Конан Непобедимый

Глава четвертая

Превосходно! Я рад видеть тебя в здравии, мой юный друг. Похоже, на сей раз мне наконец-то встретился настоящий игрок… — услышал киммериец. Перед Конаном, который еще не совсем пришел в себя, сидел Гекмон, улыбавшийся так радостно, будто его только что известили об огромном наследстве.

Хозяин замка, казалось, даже помолодел, и теперь вряд ли кто-нибудь мог предположить, что ему больше тридцати лет.

Впрочем, киммерийца ничуть не волновало, как выглядит Гекмон. Он безмерно устал и теперь хотел лишь одного: спать.

— Слушай, — не совсем вежливо прервал он Гекмона, — давай завтра доиграем.

— Завтра? — всплеснул тот руками. — Завтра?! Ну уж нет! Я надеюсь, ты задержишься у меня Денька на три-четыре… Хотя бы. Это непростая игра. Для нее нужны силы и время. А то и погибнуть можно.

— Три так три, четыре так четыре, — равнодушно согласился Конан, чувствуя, как веки наливаются тяжестью. — Главное, чтоб не один.

— Вот и чудно, — ласково улыбнулся Гекмон. — Если не возражаешь, я сделаю свой ход, а когда вернусь, отправимся отдыхать. Пока ты свершал там, — от ткнул пальцем в середину игрового поля, — свои подвиги, я лично проверил, какую комнату тебе приготовили. Будешь доволен.

С этими словами он взял кости, встряхнул их в ладони и разжал пальцы. На обоих кубиках выпало по единице. Фигурка жреца, которая осталась для хозяина, бодро переместилась на нужную отметину, и не успел варвар и глазом моргнуть, как Гекмон исчез. Просто растворился в воздухе.

Конану даже спать расхотелось. Он с любопытством взглянул на круг, где до этого мелькали изображения гор и леса, через которые ему пришлось пройти, но ничего, кроме клубов темно-серого тумана, не увидел.

Неожиданно дверь за спиной тихонько скрипнула, киммериец резко обернулся и чуть не подпрыгнул от изумления: на пороге стоял Аркад.

— Ты?! Как ты здесь очутился?

— Неважно, — отмахнулся мальчишка. — Я хочу…

— Неважно? — перебил его Конан. — Да я…

— Замолчи! — гаркнул рыжий так, что у варвара почему-то пропало желание задавать вопросы. — Времени нет. Он вот-вот вернется. Ты думаешь, тебя долго не было? Как бы не так. Тень от дерева во дворе и на ладонь не сместилась… Слушай меня внимательно. Я знаю очень много. Гекмон — вампир. Но пьет он не кровь, а чувства. Посмотри на себя…

Он протянул Конану зеркало, и тот лишь тихо присвистнул, увидев свое отражение. С блестящего серебряного овала на него смотрел не восемнадцатилетний юнец, а мужчина лет тридцати — тридцати пяти с мелкими морщинками возле глаз и проседью в смоляных волосах.

— Понял теперь? — продолжил Аркад, не давая Конану и рта раскрыть. — Он выпьет твою силу, и ты через пару дней умрешь от старости. Но я тебя спасу.

— Кто ты? И почему ты помогаешь мне? — Варвар наконец вновь обрел дар речи.

— Я не человек. Но это длинная история, и рассказать я ее тебе уже не успею. А почему решил помочь… — Он на миг задумался. — Сам не знаю. Вы, люди, очень странные существа. Стоит побыть в вашем обличье подольше, начинаешь думать и действовать как человек. А ты мне понравился. Такие не должны погибать столь глупо и бесславно.

— Но ведь ты рискуешь…

— Чем? — усмехнулся Аркад. — У меня нет своего тела, так что меня нельзя изувечить. Я бессмертен. Я… Впрочем, не обо мне речь. Вот, держи.

Он протянул что-то Конану, и тот увидел, что мальчишка дает ему маленькую деревянную человеческую фигурку, сработанную весьма грубо, на тонком кожаном шнурке. Пока киммериец рассматривал подарок, Аркад объяснил:

— Это Корень Жизни. Видишь, как он похож на человека? Он дарует своему владельцу здоровье, силы, удачу, возвращает молодость даже дряхлым старцам. Носи его на шее, и с тобой ничего дурного не случится. Только спрячь от посторонних глаз. Да, еще. Смотри, на нем множество отметинок. Столько раз этот корень давал жизнь ростку. Ему больше сотни лет. Он очень сильный.

Он неожиданно замолчал и прислушался. Конан тоже напрягся, но ничего подозрительного не обнаружил.

— Мне пора. Время истекло, — сказал рыжий и юркнул в дверь.

И тут же прямо напротив Конана возник Гекмон. Варвар едва успел спрятать Корень Жизни.

— Вот я и тут, — светло улыбнулся ему вампир. — Не знаю, как ты, а я замечательно провел время. Однако, — он сочувственно посмотрел на своего гостя, — не хочу тебя утомлять. — Гекмон хлопнул в ладоши, и на его зов мгновенно явился слуга. — Орд, проводи молодого человека в его комнату. Ему надо отдохнуть.

