Конго

ГЛАВА 1. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Утро 22 июня выдалось туманное и серое. Питер Эллиот проснулся в шесть часов, но все уже давно были на ногах и занимались делом. Мунро обследовал ограждение лагеря; от влажной травы его одежда намокла до пояса. Он поздоровался с Эллиотом и с торжествующим видом молча показал пальцем вниз.

На земле отчетливо виднелись глубокие, не длинные, почти треугольные следы. Бросалось в глаза очень большое расстояние между большим пальцем и четырьмя другими — почти как на руке человека.

— Определенно это не следы человека. — Эллиот наклонился, всматриваясь в глубокие отпечатки.

Мунро промолчал.

— Наверно, какого-то примата…

Мунро продолжал молчать.

— Это не может быть горилла, — распрямляясь, закончил Эллиот.

Результаты последнего сеанса связи с Хьюстоном лишь укрепили его уверенность в том, что гориллы здесь ни при чем. Гориллы не убивают своих сородичей так, как была убита мать Эми.

— Эти следы принадлежат не горилле, — повторил Эллиот.

— Самой настоящей, — возразил Мунро. — Посмотрите сюда. — Он показал на другие отпечатки неподалеку от первых; здесь каждый след представлял собой четыре небольших, вытянувшихся в ряд углубления. — Это от костяшек пальцев, когда гориллы ходят на четвереньках.

— Но гориллы, — запротестовал Эллиот, — мирные животные. Они спят по ночам и избегают контактов с человеком.

— Расскажите это той горилле, которая оставила эти следы.

— Для взрослой гориллы следы маловаты, — привел Эллиот последний довод.

Потом Мунро и Эллиот обследовали ограждение в том месте, где ночью было замыкание. К ограждению прилипло несколько пучков серой шерсти.

— У горилл шерсть не бывает серой.

— У самцов бывает, — возразил Мунро. — Вспомните тех, с серебристыми спинами.

— Да, но серебристая шерсть намного светлее, а эти волоски определенно серые. — Эллиот задумался. — Может быть, это какундакари.

Мунро недовольно поморщился.

О легендарных приматах какундакари, будто бы живших в Конго, говорили давно. Как и североамериканского снежного человека или гималайского йети, их не раз видели, но поймать так и не поймали. Туземцы могли часами рассказывать о волосатой обезьяне ростом в шесть футов, которая ходит на задних лапах и вообще ведет себя, как человек.

Многие известные ученые верили в существование какундакари. Возможно, они помнили, что в свое время специалисты с мировыми именами отрицали и существование горилл.

В 1774 году лорд Монбоддо описывал горилл так: „Это чудесное и наводящее ужас творение природы ходит, как и человек, на двух ногах; ростом оно от пяти до семи футов… и обладает поразительной силой; оно покрыто длинной шерстью, черной как смоль, причем на голове шерсть еще длиннее; лицо больше, чем лицо шимпанзе, похоже на человеческое, но черное; и у него нет хвоста“.

Сорок лет спустя Боудитч писал, что в Африке водятся обезьяны „…ростом в среднем около пяти футов и с плечами шириной четыре фута; говорят, что у них непропорционально длинные лапы, одним ударом которых они убивают человека“. Однако первое научное сообщение о гориллах появилось лишь в 1847 году, когда африканский миссионер Томас Савидж и анатом из Бостона Джеффриз Уайман опубликовали статью, в которой был описан „второй африканский вид… неизвестный натуралистам“. Этот вид они предложили называть Troglodytes gorilla. В научном мире эта статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Десятки ученых из Лондона, Парижа и Бостона бросились на поиски скелетов горилл. К 1855 году ни у кого не оставалось сомнений, что в Африке действительно существует второй вид очень крупных человекообразных обезьян.

В тропических лесах новые виды крупных животных обнаруживали даже в двадцатом веке; достаточно упомянуть голубую свинью, открытую в 1944 году, и красногрудую куропатку, впервые обнаруженную в 1961 году. Вполне возможно, что где-то в дебрях джунглей скрывался и новый вид приматов, но прямых доказательств существования какундакари не было.

— Это след гориллы, — настаивал Мунро. — Точнее, нескольких горилл. Они ходили рядом с ограждением, изучали наш лагерь.

— Изучали наш лагерь? — недоуменно качая головой, повторил Эллиот.

— Вот именно, — подтвердил Мунро. — Вы только взгляните на эти проклятые следы.

Эллиот почувствовал, что его терпение иссякает. Он сказал что-то насчет сказок, которые белые охотники любят сочинять на привалах, на что Мунро ответил нелестными словами в адрес тех, кто все знает только из книг.

В этот момент высоко над их головами, в кронах деревьев, перепрыгивая с ветки на ветку, залопотали колобусы.

Тело Малави нашли неподалеку от ограждения лагеря. Носильщика убили, когда он пошел к ближнему ручью за водой. Складные ведра валялись на земле рядом с телом. У Малави был раздроблен череп, красное, распухшее лицо исказилось в страшной гримасе, рот раскрыт.

Более всего исследователей ужаснул самый способ убийства. Росс отвернулась, и ее вырвало. Носильщики засуетились, а Кахега попытался их успокоить. Мунро наклонился над телом.

— Обратите внимание на эти уплощения. Впечатление такое, будто его голову сдавили под прессом…

Мунро вспомнил каменные лопатки, которые днем раньше Эллиот нашел в руинах города, и бросил взгляд на Кахегу. Тот, стоя по стойке „смирно“, заявил:

— Босс, теперь мы уходим домой.

