Конан не знающий страха

Глава 9

На подходящее пристанище Аксандриас наткнулся, можно сказать, случайно. С того момента, как они пересекли офирскую границу, разбойники всех мастей слетались к ним, как мухи на мед. Громилы и головорезы с отрубленными ушами, клеймами на лбах и татуировками на теле приходили к ним поодиночке и группами. И через несколько дней у Тахарки было уже столько людей, сколько перед его киммерийским рейдом. Теперь им требовалось надежное укрытие, где они могли бы планировать свои действия.

Аксандриас отправился на разведку, горя желанием вернуть расположение Тахарки и снедаемый завистью к Куулво, который как-то неожиданно быстро стал правой рукой начальника. Уже полдня Аксандриас разъезжал с двумя молчаливыми шемитами по округе, но не нашел ничего подходящего. Пока что банда стояла лагерем практически в открытом поле, и приходилось ставить много часовых, которые могли бы в случае опасности дать сигнал тревоги. Все это совершенно не нравилось ленивым, упрямым и туповатым громилам.

В полдень три всадника спешились, собираясь перекусить.

— Послушайте-ка, — сказал один из шемитов, приложив руку к уху. — Мне кажется, где-то журчит вода.

— Я тоже слышу, — отозвался Аксандриас. — Вот только где? Не видать никакого ручья. Давайте поищем.

Они проехали вдоль склона холма, но никакой воды не нашли.

— А теперь вроде журчит у нас за спиной, — сказал другой шемит.

— Как странно, — задумчиво пробормотал Аксандриас. — Попробуем подняться повыше.

Они поехали вверх по склону и вдруг наткнулись на расщелину, которая снизу была незаметна. Они въехали в узкий проем и с изумлением уставились на неожиданно представшую перед ними картину. Внутри холма оказалась громадная выемка — лужайка, поросшая зеленой травой. В дальнем конце виднелся широкий вход в пещеру, из которой и вытекал ручей, журчание которого они и слышали. Он тек через ложбину и снова уходил под землю перед самой расщелиной. Далее он тек, по-видимому, только под землей; ни на холме, ни у его подножия он на поверхность больше не выходил.

Аксандриас сошел с коня и напился. Вода была чистая и сладкая. Они подъехали поближе к пещере. Когда-то она, вероятно, использовалась как укрытие, потому что вход был завален большими глыбами, оставался только узкий проход для одного человека. Сама пещера была весьма внушительных размеров, ее освещали лучи солнца, попадающие внутрь через трещины в породе.

— Великолепно! — воскликнул Аксандриас. — Надо обязательно показать это место начальнику.

На следующий день Тахарка осмотрел расщелину, ручей и пещеру и провозгласил, что он вполне удовлетворен.

— Это место нам подходит, мой друг. Оно уединенно, и здесь есть трава для лошадей. Пещера укроет нас от непогоды, а ручей напоит. Один-единственный сторож у входа в расщелину — вот и все, что нам надо, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ты хорошо постарался, мой друг, я очень тобой доволен.

Аксандриас самодовольно улыбнулся.

— Это еще не все, мой господин. Пойдемте со мной, остальные не должны этого видеть. — Освещая путь факелом, он провел Тахарку в дальний угол пещеры. — Я обнаружил это после того, как отослал за вами шемитов, — проговорил он таинственно.

Они вошли в узкий боковой проход, который заканчивался тупиком, заваленным большой грудой сухого валежника. Аксандриас отодвинул с одной стороны валежник, и там оказался еще один проход, прикрытый, словно дверью, сплетенными ивовыми прутьями. Протиснувшись в этот проход и пройдя совсем небольшое расстояние, они вышли на склон холма.

— Если привязать поблизости пару лошадей, а в проходе оставить мешок—другой награбленного, — сказал Аксандриас, — тогда, случись какая-нибудь неприятность, всегда можно было бы начать все заново.

Тахарка расхохотался и похлопал Аксандриаса по плечу:

— Ты не только умный, но и очень предусмотрительный. Я всегда это знал. Пусть дополнительный выход наружу будет нашим секретом; нехорошо выйдет, если эти негодяи заподозрят, что я могу их бросить в ответственный момент. Да и кроме того, случись худшее, в этом проходе будет просто не протолкнуться, если все в него ринутся.

