На следующее утро король покинул Тарантию. Роскошно выглядевший в новых, сверкающих золотой отделкой доспехах из вороненой стали, восседающий на своем новом скакуне по кличке Шалманесер, Конан возглавил внушительную колонну, едва ли не превышающую по численности ту армию, которой он командовал в сражении полмесяца назад. Части, сражавшиеся в долине Тайбора, были оставлены на юго-востоке страны. За последующие же две недели в Тарантии собрались долго шедшие с северных и западных границ гандерландские и боссонские роты. Кроме того, из крестьян центральных районов было набрано ополчение, отряды которого возглавили знатные горожане и сельское дворянство.
Жители Тарантии, толком не понимая, какой угрозе будет противостоять аквилонская армия, все же устроили уходящим отрядам пышные проводы, Все было как положено: дождь из разноцветных лепестков, разбрасываемых с крыш домов, слезы расстающихся влюбленных, вытираемые кружевными платками и грубыми солдатскими перчатками, торжественный марш… Смех в толпе провожающих вызвало появление в колонне наряженного в новенькие доспехи Делвина, посаженного верхом на украшенного разноцветными ленточками пони. Карлик деловито пришпоривал свою лошадку, стараясь ни на шаг не отставать от внушающего почтение одним своим видом могучего великана — Конана…
С площадки надвратной башни махали Конану Зенобия и маленький Конн. Королева с трудом сдерживала слезы, вида, как вновь, в который уже раз, ее возлюбленный удаляется от нее, шествуя по Великой Дороге Королей.
Переход на юго-восток был быстрым и слаженным. Погода стояла отличная, деревенские старосты и губернаторы попадавшихся по пути городов хотя и поражались численности армий, но исправно предоставляли войскам продовольствие и фураж. Практически в каждом городе к армии присоединялись новые пехотные и конные роты ополченцев, набранные в богатых южных районах страны.
Гонцы приносили известия о том, что войска, остававшиеся на берегах Тайбора, уже перешли границу Офира я углубились на его территории, практически не встретив сопротивления. Сведения, добытые разведкой, внушали оптимизм.
— Король Балт находится сейчас в Ианте, во дворце Малвина, но вполне вероятен его отъезд в Немедию, — докладывал Эгилруд, командующий аквилонской разведкой, только что вернувшийся с фронта. — Как офирские, так и немедийские войска деморализованы и спешно отступают к столице. Пленные сообщают, что Ианта подвергается еще большей опасности с востока, откуда быстро продвигается принц Кофа Амиро, сжигая все на своем пути. Солдаты противника куда больше опасаются Амиро, чем аквилонцев, и охотно идут на сотрудничество с нашей разведкой. Судя по всем данным, кофийцам потребуется два-три дня, чтобы дойти до Ианты.
— Итак, — объявил Конан прослушавшим доклад советникам и офицерам, — в продвижении к столице Офира мы вынуждены участвовать в гонке, явно дав фору сопернику. Признаю — с моей стороны было величайшей глупостью не начать наступление две недели назад, сразу после победы на Тайборе.
— Ваше величество, вы собираетесь штурмовать Ианту и захватить большую часть Офира, — полувопрос, полуутверждение прозвучало из уст генерала Оттобранда, немолодого гандерландца в латах и подбитом мехом плаще. — Это намерение достойно высочайших похвал. Но, мой господин, я должен сообщить вам, что наша армия подойдет к Ианте не раньше чем через семь дней. Кофийцы наступают по ровной местности, обходя форты и крепости офирцев и избегая ввязываться в сражения. Мы же вынуждены идти по зажатой между горами Дороге Королей, где нас может задержать даже слабая оборона, организованная в замках и крепостях над мостами. Кроме того, и узких долинах нам смогут длительное время противостоять даже небольшие силы противника.
— И это еще не все, Конан, — добавил Просперо. — Когда мы подойдем к Ианте, разумеется, Малвин не сдаст нам город. К его усталым и деморализованным солдатам добавятся стены и башни, которым неведомы усталость, сомнения и страхи. А кроме того, у стен Ианты мы наверняка встретим кофийцев, и лорду Малвину останется только взирать со стен на то, как его противники с упоением рубят друг друга.
Генерал Оттобранд склонился над пергаментной картой, лежащей на походном столе, и предложил:
— Можно послать парламентеров к Амиро. Если повезет, они проберутся через территорию, еще занимаемую офирцами, и попытаются убедить принца честно поделить замки Офира, — и генерал резко провел ребром ладони по карте, деля Офир на две примерно равные части.