— Это невозможно, — сказал Мунро.

— Мы уходим домой. Босс, мы должны идти домой, один из наших братьев мертв, и мы должны устроить поминки для его жены и детей.

— Кахега…

— Босс, мы должны уйти сейчас же.

— Кахега, давай поговорим.

Мунро выпрямился, положил руку на плечо Кахеге и отвел его в сторону.

Несколько минут они тихо переговаривались.

— Это ужасно, — сказала Росс. Эллиоту показалось, что в ней наконец проснулись обычные человеческие чувства, и он уже было повернулся к ней со словами утешения, но Росс продолжила:

— Экспедиция летит ко всем чертям.

Нужно как-то спасать положение, иначе мы никогда не найдем алмазы.

— Вас только это и тревожит?

— Что касается носильщиков, они же застрахованы.

— Ради Бога! — воскликнул Эллиот.

— Очевидно, вы не в себе, потому что потеряли свою проклятую обезьяну, — сказала Росс. — А теперь держите себя в руках. За нами наблюдают.

Носильщики-кикуйю и в самом деле внимательно следили за Росс и Эллиотом, пытаясь хоть что-то понять по тону разговора и жестам. Впрочем, все они знали, что на самом деле их судьба решается в переговорах Мунро с Кахегой, которые стояли в стороне. Через несколько минут Кахега, вытирая глаза, вернулся к своим оставшимся в живых братьям. Он что-то им сказал, они в ответ закивали. Кахега снова повернулся к Мунро:

— Мы остаемся, босс.

— Хорошо, — сказал Мунро и тотчас же перешел на прежний приказной тон.

— Принеси те лопатки.

Когда каменные лопатки были принесены, Мунро приложил их с двух сторон к изуродованной голове Малави. Лопасти идеально соответствовали полукруглым вмятинам на голове.

Потом Мунро быстро спросил что-то у Кахеги на суахили, тот недолго переговорил со своими братьями, и те кивнули. Лишь после этого Мунро проделал ужасный эксперимент. Он взял в руки по лопатке, широко развел руки в стороны и ударил лопатками по уже изуродованной голове. Глухой звук удара был омерзителен, капли крови брызнули Мунро на рубашку, но удар не причинил голове мертвеца почти никаких новых повреждений.

— У человека не хватит силы нанести такой удар, — хладнокровно сделал вывод Мунро. — Не хотите попробовать сами?

Эллиот молча покачал головой.

— Судя по положению тела, в момент нанесения удара Малави стоял, сказал Мунро, глядя прямо в глаза Эллиоту. — Большое животное, ростом с человека. Большое, сильное животное. Горилла.

Эллиоту нечего было сказать.

Не приходится сомневаться, что в ходе развития событий в Зиндже Питер Эллиот ощущал персональную угрозу — не своей личной безопасности, а своей репутации ученого. Позднее он рассказывал: „Я просто не мог признать правоту Мунро. Я знал свою отрасль знаний и никак не мог примириться с мыслью о том, что в естественных условиях гориллы склонны к чрезвычайно агрессивному поведению. Да в любом случае все это выглядело нелепо. Чтобы гориллы изготавливали каменные лопатки — и лишь для того, чтобы ими сокрушать человеческие черепа? Это было просто бессмысленно“.

Тщательно изучив тело Малави, Эллиот отправился к ручью, чтобы отмыть руки от крови. Оставшись один и глядя на тихо журчавшую чистую воду, он невольно задумался, не слишком ли поспешны и категоричны его выводы. Во всяком случае, история науки о приматах знала немало примеров недооценки учеными объектов своих исследований.

Эллиот сам приложил немало усилий для того, чтобы опровергнуть одно из самых распространенных заблуждений — о жестокости и тупости горилл. В упоминавшемся выше первом серьезном описании горилл Савидж и Уайман писали: „По умственному развитию это животное заметно уступает шимпанзе; этого и можно было ожидать, если учесть, что и физиологически горилла в значительно большей степени отличается от человеческого существа“.

И позднее горилла казалась натуралистам „диким, мрачным, жестоким“ животным. Все же проведенные впоследствии многочисленные лабораторные и полевые эксперименты убедительно показали, что во многих отношениях горилла умнее шимпанзе.

Не нужно забывать и о широко распространенных рассказах туземцев о том, как шимпанзе похищали и съедали детей человека. Десятилетиями исследователи приматов отмахивались от таких рассказов как от „нелепых, диких сказок, основанных на суевериях“. На сегодняшний день никаких сомнений в том, что шимпанзе действительно изредка похищали и пожирали детей, не оставалось. Когда Джейн Гудолл изучала шимпанзе Гомбе, она тщательно запирала комнату, в которой находился ее собственный ребенок, чтобы обезьяны его не украли и не убили.

Шимпанзе, придерживаясь сложного ритуала, охотятся на разных животных.

Исследования Дайан Фосси показали, что и гориллы в естественной среде их обитания время от времени устраивают охоту на небольшую дичь, маленьких обезьян, если только…

На противоположном берегу ручья зашелестели кусты, и над их листвой поднялся огромный самец гориллы с серебристой шерстью на спине. От неожиданности и страха Эллиота словно парализовало, хотя умом он понимал, что находится в полной безопасности. Гориллы никогда не пересекают водный поток, даже если это всего лишь крохотный ручеек. А может, это тоже всего лишь очередное заблуждение?

