Конан и Вольные стрелки

Глава девятая Конан — казацкий гетман

На берегах Запорожки люди селились издавна. Вначале это были в основном выходцы из гирканских племен, откочевавшие из внутренней Гиркании ближе к морю, но последние три-четыре столетия сюда стекались со всех стран Запада сервы и даже вилланы, убегавшие от притеснений баронов и других крупных феодалов. Беглецы снимались с насиженных мест зачастую вместе с семьями и, преодолев в поисках лучшей доли пустыни северного Иранистана, топкие болота южного берега Вилайета и отроги Ильбарских гор достигали этой земли обетованной, где не было ни графов, ни баронов, ни другой власти, кроме власти ими же избранного на общем сходе сельского старосты. По берегам Запорожки росли густые леса, поэтому недостатка в строительных материалах не было. Новые поселенцы, селившиеся ближе к верховьям реки, до порогов, которые пересекали Запорожку в среднем течении, строили дома, обрабатывали землю и выпасали скот. Многие промышляли сбором в лесу меда диких пчел, ловлей рыбы, в изобилии водившейся в Запорожке, заготовкой дичи и водоплавающей птицы.

Ниже порогов на островах, разбросанных ближе к устью, селились большей частью всякого рода разбойники и другой сброд, бежавший от преследования закона, а также молодые парни из местных поселений, предпочитавшие мирному труду разгульную жизнь разбойников. Со временем гирканцы стали называть их казаками, то есть бродягами, но туранцы под казаками подразумевали легкоконные формирования, вооруженные саблями, луками и пиками. Сами же казаки предпочитали называть себя охотниками за удачей и промышляли военными набегами на туранские города, не чураясь и обыкновенного разбоя. Казаки селились на островах, самым большим среди которых был остров Волчий. Он находился почти в устье Запорожки и насчитывал до двух тысяч шагов в поперечнике. Его северная часть поросла густым лесом, на востоке имелись обширные луга для выпаса коней и скота, а западная и южная стороны острова были выбраны казаками для жительства. Здесь был оборудован так называемый Круг, то есть большая площадь для собраний, вокруг которой было выстроено три десятка сооружений в виде огромных шалашей из пяти-шести высоких молодых деревьев, срубленных под корень и скрепленных между собой у вершин. Обтянутые конскими шкурами они были похожими на шатры, в которых размещались казаки. В этих шалашах, вмещавших сотню, а то и больше человек, вдоль стен стояли широкие лавки, устланные звериными шкурами, на которых казаки спали. В центре таких сооружений был длинный стол, за которым они обедали.

Поодаль стояли деревянный дом кошевого атамана, арсенал, где хранилось оружие, склад продуктов, фуража и других товаров.

Отсюда казаки в былые времена нередко совершали набеги на соседние гирканские племена к югу от Запорожки, но последние лет пятьдесят оставили своих соседей в покое, обратив внимание на Туран, вражда с которым у них усиливалась по мере того, как казаки на легких челнах, любовно прозванных «ласточками», пересекали Вилайет и совершали набеги на туранские города Самарру, Шанк, Акит и даже Аграпур. Освободив невольников, которых было множество на местных невольничьих рынках, они грабили местное население, предавали города пожарам и возвращались домой с богатой добычей. Туранцы пускались за ними в погоню, вторгались в устье Запорожки, разоряли Волчий остров, заставляя казаков уходить к ее верховьям. Когда туранцы уходили, казаки постепенно возвращались на острова и все повторялось. Для туранцев казаки создавали постоянную проблему, но борьба с ними не приносила желаемого результата — после нескольких спокойных годов, они опять выходили в море и грабили прибрежные туранские города.

Конан, неоднократно бывавший у казаков в бытность свою членом и предводителем Красного Братства все это хорошо знал и рассчитывал, что, если даже сейчас казаки ведут себя спокойно, то когда их численность достигнет четырех-пяти тысяч, они все равно отправятся в очередной морской поход, так как казак и война понятия неразрывно связанные между собой, без военной добычи казацкое товарищество не может существовать.

Солнце уже почти коснулось далекого горизонта над зеркальной гладью Вилайета, когда он подъехал к перевозу. Отсюда на пароме можно было добраться к острову Волчьему, который высился темной массой шагах в пятистах посреди реки. Но парома на месте не оказалось, скорее всего, он остался на острове. Помянув Нергала и всех демонов Преисподней, каких знал, Конан направил своего жеребца в воду и, придерживаясь рукой за седло, добрался вместе с ним вплавь к острову. Отряхнувшись, словно собака, от воды, он увидел, что паром действительно стоит у берега, а на нем спит пьяный паромщик. Выругавшись во все горло, мокрый и злой киммериец, держа коня под уздцы, направился к дому кошевого. Несколько встреченных им казаков посмотрели на него с явным удивлением, но молча прошли мимо, лишь бросив мимолетный взгляд на сердитое лицо и огромную фигуру киммерийца.

У Круга казаки занимались кто чем. Большинство лежало на траве, подстелив сермяги и грелись в лучах заходящего солнца, другие, голые по пояс, боролись друг с другом, подбадриваемые возгласами товарищей, многие просто слонялись без дела или стояли мелкими группами, обмениваясь последними новостями. На Конана никто не обратил особого внимания, хотя он и ловил на себе любопытные взгляды, а сам он никого из старых приятелей не приметил.

Привязав жеребца у коновязи, киммериец направился к дому кошевого атамана. Внутри царил полумрак, подслеповатое окошко после заката уже не пропускало много света. Лутай, широкоплечий казак с чубом, лихо закрученным вокруг уха, сидел за столом и при свете сальной свечи, писал что-то в толстом фолианте, периодически сверяясь с каким-то куском пергамента. Как понял Конан, он заносил в книгу данные о новобранцах. Рубаха на груди кошевого атамана была расстегнута, а суровое лицо иссечено морщинами и шрамами. Он был уже не молод, достиг того возраста, когда у людей появляются внуки и в его чубе, как и в вислых усах, уже поблескивали серебряные нити.

Заслышав, что отворилась дверь, он поднял голову и несколько мгновений всматривался в гигантскую фигуру вошедшего, пытаясь рассмотреть его лицо. Затем, приподнявшись над столом, неуверенно произнес:

— Киммериец?! Не может быть! Каким ветром тебя к нам занесло?

Он вышел из-за стола и они сжали друг друга в объятиях.

— Туранским ветром меня к вам занесло, брат! — сказал Конан, когда они устроились за столом. Рассказав кошевому о последних событиях своей жизни, он не стал скрывать, что рассчитывает с помощью казаков добраться до северо-западного берега Вилайета.

— Другого пути у меня нет, — добавил он в конце своего рассказа. — Как сам понимаешь, в Туране, Кофе и Заморе меня казнят без всякого суда.

Лутай почесал затылок. Он был рад встрече с побратимом, но не знал, как ему помочь.

— Боюсь, — сказал он после некоторого раздумья, — сейчас это вряд ли возможно. Туранцы заперли нас тут и не дают даже высунуть носа. У Ксапура постоянно караулят несколько парусников, а ближе к устью Запоржки дежурят галеры.

— Но у вас же есть челны, — заметил Конан.

— Галеры не позволят нам выйти в море, — хмуро возразил Лутай. — Хуже того, если мы попытаемся это сделать, туранцы на галерах высадятся прямо сюда и вытеснят нас за пороги. Пока мы сидим спокойно, они нас не трогают, а стоит только высунуться…

Кошевой умолк и безнадежно махнул рукой. Глубокие морщины прорезали его лоб, словно он о чем-то напряженно думал.

— Нам бы крепость какую или, хотя бы форт соорудить в устье Запорожки, — продолжил Лутай после минутного молчания, — так ведь, если построить из дерева — сожгут, а камня тут нет.

