День жахнул олимпийскую Москву потоком света так внезапно, словно из банной кадушки: р-р-раз — и все моментально зажглось, засияло. И сразу понятно — большой праздник. И на лицах людей — улыбки. Озабоченные, чуть тревожные, но хорошие такие улыбки.
Не знаю, как там у них на Олимпе, а у меня сейчас впечатление, словно Зевс вот-вот уже должен спуститься, и оробевшие херувимы носятся туда-сюда, готовятся. Только что траву не покрасили. Но смотреть на опрятную столицу приятно и симпатично.
В общем, заселились мы в гостиницу (ура, товарищи!).
Конечно же, опять пришлось провернуть старую проверенную «схему» в стиле «Ой, мне здесь дует, в этом номере такие сквозняки, это ужасно…». Не знаю, стервой или просто дурой посчитал меня ответственный товарищ от депо «Монорельс» с эксцентричной фамилией Иванов, но опять он не сказал ничего, только взглянул укоризненно и что-то отметил в своем блокнотике. Чую попадет мне по приезду конкретно, но демоническую Олечку убрать из моей жизни нужно, и то срочно. Поэтому потерплю уж, побегаю. Зато алиби и мне, и демонической женщине готово.
Вторым пунктом моего грандиозного замысла было прошвырнуться по магазинам с целью прибарахлиться. Кто-то подумает — фу, какая хабалистая баба, поехала на Олимпиаду чтобы хапануть импортных товаров, побольше. А почему бы и нет? Одеваться во что-то надо, в магазинах нашего города ассортимент радует не особо. Нет, одежда есть, и довольно добротная, но мне, привыкшей к изобилию двадцать первого века — неотрадно. Да и кушать тоже что-то хочется, иногда и вкусненькое. А у меня теперь на шее еще и старушка с ребенком, о них в первую очередь думать надо. На самом деле, эта мысль навязчиво возникла после одного случая — возвращаюсь я, значит, домой, смотрю, сидит моя Светка на лавочке, болтает ножками и жует кусок хлеба с сахаром. Римма Марковна потом объяснила, что конфет в магазине периодически достать сложно, быстро разбирают, да и очереди большие, ей стоять тяжеловато уже, а ребенку сладкого постоянно хочется. Мы тоже в детстве ели хлеб с сахаром, родители особо не заморачивались, не те времена были. А потом как вспомню советские бормашины — так сразу вздрагиваю. Нет, нафиг, нафиг.
В общем, нормальных конфет и остального купить надо. И это не обсуждается.
Еще одной причиной стал «манифест». Сдуру тогда пошла в гараж, любопытно, блин, мне было, а теперь если они влипнут, то кто-нибудь и меня стопудово сдаст. А третьей причиной было то (о чем я и сама себе боюсь признаться), что я хотела разведать ситуацию. Нет, СССР я не спасу, потому что банально не смогу, не дадут, да и нельзя изменить историю — это за пять лет вдолбил мне в голову Жорка. А уж он ученый с мировым именем. Его и Нобелевские лауреаты внимательно всегда слушают. Но даже пусть я ничего изменить не смогу, зато, может, хоть что-нибудь для своих близких сделаю.
Сбежать по магазинам вышло не сразу. Ответственный товарищ (не Иванов, а тот, что от газеты, у него фамилия оказалась столь же оригинальной — Николаев), выловил меня прямо в вестибюле и пришлось сидеть на собрании, право оно было небольшим. Но бурным.
— Товарищи! Какой мерзавец распускает сплетни, что мы здесь развлекаемся только? — возмущенно начал собрание ответственный товарищ Николаев. — Признавайтесь лучше сами!
— Какое свинство! — воскликнула полная женщина, кажется, она работала в бухгалтерии.
— Это завистники наши! И враги! — с кривоватой ухмылкой отмел гнусные инсинуации долговязый тип.
— Да нет! Это Гусев, больше некому, — категорично сказал какой-то незнакомый товарищ с длинным носом и тараканьими усиками в стиле Сальвадора Дали.
Все посмотрели сперва на Гусева, потом на длинноносого. Гусев сидел с багровым лицом, зато длинноносый прямо весь цвел и улыбался.
