Конноли сжал зубы, нагнулся и схватил гранату. Он хотел так же быстро выпрямиться, но — проклятый радикулит! — пришлось швырнуть гранату не разгибаясь, и она на самую малость не достигла края щита. Одну ничтожную долю секунды казалось, что граната все же перелетит через щит. Но она свалилась обратно и, еще не коснувшись земли, взорвалась…
Люди успели прижаться к стенам. Их было слишком много: лишь некоторые отделались испугом, остальные были ранены, а пулеметчики — убиты.
Конноли лежал на трупах и, сдерживая стоны, повторял:
— Спокойно… спокойно…
Пулемет был опрокинут, шахтерская лампа исчезла. И если бы нападавшие вздумали штурмовать пост, никто не помешал бы им захватить штольню. Но — странно — граната взорвалась, и на этом все кончилось. Тишина и мрак…
Раненые пришли в себя, почувствовали боль и застонали.
Конноли все еще бормотал:
— Спокойно… спокойно…
Долговязый Штумпф, личный доверенный коменданта, исполнитель его кровавых приговоров не по принуждению, а по призванию, сообразил, что надо навести порядок. Он вытащил из кармана электрический фонарик, осветил обезумевшую толпу и воскликнул:
— Дорогой патрон! Вы ранены?
— Боюсь, что смертельно! — отозвался Конноли. — У меня холодеют ноги. Ниже колен я их не чувствую…
— О, мы вас вылечим, дорогой шеф! Вылечим…
Штумпф отобрал полдесятка людей для защиты позиции, другим приказал убрать убитых, а легкораненых заставил нести коменданта. Он поддерживал носилки, всячески стараясь избавить патрона от толчков и тряски.
Мрачная процессия, присвечивая карманными фонарями, приблизилась к освещенной зоне. Здесь она задержалась, так как штольня была перегорожена щитом, и старший по посту долго не соглашался его отодвинуть.
— Не могу, не имею права… — разводил он руками, а его маленькие зеленые глазки явно издевались. — Что с того, что вы несете коменданта? Да будь он хоть сам фюрер! Приказано стрелять по всем, кто идет «оттуда»! Скажите спасибо, что не стреляли…
Шульц, бывший боксер, был ранен в правую руку. Когда терпение его истощилось, он прицелился в скулу ефрейтора левой рукой и, собрав последние силы, двинул кулаком. Ефрейтор упал на спину. Шульц повалился на него. Солдаты поспешили отодвинуть щит в сторону, и процессия двинулась дальше.
То ли шум, то ли боль и тряска вернули сознание коменданту. Он с трудом приподнялся на локте, оглянулся. Штумпф понял, что дела коменданта совсем плохи. Прозрачные ноздри сжимались в такт учащенному дыханию, глаза казались фарфоровыми, как у замороженного окуня.
Сзади послышалась стрельба автомата. Конноли окончательно пришел в себя. Глаза его вдруг засверкали. Собрав остатки сил, он приподнялся и зашипел:
— В машинный зал!
Штумпф взмахнул автоматическим пистолетом, и носильщики свернули к машинному залу.
Инженер-полковник Шмерцкопф, чуя неладное, пытался не пустить коменданта. Загородив дверь, он убеждал Штумпфа:
— Его надо в лазарет, а не сюда. Он истекает кровью…
— Молчать! — неожиданно гаркнул Конноли. — Несите!
Штумпф бесцеремонно оттолкнул Шмерцкопфа и охранники внесли коменданта в машинный зал.
— Сюда! — властно показал Конноли на пульт управления. — Положите меня на стол… И можете идти.
— Доктора пришлите! — скомандовал Шмерцкопф.
— Не надо доктора, — резко произнес раненый. — Ты, мой друг, — обратился он к Штумпфу, — подвинь сюда микрофон, чтобы я мог говорить… Вот так, отлично… Сделай мне перевязку, иначе я истеку кровью раньше, чем выполню свой долг. Теперь все хорошо… Последнее средство… Слушай, Карл, ничего не бойся! В последний момент я открою тебе тайну выхода, только тебе.
Конноли протянул руку к красному рубильнику. Рука повиновалась ему… Значит, все в порядке.