Конан вспомнил каменоломне мимо которой они проезжали с Алтантуей. Конечно, далековато оттуда возить камень, но казакам все равно делать нечего, за неделю или две вполне возможно заготовить камня столько, сколько нужно. Он рассказал об этом Лутаю. Кошевой оживился.

— А что? Это вполне возможно. Возы у нас есть, коней хватит, а людей тем более. Завтра же обсудим этот вопрос с сотенными атаманами.

Обсуждение в совете атаманов оказалось бурным. Как обычно, у казаков любой вопрос, который можно было решить за десять минут, обсуждался часами. Все говорили, не слушая и перебивая друг друга, углубляясь в малозначительные детали, а к середине обсуждения вообще забыли о том, зачем собрались. Лутаю, молча сидевшему за столом, пришлось вмешаться и прямо поставить вопрос на голосование. За строительство крепости все проголосовали единогласно и Конан, примостившийся в уголке, так и не понял, о чем, собственно говоря, все спорили. Но как только решение было принято, кошевой вступил в свои права и оно начало выполняться с поразительной быстротой. Уже на следующее утро больше сотни возов и полтысячи каменотесов потянулись к отрогам Ильбарского хребта, где была заброшенная каменоломня. Работа спорилась, камни обрабатывались на месте, чтобы класть стены будущей крепости из одинаковых по размеру глыб гранита.

На острове тоже кипела работа, казацкий лагерь еще несколько дней назад напоминавший сонное царство, стал похож на растревоженный муравейник. Лесорубы валили в лесу сосны и лиственницы, плотники выдалбливали из них кили будущих челнов, вставляли в них ребра жесткости, распорки, монтировали скамейки, весла и уключины, и обшивали досками. Не переставая дымились смолокурни, так как «ласточки» необходимо было хорошо проконопатить и просмолить, чтобы не протекала вода. Каждый челн вмещал в себя два десятка казаков и выступал над поверхностью воды примерно на полтора локтя, что делало его незаметным для вражеских наблюдателей. Для казацких челнов опасность представляла лишь буря, но в южной части Вилайета бури случались не часто. Десятки кузнецов целыми днями били по наковальням тяжелыми молотами, выковывая сабли из железных полос, которые выплавлялись в примитивных доменных печах из пирита, залежи которого имелись в Ильбарских горах, магнитного колчедана, а чаще всего просто перековывались из кос. Здесь же ковали кинжалы, а также наконечники для грозных казацких пик длиной по шесть локтей и для стрел. Другие ловили рыбу, солили и вялили ее, создавая запасы этой самой ходовой казацкой пищи. Лучники отстреливали дичь, которую тоже солили и вялили. Казацкий кош готовился к войне.

Все это время Конан не сидел без дела, а как сын кузнеца, знавший толк в этом ремесле, помогал ковать сабли и другое оружие. Впрочем, здесь пригодилась больше всего его огромная физическая сила, а не знание кузнечного искусства.

Когда прибыли первые возы с камнями, киммериец деятельно включился в строительство будущей крепости. Строить ее стали на левом обрывистом берегу Запорожки, где проходил фарватер. Не особенно мудрствуя, выстроить ее решили в форме четырехугольника со стороной в пятьдесят шагов. Работа кипела споро. Вырыв ров под фундамент, заполнили его прочными гранитными глыбами, на которые устанавливали обработанные камни, скрепляя их разведенной известью с песком. По углам стены делались толще, так как здесь наверху предполагалось установить камнеметательные машины.

Туранцы, подплывавшие на своих галерах близко к устью Запорожки, замечали повышенную активность казаков, но те не делали попыток выйти в море, поэтому морская стража не придавала их активности большого внимания. В прежние годы на самом Волчьем острове было немало туранских лазутчиков, но Лутай, став кошевым атаманом, ввел новое правило приема в казаки, согласно которому личность кандидата должны были подтвердить не менее двух человек. Это правило не имело особого значения, когда записываться в казаки приходили люди из селений за порогами, их, как правило, знали, зато для лазутчиков была создана преграда, которую они преодолеть не могли. Поэтому в течение последних двух лет туранские власти слабо представляли, что происходит в казацком коше. С другой стороны, их это мало интересовало, главное, чтобы казаки не высовывались в море.

Забеспокоились туранцы только, когда над деревьями и кустарником на берегу Запорожки выросли стены гранитной крепости. Командующий морской стражей у Ксапура, поняв грозящую им опасность, приказал галерам войти в устье Запорожки и высадить десант, чтобы захватить крепость и разрушить ее, но Конан, фактически руководивший строительством, был готов к такому развитию событий. Хотя строительство было еще не закончено, но на углах крепости, обращенных к морю, на поворотных кругах уже были смонтированы камнеметательные машины, перезарядка которых требовала не больше двух минут, так как глыбы камней лежали рядом. На стенах крепости выстроились в ряд лучники, держа в руках луки. Как только галеры вошли в зону поражения, их забросали камнями, пустив несколько ко дну, а остальные подожгли лучники зажженными стрелами. С большими потерями галерам пришлось отступить и ближе чем на два фарлонга к устью Запорожки не приближаться. Командующий морской стражей счел за лучшее не доносить в Аграпур об этом инциденте, обоснованно опасаясь гнева Йилдиза, но пустить все на авось тоже было нельзя. Надо было придумать какой-то хитрый план, чтобы уничтожить выстроенную казаками крепость, избежав обвинения в бездеятельности.

Эта первая, пусть и не очень большая, победа над туранским флотом была воспринята казаками с ликованием. Многие только теперь до конца осознали, какое преимущество им создал этот каменный форт в устье Запоржки и поняли, что теперь Волчьему острову не страшны туранские корабли. Морской поход, о котором прежде оставалось только мечтать, становился лишь делом нескольких недель.

Но прежде требовалось достроить крепость до конца, оборудовать ее внутри жилыми помещениями, в которых мог бы разместиться гарнизона, построить склады на случай осады. Всем этим под контролем Лутая занимался Конан, торопившийся скорее отправиться в морской поход. Он не особенно рассчитывал на челны, ему не нравились эти шаткие лодки, в которых даже нельзя встать со скамейки, чтобы не нарушить центровку. Он привык плавать на больших кораблях, где много места и не нужно сидеть, скрючившись за веслами. В течение дня он наблюдал за галерами с крепостной стены, а несколько раз даже выходил ночью в море на одноместной рыбацкой лодке. Постепенно у него созрел план, которым он поделился с кошевым.

— Если отправляться в морской поход, то не на один какой-нибудь город, а пройтись по всему побережью и навести ужас на всех жителей западного берега Вилайета, — твердо сказал он.

Лутай скептически хмыкнул.

— Конечно, это было бы неплохо, — согласился он, саркастически ухмыльнувшись. — Но на наших утлых суденышках, хотя бы дотянуть до Самарры и то хорошо. А куда добычу девать, ты подумал? На чем мы ее увезем?

— Подумал, — отмахнулся киммериец, — вот гляди, в устье Запорожки постоянно дежурит десяток галер. Каждая из них примерно шестьдесят локтей в длину, вмещает тридцать гребцов и еще два десятка лучников и мечников. Если ее атаковать пятью нашими челнами, получается двойное превосходство.

— Допустим, — согласился Лутай, начавший понимать замысел киммерийца.

— У нас же «ласточек» больше сотни, берем галеры на абордаж и сажаем на них своих людей, — продолжил Конан. — Отправляемся к Ксапуру на галерах, берем на абордаж остальной флот, в том числе и оба парусника. Продолжать?

— Нет, не нужно, — улыбнувшись, покачал головой Лутай, — план дерзкий и может сработать. С таким флотом действительно можно отправляться грабить западное побережье. Пожалуй, пора и мне посылать гонцов за пороги, чтобы все казаки собирались на Волчий остров. Как все соберутся, выберем гетмана и в поход!

