме­талла, изъязвленного порами и фонтанами, готовыми, ка­залось, вот-вот пролиться на планетную твердь под ними. Впрочем, дневную сторону Меркурия едва ли можно было назвать твердью, она представляла собой гигантское ды­мящееся «болото» с кочками и островами ажурных губча­то-мшистых конструкций из тугоплавких пород, чистых металлов — цинка, марганца, железа, их окислов и сер­нистых соединений, а также горных хребтов из тугоплав­ких магнезитов, красивейших плато с причудливыми ска­лами и необычных «эоловых городов», формы которых не поддавались описанию. «Болота» были заполнены расплав­ленным оловом, свинцом и ртутью, запасы которых на Меркурии удовлетворяли потребности человечества на всю отпущенную ему Вселенной жизнь.

Ставр, как и любой школьник, в свое время, конечно же, побывал на планетах Солнечной системы, в том числе и на Меркурии, но суровая эстетика этого мира, ближай­шего к Солнцу, захватила и его.

Видана также рассматривала меркурианские ландшаф­ты с восхищением, и лишь Герцог, бывавший здесь чаще, остался к ним равнодушным.

Все трое были включены в обе сети связи — офици­альный «спрут» и «спрут-2», доносивший вести только строго ограниченному контингенту людей, причем канал этот был зашифрован и декодированию не поддавался, а потому сотрудники «контр-2» не сомневались в конфиден­циальности передаваемой информации. Что это было не так, знали только несколько человек в Системе.

Ставр давно слушал обе системы связи, Видане же было интересно сравнивать поступающие сообщения, и она все время порывалась обратить внимание спутников на возни­кавшие несоответствия. Ей достало выдержки и такта не закатить скандал своему начальству в «погран-2» по по­воду столь запоздалого выхода на уровень необходимой информированности, но обида осталась, и Ставр старался не касаться этой раны, обдумывая каждый свой жест.

Он понимал, что Видану просто берегли до поры до времени как хорошего аналитика, не слишком надеясь на ее данные оперативника, не перегружая ее заданиями, но делиться своей догадкой с девушкой не стоило.

Ставр улыбнулся, и девушка, живо ощутив его настро­ение, с подозрением оглядела обманчиво мягкое и спокой­ное лицо.

— Что вспомнил? Только не говори, что не думал сей­час обо мне, я ведь чувствую.

— Я подумал, что нам чертовски повезло, что ты с нами,— сказал он серьезно.

Видана готова была вспыхнуть, но вмешался Герцог:

— Подтверждаю, мисс,— и инцидент был исчерпан.

Галеон одним движением преодолел последние две сот­ни метров до посадочного комплекса, был принят финиш-системой и втянут под купол наземной базы. Стены пас­сажирской каюты ослепли, вспыхнул белый свет. Герцог первым вышел в коридор. Видана задержалась, остановив и Ставра:

— Послушай-ка, а что это за история с твоим прадедом произошла, Андреем Демидовым? Почему Велизар сказал, что она представляет интерес?

Ставр опешил, он думал о другом, но шуткой отвечать не стал, видя, что Видана грозно сдвинула брови.

— Демидов был биологом и погиб во время экспери­мента.

— Какого эксперимента? Что, он испытывал на себе?

— Ты угадала, он ставил опыт по упрочнению челове­ческой кожи и...

— Опыт не удался?

— Наоборот, удался, но последствий Демидов рассчи­тать не смог. Его хоронили как глыбу металла. Пошли, нас ждут.

Ставр догнал Герцога, и они вместе вошли в центр управления базой.

Местным хозяйством заведовали всего два оператора в коконах-креслах, но база была связана с сетью других таких же закрытых баз, станций, центров связи, транс­портных комплексов, заводов, институтов и тревожных служб, поэтому в зале оборудована специальная оператив­ная персонзона, позволяющая подключаться каждому ра­ботнику к тому каналу в сложнейшей круговерти инфор­мационных потоков, на какой он был допущен согласно уровню ответственности. В данный момент здесь находи­лись трое: бронзоволицый мужчина с орлиным носом и гривой седых волос, одетый в белый уник с короткими рукавами, молодой пограничник и Прохор Панкратов, отец Ставра. Прохор поднял руку, и пришедшие сели рядом в мидель-кресла, представлявшие собой более современные системы управления и связи, чем коконы. Они ничем не отличались от обычных кресел, но, будучи включенными в систему управления, становились буквально продолже­нием человеческого тела и мозга.

Герцог сразу включил кресло и «ушел» в переговоры с Прохором, тоже сросшимся со своим креслом и «сидев­шим в канале» какого-то инк-сектора. Ставр этого делать не стал, и Видана шепнула:

—А зачем Велизар напомнил об этой истории? Я по­няла, что методы упрочнения кожи существуют, Демидов был первым... но тебе-то зачем это знать?

— Успокойся,— коротко ответил Панкратов.— Потом выяснится.

Он, конечно, знал, почему Велизар вспомнил давнюю трагедию — видимо, для выполнения той задачи, к какой его готовили, понадобится и Д-прививка, как называли упрочняющую обработку кожи специалисты. Но, во-пер­вых, выдержать Д-прививку мог далеко не каждый инт­раморф, а во-вторых, она перестраивала организм челове­ка: делая его неуязвимым для многих видов оружия, она каким-то образом влияла и на психику, а существовала ли дорога обратно, наука не знала.

Видана заметила заминку спутника, но переспрашивать не стала, ушла в свои мысли.

Ставр поймал жест Герцога и включил кресло.

Перед его глазами сформировалось оперативное поле компьютерного контроля со всеми его связями. Инк «вы­резал» в этом поле отдельное «окно интереса», и все поле информвзаимодействий как бы отдалилось, а на передний план выплыли две схемы, напоминавшие хрустальный шар,— модель метавселенной в доме Грехова. Одна схема представляла собой сеть объектов, подконтрольных ФАГу, вторая — контролируемых «контр-2». Обе сплетались в сложный сетчатый узор, состояли из тысяч пульсирующих огней, по желанию разворачивающихся в значимый объект со всеми его характеристиками, но, как показалось Ставру, схема «контр-2» владела большим объемом связей и даже дублировала часть объема ФАГа.

В полном объеме картину взаимодействия сил ФАГа и защитных систем человечества Ставру видеть еще не при­ходилось, но он сразу разобрался в значении некоторых узлов схемы «контр-2», обозначивших центры управления. Их было целых три, но лишь один реагировал на приказ развернуть данные по этому объему, а именно — центр управления нижней агентурной сетью «контр-2», непос­редственно подчинявшийся Джордану Мальгриву. Правда, полных сведений инк все равно не выдал. Ставр, не увидев ни своего имени, ни кодового обозначения, с некоторым облегчением понял, что он к этой сети не принадлежит.

Канал персональной пси-связи с отцом принес его сло­ган-улыбку:

— Не волнуйся, эрм, это не рабочая схема, а видовая, оценочная картинка. Агентов твоего класса нет даже в кондуитах Умника, координирующего всю оперативную работу «контр-2», их знают лишь непосредственные на­чальники.

— Я и не волнуюсь. Но на схеме я вижу кое-что не совсем приятное. Оказывается, ФАГ контролирует больше половины ресурсов отдела безопасности!

— К сожалению, ты прав. Еранцев оказался очень опе­ративен и закодировал много важных работников ОБ, поч­ти из всех секторов. Бог миловал только высший эшелон контрразведки и сектора пограничных проблем, да и то лишь потому, что Мальгрив и Сильва «усиленно помога­ют» Еранцеву и Шкурину. А теперь посмотри на регион Меркурия и Солнца. Что видишь? Ставр посмотрел.

— Меркурий чист?!

Ни в одной из схем Меркурий не фигурировал в ка­честве форпоста той или иной стороны, и в то же время Ставр находился на базе «контр-2» и знал, что у ФАГа здесь тоже где-то припрятана своя база.

— Ты правильно понял,— вступил в разговор Герцог.— На Меркурии удобней всего иметь главные центры управ­ления своими сетями исполнителей, так как расстояния в эпоху метро и «струнной» связи не играют роли. А то, что у Солнца появились горынычи, лемоиды и чужане, говорит лишь о...

— ...появлении в Солнце нагуаля,— докончила вклю­чившая свое кресло Видана.

Мужчины переглянулись.

— Один вопрос,— продолжала девушка, забавляясь ре­акцией слушателей.— Куда делся командный пункт ФАГа из Фаэтона-2?

— Никуда,— ответил Прохор.— Он торчит в Фаэтоне, как и прежде, но под «абсолютным зеркалом», так что обнаружить его нашими средствами невозможно. В прин­ципе это даже не запасной командный пункт, а база кай­маноидов, используемая ФАГом для кодирования достав­ляемых туда жертв. Мы ею займемся позже, никуда она не денется.

— Но ведь это все равно что кинжал, торчащий в серд­це! Его надо срочно вытаскивать, лишить ФАГа союзни­ков...

— Кинжал — это очень образно и красиво, девочка, но всему свое время,— вмешался вдруг в разговор смуглоли­цый седой старик, глянул в их сторону.— Это вы Ставр Панкратов?

Ставр наклонил голову, искоса глянул на отца.

— Зайдите ко мне через полчаса.— Старик стремитель­но, совсем не по-стариковски, вышел из зала.

— Кто это? — спросила Видана.

— Отец Тота Мудрого,— ответил Прохор Панкратов,— глобалист-статистик Пайол Тот.

— Почему я должен его слушаться? — осведомился Ставр.

— Зайди, поговори,— пожал плечами Герцог.— Может, что новое узнаешь. Вы пока отдохните, ребята, а мы тут прикинем кое-что. Через пару часов встретимся.

Ставр спокойно поднялся, предложил руку Видане:

— Пошли погуляем по местным буеракам.

Видане очень не хотелось уходить, но, подавив разоча­рование, она с великолепной грацией подала Панкратову руку, и они вышли из зала.

— Хорошая пара,— сказал Герцог рассеянно.

— Кошка с собакой,— так же рассеянно ответил Про­хор, знавший историю отношений сына с внучкой Желе­зовского.— А ну как она права?

— Насчет нагуаля в Солнце?

— Мы этот вариант не учитывали.

— Даже если его там нет, надо срочно объявить, что он есть. Это даст нам возможность спокойно искать базу эмиссара.

— Гениально!

Глава пятая МЕРКУРИЙ - СОЛНЦЕ - ЗЕМЛЯ

Голос Пустоты пробормотал что-то о «черных снегах, соединяющих небо и землю Вселенной», и умолк.

— Он заболел,— грустно сказала Видана.— Неужели это правда, что из-за паутины нагуалей сигнал по «нер­вам» Вселенной передается с искажениями?

Ставр промолчал, хотя сам подумал о Голосе с жало­стью и сожалением, как о сошедшем с ума человеке. Под­нялся на небольшой слоистый холм, откуда было удобно обозревать окрестности базы. Видана, которую так и под­мывало спросить, о чем он говорил с Пайолом Тотом, отцом Яна Мудрого, прошла чуть дальше, до скопления ноздреватых зелено-бурых глыб, остановилась у длинного, идеально полукруглого и гладкого желоба.

— Смотри, что это? Похоже, кто-то бурил почву. Ставр оглянулся. Девушка разглядывала аккуратную гладкую воронку в виде конуса, разрезавшую желоб. Ка­залось, воронка эта, как и желоб,— творение рук челове­ка, настолько она была геометрически совершенна.

— Димпл-кратер. Когда метеорит сюда свалился, от со­трясения обрушился весь свод лавовой трубы, оттого желоб получился таким ровным.

Видана прикусила губу, перепрыгнула кратер и удали­лась по коростообразным наростам почвы метров на сто.

Как и на Ставре, на ней был «бумеранг», открывавший голову и руки, так что казалось, гуляли они по земному парку в обыкновенных униках.

Край Солнца с отчетливо видимыми крыльями проту­беранцев освещал вершины близкой горной гряды, превра­щая их в прозрачно-рубиновые силуэты, и даже здесь, за линией терминатора, свет Солнца был так ярок, что ло­жился на костюмы, лица, ладони жидкой пленкой огня. Если бы не инк «бумеранга», регулирующий яркость по­ступающего к глазам света, на Солнце невозможно было бы смотреть.

Ставр понимал, что Видана жаждет узнать о разговоре с Пайолом Тотом, однако пересказать его не мог.

Обстоятельной беседы не получилось. Отец Яна Тота был лаконичен и скор на выводы, так что вся их встреча длилась всего три-четыре минуты. Панкратов не успел да­же рассмотреть спартанскую обстановку жилища глобали­ста.

— Вы кое-что сделали, мастер,— начал Тот, довольно бесцеремонно разглядывая фигуру Ставра. При этом он пытался заглянуть в его мысленную сферу, но Панкратов тихо «свернулся в клубок».— Но пора от мелких дел пе­реходить к крупным, предназначенным только для вас.

— Кем предназначенным?

— Судьбой.— Пайол Тот остался невозмутим.— Судьба эрмов отлична от судеб других паранормов, вы должны это чувствовать. Где-то я слышал рассуждения насчет ин­траморфов о том, что якобы они — будущее человечества, люди, живущие в космосе более свободно и мощно. Так вот — это ошибка! Появление интраморфов — реакция социума на внешние раздражители, помогающая челове­честву выжить. В каком-то смысле мы, паранормы, дей­ствительно более совершенны, чем нормалы, но не более того. Мы — не вершина человечества, как утверждал в свое время архонт Всевеча. И уж тем более эрмы — не будущее интраморфов. Эрмы — воины, предусмотренные Универсумом, чтобы человечество выжило в условиях жестко регламентированных Игр. Или Войн, если будет угодно. Понимаете?

— Понимаю,— угрюмо ответил Ставр.

— Это я в продолжение мысли о судьбе. Теперь о ва­ших конкретных целях.

— Я привык получать задания от непосредственного на­чальства.

— Мальгрив подчиняется Совету-2, а я — агемон Со­вета.

— И все же, прошу прощения, хотел бы услышать на этот счет мнение Джордана.

Пайол Тот некоторое время разглядывал каменное лицо Панкратова, и тот на мгновение почувствовал невероятную силу этого человека. Его друзьям можно было позавидо­вать.

— Да, это наша общая беда — все еще слабое взаимо­действие интеллекта и инстинкта. Человеческая индиви­дуальность слишком абсолютна, чтобы человек мог выра­зить себя во Вселенной. Она ему не нужна. Впрочем, он ей такой — тоже. Хорошо, не буду настаивать. Но выслушайте хотя бы, что вам предстоит сделать в бу­дущем. По шкале важности эти задачи тянут на макси­мум — сто баллов.

— Я и так догадываюсь.

— Ну-ну, это интересно.

— Выход на центр эмиссара, нейтрализация эмиссара и его помощников, поиск Сеятелей и Конструктора. Не так ли?

В глазах Тота проступило нечто напоминающее сдер­жанное уважение.

— Я не ошибся в вас. Единственное уточнение: эмис­саров у ФАГа много, каждый контролирует свой район. В Солнечной системе он один, по уровню решаемых задач равен эмиссару Тартара или Чужой. Все остальные изве­стные вам личности — его помощники, в том числе и К-мигранты. Но есть эмиссары высших уровней: отвеча­ющие за Галактику, за скопление галактик, за местный участок сетчатой структуры домена, за весь метагалакти­ческий домен. Даст Бог, мы и до них доберемся, но в союзе с друзьями, которых вы перечислили. Не увлекай­тесь только нейтрализацией помощников эмиссара, это де­ло соответствующих служб. Всего доброго.

Ставр повернулся, чтобы уйти, но вспомнил, что хотел спросить:

— Если вы видите так далеко... в чем причина Войны? Черты лица Пайола Тота смягчились.

— Вопрос познавателя. Но для того, чтобы понять при­чину Войны, надо взглянуть на нее со стороны, с такого наблюдательного пункта, которого у нас, увы, нет! Фило­соф ответил бы вам, что, во-первых, термин Война не совсем корректен и ее следует все-таки именовать Игрой. Во-вторых, концепция Игры разработана не для того, что­бы в ней принимали участие люди, мы втянуты в нее помимо своей воли и вынуждены бороться за жизнь. Фи­лософ расставил бы все точки над «i», но я не философ.

Одно могу сказать с большой долей уверенности: в нашем регионе наступила временная стабилизация Игры. Сле­дует ждать следующего хода Игрока, в нашем случае — ФАГа. Вам необходимо как можно быстрее пройти оп­тимайзинг и сделать Д-прививку, хотя... последнее мо­жет повлечь фенотипическую коррекцию... Но вы — во­ин, ратный мастер, а воин не должен страшиться неиз­веданного. Не так ли?

— Спасибо, я понял,— сказал Ставр. Аудиенция закончилась...

— Ты о чем задумался так глубоко? — донесся пси-го­лос Виданы.

— Не понимаю, почему Тот уверен, что именно я дол­жен...

— Что?

Ставр окончательно осознал, где находится. В несколь­ко прыжков приблизился к девушке, стоявшей на одной из оплавленных глыб в позе памятника.

— Чего ты не понимаешь?

— Пайол Тот сказал, что я покончу с ФАГом, вот я и думаю — с чего это он взял?

Видана засмеялась:

— Панкратов-младший в роли Демиурга — это звучит! Не хочешь рассказывать, о чем вы говорили с Тотом, не надо, но не ускользай, я тебя хорошо чую, эрм. Что будем делать дальше?

— Красивый пейзаж, не правда ли? — сказал Ставр. Видана не рассердилась, только взглянула на край Солнца.

Спустя час дороги их разошлись.

Девушка получила приказ Железовского и отправилась на Землю для выполнения какого-то необычного эфанали­за вместе с Забавой. А Ставр получил допуск на посе­щение центрального Меркурианского визуально-оптиче­ского и ЭМ-регистрационного комплекса, наблюдавшего за Солнцем всеми доступными человеку средствами кон­троля. Услугами комплекса пользовались практически все службы Системы — от Института погодного прогноза до транспортной и аварийно-спасательной служб. Отец Ставра отправился вместе с ним, и Ставр почувствовал прилив сил и желание действовать. Он никогда не думал, что это может быть так приятно — чувствовать рядом на­дежное плечо отца.

В Бриарей, как называли комплекс наблюдения за Солнцем сами работники, входили, конечно, как назем­ные, так и космические станции слежения, антенные си­стемы, телескопы, фиксаторы полей, счетчики частиц и локаторы, но все каналы и линии связи с ними сво­дились непосредственно к центральному зданию комп­лекса, расположенному на ночной стороне Меркурия, где царил почти такой же холод, как и на обратной стороне Луны, но полного мрака никогда не было из-за эффектов светопереноса. Газопылевая пелена Меркурия, которую называли его «атмосферой», была очень разре­жена, однако ее плотности хватало, чтобы над ночной половиной планеты светился фиолетово-розовый колпак аврор-эффекта.

В Бриарей можно было попасть и через метро, но отец и сын во избежание лишних пересудов взяли аэр, включенный в опознавательную систему местной транс­портной сети, и Ставр мог оценить пейзаж вокруг ком­плекса и само здание — гигантский километровый купол из чешуйчатого материала, напоминающего панцирь че­репахи.

В зал управления они не пошли, а свернули в недра комплекса, предъявив инку охраны сертификат допуска. Опустились на нижний горизонт здания и вошли в мало­приметную дверь с надписью: «Аварийный выход».

Открывшееся помещение было невелико и напоминало персональную зону контроля на базе контрразведчиков, да и функции выполняла эта зона аналогичные, разве что область контроля была иной. Аппаратура этого «второго центра» позволяла считывать любую информацию, по­ступающую в Бриарей со всех сторон, синтезировать и анализировать ее и давать карты прогноза поведения Солнца для нужд «контр-2». Но это не было единствен­ной функцией центра-2, он мог проследить за переме­щением любого аппарата в окрестностях Солнца или вы­явить его характеристики, портовую принадлежность и параметры перевозимого груза, а также заглянуть глубоко в недра Солнца для выяснения происходящих там процес­сов.

Ставр с отцом устроились в мидель-креслах. Вклю­чившееся инк-сопровождение дало им грандиозную па­нораму кипящего Солнца, и оба некоторое время просто рассматривали сердитый лик дневного светила, прежде чем войти в поле необходимой системы расчета и опоз­навания.

Инк выдал им данные по зафиксированным «узлам сфинктуры» — районам солнечной поверхности, где реги­стрировались отклонения от нормальных состояний фото­сферы. Узлов было около тридцати, и предстояло изучить их поведение, чтобы отобрать два-три для детального ана­лиза.

Ставру делать это было легче, он имел соответствую­щее образование, подготовку и опыт ученого-физика, но Прохор владел более широким спектром интуиции и ори­ентировался в космосе свободно, поэтому к концу рабо­ты — через три часа с лишним — они сравнили выводы и остались довольны друг другом: оба отметили одни и те же районы Солнца с уровнем сильного локального загряз­нения. Таких районов набралось четыре, но после недол­гих сравнений и анализа Панкратовы остановили выбор на двух и дали инку задание сосредоточить внимание на них.

— Если база эмиссара не торчит в одном из подозре­ваемых окон,— сказал Ставр отцу после возвращения на базу,— я съем собственный глаз.

— Если мы там ничего не найдем,— в тон сыну от­ветил Прохор,— я съем твой второй глаз. Но, думаю, до этого не дойдет. Во-первых, в отмеченных нами рай­онах рыщут чужанские «дредноуты». Что они там ищут? Нечего им делать в Солнце, кроме как дожидаться ко­манды хозяина.

— Ты думаешь, ФАГ закодировал и чужан?!

— Кто знает его возможности? Факт налицо — чужан­ские спейсеры плавают в фотосфере Солнца. Во-вторых, температура экзосферы в этих местах намного ниже, чем в других, что говорит о колоссальном поглощении энергии. В-третьих, там собираются солнечные «улитки», в которых ксенологи подозревают зачатки разума.

— Это все не главные признаки. Эмиссар должен управлять деятельностью своих помощников и всех формирований в Системе, то есть иметь собственную сеть связи и контроля. Почему же мы ничего не слы­шим?

— Этого я не знаю. Ты физик, ты и решай. Может быть, он использует иные принципы связи, какие-нибудь высшие вибрации поля Сил, например, а не электромаг­нитный диапазон.

- Я подумал об этом, но это еще надо доказать. А метро? У эмиссара должен быть прямой выход на Землю, то есть канал метро.

Они остановились у входа в обеденный зал базы.

— Метро тоже использует принципы свертки простран­ства,— сказал Прохор,— вот и помозгуй, каким образом можно создать «сверхструну», чтобы ее нельзя было засечь нашими приборами. Зайди поужинай, проголодался небось.

— А ты?

— Поем позже. Вечером заскочишь, побеседуем. Ставр хлопнул ладонью по ладони отца и проследовал в уютный зал столовой, где за столиками сидели парами или поодиночке проголодавшиеся работники.

Биоритмы человека в отсутствие обычной смены дня и ночи смещаются сначала к двадцативосьмичасовому суточному циклу, потом к сорокачетырехчасовому, при котором сон длится не менее четырнадцати часов. Бы­валые стармены, большую часть времени проводящие в космосе, вне Земли, так и живут: четырнадцать ча­сов — сон, тридцать — бодрствование с восьми разовым питанием. Но на всех поселениях человечества в космо­се, имеющих метро, поддерживался земной распорядок дня и земная сила тяжести, потому что большинство работников поселений жили на Земле и, отработав смену, возвращались домой.

На этой базе, принадлежащей секретной сети «контр-2», также поддерживался земной ритм жизни, хотя ее работники покидали базу редко.

Ставр выбрал свободный столик с видом на речку и луг, сделал заказ, стараясь ничем не выделяться, но поесть в одиночестве не успел. В зал вошла Анна Ковальчук из команды Вивекананды и сразу направилась к нему. Ставр не поверил глазам, но это была Анна, физик-фридманолог и композитор, прелестная блондинка с ямочками на ще­ках, быстро краснеющая, виновато улыбающаяся и хруп­кая. Ставру всегда хотелось защитить ее от кого-то, такое впечатление трогательной слабости и наивности создавала вокруг себя девушка. Почему она оказалась на базе «контр-2», было неизвестно, однако расспрашивать ее об этом Панкратов не стал.

Поужинав, они поднялись наверх, в парковую зону со смотровой галереей, потом слушали музыку в каюте Анны, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не просочившийся в голову слоган отца: «Быстро ко мне!»

Ставр никогда не задавал в таких случаях вопросов типа «что случилось?», считая их лишними, и сбежал от расстроившейся Анны, пообещав разобраться кое с кем и не задерживаться. Но к ней он уже не вернулся.

С Земли пришло сообщение об исчезновении над ак­ваторией Эгейского моря, в районе острова Крит, Виданы Железовской и Забавы Бояновой.

По пути стало известно, как Боянова с внучкой ока­зались на Крите.

Аналитический центр «контр-2» располагался на остро­ве Родос, замаскированный под обычную хозяйственно-ад­министративную штаб-квартиру одного из греческих но­мов — экономических районов. Сделав расчет, женщины решили устроить себе экскурсию по островам архипелага, многие древние города которого были восстановлены зано­во, и след их пропал после посещения Крита — древней­шего очага культуры Европы, с его античными храмами, театром Софокла и Кносским дворцом-лабиринтом. Инк, сопровождавший женщин в поле опознавания (у Бояновой была рация «спрута»), потерял их во время перелета на аэре с Крита на соседний остров Тира. В поле Сил Боянова не вышла, и даже Аристарх Железовский не знал, что с ней стряслось.

Проконсул синклита ждал Ставра в порту Ираклиона, самого крупного города острова, возле восстановленной до­рической колоннады храма Гефеста, окруженной рощей финиковых пальм.

Солнце еще не село, но уже клонилось к горизонту, и по земле стлались ровные гребенки теней от пальмовых стволов. Жара стояла под сорок градусов по Цельсию, но ни Ставру, ни Железовскому это не доставляло неприят­ных ощущений — оба умели регулировать обменные про­цессы и температуру тела.

— Они здесь были.— Аристарх угрюмо поведал исто­рию своих поисков.— Я чую следы, но даже в поле Сил никого не слышу. Не могли же они прямо отсюда махнуть на метро к звездам? Но даже в этом случае я бы услышал Забаву...

Ставр задумчиво прошелся вдоль колоннады, остано­вился возле входа в акрополь, стены которого были сло­жены из огромных каменных квадратов. Выходить в поле Сил не спешил, настраивая себя на глубокое проникнове­ние и высокое напряжение своего «сверх-Я». Он тоже чув­ствовал, что Видана была здесь с бабкой, но никаких тре­вожных ассоциаций при этом не возникало.

— Прикройте меня.— Ставр присел на львиную лапу; скульптуры двух огромных львов украшали вход в акро­поль.— Я выйду в Большой эйдос.

С этой мыслью Панкратов резко ускорил темп жизни и вышел в энергоинформационное поле Земли, сразу пре­вратившись в гигантское миллиарднорукое и многотелое существо, сердцем которого была вся планета. Колоссаль­ный объем информации обрушился на голову эрма, и даже с его сверхреакцией и скоростью обработки, почти не ус­тупающей скорости инка, было чрезвычайно трудно разо­браться с этой информацией, отсеять ненужное и проша­гать по «этажам» эйдоса, углубляясь в ту область знания-чувствования, которая приближала его к цели..

Через минуту он вылетел «на поверхность» сознания, как ныряльщик из-под воды, жадно ловя ртом воздух, почти обессилевший, потерявший большое количество энергии. Осознал, что сидит на ступеньке мраморной ле­стницы, а Железовский придерживает его за плечо. Сказал с бледной улыбкой:

— Человек, к сожалению, не готов к восприятию эйдоса на уровне поля Сил.

— На, хлебни,— Аристарх сунул в руку Ставра жес­тянку с тоником. Тот в два глотка осушил банку, на взгляд Аристарха отрицательно качнул головой:

— Их нигде нет. Вернее, они ушли с острова, и над морем их след пропал, оборвался. Этому может быть толь­ко одно объяснение...

— «Абсолютное зеркало»... Их неожиданно перехватили и спрятали под колпаком «зеркала». Только стена поля­ризованного вакуума недоступна пси-зрению. А если их переправили на машине с «зеркальным слоем» в космос?

— Нет, я чувствую, что «зеркальный» объект здесь, на море. Надо вызвать звено тральщиков со спецаппаратурой и прочесать акваторию моря, коридор я укажу.

— Хорошо.— Аристарх решал быстро.— Я свяжусь из аналит-центра с Джорданом и объясню ситуацию. Жди здесь, восстанавливайся, я скоро.

Железовский исчез за линейкой пушистых сосен, мирно уживающихся с финиковыми и банановыми пальмами, и через мгновение птеран унес проконсула в глубь острова. Ставр подождал немного, вызвал такси. Просто сидеть и бездействовать он не мог.

Над морем, даже на достаточном удалении от берега, «мела метель» аэров, птеранов и просто летающих на ан­тиграв-поясах туристов, компаний отдыхающих людей и веселящейся молодежи, презирающей правила полетов и просто хорошего тона. И Ставр подумал, что даже если завтра по всеобщему информвидению объявят о начале войны, мир все равно будет веселиться, шутить, смеяться, шуметь и жить так, как привык, глубоко равнодушный к самому себе и судьбам народов.

На полпути к острову Тира воздушные транспорт-про­гулочные потоки поредели. Зато внизу все чаще проплы­вали комфортабельные морские лайнеры, круизные ватер-бусы, платформы, парусные суда и базы глубоководного туризма. Что толкнуло Ставра снизиться и пройтись над одной из таких баз, он и сам не знал. Но потом пришло ощущение узнавания, и он не раздумывая посадил аэр возле стада ярких машин на финиш-поле платформы с тремя куполами морских лифтов, ресторанным комплек­сом, солярием и бассейном с пресной водой, полными бронзово-загорелых тел и красочных пляжных витсов, об­служивающих эти тела.

Глава шестая УРОВЕНЬ-5

Ставр медленно прошелся по галерее, опоясывающей пляжную зону с бассейном, прислушиваясь больше к себе, чем к звучащей многоязыкой речи вокруг. Он знал все тринадцать языков, входящих в группу «великих», на ко­торых разговаривало большинство населения Земли: ки­тайский (три миллиарда), английский (миллиард), русский (тоже миллиард), а также хинди, испанский, немецкий, французский, бенгали, индонезийский, португальский, итальянский, арабский и, кроме того, интерлинг,— но здесь, на элитарном плоту комфортной базы отдыха, раз­говаривали по крайней мере на трех десятках языков. Рас­стояния в век мгновенной транспортировки не имели зна­чения для решения задач отдыха, как, впрочем, и языко­вые барьеры. В общественных местах всегда можно было найти витса-лингвера и пообщаться с любым человеком, даже если тот был немым.

За Ставром в отдалении следовал патруль охраны по­рядка— двое рослых парней в «бумерангах», замаскиро­ванных под кисейно-прозрачные противозагарные костюмы (многие предпочитали иметь естественный цвет кожи), но для Панкратова эта парочка опасности не представляла. Его влекло к одному из куполов герметириума, откуда желающие полюбоваться подводными красотами ныряли в морские глубины в пузырях-батилайтах.

Ничего подозрительного не обнаружив, Ставр ленивой походкой пересек пляж и остановился под козырьком входа в купол герметириума. Вошел в поток Сил, напряженно поискал пси-эхо Виданы и Забавы и наконец услышал тихий, на грани дуновения ветра, отзвук пси-резонанса. Отзвук был слабым и больше не повторился, но Ставр уже понял, что он на верном пути. Теперь предстояло найти помещение, для каких-то целей окруженное слоем «абсолютного зеркала», и попытаться проникнуть внутрь. А там посмотрим, подумал Панкратов с холодной угрозой.

Он обошел все три зала герметириума с кабинами под­водных лифтов и боксами для «выдувания» пузырей. Же­лающих понырять хватало, автоматы едва справлялись с очередями, но обслуживающий персонал был невелик — по одному оператору на зал и один медик на весь герме­тириум. Последнего Ставр и решил побеспокоить, потому что его внезапно заинтересовал отсек скорой помощи, объ­ем которого занимал почти треть герметириума.

Что-то здесь было не так. Для серьезного лечения вне­запно заболевших отдыхающих достаточно было отправить их с помощью метро в клинику на материк, а для снятия стресса, солнечного удара, опьянения или насморка хва­тило бы пятиметровой кабинки с медицинским комбайном. Этот же герметириум имел настоящий медцентр с каки­ми-то сложными энергетическими установками, информа­ционным комплексом и отдельной башней для приема аэро­машин. Времени на запрос в информаторий управления — зачем морской базе отдыха такой медцентр? — не было, и Ставр решил выяснить это на месте.

Его спасли два обстоятельства: отсутствие какой-либо охраны отсека, что заставило его насторожиться и напрячь пси-резерв, и опыт фантоматического моделирования, ко­торым он занимался в свободное время. Потому что вход в медотсек оказался входом в фантоматический генератор, моделирующий виртуальную реальность. Такие генераторы были запрещены, потому что не гарантировали участникам игровых комбинаций надлежащей безопасности, угрожали здоровью и зачастую приводили к сильнейшим нервным расстройствам, а то и к смерти игроков. Но подпольные игровые синдикаты не обращали внимания на такие пус­тяки, и народ, жаждущий «хлеба и зрелищ», валил к ним валом, чтобы пережить небывалые ощущения.

Этот фантом-комплекс был создан для отдыхающей элиты, не для массового использования, и окружен «абсо­лютным зеркалом», что делало его практически неуязви­мым. Ставр вышел на него случайно, благодаря единст­венному несоответствию в защите генератора — чрезвы­чайно большому внутреннему объему. Однако контрраз­ведчик очень хорошо помнил знаменитый афоризм Плавта: неожиданное случается в жизни чаще, чем ожидаемое.

Ему дали войти в игровую зону беспрепятственно, что означало — его не узнали. Выйти из зоны теперь было очень сложно, и только великолепное знание принципов моделирования, техники внушения и приемов «ухода в иную реальность» помогло Ставру сразу отсечь себя от игрового инка. Он знал, что фантоматический генератор способен дать огромное количество разнообразных безус­ловных реакций, вполне адекватных действительности, в ответ на различные комбинации внешних раздражителей. Даже интраморф в большинстве случаев не в состоянии отличить галлюциногенную жизнь внутри генератора от настоящей, обычный же среднестатистический гражданин ловился в сети иллюзора надежно и после игры был на сто процентов уверен, что все происходило с ним наяву. Чтобы не попасться в сети «сверхреального» бытия, Ставр вынужден был отключить сознание, перейти на экстероцепторное15 зрение и, постоянно вводя коэффициент оши­бочного восприятия, сопровождать свое «я» в запредельном состоянии.

Генератор использовал сценарий «широковариантной интеллигибельности», то есть внушал каждому игроку то, что тот хотел видеть и ощущать. Для Забавы Бояновой и ее внучки он создал неотличимый от реального подводный лабиринт, в конце которого ждали освобождения захва­ченные эмиссаром ФАГа Аристарх Железовский и сын За­бавы, он же отец Виданы, Веселии Железовский. Ставр вошел в игру в тот момент, когда женщины «пробились» во второй круг лабиринта, уничтожив команду витсов и их руководителя-нормала.

Глаза и другие человеческие органы чувств говорили Ставру, что он тоже находится под водой, в тоннеле, ве­дущем куда-то в недра подводного хребта, но «параллель­ное я» отмечало все тот же игровой зал герметириума с десятком комнат и коридорчиков, имитирующих сложное хозяйство игровых зон для всех игроков.

Видану и Забаву Ставр нашел в одной из таких комнат закутанными в опухолевидные коконы систем гипервну­шения.

Таких систем он еще не видел, по сложности и мощи гипнополя они превосходили все созданное людьми, но и комплекс предварительного ввода в «инореальность» был достаточно мощен, чтобы увлечь таких сильных интраморфов, как Боянова, внушить им чужой сценарий и довести до полного капсулирования пси-сфер. Было жутко смот­реть, как ноги и руки женщин подергиваются в такт их «действиям» в том мире, где они сейчас жили. Глаза их были открыты, но ничего не видели, вернее, видели вну­шаемую картину: подводный коридор с отблескивающими перламутром стенами, морских чудовищ, бросающихся в атаку, тупики с ловушками, подводные аппараты, норовя­щие захватить плывущих или расстрелять их из лазеров, витсов, бросающихся со всех сторон... Но... женщины жили в этом тоннеле, сражаясь по-настоящему, потому что их целью было освобождение близких.

Времени на постепенный «спуск» программы у Ставра не было, он чувствовал, что за ним пошла охрана гене­ратора, и поэтому сделал единственно возможную в этих условиях вещь — отстрелил кабельные подводы к опухо­левидным коконам гипносистем. Резкий выход из игры грозил женщинам шоком, бунтом вегетативной и сомати­ческой систем, но дальнейшее промедление означало по­терю темпа и в конце концов проигрыш.

Теперь осталось добраться до игрового инка и активи­ровать его программу свертки генератора, а по пути вы­яснить, откуда здесь такие необычные устройства и кто за всем этим стоит.

Две лазерные вспышки пронзили мрак помещения, от­резая коконы с женщинами внутри от журавлиных шей машинного ввода. Ставру показалось, что он пережил бо­лезненную встряску организма наравне с Виданой и За­бавой. Однако задерживаться здесь не стоило даже на се­кунду, и он метнулся в коридор... чтобы встретиться лицом к лицу с целой обоймой кайманоидов и охранников в «ха­мелеонах».

И снова подсознание сработало раньше. Обойма охран­ников оказалась уловкой фантомата, иллюзией, почти не­отличимой от реальной группы людей. Из четырнадцати «единиц опасности» только двое были настоящими людьми в спецуниках с гермошлемами, отсеивающими пси-образы генератора. Их Ставр нейтрализовал походя, в стиле «гриз­ли», вдребезги разбив шлемы и надолго оглушив парней.

Как он и предполагал, центральный конфигуратор инка располагался в середине герметириума, в круглом поме­щении с тремя входами, охраняемыми витсами. Уничтожив все три плавающих «ската», чтобы не ждать выстрела в спину, Панкратов проник в помещение и остановился, уз­рев возле пульсирующей огнями колонны инка черную фигуру.

— Привет, эрм,— прозвучал равнодушно-ироничный пси-голос.— Надо признать, ты достаточно серьезный про­тивник.

Вспыхнул дневной свет.

На Ставра смотрел К-мигрант Анатолий Шубин. Лицо его было неподвижно и ничего не выражало, но в глазах с тремя зрачками тлела угроза.

— Ты хорошо сопротивляешься на уровне «один на один»,— продолжал Шубин,— и мы примем это к сведе­нию, чтобы не повторять ошибок. Но справишься ли ты с пси-массивом эгрегора, с атакой на уровне пси-ливня?

И на голову Ставра упала гора эгрегорной пси-эмиссии...

Удар сконцентрированного пси-поля был страшен! Он смел остатки сознания, как ураган — перекати-поле, за­гнал душу Ставра за тридевять земель, в бездонную про­пасть, лишив его воли и желания жить, остановил работу спинного мозга, ответственного за нормальное протекание физиологических реакций, превратил человека в засохшее дерево с голыми растопыренными ветвями, в соляной столб, в статую из хрупкого стекла, начинавшую осыпать­ся с тонким звоном... Одного только не смог задавить этот колоссальной мощи пси-импульс — зова цели! И этот зов начал заново формировать личность воина, выполняющего стандартную задачу выживания...

Процесс был долгим, он занял около трех десятых се­кунды, но еще раньше, в просвете между черными стенами чужого излучения, Ставру удалось на мгновение «всплыть» и выстрелить в свечу игрового инка. Дальней­шие события он помнил смутно, отрывками.

Кажется, он дрался с Шубиным и даже стрелял в него, потом сражался с отрядом охраны базы отдыха, уложив человек шесть, уничтожил витса и кайманоида и даже пытался захватить чужанина, оказавшегося галлюцина­цией. Последнее, что он помнил, было связано с шумным появлением гигантской фигуры Железовского, ворвавшего­ся в герметириум с обоймой поддержки и погранпатруля. Но К-мигрант Шубин к этому моменту успел сбежать и уничтожить при этом весь объем памяти инка...

Лечили всех троих в том же бункере под Тибетом, где недавно лежал Левашов. Правда, слово «лечить» к про­цессу восстановления интраморфов не подходило, хотя кое-какие первоначальные процедуры, проведенные инком медицинского комбайна, помогли пострадавшим преодолеть шок и справиться с болью.

Ставр очнулся раньше женщин, несколько минут регу­лировал работу внутренних органов, пока не почувствовал себя лучше, и только потом глянул на соседние флайт-кровати, где лежали спасенные. И встретил затуманенный взгляд Виданы.

— Спасибо, эрм,— сказала она с какой-то отрешенно­стью, прислушиваясь к себе.— Говорят, тебе удалось вы­тащить нас с бабулей вовремя. Век себе не прощу! Как ты нас вычислил?

— По запаху,— проворчал Ставр.— Духами «Русу­шарм» пользуешься только ты.

— Мне это, кажется, кто-то уже говорил... неважно... Представляешь, я попалась, как девочка!

— Ты-то ладно,— вмешалась в разговор, не открывая глаз, Боянова.— Но мне, старой дуре, следовало бы сооб­разить, в чем дело! Спасибо, Ставр, всю жизнь молиться буду!

— Не за что.— Панкратов медленно встал, обнаружив, что лежит в чем мать родила. Не обращая внимания на веселый взгляд Виданы, нашел чистый уник в шкафу, оделся и, пожелав женщинам скорейшего выздоровления, вышел в соседнее помещение бункера, в его «гостиную», где вели беседу Левашов, Ратибор Берестов, Баренц и Ари­старх Железовский.

Все четверо замолчали и принялись внимательно раз­глядывать разведчика, словно он сделал что-то предосуди­тельное, так что Ставр даже почувствовал себя неловко.

— Извините, что нарушил вашу беседу,— сказал он.

— Садись,— гулко взломал тишину Железовский, по­слал по воздуху пузырь со стаканом тоника.— Выпей, это амброзифор. В состоянии рассказать, что там произошло?

Ставр сел рядом с Ратибором, в сфере чувств которого было гораздо больше теплых оттенков, чем у остальных, выпил тоник и коротко рассказал историю своего сражения с фантом-генератором.

На этот раз молчание длилось дольше. Первым его на­рушил Берестов:

— Ты уверен, что встретил Шубина?

Ставр некоторое время размышлял, восстанавливая в памяти подробности своего рейда. Утвердительно кивнул:

— Несомненно, это был он. По-моему, я дрался и с кайманоидом, но не уверен, что это не иллюзия.

Ратибор посмотрел на Железовского.

— Может быть, там был и кайманоид,— сказал тот, — но проверить невозможно. Шубин сел в «голем» и ушел на орбиту, где его ждал драккар.

— В герметириуме находился «голем»?! — не поверил Ставр.— Почему же я его не почуял?

— Потому что Ф-террористы тоже предпочитают ис­пользовать новейшую земную технику с А-зеркальным слоем. Вероятно, они хотели посадить Забаву с Виданой в «голем» и перенести на свою базу, но не успели.

— Сами заигрались, что ли?

— К-мигранты всегда недооценивали людей, к тому же они любят разного рода эффекты и длинные разго­воры.

— Но почему Забава клюнула на их удочку? — воск­ликнул Ставр.

— Как было не клюнуть, если мы совершенно четко увидели, что здесь попали в засаду Аристарх и Веселии! — ответила из-за стены Боянова.

— Это уровень-5, ребята,— добавил Железовский.— Понимаешь, о чем речь, контрразведчик? Ф-террористы использовали массированную поддержку эгрегора, с излу­чением которого наша защита не справляется. До сих пор не могу поверить, что ты уцелел!

— Верь, чтобы понимать,— сказал Баренц, с недавнего времени потерявший свою энергичную деловитость.— Есть такой античный афоризм. Плохи наши дела, коллеги. Еще не разобрались окончательно со смертью Ги Делорма, а уже новая напасть — эгрегорное нападение, да еще вдали от ареала самого эгрегора.

— А что, известно, какой именно эгрегор был исполь­зован? — спросил Левашов.

— Южномусанский, но с ядрами исламита и малайзий­ской группы.

— Значит, Шан-Эшталлан и Алсаддан?

— Без сомнения.

— Ничего,— снова вмешалась Забава Боянова.— Вот оклемаемся с Даной и возьмемся за эту эгрегорную за­дачку. Если Ф-террористы смогли решить задачу управ­ления эгрегорным полем, сможем и мы.

Баренц встал.

— Я пошел, меня ждет Велизар. Очень рад, что все кончилось благополучно.— Он пожал руку Ставру.— Мо­лодец, эрм! Так держать. Мы на тебя надеемся.

Встал и Левашов.

— Пора и мне за работу. Вот будет сюрприз Барковичу!

Они ушли. За ними покинули бункер Железовский и Боянова, засобирался и Берестов, с некоторым сомнением разглядывая внука.

— Баркович потребовал голову Аристарха...

— За что?

— За последнюю шутку. Дед Виданы отдал приказ де­сантировать обойму погранпатруля в район Эгейского моря от имени командора.

Ставр засмеялся. Ратибор похлопал его по плечу.

— До связи, мальчик. Побудь здесь, поухаживай за дамой, отдохни, завтра у нас будет трудный день.

Ушел и он. Ставр прислушался к тишине в соседней комнате, но ничего не услышал. Обеспокоенный, он вошел в помещение медкомбайна и был встречен поцелуем слегка ослабевшего, но — урагана по имени Видана Железов­ская...

К вечеру стали известны подробности происшедшего в Эгейском море. Засада не предназначалась конкретно для Бояновой и Железовской, женщины попали в нее случай­но, однако лишь вмешательство Ставра Панкратова позво­лило им выйти живыми из безнадежной ситуации и рас­крыть качественно новый принцип нападений ФАГа на интраморфов, а также высветить уровень применения поля эгрегора.

Аналитики «контр-2» имели достаточно материала, что­бы вычислить всех действующих лиц в истории с фанто­матическим генератором. Ставр выбрал два имени и по­делился соображениями с Виданой. С шефом советоваться не стал, зная, что тот не даст разрешения на акцию. Но терпеть удары больше не хотелось. По мнению Виданы, да и по его собственному, эмиссар Фундаментального Аг­рессора окончательно зарвался, и его следовало осадить. Тем более что на следующий день предстояло штурмовать его базу, торчащую занозой в Солнце.

Прикинув все возможные варианты развития событий, Ставр и Видана выяснили маршруты выбранного лица, тщательно разработали план операции и еще более тща­тельно подобрали экипировку. Техникам базового склада пришлось повозиться, встраивая в костюмы поступившие на вооружение нейтрализаторы и аннигиляторы, зато те­перь контрразведчики были вооружены до зубов и могли выдержать бой с целой эскадрильей.

«Защитников» с откорректированными по данным ана­литиков параметрами готовила лично Видана и была уве­рена, что после доработки они снимут процентов семьдесят пикового пси-поля при эгрегорном нападении.

К девяти часам вечера по времени Рославля (готови­лись они сначала в Управлении, потом дома у Ставра) удалось решить проблему транспортных стыковок и про­водку по каналу сопровождения в сети «спрута-2». После этого наступил момент действия.

День у президента Совета безопасности Хасана Алсад­дана был расписан по минутам и заканчивался в девять часов вечера по времени Берна. В этот последний четверг августа у Алсаддана в плане стояли визит на Тартар и вечерняя сауна в элитном центре здоровья в Тегеране. Не отвлекаясь на проверку обойм сопровождения, будучи аб­солютно уверенным в своей безопасности, .глава Совета оставил стандартную расстановку сил охраны и на этот вечер. Главе телохранителей Махмуду Джафару пришлось самому ломать голову, как обеспечить безопасность пре­зидента в условиях выхода за пределы Солнечной системы, но и он не ушел дальше императива «ланспасад», все плюсы и минусы которого отлично знал Ставр Панкратов.

Переместившись на погранзаставу «Черная роза», рас­положённую на поверхности Тартара, на полчаса раньше Алсаддана, Ставр и Видана «сменили» посланных туда Джафаром телохранителей группы авангарда, загримиро­вались под них с помощью голографической аппаратуры динго и расположились у входа в информационно-конт­рольный зал заставы, где должна была состояться встреча президента Совета с командором погранслужбы.

Теперь у них было целых три канала связи с разными информсистемами: «контр-2», «спрут» УАСС и служба ин­формобёспечения Алсаддана, и ориентироваться в посту­пающих сообщениях стало гораздо легче.

Баркович возник в зале заставы в сопровождении все тога же витса-андроида раньше Алсаддана. Ставр снова подивился бесстрашию командора, появлявшегося везде всего с одним телохранителем, да и то — нечеловеком. Но в это время из метро выскользнули трое телохранителей Алсаддана в красивой уник-форме администраторов Сове­та: серые в черную полоску костюмы, белые рубашки, строгие бордовые галстуки, вспыхивающие красными иск­рами туфли,— во главе с Махмудом Джафаром, рассредо­точились по коридору. Джафар выслушал короткий кодо­вый доклад Ставра, сообщившего, что «все спокойно», и прошел в зал. И сразу же в коридоре появился Алсаддан в сопровождении еще двух человек, один, из которых был явно интраморфом, хотя и блокировал свой мыслеобмен.

Прически у телохранителей президента были совсем простыми, без всяких модных украсов, что говорило об известном консерватизме вкусов Алсаддана. Сам же он прибыл на погранзаставу в неизменном белом бурнусе с орнаментом на рукавах и воротнике, но без чалмы. Впро­чем, Ставр без труда вычислил, что на президенте Совета такой же боевой спецкостюм, как и на них с Виданой.

По системе «контр-2» прошло сообщение о прибытии Алсаддана на погранзаставу «Черная роза», и Ставр с на­парницей обменялись понимающими взглядами. Наблюда­тели «контр-2» вели президента, как и всех остальных лидеров чужого лагеря, что невольно придавало уверенно­сти.

«Начинаем?» — глазами спросила Видана.

Ставр отрицательно качнул головой, передал короткий слоган: «Подождем, пока точно не определится его даль­нейший путь. Не хотелось бы начинать с огневого кон­такта».

Разговор Алсаддана с Барковичем длился всего несколь­ко минут, но подслушать его не удалось: звуковая зона разговора контролировалась объемным скремблером. Затем президент Совета с минуту разглядывал мрачный пейзаж Тартара, кучу обломков черных пород, окружавшую от­коловшийся нагуаль, кивнул Барковичу и стремительно прошагал мимо застывших охранников в коридор. Барко­вич смотрел ему вслед, и Ставр мог поклясться, что в глазах командора мерцает тщательно скрываемая непри­язнь и насмешка.

— К метро! — прошла по рации команда Джафара. Ставр и Видана мгновенно обогнали не обращавшего на них внимания Алсаддана, нырнули в отсек метро за­ставы, как бы расчищая путь. Остальная команда осталась сзади, можно было начинать свою операцию по захвату президента и доставке его в бункер под Тибетом, но карты спутал тот самый интраморф из обоймы прикрытия Хаса­на, который, как оказалось, играл роль дублирующего цен­тра подстраховки.

Панкратов рассчитывал, что Алсаддан возьмет их с Ви­даной как авангардную пару с собой в кабину метро, он делал это уже много раз и сейчас поступил бы так, если бы не тихая команда сзади:

— Минуту!

Ставр почувствовал, как напряглась девушка, передал ей одно пси-слово: «Рано!» — оглянулся.

Из-за спин охранников арьергарда выступил не слиш­ком высокий, не сильный с виду мужчина. Ставр никогда прежде этого человека не видел, но смутное чувство уз­навания заставило его «ощетиниться», и его пси-поле на­толкнулось на ответное ощущение противника.

Алсаддан поднял брови, останавливаясь.

— Смена режима,— так же тихо сказал незнакомец, игнорируя начальника охраны, глянувшего на него вопро­сительно.— Вы пойдете вторым эшелоном.— Мужчина ткнул пальцем в Ставра и Видану, жестом подозвал шед­ших сзади.— Вперед!

Алсаддан в любопытством взглянул на контрразведчи­ков, шагнул в кабину метро, и в тот же момент прика­завший произвести смену интраморф выстрелил в Ставра из парализатора. Нескольких мгновений, в течение кото­рых Панкратов отражал атаку и боролся с пси-приказом, парализующим мышцы на уровне физиологических реак­ций, оказалось достаточно, чтобы Алсаддан с двумя тело­хранителями успел войти в кабину.

Но как бы быстро ни реагировал Ставр на изменение обстановки, Видана, которую выстрел парализатора поща­дил, действовала быстрей. Она не стала церемониться с выбором оружия, колебаться и рефлексировать, а сразу выстрелила в интраморфа из аннигилятора. И пока тот смотрел на грудь, куда пришелся выстрел,— костюм не­знакомца принял на себя большую часть антипротонного пучка, но дырка в нем образовалась все же приличная, с кулак величиной,— Видана атаковала застывших охранни­ков в стиле «высекания огня».

Ставру осталось лишь добить Джафара и увернуться от выстрела из «универсала», который успел произвести падающий «знакомый незнакомец». В последний момент лицо его исказилось, поплыло, смазалось, и на контрраз­ведчика глянули страшные глаза К-мигранта Шубина.

Ставр и Видана скрылись в кабине метро и в три при­ема перенеслись в бункер под Тибетом, куда собирались доставить Алсаддана.

— Осечка! — очень спокойно сказала побледневшая Ви­дана, хотя в глазах ее горели огонь и жажда боя.— Кого это я ликвидировала?

Ставр мягко поцеловал ее в губы, вышел первым, ска­зал уже из коридора:

— Это был Шубин. Но вряд ли ты его ликвидировала. К-мигранта убить непросто, они давно перестали быть людьми из плоти и крови. Не переживай, в следующий раз мы подготовимся получше.

— Я не переживаю.— Видана догнала Панкратова, за­смеялась.— Представляешь, какой там сейчас переполох начался?

Ставр, вслушивающийся в шептание трех каналов свя­зи, покачал головой.

— Переполоха не будет, шум им невыгоден. Но они все учтут. Я уже жалею, что уступил сам себе и пошел на эту авантюру. Готовить такие операции надо по уровню-5, как готовит их ФАГ.

Глава седьмая БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Система связей «контр-2» была создана всего полтора года назад, но стала достаточно мощной, чтобы иметь свои совершенно секретные базы (замаскированные под адми­нистративно-хозяйственные центры, заводы, транспортные терминалы, погодные комплексы), строительные тресты, станции СПАС, защищенные не хуже, чем центр дисло­кации проконсулов синклита под Тибетом. Одна из таких баз располагалась в Крыму, на территории дома отдыха «Голубой залив» под Симеизом.

В свое время руководители «контр-2» сомневались в разумности подобного прикрытия, но время показало, что выбор был сделан правильно. Потоки людей, жела­ющих вкусить все прелести морского отдыха вкупе с экзотикой славянского образа жизни, отлично маскиро­вали почти любые передвижения сил «контр-2». А ост­роумная система охраны позволяла контролировать про­никновение любого нежелательного гостя, а также выяв­лять попытки исследования территории базы дистанцион­ными методами.

Джордан Мальгрив прибыл в «дом отдыха» как рядовой курортник, привычно включился в контур контроля базы: «Сопровождение». «Сопровождение-два включено»,— был ответ. В «окне» пси-видения замигала цифра пять, и Мальгрив прямо из метро опустился на нижний горизонт базы, располагавшейся под центральным корпусом дома отдыха — старинным, с колоннадой и огромными камен­ными чашами фонтанов у входа.

В помещении под номером пять начальника «контр-2» ждал Пауль Герцог. Говорили они всего несколько минут, затем Герцог ушел, а через минуту в помещении, преоб­разованном видеопластом в беседку на скале, обрываю­щейся в море, появился Пайол Тот. Они сели в старинные кожаные кресла.

— Давайте проанализируем последние события,— ска­зал Пайол Тот, занимавший пост директора Института глобалистики.— Кое-что в создавшейся ситуации мне не нравится. С одной стороны, с философской точки зрения, все идет нормально: факты свидетельствуют о том, что возможности, заложенные в социальной стадии эволюции, человек исчерпал. С другой стороны, культура как игровое пространство цивилизации далеко не использовала все свои варианты и умирать не собирается, несмотря на стреми­тельное падение морали и нравственных норм. Парадокс, вы не находите?

— Нет,— ответил Мальгрив бесстрастно.— Столь глу­бокий анализ основ социума мне неподвластен. Для меня сейчас важнее более конкретные проблемы. Скажем, не­достаток профессиональных воинов класса Ставра Панк­ратова.

