Контракт на мужа

– МАГОЛЁТ!! – прорычал Элар, но мы с Брошкой лишь снисходительно улыбнулись этому «оленю». – И если хоть одна из вас скажет хоть слово… Самым дорогим клянусь, скину обеих прямо в море!

Мы с Бро синхронно подняли руки вверх. Как немцы в старом советском кино, но когда летающий гроб поднялся в небо, так высоко, что стало видно и море, и храм, на крыше которого красовался ослепительным мрамором Посейдон, Брошка упрямо и, что главное, громко, прошептала:

– Скала, а не мужик! И не боится же собственными яйцами клясться… Нет, кроме шуток, Сливка, скала…

Глаз она при этих словах не открывала. Кроме того, обеими руками держалась за меня. Но выражение лица у неё было такое, что мне сразу вспомнился ста-аренький анекдот. Ну, помните, когда менты (пардон, копы) на демонстрации задержали глухонемого? Не помните? Я тогда расскажу. На суде прокурор спрашивает потом, мол, в чём вина задержанного? А ему отвечают, что тот отчаянно матерился во время задержания. «Да как? – возмущается адвокат. – Обвиняемый же глух и нем?!» На что ему отвечают: «А чего тогда, когда его задерживали, плевался с таким агрессивным видом?»

Но Элар лишь косым взглядом скользнул по нашему «агрессивному виду» и ни слова не сказал. Предупредил только напоследок, когда высаживал нас перед воротами, возле которых уныло бдели два типа-римских легионера:

– Встреча с Камнем завтра в восемь. В семь сорок за вами зайду. Уж не проспите, будьте любезны, если не хотите пойти на это свидание в том, в чём я вас застану.

И добавил уже не нам, а стражам на воротах:

– Если хоть одна посторонняя нога проникнет сегодня ночью в дом моих подопечных, до конца жизни будете у туристов на подхвате. Вам это надо?

По тому, как напрягся тот, кому этот вопрос адресовался, я поняла, что в сферу их влияния ни разу не входил контроль над гостями улочки, где нам теперь придётся жить.

– Мы проследим, дюк! – рявкнул тот стражник, который держал копьё. Тот, что был с арбалетом, предусмотрительно промолчал. – Смене передать задание? Вы лично оплачиваете контроль?

– Оплачиваю! – ответил Элар, и хотя в произнесённом им слове не было ни единого рычащего звука, оно отчего-то всеми присутствующими воспринялось именно как рычание.

Наверное, именно поэтому ни одна из нас не махнула дюку на прощание.

В квартиру, которая снаружи смотрелась как невысокий розовый домик с низенькой дверью (даже Брошке пришлось склонить голову, чтобы не стукнуться о косяк) сестра вошла бодрячком, но уже в коридоре упала без сил на низкий длинный сундук, в котором мы обувь хранили, и простонала, тюкнувшись затылком о висевшее за спиной зеркало.

– Ох, Сливка, какую кашу мы с тобой заварили, подписашись на этот ремонт проклятущий…

Я согласно вздохнула и устроилась рядом, заметив:

– Давай будем ко всему случившемуся проще относиться. Помнишь, что ты сказала, когда узнала, что у нас двойня будет?

– Я столько сегодня не заработала, чтоба это повторить, – поворчала Бро.

Закусив губу, я пыталась сдержать смех, ибо ярко вспомнила, как всё было. На приём к гинекологу мы с Бро вдвоём пошли, только я в коридоре осталась ждать, а когда из-за двери раздался отборный мат, влетела внутрь, перепугавшись до звона в ушах.

– Нет, ты слышала, Сливка? – рычала моя обожаемая сестрица из-за ширмочки. – Это ни хера не рак матки, как мы с тобой думали. – Вообще-то, думала Бро, а не я. Это у неё была привычка, чуть что, так сразу себе рак диагностировать. – Я не пойми как залететь умудрилась на старости лет!

– Ветром надуло, – проворчал старичок-гинеколог по фамилии Каштан. Проворчал язвительно, но очень тихо: так, чтобы только я и могла услышать.