Через две недели все приписанные к сотням казаки, находившиеся в поселениях, собрались на Вольчьем острове. Известие о намечавшемся морском походе всеми было воспринято с воодушевлением. Предвкушение предстоящей наживы будоражило кровь, тем более, что предполагалось нападение на все крупные портовые города западного побережья Турана, в которых сосредоточились несметные богатства. Кандидатура гетмана также не вызвала споров, киммерийца многие знали и прежде, а об его участии в возведении крепости и отражении на нее атаки туранской морской стражи, было всем известно. Генеральным есаулом выбрали пожилого казака Микитая, который и в прежние времена принимал участие в морских походах. Сразу же после того как на Круге было принято это решение, Конан, Микитай, Лутай и сотеннык атаманы собрались на совет. Здесь Конан изложил свой план захвата галер и похода на западное побережье Турана. План был принят единогласно, оставалось только уточнить численность «ласточек» и казаков, которые для этого потребуются.

В одну из беспросветно мрачных ночей, когда небо затянула пелена низко нависших над водой туч, сотня «ласточек» вышла в море. С галер их заметно не было, но сами галеры отчетливо вырисовывались на фоне неба. К каждой из них бесшумно подобрались по десять казацких челнов. С расстояния нескольких шагов на галеры полетели абордажные крючья, притягивая их к «ласточкам», а через минуту на палубы высыпали десятки полуголых казаков с кривыми саблями в руках. В красноватом свете зажженных факелов, вислоусые с чубами на головах, дико орущие казаки были похожи на выходцев из преисподней. Не ожидавшие нападения экипажи галер, спавшие прямо на лавках и на палубе, не смогли оказать организованного сопротивления, были перебиты и сброшены в воду. Не прошло и получаса как все десять туранских галер были захвачены казаками. Теперь оставалась главная задача — также незаметно подобраться к туранскому флоту у Ксапура. Галеры на веслах довольно тихоходные суда, поэтому Конан и Микитай подсчитали, что пока можно не торопиться и подойти к Ксапуру так, чтобы оказаться у него через сутки после полуночи, ближе к рассвету. Часть «ласточек» подняли на галеры, остальные отбуксировали к Волчьему острову, заодно приняв на борт требуемое пополнение казаков. Появление галер у Ксапура не должно было вызвать подозрений, так как время от времени происходила замена тех, кто нес охрану устья Запорожки на свежие экипажи.

— Захватить те галеры, что стоят у Ксапура будет проще, — сказал Конану Микитай. — На ночь экипажи уходят отдыхать на берег в казармы, остается только дежурный наряд. А вот экипажи парусников свои корабли не покидают.

— То пустое, — махнул рукой Конан, — три десятка галер с легкостью возьмут на абордаж два парусника. Нас тут две тысячи, считай двадцатикратное преимущество. Я вот думаю о другом, не ударить ли нам после этого сразу на Аграпур?

Микитай взглянул на него с удивлением.

— Планировалось ведь вначале нападение на Самарру, — напомнил он.

— Я помню, — сердито буркнул киммериец, — если ты не забыл, план-то мой. Но план потому и план, что он может меняться по ходу его реализации. Ксапур большой остров, на его западном берегу тоже могут быть корабли и о захвате судов морской стражи будет немедленно доложено в Аграпур. Пока мы провозимся с Самаррой, у Аграпура нас встретит весь флот Йилдиза. Тем более, что добычи в Аграпуре и так хватит для первого раза. А Самарру оставим на потом.

— Но в гавани Аграпура постоянно дежурят парусники и галеры, — возразил Микитай.

— Они нас не ожидают, — пожал плечами киммериец, — в тесной гавани мы их сожжем одними зажигательными стрелами. А лучше взять на абордаж, используя численное преимущество.

Поразмышляв несколько минут, есаул неуверенно сказал:

— Может ты и прав. Но все равно надо собрать совет атаманов, раз план меняется.

— Давай займемся этим после захвата кораблей у Ксапура. Чего сейчас делить шкуру неубитого медведя.

К гавани Ксапура казацкая эскадра подошла скрытно, когда уже перевалило за полночь. Ночи стояли безлунные, поэтому появление десятка чужих галер обнаружилось лишь, когда они столкнулись бортами с галерами морской стражи и начался абордаж. Микитай оказался прав, экипажи туранских галер находились на берегу, поэтому захватить корабли оказалось проще простого. Оказать сопротивление было некому. К счастью, на море стоял штиль, поэтому, когда стоявшие на рейде два парусника были внезапно атакованы тремя десятками галер с почти двумя тысячами казаков, исход сражения был предсказуем. Конан, лично атаковавший во главе казаков флагманский корабль, вытер окровавленный меч об одежду кого-то из погибших туранцев и с удовлетворением в голосе сказал Микитаю:

— Вот теперь пора собирать совет атаманов. Пусть Аграпур запылает в огне казацкой мести!

На состоявшемся через час совете кое-кто из атаманов высказал опасение, что Йилдиз бросит против казаков регулярные войска, но Конан, исходя из своего прежнего опыта службы в туранской армии, объяснил, что это невозможно.

— Йилдиз очень опасается заговоров и дворцовых переворотов, поэтому легионам подходить к столице ближе чем на десять лиг запрещается. Охрану дворца императора несет преданная ему гвардия, а город патрулирует городская стража, которой не очень много и с ней мы легко справимся. А гвардию на защиту города Йилдиз не бросит, своя шкура дороже.

— Но есть еще и туранский флот! — напомнил сотенный атаман Кулак, степенный широкоплечий казак лет под сорок.

— Верно, — согласился киммериец, — только в самом Аграпуре его немного, два — три парусника и десяток галер. Основная база туранского флота находится в Султанапуре, на случай угрозы со стороны Бритунии, Гипербореи и других северных государств. Еще часть флота стоит в Аките и по несколько кораблей разбросаны в портах по всему западному побережью. Вот я и думаю, что, если мы нападем на Самарру, то туранцы успеют подтянуть флот на защиту Аграпура. А вот, если мы вначале разграбим Аграпур, то можем при необходимости затем пограбить и Самарру. Если добычи в Аграпуре будет мало и у нас останется на кораблях место, куда ее складывать.

После этих убедительных доводов возражений больше не поступило. Дальнейшее обсуждение уже свелось к чисто технической стороне и закончилось тем, что с рассветом казацкая эскадра из двух парусников и трех десятков галер взяла курс на Аграпур. Подул слабый попутный ветер, поэтому Конан поднял адмиральский штандарт на одном из парусных кораблей, а Микитай на втором паруснике стал в хвосте эскадры замыкающим контр-адмиралом. Гребцы на галерах дружно работали веслами, предвкушая, как славно они порезвятся в Аграпуре и сколько купеческих лавок пограбят. Конан же больше думал о том, что, возможно, удастся освободить несколько сотен Вольных Клинков, которые, как он надеялся, еще находятся в Аграпуре, если даже не на невольничьем рынке, то в рабстве у местных жителей.

Глава десятая Кармэла

Аграпур полыхал. Над столицей Турана занималось огненное зарево. В предрассветных сумерках огни пожаров были похожи на праздничную иллюминацию, которую устроили в честь какого-то важного события. Ветер, как это обычно бывает при пожарах, усилился, разнося снопы искр и даже целые языки пламени от строения к строению, которые вспыхивали одно за другим, словно сухая солома. Во многих пристройках и складских помещениях городских жителей хранились запасы краски, нафатхи и других горючих веществ, которые время от времени взрывались фонтанами огненных брызг. Жители города, вопя и стеная, убегали в горы, схватив с собой детей и самое ценное из имущества. Над Аграпуром стоял горестный вопль тысяч горожан, подвергнувшихся внезапному нападению в ночи.