Самец уставился на Эллиота. Насколько Эллиот знал горилл, во взгляде самца не было угрозы, одно лишь настороженное любопытство. Эллиот чувствовал исходивший от самца смрадный запах, даже слышал, как тяжело, со свистом он дышит через свои плоские ноздри. Пока Эллиот раздумывал, что предпринять, самец нашел решение сам: он шумно раздвинул кусты и исчез.

Неожиданная встреча ошеломила Эллиота, и какое-то время он стоял, собираясь с мыслями и вытирая пот с лица. Потом он заметил, что на другом берегу снова зашевелились кусты. Через секунду над ними появилась голова еще одной гориллы. Эта была поменьше ростом. Должно быть, самка, решил Эллиот, хотя сказать точно он, конечно, не мог. Вторая горилла тоже внимательно рассматривала Эллиота. Потом замелькали ее руки.

„Питер иди почеши“.

— Эми! — крикнул Эллиот и в два прыжка преодолел ручей.

Эми прыгнула ему на руки, обняла за шею и, радостно ворча, облизала все лицо.

Неожиданное возвращение Эми в лагерь едва не кончилось трагически: разозленные гибелью товарища носильщики-кикуйю схватились за ружья, и Эллиоту удалось предотвратить стрельбу, лишь закрыв Эми собственным телом.

Впрочем, уже минут через двадцать все смирились с присутствием в лагере гориллы, а Эми, воспользовавшись выгодной ситуацией, тут же стала предъявлять свои требования.

Гориллу расстроило сообщение о том, что в ее отсутствие люди не запаслись ни молоком, ни печеньем, но когда Мунро извлек бутылку теплого „Дом-Периньона“, она благосклонно согласилась выпить шампанского.

Разлив шампанское по жестяным кружкам, все расположились вокруг Эми.

Теперь, когда волнение, вызванное ее возвращением, немного улеглось, когда горилла, сидя в кругу друзей, неторопливо пила шампанское, жестикулируя: „Щекотное питье Эми любить“, Эллиот почувствовал прилив раздражения, и лишь присутствие товарищей сдержало его.

Передавая ему кружку с шампанским, Мунро усмехнулся:

— Спокойно, профессор, спокойно. Она всего лишь ребенок.

— Ничего себе ребенок, — возмутился Эллиот.

Последующий разговор Эллиота с Эми происходил без слов, только на языке жестов.

„Эмм, — спросил Эдлиот, — почему Эми ушла?“.

Горилла уткнулась носом в кружку.

„Щекотное питье Эми любить“, — повторила она.

„Эми, — настаивал Эллиот, — скажи Питеру почему ушла“.

„Питер не любить Эми“.

„Питер любить Эми“.

„Питер сделал больно Эми Питер стрелять ой-булавкой Эми Питер не любить Эми Эми плохо-плохо“.

Эллиот подумал, что надо бы запомнить еще одно значение выражения „ой-булавка“. Находка немного обрадовала его, но он продолжал упрямо жестикулировать:

„Питер любить Эми. Эми знает Питер любить Эми. Эми скажи Питер почему…“

„Питер не щекотать Эми Питер не добрый Эми Питер недобрый человек Питер любить женщина — не любить Эми Питер не любить Эми Эми плохо Эми плохо“.

Ускоренное жестикулирование само по себе было верным признаком того, что Эми огорчена.

„Куда Эми ходить?“.

„Эми ходить гориллы хороший гориллы Эми любить“.

Любознательность взяла верх над раздражением. Неужели Эми действительно провела несколько дней — по своей воле! — в стаде горилл?

Если это так, то даже сам этот факт станет важнейшим событием, поворотным пунктом всей современной науки о приматах. Подумать только, владеющий языком примат присоединился к группе диких животных и сам вернулся назад, к человеку! Эллиоту было просто необходимо знать все подробности.

„Гориллы добрые к Эми?“.

Эми бросила на Эллиота недовольный взгляд:

„Да“.

„Эми расскажи Питеру“.

Взгляд Эми был устремлен вдаль. Она не отвечала. Чтобы привлечь ее внимание, Эллиот щелкнул пальцами. Эми медленно повернулась, всем своим видом показывая, что разговор смертельно наскучил ей.

„Эми расскажи Питеру, Эми осталась гориллы?“.

„Да“.

Даже безразличие Эми говорило о том, что она отлично понимает, насколько сильно желание Эллиота узнать известное лишь ей одной. Эми всегда чувствовала, в какие моменты превосходство на ее стороне, и пользовалась своим положением.

„Эми расскажи Питеру“, — стараясь сдерживать себя, прожестикулировал Эллиот.

„Хорошие гориллы любить Эми Эми хорошая горилла“.

Итак, по сути дела Эллиот не узнал ничего нового. Эми строила фразы механически, не вкладывая в них большого смысла. Она просто уклонялась от ответов.

„Эми“.

Горилла бросила на Эллиота безразличный взгляд.

„Эми расскажи Питеру. Эми пришла смотреть гориллы?“.

„Да“.

„Гориллы делать что?“.

„Гориллы нюхать Эми“.

„Все гориллы?“.

„Большие гориллы белая спина гориллы нюхать Эми маленькие гориллы нюхать Эми все гориллы нюхать гориллы любить Эми“.