— Кстати, о Панкратове. Мы просили не использовать его по мелочам. Зачем вы натравили его на Алсаддана?

Начальник «контр-2» поморщился, он не любил, когда в отношении его сотрудников употребляли термин «ис­пользовать».

— Попытка захвата Алсаддана — личная инициатива Ставра. Анализ показал, что он был близок к успеху, но его план оказался недостаточно сумасшедшим.

— Подробности мне ни к чему. Поговорите с ним. Он способен решать более масштабные задачи. Для чего он собирался захватить президента Совета без­опасности?

— Он профессионал...

— Я о глубинах расчета, а не о профессиональной под­готовленности.

— Думаю, Ставр догадывается об истинном предназна­чении «контр-2» и решил, образно выражаясь, пошевелить проволоку с навешанными на ней жестянками.

— Не понимаю.

— Это из глубокой истории. Триста с лишним лет на­зад, во время Второй мировой войны, линию фронта фа­шисты иногда ограждали изгородью из колючей проволоки с банками и бутылками. Стоило ее задеть...

— А вы откуда это знаете?

— Генная память. Что касается Ставра, то я говорил с ним. Он уже прошел Д-прививку и готов к штурму базы эмиссара. Правда, гарантий успеха дерево прогноза нам не дает. Я не уверен, что мы сможем проникнуть в центр эмиссара.

— К сожалению, я тоже не уверен. Мы слишком поздно поняли, что главный выход в космос для человека — в нем самом, его психике, способной проникать, как теперь выясняется, внутрь элементарных частиц, внутрь кварков. Бели бы наши ученые, в частности мой сын, начали изу­чать этот путь раньше, проблем с проникновением на базу эмиссара ФАГа не было бы.

— Однако и ФАГ, похоже, не овладел подобным спо­собом преодоления пространства.

— На наше счастье. Но к делу. Итак, ФАГ начинает «просачиваться» внутрь «контр-2», как мы и предпола­гали. Его агенты появились на базе Упсаала и на Мер­курии, а также в синклите старейшин Всевеча. Контроль обеспечен?

— Проконсулов синклита надо выводить из игры, они слишком близко подошли к ФАГу и находятся на острие его первого удара.

— Хорошо, я соберу думу. Как вы считаете, стоит ли нам завтра штурмовать базу ФАГа?

Мальгрив откинулся на спинку кресла, глянул с сомне­нием на твердое лицо Пайола Тота, ответил не сразу:

— Не знаю. Но если мы уничтожим базу... вместе с эмиссаром... то в Системе вполне может появиться его заместитель.

Тот кивнул.

— Нужен совет Грехова. У вас есть связь с ним?

— Он появляется только тогда, когда отчаянно необхо­дим, и там, где без него ничего сделать нельзя.

— Инфекция чужих законов начинает преобразовывать локальные объемы пространства. Возле Тартара обнаружен нестабильный элемент под номером пять, который изна­чально отсутствовал в домене. То есть изменились наши законы! Это несомненная удача ФАГа, и пришла пора воевать всерьез, на пределе сил. Пружина сжимается. Если мы не найдем союзников, а помочь может только Грехов, мы Войну проиграем.

Мальгрив покачал головой.

— Вы так не думаете. Пайол Тот встал.

— Я не думаю, я знаю.

Он ушел, а Джордан Мальгрив, руководитель и орга­низатор «контр-2», остался размышлять над словами гло­балиста.

К удивлению Ставра, Мальгрив не устроил ему разнос и не стал читать нотаций. Он лишь вздохнул и сказал:

— Снова начнут чесаться кулаки — предупреди зара­нее, может быть, я найду им достойное применение.

Все еще ломая голову над словом «достойное», Ставр прибыл на Меркурий, где его ждали отец и почти все проконсулы синклита, готовые поучаствовать в операции по розыску и штурму базы эмиссара в Солнце. Однако операцию полностью взяла под контроль «контр-2», и экс­пертам ничего не оставалось, кроме' как стать простыми наблюдателями.

В зале базы Ставр снова встретил Анну Ковальчук, что его насторожило: по его мнению, физику-фридмано­логу из группы Вивекананды, изучающему Тартар, нечего было делать на секретной базе контрразведки. Уже первая мимолетная встреча с Анной здесь оказалась для Ставра полнейшей неожиданностью, но тогда он был занят дру­гими делами и не придал этому факту особого значения. Теперь же, после намеков Мальгрива и собственных на­блюдений, эта встреча выглядела в ином свете. Если бы Анна работала на «контр-2», Джордан наверняка предуп­редил бы Панкратова.

Пока шла подготовка команды спейсера «Флокс» к по­ходу в Солнце, Ставр отозвал в сторонку отца и поделился с ним своими сомнениями.

— Не ломай голову,— ответил Прохор.— Здесь есть ко­му заниматься этими делами. Ты что, плохо знаешь эту даму?

— Я с ней проработал в одной команде больше года, но...— Ставр замялся.— Не скажу, что знаю ее хорошо.

— Ну и успокойся. Тот, кто пригласил Анну сюда, ве­роятно, знает ее лучше. Что у тебя с той девочкой, Ви­даной? Кстати, я ее почему-то не вижу здесь.

— Она получила какое-то задание от своего шефа в «погран-2».— Ставр вдруг отвел взгляд.— Она становится мне необходимой, па...

— Ну, это еще не трагедия.— Прохор сжал плечо сына, улыбнулся.— Вот когда ты скажешь: жить без нее не мо­гу! — тогда нам с мамой придется поволноваться. Наде­юсь, волнения наши будут радостными?

Об ощущениях Ставра, прошедшего Д-прививку, они не говорили, хотя Прохору очень хотелось узнать, что чувствует сын. Ставр же пока ничего особенного не ис­пытывал, лишь легкое жжение кожи под мышками и в паху да редкие покалывания в нервных узлах. Уже на следующее утро он испытал прочность кожи, воткнув в палец иглу и сломав ее. Но по большому счету к насто­ящим испытаниям он еще готов не был.

— Внимание! Прошло сообщение Голоса Пустоты,— ожила рация «спрута-2».— Дословно: «Болезнь голубизны и левого поворота к счастью осыпающихся хризантем ле­чится отсечением головы Вселенной в третьей фазе затме­ния. Спешите с курьером».

Отец и сын переглянулись.

— Звучит двусмысленно,— покачал головой Ставр,— особенно о «болезни голубизны».

Прохор помрачнел:

— Голос что-то все время пытается сообщить нам, но смысл его посланий становится все темней. Хотя насчет «отсечения головы» он прав, рубить ее надо. Я имею в виду голову эмиссара.

— Но о курьере он все-таки сказал напрямую. Не на­мекает ли он на отправку посла к Сеятелям? Или к са­мому Конструктору?

Прохор не успел ответить. Началась активная фаза операции «Разведка-2», и ему как командиру десанта пора было собирать свою обойму, в которую входил и Панкра­тов-младший.

Надев и опробовав «бумеранги», оба вместе с группой десанта из тридцати двух человек поднялись на борт спей­сера и расположились в специальном отсеке, прислушива­ясь к переговорам пилотов и диспетчера системы целена­ведения. Последним появился Пауль Герцог, занял место «крайнего нападающего», помахал рукой Панкратовым.

То, что бывший комиссар безопасности идет с ними в поход, повысило настроение Ставра, но в это время спей­сер приготовился к старту, и отвлекаться на посторонние мысли стало недосуг.

Спейсер «Флокс» представлял собой машину простран­ства последнего поколения, превосходящую все современ­ные космические аппараты текучестью форм, защитой и энерговооруженностью. Но по сравнению с гигантами пре­дыдущих моделей он показался бы маленьким и некази­стым, тем более что для маскировки принимал форму грузового галеона. В данный момент он тоже представлял собой галеон службы Солнца, контролирующий состояние дневного светила. По официальной версии, такие корабли находились еще в стадии разработки, но «контр-2» уже имела несколько машин. На одной из них Прохор Панк­ратов ходил в глубокий поиск за пределы Галактики.

«Ни пуха ни пера!» — донесся до команды спейсера пси-голос Джордана Мальгрива, одного из «углов» квали­тета ответственности. Вторым «углом» был Пайол Тот, третьим — Ратибор Берестов, оставшийся начальником стратегического сектора ОБ, несмотря на давление Еран­цева.

«К черту!» — ответил командир спейсера интраморф Джон Дэвил. Он был африканец, работал где-то на родном континенте, и Ставр его не знал, но, по отзывам, Дэвил был отличным парнем, весельчаком и балагуром. Но глав­ное — он был эрмом.

— Команде — готовность ноль! — предупредил пилот десантную обойму.

— Ныряй,— коротко ответил Прохор Панкратов, на­значенный командиром десанта.

И спейсер, не отрываясь от слоистых скал Меркуриан­ского плоскогорья, метнулся по «струне» в фотосферу Солнца, к одной из двух «дыр», где, как предполагалось, находился центр эмиссара ФАГа.

Благодаря ухищрениям ультраоптики десантники спей­сера видели то же, что и пилоты — все объекты слож­нейшего «энергетического хозяйства» Солнца.

«Прошли корону»,— доложил инк спейсера.

И все увидели колоссальный эруптивный протуберанец, похожий на сияющую прозрачно-золотую медузу, подняв­шуюся над краем Солнца на триста тысяч километров. Его изображение было синтезировано для человеческого глаза из доброго десятка электромагнитных диапазонов, от инфракрасного до рентгеновского, но наибольшую яркость давал диапазон кислорода-616 при температуре триста ты­сяч градусов.

Кроме протуберанца, наблюдатели могли видеть и ак­тивную петлю из ионизованного газа, являющуюся частью внутренней короны и упиравшуюся в активную область рядом с «ямой», но петля не так впечатляла, как проту­беранец, хотя и ее радиус — сто двадцать тысяч километ­ров — давал хорошее представление о масштабах процес­сов на поверхности Солнца.

«Прошли хромосферу».

«Целеуказание снимаю»,— прилетел голос диспетчера с базы Меркурия.

Отсек десанта затопил бестеневой ослепительно желтый свет, в котором трудно было что-либо различить. Прохор

выключил видеостены, и в отсеке стало темно, однако изо­бражение солнечной поверхности продолжало передаваться непосредственно в глаза каждому десантнику, так что яр­кость и диапазон видимости можно было регулировать. «Прошли обращающий слой».

Корабль приобрел форму чечевицы и оделся в слой «абсолютного зеркала», позволяющий ему находиться не только в атмосфере Солнца, но и в его недрах с темпе­ратурой в миллионы градусов и с гигантской плотностью. База ФАГа наверняка тоже скрывалась под «абсолютным зеркалом», поэтому Ставр не понимал, каким образом ее надеялся обнаружить командир спейсера, но Прохор уло­вил его мысль и ответил:

— Мы подготовили для эмиссара бо-олыпой сюрприз! Дело в том, что «абсолютное зеркало», то есть собственно поляризованный вакуум, очень хитрым образом взаимо­действует сам с собой, «перетекает» из объема в объем, обмениваясь хроноквантовыми потоками, - искривляющими время. В качестве иллюстрации можно предложить дви­жение лемоидов.

— Разве лемоиды используют искривление времени?

— Задело, физик? Может быть, и не используют. Если бы ты продолжал работать на Тартаре, сам дошел бы до этого открытия. Так вот, лемоиды генерируют трехмерный поток времени и живут то «параллельно» нашему про­странственно-временному континууму, то «под углом» к нему. А процесс преобразования сопровождается сбросом пузырей «поляризованного вакуума».

Ставр, уязвленный профессионально, задумался над словами отца, но тот дал ему понять, что не время и не место размышлять над физическими аспектами открытия.

— Я мог бы и раньше сообщить эту новость, но ты был занят.

— Кто это открыл?

— Первым начал работать в нужном направлении твой дружок Степа Погорилый... вечная ему память! Подхватил Левашов, а закончил Ян Тот. Да и ты натолкнул Артура на кое-какие мысли, он тебе за это очень благодарен.

Ставр стиснул зубы, награждая себя нелестным эпите­том, но отец не лукавил: Левашов действительно недавно отзывался о работах Ставра с уважением.

— Барражирование в области полной тени,— сказал первый пилот спейсера. Он имел в виду, что корабль опу­стился в «тень» — на дно широкого углубления в солнеч­ной поверхности с температурой около четырех тысяч гра­дусов по Цельсию, в то время как температура поверхно­сти за пределами пятна равнялась шести тысячам градусов. Углубление являлось торцом изолированной магнитной трубки диаметром в тысячу километров и было известно астрономам Земли под названием «солнечное пятно». Та­ких пятен на Солнце насчитывалось порой до трех мил­лионов.

Полчаса прошло в тишине, лишь изредка нарушаемой репликами десантников да переговорами пилотов.

Под кораблем проплывали удивительные четкие струк­туры, похожие то на песчаные дюны, то на пчелиные соты, то на сложные переплетения раскаленных труб ди­аметром в километр и больше, и Ставр представил себе изумленные физиономии астрономов, впервые увидевших эту картину, когда стало возможным заглянуть сквозь ат­мосферу Солнца и увидеть его поверхность в деталях. Не­бось долго все были уверены, что открыли «цивилизацию» на родном светиле. Хотя... кое-кто из серьезных ученых, тот же Артур Левашов, не отрицает, что на Солнце может существовать своеобразная плазменная жизнь, те же «улитки», например...

«Конец программе. Уходим в район-два».

Спейсер ввинтился в алое сияние атмосферы Солнца и спустя четверть часа вышел к другой «яме», заполненной скоплением солнечных «улиток» — плазменных баранок, проявлявших к этому месту подозрительный интерес. К тому же здесь зачем-то «пасся» чужанский «дредноут».

Эта «яма» представляла собой шестигранную конвек­тивную ячейку диаметром всего в полтысячи километров. Ее филигранную структуру формировала сложная магнит­ная петля с напряженностью поля в три-четыре тысячи эрстед, и путешествовать внутри ячейки, держать точный курс было очень сложно. Внешние динамики доносили не­прерывный гул и странные звуки, сопровождавшие урага­ны ядерного огня: скрипы, вздохи, шорох прибоя, птичий щебет, обрывки музыки, чьи-то голоса и крики. Слушать их было жутко, интересно, и сердце замирало...

У большинства десантников заболели от напряжения глаза, и они отключили изображение поверхности Солнца, но Панкратовы и не произнесший до сих пор ни слова Герцог продолжали разглядывать удивительные огненные пейзажи, жадно ловя новые детали и надеясь по каким-то признакам определить местонахождение базы. Они первы­ми, одновременно с аппаратурой спейсера, увидели чужан­ский корабль — кажущееся черным и одновременно про­зрачным километровой длины уродливое «бревно».

— Черт возьми, а он что здесь делает? — раздался чей-то голос.

— Ну и вопросик,— протянул Ставр, обращаясь к от­цу.— Я-то другое хотел спросить: неужели эмиссар не по­нимает, что чужанские «дредноуты» и «улитки» его вы­дают?

— Во-первых, логику эмиссара понять трудно,— отве­тил Прохор,— а во-вторых, в Солнце сейчас торчит около двух десятков этих «корыт». И что они там делают — одному Богу известно.

— Или эмиссару. И все же, если база эмиссара нахо­дится здесь, с его стороны это промах.

— Может, .ты и прав. Чего-то мы не понимаем или не учитываем. Кое-кто из аналитиков, кстати, тоже получает странные результаты при эфанализе действий эмиссара. Анастасия Демидова, например.

В этот момент раздался возглас командира «Флокса»:

— Есть касание!

Корабль повело боком, сначала в одну, потом в другую сторону, но пассажиры были надежно защищены от резких ускорений, встрясок и кувырков. Серия свистов разной то­нальности прилетела из глубин солнечного океана. Затем неистовый треск едва не разорвал барабанные перепонки, напоминая разряд исполинской молнии. Картина перед гла­зами десантников исказилась, размазалась, исчезла за фио­летово-розовой пеленой невесть откуда взявшегося тумана.

— Пошел отсчет! — донесся буднично-спокойный голос Дэвила, и перед глазами Ставра замигали оранжево све­тящиеся марки времени.

— К бою! — таким же будничным тоном отозвался Прохор Панкратов. Он до последнего мгновения не верил, что им удастся найти базу и пристыковаться к ней, поз тому ему пришлось преодолевать известное внутреннее со­противление, но заметил это лишь Герцог.

На счете «ноль» силовая катапульта швырнула «пакет» десанта в брешь, пробитую компакт-генератором в оболоч­ке объекта, размеры которого превосходили любой создан­ный людьми летательный аппарат.

Железовский ждал результатов поиска и штурма базы ФАГа у себя дома, имея доступ к сети связи всех тре­вожных служб, в том числе и «контр-2». Ему очень хо­телось самому поучаствовать в рейде, но он понимал, что у каждого из них свой участок работы и своя область ответственности. Да и возраст не позволял ему и другим проконсулам синклита быть оперативниками быстрого ре­агирования, хотя сам Аристарх считал себя к этой работе годным без ограничений.

Выход на пси-связь Габриэля Грехова оказался настоль­ко неожиданным, что Железовский не сразу ему ответил.

— Слушай и не перебивай, патриарх,— сказал Грехов, еле видимый сквозь какие-то зелено-голубые струи, словно сквозь толщу воды.— Немедленно объяви тревогу степени АА всему контингенту контрразведки, а особо предупреди своих друзей: к вечеру запланирована акция по уничто­жению всех экспертов синклита, работающих против ФАГа, а также их жен, родных и близких. Лучше всего вам всем скрыться — на Марс, на другие планеты, просто на по­гранзаставы, короче, уйти с Земли на время, в «подполье», так сказать. Как понял?

— Что еще? — Железовский остался невозмутим, хотя не поверить Габриэлю не мог.

— С агентурным нападением вы еще справитесь, но с эгрегорным — нет, а именно это и планируется. В откры­тый бой нам вступать пока рано. Даже поиск базы эмис­сара — ошибка, а тем более намеченный вашей «контр-2» абордаж. Но это тема отдельного разговора. Было бы луч­ше, если бы базу не нашли. Действуй, старик, времени в обрез!

Грехов вышел из поля связи, исчез за «струями воды», и Железовский вдруг понял, что экзоморф находится в данный момент очень далеко от Земли, может быть, на Тартаре. В другое время Аристарх бы заколебался, при­нимать ли слова Грехова на веру, но Габриэль уже не раз доказывал, что его прогнозы сбываются стопроцентно. Не стоило игнорировать их и теперь. И Железовский вы­шел в поле Сил, чтобы связаться со всеми, кто имел воз­можность услышать его, где бы ни находился.

В течение полутора часов Аристарх искал соратников, убеждал их последовать совету Грехова, доказывал, уго­варивал, ругался, приказывал, обосновывал, уверял, обе­щал убить или собственноручно запаковать в «саван» и спрятать на дне океана. Он успел сделать многое, в том числе заявиться в погранслужбу к Барковичу, предупре­дить дежурных, а также от имени Шкурина объявить пря­мо из центра контроля ситуаций УАСС «три девятки» по треку, что означало объявление готовности всем службам Управления. Но всех своих людей он, конечно, разыскать не успел, хотя ему через час начали помогать Баренц, Ратибор Берестов и Велизар.

ФАГ нанес удар в двенадцать часов по среднесолнеч­ному времени, что соответствовало двенадцати ночи по времени Москвы.

Южномусанский, южнославянский, один из южноки­тайских эгрегоров, эгрегоры прибалтов, ичкеритов и один из самых темных и таинственных — эгрегор якудза не­имоверными по точности и мощи «залпами» обрушили на головы намеченных к уничтожению жертв «бомбы» пси-команд, ломающих волю, взрывающих сознание, останав­ливающих сердце, превращающих людей в идиотов.

Особенно мощные удары были нанесены по интрамор­фам, так или иначе подозреваемым в борьбе против ФАГа, многие из которых на самом деле были совершенно к это­му непричастны.

Досталось и команде Баренца.

Был убит Веселин Железовский, сын Аристарха, пона­деявшийся на свои силы, а также два интраморфа из обойм подстраховки, входившие в охрану Берестовых. Получили кровоизлияние в мозг, хотя и были спасены медиками, родственники Баренца, Забава Боянова, Ольга Панкратова, мать Ставра, и жена Мигеля де Сильвы, от­казавшиеся покинуть Землю. Да и сам Мигель, как и Баренц, Железовский, Ратибор Берестов и заместитель Ги Делорма Лютиков, получил достаточно жесткую встряску организма, отнявшую много энергии и сил. Не пострадали практически лишь Велизар и Анастасия Демидова, кото­рую оберегал сам Грехов, хотя об этом не знал никто, даже сама Анастасия.

К утру, когда атака боевиков ФАГа закончилась, стало известно, что исчезла Видана Железовская. О нападении Аристарх сообщил ей первой и был уверен, что девушка вовремя ускользнет из-под нависшей «дубины» эгрегорного пси-поля. Однако ни на один вызов Видана не ответила, словно ее уже не было в живых.

Глава восьмая БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ (Продолжение)

Капсула с обоймой десанта распалась на автономные защитно-боевые оболочки сразу после прохождения вих­ревой зоны бреши, образованной взаимодействием противоборствующих полей в месте касания земного спейсера и базы эмиссара. Эти оболочки, называемые десантниками «пузырями», были разработаны на базе «големов», но раз­меры и массу имели на порядок меньше, хотя ни в чем по степени защиты своим прототипам не уступали. В «пу­зырях» можно было в принципе некоторое время гулять по Солнцу, не боясь ни температуры, ни светового потока, ни силы тяжести. По сути, каждый «пузырь» представлял собой как бы внешний энергетический скелет для челове­ка, хотя единственное, чем отличался «бумеранг» с «пу­зырем» от обычного спецкостюма, было наличие на плечах формообразующих эффекторов в виде цветков лотоса.

Управлял движением десанта оперативный инк, да и десантники отлично знали свое дело, и поэтому «абордаж» выглядел движением разумного существа, вернее, разум­ного потока прозрачно-студенистой субстанции, стреми­тельного, мгновенно реагирующего на появляющиеся пре­пятствия, грозного, уверенного в себе и знающего конеч­ную цель своего поиска.

В команде не все были интраморфами, но информа­ция десанту поступала от каждого в течение долей се­кунды, препарированная, отсеянная, с рекомендацией каждому, как действовать в последующие секунды, и задержек не было. Целью же десанта был центр управ­ления базы, а задачей — уничтожение центра и его на­чальника-эмиссара.

Видимо, защитные системы базы не ожидали проник­новения противника в брюхо станции, потому что среаги­ровали не сразу, а спустя две с лишним минуты после прорыва десанта, когда его поток уже овладел горизонтом, где была создана брешь, и катился дальше, ведомый тремя эрмами — Панкратовыми и Герцогом, которые владели по­лем Сил и уже начали ориентироваться в многосложном теле базы.

Первой реакцией защиты была попытка исследования проникшего «вируса» с помощью своих анализирующих комплексов, что на деле выглядело, как приличной мощ­ности пси-выпад, ощупывающий внезапно вонзившееся в плоть базы инородное тело.

По сути, база эмиссара не отличалась от подобных объ­ектов землян, то есть представляла собой квазиживой ор­ганизм с единым «мозгом» и тремя исполнительно-сиг­нальными системами: обслуживания «физиологических» потребностей организма, энергоинформационной и за­щитно-сторожевой. Но были и принципиальные отличия, поскольку создавали базу i.e земляне, хотя и гуманоиды, и функционирование многих ее «органов чувств» базиро­валось на иных психологических нормах, восприятии мира и возможностях преобразования. Иными словами, техника базы, ее этические уравнения, оценочные шкалы и спе­цифика строения тел создателей отличались от земных, что в данный момент больше играло на руку десанту, а не защитникам базы, потому что он изначально имел за­дание искать не контакта, не возможности договориться мирным путем, а конкретно и жестко ликвидировать глав­ную управляющую, а не защитную силу. Без разведки боем, вообще без разведки, набирая «очки» в ходе опе­рации.

Но и защита базы, проснувшись, не была настроена решать свои проблемы мирным путем, поэтому мясорубка началась, когда поток десанта достиг третьего горизонта, стратегически очень важного для обороны, так как именно здесь располагались механизмы реализации планов защит­ных систем и собственно центр управления.

По мере углубления в недра станции по коридорам, которые постоянно меняли размеры, направление, плот­ность среды, энергонасыщение и напряженность полей, де­сантный поток худел, вытягивался, утончался, пока не до­стиг предела «прочности на разрыв». Дальнейшее его су­живание вело практически к разрушению единого орга­низма, потере темпа и гибели, поэтому Прохор Панкратов, не медля ни мгновения, ввел в действие императив «по­ловинного отступления», при котором голова десанта «от­стреливалась» для решения индивидуальной задачи, а сам отряд несколько сокращал свое слишком похудевшее тело и, огрызаясь, постепенно отступал, ожидая голову, пока не истекало контрольное время возвращения. .

Теперь вернемся назад, к началу прорыва, чтобы об­рисовать картину стремительно расширявшегося фронта, картину боя, длившегося считанные минуты до отделения головной ступени в лице Герцога и Панкратовых.

После неудачной попытки пси-прощупывания десанта мозг базы начал экстраординарно выходить из положения с помощью набора программ, синтезированных наспех из того набора, что имелся в памяти, ибо конструкторы стан­ции даже не предусмотрели подобного варианта. И это дало десанту возможность действовать на опережение, по­тому что люди как раз предусмотрели панику псевдора­зумного охранителя станции, разработав множество штат­ных режимов, адекватно отвечающих ситуации.

Второй реакцией защиты станции была мощная шумо­вая пси-инъекция против «вируса» десанта, которую тот с легкостью парировал благодаря кольчуге пси-защиты. А затем одна за другой начали накатываться волны «лейко­цитов» и «фагоцитов» — разного рода сторожей и охран­ников базы, от многовекторных механических эффекторов до компьютеризированных, самостоятельно решающих за­дачу уничтожения противника излучателей «огня и холо­да», которые безжалостно уничтожались в ответ «медузой» десанта.

Людям, не владеющим пси-видением, было труднее ориентироваться в вихре огня и льда, света и тьмы, мгно­венно рождавшихся гейзеров атак и возникавших «бездон­ных пропастей», но интраморфов в команде было все-таки больше, и действовали они все как единый, многорукий, многоглазый и многоголовый организм, управляемый не изнутри, а как бы извне — самой создающейся ситуацией.

Этот бой мог бы войти в анналы военных действий как самый скоротечный, стремительно меняющийся, многоре­сурсный и многовариантный, если бы кто-нибудь зафик­сировал его на кассету. Но пришел момент отделения «го­ловного блока» десанта, и ситуация резко изменилась.

Во-первых, обойма десанта перешла от наступления к обороне, чем тут же воспользовался мозг базы, а во-вто­рых, охрана станции пришла в себя, подтянула резервы и включила дополнительные контуры, о которых люди не имели понятия. И эти сюрпризы едва не сыграли решаю­щую роль в судьбе десанта, если бы не действия «отде­лившейся ступени», вовремя уловившей изменение ситуа­ции и включившей резервный императив «половинного спрямления траектории». Этот вариант предусматривал «струнное» разрушение участка базы по вектору цели — то есть в сторону мозга базы, выход отряда из боя в режиме «катапультирования» и выброс «головного блока» десанта к месту высадки по коридору разрушения, где их поймали бы спецловушки спейсера.

И еще раз вернемся к началу атаки, чтобы передать ощущения десантников и попытаться описать эффекты боя, первого из такого рода военных эпизодов, удивитель­ных по сочетаниям «удар-защита», разработанных совер­шенно разными экспертными системами двух цивилиза­ций — земной и той, к какой принадлежал эмиссар ФАГа.

Коридор, куда прорвались десантники после катапуль­тирования, на самом деле представлял собой широкое ущелье, прорезанное в толще слоистых багрово-оранжевых скал, с густым лавовым потоком по дну, накрытое меня­ющим плотность туманно-фиолетовым покрывалом. Выход десанта обозначился в нем десятиметровым зевом пещеры в стене ущелья, из которого высунулись многосуставчатые лапы эффекторов системы поддержки поля, контролирую­щей размеры пробитой в защите базы дыры. Три языка десантного «организма» прянули из пещеры в разные сто­роны: два — недалеко, влево по коридору-ущелью и вверх, на его стену, для создания бастионов охраны входа, тре­тий — вправо по коридору, туда, где интраморфы почув­ствовали биение энергоинформационного сердца базы.

Анализирующая пси-атака инка базы превратила кори­дор в тоннель с чередующимися решетками, преграждаю­щими путь, а затем тоннель этот стал сжиматься, вспых­нул ослепительным пламенем и попытался вывернуться петлей обратно к точке выхода, однако острие десантного копья огрызнулось ответным пламенем, более яростным и мощным (залп из аннигиляторов пробил стометровой дли­ны «вулканическое жерло» в сплетениях скелетных кон­струкций станции), и отряд вырвался на второй горизонт базы, где его встретил «полк» местных витсов, похожих на скопления щупалец, лезвий и жал. Новый залп анни­гиляторов разметал полк в стороны, а залпы из компакт-преобразователей скрутили в «струны» два последующих заслона — «панцирные танковые системы» (жуткие брони­рованные туши, напоминающие носорожьи тела) и боевых операционных «призраков», защищенных не хуже «буме­рангов», которыми был экипирован десантный отряд.

Новый коридор, в который попали десантники, снова изогнулся, изменил размеры, силу тяжести, плотность из­лучений внутри, пытаясь отбросить продолжающее полет «копье» десанта, повернуть его вспять, однако новые уда­ры «острия» разрушили и эту внутреннюю конструкцию; больше всего это напоминало процесс проникновения в желудок мощной струи кислоты, пробивающей одну за другой стенки «кишок», стремящихся вывернуться, напра­вить струю назад.

Ставр, как и отец, и Герцог, видел больше, чем ос­тальные: на видеокартинку, создаваемую инком «пузыря», накладывалась не менее красочная картина пси-видения, но описать ее словами не представляется возможным, ибо таких слов в человеческом лексиконе не существует.

Дальнейший путь отделившегося «острия» был недолог (всего два-три километра) и менее информативен: инк защиты базы начал применять методы, ограничивающие поступление информации, и усилил давление на людей в пси-диапазоне, сразу превратив «день огневого нати­ска» в «ночь плотного мешка, накинутого на голову».

И Прохор Панкратов, сориентировавшись, отдал приказ возвращаться.

— Эмиссара здесь нет. Он давно вмешался бы и встре­тил нас, если бы находился на базе.

— Но мы почти у цели! — возразил разгоряченный бо­ем Ставр.— Еще минута, и мы пробьемся к центру!

— Еще минута, и нас задавят! Императив «Кутузов»! Вариант «подарок»!

— Согласен,— коротко отозвался Герцог. Ставр подчинился.

Прощальный залп из генераторов свертки пространства, изобретенных кайманоидами, превратил значительную часть архитектуры «живота» базы в огромную многослой­ную губчатую трубу, упершуюся в центральный кокон ба­зы, в ее энергетическое сердце с центром управления, уз­лом связи и системой метро, используемого эмиссаром, но большего десантники сделать не могли. Оставив «подарки», то есть колоссальной мощности мины из свернутого в се­мимерные компактные жгуты пространства с отрицатель­ной энергией, они метнулись по дымящемуся полю боя назад, к ожидавшему их «телу» десанта.

Однако собрать удалось не всех.

В отсутствие головного отряда защитный инк базы пре­поднес два сюрприза, унесшие жизни восьми человек. Но проанализировать эти сюрпризы удалось уже дома, на Зем­ле... А пока, втянув поредевший десант, спейсер отстрелил удерживающие его на теле базы «якоря» и в конспират-режиме ушел на «струну», к Меркурию, на свою базу. Удалось ли взорвать станцию, команда спейсера выяснить не смогла.

Вся операция по «абордажу» пристанища эмиссара дли­лась всего четырнадцать минут...

О новой атаке на интраморфов, самой жестокой и бес­пощадной из всех, вернувшимся из рейда на Солнце стало известно, как только спейсер «Флокс» тихо сел под при­крытие пейзажного архитектора базы на Меркурии. И Ставр, даже не попрощавшись с отцом, тотчас же напра­вился на Землю, предварительно связавшись с Железов­ским в поле Сил.

Они встретились дома у Аристарха, где лежали быстро поправлявшиеся Забава Боянова и Ольга Панкратова, мать Ставра. Кроме этих двух женщин там же находились Ра­тибор Берестов и Анастасия Демидова, хлопотавшая возле своей дочери.

Ставр постоял у тела мертвого Веселина, выслушал рас­сказ патриарха и в двух слоганах передал результаты рей­да на базу эмиссара. Оба жаждали услышать подробности интересующих их событий, но если Панкратов мог ими поделиться, то Железовский ничего конкретного о судьбе Виданы не знал. Девушка ушла из дому до атаки боевиков ФАГа и не вернулась. Ни на один вызов через поле Сил она не ответила.

Угрюмо понаблюдав за приготовлениями патриарха к похоронам сына, Ставр позвонил деду по линии отца, пообещал заглянуть в ближайшие дни и вернулся домой, внимательнейшим образом исследовав подходы к дому и его внутреннее пространство. Однако никто в его отсут­ствие к жилищу не подходил, границы владений не на­рушал, и лишь Терентий, более разговорчивый, чем обычно, рассказал о частых звонках неизвестных лиц. Кто-то настойчиво искал хозяина по связи и не хотел представляться.

Заниматься ничем не хотелось, сказывались последст­вия сверхнапряжения во время боя на базе, боль утрат, тяжелый психологический климат Земли, но Ставр все же заставил себя собраться и после ионодуша и часовой ме­дитации сел за компьютер, чтобы вдвоем с инком разо­браться в возникших проблемах.

Для начала он обзвонил всех друзей и общих знакомых в поисках Виданы, однако девушку никто из них не видел, а непосредственные руководители погранслужбы, в том числе и из «погран-2» — Ставр вышел на их уровень — ничего вразумительного сообщить не смогли. Во всяком случае, никакого спецзадания она не выполняла и на связь не выходила.

Тогда Панкратов припомнил возникшие в последние дни недоуменные вопросы и углубился в их анализ, ис­пользуя все возможности системы «контр-2». Еще через час он сделал вывод об утечке информации из этой сис­темы.

Вывод его не ошеломил, он предполагал нечто в таком роде, но действовать надо было незамедлительно, и Ставр, скрепя сердце, понимая, что Железовскому не до него, вызвал тем не менее Аристарха к себе.

Проконсул синклита прибыл через двадцать минут, не задав ни одного вопроса, за что Ставр был ему благодарен. Они расположились в спальне, включили пси-фильтры, и Ставр поведал Аристарху свои выводы об утечке.

— База на Меркурии засвечена. Эмиссар ФАГа знал о наших намерениях и вовремя покинул базу. Хотя бояться ему вроде было нечего, для штурма его базы сил одного и даже двух-трех спенсеров типа «Флокс» не хватало.

Железовский кивнул, потер загривок.

— Я знал об этом. Что еще?

Ставр ошарашенно глянул на собеседника:

— Вы знали?!

— Вероятно, это стратегия «контр-2»,— нетерпеливо ответил человек-гора.— Чтобы это понять, не надо быть семи пядей во лбу.

— Но ведь это означает, что среди нас — предатель! Железовский с мрачным сочувствием оглядел Панкра­това.

— И кто же он, по-твоему?

— Я не знаю,— растерялся Ставр.— Но это можно вы­числить...

— Валяй, вычисляй. Когда будешь уверен в результате — сообщи. У тебя все? Да, на твоем месте я бы не спешил докладывать о выводах Мальгриву.

— Вы что же, думаете, он...

— Нет, не думаю. Джордан не просто интраморф, он эрм, и этим все сказано. Но существует закон: торопись медленно. Теперь что касается поисков Даны... Вероятнее всего, она у К-мигрантов. Ищи их базу.

— Зачем Видана К-мигрантам?

— Она слишком много знает о «погран-2» и «контр-2». К тому же как высокий эфаналитик она вышла на очень любопытные закономерности взаимодействия эгрегоров, что давно заинтересовало ФАГа. Помнишь нападение на мое шале в лесу? Искали программу расчета, который Дана неосторожно оставила в памяти игрового инка.

Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Ставр впервые видел, как железный «роденовский мыслитель» колеблется, не решаясь что-то сказать. Наконец Аристарх справился с колебаниями, отвел взгляд, сгорбился.

— Это замысел высшего руководства, мальчик. Дану подставили специально, чтобы Ф-террористы захватили ее и просчитали то, что она знает.

— Дезинформацию!

— Дезинформацию.— Железовский поднял глаза, и Ставр увидел в них боль и муку.— Я узнал об этом слиш­ком поздно, иначе не допустил бы.

— Кто все это рассчитал?! Мальгрив? Пайол Тот? Железовский качнул головой:

— Существует глубоко законспирированное подразделение, не подвластное даже лептонной разведке ФАГа, разрабатыва­ющее стратегию Войны с ним на многих уровнях, в том числе на недоступных даже нам, интраморфам. Социум — лишь один из таких уровней, причем самый легкий, по-моему.

— «Контр-3»?

— Нечто в этом роде.— Железовский встал.— Дейст­вуй, мальчик. Закончу необходимые процедуры и присо­единюсь. Стратегия стратегией, но есть и кое-что святое.

— Извините. Я не подумал...

— Понимаю, ничего... Хотя мне сейчас очень тяжело, парень. Не каждый день теряют сыновей...

Он ушел, а Ставр еще некоторое время сидел в кресле, убитый свалившейся на голову неожиданностью. Потом принял душ, тщательно оделся и вызвал такси. Через пол­часа он посадил аэр возле избы Грехова.

— Заставляешь себя ждать, эрм.

Ставр не удивился приему, он уже поверил в удиви­тельные возможности этого человека, способного предви­деть многие события в мире.

— Я на минуту, извините. Исчезла одна девушка... Ви­дана Железовская... Вы случайно не знаете, где она?

— Случайно знаю. Проходи, попьем чаю и поговорим.

— Но очень недолго, у меня много дел... надо помочь Аристарху с похоронами... Времени в обрез.

Грехов усмехнулся:

— Да и у меня его не так уж много.

Они уселись в уголке гостиной, домовой приволок из кухни поднос со сливками, чаем, бутербродами, конфетами и фрук­тами, и оба принялись сосредоточенно пить чай. Потом Грехов сказал задумчиво, отвечая скорее всего своим мыслям:

— Да, мы завязли в мелких войнах внутри социума и теряем темп. Не потерять бы полученных преимуществ, что чревато проигрышем не только в тактике, но и в стратегии.

— Вы считаете, что у нас есть преимущества?

— Разве ты сам этого не видишь? Эмиссар слишком долго отвлекался на борьбу с командой синклита, попался на удочку в деле с «контр-2», проиграл сражения с мощ­ными нашими стариками, рассекретил свое оружие, хотя и не все, подставил под удар свой резерв — гуррах, то бишь кайманолюдей... Он еще не проиграл, но близок к поражению, однако добивать его не следует. Рано.

— Где Видана?

— В лагере К-мигрантов. Вернее, на базе кайманоидов, которую мои бывшие спутники превратили в свое прибежище.

— Где она? В Фаэтоне?

— В Фаэтоне был их спейсер, играющий роль запасного командного пункта. Сама же база находится на родине кайманоидов.

— Но Даль-разведка до сих пор не обнаружила пла­нету...

— Я знаю, где она располагается. Ты готов пойти туда в составе ДР-группы?

Ставр молча встал. Грехов посмотрел на него снизу вверх, прищурясь. Сказал с непонятным сожалением:

— Да, в быстроте принятия решений вы с дедом схожи. Иди готовься, сбор через час у меня.

Ставр хотел спросить, кто еще входит в группу, но сдержался, чувствуя, как сжалось сердце в предчувствии опасного дела.

В общем-то Ставр уже был готов, однако, вернувшись домой, он еще раз проверил экипировку и связался в поле Сил с отцом, который до сих пор находился на Меркурии, разбираясь в причинах гибели восьмерых десантников. На предупреждение сына о том, что в «контр-2» сидит агент ФАГа, а сама эта организация «засвечена», Прохор никак не прореагировал, из чего Ставр сделал вывод, что отцу сей факт известен. Не взволновался старший Панкратов и по поводу того, что «контр-2» служит лишь плотной ширмой для прикрытия службы контрразведки более глу­бокого залегания. И этот факт он, очевидно, знал. На известие же о пропаже Виданы Железовской заявил:

— Не суйся только без меня ни в какие авантюры. Разберусь тут немного и займусь поиском сам.

Ставр не рискнул сообщать отцу о договоре с Греховым и перевел разговор на другую тему:

— Как погибли ребята?

— Четверых убила какая-то странная штуковина, по­хожая на белесую двухметровую опухоль. По отзывам сви­детелей, она не реагировала ни на лазер, ни на гравита­ционное копье, ни на выстрел из аннигилятора. Прыжок на десантника — и даже мокрого места не остается. А чет­веро погибли по неизвестным причинам. Признаки те же, что и в случае с Ги Делормом: остановка сердца, полное отсутствие пси-запаса, нервное истощение. Эксперты ис­пытывают терминологические затруднения, называя это явление «пси-разрядом», «пси-миной» и «пси-аннигиля­цией», но объяснить пока не могут. Ладно, держись, эрм, некогда мне. Как мама?

— Нормально, скоро встанет.

Прохор вышел из контакта, и Ставр пожалел, что не поделился с отцом информацией, которую сообщил Грехов.

В последний раз окинув комнаты взглядом, Ставр со­брался было уходить и с удивлением обнаружил, что к нему прибыл гость. Проследив за посадкой аэра, он еще больше удивился — это прилетела Анна Ковальчук.

— Привет,— сказал он, выходя ей навстречу.

— Привет,— улыбнулась гостья, останавливаясь в мет­ре от него на песчаной дорожке.— Ты, кажется, спешишь? Куда собрался?

— Надо уладить кое-какие дела,— не нашелся он, что ответить.

— Не на поиски ли своего счастья отправляешься? — все так же улыбаясь, продолжала девушка.

Ставру впервые не понравилось, как улыбается Анна. Он внимательно посмотрел на нее, отмечая, что не может, как прежде, преодолеть ее пси-блок.

— Извини, Аннушка, но у меня действительно деловая встреча. Если хочешь, заходи, подожди, у меня куча ин­тересных инкигр, посмотришь мои работы.

— В другой раз, эрм. Хочешь, я скажу тебе, как погиб Ги Делорм?

Ставр мгновение глядел на девушку, вдруг осознавая, что это не та Анна Ковальчук, которую он знал, и вспом­нил предупреждение Железовского о пси-фантомах, неот­личимых от реальных прототипов («Ты же не ожидаешь нападения от меня?..»), но сделать ничего не успел. Вер­нее, он среагировал бы на выстрел, на боевой прием и вообще на любое угрожающее жизни действие, но к тому, что сделала Анна, готов не был. Гостья просто шагнула к нему, обняла... и ему показалось, что сверкнула черная молния и он внезапно провалился в бездонный колодец, полный боли, тоски и неимоверного холода...

Глава девятая «КОНТР-3»

Архиепископ Константинополя — Нового Рима, Вселен­ский Патриарх православной церкви Варфоломей Иван I принимал прихожан в своей келье, запрятанной в недрах Бенисского монастыря.

Обычно прихожане являлись пешком, проходя от вок­залов метро Константинополя по живописнейшим склонам Унульских холмов, мимо не менее живописных развалин крепости Царьграда, столицы Византийской империи. Но монастырь имел и собственное метро, о чем знал очень узкий круг людей. Была у патриарха и личная станция метро, о чем, кроме него, знал только инк охраны. Двое прихожан, которые в данный момент находились у пат­риарха, прибыли именно этим путем.

Варфоломей Иван I своим происхождением был обязан русской генеалогической ветви Патриарха Всея Руси Сав­вы III и болгарской ветви каноников православия, ведущей род от Романа Белева, агемона Софии. Шел патриарху всего девяносто второй год, но выглядел он на все двести: высокий, сутулый, худой, как скелет, лысый, с остатками седых волос на висках,— отшельник, проведший в пустыне не один десяток лет без воды и пищи. Но взгляд его был полон энергии, силы и магической власти, способной ос­тановить любого, кто захотел бы причинить ему вред.

Гостями патриарха были Пайол Тот и Джордан Маль­грив, хотя вряд ли кто-нибудь мог узнать их в обличьях столетних седовласых старцев. В келье Варфоломея они бывали не раз, но привыкнуть к тому, что это — целый мир с дремучим лесом, рекой, горами и небом с вечной луной в десять раз больше земной Луны, не могли, хотя вполне понимали термин «хронопетля». Потому что келья патриарха, по сути, и была своего рода петлей во времени, «перпендикулярным тупиком», созданным то ли самим патриархом, то ли оставшимся со времени рождения ме­тагалактики с «многопузырчатым» пространственно-вре­менным континуумом.

Вход в «келью» начинался картиной в тяжелой брон­зовой раме, висящей на стене личной молельни патриарха. Картина изображала уголок старинной русской избы с ико­ной Божьей Матери, перед которой теплилась неугасимая лампада. Войдя в картину, гости действительно оказыва­лись в избе, окруженной мощным лесом на фоне закатного неба.

По обычаю перекрестились перед иконой и сели в гор­нице за отсвечивающий медвяной желтизной деревянный стол, который тут же был накрыт скатертью и заставлен яствами в старинном славянском стиле, не отведав кото­рых беседу нельзя было начинать. Поэтому трапезничали молча и долго, не торопясь, зная, что во внешнем мире за все время пребывания здесь истечет буквально один квант времени. Затем, также не торопясь, повели разговор, причем не мысленный, а словами, изредка добавляя сло­ган-обороты для образности речи. Это тоже было тради­цией и соблюдалось неукоснительно.

Когда приступили к напиткам, хозяин с улыбкой пред­ложил «исповедаться». Голос его был тих, приятен и зву­чен.

— Давайте начнем с беспристрастной, так сказать, ска­лярной оценки информации, если не возражаете.

— Универсальная скалярная оценка информации невоз­можна в принципе,— сказал прямой Пайол Тот.— Оценки всегда векторны.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Данные, полу­ченные в плоскости низших измерений, сохраняют значи­мость только в пределах этой плоскости. Это знали еще наши предки. Но все же попытаемся оценить и уровень выше. Тем более что правила Игры более высокого по­рядка могут осуществляться лишь благодаря тому, что су­ществуют элементарные правила.

— Это метаэтика. Вы прекрасно знаете, что смена за­конов неизбежна. А это ведет к полному уничтожению культурогенеза в домене, что, естественно, волнует нас, но вполне может не волновать Универсум. Я вообще со­мневаюсь, что существует высшая этическая система, мо­ральные ценности которой имеют абсолютный и объектив­ный характер. Что ценно для нас — не обязательно ценно для Вселенной, для Универсума.

— Вы не совсем правы, коллега. Трансформационные законы высшего уровня, то есть целостные тактики, осу­ществляются только через детерминанты законов низкого уровня, то есть разрешенные ходы фигур. Другое дело, что Второй Игрок, Логос, или, как его назвали — Фунда­ментальный Агрессор, начал разрабатывать версию запре­щенной Игры, которая находится вне сферы санкциониро­ванных Универсумом правил, что превращает ее в Войну. Но я уверен, Универсум знает об этом и примет меры.

— Однако мы к тому моменту можем перестать суще­ствовать. Вести свою войну пес plus ultra17. Универсума мы не в состоянии.

— Нам и не следует стремиться к этому. Всяк сверчок должен знать свой шесток. Но защитить свой дом мы в состоянии.

— Не уверен. Простите, патриарх. Поле вариативной свободы неуклонно сужается, уменьшая наши возможности и шансы выиграть Игру даже в пределах местного скоп­ления галактик. Что из того, что мы стабилизировали Иг­ру-Войну в пределах контролируемой нами зоны космоса? Эмиссара ФАГа в Системе мы, конечно же, в состоянии ликвидировать, но это самый низкий уровень вмешатель­ства Игрока. С эмиссаром второго уровня, отвечающего за скопление галактик, справиться без поддержки будет очень сложно. А третий уровень эмиссара, отвечающего за ве­дение Игры в метагалактике, нам вообще недоступен.

— Поэтому я и предлагаю,— вмешался в разговор Мальгрив,— не трогать базу эмиссара на Солнце и его самого. Пусть считает, что наших сил не хватает для его ликвидации. А мы тихонько будем искать выходы на со­юзников помощней, чем эмиссары второго и третьего уров­ней.

— Может быть, вы правы, Джордан,— сказал Варфо­ломей Иван I после паузы.— Вероятно, нам следовало бы так поступить. Но тем самым мы снова поставим под удар дорогих нам людей. А главное, пострадают и совершенно невинные люди, даже не подозревающие об Игре. Мы и так совершили тяжкий грех, подставив старейшин синк­лита, их друзей и близких под удар ФАГа, хотя и во имя высших соображений. И да простит нас Господь!

Пайол Тот хотел что-то сказать, но передумал, взялся за чашку: Патриарх повернул голову к Мальгриву.

— А вы как считаете, Джордан?

— Я сделаю все, что в моих силах, и на том уровне, который мне доступен. Умом я все понимаю, но «внутри весь плачу», как сказал один из героев литературного про­изведения.— Мальгрив грустно усмехнулся.— Я даже по­думывал об отставке. А потом спросил себя: если не я, то кто же? И все стало на свои места. Кстати, я до сих пор не понимаю одной простой вещи: зачем ФАГу вообще воевать с человечеством, да еще в двух планах — физи­ческом и пси-реальном? Ведь его уровень — уровень За­кона Вселенной! Мы — игроки не его масштаба.

Пайол Тот покосился на шефа «контр-2», но снова про­молчал. Не спешил с ответом и Варфоломей Иван I.

— Понимаете...— Пауза, беглая улыбка на губах, сложный и тонкий слоган недоступных понятий и эмо­ций.— Дело в том, что человечество — потенциально ма­гическая раса. Концепция, утверждаемая ортодоксами, что якобы Архитекторы и Конструкторы готовили Вселенную для появления Инженеров, а не людей, что якобы мы можем, но не должны существовать,— не совсем верна. Да, Инженеры не появились в нашей метавселенной.

В мир пришли мы, люди, и десятки других разумных рас, половина которых уже закончила свой путь, но... но уже выросли файверы, носители пятой волны разума, которые готовы стать Инженерами. И поэтому Игрок, то есть ФАГ, не хочет рисковать.

Пайол Тот опять попытался было вставить слово, но с видимым усилием сдержал себя. Варфоломей Иван I гля­нул на него понимающе, кивнул, видимо отвечая своим мыслям, однако обратился не к нему, а к начальнику «контр-2»:

— Надеюсь, вы настаивали на личной встрече не толь­ко для того, чтобы задать общефилософский вопрос и по­дискутировать?

— Патриарх, мне нужен ваш конкретный совет. Мы намеренно допустили утечку информации по «контр-2», эмиссар клюнул на «дезу» и готовит экстренные меры по уничтожению нашего укрепрайона. Мы соответственно го­товим контрмеры и своего момента не упустим. Но кроме Виданы Железовской, добровольно согласившейся на эту операцию, К-диверсанты захватили и Ставра Панкратова. Об этом знает его отец и...— Мальгрив помолчал и с не­охотой добавил:— И Габриэль Грехов. Они каким-то об­разом выяснили координаты базы К-диверсантов и, боюсь, в ближайшее время пойдут на ее штурм, до того, как наступит час «икс». Если Панкратова я еще могу попро­бовать отговорить от этого шага, то Грехова мне убедить не удастся. Судя по доходящим до меня слухам, он отнесся к идее с дезинформацией резко отрицательно.

— Я знаю.— Патриарх сморщил лицо.— Он только что высказал мне свою точку зрения. И я уже начинаю жа­леть, что согласился с предложенным вами планом.

— Это был мой план,— сказал ради объективности Пайол Тот.— Но я не считаю его негодным и неэтичным. Мы спасаем не себя лично и даже не группу избранных, но метавселенную!

— Звучит красиво, однако патетику я не люблю. Джор­дан, чтобы контролировать ситуацию, вам остается лишь подключить ваших оперов к группе Грехова. Пусть все идет так, как идет. Выручайте ребят, Видану и Ставра. Мы их подставили, мы обязаны и спасти. Что еще вас беспокоит?

— Что делать с предателем?— тяжело сказал Мальгрив.

— То есть с Баренцем,— уточнил Пайол Тот. Варфоломей Иван I вздохнул, откидываясь на спинку

кресла и закрыв глаза. Сказал тихо, с болью в голосе:

— Он не предатель, Джордан. Он закодирован! И не виноват в том, что не выдержал эгрегорного удара во вре­мя того злополучного визита к Алсаддану. Я думаю, мы пока ничего не должны делать. Кодирование такого уров­ня, какому он был подвергнут, нашими силами снять не­возможно.

— Но он мешает. И скоро поймет, что мы все знаем. На какой шаг запрограммировал его эмиссар ФАГа, неиз­вестно.

— Что вы предлагаете?

Мальгрив молчал. Молчал и Пайол Тот. Тишина в келье сгустилась и превратилась в готовую упасть на го­лову волну цунами...

Глава десятая ЗАКОДИРОВАННЫЙ

Легкость в теле была странной, сродни внезапному при­ступу невесомости. Но тела он не ощущал, как не чувст­вовал ни жары, ни холода, ничего. Похоже, он даже не дышал, потому что здесь, в этом нереальном пространстве, пронизанном потоком оранжевого света с красными пере­ливами, воздуха не было. Зато летали вполне реальные на вид, перистые или кристаллически ограненные, но асимметричные булыжники. «Астероиды», так сказать. Не­которые из них превосходили по размерам Монблан, а иные были совсем крошечные, неприятные на вид, и цвет у них был серый либо черный с фиолетовым отливом. А вот цвет крупных «астероидов» изменялся время от вре­мени, особенно когда они сталкивались и начинали тан­цевать друг возле друга. Тогда их цвета тоже начинали «плясать» в ритме танца, хотя и не выходили за пределы красного и инфракрасного диапазонов. А потом Ставр со­образил, что «камни» таким образом разговаривают, и на­чал прислушиваться, пока не научился их понимать. По­следний такой разговор состоялся, когда три особо крупных «булыжника» подлетели совсем близко и начали описывать сложные траектории вокруг еще одного «астероида», на­поминающего по форме зародыш в утробе матери.

Каким-то образом Ставр был связан с этим «ребенком», хотя и не понимал почему.

— Так вот кто должен был меня ликвидировать,— ска­зал один из «астероидов», огромный, слонообразный, кро­ваво-красный, с черными дырами и оспинами.— Забавно.

Я едва не поверил, что этот эрм способен сразиться со мной на равных, даже усилил трансляцию гипнореальности на Землю. Как вам удалось «погасить» его?

— Он еще жив,— отозвался второй «астероид», помень­ше, тусклей и багровей.— Хотя после столкновения с брандером выжить практически невозможно. Ги Делорм, во всяком случае, атаки не выдержал. Но этот экземпляр гораздо сильней. Правда, мы его все равно закодируем, надо лишь подобрать программу для его уровня.

— Он знает руководство «контр-2»?

— Конечно, поскольку сам работник глубокого сектора «контр-2»,— сказал третий «булыжник», еще меньше и черней.— Мы уже выкачали всю его оперативную память. Глубокие горизонты все еще заблокированы, но доберемся и до них.

— Запрограммируйте его на ликвидацию всех руково­дителей синклита и «контр-2». Вряд ли они будут ждать от него удара в спину.

— А что делать с девицей?

— Уничтожьте. Впрочем... пусть живет. Ей мы введем программу ликвидировать самого Панкратова, когда он вы­полнит задание. Таким образом мы убьем двух зайцев: лишим защитную систему хомо властного корпуса, разру­шим всю их иммунную систему и снимем с девицы все подозрения в зомбировании. А когда она понадобится нам снова...

— Понял. Сделаем, Демиург. Агент «воевода» сообща­ет, что «контр-2» готовит операцию по освобождению этих двоих. Каким-то образом они узнали координаты базы-2. Предлагаю базу перевести в другое место.

— Ни в коем случае! Пусть штурмуют. Весь персонал и десантный полк гуррах пересадить на борт моего резер­вного ковчега, где уже побывали наши уважаемые враги. Здесь оставить лишь роту прикрытия для создания эффек­та достоверности. Надо же противнику преодолевать ка­кие-нибудь трудности, чтобы отбить своих?

Два «астероида» засмеялись, рождая в своих глубинах рубиновые всполохи. Потом потемнели.

— Демиург, как им удалось проникнуть на борт вашего ковчега?