– А мы даже не знаем, как этого ветра звать, – тихонечко вздохнула я, безумно радуясь тому, что анализ на СПИД Бро уже наутро после памятного события сделала.

– Оставлять детей будете? – насупившись от такой новости безрадостно поинтересовался доктор Каштан, а мы в один голос воскликнули:

– Конечно!

А вот потом уже, когда мы до дома добрались, да переварили более-менее свалившуюся на нашу маленькую семью новость, Бро и сказала:

– Знаешь, Сливка, как безумно тяжело мне было растить тебя в этой стране?.. Сколько нервов я потратила, сколько седых волос и бессонных ночей пережила, думая, как сделать так, чтобы ты настоящей получилась?.. Когда тебе восемнадцать исполнилось, рыдала в подушку, радуясь, что ты не пацан, что в армию тебя не заберут… А теперь – вот.

– Что? – не поняла я.

– Страшно мне здесь рожать, вот что, – ответила Бро. – Я в интернате на какое дерьмо только ни насмотрелась! Каких историй ни наслушалась… Всё думала: как? Как люди не бояться рожать, когда вокруг такая грязь?..

И добавила, поняв, что я вообще не понимаю, к чему она ведёт:

– Может, в Европу переедем?

Я сначала растерялась от неожиданности предложения, а потом осторожно заметила:

– Думаешь, там лучше? Или грязи меньше? Или, может быть, дерьмо пахнет ромашками?

– Не думаю, – со вздохом согласилась она.

– Вот я тоже. К тому же, наше зло знакомое. Мы с тобой знаем, откуда беды ждать да как с нею бороться, а тамошнее – непонятное. Оно нам надо?

И пока Бро не ответила, задумчиво меня рассматривая, прибавила:

– Но если пацаны родятся – уедем к хреням, хоть в Антарктиду. У наших вечная война, забреют в солдаты – что делать будешь?

Вот и сейчас, вспомнив тот наш разговор, я предложила:

– Давай считать, что мы с тобой просто в Европу переехали. В Америку, в Канаду, в Японию… В Грецию, в конце концов! Антураж позволяет. Нам с тобой сейчас что главное? Родить здоровых малышей.

– А всё остальное фигня! – радостно согласилась Бро и даже не поморщилась, когда её браслетик радостно подмигнул зелёным глазком.

«Фигня» у них, стало быть, тоже ругательное слово, отметила я себе, мысленно возмущаясь, потому что его даже Word ни красным, ни синим не подчёркивает.

– Пойдём-ка запасы провианта проверим, Сливка, – поднимаясь со скамейки, велела Бро. – Заодно расскажешь, что за пипидастр тебе засос на шею поставил. Хотя я и сама знаю, как звали этого Слонёнка⁷.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу и, совестливо спрятав бесстыжие глаза, прошептала:

– Случайно получилось. Этого больше не повторится.

– Я вообще к чему? – Сбросив с ног сандалии (кстати, новые, их ей, наверное, в больнице выдали, потому что из дому мы с Эларом её босоногой вынесли), Брошка прошла в кухню и деловито заглянула в холодильник. – Не подумай, что в твою личную жизнь лезу, ты у меня девочка взрослая, умная, сама всё понимаешь. Но только, Сливка, вспомни, что от разных случайностей у некоторых умных девочек потом внезапно, как в стишке, начинает расти живот.

И продекларировала, однотонно и старательно, потешно копируя детсадовскую манеру чтения виршей:

– Наша Таня громко плачет,

Проглотила Таня мячик.

Её мама тоже плачет,

Сомневается, что мячик.

Я поплевала через левое плечо и постучала по рабочему кухонному столу, пробормотав:

– До этого, конечно, не дошло, но бережёного Бог бережёт.

– Бог и мозги, – вместо обычного «Аминь» брякнула Бро. – Сливка, ты по верхним шкафчикам пошерсти, посмотрим, сколько у нас съестного осталось. А я нижними займусь. Меня в больничке покормили, кстати. А ты-то сама не голодная?

– Ела.

