Константа связи

Глава двадцать третья

Лазненко собрал группу уже под конец рабочего дня.

— У нас новая задача. Я думаю, товарищ Завадский, — обратился он к руководителю группы, — вы удовлетворены участием Малахова в прошлой поездке и не возражаете, чтобы он участвовал и сейчас?

— Нет, конечно, Вадим себя зарекомендовал хорошо. — Завадский, рано поседевший аналитик Центра, руководитель самой успешной из оперативных групп, кивнул в подтверждение своих слов. — Я не буду возражать против того, чтобы молодой человек остался в нашей группе на постоянной основе.

— Ладно, тогда я ввожу вас в курс дела, — продолжил Лазненко. — В течение последних трех дней в пределах нашей военной базы на территории одной из среднеазиатских республик происходит явление, которое пресса уже окрестила как «непрерывные молнии». Суть явления состоит в том, что на территории, ограниченной площадью в сто пятьдесят — двести квадратных метров, последние три дня происходит аномальная электростатическая буря. Проще говоря, с чистого неба непрерывно бьют молнии. Так как объект режимный, туда, естественно, никого не пускают. Научная проработка явления не дала ничего, кроме обычного сбора информации и констатации факта. Ваша задача: прибыть в район аномалии и попытаться разобраться, в чем дело. Обычная процедура. Работать будете под прикрытием. Ну, почти. Командир базы полковник Шубин будет в курсе вашей миссии. Для остальных вы просто командировочные из другой части, которые проверяют электронные средства базы. Все. Готовьтесь, через шесть часов — вылет.

Поздняя весна встретила группу разнотравьем и бушующим ковром маков в степи. Команда подкатила к воротам базы на потрепанном грузовике. Видимо, жизнь на этой базе не отличалась разнообразием и строгой дисциплиной. Испуганный солдатик, скорее всего из недавно призванных, открыл ворота под строгим взором сержанта, уже готового к дембелю. Если на солдатике форма была не по размеру, сапоги болтались в голенищах и галифе были испачканы сзади гуталином, то дембель выглядел как зимбабвийский почтальон. И складки на сапогах, любовно сформированные долгими ночами с помощью плоскогубцев, и подворотничок с вставкой, широким валиком огибающий воротник кителя, и сам китель, ушитый до состояния модного пиджака, и галифе, скорее похожие на узкие джинсы. Сержант следил за работой солдата, как кот за мышью. Видимо, для того, чтобы показать свою значимость, он в конце концов заехал в ухо салаге, когда тот завозился с замком, запирая ворота.

Для людей в машине это казалось диким, но о нравах, царящих в дальних гарнизонах, все были наслышаны и вмешиваться не стали.

Вадим выскочил из кузова первым — самый молодой в группе и самый спортивный. По легенде на нем была форма рядового, в отличие от всех остальных — офицеров.

— Слышь, сержант, покажи, где здесь командир, — обратился Малахов к местному.

Вадима подвело не то, что он сам обратился к дембелю, а то, что на нем была новая форма. Явный признак «молодого». Сержант высокомерно отвернулся от салабона и крикнул своему солдату:

— Кулик, дух, твою мать, отведи их в штаб!

— Сержант, что вы себе позволяете? — одернул дембеля Завадский, на котором была форма с погонами подполковника. — Немедленно берите вещи и ведите нас к командиру. Он ждет нас.

Дембель зло зыркнул на Вадима, но ослушаться подполковника, да еще приезжего, не посмел. Он наклонился, взял в руки маленькую сумочку, там были ремкомплекты к сканерам, и буркнул:

— Идите за мной.

— Пойдем, только ты возьми не эту сумочку, а вон ту! — приказал Завадский.

Офицер показал на большую, с тяжелыми аккумуляторами, сумку.

Командир части полковник Дрига был худым, усталым человеком. Он дослуживал последний год до пенсии, мечтал о большой звезде на увольнение и мало следил за дисциплиной и порядком в части. Основную работу по радиозащите давно прекратили, и часть просто доживала свое время до того момента, как ее свернут.