Обосновавшись в новом укрытии, бандиты начали проводить регулярные рейды. Нужды ехать куда-то всем сразу не было. И Тахарка делил людей на три группы. Так они смогли охватить большую территорию. Одной из групп командовал он сам, а двумя другими Аксандриас и Куулво. Он постоянно менял состав отрядов, чтобы бандиты не успевали слишком привыкнуть к своему командиру или у них не возникло бы излишней привязанности к одному из его заместителей.

Тахарка установил твердое правило: нельзя было грабить ближе, чем в полудне езды от пещеры. Чем дольше она оставалась неизвестной, тем дольше они могли проводить свои набеги в этой местности. Если же их присутствие здесь обнаружится, то даже враждующие между собой наместники могут временно объединиться ради того, чтобы стереть их с лица земли.

Уже больше месяца бандиты совершали опустошительные набеги, свозя все награбленное в пещеру.

И скромная ферма, и богатый караван — все становилось добычей ненасытных разбойников. Никогда они не возвращались назад с пустыми руками. Даже если им не везло, то на обратном пути они хотя бы отбирали скотину у невезучего пастуха, попавшегося им на дороге. И если сегодня они пригоняли только барана или корову, что годилось для пропитания, то завтра они могли разжиться золотом и серебром.

Набеги эти не стоили никакого труда: власти были настолько заняты своими междоусобными распрями, что у них не оставалось ни времени, ни сил на охрану своего собственного народа. В ближайших городах, где размещались гарнизоны, постоянно жил кто-то из людей Тахарки, и, как только войско выезжало на войну с противником, Тахарке сразу же становилось это известно. Он всегда знал, где именно безопаснее всего грабить оставленных без мало—мальски надежной защиты жителей.

Теперь пещера ломилась от награбленного. Через Офир проезжало много караванов, а в маленьких городах можно было найти дома богатых купцов — легкая добыча для Тахаркиных молодцов. А еще существовали поместья аристократов. Они регулярно платили дань наместникам, чтобы те их не трогали, но ведь на бандитов это не распространялось.

Сундуки, наполненные драгоценностями и золотыми монетами, стояли вдоль стен пещеры. Рулоны ярких шелков, невероятно дорогих, заполняли целый угол. Промозглый, сырой воздух пещеры облагораживали ароматы восточных пряностей и благовоний.

Вся лужайка была поделена на загоны. Ближе всего к выходу, там, где трава была самой сочной, содержались захваченные во время набегов великолепные боевые и беговые лошади и лошади, специально натренированные для охоты на разных зверей. Для плененных людей был предусмотрен специальный отсек, который делился на несколько меньших. В самом большом находились те, кому предназначалось заниматься либо простыми строительными работами, либо работами в карьерах. В другом — ремесленники, предназначенные для продажи в мастерские и на плантации юга и востока. Еще был специальный отсек для мальчиков, получивших образование. Их с удовольствием покупали как прислугу в богатые имения.

Под постоянным надзором находились самые красивые молодые женщины и девушки, а также мальчики. За таких всегда можно было выручить самые большие деньги. Над этим отсеком было даже сооружено нечто вроде навеса, чтобы уберечь его обитателей от разрушающего действия солнца, дождя и ветра.

Однажды ранним вечером Тахарка сидел в пещере. Из сундуков, подушек и шелков для него было сооружено нечто вроде пышного трона. Он пил редкое вино из золотого кубка. Остальные бандиты бражничали, расположившись у ног своего господина. В большой яме посреди пещеры горел огонь, а над ним раб жарил на вертеле огромную тушу жирного быка из племенного стада. В серебряном сосуде, похищенном из какого-то храма, повар—раб приготовил специальную подливу из самых редких специй, и женщины—рабыни непрерывно поливали ею тушу быка.

Все бандиты были одеты с исключительной роскошью. А то, что детали их блистающих великолепием нарядов плохо сочетались друг с другом, их совершенно не заботило. Оружие, которым они были увешаны, искрилось от драгоценных камней. Они, так же как и Тахарка, пили дорогие вина из бесценных кубков — золотых, серебряных и хрустальных. Прислуживающие им невольницы были миловидны, но не так хороши, как красавицы, отобранные на продажу.

Тахарка, покачиваясь, поднялся на ноги и призвал к вниманию. Мгновенно стало тихо. Аксандриас цинично улыбнулся, отхлебнул из серебряной чаши, усыпанной аметистами. Он знал, что будет дальше. Ему уже не раз приходилось слышать подобные речи из уст Тахарки, обращенные к другим, ныне уже мертвым или в лучшем случае рассеянным по всему свету.