— Пока это загадка для меня.— «Астероиды» перестали кружить вокруг «зародыша»-Ставра, голоса их стали глу­ше, то есть бесцветней,— Похоже, нашему противнику удалось решить проблему взаимодействий «абсолютных зеркал». У них есть блестящие ученые — Левашов, Тот, Зелинский, Маршавин, Штерн...

Голоса — вспышки цвета перестали мерцать, стихли, «булыжники» растаяли в багровом свечении небосвода. Ставр остался один, хотя изредка сквозь свечение просту­пали неясные контуры других летающих «камней», а иные из них проплывали мимо торжественно и грозно.

Так прошел час, год, сто лет, пока не показался зна­комый «астероид» с обилием черных пор и каверн, -оста­новился рядом. И тотчас же все изменилось.

Ставр увидел огромное помещение странной формы, но с плоским и гладким темно-коричневым полом, несколько возвышений со сложными устройствами, напоминающими медицинские комбайны с кроватями-камерами для паци­ентов. На одном из них лежал он сам, но видел свое тело как бы со стороны, словно душа его висела, никем не видимая, чуть в стороне и выше, безучастная ко всему, что происходило вокруг.

Возле камеры стоял кайманоид и разглядывал Ставра узкими прозрачно-зелеными глазами. Что-то сказал (Ставр ощутил радиовсплеск), и тотчас же к ним подошел человек, в котором Панкратов узнал К-мигранта Григория Грига.

— Он очнулся,— сказал кайманоид беззвучно; его речь «отделенная от тела» душа Ставра воспринимала как пуль­сации всего объема помещения.

Григ всмотрелся в неподвижное лицо Панкратова.

— Ты прав. Когда можно будет приступить к програм­мированию?

— У нас нет времени на оптимайзинг, программировать надо немедленно.

— Но он может не выдержать нагрузки.

— Это уж его дело. Однако у нас есть кое-какие со­мнения... Мы не уверены...

— В чем?

— В полном контроле над его сознанием. Но корректно доказать это с нашей аппаратурой невозможно.

— После такого удара ни один человек сопротивляться не в состоянии. Чудо еще, что он выжил. Начинайте ко­дирование.

— Мы наткнулись еще на одну задачку, маэстро. Его кожу невозможно проколоть никаким инструментом. Разве что лазерным лучом. К тому же сопротивляемость его ор­ганизма любому медикаментозному вмешательству превос­ходит все известные нам методы химического кодирования.

— Этого не может быть!

— Это факт, маэстро.

У дальней стены помещения вспыхнули прозрачные языки сине-фиолетового пламени, задвигались фигуры, из пола выросли серебристые рога, что-то взволнованно за­лопотали кайманоиды. К-мигрант и гуррах-медик огляну­лись на них.

— Нарушение изоляции,— сказал кайманочеловек.— Кто-то стучится к нам извне, но это не штурмовая бригада «контр-2». Что прикажете делать?

— Включайте кодирование по упрощенной схеме, в темпе короткого замыкания.

— Но при этом образуется обратная связь...

— Приступайте. Как только программа будет введена, уничтожайте оборудование и уходите, дальнейшая судьба этих людей вас беспокоить не должна.

Григ ушел. Кайманоид еще некоторое время с сомне­нием разглядывал лежащего человека, потом закрыл кол­пак камеры, и Ставру показалось, что на него рухнул потолок...

Следующее пробуждение походило на первое, но, в от­личие от него, сопровождалось «шумом и шатанием». Ка­залось, на него со всех сторон сыплется песок, попадая в глаза и размывая изображение предметов, а пространство вокруг содрогается и плывет. Разглядеть сквозь «струи пе­ска» почти ничего не удавалось, лишь изредка происхо­дила какая-то метаморфоза, песок становился прозрачным, хотя и продолжал сыпаться, зрение восстанавливалось, и Ставр начинал видеть с изумительной четкостью, а также слышать все звуки и ощущать все виды излучений. В та­кие моменты он совершенно отчетливо понимал, что живет как бы вне тела и одновременно в изолированном «бун­кере» головы Ставра Панкратова, недоступный никаким локаторам кайманоидов и даже сознанию самого хозяина, пришедшего в себя и подчиненного какой-то внедренной в него целесмысловой программе, которая осознавалась как собственный замысел, отвечающий внутренним убеждени­ям. Одним из таких убеждений было осознание необходи­мости освободить мир от «скрытых носителей зла», коими являлись интраморфы. Их всех надо было уничтожить, а начать Ставр решил с Аристарха Железовского, представ­лявшего наибольшую опасность для человечества.

Второе «я» Ставра понимало всю абсурдность этих убеждений и планов, однако пробить стены «бункера», достучаться до ясного сознания первого «я» не могло, не хватало ни сил, ни желания. К тому же за стенами «бун­кера» его поджидали какие-то жуткие твари, сторожа со­знания, также внедренные чудовищной машиной гуррах и контролирующие внутреннее пространство личности за­кодированного, с которым второе «я» пока не могло бо­роться на равных. Надо было ждать благоприятного мо­мента и просачиваться, просачиваться, просачиваться в тайники подсознания хозяина, перестраивать его испод­воль, восстанавливать память, шкалу оценок, моральные критерии, чтобы в точно рассчитанное время, в один миг, волевым усилием возродиться в прежнем виде.

Он не уловил момента, когда на базу кайманоидов на­чалась атака отряда «контр-2», возглавляемого Железов­ским. Да и дальнейшие события помнил разорван но, слов­но в памяти образовались провалы, лакуны, стершие ос­новные эпизоды кодирования и штурма. Грехова, напри­мер, он так и не увидел, хотя впоследствии узнал, что экзоморф присутствовал и даже лично уничтожил охрану медотсека, где находились плененные Ставр и Видана. Но помочь атакующим Ставр ничем не мог.

Окончательно он пришел в себя уже на Земле.

Три дня спасенные отлеживались в бункере под Тибе­том, получая уход, которого вряд ли удостоился бы любой из тех, кто за ними ухаживал. А ухаживали в основном бабушки и мамы, да отец Ставра являлся неоднократно, чтобы сын не чувствовал себя брошенным и виноватым. Он же сообщал и последние новости, хотя Ставр сам вы­ходил в поле Сил и черпал оттуда информацию любого уровня.

Штурм базы гуррах, расположенной, как оказалось, на Меркурии, примерно там же, где находилась и база «контр-2», мог закончиться весьма печально, если бы не Габриэль Грехов, который вовремя обнаружил, что база заминирована. Взорвалась она, образовав гигантский кра­тер, как только последние защитники покинули ее через канал метро. Но и люди, предупрежденные Греховым, ус­пели убраться оттуда до взрыва.

Таким образом, сотрудникам «контр-2» не удалось оп­ределить ни местоположение новой базы, ни контингента ее охраны, ни принципов управления силами Ф-террори­стов. Правда, к этому они и не стремились, но знал об истинных намерениях «контр-2» лишь ее руководитель Джордан Мальгрив.

На третий день своего вынужденного отдыха Ставр со­ставил наконец программу своих действий по ликвидации патриархов синклита и руководства «контр-2» и принялся за подготовку первой операции.

То, что Ставр стал замкнут и скрытен, ухаживающие за ним отнесли к последствиям пережитой пси-контузии. Даже мать не смогла прочитать, что творится в душе сына, пережив стресс дважды: во время нападения на нее и когда ей сообщили, что Ставр захвачен Ф-террористами. Знала истинное положение вещей лишь Видана, однако и она вела себя подобным же образом, что добавляло достовер­ности к версии о «пси-контузии».

Они ужинали вдвоем, перебрасываясь вялыми реплика­ми, когда в бункере появился Железовский. Он обнял Ви­дану, пожал руку Ставру, сел рядом и с видимым удо­вольствием съел бутерброд с икрой и выпил чашку кофе.

— Твой дед вышел на агента ФАГа в своем секторе,— сказал он, разглядывая равнодушное лицо Панкратова.— Но мы решили оставить его в покое, по пословице: сво­бодный черт лучше связанного ангела.

Ставр промолчал.

— Вече наконец признало факт Ф-терроризма. Помог СЭКОН, да и твой дед выдал информацию, а Мальгрив добавил. Так что мы начинаем вылезать из болота, куда нас по горло всадил ФАГ.

Панкратов снова не отозвался. Видана посмотрела на него, сказала без улыбки, тихо:

— Не трогай его, дед, он получил бесценный опыт в общении с девушками и теперь долго будет его перевари­вать.

Она знала, каким образом Ставра застали врасплох: Анна Ковальчук на самом деле как работала на Тартаре, так и не покидала его, а ФАГ просто создал пси-брандер, идеальный пси-фантом, использовав ее облик. Знал это обстоятельство и Аристарх. Проворчал с мрачным неудо­вольствием:

— Опыт не имеет этической ценности, это просто на­звание, которое человек дает своим ошибкам. Изречение принадлежит Оскару Уайльду, но я с ним согласен. Не я ли говорил тебе, парень, что следует ждать подобных про­вокаций? Кстати, почему ты не носишь разработанный нами опознаватель личности?

Ставр подождал, пока по сети «спрута» передадут оче­редное сообщение Голоса Пустоты (бессмысленный набор слов) и сказал все так же равнодушно:

— Виноват, исправлюсь. У меня к вам дело, Аристарх.

— Говори.

— Не здесь. Видана еще слаба и посвящать ее в наши планы не стоит, иначе она снова опередит нас и сорвет тщательно разработанный план.

Девушка побледнела, неотрывно глядя на Ставра, мед­ленно встала и вышла из гостиной бункера.

Железовский покачал головой, исподлобья глянул на контрразведчика, перешел на личный канал пси-связи:

— Напрасно ты ее обижаешь, эрм. Какая кошка между вами пробежала?

— Я все объясню.— Ставр встал.— Идемте, время не ждет.

— Куда? Мы прекрасно можем поговорить и здесь.

— Я хочу кое-что показать вам у себя дома. По дороге поговорим о Видане.

Железовский, не говоря больше ни слова, вышел. По пути к метро заглянул в медотсек, сказал что-то внучке и втиснулся в кабину метро, придавив Ставра. Вскоре они высаживались из такси у дома Панкратовых.

— Ты хотел поговорить о Дане,— напомнил Аристарх.

— Она закодирована,— бесстрастно сказал Ставр, от­крывая дверь и приглашая человека-гору войти.

Железовский хмыкнул, остановился посреди прихожей, все так же оценивающе разглядывая хозяина. Расспраши­вать, что и как, он не спешил.

— У тебя есть доказательства?

— Эти доказательства — в ее психике. Поговорите, прозондируйте, и все поймете.

— Хорошо, поговорю.— Проконсул синклита остался спокоен.— Ну а что ты хотел от меня? Что за план ты разработал?

— Убить вас.— Ставр сделал шаг к нему.— А потом всех остальных. И я это сделаю.

— Валяй...— Человек-гора не пошевелился, только пе­рестал излучать в диапазоне доброжелательности и отече­ской снисходительности.

Ставр прыгнул к нему, с выплеском энергии нанося удары в шею и в голову, способные убить любого человека на Земле. Железовский поставил блок, но третьего удара удержать не успел и кувырком отлетел в гостиную. Без обычного стандартного подъема он сделал подкат и встре­тил Ставра в полете, использовав прием, который лишь недавно стал известен обоим, ибо входил в арсенал руко­пашного боя, изученного и записанного Греховым. Ставр влип в стену, но остановить его этот удар не мог, потому что рассчитан был на кожу и мышцы обычного интрамор­фа, а Ставр перестал им быть после Д-прививки.

— ...Д-прививка,— догадался Аристарх, останавливаясь на мгновение, дыша бесшумно и легко.— Они учли и это...

Ставр снова прыгнул к нему, сделал обманное движе­ние, нырнул под удар и провел серию «ливень», пытаясь сопроводить физический прием пси-атакой. Но у него ни­чего не вышло! Да, удары достигли цели, стодвадцатики­лограммовый. патриарх улетел в угол, круша старинную мебель, но вызвать пси-резонанс Панкратову не удалось.

— Отлично дерешься, сынок,— сказал Железовский, поднимаясь уже не так быстро, как раньше.— Но не пы­тайся выйти в поле Сил на горизонте боевых искусств. Мы отключили тебя от эгрегора, предполагая нечто вроде того, что ты пытаешься сделать.

— Это вам не поможет!

Новая атака отбросила Аристарха к спальне. Ставр ока­зался рядом еще до того, как Железовский, почти ослеп­ший от удара, начал ответную контратаку, приготовился к добиванию... И в этот момент второе «я» Панкратова сломало наконец стенки узилища, завладело сознанием Ставра и задавило программу, внушенную мощнейшим гипноиндукционным генератором кайманоидов.

Ураган ударов стих.

Железовский с трудом встал, поворочал гудящей голо­вой, потер шею, сморщился.

— Не хотел бы я оказаться на месте твоих врагов, сынок!

— Убейте меня! — глухо выговорил Ставр.

— Это могла бы сделать и я,— раздался голос за спи­ной.— И еще минуту назад я готова была это сделать.

Ставр оглянулся. У него даже не было сил, чтобы уди­виться: он не почувствовал, как в доме появилась Видана.

В гостиную вошла бледная внучка Железовского в «бу­меранге», с плеча которого смотрел на Ставра зрачок «универсала».

— Но мне вовремя удалось справиться с внушенной программой тех монстров. Видимо, гуррах торопились и не довели дело до конца. Дед, ты жив?

— Жив, жив,— проворчал Аристарх, продолжая расти­рать шею.— У этого мальца не руки, а кувалды! Еще парочка таких ударов, и остались бы от меня рожки да ножки.— Он тяжело сел в уцелевшее кресло, глянул на Панкратова с уважением.— Не терзайся понапрасну, сы­нок. Ты сам справился с собой, как и эта вертихвостка, а это главное. Спасибо, ребята.

В доме появились какие-то люди, но поскольку Желе­зовский остался спокоен, не отреагировал и погасший

Ставр. Зазвучали пси-голоса, в гостиную вошли один за другим Пауль Герцог, Прохор Панкратов и Ратибор Бе­рестов. Все трое остановились, разглядывая разгром в ком­нате. Затем Берестов сказал с усмешкой:

— Что, досталось, старик?

— Все нутро отбил,— ответствовал с кряхтением Же­лезовский.— Ничего себе, воспитал внучка!

Пауль Герцог засмеялся, подмигнул Ставру, обнял за плечи Видану, отвел в угол, шепча что-то на ухо. К Став­ру подошел отец, положил руку на локоть.

— Ну, как ты?

— Плохо...— На глаза навернулись слезы, но Ставр скатиться им по щекам не дал.— Вы что же, рассчитали и ждали, пока я... тут?..

— Мы были готовы ко всему. Ты ведь мог начать и с любого из нас. А ждали... Мы верили в тебя, мальчик. Задавить в тебе человека они не смогли, эрмы Ф-терро­ристам не по зубам.

— Но от эгрегора вы меня все-таки отсоединили...

.— Только ради тебя, мальчик. Дело в том, что мы наконец разгадали тайну Ф-террористов, использующих все излучение родового эгрегора, и теперь можем делать нечто подобное сами. Если бы мы не отключили твою психику от эгрегора, любой неосторожный жест Аристарха вызвал бы направленный пси-залп. Можешь представить, чем бы это закончилось. Ладно, приходи в себя, отдыхай, потом поговорим. Я побуду рядом и...

— Если не возражаете, я побуду с ним,— сказала Ви­дана, не сводя глаз с измученного лица Ставра.

Мужчины переглянулись. Железовский встал.

— Пошли, друзья, все будет нормально. Пусть дети побудут вдвоем.

Они вышли, по очереди похлопав Ставра по плечам и спине, а он стоял, закрыв глаза, и не знал, плакать ему или смеяться. А потом к его губам прижались сухие, вздрагивающие, горячие губы. Виданы...

Глава одиннадцатая ПРОРЫВ

Уже месяц над одним из отрогов Тибета — Алинг-Ган­гри царило необычное оживление. То и дело с небес на горные вершины пикировали капсулы гидрометеоконтроля, машины погранслужбы, юркие витсы строительной компа­нии «Тибеткос». Затевалось якобы грандиозное террастро­ительство с перемещением части хребта и созданием гор­ного курорта с озером и экстракомфортным комплексом. На самом деле вся эта возня означала поиски помощни­ками ФАГа бункера под Нгангларинг-Цо, давно ставшего «костью в горле» для эмиссара.

Конечно, поиски не могли остаться незамеченными и наблюдателям «контр-2», поэтому были приняты кое-ка­кие ответные меры, разработанные Артуром Левашовым по заданию Железовского, а самое главное — был сменен код метро, ведущего в бункер. Но знали об этом единицы: сам Аристарх, Велизар и Герцог. Причем сменен он был хитро — инк метро отзывался вроде бы на тот же код, что был и раньше, но при этом учитывал личность пере­мещаемого. Таким образом доступ в бункер был резко ограничен, а в список допущенных к секретам бункера лиц перестали входить заместитель Ги Делорма Лютиков и бывший воевода синклита старейшин Ярополк Баренц.

Ставр Панкратов был пропущен в бункер беспрепятст­венно и буквально ураганом ворвался в центральное по­мещение, где в этот момент находилось трое интраморфов: Мигель де Сильва, Пауль Герцог и командор погранслуж­бы Людвиг Баркович.

Последовала немая сцена, после которой опомнившийся Ставр метнулся к Барковичу, но был остановлен Герцогом:

— Шериф, позвольте представить вам Ставра Панкра­това, работника «контр-2». Ставр, перед тобой — шериф Солнечной системы, руководитель службы «погран-2», вто­рой архонт конспиративного Совета безопасности Людвиг Баркович.

Панкратов онемел на бесконечно долгую минуту и смог по ее истечении выдавить лишь глупый, неадекватный си­туации вопрос:

— А кто первый архонт?

— Архиепископ Константинополя — Нового Рима Все­ленский Патриарх Варфоломей Иван I,— брюзгливым то­ном ответил Баркович, в глазах которого мелькнули на­смешливо-сочувственные огоньки.— Еще есть вопросы, мо­лодой человек?

Ставр вдруг засмеялся. Трое мужчин с одинаковым вы­ражением озабоченности посмотрели на него, и он сказал, отыгрываясь за насмешливый взгляд командора:

— А вы не боитесь, что Аристарх Железовский в пылу праведного гнева оторвет вам... э-э... что обещал?

— Мальчик, ты грубишь! — укоризненно покачал голо­вой Мигель де Сильва.

— Аристарх всегда знал, кто я на самом деле,— отве­тил Баркович хладнокровно.— Надо же было каким-то об­разом поддерживать имидж бабника?— Командор откинул голову назад и надменно, поверх носа глянул на оторо­певшего Ставра.— Ну как, хороший актер командор по­гранслужбы Баркович?

Ставр не нашелся что ответить, и Баркович повернул­ся к веселящемуся Герцогу:

— Заканчивайте, Пауль. Я к себе, буду искать Хасана и ждать реакции на отмену связи по треку.

— Стойте! — воскликнул Панкратов, вспоминая, по ка­кому поводу оказался здесь.— Среди нас предатель!

Трое руководителей службы безопасности Системы сно­ва оглянулись на него.

— Кто?— спросил де Сильва.

— Ярополк Баренц! — Ставр опомнился и перешел на слоган-речь.— Я вспомнил разговор эмиссара со своими слугами, когда они пеленали меня. У них появился агент «воевода» и... в общем... я проанализировал все наши не­удачи. Это он, сомнений нет.

«— Баренц не предатель,— возразил Баркович недоволь­но.— Он запрограммирован, это верно, причем даже глуб­же уровня базисной тревоги, но не предатель! Зарубите это себе на носу, молодой человек. И его следует поберечь, пока мы не научимся стирать такие программы без риска для личности. Кстати, ради гарантированного определения личности собеседника советую носить с собой всюду пси-опознаватель.

Командор ушел, слабо чмокнула дверь метро:

Ставр посмотрел на Герцога.

— Но Баренц знает код бункера... в любой момент сюда могут ворваться Ф-террористы...

— Не могут. Мы заблокировали вход для всех, кто не с нами. Кстати, эрм, ты знаешь, кто тебя атаковал столь удачно?

Панкратов покраснел.

— Нет-нет, я не имею в виду конкретную личность,— улыбнулся Герцог.— Это был не обычный фантом, а пси-брандер с огромным отрицательным пси-объемом, способ­ным высосать весь ресурс интраморфа. Если бы не твой резерв, который явно больше моего, и Д-прививка, мы с тобой уже не разговаривали бы.

— Ладно, что уж вспоминать,— проговорил де Силь­ва.— Давайте-ка работать. Присоединяйся, эрм, мы тут колдуем над тем, как тихо и незаметно нейтрализовать сеть помощников эмиссара, после того как захватим его и предадим суду. Ждать больше нельзя, сдвиг констант скоро достигнет критической точки, и начнется спонтанная война законов, причем даже в локальной области, в нашем общем доме — в Системе.

— Он это понимает,— обронил Герцог.

Ставр кивнул, отворачиваясь. Потом спросил через силу:

— Что такое — уровень базисной тревоги? Баркович намекнул, что Ярополк закодирован глубже.

— Базисная тревога человека — тревога смерти. Они смотрели друг на друга и молчали.

Нагуаль между орбитами Нептуна и Урана в Солнеч­ной системе достиг длины в полмиллиона километров и несколько замедлил свой рост, что официальные власти посчитали за благо и поспешили сообщить о «победе зем­ной науки и техники» в ограничении экспансии Большого Ничто. Однако длилось это равновесие недолго. Уже через двое суток нагуаль выбросил во все стороны усы длиной в десятки и сотни тысяч километров, посбивал множество автоматических зондов, уничтожил исследовательский га­леон и повредил два пограничных спейсера. Уныние вновь вернулось в лоно кабинетов и коридоров Всевеча. Теперь уже не приходилось сомневаться, что налицо натуральная агрессия неизвестной формы жизни или по. крайней мере вторжение и развитие не предусмотренного сценарием эво­люции метавселенной физического явления, угрожающего уничтожить Солнечную систему вместе с человеческой ци­вилизацией.

Уже были найдены в Галактике подобные образования, погасившие центральные светила звездных систем и раз­резавшие планеты, а нагуаль возле Копа де Плата грозил вообще потушить местное скопление в несколько десятков звезд. И все же самым грандиозным оказался нагуаль, поглотивший целый войд — то есть провал в пространстве, свободный от галактических скоплений и одиночных звезд, размером в две тысячи мегапарсеков! Располагалось это Сверхбольшое Ничто за скоплением галактик в Геркулесе, достаточно далеко от Солнечной системы и вообще от род­ной Галактики, но скорость его роста уже превышала ско­рость света, и громадность расстояния до него специали­стов не успокаивала. Правда, воображение обывателей больше всего потрясли не масштабы явления в Геркулесе, а то, что невидимые «кораллы» объявились на Земле. По­сле чего началось настоящее паломничество в лесную зону под Владимиром и в пустыню Сахару, где нагуаль сплел причудливый паутинный «кактус» (люди научились видеть его, облучая потоком нейтрино и создавая голографиче­ский эффект).

Эти «зародыши» Большого Ничто оказались не един­ственными в Системе, невидимые «кораллы» обнаружились и возле Солнца, и на других планетах: на Марсе, на спут­никах Юпитера, на Луне. Но земные были «родней», ин­тересней и вызывали у людей лишь любопытство да же­лание пощупать чудо собственными руками. Ни озабочен­ности, ни тем более паники беспечные жители земного «рая» не проявили.

Лес у озера, где Ставр отдыхал совсем недавно, он покидал с чувством тревоги и досады на людей, не пони­мающих, как ему казалось, элементарных вещей и живу­щих в свое удовольствие в собственных уютных мирках. Весь мир катился в пропасть, а люди продолжали весе­литься, развлекаться, петь и смеяться, спокойно есть и спать, заниматься сексом, играть и радоваться жизни. И плевать им было на любые угрозы из космоса, если те не отражались на ком-то непосредственно и конкретно. Рав­нодушны они были и к тем, кто должен был обезопасить их существование. Более того, они равнодушно относились и к самим себе, хотя до пресыщения жизнью человеческая цивилизация еще не дожила.

Будущие десантники собирались по одному на базе в Североморске. Когда Ставр появился там, его уже ждали отец, дед и Железовский, уточняющие последние детали операции с Умником «контр-3».

Компьютерный зал базы ничем не отличался от подоб­ных ему сложных объектов, и входящий в рабочую зону контроля мог с ходу присоединиться к обсуждению реша­емой задачи. Ставр так и сделал. Ему удалось «догово­риться» со своей памятью и вывести полученные сведения на уровень сознания, после чего землянам стали известны не только координаты базы ФАГа в Солнечной системе — эмиссар «задвинул» ее глубже в недра Солнца,— но и канал метро, связывающий базу с десятком отлично за­маскированных пунктов на Земле и у других звезд, в том числе на Тартаре, возле Чужой и на Орилоухе. Контр­разведчики проследили практически все «струны» этого метро, кроме двух; последние явно вели к хозяевам более высокого уровня, которые могли почувствовать, что к ним стучатся непрошеные гости. Экспедиции в стан этих хозяев решили отложить на более позднее время, чтобы успеть подготовиться и не наломать дров.

— Ты был у Габриэля? — спросил Прохор, когда они закончили корректировку плана.— Где он?

— Я был у него дома, но говорил только с его личным инком Диего, который заверил, что Грехов присоединится к нам в нужный момент.— Ставр поколебался немного, на лице его отразилось смущение.

— Что еще?

— Ничего особенного. Диего меня благословил.— О том, что Диего Вирт назвал его при этом воином с боль­шой буквы, Ставр умолчал.

К вечеру по местному времени десант был готов к походу.

По численности он не намного превышал отряд, штур­мовавший базу эмиссара первый раз, но по защищенности превосходил его многократно. Люди были вооружены луч­ше и могли кое-что противопоставить уничтожителям и компакт-преобразователям кайманоидов, а также пси-брандерам ФАГа, мгновенно высасывающим все виды энер­гии из человеческого тела. Руководил операцией, как и прежде, Прохор Панкратов. Ставру отводилась особая роль: он должен был перехватить эмиссара, не дать ему уйти. Поэтому младшего Панкратова должны были под­держивать Пауль Герцог, Аристарх Железовский, Ратибор Берестов и лично Джордан Мальгрив.

Провожать десант-обойму пришел Людвиг Баркович, не терявший своей надменно-спесивой флегматичности ни при каких обстоятельствах. Ставр, который еще недавно готов был убить командора, чувствовал себя при нем скованно, однако Баркович отлично понимал его состояние и передал контрразведчику личный слоган, сочетавший пожелание удачи с иронической усмешкой, дружелюбным подмигива­нием и грустным вздохом: все понимаю, но ничем помочь не могу.

Отряд втянулся в зал экипировки, где каждый десант­ник влез в «пузырь» и на мгновение исчез, проверяя функ­ционирование этого странного скафандра в режиме «ин­когнито». После этого наступил миг прощания.

В специально оборудованной кабине метро уместились все шестьдесят четыре человека; снаружи в зале остались лишь витсы охраны, готовые в случае ответной атаки эмиссара катапультировать кабину за пределы атмосферы. Но никто не знал, способна ли финиш-камера на самой базе эмиссара принять одновременно такое большое коли­чество транспортируемого груза, поэтому рассчитывали на худшее — на просачивание по одному. Однако у эмиссара стояли разведсистемы не хуже земных, и метро сработало лишь четырежды, пропустив Панкратовых, Железовского и Герцога...

Точного плана помещений базы у десантников не было, и все же кое-какие детали его они знали: Умник сделал анализ первого штурма базы, синтезировав общее полотно действий десанта из четырех десятков отдельных эпизодов, и с пятидесятипроцентной вероятностью определил глав­ные, узловые отсеки и способы их защиты. Поэтому, даже оставшись вчетвером в незнакомом мире, члены команды Прохора Панкратова решили действовать на свой страх и риск, ничего не меняя в схеме операции.

Все четверо отлично понимали, чем может закончиться их отчаянный «абордаж», но сидеть в засаде и ждать по­мощи было не в их характерах, да и в истории сражений отмечалось немало случаев, когда неожиданная скоростная атака приносила победу малому отряду над неисчислимо большим войском. И они, не раздумывая ни секунды, про­должали движение, ведомые оперативным инком по имени Ветер, встроенным в «пузырь» Прохора.

Охрана базы опомнилась через две минуты после того, как сторож-инк метро заблокировал «струну». К этому времени четверка преодолела два горизонта — четыре с липшим километра по горизонтали и полсотни метров по вертикали — и вышла к третьему, с изменяющейся гео­метрией и растительным пейзажем. Именно здесь, по рас­четам, находился личный «кабинет» эмиссара, а также его уголок отдыха. И уже по ландшафту, странным растениям (работала, конечно, аппаратура видеопласта, создающая стереоскопические эффекты, аналогичная земной), по трем бледным полосам в небе,— видимо, планета эмиссара име­ла три пылевых кольца — десантникам стало ясно, что их прогноз-расчет близок к истине. Эмиссара следовало ис­кать в этом отсеке, равном по площади такому земному городу, как Рославль, родина Панкратовых.

В полную силу защитная система базы отреагировать не успела, слишком быстро и целеустремленно действовали люди, но кое-что она все же смогла предпринять. До того как десантникам удалось пересечь два яруса базы, на них дважды нападала команда витсов, а один из последних коридоров, изгибаясь, пытался сбросить их в какой-то глу­хой отсек. Но людям удалось пробить прямые коридоры, ведущие к цели, и теперь они остановились у «ворот рая», ощупывая пространство отсека всеми имеющимися в их распоряжении средствами локации и контроля.

— Он здесь,— уверенно сказал Герцог.— Я чувствую шевеление пси-поля.

Ставр тоже ощущал пульсацию живого и опасного об­лака, но кроме этого он чувствовал и взгляд. Кто-то при­стально, с грозным недоумением разглядывал его сквозь оболочку «пузыря», легко преодолевая все защитные барь­еры, поля и экраны.

— Расходимся цепью в пределах прямой видимости,— скомандовал Прохор.— Из поля Сил не выходить ни в коем случае. Вперед!

Десантники разошлись в разные стороны и устремились вперед, ведомые, тем не менее, операционным инком. Но уйти далеко от входа и приблизиться к «гнезду» отдыха эмиссара им не удалось — хозяин начал контратаку.

Удар пси-поля был очень силен, хотя его ждали. Од­нако нанесен он был в диапазоне, до сих пор не приме­нявшемся людьми, с резонансной полосой в области глу­бокого воздействия на психику, с гармониками, со свистом разрезающими подсознание, и отразить его полностью «за­щитники» интраморфов не сумели. Таким образом бой на­чался в пси-диапазоне, в области эмоций и чувств, на фоне «виртуальной реальности», ощущаемой физически, с впечатлениями настоящих бросков, ударов в уязвимые точки тела, сопровождаемых болью и ощущением ран, из которых лилась «настоящая» кровь. Такую или подобную этой атаку когда-то отразили деды во главе с Греховым, когда столкнулись с К-мигрантами во время второго при­шествия Конструктора.

Ставр оказался на небольшой поляне в сумеречном лесу с деревьями-великанами, создававшими впечатление жи­вых существ, которых превратили в деревья. Из-за одного из этих серо-коричневых гигантов вышел... директор УАСС Шкурин собственной персоной, но почти голый, в какой-то косматой накидке и с огромной дубиной в волосатой руке. Ставр воспринял это как должное, потому что и сам вы­глядел примерно так же импозантно, разве что вместо дубины у него было короткое копье с наконечником из черного камня, внутри которого разгоралась и гасла изум­рудная искорка.

— Я тебя недооценил, эрм,— гулко возвестил Шкурин, похожий на Железовского могучей фигурой.— Придется исправить ошибку.

Деревья не случайно выглядели живыми и враждебно настроенными. Как только Ставр увернулся от встречного движения дубины, отбил удар ногой и ударил сам, пронзив руку псевдо-Шкурина, деревья зашумели, зароптали, изменяли форму и наклонились над поляной, протягивая ветви-лапы, цепляясь за врага их господина.

Конечно, «лес» на самом деле являл собой поток внеш­него пси-излучения, мешающего людям действовать адек­ватно обстановке, лишающего их уверенности и сил, но легче от этого знания не становилось.

Ставр не представлял, с кем пришлось столкнуться в первом бою его друзьям. Лишь потом стало известно, что всем троим предложили повоевать со Шкуриным, только по-разному. Герцог дрался с ним в болоте, голыми руками. Железовский — на гладиаторской арене и тоже без ору­жия, Прохору Панкратову выпал поединок в горах, где при каждом движении на сражавшихся падали потоки кам­ней.

Одному из «живых деревьев» удалось зацепить копье Ставра. Пришлось отбивать атаки эмиссара врукопашную, пока серией мощных ударов Ставру не удалось повергнуть великана на землю, едва не сломав ему шею.

Тотчас же произошла мгновенная трансформация игро­вого поля.

Панкратов стоял на опушке того же леса, над речным обрывом. Краски в этом мире были печальные: черные, серые, фиолетовые, желтые. Река, например, имела жел­тый цвет, как и небо, деревья казались черными — пу­затые, как баобабы, уродливые и тоже вполне живые. Из-за дерева выступил человек, в котором Ставр узнал Еранцева.

Комиссар был одет в латы, в одной руке нес меч, в другой шлем.

— Неплохо, неплохо, юноша,— произнес он невозму­тимо.— Надо было обратить на тебя внимание раньше, глядишь, и не дошло бы до поединка.— Одним движением он надел шлем и тяжело двинулся навстречу, гремя и сотрясая землю при каждом шаге.

Ставр обнаружил, что экипирован примерно так же, разве что меч у него был короче и уже.

«На поражение!., на поражение...— долетел чей-то едва слышимый пси-крик.— Ставр, их надо убивать! Оставляя в живых фантомов, ты даешь ему возможность восстанав­ливаться».

Ставр молча ринулся в атаку.

Этот бой был короче первого. Псевдо-Еранцев не знал специфики боя на мечах, хотя владел им вполне профес­сионально. Однако у него не было таких учителей, какие были у Ставра, и среди предков не числились знаменитые воины-рубаки, коими отличались роды Панкратовых-Бере­стовых. Несмотря на мешающую двигаться, густую, очень прочную и цепкую траву, Ставр легко обошел противника и с третьей атаки, сбив шлем, ударом «пикирующий бом­бардировщик» снес ему голову.

Небо потемнело, река взбугрилась волнами с бордовым отливом, вздрогнула земля... и Ставр очутился в новой реальности боя.

Равнина, окутанная белесым светящимся туманом, чер­ное небо с бисером звезд и черная рыхлая земля под ногами. Какие-то призрачные фигуры возникают из тума­на то здесь, то там, снова прячутся, исчезают. Слышен гулкий топот коней, но сами они не появлются. Гул уда­ляется влево, чтобы возникнуть сзади и уйти вправо.

Из тумана выступила черная фигура в светящемся па­утинном плаще, с какими-то странной формы предметами. Голова фигуры льдисто отсвечивала, словно была из стек­ла. На миг из тьмы сквозь прозрачное забрало проступило лицо Шан-Эшталлана, Великого магистра многих магий.

Панкратов понял, что уровень владения полем Сил по­зволяет эмиссару принимать любой облик, хотя, с другой стороны, его стремление показать людям свое умение было скорее психологическим вывертом, издевательством, а- так­же отвлекающим маневром. Однако ни один из десантни­ков не попался на этот дешевый трюк.

— Ты невежлив со старшими, сосунок,— сказал Шан-Эшталлан.— С магом у тебя это не пройдет.

Движение его руки было столь стремительным, что Ставр едва уловил его, успев среагировать на тусклый блик предмета в ладони магистра.

Предмет оказался чем-то вроде сюрикэна — метатель­ной звезды, разве что необычной формы, и при касании любого объекта взрывался. От первого Ставр увернулся, и «сюрикэн» врезался в землю где-то за спиной, породив тусклую желтую вспышку. Второй «сюрикэн» Ставр сбил на лету из маузера, которым оказался вооружен; одет он был на сей раз в кожаные куртку и штаны, ботинки и шлем танкиста.

Третий тоже пришлось сбивать, причем очень здорово мешали «призраки», появляющиеся перед человеком в са­мые неподходящие моменты, и «бегущие кони», вот-вот готовые зайти с тыла и затоптать.

Не дожидаясь, пока псевдомагистр забросает его взрыв­чатыми «сюрикэнами», Панкратов бросился вперед, сшиб еще две звездочки и достал-таки Шан-Эшталлана руко­ятью пистолета. Стрелять в упавшего не стал. Подождал,

пока тот поднимется, и швырнул ему в лоб отобранный «сюрикэн»...

Затем был бой с Хасаном Алсадданом — на сверхско­ростных птеранах с использованием лазеров, метателей «пауков», компакт-преобразователей и аннигиляторов. Планета напоминала Землю, но была массивней, с более плотной атмосферой, и все краски на ней были сдвинуты в зеленую полосу спектра. Здесь Ставру мешали гигант­ские четырехлапые птицы с крокодильими пастями вместо клювов, и Панкратов даже подумал: уж не ландшафт ли планеты гуррах создал эмиссар? Но отвлекаться на раз­глядывание пейзажа не стал и после многоминутной ка­русели боя поразил наконец врага, для чего пришлось сблизиться с ним на критическое расстояние — расстояние «броска кинжала», и выстрелить в упор в ненавистное и страшное лицо...

И все кончилось!

Вернее, все началось сначала. Пси-сражение люди вы­играли, но в запасе у эмиссара было еще немало новинок, и он начал с одной из них, взрывая собственный уголок отдыха направленно, векторными зарядами, так, чтобы по­разить десантников по одному.

Прохор Панкратов разобрался в ситуации первым и про­скочил опасную зону, за ним из огня вынырнули «пузыри», ведомые остальными. Перед ними, на фоне мрачного скали­стого пейзажа стояли четыре великана, опираясь на мечи. Лица их неуловимо менялись, напоминая лица многих лю­дей, в том числе и тех, с кем десантники уже имели дела И уровень воздействия был таков, что даже Ставр не по­чувствовал шумового и болевого пси-давления на мозг, при­нимая великанов за реальную деталь этого мира.

На этот раз их атаковали иначе, используя неизвестные методы. и пакеты излучений, на уровне сверхглубокого зондирования, и сами себе они тоже показались гигантами, принимающими вызов на честный поединок.

И все четверо поддались внушению.

Глава двенадцатая КОНЕЦ ЭМИССАРА

Грехов появился на базе «контр-2» спустя полчаса по­сле того, как четверо десантников головного отряда исчез­ли в кабине метро и оно отказалось пропустить остальных.

Ратибор Берестов в сжатом слогане передал ему всю информацию, подождал ответа, но ответом Грехова был шаг обратно в метро. Экзоморф исчез, а люди у кабины метро остались стоять с ощущением пощечины.

— Дьявол его задери! — опомнился Мигель де Силь­ва.— Неужели решил не вмешиваться?

Берестов покачал головой.

— Он действует быстрее, чем мы думаем. Нет, у него наверняка есть какие-то варианты подстраховки, свои ме­тоды контроля ситуации, и он их должен реактивировать. Будем ждать.

— Предлагаю поднять эскадрилью «пакмаков» и напра­вить в точку на Солнце, где наблюдатели отмечают маг­нито-плазменные аномалии. Скопление «улиток» и огне­виков нам один раз уже помогло обнаружить базу эмис­сара, они ее каким-то образом чуют, может быть, помогут и теперь.

— Не возражаю.— Ратибор переключил канал и вызвал квалитет ответственности; в оперативной зоне инка, кон­тролирующего ход операции, дежурили Джордан Мальгрив и Пайол Тот.— Что будем делать, генералы?

— Десанту — ждать,— пришел немедленный ответ.— Де Сильве срочно прибыть на Землю по императиву «ар­кан». Объявляем «три девятки» по треку «контр-2». Все частоты связи сменить на резервные!

Ратибор хлопнул Мигеля по плечу, проводил взглядом, осмотрел ряды хмуро молчавших десантников, которые слышали переговоры, и сказал только одно слово:

— Ждем.

Ему было труднее всего, потому что в неизвестность канули близкие люди, зять и внук, а он ничем не мог им помочь.

Грехов появился через полчаса.

— Быстро все ко мне домой! — Он продиктовал код метро.— Эмиссар через посредников — Шкурина и Еран­цева — начал ликвидацию сетей «контр-2». Через несколь­ко минут здесь будут орлы комиссара-прима, нет смысла начинать с ними сражение.

— Информация объективна? — подал голос Пайол Тот, который слышал разговор.

— Спросите у Мальгрива,— отрезал Грехов.— Люди Еранцева захватили канал «спрут-2». Срочно переходите в консорт-зону личных переговорных линий. Еще есть воп­росы?

Короткое молчание.

— Сопровождение «контр-3» подтверждаю,— доложил оперативный Умник связи.— Конец «двойке».

Берестов сделал жест рукой, и обойма десанта начала попарно втягиваться в кабину метро. Когда все шестьдесят человек скрылись за дверью, Грехов остановил шагнувшего было следом Ратибора:

— У вас будет другое задание.

— Когда-то мы были на «ты».

— Я не забыл. Мчись к Велизару, он имеет выход на патриарха Варфоломея Ивана I, который является лидером среднеславянского эгрегора. Убеди его «кинуть взгляд» на Солнце, иначе мы можем потерять...

— Всех четверых, оставшихся на базе эмиссара?

— Понял правильно, действуй.

— Но у нас есть свой эгрегор, северославянский, ли­дером которого является Баренц.

— Ярополк не может помочь.

— Почему?

— Он... закодирован. Ратибор, бледнея, отшатнулся.

— Вы хорошо подготовлены, воины,— произнес вели­кан справа, бородатый, с седыми волосами, перехваченны­ми обручем с камнем, который мерцал кроваво-красным огнем.— Но — в пределах штатных режимов. Пора препо­дать вам урок, оценить который, увы, будет некому. Хо­зяин здесь я и законы устанавливаю тоже я! Что вы ста­нете делать, если я, например, изменю вот эту константу...

Гигант взмахнул мечом, и мир вокруг людей стал зыб­ким, полупрозрачным, желеобразным, начал течь, испа­ряться, таять, рождая странные хрустально-текучие, лип­кие на вид, ажурные фигуры. Но трансформировался не только ландшафт, но и седые старики гиганты, и десант­ники внутри своих прозрачных силовых коконов.

Ставр первым догадался, что произошло, помогла на­учная подготовка: эмиссар «уменьшил» массу электрона! Если бы этот процесс произошел в космосе, все звезды стали бы голубыми гигантами, быстро сгорели, и Вселен­ная превратилась бы в мрачную яму с остывающим излу­чением. Локальное изменение массы электрона не при­водило к столь катастрофическим результатам, но все энергоинформационные процессы для всех объектов стали протекать по-иному, рождая эффекты полевых взаимодей­ствий, изменяющих форму тел, массу, плотность, степени свободы и энтропийное наполнение. По сути, эмиссар разыграл сценарий влияния чужого физического закона, и ощущать себя игрушкой в руках творца было страшно!

Однако трое остальных десантников не поверили в ре­альность происходящего: все же у них было гораздо больше опыта, и психологию эмиссара они знали лучше Ставра. Железовский, например, даже не стал анализировать си­туацию, первым бросаясь в атаку на крайнего гиганта, превратившегося в древнего земного ящера, анкилозавра. Герцог в свою очередь напал на огромного саблезубого тигра. Таким образом, Прохору Панкратову достались ко­лоссальная десятиметровая горилла и не менее страшный шестипалый «муравьед».

— Это фантомы,— подстегнул сына Прохор,— не обра­щай внимания на их текучесть. Нас снова атакуют в пси-диапазоне, но на других частотах.

— Эмиссар изменил массу электрона...

— Если бы он это сделал реально, то изменился бы и сам. А он не самоубийца. Переходи на подсознание, эрм, сознание обманывает.

И Ставр, как и все остальные — многорукий и воло­сатый, завернутый в «крокодилью» кожу с выпуклым ри­сунком,— прыгнул к «муравьеду».

Этот бой был тяжелым и ощутимо естественным, не­смотря на все попытки отстроиться от внешнего гипнопо­тока. Удары лапами, укусы и царапины казались настоя­щими, и боль в ранах пульсировала тоже по-настоящему. Правда, Ставра здорово спасала Д-прививка: «муравьед» не смог ни прокусить его кожу, ни даже оцарапать до крови. Каково приходилось его друзьям, невозможно было представить без содрогания.

Схватка закончилась победой людей, и тут же эмиссар «собрал» себя из останков поверженных монстров и пред­ложил новый сценарий с изменением законов физики. На сей раз он «изменил» гравитационную постоянную, уве­личил ее, в результате чего изменилась сила тяготения, и все объекты в зоне действия нового закона расширились, живые — ускорили процессы обмена, неодушевленные — стали более рыхлыми, начали распадаться. Ядерные про­цессы получили «звуковое сопровождение», так что мир вокруг запел, завыл на разные голоса, и людям стал слы­шен даже ток крови в сосудах.

Эмиссар превратился в закованное в металл существо, соединявшее в себе черты человека, кенгуру и краба. Не­известно, был ли это его настоящий облик, но в последних эпизодах боя он его существенно не менял.

Казалось, они побеждали, тесня эмиссара к стенам его последнего убежища, не давая ему ни минуты передышки, успешно отбивая все контратаки. Ставр забеспокоился пер­вым, когда понял, что не в состоянии использовать свой пси-резерв для выхода на сверхскорость. Время как бы остановилось, а они все еще не могли не только нанести решающий удар, но даже окружить монстра или сойтись с ним врукопашную.

Ставр на мгновение остановился, сосредоточиваясь на пределе сил, и словно свежий ветер ворвался в помещение базы, отнес в сторону «ядовитые испарения», влил в тело свежие силы, и Панкратов увидел реальную обстановку. Этот миг просветления он ничтоже сумняшеся отнес к своему успеху, не ведая, что ему помог выплеск пси-энер­гии эгрегоров, инициированный патриархами на Земле и позволивший оценить расстановку сил.

Ставр понял, что до сих пор они бились с пси-фанто­мами, созданными эмиссаром, и что поток излучения чу­жого эгрегора, формирующий в их умах псевдореальность, уже подчинил их сознание и подсознание до уровня «от­стрела» инстинкта самосохранения. Люди давно сбросили свои защитные оболочки — «пузыри», отключили «защит­ников» и барахтались в паутине внушенной реальности, все глубже увязая в болоте непривычных ощущений и иллюзий. Эмиссар мог расправиться с ними одним ударом, но почему-то медлил, продолжая заманивать в ловушку — кокон с защитным слоем «абсолютного зеркала», замаски­рованный под «центр управления». Выйти оттуда люди уже не смогли бы.

Миг просветления прошел, начался занудный бой «один на один» с очередным монстром, прикидывающимся эмис­саром, но Ставр уже встряхнул нервную систему, напряг тайники психики и начал отстраиваться от внушения, по­степенно обретая былую остроту и адекватность зрения. Часть мозга продолжала воевать, а другая — анализиро­вать ситуацию, искать выход. К тому же порывы «свежего ветра» участились, друзья на Земле продолжали помогать им по мере сил и возможностей, и вести этот несконча­емый бой — нескончаемый по их внутренним меркам, по­тому что на самом деле вовне прошло совсем немного времени — стало легче. И пришел момент, когда Ставр окончательно раздвоил сознание и смог теперь трезво ра­зобраться в реалиях местного ландшафта.

Они все еще кружили по залу отдыха эмиссара, пере­мещаясь по сложной кривой и обходя «беседку», где все это время находился сам эмиссар в окружении четырех темных фигур, скорее всего К-мигрантов. Он добился сво­его, заставив людей биться с призраками и не пускать в ход самую мощную свою «артиллерию» — генераторы свертки пространства и аннигиляторы, которые вполне могли повредить, а то и уничтожить всю базу. Тогда Ставр принял единственно верное решение. Как только его оче­редной противник-фантом оказался на одной линии с «бе­седкой» (ротондой с решетчатыми стенами и прозрачной крышей), Панкратов, преодолевая внутренний протест со­знания, подчиненного внешнему пси-давлению, выстрелил в него из нейтрализатора.

«Паук», то есть сгусток поля, уничтожающего любое вещество, миновал фантома, влип в стенку «беседки», про­бил ее и на короткое время ослепил эмиссара, заставив его отвлечься на защитные действия. Но этого времени хватило Ставру на то, чтобы броском преодолеть сто мет­ров, отделявших его от «беседки», и направить на замеш­кавшихся К-мигрантов и эмиссара все «стволы» оружия, которым был снабжен «бумеранг». Кто-то остановился ря­дом, сделав то же самое. Ставр скосил глаза и встретил хмурую улыбку Грехова:

— Ты опередил меня на секунду. Держись, эрм. Панкратов хотел спросить, где остальные, но не ус­пел.

Все выстрелили одновременно: охранники эмиссара, он сам, Грехов и Ставр — и, не сговариваясь, применили все­го лишь «универсалы» в варианте огнестрельного оружия. Но реактивные пули, выпущенные в упор, никому не при­чинили вреда, срикошетировав от защитных оболочек и экранов. Следующим видом оружия должны были стать аннигиляторы и компакт-генераторы, наверняка уничто­жившие бы обе враждующие стороны, однако эмиссар ре­шил уйти красиво и первым шагнул вперед; у него были с виду нормальные человеческие руки, но гораздо более мощные, похожие на ноги кенгуру, а голова напоминала человеческую и крабью одновременно. Он был гуманои­дом, эмиссар ФАГа, как и гуррах, но положительных эмо­ций не вызывал.

— Остановитесь, воины! — От гулкого, грохочущего, зловеще-холодного голоса едва не лопнули барабанные пе­репонки.— Я знаю, что вся ваша команда каким-то обра­зом все-таки проникла на борт моего ковчега, и предлагаю честный поединок. Если вы откажетесь, мы просто унич­тожим друг друга, что не устраивает ни вас, ни меня.

— Условия? — услышал Ставр свой голос, писклявый по сравнению с могучим басом эмиссара.

— Вас здесь ровно пятеро, и нас столько же. Выбирайте противника и начинайте бой, но без оружия, спецкостю­мов и компьютерного сопровождения. Идет?

— Гарантии?

— Мы снимаем защиту первыми.

— Хорошо. Но если...

— Ты будешь драться со мной, Джезенкуир,— перебил Ставра Грехов.

На страшном лице эмиссара задвигались «крабьи чле­ники», что, вероятно, означало улыбку.

— Приятно, когда тебя узнают. Вероятно, вы и есть Габриэль Грехов? Вынужден разочаровать: я буду драться с этим юношей, который очень меня разозлил. В против­ном случае мы закончим наш разговор иначе.

— Я принимаю вызов,— четко ответил Ставр, повернул голову к Грехову.— Спасибо.

— Не стоит благодарности.— Грехов остался бесстраст­ным, поманил рукой приходящих в себя Герцога, Желе­зовского и Прохора Панкратова.— Делайте свой выбор, мне останется тот, кто останется.— Сказано это было так, что даже у Ставра засосало под ложечкой.

— Если выиграю я, что не исключено, вы меня отпу­стите,— сказал эмиссар с «приятной» улыбкой.— И даю слово, что больше вы меня в Системе не увидите.

— Не увидим,— тяжело сказал Ставр.

Этот бой мог бы войти в историю рукопашных сраже­ний всех времен и народов, стать классикой для многих школ воинских искусств, изучивших впоследствии приемы гуманоидов, что были разработаны далеко-далеко от Земли.

Давно закончили схватки Прохор и Герцог, пощадив­шие своих противников, и Железовский с Греховым, убив­шие соответственно К-мигрантов Шебранна и Свиридова. А Ставр и эмиссар, чье имя «Джезенкуир» означало «До­бивающийся Милости» (что знал только Грехов), все еще продолжали поединок, исполняя танец смерти и ненависти в темпе, немыслимом даже для интраморфов.

Если бы не знание приемов боя, подаренных Габриэ­лем, Ставр был бы уже мертв, несмотря на Д-прививку и владение полем Сил. Но и Джезенкуир знал все системы боя, в том числе и земные, и тоже имел кожный покров, пробить который рукой было невозможно даже на сверх­скорости. И Ставр вынужден был, защищаясь, плести па­утину уклонов, нырков, уходов и падений, чтобы не полу­чить страшный удар ногой в голову, который он мог не выдержать. Однажды он пропустил такой удар — нога эмиссара дернулась, как рычаг, и едва не сломала шею Панкратову,— и пришлось несколько минут восстанавли­ваться, щедро расходуя пси-резерв.

Прошло десять минут, пятнадцать, полчаса, а они все еще крутили спираль дуэли, окруженные кольцом подо­спевших к финалу десантников основного отряда. Наконец Ставр начал выдыхаться. Пси-резерв его был на исходе, а на сверхскорости он уже не мог работать в полную силу. Все его удары достигали цели, но практически не трав­мировали Джезенкуира, чье тело было не только заковано в прочный мышечный каркас, но внутри, под мышцами, имело еще и хитиновый панцирь. В течение всего изну­ряющего боя так и не удалось определить уязвимые места монстра.

Тогда Ставр начал отступать, припоминая приемы из той системы боя, записанной Греховым, которые человеку Земли невозможно было изучить и применить из-за спе­цифики строения тела разработчиков этой системы. И он нашел ответ! Правда, когда сил уже совсем не осталось.

Уязвимым местом эмиссара были его ноги! Именно в них прятались главные нервные узлы, защищенные мощ­ными мышцами и костно-панцирным каркасом. Не прихо­дилось теперь удивляться, почему Джезенкуир использует ноги так редко и неохотно, а ведь сила удара каждой была не менее двух тонн!

«Молодец, эрм!» — просочилась извне чья-то мысль.

Впрочем, это сказал Грехов, знавший особенности стро­ения тела эмиссара, но не имевший права сообщать это своему товарищу во время боя.

Ставр изменил тактику, раз за разом как бы «прова­ливаясь» в защите и «случайно» попадая по ногам эмис­сара то рукой, то ногой. Третий его выпад нашел болез­ненную точку на колене Джезенкуира, и тот вскрикнул, отпрыгнув назад на добрых четыре метра.

Еще дважды успел попасть Ставр по тому же месту, как ни ухитрялся противник защищать колено, а потом нанес сильнейший удар — с выплеском лавины энергии, последней, что оставалась,— по другому колену, точно рассчитав точку приложения силы. Ребро ладони с хрустом смяло бугор над коленной — но не чашечкой, как у че­ловека, а вилкой, и Джезенкуир заверещал, упал, отка­тился с воплем, встал на ноги, снова упал и... хромая, бросился бежать к «беседке». Один из камней, лежащих возле нее, вдруг раскрылся, эмиссар нырнул в отверстие, как в воду, но уйти не успел: длинная белая молния раз­ряда компакт-преобразователя догнала его, обдав всех сто­явших вблизи волной адского холода, и Джезенкуира, До­бивающегося Милости, эмиссара ФАГа в Солнечной сис­теме, не стало!

— Все,— сказал Грехов будничным тоном; стрелял он.— Пора заканчивать с этими детскими играми в не­превзойденных мастеров боя. Тот, кто придет ему на сме­ну, не станет разговаривать с нами на этом уровне.

— Кто придет? — угрюмо поинтересовался Железов­ский.

— Эмиссар второго порядка, отвечающий за всю Га­лактику. И, боюсь, справиться с ним будет очень нелегко, если вообще возможно. Пора в путь.

— Ку-да? — спросил вконец обессилевший Ставр в два приема.

Грехов подошел к нему, подставил плечо.

— За помощью, мальчик. Я не знаю, где сейчас Кон­структор и куда ушли Сеятели, но стоит попытаться по­просить у них помощи. Пойдешь со мной?

Ставр закрыл глаза. Сил ответить «да» у него не было.

Глава первая КОМАНДА

Два дня десантники приходили в себя после боя на базе эмиссара. Правда, в разных местах: Железовский — в своем бункере с женой и внучкой, Прохор Панкратов — у себя дома, также опекаемый женой, тестем и тещей Анастасией, и лишь Ставр с Герцогом остались на базе, где приняли участие в исследовании гигантского корабля эмиссара, захваченного без особых трудов десантом зем­лян. Джезенкуир был слишком уверен в своих силах и поэтому не успел дать команду инку базы на самоунич­тожение.