— Заходите, садитесь. — Дрига вышел из кабинета навстречу гостям. Ему заранее позвонили из генштаба, и не кто-нибудь, а сам главком, поэтому встречал группу командир с должным уважением и с распростертыми объятиями. — Я распорядился, сейчас вам готовят комнаты в гостинице для офицеров. Но я не думал, что с вами рядовой будет… — Дрига озадаченно глянул на Вадима.

— Он не рядовой. И будет жить там, где вся группа.

— Да, да, конечно, как пожелаете, — согласно закивал Дрига.

— Скажите, когда можно будет нас сопроводить туда, где наиболее активны молнии? — с места в карьер начал Завадский.

— Да вы понимаете, они-то непредсказуемые. Сегодня ничего не было, а вот вчера тут все ходуном ходило, — развел руками полковник. — Вы понимаете, личный состав очень боится, очень обеспокоен этим явлением. Солдаты украли вчера спирт, а когда дежурный по части пытался их вразумить, сказали, что без спиртного у них от этих разрядов сильно болит голова. А что я могу сделать? Приказ уже был, молодняк не прислали, мне приходится заниматься боевой подготовкой с дембелями, а ведь это уже и не военнослужащие, по сути.

— Мы, к сожалению, тут ничем помочь не можем. Давайте покажите нам, где расквартироваться, и будем ждать, когда начнется опять. Как часто они вообще возникают? — Проблемы внутренней жизни части Завадского не интересовали.

— Ну, когда совсем часто, а когда просто одна-две ударит и все, — тревожно сказал Дрига, видимо, не поняв вопроса.

— Сколько раз в день? — уточнил Завадский.

— А! Ну, один раз как минимум. Сегодня еще не было.

— А можно сходить туда, где они уже были, посмотреть? — Вадим по молодости лет горел желанием начать работу прямо сейчас.

— Ну, если рвешься в бой, — улыбнулся Завадский, — возьми камеру, сходи туда, сфотографируй. А мы пока обустроимся.

— Меня кто-нибудь проводит? — обратился Малахов к Дриге. И добавил: — Товарищ полковник.

— Да что там провожать! Выйдешь из штаба, слева вдалеке антенну увидишь, тарелку. Так за ней метров сто пройти, и будет то самое место. Сразу поймешь, — просто объяснил Дрига.

— Давай-давай, сходи, — кивнул Завадский. — Мы пока тут аппаратуру распакуем.

Вадим подхватил сумку с личными вещами и камерой, фотографирование входило в его обязанности по штатному расписанию, и вышел из кабинета Дриги, с удовольствием приступая к работе.

Весенняя степь, казалось, не могла нарадоваться тому, что ушла зима. Изумрудный ковер сверкал такими оттенками, что Вадиму было даже жалко по нему ступать. Он в несколько минут дошагал до большой тарелки антенны и, обогнув ее, начал осматриваться в поисках того места, где недавно бушевала электрическая стихия.

— Эй, салабон, давай сфотографируй нас на альбом, — услышал Вадим за спиной голос. Он оглянулся.

Из-за антенны вышли три солдата, все в дембельской экипировке, одинаковой, как три монеты достоинством в одну копейку. Они медленно, скорее даже вальяжно шли за Вадимом следом.

— У меня пленка специальная, вам не подойдет, — ответил Малахов миролюбиво.

— А у нас своя, — сказал тот сержант, который встречал группу у ворот. — И вообще ты как с дедушками разговариваешь? Курить есть?

— Не курю, — соврал Вадим. Он прекрасно понимал, что вариант развития событий только один. Деды хотят учить молодого.

Вадима в основном подводила его внешность. Хоть и был он старше этих солдат, но выглядел как пацан — худой и несолидный. И еще было понятно, что нравы в этой части были такие, что в дела солдат офицеры не вмешивались.

— А вдруг есть в кармане? — Один из дембелей стал хлопать по карманам Вадима.

