Конан Великий

Глава I ПОБЕДА

Широко раскинулась покрытая изумрудным ковром граны долина реки Тайбор. Эта долина, оказавшаяся на стыке границ трех хайборийских королевств — Аквилонии, Немедии и Офира, — была самой короткой, но и самой опасной дорогой между столицами. Многие столетия оспаривали соседи право владения этой плодородной землей.

И вот, в очередной раз на шелковистом ковыльном ковре, лишь кое-где рассеченном кронами отдельно стоящих деревьев да небольшими зарослями кустарников, в строились, словно цветная мозаика, квадраты и прямоугольники отрядов трех грозных армий.

Под ярким солнцем сине-голубыми каплями колыхались на легком ветру плащи императорской армии Офира — пехота, колесницы и стремительные всадники. Войска, подойдя к полю боя с юга, сверкая четкими созвездиями горящих на солнце шлемов и наконечников копий, под ритмичную мелодию, выводимую флейтами, и под барабанную дробь приближались к строю союзников.

В свою очередь, эти полки, неся на себе внушительную тяжесть доспехов, выступали под песочно-желтыми знаменами Немедии. Ощетинившись полукруглыми лезвиями алебард, они разворачивались в боевой строй, войдя в долину с севера. В центре немедийской армии выделялась фаланга закованных в тяжелую броню рыцарей с украшенными черными лентами копьями. За грозным частоколом зазубренных наконечников и островерхих шлемов можно было рассмотреть седовласого и седобородого воина — короля Балта.

Некогда сила, разум и воля привели офицера немедийской армии Балта на трон родной страны. Кожаные доспехи с нашитыми железными бляхами напоминали о боевом прошлом короля. Правда, с тех пор сталь была покрыта гравировкой и тонким золотым узором, как и старый щит короля, на стальной поверхности которого умелый мастер вытравил кислотой и залил золотом изображение герба Немедии — остроклювого грифона с когтистыми лапами. Сейчас этот щит находился в руках у одного из оруженосцев монарха; шлем же Балт держал перед собой на седле.

Почетный эскорт короля Балта проследовал в тылу развернувшихся к западу полков и батальонов, с тем чтобы выйти навстречу другой внушительной кавалькаде рыцарей в блистающих доспехах, с разноцветными плюмажами на шлемах, а также сверкающих бронзой отделки колесниц. Этот отряд был почетной охраной юного лорда Малвина, грозного офирского генерала, самозванно провозгласившего себя повелителем страны.

Малвин до сих пор не объявил себя королем Офира, отчасти из-за того, что не был уверен, является ли королевский титул более значительным, чем звание Повелителя. Однако это не помешало ему наложить лапу на все земли многочисленного офирского народа и присоединить к ним кое-какие еще, в частности — едва ли не половину тех заливных лугов, которые сейчас топтали солдаты трех армий. В свой почетный эскорт Малвин включил множество офирских баронов, герцогов, маркизов и прочих дворян, чьи солдаты влились в войска Повелителя.

Малвин восседал на белоснежном скакуне, защищенном от клинков врага серебристой кольчугой. Упряжь и стремена украшали крупные сапфиры. Сам же Малвин был облачен в стальные латы, идеально подогнанные по его фигуре, чтобы как можно меньше стеснять движения. Ни единый узор, ни единое украшение не нарушали гладкой, отполированной до блеска поверхности доспехов, как нельзя лучше соответствовавших командующему армией, которая именно под его руководством становилась одной из самых быстрых и грозных в мире.

Повелитель Офира нашел в лице немедийского короля верного союзника в деле борьбы с западным соседом — Аквилонией — за этот лакомый кусок плодородной земли, лежащей к тому же на пересечении речного и сухому того караванных путей. Когда два почетных эскорта приблизились друг к другу, оба правителя выехали вперед и подняли руки в приветственном жесте.

Их встреча — яркое, картинное зрелище, сопровождаемое множеством красок разноцветных знамен, плюмажей и штандартов свиты — вызвала бурю восторга у Обеих армий, развернувшихся на месте, чтобы не пропустить такую сцену. Многие тысячи глоток проорали громогласное «ура!» командирам. Приветственный клич прокатился по всему выгнувшемуся дугой фронту, начиная от стоящих на южном фланге стрелков из Шема, включая бесчисленные когорты крестьян и ремесленников-ополченцев и кончая замыкавшими строй на севере заморийскими наемными эскадронами.