Значит, сначала ее обнюхал самец с серебристой шерстью на спине, потом малыши, потом все другие члены стада. Пока что все было ясно; на удивление ясно, подумал Эллиот, отметив про себя, насколько последовательно — при желании! — описывает Эми события. Но приняло ли ее стадо? Эллиот жестами спросил:

„Что случилось Эми потом?“.

„Гориллы дали пищу“.

„Какую пищу?“.

„Нет названия Эми пищу дали пищу“.

Очевидно, ей показали, где найти съедобную траву. А что, если они кормили Эми в прямом смысле слова? О таком поведении диких животных не сообщалось ни разу. Впрочем, никто и никогда не имел возможности наблюдать, как принимают в стаде новичка. К тому же Эми была самкой и почти достигла половозрелости…

„Какие гориллы давать пищу?“.

„Все давать пищу Эми брать пищу Эми любить“.

Скорее всего это были не самцы. А может быть, только самцы. Но почему ее охотно приняли? Конечно, гориллы живут не такими замкнутыми кланами, как другие обезьяны… и все-таки, что же там произошло?

„Эми оставаться с гориллами?“.

„Гориллы любить Эми“.

„Да. Что Эми делать?“.

„Эми спать Эми кушать Эми жить гориллы гориллы хорошие гориллы Эми любить“.

Итак, Эми приняла образ жизни диких горилл. Но приняли ли ее гориллы?

„Эми любить гориллы?“.

„Гориллы глупые“.

„Почему глупые?“.

„Гориллы не говорить“.

„Не говорят на языке жестов?“.

„Гориллы не говорить“.

Очевидно, Эми разочаровалась в диких гориллах, потому что они не понимали ее языка жестов. (Это было обычным явлением: владеющие языком приматы, как правило, разочаровывались и раздражались, оказавшись среди животных, не понимающих язык жестов.)

„Гориллы добры к Эми?“.

„Гориллы любить Эми Эми любить гориллы любить Эми любить гориллы“.

„Почему Эми вернулась?“.

„Хочу молочное печенье“.

— Эми, — сказал Эллиот, — ты отлично знаешь, что у нас нет ни молока, ни этого проклятого печенья.

Неожиданный переход на звуковую речь застал людей врасплох, и все вопросительно уставились на Эми.

Горилла долго не отвечала.

„Эми любить Питер Эми плохо без Питер“.

У Эллиота слезы навернулись на глаза.

„Питер хороший человек“, — продолжала горилла.

Несколько раз моргнув, Питер знаками предложил:

„Питер щекотать Эми“.

Эми прыгнула ему на руки.

Позднее Питер Эллиот не раз пытался подробнее расспросить Эми. Но сделать это оказалось не просто, и главным образом потому, что Эми всегда испытывала затруднения, когда требовалось разделить события во времени.

Эми различала прошлое, настоящее и будущее — она помнила предыдущие события и ждала исполнения обещаний в будущем, — но сотрудникам „Проекта Эми“ никогда не удавалось научить ее точнее дифференцировать события во времени. Например, она никак не могла понять, чем отличается „вчера“ от „позавчера“. Ученые так и не выяснили, является ли это следствием каких-то упущений в методах обучения или неотъемлемой деталью собственных представлений Эми о мире. (Некоторые факты говорили в пользу последнего объяснения. Эми особенно сбивали с толку метафоры, в которых время выражалось категориями пространства, например „такое-то событие ждет нас впереди“ или „такое-то событие осталось позади“. Учителя Эми представляли себе прошлое и будущее как нечто, располагавшееся за ними и перед ними соответственно. Напротив, поведение Эми говорило о том, что она воспринимает прошлое как нечто, находящееся впереди нее, потому что она могла видеть или по крайней мере представить его, а предстоящие события находились за спиной Эми, потому что пока что были невидимыми. Если Эми с нетерпением ждала обещанного появления друга, она часто бросала взгляды через плечо, даже если стояла лицом к двери.) Как бы то ни было, проблема определения последовательности событий теперь стала главным препятствием, и Эллиот очень тщательно строил вопросы. Он спросил: „Эми, что случилось ночью с гориллами?“.

Эми бросила на него взгляд, который был хорошо знаком Эллиоту. Так она смотрела в тех случаях, когда, по ее мнению, ответ был очевиден:

„Эми ночью спать“.

„А другие гориллы?“.

„Гориллы ночью спать“.

„Все гориллы?“.

На этот глупый вопрос Эми решила даже не отвечать.

„Эми, — показал Эллиот, — ночью гориллы пришли в наш лагерь“.

„Пришли это место?“.

„Да, на это место. Гориллы пришли ночью“.

Эми задумалась, потом решительно возразила:

„Нет“.

— Что она сказала? — переспросил Мунро.

— Она сказала „нет“, — пояснил Эллиот.

„Да, Эми. Они приходили“.

Эми подумала еще с минуту, потом жестами сказала:

„Существа приходили“.

Мунро опять попросил перевести ответ Эми.

— Она сказала: „Существа приходили“. — С этого момента Эллиот переводил ответы гориллы без напоминаний.

— Какие существа, Эми? — спросила Росс.

„Плохие существа“.

— Это были гориллы, Эми? — попытался уточнить Мунро.

„Не гориллы плохие существа много плохих существ приходить из леса приходить говорить вздохами приходить ночью приходить“.

— Где они сейчас, Эми? — спросил Мунро.

Эми повертела головой, осмотрела джунгли.

