О приходе Марка я догадалась еще до щелчка в замке. В коридоре его подбодрили несколько парней, кто-то пожелал удачи, и шаги замерли у моей двери.
Я забегала глазами по комнате, соскочив с кровати, и принялась панически соображать. Что могло пойти не так? Где Олав?
Когда дверь отворилась, я уже ретировалась в темный угол, но старалась не выдавать своего страха. Под руку попалась упаковка с зубной нитью, которую я вчера поставила на раковину, не имея зубной щетки.
— Привет. — Сказал он, не улыбаясь губами, но искра в зеленых глазах говорила, что он сейчас прошел через триумфальный коридор. Отпущенные светлые волосы многие посчитали бы потрясающе сексуальными. И если бы не джинсы с майкой, он был бы похож на горячую версию Иисуса. Красив как Бог.
Но я агностик. Чего не знаем, о том и не болтаем. И помощи сверху не ждем. Есть он или нет этот Бог, мне надо делать свои дела. И выжить.
— Привет, Марк. — Еле сообразила ответить я. Пришлось схватиться за раковину, чтобы не дрожали руки.
— Нас никто не торопит, можем сначала познакомиться, расскажешь, что ты любишь. Здесь есть музыка, кино…
— Вчера кино интересное было? Если до конца досмотрел, то знаешь, что я люблю пожестче. — Я развернулась, машинально убирая круглый футляр от нити в карман юбки. Мозг лихорадочно соображал, как срочно добраться до шила в туалетном бачке. И почему я не достала его заранее?!
Добродушное выражение на лице Марка сменилось расслабленной ухмылкой. И даже голос стал проще, естественнее.
— В ролевые игры будем играть? Мне надо изображать другого парня? Может, Олава?
— Неплохо было бы. Волосы состриги и голос пониже.
— Хм. Пойду спрошу у него, как лучше: яйца побрить или оставить. Он сейчас там в комнате с Еленой, как раз заканчивает.
Наверное, мне не удалось сдержать падающие уголки рта, потому что Марк сразу понял, что удар достиг цели. Есть пробитие.
— Ну ты же не думала, что Энгус все поставит на одну пару? Процедура неприятная, конечно, но ради места на паренталиях, я потерплю еще четыре сеанса. Будем надеяться, стрельнет раньше. Давай, иди сюда. Ты девушка взрослая, знаешь, что куда вставляется.
Я опустила глаза к унитазу, сжав челюсти до боли в зубах.
— Сейчас пописить схожу.
— Хорошо, не стесняйся. Что я там за семьдесят лет не видел.
Я на негнущихся ногах сделала шаг к унитазу и подняла руку к шарику простого вертикального смыва, за который цеплялась тесемка, опущенная в бачок. Медленно откручивая шарик, чтобы снять крышку, я чувствовала, как Марк, стоя в десяти шагах у кровати, прожигает взглядом мою спину, пока я тяну время.
— Хочешь убить меня пластиковой ручкой от унитаза? — Засмеялся Марк. — Ты знала, что все инфирматы на этаже ежедневно пьют кровь Энгуса, и наше восстановление не хуже, чем у вампиров?
Шарик отсоединился, и я, бросив его за спину, положила руки на крышку, замерев на миг. Рывком сорвав керамическую пластину, закрывавшую бачок, я на развороте швырнула ее в Марка, неожидавшего такого натиска. Хватая тяжелую крышку, он дал мне приблизиться слишком близко, не предполагая особого урона от удара в лицо от женщины, и поздно заметил, сверкнувшее в моей руке бледное оружие.
Шило с хлюпающим звуком вошло в глазницу, лопнувшую кровавым томатом на его нижнее веко и щеку. Мгновение тишины после удара, когда я отступила в ужасе, прорезал нечеловеческий вопль из мужской груди. Инфирматы чувствуют боль как и люди. И даже ускоренное восстановление не поможет ослабить боль от потери глаза.
Я пулей выскочила в коридор, оставляя за спиной скрючившегося Марка, обхватившего мое маленькое как карандаш оружие, торчащее из его лица на две трети.