— Не согласен, — возразил Конан, — все равно любые переговоры упрутся в то, кому владеть Иантой. И я предпочел бы взять город сам, а не иметь дел с Амиро.
Конан помолчал, глядя куда-то в потолок шатра, и вдруг резко обернулся к командиру разведки, неожиданно обратившись к нему:
— Мой юный друг Эгилруд, не выделите ли вы из своих людей четырех самых надежных бойцов на самых добрых скакунах? Эти люди должны иметь крепкие нервы и быть готовы на самый отчаянный поступок. Ну, что — есть такие?
— Так точно, ваше величество! — отчеканил Эгилруд, высокий блондин родом из Боссонии; его рука взлетела к забралу шлема в почтительном жесте.
— Отлично. Выдайте им неприметную, не форменную одежду, доспехи разного фасона, предоставьте запасных лошадей и сухой паек на несколько дней. Вы лично должны экипироваться таким же образом и прибыть к штабному шатру незадолго до того, как начнет светать.
Боссонец еще раз отдал честь, кивнул и вышел из шатра, а Конан пояснил остальным присутствующим:
— Порой горстка умелых и сильных храбрецов может сделать то, что не под силу целой армии.
— Каков же ваш план, ваше величество? — поинтересовался граф Троцеро. — Я сгораю от нетерпения получить приказ и приступить к подготовке его выполнения. Для начала мне нужно будет раздобыть одежду попроще…
— Нет, Троцеро, то, что я задумал, будет… не самым эффективным использованием твоих сил и опыта. Я хочу, чтобы ты и все вы, почтенные офицеры и генералы, как можно быстрее продвигали нашу армию к Ианте. Не стремитесь к промежуточным победам, проходите мимо крепостей под прикрытием стрелков, не захватывайте вражеских солдат в плен. Если все пойдет так, как я задумал, столица Офира будет ожидать вас как избавителей и радостно откроет вам свои ворота.
Конан обернулся к карлику, тихо сидевшему до этого в одном из углов штабного шатра:
— Делвин, ты по-прежнему готов поручиться за своих приятелей в Ианте?
— Все остается в силе, ваше величество, — с серьезным и несколько излишне торжественным видом изрек шут. — Если вы представитесь герцогу Лионарду в его особняке за внешними стенами Ианты, он сможет провести вас во внутреннюю крепость, в замок-цитадель. Этот герцог — первейший и самый влиятельный из недругов Малвина. Куда сложнее, сдается мне, будет войти в сам город.
— Нет, сейчас, когда в воротах толкутся толпы беженцев, торгашей и прибывающих в гарнизон пополнении, сделать это будет нетрудно. Эй, Просперо, помоги-ка миг с этими креплениями. — Киммериец стал снимать доспехи, начав с полированной позолоченной грудной пластины. — Мне понадобятся другие доспехи, лучше им m — офирские. Генерал Оттобранд, посмотрите, не осталось ли нам чего-нибудь подходящего с плеча пленных, тех, что покрепче сложены?
— Что? Ваше величество… — Троцеро отказывался поверить в происходящее. — Вы планируете сами ехать в город?! Но на чем основана ваша уверенность в успехе — на словах этого урода, перебежчика, шпиона короля Балта?.. — Граф резко ткнул пальцем в сторону Делвина, даже не пытаясь сдержать свой гнев: — Как ты можешь доверять ему, Конан?! Откуда мы знаем, что шут не хочет просто-напросто сдать вас в лапы своему бывшему хозяину?
Сбросив с себя кирасу, киммериец положил ее у восточной стены шатра и спокойно ответил:
— Я верю Делвину, ибо он остается здесь, в распоряжении моих верных офицеров. Если я погибну, или выяснится, что он нас обманул, вы сами понимаете, чего будет стоить его жизнь.