„Здесь это плохое старое место существа приходить“.

— Какие существа, Эми? — повторила Росс. — Это животные?

Теперь пришлось вмешаться Эллиоту и объяснить, что Эми понимает категорию „животные“ по-своему.

— Она считает, что люди тоже животные, — сказал он.

„Эми, плохие существа — люди? Они человеческие создания?“.

„Нет“.

— Обезьяны? — спросил Мунро.

„Нет, плохие существа ночью не спать“.

— На ее слова можно положиться? — спросил Мунро.

„Что значит?“.

— Да, — ответил Эллиот. — На все сто процентов.

— Она понимает, кто такие гориллы?

„Эми хорошая горилла“, — прожестикулировала Эми.

„Конечно, хорошая“, — согласился Эллиот и перевел:

— Эми говорит, что она хорошая горилла.

Мунро нахмурился:

— Значит, она говорит, что эти существа — не гориллы, и в то же время знает, кто такие гориллы.

— Именно так она и сказала.

ГЛАВА 2. НЕДОСТАЮЩИЕ ДЕТАЛИ

Эллиот попросил Росс установить видеокамеру на границе города объективом в сторону лагеря. Когда видеокамеру включили, он повел Эми к выходу из лагеря, откуда она могла бы увидеть руины древних строений.

Эллиот хотел записать на пленку все нюансы реакции Эми в тот момент, когда она впервые столкнется лицом к лицу с потерянным городом, реальным воплощением ее ночных кошмаров. Результат эксперимента оказался совершенно неожиданным.

Эми вообще никак не прореагировала на руины.

Ее лицо оставалось равнодушным, мышцы — расслабленными, она не сделала ни одного жеста. Если какую реакцию и можно было заметить, то разве только скуку и страдание оттого, что она в очередной раз не может разделить с Эллиотом его энтузиазм. Ученый внимательно наблюдал за гориллой. Она не двигалась, не возражала, вообще ничего не делала, лишь невозмутимо смотрела на руины.

„Эми знает это место?“.

„Да“.

„Эми расскажи Питеру, что за место“.

„Плохое место старое место“.

„Картины во сне?“.

„Это плохое место“.

„Почему оно плохое, Эми?“.

„Плохое место старое место“.

„Да, но почему, Эми?“.

„Эми бояться“.

Впрочем, никаких внешних признаков страха Эллиот не замечал. Эми сидела на корточках и совершенно спокойно смотрела прямо перед собой.

„Почему Эми боится?“.

„Эми хочет кушать“.

„Почему Эми боится?“.

Горилла не отвечала. Обычно она точно так же не удостаивала Эллиота ответом, если умирала от скуки. Как и в Сан-Франциско, когда ему никак не удавалось заставить ее рассказать о своих снах. Эллиот предложил Эми пойти в глубь развалин. Эми спокойно, но твердо отказалась. С другой стороны, ее вроде бы нисколько не беспокоило намерение Эллиота отправиться в город одному; на прощанье она весело помахала ему рукой и направилась к Кахеге, намереваясь выпросить чего-нибудь вкусного.

Лишь после завершения экспедиции и возвращения в Беркли Эллиот нашел объяснение странному поведению Эми. Оказалось, что эта загадка была давно решена Фрейдом в его книге „Толкование сновидений“, впервые опубликованной в 1887 году. Вот что писал Фрейд:

„В редких случаях субъект может внезапно обнаружить, что за его сновидениями стоит некая реальность. Независимо от того, является ли такой реальностью физический объект, личность или кажущаяся до боли знакомой ситуация, субъективная реакция лица, видевшего соответствующие сны, всегда бывает одной и той же. При столкновении с реальностью у субъекта исчезает все эмоциональное содержание сна, каким бы оно ни было — пугающим, Приятным или таинственным… Можно быть уверенным, что кажущееся равнодушие субъекта совсем не доказывает, что суть сна неверна. Напротив, равнодушие сильнее всего ощущается в тех случаях, когда суть сна совершенно реальна. Субъект подсознательно понимает свою неспособность изменить переживаемую им ситуацию и поэтому невольно поддается усталости, апатии и равнодушию, чтобы скрыть от себя самое главное — полную беспомощность перед истинной проблемой, которая должна быть решена“.

Только через несколько месяцев Эллиот понял, что отсутствие у Эми каких бы то ни было реакций означало лишь безмерную глубину переживаемых ею чувств. Фрейд был прав: кажущееся равнодушие служило для Эми защитой в ситуации, которую необходимо было изменить. Но Эми чувствовала, что сама она изменить что-либо не в силах; к тому же у нее сохранились младенческие воспоминания о трагической гибели ее матери.

Но это объяснение придет намного позже, а пока Эллиот был разочарован безразличием Эми. С того самого момента, когда было принято решение отправиться вместе с Эми в Конго, Эллиот не раз думал о любой возможной реакции гориллы, но только не о полном равнодушии, и совершенно не понял сути и важности ее реакции. А суть состояла в том, что посещение города Зиндж было настолько чревато опасностями, что Эми видела один выход: сделать вид, что этих опасностей не существует.

Все утро Эллиот, Мунро и Росс расчищали подступы к зданиям в самом сердце города, с трудом прорубаясь в плотных зарослях бамбука и обвивавших его колючих лиан. К полудню их усилия были вознаграждены: они вошли в здания, подобных которым еще не видели. Это были инженерные сооружения с обширными пещерообразными подвалами, спускавшимися на три-четыре этажа ниже уровня грунта.