Минуя коридор и удивленно замершие фигуры, бросилась к лифту, путаясь в своей длинной юбке. Кабина, поднятая Марком, была на этаже и двери расстворились моментально. Нижняя кнопка. На выход, в лабораторию.
Несколько утомительно долгих секунд в лифте я думала: бежать ли мне к выходу на общий лифт или к мониторам, чтобы найти на них Олава. В кармане нащупала кругляш зубной нити. Достала, отмотала полметра и намотала на левую руку. Перенесла футляр в правую, развела руки и намотала. Не задушит, но надрежет хорошо, если перетрëт.
С такой удавкой я кинулась в лабораторию, где Игорь Харель брал мою кровь. Уже подбегая к двери, я прикидывала: сейчас день, на этаже минимум вампиров, держаться лучше ближе к фойе, там есть окно. Что делать с инфирматами, я старалась не думать. Возможно, не все они здесь по своей воле и захотят помочь. Или хотя бы не помешают.
Справившись с дверью, я вломилась внутрь со стеклянными глазами от страха и застала Хареля за установкой жуткого ремня, опоясывающего таз на бедрах полуголого мужчины. Обклеенный электродами он стоял согнувшись, регулируя ремень в паху, то ли застегивая, то ли расстегивая. Рядом стоял металлический стул с погнутой спинкой и кривыми ногами, который, похоже служил опорой во время процедуры, о которой говорил Олав. Оба повернулись ко мне, но я бросилась назад в сторону двери.
Инфирмат в ремнях рванул за мной, отрывая от себя провода и последовавший со стола какой-то некрупный прибор, протащив его за собой несколько метров под крик Хареля.
— Стой, идиот!
Крышка от прибора отлетела. Грохот стоял жуткий, но хуже всего было то, что из лифта мне навстречу вышел Энгус с двумя здоровыми мужиками, тащившими окровавленное без признаков жизни тело Олава.
Голова свисала на мокрую от крови грудь. Нос, один глаз и щека превратились в сплошное месиво. Потеряв половину лица и второй половиной похожий на отбивную, он с трудом был узнаваем, если бы не одежда и телосложение. Переломанные пальцы загибались на безвольных руках. Из лифта его вытащили за рубаху стащив на пол, оставляя тонкий багровый след. А затем двое подхватили его под руки и ноги и словно мешок со строительным мусором понесли в лабораторию.
Энгус, увидев меня, застывшую в дверях, приподнял одну бровь и прошел мимо, махнув кому-то на большую клетку в центре.
— Вот даже расстерялся среди вариантов, — произнес он, стоя ко мне спиной. Я побелела от страха, сжимая свое уже бесполезное оружие. — Засунуть вас в одну клетку и не кормить? Сделать новых это еще неделя. Засунуть в разные и продолжить работу? Кто же теперь добровольно пойдет в одну клетку с ним. Или с тобой. А насильно у них не стоит, видите ли.
— День на ремонт! Итак ничего не успеваю! И пошли Минг в аптеку на Завокзальной, 9, за флунитразепамом. Легально его не достать, а нелегально мне не продадут. Пусть поработает харизмой… — Вставил Харель, собиравший по частям свой кошмарный прибор на полу.
— Кому же его дать, если Марк выведен из строя минимум на два дня? Про эту истеричку Елену вообще слышать не могу, — задумался Энгус, глядя на меня, пока Олава втаскивали в клетку, — Ты проходи, не стесняйся. В ту же клетку ее. Леску заберите, еще повесится, рыбка.
Грубо толкнув меня внутрь зарешеченного куба три на три метра, где на полу распластался Олав, меня дернули за нить и порезав ладонь, я оказалась безоружной и запертой в «собачьей переноске» для людей.
— Марк все равно пока бесполезен, результаты утренних тестов плохие, и хорошие мы не увидим еще минимум три дня. Но пусть продолжает, и этот идиот тоже. Они больше ни на что другое не годятся. — Ворчал Харель, сматывая провода.
— Я иду спать, — сухо ответил Энгус и обернувшись ко мне добавил, — кормить и лечить только битого. Возьмите у нее анализ на гонадотропин. Кушать захочет — все сделает.