— Друзья мои! — воскликнул Тахарка, величественным жестом поднимая свой кубок. — Есть ли среди вас хоть один, кто был бы не доволен, как я командую вами, кому не пришлась бы по вкусу жизнь, данная мною? Если есть такой человек, пусть он скажет мне, чего ему не хватает, и я дам ему это! — В ответ раздался гул голосов, выражающих полное удовлетворение своей жизнью. — Значит, вы всем довольны? — спросил Тахарка. Восторженный гул зазвучал еще громче. — Прекрасно! Что до меня, я не могу себе представить, что можно жить лучше, чем мы живем сейчас. — С озабоченным видом он понюхал воздух. — Вроде воздух становится тяжелым. — Тахарка наклонился над одним из сундуков и, зачерпнув оттуда пригоршню ароматических солей, бросил их в огонь. В тот же миг благоуханный аромат разлился по пещере. — Ну вот, так-то оно лучше. Эти благовония предназначались для великого храма Митры в Нумантии, а теперь они услаждают нас. Это ли не замечательно, друзья мои? И вот так мы будем жить всегда! — Бандиты шумно возликовали. Тахарка продолжил своим звенящим голосом: — Мы всегда будем есть прекрасное мясо, сдобренное самыми лучшими специями. Мы всегда будем пить вино, которое под стать королям. Мы всегда будем одеваться в шелк и бархат, украшать себя золотом, драгоценными камнями: янтарем с севера, жемчугом с востока, кораллами с южных морей. Коней мы будем выбирать из королевских табунов. Красивейшие рабыни будут исполнять малейшую нашу прихоть.

Ликованию бандитов не было границ. Открывшаяся перспектива пьянила их. Еще совсем недавно они ходили оборванные и вечно голодные, прятались в холмах и готовы были перерезать глотку любому ради нескольких медных монет. Теперь же им казалось, что они всегда будут жить в роскоши, сладко есть, а пить — сколько душа пожелает.

Когда восторженные крики поутихли, Тахарка прокричал:

— А теперь выпьем за нашу удачу, и пусть завтрашний день принесет нам еще больше богатства!

Когда бык изжарился, бандиты принялись отрезать от него куски сочного мяса своими кинжалами и набивать рты, куда как более привычные к черствому хлебу и тухлой воде темниц и тюрем. Тем, кому было лень двигаться, рабыни подносили мясо на больших серебряных блюдах.

Тахарка наблюдал с удовольствием за этой сценой, не переставая про себя удивляться, как дешево можно купить людей. Сквозь толпу пирующих бандитов к нему приблизилась высокая сухощавая фигура Куулво.

— Хозяин, пойдемте со мной. Вы должны это видеть.

Потребности Куулво в еде, вине и женщинах были самые умеренные. Удовлетворение он получал от кровопролитий и смертоубийств. Тахарка понимал, что из-за пустяка Куулво не станет его беспокоить.

— Разумеется, мой бесценный друг, я пойду с тобой. Все равно я собирался осмотреть сегодня наше хозяйство, а особенно рабов, предназначенных на продажу. Да и вечер хорош для прогулки. Веди же меня.

Когда они выходили из пещеры, люди продолжали есть, пить и веселиться, лишь один Аксандриас смотрел мрачно. Как он ни старался, не получалось у него забыть одноглазую Калью. И зачем только этот призрак из прошлого явился мучить его?

Мало того, что эта девка вернулась из царства мертвых, так еще и унизила его при всех! На глазах хозяина она одержала над ним верх. Да что там говорить — чуть не убила его! И кто этот громадный киммериец, который был с ней?..

После бегства из Кротона Аксандриас рассказал Тахарке, почему Калья пылает к нему такой ненавистью.

— Я был тогда очень молод, хозяин. Был глуп и поспешен. Разве сейчас я оставил бы живого свидетеля, случись что подобное.

Тахарка, по своему обыкновению, изобразил сочувствие и сострадание:

— Да, мой бедный друг, это вышло не очень удачно, но что теперь поделаешь. Все молодые люди делают ошибки. Я и сам не исключение, но ведь мы учимся на наших ошибках, разве не так? А кроме того, я считаю, что эта девица проявляет совершенно неприличную мелочность, преследуя тебя из-за событий такой давности. Она просто плохо воспитана.

После той схватки с Кальей Аксандриас похудел и постарел. Он ел очень мало, а пил больше, чем следовало. Воспоминание о Калье грызло его душу и лишало всякого аппетита. Вот и сейчас Аксандриас мрачно опустошил чашу с вином и налил еще.