Несомненно, во время боя его поддерживали, подпиты­вали пси-энергией эгрегоры помощников: Алсаддана, Шан­Эшталлана и Еранцева, потому что сразу после его гибели фоновый «шум» пси-поля, вызывавший у рядовых десант­ников обмороки и головные боли, ослабел и вскоре сошел на нет. База оказалась в руках людей, и ее решили сделать естественной резиденцией «контр-3», оставить в Солнце, изучить и приспособить для своих нужд. А изучать там было что: база оказалась многомерным объектом и скры­вала в себе мир, эквивалентный по объему и массе таким космическим объектам, как системы солнечных преобра­зователей энергии, опоясывающие Солнце. Но мир этот был сложнее и таил неисчерпаемые запасы технологиче­ских решений, к которым земная наука только подбира­лась.

Ставр и Герцог испытали истинное наслаждение в ис­следовательских походах по базе, удивляясь больше не высочайшему уровню чужой науки и техники, а тому об­стоятельству, что все это великолепие было использовано во зло. Вопрос, почему эмиссар, существо, принадлежащее данной метавселенной, решил выступить на стороне ФАГа, остался открытым.

— Если только он лично не встречался с Фундамен­тальным Агрессором и тот его не закодировал,— сделал резюме Герцог, когда они с Панкратовым вернулись из очередного разведрейда.

Ставр покачал головой:

— Уровень владения полем Сил у эмиссара таков, что внушить ему что-то не представляется возможным. Хотя, с другой стороны, что мы знаем о возможностях ФАГа?

— Или даже о возможностях эмиссара второго порядка, которым нас пугает Грехов?

— Едва ли пугает, он знает, Пауль. Габриэль — эк­зоморф, и его возможности также лежат за гранью моего воображения. Уверен, он и с эмиссаром-2 справился бы, да только видит дальше и желает добраться до главного, до короля. Пешки и другие фигуры его не интересуют.

Герцог хмыкнул, разглядывая лицо Ставра, отливаю­щее металлическим блеском.

— Не буду спорить. Как ты себя чувствуешь?

— Я быстро восстанавливаюсь, все нормально.

— Он взял тебя в свою команду? Когда вы отправля­етесь?

— Пока не знаю, он даст сигнал.

— Желаю удачи, эрм. Хотел бы и я пойти с вами, да на Земле дел невпроворот. А уж если появится новый эмиссар...

Ставр встретил взгляд Герцога и поежился. Пауль тоже хорошо видел будущее и знал, какие испытания выпадут на его долю и на долю друзей.

Они расстались, а уже через час Панкратов услышал пси-зов Грехова:

«Мы ждем тебя, возвращайся».

Даже не переодевшись, как был в «бумеранге», Ставр преодолел миллионы километров и вышел из метро в доме Габриэля.

Здесь его ждал сюрприз. Едва он вошел в коридор, как наткнулся на трехметровую черную глыбу чужанина, до пояса завернутую в дырчатую, отблескивающую золотом фольгу. Остановился. Чужанин «смотрел» на него — в пси-диапазоне — с каким-то определенным интересом, потом сказал на своеобразном, ломаном пси-огненном языке, сло­ва которого высвечивались в сознании собеседника в форме трепещущих струй северного сияния:

«Раддость видение... ощущалност... понимание?»

— Спасибо, взаимно,— ответил слегка растерявшийся Ставр. Приветствие чужанина было полно доброжелатель­ности, отчего на душе стало теплее.

Чужанин шевельнулся и с глухим «тумм-тумм-тумм» зашагал по коридору к своим апартаментам, скрылся за дверью. Интересно, подумал Ставр, сколько на самом деле внутри его живет существ? Двое, семья, племя?

— Проходи,— раздался голос Грехова.— Тут тебя с не­терпением ждет еще парочка знакомых.

Ставр вошел в гостиную и увидел в креслах за столом множество людей: самого хозяина, Яна Тота, его отца Пайола Тота, Велизара, своего отца, Барковича, Железов­ского, Забаву Боянову и незнакомого молодого человека с улыбчивыми глазами, крепкого на вид, круглоголового и лысоватого. Кого-то он напоминал, этот парень. Но Ставру не дали вспомнить. Молодой человек встал и про­тянул руку, приятно улыбаясь:

— Не узнаете? А ведь мы знакомы.

— Это Диего Вирт,— буркнул Грехов, проверяя работу пси-фильтра, жестом указал на свободное кресло.— При­саживайся.

Ошеломленный Ставр сел, даже не поприветствовав ос­тальных. Конечно, он все понял: Грехов перенес личность своего бывшего друга Диего Вирта в память витса, так сказать, «оживил» его. Но все же встретиться с Диего лицом к лицу не как с инком было непривычно.

Диего посмотрел на него понимающе, подмигнул, и Ставр опомнился, быстро окинув взглядом компанию, не обращав­шую на него внимания. Только отец глянул недовольно да Ян Тот пошевелил пальцами в знак приветствия.

Видимо, гости находились здесь давно, потому что по­ловина напитков была выпита, закуски съедены, и все перешли на сладкое, чай, кофе, лунный мед и горячие ягодные взвары. Ставр не сразу сообразил, что это про­щание, поначалу он принял всех за команду, уходящую на поиски Сеятелей и Конструктора, поразившись, что она так велика.

— Если бы мы знали, почему Архитекторы и Конст­рукторы создали именно такой тип вселенной,— прогудел, очевидно заканчивая беседу, Железовский,— именно с та­ким набором констант, нам была бы ясней стратегия Игры.

— Вы напрасно приписываете им функции творцов на­шего метагалактического домена,— возразил Ян Тот; раз­говор шел на звуке, а не в мыслесфере.— Принципы фор­мирования фундаментальных постоянных, физических за­конов, установила воля «генома» Универсума, все осталь­ные — исполнители.

— «Откуда это? Кто создал эту природу в то время, когда не было ни чего бы то ни было, ни ничего, и мрак покрывался мраком?» — продекламировал Вели­зар.— Древние мыслители, создатели «Вед», задавались теми же вопросами, что и мы, а разгадки как не было, так и нет. Голос Пустоты не зря советовал «искать забы­тые следы чьей-то глубины». Кто мне ответит, по какой причине Универсум воюет с другим таким же Универсу­мом, с другой, равноподобной ему Вселенной?

— Для него это может быть не Война, а Игра.

— Суть дела термины не меняют. Я понимаю, что кон­цепция совершенства природы — иллюзия, но война, в ко­торую втягиваются, помимо их воли, целые цивилизации, какие бы цели она ни преследовала,— отвратительна!

— Люди, глядя на Вселенную с поверхности Земли,— обронил Грехов,— напоминают мне ученого, рассматрива­ющего картину в микроскоп. Что он может увидеть? Толь­ко текстуру краски. Чтобы увидеть картину целиком, надо взглянуть на нее издали. Так и в нашем случае: чтобы оценить стратегию Игры-Войны Универсумов, надо выйти за пределы Вселенной.

— Вы выходили? — спросил Ян Тот с жадным любо­пытством.

Габриэль засмеялся: - — Для этого надо стать Конструктором или хотя бы ФАГом. Нет, за пределами Универсума я не был, за гра­ницей домена — был.

— И что там?!

— А ничего,— под общий смех ответил Грехов.— В языке человеческом нет слов, чтобы описать ту метавсе­ленную. Могу лишь сказать, что Игрок-ФАГ добивается, судя по всему, упрощения континуума нашего мира, вы­рождения сложных форм взаимодействий, что ведет к «ко­роткому замыканию» домена и к выходу его из Игры. Естественно, при этом выбываем из Игры и все мы, жи­вущие в домене.

Наступила тишина.

Потом Баркович сказал, по своему обыкновению за­драв голову и глядя на Грехова поверх носа:

— Но кто может поручиться, что Конструктор выступит на нашей стороне, а не на стороне ФАГа? Ведь он легко может уйти в другую метавселенную.

Грехов погрустнел.

— Конструктор — символ мира, который давно не су­ществует, чьи законы нам неизвестны — я имею в виду этические нормы, законы морали. Конечно, он может при­нять сторону Игрока, обладая собственной оценкой этиче­ских состояний, но он родился здесь, в Системе, и наш дом — его дом, а мы — его меньшие братья, странным об­разом ставшие приемными родителями. Да и не в нас, собственно, дело. Конструктор, как до него — Архитекто­ры, рожден Универсумом, который не враг самому себе. Я не знаю, заложены ли в его геноме этические принципы типа «не навреди» или это уже наше, человеческое, изо­бретение, но все положительное, духовное, что мы создали за все время существования Вселенной, наверняка пере­дается выше, из домена в домен через поле Сил в «мозг» Универсума, изменяя матрицу мира. Любое другое изме­нение есть насилие, что и демонстрирует ФАГ. А Конст­руктор насилия не любит. Это все, что я знаю.

Снова короткая тишина повисла в комнате. Потом встал Пайол Тот, за ним Велизар и Баркович.

— Пора за работу, друзья. Счастливого вам пути!

Они пожали руки Грехову, Вирту и Ставру, ушли. Же­лезовский, Боянова и Прохор Панкратов задержались, и было понятно, какие чувства их обуревают.

— Если бы не обстоятельства,— пробасил Железов­ский,— я бы пошел с вами.

— Да и я тоже,— кивнул смущенно Прохор.— Да что уж там, не люблю я долгих прощаний. Ни пуха вам ни пера! — Он повернулся к сыну.— Забежишь на минуту домой?

Ставр кивнул.

— Не забывайте, что он в розыске,— сказал Железов­ский.— Еранцев не оставляет надежды заполучить «терро­риста» и устроить показательный судебный процесс.

— Вряд ли это ему удастся,— заверил Ставр.

Трое интраморфов тоже вышли, причем Забава Боянова передала Ставру слоган нежного сочувствия и прощания, но ему недоставало еще одного прощания, и Грехов это понял:

—: Двух часов тебе хватит?

Ставр покраснел, но взгляда не отвел.

— Хватит.

— Тогда встречаемся здесь же через два часа. Поста­райся не ввязываться в сомнительные истории, тем более, когда тебя разыскивает безопасность.

— Постараюсь. Один только вопрос: кто еще пойдет с нами?

— Все, кого ты видишь.

Ставр оглядел улыбающихся Яна Тота и Диего Вирта, кивнул:

— Годится. А чужанин?

— И он тоже.

— Тогда все в порядке.— Ставр взметнул вверх кулак и стремительно вышел, уже видя, как он обнимает Видану.

Слова Грехова «постарайся не ввязываться в сомни­тельные истории» он вспомнил в тибетском бункере, где встречался с Виданой.

Им никто не мешал, и два часа пролетели незаметно, а потом в бункер ворвался Ярополк Баренц в боевом «бу­меранге» и взял на прицел замерших друг возле друга молодых людей.

— У меня мало времени, ребята. Я знаю, Ставр, что ты улетаешь с Греховым. Ответь на вопросы, и я вас отпущу. Кто в команде? Когда старт? Откуда? В каком направлении?

— Зачем это вам? — спокойно спросил Ставр, хотя внутри у него все сжалось. Он знал, что Баренц, закоди­рован и работает на ФАГа. Каким же образом ему удалось проникнуть в заблокированный для него канал метро?

— Как вы сюда попали?

— Пути Господни неисповедимы,— мрачно пошутил бывший воевода синклита.— Давай говори, мальчик, не заставляй меня применять силу. У меня тут целый арсенал в костюме: «шукра», «универсал» и кое-что помощней. Даже тебе не справиться с выстрелом в упор.

— Может быть, поработаем в контакте?

— Я уже немолод, да и после того, как ты «поработал» с Джезенкуиром, вряд ли найдется охотник составить тебе конкуренцию. Давай не тяни.

— А если я не скажу, вы нас убьете?

Видана, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.

— Ты о чем, Ставр? Чего вы хотите, Ярополк?

— Я не один,— медленно сказал Баренц, темнея.— Со мной взвод гуррах с аппаратурой зондажа. Я убивать вас не буду, вас убьет зондаж. У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда,— раздался сзади ровный голос, и в помещение вошел Габриэль Грехов собственной персо­ной. Не обращая внимания на готового открыть стрельбу Баренца, прошел на середину комнаты, мельком взглянул на полуодетых Ставра и Видану, на пустую бутылку шам­панского на столике возле кровати.

— Идите, ребята.

— Я... буду... стрелять! — скрежещущим голосом про­изнес Баренц.

— Идите, идите.— Грехов подтолкнул растерянную Видану к выходу.— Старик шутит.— Повернулся лицом к Баренцу и шевельнул пальцем. Комната с гулом кач­нулась, изменила форму, сжалась и снова стала преж­ней.— Пусть дети уйдут, Ярополк, а мы поговорим.

Ставр хотел возразить, но встретил черный, бездонный взгляд Грехова и повел Видану к двери, захватив по пути одежду.

В коридорчике они оделись, заняли кабину метро, вы­шли в Софии, поднялись на холм, освещенный лучами вечернего солнца. Ставр поцеловал девушку в щеку, но Видана удержала его:

— Что происходит, эрм? Почему Баренц... там... с ору­жием? Он с ума сошел?

— Нет, Дана, его запрограммировали.

Глаза Виданы расширились, она закрыла губы ладонью.

— Боже мой! Что же теперь будет?

— Не знаю. Грехов найдет выход. Кстати, ты совер­шенно не обратила внимания на... мой... на меня...

— Обратила, мой милый. Ты теперь похож на метал­лическую статую, разве что чуть более теплую. А вот ты —действительно не заметил...

— Что?

— Я тоже сделала Д-прививку, так что мы теперь не­разлучны. Уговори Грехова, чтобы он взял меня с вами. Я просила, но он отказал.

Ставр долго смотрел на зябко вздрагивающую девушку, на губах которой играла легкая улыбка, осторожно обнял, словно драгоценную вазу из хрупкого хрусталя, поцеловал в губы.

— Ты очень красивая на фоне вечернего солнца.— От­ступил на шаг, откровенно любуясь ею.— Но ведь кто-то должен ждать меня здесь, дома? Какой еще стимул может гнать интраморфа из дальних далей на Землю?

— Лицемер! — Она сердито топнула ногой, отверну­лась.— Уходи, видеть тебя не желаю.

Когда она повернулась обратно, его уже не было рядом, и душа девушки рванулась следом, плача и смеясь, обни­мая и целуя...

В бункере Железовского уже никого не было, и Ставр завернул к Баренцу, который жил на окраине Северомор­ска. Однако воеводы дома не оказалось. Постояв в задум­чивости у дверей, Ставр сел в такси и вернулся обратно к метро, с горечью пережив встречу с бандой ублюдков на аэрах, которые с визгом и хохотом облили светящейся краской монумент Славы на берегу Кольского залива, воз­веденный в честь моряков, погибших во время Второй ми­ровой войны, сотни лет назад.

Мир не менял своих ориентации на вседозволенность и продолжал смеяться, любить, веселиться, искать наслаж­дений, беситься и ненавидеть, несмотря на неумолимое при­ближение «конца света» в паутине нагуалей. Те же, кто это ощущал, спешили воспользоваться своим знанием, презирая всех, в том числе и самих себя, возводя свои потребности в ранг высшего закона, отрицая нормы морали и этики.

Проводив глазами армаду «ангелов ада», закусивших удила, Ставр повернул аэр на восток и вскоре вылетел из городской визуально-рекламной зоны, остановил такси над лесом, оглянулся.

Сзади над ночным городом вставали столбы и облака света, носились рои цветных огней, пронзали небо трассы звезд, струи искр соединялись в слова и образы, распада­лись, чтобы снова собраться в объемные фигуры и радуги реклам. Ветер принес шум, беспечный смех, крики, об­рывки музыки, и Ставр, передернув плечами, бросил ма­шину вниз, к метро.

Однако точно такая же светошумовая феерия встретила его и в Брянске, где жил Грехов. Ставр не стал выходить прямо в доме Габриэля, а решил воспользоваться такси и пожалел об этом, когда наткнулся точно на такую ком­панию, что и в Североморске. С окончательно испорчен­ным настроением он снизился и на бреющем полете, на высоте не более метра над водой, добрался до владений Грехова, расположенных на обрыве над Десной.

Никто не бросил ему упрека в задержке экспедиции, хотя все давно уже были готовы к походу.

— Извините за опоздание,— сказал Ставр без особого раскаяния. Повернулся к Грехову, который возился над каким-то живым с виду черным слизняком.— Что вы... сделали с Баренцем?

— Ничего,— оглянулся Габриэль.— Он будет спать в одном из моих ранчо до нашего возвращения. Надевай-ка вот это,— Грехов ткнул пальцем в «слизняка».

— Что это?

— Твой новый костюм взамен «бумеранга». Д-прививка дает тебе возможность носить защитную оболочку из «чи­стой энергии».

— Но мне необязательно...

— Мы пойдем туда, где люди жить не могут, и защита понадобится солидная. Эта штука — подарок Сеятеля, можно сказать, кусочек его плоти. С ним тебе не страшны будут никакие низкоэнергетические процессы вплоть до ядерного синтеза или распада.

— А... остальные... как же?

— За нас не беспокойся,— поднял отсутствующий взгляд Ян Тот.— Мы с Диего в Д-прививках не нужда­емся, а наш друг Мориончик имеет свой защитный костюм.

— Кто это — Мориончик?

— Мы есть вот,— ответил, входя в комнату, скалооб­разный чужанин.

Диего Вирт засмеялся, дружески потрепал Ставра по плечу, и тот молча принялся стаскивать с себя «бумеранг».

«Слизняк» растекался по телу упругой, покалывающей электрическими разрядами пленкой, и прошло немало вре­мени, прежде чем Ставр привык к новому костюму, уга­дывающему желания, подчиняющемуся любой мысленной команде и вообще ведущему себя как дополнительный, но вполне естественный орган человеческого тела. Он мог фор­мировать дополнительные конечности, оружие — типа лазера или «универсала», мог встраивать в себя другие виды оружия от парализатора до аннигилятора «шукра» и кайманоидских уничтожителей, а также любую другую аппаратуру и сна­ряжение. Кроме того, костюм утилизировал все отходы ме­таболизма и превращался в любой вид одежды, вплоть до «хамелеона», костюма-невидимки. Еще несколько лет назад, до изобретения уников, такой костюм мог бы произвести неизгладимое впечатление, нынче же Ставр не пришел в восторг от возможностей новой одежды, и не в последнюю очередь потому, что «чистую энергию» мог носить далеко не каждый человек. Если уж новая Д-кожа меняла не только энергетику тела, но и психику испытателя, то «сверхкожа», то есть «чистая энергия», тем более прида­вала человеку новые качества, превращала его в «птицу пространства», свободную от пут земного тяготения, смены дня и ночи, воздуха, привычного образа жизни.

Ставр даже начал было опасаться, не изменится ли его психика до такой степени, что он забудет и родителей, и Видану, и вообще Землю, но Грехов, тонко понимающий состояние контрразведчика, успокоил его:

— Не уходи в самоанализ слишком глубоко, мальчик. Как говорили в древней Индии, ты теперь — дигамбара, то есть «одетый пространством», не более того. Природа лепила тебя миллионы лет, и база твоя — база человече­ского существа с его трагической раздвоенностью. Даже мне не удалось сбросить с себя ярмо человеческих эмоций и желаний, хотя' я и вышел за пределы смысла жизни. Но в общем-то дальнейшая твоя судьба зависит только от тебя, от твоего ума, запасов духовности и воли. Не уве­рен — не берись за дело совсем.

— Я — воин! — помедлив, мрачно ответил Ставр.

— Тогда все в порядке. Поехали, орлы.

Но в этот момент кто-то вышел из кабины метро, боль­шой и сильный, заглянул в гостиную. Они увидели перед собой Аристарха Железовского.

— Пришел проводить,— сказал тот вслух.— Уж про­стите старика за сентиментальность. Возвращайтесь с «се­рым призраком» или лучше с Конструктором. Только пусть он не слишком сильно трясет Систему.

— Хорошо, что зашел,— сказал Грехов.— Передай на­чальству «контр-3», что К-мигрантов необходимо нейтрали­зовать в первую очередь. Найти и уничтожить! Иначе они наделают много бед. Было время, когда с ними можно было договориться, теперь же в их психике произошли необрати­мые изменения. Этот случай лечению не поддается.

— Да, я знаю.

— Гуррах тоже не подарок, но их мало, и с ними нужно говорить на их языке, языке насилия и равнодушия. Проиграв, они уходят. Их цивилизация практически вы­родилась. Вселенной не нужны такие сверхагрессивные, хотя и технически талантливые существа, и мне их жаль. И еще: как только появится эмиссар-два, уходите в под­полье. До нашего возвращения.

— Как мы это обнаружим?

— Почувствуете. Прощайте, Аристарх. Железовский качнул головой, отступил.

— Ну уж нет, прощаться я не намерен. Желаю удачи!

Ставру очень хотелось обнять деда Виданы, но он бо­ялся, что эти суровые люди, в окружение которых он попал, его не поймут.

Глава вторая ОРИЛОУХ - М13

В метро зашли вчетвером. Чужанин Морион имел соб­ственную станцию и стартовал первым.

Мигнули стены, сердце ухнуло в пятки, прыгнуло к горлу, и сквозь зелень в глазах проступил новый рисунок на стенах кабины. Грехов шагнул в проем двери первым, за ним вошли. остальные.

Кабина-метро оказалась установленной в центре круг­лой башенки с прозрачными стенами, сквозь которые вид­нелся снежно-хрустальный пейзаж Орилоуха. Прыжок на сто парсеков занял всего несколько секунд.

Ставр, как и его спутники, конечно, видел ландшафты Орилоуха, хогя не в натуре, а в записи, на виом-картинке.

Теперь же он мог любоваться красотами этого странного мира воочию.

Мир Орилоуха представлял собой сложнейшее много­мерное планетарно-инженерное сооружение размером с Сатурн. Из космоса оно смотрелось, как планета, окутан­ная снежно-ледяной, геометрически идеальной ажурной коркой, однако на самом деле «планета» орилоунов была делом их рук, искусственным объектом, приспособленным для проживания в нем таких сверхэкзотических существ. С новой точки зрения, согласно которой орилоуны — по­томки чужан, «живые математические формулы», рассмат­ривать их обиталище было интересней втройне.

Самым поразительным в жизни орилоунов было не мгновенное, но очень быстрое и плавное изменение ланд­шафтов планеты при каждом их действии. И Ставр только теперь воочию убедился, что такое жизнь «математических формул»: каждый их шаг действительно представлял собой процесс математического преобразования, который сущест­венным образом менял жизненное пространство этих формул и сами формулы! Представить этот процесс в уме было не­сложно, увидеть его реализованным — поразительно!

И Ставр, и Ян Тот, и Диего Вирт еще долго рассмат­ривали бы поминутно меняющиеся пейзажи Орилоуха, но в один из моментов трансформации возле башенки метро, установленного, очевидно, много лет назад Греховым, воз­ник, словно из-под земли, трехметровый, ажурный, осле­пительно белый одуванчик, на котором восседала черная с золотом глыба чужанина.

— Прибыл наконец,— будничным тоном прокомменти­ровал Грехов.

Ставр понял, что это Морион.

— На чем это он? Неужели у орилоунов существует транспорт?

— Это, собственно, и есть орилоун.

Чужанин слез с одуванчика, как большой и неуклюжий медведь, потопал к башне, а одуванчик вдруг превратился в друзу прозрачных кристаллов с тысячью мелких радуг в каждом.

Но и эту форму орилоун держал недолго, плавно пре­образовал тело в снежную розу, потом в сложное пере­плетение цветов и снова стал одуванчиком, хотя несколько иных размеров и очертаний.

Ставр зачарованно смотрел на процесс трансформации орилоуна и не мог отвести взгляд.

Грехов открыл тамбур, чужанин протиснулся в башню, замер посередине. Между ними произошел быстрый раз­говор на сверхскорости, и, видимо, Габриэль знал другой способ связи с чужанами, потому что в пси-диапазоне Ставр их не услышал. Грехов повернулся к своей команде.

— Он говорит, что орилоуны не знают, куда ушли «се­рые призраки», но зато готовы указать нам дорогу к со­оружению, которое оставили Сеятели в одном из шаровых звездных скоплений в Геркулесе. По земным каталогам это М13, двадцать три тысячи светолет от Солнца. Отсюда, с Орилоуха, примерно столько же.

— Что за сооружение? — заинтересовался Ян Тот.

— Подозреваю, что этого никто не знает.— Грехов сно­ва обратился к чужанину, выслушал ответ.— На челове­ческий язык я бы перевел смысловое значение сооружения как «структурный стабилизатор». Но лучше поглядеть на месте, не так ли?

— Туда проложена ветка метро?

— Нет, придется преодолевать пространство варварским способом, на спейсере.— По мимике собеседников Грехов понял, о чем они подумали, и добавил: — Естественно, на спейсере орилоунов. Подходит нам такой транспорт?

— Прокатиться надо,— выразил общее мнение Диего Вирт.— Только не наткнуться бы на нагуаль.

Грехов вошел в метро и через несколько минут вышел с шестиногом, похожим на земного варана.

— Пойдет с нами.

— А-а, дракоша.— Диего Вирт шлепнул варана по мор­де, глянул искоса на Ставра.— НЗ, акваблок, кое-какое снаряжение. Мало ли что может пригодиться.

Это был передвижной склад с запасами сгущенной во­ды, энергоконсервов и пищи, приготовленной по техноло­гии «джинн», то есть с применением субмолекулярного сжатия. Весил он по меньшей мере полторы тонны.

Не говоря ни слова, Грехов направился к тамбуру, за чужанином, который снова оседлал орилоунский одуван­чик. Однако остальным не пришлось залезать на этот псев­доживой транспортный механизм. Стоило им выйти из башни метро (энергокостюм Ставра сам перестроил форму, защищая хозяина от местных условий: минус пятьдесят градусов по Цельсию, воздух — смесь гелия и водорода), как часть почвы под ними свернулась бутоном тюльпана и втянула команду в какой-то снежно-ледяной тоннель. Стены тоннеля помчались назад со все возрастающей ско­ростью, создавая иллюзию движения, хотя Ставр подозре­вал, что никуда они на самом деле не перемещались. Про­сто «мир живых формул» изменил свое состояние таким образом, чтобы совместились координаты месторасположе­ния землян и планетарного «космодрома».

Тоннель изогнулся вниз, словно собираясь загнать лю­дей в недра планеты, но это ощущение оказалось лож­ным — вынесло их на свет, на поверхность.

Пейзаж вокруг был уже другим, напоминал земной ве­личественный заснеженный лес, только деревья в этом ле­су на самом деле были орилоунскими аналогами спейсеров самых разных размеров, но одинаковой формы: остроко­нечная елка с невероятно сложным рисунком лап и иголок. Вероятно, орилоуны выращивали свои корабли, а может, синтезировали из тела планеты, применяя направленный процесс «кристаллизации».

— Если бы не наше задание, я бы здесь остался,— сказал Ян Тот.— Весь мир Орилоуха — гигантская овеще­ствленная формула, вернее, математический процесс, из­меняющийся со временем в соответствии с нуждами ори­лоунов, целенаправленных информпреобразований. Вот по­чему орилоуны так неохотно покидают свой мир.

— Почему же? — не понял Диего Вирт.

— Потому что каждый орилоун — лишь- часть общей формулы, часть процесса, неспособная к законченному преобразованию, то есть к. волеразумному действию. Ну, как бы часть тела, «усыхающая» при отделении. Они не могут долго находиться вне «общества», запас преобразо­ваний слишком мал для полноценного обмена информа­цией, и, достигнув «потолка», когда дальнейшие процессы обмена идти не могут, орилоуны «засыпают».— Ян поду­мал и добавил:— Или умирают. Для меня же самое по­разительное состоит в том, что они все время изменяются, каждую секунду, каждый миг. Например, «конь», что при­нес на себе нашего Мориона, уже далеко не тот, что был вначале. Да, я бы остался здесь...

— В чем же дело? — спокойно отозвался Грехов.— Ос­тавь двойника, для тебя они сделают исключение.

— Не понял!

— Мы для мира Орилоуха представляем посторонние включения, мусор, грязь, а вернее, нечто вроде информа­ционного «вируса», искажающего адекватность и чистоту внутренних преобразований. Когда-то давно орилоуны весьма жестоко расправлялись с нашими разведчиками и контактерами, пока те не прекратили исследования.

— Что ж, если вы договоритесь с ними, я оставлю дубль, а на обратном пути заберу,— сказал Ян Тот.

Морион ждал товарищей возле одной из елок высотой в полсотни и диаметром основания в сто метров. Форма елки изменилась уже в тот момент, когда к ней прибли­зился чужанин, а когда подошли остальные члены экипа­жа, она и вовсе превратилась в сложнейший конгломерат морозных узоров. Чем-то этот конгломерат походил на «се­рого призрака» в момент размышления, и Ставр поделился впечатлением с Греховым.

— У тебя хорошая интуиция,— рассеянно сказал Габри­эль, разговаривая одновременно с чужанином.— Сеятели — конечная стадия развития форм жизни, которое образует цепочку: Тартар — Чужая — Орилоух — цивилизация «се­рых призраков». Все они одного корня, но разного уровня выхода в наш мир. Сеятели эволюционировали на милли­оны лет раньше, только и всего.

Ставр уже слышал подобную версию от Яна Тота, но, получив подтверждение Грехова, все же пережил несколько удивительных мгновений соприкосновения с тайной. Чужа­нин, Грехов и Ян уже скрылись в недрах орилоухского спей­сера, а Ставр все еще дивился на него, пока развеселившийся Диего не подтолкнул Панкратова в спину:

— Смелей, эрм, еще не то узнаешь.

— Ну и дела!

— Это уж точно.

И они заторопились на зов руководителя экспедиции.

Внутри корабль орилоунов ничем не отличался от «тон­неля», по которому только что «путешествовали» земляне: ни одного источника света, но прекрасная видимость, кра­сивые, гармоничные изгибы белоснежно-хрустально-серебри­стых стен с «морозным» рисунком, бегущие по потолку «жи­вые» сталагмиты, разглядывающие гостей, какие-то ниши, большие и маленькие залы, заросшие перепонками и ледяной паутиной. Но ничего из быта людей гости не увидели, хотя Ставр подспудно ожидал каких-то волшебных превращений, хотя бы визуально имитирующих земные условия. Единст­венными понятными предметами, попавшимися на глаза, оказались вполне земные — с виду снежные — кресла, предложенные пассажирам в одном из залов.

Пол в этом заде был похож на замерзшую речную гладь с редкими барашками и волнами, потолок напоминал ароч­ное перекрытие из невероятной красоты изогнутых балок.

— Садитесь,— кивнул на кресла Грехов.— Хозяин сам знает, что делать, а во время полета нам придется до­вольствоваться своими запасами. Есть-пить хотите?

— Я думал, нам предложат комфортные каюты,— ве­село сказал Диего.— Неужели орилоуны не могут создать для нас земные условия?

— Потерпишь, аристократ. К тому же орилоун, внутри которого ты находишься, и без того рискует жизнью или, во всяком случае, здоровьем. Он запросто может подхва­тить какую-нибудь «болезнь» вроде необратимых измене­ний при одном только контакте с нами.

Диего присвистнул:

— Героический парень! Так что же, мы теперь будем сидеть и ждать, пока не прилетим?

Чужанин, скалой торчащий в гуще «зарослей», сколь­знул по «льду» пола к стене, зала и растворился в ней без следа.

— А он орилоуну не создает дискомфорта?

— Они родственники в каком-то смысле, так что за него не беспокойся. А нам лучше посидеть тихо.

Все расселись по креслам, замолчали. Через некоторое время Диего не выдержал:

— Хоть бы видеть, куда летим...

Не успел он закончить, как пол под ногами потемнел, стал прозрачным и превратился в экран или, скорее, ог­ромное окно, сквозь которое стал виден космос.

Оказывается, они уже стартовали, хотя никаких ощу­щений при этом не испытывали. Далеко внизу, слева от кресел, на фоне редкого бисера звезд светился белесый шарик Орилоуха, справа сверкала, как бриллиант, цент­ральная звезда Системы, и все это плавно уменьшалось в размерах, уходило назад, пока за считанные минуты пла­нета и ее солнце не стали такими же искрами, как и звезды Галактики.

— Идем шпугом,— сказал Диего.— Оказывается, ори­лоуны тоже умеют ходить с двойным ускорением, как на­ши спейсеры.

И снова, будто отреагировав на его слова, стали про­зрачными стены зала и потолок. Со всех сторон люди в креслах были теперь объяты тьмой космоса. Стал виден Млечный Путь, но не так, как с Земли. Орилоух был рас­положен, во-первых, ближе к ядру Галактики и как бы над ее плоскостью, а во-вторых, в другом спиральном рукаве. Хорошо было видно, что это действительно спираль.

Над головой слабо светилось скопление галактик Воло­сы Вероники, левее — горели облака света в Треугольнике, правее и под ногами сияли цепочки далеких галактик в Персее и Геркулесе, а еще дальше чернел абсолютный провал без единого лучика света — войд, гигантская, в миллионы парсеков, ячейка пространства, свободная от звезд и их скоплений, окаймленная со всех сторон волок­нами галактических скоплений.

Люди, знавшие толк в красоте и гармонии, созерцали бы эту волшебную, хотя и достаточно привычную, картину долго, если бы не маневр орилоуна. Спейсер изменил ори­ентацию, замер на мгновение, задрожав, как бьющий ко­пытом в нетерпении рысак, и рванулся вперед со все воз­растающей скоростью.

— Поздравляю,— сказал Грехов с рассеянным видом.— Он решил показать нам все эффекты хода на сверхсвете. Видимо, понравились мы орилоуну. Когда меня транспор­тировали внутри «призрака», я ничего не увидел.

— Это значит, что орилоуны овладели «штриховой» сверткой измерений,— сказал Ян Тот.— Кстати, Габриэль, а лемоиды случайно не родственники орилоунов? Вы ведь в курсе, что возле нагуалей сначала появились лемоиды, а движутся они тоже в манере «струнного штриха».

— Лемоиды не имеют к орилоунам ни малейшего от­ношения. По одной из версий, это всего-навсего пузыри иного вакуума, макроквантовые флуктуации глюонного по­ля вблизи нагуалей. И разума в их поведении не больше, чем в горении костра.

— Есть и другие версии?

— Есть объективная реальность... не допускающая та­ких эффектов в нашей метавселенной.

— Так что же, лемоиды... не существуют? Грехов не ответил, закрыв глаза.

Ян Тот хмыкнул, переглянулся со Ставром, которого тоже заинтересовали намеки Габриэля.

— Жаль, я не начал этого разговора раньше. Надобно проверить кое-что... Габриэль, а горынычи — тоже фантомы?

Грехов открыл глаза, в которых туманилась неизбывная печаль.

— Файвер, ты все понимаешь с ходу, а с проверкой потерпи до возвращения.

Тот кивнул и, не отвечая на недоуменный взгляд со­седа, ушел в свои мысли. Ставр не решился переспраши­вать его, хотя ничего в диалоге Яна и Грехова не понял.

— А все-таки вы не ответили,— сказал Диего Вирт.— Мы не наткнемся на нагуаль, как лайнер «Баальбек»?

— Думаю, что орилоун знает, как обойти нагуаль. А если нет, значит, не судьба.

— Ну спасибо, отец родной,— фыркнул Диего.— Уте­шил!

Орилоунский спейсер продолжал пожирать пространст­во, набирая скорость небывалыми темпами, и уже начали сказываться эффекты приближения, а потом и пересечения границы скорости света.

Сзади звезды поредели и покраснели, впереди сгусти­лись и поголубели. Затем небо позади стало черным, впе­реди же все звезды собрались в один гигантский рой, все увеличивающийся по мере того, как спейсер догонял кван­ты света, излучаемого задними звездами. И наконец рой впереди стал сжиматься, сиять все ярче, пока не сжался в точку, окруженную более слабым гало. А когда скорость корабля стала почти сравнимой с бегущей «струной», про­изошел как бы сильнейший разряд, пространство лопнуло, разорвалось, и во все стороны прянули потоки и клочья звездного огня...

Стены зала потускнели, картина космоса, проколотого «иглой» спейсера, исчезла... чтобы через мгновение поя­виться снова в прежнем обличье. Корабль окружало мно­жество неярких, но крупных, в большинстве своем крас­ных и оранжевых, звезд. Одна из них, бордово-малиновая, сияла совсем близко.

— Мы у цели,— очнулся Грехов от своих размышле­ний.— Шаровое скопление М13 перед вами, господа. Около шестисот холодных красных гигантов поздних классов от М до К. Прошу любить и жаловать. Ждите, нас позовут.

Ставр и Ян Тот переглянулись. Было заметно, что Тот Мудрый заинтригован, и Панкратов позавидовал его ув­леченности и любопытству. Тот был исследователем до мозга костей и жил в своем мире — мире вечного зова тайны и творческого поиска.

— На таком корабле можно долететь и до границ до­мена,— сказал Диего Вирт дипломатично.

— Вряд ли,— возразил Ян.— Размеры домена — десять сантиметров в степени миллион. Для преодоления такой бездны пространства требуются другие методы преодоления линейных расстояний.

— Ты прав, дружище,— сказал Грехов.— И такие ме­тоды существуют. Нам предстоит в этом убедиться.

Из стены вышел чужанин, сказал на своем пси-визу­альном языке:

— Выходить есть возможность. Люди встали из кресел одновременно.

С точки зрения землянина, ничего похожего на косми­ческое сооружение они не увидели.

Спейсер висел рядом с туманно-белесой трубой диамет­ром в километр-два, уходящей в обе стороны в бесконеч­ность. Труба и представляла собой загадочный «структур­ный стабилизатор», созданный «серыми призраками» не­известно когда и неизвестно для каких целей.

Ставр оглянулся.

Группа землян вместе с чужанином и «вараном» авто­матического склада висела рядом с орилоунским спейсе­ром, ставшим вдвое короче по сравнению с первоначаль­ными размерами. Видимо, преодоление более двух десятков тысяч световых лет стоило ему потери половины за­пасов энергии и массы.

— Попрощайтесь с ним,— сказал Грехов.— Он возвра­щается.

Благодаря скафандрам из «чистой энергии» казалось, что они с Панкратовым находятся в открытом космосе в обычных костюмах. Впрочем, и «пузыри» на Яне и Диего производили почти такое же впечатление. Если бы кто-нибудь из нормальных людей увидел их команду сейчас, он поверил бы в чертовщину.

— А как же мы? — спросил Ян Тот.

— Дальше мы пойдем своим ходом. Следуйте за мной.

Грехов стал отдаляться от группы, приближаясь к бе­лесой трубе. Через минуту он превратился в точку, кос­нулся трубы и исчез в ней без следа. Тотчас же за ним двинулись чужанин и «варан»-склад.

— Я подозреваю, что это нечто вроде визуального эф­фекта стационарной «сверхструны»,— сказал Ян Тот, не утративший привычки анализировать непонятные явления.

— Что и каким образом может стабилизировать «стру­на»? — скептически отозвался Диего Вирт.— Габриэль ска­зал, что это «стабилизатор структур».

Висящий сзади орилоун вдруг исчез. Домой он решил возвращаться в режиме «струны», развлекать ему больше было некого.

Ставр пожелал ему доброго пути и дал команду своему невидимому костюму начать движение.

Труба стабилизатора начала приближаться, увеличи­ваться в размерах, пока не превратилась в почти плоскую стену голубовато-серебристого тумана. Ставр направил се­бя в то место, где один за другим исчезли Грехов и чу­жанин, невольно задержал выдох, будто нырял в воду, и... оказался в нормальном земном помещении, похожем на зал визуального контроля какого-нибудь спейсера. Посре­дине стояли на полу — гравитация в зале тоже была впол­не земной — Грехов, чужанин и еще один человек, ока­завшийся... вторым Греховым, только одетым иначе — в серый уник со множеством кармашков и молний.

— Ага, вот они где,— раздался голос Диего, и рядом с Панкратовым появились Ян Тот и Вирт. Последовала пауза, которую со смешком прервал Диего:

— Значит, мы попали, куда надо? Вы не Сеятель слу­чайно?

— Это инк местного обслуживания,— проворчал Гре­хов.— И все, что вы видите,— иллюзия уровня-5. Контр­разведчик, надеюсь, понимает в этом толк.

Ставр кивнул.

— «Структурный стабилизатор» создан «серыми при­зраками» недавно,— продолжал Грехов,— лет сорок назад по нашему летосчислению, и служит он для контроля со­стояния вакуума в нашей метавселенной. «Серые призра­ки» тоже знали о просачивании в наш мир «вируса ФАГа» и приняли кое-какие меры.

— Ну хорошо, это действительно стабилизатор и он что-то здесь стабилизирует, но нам-то от этого какой прок? Если твой двойник — не Сеятель, знает ли он, где искать своих хозяев?

— Как вам сказать,— улыбнулся псевдо-Грехов совсем по-греховски.— И да, и нет. Думаю, что Сеятели ушли из данной метавселенной в соседний домен, а может быть, и вообще вышли за пределы Универсума, в Большую Все­ленную, было у них такое намерение. Однако их можно отыскать.

— Каким образом?

— Вы находитесь внутри двенадцатимерного континуу­ма, который можно охарактеризовать как перегиб про­странств. Иначе говоря, это одновременно и канал мгно­венной масс-транспортировки.

— Я был прав,— хладнокровно заметил Ян Тот.— Это полуразвернутая «сверхструна».

Двойник Грехова с интересом глянул на ученого.

— Кажется, я имею честь встретиться еще с одним из файверов?

Ян Тот хмыкнул:

— Вы имеете в виду, что я — представитель пятой вол­ны разума? В таком случае, вы тоже один из нас?

— О нет, я лишь машина для обслуживания инфинит­ного канала, инк, как принято говорить у вас, но я уже имел дело с файверами и могу выделить их из толпы. Прошу ваших друзей не обижаться.

Ян Тот шагнул к псевдо-Грехову, перешел на другую пси-частоту, и Ставр перестал его слышать. Габриэль кивнул, отвечая, видимо, на вопрос, подошел к Диего и Ставру.

— Пусть поговорят, пока есть время, у них есть общие темы.

—Я не все понял насчет «пятой волны»,— сказал Ди­его Вирт.— Что Ян хотел этим сказать?

— Что хотел, то и сказал. Он — файвер, то есть ра­зумное существо пятого поколения сапиенс-волны в нашем домене. Его родина — Земля, предки — люди, но все равно он файвер. Другие «пятерочники» родились в других ме­стах, они есть даже среди известных вам кайманоидов и соотечественников эмиссара Джезенкуира. Помните, «се­рый призрак» сказал, что в результате действий Конструкторов должна была появиться раса их прямых потом­ков — Инженеров, четвертая волна? Этого не произошло, но родилось множество цивилизаций типа земной,, которые и стали четвертой волной разума экспансивно-агрессивного эволюционного вектора. Вот из нее и вылупится когда-ни­будь более мощная, изначально толерантная пятая волна.

— Уже вылупилась,— тихо сказал Ставр. Грехов посмотрел на него с одобрением.

— В общем-то Ян и другие — лишь первые ростки но­вой сапиенс-жизни, но и ты, эрм, недалек от прорыва в эту жизнь. Хотя путь твой будет извилист и горек.

— Но этот твой двойник говорил, что уже встречался с файверами,— заметил Диего.— Кого он имел в виду?

— Меня.

Ставр ожидал именно такого ответа, и все же ему стало не по себе. С другой стороны, он прекрасно понимал, что ему дается единственный реальный шанс стать файвером и пригласил его Грехов в команду, возможно, с этим рас­четом. Готов ли он пойти так далеко? Ставр подумал и признался в душе самому себе: нет, не готов. На Земле его ждала Видана... и родители. И друзья... и множество неотложных дел. Может быть, потом, когда закончится эта странная Война-Игра и все определится?

— Все определится раньше,— сказал Грехов с иронич­но-грустной улыбкой, свободно прочитав мысль Панкрато­ва.— файвер — это не профессия, а состояние, определен­ное координатами твоей судьбы на линии Преджизнь — Жизнь — Наджизнь — Сверхжизнь. Наши координаты по­ка полны неопределенности Жизни. Кстати, состояние файвера вовсе не означает, что ты отринешь все челове­ческое и, как ангел, воспаришь в горние выси. Ян Тот, например, родился файвером, но он человек со всеми вы­текающими отсюда последствиями. И эмоциями. И тоже может любить и ненавидеть.

— Что-то в этом я сомневаюсь,— проворчал Диего, склонный к прямоте.— А ты? — обратился он вдруг к чу­жанину.

— Мы понимать люди редкость,— ответил еще более прямо застигнутый врасплох Морион.

Габриэль засмеялся и отошел к беседующей паре. Инк «стабилизатора» и Тот Мудрый закончили разго­вор и рассталась, довольные друг другом.

— Я к вашим услугам,— сказал двойник Грехова, уже перенявший часть личных черт Яна.— Что вам будет угодно?

— Встретиться с Сеятелями нам угодно,— ответил Гре­хов.— И мы их найдем.

— Я доставлю вас до следующего перегиба у границ домена, дальше спросите дорогу у других. Прощайте.

Инк исчез, а вместе с ним исчезла и обстановка «спей­серного» зала. Команда землян и чужанин повисли в жем­чужном тумане, в невесомости. Затем словно птица мах­нула над ними гигантским крылом, туман расползся в сто­роны, открывая бездну под ногами, и Дно Мира ринулось навстречу сквозь эту бездну...

Глава третья НА ЗЕМЛЕ

С трудом переставляя ноги, Видана пробиралась по уз­кому каменному ущелью, стены которого, то пышущие жаром, то леденящие, испускающие волны жуткого холо­да, норовили зажать девушку, расплавить, заморозить или просто раздавить. Но она, упорно раздвигая эти стены руками и телом, шла вперед, превозмогая слабость и боль, останавливаясь только тогда, когда кожа начинала зудеть и чесаться, отваливаться кусками, обнажая твердый, в зе­леных пятнистых разводах, хитиновый панцирь...

Видана резко села на кровати и замерла, глядя куда-то далеко, сквозь стены, не узнавая обстановки. Потом, под­держиваемая заботливой рукой бабки, легла, расслабилась, виновато улыбнулась.

— Сон плохой пригрезился? — проговорила Забава Бо­янова.— Что-нибудь со Ставром случилось?

— Нет, я к нему шла... он далеко, я это чувствую... и очень чешется кожа!

— Как же ей не чесаться, коли ты сделала себе Д-прививку. Терпи теперь. Надо же, что мужики с нами делают! И ведь каждый раз мы все равно покоряемся им. Нет, плохо природа устроена, менять законы надо.

Видана закрыла глаза. Вновь вернулась головная боль, не уничтожаемая волевым усилием, а кожа на теле зудела так, что хотелось царапать ее, рвать ногтями, снять с себя чехлом, и пусть уж действительно будет вместо нее хитиновый панцирь, лишь бы она не раздражала, не че­салась.

Забава вздохнула, подошла ближе и замерла, опустив на голову и грудь внучки ладони. Через минуту Видана почувствовала облегчение, благодарно сжала руку Бояно­вой, но биоперенос действовал недолго, с час, потом пе­рестраивающийся организм девушки вновь напомнил о се­бе, и ничего поделать с этим было нельзя, пока не за­кончится процесс.

По щеке Виданы поползла слеза. Забава хотела пожу­рить ее, напомнить, ради чего она пошла на рискованную операцию с Д-прививкой, но вдруг повяла, что девушка плачет не от физической боли, а оттого, что вспомнила отца. У Бояновой тоже подступил комок к горлу...

В комнату заглянул только что вернувшийся Железов­ский, сразу наполнив собой весь дом, и обе женщины почувствовали его молчаливую любовь и нежность, никог­да не выражавшиеся в словах, но излучаемые и ощуща­емые даже на расстоянии.

— Как дела, дед? — попыталась улыбнуться Видана.

— Как сажа бела,— ответил Аристарх, подсаживаясь к кровати внучки.— А ты неплохо выглядишь, я ожидал увидеть мумию.

— Типун тебе на язык! — проворчала Забава, чмокну­ла мужа в щеку.— Вы тут поговорите, а я пока приго­товлю завтрак.

— Что бы я без тебя делала! — сказала с улыбкой Ви­дана, сжимая обеими руками громадную длань деда.— Рас­сказывай. Есть новости?

Аристарх понял, что она имела в виду Ставра, но сде­лал вид, будто речь идет о другом. У Виданы странным образом светились глаза и губы, и сердце деда сжалось от предчувствия: Д-прививка меняла не только плотность тканей, но и всю энергетику человека, а имелись подо­зрения, что и психику, и не было уверенности, что де­вушка выдержит перестройку.

Тихо «качнулась» Вселенная, передав толчок мозгу и костям черепа. В голове зазвучал Голос Пустоты:

— Никто меня не... носите зонтики... падение реально­сти плачет красным ветром...

— Он сошел с ума! — прошептала Видана.— Я даже чувствую, как он страдает, пытаясь сообщить нам что-то важное.

— У тебя развилась джунглевая чувствительность,— пошутил Аристарх.— Но ты, наверное, права, Голос стра­дает, как и все мы. Новостей хороших мало; Дана. О Грехове с командой известно лишь, что они добрались до Орилоуха. Где они сейчас, никто не знает. А у нас — ты сама видишь, что делается.

— Аристарх, к нам гости,— подала голос Забава. Через минуту в спальню вошли трое мужчин: Прохор

Панкратов, Пауль Герцог и Людвиг Баркович, и в доме сразу стало шумно и весело.

Каждый принес подарок, фрукты и вино, и даже Бар­кович, сбросив маску, галантно поцеловал пальцы девуш­ки, сообщив искренне, что она обворожительна. Видана повеселела, справилась с очередным приступом боли и ме­ланхолии и с удовольствием окунулась в атмосферу до­брожелательности, шутливой пикировки и улыбок. Не хва­тало в этой компании только Панкратова-младшего.

Час пролетел незаметно. Говорили о чем угодно, только не о делах. Баркович рассказал, как он удил рыбу в озерах Плоти Бога на Марсе и все время вытаскивал лягушек-мутантов. Герцог поведал историю знакомства со своей будущей женой (оказывается, месяц назад он женился!), вычислившей его еще будучи десятилетней девочкой. Про­хор Панкратов привел в пример своих родителей, потом себя, развеселив всех жалобами на «тиранство слабого по­ла». Эти разговоры подвигли Аристарха рассказать роман­тическую историю любви Ратибора Берестова и Анастасии Демидовой, и к ее концу за столом установилась тишина. За всеми воспоминаниями маячила загадочная фигура Габ­риэля Грехова, также любившего Анастасию, но сумевшего заковать свои чувства в стальные латы воли и уйти. Прав­да, не только у Виданы, зачарованно вслушивавшейся в рассказ, сложилось впечатление, что Грехов вернулся на Землю не в последнюю очередь из-за своей любви.

Приблизился приступ. Видана почувствовала, что на­чинает растворяться в тяжелом гуле, с каким через все ее тело потекла Вселенная, и вскрикнула, на мгновение увидев в черной бездне стремительно падающего вниз Ставра. Боль хлынула в глаза, в кончики ушей, в пальцы, в сердце, и девушка уже не видела, как ее перенесли на кровать, подключили к медицинскому комбайну и сделали сеанс биопереноса.

Через несколько минут она уже спала.

Большую часть времени патриархи синклита проводили теперь в бункере Железовского, опасаясь не столько за свою жизнь, сколько за сохранение их гютрепанной войной орга­низации. Все они знали, что основную тяжесть борьбы с втор­жением ФАГа взяла на себя третья ступень контрразведки, «контр-3», но ни один проконсул не имел понятия, кто ру­ководит ею, каковы ее возможности и кто на нее работает.

Железовский, конечно, догадывался о роли некоторых общих знакомых, того же Мальгрива, например, или Гер­цога, однако без нужды решил не искать выход на верхний эшелон руководства «контр-3», довольствуясь каналами связи с теми, кто получал прямые задания оттуда,— с Велизаром и де Сильвой.

После случая с Баренцем синклит оказался как бы в резерве. Конечно, никто не подозревал в каждом прокон­суле предателя, но и предлагать серьезные дела началь­ники «контр-3» синклиту не могли, потому что Ярополк Баренц успел передать эмиссару ФАГа всю информацию о деятельности синклита в союзе с «контр-2». После такого провала рассчитывать на восстановление роли старейшин синклита не приходилось. И все же оставаться в стороне они не могли.

Железовский размышлял об этом, когда в бункере один за другим появились Берестов, Лабовиц, примкнувший к отряду экспертов, Пауль Герцог и Мигель де Сильва. Опознаватель, вшитый в костюм Аристарха, признал в них «настоящих» интраморфов, хотя человек-гора и сам без­ошибочно чувствовал друзей.

Молча поздоровались, сели за столик с обычными фрук­тами и напитками. Поколебавшись, Железовский присел рядом, на время выйдя из оперативного поля инка, с ко­торым только что разрабатывал схему влияния ФАГа на события в Солнечной системе.

— Левашов встревожен,— сказал Герцог, лицо которого несколько потеряло былую жизнерадостность.— Вакуум возле Чужой стал совсем «рыхлым», амплитуда его флук­туации возросла настолько, что радиоактивными становят­ся даже стабильные элементы.

— Этого следовало ожидать,— пожал плечами де Силь­ва.— Налицо реальное изменение закона в локальной об­ласти пространства. То же самое происходит возле Копа де Плата, причем в больших масштабах. И не помогает никакая защита, потому что от вакуума защиты нет и быть не может: он всегда внутри нас, внутри любого объ­екта. Чем больше размеры нагуаля, тем выше фон давле­ния чужого закона. А нагуали растут все быстрей.

— Совет безопасности забил наконец тревогу,— сказал Ратибор Берестов.— Хотя сделать, конечно, ничего не смо­жет, пока у руля Совета стоит Хасан Алсаддан. Пора на­чинать операцию «Чистка».

— Для этого нужна координация всех наших сил,— хмыкнул Лабовиц.— А нас пока отстранили от активного участия в Войне. С кем ты пойдешь нейтрализовывать Хасана? С женщинами? С негуманоидами?

— У нас есть пара-тройка обойм...

— Этого мало, необходимо полное компьютерное, энер­гоинформационное и агентурное сопровождение. Новый эмиссар без этого нам носа не даст высунуть.

— Ты считаешь, что он уже в Системе?

— Наверняка. Ведь даже слепому видно, к чему ведет рост нагуалей в Системе, а все руководители высших эше­лонов власти как ни в чем не бывало продолжают опти­мистично заявлять о «скором прорыве в иную реаль­ность». То есть они-то говорят правду, подразумевая по­беду ФАГа, но народ уверен в обратном, в «контакте с мощной цивилизацией», посыльными которой якобы явля­ются нагуали. Разве этот факт не говорит о прямом кон­троле ФАГа над их умами?

Наступило короткое молчание, которое разрядил Же­лезовский:

— Каково твое положение в секторе?

— Шаткое,— ответил Берестов.— Сколько еще продер­жусь, не знаю, все зависит от конкретных расчетов Шкурина.

— У меня то же самое,— добавил Мигель.— В основ­ном я занят тем, что охраняю Левашова, делая вид, что страшно занят разработкой теории нагуалей. Эмиссар ФАГа, может быть, и догадывается, что мы уже решили загадку нагуаля, а также тайну чужан-тартариан-орилоу­нов, но решительных действий не предпринимает.

— Что нам дает знание тайны чужан? — спросил Ла­бовиц.— Да ничего. Разве что возможность бегства в их вселенную.

Начальник сектора пограничных проблем промолчал.

— Не надо унывать,— проворчал Железовский.— В этой войне выиграет в конце концов тот, кто больше знает. Пусть Универсумы воюют или играют — не суть важно — на своем уровне, но мы должны играть на своем. И вы­игрывать! Иначе зачем вообще мы существуем?

— Выигрыш означает такое состояние Игры, при кото­ром она продолжаться уже не может. Кто из нас способен оценить этот момент?

— Из нас, вероятно, никто, но, я думаю, Грехов найдет такого эксперта.

— А ты не боишься, что Конструктор или кто там еще окажется большей бедой, чем ФАГ?

— Боюсь,— спокойно ответил Железовский.— Но если не поможет Конструктор, не поможет никто.

— К чему все эти гадания? — сказал Герцог, доедаю­щий уже пятое яблоко.— Мы еще не в цейтноте и можем сделать многое. Аристарх, мы пришли обсудить одну идею.

— Погодите, у меня возникли кое-какие вопросы. Кто знает, где сейчас Баренц?

Присутствующие в бункере переглянулись.

— Никто,— констатировал Аристарх мрачно.— Стран­но. Его нет ни дома, ни на работе, ни вообще на Земле. Неужели ФАГ убрал его?

— Я попробую поискать по своим каналам,— после молчания сказал Герцог.— Зачем он вам?

— Он мой друг...

— Бывший.

— Он мой друг, и я хотел бы поговорить с ним, прежде чем... Короче, он мне нужен. И еще вопрос: куда поде­вались К-мигранты и кайманоиды?