Пройдя десятка три шагов по широкому коридору, ярко освещенному короткими и узкими факелами, держатели которых могли бы поспорить красотой и изяществом с изысканными ювелирными украшениями, слуга распахнул тяжелую дверь, пропустил гостя вперед, отвесил низкий поклон и молча удалился.

Конан вошел в комнату и быстро окинул ее внимательным взглядом. Не очень просторная, она была чисто прибрана и хорошо обставлена. На полу лежал толстый темно-серый ковер с затейливым рисунком из красных полос, в пушистом ворсе которого ноги утопали по щиколотку. Стены были затянуты темно-красной кожей тонкой выделки с серебряным тиснением. Под окном, забранным изящной густой решеткой, стояла низкая кровать такой ширины, что киммериец, отличавшийся немалым ростом, спокойно поместился бы поперек нее. На одной из стен, справа от кровати, висело большое серебряное зеркало без оправы, но несколько масляных светильников, обрамлявших его, бросали такие причудливые тени, что казалось: оправа была, причем не простая, а все время менявшаяся. Глубокое кресло и столик возле двери, на котором стояли серебряный кувшин и таз для умывания, завершали обстановку.

Конан плотно закрыл дверь, сел на край кровати, достал подарок Аркада и задумался. Что делать? Верить рыжему или нет? Произойди этот разговор не в замке Гекмона, варвар не усомнился бы в искренности мальчишки. А так… К тому же он заявил, что не человек вовсе, а Конан с младых ногтей всю эту дрянь не любил. Но ведь хозяин замка — с ним явно что-то нечисто. Что сказал про него Аркад? Что он вампир и высасывает из людей силу. Не зря мерзавец даже помолодел, а он, Конан… Киммериец резко встал и подошел к зеркалу. Да, ему не почудилось. Вдвое постарел… С этой пакостью мечом не совладать. Он еще раз посмотрел на свое отражение. А, собственно, что он теряет? И что за корысть рыжему обманывать его? Была не была!

Конан решительно повесил на грудь Корень Жизни и приготовился… К чему? Он сам не знал. Может, гром должен был грянуть, может, фея какая-нибудь явиться… Но ничего не произошло. И отражение в зеркале ничуть не изменилось.

«Ну и Нергал с ним, — мрачно подумал варвар. — Надеюсь, выспаться мне это не помешает?» Он быстро разделся и нырнул под легкое пушистое одеяло на белоснежные простыни.

Спал он без сновидений, что бывало с ним довольно редко. Обычно он видел во сне такие яркие картины, что, пробудившись, не всегда сразу мог понять, где находится. То ему снилось, как он с мальчишками в далеком детстве лазает по горам, то ему представлялись гладиаторские арены в далекой Халоге, то виделись морские сражения, в которых он никогда не участвовал, а однажды он даже узнал во сне историю меча, который нашел в пещере, спасаясь от волков… Но на сей раз сон его был глубоким и ровным, и, открыв глаза, Конан почувствовал, что замечательно отдохнул. От вчерашней усталости не было и следа.

Он быстро поднялся, нацепил свой нехитрый наряд, с удовольствием умылся чистой прохладной водой из кувшина, а когда шел к креслу, чтобы забрать меч, ненароком взглянул на висевшее на стене зеркало и остолбенел. Вчерашние морщинки разгладились, черные волосы без малейшего намека на седину снова отливали синевой воронова крыла.

Конан широко улыбнулся: «Спасибо тебе, рыжий. Теперь-то уж мы поборемся!»

Гекмон встретил киммерийца, как всегда, улыбаясь:

— Рад приветствовать тебя, мой юный друг. Ты, я вижу, хорошо отдохнул. Молодость… Она быстро набирается сил. Прекрасно! Это сулит увлекательную игру…

Вампир и не подозревал, что впервые за сотни лет ему не повезло. И дело было даже не в том, что одна из Красных Теней предала его и встала на сторону смертного. Этот смертный был любимцем богов, и Ксотли, древнее полузабытое божество, не обладал такой мощью, чтобы достойно противостоять им. Да и не собирался делать этого. Его дети, покидая мир людей, питали старого бога, растворяясь в нем, придавая ему сил, а Гекмон уже слишком долго был человеком…

Игра продолжилась. Конан раз за разом с честью выдерживал выпадавшие ему испытания, но не дряхлел, а вопреки ожиданиям вампира становился лишь более сильным и ловким, приобретая бесценный боевой и жизненный опыт.

Киммериец победил лучших воинов племени людей-птиц, и те, признав его заслуги, наградили юношу орлиным зрением. Он пробудил к жизни древний лес, уничтожив полоумную ведьму Ланторанту, и счастливые обитатели леса даровали ему умение видеть в темноте. Он спустился на дно холодного океана и освободил от злых чар королеву русалок, за что получил еще один неоценимый дар — непобедимость. Конан преодолел бескрайнюю пустыню и научился выживать в этих страшных условиях. Ему даже привелось побывать в гареме могущественного владыки и, чтобы красотки не выдали его, провести с каждой пылкую ночь любви. Он встречался с разными людьми, боролся с монстрами и зомби, поднимался в горы к самым небесам и спускался под землю. В его родном мире прошло всего несколько дней, а там, в игре, он прожил несколько жизней.