Штумпф разрезал окровавленные брюки. Ноги были усеяны черными пятнами — сгустками запекшейся вокруг ран крови.
— Ничего, ничего, — говорил Штумпф. — Скоро вы будете бегать, как молодой жеребенок…
Странное чувство связывало сердца этих двух мерзавцев. Конноли, тогда еще герр Оскар Крайц, владелец пивоваренного завода и офицер СС, патрулируя одну из центральных улиц Берлина, как-то наткнулся на молодого громилу, только что зарезавшего целую семью. Его поймали в тот момент, когда он, выбросив из окна два узла с награбленным, стал спускаться сам.
Оскар Крайц обязан был расстрелять его на месте. Но у Крайца проснулись родительские чувства: у него был сын, примерно таких же лет; этого сына еще гнилое социал-демократическое правительство за точно такие же развлечения отправило в концентрационный лагерь. Когда фашисты пришли к власти, Оскар Крайц объездил все места, где мог бы быть его сын, но так и не обнаружил его.
Зачем же убивать молодого человека? Нет! Оскар Крайц решил внести свои коррективы в судьбу Карла Штумпфа…
Короче говоря, начальник эсэсовского патруля инсценировал расстрел, а на самом деле отпустил бандита, взяв с него предварительно слово, что он явится к своему спасителю в ту же ночь. И Карл Штумпф не обманул своего благодетеля. С тех пор они не разлучались. Оскар Крайц приобрел верного телохранителя, бесплатного палача, а Карл Штумпф — эрзац-отца.
И вот при каких обстоятельствах им суждено расстаться… Конноли слышит, как сморкается за пультом Карл Штумпф. Раненому доставляют удовольствие эти звуки: хоть одно существо оплакивает его смерть…
За стенами зала поднялся шум. Это повстанцы ворвались на административный горизонт… Они окружают машинный зал. Отлично!
Первое движение: поворот выключателя — и стальная дверь замкнута токами намертво.
Второе движение: микрофон. Конноли стал говорить, и с каждым словом голос его крепнул:
— Внимание! Говорит комендант Подземного города! Моя рука на красном рубильнике. Это значит, что от малейшего моего усилия все взлетит к чертям вместе с вами! Мне жизнь недорога, мне жить осталось не больше часа. Но вы составите мне веселую компанию на тот свет. Итак, пятнадцать минут! Пятнадцать минут срока! Если в течение этого времени вы не выдадите зачинщиков и не сложите оружия — смерть! И еще предупреждаю: первая попытка воспрепятствовать мне ускорит конец! Моя рука на красном рубильнике!
Стальной цилиндр машинного зала загудел от тяжелых ударов.
— Предупреждаю — смерть! — повторил Конноли.
Стало тихо. Лишь сталь продолжала дрожать, и от этого в ушах Конноли звенело. Полумертвый, обескровленный, он снова испытывал величайшее наслаждение, доступное хищнику: он по-прежнему владеет многими тысячами жизней.
Конноли окликнул Штумпфа. Тот не замедлил склониться над ним.
— Я здесь, я слушаю вас, дорогой патрон!
— Карл, тайный выход ведет из главной галереи, налево от центрального ствола, в пещеру в «чертовом пальце». Дверь в галерее скульптурная. Придавишь левый сосок фигуры римлянина, наступишь на левую стопу — и она отодвинется. Не теряя времени, спеши к морю. Там должен быть самолет господина Блекпига.
Конноли закрыл на секунду глаза. Ноздри его были прозрачны и перестали сжиматься. Штумпф глядел на него и шептал:
— Умер, умер…
Но комендант вдруг вздохнул и снова заговорил:
— Хорошо бы отправиться в последний путь вместе с дорогим компаньоном… Это, впрочем, все шутки. Я думаю, мой друг, что тебе лучше всего сейчас немедленно покинуть Подземный город… Воспользуйся выходом из машинного зала, расположенным под компрессором номер семь. Разорви на себе одежду, вымажься мазутом, чтобы бунтовщики приняли тебя за своего. Ну, прощай, Карл!
Он пожал руку своему питомцу.