– Ну и славно. Тогда вой голодного желудка не помешает тебе поделиться со мной информацией. Много ты за это время успела узнать о той жопе, в которой мы очутились?

– Мало, – с сожалением призналась я и, опустив пикантные подробности, принялась за рассказ.

А пока я вещала, мы успели выяснить, что в квартире, которую непонятная магическая сила вырвала из привычной среды обитания, всё работает, как часы. И холодильник, и телевизор, и водопровод, и даже мобильники! Последние, правда, сообщали, что мы находимся вне зоны приёма, а потому связаться пока ни с кем не можем.

Закончив с рассказом (о том, почему мы с Эларом едва не перевели наши отношения в горизонтальную плоскость, я стыдливо умолчала), потребовала от сестры взаимной услуги.

И конечно же, она с охотой поделилась всем, что сумела узнать.

– Эскулап-то мне не очень разговорчивый попался, – сообщила она, устроившись на стуле и посматривая за тем, как я завариваю нам чай: ей – персиковый, мне – зелёный. – Да и вообще, шарлатаном я его из природной вредности обозвала. Чтоба он мне там про инкубов ни заливал, помощь его оказалась очень кстати. Меня вон уже который час к ряду блевать не тянет.

Я вздохнула, насупилась и нехотя призналась:

– Не врал он про инкубов. Тебе из-за Элара плохо стало. Он, если не соврал, наполовину инкуб.

Бро недоверчиво шевельнула бровью и язвительным голосом поинтересовалась:

– И вот он тебе так просто, от широты своей хураторско-дюковской души всю правду-матку и выложил?

– Не от широты.

Я спрятала взгляд, потому что Бро – она же детектор лжи! Она моё враньё, по-моему, нюхом чует, и сделала вид, что страшно занята процессом выбора чая для заварки. Сестра хранила раздражающее молчание, и я первая не выдержала:

– Я его просто… к стене прижала. Вот он проболтался, что…

– А судя по засосам на шее, это не ты его, а он тебя… прижал, – фыркнула эта язва, и я вспылила:

– Так мне рассказывать до конца или ты финал сама придумаешь? – Бро пожала плечом, мол, «давай, Кольцов, действуй» (фраза из фильма Рязанова «Карнавальная ночь»). – Ну, раз так, тогда я напомню, что тебе именно из-за этого вонючки плохо стало! Он нас мечтал охмурить, чтобы мы дополнение к договору без лишних проблем подписали, да вот не вышло.

– И не выйдет, – авторитетно заявила Бро. – Хватит, наподписывались. Мне тут в роддоме тоже пытались бумажонку эту подсунуть, но я их сразу красиво направила по всем известному адресу… Сливка, ты хоть раз видела, как чёрные краснеют? Забавно смотрится.

Бро говорила спокойным, расслабленным голосом, но меня не проведёшь, я замечала и то, как подрагивают её губы, и то, как тонкие пальцы выбивают нервную дробь по краю стола.

– Полагаю, именно после этой забавы тебе браслетик-то и всучили, – хмыкнула я, заливая пакетик персикового чая кипятком, а сестра скривилась.

– Можешь не радоваться. – Упрямо поджала губы она. – Тебе завтра такой же дадут. Он у них тут вместо паспорта и банковской карты одновременно. Я слабо пониманию, как это сочетается с магией, но, с другой стороны, летающий гроб я раньше только в фильме «Вий» видела. А теперь, гляди-ка, даже оседлать его сумела.

Бро жалобно вздохнула, заглянув в кружку с персиковой бурдой, а я махнула рукой и полезла за заначкой. Кто его знает, чем для нас завтрашняя встреча с Камнем закончится, может и не доведётся уже никогда с любимой сестрой кофейку испить.