Наконец настал день, когда он должен был сделать последний ход и либо победить, либо умереть. Придя утром в комнату Гекмона, Конан удивился: рядом с хозяином замка сидела хорошенькая темноглазая девушка.

— Знакомься, — сказал маг. — Сонатра, дочь советника короля Зингары. Это за ней ты пришел сюда. — Девушка с надеждой посмотрела на киммерийца. — От исхода игры зависит, встретится ли она с отцом. Но ты не обольщайся. Еще никто не обыгрывал меня в джидак.

— Должен же кто-то начать, — пожал плечами варвар.

Он сгреб кубики и, почти не встряхивая, бросил: до конца игрового поля оставалось всего два шага, а значит, в любом случае ему завершать игру. Два и выпало. Гекмон поморщился, усмотрев в этом дурной знак, а фигурка воина, бодро шагнув вперед, замерла на последней точке. Центральный круг игрового поля замерцал и погас, не явив ни одной картины.

— Что это значит? — Конан подозрительно покосился на Гекмона.

— Скоро узнаешь! — зловеще расхохотался тот, и темнота поглотила киммерийца.

…Очнувшись, Конан увидел, что стоит в дремучем лесу. Солнце, судя по всему, недавно опустилось за горизонт, Было самое начало ночи, когда воздух еще пропитан дневным теплом, а небо не приобрело глубины черного бархата и звезды только зажглись едва заметными огоньками.

Высокие деревья со всех сторон окружили киммерийца, густой кустарник, льнувший к могучим стволам, так тесно переплел ветви, что даже зоркие глаза варвара не могли различить ни одного просвета.

Неожиданно Конан почувствовал, что его начинает душить страх, липкий, холодный, как в детстве, когда он с приятелями выдумывал ужасные рассказы, чтобы пощекотать друг другу нервы и закалить волю.

О чем только не болтали они, сидя в сгущавшихся сумерках! Об оборотнях, о волках-людоедах, о неприкаянных душах, ставших вампирами, о кошмарных чудовищах, рожденных богатым воображением и страхом.

С трудом стряхнув внезапное оцепенение, киммериец достал меч и шагнул вперед, намереваясь прорубить в кустах дорогу. Куда он собрался идти, Конан и сам не знал, но не стоять же на одном месте, даже кожей чувствуя опасность, притаившуюся в ночной мгле.

Острый клинок, поблескивая в призрачном свете голубой луны, прорубал в зарослях тропинку, и варвар прошел уже сотни полторы шагов, когда жуткий вой, раздававшийся, казалось, отовсюду, прорезал тишину. Конан замер и прислушался. Сомнений быть не могло: волки. Странно. Серые хищники охотились стаями в основном зимой, а сейчас, когда в лесу было полно живности, они прекрасно могли прокормиться поодиночке. Что-то здесь было не так.

Справа, слева и впереди вспыхнули красные огоньки голодных глаз, и киммериец увидел трех огромных матерых зверей. Волки напряглись, готовясь к прыжку, но нападать пока не отваживались. Конан, сжав рукоять меча, замер в боевой стойке. Три долгих удара сердца он ждал, пока наконец один из хищников, тот, что был впереди, не прыгнул.

Сверкнул клинок, мягко погружаясь в податливую плоть, и крупная лобастая голова с белым пятном между ушами, разбрызгивая кровь, покатилась в кусты. Два других зверя словно ждали этого. Взвыв так, что мороз пробежал по коже варвара, они одновременно бросились на него с двух сторон.

Конан резко присел, вскинув вверх руку с мечом, и один из волков, отчаянно завизжав, испустил дух, пронзенный насквозь. Оставался еще один, который, развернувшись, снова летел на Конана. Быстрое движение — и благородная сталь рассекла надвое могучее тело зверя-людоеда. Все кончилось, едва успев начаться.

Киммериец, не выпуская меча, отер со лба пот, окинул взглядом поле битвы, и сердце его подскочило к самому горлу. Отрубленная голова открыла глаза, губы хищника дрогнули, обнажив острые клыки, и обезглавленное туловище поползло вперед, словно уловив безмолвный зов.

«Бежать!» Эта мысль огнем полыхнула в мозгу Конана, и он помчался прочь, не разбирая дороги, не чуя под собой ног. Он бежал все быстрей и быстрей, пока вдруг не понял, что опасность миновала.

Конан огляделся: небольшая поляна, окруженная все тем же лесом, а где-то впереди тихо плещет вода. Речка? Похоже. На его родине часто встречались такие вот небольшие лесные речушки, всегда холодные, но чистые, и вода в них была необычайно вкусна.

Река и в самом деле оказалась совсем близко. Конан набрал полные пригоршни воды, с удовольствием умылся и сделал несколько глотков. И, странное дело, будто и не вода это вовсе была, а живительный бальзам, от усталости не осталось и следа.