— На этот вопрос ответить легче. Две их запасные базы мы раскрыли и захватили. Реперная база гуррах пока не найдена, но есть подозрение, что она укрыта в одном из горных районов Лаокоона на Марсе. Там видели гуррах. Я планирую разведрейд в это место.

— Я с вами, если не возражаете. Герцог кивнул:

— Не возражаю. Теперь о деле. На базе тех данных, что получили ваша жена Забава и внучка Видана, Велизар хочет провести эксперимент по управлению полем нашего северославянского эгрегора. Нужен третий угол квалитета ответственности, а также третий перципиент.

— Кто первые два?

— Велизар и Пайол Тот.

— Согласен. А почему эту честь решили предоставить мне? Разве вы сами не могли составить квалитет?

— Мы в дублирующем экипаже, Аристарх. Экспери­мент опасен, и нужна подстраховка. К тому же темные эгрегоры все больше овладевают пространством, пора по­ставить заслон.

Лабовиц покачал головой:

— Если начнется война эгрегоров...

— То что?

— Человечество сойдет с ума! Нас ждут тяжелейшие испытания.

— Ты можешь предложить что-то иное?

— К сожалению, я не лидер своего эгрегора. Но тоже пойду с вами.

Глава четвертая ДНО МИРА

Его разбудили звуки музыки.

Впрочем, слово «разбудили» не совсем отражало его состояние, как и слово «музыка» — то, что он услышал. Скорее, это был «белый шум» Вселенной, который застав­лял двигаться вопреки собственной воле, жадно вслуши­ваться в звуки, подпевать, рыдать и смеяться — так он был невыразимо сложен и прекрасен!

«Белая музыка» стихла...

Ставр очнулся, с изумлением огляделся. Его спутники осматривались по сторонам примерно с теми же чувствами, и даже Грехов выглядел заторможенным или рассеянным, прислушиваясь то ли к своим ощущениям, то ли к звукам внешнего мира.

Они стояли посреди совершенно пустого куполовидного помещения с черным полом и перламутровыми стенами. Сила тяжести здесь соответствовала земной, а источник света отсутствовал — казалось, светится сам воздух. И сто­яла в этом помещении такая глубокая тишина, что был слышен шум крови, бегущей по сосудам. Никому из пу­тешественников не удалось даже в потоке Сил прощупать, что за мир скрывается за стенами купола. Во всяком слу­чае, с первого раза у Ставра это не получилось.

— Кто-нибудь из вас представляет, где мы находим­ся? — поинтересовался Грехов, продолжая прислушиваться к чему-то.— Что это за место?

— Дно Мира,— сказал неунывающий Диего.

Ставр напряг силы, стараясь, чтобы этого никто не заметил, и на мгновение разорвал пелену глухой тишины и неподвижности.

— Погранзастава,— пробормотал он.— Это погранза­става «серых призраков».

— У него очень хороший пси-резерв,— одобрительно глянул на Панкратова Ян Тот, обращаясь к Грехову.— Вы не находите, мэтр?

— Посмотрим. Я на него очень рассчитываю,— сказал Габриэль с неким туманным намеком.— Судьба его бли­стательна и необычна, но механизм ее реализации понятен лишь Универсуму.

— Зато непонятен мне,— признался Диего Вирт.— Что за смысл ты вкладываешь в эти слова? Даже Универсум не может знать судеб своих отдельных клеток-вселенных.

— Почему? — заинтересовался Ян Тот.— Он ведь об­ладает полным знанием законов, используемых в той или иной метавселенной.

— Полная формализация научного знания невозможна, как и применение принципов детерминизма.

— Это по крайней мере спорно. Принципиальная не­возможность полной формализации знания может быть за­коном только в нашем домене, в нашей метавселенной, об остальных мы ничего не знаем.

Диего спорить не стал, хотя возражения у него были, потому что он не раз беседовал на эту тему с Греховым и знал то же, что и он.

— А почему мы не выходим? — спросил он.— Или нас ждет карантин?

— Сам же сказал — это Дно Мира,— серьезно прого­ворил Ян Тот.— Мы у границы домена, где метрика про­странства из индефинитной становится псевдоевклидовой, а то и вообще метрикой Минковского. Защита наших ко­стюмов может не справиться с корреляцией местных за­конов.

— Возможно, ты прав, файвер,— вздохнул Грехов, сно­ва посмотрев на Ставра с неопределенным интересом, словно приглашая его вмешаться в разговор.— Нам с Пан­кратовым придется выйти вдвоем. Ему не страшен даже дьявол, да и я... — Беглая улыбка тронула губы Габриэля.

С тихим звоном в сплошной стене купола появился прямоугольный контур. Грехов, не говоря ни слова, на­правился к нему, тронул стену рукой, и рука по локоть вошла в перламутровое мерцание, исчезла. Без задержки Грехов шагнул дальше, пропал. Ставр молча двинулся сле­дом, на мгновение свет в глазах сменился тьмой, и он вышел... на вершину невысокого холма, поросшего обык­новенной зеленой травой. Отсюда открывался вид на бес­крайнюю холмистую равнину, уходящую, казалось, в бес­конечность. Небо над равниной казалось вполне земным, высоким, ему не хватало только солнца и облаков.

Ставр оглянулся и вздрогнул.

За небольшим каменным строением, имеющим вид ста­ринной часовенки, из которого вышли разведчики, в кило­метре начиналась гигантская стена! Впрочем, слово «гигант­ская» не отражало масштабов явления. Сложенная из ог­ромных каменных блоков стена уходила вверх и в обе сто­роны — в бесконечность, как и равнина с другой стороны.

— Вот это да-а-а! — раздался сзади голос Диего.— Это скорее Стена Мира, а не Дно.

Ставр оглянулся. Диего Вирт, задрав голову, смотрел вверх, на стену. В глазах его светились восхищение, изум­ление и недоверие. Рядом стоял Ян Тот, философски за­думчивый и спокойный.

— Что вы об этом думаете? — спросил Грехов, не обо­рачиваясь.

— Нас держали, чтобы успеть создать этот ланд­шафт,— сказал Диего.— Сеятели где-то недалеко и наблю­дают за нами.

— По-моему, это иллюзия,— тихо сказал Ставр, чувст­вуя, что вопрос больше относится к нему.— Гипноиндукци­онная картина уровня-5, игровая виртуальная реальность.

— Я же говорил: он тонко чувствует изменения поля Сил,— сказал 5Jh Тот.— Вы правы, Панкратов. Мы видим и чувствуем не то, что находится перед нами в действи­тельности. Это — потенциальный барьер, отделяющий наш метагалактический домен от соседнего, не позволяющий клеткам-вселенным со своими наборами констант просачи­ваться друг в друга. Универсум в каком-то смысле — конг­ломерат таких клеток, приближающийся по инвариантности к абсолютному потолку сложности систем. Отдельная мета-вселенная, как наша, например, не реализует всех возмож­ных материальных структур, Универсум — реализует, но для этого ему понадобилось создать клеточную структуру своего тела, разделенную потенциальными барьерами.

— Настолько доходчиво,— засмеялся Диего,— что даже я понял. Но, может быть, это не барьер, а мембрана? Конструктор ведь когда-то-сквозь него просочился.

— Конструктор сделал это неумело и едва не погиб,— сказал Грехов, покусывая сорванную травинку.— Теперь-то он, конечно, знает, как просачиваться в соседний домен. Однако нам одним это не под силу. Если Сеятели не оставили рецепта, нам дальше не пройти.

Путешественники разошлись в разные стороны по рав­нине, пытаясь выйти из потока гипнореальности, чтобы увидеть истинную картину мира. Неизвестно, получилось ли это у остальных, но Ставр добился лишь «мигания» ландшафта: подсознанию удавалось отстроиться от внеш­него поля внушения лишь на короткое время.

Оставив эти попытки, он подошел к Грехову, сидевше­му на корточках над каким-то невзрачным на вид цветком.

— Я давно хотел спросить... Это вы подсказали моему терафиму, где искать нагуаль в лесу?

— Было такое.

— А в доме тоже побывали вы?

— Надо было обезвредить микрошпиона, внедренного в твоего инка.

— Я так и понял.

Из часовни тяжело выползли чужанин и ящер НЗ.

С тихим шорохом в головах людей зажглись огненные слова-ленты чужанского пси-языка: «Нас приглашать обед беседа приятность».

— Пошли побеседуем,— согласился Грехов.

— Неужели прибыл Сеятель? — хмыкнул Диего.

— Скорее всего, с нами будет говорить инк погранза­ставы.

Габриэль оказался прав, их ждал видеофантом местного инка, контролирующего данный комплекс даже не соору­жений — виртуальных состояний погранзаставы. И этот «уголок природы» со Стеной на самом деле был своеоб­разным «дном Мира», на которое замыкался домен родной метавселенной. Если бы возможен был полет на спейсере с неограниченным запасом хода до границ домена, этот полет в любую сторону от точки старта привел бы корабль сюда, к заставе, созданной «серыми призраками».

Хозяин заставы, неотличимый внешне от человека, моло­дой, смуглый, черноволосый, неуловимо похожий на Грехова, ждал их в часовне, внутреннее убранство которой теперь на­поминало интерьер какого-нибудь современного элитного клу­ба. Был предусмотрен даже кегельбан, где гости после беседы с удовольствием побросали тяжелые шары, сбивая кегли.

Расположились все, кроме чужанина, в баре, где тихо иг­рала музыка и в такт ей менялся цветовой узор на потолке и стенах. Тоник, появившийся на столе, казался натуральным и вкусным, пирожные, горячие бутерброды и мороженое также не выглядели искусственными или миражами, и все же Ставра не покидало ощущение, что кормят их иллюзиями.

— Мне известна причина, по какой вы прибыли сю­да,— начал «бармен», предложивший называть его просто Человеком.— Но прежде чем решить, стоит ли вам идти дальше, хочу предупредить о возможных последствиях ва­шей экспедиции.

— Мы знаем,— флегматично заметил Ян Тот. Человек посмотрел на него с интересом.

— Кажется, я имею честь разговаривать с файвером. Очень приятно познакомиться. Люди вашего круга так ред­ко появляются на заставе.

— Так они все-таки появляются? — поднял бровь Гре­хов.— Кто же, если не секрет?

— Вы...

— Я не в счет.

— За время своего дежурства я встретил лишь двоих файверов, одного землянина по имени Гаутама и гумано­ида с приграничного мира Джезен.

— Да, файверы — интегральная раса,— кивнул Габри­эль.— И есть в ней место даже для представителей пле­мени эмиссара Джезенкуира, с которым мы имели честь скрестить шпаги.

— Ну, то, что здесь побывал джезеноид, понятно,— сказал Диего Вирт.— Их мир действительно где-то близко отсюда, а вот что понадобилось Будде?!

— То же, что и остальным,— пожал плечами Ян.— Захотелось заглянуть в Запределье. Уверен, Гаутама до­статочно попутешествовал по родной Вселенной, прежде чем пришел сюда.

Пол и стены «бара» вдруг качнулись, снаружи через дверь просочился приглушенный грохот и треск. Люди вскочили. Человек, стоящий у стола с бокалом тоника, исчез. Грехов стремительно вышел из зала, остальные ус­тремились за ним. Взору их предстала та же равнина, но исполосованная трещинами, со всех сторон окруженная дымящимися горами!

Постояв несколько минут, путешественники в безмол­вии вернулись в «клуб», где их терпеливо ждал Человек, одетый теперь в официальную форму пограничника.

— Извините, я не предупредил. Хотя вы должны были знать. Уровень радиации чужих законов здесь гораздо вы­ше, чем в середине домена, что порождает эффекты лож­ного просачивания, сужения горизонта многомерного кон­тинуума, макроквантового мерцания и появления нагуа­лей. Что мы и наблюдаем. А стабилизировать границу, то есть потенциальный барьер, ставший относительно «рых­лым», тонким, удается все с большим трудом. Мы, при­званные контролировать процессы в домене, понемногу те­ряем Фохат... как бы это сказать... жизненный принцип, что ли, жизненную силу. Поэтому консультация наших создателей — Сеятелей, как вы их называете, была бы нам кстати. Мы не раз пытались вызвать их сюда, но...— Че­ловек развел руками.— Они нас не слышат.

— Это следует понимать как отказ направить нас даль­ше? — осведомился Диего Вирт.

— Нет, если Сеятели не ответят, я переправлю вас через Стену барьера, но поймите...— Человек замялся.— Одни вы не сможете адекватно оценить жизнь в других доменах, регул яти вы которых невозможно представить да­же приблизительно. Человеческий мозг, насколько я знаю, способен воспринять и переработать не более десяти в одиннадцатой степени бит информации в секунду, а чтобы осознать многомерие, скорость обработки информации дол­жна быть на четыре-пять порядков больше.

— Что ж, для меня это не предел,— сказал Ян Тот.

— А для остальных?

— Даже для меня,— засмеялся Диего.— Я ведь напо­ловину человек, наполовину инк, машина.

— О чужанине не спрашиваю, а ваш товарищ? Я чув­ствую скрытую силу, но понять основу не могу.

— Он эрм с резервом файвера,— ответил Грехов, мель­ком глянув на Ставра.— Правда, сам он своих возможно­стей еще полностью не осознает.

— Тогда совесть моя чиста, я отправлю вас, как только придет ответ.

— Надо бы поспешить,— сказал Диего.— Ситуация у нас дома может измениться не в нашу пользу в любой момент.

— Не волнуйтесь, Война в вашем локальном регионе еще не началась.— С этими словами Человек исчез.

— Что он хочет этим сказать?— удивился Диего.

— Время — странная штука,— философски рассудил Ян Тот.— Вероятно, спускаясь по перегибу пространств сюда, на Дно Мира, мы одновременно пронизали и не­счетное количество лет в прошлое.

Диего перевел взгляд на Грехова.

— А ты что скажешь?

— Ян прав. Время — сложнейшая физико-психологиче­ская система, «зашнурованная» сама собой и мировым кон­тинуумом. Можно сказать, что наш домен еще только ро­дился и одновременно уже умирает как объект, исчерпав­ший все планы бытия. Когда-нибудь мы поговорим на эту интереснейшую тему.

Помолчали, переваривая заявление Габриэля.

— Н-да, для меня это пока сложно,— проворчал Ди­его.— Я сам не файвер, а всего-навсего бывший стар­мен-безопасник. Что же нас ждет такого необычного в другом домене? Ведь чтобы там существовали сложные формы материи, набор констант должен быть примерно таким же, как и у нас. Нет? Например, известно, что при количестве работающих измерений больше четырех в континууме не существуют аналоги звезд и планетных систем, потому что отсутствуют устойчивые атомарные конгломераты.

— Но движение материи существует и там, только мы это действительно не можем оценить. Другое дело, что наборы констант в разных клетках Универсума различа­ются не столь радикально. К примеру, устойчивые связан­ные состояния в домен-вселенных типа нашей реализуют­ся, только если электромагнитная константа равна одной сотой. Но она остается константой и при значении в две­надцать и в восемь тысячных, что позволяет в сочетании с другими слабо измененными, по сравнению с нашими, константами создавать сложнейшие конфигурации про­странства. Помните, Голос Пустоты предупреждал, что флуктуативность дельта эм не должна превышать трех-че­тырех ее значений? Совершенно верно, изменись эта кон­станта так сильно — и связи пакета законов, присущих нашей метавселенной, начнут распадаться, что приведет к перестройке физических условий домена.

Снова наступило молчание, во время которого каждый оценивал кирпичики новой информации и укладывал их в здание своего личного знания.

— Зря я его не спросил, куда именно ушли Сеятели и зачем,— сказал наконец Диего, набрасываясь вдруг на еду.

— Насколько я понял из его объяснений,— Грехов по­шевелил пальцами,— а мы говорили с ним и по личному каналу, пока вы беседовали, Сеятели занялись, так ска­зать, общей теорией Пространств Жизни. Ценности циви­лизации «серых призраков» вообще практически воплоще­ны в мышлении и познании, в созидании сложнейших, изощреннейших философских и этических систем без ма­лейшей примеси человеческих пороков, таких, как агрес­сивность, ложь, жажда власти, стремление к убийству, ненависть и злоба. Именно поэтому они смогли стать Ин­женерами... хотя и не в нашей Вселенной. В какой-то другой. Повезет — увидим, в какой.

— Инженеры? — поднял голову от стола Диего.— Это те, кто должен был прийти на смену Архитекторам и Кон­структорам у нас? Почему же они не захотели стать Ин­женерами в собственной метавселенной?

— Возможно, потому, что для них она не является ро­диной,— сказал Ян Тот.— Они — потомки тартариан, ко­торые появились в домене на заре времени, миллиарды лет назад.

— Не слишком ли просто? — засомневался Диего.

— Относительно просто,— согласился Грехов.— Сеяте­ли ушли искать свой дом.

— Но если наш домен — не их родина, то захотят ли они помочь нам?

— Надеюсь, что помогут. Война для них, может быть, таковой не является, но она меняет условия во всем Уни­версуме, и Сеятели должны отреагировать на последствия таких изменений.

— Если только эти последствия для них имеют значе­ние,— тихо обронил Ян Тот.— Мы встревожены, потому что рушится наш дом, но для «серых призраков», как и для их предков — тартариан, чужан и орилоунов, измене­ние нашего континуума не является катастрофой. Они уцелеют при любом изменении законов.

— Не при любом,— качнул головой Грехов.— Если ва­куум «поползет» по флуктуационной шкале вверх, возмо­жен спонтанный разряд их континуума, энергетически бо­лее насыщенного, чем наш.

— И все же для них это не будет катастрофой, они выживут и в том мире, что придет на смену нашему, но нас в нем уже не будет.

— Прогноз, к сожалению, точен,— появился у стола Человек, который, конечно же, слышал весь разговор.— Однако будем оптимистами, друзья, мы еще не использо­вали все свои возможности. Отдыхайте, слуги ФАГа здесь не появятся, хотя их можно увидеть... скажем, в особые телескопы. Не хотите?

— Позже,— выразил общую мысль Грехов.

* * *

Они ждали решения инка заставы четыре дня — по сво­им внутренним меркам.

В «телескоп», предоставленный хозяином в распоряже­ние гостей — в него превращалась верхняя надстройка «ча­совни»,— все полюбовались на систему джезеноидов — Джезен-фанталлах, двойную звезду с четырьмя искусст­венно созданными плоскими кольцами, вращающимися, как перстни вокруг пальца, по два вокруг каждой звезды. Планет система не имела, очевидно, джезеноиды их «ра­зобрали» на части, чтобы построить кольца, на которые потом и переселились.

В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напо­минающие морозные узоры на стекле. Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопле­ние, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и не­которые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись. Все­ленная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» — сферических «аб­солютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отри­цательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.

Сотрясения ландшафта с равниной и Стеной были не­частыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же вос­станавливала прежние конфигурации рельефа, поддержи­вая оптимальный уровень физики в пределах своих тех­нических возможностей. Конечно, гости понимали, что вы­глядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок до­мена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера — лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой за­ставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, как рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-ко­лючее сопротивление.

Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натураль­ную явь, действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой, как на гигантском плато, вырос вол­шебный город света. Этим городом была сетчатая струк­тура звездных скоплений, образующая вблизи потенциаль­ного барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и во­локнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармони­ческой феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными вихревыми рукава­ми, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вон­зающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».

Складка «сверхструны» — перегиб пространств,— со­зданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово све­тящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира...

Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными ум­ными глазами.

— По-моему, вы рискнули выйти за пузырь индуциро­ванной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?

— Граничное взаимодействие,— помедлив, сказал Ставр. Вспомнил слова из Салтыкова-Щедрина: «Тут все в одно место скучено: заветы прошлого, и яд настоящего, и за­гадки будущего».

Человек усмехнулся.

— Вы абсолютно правы, воин. Мы ждали только вашего взгляда на реальность, это все,— он широко повел ру­кой,— тест на готовность к следующему шагу. Вы тест прошли, поздравляю.

. Ставр, не спуская глаз с хозяина заставы, отступил на несколько метров, коснулся машинально ладонью Стены. И вдруг стремительно покраснел, понимая все недосказан-

ное Человеком. Не стоило спрашивать, прошли ли тест его друзья.

Человек кивнул.

— Пойдемте, нас ждут.

И снова Ставр понял его, хотя не удержался от вопроса:

— Сеятели?

Ответом был слоган, непереводимый на человеческий язык, но сопровождаемый вполне человеческим одобрением.

Рядом оказались все члены команды, молча выразили свое отношение к случившемуся: Ян похлопал Ставра по плечу, Диего улыбнулся, Грехов просто кивнул.

— Пора прощаться, мы и так задержались.

— К-как прощаться? — не понял Ставр.

— Мне пора возвращаться домой. Не переживай.— Эк­зоморф хмуро улыбнулся.— Я оставлю замену, свое второе «я», ничем не отличимое от первого.— Он вдруг раздво­ился, и оба Греховых одинаковым жестом вскинули вверх кулак.

— До встречи на Земле.— Один из них посмотрел на Человека, и оба они исчезли. Второй Грехов задумчиво разглядывал Ставра, медленно приходившего в себя.

— Ничего, файвер, и ты научишься многократному дублированию, запасы у тебя есть. Кстати, учти, что Ди­его и Ян — тоже «половинки». Оба остались на Земле, а это — двойники. Надеюсь, ты не слишком расстроишься от этого известия?

— Заранее предупреждать надо,— сказал Ставр в том же тоне,— а то я уже начал подозревать в лас «переоде­тых» агентов ФАГа.

— Он мне нравится,— сказал Ян Тот.

Глава пятая ДРУГАЯ ВСЕЛЕННАЯ

Бросок по «суперструне», выводящей команду путеше­ственников за пределы домена в соседнюю метавселенную, ничем Ставру не запомнился. Во время перехода- отклю­чилось не только сознание, но и вся сфера паранормаль­ных чувств, поэтому показалось — прошел всего один миг, в глазах потемнело, и тут же зрение восстановилось вновь. И хотя помещение, в котором «воскресли» путешествен­ники, ничем не отличалось от прежнего: тот же купол с перламутровым мерцанием стен, тот же черный пол, ти­шина,— все сразу поняли, что они в другом мире. Ощу­щения у всех были, конечно, субъективными, отличающи­мися нюансами в зависимости от настроения, опыта, зна­ний, однако тонкий «запах» инородности, просачивающий­ся под купол, почуяли все.

— Приветствую вас в моей обители, странники,— раз­дался медленный, раскатистый, звучный пси-голос.— На­деюсь, переход прошел без личностных потерь?

— Переход прошел нормально,— ответил Грехов-два.— С кем имеем честь разговаривать?

— Я инк погранзаставы Ньюреаль, можете называть меня Ньюменом. А вы, насколько мне известно, файверы из пограничного домена, откуда пришли и мои создатели. Я также знаю о цели визита и уже послал донесение по трансгрессу о вашем желании встретиться с Инженерами. То бишь Сеятелями, как вы их называете. Об их ответе я сразу вас извещу. Ваши пожелания?

— Осмотреться,— флегматично отозвался «второй» Ян Тот. Впрочем, для Ставра спутники остались прежними, так как ничем не отличались от своих прототипов, и он продолжал звать их, как и прежде.

— Нет ничего проще. Как информационно-адаптирующее устройство я весь к вашим услугам. Если желаете, предо­ставлю каждому отдельный, канал или консорт-линию, но базисное знание можно получить и в приватной беседе.

— Пожалуй, я бы пообедал,— сказал Диего Вирт.— Может быть, составите компанию?

Ставр недоуменно взглянул на Диего, и Грехов хлад­нокровно пояснил, перейдя на личную пси-волну:

— Диего — человек из плоти и крови, так что не удив­ляйся. Хотя, конечно, искусственник, слегка усовершенст­вованный генинженерами по его же просьбе. Относись к нему потеплее, он чувствует все не хуже нас с тобой.

— Интерьер земного ресторана, будьте добры,— сказал Габриэль вслух.— И присоединяйтесь к нам, побеседуем.

Ян Тот хотел было возразить, но Грехов его опередил:

— Ян, вы вольны поступать так, как сочтете нужным. Если не хотите есть, включайтесь в местную информсеть и работайте.

В то же мгновение Тот Мудрый исчез. Видимо, он общался с инком заставы на другой частоте и уже заказал «отдельный кабинет». Вслед за ним исчез и чужанин, не нуждающийся в застолье земного типа.

Ставру тоже хотелось подключиться к информационно­му каналу напрямую, но он пересилил себя, понимая, что у Ньюмена, как и у Грехова, есть какие-то свои резоны посидеть за столом и «побеседовать».

Через несколько секунд появилась обстановка земного кафе, вернее, отдельного модуля с цветомузыкальным сопровождением, удобными креслами и низким столиком с шампанским и десятком напитков. Музыка, звучавшая в помещении, напомнила Ставру ту, что он слышал на Орилоухе. Невыразимо сладкая, прекрасная и зовущая, она очаровывала и погружала в транс, кружила голову и возбуждала букет непередаваемых эмоций. Это была «бе­лая музыка», выражающая бездну чужих пространств, до­ступная лишь тем, чья эмоциональная сфера не ограни­чивалась пятью-шестью чувствами.

Инк заставы возник за столом в облике обыкновенного землянина, черты которого напоминали всех гостей сразу. Оглядел компанию, приветливо развел руками и откупо­рил бутылку шампанского.

— За встречу в новой реальности, друзья!

— Давно я не пил шампанского,— проворчал Диего Вирт, поднимая свой фужер.— За преодоление!

Шампанское было великолепным, и все же Ставру сно­ва показалось, что пили они другой напиток, а все, что видел глаз и чувствовало тело,— лишь прекрасно создан­ная псевдореальность.

— По-моему, в вашей вселенной я еще не бывал,— не­брежно сказал Грехов.— Иначе запомнил бы вас. Но и Кон­структор здесь тоже не проходил, насколько я понимаю.

— Не проходил, к сожалению,— подтвердил Ньюмен.— Но я, конечно же, знаю, кто он и как появился на свет. Он ушел так далеко, что даже мои создатели не знают, где его искать. Знает лишь один... з-э... «серый призрак», тот, который ушел вместе с ним, но он до сих пор не вернулся.

Грехов опечалился. Ставр смотрел на него с некоторым недоумением: Габриэль явно играл, демонстрируя чувства, которых никогда раньше не показывал ни при каких об­стоятельствах. Зачем это ему понадобилось, оставалось только гадать.

— Я надеялся, что Сеятель уже вернулся. Нам очень нужна его помощь.

Ньюмен кивнул.

— Понимаю, не спешите, что-нибудь придумаем. А как получилось, что вы расстались с Конструктором?

— Первыми не выдержали К-мигранты. Конструктор высадил их на одной из таких же, как ваша, погранзастав, но в другом домене, откуда они могли вернуться в нашу метавселенную самостоятельно. Но на них, очевидно, вы­шел местный эмиссар ФАГа и...— Габриэль сделал глоток шампанского, посмотрел сквозь фужер на собеседника.— Это тема отдельного разбирательства. К-мигранты верну­лись на Землю, но уже в качестве агентов ФАГа. Потом попросился назад чужанин, чья оболочка — слой его про­странства жизни — истощила все запасы энергии. Мне пришлось его сопровождать. К тому времени мы забрались в такие дебри доменов Универсума, что выбраться в свою вселенную без помощи чужанин бы не смог... да и со мной вместе тоже. Сеятель сопроводил нас до «нервного канала» Универсума, пронизывающего все клетки-домены, но куда ушел потом, я не знаю.

— Он мог догнать Конструктора,— кивнул инк заста­вы.— А мог и сам отправиться путешествовать. Он был выдающимся чело... э-э... существом с очень большим энергоинформационным и этическим запасом. Среди людей таких называют гениями. Ну хорошо, вы вернулись. И как же вы оцениваете условия существования в других метавселенных — клетках Универсума?

— Мои оценки и сравнения достаточно субъективны, но все же я пришел к выводу, что наилучшая из вселен­ных та, которая заставляет преодолевать препятствия, где выживание возможно, но не слишком легко. Больше всего подходит к данному определению моя родная метавселен­ная, остальные, где я побывал, реализуют иные принципы, и жить там я бы не хотел. Одна из них, например, до­стигла абсолютной симметрии формальных законов, что, естественно, привело к существенному сокращению разно­образия структур и стагнации развития. В другой местные Архитекторы-Конструкторы-Инженеры создали нечто вро­де рая, где жить очень легко, но не очень-то хочется, и в результате там и без вмешательства Фундаментального Агрессора наступил аксиологический коллапс.

Грехов помолчал. Ньюмен подождал продолжения, по­том осторожно спросил:

— Не хотите ли вы сказать, что Универсум... болен? Габриэль бросил на него пронзительный взгляд.

— Вас это... беспокоит?

— Не меня, моих создателей.

— Пожалуй, тревога их имеет основания, хотя делать выводы на основе трех-четырех посещений других доменов некорректно. Я думаю, если бы вернулся Сеятель, он смог бы развеять наши сомнения. В каждом домене ФАГ дей­ствует по-разному, но суть при этом остается одна — из­менение закона! Может быть, вообще пришла пора пере­мен, и ФАГ — лишь отражение этого нового, на уровне всего Универсума, закона?

— Вы делаете очень интересные предположения,— веж­ливо улыбнулся Ньюмен.— Теперь я не удивляюсь, поче­му Сеятель дружил с вами. Гении быстро находят общий язык, даже если они принадлежат к разным расам. Ну а что вы думаете о войне, развязанной ФАГом в вашем домене?

— Я не называю этот процесс войной, хотя для чело­вечества он выглядит именно так. Всякая война подразу­мевает борьбу Света против Тьмы или Добра против Зла. Но, во-первых, Свет — лишь вид Тьмы! А во-вторых, что такое Добро и Зло в масштабе Универсума? Всей Вселенной? По какому критерию их можно разделить? Мы даже на Земле не смогли определить абсолют Добра, что же говорить о масштабах несравнимо больших? Как-то, лет двести назад, люди решили уничтожить комаров, клещей и прочих кро­вососущих, мешающих жить. Но вместе с комарами тут же исчезли — вымерли! — десятки видов птиц и животных, ко­торых люди убивать вроде бы и не хотели.

— Я понял вашу мысль. В вашем домене ФАГ начал уничтожать «комаров»... так?

— Не совсем, все гораздо сложнее, уровней вмешатель­ства ФАГа — около десятка, но как один из аспектов Вой­ны «борьба с комарами» имеет место. И я, естественно, на их стороне. А разве в вашей вселенной ФАГ не про­явил себя как реорганизующая, отменяющая местные за­коны сила?

— Он пытался расщепить время, хотя в нашем мире оно и так трехмерно. Однако Сеятели, ставшие Инжене­рами местной вселенной, не дали ему развернуться. Прав­да, моим создателям пришлось самим изменять внутренние законы и встраивать во вселенную «амортизаторы зла», смягчающие любое внешнее вмешательство. И все же ваш взгляд на вещи очень близок идее Инженеров: пришла Пора Перемен. Да, вероятно, ФАГ объективно существует и где-то успешно проводит в жизнь свои стратигемы, как Игрок, равный по мощи Универсуму, но он не является носителем зла, каким стал в представлении многих ваших соотечественников. К тому же Игра между Универсумом и ФАГом ведется очень давно, миллиарды лет, изредка достигая пика перестройки вселенных, но никто никогда не называл ее Войной.

— Погодите, у меня кровь стынет в жилах,— сказал Ставр, не сводя потемневших глаз с лица Ньюмена.— Вы хотите сказать, что после достижения очередного коллапса игровых отношений... вселенные перестраиваются? Не мо­жет быть!

— Фома Неверующий,— засмеялся Диего Вирт.— Как сказал очень древний мудрец Цицерон, «ничего не про­исходит без причины. Чего не может быть, того и не бывает. Если же что-то случается, значит, это возможно».

— Кажется, он понял,— кивнул на Панкратова благо­желательно настроенный хозяин заставы.

— Что же ты понял? — поднял брови Диего.

— Не может быть! — повторил Ставр, поражаясь про­стоте своей догадки.— Значит, и Архитекторы, и Конст­рукторы перестраивали наш домен не по своей воле, а в соответствии с концепцией... Игры?

— Примерно так, эрм. До появления человека ваша метавселенная изменялась дважды — Архитекторами и Конструкторами, пришла пора новых перемен.

Ставр настолько был оглушен новостью, что не скрывал этого.

— Тогда зачем все это? Наша возня... борьба... война с ФАГом?.. Все равно мир изменится — что под влиянием ФАГа, что под воздействием других сил, тех же Сеятелей. Человечество не уцелеет ни в том, ни в другом случае.

— И все же будет лучше, если мы поучаствуем в про­цессе преобразований,— мягко сказал Грехов.— Существует закон, который игнорирует ФАГ: абсолютно правильная эти­ка отождествляется с классом решений, динамически опти­мальных. И Архитекторы, и Конструкторы действовали в рамках этого закона, подгоняя параметры существования до­мена под необходимые для нормального развития условия жизни всего Универсума. Если этого ФАГ не учтет, домен-клетка станет Универсуму не нужен, как неизлечимо боль­ной орган, и будет отторгнут. Вот почему наша... Война останется для нас войной со всеми вытекающими послед­ствиями, и мы должны ее выиграть... или уйти в небытие.

— Такие случаи уже бывали? — спросил Диего, ничуть не встревоженный нарисованными перспективами.

— Много раз,— ответил Ньюмен.— Именно поэтому Уни­версум потерял некоторую вероятностную свободу мотиваций при определении концепций выигрыша в каждом конкретном случае, то есть в каждой своей клетке-вселенной. О человеке в этой ситуации мы бы сказали, что у него температура.

— Воспалительный процесс,— подсказал Диего.

Инк заставы посмотрел на него, но продолжать не стал.

— У вас ко мне лично нет вопросов?

— Расскажите о своей вселенной.— Диего сделал вид, что не заметил взгляда.— Я человек простой, масштабы, уровни, цели Универсума меня не волнуют, однако оце­нить условия жизни в домене я, наверное, смогу.

— Нет ничего проще,— принял тон Ньюмен.— Про­странство нашей метавселенной имеет дробную размер­ность — три и четырнадцать сотых, из-за чего фигурами равновесия являются фракталы18. Звезд и планет, подобных Солнцу и Земле, нет, хотя атомы и молекулы существуют. Но это не знакомые вам протоны, нейтроны, электроны и другие частицы, а возбужденные состояния местного ва­куума, представляющие для нашей вселенной элементар­ные «кирпичики» мироздания. Зато устойчивых изото­пов — конфигураций местных «протонов» и «нейтро­нов» — существует больше, чем в вашем мире. Время здесь тоже имеет дробную размерность, что наглядно че­ловеку Земли представить невозможно. Процесс эволюции напоминает в нашем мире синтез и распад одновременно, расщепление и слияние струек воды с «разным временем». Фигура симметрии из-за этих эффектов — нечто вроде трезубца с шипами разной длины.

— Очень любопытно,— оживился Диего.— Возле нагу­алей в нашем мире появились эдакие трехголовые «змеи-горынычи», уж не аппараты ли Сеятелей?

— Возможно,— улыбнулся Ньюмен.— Хотя я лично ничего об этом не знаю. Хотите увидеть, как выглядит наш космос?

Ответом было общее молчаливое согласие.

Интерьер земного бара исчез, компания ненадолго ока­залась в темноте, а потом со всех сторон проступила уди­вительная картина: тысячи, миллионы пушистых ажурных шаров сверкали вокруг, как необычные новогодние елки, украшенные гирляндами огней!

Форма «елок» не везде была идеально круглой, но их ветви образовывали нечто вроде перекати-поля, сгустка тра­вы или мха, кончики Которого и светились разноцветными огнями, создавая впечатление «включенного освещения».

Некоторые из «елок» были очень большими и неверо­ятно сложными, хотя можно было заметить, что их ве­точки не пересекаются, действительно напоминая геомет­рическую загадку — фрактал, но встречались и вовсе про­стые «кустики» — из трех-четырех веточек. Это были но­ворожденные «звездопланеты» здешней вселенной. Концы их светились потому, что из местного вакуума шла реак­ция синтеза плоти «звездопланет». Они по сути и были «звездами», источниками тепла, света, энергии, а «плане­той» становилась уже остывшая «веточка», при определен­ных условиях дающая жизнь удивительным существам, в том числе и разумным.

Космос здешней вселенной не был темным, потому что его вакуум не был континуумом с наинизшим уровнем энергии,— он искрил, флуктуировал, постоянно рождал новые «кусты звездопланет», многие из которых тут же гасли. Вселенная мерцала, вспыхивала, б ликовал а, пускала зайчики в глаза, пенилась, взрывалась и гасла, и любо­ваться этим многокрасочным вечным фейерверком можно было бесконечно...

— Да-а! — с шумом выдохнул Диего Вирт через не­сколько минут.— Жить здесь весело!

Картина космоса Сеятелей исчезла. Люди снова оказались сидящими в креслах за столом в окружении вполне земных вещей. Правда, к ним теперь прибавился Ян Тот. Попри­ветствовал всех бокалом с ярко-оранжевой жидкостью.

— Не скучаете?

— Здесь не заскучаешь,— ответил Диего, поднимая свой бокал с шампанским.

Грехов смотрел на Тота с неопределенным интересом, и Ян ответил на его невысказанный вопрос:

— Ваш приятель сюда не возвращался.— Тот имел в виду «серого призрака», с которым Грехов отправлялся в путь «верхом» на Конструкторе.— Он поставил себе зада­чу: найти родную метавселенную, где они родились, от­куда их предки — тартариане были катапультированы и внедрены в нашу.

— А если он до сих пор не вернулся,— закончил Ди­его,— то не нашел. В таком случае придется распрощаться с идеей встречи с ним, а заодно и с надеждой на помощь.

— Не совсем так,— возразил Ньюмен.— Я устрою вам встречу с одним из моих создателей, а вы уж доказывайте ему важность ваших целей.

— Спасибо, этого достаточно,— кивнул Грехов.— Сколько вам потребуется...— Он не договорил.

Ставру вдруг показалось, что черная лапа сжала ему голову, тут же отпустила, но, исчезая, попутно искривила пространство вокруг, создала волну леденящего ветра.

Инк заставы исчез. Какая-то сила продолжала колебать пространство, размывать знакомые контуры объектов, за­туманивать сознание.

— Что, черт возьми, здесь про...— начал Диего, вска­кивая.

Ставр, прислушиваясь к своим ощущениям, понял первым:

— Может, я и ошибаюсь, но это — погоня!

— Ты прав, эрм,— медленно проговорил Грехов, ста­новясь полупрозрачным.— Нас настигла погоня второго ро­да... А я надеялся, что мы ушли тихо.— Он посмотрел на Диего.— Тебе это ни о чем не говорит?

Диего Вирт сжал руки в кулаки:

— Странно все это... если не сказать больше. Неужели они добрались до моего первого «я»?

— Увы, так оно, скорее всего, и есть. Хотя не понимаю, как я-первый допустил это.

— А может быть, за нами следили?

— И это возможно. Факт остается фактом: нас настигли.

— Будем уходить на цыпочках?

— Как раз наоборот, устроим шум. Пусть Игрок убе­дится, что мы все вместе и продолжаем путь.

Рядом возникла живая глыба Мориона.

«Враг вползать... решение успеть... делать отпор?»

— Что значит — погоня «второго рода»? — спросил Ставр.

— Пси,— ответил Грехов.— Эмиссар ФАГа, отвечаю­щий за весь наш домен, пустил по следу «пси-собак». Но поле Сил этой вселенной ему не подчиняется... как и нам, впрочем. Зато у нас есть шанс его остановить.

— Зачем надо поднимать шум, если мы можем уйти незаметно?

— ФАГ не должен догадываться, что мы начали играть с ним по своим правилам.

— Не понимаю.

— А ты подумай на досуге, зачем в Системе остались наши первые «я»,— сказал Ян Тот.— И давайте поспешим с ответом, иначе наша реакция покажется кое-кому подо­зрительной.

Ставр понял подсказку сразу: Грехов и Тот остались, чтобы помочь выжить землянам.

Боя с просочившимися на заставу «пси-собаками» эмис­сара не получилось.

«Собака» была одна — настоящий пси-дракон, вылез­ший из-за произвольно открывшейся «заслонки» в мига­ющем тоннеле «сверхструны», который соединял метавсе­ленные. Пока он осматривался в незнакомом мире и вы­нюхивал беглецов, инк заставы, не уступающий в скорости мышления «серым призракам», хотя и не стал вмешивать­ся в события, но создал своеобразный подвал, куда и со­скользнул «пси-дракон».

Команда Грехова могла его просто уничтожить, загнать в «бутылку» с размерами элементарной частицы, но этой задачи она себе не ставила, затеяв хорошо разыгранный спектакль отчаянной атаки. Пси-фантом ФАГа не выдержал нападения и, ворча и огрызаясь, уполз в переходный тамбур «сверхструны», все еще открытой в обе стороны. Ньюмен с удовольствием выдавил его за барьер, разделяющий мета­вселенные, как пасту из тюбика, и закрыл «заслонку».

После этого инцидента люди несколько часов отдыхали, кто как хотел. Ян Тот и чужанин Морион снова удали­лись, подсоединившись к информационным каналам заста­вы, Грехов тоже куда-то выходил, появлялся, опять ухо­дил, а Ставр и Диего, потренировавшись около часа в прекрасном спортзале, понежились в сауне до полного рас­слабления, пообедали и побеседовали, найдя общие темы.

Диего рассказал о своем последнем рейде на планету Эниф, родину стражей и скалогрызов, где едва не погиб. То есть он там и погиб — как человек, но остался жить как личность, хотя и в облике машины, инка. Ставр же в ответ поведал свою историю с исследованием Тартара, как он стал контрразведчиком и начал работать «двойным агентом». Они посмеялись над этим обстоятельством, а потом погрустнели, вспомнив павших в странной Войне, затеянной Фундаментальным Агрессором: Степана Погори­лого, отца Виданы Веселина Железовского, старейшин син­клита, пограничников и безопасников, родных и близких.

Позже к беседующим присоединился Ян Тот, хотя он больше слушал, чем говорил.

А потом на заставе появился «серый призрак», один из Инженеров, кем стали в этой метавселенной бывшие Сеятели.

Появился он без всяких эффектов и «пространствотря­сений» — просто возник рядом с сидящими людьми, похо­жий на обычного человека в сером унике, подтянутый, молодой, обаятельный, кареглазый, с шапкой вьющихся русых волос. Ставр поначалу даже не понял, кто перед ними, показалось — вернулся инк заставы. Но стоило за­глянуть в глаза незнакомца, в которых горел огонь Вели­чавого Терпения, как становилось понятным, что этот че­ловек здесь — хозяин!

— Добрый день,— учтиво сказал незнакомец.— Мое имя невозможно адекватно перевести на человеческий язык, но для определенности зовите меня Иерархом Пути, в какой-то мере это будет соответствовать одной из граней моей деятельности. Кто и от имени кого уполномочен ве­сти переговоры?

— Я,— сказал появившийся мгновением позже Гре­хов.— От имени друзей, доверивших мне эту миссию.

— Мы помним вас, Габриэль Грехов,— сказал Иерарх Пути, поклонился.— Вы мало изменились с момента на­шего знакомства. Я посвящен в события, подвигшие вас тронуться в столь неординарный поход. Но для того, чтобы решить, чем мы можем помочь вам, необходимы аргумен­ты. Этическая ценность данного шага пока представляется нам сомнительной.

— Нас предупредили о возможности отказа.

— Присядем.— «Серый призрак» кивнул на появивши­еся два кресла рядом с креслами Яна и Ставра.— Не то­ропитесь с формулировкой ваших доказательств, пока я — на линии ожидания, время, которое мы затратим на пе­реговоры, для внешнего мира не существует. Итак, цель вашего поиска.

— Нейтрализация влияния Фундаментального Агрессо­ра — по нашей терминологии, или Игрока, на родную ме­тавселенную. Без помощи извне мы не справимся, хотя, по сути, многие из нас являются зародышами будущих Инженеров.

— Файверы,— задумчиво проговорил Иерарх Пути.— Интегральная раса. Эта история нам известна. В вашем домене не произошла смена творцов по линии Архитекто­ры-Конструкторы-Инженеры, и даже мы не решились за­менить последних... по многим причинам, не имеющим значения для данной беседы. Ну, хорошо, допустим, вы уничтожите посланников ФАГа и следы их пребывания в домене, но знаете ли вы, что независимо от этого пришла Пора Перемен? Вселенная уже никогда не будет такой, какой была.

— Знаем,— твердо сказал Грехов.

— И все же решение судьбы Игрока — не цель. Даже спасение человечества и других цивилизаций в вашей ме­тавселенной не является абсолютной этически выверенной ценностью для игроков такого уровня, как Универсум и Логос... ну, или ФАГ. Да, для вас это, возможно, Война, жестокая и беспощадная, на выживание, но для них — ин­тереснейшая, захватывающая, многовариантная Игра со все­ми вытекающими последствиями. Любая ценность предпола­гает иерархию целей и градацию трудностей на пути к их достижению. Бели вас, отдельных представителей человече­ства, я могу понять, то человечество как целое — нет! Там, где все можно получить целиком и сразу, ничто не имеет ценности, в том числе и сама жизнь, а именно это и про­исходит на Земле с вами, людьми. Почему бы вам не взглянуть на проблему Войны-Игры с другой стороны? С той, что Игра призвана переоценить ценности, изменить ориентацию большинства людей, и потому она — безус­ловно полезна?

— Может быть.— Грехов остался спокоен.— Но это — лишь точка зрения стороннего наблюдателя. Для нас жизнь имеет не абсолютную, но все же огромную цен­ность, и мы, естественно, будем стремиться ее сохранить. Человечество уже подошло к реализации технологий сле­дующего уровня, преследующих уже не материальные, а духовные цели, но если Войну не остановить, мы уже не успеем выйти на другую ступень, перейти из биологиче­ского вида в культуротворящий.

— Что ж, допустим, я приму этот аргумент, хотя он аксиологически слаб. Мы не верим в адаптивность чело­веческой популяции, несмотря на то, что она и способна рождать файверов. Для того чтобы выжить в чужой Игре, человечеству необходимо срочно создавать технологию этической нейтрализации межчеловеческих отношений, рассчитать «амортизаторы зла», изменить биологию, и так далее, и так далее. Вы уверены, что это возможно?

Ставр с ужасом, затаив дыхание, ждал ответа Габри­эля, как и Диего Вирт, но ответил не Грехов, а Ян Тот:

— Это возможно.

Иерарх Пути с тем же задумчивым выражением лица взвесил Яна, кивнул:

— Похоже, вы знаете, о чем говорите. В какой степени вам доступен футурганализ?

— До предела насыщения с удвоением кванта на каж­дые десять квантов времени.

— В таком случае вы должны знать, чем закончится Игра в вашем домене.

— Конечно, мы знаем,— сказал Ян Тот с беглой улыб­кой.— Я знаю даже то, что вы согласитесь помочь.

Иерарх Пути изобразил ответную улыбку.

— Видящие суть вещей даже среди файверов встреча­ются нечасто. Но вернемся к сути проблемы. Вы меня пока не убедили. Почему я или другой Инженер в совер­шенно чужой метавселенной должны спасать человечество, к которому мы, мягко говоря, равнодушны? В такой тех­нологически ориентированной культуре, как земная циви­лизация или культура гуррах, изменчивость условий жиз­ни нарастает по экспоненте, что далеко не безразлично для обычаев и морали. Пример — цивилизация джезенои­дов. Скорость изменений ее социума превысила некий предел, появились непреодолимые помехи на пути соци­ального наследования норм и моральных принципов: нор­мы родителей оказались анахроничными и неприменимыми в ситуации, которую застали дети,— и социальный дрейф ценностей привел к вырождению цивилизации. Без войн и вмешательства извне. То же самое ждет и человечество.

— Не совсем,— качнул головой Ян Тот.— То есть в принципе — да, процесс почти необратим, но шанс есть. И шанс этот — вы правильно сказали только что — Игра. Мы не просим у вас оружия или материальной помощи для борьбы с ФАГом, нам нужен Метод, Принцип, Закон, с помощью которого можно на некоторое время стабили­зировать игровую ситуацию в нашей метавселенной, очи­стить ее от «шлаков» и «примесей», привнесенных извне локальными изменениями законов. Дальше мы пойдем сами.

Ян Тот подмигнул Ставру, не сводящему с него глаз, залпом выпил бокал тоника.

— Понимаете, с точки зрения человека любая игра — процесс столь же увлекательный, как познание и созида­ние. Для вас значимой целью может быть познание, для нас — игра, пусть и на низком уровне, уровне домена. Однако не посвятил ли себя этой же цели и Универсум?

Иерарх Пути откинулся в кресле, оценивающе глядя на Тота Мудрого, повернул голову к Грехову.

— Вы правы, созидание и познание — действительно процессы увлекательные и бесконечные, но этот молодой человек тоже прав: Игра, может быть, еще более увлека­тельное дело, если ею очарован даже Универсум. Хотя тезис этот спорен и неочевиден, тем более что есть мне­ние — Универсум болен...

— Температурит,— вставил Диего.

— У вас все? — спросил бывший «серый призрак».

— Маленькая добавка,— хладнокровно сказал Гре­хов.— Наш общий друг Сеятель ушел с Конструктором не для того, чтобы любоваться красотами метавселенных, «клеток» Универсума, а в поисках вашей настоящей ро­дины. Ведь ни наш домен, ни этот, где вы остановились, не являются домом, где жили ваши предки. Не так ли?

Иерарх Пути встал, поклонился.

— Вы нас убедили. Через некоторое время мы отпра­вимся на поиски нашего соотечественника и вашего друга. О трудностях похода распространяться не буду, вы должны были их предусмотреть.— И хозяин заставы исчез.

— Что он хотел сказать? — проворчал Диего Вирт, на­ливая себе полный бокал шампанского.

— Что мы можем не вернуться,— сказал Ян Тот.

И все одновременно посмотрели на молчавшего Грехо­ва. Лицо Габриэля было неподвижно, однако всем вдруг стало неуютно.

— Я очень надеюсь,— тихо проговорил экзоморф,— что мы вернемся... Что мы вернемся в то же время и в ту же Вселенную...

Глава шестая ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПОЛНОЧЬ

Это была последняя остановка перед решающим бро­ском в Неизвестность.

Они гнались за ушедшим Конструктором уже много дней или даже месяцев — по внутреннему отсчету време­ни, прошли сотни доменов-метавселенных, где останавли­вался Конструктор, ужасались и восхищались невиданным устройством местных космосов, много раз теряли сознание от перегрузок — не гравитационных, силовых, а психоин­формационных , но шли и шли вперед, понимая, что шан­сов у них не будет, если Иерарх Пути по какой-либо причине откажется следовать дальше. Тем более не хоте­лось давать ему повод жалобами на ухудшение физиче­ского состояния или вообще на невозможность жить в предлагаемых условиях похода. Даже Ставр, «откорректи­рованный» Д-прививкой и способный длительное время об­ходиться без воды, пищи и воздуха, готов был сдаться, отступить или хотя бы сделать передышку, но терпел, потому что терпели все, в том числе и не слишком с виду готовый к нагрузкам Ян Тот.

Конечно, шли они не своим ходом, а как бы составляли экипаж спейсера, коим стал Иерарх Пути, принявший форму, да и суть «серого призрака». Иерарх не баловал их комфортом, предоставив лишь самое необходимое: за­щиту, совершенную видеосистему, адаптирующую изобра­жение попадавшихся объектов для восприятия человече­ским зрением, минимум удобств для отправления физио­логических потребностей. Питались члены экипажа из НЗ своего продуктового автомата и пили свою воду, умывались лишь раз в сутки, не помышляя о душах, саунах и речных просторах.

Лучше всех переносил тяготы путешествия чужанин. Иерарху Пути он приходился кем-то вроде прадеда или, вернее, целого «прайда дедов», но главное, что он был защищен от любых перегрузок слоем своего пространства, принявшего форму каменной глыбы под воздействием сил тяготения и законов физики чужого для него мира.

Чем руководствовался «серый призрак» в выборе тра­ектории полета, не знал никто из его пассажиров. Однако расчет, его или «нюх» был безошибочен, ни разу еще он не промахнулся, попадая именно в те метавселенные, где побывал Конструктор, а вместе с ним и Сеятель. Что искал сам Конструктор, оставалось загадкой, очевидно, и для Иерарха Пути, как нельзя точно соответствующего своему имени. Ставр даже подозревал, что Иерарх взял себе его в предчувствии похода, приняв решение отправиться на поиски своего товарища задолго до появления команды землян и уж явно до того, как он заставил их «убеждать» себя в целесообразности этого шага.

Во время полета Иерарх практически не беседовал с людьми, ограничиваясь редкими репликами или коротко отвечая на вопросы членов команды. Остановившись на этот раз и показав панораму местного космоса («звезды» здесь напоминали перья и вихри огня, «планеты» — пото­ки и тоже вихри текучей субстанции, и вообще этот «кос­мос» кипел, крутился, стрелял смерчами, взрывался и го­рел), он вдруг произнес странное двустишие:

Вечность, безмятежна и светла, на распутье звездном замерла.

Медленно приходящие в себя люди удивленно перегля­нулись, узнав стихи Борхеса. Иерарх Пути, не появляясь визуально, передал им слоган усталой улыбки:

— Файверы, у нас остался всего один шанс из милли­она, что мы догоним ваших друзей. Мы практически по­дошли к границе тела Универсума, к его, так сказать, «коже». Еще один слой — и дальше начнется Большая Вселенная. Похоже, я понял, куда стремился Конструк­тор — в Запределье, в Большую Вселенную. Но цели его мне неведомы. Если Сеятель ушел вместе с ним, помочь вам я не смогу.

— Мы все понимаем. Вы и так сделали все возможное и невозможное,— ответил Грехов.— Делайте, что считаете необходимым. Два вопроса можно?

— Извольте.

— Каким образом вы ориентируетесь в теле Универсу­ма? Как вы отыскиваете след Конструктора?

— Сложные объекты проявляются в низших системах из­мерений в виде следа, проекции или сечения, а Конструктор для всех метавселенных и является таким объектом. След его невозможно не заметить. Даже в вашем домене он ос­тавил след на уровне тонких нарушений симметрии вакуума. Файверы должны чувствовать эти нарушения.

— Конечно, они чувствуют,— подтвердил Ян Тот.

— Ваш домен очень важен для Универсума,— добавил Иерарх Пути.— Он многослоен, то есть вмещает целый па­кет «теневых» доменов, метавселенных с различным ходом времен и так называемым «зеркальным» веществом. Можно сказать, что он — «клетка» наиболее важных «органов» Уни­версума, скажем, его «сердца». Или, скорее, «мозга». Вот почему ФАГ стремится изменить его структуру.

— Тогда последний вопрос. В других доменах ФАГ про­явил себя так же, как в нашем, или слабее?

— Термин «слабее» не вполне корректен. ФАГ пыта­ется провести фенотипическую коррекцию всего организма Универсума, но в каждой «клетке» это проявляется по-разному. Ваш домен подвергается индуцированному мута­генезу, как и миллионы других подобных метавселенных, «клеток мозга» Универсума. Почему не реагирует сам Универсум, я не знаю. Может быть, он находится «под наркозом», может, надеется на защитные силы «клеток», на вас, на других разумных существ. А возможно, ему важен не результат Игры, а сам процесс, и то, что он при этом необратимо изменяется — абсолютно неважно.

— Но ведь это по крайней мере неэтично по отношению к существам, населяющим домены! — не выдержал Диего.

— Мы не уверены, что существует некая универсальная этика Вселенной, Абсолют Добра, Закон морального со­вершенства, одинаково регулирующий жизнь в разных ме­тавселенных. Единственный закон для Универсума, Миро-существа, Миросистемы есть он сам! Он сам — и Повод, и Действие, и Закон, и Тайна Бытия! Хотите вы этого или нет. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Полностью — нет,— сказал Ян Тот. Грехов промолчал.

Иерарх Пути снова выдал слоган-улыбку:

— Я думаю, вы знали ответ, когда задавали вопрос. Че­ловек вообще — существо предвосхищающее, устремленное в будущее, а файверам тем более доступно панпсихическое видение мира. Итак, решающий бросок? Или отдохнем?

Ставр оценил предложение «призрака»: вряд ли тот нуждался в каком-либо отдыхе. Останавливался он лишь для того, чтобы могли восстановиться люди.

— Вперед, и будь что будет! — выразил Диего общее мнение.