— Зачем вы наговариваете на Михаила Григорьевича! — возмутилась бухгалтерша.
— Это не по-товарищески! — запротестовал еще кто-то.
— Я сам слышал, — отмахнулся носатый, с важным видом.
— Вот ведь Бобров, крыса такая, — шепнула сидевшая рядом женщина соседке, — все никак Мишке успех той статьи простить не может…
Я отвлеклась на женщин и прослушала, как оправдался бедный Гусев.
— Нужно отправить его обратно! — выкрикнула какая-то девица с начесом.
— Вот Танька дура, думает, что Бобров к ней вернется, — опять еле слышно хихикнула та самая женщина. Они принялись дальше шушукаться, а я постаралась переключиться на Боброва и Гусева.
— Товарищи! Да что вы такое говорите! — попытался оправдаться Гусев, но его перебили.
Все заговорили разом, взволнованно. Такой гвалт поднялся. Под шумок я тихонечко, бочком-бочком начала продвигаться на выход.
А склока всё набирала обороты:
— Моя работа нужна Родине! — кричал Бобров, — И мой вклад в дело советской журналистики — бесценен! Не то что ваши незатейливые статейки!
В общем, еле-еле удалось незаметно свалить.
В ближайшем магазине одежды очередь была километровая.
— Товарищи! Не толпитесь! Товарищи! — растерянно и в который раз взывал к коллективному разуму очкарик с повязкой на рукаве. Но коллективное бессознательное явно превалировало, и товарищи продолжали толпиться самым что ни на есть возмутительным образом. От этого и продавцы, и очкарик с повязкой нервничали и раздражались, что отнюдь не повышало качество оказываемых услуг.
Я поняла, что стоять мне здесь придется аж до закрытия Олимпиады, поэтому аккуратненько стала протискиваться вперед.
— Гражданочка! Вы куда претесь?! — возмущенно загудела очередь.
— Я из прессы, — я взмахнула удостоверением. — Интервью для газеты буду брать.
Магическое слово «интервью» моментально подействовало, и неизбалованная вниманием прессы публика пропустила меня вперед.
— Как вы оцениваете подготовку магазина к увеличению потока покупателей в связи с Олимпиадой? — задала я в лоб провокационный вопрос продавцу.
Продавщица, пухлая женщина средних лет, растерялась и умоляюще посмотрела на немолодого мужчину, явно начальника отдела продаж.
Тот бросился на выручку:
— Давайте я вам все расскажу, — он попытался взять меня за локоток и отвести подальше.
— Но я тогда пропущу свою очередь, — возразила я, категорично.
— Ниночка, обслужи, пожалуйста, товарища из прессы, — велел он другой продавщице, которая сидела за другим прилавком и равнодушно смотрела на взволнованную таким обилием импортных товаров толпу.
— Вы дадите мне небольшое интервью для газеты? — улыбнулась я ей.
— Конечно, — глаза толстухи-продавщицы вспыхнули от удовольствия.
— Тогда давайте побыстрее покончим с покупками, и вы всё расскажете о себе, подробно, — поддала жару я.
В общем, в результате, всего за каких-то полчаса (с учетом интервью толстухи и мужичка), я приобрела финский кардиган и красивый берет темно-бирюзового цвета для Риммы Марковны, а также ярко-салатовый прибалтийский комбинезон для Светки. Как раз на осень им хорошо будет.
Аналогичный финт я провернула в соседнем магазине промтоваров, где выбросили трикотаж из Венгрии и Югославии, и прикупила им по два свитера и по спортивному костюму.
Уже возвращаясь обратно в гостиницу, поняла, что себе не купила ничего.
Забыла о себе.
Чтобы понимать, что собой представлял этот советский отель, скажу так: много-много зеркал. Гигантская хрустальная люстра с висюльками в центральном вестибюле. На стене — огромная репродукция Шишкина «Утро в сосновом лесу». Беломраморная скользкая лестница, к которой латунными штырями привинчен бордовый ковер. Бордовые кресла на винтах. Потасканная физиономия гардеробщицы в пергидрольных кудрях. Выщипанные до исчезновения и наведенные синим карандашом брови дежурной администраторши. В общем, пытка роскошью и помпезностью.
Именно здесь, на мраморной лестнице, я была поймана товарищем Ивановым.