Киммериец присел на берегу, опустил руку в ласковую воду и, глядя, как она, разбиваясь о пальцы, весело бежит куда-то вдаль, задумался. Все места, куда он до сих пор попадал, явно не существовали в его мире. А этот край до боли походил на его родину. Но если он и правда очутился в Киммерии, Гекмону надеяться не на что. Кому, как не Конану, знать эти леса, реки, горы? Он здесь родился и вырос, он помнит каждый камешек, каждую травинку и знает, какие опасности могут подстерегать его. Вот только не худо бы было разобраться, куда именно занесла его волшебная сила, и тогда станет ясно, как отсюда выбираться.

Он снова посмотрел на воду и вдруг радостно улыбнулся. Как он сразу не сообразил! Река! Возле нее обязательно должны быть деревни. Надо пойти вниз по течению, и еще до полуночи он наткнется на какое-нибудь село. Киммерийцы, правда, народ неприветливый, нежданных гостей не очень-то привечают, особенно ночных, но уж соплеменника-то не прогонят.

Варвар поднялся и бодро зашагал вдоль берега, вдруг представив, что не было этих лет на чужбине, что он снова стал тем мальчишкой; каким был не так уж давно, и что скоро он увидит родной дом. Он вспомнил друзей беспечного детства, отца, мать и так размечтался, что даже забыл об осторожности.

Громкий треск ломаемых ветвей резко оборвал приятные воспоминания, и прямо перед Конаном возник медведь.

Он был не очень крупный, не выше киммерийца, но маленькие налитые злобой глазки, желтые кривые клыки, с которых капала розовая пена, и длинные черные когти на лапах ясно говорили о том, что зверь опасен.

Варвару приходилось когда-то охотиться на медведя, и он знал, насколько этот зверь силен и ловок. Быстро выхватив меч, Конан бросился вперед, не давая медведю напасть первым. Попадись он в цепкие лапы хищника — и пропал. Из таких объятий мало кому удавалось вырваться. Не успел косматый опомниться, как стальное лезвие распороло ему брюхо и густая кровь потоком хлынула на землю. И тут произошло невероятное. Медведь закричал, но крик его был криком смертельно раненного человека. Прямо на глазах изумленного варвара зверь начал изменяться, и через несколько мгновений на траве лежал высокий, крепкий еще старик, зажимая двумя руками страшную рану. Он посмотрел на Конана ненавидящим взглядом и прохрипел:

— Не радуйся, юнец… Меня так просто не убьешь… Я тебя еще достану…

Оборотень! Не отвечая, киммериец снова бросился бежать. Оборотня мечом не возьмешь. Надо отыскать людей, предупредить их об опасности, раздобыть серебряное оружие и тогда… Что будет тогда, он додумать не успел. Видимо, боги услышали его мольбы: впереди показалась деревня.

Добежав до ближайшего дома, Конан изо всех сил ударил кулаком в тяжелую дверь. Чей-то недовольный голос спросил:

— Кого это демоны носят посреди ночи?

— Я Конан, из клана Канахов. Заблудился в лесу… — Варвар перевел дыхание. — Открой, хозяин, беда на пороге.

— Почем мне знать, что ты не врешь? — пробурчал хозяин, но дверь все-таки открыл, внимательно посмотрел на Конана и кивнул: — Входи.

Хозяин оказался коренастым крепким мужчиной лет сорока, из рода Мурохов, о чем красноречиво свидетельствовала его выступающая тяжелая нижняя челюсть. Звали его Кронвит. Жил он вдвоем с дочерью, невзрачной пятнадцатилетней девушкой по имени Санга. Пока она хлопотала, накрывая на стол, Конан успел рассказать Кронвиту о своей встрече с оборотнем, но того рассказ гостя, похоже, ничуть не взволновал.

— Садись к столу, — только и сказал он. — Поешь, отдохнешь с дороги, а завтра поговорим.

Конан, вдруг почувствовав, что сильно проголодался, сел на деревянную, чисто выскобленную лавку, подвинул поближе блюдо со слегка обжаренным мясом и с удовольствием проглотил первый кусок. Хозяин и его дочь уселись напротив, но ни он, ни она к еде даже не притронулись.

— А вы что же? — удивленно посмотрел на них варвар.

— А мы попозже, когда вкусненькое приспеет, — переглянувшись с Кронвитом, ответила Санга и одарила гостя радостной улыбкой.

В слабом свете масляной лампы блеснули острые клыки. «Вампиры! — подумал Конан. — О боги! Как в детских сказках: то волки-людоеды, то оборотень, а вот теперь вампиры… — И тут он обо всем догадался: — Как в сказках?… Кром! Да это же мои детские страхи! Ничего этого нет!»

Он уткнулся лицом в ладони и захохотал так оглушительно, что с потолка дряхлого домика посыпалась труха. Он смеялся до слез, то хлопая себя ладонями по коленкам, то всхлипывая, и вампиры, вдруг подернувшись дымкой, исчезли, а вслед за ними пропали дом, речка, лес… Конан будто нырнул в темноту, а когда выплыл из нее, увидел, что вернулся в замок Гекмона.