Конан со шкафута своего флагманского корабля, наблюдал за причалом, где лежали неподвижные тела нескольких сотен городских стражников, пытавшихся оказать сопротивление казацкой орде, высадившейся в порту. Это было смело, но безрассудно, силы оказались явно не равными и стражники сложили свои головы, едва успев обнажить оружие. Больше двух тысяч казаков с окровавленными саблями в руках метались сейчас по улицам и переулкам торговых кварталов столицы Турана, грабя все, что попадало под руку и не встречая никого сопротивления. На причале уже лежали горы награбленного добра, которое поспешно перевозилось оттуда на казацкие корабли снующими взад-вперед шлюпками. Флотилия Конана пополнилась еще десятком галер и двумя парусниками, которые сейчас Микитай комплектовал экипажами. Обугленный остов третьего парусного корабля догорал в углу гавани.

Бухта Аграпура была удобной для защиты кораблей от штормов, но с трудом вмещала сейчас сорок галер и четыре парусника казацкого флота. Столичный город Турана был типичным для портовых городов у западной части Ильбарского горного хребта: закрытая удобная бухта, ряды жилых домов с пристройками, утопающие в зелени садов и виноградников, террасами поднимающиеся к самой вершине невысокой горной гряды. Справа на горном отроге стоял мраморный дворец Йилдиза, в котором киммерийцу приходилось бывать несколько раз в прежние времена. Сейчас он был ярко освещен, но шеренги гвардейцев, которые Конан с трудом различал на дворцовой площади, оставались неподвижными. Грубое с резкими чертами лицо киммерийца исказила гримаса улыбки, когда он представил себе, как сейчас бесится владыка Турана в бессильной злобе, узнав о нападении казаков на его столицу. Как он и предполагал, Йилдиз не рискнул бросить свою личную гвардию — полк Бессмертных, в охваченный огнем город, предпочитая, чтобы она оставалась у него под рукой. Но Конан явственно представлял себе, как уже несутся десятки гонцов по горной дороге к лагерю ближайшего к Аграпуру легиона. Только вот где этот лагерь, он не знал. Освобожденным казаками невольникам об этом известно не было, городских стражников перебили, не догадавшись захватить кого-либо в плен, а местные жители, побросав свое имущество, сломя голову убегали в горы, спасаясь от смерти. По этим причинам получить достоверную информацию о месте дислокация регулярных войск Турана не было возможности. Но за свою не очень долгую жизнь киммериец хорошо усвоил простую истину — если опасность существует, от нее нельзя отмахиваться, надеясь на авось или чудо. Поэтому он все чаще поглядывал на восток, где рассвет уже вовсю занимался над морем.

— Еще час или два и надо уходить, — решил он про себя. Даже, если ближайший легион стоит в шести или семи лигах от столицы Турана, достаточно будет двух-трех часов, чтобы добраться сюда. Казацкие сотники на берегу тоже думали об этом, поэтому орда казаков уже начала смещаться к причалу, где груды награбленного добра значительно уменьшились в размерах.

Ожидания Конана найти в Аграпуре кого-то из Вольных Клинков не оправдались. Из тысячи освобожденных невольников только один пожилой аквилонец неуверенно сообщил, будто, по слухам, генерал Нерсес, действительно, захватил в плен много разбойников, но, скорее всего, доставил их в Акит, где имелся большой невольничий рынок и торговля рабами успешно шла с Вендией, Иранистаном и южными государствами Гибории. Выслушав его, Конан склонен был поверить, что так оно и было. В самом деле, зачем отправлять пленных в Аграпур, когда можно было с выгодой продать их в Аките. Смирившись с крахом своих надежд, киммериец решил все же, сразу по возвращению на Запорожку, организовать новый морской поход на Акит, где казаков явно не ждут, и попытаться там выяснить судьбу своих товарищей по оружию Успокоив себя этой мыслью, он приказал бить в бубны и свистеть в дудки, подавая сигнал о необходимости всем, кто находился на берегу, возвращаться на корабли.

Через некоторое время казаки стали спускаться к причалу, где сотники проверяли их наличие. Не все, конечно, явились на перекличку, человек десять так и не досчитались. Такое случалось довольно часто, найдя запасы спиртного, некоторые казаки напивались до бесчувствия и там же в каком-нибудь подвале с бочками вина засыпали мертвецким сном. Горькой будет их судьба, когда возвратившиеся в свои разграбленные дома местные жители обнаружат их, но сейчас отставших никто не собирался разыскивать. Собравшиеся у причала казаки бойко рассаживались в шлюпки и спешили на свои корабли. Прошло немного времени и только пожар в городе, да мертвые тела стражников напоминали о казацком набеге. Передовой отряд легиона, вызванного Йилдизом для защиты столицы, появился на причале, когда последний тяжело груженный парусник эскадры Конана выходил из бухты, взяв курс на восток.

Собрав сотников на флагманском корабле на совет, Конан стал совещаться, что делать дальше. Размеры добычи превзошли все ожидания. Парусники и даже галеры были загружены по самую ватерлинию. Не поместившиеся в трюмы тюки с дорогой материей лежали прямо на палубах, обдаваемые брызгами морской воды, а награбленное добро на галерах мешало экипажам передвигаться по палубам. Численность казаков пополнила почти тысяча бывших невольников, что также существенно увеличило загрузку кораблей. С учетом всех этих соображений было решено прокладывать курс прямо на Запорожку, а планы нападений на Самарру и другие города западного берега Турана перенести на более позднее время. Со времени выхода из Аграпура казацкой флотилии сопутствовал попутный ветер, поэтому путешествие к устью Запорожки не заняло много времени.

Возвращение казаков на Волчий остров было триумфальным. Столько добычи, которой было доставлено из этого морского похода, не помнил даже Лутай. По правилам казацкой общины, десятая часть ее причиталась гетману, десятую часть получал кошевой атаман и казацкая старшина. Еще столько же передавалось в войсковую казну. Остальная добыча делилась поровну между всеми казаками, поэтому никто в обиде не оставался. Каждому достался добротный дорогой костюм, оружие, несколько золотых империалов, не считая отрезов дорогой материи, женской одежды, драгоценностей и прочих товаров, которые можно было с выгодой продать в казацких поселениях выше порогов местным жителям иди купцам из Кхитая и Гиркании, изредка посещавшим эти места. Когда же весть о набеге на Аграпур распространится по окрестным государствам, сюда потянутся и другие купеческие караваны, так как награбленные казаками товары можно будет приобрести за бесценок.

Казаки, оставшиеся довольными результатами морского похода, требовали повторного набега на туранские города, поэтому в преддверии нового морского похода Конана в должности гетмана переизбирать не стали. Он поселился в своей резиденции в крепости в устье Запорожки, предоставив кошевому атаману готовить казацкий флот к новому походу.

— У нас теперь столько кораблей, что ты можешь выполнить свою мечту о возвращении домой, — сказал ему как-то Лутай, когда они сидели в крепости за кувшином дорогого аграпурского вина.

— Я все же хотел бы вначале заглянуть в Акит, — не сразу ответил Конан, осушив до половины свой кубок. — У меня теплится надежда найти кого-нибудь из Вольных Клинков. Не могли их всех продать торговцам невольниками, кого-то купили и в самом Аките.

Лутай посмотрел ему в лицо сочувственным взглядом.

— Надежды мало, но все может быть, — заметил он. — Меня сейчас тревожит другое. Неужели Йилдиз так просто простит нам этот набег на Аграпур? Ведь помимо всего прочего, трудно даже себе представить, какое унижение испытал всемогущий владыка Турана.

Кошевой захохотал и осушил свой кубок.

— А что он сейчас может сделать? — пожал плечами киммериец. — Крепость не даст войти кораблям в устье Запорожки или высадить десант. С ее стен мы всех солдат перебьем как мух. Придется ему смирить свою гордость.

