Конкистадор в стране снов

4.

Кто-то медленно закатывал рукава рубашки, открывая все новые и новые рубцы, уходившие от запястий к локтям. Я не понимал, кто это делает - то ли высокий худой мужчина с короткой трубкой в зубах, то ли бледный испуганный человек, чье лицо я только что видел напротив. Только что - потому что стоило рассказчику замолчать, бледное лицо стремительно надвинулось, становясь огромным, и остановившиеся глаза распахнулись еще шире, будто впуская в себя. Я снова был собой и снова смотрел на клиента своими собственными глазами. В голове гудело - то ли от выпитого, то ли оттого, что на протяжении последних минут я жил его воспоминаниями. Может быть, он и рта не раскрыл, а просто высосал мое сознание, словно коктейль через трубочку, покатал у себя в мозгу и выплюнул обратно. Дрожащей рукой я поднял бокал ко рту и сделал большой глоток. Стало немного легче.

- Безобразные шрамы, не правда ли? - клиент смотрел на меня в упор, не улыбаясь. - Мало кто может спокойно на них смотреть. Хотя, согласитесь, не так уж мало людей носят на себе всевозможные отметины, и далеко не всех это портит. Но здесь - другое дело.

- Не понимаю вас, - с трудом проговорил я.

- Помните, я говорил вам: мост между двумя мирами, цивилизации, приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда... Дверь древнего знания, захлопнувшаяся тысячелетия назад, и судорожные, почти бессмысленные попытки приоткрыть ее вновь: пейотль, кока, ритуальные камлания... А теперь представьте себе, что человек, прошедший по Пути Богов, приобретает способность проходить сквозь эту дверь без всяких ненужных приспособлений. Какие невероятные, с точки зрения человека нашей культуры, возможности открываются перед ним! Прозрения прошлого и будущего, влияние на глубинные процессы, изменяющие лицо мира... То, что я продемонстрировал вам - превращение субстанций, перемещение восприятия, - детские игрушки, по сравнению с истинной магией. И горько сознавать, что ничтожные обитатели плоской вселенной даже такое безобидное волшебство воспринимают как посягательство на устои их мироздания. Почему-то принято считать, что люди подсознательно верят в чудеса. Если бы это было так! Люди панически боятся всего, что не вписывается в их картину мира, чего они не могут понять. Наиболее прагматичные из них, правда, стремятся использовать в своих целях даже непонятное. Но уж если использовать у них по какой-то причине не получается - они из кожи вон вылезут, чтобы это уничтожить.

Он замолчал и некоторое время молча курил. Потом протянул руку, залез ко мне в карман пиджака, проворно расстегнул пуговицу и извлек коробочку с капсулами метацианида.

- Там, в Доме Грез, я действительно видел всю свою жизнь, - сказал он, вытряхивая на ладонь несколько капсул. - Вплоть до нашего с вами разговора сегодня. Видел и то, что случится потом...

Он поднял на меня холодные, будто прозрачный кристалл, глаза.

- Я знаю, кто вы. Знаю, кто вас послал. Говоря по правде, если бы я был человеком, то мне вряд ли удалось бы сдержаться - я не слишком жалую представителей вашей профессии. На ваше счастье, магам на людские игры плевать.

Изрезанное шрамами запястье дернулось, и три белых шарика исчезли у клиента во рту.

- Смотрите, смотрите, старина. Может быть, это поможет вам поверить.

Я почувствовал, что меня начинает трясти. Нервы у меня действительно крепкие, но всему бывает предел.

- Зачем?.. - едва слышно прошептал я, но он услышал - видно, и вправду знал наш разговор наизусть.

- Зачем? Вспомните, что я рассказывал вам о божестве амфитеатра. Могущество в обмен на жертву - вот закон Пути Богов. Могущество, как вы уже могли заметить, присутствует. А это значит, что жертва была принесена.

Он вдруг заговорил быстро, будто боялся, что нам помешают - боялся совершенно напрасно, потому что зал "Тропиканы" к этому часу уже почти опустел.

- Двадцать лет я живу в картонном мире. Двадцать лет я переставляю декорации, как мне вздумается, играю с куклами из папье-маше, дергаю за бороду режиссера. Меня занимают вопросы, о которых вы, обитатели картонного мира, даже представления не имеете. Иногда вы пытаетесь меня убить - вот как сейчас. Представьте, что на вас охотятся нарисованные человечки из комиксов - разозлились, что вы отказались, к примеру, покрасить их солнце в синий цвет, и объявили вам войну. Машут нарисованными пистолетиками, трясут нарисованными кулачками... Скучно все это, господи, до чего все это скучно...