Выйдя из пещеры, Тахарка направился прежде всего туда, где содержались лучшие из рабов. Он внимательно осмотрел их, заглядывая каждому в рот, чтобы проверить, хороши ли зубы. Осмотр его вполне удовлетворил, вот только пахло от них скверно. Но это и естественно. Ведь содержались они ужасно. Придется их помыть как следует перед продажей. Вот бремя, которое приходится нести каждому работорговцу!

На обыкновенных рабов он не стал тратить время, зато с удовольствием задержался в загоне для лошадей. Тахарка считал себя знатоком. Он и на этот раз не упустил случая присмотреть лично для себя несколько скакунов. Он уже и так отобрал самых быстрых коней. Они паслись у лаза, обнаруженного Аксандриасом. Этот лаз выходил на противоположную сторону холма, а поскольку бандиты не отличались особой страстью к исследованию, то было маловероятно, что кто-нибудь обнаружит этот лаз.

— Рабов скопилось слишком много, — заметил Тахарка. — Пора отправлять их на невольничий рынок в Стигию.

— Скоро придется сделать не только это, — проговорил Куулво. — Именно потому я вас и позвал. Пройдемте еще немного.

Они подошли к расщелине, где их приветствовал стоящий на страже часовой, и оказались на склоне холма. Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности.

— Очень красиво, — проговорил Тахарка и будто невзначай положил руку на рукоять меча: он никогда не забывал о возможности предательства. — Так что же ты хотел мне показать?

— Взгляните! — Куулво сделал широкий жест рукой. — Когда мы впервые появились в этих местах, здесь не было никаких тропинок или дорог, одна только трава. И как все изменилось теперь!

Действительно, на склоне холма была отчетливо видна протоптанная лошадьми довольно широкая дорога, которая внизу холма распадалась на три дорожки поменьше, обозначая излюбленные бандитами маршруты.

— Следы нашего пребывания здесь с каждым днем делаются все заметнее, — сказал гиперборей. — И этого не избежать: ведь мы каждый день выезжаем на лошадях. Когда именно нас обнаружат — вопрос времени. Стоит патрульным войскам наместника наткнуться на одну из протоптанных нами дорог, и наши дни сочтены.

Тахарка задумчиво погладил бороду:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. И все же это место настолько удобно, что не хочется покидать его.

— Это место удобно лишь до той поры, пока никто о нем не знает. Расщелину снизу не видно, спору нет, но ведь можно найти ее, если ехать по любой из наших дорог. Я считаю, надо уезжать отсюда, и как можно скорее. Мы неплохо здесь поживились. Могли бы поживиться и еще, но какой смысл обгладывать кости дочиста? Отправимся на восток, там нас никто не знает, и поищем другое укрытие. А через полгода или год вернемся обратно. К этому времени все опять зарастет травой, и мы снова будем в безопасности. И кроме того, пока нас здесь не будет, люди снова наживут добра, и мы снова сможем снять обильную жатву.

— Прекрасная идея, — сказал Тахарка. — Именно так мы и поступим. Только захватим еще немного рабов, чтоб, отправляясь в Стигию, иметь их достаточно для продажи. Тогда через несколько дней ты смог бы взять треть наших людей и везти рабов на невольничий рынок. А когда вы вернетесь из Стигии, мы все вместе сразу двинемся на восток.

— Лучше бы уехать отсюда немедленно, — возразил Куулво. — Я, конечно, повезу рабов на юг, как вы приказываете, но лучше бы вы с Аксандриасом не задерживались здесь. Мы могли бы договориться о месте встречи на востоке.

Тахарка со смехом хлопнул его по плечу:

— Благоразумие — вещь хорошая, но ты, мой друг, стал уж слишком осторожничать. Что за радость от жизни, если слишком беспокоиться обо всем. Пошли, вернемся к остальным. Пока мы еще ни разу не встретились ни с одним войском. Дня через три—четыре ты отправишься с рабами на юг. Здесь осталось еще очень много мест, где мы ни разу не были, вот мы и займемся ими, пока ты будешь в отлучке. А насчет властей не беспокойся: пройдет еще много—много времени, прежде чем кто-нибудь заподозрит неладное.

— Как скажешь, начальник, — пожал плечами гиперборей.