Йилдиз, о котором вели разговор кошевой и гетман, действительно, не собирался прощать казакам их небывалую дерзость. Но он был мудрый правитель, поэтому внешне оставался спокойным и по непроницаемому лицу владыки Турана никто не мог бы догадаться о той буре чувств, которая бушевала в его душе. Униженное самолюбие требовало немедленного возмездия дерзким наглецам, посмевшим бросить вызов ему, одного имени которого страшились государи сопредельных держав. Воспоминания о пережитом позоре, когда на его глазах кучка жалких бродяг, отребья человечества, грабила столицу Турана, а он оставался сторонним наблюдателем, будили ярость в его сердце. Заслуженная расплата должна была настигнуть негодяев и, как можно скорее.

Едва последний корабль казацкой флотилии растаял в тумане моря, Йилдиз приказал разыскать командира вошедшего в Аграпур легиона и доставить к нему.

Генерал Артабан по мнению многих считался наиболее знаменитым полководцем Турана. Его легион, получивший почетное название Железный, отличился во время вооруженного конфликта с Бритунией, воевал в Заморе, Кофе и даже совершил памятный набег на Шем, о котором до сих пор с содроганием вспоминало местное население. Талантливый военачальник, Артабан пять лет назад нанес серьезное поражение пиратам Вилайета, разгромив их базу на Ксапуре и заставив скрываться в северо-восточной части моря.

Красавец — брюнет, виски которого уже слегка посеребрила едва заметная седина, он относился к разряду тех любителей азартных игр, которые не умеют вовремя остановиться и проигрывают даже исподнее белье, а поэтому медленно, но неуклонно погрязал в долгах. Полгода назад, корабль Артабана во время одиночного патрулирования в море наткнулся на купеческое судно из Хурусана, мирно следовавшее своим курсом в Султанапур. Убедившись во время досмотра в том, что на торговом корабле много ценных товаров, Артабан, решив поправить свои финансовые дела, приказал захватить их, а корабль вместе с командой пустить ко дну. Взяв клятву со своих моряков в том, что они будут хранить происшедшее в тайне, Артабан перевез награбленные товары к себе на базу. Но как нередко случается кто-то из экипажа проговорился об этом в портовой таверне по пьяному делу и слух о нападении на законопослушный купеческий корабль дошел до шпионов начальника тайной канцелярии. По этому поводу была скрытно проведена тщательная проверка, факты подтвердились и изобличающие генерала документы легли на стол Йилдизу. Ознакомившись с ними, владыка Турана уже был готов отправить их в судебные органы для примерного наказания Артабана, но не успел этого сделать до набега казаков на Аграпур. Сейчас же он решил поставить генерала перед выбором — либо сложить голову на плахе, либо отомстить казакам за набег на столицу.

Артабан узнав, что его требует к себе Йилдиз, ничуть не обеспокоился, полагая, что император хочет поблагодарить его за своевременное прибытие непобедимого Железного легиона в Аграпур, но первые же слова властителя Турана заставили его побледнеть, а сердце наполнили ужасом.

Йилдиз принял его, сидя на троне в зале для аудиенций, одетый в роскошный парчовый халат с шелковым тюрбаном на голове. Крупный алмаз скреплял два страусиных пера украшавших тюрбан спереди. Приблизившись к трону, генерал, как было положено по этикету, упал перед троном на колени и поднялся лишь по знаку своего повелителя. Ему и прежде не раз доводилось получать у Йилдиза аудиенцию и он знал, что лицо императора обычно хранило непроницаемое выражение. Но в этот раз он почувствовал что-то неладное, прочитав в глазах императора неприкрытое осуждение. Пока он лихорадочно размышлял о том, что это могло бы значить, Йилдиз спросил его внешне безразличный тоном:

— Так что у тебя произошло с тем купеческим кораблем?

Лицо Артабана цвета меди, стало медленно сереть. Пока он лихорадочно соображал, как ответить, Йилдиз продолжил невыразительным голосом:

— Отсечение головы — это наименьшее наказание, которого ты заслуживаешь.

Генерал молчал, опустив голову.

Выдержав паузу, Йилдиз будничным тоном произнес:

— Есть возможность избежать этой участи и вечного позора, если ты выполнишь одно наше поручение.

Генерал бухнулся на колени, горячо воскликнув:

— Приказывай, повелитель!

— Поднимись и слушай! Ты должен найти и уничтожить крепость казаков в устье Запорожки. Затем наш флот нанесет удар по казацкой вольнице, загнав ее за пороги. А на Волчьем острове разместим наш гарнизон. После этого запорожские бродяги перестанут представлять для нас опасность.

Артабан облегченно вздохнул и низко поклонился.

— Но для выполнения этого поручения я могу выделить в твое распоряжение только две галеры и двести человек, не больше. Галеры прибудут сюда завтра утром из Акита. Советую приступать к выполнению задания немедленно.

— Но этих сил мало, — воскликнул Артабан, глянув в непроницаемое лицо Йилдиза. — Казаков четыре или пять тысяч. Что я могу сделать с двумя сотнями людей?

— Этих сил достаточно, если действовать с умом, — холодно произнес император. — Кармэла поможет тебе в этом деле.

Артабан не знал, кто такая Кармэла, но вдруг от стены зала отделилась стройная девичья фигура. Генерал мог голову дать на отсечение, что, кроме него и Йилдиза в зале для аудиенций никого не было и внезапное появление девушки его явно озадачило.

В зале повисло молчание и, поняв, что аудиенция окончена, генерал низко кланяясь, попятился к выходу. Девушка последовала за ним.

Оказавшись в коридоре, Артабан смахнул рукой пот со лба, все же разговор с Йилдизом стоил ему немалых усилий. Он окинул взглядом девушку, которую император выделил ему в помощь и остался доволен. Высокая изящная брюнетка с густыми волнистыми волосами, локонами спадавшими на ее хрупкие плечи, и магнетическим взглядом больших черных глаз, она вряд ли могла оставить кого-то из мужчин равнодушным. Но Артабана женщины вообще интересовали постольку поскольку, у него была лишь одна настоящая страсть — азартные игры. Все же, глянув в ее глаза, он на мгновение почувствовал, что словно попал в какой-то завораживающий водоворот. Еще немного и он погрузился бы в них без остатка, растворился бы, словно сахар в чашке горячей воды, но, стряхнув усилием воли оцепенение, отвел взгляд и будничным тоном предложил следовать за собой. Девушка кивнула и молча последовала за ним.

Оказавшись в доме, где временно разместился штаб легиона, Артабан узнал, что задержана группа казаков, которые напились в каком-то подвале и там же уснули. Их обнаружили, привели в чувство и допросили. Под пыткой раскаленным железом на дыбе они рассказали в мельчайших подробностях о том, что происходит на Волчьем острове, о крепости в устье Запорожки и о роли Конана, избранного гетманом, в организации морского похода на Аграпур.

— Конан, — пробормотал генерал, припоминая синеглазого киммерийца, с которым ему несколько раз мельком приходилось встречаться лет восемь назад. — Помнится, он еще выполнял какое-то поручение Йилдиза в Меру, потом связался с пиратами…Ладно, я буду у себя и запрещаю кому-либо меня беспокоить.

Он закрылся вместе с Кармэлой в своем кабинете и долго о чем-то беседовал. О чем они говорили не знал никто, но на следующий день из гавани Аграпура вышли две галеры. На одной был Артабан, поручивший своему заместителю возвратить легион в место постоянной дислокации. На второй галере находилась Кармэла. Первая галера взяла курс на восточное побережье Вилайета выше устья Запорожки, а вторая отправилась к Ксапуру.