— На таком сроке бесполезно. Нужна неделя, а то и больше.
— Тогда молитесь, чтобы через неделю он там был. Или я скормлю ее рабам, а их скормлю ему, чтоб vestra frui ventus prandium, так там вчера сказали? Насладился любимым блюдом.
Охранники дружно загоготали похабно осклабившись и, дождавшись, когда Энгус уйдет, устроились возле мониторов, просматривая комнаты инфирматов.
Я опустилась на колени возле беспомощного изломанного парня, который так и не пришел в себя. Страшно было прикоснуться к чему-то, потому что сломанным казалось абсолютно все.
Аккуратно потянув за плечи, я уложила его ровно, выпрямила руки и ноги, попыталась вправить несколько сильно пострадавших пальцев. Если регенерация уже запустилась, то шла очень медленно. Хотя я проверила его губу, след от вчерашней драки отсутствовал, значит за ночь зажил. Это уже что-то.
— Игорь, зачем вы это делаете? — в отчаянии, я присела у решетки, схватившись за прутья, порезанной рукой. Она еще немного кровоточила.
— У него моя тринадцатилетняя дочь. — Жестко ответил Харель, вновь устраиваясь возле микроскопа. — Ради своего ребенка вы бы тоже пошли на многое. Я еще не получил результатов по анализу вашей крови из другой лаборатории, но думаю, что вы и он — наш пока единственный вариант для скрещивания. Поэтому оно произойдет. Энгус всегда добивается своего.
— Почему вы думаете, что она еще жива?
— О, она жива, в каком-то смысле этого слова. — Печально ответил он и отвернулся, дав понять, что разговор окончен.
— Олав, — тихонько позвала я. Бесполезно. Я вновь самый бесполезный человек на земле, который не может спасти того, кого любит, и только может наблюдать как течет время, капает с его носа кровь на деревянный пол, покрывающий дно клетки, и ждать. Ждать. Ждать чего-то, неизвестно чего. Возможно, Леонард никогда не придет. И никто не придет.
А мне так нужен сейчас Жан с его кудрявым другом. Или даже Нико с вечно недовольной Натальей. Хоть кто-нибудь.
Нужно торговаться и выкупить нас, обещав им то, что они хотят. Если согласятся отпустить нас обоих после шести месяцев. И забудут про нас. То у нас будет время что-то придумать. Осталось уговорить Олава. Или соблазнить.
Я легла рядом и обняла его за руку, пытаясь согреть. Кожа на его пальцах приобрела серовато-землистый оттенок. Его тело было непривычно холодным. Похоже, он потерял много крови.
Грудь почти не вздымалась, будто ему тяжело было сделать полный вдох. Я переживала за то, придет ли он в себя. Оставалась надежда на целебную силу сна, и я, чтобы не мешать, сомкнула веки, тяжелые от постоянно накатывающих слез, которые нужно держать в себе.
Уже близился вечер, когда я почувствовала прикосновение к руке.
Мгновенно пробудившись, я вспомнила клетку, Олава и осмотрелась. В лаборатории было многолюдно, но тихо. Все инфирматы, около пятнадцати персон, собрались на вечерний ужин и, кто с угрюмым видом, а кто с отвращением, ждали кормежки.
Возле клетки только что сидела незнакомая мне девушка, просунув руку сквозь прутья, но быстро юркнувшая в группу ожидающих в другой части зала. Мое кольцо! Она украла мое кольцо-цветочек из медной проволоки!
— Эй! — я подскочила, но только привлекла всеобщее внимание.
— Turpis experrectus. — Проговорила Сабина и отвернулась. Рядом прыснули несколько девушек. Но воровка будто исчезла, затерялась в толпе.
— Да и подавись! — Обреченно выдохнула я и склонилась над Олавом. Он выглядел немногим лучше, чем был. Лишь кровь перестала сочиться из многочисленных ран на синем опухшем лице.
Через пару минут в комнату вкатился стол на колесах, на котором стояла заправская столовая кастрюля на 5 литров и ряды стаканов в два этажа.