Куулво, как до него и Аксандриас, заметил любовь Тахарки играть с огнем. Казалось, что он просто не чувствовал, когда начинал ходить по краю пропасти. Впрочем, Куулво все это не слишком беспокоило. Через несколько дней его караван с рабами отправится в Стигию, а если по их возвращении окажется, что банды Тахарки больше не существует, что ж с того? Не на нем свет клином сошелся. Найдутся другие. Человек вне закона думает лишь о своей собственной шкуре. Какое ему дело до того же Тахарки?

— Завтра поезжай на север, — сказал Тахарка, когда они возвращались в пещеру. — Один из наших людей сообщил сегодня, что из Леукты движется большой караван. И движется он медленно: многие идут пешком. Если вы завтра подыщете подходящее место для засады, то самое позднее послезавтра он как раз до вас и дотащится.

— Какая там охрана? — спросил Куулво.

— Не думаю, что серьезная. Ты ведь знаешь, как скупы эти торгаши. Конечно, несколько человек наберется, но ведь они всегда надеются, что, если их будет много, мы побоимся на них напасть. Будто волку не все равно, сколько в стаде овец.

— Похоже, дело будет нетрудное, — хмыкнул Куулво.

— Нетрудное, но требующее известной хитрости и умелого руководства. Я сам собираюсь поехать на запад, вернусь завтра вечером. Аксандриаса же пошлю на юг. Пусть пригонит стадо коров, это будет ему несложно.

Куулво иронически поднял бровь:

— Вы уже совсем потеряли веру в нашего красавчика?

Тахарка глубоко вздохнул:

— Увы, он уже не тот, каким был когда-то: быстрым, хитрым и даже довольно смелым. Но, что лучше всего, он забавлял меня. А теперь его будто что-то гложет. И началось это после той одноглазой девицы.

— Конечно, эта история была для него серьезным ударом. Сначала она его надула, а потом едва не прикончила, — ответил Куулво. — А вот если бы он вместо того, чтобы…

Он замолчал, потому что из пещеры один за другим начали с веселым гомоном вываливаться бандиты. Двое из них сразу отскочили друг от друга и выхватили мечи, а остальные расположились полукругом.

— Что тут у вас происходит? — вскричал Тахарка, врываясь в середину. Он увидел, что один из противников — некто Парва из Коринфии, а другой — не кто иной, как Аксандриас. — Немедленно объясните, в чем дело, — потребовал Тахарка.

— Этот мерзавец не желает мне подчиняться! — воскликнул Аксандриас, указывая пальцем на Парву.

— И не собираюсь! Я сказал, что ты трус и прячешься за спины других, и могу повторить это еще раз. Сразимся один на один, если ты хотя бы наполовину так смел, как себя изображаешь!

Тахарка был немало удивлен. Неужели еще рано ставить крест на Аксандриасе?

— Вам известны наши правила, — сказал он вслух. — Для меня все вы равны, и если возник спор, то двоим его и решать. Бой ведется до смерти одного из противников. Покажите ваше оружие.

Парва взмахнул своим изогнутым клинком:

— Вот оно!

Аксандриас поднял прямой узкий меч:

— Иди сюда, паршивый пес, и отведай моей стали!

Они бросились друга на друга, и бандиты радостно взвыли. Тахарка был доволен развитием событий. Если Аксандриас действительно потерял хватку, лучше уж ему умереть сейчас.

Противники не стали тратить время на прощупывание друг друга, что показалось Тахарке странным. Он знал, что Аксандриас привык надеяться больше на ловкость и коварство, чем на силу и напор. Оба противника безостановочно атаковали, показывая незаурядное мастерство. Они колотили, рубили и отражали удары противника со скоростью, которая ничем не уступала их ловкости.

Аксандриас принялся теснить коринфийца, и тот стал медленно, но уверенно отступать в сторону загородки, где содержались рабы, осторожно щупая землю ногами, чтобы не наступить ненароком на камень. Улучив подходящий момент, он предпринял стремительную контратаку, которая оказалась весьма успешной: ему удалось выбить меч из рук Аксандриаса. Меч описал в воздухе дугу и упал внутрь загородки, откуда раздался сдавленный крик пронзенного раба. Крик этого несчастного совершенно потерялся в радостном гвалте: бандитам понравилась атака коринфийца.

Рыча от ярости, Аксандриас выдернул из ножен свой широкий зингарский кинжал около фута длиной, слегка изогнутый, обоюдоострый. Не дожидаясь следующего хода противника, Аксандриас ринулся на него и застал врасплох. Парва отскочил на шаг назад и, пытаясь защититься, легко ранил Аксандриаса в руку. Удар был слаб и неловок, Аксандриас легко отбил его. Левой рукой он схватил Парву за кисть и принялся выворачивать ее, помогая себе кинжалом как рычагом.