Дорога в Ианту заняла два дня и большую часть ночи. Обогнав передовые аквилонские части, миновав дальние Дозоры, шестерка всадников — Конан, Эгилруд и четверо разведчиков — углубилась в земли Офира. По дороге они обгоняли беженцев, тянущихся со своим скарбом в столицу, и старались подальше объезжать патрули и марширующие роты противника. На исходе второго дни, уже в сумерках, огни на стенах и башнях Ианты маячили на горизонте. Вскоре показались и мачтовые огни кораблей, проплывавших мимо города по Красной реке. К счастью, всадники успели въехать в столицу до Выступления комендантского часа. Назвавшись немедийскими ополченцами, отбившимися от своего отряда, они были пропущены начальником караула через ворота; сержант-офирец даже объяснил им дорогу до комендатуры. В обреченном на долгую осаду и штурм городе царила возбужденная, почти праздничная атмосфера. Повсюду шатались пьяные солдаты, жители вышли на площади, чтобы продать хоть за грош свое имущество, а затем спрятать деньги в тайниках или даже закопать их где-нибудь за городскими стенами. Спекулянты придирчиво осматривали товар, отчаянно торгуясь и уже предвкушая будущий навар. За торговлей заинтересованно наблюдали одинокие воры-карманники и целые группы грабителей, тоже предвкушающие легкую добычу. Городская стража и гарнизон были слишком заняты подготовкой к осаде, чтобы обращать внимание на порядок в городе. У посторонних наблюдателей даже возникло сомнение, что скорей погубит Ианту: грабежи ворвавшихся в город вражеских солдат или же собственные мародеры.
Аквилонцы безошибочно выглядели в толпе горожан человека в нужной степени подпития. За кружку эля он, не задавая незнакомцам лишних вопросов, провел их к дворцу герцога Лионарда, стоявшему у самой реки. Здесь пьяница, получив обещанный медяк и, для пущей достоверности, хороший пинок под зад, покинул шестерых всадников, направившись к ближайшему питейному заведению. Через глазок в воротах дворца аквилонцев кто-то долго рассматривал, а затем после долгих препирательств и за небольшое вознаграждение привратник впустил их внутрь. Оказавшись во дворце, Конан и его спутники быстро добились приватной аудиенции у герцога Лионарда.
— Сюда, теперь сюда. Тихо.
Улицы города, по которым Лионард и его слуга вели аквилонцев, были пустынны. К удивлению Конана, на них не было не только нарушителей комендантского часа, но и патрулей. Редкие стражники, стоявшие на некоторых углах, вознаграждались за свою благосклонность к припозднившимся «немедийцам» и сопровождающему их аристократу парой-тройкой мелких монет.
Конан даже не сообразил, где именно череда переулков, узких проходов между стенами, ржавых железных Ворот и крытых галерей перешла во внутренние помещения замка-цитадели. Но в том, что дело обстояло именно так, киммериец и его спутники убедились, когда открывшаяся перед ними дубовая дверь привела их в широкий полутемный коридор, по стенам которого висели пыльные ковры, а в нишах по обеим сторонам стояли изваяния каких-то давно умерших аристократов Офира. Сомнений быть не могло — такой интерьер мог принадлежать только королевскому замку, правда, в нижней, малообитаемой его части.
— И все же поклянитесь мне, — в десятый раз взмолился Лионард, — что вы не станете вести переговоры с лордом Малвином.
Герцог семенил рядом с широко шагающим Конаном, на их спинами шел со свечой в руке слуга герцога; на шаг позади следовали Эгилруд и его немногословные разведчики, чьи ладони ни на миг не разжимали рукоятки их мечей. Вся компания двигалась почти бесшумно, предварительно оставив на себе лишь минимум доспехов, чтобы избежать любого лязга и позвякивания.
— Я ничего не буду иметь против, — продолжил герцог, — если вы найдете компромисс с немедийским монархом, но, во имя Митры, — не пытайтесь договориться с Малвином. Тогда мне конец… Впрочем, клянусь вам, дело не в моей жизни, а в судьбе страны, исстрадавшейся под гнетом жестокого тирана. Я бы давно сам поднял голос против Малвина, но он лишил меня трибуны, исключив из членов Совета. Да что такое Совет при власти деспота…
Лионард был маленьким, сухим, похожим на паука человеком. Одетый в темный халат поверх цветастых шелков, которые были на нем дома, он едва ли походил на представителя древнего аристократического рода и обладателя высокого титула, несмотря на множество подобающих его положению атрибутов: напомаженных усов, дорогих сапог из тонкой кожи и изящно украшенной драгоценными камнями сабли. Впрочем, интригу своей вендетты он плел с настойчивостью, достойной настоящего аристократа:
— Воистину, о король Конан, — если ты действительно тот, за кого себя выдаешь, — так вот, Конан, повелитель Аквилонии, я молю тебя о милости для лежащей рядом с твоим государством страны: отбрось даже мысль о том, что с лордом Малвином можно вести какие бы то ни было переговоры и заключать хоть какие-то сделки.
— Да, да, герцог, — монотонно соглашался Конан, не замедляя шага, — никаких дел с Малвином. Не бойся, мне не о чем говорить с этим негодяем.