Пока Лутай на Волчьем острове занимался подготовкой казацкого флота к новому морскому походу, Конан оставался в крепости, которую выбрал в качестве своей резиденции. Работа по оборудованию, оснастке и ремонту кораблей была не сложной, но однообразной и не требовала особенного мастерства. Главным было основательно проконопатить и просмолить галеры и парусники, так как некоторые уже стали давать течь. Лутай задумал часть галер оборудовать мачтами с парусами, чтобы использовать не только гребцов, но и ветер. Казалось, ничего сложного в этом не было, но мачта должна быть складывающейся, чтобы в штиль не мешать гребцам. Над этим и работали лучшие плотники, которых можно было найти в казацком сообществе.

У Конана вошло в привычку, рано по утрам и поздними вечерами отправляться на берег моря, где он часами сидел на берегу, вдыхая горько-соленый аромат запахов Вилайета и предаваясь воспоминаниям о времени, когда был известен под прозвищем Амра, предводителя баррахских пиратов и грозы всего западного побережья Гибории. В мыслях его о прошлой разгульной жизни морского разбойника постоянно присутствовала красавица Белит, настоящая львица среди пиратов. Боль от утраты Белит давно утихла в его сердце, но с тех самых пор он не встречал женщины, которая могла бы надолго затронуть его чувства. Конечно, у него были мимолетные увлечения, но такого глубокого чувства любви, как к прекрасной шемитке, он не испытывал ни к кому. Да и то сказать, его жизнь бродяги-наемника, полная опасностей и приключений, сводила его в основном с продажными женщинами в тавернах, ласки которых он покупал за деньги или подарки. Конечно, за годы странствий ему встречались и женщины — воительницы, как Валерия, и дамы высшего света, такие как Деви Вендии или королева Ясмела, которым он оказывал весьма важные услуги. Эти знатные дамы готовы были сделать его супругом и разделить с ним королевскую власть на троне, но ему это было не нужно. Случалось они испытывали к нему самые искренние чувства, но он, даже предаваясь с ними любовным утехам, не испытывал к ним чувства любви. Да и жизнь в королевском дворце в качестве приложения к своей царственной супруге, была не для него, скитальца и бродяги. Возможно, он не отказался бы от трона, но для этого он должен был завоевать его своим собственным мечом. Да и сам по себе трон его мало привлекал, просто став правителем какой-нибудь крупной державы, он мог бы использовать его для новых грандиозных битв и приключений…

Погруженный в воспоминания о былом, Конан ранним утром шел по песчаному пляжу, приближаясь к невысоким кустам, росшим у самого берега, когда внезапно увидел там небольшую шлюпку, одну из тех, которые обычно имелись на парусных кораблях. Шлюпка носом застряла в песке, словно с разгона врезалась в берег.

— Откуда она здесь взялась? — удивился он. Еще вчера ее здесь не было, в этом киммериец мог бы поклясться, так как вечером засиделся на берегу до темна, пока небосклон не украсили россыпи звезд. Подойдя к шлюпке, он с удивлением обнаружил, что на ее дне лежит девушка. Густые черные волосы локонами укутывали ее хрупкие алебастровые плечи, закрывая лицо. На ней была короткая белая туника, сбившаяся к середине округлых белоснежных бедер, оставляя открытыми безупречной формы длинные ноги с тонкими щиколотками. Конан подумал, что она без сознания, но девушка скорее спала тревожным прерывистым сном, так как, когда он склонился над ней, откинула пряди волос с лица и взглянула на него широко открытыми черными глазами. Этот взгляд, проникший в самую глубину его сознания, завораживал, манил, околдовывал, лишал воли и рассудка. Не в силах сопротивляться магнетическому воздействию этого чарующего взгляда, Конан, держась за борт шлюпки, опустился на одно колено и, как можно более мягче, спросил:

— Кто ты, прекрасная незнакомка и как здесь оказалась?

Вместо ответа девушка протянула к нему свои лилейные нежные руки и охватила ими Конана за его могучую шею. Внезапно он увидел ее прекрасное лицо и оно как две капли воды было похоже на лицо Белит. В магнетическом взгляде ее прекрасных глаз он прочел безудержное желание и не в силах противостоять своей восставшей плоти, потянулся к ее крепкой налитой груди Ее короткая туника слетела на песок, как и одежда киммерийца, когда они сплелись в горячих и страстных объятиях, сотрясая пустынный пляж яростными криками и стонами.

Спустя два часа, когда внезапно вспыхнувшее дикое желание обоих было удовлетворено, они искупались в море, смывая с себя пот и усталость. Близко рассмотрев девушку, киммериец понял, что сходство с Белит у нее лишь кажущееся, хотя и лицом и округлостями своего тела она действительно напоминала прелестную королеву Черного побережья. После продолжительного купания они накинули на себя свою одежду и Конан понес девушку на руках в крепость, где поместил ее в комнату рядом со своей, оставив там отдыхать. Сам же он отправился на Волчий остров, чтобы выбрать несколько платьев и женских костюмов из причитавшейся ему добычи. Лутай, глядя на его непривычно довольное лицо, только покачал головой, но ничего не сказал. По неписанным законам казацкого товарищества женщины не допускались только на Волчий остров, что же касается вне его пределов, то казаки вольны были иметь сколько угодно женщин и даже заводить семьи.

Возвратясь в крепость, Конан отнес принесенные с собой вещи в комнату незнакомки, стараясь не разбудить ее и, сложив их там, вышел, рассчитывая, что, когда она проснется, то сама разберется, какой из нарядов ей одеть.

Действительно, девушка вышла из своей комнаты, когда солнце уже стояло высоко в зените, одетая в изящный, но скромный дорожный костюм. За обедом, предложенным ей Конаном, она рассказала что зовут ее Кармэла, она дочь наместника одной из восточных провинций Шема. Около года назад, когда Железный легион вторгся в Шем, она оказалась в плену, была продана в Аките на невольничьем рынке правителю Самарры и находилась в услужении у одной из его жен. Но по какой-то причине он решил подарить ее одному из гирканских племенных вождей, куда ее и везли на парусном корабле. Воспользовавшись тем, что особого надзора за ней не было, Кармэла пробралась в одну из шлюпок, висевших на талях у борта парусника, и темной ночью, когда корабль находился недалеко от устья Запорожки, перерезала канаты. В шлюпке было несколько весел, поэтому она сумела выгрести к берегу, а корабль продолжил свой путь, и никто не заметив ее отсутствия.

— Вот так я и оказалась здесь, — закончила она, — лучше уж попасть к казакам, чем стать наложницей какого-то гирканского племенного вождя.

— Что ж, — сказал Конан, сочувственно выслушав рассказ девушки о ее злоключения. — Оставайся в крепости, здесь тебя никто не обидит. А как тебя отправить домой подумаем после.

Не прошло и недели, а девушка в крепости стала своим человеком. Она оказалась хорошей стряпухой и готовила для гарнизона крепости, обычно питавшегося разведенной в воде мукой и вяленой рыбой, горячую вкусную еду. Она стирала одежду, врачевала незначительные раны даже изредка пела любимые казацкие песни своим изумительным низким голосом. Казаки ее уважали и постепенно стали звать хозяйкой. Идиллия могла продолжаться еще долго, но однажды явившись в крепость, Лутай взволнованно сказал Конану:

— Беда, гетман! Восстали гирканские племена, они грозят нашим селениям в верховьях Запорожки. Мы уже седлаем коней, все ждут только тебя.

Глава одиннадцатая Терентий

Когда двухтысячная колонна всадников выстроилась на левом берегу Запорожки, Лутай бросил долгий прощальный взгляд на стоявшего рядом с ним Конана. Самому ему предстояло остаться на Волчьем острове с пятью десятками казаков, которые заканчивали ремонт галер и парусников. Еще двадцать человек гетман оставил в крепости, рассчитывая, что этого количества хватит для несения там гарнизонной службы. Все остальные были задействованы для похода, так как по сообщению прибывших гонцов, гирканцев было не менее пяти — шести тысяч. Казаки же после морского похода разбрелись по поселениям или паланкам, как их называли гирканцы, и ожидать их прибытия не было времени.