Великолепен был вид обеих армий и обоих монархов; славна была их цель; но путь к ней преграждало одно маленькое препятствие — красные, черные и зеленые квадраты легионов и когорт армии, противостоящей им. Эти отряды вышли на поле боя с запада, перейдя оставшуюся за их спиной реку Тайбор. Сводное войско гордой Аквилонии состояло из закаленных в боях легионов из столичного гарнизона — Тарантии и второго крупнейшего города страны — Шамара, совершивших скоростной марш-бросок с северных окраин державы гандерландцев и одетых в зеленый лесной камуфляж боссонцев, срочно отозванных с границы Пустоши Пиктов. Тысяча-другая всадников и дюжина тысяч пехотинцев аквилонской армии казались лишь небольшим дополнением к лесу копий, алебард, частоколу мечей и стене щитов, уже собранных на востоке долины Тайбора.

Аквилонские офицеры заняли свои места в строю. Лишь небольшая группа стражников окружала единственное развевавшееся над армией золотое знамя, под которым восседал на коне легендарный командир — король Конан. Он, судя по его внешности, вовсе не был аквилонцем по рождению; скорее всего родиной черноволосого, могучего варвара были далекие ледяные горы северной Киммерии. Горячий вороной конь прекрасной замбулийской породы — Шеол — нетерпеливо потряхивал угольно-черной гривой. В тон масти скакуна и шевелюре всадника чернела на солнце вороненая сталь кирасы — доспеха Черных Драконов, элитной дворцовой стражи аквилонского правителя.

Конан был не из тех, кто позволил бы сговорившимся противникам вырвать у него из-под носа лакомый кусок аквилонской земли. И хотя его армия явно уступала по численности объединенным войскам противника, боевого духа аквилонским солдатам было не занимать. Наконец, выбрав время для начала атаки — момент встречи двух враждебных королей, — Конан поднял над головой меч и громовым голосом скомандовал: «Вперед!»

Герольды условным сигналом подтвердили его приказ. Звук фанфар практически слился с первым звуком самого боя. Воздух наполнился свистом пущенных залпом в сторону противника аквилонских стрел.

И хотя часть стрел вонзилась в землю или была отражена щитами неприятеля, в целом слава боссонских стрелков была подтверждена: в первых шеренгах вражеского строя появилось множество зияющих брешей. Оставшиеся в живых явно не были готовы к такому повороту дел — было ясно, что лишь страх наказания заставлял их стоять на месте, а не отступить подальше от этого смертоносного дождя.

Еще дважды шквал стрел обрушивался на противника, затем пришел черед аквилонской кавалерии. Сквозь открывшиеся в строю стрелков проходы проскакали знатные тарантийские воины и опытные, бывалые всадники из провинции Пуантен, Тысячекратно повторенная дробь копыт заставила содрогнуться почву долины.

Настал черед проявить себя стрелкам из Шема, рассыпавшимся перед строем офирцев и немедийцев. Их короткие, толстые луки быстро перезаряжались и легко натягивались, но против закованных в сталь и несколько слоев кожи, быстро движущихся целей оказались малоэффективны. Почти без потерь неслись аквилонские эскадроны к вражескому строю. Всадники пригнулись к гривам скакунов и грозно выставили вперед, параллельно земле, свои копья.

Словно гигантская океанская волна ударилась о гранит прибрежной скалы — это аквилонская конница сомкнулась с уже поредевшим от стрел строем противника. Выставленные пехотинцами вперед копья и алебарды выбили из седел лишь считанных всадников. Оставив копья в груди пронзенных, подчас насквозь, солдат, рыцари ворвались в глубину строя и мгновенно выхватили мечи, боевые топоры и палицы. Умело действуя этим оружием, они прорубали широкий проход для своей пехоты — в основном гандерландцев в красных куртках, — которая с боевым кличем бегом следовала за своей кавалерией.

Вновь у шемитских стрелков появился шанс проявить себя. На этот раз их стрелы поражали слабо защищенные цели с большей эффективностью. Но тут перед стрелками возникло новое препятствие: неожиданно для них между их строем и противником появилась с флангов объединенная кавалерия офирцев и немедийцев, полностью перекрыв сектор обстрела.

Всадники союзников, увидев, что атака аквилонцев нарушила все их планы и заставила дрогнуть пешие когорты офиро-немедийского войска, решила отчаянной контратакой с флангов переломить ход боя и наказать дерзких аквилонцев.