— Как вы распорядились, — перешел на другую тему Лионард, — я вызвал свою охрану. Этот негодяй Малвин реквизировал мою собственную роту как бы на оборону города. На самом деле — это всего лишь предлог, чтобы оставить меня беззащитным перед ним. И все же дюжина бойцов будет ждать наших распоряжений у главных ворот цитадели.
— Отлично, — кивнул Конан, — они могут нам понадобиться, когда придет время. Так, теперь куда? — спросил он, увидев, что коридор, по которому они шли, упирается в другой, перпендикулярный ему.
— Направо, — ответил Лионард и пояснил: — Этот коридор ведет прямо в вестибюль большого зала, где Малвин каждый вечер пирует со своими приспешниками и с Балтом. В вестибюле будет стража — верные дворцовые охранники. Этих я не смогу ни подкупить, ни подговорить. Скорее всего, они будут смотреть в другую сторону, наблюдая за главным входом.
— Ну что ж, настало время поработать мечом. — Клинок Конана со свистом вылетел из ножен; в тот же миг за ним последовали клинки аквилонских разведчиков, наполнив на короткое время коридор звуком, напоминавшим шипение огромной рассерженной змеи.
— Только не это, герцог, — прошептал Конан, удерживая руку Лионарда, схватившегося за рукоять его элегантной сабли. — Тебе лучше оставаться в роли спасителя страны, а не мятежника.
Отпустив локоть герцога, Конан выхватил левой рукой из-за пояса боевой топор с обоюдоострым лезвием и резко взмахнул этим страшным оружием в воздухе.
Герцог и его слуга поспешно отступили к стене, скорее i облегчением, чем с неудовольствием. Конан обернулся к Эгилруду и молча кивнул ему. Тот через плечо шепнул:
— Вперед, ребята! Быстро и без шума!
Пройдя немного вперед по коридору, Конан и его шутники перешли на мягкий, почти беззвучный бег, когда впереди замаячил освещенный дверной проем. За ним, в небольшом помещении стояли лицом к выходящей во внутренний двор двери четверо стражников с кинжалами на боку и пиками в руках.
Охрана явно не ожидала нападения, и уж меньше всего — со спины, из бокового прохода в лабиринт крепости. Но в последний момент один из часовых услышал нарастающий шум шагов и обернулся, чтобы выяснить, ню приближается к его посту. Меч Конана, свистнув в воздухе, вонзился солдату в горло; брызнул фонтан кропи, и часовой почти беззвучно повалился на пол, а Конан уже выставил перед собой топор, отбивая укол пики второго охранника.
От дверей, ведущих в банкетный зал, отделились еще дна солдата, не замеченные аквилонцами ранее. Но даже при сравнявшихся шансах бой был кратким и оказался Врой в одни ворота. Отбив укол пики второго противника, Конан тем же движением топора заехал ему в стальной нагрудник, отчего солдат покачнулся и так и не успел прийти в себя до того, как Эгилруд нанес ему смертельный удар сквозь тонкую заднюю пластину кирасы. Оставшиеся часовые вступили в безнадежную схватку против теперь уже численно превосходящего противника. Последний из офирцев погиб, пронзенный одновременно четырьмя мечами, ударившими по нему с разных сторон. Никому из стражников не удалось сбежать, чтобы поднять тревогу. Впрочем, шум боя и предсмертные крики вряд ли остались незамеченными в ближайших помещениях замка-крепости.
Когда последний из защитников замер на полу в луже крови, в вестибюль главного зала проскользнули герцог и его слуга. Подчиняясь жесту Конана, они проследовали через открытую входную дверь во двор.
— Закройте за ними дверь, — приказал Конан двум своим подчиненным, показывая на массивные дубовые панели. — Впускать только Лионардз и его людей, когда и если они появятся. Вы двое — следуйте за мной.
Повесив топор на специальный крюк, закрепленный на ремне, Конан подвел оставшихся разведчиков и Эгилруда к внутренним дверям, ведущим из вестибюля в банкетный зал:
— Тихо! Будьте начеку. Начали!
Тяжелая панель, движимая сильными руками Эгилруда, чуть приоткрылась, оставив щель шириной с ладонь.
За дверью оказался большой зал, полный веселящихся людей, сидящих за каменными столами на каменных же скамьях. Огромная бочка с элем стояла на подставке с колесами, по соседству возвышалась чугунная жаровня, излучавшая волны тепла, сдобренные ароматом запеченного целиком, но уже изрядно располовиненного кабана. Судя по всему, благородные гости — человек тридцать-сорок — уже почти разобрались с горячим, оставив себе наслаждение десертами и выпивкой. До слуха Конана донеслись обрывки фраз — гости вели какую-то оживленную дискуссию на политические темы. Кое-кто лишь мельком глянул на приоткрывшуюся дверь, явно не выразив при этом никакой озабоченности по поводу шума в вестибюле.