В комнате, где они начали игру всего несколько дней назад, почти ничего не изменилось, только стало немного темней. Зато Гекмона было трудно узнать. Он сидел за столом, на котором была разложена игра, вцепившись мелко-мелко дрожавшими пальцами в края деревянной шкатулки, а по его позеленевшему лицу обильно струился пот. От былой жизнерадостности вампира не осталось и следа, от него исходили волны такого ужаса, что их, казалось, можно потрогать рукой.

Повинуясь внутреннему порыву, Конан взял за руку Сонатру, которая застыла в кресле, с изумлением глядя на Гекмона, и потянул девушку за собой. Та беспрекословно повиновалась, и они, отступив к двери, остановились, ожидая, что будет дальше.

— Я проиграл… — чуть слышно проговорил вампир. — Я проиграл. — Он поднял покрасневшие глаза на Конана: — Забирай ее. Это честная добыча…

— Пора! — прогремел вдруг откуда-то сверху голос, похожий на раскаты грома. — Я долго ждал, сын мой. Приди же в мои объятия.

Гекмон вздрогнул и вжался в кресло, пытаясь избежать неизбежного. Огромный паук, зависший под потолком, вдруг зашевелился, протянул к своему чаду лапы-щупальца, обнял его, и Гекмон начал таять, становясь все меньше и меньше, пока не исчез совсем. Единственный глаз демона Древней Ночи ярко вспыхнул, и киммериец, словно очнувшись, толкнул дверь и выбежал в коридор, волоча за собой девушку, которая едва передвигала ноги от охватившего ее страха.

Крепко выругавшись и помянув при этом всех известных ему демонов и темных богов, Конан взвалил Сонатру на плечо и помчался вперед, еще не зная, какая опасность им грозит, но нисколько не сомневаясь, что оставаться тут нельзя. Будто в ответ на его мысли пол под ногами дрогнул, и варвару показалось, что замок вдруг зашевелился, как пробудившийся ото сна огромный зверь. Он прибавил шагу и тут же понял, что все его усилия напрасны: логово вампира начало медленно уходить под землю.

Но Конан не был бы Конаном, подумай он хоть на миг о том, чтобы сдаться без боя. Он начал на бегу распахивать все попадавшиеся ему по пути двери и за одной из них обнаружил лестницу, круто уходившую наверх. Очутившись в несколько прыжков под самой крышей замка, киммериец выглянул в окно: жилище Гекмона неумолимо оседало, а вокруг него разрасталась чудовищная воронка. Варвар мгновенно понял: выбор невелик. Либо оказаться погребенным вместе с замком, либо попробовать прыгнуть. Будь он один, он не сомневался бы в успехе, но с девушкой на плече… Он попытался привести Сонатру в чувство, но бедняжка пребывала в глубоком обмороке. Как скоро она сможет прийти в себя, Конан не знал, а времени у него оставалось все меньше. «Была не была, — подумал он. — Не бросать же ее здесь. Жалко девчонку… Да и награду за нее обещали немалую…»

Он помедлил еще мгновение, прыгнул и уже в полете понял, что просчитался: до края воронки оставалось не меньше локтя. Конец! Не успел киммериец подумать об этом, как из окна башни выплыло красное облако и устремилось к нему. И тут же словно крепкие руки подхватили варвара и девушку, перенесли их через все увеличивавшуюся пропасть и мягко опустили на землю. Облако зависло над головой Конана, все время меняя очертания, но он так и не узнал ни один из обликов, которые пыталось принять спасшее ему жизнь Нечто. Наконец облако задрожало, сбиваясь в тугие комки, и киммерийцу почудилось, что на миг в нем мелькнули чьи-то смутно знакомые черты, но тут огромная черная туча, возникшая над замком, выбросила гибкие щупальца, разметала ими красное облако и стремительно унеслась в небо. Над воронкой взметнулся смерч, прокатился по поляне, где совсем недавно стояло логово Гекмона, и растаял.

Все кончилось. Воронка затянулась, и на том месте, где возвышался грозный замок, остался большой песчаный круг.

Конан долго смотрел на него, размышляя, не приснилось ли ему все это, пока его мысли не прервал нежный девичий голосок:

— Что тут произошло? Где мы?

— Ты можешь идти? — спросил варвар, не отвечая на вопросы.

Сонатра кивнула.

— Тогда пойдем. До твоего дома еще много дней пути.

Он подал девушке руку, и они быстро зашагали прочь от кошмарного места, торопясь уйти как можно дальше.