В том, что время — более сложная фигура, чем линия, они убедились, прибыв в эту метавселенную позже Кон­структора, но раньше Сеятеля, которые путешествовали вместе. Сообщил пассажирам об этом Иерарх Пути, не очень рассчитывая на то, что они примут сообщение на веру. Однако уже через несколько часов после остановки «призрака» в домене, где отсутствовало фоновое простран­ство и космос представлял собой конгломерат различных ге­ометрических и абстрактно-бесформенных фигур, появился Сеятель. Это почувствовали даже люди, защищенные скор­лупой собственных скафандров и оболочкой Иерарха Пути. Потому что Сеятель, перенявший многие тайны бытия Кон­структора, при просачивании сквозь барьер, отделяющий до­мен от домена, бросал вперед оценивающий взгляд, колеб­лющий вселенные, воспринимаемый интраморфами на всех подпланах видения-чувствования. Заметив собрата, он проявился неподалеку — по меркам «серых призраков» — знакомым туманно-прозрачным шаром.

Одновременно в виде трехметрового гиганта он появил­ся и перед командой землян, ждущей в «салоне-животе» Иерарха. Ему были доступны любые горизонты контакта в любых временных интервалах, и хотя контакт с людьми в общем-то был и не обязателен, потому что всю инфор­мацию в полном объеме он получил от соплеменника, Се­ятель все же решил соблюсти этикет. Правда, говорил он с людьми всего минуту, но этого оказалось достаточно всем.

— Я не уверен, что смогу помочь вам,— сказал он без обиняков после обмена приветствиями и ритуала узнава­ния: он и Грехов действительно были друзьями, несмотря на колоссальную разницу «менталитетов».— Обещаю лишь одно — проанализировать ситуацию и дать рекомендации.

— Значит, мы зря надеялись на вас,— с горечью за­метил Диего.

Гигант Сеятель глянул на него с хмурой отчужденно­стью:

— Я этого не сказал. Но и вы поймите наконец: при­шла Пора Перемен. Не ФАГ — главный враг для Универ­сума, а закон, диктующий условия Перемен, вернее, ус­ловия Игры. ФАГ — лишь инструмент в его руках. Этому закону подчиняются все Игроки, в том числе и Универсум. И не считайте, что Фундаментальный Агрессор или иной Игрок стремится создать внутри Универсума ад. Кстати, для любого Инженера создать ад проще, чем рай, потому что в раю больше запретов.

— Извините, если обидел,— сказал Диего угрюмо.— Уж не хотите ли вы сказать, что наша метавселенная — некое подобие рая? Почти все ее физические законы име­ют вид запретов.

Сеятель улыбнулся, изменил облик, превращаясь в ко­пию Габриэля Грехова в черном трико, как бы подчерки­вая свое равенство с людьми.

— Нет, ваша метавселенная далеко не рай, насколько мне помнится, и является одной из самых сложных «кле­ток» Универсума. Вот почему мне будет любопытно взгля­нуть на те преобразования, которые предложил вам... э-э... Фундаментальный Агрессор.

— Он предложил нам Войну. Смерть. Небытие.

— Что ж, из истории Земли вы должны знать, что смерть одного вида зачастую гарантирует жизнь другого. Но давайте не будем дискутировать на эту тему. Отдохните какое-то время. Освобожусь, и мы отправимся назад вместе.

— Без Конструктора?

— Без Конструктора. Он проходил здесь миллиарды лет назад... и совсем недавно. Таковы парадоксы метавселенной.

— Позвольте задать вопрос,— вмешался Ян Тот.— Что ищете вы лично, мы знаем, но что ищет Конструктор? Куда он направляется?

— Боюсь, вы мне не поверите, но я — не знаю! Может быть, он ищет своих собратьев. Может, самого себя. Впро­чем, у вас на Земле существует выражение: пути Господни неисповедимы. Но не исключено, что он навсегда уйдет в Большую Вселенную. Можно сказать, он уже ушел... ча­стично... я сопровождаю его второе «я».

К Солнечной системе Сеятель с командой землян и чужанином прибыл спустя два месяца по внутреннему от­счету времени и, как оказалось, почти через год — по вре­мени оставшихся.

Грехов попросил высадить его на Плутоне вместе с чужанином, пообещав в ближайшие сутки встретиться и обсудить создавшееся положение, а Ставр, Диего и Ян Тот с помощью Сеятеля первым делом оглядели Систему, пытаясь определить наметившиеся изменения в ее плане­тарном хозяйстве.

С виду все осталось на своих местах.

Орбиты планет не изменились, их количество тоже ос­талось прежним. Солнце светило практически в тех же пределах, что и раньше. Мчались через Систему кометы с гигантскими хвостами; их было целых девять.

Но исчез Фаэтон-2! Вместо него по старой «накатан­ной» орбите астероидного кольца неслись два длинных языка пыли и камней, окутанные призрачным электриче­ским сиянием.

Луна по-прежнему держалась возле Земли, хотя и при­близилась к ней на пару десятков тысяч километров, а вот спутники других планет вели себя иначе, словно по Системе вновь прошествовал Конструктор, взбаламутив ее своим колоссальным гравитационным полем.

Если у Юпитера исчезли только внешние спутники вплоть до Синопе и Пасифе, а у Сатурна — Феба, то Уран потерял три из самых крупных — Умбриэль, Титаник» и Оберон. Вместо них по вытянутым орбитам мчались языки мелких и крупных глыб, пыли и газа.

Что с ними произошло, можно было только догадывать­ся. Ян Тот, например, предположил, что нагуаль между орбитами Урана и Нептуна вырос настолько, что его шипы достали до Урана при ближайшем прохождении и разва­лили спутники.

«Голый» Нептун, который лишился атмосферы еще во времена Конструктора, и без того представлявший собой жалкое зрелище, к тому же потерял и последний свой крупный спутник Нереиду, исчезнувший без следа. Веро­ятнее всего, Нереида оторвалась от родной планеты и ушла в свободный полет по Солнечной системе.

«Серый призрак» каким-то образом видел нагуали и показал их людям, сначала схематически — на карте Си­стемы, а потом визуально. И стало ясно, что предполо­жение Яна имеет основание: размеры нагуаля между ор­битами Нептуна и Урана достигли уже трехсот миллионов километров!

Но выросли и остальные «невидимые кораллы». Напри­мер, нагуаль на Земле, найденный Ставром в лесу под Владимиром, достиг шестикилометровой высоты!

— Боже мой! — только и сказал Диего Вирт после ви­деосеанса.

— Поехали домой,— тихо произнес Ставр, также пере­ходя на звук. У него тоскливо сжалось сердце в предчув­ствии беды.— Сеятель, вы сможете доставить нас на Зем­лю незаметно?

— Не стоит,— покачал головой Ян Тот.— Предлагаю добраться до ближайшего метро и разойтись по домам. Вечером соберемся у меня. Не надо подставлять Сеятеля сразу после прибытия.

— За меня вам не стоит беспокоиться,— ответил Сея­тель.— Вряд ли кто-нибудь увидит меня, пока я этого не захочу. Но решение правильное. Нужна информация, пусть каждый получит ее по своим каналам, а потом все вместе мы ее интегрируем и проанализируем. Я высажу вас на Марсе, возле пустующего дома отдыха с кабиной метро.

Через несколько минут путешественники вдыхали за­пахи марсианской равнины Плоть Бога и разглядывали знакомый ландшафт, усеянный мхами и грибами-мутан­тами.

— До связи,— кивнул всем Ян Тот и первым шагнул в башенку с буквой «М» на острие.

— Чую, плохи здесь дела,— кряхтя, сказал Диего Вирт, нагнулся, сорвал веточку мха, понюхал.— Берегись, эрм, надеяться нам особо не на кого. Даже на Сеятеля...

— Я это понял. Ты тоже берегись.

— Постараюсь, хотя мне проще — я «зарезервирован». Как-то встретит меня «первый» Диего? Может, полетим со мной в дом Габриэля? Моя половина все должна знать.

Панкратов покачал головой.

— Нет, мне надо... В общем, я сам.

— Понятно. Тогда ни пуха ни пера.

— К черту!

Один за другим они нырнули в кабину метро.

Вышел Ставр в бункере Железовского... чтобы нарвать­ся на засаду!

Однако устроили ее в расчете на интраморфов уровня Велизара или Ратибора Берестова, а прибыл эрм, прошед­ший огни и воды десятков метавселенных, вооруженный зна­нием, которое невозможно получить путем размышлений или из пересказа очевидца. Поэтому готовый к любому событию уровня-5 Ставр легко одолел компанию пси-брандеров, при­нявших облик хорошо ему известных людей: Забавы Боя­новой, Аристарха Железовского и Анастасии Демидовой. Причем интуиция сработала раньше, чем пси-опознаватель выдал на слуховой нерв короткое: «Враги!»

Три взрыва учинили в гостиной бункера изрядный раз­гром, и Ставр затратил полчаса на уборку, пока отходил от мгновенного перехода в поле Сил и размышлял, что делать дальше. Потом вошел в оперативное поле защитного инка, переориентировал блокировку и считал всю информацию в его памяти. Однако ничего не узнал. Судя по записи, инт­раморфы не появлялись здесь уже почти полгода. И еще он выяснил одно обстоятельство: последним в бункер заходил Мигель де Сильва и, скорее всего, имел контакт с засадой. Чем закончилась встреча, можно было догадаться.

Тогда Ставр принял душ, трансформировал свой облик, превратившись в пожилого гуляку, одетого в бесформен­ную хламиду, и стартовал в Рославль. Спустя час, «одетый пространством» — греховской «чистой энергией», он вхо­дил в свой дом, предварительно «пропустив» его через фильтры всех чувств.

Здесь все осталось по-прежнему, будто он и не уходил в долгое путешествие длиной почти в год. Если кто-то и заходил сюда в его отсутствие, то следов не оставил. Впро­чем, один след был — кодированная запись в оперативном инке, оставленная отцом:

«Ставр, не пытайся выйти в поле Сил! Все верхние горизонты эйдоса под контролем темного эгрегора, тебя мгновенно вычислят и уничтожат. Я оставил тебе рацию с плавающими частотами, это наша новая разработка, выйдешь на консорт-канал «контр-3» и найдешь меня, па­роль тот же. Мы с мамой живем в другом месте, как и остальные наши общие знакомые, не ищи никого. Дома не останавливайся надолго, опасно. До встречи, мальчик».

Записи было месяца два. И ни слова о Видане!

Ставр прослушал письмо еще раз, потом нашел ра­цию — красивый паучок размером с каплю росы, прикле­ил ее на виске под волосами и вызвал консорт-сеть.

С тихим шелестом и попискиванием в голове развер­нулся объем компьютерной пси-связи, из шелеста выплыл бархатно-звучный голос:

«Опознавание-3 включено. Сообщите пароль».

«Контр-ФАГ»,— сказал Ставр, сопровождая пароль сложным слоганом — портретом самого себя.

«Опознавание подтверждаю. Кто нужен?»

«Прохор Панкратов».

Шелест в поле связи почти исчез, только равномерно попискивал скремблер консорт-линии, поддерживающий защиту от прослушивания.

«Ставр?» — раздался отчетливый голос отца.

Ставр почувствовал, как заныли стиснутые зубы.

«Я, пап».

«Мальчик мой!..— Молчание, черная тень от громадно­го крыла через все пространство связи, чье-то рыдание, запах беды.— Мальчик мой, крепись... мама... умерла!»

Звон в ушах, чей-то вскрик. Может быть, его собст­венный. Ставр сел на пол, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Прошла вечность, пока он пришел в себя и смог тихо спросить:

«Когда?»

«Месяц назад. Я похоронил ее в семейной усыпальнице...» «Как это случилось?»

«Эгрегорная векторная трансляция... Она вышла в поле Сил и... с тех пор мы перешли на аппаратную связь». «Чей эгрегор сработал?»

«Какая разница, мальчик, ее уже не вернешь...» «Чей?!»

«Южномусанский. С подачи Алсаддана они опробовали свое «пси-копье» на первом, кто попался под руку. Она не мучилась, сынок...»

«Кто из наших еще?»

«Велизар, семья Баренца... вся... Мигель де Сильва. Но с ними все сложней. Встретимся, я дам тебе пакет инфор­мации по всем изменениям обстановки. Кстати, не вздумай появляться в бункере под Тибетом».

«Я только что оттуда. Все в порядке, им снова можно пользоваться. Может быть, я поживу там какое-то время».

«Там засада...»

«Была».

«Родной мой...»

«Держись, па. Мы вернулись не одни. Я найду тебя вечером, до связи».

Еще с полчаса Ставр сидел на полу, вспоминал маму, ее жесты, улыбку, тихий и добрый голос, плакал, не зная, что плачет, и ни о чем не думал. Потом снова пошел в душ, где вспомнил, что не спросил отца про Видану. Захотелось сразу выйти в поле Сил и найти ее одним мысленным усилием, но он сдержал порыв. Достаточно пока было знать, что она жива, поскольку отец не привел ее имя в списке жертв.

Вечером они встретились у Яна Тота в его келье, за­прятанной в глубинах пирамиды: Дом файвера не постра­дал, в отличие от многих жилищ интраморфов, подверг­нувшихся налетам банд или «правоохранительных орга­нов». К Тогу, Диего Вирту и Ставру присоединился стар­ший Панкратов. Не было только Грехова, но его и не ждали, зная манеру экзоморфа появляться в неожиданных местах и в неожиданное время. О том, что в поход уходила команда «запасных личностей», вторых «я», Прохору ре­шили не говорить.

Спустя полчаса после начала встречи стала вырисовы­ваться полная картина событий в Солнечной системе после ухода команды Габриэля в поисках Сеятеля.

Как и предсказывал Грехов, появление эмиссара вто­рого уровня резко изменило соотношение сил в Системе в пользу ФАГа.

Внешние проявления взаимодействия нагуалей с объек­тами Системы были уже достаточно заметны из космоса, но они не являлись главными. Самым страшным послед­ствием этого взаимодействия было изменение вакуума, этого «застывшего движения», по образному выражению Яна Тота. Он стал «рыхлым», «пористым», флуктуативно неустойчивым, что сказывалось даже на движении планет: они ни с того ни с сего начинали вдруг «рыскать», сби­ваться с траекторий, вызывая у миллионов людей болез­ненное состояние, которое нередко приводило к инфарктам и гипертоническим кризам. Большинство интраморфов чувствовало «запах» возбужденного вакуума и пыталось предупредить людей о пагубном влиянии «каверн» — об­ластей с наиболее «рыхлым» вакуумом, но, во-первых, никто их не слушал, а во-вторых, эмиссар ФАГа тут же находил пытавшихся помочь и уничтожал. Таким образом численность интраморфов на Земле и в Системе сократи­лась чуть ли не вдвое, как в результате первой и второй волн эмиграции, так и вследствие гибели многих тысяч оставшихся.

Это сообщение Прохора собравшиеся встретили угрю­мым молчанием. Чуть ли не в каждой семье появились жертвы террора, лишь у Диего Вирта не было ближайших родственников и поэтому не оказалось потерь. Но теперь каждый, и Диего в том числе, окончательно понял, что идет самая настоящая Война на уничтожение, победителю которой досталась бы тяжкая доля восстановления «разва­лин космоса». Впрочем, ФАГ вряд ли стал бы восстанав­ливать метавселенную, выйди он победителем.

Еще одним следствием появления эмиссара-2 был стре­мительный рост мощи темных эгрегоров. Не нужно было особенно прислушиваться к полю Сил, чтобы почувство­вать угрожающее «жужжание» человеческого пси-океана, возбужденного хитроумным способом для расправы с лю­бым интраморфом, который вздумал выступить против ФАГа. Человеческий вид сформировался в постоянной борьбе за удовлетворение элементарных потребностей, за выживание, но в эпоху избыточного удовлетворения по­требностей это обстоятельство сыграло роковую роль в раз­рушении мотивационного каркаса человеческого поведе­ния. ФАГ указал цель — войну с инакомыслящими, и мил­лионы молодых и не очень молодых людей, чье умственное развитие не позволяло им рассчитывать на успех в твор­ческой или деловой деятельности, недолюдей, по сути, по­луобезьян, едва освоивших человеческую речь, захотели власти, которую им предоставила официальная доктрина «Бей чужих!».

Не каждый из них брал в руки оружие, чтобы охо­титься за интраморфами, но главным их оружием был мозг, негативная пси-аура, которая при слиянии с другими такими же образовывала «облака» ненависти и угрозы.

И, наконец, Прохор Панкратов поделился последним пакетом плохих новостей.

Власть в Вече захватили ставленники эмиссара, как, впрочем, и в остальных управленческих и охранительных структурах — от отдела безопасности до ресурсно-снабжен­ческих институтов.

Велизар был убит прямо на территории Всевеча, в пар­ке, во время прогулки: спейсер безопасности «Рама», вы­полняющий роль щита при возможном нападении на ост­ров Хачин (озеро Селигер) из космоса, дал по нему залп из аннигиляторов. Вместе с Велизаром погибли еще около двухсот человек, и все это было списано на «внезапное помешательство» команды спейсера, состоявшей из интра­морфов.

Мигель де Сильва погиб в бункере под Тибетом, на­рвавшись на засаду уровня-5.

Герцог едва не погиб при попытке захвата Шан-Эш­таллана, провалившись в ловушку; не обошлось без пре­дательства. В последний момент, теряя сознание от век­торного удара эгрегора, он взорвал метро Всемирной ас­социации магов и спиритов, чем отвлек внимание Шан-

Эшталлана, и ушел с острова по запасному императиву — через орбитальный лифт.

Ратибору Берестову пришлось покинуть пост начальни­ка сектора стратегических исследований вследствие инци­дента с Еранцевым, после которого комиссар отдела без­опасности два дня не мог показаться в Управлении.

— Он просто набил ему морду,— с хмурой улыбкой закончил свою речь Прохор.— Таким образом, друзья мои, де-юре мы потерпели полное поражение, тем паче, что уровень эмиссара-2 позволяет ему внедряться в любого человека и использовать его тело в своих целях. Так что воевать с ним стало невозможно отчасти по этой причине: пришлось бы убивать людей, действующих под сильней­шим чужим волевым управлением.

— А де-факто? — поинтересовался Диего Вирт. Прохор, мало знакомый с другом Грехова, бросил на него острый взгляд.

— Де-факто мы имеем с ФАГом паритет, хотя он этого, возможно, еще не понял. У вас есть проводка по сети «контр-3»?

— Мне она не нужна,— небрежно ответил Диего.

— Ну-ну.— Панкратов-старший повернулся к сыну.— Что молчишь?

Ставр помедлил, не решаясь задать личный вопрос, и отец понял его колебания.

— Видана работает в аналитическом центре «контр-3», я дам координаты.

— Где она живет?

— Там же: Марс, Плоть Бога, поселок научников под названием Долина Фобоса. В это место свалился когда-то спутник Марса Фобос. Но добраться тебе туда будет слож­но.

Ставр повел плечами.

— Доберусь.— Посмотрел на Диего.— У меня двойст­венное впечатление от всего, что я узнал. Тебе так не кажется? Как твой «альтер эго»? Дождался тебя Диего-первый?

Вирт погрустнел.

— Дом Габриэля пытались взорвать, инк не уцелел... метро тоже. А вот чужанское метро почему-то сохранилось.

Кто-то постучался в головы каждого из гостей Яна Тота с безмолвной просьбой войти, и через минуту в комнате неслышно возник Грехов. Поздоровался с Панкратовым-старшим, оглядел остальных.

— Вы уже в курсе событий? Тогда сразу к делу. Ве­лизара убили К-мигранты после того, как обезвредили коман­ду спейсера «Рама». С ними пора кончать, предела их ненависти к людям нет. «Контр-3» поможет мне или при­дется готовить операцию самому?

Вопрос был к Прохору, и тот после недолгого колебания кивнул:

— Скорее всего, поможет. Я сообщу. Грехов повернулся к Ставру.

— Я знаю, что ты готовишь уровень-5 для Алсаддана. Предлагаю повременить с единичной акцией, через день-два мы проведем операцию «Чистка» во всех высших эше­лонах и одновременно разберемся с Хасаном.

Ставр покачал головой:

— Алсаддан — мой\ — И это было так сказано, что в комнате повеяло холодом.

Грехов остался равнодушным.

— Не имею ничего против. Диего, мы уходим.

— А где Мориончик?

— Ушел домой, на Чужую. Ему хватает своих забот.

— Тогда пошли.

— Послушайте...— начал Прохор с некоторой растерян­ностью.— Габриэль, по-моему, вы несколько спешите. Нам хотелось бы встретиться с вами и обсудить совместные действия.

— Кому — нам?

— Руководству «контр-3».

— С шерифом Барковичем и патриархом Варфоломеем Иваном I я уже имел беседу, с остальными контакт не обязателен.

— Воля ваша. Но вы уходили в поиск и вернулись с Сеятелем. С ним можно наладить контакт?

— Нет.

Наступила тишина. Грехов еле заметно усмехнулся, ви­дя, какое впечатление произвел его ответ.

— Он ушел обратно.

Ставр, который знал, в чем дело, хотел было объяс­нить, но Габриэль сделал это сам:

— Сеятель ушел к своим соплеменникам, а оттуда со­бирается махнуть за Конструктором, которому, возможно, тоже будет интересно, что затевает Игрок в нашем мире. Кстати, он подал интересную мысль. Вот его прощальный слоган: «Странные вы существа, файверы,— абсолютные индивидуалисты. Вместо того, чтобы объединиться и стать Инженерами в собственной метавселенной, хозяевами сво­его космоса, вы вдруг становитесь странниками, паломни­ками, просто туристами, созерцателями красот иных ми­ров... Может быть, это и необходимо для какого-то крат­кого периода самосовершенствования, но чтобы вечно ни­чего не делать— это выше моего разумения! Если тебе не нужен космос, зачем ты космосу?»

В келье Тота Мудрого воцарилась тишина.

Грехов кинул горящий взгляд на Ставра и вышел, за ним последовал Диего, оставив в воздухе тихое слово про­щания.

— Это камень в мой огород,— сказал Ян Тот.

«И в мой»,— подумал Ставр, но вслух ничего не ска­зал.

— Файверы,— произнес Прохор, пробуя слово на слух.— О ком это он?

— Обо мне, о вашем сыне,— кивнул на задумавшегося Ставра хозяин.— Обо всех, кто вышел за пределы челове­чества. Может быть, идея Сеятеля не так уж и утопична?

— Я не совсем...

— Объединиться. Файверам пора объединяться. Нет ни­чего проще... и сложней.

Глава седьмая ГУРРАХ

Радость семейной встречи была горькой и недолгой.

Помянули Ольгу Панкратову, мать — для Ставра, жену — для Прохора, дочь — для Берестовых. Потом выслушали рассказ путешественника по вселенным (Ставр все никак не мог свыкнуться с мыслью, что мамы нет и не будет, и поэтому был скуп на подробности) и засобирались по делам.

Встреча происходила на Земле, в Новосибирске, но не в доме бабки Ставра, Анастасии Демидовой, а на квартире у одного из интраморфов, ударившегося в бега.

Ратибор и Анастасия ушли первыми, пережив бурю чувств и счастливые минуты встречи с живым и невреди­мым внуком. Прохор остался еще на некоторое время, потому что у него здесь было назначено рандеву с кем-то из руководителей «контр-3».

Этим человеком оказался Людвиг Баркович. Как выяс­нилось, он попросил Прохора устроить ему беседу с сыном, и Ставр, в общем-то не желавший ни с кем встречаться официально, не нашел сил рассердиться на отца, понимая, что командиры «контр-3» хотят выяснить, удалась ли мис­сия посланников. Видимо, беседа с Греховым их не удов­летворила.

Пришлось задержаться на полчаса, хотя сердце рвалось на Марс, в Долину Фобоса, где в условиях строжайшей секретности действовал аналитический центр «контр-3».

Баркович, не изменившийся внешне ни на йоту, вы­слушал рассказ Панкратова-младшего без комментариев. Он ничего не сказал даже в ответ на философские от­ступления Ставра, попытавшегося очертить стратегию Игрока — ФАГа, а также идею «серых призраков» о на­ступившем Времени Перемен. Впрочем, для Ставра уди­вительным было не молчание командора погранслужбы, а его состояние флегматичного спокойствия. То ли гибель многих соратников не отразилась на эмоциях шерифа Си­стемы, то ли он их тщательно скрывал, то ли привык считать потери неизбежным следствием противостояния. Единственная реплика, которую он себе позволил, каса­лась того места в рассказе Ставра, где тот упомянул о погоне.

— Следует полагать, что ФАГ знал о вашей миссии и принял меры.

— Странные меры он принял. Уж очень низок был уровень погони. Если бы ее организовал хотя бы эмиссар типа Джезенкуира, и то результат был бы иным. У меня сложилось впечатление, что Сеятели, ставшие Инженера­ми, подкинули нам тест на гуманность устремлений. Мы не стали уничтожать «дракона» погони, и этого оказалось достаточно, чтобы нам поверили.

— Сомнительно. А что по этому поводу говорит Грехов?

— Ничего.

Ставр, испытывавший к собеседнику сложные чувства, ждал других вопросов, но их не было, и тогда он спросил сам:

— Извините, Людвиг, как вам удалось сохранить пост командора и не заронить подозрений у нового эмиссара?

Губы Барковича искривила знакомая надменно-иронич­ная ухмылка, деталь его маски-имиджа, однако ответил командор вполне нормально, без ехидства и высокомерия:

— Пришлось пройти через сито пси-зондажа, мальчик. Как видишь, я выдержал. Спасибо за сведения, нам теперь есть о чем подумать. Прохор, он подключен к «щиту-3»?

— Еще нет, но я собирался сделать это.

Баркович кивнул, встал и вышел, передав короткий слоган прощания и пожелания удач. Отец и сын обменялись взглядами.

— Что еще за «щит-3», куда ты собирался меня под­ключить?

— Мы сделали так, что любое эгрегорное нападение на руководителей «контр-3» вызывает ответную реакцию на­ших эгрегоров. Противоядия против этого эмиссар еще не придумал, потеряв кое-кого из своих помощников.

— Чем занимается Баркович?

— Ты зря к нему относишься с опасением. Ему при­шлось несладко, но экзамен эмиссара он выдержал. В ру­ководстве «контр-3» он занимает пост координатора стра­тегических линий.

— А ты?

— А я координатор тактик. Мы готовим операцию «Чи­стка», в которую входит ликвидация главных помощников ФАГа в Системе и замена руководителей в тревожных службах и правительстве. Подготовлена программа нейт­рализации темных эгрегоров. Проработано уничтожение глобальной цензуры средств массовой информации, прак­тикуемой ФАГом, и оповещение о происходящих событиях. Планируется чистка ядер нагуалей от «шубы» Абсолютно Мертвой Материи...

— И все это базируется на предполагаемом вмешатель­стве и помощи Сеятеля и Конструктора.

— Да! — вслух сказал Прохор. Ставр невесело улыбнулся.

— Оптимисты вы там, в своей «контр-3». Еще неизве­стно, захотят ли они помочь. Может быть, Иерарх Пути прав, и мы просто переживаем действие глобального За­кона Большой Вселенной, Закона Перемен. Может быть, единственное, что достойно восхваления при вступлении этого Закона в силу, это — смириться!

Прохор покачал головой, пытаясь прочитать, что тво­рится в душе сына.

— Ты тоже так считаешь?

— Нет, я пытаюсь оправдать наши действия.

— Тогда запомни одно: Вселенная не стала бы рождать эрмов и файверов без веской причины. Она нуждается в нас, и мы должны ей помочь. Защищая себя!

— Но Солнечная система и Земля уже никогда не ста­нут прежними.

— Для тех, кто придет после нас, они останутся в па­мяти такими, какими их оставим мы. Даже если Конст­руктор откажется воевать с ФАГом, шанс сохранить свой дом, пусть здорово изменившийся, у нас есть.

Ставр смотрел на отца непонимающе, и Прохор докон­чил:

— Этот шанс — вы сами. Ян Тот говорил об объеди­нении. Ладно, иди по своим делам, сынок. Я вижу, ты сидишь как на иголках.

Ставр поцеловал отца в ухо и стремительно выско­чил из комнаты, сразу исчезнув с «экрана» пси-рада­ров отца.

Поселок Долина Фобоса на Марсе состоял из трех де­сятков разнокалиберных коттеджей, где могли проживать около сотни семей. Однако в настоящее время все его население состояло из двух десятков человек, в основ­ном — ученых, изучающих Плоть Бога. С виду это был тихий поселок, как и сотни других, имеющий одну ветку метро, небольшой парк машин, маленький реактор «кварк-стандарт», который обеспечивал энергией пару лаборато­рий и жилые блоки. На деле же долина Фобоса служила маскировкой для одного из центров «контр-3», а именно — аналитического, запрятанного в недра пещерной страны под поселком.

Центр располагал своим энергохозяйством, кодирован­ной системой метро, трехслойной защитой, в том числе и «абсолютным зеркалом», а также совершенным комплексом охраны, позволяющим в случае нужды отразить любое на­падение или в течение короткого времени эвакуировать ра­ботников центра в заранее подготовленные места. Проник­нуть в святая святых центра не только простому человеку, но и разведчику не представлялось возможным, однако Ставр шутки ради решил попробовать, хотя отец включил его в сеть «спрута-3» и дал необходимые пароль-файлы.

К Долине Фобоса, расположенной в ста с лишним ки­лометрах от границы Плоти Бога с основной породой пла­неты, Ставр добирался на флайте местных турлиний вме­сте с группой пжольников-экскурсантов. Внешность он се­бе подобрал в соответствии с императивом «внутренних кондиций» и с виду казался пожилым толстяком, багро­волицым, неповоротливым, страдающим одышкой.

Школьников сопровождал учитель-социоисторик, такой же толстый, как и попутчик, и Ставр даже подивился совпадению: выглядели они, как братья.

В поселке группа задержалась, что было на руку но­воявленному «разведчику». Под видом сопровождения де­тей, разговаривая с учителем, он обошел поселок кругом и составил объективную картину прикрытия Долины Фо­боса силами защитной сети. А когда понял, что тайно проникнуть в центр невозможно, решил действовать про­сто. Разыгрывать спектакль уже не хотелось, от желания увидеть и обнять Видану сердце то начинало бухать цер­ковным колоколом, то замирало.

Запасной вход, а вернее, выход из центра находился в квартире одного из старожилов поселка, роль которого иг­рал интраморф Мбвана Мбвуми, африканец по происхож­дению, минералог по образованию, контрразведчик по об­стоятельствам. Ничего этого Ставр, конечно, не знал, но личность «сторожа выхода» его и не интересовала. Обнару­жив хозяина дома, он предъявил необходимые полномочия и в порядке исключения попросил пропустить его «вниз».

Малоразговорчивый Мбвана Мбвуми сказал «нет» и предложил гостю действовать через инк-опознавательный барьер, то есть официальным путем.

— Не могу,— ответил Ставр.— У меня есть причина появиться там неожиданно.

— Таких причин быть не может,— сказал хозяин, в отличие от гостя похожий на высохший ствол эвкалипта. Лицо его тоже было твердым, непреклонным, с металли­ческим серым оттенком, и не выражало абсолютно ничего.

— Такая причина есть.— Ставр подумал, вернул себе прежнюю внешность, изрядно удивив хозяина, и, теряя надежду решить проблему мирным путем, добавил: — Де­вушка. Она работает там и не знает, что я вернулся.

Мгновение старик негр смотрел на Панкратова с тем же непоколебимым видом, потом черты лица его вдруг смягчились, и он улыбнулся.

— Сюрприз? Да, это хорошая причина. И все же я не имею права открывать этот вход. За территорией всех по­селков на Марсе ведут наблюдение «глаза и уши» ФАГа, и если вы войдете в дом и не выйдете...

— Я понимаю, но это можно обойти. Я сооружу динго, видеофантом, похожий на меня — того, кто вошел. Он выйдет от вас и зайдет в метро.

Улыбка хозяина стала шире. Он покачал головой, свер­кнул глазами, вздохнул:

— Молодость, молодость... Хорошо, идите. Желаю при­ятных сновидений.

— Почему сновидений?

— А разве любовь — не сон? Как и жизнь, впрочем. Мбвана Мбвуми сопроводил «чрезвычайного посла» к лифту, который был одновременно кабиной бесшумного метро. Через минуту Ставр вышел из терминала «контр-3» на глубине двести метров под поселком Долина Фобоса. Здесь ему пришлось пройти тест на «совместимость» це­лесмысловых установок с задачами «контр-3», и только после этого он получил допуск по уровню советников, име­ющих право передвигаться по территории центра, и доступ к стратегической информсети.

Адрес эфаналитика Виданы Железовской не входил в объем стратегически важной информации, однако найти ее оказалось непросто. Девушки не было ни в расчетном зале большого инка, ни в личной каюте, а обыскать всю территорию центра, занимавшего восемь горизонтов площадью около десяти тысяч квадратных метров каждый, было нереально. Тогда Ставр рискнул выйти в поле Сил и... вызвал тревогу сторожевой инк-системы, отреагировав­шей весьма круто: нарушителя пси-режима тут же в ко­ридоре накрыли силовым пузырем, совмещенным с пси-фильтром, и в действие пришел механизм адекватной про­верки гостя центра. Однако Ставр действовал быстрее, продавил силовой пузырь (интраморфу без Д-прививки сделать это не удалось бы), на сверхскорости преодолел два горизонта и там нырнул в полную неслышимость, включив для верности личный пси-фильтр. Ругать себя не стал. В поле Сил он пробыл всего несколько сотых долей секунды, но успел определить примерный вектор, по ко­торому «светилась» аура Виданы.

Он нашел ее в парке, возле бассейна, в компании че­тырех молодых людей, очень сильных и сдержанных, судя по их беседе и манере поведения. Девушка была одета в свой любимый уник (шорты, блузка), а мужчины, как один, предпочитали свободного покроя летние костюмы в стиле «антик».

Ставр подавил желание пошутить (прыгнуть в бассейн или пристать к компании) и лишь смотрел на сидящую в шезлонге девушку из-за куста роз, не отрывая взгляда. И она почувствовала его, несмотря на задавленную пси-сфе­ру и молчание. Повернула голову в его сторону, глядя на незнакомого толстяка, медленно встала, сделала шаг на­встречу... затем бросилась к нему с тихим вскриком:

— Ставр!

Четверо парней, переглянувшись, молча смотрели на обнявшуюся пару, не отреагировав даже на преображение незнакомого пожилого человека в русоголового юношу. Лишь один из них нахмурился, потому что Видана давно была ему небезразлична, но и он знал, кого она ждала...

Они были — ураган, тайфун, смерч, цунами...

Они были — падение в жаркую чувственную бездну...

Они были — падающие без сил на гребень бархана пут­ники в пустыне любви...

Они были — пьющие зной и холод, пламя и жидкий лед...

Они были... и снова, и снова, и снова... и сколько это длилось, никто потом вспомнить не мог.

Видана пришла в себя первой.

— Очнись, эрм! Это тебе не виртуальная реальность. Ты меня замучил... Я не думала, что ты такой...

— Какой? — вслух спросил Ставр.

— Ненасытный,— нежно ответила девушка.

Он привлек ее к себе... И все повторилось сначала, будто они только-только встретились...

Потом они час купались, испытывая невероятное бла­женство от струй воды, чистоты тел и прикосновений друг друга, благословляя деда Аристарха, установившего в сво­ем бункере приличный душ со сменой программ.

Пили чай «по-королевски», то есть из одной пиалы, забравшись вдвоем на трон-кресло Железовского. Ели го­рячие бутерброды, снова пили чай с тоником, затем ме­дитировали, набираясь сил без выхода в эйдоинформаци-онное поле, но не удержались и оказались в объятиях друг друга, в спальне... чтобы через некоторое время снова пой­ти в душ и повторить цикл опьянения друг другом...

А потом в бункер ворвался Аристарх Железовский и, не обращая внимания на пикантную сцену, передал слоган:

«Уходите! Бункер заминирован] Если эмиссар поймет, что его засада провалилась, он его взорвет! Быстрее!»

Ставру не надо было объяснять ситуацию дважды. На то, чтобы накинуть на себя «плащ» из «чистой энергии», ему понадобилось всего две секунды, но включить опо­знаватель он забыл. Видана собиралась медленнее, и Ари­старх шлепнул ее пониже спины, так что девушка с гнев­ным «ай!» вылетела в коридор.

Они втиснулись в кабину метро втроем и скомандовали пуск, но именно в этот момент прошла и команда на подрыв бункера.

Те, кто в это майское утро отдыхал на берегах озера Нгангларинг-Цо, с ужасом увидели гигантскую колонну волокнистого зеленого огня, вырвавшуюся из отрога близ­кого хребта Алинг-Гангри, ушедшую в небо и превратив­шуюся в столб бурлящего багрово-черного дыма.

Горы содрогнулись, вода в озере закипела, взметнулась кольцевой волной, сметая с берегов отдыхающих, а потом пришел звук, который слышится только во время войн — звук колоссальной мощности взрыва...

Темнота... Белая темнота!..

И боль! Красно-черная, шершавая, твердая боль во всем многосуставчатом теле... Он неосторожно шевельнул­ся и — рассыпался на миллионы отдельных песчинок, ка­мешков, клеточек, ядер и зерен. Начавшее было восста­навливаться сознание померкло...

Следующее воскрешение было чуть легче первого, но и оно не состоялось полностью, потому что любое шеве­ление вызывало распад тела на россыпи камней и струи пыли. Только на четвертый или на пятый раз он сумел наконец определить границы своего чувствования и вы­браться на белый свет из-под скорлупы разбитого вдре­безги сознания.

Пошевелить руками и ногами, равно как и просто по­вернуть голову, чтобы оглядеться, не удалось ни с первой, ни с десятой попытки. Тогда Ставр освободил одно из «я» сознания и «вышел» из тела, пытаясь сохранить цветность и четкость зрения.

Себя он обнаружил сразу, свернувшегося клубком и вклеенного, как муравей в янтарь, в прозрачно-голубую стеклянистую массу. Видана отыскалась чуть в стороне и ниже, также закованная в массу стекла и в той же позе. Аристарха Железовского нигде видно не было.

Пси-двойник Ставра обследовал окружающее простран­ство, и Панкратов сделал вывод: они оказались внутри многогранника, заполненного массой застывшего вещества, похожего на стекло. За стенами помещения просматрива­лись еще какие-то конструкции, машины, коммуникаци­онные сети со слабо излучающими участками, но вызы­вали они почему-то впечатление мертвой неподвижности, запустения и чужеродности.

Ставр некоторое время рассматривал мигающий фио­летовым светом глаз под потолком многогранника и вер­нулся в тело. Ощущений стало гораздо больше, причем в большинстве своем неприятных. Болели все кости, кожу жгло и кололо, легкие отказывались дышать, потому что воздуха, по сути, в «стекле» не было. Ставр понял, что без выхода в поле Сил не обойтись. Даже если его засекут наблюдатели ФАГа.

Это оказалось непросто, пришлось настраивать каждый застывший орган тела, не обращая внимания на тревожные напоминания сторожевого центра сознания об отсутствии резерва. Ставр напрягся — и «стеклянная» масса вокруг стала трескаться, осыпаться на пол помещения, испаряться и таять. Через несколько секунд с деревянным стуком упал и сам Ставр, но способность двигаться приобрел не сразу: тело действительно одеревенело, члены затекли и не чув­ствовали тока крови. Как только удалось встать, Ставр заковылял к лежавшей Видане и с трудом достучался до ее пси-сферы, еле просвечивающей сквозь саван небытия, как уголек сквозь слой пепла. Во время нештатного запу­ска, совпавшего со взрывом метро, девушке досталось больше, потому что Ставр был укутан в «чистую энер­гию», а на Видане был обыкновенный уник.

Сколько он провозился с ней, пока она задышала, Ставр не помнил. Сеанс энергопереноса отнял у него все силы, после чего пришлось восстанавливаться самому с выходом в поле Сил. Он уже не боялся делать это, так как стало ясно: находятся они не на Земле и вообще ни на одной из планет Солнечной системы.

Очнулся он от прикосновения. Видана, слабая, дрожа­щая от. холода и бессилия, стояла рядом на коленях и гладила его по щеке.

— Где... дед? — раздался ее тихий, как выдох, голос.

— Не знаю. Поблизости его нет.

— А где... мы?

— Выйдем отсюда — посмотрим. Но это не Земля.

— Я это ощущаю носом — дышать нечем. Как мы здесь оказались?

— Метро сработало одновременно со взрывом. Удиви­тельно, что мы вообще живы. Нас могло рассыпать по «струне» на тысячи парсеков. Сколько ты еще можешь продержаться без воздуха?

— Пока держусь, но сил нет совсем.

— Полежи, я поищу кислород и узнаю, куда нас вы­бросило.

Видана превратила свой уник в комбинезон и улеглась на пол поудобнее. Ей было очень плохо, легкие просили кислорода, все тело зудело и разламывалось на части, в глазах прыгали цветные зайчики, голова отказывалась ана­лизировать ситуацию, но девушка ни разу не пожалова­лась на боль.

Ставр отсутствовал минут сорок. Вернувшись, присел на корточки рядом с Виданой, положил руку на лоб, пе­редавая энергоимпульс. Она открыла глаза, в которых клу­бились тьма и мука, встретила его взгляд, попыталась при­ободриться:

— Я думала, ты меня бросил...

— Не надейся. Если только сама не сбежишь. Правда, сбежать тебе не удастся, везде найду.

— Особенно не задавайся, файвер, а то становишься похожим на Хинна. Что-нибудь узнал?

Ставр не стал уточнять, откуда Видана знает о фай-верах. Кислорода он не нашел, как и защитных костюмов с энергоресурсом и НЗ, а продержаться в этом состоянии девушка долго не могла.

— Судя по моим впечатлениям, нас выбросило на ро­дину гуррах. Метро стоит на территории какой-то базы или военного городка. Все цело, но оборудование очень древнее. Самих кайманоидов не видно, однако кое-какая автоматика работает. Единственный шанс выжить — уб­раться отсюда тем же путем, на метро.

— Похоже, я останусь тут... навсегда...

— Держись, малышка! Выкарабкаемся.

— Нечем... дышать... хочу...

Ставр некоторое время раздумывал, что делать, потом решительно привлек Видану к себе. Костюм не только защищал его от внешних воздействий, но и снабжал тело кислородом. Надо было сделать так, чтобы он поработал на двоих, насытил кровь Виданы кислородом хотя бы на некоторое время.

Объяснить костюму его задачу удалось со второй по­пытки, лишь после того, как девушка потеряла сознание и не отреагировала на электроразряд, сопровождавший его прикосновение к ее коже. А уже через четверть часа Ви­дана очнулась, почувствовав себя значительно лучше. Мгновенно поняла, что произошло, и крепче прижалась к телу Ставра, прошептав:

— Ты — идеальная перина!..

Ставр представил, как они выглядят со стороны, и фыр­кнул: скафандр растянулся, закутал обоих, образовав не­что вроде спального мешка, и теперь они были похожи на двухголовое существо без ног и рук.

Еще через несколько минут Видана поцеловала Ставра:

— Ты идеальный адаптоген! Мне уже лучше, давай я встану. Если доберемся до дома, попрошу у Грехова такой же костюмчик. Или его может носить только файвер?

Ставр скомандовал скафандру занять стандартное по­ложение, осторожно снял девушку с себя и встал.

— Откуда ты знаешь о файверах?

— Слухом земля полнится... от Пайола Тота, отца Яна. Ну что, начнем искать выход? — Голос у девушки был бодрый, но Ставр видел, что ей все еще плохо. Следовало поторопиться.

Они обследовали территорию базы гуррах, судя по ви­ду — законсервированной для каких-то целей пару сотен лет назад, но полезного для себя ничего не нашли, кроме оружия. Этого добра здесь хватило бы на вооружение це­лой армии. Но ни запасов кислорода, ни съестных припа­сов обнаружить не удалось, кайманоидам они были без надобности. Судя по той информации, которую удалось наскрести, гуррах действительно были аммиачными суще­ствами: они пили аммиак, дышали азотом и выдыхали циан. Правда, азота в атмосфере почти не осталось, на девяносто процентов она состояла из циана, метана и во­дорода, и этот факт вполне объяснял причины бегства гур­рах со своей загаженной, мертвой планеты.

У Ставра мелькнула было мысль попытать счастья в других районах планеты, благо некоторые из летательных аппаратов базы имели неизрасходованный ресурс и могли передвигаться в радиусе нескольких сотен километров, но Видана быстро слабела, хотя и пыталась бодриться, поэ­тому пришлось заняться аппаратурой гуррахского метро вплотную.

Принцип действия метро кайманоидов ничем не отли­чался от земного, разве что техническое воплощение было иным. Стеклянистая масса, например, в которой застряли люди после финиша, оказалась аварийной компенсацион­ной подушкой, пришедшей почти в полную негодность из-за старости и сработавшей чудом. Остальное оборудование тоже было уникальным, отличаясь от земного по многим параметрам, но метро работало, имело независимый ис­точник энергии, и Ставр сделал вывод, что гуррах оста­вили его в качестве запасного пути для отступления. Ка­ким образом произошло пересечение «струн» земного и кайманоидского метро, оставалось загадкой, решать кото­рую надо было не здесь, а на Земле.

Ставр обследовал все, что мог, влез даже в систему компьютерного запуска метро, однако так и не сумел ус­тановить координаты ближайшей точки выхода. Они могли с равной вероятностью выйти не только на Земле, но в любом другом районе космоса, где стояли станции гуррах-метро, в том числе в резиденции эмиссара. Но выбора у них не было, Видана теряла сознание все чаще, не помо­гали и сеансы энергопереноса. Надо было рисковать. Хотя Железовского разыскать так и не удалось.

Бросив последний взгляд на мрачный пейзаж снару­жи — базу окружало оранжево-голубое болото с тысячами струек испарений, над головой нависало серое небо, из которого свисали такие же серые струи тумана,— Ставр шагнул обратно в здание метро. Подхватил Видану на руки, приказал скафандру закутать их обоих и привел в действие автоматику пуска.

С гулким ударом гонга под ногами распахнулась звез­дная бездна...

Глава восьмая ФАЙВЕР

Галена Белянова, мать Виданы, поседела за ночь. По­терявшая в течение короткого времени мужа и дочь, она не смогла сдержать чувств, и Забаве с трудом удалось успокоить ее известием, что возможен другой вариант ис­чезновения влюбленной пары. Правда, сама Забава в этот вариант не верила, в отличие от Прохора Панкратова, который надеялся на чутье сына и его возможности фай­вера. Может быть, молчаливое присутствие в доме Панкратова-старшего и помогло Галене прийти в себя. К тому же у ее постели постоянно дежурили женщины — Забава, Анастасия Демидова, подруги Галены.

Мужчины собрались на другой половине дома, распо­лагавшегося в джунглях Мадагаскара и принадлежащего приятелю Железовского, который большую часть времени проводил в космосе. Молчали, перекидываясь редкими фразами в ожидании Аристарха, Прохор, Ратибор Бере­стов, Пауль Герцог. По треку «спрута-3» часто проходили сообщения, касающиеся всех, и тогда в комнате устанав­ливалась тишина.

Жизнь продолжалась, человечество по большей части все еще не догадывалось о приближающейся катастрофе и жило своими радостями и огорчениями, не желая прислу­шиваться ни к голосу разума, ни к голосу чувств, руко­водствуясь инстинктами и внедренной в сознание мыслью, что во всех бедах виноваты интраморфы.

Железовский появился не один, а с Мальгривом. Быв­ший шеф «контр-2» стал главой аналитического центра «контр-3» и выглядел, как и прежде, флегматично-благо­душным дядюшкой, который доволен всем на свете, и прежде всего собой. Аристарх сразу прошел к невестке, а Джордан в гостиную. Поздоровался, оглядел всех, наткнув­шись на физически ощутимый взгляд Панкратова, ответил на невысказанный вопрос:

— Ни на одной из контролируемых нами станций они не появлялись. Но вопрос остается открытым. Наши экс­перты установили, что взрыв реактора не был мгновенным, а как бы протекал в три этапа. Его словно кто-то пытался задержать. И, судя по эху на тонких уровнях поля Сил, в бункере, кроме Виданы и Ставра, находился еще один человек.

Мужчины переглянулись.

— Третий? Не может быть! — сказал Берестов. Мальгрив не ответил, наливая себе тоник.

— Никто из наших туда войти не мог,— сказал Гер­цог,— зная, что бункер заминирован.

— Я предупреждал Ставра,— выдохнул Прохор.— Мне показалось, что он понял...

— Не казни себя, дружище,— произнес из-за стены Железовский.— Ставр ведь сразу заявился туда и унич­тожил засаду. Ему могло показаться, что ты предупреждал его именно о ней. Но, хоть убейте, я не вижу их среди мертвых!

Сказано это было, наверное, ради Галены, но и Про­хору стало чуть легче на душе. Хотя он тут же с горечью подумал: если бы они остались живы, уже объявились бы...

— Погодите их хоронить,— пробурчал Мальгрив.— По­сыл на «струну» был нештатным, их могло забросить черт знает куда. Придут в себя, осмотрятся и вернутся. Ян Тот сказал, что файвера уничтожить почти невозможно, а ведь Ставр как-никак файвер.

— Зародыш файвера,— уточнил Берестов.

— Ну так что вам еще надо? Хватит, давайте работать. Придет ли к нам на помощь Конструктор, еще вилами на воде писано, я даже в Сеятеля не верю, что-то уж больно быстро он отчалил... Значит, полагаться стоит только на себя, и отдыхать рано.

— Что бы мы без тебя делали, монах,— вздохнул Бе­рестов,— без твоих советов и правил. Может, ты уже зна­ешь, где находится база эмиссара?

— Не знаю. Он везде и нигде. Еще ни одному наблю­дателю не удалось проследить за его перемещениями, хотя цеплялись за него многие. Зато мы вычислили, где нахо­дится новый лагерь гуррах.

— Где же? — заинтересовался Аристарх.— Неужели они отважились остаться в Системе?

— Еще как отважились — буквально под боком Совета безопасности, у всех на виду, на территории Европейского военно-исторического музея.

Герцог присвистнул, выражая общие чувства.

— А что — мудро,— появился в гостиной Железов­ский.— Территория музея — двести квадратных километ­ров, там полно разного рода техники, в том числе дейст­вующей, а также источников энергии —- черта спрятать можно!

— Да, кайманоиды многому научились.

— У них хорошие учителя — К-мигранты.

— Грехов все обещал покончить с ними, да так и не нашел времени. А что там думает голова «контр-3» по этому поводу?

— Считает ликвидацию К-мигрантов делом второсте­пенным, но операцию «Чистка» все же готовит. Час «икс» может быть объявлен очень скоро, в зависимости от... мно­гих обстоятельств.

— В зависимости от согласия Сеятеля помочь. Мальгрив глянул на говорившего по-отечески благоже­лательно:

— Как мы все хорошо понимаем.

— Погодите-ка,— попросил тишины Железовский, - к чему-то прислушиваясь.— Никак гости пожаловали!

В коридоре тихо заскулил домовой.

— Вы кого-нибудь ждете? — поджался Герцог. — Никого, все дома...

— Их только двое, мужчина и женщина, по всей ви­димости нормалы. Впускай, посмотрим, кто это.

У Прохора екнуло сердце, и не у него одного.

Железовский открыл дверь, и в дом ворвались незна­комые с виду, но узнаваемые по ауре молодые люди — Ставр и Видана. Панкратов-младший сделал это молча, а Видана с воплем:

— Дед! Живой!

В комнату заглянули женщины-, к Видане со стоном бросилась мать, началась суматоха, общее столпотворение, раздались возгласы удивления и довольный голос Маль­грива:

— Я же говорил — он вывернется!

Образовались две живописные группы: обнимающиеся, плачущие Железовский, Галена, Забава и Видана — одна и молча обнявшиеся за плечи Прохор, Ставр и Ратибор — другая.

Наконец шок у Аристарха, как и у всех остальных, прошел. Он разнял объятия, отодвинул Видану:

— Ну, хватит реветь, в чем дело?

— Как в чем? Ты здесь... живой!

— Живой, живой, что мне сделается?

— Мы с ума сошли, обыскались, думали — пропал! Куда ты делся после старта? Где тебя выбросила «струна» метро?

Железовский и Прохор обменялись взглядами.

— Постой, постой, ты о чем? Ничего не понимаю!

— Как о чем? — Видана с недоумением оглянулась на Ставра.— О взрыве! Мы же с тобой вместе стартовали... во время взрыва... а оказались только вдвоем. Ты что, разыгрываешь, дед?

— Ну-ка расскажите подробней.

Запинаясь, Видана поведала историю о появлении в бункере Аристарха Железовского, их бегстве и взрыве.

По дому разлилось молчание, притихли даже обезумев­шие от счастья женщины.

— Дело в том, что меня с вами не было! — тяжело сказал Железовский.

— Что ты говоришь, дед? — беспомощно пролепетала Видана.

— Значит, спас вас кто-то другой,— хладнокровно ска­зал Герцог.— Может, Грехов?

— Грехова я бы узнал,— покачал головой Ставр.

— Н-да, задали вы загадку! — Панкратов-старший при­шел в себя и вспомнил о деле.— Рассказывайте, что было дальше.

Женщины понемногу успокоились, хотя Галена никак не могла оторваться от дочери. Расселись, кто где мог, и Ставр коротко довершил начатый Виданой рассказ...

Он был готов ко всему, вплоть до встречи с эмиссаром, но бросок по «струне» чужого метро закончился без экс­цессов, тихо и мирно, в недрах какой-то станции, рабо­тающей в автоматическом режиме, причем на планете с меньшей силой тяжести, чем Земля.

Через несколько минут стало ясно, что станция рас­положена на Венере и является запасным эвакопунктом ФАГа. Управлялась она стандартным инком типа Знаток, и Ставру ничего не стоило войти в оперативное поле ком­пьютера, подавить его сторожевые функции и выяснить, кто и зачем устанавливал станцию на дне жаркого и плот­ного океана атмосферы Венеры.

Можно было тут же убираться восвояси, благо разбло­кировать метро на старт не составило бы труда, но Пан­кратов потратил еще некоторое время на поиск НЗ, кис­лорода и на лечение Виданы. А потом с полчаса копался в памяти инка, пока не обнаружил след странной записи: кто-то недавно побывал здесь и стартовал на Землю, но не в обычном режиме, а по сложному коду.

— Это все,— закончил Ставр.— Наружу я не выходил, но на станции есть все, чтобы можно было долгое время находиться в аду Венеры.

— А ты не смог воссоздать тот код? — заинтересовался Железовский.— Я имею в виду старт того, кто посетил станцию до вас.

Ставр помедлил.

— Я не уверен, что правильно прочитал...— Он про­диктовал цифры в сопровождении слоган-символа.— Но стоит попробовать пощупать вектор.

— Попробуем,— кивнул Герцог.— Это код базы эмис­сара или лежбища К-мигрантов. Надо признать, вам здо­рово везет, ребята. Даже слишком здорово.

Железовский исподлобья глянул на Ставра.

— В такое везение я не верю. Им определенно кто-то помог... не только уберег от взрыва, но и навел на гуррах. Если это Грехов...

— Увы, не я,— вторгся в пси-поле разговора уверенный голос.— Разрешите войти?

— Входите,— с заминкой сказал Железовский, огляды­вая насторожившуюся компанию.

Несколько минут прошло в молчании, пока в дом не проник Габриэль Грехов. Все смотрели на экзоморфа, как на посланца дьявола, и на губах его промелькнула тень улыбки.

— Рад видеть вас живыми. Я на минутку, хочу пре­дупредить, что сегодня вечером или ночью мы будем иметь честь встретиться с двумя... организмами, которых вы хо­рошо знаете: с Конструктором и Сеятелем. Возражений нет?

— Где состоится встреча? — спросил за всех Прохор.

— Везде, где бы вы ни были. Специально готовиться не надо, собираться вместе тоже. Вас найдут.— Грехов ки­нул взгляд на Ставра.— Эрм, ты мне нужен.

— Прямо сейчас?

— Да. Прошу прощения, друзья, у меня, как всегда, мало времени.

— Но как же...— начала Видана.

— Значит, ребят спас кто-то из них? — перебил ее Ра­тибор.— Сеятель? Конструктор?

— Не суть важно.— Грехов и Ставр, оглянувшийся на Видану, вышли, остался звучать только голос Габриэля.— Главное, что они здесь. И мой вам совет: не собирайтесь такой большой компанией, вас видно очень далеко, а ФАГ может накрыть ради вашего уничтожения весь остров.

Шаги смолкли, наступила тишина, в которой раздался невыразительный голос Забавы Бояновой:

— Боюсь, это не главный сюрприз, милые мои...