Такая наглость парализовала волю Малахова, как и рассчитывали дембеля, но всего на мгновение. Вадим лаконичным движением, как бы случайно отступил в сторону, и рука дембеля повисла в воздухе.

— А ну покажи, что у тебя в сумке, может, там есть что-то, не разрешенное молодым? — Один из троицы бесцеремонно потянул с плеча Вадима сумку.

Малахову очень не хотелось доводить назревающий конфликт до применения грубой силы, поэтому он вежливо отказал:

— Там все разрешенное, — и решительно снял с ремня вялую влажную руку дембеля.

— Ты шо, сука, себе позволяешь? — взревел тот.

Он схватился за ремень и дернул сумку на себя.

И немедленно стал оседать на землю, держась за промежность.

— Да ты! — изумленно воскликнул сержант и осекся. Ему в лоб смотрел ствол «Магнума» 55-го калибра.

Дембель никогда в жизни не видел никакого личного оружия, кроме пистолета Макарова у офицеров в кобуре. А этот «Магнум» был пришельцем с другой планеты, из другой жизни и вообще не вписывался в общую обстановку.

— Игрушкой пугаешь? — чуть дрогнувшим голосом спросил сержант.

Вадим, не отводя глаз от старослужащего, выстрелил и снес с подошвы валяющегося на земле солдата каблук.

— Слушай приказ! Подберите это дерьмо и бегом в штаб. Командиру скажите, чтобы он посадил вас на трое суток на гауптвахту. Выполнять, пока я не выстрелил снова. Ясно?

Объяснять дополнительно не пришлось. Троица, поддерживая побитого под руки, рысцой устремилась к штабу. Оттуда уже выходили коллеги Вадима, встревоженные стрельбой.

Ахнул взрыв, и небо над Вадимом раскололось на тысячи кусочков. Разрывая пространство, с неба летели белые ленты молний, заполняли воздух озоном, ломали перепонки и крошили пространство вокруг. Удар, посильнее ударной волны от авиабомбы, бросил Вадима на землю, но сознание не ушло, Малахов видел, как танцуют мириады молний, как кружат они вокруг кокона, образовавшегося внутри этой вакханалии электричества.

Малахов упал навзничь, увидел почерневшее, как высоко в горах, небо, увидел, как оттуда, с неба, летят полосы огненного ливня, как дрожит, превращаясь в плазму, воздух, как дышит холодным огнем каждая бело-голубая полоса молнии. Молнии били в землю, чудесным образом не попадая в Вадима, стягивая широкий конус с вершиной в зените во все более узкий и узкий луч. Луч, уже белый столб электрического огня, стал вспухать посередине омерзительным утолщением, как змея, проглотившая котенка. Этот кокон стал постепенно опускаться сверху вниз.

Но буйство природы казалось игрой по сравнению с тем, что вдруг почувствовал Вадим. Неосознанная психическая боль, ранящая душу своей безысходностью, стала сковывать его сознание. Детство Вадима вдруг, непонятно почему, всплыло в памяти самыми темными моментами. Драки, убитый хулиганами щенок, раненый орел, умирающий в коробке под лестницей, девочка из детского сада, погибшая под колесами грузовика, первая кража, невинная, но постыдная… И все более затягивающее желание не жить. Застыть здесь, на ковре алых маков, глядя в небо. Уже теряя связь с реальностью, не совсем понимая, что делает, Вадим, все еще сжимая «Магнум» в руках, выпустил в призрачный кокон всю обойму. Угасающее сознание уловило только тишину.

Малахов очнулся от шлепков по щекам. И попытался, все еще вспоминая стычку с дембелями, немедленно дать сдачи.

— О! Нормально все! Успокойся! — Малинин, врач группы, схватил Вадима за руку, чтобы не получить по носу «Магнумом». — Ну, ты везунчик, конечно. Отдай, это тебе сейчас не надо.

— А что? — Вадим, не понимая, что происходит, осматривался по сторонам. — Что?