– Ну, с цензурой – понятно, – согласилась я, отмеряя под жадным взглядом Бро нужное количество кофе для заварки двух чашечек эспрессо. – Я что-то такое подозревала, когда Элар говорил, что у них тут штраф за брань предусмотрен. А вот про договор я бы на твоём месте уточнила. Могли бы сверить показания…

– Уточнила… – передразнила мой тон Бро. – Ты ба тоже могла поподробнее расспросить, с какой такой радости, если нас уже как предохранительный клапан для здешнего психованного Камня используют, нам ещё и дополнение какое-то втюхать пытаются. И вместо того, чтоба враньё разное слушать, взяла бы нам копию этого пресловутого договора, глядишь – вдвоём бы и разобрались, по чём тут фунт лиха.

Я едва не расплакалась от расстройства. И почему мне эта идея самой в голову не пришла?

– Мне-то Мозус… Ну, нянь этот, которому мы первой зарплатой обязаны. Помнишь? Я рассказывала… Так вот, он про договор отказался рассказывать. Однако упомянул, что как бы всё у нас ни сложилось, я всегда смогу найти работу в их клинике. Мол, они же не идиоты, чтоба от такого подарка отказываться. И пусть хоть всю очередь во главе с дюком разорвёт от зависти. Никого из работников лечебницы совесть не замучает. Ибо они не для себя, а для бедных сироток стараются…

Бро задумчиво замолчала, я зажгла под туркой огонь и, оглянувшись, столкнулась со встревоженным взглядом.

– Сироток… хороши сиротки, если на карточке, к кроватке прикреплённой, только имя отца значится. А напротив матери – прочерк. Если у них тут роженицы мрут, как мухи, то…

Испуганно охнув, я упала на свободный стул. Прикрыла рот ладонью.

– Как же так?

Бро шмыгнула носом, а я вспомнила, как Элар говорил, что у них тут отличная медицина, мол, наша ей и в подмётки не годится. А если вспомнить, что один визит к местному акушеру избавил Бро от изнурительного токсикоза – пусть даже и на время… Нет, хуратор, конечно, говнюк, и спорить нечего, но я отчего-то была уверена, что в тот раз он говорил правду.

– Я думаю, тут что-то другое, – заметила я, поднявшись на ноги, чтобы заглянуть под крышечку турки. – Что-то, что связано с тем, что в этой стране женофобов и женоненавистников гражданство никто получить не может. Или знаешь что?..

И тут я была вынуждена замолчать, потому что мы отчётливо услышали, как громко стучат каблуками по паркету соседи сверху. Одна беда: теперь над нами жило только бесконечное южное небо.

– Может, это голуби по чердаку ходят, – предположила Бро, – или крысы.

– У нас нет чердака, – напомнила я, подняла глаза к потолку и с ужасом заметила, как в центре кухонного потолка, в полуметре от голубого плафона, медленно, как голова Чеширского кота, проявляется чердачная дверь.

– Что это? – кентервильским приведением простонала Бро, а я открыла рот, планируя разразиться позорным визгом, и именно в этот миг люк откинулся и в проёме показалась коротко стриженная голова, выкрашенная в изумрудно-зелёный и радостно оповестила:

– Девки, ну вы молодцы! Слов нет. Теперь ещё лестницу нам наколдуйте, чтоб мы спуститься могли, не сломав ни ног, ни каблуков.

– Каблуки не трожь! – раздалось сверху, и зеленовласка оглянулась на голос. – Они мне дороги как память. Здесь таких уже не найдёшь…

Глава шестая. Камень

Случись что-то подобное сутки назад, я б точно в обморок грохнулась, а сейчас спокойно почесала висок и уточнила:

– И как именно? Наколдовать? Мы не умеем.

Зеленовласка закатила глаза и произнесла тоном, каким взрослые разговаривают с маленькими детьми:

– Никто не может, Славка. Тех, кто может, на этой улице не держат. – Мы с Бро озадаченно переглянулись. Не знаю, как ей, а мне, не понравилось, что какая-то посторонняя Кикимора (пришелицу я так за цвет волос окрестила), знала, как меня зовут. – Просто подумайте про лестницу, как если бы она тут всегда должна была быть, и сами увидите, что получится.