— Думаю, по дороге к тебе присоединится часть из них, — сказал Лутай гетману, — а кое-кто уже помогает Терентию отразить натиск гирканцев. Просто нужно поторопиться, все равно кочевников раза в три больше, чем людей у тебя.

— Кто такой этот Терентий? — прорычал Конан. — До сих пор ты о нем ничего не говорил.

— Необходимости не было, — пожал плечами Лутай. — Терентий — это нечто вроде старосты казацких паланок, которые находятся за порогами. Паланки — это небольшие поселения, окруженные рвом, валом и частоколом. Сам он живет на том берегу в развалинах старого форта или крепости и на Волчьем острове появляется редко. Это он прислал нам гонцов с сообщением о набеге гирканцев. Пока что он обороняется в своем форте, который первым подвергся нападению, но как долго сумеет продержаться, я не знаю.

— Так чего мы ждем? — рявкнул Конан, вставляя ногу в стремя.

Лутай придержал его за рукав.

— Ты только имей в виду, — замялся он, — Терентий казак особенный. Будь с ним осторожен.

— А что с ним не так? — насторожился гетман.

— Да, понимаешь, ему на вид около шестидесяти…

— Ну и что с того, — нетерпеливо перебил его Конан, — я встречал людей и постарше. Тебе и самому скоро полста лет стукнет.

— Ты не дослушал, — продолжил кошевой атаман, — так вот, когда я еще был совсем мальцом, лет сорок назад, Терентий и тогда выглядел таким, как сейчас. Отец говорил, что и он, когда был ребенком, помнит Терентия именно в таком же возрасте, как и сейчас, и дед тоже…

— Терентий колдун? — резко спросил Конан, мрачнея лицом.

— Нет, — поспешно возразил Лутай, — он не колдун и не маг. Но он не простой, он ведает… Обладает знаниями Древних.

— Значит, колдун! — твердо сказал Конан. — Но это не важно. Он ведь на нашей стороне. А против любого колдовства у меня есть острый меч. Прощай, кошевой! Мы скоро вернемся!

Гетман вскочил в седло своего вороного жеребца, заметно отъевшегося за это время, и поскакал вперед в сторону порогов. За ним потянулись и остальные всадники.

Казаки торопились, шли размашистой рысью, сделав только несколько остановок, чтобы напоить лошадей и дать им краткий отдых, но все равно к порогам подошли лишь поздно вечером, когда небосклон украсили крупные гроздья звезд. С рассветом продолжили поход и вскоре впереди показалась первая паланка. Мужчин, способных носить оружие, здесь не было, все они отправились на помощь Терентию для отражения набега гирканцев.

— Новостей у нас нет, — сказал, опираясь на суковатый посох, староста, седоусый старик лет семидесяти, — наши еще держатся, но им нужна помощь, здесь нас слишком мало, а гирканцы выступили против нас всем племенным союзом.

— Откуда знаешь? — спросил Конан.

— Гонец был от Терентия. Гирканские племена по правому берегу Запорожки давно нас не беспокоили. Можно сказать, у нас с ними был мир. Но недавно они объединились в союз во главе которого стал какой-то Таргудай, по слухам воин молодой и амбициозный.

В следующих поселениях вдоль берега Запорожки тоже никаких новостей не было. Казаки, которые забрели сюда с Вольчего острова, частично отправились для отражения набега гирканцев, а часть из них на челнах намеревалась возвратиться назад. Узнав о прибытии гетмана, они примкнули к нему. Конан понимал, что особой помощи Терентию из паланок ждать не от кого и торопил свой отряд, даже не давая времени на прием пищи. Впрочем, никто не роптал, все понимали, что надо спешить, ведь горстка казаков во главе с Терентием обороняется в полуразваленном форте почти целую неделю.

Наконец, трое суток спустя, казацкий отряд, пополнившийся по дороге казаками, добрался до верховьев Запорожки и без труда переправился вброд на правый берег. Высланные вперед разведчики сообщили, что форт еще держится, но осажден несколькими тысячами гирканцев.

— Мы наблюдали за ними три часа, — доложил командир разведчиков Конану, который слушал его в окружении сотенных атаманов. — На штурм они не идут, а просто обложили форт и не дают его защитникам высунуться, сразу стреляют. Видно измором хотя взять.

— Странно, — задумался Конан, — селения по левому берегу практически остались без защиты, а они не делают даже попытки напасть на них. Гирканцы не городоимцы и могут этот форт осаждать еще долго. В чем же смысл этой осады?

Казак молча пожал плечами.

— А их лазутчиков ты видел? — спросил гетман после некоторого размышления.

— Да. Они держатся вне досягаемости стрел, но наблюдают за нашим отрядом. Мне кажется вождю гирканцев известно, что мы уже на походе.

— Тогда и нам незачем таиться, — решил киммериец. — Продолжайте вести разведку, а мы будем атаковать.

До форта оставалось не более трех лиг, час пути для конницы, идущей махом, поэтому слитный гул от ударов шестнадцати тысяч копыт скоро достиг ушей гирканцев.

— Я вижу форт, — крикнул Конану один из скакавших рядом сотенных атаманов, — но вокруг него никого нет.

Конан, приподнявшись в стременах, и сам уже увидел стоявшее на берегу Запорожки каменное сооружение, напоминавшее то ли форт, то ли башню, то ли замок, но вблизи него никого не было, только далеко на горизонте клубилось облако пыли.

— Заслышав наше приближение, — крикнул он на скаку сотнику, — они удрали! Трусы!

В это время на берегу у форта показалась группа всадников. Их было не много, около сотни казаков. Когда расстояние между ними сократилось до двух фарлонгов, Конан рассмотрел всадника, который скакал впереди остальных неторопливой рысью на гнедом коне. Он выглядел далеко за пятьдесят, но был строен и худощав, держась в седле с такой ловкостью, что ему мог был позавидовать любой двадцатилетний наездник. Длинный седой чуб был дважды закручен за одно ухо, а вислые усы спускались ниже подбородка. Его лицо было туго обтянуто кожей, цветом напоминавшую пергамент, но взгляд больших черных глаз был по-юношески живым и даже слегка насмешливым. Заметив скачущего впереди казацкого войска синеглазого великана, он направил своего коня навстречу ему.

— Ты Терентий? — отрывисто спросил Конан, когда они остановились в нескольких шагах друг от друга. — Куда подевались гирканцы?

Кони обоих фыркали и обнюхивали друг другу морды, роя копытами землю. Похоже, они понравились друг другу.

— Как только вы стали приближаться, они обратились в бегство, не приняв боя, — ответил Терентий.

— Странно все это, — сказал киммериец в то время, как подъехавшие сотенные атаманы окружили Терентия, радостно приветствуя его.

— В этом деле вообще много странного, — пожал плечами Терентий. — Они осадили форт, но даже не делали попыток идти на приступ. Так, постреливали изредка, но больше ничего. Словно ждали чего-то…Однако, — вспомнил он о долге гостеприимства, — может пройдем ко мне, там и продолжим разговор.

Гетман коротко кивнул и приказав сотникам устроить привал около форта, отправился вместе с Терентием в его владения.

Подъехав ближе к каменному сооружению, Конан подумал, что Лутай сильно преувеличивал, утверждая, что это развалины бывшего форта. На самом деле форт неплохо сохранился и только самый верхний ряд камней в его массивных гранитных стенах местами обвалился. Но два бастиона со стороны степи и бойницы в стенах были вполне пригодны для обороны. Подобраться к нему было довольно сложно, так как он стоял на обрывистом холме в пятидесяти шагах от берега Запорожки и к нему вела только одна узкая дорога со стороны реки. По обеим ее сторонам были обрывы высотой в два человеческих роста. У самого форта она обрывалась и попасть внутрь можно было только через подъемный мост. Благодаря этому, гарнизон форта из сотни человек мог с успехом обороняться от численно превосходящего противника.