…Вопреки ожиданиям Конана путь в Кордаву оказался намного длиннее, чем он рассчитывал. Сонатра, любимица не только своего отца, но и зингарского короля, была избалованной, капризной и взбалмошной девицей, которая считала, что любой мужчина не может не влюбиться в нее с первого взгляда и должен быть счастлив, потакая ее прихотям. Едва лишь страх прошел и девушка поняла, что ей больше ничто не угрожает, она показала свой немыслимый характер во всей красе. Она то закатывала истерики и наотрез отказывалась идти пешком, и тогда варвару приходилось нести ее, то вдруг начинала смеяться и рассказывать о своих головокружительных успехах при дворе, то вдруг беспричинно рыдала, жалея себя…

В конце концов киммерийцу пришлось вспомнить полученные в Шадизаре навыки, незаметно умыкнуть пару кошелей и коня в какой-то придорожной таверне, и после этого его жизнь стала чуть-чуть легче, так как он смог выполнять некоторые желания красотки, да к тому же ей не нужно было теперь идти пешком, а ему — тащить ее на себе. И все равно ему приходилось постоянно сдерживать себя, чтобы не задушить проклятую девку, и, если бы не обещанная награда, он, наверное, так бы и поступил, хотя до этого у него никогда не возникало даже мысли о том, что он может обидеть женщину.

И вот наступил долгожданный день, когда впереди показались городские стены Кордавы. «Ну вот и все, — облегченно вздохнул варвар. — К полудню будем на месте, сдам эту стерву истосковавшемуся папаше, получу деньги и отправлюсь в Клоаку. Ох и надерусь же я сегодня… Или лучше договориться с Клонильдой? Впрочем, одно другому не мешает. Мы можем и вместе выпить…»

Он так размечтался, что даже не заметил, как миновал последнюю часть пути, и пришел в себя только перед воротами королевского дворца, когда два дюжих стражника преградили ему дорогу, скрестив перед самым носом длинные копья.

— Куда лезешь, голодранец? — грозно спросил один из них. — Это дворец короля Зингары, и ни тебе, ни твоей девке тут делать нечего

— Девке?! — взвизгнула Сонатра, соскочила с коня и бросилась к стражнику, вытянув вперед руки, словно намеревалась выцарапать ему глаза. — Девке?! Ты заплатишь за свои слова головой… и я с удовольствием посмотрю, как палач отрубит ее. Я Сонатра, дочь советника Его Величества, а этот храбрый воин спас меня от злого колдуна. Пока ты здесь бока нагуливал, мы с ним жизнью рисковали…

На ее крики к воротам выбежал начальник дворцовой стражи, внимательно посмотрел на девушку и гаркнул:

— Немедленно впустить! — Он склонился до самой земли: — Не гневайся, прекрасная… Дурни они, что с них взять? Всего третий день на службе.

Сонатра фыркнула, как разъяренная кошка, пнула беднягу ногой и, схватив Конана за руку, устремилась к парадной лестнице.

Что началось чуть позже, описать невозможно. Поднялась невообразимая суета. Казалось, не только обитатели дворца, но и все жители Корда вы сбежались посмотреть на Сонатру и героя, который вырвал ее из лап смерти. Приветствовать Конана вышел сам советник Мерильдо. Высокий седой старик обнял дочь, прижал ее к себе, потом слегка отодвинулся и долго смотрел в любимое лицо, не скрывая слез, струившихся из глаз, и нисколько не стыдясь их. Затем, налюбовавшись обожаемым чадом, Мерильдо повернулся к варвару:

— У меня нет слов, достойный юноша, чтобы выразить свою признательность. Ты получишь награду за свой подвиг, но, какой бы она ни была, я все равно твой вечный должник. Скоро жизнь твоя резко изменится. А пока тебе надо отдохнуть. Слуги проводят тебя. Им приказано выполнять все твои желания. Вечером сам король примет тебя, чтобы выслушать твой рассказ.

Он положил Сонатре руку на плечо, и они удалились. К Конану подошли двое слуг и с низким поклоном попросили его следовать за ними. Он никак не ожидал такого поворота событий и даже слегка растерялся. Киммериец думал, что ему сразу вручат обещанные деньги и отпустят на все четыре стороны. Впрочем, пожить денек-другой в королевском дворце — это даже интересно. Будет о чем рассказать в Клоаке.

Его провели в роскошные покои, состоявшие из трех комнат. В первой, довольно просторной, стоял овальный стол на изогнутых ножках, накрытый светло-зеленой вышитой скатертью, возле стола — три стула, обитых изумрудным бархатом, с высокими спинками. У одной из стен располагался камин, а почти вплотную к нему — удобное глубокое кресло.

Из комнаты вели две двери: одна — в спальню, а вторая — в просторный зал с бассейном и золотой ванной, где даже Конан мог спокойно вытянуться во весь рост. Ванна была наполнена горячей водой с ароматическими солями, и от нее шел нежный запах хвои.

— Устраивайся, господин, — сказал один из слуг и снова поклонился. — Если тебе что-нибудь понадобится, в каждой комнате есть такой шнур. — Он показал на витой шнурок с тяжелой золотой кистью на конце, висевший возле двери. — Потяни за него, и слуги явятся немедленно. Тебе что-нибудь еще нужно?

— Нет, — помотал головой варвар. — С ванной я как-нибудь сам справлюсь. Ступайте.