Быстро окинув зал взглядом, киммериец подал Эгилруду знак закрыть дверь. Затем, подумав, король сказал разведчикам:
— Сейчас вы откроете дверь и, как только я войду в зал, захлопните ее, заприте на лики часовых. В общем, не выпускайте никого, кроме меня. Оставайтесь на посту до тех пор, пока все не кончится или вы не убедитесь окончательно, что я мертв.
Эгилруд при этих словах нахмурился:
— Ваше величество, если вы погибнете, нашим жизням — грош цена. Что мы можем сделать, чтобы оградить вас от лишних опасностей?
— Выполнить приказ — вот лучшее, что вы можете сделать! Я ведь не ищу приключений на свою голову от нечего делать. Просто за долгие годы странствий и войн, еще до того как стать королем, я научился ценить острую сталь доброго клинка и прямой путь к врагу, с которым и смогу сразиться лицом к лицу. Так что, ребята, делайте, что сказано. Можете пожелать мне удачи, но тихо! А теперь — раз, два… три!
Дубовые двери на миг распахнулись ровно настолько, чтобы пропустить широкоплечего Конана в зал, а затем с грохотом захлопнулись за спиной киммерийца, грозно шагнувшего вперед, держа в правой руке меч, а в левой — топор, клинок и лезвие которых уже были обагрены кровью.
На этот раз при появлении грозного, в полном вооружении, воина гул в зале затих. Навстречу Конану без лишних просьб поднялись двое гостей — судя по всему, самых молодых и наименее знатных приглашенных. Одинокий голос продекламировал:
— Я, конечно, уверен, о Повелитель, что крепость выдержит любой штурм и осаду, а сейчас в нее не про никнет и мышь. И все же, хотелось бы знать, кто этот очаровательный молодой человек — не посланник ли наших генералов, прибывший со срочным донесением? — неожиданно голос говорившего дрогнул: — Что это? Его оружие в крови!
В ответ раздался другой голос, в котором звучали прозрение и ирония:
— Видимо, очередной дезертир с ужасающими известиями с восточного фронта. Сейчас он поведает нам о том, что остался один из всего легиона, а заодно и уточнит, кровь скольких солдат противника застыла на его оружии.
Дальнейшие комментарии утонули в удивленных и перепуганных возгласах при виде того, как незнакомец расправился с двумя добровольцами, собравшимися вытолкать его из зала. Первому он раскроил череп топором; второй попытался увернуться от меча, но безуспешно — одним движением клинок перерубил шею несчастного, и его голова, словно чудовищный мяч, покатилась по полу.
— Что?! Что происходит?! Это же посланный противником убийца! Остановить его немедленно!
Громко крича, аристократы дружно схватились за оружие. Правда, большинство из них первое делало с большим рвением, чем второе. Лишь три человека яростно бросились с саблями на киммерийца, остальные же почему-то нашли для себя убедительный повод не торопиться и выбрать удобную позицию подальше от страшного незнакомца.
Трое атакующих, используя численное превосходство, стали широко обходить Конана. Сабли молниями засверкали в воздухе… Но тяжелое, внешне неповоротливое оружие киммерийца успевало не только отражать все удары атакующих, но и отвечать на каждый второй из них собственным выпадом. Вот со звоном по полу покатились обломки не выдержавшей столкновения с топором сабли, и ее владелец грузно осел, склонив на грудь раскроенную голову. Вторая сабля выпала из рук другого нападавшего, получившего режущий удар мечом, вспоровший ему половину живота.
Третий противник, отступая под градом ударов Конана, споткнулся о ноги одного из погибших товарищей и упал на каменный пол… уже мертвый, с развороченной тяжелым топором грудной клеткой.
В зале повисло зловещее молчание. Гости, собравшиеся помочь в обезвреживании незваного гостя, замерли на полпути к нему.
Послышался сдавленный шепот:
— Это какой-то дьявол!
— Эй, ты, мясник, озверевший от легкой крови, — раздался более уверенный голос, — иди сюда и позволь мне излечить твое безумие, как я излечил на своем веку многих и многих несчастных, подобных тебе.