Минг, которая выкатила все это добро смотрелась комично в фартуке поверх кожаной куртки. Она макнула половником и зачерпнула густую бордовую жижу, смачно хлюпнувшую на дно стакана.
— В очередь, дамы и господа. Эй, ты, отнеси один вон тем птичкам в клетке. Велено кенаря кормить, может еще запоет, если не сдохнет.
Веснушчатый парень подхватил два стакана и понес один нам. Инфирматы потянулись за питательным ужином, ели неторопливо и не спешили расходиться, общаясь в основном группами.
— На, влей ему в глотку, если, конечно, хочешь, чтобы он выжил. — Я смотрела на протянутый сквозь прутья стакан, по стенке которого медленно ползла, пытаясь сбежать, толстая красная капля. Неуверенной рукой, взяла и попыталась наклонить голову Олава, чтобы он мог выпить.
Мне удалось приставить к его губам стеклянный краешек и даже влить примерно столовую ложку жидкости, когда показалось, что он сделал глотательное движение кадыком. Наклонив стакан, я попыталась влить еще, и тут он захлебнувшись, вывалил все назад, стошнив себе на грудь и мне на юбку. От неожиданности я выронила мокрый стакан, разбив на две неровные половины.
— Вот криворукая! — прозвучало со стороны.
К горлу подступили слезы, но я с достоинством вытерла юбкой лицо своего голодного мужчины и, отодвинув стекло, уселась рядом.
Не плачем. Не плачем. Как королева. Твердила я про себя. Провожая глазами, уходящую Минг, которая все видела, но на мой умоляющий взляд ответила усмешкой. Второй стакан она не дала, но и стекло осталось лежать, где лежало. Некоторое время спустя я додумалась посмотреть карманы Олава, и на это он наконец-то простонал и даже пошевелил рукой, может быть, рефлекторно пытаясь схватить за руку вора. Реакция у него даже присмерти явно получше моей. В кармане нашла только маленькую отвертку, но забирать не стала.
Когда все разошлись, и мы остались одни, — куда-то запропастился и доктор, — я дала себе раскиснуть. Оторвалась от пола и склонилась над Олавом, нос уловил странный запах. Едкий. Раздражающий. Немного ненатуральный, словно из сломанного компьтера. Может, перегрелось что.
Олав не приходил в себя уже довольно долго. Я принялась ощупывать его голову, но видимых повреждений, кроме синяка на виске с изуродованной стороны не было. А гематома, казалось, была глубокой. Большой и для человека, возможно, летальной.
Очевидно было одно: Олаву становилось хуже, он почти не дышал, ноги окоченели, как и кончики пальцев. Посторонний запах усилился, и уже совершенно точно пахло паленой проводкой откуда-то из коридора.
Вдобавок, либо я теряю зрение, либо в помещении появился дым. Все стало серее, будто потеряло контрастность, и сколько я не моргала и не терла глаза, ощущение дымки не пропадало.
Похоже, мы горим. В здании пожар! Но почему же никто никак не реагирует?! В мониторах фигуры инфирматов, расхаживали по комнатам как звери в клетках, изредка поглядывая на камеру.
Дверь в лабораторию тихо скрипнула, и из коридора до меня донеслись перешептывания и шорохи шагов. На пороге нерешительно застыла хрупкая фигурка девушки. Убедившись, что помещение пустое, она неторопливо приблизилась к клетке и обошла ее, рассматривая меня с ног до головы. Та самая воровка, имела наглость заявиться еще раз?
— Немного странно для вампирской подстилки, не находишь? — наконец произнесла она, достав из кармана мое кольцо-цветочек, подарок Николаса. — Не золото, не серебро. Кусок меди. Не насосала на бриллиант?
— Это подарок за красивые глаза. Я могу получить его назад? Как видишь, взять с меня больше нечего.
— Кто дал тебе его? — полюбопытствовала она, покручивая кольцо в руке, прикидывая, вернуть или уничтожить на моих глазах, чтоб насладиться моей беспомощностью.