— А ничего! Ты кого завалил среди молний, помнишь? — Вадим словно издалека услышал вопрос Завадского.

— Я? Завалил?

— Ладно, собираемся, я думаю, здесь нам больше делать нечего.

Молнии не вернулись ни сегодня, ни потом. Отчет группы был принят со скрипом, однако результат был налицо — суть аномалии не понята, но ее функционирование остановлено.

— Что было в «Непрерывных молниях», о чем я не знаю? — Вадим смотрел на Байкалова, уплывающего в облаке сигарного дыма. — Что знаешь ты из того, чего не знаю я?

— Да проще простого. Рождение высшего энампа пытался подавить позитивный. Но силенок у него было маловато. Если бы не ты… Кто знает, что бы сейчас творилось в мире. Во вселенной и дальше… всюду…

— Моя безумная стрельба что-то изменила?

— Стрельба? Не думаю. Твоей силы хватило, чтобы добить ту суку. Сейвера Калла, — пуская идеальное кольцо сигарного дыма, сказал Бай.

— Ну и?

— А не «и»! Вот за тобой шлейф с тех пор и тянется. — Байкалов не смотрел на Вадима, он был полностью поглощен созерцанием эволюций дымного кольца.

— И что мне делать? Купить арбалет с серебряными стрелами и охотиться на летучих мышей? Купить себе паспорт на имя Ван Хельсинга? — Вадим был ошарашен и, наверное, даже взбешен. Нераскрытое дело прошлого оказалось совсем не таким, как можно было предположить. Осознание не приходило.

— Не суетись. Стрелы и арбалеты — это работа Ван Хельсинга, он был классный мужик. А твое дело — убить высшего. Больше никого нет, кто на это способен. Да и ты скорее всего не справишься. — Бай наконец сильным щелчком отбросил докуренную до конца сигару. — Но выбора у нас нет.

— У нас — это у кого? — зло спросил Малахов.

— У меня. У того, кого ты назвал Ван Хельсингом. Ну или Дмитрием Байкаловым. Если ты знаешь урду, ты поймешь, что это просто образный перевод моего имени. Вернее, урду и я не знаю, но давай для простоты так считать.

— Не болтай, — тихо сказал Вадим.

— Слышь, мужик, ты извини, что я так с пальцем. Я тебе верю, — внезапно вмешался Шип, который до этого был в легкой прострации. На глазах у сталкера выступили слезы счастья. Все это время, чтобы сдержать эмоции, Юрий поглощал казенный спирт из фляжки.

— Делом искупишь, — строго сказал Бай. — Только надо тебе протрезветь все-таки сначала. На, выпей.

Байкалов достал из кармана пакетик, а из пакетика микроскопический фунтик. В фунтике был серый порошок. Дмитрий ласково сказал:

— Открой рот, пьянь подзаборная, — и всыпал содержимое сталкеру на язык.

Юрий спокойно проглотил и стал прислушиваться к ощущениям.

— Что-то не помогает… Это что? Травки какие-то?

— Да нет, это сушеное гуано зомби, которые перед этим съели человека, — спокойно сообщил Бай.

Когда позывы рвоты у Шипа кончились, он сел на землю и, отряхивая куртку, с укором посмотрел на Бая.

— Я же тебе как человеку поверил! Я, может, только сейчас стал понимать, что значит правда и неправда, а ты мне говно в рот? — Сталкер был обижен до глубины души. — Ты меня оскорбил!

— Ну, во-первых, ты плохо Новый Завет читал. Там, между прочим, написано, что все, что в нас входит, не может нас оскорбить, а оскорбляет только то, что исходит от нас. А во-вторых, ты скажи, ты протрезвел?

— Попробуй тут не протрезвей, — буркнул побледневший Юрий.

— То есть цель достигнута?

— Да иди ты с такими средствами в… — скорбел Шип.

— А если я скажу, что я тебе дал просто активированный уголь с мелом, тебе полегчает?

Бай успел увернуться от арбалета, который в сердцах запустил в него сталкер.