Голос принадлежал не кому иному, как королю Балту, закаленному в боях правителю Немедии. Он оказался лучше других гостей защищен доспехами, ибо никогда не появлялся на людях без многослойного кожаного панциря, носимого им со времен службы в штурмовой роте немедийского легиона. С тех пор, правда, кожаный доспех был изрядно усилен многочисленными металлическими пластинами и кольцами. Украшенный золотыми побрякушками, подобающими воину королевского ранга, доспех стал для Балта чем-то вроде повседневной монаршей мантии;
Не менее функциональна была и корона короля Немедии, представлявшая собой, по сути, украшенный золотыми пластинами и драгоценными камнями стальной шлем.
Уже немолодой, король Балт, широкоплечий, высокий, явно не ослабевший с годами, выглядел весьма внушительно. Он неподвижно застыл у своего стола, поджидая незнакомого воина, направившегося к нему.
— Он мой! — рявкнул немедиец. — Всем разойтись! А ну, назад! — Последний окрик был адресован двум его телохранителям, шагнувшим навстречу Конану с оружием наизготовку.
Но приказ прозвучал слишком поздно. Первый телохранитель, не успев толком ввязаться в бой с киммерийцем, чтобы дать второму возможность спокойно нанести смертельный удар, сам оказался на полу с фонтаном крови, прерывисто бившим из пробитого легкого. Второй стражник с удивленным выражением на лице упал на одно колено, получив неожиданно для себя сзади удар двуручного меча Балта плашмя по плечу.
— Назад, я сказал! — в ярости заорал король Немедии. — Если кто-нибудь еще сунется, я за себя не отвечаю! Не лезьте не в свое дело. Этот дикарь — мой!
Балт едва успел закончить свою тираду, когда Конан Просился в атаку. Меч и топор киммерийца взлетели высоко в воздух. Опыт бесчисленных боев и поединков Балта сделал свое дело: король Немедии не только выдержал первый натиск противника, встречая удары его оружия своим тяжелым мечом, но и даже перешел в контратаку. Вновь и вновь удары Конана не доходили Во цели, отбитые клинком Балта, или скользили, не причиняя вреда, по его доспехам.
Несколько раз грозное оружие немедийца вонзалось и нагрудник короля Аквилонии с такой силой, что лишь двойная стальная пластина сохраняла тому жизнь, и только огромная физическая мощь позволяла киммерийцу устоять на ногах. Два короля кружились в смертельном ганце в окружении придворных, не смевших прийти на помощь одному из них, да и поверивших в то, что нашелся наконец воин, который оборвет кровавую жатву незнакомца.
Наконец более опытному Балту удалось заманить Конана в западню. Меч киммерийца скользнул в стык между двумя пластинами немедийского доспеха. Готовый к этому, Балт тотчас же изо всех сил стал давить своим тяжелым мечом на клинок Конана, стремясь вывернуть его, выбить из рук противника. Понимая, что остаться с топором против столь мастерски владеющего своим двуручным длинным мечом воина было бы более чем нежелательно, Конан, сжав зубы, изо всех сил рубанул топором по тому месту, где замерли скрестившиеся клинки. Не ожидавший такой выходки Балт на мгновение потерял равновесие, чем Конан не замедлил воспользоваться. Его топор, разъединив мечи, набирая скорость, опустился вниз, к самому полу и, не останавливаясь, описав в воздухе полный круг, обрушился на шлем-корону немедийца. Стальное полушарие было разрублено на две части, как, впрочем, и голова, находившаяся под ним. Кровь и мозги брызнули во все стороны, заляпывая сизыми клочьями грудь победителя. Проигравший свой последний поединок король Балт упал на пол, так и не узнав, кто оборвал его жизнь.
Секундой позже кто-то из объятых страхом придворных опознал киммерийца:
— Эрлик! Это же Конан, вражеский король! Конан, повелитель Аквилонии, убил Балта, короля Немедии.
— Точно, я вспомнил его профиль по аквилонским монетам. Варвар пришел сюда, чтобы перебить нас в самом сердце офирской столицы?
Осознание этого факта заставило придворных подавить наметившийся было порыв навалиться на Конана всей толпой. Гости попятились, вновь оставляя аквилонского короля в одиночестве над полудюжиной трупов.
— Вот так, правильно, разойдись! — послышался бодрый голос. — Будь он хоть трижды король, я должен убить это чудовище. Дайте мне прицелиться, расступитесь.
Конан бросил взгляд в сторону, откуда доносился голос. Оказалось, что в руках одного из гостей, седовласого вельможи, появился лук, видимо снятый со стены над камином, у которого оказался в суматохе сообразительный придворный. В этот момент он уже закончил подтягивать ослабшую за время долгого висения тетиву и потянулся за стрелой к брошенному на стол колчану.