Ставр не спросил, куда они идут и зачем, а Габриэль (двойник, естественно) не счел нужным объяснять. Спустя сорок минут они вышли из метро на территории Такла-Маканского ксенозаповедника, где их встретил Герман Ла­бовиц. Он тоже ничего не сказал, молча пожал руку Пан­кратову и повел гостей за собой.

Будка сторожевого поста, в которой стоял инк охраны бестиария, оказалась лифтом, который спустил их под зем­лю. В помещении, защищенном, как определил Ставр, сло­ем «абсолютного зеркала», их ждали Диего Вирт, Грехов-первый и незнакомый Панкратову интраморф, желтоли­цый, узкоглазый, с модной прической «под тигра», не­большого роста, но буквально круглый от развитых мышц.

— Привет, мальчик.— Диего с улыбкой легонько при­жал Ставра к себе.— Знакомься, Левон Акутагава.

Ставр подал руку внимательно разглядывающему его «тигру» и внезапно понял, что перед ним эрм. В свою очередь и тот оценил гостя правильно, сказал на бархат­но-звучном пси-арго:

— Наслышан. Рад поработать вместе.

— Взаимно,— ответил Ставр, и они церемонно раскла­нялись, вызвав довольный смех Вирта.

Грехов-второй влился в Грехова-первого, поднял бровь. Смех стих.

— За дело.

Ставр выжидательно глянул на него, и Габриэль сунул ему «платиновый» браслет интенсионала.

— Читай, идем брать К-мигрантов, а то твои родствен­ники думают, что я забыл о своем обещании. Я предуп­реждал К-мигрантов, думал, они остепенятся... а они до­шли до беспредела.

Панкратов послушно нацепил браслет, всосавшийся дымком под кожу, и через несколько секунд знал план атаки на «лежбище» К-мигрантов. В отличие от остальных членов группы, ему не нужно было надевать спецкостюм, поэтому, пристроив выданное Греховым оружие — анниги­лятор и гуррахский уничтожитель, он позволил себе на минуту расслабиться. И почти тотчас же услышал тонень­кий, прерывающийся детский голосок:

— Панкратов, как слышишь?

Не сразу сообразив, что это пси-вызов, а не запрос по рации и уж тем более не звуковая передача, Ставр мыс­ленно ответил, не выходя в поле Сил:

— Кто говорит?

— Ян говорит. Я нашел частотную полосу вне диапа­зона пеленгуемых линий связи, держи слоган — сам пой­мешь, как это делается.

В голове всплыл сложнейший слоган гиперпередачи, ко­торый Ставр принял только со второго раза, напрягаясь, как во время выхода на сверхскорость.

— Ну как?

— Нормально,— не сразу ответил он в том же диапа­зоне, что и Тот Мудрый.— Этим этажом поля Сил кто-нибудь из наших пользуется?

— Грехов, Баркович. Короче, файвер, я собираю тут кое-кого в двадцать три по среднесолнечному...

— Файверов, что ли?

— Догадливый. Не опаздывай.

Журчащий детский голосок пропал. Ставр обнаружил, что Грехов посматривает на него искоса, пробормотал:

— Ян пригласил на рандеву...

— Знаю, успеем. Итак, диверсанты, задание понятно всем?

— Так точно! — вытянулся «во фрунт» Диего.

— Пойдем одни, не уведомляя «контр-3»? — уточнил Ставр.

— Я из «контр-3»,— ответил Акутагава бесстрастно.

Грехов первым шагнул в коридор и... ...первым шагнул в коридор... ...и застыл... ...первым шагнул...

...что-то лопнуло в груди Ставра, словно разорвалась аорта и горячая струя крови хлынула на грудь, в желудок, ударила в голову... Глаза застлало пеленой слез, сквозь которую почти ничего нельзя было разглядеть... И все же он увидел, что тело застывшего Грехова разделилось на два силуэта. Один остался стоять, второй шагнул в сто­рону, оглянулся, сделал приглашающий жест...

Ставр осознал, что он тоже застыл, как и остальные члены команды, не ь силах двинуться с места. Напрягся изо всех сил, почувствовав новый удар «лопнувшей арте­рии», теперь уже в голове. От боли едва не потерял со­знание... или потерял?.. Нет, просто планов сознания стало больше — два или три, и, перейдя на тот, что позволял двигаться, Ставр вышел из своего тела, как до этого Гре­хов из своего.

Время... Что-то произошло со временем... Он его не ощущал... Впрочем, пространства не ощущал тоже. Он оказался внутри странного, невидимого, но плотного ко­кона, отделившего его от мира, который продолжал жить по своим законам. И еще чувства... Они стали другими, и было их больше, чем раньше... Вполне естественным, например, казалось чувство осязания струящихся молекул воздуха... или осязание излучений — от фотонов видимого света до сверхчастотных волн гравитации, искривляющих свет...

— Очнулся, файвер? — раздался в голове шелестящий бестелесный голос.

Ставр понял, что принадлежит он второму Грехову, который разглядывал его, становясь то маленьким, то ог­ромным, прозрачным или сияющим серебром, плывущим, меняющимся, зыбким... Лишь глаза экзоморфа не изме­нялись — черные, огромные, выражающие силу и безмер­ную волю, в то время как лицо оставалось как бы в тени, изредка озаряемое вспышкой внутреннего пламени...

— Кто... ты?!

— Да Грехов я, Грехов, только настоящий.

— Что... это... значит?

— Это значит, что вся ваша жизнь — твоя, твоих дру­зей и близких, проконсулов синклита, работников, «контр-3» — инсценирована! Все ваше поведение закодировано Игро­ком — ФАГом, и не только ваше — всего человечества в целом. В Системе работают девять трансляторов воли ФАГа, контролируя всю ее жизнь! Тебя спас Сеятель и перебро­сил на планету кайманоидов, чтобы завершить корректи­ровку гена файвера. Теперь ты сможешь увидеть реальную картину Игры, отраженную уровнем Солнечной системы, уровнем ее социума, и убедиться в сценарном таланте ФАГа.

Ставр прислушался к себе. Странно, у него даже не возникло желания воскликнуть что-нибудь вроде «бред!» или «чушь!». Он чувствовал, что Грехов говорит правду.

— Значит, всего, что я пережил — не было?

— В том-то и дело, что почти все было, но преломля­лось в твоем сознании и сознании других людей таким образом, что вам казалось, будто вы действуете .самосто­ятельно.

— А наш поход... за Сеятелем?

— Прекрасный спектакль, разыгранный ФАГом на уровне, который недоступен даже мне. Команда под «моим» руководством дальше Дна Мира, то есть границ домена, не прошла. ФАГ допустил здесь лишь один промах — ввел в сценарий сцену погони. Она явно была лишней. Хотя ты до конца свои подозрения не проанализировал.

— Получается, все наши беседы с Иерархом... и Сея­телем... липа?

— Нет, ФАГ в этом спектакле не рискнул выдавать дезинформацию. Все, о чем вы беседовали, существует на самом деле, как и «перегиб пространства», оставленный Сеятелями. А сам Иерарх и Сеятель — гипнофантомы, со­зданные вашим воображением. Я предполагал нечто по­добное и остался на Земле, послав вместо себя двойника. Как и Ян. В принципе мало что изменилось бы, пропусти вас ФАГ за пределы домена. Инженеры все равно не стали бы отвлекаться от своих дел ради нас.

— Я чуял, что-то не так, но мне и в голову не могло прийти... что мы воюем сами с собой! Но тогда Баренц — не предатель?

— Баренц начал догадываться о реальной событийной канве раньше всех, но не смог отличить, кто в этой Войне друг, а кто враг, и мне пришлось его выключить из про­цесса... на время. Он жив, не волнуйся.

— Диего Вирт... тоже фантом?

— В смысле персонажа — реальная личность, но для экспедиции мы записали ему в память не все, что знал настоящий Диего.

— А Ян Тот?

— Тот Мудрый — файвер, он знал все!

— Почему же пошел на этот... розыгрыш?

— Это входило в планы организации... скажем, «контр-4», которую создали файверы. Скоро ты встретишься с ними.

Надо было заставить ФАГа поверить, что мы реально ушли на поиски Сеятеля и Конструктора. Но, как ты уже зна­ешь, в экспедицию отправился «второй состав», двойни­ки... кроме тебя. Ты должен был «дозреть».

— М-да, дозрел... А не проще было ФАГу уничтожить команду?

— Нашлась бы вторая. А так он убил сразу двух зай­цев: заставил поверить, будто Сеятель согласился проана­лизировать состояние Игры в домене, и оттянул момент его появления, что, несомненно, сыграло в пользу ФАГа. Если бы этот замысел удался полностью, человечество ни­когда бы не узнало, что произошло на самом деле.

— А нагуали?..

— К сожалению, они так же реальны, как и сам Игрок, имя которому не ФАГ, а Закон Перемен. О котором, кста­ти, старательно толковал нам посланец ФАГа Иерарх Пу­ти. Впрочем, в какой-то мере его можно назвать и разум­ным существом, и Фундаментальным Агрессором, и собст­венно процессом Перемен. Смотря с какой стороны по­смотреть. Ты в состоянии анализировать информацию?

— Да... н-нет... трудно... эмоции кипят!.. Мы все под контролем — чудовищно!.. ФАГ знает все... Мы играли по его правилам...

— Игра велась вполне серьезно, иначе интраморфы давно поняли бы, что ими кто-то управляет. Большинство событий происходило так, как вы видели, лишь некоторые, ключевые, так сказать, разыгрывались иначе. ФАГ только корректировал действия обеих сторон, создавая «фигуры достоверности». Он не пожалел даже своего эмиссара Дже­зенкуира, хотя мог, конечно, его уберечь от гибели. Но глобально он, безусловно, почти переиграл человечество, создав «виртуальную реальность» невероятной сложности и надежности.

— Почему — почти?

— Потому что человечество — не только аморфная масса, толпа, подчиняющаяся в основном желаниям «жить красиво», не думая, наслаждаясь без меры. Человечест­во — это еще интраморфы, живущие познанием самих се­бя, и эрмы, способные постоять за себя, и файверы, за­нятые созиданием себя.

— Значит, Сеятель... не появится?

— Он давно в домене... и в Системе. Наверное, даже раньше меня. Если возникнет необходимость, он сам при­соединится к нам.

— Он... действительно ищет... искал свою родину... свой метагалактический домен?

— Мне кажется, он его давно нашел, хотя я не уверен. Зато знаю точно, что Сеятели в самом деле стали Инже­нерами в одной из соседних метавселенных. Но у них есть и другие цели.

— А Конструктор?

Из тени золотом просияло лицо Грехова.

— Конструктор далеко... Но, может быть, нам еще до­ведется встретиться с ним. Итак, ты готов к двойному видению?

Ставр напрягся, рождая еще одного «призрака», колеб­лющегося, как и фигура «второго» Грехова.

— Последний вопрос: возможна ли корректировка... еще одного человека... паранорма?

— Виданы Железовской,— закончил Габриэль.— Меня иногда умиляет чувство привязанности файверов...

— Я люблю ее!

— Чувство любви — тоже умиляет... Хотя нет утраты болезненней и кратковременней, чем утрата любимой жен­щины, как сказал мудрый Вовенарг.— Он замолчал на мгновение, и Ставр обострившимся чутьем уловил его мысль об Анастасии Демидовой.— Впрочем, все мы — дети человеков, и никуда от этого не деться. Попробуй сделать корректировку сам, файвер. Счастлив тот, кто добивается цели, а не получает ее в подарок.

Ставр понял, что ответит ему Габриэль, еще до того, как тот сформулировал свой ответ. Расправил плечи, твер­же стал на ноги, задержал дыхание — если перевести его состояние на человеческий язык, посмотрел вокруг и уви­дел истинное положение вещей...

Глава девятая К-МИГРАНТЫ И ФАЙВЕРЫ

Логово К-мигрантов пряталось в кальдере древнего вул­кана Эбеко, расположенного на Парамушире, одном из островов Курильской гряды. Около двухсот лет назад вул­кан заговорил в полный голос, из трех кратеров: Южного, Среднего и Северного — образовал один, нарастил конус до трехкилометровой высоты, а когда извержение закон­чилось и он остыл, в кратере образовалось чрезвычайно горячее — с температурой воды до девяноста трех градусов Цельсия — озеро диаметром около трехсот метров. Из-за общей высокой температуры, а также из-за мощных групп фумарол, откуда с шумом и ревом выбивались пар и газы, ни внутри кальдеры, ни на склонах вулкана ничего не росло, и он остался угрюмым и черным, как обгоревший, обуглившийся пень. Туристы и любители экзотики нечасто посещали это место, еще реже в его окрестностях появ­лялись вулканологи или витсы, обслуживающие регистри­рующую шумы недр аппаратуру, и Ставр оценил распо­ложение базы К-мигрантов по достоинству.. Лучшее место сыскать было трудно.

Действовала команда. Грехова (теперь уже настоящего) достаточно просто.

Сначала над вулканом появился аэр с двумя «вулка­нологами», Акутагавой и Лабовицем (все интраморфы из­менили внешность и настроили пси-фильтры соответству­ющим образом), которые на весь эфир объявили о своей решимости провести исследования озера. Не таясь, они связались с Петропавловским институтом геофизики и вул­канологии, сообщили, что прибыли по назначению и те­перь выбирают место для установки лагеря. В ответ они получили «добро» и пожелание встретить грузовой неф с необходимым оборудованием и остальными тремя членами экспедиции.

К-мигранты, за которыми следил орбитальный Тихо­океанский комплекс гидрометконтроля, могли после этого сняться и уйти, благо у них в кратере было установлено метро, но не сделали этого, уверенные в своем интеллек­туальном и физическом превосходстве. Они не обратились даже за помощью к Шкурину, который мог бы позвонить в Петропавловск и запретить исследования под предлогом стратегической важности района для работы УАСС. Тогда Грехову пришлось бы ломать голову над другим вариантом штурма. Но, зная характер своих бывших попутчиков, он в предположениях не ошибся, и операция продолжалась по разработанному плану.

Пока рекогносцировщики кружили над вулканом и во всеуслышание препирались, где лучше поставить палатку, объявился обещанный неф с оборудованием. Грехову и Ставру достаточно было одного «взгляда» настроенной на объективное видение мира психики, чтобы определить ме­стоположение базы К-мигрантов, после чего, присоединив­шись к хору спорщиков, они посадили машины прямо на берегу парящего, фонтанирующего озера, рядом с дымя­щимся буро-коричневым утесом, под который замаскиро­вали свое убежище не боящиеся высоких температур К-мигранты.

Если бы они догадались еще до посадки спрятаться под скорлупой «абсолютного зеркала», выковырнуть их оттуда было бы непросто, но они и этого не сделали. Лишь раз­вертывание палаток «вулканологов» в непосредственной близости от базы заставило их предпринять кое-какие за­щитные меры, хотя было уже поздно: Грехов и Ставр, видевшие глубинные структуры реальности, уже определи­ли численность К-мигрантов, типы их сторожевых систем, виды вооружения и методы подстраховки. Можно было начинать штурм.

Грехов не собирался устраивать образцово-показатель­ные бои на всех уровнях — от физического контакта до пси-дуэлей, честные поединки с К-мигрантами были не­возможны. Эти существа, бывшие когда-то людьми, стали психомутантами с абсолютно извращенной моралью. И все же Ставр чувствовал себя не в своей тарелке, словно об­манывал кого-то, готовил удар в спину, хотя, с другой стороны, помнил, как действовали сами К-мигранты и что они уже успели натворить.

Палатки с оборудованием «вулканологи» ставили будто в беспорядке, споря друг с другом до хрипоты, хотя на самом деле все было просчитано заранее, и каждая гер­метичная палатка устанавливалась таким образом, чтобы при взрыве накрыть лучом энерговыброса весь «утес». Три палатки образовывали «звезду уничтожения», а три дру­гих — завесу шумового пси-подавления, чтобы никто из предполагаемых наблюдателей ФАГа не догадался, что здесь произошло.

— Их там пятеро,— сказал Грехов.— А по моим под­счетам, должно быть семеро.

— Будем ждать? Все вместе они могут не собраться и через год.

— Ждать не станем, они и так заволновались.

Ставр и сам чувствовал шевеление пси-поля внутри ре­зиденции K-мигрантов, хотя точно сосчитать их количе­ство не сумел.

— Может быть, все-таки предупредим? Среди них жен­щина...

— Одна женщина тебе уже попадалась на пути. Грехов имел в виду пси-брандер, которому эмиссар

ФАГа придал облик Анны Ковальчук. Ставр почувство­вал прилив крови к щекам и заорал во все горло:

— Да не хочу я ставить анализаторы здесь! А кто будет следить за северной стороной соммы?

— Ты и будешь,— ответил Диего Вирт.

— Идите проверьте береговую линию,— повысил голос Грехов.— Фумаролы слева, по-моему, активнее.

Отряд перегруппировался якобы для выполнения неот­ложных задач, но так, чтобы все пятеро оказались за пре­делами энерговыхлопа после взрывов. Взрывной волны они не боялись, экипированные в соответствии со своими воз­можностями интраморфов. Из всех пятерых только Аку­тагава носил «бумеранг», остальные были защищены «чи­стой энергией».

— Они почуяли нас! — проговорил Диего Вирт.— У них тоже есть инк-сторож, который мог проанализировать наши маневры. Сядут в метро — и ищи-свищи!

В то же мгновение Грехов дал команду подрыва, ко­торую услышали и К-мигранты. Правда, за те мгновения, которые оставались до взрыва, они не успели ни восполь­зоваться метро, ни укрыться под «абсолютным зеркалом», зато успели включить индивидуальные системы, как ока­залось, спасшие жизнь двоим: Эндрю Ловеру и Павлу Шу­стову.

Взрывы были направленными и ювелирно выверенны­ми — от «утеса» К-мигрантов не осталось и следа. Однако дом бывших спутников Габриэля имел не один этаж, а четыре, два из которых располагались под землей. Взрыв уничтожил только три, правда, вместе с метро, но и по­следний подземный этаж оказался полон сюрпризов, что выяснилось уже через минуту, когда в дымящуюся котло­вину, образовавшуюся на месте «утеса», прыгнул Акута­гава, не отреагировав на крик Грехова:

— Назад! Там ловушка!

Акутагава был очень хорошим интраморфом и велико­лепным спортсменом, но он не представлял себе всех воз­можностей К-мигрантов. К тому же существовали боевые системы, о которых даже специалисты «контр-3» не имели понятия. И, найдя ход вниз, миновав оплавленные, пы­шущие жаром крепления шахты лифта, Акутагава нарвал­ся на одну из таких систем. Он успел выстрелить в от­делившуюся от стены двухметровую «опухоль», но выстрел «универсала» ее не задержал...

Ставр почувствовал смерть товарища мгновенно и уже собрался было тоже спрыгнуть вниз, но его остановил го­лос Грехова:

— Панкратов, не пори горячку! Ему уже не поможешь. Там полным-полно живых мин и «слизняков»... Вы с по­добным уже сталкивались, когда штурмовали базу эмис­сара на Солнце. Мигрантов осталось двое, никуда они не денутся.

— Они могут подать сигнал своим...

— Только через поле Сил, а выход в поле заблокирован местными эгрегорами по моей просьбе.

— Уж не эгрегорами ли якудза?

— Таковых не существует — это сказка, выдумка ФАГа. Тем не менее эгрегоры нам помогают националь­ные — японский и чукотский. Тебе еще многое придется переосмыслить, отделить семена от плевел, правду от лжи, объективную реальность от «виртуальной», внушенной гипноизлучателями ФАГа.

— Что будем делать?

Вместо ответа Грехов подошел к краю трехлучевой во­ронки, увеличил диапазон частот своего пси-голоса:

— Выходите, сапиенсы. Без оружия. Я, Габриэль Гре­хов, экзоморф и файвер, рожденный людьми не воином, но вынужденный стать им, предлагаю вам почетный пое­динок: двое на двое. Это для вас единственный шанс ос­таться в живых.

— Гарантии? — донесся ответный пси-импульс из-под земли.

— Победите — я отпущу вас, естественно, под слово никогда больше не убивать людей. В противном случае я залью ваше логово расплавленным камнем и воздвигну обелиск в честь победы над злом.

— Мы выходим.

На дне воронки появились две тени.

— Они вооружены! — быстро проговорил Ставр.

В то же мгновение раздались три выстрела (слово «раз­дались» отражает лишь традицию описания выстрелов, уходящую корнями в глубь веков, когда оружие было пре­имущественно огнестрельным и шумным): К-мигранты, верные своей тактике имморализма, стреляли из нейтра­лизатора и уничтожителя, Грехов — из какого-то неизве­стного Ставру оружия, оставляющего бурлящий черный след. И бой на этом закончился.

Разряд уничтожителя миновал всех и прошелся по од­ной из дальних палаток с пси-генератором, проделав ши­рокую борозду в плите берега. «Паук» нейтрализатора до­стал Грехова, но пробить слой «чистой энергии» не смог. Зато черная молния Габриэля прошила стену кратера на­вылет, по пути уничтожив обоих К-мигрантов, не оставив от них ничего! Молния сопровождалась инфразвуком такой мощности, что всем стало не по себе.

— Из чего это ты стрелял? — подал голос Диего спустя некоторое время.

— Из пальца,— угрюмо пошутил Грехов.— Сейчас сю­да прибудет старший Панкратов со своей технической обоймой, помогите ему разобраться с хозяйством бункера. Только будьте осторожней, внизу еще могут быть «слиз­няки» и другие сюрпризы.

— Акутагава... погиб? — спросил приблизившийся Ла­бовиц, заглянул в дымящуюся воронку на месте башни К-мигрантов.— Может быть, его еще удастся спасти?

Никто ему не ответил.

Встреча файверов происходила в доме Яна Тота.

Их было семеро, но Ставр знал только четверых: самого Яна, Грехова, Барковича и Патриарха православной цер­кви Варфоломея Ивана I. Ярко выраженного монголоида средних лет и кряжистого могучего мужика с бородой и усами, с сединой в мощной шевелюре, видел впервые. Пер­вого звали Нагарджуна, а не Гаутама, как ожидал Ставр, вспомнивший, что одним из первых файверов был Будда. Бородач .оказался князем Орестом, предводителем одного из первых праславянских племен, появившихся на терри­тории будущей Киевской Руси. С содроганием Ставр при­кинул их возраст: около полутора тысяч лет прожил Орест и столько же, если не больше, Нагарджуна.

Овладевший с помощью Грехова объективным состоя­нием сознания Ставр теперь мог выходить в поле Сил без риска быть запеленгованным аппаратурой ФАГа. Мало то­го, он теперь свободно пользовался запасами поля Сил, которое было не чем иным, как мировым энергоинформа­ционным континуумом сознания, памятью Универсума в данной метавселенной. И все же кое-что для Панкратова оставалось загадкой. Вот почему Ян Тот, свободно прони­кавший в мыслесферу Ставра, начал встречу с обмена информацией.

— Друзья, в наших рядах появился новый Идущий. Он только что открыл глаза, многого не знает, но хочет полу­чить ответы на некоторые важные для него вопросы. Да­дим ему возможность задать их?

— Рад приветствовать! — сунул Ставру огромную ла­донь могучий князь Орест.

Остальные, благожелательно глядя на смутившегося Панкратова, выразили свое согласие теплым «свечением» слоганов. Ставр едва не растерялся, не зная, что спраши­вать в первую очередь, и ему пришел на помощь Барко­вич:

— Вероятно, молодому человеку не слишком приятно видеть в этой славной компании шерифа Барковича.

Ставр покраснел. Грехов, бросив на него косой взгляд, пояснил без улыбки:

— Командор Баркович сделал все, чтобы его считали слугой ФАГа, и даже пытался «отбить» девушку Панкра­това.

— Но не вышло,— под смех присутствующих развел руками Баркович. И Ставр внезапно успокоился: его по­нимали и принимали, он был среди своих.

— Благодарю, знающие. Действительно, как файвер я еще только родился и не вижу всего сразу. У меня к вам всего несколько вопросов... кроме личных...

— Он скромен,— усмехнулся Варфоломей Иван I, оде­тый в обычный уник.— Оказывается, есть еще и личные вопросы?

Ставра замечание не смутило.

— Я не каждый день встречаюсь с учеником Будды и князем Древней Руси. Хотелось бы побеседовать с каждым из них... если они не возражают.

Нагарджуна, бесстрастный и всепонимающий, как и по­ложено сыну своего народа, только наклонил голову, а могучий Орест гулко сказал вслух:

— Я загляну к вам в гости.

— Первый вопрос: кто сейчас является эмиссаром ФАГа в Солнечной системе и как можно его отыскать?

Грехов покачал головой:

— В парне все еще говорит эрм...

— Эмиссаром уровня-2 является Закон, диктующий ход процесса Перемен в данной области пространства и при­влекающий средства соответствующего уровня,— сказал Ян Тот.— А исполнителем этого Закона в настоящее время является коллективное сознание тысяч, сотен тысяч людей, не имеющих свободы воли.

Как ни был готов Ставр услышать неожиданное, это известие ошеломило его. Патриарх Варфоломей, Нагар­джуна, Орест смотрели на него с терпеливым сочувствием, лишь Грехов, куда-то вечно торопящийся, отключил себя от общего поля разговора.

— Да, мой юный друг,— кивнул Баркович.— Воевать нам не с кем.

— С кем же я сражался... там, на Солнце?

— В тот момент ты сражался с исполнителем Закона первого уровня, которого в принципе можно было назвать эмиссаром. На уровне-2 такого боя у тебя не будет, потому что убивать тогда придется каждого второго жителя Земли. С эмиссаром этого уровня надо воевать иначе.

— Как?

— С помощью другого Закона, над-Закона, регулиру­ющего свободу воли на многих, в том числе на атомарных, уровнях. ФАГу удалось зомбировать людей в массовом по­рядке, внедриться в их сознание, скрыть от них реальный мир за стеной воображения, а нам придется внедряться еще глубже — в подсознание, в психику людей, в мир атомарных структур, чтобы, не отнимая у людей право быть разными, вернуть им свободу воли, свободу мысли.

— Но до этого нам предстоит уничтожить гипноиндук-торы ФАГа и сеть нагуалей, масса которых приблизилась к критической,— добавил Орест, используя обороты и по­нятия, странно звучавшие в устах князя.— Игрок... э-э... ФАГ стремится перебросить триггерное состояние нашего домена в другое, что приведет к резкому изменению со­стояния всего блока доменов — клеток Универсума, его «нервного узла». Вы должны знать, так работает нервная клетка любого живого организма: допороговое раздражение не воспринимается, а выше его — скачок возбуждения, нервный импульс.

— И как же мы решим проблему свободы выбора... на атомарном уровне?

— Возможны два варианта.— Баркович поглядел на ушедшего в себя Грехова.— Формирование над-Закона, всеобъемлющего Принципа, способного изменить или от­менить любые действующие законы Вселенной. Или по­мощь Сеятеля и Конструктора... если Габриэлю удастся уговорить их, конечно.

Ставр прикинул последствия вмешательства Конструк­тора.

— А уцелеет ли человечество после этой... Войны за­конов, которую затеет Конструктор? Сохранятся ли Земля, Солнечная система, Галактика?..

— На войне как на войне, парень,— пожал широкими плечами Орест.— Бог даст, победим супостата и малой кровью.

Остальные файверы промолчали, вполне понимая и чувствуя переживания друг друга.

— Мальчик прав,— очнулся Грехов.— Нет никаких га­рантий, что мир уцелеет таким, каким был. Нам предстоит еще пройтись по малым физическим законам, восстановить флуктуации величин, принципиально необходимые для су­ществования сложных структур домена. Это и увеличение гравитационной постоянной до прежнего уровня, и умень­шение массы электрона — «очистка» его от «вирусной до­бавки», внедренной Игроком, и многое другое. Сможете вы с этим справиться, файверы?

— И все же мне представляется, что это не главные проблемы,— впервые заговорил Нагарджуна.— Стратагема Игрока-ФАГа мне до конца не ясна, однако больше всего меня волнуют два ее принципа. Первый — внешний: пеш­ки, то есть игровые фигуры, устраняются, когда Игра за­кончена. Второй — внутренний: навязанное добро есть зло! Если с внешним еще можно побороться, попытаться со­хранить родной космос и даже социум, то со вторым мы не совладаем. Он — внутри нас, внутри морали, и каждый должен решить его для себя сам.

— Не понял,— сказал Ян Тот, подумав.

— Я не хочу «прочищать мозги» людям даже во имя благой цели — возвращения свободы воли. Надо сделать проще: сказать им правду, и пусть каждый решает, нужна ему эта свобода или нет.

— Конечно, никто добровольно не захочет, чтобы кто-то лез ему в психику,— сказал Баркович.— И в один пре­красный момент придет новый Игрок...

В обители Тота наступило молчание. Мнения раздели­лись, и Ставр не мог понять, на чьей он стороне. Потом Нагарджуна проговорил:

— В отношении космоса своей души человек до сих пор представляет собой муху на стекле окна: рядом створ­ка распахнута, а муха упорно ползет вверх по стеклу и соскальзывает... и падает. Взлетает, бьется в стекло... и снова падает. И не видно этому конца. Я прихожу к вы­воду, что человек действительно не нужен Вселенной... во всяком случае таким, какой он есть. Ведь даже мы, фай­веры, будущие Инженеры, не свободны от колебаний, ре­флексии и ошибок.

— Давайте на этом закончим официально-философскую часть собрания,— предложил хозяин.— Перед нами гло­бальная проблема — сохранить гигантскую флуктуацию в домене — жизнь, для чего надо совместными усилиями стабилизировать потоки энергии, вещества и информации. Вот и давайте решать ее, привлекая тех, кто может по­мочь. Ставр, вы удовлетворены?

— Еще бы парочку вопросиков,— сказал Панкратов, чтобы разрядить обстановку.— Это не по сценарию ли ФАГа мне отвели роль не очень удачливого «охотника-перехватчика»? До сих пор не понимаю, почему мне на первых порах ничего не удавалось.

— Ты сам ответил на вопрос, дипломат,— буркнул Гре­хов.— ФАГ пытался нейтрализовать потенциально наибо­лее опасных противников и в общем-то справился с этим хорошо. Правда, ты все же сумел определиться, хотя и поздновато для эрма и файвера.

— Спасибо за комплимент. Теперь последнее, чего я еще не знаю: что такое лемоиды и горынычи? Какое от­ношение они имеют к нагуалям?

— Никакого... и, если подумать, самое прямое: лемоиды и горынычи — пси-фантомы, своеобразные тестовые про­граммы. Пока люди их видят, ФАГ может спать спокой­но — его гипнотрансляторы работают нормально. Если же они исчезнут — значит, что-то произошло, нужна коррек­тировка программ. Помните, лемоиды одно время пропали? В работе двух Ф-трансляторов произошел сбой... я попы­тался кое-что там «исправить»... и появились горынычи — после настройки.

— Чтоб мне лопнуть! — медленно произнес Ставр.

— Вот теперь он окончательно созрел,— развеселился Ян Тот.— Ну что, пообедаем и начнем встречу?

Под насмешливо-мрачным взглядом Грехова Ставр под­тянулся и вызвал отсчет времени: во внешнем мире ис­текла лишь вторая секунда с момента их знакомства.

Глава десятая CONTRA MUNDUM19

Утром стало известно о гибели Артура Левашова.

Ставр выслушал сообщение внешне спокойно, потом связался с информслужбой «контр-3» и выяснил подроб­ности трагедии. Затем полчаса работал с инком Грехова в его доме, где и жил последнее время. На вопрос Диего: куда это ты собираешься? — Ставр ответил: на кудыкины горы,— чем, естественно, того не успокоил.

— Пошли вместе,— предложил Диего.— Мне все равно делать нечего, а сидеть и ждать у моря погоды я не люблю.

Панкратов закончил свои расчеты, глянул на обманчи­во сонное, добродушное лицо друга Грехова.

— Ты знаешь, куда я иду?

— Догадываюсь. Вдвоем сделать это будет легче, а еще лучше втроем. Дождись Габриэля и...

Ставр молча двинулся в душевую, потом в спальню, где «оделся» в «чистую энергию». Диего наблюдал за ним, сунув руки в карманы.

— Ну так как, берешь?

— Я иду... к Алсаддану. Потом к Еранцеву.

— Левашова убили по их приказу?

— Не только Левашова, но и... мою маму.

— Прости, я не знал.— Диего потемнел, передавая сло­ган соболезнования.— Где ты мыслишь устроить перехват?

— Алсаддан сейчас отдыхает в горах на Алтае. Там у него ранчо, охотничий домик.

— Нас к нему на пушечный выстрел не подпустят.

— Я десантируюсь сверху в режиме «ракетный залп». А ты, если хочешь помочь, отвлеки охрану.

— Поехали, по пути уточним детали.

По дополнительным сведениям, поступившим по систе­ме «спрут-3», президент Совета безопасности имел кот­теджи, ранчо, спортивные и охотничьи домики почти во всех регионах Земли, а также на Марсе и на Венере. Приходилось только удивляться, где он находит время для их посещения, а было известно, что в каждом он появ­ляется с завидной регулярностью.

Для постройки охотничьего домика на Алтае Алсаддан выбрал берег Телецкого озера, расположенного в котлови­не тектонического происхождения с крутыми лесистыми, а кое-где скалистыми склонами.

Место, где стоял домик, разделяло горно-лесную зону с ее черневой тайгой и горно-луговую с великолепными субальпийскими лугами. Чуть ниже домика по берегу шла тайга с преобладанием сибирской пихты, кедра, ели и ли­ственницы, чуть выше начинались луга с травой по пояс, а то и в рост человека, заросшие ковылем, астрагалом, типчаком, сибирским эспарцетом и борщевиком.

Если бы Ставр был охотником, он по достоинству оце­нил бы расположение охотничьих владении Алсаддана, ко­торый мог охотиться либо в тайге — на медведя, рысь, лисицу и соболя, либо на лугах — на кабаргу, рябчиков и глухарей. Но Ставр охоту не любил, охотников презирал и поэтому оценил лишь красоту местности, где сам отдох­нул бы с удовольствием.

Начали перехватчики операцию с вторжения на одну из станций СПАС, контролирующих из космоса обстановку на Земле. Станция была подвешена над Южным Уралом на высоте трехсот шестидесяти километров и обозревала гигантскую территорию в двести пятьдесят тысяч квадрат­ных километров, готовая определить район стихийного бед­ствия или координаты попавшего в беду человека с точ­ностью до метра.

Дежурный диспетчер станции удивился, обнаружив двух «инспекторов технического состояния» в зале конт­роля, но тут же уснул под взглядом Ставра, так что никто «инспекторам» не мешал рассматривать будущий плацдарм во всех ракурсах и со всеми подробностями. Они увидели даже две группы охраны домика на птеранах и засекли расположение контролирующей аппаратуры. Алсаддан не показывался, но, судя по трем высококомфортным маши­нам, ожидавшим неподалеку от домика на поляне, он был здесь, проводя время с гостями.

После рекогносцировки Ставр и Диего переместились на борт производящего профилактический ремонт над Зем­лей спейсера Даль-разведки «Волхв», который на самом деле принадлежал «контр-3» и был готов стартовать в лю­бую минуту и в любой район Системы. Поскольку у Став­ра был допуск «нон-стоп», его ни о чем не спрашивали, и по его просьбе спейсер тихонько подполз к указанному району Земли. Командир спейсера заволновался лишь по­сле просьбы пассажира десантировать его в нужный квад­рат в режиме «ракетный залп», да еще без силовой за­щиты.

— На это я пойти не могу,— сказал он сухо.— От вас останется мокрое место, а меня потом затаскают по ко­миссиям.

— Не затаскают,— тихо сказал Ставр, глядя в карие глаза командира.— Я эрм, и режим мне не страшен.

— Но возьмите хотя бы «пузырь». Ускорение катапуль­тирующего поля достигает в «залпе» ста десяти «же»! Вы что, с ума сошли?!

— Делайте свое дело, капитан,— улыбнулся Ставр.— Я не самоубийца, поверьте, но вниз я должен попасть незамеченным, понимаете?

— Может быть, мы всадим вас в озеро? Все безопаснее.

— Нет, мне нужен домик. Видите более светлый уча­сток тайги в двухстах метрах от него? Осины, березки... Вот сюда и сажайте, а там я разберусь.

Сомнения в глазах командира спейсера остались, но уверенность странного десантника подействовала и на него.

— Хорошо, попробуем, но... лучше бы вы не рисковали. Могу подстраховать возвращение, если хотите. По вашему сигналу катапультирую в это же место «голем».

Ставр подумал и согласился:

— Ждите два часа на частоте «девяток» по треку-3, потом можете уходить со спокойной совестью.

— Совесть у меня всегда спокойна,— проворчал коман­дир,— я своих в беде не бросаю.— Он вдруг смущенно почесал горбинку носа.— Извините, эрм, вы случайно не Габриэль Грехов?

Ставр засмеялся, повергнув собеседника в еще большее смущение:

— Что, похож?

— Да... н-нет... Я не знаю, говорят, вы можете при­нимать любой облик... В общем, удачи вам!

Ставр кивнул и не стал разочаровывать молодого ко­мандира «Волхва».

Через несколько минут он кометой влетел в атмосферу Земли, запеленутый капсулирующим полем своей оболоч­ки, и пропал в зеленой шкуре тайги, преодолев триста с лишним километров за считанные секунды.

Диего не видел, как Панкратов молнией слетел с небес и приземлился в лесу, но свою часть операции начал во­время. В десять минут пятого по местному времени он сел в патрульный птеран и двинулся по прямой к домику Алсаддана со стороны озера.

Первой на него обратила внимание служба аэроинспек­ции, предупрежденная, естественно, охраной Алсаддана. На призыв остановиться или изменить маршрут Диего от­ветил стандартным кодом отдела безопасности, и инспек­тора отстали.

Затем забеспокоилась внешняя сторожевая линия, ко­торой не понравился маневр Диего: он увеличил скорость и снизился до полусотни метров. Из мрачных зарослей кедрача выскочил такой же птеран и устремился за на­рушителем, призывая его на волнах инспекции, погран­службы и отдела безопасности «немедленно свернуть».

Диего еще больше снизился и увеличил скорость, фик­сируя шумы пси-поля, чтобы вовремя среагировать на залп, если охрана все же решится стрелять.

До охотничьего коттеджа президента Совета безопас­ности оставалось уже не больше километра, когда пресле­дующий Диего птеран решил нанести удар. Но и Диего не дремал, рванув свой аппарат в пике одновременно с выстрелом.

По мгновенному уколу холода он понял, что стреляли из компакт-преобразователя, и поежился. Эти ребята, как видно, шутить не любили. Второй выстрел проделал узкую просеку в тайге впереди машины Диего, и по точности попадания он понял, что огонь ведет не человек, а инк или витс. Следующий выстрел, несмотря на маневрирова­ние, мог оказаться последним, и Диего не стал рисковать, выпрыгнув из птерана на одном из виражей.

Падая, он посмотрел вслед машине и увидел, как она исчезла, не долетев до склона сопки, заросшей кедрачом, последней перед террасой, на которой стоял дом отдыха Алсаддана.

Хотя падал Диего с высоты сорока метров и с прилич­ной скоростью, приземлился он удачно — на ствол пуши­стой сосны. Ломая ветви, соскользнул на землю, сориен­тировался и побежал. Он не обладал полным пси-видени­ем, как Грехов или Ставр, но тоже прекрасно чувствовал полевую обстановку. По плану он должен был отвлечь часть сил охраны президента на себя, что ему и удалось сделать без особого труда. Теперь предстояло решить более сложную задачу — отступления, причем по возможности с шумом, чтобы охранники почуяли азарт преследования и забыли о своих прямых обязанностях.

Шум получился неплохой, когда Диего «унюхал» ви­деокамеру и на бегу расстрелял ее из «универсала». После этого на его движение обратила внимание и вторая — внутренняя цепь охраны, выслав для перехвата группу в семь человек. Диего почувствовал и это изменение ситу­ации, но продолжал бежать в прежнем направлении — как бы к домику, но одновременно и в сторону озера, до ко­торого было всего триста метров с небольшим.

Ставр видел все маневры Диего и его преследователей, не выходя в поле Сил. Новые возможности отстройки от гипервнушения, которые ему раскрыл Грехов, позволяли выходить в поле Сил свободно, без опасения попасть под векторный пси-удар, но заявлять о себе столь громко было еще рано.

Его «ракетного» финиша никто не заметил, что было, с одной стороны, хорошо, с другой — создавало странную убежденность в ошибочности плана. Но поскольку все пока шло в соответствии с ним, Ставр не стал анализировать свои футур-предчувствия, пришла пора действовать.

Для начала он вышел на уровень ощущений природных эгрегорных систем — леса и луга, и с точностью до сан­тиметра вычислил местонахождение всех охранников; всего в цепи внутреннего кольца он насчитал одиннадцать че­ловек и трех витсов, не считая тех семи, которых отвлек на себя Диего. Перешел на сверхскорость и, невидимый и неслышимый даже аппаратурой контроля, пошел по кольцу, за четверть часа отключив всех одиннадцать ох­ранников. Двух витсов удалось перепрограммировать, третьего пришлось уничтожить, потому что он представлял собой боевую систему класса «волкодав» с одной обратной связью типа «фас!». Витс и тело имел собачье, даже, ско­рее, рысье, вызывающее жуткое ощущение угрозы.

Остановившись на мгновение, Ставр снова включился в мысленно-эмоциональное поле тайги, оценил шансы Ди­его — тот шел хорошо и скоро должен был обойти домик и достичь озера — и обратил внимание на охотничье стро­ение Алсаддана.

Что его заставило выйти в поле Сил, он не понял, но, сделав это инстинктивно на добрых пять минут раньше, чем хотел, сразу осознал всю бесперспективность своего замысла.

Дом Алсаддана только с виду казался скромным двух­этажным строением, сложенным из деревянных брусьев, на самом деле это был четырехуровневый укреппункт типа «дот», защищенный почти от всех мыслимых катаклизмов, имеющий свое энергохозяйство и станцию метро.

Да, Хасан Алсаддан там присутствовал, но пройти к нему можно было только на «пузыре» с абсолютной за­щитой. Любая другая машина не имела никаких шансов, поскольку ее вели бы на прицеле мощнейшие огневые комплексы, имеющие на вооружении аннигиляторы, унич­тожители и компакт-генераторы.

Вряд ли прошел бы открытое пространство до коттеджа и Ставр, несмотря на свою невидимость. Инк защиты вы­числил бы его по гравитационным искажениям, а дежур­ный офицер наверняка проверил бы, что еще за «приви­дение» приближается к дому, выстрелив по нему из своих «мортир».

Несколько секунд Ставр боролся с искушением бро­ситься в водоворот событий, а там будь что будет, но вовремя остановился: он был не один, а Диего уже исчер­пал свои возможности и был близок к гибели.

«Маяк! — передал Ставр товарищу и одновременно вы­звал по пси-рации спейсер «Волхв».— Перехват по пеленгу!»

После этого он отступил, поклявшись, что еще вернется.

Через пять минут он догнал Диего у штабеля бревен, куда того загнали развлекавшиеся стрельбой по бегущей мишени охранники, отвлек их внимание двумя взрывами сзади, и в это мгновение с неба свалился дымящийся тет­раэдр «голема». Еще через несколько минут их принял на борт спейсер «Волхв».

Левашова хоронили на родине, в Нижнем Новгороде, согласно старинному обряду, со священником и оркестром народных инструментов, с отпеванием и разбрасыванием еловых веток.

На кладбище древней Варварки его провожали немно­гие родственники, друзья и приятели да почти вся смена пограничников с заставы «Стрелец», всего человек пять­десят, но Ставр, присутствовавший на похоронах, видел еще две группы провожающих — сети ФАГа и подразде­ления «контр-3». Последние держали всю ситуацию под надежным прикрытием и вели себя значительно тоньше, чем боевики-наблюдатели эмиссара ФАГа, привыкшие к безнаказанности. В поле внутреннего зрения попадал еще один наблюдатель, однако Ставр опознать его не сумел, только уловил слабое колебание поля Сил. Это мог быть сам эмиссар, контролирующий реальные события, или Се­ятель.

Когда над могилой покойного вырос холмик земли, Ставр побрел к выходу с кладбища, отмечая, как его по­вели наблюдатели заинтересованных служб. Он мог бы просто закрыться полем Сил, стать невидимым, но не за­хотел тратить энергию и время. Его и так вряд ли смогли бы узнать даже близкие друзья, потому что в обществен­ных местах он появлялся, только сменив облик.

В голове кто-то словно тихо тронул гитарную струну. Ставр открыл личный канал связи.

«Зайди, поговорим»,— появился и нырнул обратно в тишину пси-голос Грехова.

Через полчаса Ставр выходил из метро нового дома Грехова, спрятавшегося под кронами сахалинской пихты и саянской ели на границе Тымь-Поронайского дола и Западного хребта Сахалина. Это было уже третье убежище экзоморфа, и Ставр не удивился бы, узнав, что Габриэль подготовил себе таких еще с десяток по всей Земле.

Обстановка в этой деревянной с виду избе ничем не отличалась от прежней, разве что комнат было поменьше да метро располагалось как бы в подвале, под землей.

В гостиной Ставра ждали сам хозяин, Диего Вирт и Герман Лабовиц, занятые какой-то работой с оперативным инком: перед ними медленно поворачивался красивый, со­тканный из искрящихся паутинных сеточек, сверкающий огнями объем, в котором не сразу можно было угадать модель метагалактики.

— Прежде чем мы займемся делом,— сказал Грехов, не глядя на гостя,— я хотел бы предупредить тебя, юноша. Никогда больше не предпринимай сомнительных, не про­считанных авантюрных акций, да еще с привлечением до­рогих сердцу людей. Пусть они и дороги только мне. До­говорились?

Жаркая волна крови прихлынула к щекам, но взгляда от профиля Грехова Ставр не отвел и досаде овладеть собой не дал.

— Левашова убили по приказу Алсаддана.

— Допустим. И что? Твоя месть его воскресит? Твою мать убили по приказу Еранцева. Его смерть, вздумай ты запланировать операцию, ее воскресит?

Ставр сжал зубы.

— Алсаддан, Еранцев и Шкурин приговорены, и не на­до мне читать мораль, отговаривать, приводить примеры и пугать антиэтикой мести. Дело даже не в мести, а в той маленькой детали, которую вы упускаете из виду: перечисленные мною лидеры продолжают свою деятель­ность! Скольких еще хороших людей, которые ни в чем не виноваты, они приговорят к смерти?

Грехов оторвался от созерцания своей необычайно кра­сивой структуры, глянул на Панкратова с насмешливо-мрачным интересом.

— Я никогда не упускал эту деталь из виду, эрм. Но все же надо знать, когда стоит рисковать жизнью, даже своей. Ты нужен не только самому себе, но всем твоим друзьям и близким. Живой ты принесешь больше пользы. Или я ошибаюсь? Операцию надо готовить, тщательней, по уровню пять или шесть, только тогда она будет иметь шанс завершения в тех условиях, которые предложил нам Игрок.

Ставр, собравшийся уйти с «гордо поднятой головой», подумал и сел на диван в углу. Диего Вирт оглянулся на него с пониманием.

— Габриэль, это я уговорил парня взять меня с собой. Но они даже не маскируются, сволочи, работают в откры­тую! Знаешь, кто за мной гнался? Гуррах! Алсаддан и иже с ним считают, что могут теперь делать все что взду­мается. А этот его «охотничий домик»? Крепость, рассчи­танная на долговременную осаду! Пора заняться этими деятелями вплотную.

— Благодаря тому, что эти деятели «работают в от­крытую», все мы еще живы,— тихо вставил свой слоган Лабовиц.— С одной стороны, все наши близкие и мы сами находимся под ударом, с другой стороны, эта ситуация создает у помощников ФАГа ложную уверенность в абсо­лютной власти.

— Устами экзоморфа...— проворчал Грехов, и в это время в доме сработало метро. Гостем на сей раз оказался Пауль Герцог, в душе которого шел тоскливый дождь и свистел ледяной ветер. Ставр никогда не чувствовал его так остро и открыто.

— Габриэль, я знаю все о файверах и трансляторах Игрока, а также о вашем влиянии на события. Почему вы не вмешаетесь? Неужели не видите, что творится?!

— Вижу.

— Вероятно, вы тоже не все видите и знаете. Нагуали растут, как грибы, и уже весьма существенно мешают дви­жению планет. В управлении социумом царит полный бес­предел, террор стал государственным, охота на интрамор­фов почти узаконена... Сколько можно терпеть?!

— Сколько нужно. Вы пришли от имени руководства «контр-3» или по собственной инициативе?

Пауль словно погас, сгорбился, закрыл лицо руками, постоял и пошел к двери.

— Извините, Габриэль. У меня погибла жена... Я сам не свой! Извините...

— Подождите.— Грехов встал, подошел к Герцогу, об­нял его за плечи.— Присядьте. Я знаю, что у вас еще остались сомнения, и вы должны кое-что узнать.

После некоторого внутреннего колебания Герцог про­шел в гостиную, сел рядом со Ставром, пожав ему руку.

Грехов сходил на кухню, принес на подносе тоник, пред­ложил гостю, вернулся в кресло. По команде инк развернул объем со схемой Солнечной системы. Схема отражала ди­намическое состояние Системы, и все ее объекты медленно двигались по своим, траекториям, орбитам и спиралям.

Ставр видел расположение объектов Системы и без по­мощи синтезированной картинки, но тоже разглядывал схему с интересом, вдруг осознав реальные масштабы из­менений. Светящиеся рубиновым светом кляксы и нити нагуалей пронизывали уже четверть объема Системы и продолжали плести свою сложную и страшную сеть, кое-где создав непроходимые заслоны для спутников и планет, а также для космофлота землян.

— Такую схему разработал и аналитический центр «контр-3»,— сказал Герцог пренебрежительно.— В ближай­шие пять-шесть дней следует ожидать столкновения с нагу­алями Земли, Меркурия и Марса. И вопрос, который задал вам я, волнует и руководство «контр-3». Почему вы медлите? Неужели правда, что вы намеренно не вмешиваетесь в си­туацию, а иногда и противодействуете работе «контр-3»?

— Давайте посмотрим,— сказал спокойно Грехов,— на реальную расстановку сил. Такой схемы «контр-3» не име­ет.— Он мысленно поговорил с инком, и сквозь прозрач­но-льдистый объем схемы проросли еще три светящиеся разным цветом «паутинки»: оранжевая, желтая и вишне­вая.— Этого достаточно для примера, хотя для создания полной картины потребовалось бы показать весь домен. Я не хочу обидеть руководство «контр-3» и ее научно-опе­ративный коллектив, но реальная обстановка в Системе хуже, чем они себе представляют. Существует семь сте­пеней проникновения нагуалей, привязанных каждая к своей области влияния на уровне физического закона. Планетарный и пространственный — самые наглядные из них для людей. Однако нагуали проросли в нашу мета­вселенную на всех ее этажах. Первый — план элементар­ных частиц. Увеличение массы электрона — следствие это­го просачивания. И это, кстати, главный фронт Войны с ФАГом, поверьте мне на слово.

Второй этаж просачивания нагуалей — план биологиче­ских структур. Вы не анализировали рост заболеваний сре­ди населения Земли и Системы в целом с момента воз­никновения нагуалей? Так вот, резко — в сто пятьдесят раз! — возросла смертность от кровоизлияний в мозг, тромбозов и инфарктов миокарда. Все это следствие внед­рения нагуалей в тела людей, да и животных тоже.

Третий план — планетарный: нагуали появляются на пла­нетах и координатно привязаны к ним. Четвертый — вакуум-пространственное просачивание, но уже привязанное при этом к звездам. То есть нагуали «сидят» внутри звездных систем, как тот, что прострелил лайнер «Баальбек», или нагуали в системах Тартара и Чужой. Затем пятый и шестой планы — уровня галактик и их скоплений. И, наконец, седьмой отра­жает уровень просачивания нагуалей в домен.

Грехов помолчал, чтобы слушатели переварили сказан­ное. Судя по реакции Лабовица и Диего, они тоже не знали всех масштабов внедрения нагуалей во Вселенную.

— ФАГ contra mundum...— сказал потрясенный Герцог, покачав головой.— Черт возьми, таких масштабов я и представить не мог! Но ведь это означает, что в любой момент при движении в Галактике Солнце может наско­чить на галактический нагуаль...

— Такой вариант не исключен. Я советовал некоторым руководителям «контр-3» прекратить играть в войну и со­средоточить усилия на поисках альтернативных ответов ФАГу. Меня не поняли.

— И что из этого следует?

— Уровень социума, все эти войны с эмиссарами и слугами ФАГа — видимость Игры, не имеющая перспек­тивы и полезная ФАГу. С ним надо воевать на уровне закона, а не с помощью оружия. В конце концов вы дол­жны понять, что Война — лишь следствие Закона Пере­мен. Конечно, временная стабилизация Игры на нынешнем уровне возможна, но нельзя вернуть то, что было раньше.

— То же самое нам говорил Тот Мудрый... но даже его отец не поверил ему. Неужели это правда, и Махап­ралайя — великое уничтожение Космоса и всех Богов, в том числе Брахмы или Универсума, предсказанное еще индийскими мудрецами,— реальность?!

— Наш ум — не мера замыслов Бога,— улыбнулся Гре­хов,— как говаривали встарь. Даже вся Вселенная — всего лишь искра вечности, что уж говорить о человеке! Но вы правы, Пауль: жизнь — это борьба, и человек иначе не может. Боритесь, воюйте, пытайтесь объять необъятное, достичь недостижимое, и, может быть, когда-нибудь вы поймете замысел Игры.

— Это означает, что вы отказываетесь помочь нам?

— Это означает, что у каждого свой путь. Могу только добавить: в настоящий момент наши пути в какой-то мере совпадают.

Герцог залпом выпил бокал тоника, встал.

— Я понял, спасибо. Делайте свое дело, мы будем про­должать свое. Вероятно, вернуть былое счастье и благо­получие невозможно, однако стоит побороться за то, чтобы в будущем наши дети были счастливы.

Он ушел, но еще долго по комнате бродило молчание.

— А ну-ка поясни мне свои слова,— проговорил нако­нец Диего,— о совпадении путей.

— Я имел в виду не себя и человечество,—сверкнул глазами Грехов,— а себя и Сеятеля! Я никогда не отделял себя от человечества, ты это знаешь.

— Откуда уверенность, что Сеятель знает о нашем бед­ственном положении... Впрочем, знает, конечно, но вот поможет ли?

Грехов вдруг исчез. Причем физически, на всех диа­пазонах чувствования! Затем одна из стен комнаты вспу­чилась, поплыла, выдавила из себя прозрачную фигуру с человеческими очертаниями, фигура прошествовала до другой стены, влилась в нее, но тут же выдавилась из потолка, вошла в пол... Раздался смешок, и посреди ком­наты появился Грехов... нет, двое Греховых!

Ставр догадался первым, поднялся с дивана.

— Здравствуйте, Сеятель.

Один из двойников снова засмеялся, влился в соседа, тот поднял вверх руки:

— Прошу прощения, друзья. Я — не Сеятель, но... ска­жем так, его представитель. Впрочем, и Габриэлем Гре­ховым назвать меня тоже нельзя, скорее, его вторым или сорок вторым «я».

Диего медленно поднялся, подошел к экзоморфу, гля­девшему на него снизу вверх, обошел кругом и так же медленно обнял.

— Не пугай. Ты — Габриэль!

— Я его человеческая часть,— кивнул Грехов.

Глава одиннадцатая И СПАСИ ЕСИ ВСЯГО МЯ ЧЕЛОВЕЦЕ

Несколько дней в Системе ничего особенного не про­исходило.

Грехов исчез и не появлялся даже на своих «конспи­ративных» квартирах на Сахалине, под Брянском и в Пе­тербурге, хотя его искал не только Ставр, но и Диего, и руководители «контр-3».

Поскольку файверы тоже не подавали признаков жиз­ни, Ставр увел Видану из аналитического центра и все эти дни колесил по Земле, тренируя девушку в умении видеть истинное положение вещей и тренируясь сам в многократном дублировании, то есть создании волевым усилием двойников, отличимых от оригинала только ма­териалом. В конце концов это у него стало получаться неплохо, и он научился, не выходя из отеля, видеть и чувствовать все, что видел и чувствовал его «альтер эго».

Видана была вполне счастлива, судя по цвету ее ауры и бурным ночам любви, однако что-то ее тяготило, и Ставр обратил на это внимание.

— Что случилось? — спросил он ее ранним утром три­надцатого мая, проснувшись и обнаружив, что девушка не спит.— Что тебя мучит?