Привыкший к жизни простой и, как правило, лишенной всяческих удобств, Конан почувствовал себя наверху блаженства, когда, быстро скинув одежду, погрузился в горячую воду. Ему казалось, что вместе с дорожной пылью он смывает с себя не только усталость, но и прежние неудачи. Как там сказал советник? «Скоро твоя жизнь изменится…» Денег, наверное, отвалят от души, а может, и в королевскую гвардию на службу возьмут. А что? Совсем неплохая жизнь. И сытно, и, по всему видать, не очень хлопотно. Не вечно же в Клоаке сшиваться. Там, конечно, весело, да и сам себе хозяин. Но и на службе у короля тоже неплохо. И карьеру можно сделать. Была бы голова на плечах…

Он выпрыгнул из ванной, нырнул в бассейн с прозрачной голубой водой и с наслаждением проплыл его несколько раз от стенки до стенки.

Искупавшись и почувствовав себя будто заново родившимся, киммериец вдруг понял, что проголодался, и решил, что пора одеваться и звать слуг, чтобы принесли чего-нибудь поесть и выпить.

Закутавшись в огромное мягкое полотенце, Конан взглянул на свою грязную одежду и сморщился: надевать пыльные тряпки на чистое тело совсем не хотелось. Может, раз уж его так роскошно принимают, в спальне найдется одежонка получше? Ступая босыми ногами по пушистому ковру, он толкнул дверь в комнату, где стояла широкая кровать, покрытая небесно-голубым шелковым покрывалом, и обомлел: на великолепном ложе, приготовленном для гостя, сидела Сонатра, ослепительную наготу которой едва прикрывали наилегчайшие одеяния, скорее подчеркивавшие, чем прятавшие, соблазнительные формы девушки.

— Удивлен? — Она кокетливо склонила голову набок. — Я соскучилась по тебе. — Девушка притворно вздохнула. — За эти дни я так к тебе привыкла…

Она не договорила, но киммериец прекрасно понял ее и без слов. В его жизни были разные женщины, и он знал, какие радости сулят объятия красавиц, однако привык думать о Сонатре не как о желанной прелестнице, а как о тяжкой обузе, от которой всей душой жаждал поскорее избавиться. Но сейчас… Девушка была так хороша, что он невольно почувствовал, как желание горячей волной прокатилось по его телу, заставляя разум замолчать и выпускал на волю голодного хищного зверя.

Насколько невыносима эта девица была, пока они добирались в столицу Зингары, настолько потрясающе хороша оказалась она на ложе любви. Она отдавалась Конану так страстно, так полно, что ему казалось: он парит в небесах, а светлые боги, качая его, как младенца, несут к его ногам самые щедрые дары.

Потом они долго лежали рядом, он нежно гладил шелковистые кудри, разметавшиеся по подушке, и слушал ласковый лепет женщины, которая подарила ему самые восхитительные мгновения любви в его жизни.

Неожиданно Сонатра резко села, спрыгнула с кровати и лукаво посмотрела на киммерийца:

— Ты был великолепен. Я не ошиблась в тебе. Она накинула свои легкие одеяния и бесшумной тенью выскользнула из спальни.

Варвар встал, оделся в приготовленные для него штаны из тонкой кожи и бархатную куртку, застегнул ремень, прикрепил к нему ножны с мечом и, вдруг почувствовав, что сейчас просто умрет от голода, дернул тяжелый шнур, висевший у изголовья кровати. Не успел затихнуть серебряный звон колокольчика, как на пороге возник один из слуг, который провожал киммерийца в его покои.

— Слушаю тебя, мой господин.

— Принеси поесть. И вина, побольше.

— Прошу к столу. Через пару мгновений все будет исполнено.

Конан вышел в соседнюю комнату и едва взялся за спинку стула, как вошли несколько слуг с подносами, уставленными всевозможной снедью и кувшинами с ароматным вином. В мгновение ока на столе не осталось и пол-ладони свободного места. Киммериец жестом отпустил слуг и набросился на еду. Ничего более вкусного ему пробовать не приходилось. Жемчужно-розовая рыба, печеные овощи, жареное мясо молодого вепря и оленя, разнообразные маринады, легкое терпкое вино, свежие сочные фрукты — все было просто великолепным, и Конан невольно подумал, что от еды, оказывается, можно получать не меньшее удовольствие, чем от объятий самой страстной красавицы.

Набив до отказа свою бездонную утробу и совершенно осоловев от сытости, он откинулся на спинку стула и подумал: «Пожить бы так хоть годик, надолго воспоминаний бы хватило». Вдруг дверь распахнулась, и вошедший слуга, поклонившись до самого пола, сказал:

— Мой господин, тебя ждет король Зингары. Приказано проводить тебя.

— Что ж, — сыто улыбнулся Конан, — веди.

Тронный зал, где правитель Зингары принимал гостей, ошеломлял роскошью, настолько вычурной и нелепой, что она, скорее, не вызывала восторг, а душила. Золото, драгоценные камни, богатое оружие на стенах, драпировки из редчайших тканей, собранных со всего мира, замысловатый рисунок паркета из сотен сортов дерева — все это, по-видимому, должно было вызывать трепет и порождать у всякого, кто ступил под эти своды, мысли о собственной никчемности. У всякого, но только не у киммерийца, для которого деньги означали только одно: возможность сытно поесть, выпить доброго вина и повеселиться. Зачем человеку денег больше, чем он может потратить?