К своему стыду я представила знаменитую лестницу из «Унесённых ветром» (терпеть не могу этот фильм, как и книгу, но Бро его обожала, так что волей-неволей пришлось посмотреть раз двадцать или тридцать). Не знаю, как бы этот монстр уместился в нашей однушке, если бы Брошка подумала о том же самом. Но фантазия сестры, к счастью, была не такой масштабной и у дыры, ведущей на чердак, которого у нас нет, появилась приставная лестница, новенькая, чистенькая, остро пахнущая свежей древесиной.

– Быстро соображаете! – восхитилась Кикимора и в мгновение ока слетела вниз. – Окна занавесьте, а то, если нас тут застукают – мало не покажется.

Я бросилась раскручивать жалюзи, а когда оглянулась, гостей в нашей кухоньке было уже целых четыре человека.

Кикимора, Моделька, Директор рынка и Бармен – прозвища вспыхнули в моём мозгу, как лампочки на новогодней гирлянде, и закрепились там навеки.

– Давайте знакомиться, – как единственный мужчина в нашей компании, Бармен взял быка за рога и протянул мне руку, представляясь:

– Славомир, Мир, чтобы не запутаться. Это Властислава. – Кивок на Кикимору. – Или Власта. Владка. – Моделька. – И Чеслава Валерьевна.

– Чеся, – мягко улыбнулась Директор рынка и, вольготно устроившись за столом, посмотрела сначала на меня, потом на Бро. – А вас как зовут, девочки?

По виду Чесе было лет тридцать пять или около того, довольно миловидная, и Директором рынка я её обозвала из-за невероятной внешней схожести с героиней фильма «Гараж».

– А можно я угадаю! – подорвался Бармен Мирослав… тьфу-ты, Славомир!.. и с видом мальчишки, выпрашивающего у строгой мамы мороженое, глянул на Чесю. Впрочем, не таким уж «мальчиком» был этот обманчиво худенький Мир. Это мне с первого взгляда он показался хрупким вьюношей, а при ближайшем рассмотрении я заметила и твёрдые бицепсы, бугрящиеся под короткими рукавами футболки, и крепкую шею, и мощные ноги, обтянутые синими классическими джинсами. – Ты Станислава, а ты… вы… – Обрезался о предупреждающий взгляд Бро. – Вла… Яро… Миро…

– Бронислава, – прекратила его мучения Бро. – И Велислава, промазал ты со Станиславой, медвежонок. И не советую облизывать её вот этим вот «я-весь-из-себя-мачо» взглядом. Кого-то другого будешь на свою лаву усаживать, не мою дочь.

Мир вспыхнул, будто красна девица, его спутницы захихикали, а я проворчала:

– Ну раз мы все перезнакомились, то, может, пользуясь терминологией Бро, вы уже объясните нам, какого хера?

Наши гости потрясённо ахнули, уставившись на мои запястья, ещё не украшенные ремнём цензуры. Я горделиво хмыкнула и предложила:

– Начать можно с того, как в потолке нашей хрущовки появился чердачный люк и откуда взялась лестница.

Втайне я, конечно, надеялась, что мне вручат волшебную палочку и сову, после чего отправят учиться в Хогвартс, но и правда не разочаровала.

– А это всё магия Камня и Славной улицы, – сказала Чеся. – Специальное волшебство такое, чтобы нам было проще адаптироваться к новой реальности. Нас поэтому и перебрасывает прямо с жилплощадью… Как говорил злюк куратор, чтобы не рвать по живому, а мягко вливать новое в нашу жизнь.

Злюк куратор… Я мысленно хихикнула. Интересно, он у всех разный или один на всех? В любом случае, прозвище надо взять на вооружение. Элара знатно перекосит, когда я его злюком нареку.

И ради всего святого, скажите мне кто-нибудь, почему мысли об этом заставляют меня улыбаться, как последнюю идиотку?

– А если проще, то дела обстоят так, – перебила подругу зеленовласка Власта. – Сначала в вашем потолке появится чердачная дверь, затем оконные стёкла превратятся в привычные глазу витражи, затем одежда в шкафу изменится на платья, достойные местной моды, ну а после всего Славная улица укажет вам на дверь и пнёт ногой под мягкое место, чтобы вы шли себе в мир и жили счастливо.