Закричав от боли, Парва выронил меч. Аксандриас попытался рывком дотянуться до его горла, но Парва резко отшатнулся, и лезвие прошло мимо. Аксандриас, не удержавшись на ногах, кубарем полетел на середину круга.

Аксандриас не попытался остановиться, а, перекувырнувшись несколько раз, в какой-то момент изловчился и вскочил прямо на ноги, причем лицом к своему сопернику. Парва понял, что, если и он нагнется за мечом, разогнуться уже просто не успеет. Оскалившись по-волчьи, он вытащил свой тонкий хауранский кинжал.

— Не так-то уж ты и слаб, как я погляжу, — прохрипел коринфиец. — Удивил ты меня, красавчик, но мы еще посмотрим, кто кого!

— Вот именно, хватит болтать. Людям надоело тебя слушать. Ну, ко мне! — Аксандриас издевательски поманил Парву пальцем. — И покончим раз и навсегда с нашим маленьким дельцем.

Оба опять бросились друг на друга. Парва замахнулся кинжалом снизу, будто хотел ударить Аксандриаса в живот, а когда тот сгруппировался и выставил, защищаясь, свой кинжал, Парва мгновенно перестроился и, выпрямившись, мощно ударил сбоку, метя Аксандриасу в шею.

С невероятной быстротой и силой Аксандриас отбил левой рукой удар, который чуть было не достиг цели, и одновременно вонзил со всего размаху свой кинжал Парве в живот.

Все стихло, когда противники замерли, точно статуя, на миг слившись воедино. Рука Парвы, которая только что продолжала свое движение, замерла, пальцы безвольно разжались, кинжал выпал. Потом аквилонец одним ударом распорол Парве грудину и живот. Внутренности выпали прямо на землю. Безжизненное тело качнулось и рухнуло. Бандитам очень понравилась и сама схватка, и ее эффектная концовка. Они окружили Аксандриаса, хлопая его по спине и поздравляя с замечательной победой. Тот слабо улыбнулся, принимая поздравления, и, раздвинув толпу, побрел, спотыкаясь, к ручью. Там он сначала долго пил, встав на колени и опустив лицо в воду, затем стал обмывать кинжал и руку, которая была по плечо в крови.

Когда он вкладывал кинжал в ножны, к нему подошел Тахарка:

— Это было великолепное зрелище, мой друг. Не думаю, что кто-нибудь еще захочет тебе прекословить.

Аксандриас кивнул. Он выглядел очень усталым, но посмотрел на Тахарку чистым взглядом:

— И я не думаю. Мне начало уже надоедать, что эти трусливые псы ворчат за моей спиной. Один из них оскорбил меня в лицо, и я понял, что пришла пора положить конец этому безобразию.

— И правильно сделал, — сказал Тахарка. — А теперь иди отдохни. Завтра я отправлю тебя в легонький рейд.

— Я могу выполнить не только легкое дело, — возразил Аксандриас. — Все, что может гиперборей, могу и я.

— Знаю—знаю, — успокоил его Тахарка. — Следующий раз и для тебя найдется трудное дело. А теперь отдыхай. Смертная схватка с таким серьезным противником вымотает любого.

Аксандриас согласно склонил голову и поплелся к пещере. Тахарка задумчиво смотрел ему вслед. Да, за этим аквилонцем нужен глаз да глаз.

Аксандриас в изнеможении рухнул на свое ложе в небольшой нише главной пещеры, рядом с тайным выходом. К нему приблизилась женщина, которую он выбрал для себя, но он махнул ей, приказывая уйти. Рядом никого больше не было. Аксандриас достал маленькую деревянную коробочку и заглянул в нее. Там оставалось еще много тех таблеток, которые дал ему жрец древнего храма.

Когда Аксандриас услышал оскорбления Парвы — а тот кричал на него так громко, что невозможно было притвориться, будто не слышишь, — Аксандриас пришел сюда и проглотил снадобье. Почувствовав действие, он вызвал Парву на бой. Ведь жрец же говорил, что, если пользоваться снадобьем нечасто, никакого вреда не будет. И только когда мечи были уже обнажены, Аксандриас быстро произнес и заклинание. Сначала он не собирался этого делать, но в последний момент решил для пущей уверенности обезопасить себя наверняка. Что ж, игра стоила свеч.

А один раз — не страшно.