— Сейчас, сейчас ты рассчитаешься за то, что натворил в этом замке, — приговаривал стрелок, напрягшийся, чтобы натянуть тетиву тугого лука.
Против ожидания, пущенная стрела полетела совсем ни туда, куда хотел направить ее стрелок. Просвистев в воздухе, она вонзилась в толпу наблюдателей, стоявших на порядочном расстоянии от Конана. В следующий миг лук глухо ударился о каменный пол, выпав из рук седовласого стрелка, что, впрочем, было не удивительно, принимая во внимание тот факт, что в его грудь вонзился тяжелый топор, точно пущенный Конаном в цель на долю секунды раньше выстрела вельможи.
Едва ли не со скоростью летящего топора Конан бросился к упавшему луку, на ходу двумя взмахами меча разделавшись с теми, кто попытался преградить ему путь. Чья-то рука, протянувшаяся к колчану, была тотчас же отсечена клинком киммерийца, и под крики изуродованного офирского советника Конан схватил лук, одновременно вскакивая на один из столов.
Вытащить из колчана стрелу, приладить ее, натянуть тетиву, прицелиться и выстрелить — все это заняло у Конана несравнимо меньше времени, чем у предыдущего стрелка. Зазубренный стальной наконечник стрелы беззвучно вошел в горло бросившегося в атаку немедийского офицера, оборвав его боевой клич. Следующая стрела остановила порыв другого немедийца, кинувшегося на помощь первому. Третий выстрел киммерийца оборвал жизнь подставившего спину офирца, в последний момент передумавшего атаковать и развернувшегося к выходу.
Паника охватила гостей; каждый хотел спасти свою жизнь любой ценой, пусть даже ценой жизней всех остальных. Люди метались по залу, прячась друг за друга, да и под столы — лишь бы избежать жалящего прикосновения летающей смерти. Кто-то догадался спрятаться под трупами на полу, но тотчас же был затоптан безумно бегающими по залу людьми. Несколько человек в отчаянном порыве бросились с оружием в руках на синеглазого великана, но лишь ускорили свою смерть, облегчив киммерийцу выбор первоочередной цели.
Кровавый ад воцарился в зале. Одна толпа придворных сгрудилась у широких дубовых дверей, накрепко запертых снаружи, другая — поменьше — ломилась в маленькую дверь, ведущую на кухню. Этот выход оказался заперт забаррикадировавшимися за дверью слугами еще в самом начале бойни. Несколько человек уже нашли свою смерть или были изувечены сапогами и кулаками тех, кто давил сзади на стоявших у самых дверей.
Среди тех, кто бесцельно царапал кинжалом дубовые доски главного входа, Конан заметил какое-то скоординированное действие. Несколько человек, подняв с пола каменную скамью, решили выломать дверь этим импровизированным тараном. Двух точно пущенных стрел оказалось достаточно, чтобы жертвы, рухнувшие под ноги оставшимся в живых, заставили тех выпустить скамью из рук. Тяжелый камень, падая, переломал ноги нескольким несчастным, огласившим зал новым взрывом криков и стонов. Уцелевшие бросились врассыпную прочь от дверей, а Конан, обернувшись, приготовился встретить новую опасность.
Полдюжины обезумевших от отчаяния офирцев, объединив усилия, подняли с основания тяжелую каменную столешницу и, прикрываясь ею, как щитом, вознамерились загнать напавшего короля-убийцу в угол и раздавить его, размазав по стенам.
Хладнокровно оценив ситуацию, Конан прицельно выпустил две последние стрелы в плечо и ногу, торчащие из-за каменного щита. Послышались крики раненых, и продвижение атакующих замедлилось. Столешница по качнулась, и, прежде чем она вновь обрела равновесие, Конан изо всех сил прыгнул вперед, угодив ногами в ее верхний край. Под его тяжестью каменная плита рухнула на пол, похоронив под собой двух несчастных, не успевших отскочить в стороны. Их тела смягчили падение плиты: вместо грохота раскалывающегося камня послышался лишь хруст костей, хриплый выдох и какое-то чмоканье.
— Этот демон бессмертен! — взвыл, перекрывая общий гвалт, кто-то из офирских вельмож.
На миг все стихло, а затем шквал воплей вновь разорвал тишину:
— Пощади нас, о внушающий ужас воин!
— Мы побеждены! Мы сдаемся на твою милость!