На эти сутки они остановились в Берне, в отеле «Кла-ас», недалеко от дворца Совета безопасности. Что пред­определило выбор, понять было нетрудно: Ставра не по­кидало желание уничтожить Алсаддана, и он все время размышлял, как это сделать. Его экскурсии по Земле тоже подчинялись этому замыслу; они с Виданой посетили все места, где хоть раз появлялся президент Совета безопас­ности.

Видана придвинулась по широкой кровати к Ставру, поцеловала его в ухо, но он не дал ей начать игру, которая нравилась обоим.

— Рассказывай, не то прозондирую!

Девушка замерла, потом зарылась лицом в его волосы, прошептала на ухо:

— У нас будет ребенок...

Ставр несколько секунд не двигался, оглушенный со­общением, потом резко отстранил ее от себя:

— Не шутишь?!

— Нет! — удивленно и испуганно ответила она.— По­чему ты спрашиваешь?

— Потому что мы с тобой прошли Д-коррекцию,— мед­ленно проговорил Ставр,— которая, по некоторым предпо­ложениям ученых, нарушает гормональный баланс...

— Ну и что?

— Если этого не произошло, у нас родится... файвер! Видана недоверчиво глянула в горящие глаза Ставра,

пожала плечами.

— Разве это плохо?

Ставр засмеялся, бережно придвинул девушку к себе, начал целовать... и очнулись они через час.

Выпили по две чашки горячего шоколада, ни о чем друг друга не спрашивая, живя в одном поле эмоциональ­ного насыщения, потом Ставр сказал:

— Но тебя еще что-то волнует, я чувствую.

Видана отставила чашку, лицо ее стало грустным и виноватым.

— Дед пропал...

— Что?! — поперхнулся Ставр.— Аристарх? Когда?— Он почувствовал острый укол стыда. Со времени своего возвращения он с Железовским не общался и даже не интересовался, где тот и что с ним.— Говори: где, когда, что делал? Почему мне об этом никто не сообщил?

— Никто ничего не знает толком. Он никогда не пре­дупреждал, ничего особенного не затевал... но вот уже больше четырех дней не дает о себе знать. Может быть, ничего плохого и не случилось, но... сердце подсказывает, что он в беде.

Ставр с минуту размышлял, потом стал одеваться.

— Подожди меня здесь, никуда не уходи. Буду часа через два.

— Я с тобой!

— Я не иду искать твоего деда, мне надо кое с кем посоветоваться. Жди.— И, не ожидая возражений, он вы­шел из отеля, предварительно трансформировав свой об­лик.

Ян Тот по обыкновению принял его в своей «монаше­ской келье» для размышлении. Судя по запаху, у него только что побывал кто-то из файверов, но Ставр не стал уточнять, кто именно.

— Ян, мне нужно выйти через поле Сил на Алсаддана.

— Зачем? — Тот Мудрый усадил гостя в кресло и пред­ложил соленые орехи с безалкогольным пивом.

— Исчез дед Виданы. Предполагается, что его захва­тили боевики Хасана.

— Это не причина, чтобы использовать поле Сил.

— Он... не должен... жить!

Ян Тот внимательно глянул на невозмутимое лицо Ставра.

— Файвер, этот путь неперспективен.

— Я воин и свой путь выбираю сам.

— В таком случае и ищи способы выхода на Алсаддана самостоятельно. Если ты действительно файвер...

— А что, есть сомнения?

— Честно говоря, есть.

Ставр вышел в поле Сил, образовал персональную кон­фигурацию поля, выбросил «сеть» в сторону Яна и... стол­кнулся с такой же ответной конфигурацией, только мно­гомерной и многовариантной. Несколько мгновений они танцевали в иной реальности, в сложнейшей круговерти рождающихся игровых ситуаций, ничем не отличимых от реальных миров, затем Ставр отступил. Невидимый вихрь фантомных преобразований погас.

Ставр молча поклонился, исчез, словно испарился в воздухе. Ян Тот прищуренными глазами глянул на пустое кресло, улыбнулся, подумав: доброго пути, файвер!

Вернулся Панкратов действительно через два часа. Ви­дана бросилась ему на шею.

— Что?

— Ничего. Возвращайся к своим, я найду тебя.

— Но я хочу с тобой...

— Понадобится твоя помощь, я позову. Без возраже­ний!

И Видана, никогда не видевшая друга таким, отсту­пила.

Проводив ее до метро, Ставр переместился на борт спейсера «Волхв», некоторое время работал с инком ин­формационной сети «контр-3», потом уединился с коман­диром корабля в его личной каюте и вскоре после этого спейсер ушел в рейс без всяких диспетчерских проводок и лоцман-карт. Вышел он возле Фаэтона-2, где катапуль­тировал «пузырь» с пассажиром в сторону «раздробленной» планеты, уже потерявшей свою шарообразную форму от столкновений с нагуалями. Мысль спрятаться здесь от по­сторонних глаз и поэкспериментировать со своим пси-ре­зервом показалась Ставру настолько удачной, что он даже не стал ее анализировать.

На этот раз пробраться внутрь Фаэтона, превративше­гося в два длинных языка из камней и пыли, оказалось легче. Не помешали даже кварковые кластеры, послужив­шие ядрами нескольких массивных конденсаций астерои­дов. Ставр «уютно» устроился в центре одного такого ма­скона и сосредоточился на самом себе, настраивая тело в резонанс с колебаниями вакуума. Сознание съежилось, по­теряло власть над телом, область чувств, наоборот, скач­ком расширилась, слилась с космосом, и огромный энер­гоинформационный океан поля Сил распахнулся перед че­ловеком, включившим подсознание или, скорее, сверхсоз­нание...

Ориентироваться в этом океане было непросто, однако Ставр уже имел опыт и вскоре добился необходимой чет­кости гипервидения и точности попадания в необходимые узлы данных. Грехов открыл ему глаза на главную воз­можность — переходить в состояние инсайта в режиме «привидения», быстро преодолевать «нижние» этажи ин­формационного поля, где его могли запеленговать стере­гущие эгрегоры ФАГа.

Космос вокруг перестал дрожать, раскачиваться, взры­ваться, корчиться, изменяться каждое мгновение и стал прозрачным вплоть до границ домена. Ставр почувствовал себя, как человек, который вышел из душного помещения в зимний мореный день, яркий и солнечный, и вдохнул холодный, кристально чистый воздух.

Черная бестелесная тень, похожая на крыло гигантской птицы и лапу зверя одновременно, пала сверху, но сво­бодно прошла сквозь голову-тело-сферу чувств Ставра, растаяла где-то внизу. Кто-то пытался зацепить его, раз­глядеть и схватить, но не смог.

Ставр перестал отвлекаться, сосредоточил внимание на Системе.

Сначала он бережно «повертел в руках» Землю, ощу­щая все ее «опухоли» и «раны». Как раз в этот момент планета наткнулась на небольшой, размером в полметра, нагуаль, и столкновение породило землетрясение силой в семь баллов и две волны цунами: точка удара пришлась на середину Атлантического океана, а точка выхода нагу­аля из тела планеты — на окраину Тихого. Ставр даже почувствовал боль —будто его самого насквозь проткнули иглой через грудь, сердце, лопатку, спину. А таких стол­кновений Земля испытывала до десятка в неделю! Что случится с ней при столкновении с нагуалем километровой длины или больше, можно было судить по трагедии Плу­тона и Марса.

Если о Плутоне Ставр уже знал — самая дальняя пла­нета Солнечной системы развалилась на три снежно-ледя­ных кома, которые образовали вместе с Хароном, спутни­ком Плутона, «группу толкающихся борцов сумо»,— то результат столкновения Марса с нагуалем видел впервые.

Многострадальный сосед Земли, дважды наказанный Конструктором, получил теперь «нокаут» от ФАГа. Нагу­аль, встретившийся на орбите, пробил его навылет, про­делав в теле планеты огромную стокилометровую дыру! Однако Марс не разрушился полностью — видимо, Плоть Бога, «ремонтная нашлепка» Конструктора, сцементирова­ла его и добавила прочности. И все же Марс перестал быть домом для людей. Окутавшись пыльными бурями и смерчами, потеряв часть атмосферы, содрогаясь от текто­нических сдвигов, он потерял скорость и стал приближать­ся к Солнцу.

Только теперь Ставр вдруг окончательно осознал всю тра­гическую суть Закона Перемен, сформулированного Грехо­вым: мир никогда не будет таким, каким был прежде!

Эмоции мешали видеть, как навернувшиеся на глаза слезы, и Ставр отключил сострадательный контур сферы переживаний. Оглядел Систему, находя новые нагуали, за­тем кинул взгляд на Галактику.

Со стороны казалось, что она еще держится, сохраняет спиралевидную структуру, но нагуали уже сплели внутри ее свою колючую «вирусно-паучью» сеть и начали разъ­едать форму, разрушать ветви и даже звезды, за многими из которых потянулись многомиллионнокилометровые дымно-плазменные хвосты.

Понаблюдав, как один из невидимых «кораллов» про­ходит сквозь звезду, разбивая ее на гигантские капли жид­кого ядерного огня, Ставр перевел взгляд на скопление галактик, обнаружил и там звездно-туманные всплески, рожденные объемным волокном сросшихся вместе нагуа­лей, и вернулся в свое логово.

Несколько минут он отдыхал, ощущая течение космоса через голову и все тело, чувствуя дисгармонию, несмотря на отключенный эмоциональный центр. Попытался осто­рожно «пошевелить» своим гигантским телом в простран­стве пси и неожиданно обнаружил посторонние вкрапле­ния, уплотнения пси-поля, испускающие нездоровый «жар», протянувшие по всей Солнечной системе когтистые лапы зла и насилия. В следующее мгновение одна из лап потянулась к глазам и горлу Ставра, уцепилась за нервные узлы, попыталась войти в голову, и Панкратову пришлось прятаться на высших горизонтах поля Сил. Он уже понял, что увидел гипнотрансляторы ФАГа, установленные им по Системе и создающие «виртуальную реальность», которую люди принимали за объективное состояние мира. И еще он понял, что трансляторы эти — живые существа! А мо­жет быть, даже скопления живых существ, образующие эффект эгрегора.

Отдышавшись после бегства, Ставр попытался вспом­нить расположение трансляторов. Четыре из них явно на­ходились на Земле, по одному — на Венере, Марсе, в си­стеме Сатурна и на одном из спутников Урана, но Грехов говорил о девяти центрах. Где же девятый?

Он снова спустился на более энергонасыщенный уро­вень поля Сил и столкнулся с чьей-то волей, обозревавшей Систему. На этот раз противник был опытнее, мощнее и действовал молниеносно, едва не воткнув в «глаз» Ставру копье пси-разряда. Панкратов отбил выпад своим пси-щи­том и отступил, соображая, кто бы это мог быть. Грехов, да и Ян Тот, отрицали появление в Системе эмиссара ФАГа в виде личности, носителя интеллекта и тела, но это мог быть только эмиссар.

«Ничего, мы еще встретимся, дьявол! — подумал Ставр с холодной угрозой.— Мне бы потренироваться еще не­много с переходами по «зданию» Сил...»

В третий раз он рискнул выглянуть из «окна здания» в отраженном пси-свете, пассивно, не обнажая вектора внимания, лишь собирая энергию пси-излучений «антен­ной» тела. Миновал ждущих на разных этажах давешнего гиганта и многолапых хищных «пауков»-трансляторов и почти сразу наткнулся на слабый высверк пси-ауры Же­лезовского. Спустя несколько мгновений Ставр определил координаты Аристарха и выяснил, кому принадлежит этот комплекс зданий.

Можно было попытаться выйти на мысленные сферы начальников и сторожей данного района, чтобы выяснить все детали захвата Железовского и, вероятно, с помощью гипервнушения приказать освободить его, но в этот момент в поле ясного надсознания Ставра вторглась чья-то энер­гичная мысль:

«Уходи оттуда, файвер! Немедленно! У тебя всего не­сколько минут!»

Ставр не сразу узнал Грехова, да и не Габриэль это был, а интегральная личность Сеятель-Грехов:

«Я в «пузыре».

«Он тебя не спасет, а приемов защиты от «черной му­зыки» ты еще не знаешь. Уходи!»

И Панкратов, поверив доброжелателю сразу, начал дей­ствовать.

Он выбросился из «пузыря», задав ему траекторию дви­жения в противоположном направлении, выстрелил во все стороны «уши» своих пси-антенн, чтобы определить воз­можного противника, который выследил его, а сам полез через плотную массу астероидов к «поверхности» Фаэтона, надеясь успеть выйти в открытый космос и вызвать спейсер «Волхв».

Он преодолел две трети расстояния до «поверхности», когда понял, что не успевает. Перешел в гиперрежим, щедро расходуя пси-резерв, и работающий в бешеном тем­пе мозг нашел решение проблемы: время послушно замед­лило ход, остановилось совсем. Это не означало, что Ставр еще больше ускорил темп своей жизни. Он просто вышел из энтропийно-вероятностного потока по «другому векто­ру», как бы возвысился над движением Вселенной, сам стал вселенной, способной сосредоточиться на любом уча­стке своего тела и даже изменить деталировку.

Глубокий, всеобъемлющий, невероятно облегчающий покой всепонимания снизошел на Ставра, вдохнул в него уверенность и мощь, приобщил к чему-то еще более глу­бокому, всеобъемлющему, беспредельному и вечному. Это «беспредельное» как бы погладило его по плечу, и Ставр ответил ему благодарным трепетом души.

В следующее мгновение он сосредоточился на транс­портном отсеке спейсера «Волхв» и «проявился» там тихо и незаметно, не поколебав даже атомов воздуха. Еще через несколько мгновений он стал свидетелем реакции ФАГа на его эксперименты с полем Сил.

Внутренняя судорога, не видимая ни людьми, ни при­борами технических систем, охватила часть Солнечной си­стемы от орбиты Земли до орбиты Сатурна, прошлась по двум длинным каменным струям Фаэтона-2 и слизнула их, как языком, не оставив даже пыли. Почему этот удар Грехов назвал «черной музыкой», Ставр понял спустя се­кунду: внутри спейсера родился странный и страшный мо­лекулярный резонанс, от которого останавливались сердца и лопались сосуды головного мозга. Слышен этот резонанс был действительно как музыка, жуткая, диссонирующая, рождающая дикий страх и судороги, музыка смерти!..

Седина отца бросилась в глаза, и Ставр обнял его с болью в сердце. Прохор переживал смерть жены до сих пор, хотя умело скрывал свои чувства под маской вечно озабоченного делами человека.

Встреча их состоялась дома у Прохора, куда старший Панкратов вызвал сына для важного разговора по заданию центра «контр-3».

— Мы знаем, что Сеятель давно бродит по Системе. Почему он не хочет встретиться в нами, обсудить пробле­мы, помочь? Хотя бы с анализом ситуации?

Руководство «контр-3» не знало истинного положения дел, а объяснять было еще рано, ФАГ мог узнать об этом и нанести упреждающий удар.

Ставр прошел в свою бывшую спальню, отметив, что там все осталось неизменным с момента его «отделения» от семьи. Постоял в комнате матери, пытаясь проглотить ком в горле, вернулся в гостиную.

Прохор налил в рюмки темно-коричневого «Кристал­ла», и они выпили. Ольга стояла между ними, обнимая их и улыбаясь, и оба чувствовали ее тепло.

— Па, у тебя скоро появится внук,— сказал Ставр, чув­ствуя легкое головокружение.— Или ты желаешь внучку?

Отец смотрел на него с изумлением и недоверием, и Ставр добавил:

— Во всяком случае невестка появится точно. Ты ни­чего не имеешь против Виданы Железовской?

Прохор потянулся к нему через стол, и тень Виданы обняла их обоих, как обнимала только что тень Ольги; обе тени слились.

— Только у меня просьба. Загрузите ее какой-нибудь работой в вашем аналит-центре. Она рвется в бой вместе со мной, а я буду ходить там, где ей не пройти.

— Хорошо, нет проблем. Когда ты?..— Прохор не до­говорил, Ставр остановил его жестом: кто-то «ощупывал» дом со всех сторон недобрым взглядом. Но это был не эмиссар ФАГа, а деятель рангом пониже.

— Ты никого не ждешь, отец?

— Должен был прийти Герцог.

— Это не Герцог.— Ставр сосредоточился.— Это К-мигрант Григ и представители отдела безопасности. Ви­димо, по твою душу, отец. Тебе нельзя было появляться дома. Хорошо, что я здесь.

— У нас еще есть время...

— Не торопись, я хочу кое-что выяснить, пусть войдут.

В течение следующих двух-трех минут дом был. окру­жен со всех сторон силами отдела безопасности, настро­енными весьма решительно, и в дверь позвонили. Первыми в прихожую вошли два офицера службы общественного порядка, удивленные радушным приемом, и К-мигрант в форме сотрудника безопасности.

— Проходите, проходите,— позвал их Прохор из гос­тиной,— не стойте на пороге.

— Так, и младший здесь,— констатировал Григ, появ­ляясь в гостиной.— Очень хорошо, можно закрывать ро­зыск. Господа, вы обвиняетесь в террористической деятель­ности и подлежите задержанию. Вот ордер на арест.— К-мигрант вытащил белый квадратик, над которым сфор­мировалась светящаяся эмблема прокурорского надзора.— Дом окружен, сопротивление бессмысленно.

— А если мы все-таки будем сопротивляться? — поин­тересовался Прохор.

— Вас уничтожат.— Григ кивнул одному из офицеров, тот вышел и вернулся с небольшой аэроплатформой, на которой лежал омерзительно живой на вид «слизняк».

— Младший знает, что это такое,— сказал Григ.— Ка­кие-нибудь разъяснения еще требуются?

Это был тот самый «слизняк», пожиратель материи, что напал на Акутагаву во время боя с К-мигрантами, но сейчас он был свернут и ждал команды.

— Что же это вы постеснялись взять с собой гуррах? — с иронией спросил Прохор.— Это ведь их оружие.

Трехзрачковые глаза Грига затуманились. Иронии он не понял и силился разгадать ее смысл.

— Выходите, поговорим в другом месте.

— Позвольте задать только один вопрос,-— тихо прого­ворил Ставр.— Зачем вы взяли Аристарха Железовского и держите на базе гуррах?

К-мигрант некоторое время стоял неподвижно, мигнул дважды, соображая, потом отступил в сторону:

— Взять их!

В то же мгновение комната заполнилась людьми, вер­нее, двойниками Ставра и Прохора, образовавшими вну­шительную толпу.

— Берите,— сказали они хором.— Кого именно брать будете?

Офицеры нерешительно остановились, оглядываясь на К-мигранта. Тот исподлобья оглядел «толпу», выбрал двоих:

— Этих!

Он ошибся, и Ставр мог бы отпустить безопасников с фантомами, но у него возникла другая идея.

«Стоять!» — скомандовал он на уровне рефлекторного управления органами человеческого тела, и офицеры за­стыли, скованные «браслетами» временного паралича мышц.

На Грига эта команда не подействовала, и Ставр, на­прягшись, «влез» в его мозг и «отключил» связь с двига­тельным аппаратом, а заодно выяснил, как управлять «слизняком».

Прохор посмотрел на сына непонимающе.

— Что ты с ними сделал?

— Уходим,— ответил Ставр.— Эти ребятки побудут здесь, пока мы не исчезнем. Но вам в «контр-3» стоит подумать, почему тебя застукали дома сразу же после твоего появления. Если бы за домом велось наблюдение, я бы почуял.

Усилием воли он толкнул «слизняка», направляя его на нужный объект, и тот, развернувшись в двухметровую «простыню», прыгнул на К-мигранта.

— Черт! — сказал Прохор, глядя на то место, где толь­ко что стоял Григ.— Никак не привыкну! Может, не сто­ило с ним так... сурово?

— Они... убили маму! — хрипло ответил Ставр.— И многих других.

Прохор кивнул, переводя взгляд с застывших офицеров на сына.

— Значит, ты и в самом деле... файвер?

Вместо ответа Ставр убрал двойников, оставив двоих, преобразовал облик отца и свой так, что они стали неот­личимы от офицеров безопасности, вырастил фантом К-мигранта, и все «пятеро» потопали к выходу.

В саду они сели в патрульный птеран, освободив его от оперативников, взлетели. Сопровождавшая их обойма конвоиров спохватилась, когда птеран с задержанными сел возле метро и его пассажиры исчезли в общем зале.

Вышли Панкратовы в хижине Грехова на Сахалине.

Прохор ничего не спрашивал, только думал о чем-то, изредка посматривая на сына внимательно и с какой-то печалью. Ставр не мешал ему, исподволь готовясь к сеансу связи с Греховым. Большой эйдос теперь не пугал его, но требовал глубокой концентрации.

Грехов ответил быстро, словно ждал Панкратова:

— Файвер, не выходи больше в Большое поле, на тебя охотится эгрегор Алсаддана. Где ты?

— У тебя на острове. Отец хочет поговорить с Сеяте­лем, устрой им встречу.

— Сейчас буду.

Ставр почувствовал затылком дыхание чужой воли, знакомой по эмоциональному насыщению и внушаемой уг­розе, быстро свернулся и вышел из поля Сил.

— Сейчас прискачет Габриэль.

— Я так и понял, что это его обиталище. Соки у него какие-нибудь есть? Во рту пересохло.

Ставр скомандовал домовому принести напитки и с удо­вольствием выпил сам два стакана клюквенного морса. Грехов прибыл, когда они принялись за фрукты.

Он вошел стремительно и бесшумно, заполнив собой сразу весь дом, и Ставр понял, что экзоморф отыскал Сеятеля и теперь соединял в себе две личности.

— Задавай свои вопросы, па,— сказал Панкратов-млад­ший.— Перед тобой Сеятель.

— Скорее, проекция Сеятеля на матрицу Грехова,— уточнил Габриэль.— Вопросы задавать поздно, Прохор. «Контр-3» расшифрована эмиссаром ФАГа, и он готовит полное уничтожение всей сети, чтобы, образно говоря, впредь не забивать себе этим голову и не ждать удара в спину.

— Ты же говорил, что эмиссара в Системе нет,— бро­сил подобравшийся Ставр.

— Его и нет... такого, каким все его представляют. Эмиссар второго уровня есть существо коллективное, опи­рающееся на эгрегоры, вернее, составляющее массивы этих эгрегоров. Разве ты этого не понял, когда ворочался в поле Сил, как... слон в посудной лавке?

Ставр покраснел.

— Я понял, что гипнотрансляторы ФАГа — и есть эг­регоры. На Земли они помощней, на других планетах по­слабей...

— Соображать надо быстрей, файвер. Эмиссар появля­ется в нужном месте, в Системе, например, когда это необходимо, концентрируя волю всех людей, образующих эгрегоры. Он состоит как бы из миллионов ячеек-умов, собираясь в один гигантский мозг, а точнее — рой! И он уже готов появиться, ты разбудил его своей неосторожной возней в Большом эйдосе.

— Я... я... не хотел...

— Черт побери, объясните мне, наконец, что происхо­дит! — сказал Прохор.

Сеятель-Грехов посмотрел на него, как бы припоминая, перестал сновать из спальни в кабинет и обратно, присел на деревянный стул у стены.

— Извините, Прохор. Времени у нас, как всегда, очень мало, поэтому буду предельно краток.— И Грехов в не­скольких слоганах передал Панкратову-старшему суть про­исходящих в Системе событий.

Наступившую тишину нарушил Ставр:

— Габриэль, почему я... слон в посудной лавке? Я хо­дил по эйдосу очень осторожно...

— Выходить в эйдос надо в режиме мерцания, а не лезть напролом через все этажи и стены. Лови подсказку.

Ставр поймал сложнейший слоган, содержащий приемы проникновения в эйдос в форме «привидения», на несколь­ко секунд ушел в подсознание, исчезнув даже визуально. Правда, отец не обратил на это внимания.

— Как все... жестоко! — сказал он, закрыв глаза.— Кое у кого из нас были сомнения... уж слишком гладко про­ходили наши операции... А мы грешили на Алсаддана, считали, что он — главный исполнитель воли эмиссара... если не сам эмиссар.

— Алсаддан — личность сильная и страшная, и доби­вается он абсолютной власти в Системе. Еранцев и Шку­рин для него конкуренты в борьбе. Пока они делают общее дело, он их не тронет, но потом...

— То есть они обречены.

— Но сам Хасан находится в таком же положении. Пока он действует в нужном направлении, эмиссар его поддерживает, а потом выбросит за ненадобностью. Самое смешное, что, даже если Алсаддана поставить диктатором Системы, он не сможет удержать власть такого объема.

— Что же нам делать?

— Немедленно эвакуировать женщин и детей за пре­делы Солнечной системы! Остальным готовиться к эгре­горному отпору, то есть настроить все светлые эгрегоры к пси-войне на этом уровне. Только в этом я вижу шанс для «контр-3» выжить.

— Мне поверят не все...

— Вы же координатор!

— Не имеет значения, кое-кто в руководстве «контр-3» тоже видит себя диктатором.

— Я могу переместить вас в будущее,— медленно ска­зал Сеятель голосом Грехова; даже Прохор понял, что предлагал свою помощь именно «серый призрак».— Или в другие времена.

Прохор вздохнул, расправил плечи.

— Спасибо. Времена не выбирают. В них живут и уми­рают.— Он повернулся к Ставру, обнял его, похлопал по спине.— Держись, мальчик, еще свидимся.

Ушел.

Оставшиеся в комнате проводили его пси-взглядами до метро, глянули друг на друга.

— Готовься к драке, файвер,— сказал Сеятель-Грехов (скорее Грехов).— Зови остальных. Попытаемся изменить Предбытие, область потенциально возможного, в соответ­ствии с нашими законами. Игроку действительно напле­вать, сколько погибнет даже не людей — цивилизаций! — при его очередном ходе. Но мы ведь — люди! И защищаем людей, какими бы они ни были.

— Мы были звездами. Истоки наши в них. Все в мире скроено из их горячей ткани,— продекламировал Ставр.

Грехов-Сеятель улыбнулся.

— А ты романтик, файвер. Не обижайся, это комплимент. Но все же опасайся подниматься по лестнице Сил выше своих возможностей. Для человека, пусть он даже трижды файвер, существует биологический предел, до которого он в состоянии держать форму... и контролировать психику.

— Я сам себе предел! — выпрямился Ставр.

В глубине дома гулко всхлипнуло чужанское метро, раздалось знакомое «тумм-тумм-тумм», и в гостиную вполз чужанин Морион.

— Привет, дружище,— сказал он голосом Диего Вирта.

— Привет,— растерялся Ставр, ожидая обычной огнен­ной пси-речи, а не слов человеческого языка.

Грехов хмыкнул.

— Как видишь, чужане сложа руки не сидят, совершен­ствуются. Пошли, дружище, нам пора делать свое дело.

— Куда? — спросил Морион.

— Выключать из действия гуррах.

— А дружище Ставр?

— У него свои заботы — спаси еси всяго мя человеце...

Глава двенадцатая ВОЙНА АБСОЛЮТОВ

Солнечной системе грозило полное разрушение: она медленно, но неумолимо приближалась к мощному кусту сросшихся нагуалей, способному разорвать на куски лю­бую звезду, планету, искусственное сооружение.

Но и без того Система уже потеряла Меркурий, Плутон и десятки крупных спутников. Многие планеты, в том чис­ле Марс и Венера, сошли со своих орбит. По Системе потянулись длинные хвосты из обломков, пыли и дыма, напоминающие дымные струи пожарищ.

Земля натыкалась на шипы нагуалей все чаще. Одна из таких встреч не прошла для нее бесследно. Нагуаль размерами в сорок метров пропахал гигантскую борозду по Ливийской пустыне, развалил надвое нагорье Тибести и снес полностью гору Эми-Куси высотой в три с поло­виной километра.

Возникшее в результате землетрясение разрушило все близлежащие города с их системами коммуникаций, а чис­ло жертв превысило восемьдесят тысяч человек.

Паника, охватившая население Африки, перенеслась на другие континенты, и началось великое повальное бегство землян, грозившее затопить поселения людей на других планетах, хотя и те не были гарантированы от столкно­вений с нагуалями.

На фоне этой битвы за место под Солнцем, за беспре­пятственный подход к станциям метро произошла другая битва, почти не замеченная нормальными людьми, но бо­лее важная в любом отношении: битва темного эгрегорного воинства эмиссара второго плана с эгрегорами интрамор­фов.

Началась она атакой на работников «контр-3», которых успел выявить штат помощников ФАГа во главе с Еран­цевым и Шкуриным. Однако предупрежденные Прохором Панкратовым и Пайолом Тотом интраморфы «контр-3» су­мели прикрыть себя групповым пси-полем светлых эгре­горов, хотя и не объединенных в общую систему, но ор­ганизованных не хуже.

Битву эту невозможно описать словами. Для каждого из ее участников она складывалась по-разному, в зависи­мости от характера, физического и психического состоя­ния, опыта, знаний и фантазии, каждый испытывал разные эмоции, переживая одни и те же воздействия неодинаково.

Так, например, для самого Прохора этот иллюзорный бой (с реальными последствиями) происходил в космическом пространстве: на него напало целое семейство чужан — поток раскаленных до рубинового свечения камней, и ему пришлось расстреливать их до тех пор, пока не кончился боезапас в аннигиляторе. С последним роидом он вынуж­ден был бороться, как с борцом сумо, заставляя против­ника промахиваться при попытках тарана.

Конечно, Прохор понимал, что никаких чужан на са­мом деле не было, однако сражаться с гипновнушением приходилось в полную силу: любое уклонение или попытка самоанализа были чреваты психической травмой, а то и смертью.

Битва закончилась вничью. То ли эмиссар «явился» в Солнечную систему частично, не активизировав все свои «ячейки» — эгрегоры людей, то ли он просто провел еще одну разведку боем для окончательного выявления проти­востоящих ему сил. К последнему мнению склонялись и руководители «контр-3», которые попытались отстроиться от гипноволны, излучаемой трансляторами ФАГа. Волна «иной реальности» продолжала действовать на людей и паранормов, не обладающих достаточной пси-защитой, и даже сильным интраморфам, таким, как Герцог и Пайол Тот, удалось очистить свое сознание с трудом.

Во время битвы, происшедшей утром двадцать пятого мая, случился странный скачок плотности чужого пси-по­ля, отмеченный всеми, кто участвовал в сражении. Впе­чатление было такое, будто произошел внезапный выход из строя целого «подразделения» ФАГа. А двадцать шес­того мая стала известна причина этого явления.

Ярополк Баренц, которого усыпил Грехов накануне по­хода за Сеятелем, очнулся в одной из «явочных» квартир Габриэля, проанализировал свое положение и вышел от­туда с намерением кое-что изменить. Проникнув в арсенал Управления, он взял четыре заряда типа «Пустыня», пре­вратил себя в сверхмощную бомбу и явился в резиденцию Шан-Эшталлана на Тиморе. Когда его остановили витсы охраны, Баренц, привел в действие взрыватель. В резуль­тате на месте культового комплекса Всемирной миссии ма­гов и спиритов образовалась цилиндрической формы впа­дина диаметром в девять километров и глубиной в сорок метров. Шан-Эшталлан, естественно, перешел в состояние пара вместе со своими приближенными, а с его исчезно­вением отключился и местный эгрегор, ослабив пси-кулак эмиссара.

Файверы в сражении эгрегоров почти не участвовали, собираясь вступать в бой только в случае крайней необ­ходимости, отведя себе место в резерве. Они-то сразу оп­ределили, что эмиссар действовал в Системе «вполовину мощности». Оставалось тайной, зачем он это сделал, ка­кую цель преследовал, объявляя о своих намерениях унич­тожить противника в пси-диапазоне.

Ставр готов был подключиться к отражению атаки в любой момент, но его отговорил от этого шага Грехов, передав ему откуда-то (не с Земли) слоган:

«Не суйся в свалку! Они обойдутся и без тебя. Выручай Аристарха, забирай Видану, других женщин и выводи их на Орилоух через мой канал метро на Сахалине. Там они будут в безопасности. Относительной, конечно».

«Но мы можем задавить эмиссара...»

«Не теряй времени!» — пси-голос экзоморфа оборвался, как натянутая струна.

Ставр некоторое время прислушивался к «шуму» сра­жения в пси-эфире и принялся действовать, как советовал Грехов.

Он остановился в Ялте, в одном из пустующих коттед­жей для отдыха высокопоставленных лиц, на берегу моря. Коттедж он забронировал через координатора жилфонда, представившись «помощником президента Совета безопас­ности», да и внешность изменил, хотя мог бы любому нормалу при встрече внушить любой образ.

Подготовка к переходу на метасознание не заняла мно­го времени. Ставр уже понял, что такое «режим мерца­ния», подсказанный ему Габриэлем, и проникновение в поле Сил считал основной формой жизни файвера, хотя сам еще не совсем был готов к ней.

Он легко преодолел первые «этажи» Большого эйдоса, где сидели и ждали интраморфов пси-сторожа ФАГа, об­наружил еще одного слухача, чья воля ощущалась почти физически на всех планах сознания, но не стал выяснять, к какому лагерю тот принадлежит.

Пси-облако, соответствующее эгрегору гуррах, он по­чувствовал, не особенно напрягаясь. Да кайманоиды и не прятались за стеной «абсолютного зеркала», уверовав в свою безнаказанность и всесилие эмиссара, которому под­чинялись слепо, не раздумывая, как роботы. Ставр побро­дил возле облака, приглядываясь к обстановке (Берн, парк фон Бюлова, аттракцион эйдоигр и Военно-исторический музей), ловушек не обнаружил и перешел в гиперрежим.

Спустя незначительное время (сотые доли секунды) он определил состояние Аристарха (бункер под землей, на­крытый колпаком «зеркала», охрана — полувзвод гуррах, сам Железовский слаб, но в сознании, хотя пытали его здорово — от химии до гипногенераторов) и вошел с ним в контакт:

«Привет, патриарх».

«Кто... кто это?! Что нужно?»

«Аристарх, я Ставр. Через минуту войдет кайманоид, сил хватит скрутить его?»

«Силы найдутся. Где гарантии, что ты... Ставр?»

«Снимите с него костюм, он растягивается, и выходите как ни в чем не бывало. Метро у них на третьем этаже, чуть выше, стартуйте сразу в Софию, к Забаве. Ждите меня».

Железовский еще что-то спросил, но Ставр перешел на другие частоты пси-поля и начал искать тех, кто ко­мандовал опорным пунктом гуррах. К счастью, К-мигранта там не оказалось (из всей их обоймы, по расчетам, остался лишь один малыш Стенсен), иначе Ставр не рискнул бы ломать его волю на расстоянии. С кайманоидами же сде­лать это было проще. Внедрив необходимые установки в сознание начальника «гарнизона», Ставр вышел из гипер­режима, устав, будто сутки ворочал тяжелые мешки.

Отдохнул в приятной прохладе, чувствуя движение по­дозрительных пси-аур в пределах всего Симеиза. Рассла­бился до полузабытья, потягивая тоник. Прикинул, сколь­ко времени потребуется Аристарху, чтобы добраться до дома, и начал собираться.

Последующий час ушел на поиски бабки Анастасии, деда Ратибора, отца, Забавы Бояновой и Виданы. Приказав отцу (тот удивился, но возражать не стал) собрать всех близких на квартире Железовского, Ставр добрался до аналитического центра «контр-3», все еще продолжавшего работать в прежнем темпе, забрал ничего не подозреваю­щую Видану и доставил ее к Железовскому.

Дом Аристарха напоминал разбуженный пчелиный улей: все любили Железовского и поздравляли с освобож­дением больше себя, чем его. Он же, растерявшийся от неожиданного подарка судьбы, все еще не веривший в сво­боду, принимал поздравления, успокаивал Забаву и бе­режно обнимал прижавшуюся к нему внучку.

Когда в гостиной появился Ставр, все замолчали.

— Рад видеть вас в добром здравии,— улыбнулся Пан­кратов-младший.

Железовский, мягко отодвинув женщин, подошел к не­му, постоял мгновение и облапил по-медвежьи.

— Я твой должник, мальчик.

— Что происходит? — подал голос Ратибор.— Зачем ты нас здесь собрал?

Ставр напрягся, передавая всем слоган подготовленной информации, подождал, пока новость впитается в головы присутствующих. Тишину нарушило только сдавленное восклицание Виданы:

— Никуда я отсюда не побегу!

— Пойдешь,— ласково погладил ее по волосам Желе­зовский, повернул голову к Ставру.— Почему Орилоух? А, скажем, не одна из погранзастав дальнего космоса?

— На Орилоух власть эмиссара-2 не распространяется: он является как бы родиной «серых призраков», и, уходя из домена, Сеятели побеспокоились о его безопасности. Но главное, что орилоуны — наши друзья, вернее, друзья Грехова. Он договорился, чтобы вас там приняли.

Видана вырвалась из рук Забавы, подошла к Ставру, умоляюще глядя на него.

— Я с тобой!

Ставр отрицательно качнул головой, скосил глаза на ее живот, сказал шепотом:

— Побереги его... нашего будущего файвера.

— Если все обстоит таким образом...— начал Ратибор.

— Пошли, нечего рассусоливать,— проворчал Железов­ский.— Мы уже однажды уходили и вернулись. Женщины, собирайтесь, берите только самое необходимое. Я возьму НЗ и оружие.

— Но я все же хотел бы...

— Не дергайся, старик.— Анастасия взяла под руку Ра­тибора.— Я верю, что мы вернемся.

Прохор подошел к сыну, которого обняла Видана.

— Я останусь. У меня еще есть возможность уберечь сеть «контр-3» от разгрома. Координатор я или нет?

Ставр знал, что такой возможности у отца не будет, но знал также, что уговорить его спасать только себя и своих близких не удастся.

— Будь осторожен, па. Чтобы уберечь «контр-3», надо все время прикрываться полем эгрегора, хотя это и не гарантирует безопасность. Как только почувствуешь, что пришло время, уходи на Орилоух.

Прохор обнял сына и Видану, попрощался с остальными и ушел. За ним последовал Ратибор, заявивший, что у него остались кое-какие неотложные дела и что он всех догонит. Остальные, примолкшие и потерянные, собрав ве­щи, ждали команды, и даже Аристарх Железовский вдруг оробел отчего-то, осознав, что это прощание! Прощание с домом, городом, Землей, Солнцем, с другими людьми, с образом жизни, со всем тем, что он любил и защищал.

— Время! — тихо напомнил Ставр.

Заплакала Галена, мать Виданы, женщины бросились ее успокаивать, сами с трудом удерживаясь, от рыданий. Ставру сделалось больно, однако он был воином и пока­зывать свои переживания не имел права.

Он проводил их до дома Грехова, где был установлен орилоухский вариант метро. Видана никак не хотела ухо­дить, цеплялась за него, пока он сам, поцеловав до боли в губах, не отнес ее в кабину. А потом, когда дом опустел, долго стоял возле метро, опустив руки и ни о чем не думая...

Ян Тот нашел Ставра в поле Сил почти сразу же после ухода группы Железовского на Орилоух.

— Файвер, начинаются главные события. Эмиссар-2 не смог реализовать план ФАГа, и ему на смену придет эмис­сар третьего уровня, а это, сам понимаешь, уже уровень влияния на галактические скопления, что нам пока недо­ступно.

— Не уверен.

— Я знаю, что ты научился выходить из потока собы­тий, но все равно это уровень четырехмерного континуума. Эмиссару-3 ты неровня, не заблуждайся на этот счет. С ним может справиться только над-Закон, для формирова­ния которого у нас уже нет времени.

— Что предлагаешь?

— Он появился не внезапно, слушай эйдос, а как толь­ко произойдет интеграция эгрегоров, ликвидируй Алсадда­на. Это сразу ослабит...

— Понял. Надо выбить лидеров, эгрегоры без них пе­рестанут быть управляемыми и выйдут из борьбы. Я могу взять на себя и Шкурина с Еранцевым.

— Эйфория от успехов вредна для здоровья. До встре­чи, эрм.

Не выходя из поля Сил, Ставр огляделся, отметил при­сутствие в поле еще одного файвера, ответившего ему «подмигиванием», и поднялся над Солнечной системой, взирая на нее с высоты. Однако оценить бедственное по­ложение Системы ему не удалось. Некто огромный, как Вселенная, надвинулся из-за спины, из мрака, отодвинул в сторону созерцателя-Ставра, чтобы глянуть на родину человечества.

Ощущение нависшего сзади гиганта было столь реаль­ным, что Ставр попытался «оглянуться», хотя и так смот­рел во все стороны сразу, обладая миллионами глаз, став пространством, планетами и астероидами, потоками излу­чений, скоплениями полей, сооружениями землян, всем человечеством сразу.

Гигант «сзади» покачал головой и, не обращая внима­ния на замершего «рядом» человека, как бы шагнул вниз, к Солнцу, ушел, растворился в темноте, в сложных за­вихрениях бегущей по своим орбитам материи и колючих зарослей нагуалей.

Ставр еще не успел отдышаться, уже догадываясь, кто выглянул из многомерности и появился в Системе, как вдруг второй толчок поколебал поле Сил, так что оно «завибрировало», отзываясь фантомным эхом, перестраи­вая информационную матрицу в связи с рождением нового действующего лица. И это был уже явно посланец ФАГа, эмиссар третьего — галактического уровня, потому что ос­новным впечатлением от его «фигуры» было ощущение холодной, беспощадной, прицельной угрозы.

Сжимаясь под страшным взглядом, Ставр скользнул на­зад, на Землю, в свое тело, чтобы предупредить друзей о «пришествии» эмиссара, собраться с силами и сделать свой ход в начинавшейся Игре-Войне.

На этот раз эмиссар задействовал, интегрировал, собрал воедино в один гигантский пси-конгломерат не только под­властные ему темные человеческие эгрегоры, но и большое количество интраморфов, подчинившихся давлению чужой воли, а также эгрегоры гуррах и более низких рангов — сообществ животных и растений. Мало того, у эмиссара оказались припрятанными в Системе искусственно создан­ные гипногенераторы, нечто вроде витсов, но на биологи­ческой основе — те самые «живые» пси-узлы, которые за­сек Панкратов во время своих тренировочных вылазок в поле Сил. Возникла колоссальной сложности, протяженно­сти и мощи разумная система пси-связей, представляющая собой единый организм. Он мог все! Или почти все — от внушения любому человеку, коллективу, всему человече­ству самой абсурдной идеи до их физического уничтоже­ния. И он пошел бы на этот шаг, будучи частью Игрока, абсолютно не сомневаясь в допустимости уничтожения воз­никающих препятствий, выражая один абсолютный За­кон — волю господина! Если мастера-исполнители внутри пространства Игры подчинялись ее высшим законам, то сами Игроки подчинялись только себе! Эмиссар, воплотив­шись в Солнечной системе, став ее полновластным хозя­ином, мог позволить себе не думать о последствиях раз­рушения человеческой цивилизации, для него она была препятствием на пути к цели.

Неизвестно, предполагал ли он встретить сильное со­противление, обладая информацией, поставляемой ему по­мощниками более низкого ранга, но, судя по его реакции, такого отпора не ожидал.

Это нападение ФАГа на защитную систему человече­ства не шло ни в какое сравнение с прежними. Очевид­но, его прошлогодняя атака на интраморфов синклита, да и недавняя попытка уничтожения «контр-3» были толь­ко пристрелочными выстрелами, пробой сил. Но самым крупным просчетом ФАГа была уверенность в том, что люди не знают истинного положения вещей, не видят, что космос превращается в забитое «тиной» нагуалей болото, что звезды, планеты, весь миропорядок — обречены. Эмис­сар ФАГа понадеялся, что его гипнотрансляторы, внуша­ющие людям виртуальную, неадекватную реальность, не будут раскрыты. В результате он получил ответный удар организованной «контр-3» системы эгрегоров, заставивший его с удивлением взглянуть в лицо неожиданно возник­шему сопернику.

Перед «контр-3» не стояла задача уничтожения эмис­сара, что было равнозначно гибели миллионов людей, и это, конечно, ослабляло позицию контрразведчиков, воз­главляемых лидером мексиканского эгрегора Пайолом То­том. Просто же «вышвырнуть» пси-сущность эмиссара за пределы «тела» человечества, за пределы Солнечной сис­темы, не хватало сил. Наступило томительное равновесие, сопровождавшееся потерями с той и другой стороны, а по сути — с одной, потому что в обоих случаях умирали лю­ди, не выдерживающие энергоинформационных перегру­зок.

Именно в этот момент в битву вступили файверы, по­колебав чашу весов не в пользу чудовищного пришельца.

В считанные секунды были уничтожены лидеры многих темных эгрегоров: Алсаддан, Еранцев, Шкурин, Файле ибн Канна, Кравчук, Римский, Духан Духанович, Етоев, Чад­вич, Рэй Смит, Пак Ен Чон и другие,— что, конечно, сразу вывело из-под контроля эмиссара значительную часть эгрегоров. Однако этого было мало, эмиссар имел резервы и немедленно привел их в действие, то есть фор­сированно включил гипногенераторы, состояние которых контролировали кайманоиды (для чего они, по сути, и предназначались). На короткое время потенциалы пси-по­лей выравнялись, после чего неизбежно должна была на­ступить развязка...

И снова человечество получило помощь, которую не ожидал никто, даже лидеры «контр-3». В сражение вме­шались Грехов, чужанин Морион, команда орилоунов и Диего Вирт, четырьмя молниеносными ударами разрушив­шие четыре гипногенератора — два на Земле, один на Марсе и еще один на Венере. Диего, орилоуны и чужанин при этом погибли: первый во время отступления, после взрыва, остальные — сами послужив бомбами, создавшими на Плоти Бога на Марсе и на Венере гигантские кратеры...

Несколько мгновений после этой вести Ставр провел в горестном оцепенении, не желая верить, что товарищей Грехова, ставших и его друзьями, нет в живых. Потом выпрямился во весь свой немалый рост — по пси-поняти­ям, естественно. Стряхнул с себя вцепившихся было в тело сторожевых «псов» эмиссара и отодвинул в сторону рать светлых эгрегоров, чтобы встретить воинство эмиссара и его самого лицом к лицу.

Чередой пронеслись в памяти подобные противостояния в истории человечества: богатыри Яна Усморя и печенег­ского исполина Калга, русского князя Игоря и половецкого князя Кончака в Диком поле, Челубея и Пересвета на Куликовом поле, тевтонских рыцарей и русских на Чуд­ском озере, Петра I и шведского короля Карла, Кутузова и Наполеона, фашистских полчищ и славянских воинов, исламских фанатиков и простых людей практически во всех странах света, террористов и стражей порядка, охра­няющих жизнь и покой людей. И вот новое противостоя­ние, гораздо масштабнее и серьезнее прежних, грозящее уничтожить не человека, не войско, не страну — все че­ловечество! Цивилизацию! И какая разница была для Ставра, для воинов, сражавшихся за свободу и жизнь,— рассчитал ли кто-то из богов-Игроков эту Войну или про­сто сработал Закон Перемен? Ни в том, ни в другом случае людей не спрашивали, хотят ли они жить. Ярость, под­нявшаяся в душе Ставра, гнев и обида вдруг освободили скрытые запасы сил, открыли тайники души и психики, о которых он не подозревал.

Исполин, что родился в результате проснувшегося в человеке метасознания, конечно, не мог победить эмисса­ра, но остановить его на время сумел. А потом к Ставру присоединились файверы, Габриэль Грехов и орилоуны, и наступил миг взаимного уничтожения! Потому что эмис­сар в принципе был равнодушен к своей судьбе, и вариант уничтожения его устраивал. Он все равно добивался при этом поставленной цели, а какой ценой — его не волно­вало. Как не волнует, скажем, игрока в шахматы жертва пешки.

Из дальних далей прилетел вдруг зов-стон Виданы: «Любимый, держись!..»

Ставр не успел ответить. Внезапно все изменилось!

Частью своего гигантского тела Ставр осознал себя сто­ящим на вросшем в землю валуне, посередине поляны в лесу, в окружении друзей. Здесь были Ян Тот, Баркович, Железовский, Пайол Тот, Варфоломей Иван I, будда На­гарджуна, князь Орест, Герцог, Берестов — все те, кто принял на себя ответственность за исход Войны. Все мол­чали, слоено ожидая того, кто собрал их здесь, и он по­явился из-за деревьев — обыкновенный молодой человек в льняной рубашке, подпоясанной кушаком, загорелый, бе­лозубый, со шрамом на щеке. Он шел, нагибался, собирал землянику и ел.

. Земля то и дело вздрагивала и колебалась, из-за холмов и лесов доносился приглушенный гул небывалой битвы — как отражение настоящего сражения, объявшего все пла­неты Солнечной системы, весь социум, всех людей от мала до велика, а незнакомец спокойно брел по лесу и собирал ягоды. Остановился на краю поляны, словно только теперь увидел толпу людей. Доел ягоды, аккуратно вытер губы и руки и поклонился:

— Здравы будьте, крестные.

Но каким бы простым и доступным ни казался этот парень, даже на расстоянии чувствовалась его внутренняя, непреодолимая, нечеловечески чудовищная мощь.

Захолонуло сердце. Ставр понял, что это Конструктор!

— Вы звали меня, я пришел.

— Пресапиенс, человечество гибнет! — хрипло выгово­рил Ставр.— Помоги спасти его... и нас...

Конструктор, принявший человеческий облик для кон­такта, подошел ближе, оглядел молчаливую компанию, кивнул кому-то, как хорошему знакомому. Ставр оглянул­ся: из-за спин выглянул Грехов.

— Ты тоже так считаешь, Инженер? — спросил Конст­руктор.

— Нет, не считаю,— ответил Грехов с обычной угрю­мой сосредоточенностью.— Я не намерен спасать все че­ловечество, создавшее себе удобный потребительский рай, но в данный момент решается судьба моих друзей, а я всегда был на их стороне.

— Что ж, эту позицию я уважаю. А вы как думаете, отец? — Конструктор нашел глазами Варфоломея Ива­на I.— Вы ведь духовный наставник человечества и знаете его потенциал.

— Мне трудно принимать решение в таких условиях, сын мой. С одной стороны, мировые религии, послужившие грандиозным фундаментом культурных традиций челове­чества, до сих пор служат разделяющим мир фактором. С другой стороны, пути к Богу могут быть различными, Со­гласно верованиям и учениям, ибо многообразие систем лишь подтверждает неисчерпаемость и совершенство Бо­жественного мира, непознаваемость Универсума. Нынеш­няя действительность жестоко и непримиримо противопо­ставила наши лагеря, но все же я верю в людей, сын мой, и не отвернусь от них в гордыне.

— И вашу позицию я уважаю, отец, хотя у нас разные взгляды на совершенство Божественного мира и на пути его достижения. А насчет просьбы спасти человечество... Почему вы все думаете, что его надо спасать? С момента рождения человечества прошло достаточно времени, чтобы оно образовало метацивилизацию, объединившись с дру­гими разумными существами, однако оно этого не сделало. И, смею считать, не сделает. Неспособно! Ваш расчет, Инженер, на синергическую связь людей и негуманов тоже не оправдался, не так ли? Люди не нашли общего языка с чужанами и орилоунами. Ваш единичный опыт не в счет.

Грехов промолчал.

— Так за что же спасать человечество? Разве файверы, будущие Инженеры, не в состоянии без него обойтись?

Ответом Конструктору снова было молчание.

— И если, допустим, я приму такое решение, как его осуществить? Нейтрализовать эмиссара? Но ведь он уже сделал свое дело и практически не нужен.

— Уничтожить нагуали,— сказал Ян Тот.

— Уничтожить их можно, только изменив законы дан­ной метавселенной, причем для ликвидации нагуалей раз­ного уровня надо изменять разные законы. К примеру, чтобы очистить электроны от «вирусных» добавок нагуа­лей, надо на порядок увеличить скорость «мигания» квар­ков, составляющих электроны. А чтобы избавиться от на­гуалей третьего уровня, растущих в пространстве звездных систем, необходимо изменить закон о необратимости вре­мени. И в том, и в другом случае неизбежно изменится состояние метавселенной, а уцелеет ли при этом челове­чество, гарантии никто дать не может. Даже я. Даже Уни­версум!

Допустим, я попытаюсь что-то сделать. Но ведь в чем загвоздка: уверены ли вы, что это соответствует же­ланию Универсума?

Среди окружавших Ставра людей прошло движение, но ни один из них не произнес ни слова. Все они мыслили быстро и поняли Конструктора мгновенно.

Парень со шрамом виновато развел руками.

— К сожалению, это правда. Универсуму не нужно из­менение домена, подготовленное ФАГом с помощью внед­рения нагуалей, но его не устраивает и резкое освобож­дение домена от нагуалей, потому что он ответил на ход Игрока в иных пространственных областях, на иных уров­нях Абсолюта. Поиск адекватного ответа Игроку в вашей метавселенной для него уже не очень важен. Единствен­ное, что было важным — сохранить от взрыва Тартар, для чего он и послал сюда представителей.

— Кого именно? — заинтересовался Ян Тот.

— Меня,— ответил Грехов.

— И меня.— Раздвинув людей, вперед вышел еще один незнакомый молодой человек, чем-то похожий на Конст­руктора.

Без особых усилий Ставр понял, что это Сеятель.

— Почему Универсуму более важным оказалась судьба Тартара?

— Потому что Тартар — сверхген другого Игрока! — оглянулся на Тота Мудрого Сеятель.— По каким-то при­чинам Архитекторы не позволили ему развернуть свою генетическую программу, и Тартар остался «соринкой» в глазу великана — Универсума, хотя и пытался проявить себя. Эти попытки вы знаете: цивилизация чужан, потом орилоунов, затем, наконец, появились мы, «серые призра­ки». Мы ушли отсюда, из вашего домена, лишь по той простой причине, что поняли — реализовать себя в полной мере не сможем.

— Почему?

— Это было бы равносильно тому, что делает сейчас ФАГ, хотя, может быть, все происходило бы гораздо мед­ленней и казалось бы естественным процессом. Но если бы Тартар в те времена начал выход в домен из-под свер­нутых измерений, не поздоровилось бы и всему Универ­суму. Естественно, он не мог этого допустить. Да и я приложил немало усилий, хотя целью моего вмешатель­ства было сохранить мир Тартара и Чужой для реализации в Большой Вселенной. Скоро мы уйдем отсюда, из «клет­ки» Универсума. Надеюсь, вы нам не откажете в помо­щи? — Сеятель посмотрел на жующего травинку Конст­руктора.— Впрочем, мы справимся сами. Но я хотел бы, чтобы вы представились моим друзьям. В большинстве сво­ем они не знают, кто вы, принимая за другого.

Парень со шрамом кивнул, грустно улыбнулся в ответ на сверкнувший взгляд Грехова, снова слегка развел ру­ками.

— Я — это я, Конструктор. И я же — Игрок! Не в оп­равдание, а для объяснения могу добавить, что я не пред­полагал, что моя Игра с Универсумом, клеткой плоти ко­торого является ваша метавселенная-домен, отразится на судьбах вашей Вселенной, на судьбах существ, давших мне жизнь.

Долго-долго толпа немо взирала на смущенно-печаль­ное лицо Конструктора, озаряемое изнутри всполохами не­ведомых эмоций. Потом Ставр сошел с валуна, вышел вперед, обернулся к остальным (все это время, конечно схватка с эмиссаром продолжалась на других горизонтах метасознания):

— Я, Ставр Панкратов, ратный мастер и файвер, готов к формированию над-Закона, способного остановить ФАГа (Ставр спиной ощутил тяжелый высверк взгляда Конст­руктора, но не обернулся) в пределах Солнечной системы. Готовы ли вы помочь мне?

— Это может стоить тебе жизни,— очень тихо сказал Грехов.

— За ценой мы не постоим,— так же тихо ответил Баркович, становясь рядом с Панкратовым.

Потом к ним после недолгих колебаний присоединился Ян Тот, придвинулись ближе будда Нагарджуна и князь Орест, но их остановил Варфоломей Иван I:

— Не надо делать красивые жесты, друзья, мы все плы­вем в одной лодке. Что надо делать, сынок?

Панкратов повернулся к стоящим вместе Сеятелю и Конструктору, вдруг почувствовав, как эмиссар — там, в реальности боя — испуганно посмотрел на своего задумав­шегося повелителя.

— Пожалуй, я все-таки предпочту сделать красивый жест,— с улыбкой сказал Сеятель, шагнув к остальным, повернулся к Конструктору, разглядывающему людей,— В принципе мы в вашей власти, Игрок. Да, мир изменится в любом случае, таков закон власти, Закон Перемен. Но... пусть он изменяется в соответствии с волей тех, кто его населяет. Вам доступна логика этого уровня? Делайте свой очередной ход.

И Конструктор...