Увидев меня с сумками, ответственный товарищ пришел в возмущение:
— Это как называется?! — задохнулся от несправедливости он. — У нас тут собрание, график мероприятий, а она прохлаждается!
— Никак нет! — бодрым голосом опровергла я, — выполняла поручение Ивана Аркадьевича.
— А это что? — не поверил мне Иванов и кивнул на раздутые сумки.
— Обратно шла, а на углу распродажа, — не моргнув глазом, соврала я.
— Вы с мероприятиями на сегодня определились? — не стал раздувать скандал ответственный товарищ.
В общем, пришлось мне определяться. На выбор мне было предложено два спортивных мероприятия — футбол или водное поло. Водное поло для мужчин. Бассейн Центрального стадиона имени В.И. Ленина, начало в 16.00. Или футбол на Большой спортивной арене, здесь же. Матч 1/8 финала, в 18.00.
— Секунду, — взяла паузу я и открыла брошюрку, где было сказано, что матч в водном поло состоит из четырех периодов длительностью по восемь минут каждый. Отсчет времени в периоде начинается с первого касания мяча. А футбол, как я помнила по регулярных просмотрах телевизора моего мужа — это на весь вечер, до ночи. В общем, выбрала я, конечно же, поло. Думала, что по-быстрому там отмечусь и успею еще сбегать в универмаг до закрытия. Хотела Светке колготочки присмотреть.
Но я же тогда не знала, что там будет аж три предварительных матча подряд!
Бассейн Центрального стадиона имени В.И. Ленина был полупустым. На трибунах болельщиков было дай бог чтобы на треть, причем большинство женщины.
— Все выбрали футбол, — пояснил товарищ Иванов на мой удивленный взгляд.
— А вы почему здесь? — решила поддержать разговор я, из вежливости.
— Не люблю футбол, — пожал плечами Иванов.
Мда, впервые вижу живого мужчину, который мало того, что не любит футбол, но даже и не скрывает этого.
Тем временем команды ватерполистов подошли поприветствовать друг друга и вытянули руки вперед.
— Ногти проверяют, — пояснил Иванов.
Прикалывается он что ли?
— Традиция такая, — усмехнулся он, видя мое недоверие, — ногтями можно же друг друга поранить.
Капец. Я даже не знаю, как это комментировать.
— А вот представьте себе, — блеснул глазами Иванов, — спортсмен после соревнования приходит домой, а у него вся спина в царапинах. И вот что его жена должна думать?
Я хихикнула, представив эту картину.
— О! Начинается! — кивнул на бассейн Иванов.
Я посмотрела вниз. Ватерполисты, в белых и синих шапочках с плотными нашлепками-финдибоберами на ушах, были похожи на покемонов. И вот две команды — синих и белых покемонов сперва расплылись в разные стороны, затем стремительно ринулись друг к другу и начали перебрасывать туда-сюда мяч.
— Сейчас хоть глубину воды увеличили, — просветил меня Иванов.
Я глубокомысленно покивала головой.
— На пятнадцать сантиметров, — добавил он.
— Зачем? — мне стало любопытно.
— Да на Олимпиаде в Токио все европейцы стояли ногами на дне, — хихикнул Иванов, — представляете, бедные япошки, у них вообще не было шансов. Но потом организаторы сообразили и воду стали доливать до самого верху.
Я улыбнулась. Иванов из портфеля достал две небольшие бутылочки «Пепси-колы» и одну протянул мне, вежливо открутив крышку.
Ммммм… как давно я ее не пила.
— А что вы делаете сегодня вечером? — вдруг спросил Иванов и я чуть не поперхнулась «Пепси-колой».
Только этого мне не хватало!
— На переговорный пункт пойду, мужу позвонить надо, он у меня строгий, — вежливо ответила я и теперь поперхнулся уже Иванов.
Когда вечером, уставшая и недовольная, я возвращалась обратно в гостиницу, вдалеке увидела демоническую Олечку. Она блистала ярко-алом платье рядом с высоким черноволосым то ли итальянцем, то ли болгарином. Он что-то ей рассказывал, а она заливисто хохотала.
Что ж, довольно ухмыльнулась я — в добрый путь, ребята, в добрый путь!