Подземные сооружения восхитили Росс — не столько своим совершенством, сколько самим фактом существования. Они доказывали, что жители древнего Зинджа овладели техникой земляных работ, без чего разработка алмазных копей была бы немыслима. Мунро придерживался того же мнения:

— Что-что, — сказал он, — а ковыряться в земле они умели.

Радость открытия немного омрачало то обстоятельство, что, кроме глубоких подвалов, в глубинах города исследователи не нашли ничего интересного. Во второй половине дня они углубились в город еще дальше и неожиданно натолкнулись на здание, настолько богато украшенное барельефами, что его тут же назвали галереей. Установив связь между видеокамерой и спутниковым ретранслятором, они обследовали изображения.

Оказалось, что на большинстве барельефов изображены сцены из обыденной жизни. Женщины готовили пищу на костре, дети гоняли мяч какими-то палками, писцы, сидя на корточках, царапали что-то на глиняных табличках. Целая стена была посвящена сценам охоты: мужчины в коротких набедренных повязках с дротиками в руках преследовали зверя. Наконец появились и сцены работы в алмазных копях: из прорытых в земле тоннелей мужчины выносили корзины, доверху наполненные камнями.

В обширной панораме жизни бросалось в глаза отсутствие некоторых деталей. Жители Зинджа приручили собак и охотились с ними, виверры жили у них как домашние животные, но нигде не было ни одного изображения вьючного животного. Очевидно, древним жителям Зинджа не пришло в голову использовать животных для перевозки грузов, а все тяжелые работы выполняли рабы. Больше того, жители древнего города, судя по всему, не знали и колеса, потому что нигде не было изображено ничего, похожего на тележку или тачку. Все грузы переносили на руках в корзинах.

Мунро долго рассматривал барельефы и наконец задумчиво проговорил:

— Не хватает еще чего-то. Никак не могу сообразить чего именно.

В этот момент все трое рассматривали сцену добычи алмазов: из вырытых в земле темных ям появлялись люди с корзинами, полными алмазов.

— Ну конечно, — щелкнув пальцами, воскликнул Мунро, — нет полицейских!

Эллиот с трудом подавил улыбку: нетрудно предположить, что такой человек, как Мунро, размышляя о давно исчезнувшей цивилизации, прежде всего вспомнит о карательных органах.

Но Мунро убеждал, что это не случайно.

— Вы только послушайте, — говорил он. — Этот город существовал постольку, поскольку существовали алмазные копи. Здесь, в самом сердце джунглей, никакой другой причины строить город не было и быть не могло.

Зиндж был цивилизацией рудокопов: богатство города, его торговля, его повседневная жизнь — буквально все здесь зависело от рудокопов. Это классический пример системы монокультуры или, точнее, сверходнобокой экономики. И может ли быть, чтобы копи и рудокопов не охраняли, не контролировали, не проверяли?

— На барельефах мы не видим и многого другого, — возразил Эллиот. Например, как люди едят. Возможно, изображать охранников запрещала религия.

— Возможно, — признал Мунро, оставаясь, впрочем, при своем мнении. — Но во всем мире в любом районе добычи ценных ископаемых охранники прямо-таки бросаются в глаза. Посмотрите на алмазные месторождения в Южной Африке или на разработки изумрудов в Боливии: первое, что вы там увидите, — ребят из службы безопасности. А здесь, — сказал Мунро, показывая на барельефы, — ни одного охранника.

Карен Росс предположила, что, быть может, в Зиндже не было потребности в охранниках, что, возможно, жители города были мирными и законопослушными людьми.

— В конце концов, все это было очень давно, — добавила она.

— Человеческая природа не меняется, — парировал Мунро.

Путешественники покинули галерею и оказались на открытом дворе, заросшем спутанными лианами. С другой стороны двор ограничивали колонны здания, чем-то напоминавшего храм. Внимание исследователей тотчас же привлекли разбросанные по двору десятки каменных лопаток — точные копии той, что днем раньше нашел Эллиот.

— Черт меня побери, — пробормотал Эллиот.

Они пересекли удивительную поляну, усеянную лопатками, и вошли в здание, которое без единого возражения было решено именовать храмом.

Внутри храма оказалась единственная большая квадратная комната. Потолок во многих местах был разрушен, и через дыры пробивались лучи солнечного света. Прямо перед входом возвышался большой холм из тесно переплетенных лиан, настоящая пирамида футов в десять высотой из неистребимой растительности. Люди поняли, что лианы скрывают какое-то изваяние.

Эллиот взобрался на холм и принялся отрывать прильнувшие к камню растения, что оказалось довольно трудно: упрямые гибкие лианы цеплялись корнями за малейшие трещины. Через несколько минут Эллиот повернулся к Мунро:

— Теперь лучше?

— Спускайтесь и взгляните сами, — странным тоном ответил Мунро.

Эллиот спустился и отступил на несколько шагов. Краски на изваянии поблекли, камень был изъеден кавернами и местами осыпался, но тем не менее ошибиться было невозможно: перед ним стояла огромная каменная горилла.

Животное развело руки в стороны, держа в каждой по каменной лопатке.

Свирепый вид недвусмысленно говорил о том, что горилла готова молниеносно свести лопатки вместе.

— Боже мой! — воскликнул Эллиот.

— Горилла, — удовлетворенно резюмировал Мунро.