У дальней стены зала, затянутой темно-синим бархатом, который украшала сложная вышивка из серебряных и золотых нитей с вкраплениями редкого цветного жемчуга, стоял трон — широкое кресло с резными подлокотниками и высокой изогнутой спинкой. На нем восседал король, плечи которого покрывала просторная мантия из белоснежных шкурок крошечных зверьков, специально выращиваемых только ради их ценного меха. Король был уже немолод и, судя по желтоватому цвету дряблой кожи, слаб здоровьем. Но силы его подточили не долгие труды на благо отечества, а страсть к обжорству и плотским утехам, о коих среди подданных монарха ходили многочисленные слухи, часто злые и едкие.

На ступеньках трона, облаченные в одинаковые синие с золотом одежды, стояли высокие широкоплечие стражники — личная гвардия короля, попасть в которую было очень непросто. У ног властителя на низкой скамье из черного дерева сидели советник Мерильдо и его единственная дочь Сонатра. Многочисленные придворные расположились вдоль стен Тронного зала, с интересом поглядывая на дверь, откуда должен был появиться юный герой, вернувший старому советнику его самое большое сокровище. Молодой варвар честно заслужил милость самого короля, и все с нетерпением ожидали, что сделает его величество.

Наконец дверь распахнулась, и возникший на пороге слуга провозгласил:

— Конан-киммериец явился по зову вашего величества.

Король встрепенулся, внимательно посмотрел на слугу и важно кивнул:

— Пусть войдет.

Пока монарх расспрашивал Конана обо всех приключениях, выпавших на его долю, пока Сонатра, ласково поглядывая на варвара, превозносила его мужество и отвагу, пока советник изъявлял свою безграничную благодарность и признательность за спасение своей дочери, в зале стоял легкий, едва слышный гул: придворные, а особенно дамы, обсуждали юношу, который произвел на них неизгладимое впечатление. Но вот король поднял руку, и тут же повисла тишина.

— Ну что ж, киммериец, ты совершил подвиг и достоин награды…

Он начал распинаться о том, как ценит мудрость и преданность своего советника, с какой нежностью относится к Сонатре, которую любит, как собственное дитя, как огорчило его горе верного Мерильдо, с каким нетерпением он ждал, когда отец вновь сможет прижать к груди обожаемое чадо, но Конан слушал его вполуха. Он думал о том, сколько ему заплатят и предложат или нет службу в личной гвардии его величества, а если предложат, то велико ли будет жалованье и как долго он будет наслаждаться этой чудесной жизнью. Варвар так высоко вознесся в своих мечтах, что когда наконец услышал, что сказал король, ему почудилось, будто потолок Тронного зала опустился ему прямо на голову.

— Итак, мой юный друг, — проговорил монарх, сладко улыбаясь, — ты заслужил высочайшей милости, и мой добрый Мерильдо согласился отдать тебе в жены свою любимую дочь…

— В жены?! — невольно вырвалось у Конана. — Да я…

Он хотел сказать, что он лучше пойдет в темницу, чем женится на этой взбалмошной и сумасбродной девице, что воля ему дороже всего, что ни одна красотка не заменит ему свободы, что… Но король не дал ему сказать ни слова и тем самым спас жизнь нахальному юнцу.

— Я понимаю тебя, — важно кивнул повелитель Зингары. — Ты не ожидал от нас такой щедрости. Не надо благодарить. Ты достоин такой награды.

На счастье Конана, его растерянность все восприняли совершенно неправильно. Решив, что юноша потерял голову от счастья, король милостливо позволил ему удалиться, чтобы в одиночестве прийти в себя и осмыслить случившееся.

— Завтра же состоится ваша свадьба, — на прощание сказал он. — А вечером я сам устрою пир в честь молодых.

Не чуя под собой ног, киммериец вернулся в свои покои. «Нергал вам в печень, — думал он, меряя комнату шагами. — Надо же так вляпаться! Вот уж награда так награда. Лучше бы эту стерву Гекмон угробил. Будь проклят тот день, когда я взялся за это гиблое дело. Да ведь мне и в голову не приходило, что вместо денег мне подсунут девушку. И еще какую! Что делать? Отказаться — так голову открутят и глазом не моргнут. Согласиться… Согласиться?!» Он еще долго ходил по комнате от стены к стене, пока вдруг не остановился и радостная улыбка не озарила его лицо. Теперь он знал, что будет делать.

…Поздней ночью, в самый глухой ее час, когда даже самые бдительные стражи не в силах бороться с дремотой, на стене, окружавшей королевский дворец, показался молодой человек. Он быстро посмотрел по сторонам, удовлетворенно кивнул, поправил на плече большой узел, проверяя, не звякнет ли в нем что-нибудь, бесшумно спрыгнул на землю и через пару мгновений растворился в темноте. Город спал, и никому не было дела до одинокого путника, решительно направлявшегося в сторону Клоаки…