— Пощады! Молим тебя лишь об одном: сохрани нам жизнь!
— Он же король! Приветствуем же его, нашего победителя и нового короля! Слава великому Конану!
Слава! Присягаем тебе на верность, король Аквилонии и Офира!
Хриплый голос Конана оборвал этот поток славословий в его адрес:
— Где Малвин? Покажите мне вашего повелителя! Я должен убить его, убить сейчас же, лично!
Конан пошел по залу, пиная и переворачивая лежащие на полу как живые, так и мертвые тела, вглядываясь в лица, бледные от боли и страха. Помещение не было натоплено кровью, потому что из ран, в которых торчали стрелы, стекали на пол лишь тонкие алые струйки. Все, кто, находясь в сознании, ощущал на себе ледяной взгляд киммерийца, из последних сил выкрикивали:
— Слава тебе, о великий Конан!
Оставив в покое этих выживших в бойне предателей, Конан направился к последнему убежищу трусливых придворных — большому каменному столу, под круглой крышкой которого сбились тесной кучкой несколько человек.
Неожиданно из-под стола вылез невысокий худощавый человек в одежде придворного небольшого ранга. Сжимая в руке длинный кинжал, он с отчаянной решимостью шагнул навстречу Конану, явно заслоняя собой тех, кто остался под столом.
— Сразись же с ним! Спаси свое королевство!
Эти подбадривающие реплики донеслись из-под стола, произнесенные высоким, но не из-за сдавившего горло страха, а от природы высоким голосом. Присмотревшись, Конан разглядел согнувшуюся под столом явно женскую фигуру, хотя и одетую в мужское платье. Но всей видимости, ободряющие крики женщина адресовала не вставшему на пути Конана придворному, а кому-то другому, упорно не желающему вылезать из-под стола.
— Убей его! — продолжала твердить женщина. — Или хотя бы встреть его лицом к лицу, докажи, что ты был настоящим мужчиной и погиб как герой!
Видя, что ее увещевания не возымели действия, женщина прибегла к последнему доводу:
— Клянусь, я умру, сражаясь рядом с тобой!
Увидев подходящего с мрачной решимостью на лице Конана, женщина почти вылезла из-под стола и, встав на одно колено, выхватила прямой морской палаш, висевший в ножнах у нее на боку. Коротко остриженные рыжие волосы молодой женщины были растрепаны, плащ расстегнут, а в вырезе туники виднелась полная, не тронутая загаром грудь.
Какой-то" слабый голос раздался из-под стола. Слов Конан не разобрал. Женщина же, отведя взгляд от глаз киммерийца, на миг вновь опустила голову под каменную крышку, а затем разгневанно переспросила:
— Что? Предложить ему сделку? Что-что он может взять за твою жизнь?.. Нет, Малвин, жалкий трус, это я предложу тебе кое-что… за твою трусость ты достоин только смерти!
Не успел ее собеседник что-либо возразить, как рыжеволосая женщина резким движением вонзила в него свой палаш, затем вытащила клинок из раны и вновь нанесла удар. На этот раз ее оружие осталось под столом, из-под которого донесся сдавленный стон, превратившийся в хриплый булькающий звук и шуршание скребущих по полу рук и ног. Несколько бледных теней расползлись по залу, оставив под каменной крышкой стола умирающего человека в полированных доспехах. Одна рана была нанесена ему, видимо, снизу, между ног; со второго удара палаш женщины застрял в шее еще недавно могущественного Повелителя Офира.
— Амлуния… — в последнем выдохе прохрипел лорд Малвин и захлебнулся хлынувшей из его рта кровью.
Поняв, что Повелитель мертв, готовый защищать его вельможа бросил свой кинжал и, подняв руки, застыл, молча глядя на Конана.
Женщина по имени Амлуния неспешно, но решительно приблизилась к королю Аквилонии и остановилась в пределах досягаемости его меча.
— Ну что ж, убей меня, если тебе это нужно, ненасытный убийца, — спокойно сказала она. — Убей… или сохрани мне жизнь. Тогда ты даром получишь то, за что Малвина было запрошено целое королевство. Еще один шаг вперед, и, прижавшись к Конану всем телом, Амлуния запечатлела на его губах горячий, влажным поцелуй.
— Он не был ни мужиком, ни королем. Ты же — настоящий мужчина и велики й король, — прошептала пил. — Владей же Офиром, могучий король-воин. Офиром и… мною, если ты сможешь удержать в своей власти то, что сумел добыть мечом, чинив кровавую бойню…