— Теперь все ясно, — сказала Росс. — Жители Зинджа поклонялись гориллам. Горилла была их божеством.

— Но почему же Эми говорит, что это не гориллы?

— Спросите у нее. — Мунро посмотрел на часы. — Мне пора готовить лагерь к ночевке.

ГЛАВА 3. НАПАДЕНИЕ

Вооружившись складными металлокерамическими лопатами, путешественники принялись рыть ров с наружной стороны вдоль всего ограждения лагеря.

Работа продолжалась и после захода солнца, а заполнять ров водой через канавку, прорытую от ближайшего ручья, пришлось при красном ночном освещении. По мнению Росс, ров шириной около фута и глубиной всего несколько дюймов был несерьезным препятствием. Человек без труда перешагнет через такую преграду. Вместо ответа Мунро встал по другую сторону рва и позвал:

— Эми, иди сюда, я тебя почешу.

Довольно посапывая, Эми быстро заковыляла к Мунро, но у канавки вдруг остановилась как вкопанная.

— Иди, я тебя почешу, — протягивая к горилле руки, повторил Мунро. Иди сюда, девочка.

И все же Эми так и не осмелилась перешагнуть ров. Она раздраженно жестикулировала; тогда Мунро шагнул к горилле и перенес ее на другую сторону.

— Гориллы терпеть не могут воду, — объяснил он Росс. — Я сам видел, как они боялись перейти через ручеек куда меньше нашего рва.

Эми подняла руки, поскребла подмышки, потом пальцем ткнула себе в грудь. Смысл ее жестов был ясен и непосвященному.

— Женщина, что с нее взять, — притворно вздохнул Мунро, наклонился и принялся энергично чесать гориллу.

Посапывая, фыркая и широко улыбаясь от удовольствия, Эми каталась по земле. Когда Мунро выпрямился, она не встала вслед за ним, а выжидающе посмотрела — в надежде, что удовольствие будет продлено.

— Пока хватит, Эми, — сказал Мунро.

Горилла явно просила его о чем-то.

— Прости, я не понимаю твоего языка. Да нет же, — засмеялся Мунро, если ты будешь жестикулировать медленнее, я все равно ничего не пойму.

Впрочем, Мунро тут же сообразил, чего хотела Эми, и перенес ее назад в лагерь. В знак признательности Эми обслюнявила ему щеку.

— Смотрите внимательней за своей обезьяной, — сказал Мунро Эллиоту за ужином.

Сидя у костра, он добродушно подшучивал, понимая, что нервы у всех напряжены до предела. Когда же с ужином было покончено, а Кахега ушел проверять оружие и раздавать патроны, Мунро отвел Эллиота в сторону и посоветовал:

— Посадите ее на цепь в своей палатке. Мне не хочется, чтобы ночью, когда начнется стрельба, она путалась под ногами. Едва ли наши ребята будут разбирать, та эта горилла или другая. Объясните ей, что мы будем стрелять, поэтому может быть очень много шума, но ей бояться нечего.

— Что, действительно будет много шума? — спросил Эллиот.

— Думаю, да, — ответил Мунро.

Эллиот отвел Эми в свою палатку и прочной цепью, которой он часто пользовался еще в Калифорнии, привязал гориллу к койке. Впрочем, он понимал, что горилла посажена на цепь скорее символически: при желании она легко сдвинула бы и койку и палатку. Поэтому он взял с Эми слово, что она не будет убегать из палатки.

Эми обещала. Эллиот направился к выходу, и Эми знаками сказала: „Эми любить Питер“.

„Питер любит Эми, — улыбаясь, ответил Эллиот. — Все будет в порядке“.

Эллиот оказался в ином мире.

Красные ночные огни Росс отключила, но в мерцающем свете костра были отчетливо видны фигуры стоявших по периметру лагеря часовых в огромных очках — приборах ночного видения. Сетка ограждения басовито гудела под напряжением. Эти странные звуки и еще более странные фигуры часовых создавали впечатление нереальности происходящего. Питер Эллиот вдруг остро ощутил уязвимость их положения: горстка испуганных людей оказалась в глубине тропического конголезского леса, более чем в двухстах милях от ближайшего города.

Все ждали.

Эллиот споткнулся о черный кабель, змеей извивавшийся по земле, и только после этого заметил, что ими опутан весь лагерь: они тянулись к оружию каждого часового, а от оружия — к приземистым устройствам на коротких треногах и с вздернутыми носами, установленным вдоль всего ограждения. Да и само оружие стало другим, необычно изящным и хрупким.

Возле костра Росс настраивала магнитофон.

— Что это за чертовщина? — шепотом осведомился Эллиот.

— Это ОЛНАЦ — оружие с лазерным наведением на цель, — тоже шепотом ответила Росс. — Система ОЛНАЦ состоит из нескольких УЛН, связанных с СССУ.

Росс объяснила, что часовые держат в руках не оружие, а только УЛН устройства лазерного наведения, которые кабелями соединены с СССУ скорострельными сенсорными устройствами, стоящими на треногах.

— Часовые только обнаруживают цель, фиксируют на ней лазерный луч, а СССУ стреляют, — сказала Росс. — Эта система разработана специально на случай ведения военных действий в джунглях. СССУ снабжены марлановыми глушителями, так что нападающие даже не поймут, откуда ведется стрельба.

Только постарайтесь не вставать перед СССУ, потому что на источник тепла они нацеливаются автоматически.