— Отдашь, тогда скажу.
— Сегодня мое любопытство сильнее, чем тяга к бижутерии, тем более такой помойной. На, забирай! — Она стрельнула кольцом в клетку, метя Олаву в голову.
— Подарок знакомого из Сантьяго. — Ответила я, возвращая кольцо на палец. Я подумывала, раскрутить проволоку и поковырять ею в замке, когда неприятная гостья уйдет.
— Только знакомого? Медная роза — символ гнезда Паломы Вега из Сантьяго, его не дарят просто знакомым. Он отмечает границы собственности Вега от остальных гнезд южноамериканского континента.
— Иногда кольцо — это просто кольцо. Его мне дал Николас. Но я… принадлежу другому. — Соврала я, бросив взгляд на Олава.
— Он уже мертв или скоро будет. И тебе лучше уходить отсюда. Бетонный пол стал горячим, как пески Атакамы. Я могу открыть решетку для подруги Николаса. Когда-то я знала его, и он был добр ко мне и моей сестре.
Я посмотрела на нее пристально, она казалась старше, чем была на самом деле: крупные черты лица были будто не до конца сформированы, внешность еще в процессе становления. Сколько ей лет? Не больше двадцати, а, может, и того меньше.
— Ты… одна из детей с виллы Лопе! — догадалась я.
— Я здесь уже почти год. — Иронично усмехнулась она. — И уже перестала считать себя ребенком. Как, впрочем, и мои надзиратели.
— Ты дочь одного из охотников? Я видела их в лесу. Мы вернули оставшихся детей их родителям, когда началась эпидемия, и предупредили их. Возможно, кто-то выжил!
— Для меня это уже не имеет никакого значения, как видишь. Так ты хочешь выбраться отсюда? Но уйти из лаборатории я тебе не помогу. Лифт на нижние этажи заблокирован.
— Да. Да! Ты можешь открыть клетку? — опомнилась я.
— Скажем, я могу ее сломать…
Она развернулась к столу Хареля и порывшись в шкафчике слева достала его халат. Бросив белую тряпку в раковину за ширмой, южанка хорошо намочила ее и отжала. Вернувшись, девушка держала в руке мокрый халат и металлическую швабру.
Обвязав тряпкой два соседних прута, примыкавших к замку клетки, она просунула под узел рукоять швабры и повернула ее словно вентиль. Вена на шее и руках девушки напряглись от усилия. Еще один поворот «вентиля», и прутья перестали быть параллельными, сдавливаясь друг к другу. Халат подозрительно затрещал, черенок от швабры погнулся, но выдержал еще два поворота. Когда примыкавший к замку прут на сантиметр отошел влево, задвижка замка обнажилась и язычок перестал доставать до дверной рамы. Я толкнула дверь рукой, не обращая внимание на открывшийся порез от зубной нити, и вышибла язычок, звякнув им по гнутому косяку.
— Брось его, он умер. Беги наверх. В конце сорок девятого этажа есть лестница в покои Энгуса на пятидесятом. Там живет моя подруга. Возможно, она пощадит тебя. Если ей будет интересна компания.
Девушка поднялась и скрылась за дверью коридора, из которого раздавались истошные крики обезьян. Животные чувствовали запах гари и сходили с ума от паники.
Я оглянулась на Олава, неподвижно лежащего на полу в луже крови. Не почувствовав ни дыхания, ни биения сердца, ничего, схватила его за куртку и дернула к выходу. Нет, невозможно тяжелый. Ударила кулаком в грудь. Ничего. Ещë, ещë. Сердце не запускалось. Нужно было срочно искать Энгуса. Ладонь ужасно саднила, развороченным порезом оставляя везде кровавые отпечатки. Искусственное дыхание не помогало.
Бесполезно прикладываясь к его губам, я сама начала рвано дышать от едкого дыма, медленно заполняющего комнату. В последний раз взглянув на Олава, я обхватила руками его выступающие уши, и, испачкав еще больше и так перемазанное кровью дорогое мне лицо, впилась, исполненным боли поцелуем в губы.
— Я вернусь за тобой, обещаю!