Он, наверное, сошел с ума, подумал я, пытаясь совладать с дрожью. Может быть, это возбуждение - побочный эффект проглоченной им супердозы метацианида. Строго говоря, мой собеседник был уже четырежды мертвец. Но коробочка с капсулами до сих пор находилась у него, а на ней оставались мои отпечатки пальцев...

- Одна только мысль не дает мне покоя все эти годы, я уже двадцать лет думаю об этом и не могу найти ответ... Что, если последний мой сон в Доме Грез длится до сих пор, что если мое тело лежит сейчас на камнях в том ужасном подземелье, и сновидение, которое удалось победить Вальверде, окружает меня... Что, если я только эманация того существа в жерле черного туннеля, а человеческая сущность моя без следа растворилась во мраке Пути Богов...

- Вы безумец, - сказал я. - Могу порекомендовать вам хорошего психоаналитика.

- Что бы вы сделали на моем месте, убийца? - спросил он, уставившись на меня своими прозрачными глазами. - Как проверить, грезы вокруг или реальность?

Я не собирался ему отвечать - не в последнюю очередь потому, что не люблю, когда меня называют убийцей. Но он и не ждал ответа.

- Тот, кто проходит по Пути Богов, приносит себя в жертву и получает дар. Жертва принесена и не может быть потребована обратно. Но от дара можно отказаться. Вот единственный способ узнать, реален ли окружающий меня мир...

Он отбросил трубку и поднялся. Коробочка с метацианидом по-прежнему была у него в руке, и когда он потянулся за своей бутылкой коньяка, я схватил его за запястье.

Правда, только для того, чтобы через секунду разжать хватку и в испуге отшатнуться. Кожа на запястьях, на вид вздувшаяся от уродливых рубцов, была совершенно гладкой и холодной. Что может быть ужасного в нормальной человеческой руке? Не знаю. Но я испугался - как никогда в жизни.

Руки - обычные, гладкие руки. Ни малейшего следа отвратительных шрамов, ни единой отметины, оставленной зубами или осколками стекла. И еще - ощущение холодной нечеловеческой плоти то ли рептилии, то ли огромного насекомого, скрывающегося под тонким покровом кожи.

- Поняли? - спросил он без тени прежней доброжелательности. - Ну, вот и славно.

Поднес бутылку к губам, отхлебнул прямо из горлышка, затем кинул что-то на стол и направился к выходу, едва заметно покачиваясь в такт невидимым волнам, баюкающим корабль. Я посмотрел, что он мне бросил - это оказалась коробочка с капсулами.

Несколько минут я сидел, тупо глядя перед собой. Потом аккуратно протер коробочку салфеткой, спрятал ее в карман и поднялся. По правилам, необходимо было досидеть до закрытия, напиться до положения риз и отправиться в свою каюту в сопровождении стюарда. Но стоило ли волноваться о таких мелочах, как алиби, после того, что я пережил за этим столом?..

Нестерпимо хотелось глотнуть морского воздуха. Сердце выпрыгивало из груди, в горле застрял комок, руки дрожали, лоб покрылся испариной. Бармен сочувственно улыбался мне из-за стойки. Все вокруг было искусственным, плоским, ненастоящим. Переливающимися огнями мерцал пустой танцпол. Приглушенно звучала музыка, которую никто не слушал. Пять утра - самое пустое и бессмысленное время суток.

На палубе было свежо - дул сильный восточный ветер, отогнавший вчерашние дождевые тучи куда-то к Пелопоннесу. Море уже начало зеленеть - еще немного, и вынырнувшее из волн солнце окрасит его в винные цвета. Я подошел к борту и схватился за поручень. Холодный металл приятно остужал ладони. Я подставил лицо ветру и жадно глотал соленый воздух до тех пор, пока сердце не забилось в своем обычном ритме.

Что ж, дело так или иначе было сделано. Какие бы истории не рассказывали мои клиенты, суть от этого не меняется. Приходит назначенный час, и они покидают наш мир. Куда они отправляются - не моя забота. В ад, рай или куда-нибудь еще - пусть даже уходят по Пути Богов. Я только открываю перед ними дверь. Только открываю дверь.

Что с того, что я никогда не узнаю, кем был мой ночной собеседник - человеком или чудовищем в человечьем обличье? Есть тайны, которым суждено умереть вместе со своими хранителями, и, может быть, это к лучшему. Думая так, я испытываю нечто, похожее на жалость - странное, легкое, неуловимое чувство, похожее на горьковатый привкус миндаля.

Чтобы отбить этот привкус, я высыпал себе в рот пригоршню мятных драже. Ненавижу мяту, но миндальную горечь требовалось заглушить. Широко размахнувшись, я забросил пустую коробочку далеко в море - минуту она покачивалась на быстро светлеющих волнах, потом исчезла из виду.