Росс передала магнитофон Эллиоту, а сама отправилась проверить источники питания, подающие напряжение на ограждение. В темноте Эллиот с трудом различал силуэты часовых. Мунро беззаботно помахал ему рукой, и только тогда Эллиот понял, что похожие на гигантских кузнечиков часовые с их огромными очками и сверхсовременным оружием видят его намного лучше, чем он их. Эллиоту часовые напомнили инопланетян, по ошибке высадившихся в глубине бескрайних джунглей.

Ожидание.

Час проходил за часом, а из джунглей не доносилось ни звука, если не считать журчания воды в крохотном рве. Время от времени носильщики негромко окликали друг друга, перешучиваясь на суахили. Опасаясь сенсоров, реагирующих на источник тепла, они не курили. Миновала полночь, прошел еще час.

Из палатки Эллиота доносился громкий храп Эми, отчетливо слышный даже на фоне неумолчного басовитого гула ограждения. Росс прилегла отдохнуть прямо на земле; впрочем, рука ее лежала на выключателе ночного освещения.

Эллиот в очередной раз бросил взгляд на часы и зевнул. Мунро ошибся, решил он, этой ночью никаких происшествий не будет.

А потом он услышал знакомые звуки: то ли вздохи, то ли затрудненное дыхание.

Эти звуки услышали и часовые; они тотчас взяли устройства лазерного наведения на изготовку. Эллиот хотел было направить микрофон в ту сторону, откуда доносились странные звуки, но определить, где именно находится их источник, было невозможно. Казалось, звуки летят со всех сторон одновременно, таинственным образом скользят в ночной темноте вместе с редкими полосами тумана.

Эллиот не сводил взгляда с указателя уровня записи. Плавно колебавшаяся стрелка вдруг резко дернулась, одновременно послышались глухой удар и всплеск воды. Конечно, эти звуки услышали все, и часовые щелкнули предохранителями.

Эллиот, не выпуская из рук магнитофона, подполз ближе к ограждению и осмотрел сооруженный ими вечером ров. Кусты за ограждением шевелились, вздохи становились все громче и громче, но самое главное было в другом: через ров был переброшен толстый сухой ствол и тон журчания воды изменился.

Так вот что означал глухой удар! Оказывается, нападавшие соорудили мост через ров. В этот момент Эллиот понял, что они явно недооценили своего противника, кем бы он ни был. Ученый хотел было показать мост Мунро, но тот замахал руками, отгоняя Эллиота от ограждения и одновременно выразительно показывая в сторону устройства на низкой треноге, стоявшего рядом с Эллиотом. Пока Эллиот раздумывал, что ему следует сделать, в кроне деревьев громко закричали обезьяны колобусы, и тут же началась первая атака горилл.

Эллиот лишь мельком успел увидеть огромное животное (определенно с серой шерстью, отметил он), которое неслось прямо на него. Он бросился на землю, а через долю секунды гориллы наткнулись на сетку ограждения. Дождем посыпались искры, отчетливо запахло паленой шерстью.

Это было лишь началом фантастического сражения, которое проходило почти в полной тишине.

Ночную темноту прорезали изумрудные лазерные лучи, установленные на треногах пулеметы посылали одну очередь за другой, разворачивая стволы, тихо жужжали механизмы автоматического наведения. Каждая десятая пуля была трассирующей, и теперь все небо над головой Эллиота испещряли перекрещивающиеся зеленые и ослепительно-белые полосы.

Гориллы предприняли массированную атаку со всех сторон. Шесть огромных животных одновременно налетели на ограждение и тут же в снопах искр отпрянули назад. Появились другие гориллы, которые тоже бросились на хрупкое ограждение. И тем не менее самыми громкими звуками на всем поле битвы были крики колобусов и треск электрических разрядов на сетке ограждения. Потом люди заметили горилл и на ветвях больших деревьев, нависавших над лагерем. Мунро и Кахега направили лазерные лучи устройств наведения вверх, прямо в листву. До Эллиота снова донеслись громкие вздохи: несколько горилл рвали сетку ограждения, уже вышедшую из строя: искр больше не было.

Вдруг Эллиот осознал, что сложнейшая сверхсовременная система защиты горилл не остановит. Им нужен был шум, как можно больше шума! Очевидно, та же мысль пришла в голову Мунро, потому что он на суахили приказал прекратить огонь, а потом крикнул Эллиоту:

— Снимайте глушители! Глушители!

Эллиот схватился за черную толстую насадку на стволе ближайшего пулемета и, обжигая руки и чертыхаясь, стянул ее. Он успел отойти от оружия лишь на шаг, и тут же тишину разорвали оглушительные выстрелы. С ветвей тяжело шлепнулись две гориллы. Одна из них была еще жива и бросилась на Эллиота; тот едва успел стянуть глушитель с другого пулемета.

Короткий ствол немедленно развернулся и выпустил очередь едва ли не в упор. В лицо Эллиоту брызнула теплая жидкость. Он сорвал глушитель с третьего пулемета и бросился ничком на землю.

Оглушительная пулеметная стрельба и облака едкого дыма сделали свое дело: гориллы в панике отступили. Снова воцарилась тишина, хотя часовые еще долго обшаривали лазерными лучами плотные заросли, а вслед за зелеными лучами, выискивая цель, двигались и стволы пулеметов.

Потом и часовые и машины прекратили поиски. В джунглях повисла напряженная тишина.

Гориллы ушли.