Но этот примитивный маневр не достиг своей цели, ибо кавалерия оказалась слишком близко от хладнокровно-жестоких боссонских стрелков. Помолившись своим мрачным северным богам с ледяными глазами и поблагодарив их за столь удачно и вовремя появившуюся цель, стрелки натянули свои луки. На этот раз дело не ограничилось тремя залпами — боссонцы от души повеселились. Словно на состязании в меткости, нет, скорее, как на хорошей тренировке, их стрелы находили места стыков пластин офирских доспехов, отсутствующие или проржавевшие и не замененные звенья немедийских кольчуг, вонзались в шею рыцаря там, где шлем чуть-чуть приподнимался над воротником доспеха. Если же угол был подходящим, то остро отточенный наконечник идеально отполированной и сбалансированной стрелы просто-напросто протыкал стальную броню с силой, которой хватало еще и на то, чтобы, вонзившись в грудную клетку противника, застрять в его сердце.

Боссонцы, соседи по строю, умудрялись даже наскоро заключать между собой пари перед очередным выстрелом. Подчас стрелки действовали на пару — не один всадник, почувствовав попадание стрелы в кольчугу, успевал лишь удивиться, а затем получить вторую стрелу в глаз прямо сквозь щель забрала. Некоторые рыцари, сжав предсмертным напряжением пальцев поводья, продолжали скакать, ощетинившись в одно мгновение дюжиной пущенных одновременно, под довольное улюлюканье стрел. Другие, оставаясь живыми, скакали по инерции, уже не способные воевать — их руки были насквозь пробиты стрелами и прикованы к груди, ноги — к лошадиным бокам, а порой и язык — к челюсти.

Неизвестно, уцелел бы в этой бойне хоть кто-нибудь из бросившихся в атаку рыцарей, оказавшихся под прицелом боссонских стрелков, но судьба пощадила несколько десятков всадников, прекратив эту пытку лишь затем, чтобы подставить их под удар другой силы: на поле боя появился резерв аквилонцев — кавалерийский полк, ведомый в бой самим королем Конаном.

Опытный воин, аквилонский правитель безошибочно верно рассчитал время начала атаки. Оставшиеся в живых рыцари противника уже не представляли серьезной силы и были мгновенно сметены Черными Драконами. И тогда, пронесясь галопом за спинами яростно сражающихся гандерландцев, резервный полк ворвался в еще не закрытый пехотой противника проход в его правом фланге, из которого и начала свою неудачную контратаку кавалерия офирцев и немедийцев. План Конана был ясен — проникнуть в тыл неприятельских войск, пробиться к самому их центру.

Препятствием к этому могли бы стать стрелки, нанятые офирцами в Шеме. Но их стрелам, выточенным из дуба, в отличие от северного тиса, не хватало пробивной силы. Увидев, как малоэффективно оказалось их оружие против тарантийской стали, стрелки дрогнули. Их второй залп, несмотря на сократившееся расстояние до цели, был куда менее дружным и точным. Третий же и вовсе больше походил на бесцельную конвульсию стрелков, отчаянно бросивших луки и схватившихся за рукоятки бронзовых мечей.

Кавалерия ворвалась в строй шемитских солдат, подмяла их своими подкованными копытами. Не единожды длинные мечи аквилонских всадников с одного взмаха сносили две, а то и три головы вражеских солдат. Против закованных в железо всадников, вооруженных длинными стальными клинками, короткие бронзовые мечи шемитов оказались еще более бесполезными, чем их луки. Наемники из Шема, те, кто не погиб под безудержным натиском аквилонцев, бросились врассыпную. Убегая с линии атаки кавалерии, они врывались в соседние когорты, нарушая их строй и заражая своей паникой.

Словно раскаленная игла, черно-красный строй аквилонцев вонзился в сине-голубую массу офирской армии. Еще не все отряды в коричнево-песочной немедийской форме поняли, что происходит, а передовой эскадрон аквилонцев уже прошел большую часть пути до намеченной цели.

Вырвавшись на простор в тылу офирской армии, Черные Драконы обнаружили, что пышно разукрашенные церемониальные фаланги обоих вражеских монархов изрядно поредели. При дальнейшем приближении выяснилось, что сами доблестные рыцари — защитники Балта и Малвина — позорно бежали, оставив вместо себя оруженосцев, свиту и гвардейцев-охранников.

Король Конан добился главного: оставшись без офицеров, без управления, вражеский строй дрогнул, а вскоре его отступление превратилось в беспорядочное бегство. Рассыпавшийся строй, бегущие солдаты — все это представляло собой легкую цель как для гандерской пехоты, так и для тарантийской и шамарской конницы. Подтянув поближе боссонцев, Конан приказал начать преследование противника по всему фронту.