Заметив, как Конан осматривает укрепления форта, Терентий, ехавший рядом, сказал:

— Вот поэтому я отправлял всех, кто спешил нам на помощь, обратно на тот берег, чтобы они занимали оборону там, если гирканцы нападут на наши села. А здесь хватило и сотни казаков, чтобы оборонять форт.

Вспомнив предупреждение Лутая, Конан подозрительно взглянул в глаза Терентию.

— Ты читаешь мои мысли?

— Нет, — ухмыльнулся тот в вислые усы, — я по выражению твоего лица понял, о чем ты думаешь. Говорят, ты сам построил сильную крепость в устье Запорожки?

— Там рельеф местности не настолько удачен, — нехотя буркнул киммериец, немного успокоенный ответом собеседника. — А насколько она сильна покажет время.

При их приближении подъемный мост опустился и прогрохотав копытами коней по его доскам, они въехали внутрь, где спешились и передали поводья коней подбежавшим джурам. Это были юноши, которые по возрасту не могли быть еще приняты в казаки, но пока что использовались в качестве слуг.

Внутри форта Конан увидел несколько деревянных построек, одна из которых оказалась резиденцией Терентия.

Там в просторном зале стоял стол, а возле него несколько грубо сколоченных деревянных кресел. Хозяин кивнул Конану на одно из них, сам расположился в кресле напротив. Появился джура с кувшином и двумя простыми глиняными кубками. Терентий наполнил их вином из кувшина и сделал несколько глотков из своего кубка. Киммериец последовал его примеру.

— Гирканцев нужно догнать и разбить! — твердо заявил Конан. — Иначе они рано или поздно вновь нападут.

Терентий внимательно посмотрел на него, отхлебнул из кубка и ответил:

— Их лагерь в четырех лигах отсюда. Они идут в поход обычно вместе с женами, детьми и всем своим имуществом. Я знаю это место.

— Так чего же мы ждем? — воскликнул гетман, поднимаясь. — Надо немедленно напасть на них!

Терентий покачал головой.

— Экой ты горячий! — неодобрительно произнес он. — Они никуда не денутся. Но их там почти пять тысяч и, если сейчас напасть на них, мы может их и одолеем, но полягут тысячи наших казаков. А отряд гирканцев, который осаждал форт, всего лишь едва десятая часть союза племен. Пролитая кровь всегда вопиет о мщении и месть их будет ужасной.

Почувствовав правоту старого казака, Конан опустился в кресло.

— Каков твой план? — глухо спросил он, сделав глоток из кубка.

— Меня смущает это нападение и непонятное поведение гирканцев, — сказал Терентий. — Они не беспокоили нас уже лет двадцать. Мы выпасали рядом коней, обменивались товарами. Таргудая, который у них сейчас возглавляет союз племен и привел своих воинов сюда, я помню еще совсем мальчишкой. Не нужно устраивать бойню, нам еще с ними жить по соседству и лучше сохранить добрые отношения. А главное выяснить, с чего они вдруг совершили этот непонятный набег. Вот поэтому я предлагаю следующий план…

Выслушав Терентия, Конан недоверчиво хмыкнул, но взгляд черных магнетических глаз старого казака заставил его забыть о своих сомнениях.

— Твой план безумен! — мрачно произнес он. — Но, если ты ручаешься, что все получится, то я согласен.

— Ручаюсь! — улыбнулся в усы Терентий. — Мне еще и не такое удавалось в старые времена.

Когда ночь окутала своим темным покрывалом землю, пятьдесят всадников, отобранных Конаном и Терентием, выехали в степь из казацкого лагеря, уже погрузившегося в сон. Ехали не торопясь, шагом, сохраняя молчание. Часа через три, когда по расчетам Терентия до гирканского становища оставалось меньше одной лиги, все перестроились в колонну по двое и продолжали двигаться как и прежде. Конан, ехавший рядом с Терентием впереди отряда, уже ясно различал фигуры часовых, видимых на фоне догоравших костров. Часть из них были конными, несколько человек пешими. Терентий продолжал двигаться прямо на них и, глянув в его лицо, киммериец поразился его сосредоточенному выражению. Отряд проследовал в нескольких шагах от часовых, но все они неподвижно застыли на месте, словно статуи.

Когда линия часовых осталась позади, Терентий шепотом произнес:

— Шатер Таргудая стоит в центре их становища, видишь он украшен конскими черепами и разноцветными лентами, а над входом прикреплены бунчуки. Действуем аккуратно, а главное быстро.

Конан кивнул и, обернувшись назад, указал сотенному атаману на шатер. Тот тоже молча кивнул и передал дальше по команде, куда двигаться.

— Будем брать его вдвоем, — тихо сказал Терентий, — а то он спит вместе со своими женами и слугами. Ты хватай его и выноси из шатра, а я буду тебя прикрывать.

Спешившись у входа в шатер, они передали поводья коней казакам, а сами вошли внутрь. Конан, несмотря на его кошачье зрение, вряд ли разобрался бы, где спит вождь гирканцев, так как в шатре вповалку лежало около десятка человек, в том числе и охрана. Но Терентий подвел его к одному из спящих и прошептал:

— Бери его и уноси!

Таргудай оказался довольно легким, поэтому Конан без труда поднял на руки его неподвижное тело и вынес из шатра. Вслед за ним шатер покинул и Терентий. Они вновь вскочили в седла, а, продолжавшего спать, связанного Таргудая с кляпом во рту посадил впереди себя на луку седла сотенный атаман. Из становища гирканцев казаки выехали тем же путем, что и въехали. Ни один из часовых не сделал попытки поднять тревогу или задержать их, все они стояли с открытыми глазами, но словно спали на ходу.

По возвращению в форт пришедший в себя Таргудай поначалу молчал и не отвечал на вопросы, но, когда у Конана лопнуло терпение и он приказал принести жаровню с углями и пыточные инструменты, гирканец, махнув рукой, обреченно произнес:

— Это я не сам придумал. Туранский генерал Артабан, прибывший к нам, уговорил меня напасть на форт, чтобы выманить казаков с Волчьего острова. Зачем ему это было нужно, я не знаю, но он хорошо заплатил. Вот мы и осадили форт Терентия, ожидая вашего прибытия. Поэтому и на приступ не шли, а так постреливали изредка.

— Кром! — рявкнул Конан, ударив кулаком по столу. — Мы оказались в дураках! Надо немедленно возвращаться назад. Если уже не поздно.

Отпустив Таргудая и, пригрозив всеми самыми страшными карами, если он еще раз повторит набег на казацкие поселения, Конан и Терентий вместе с остальными казаками отправились назад, торопя коней. Но как они не спешили, а дорога все равно заняла почти трое суток.

Страшная картина предстала перед их глазами, когда они появились у Волчьего острова. Крепость, возведенная в устье Запорожки, оказалась почти полностью уничтоженной, чернея золой и пеплом оставшимися от сгоревших деревянных построек. Весь казацкий флот был потоплен или догорал у Волчьего острова. У развалин крепости они увидели Лутая, стоявшего с перевязанной рукой. Он смотрел с обрывистого берега в даль, где еще видна была галера, уходящая вдоль берега моря в юго — западном направлении.

Услышав топот копыт, Лутай обернулся. На его, покрытом копотью лице были видны потеки от пота, а, возможно, и слез.

— Беда, гетман! — воскликнул он в отчаянии, увидев Конана. — На нас напали туранцы. Крепость разрушили, флот уничтожили, а теперь вон видишь уходят на галере. Мы перебили больше половины из них, но силы были не равными. Из нас почти никого не осталось в живых.

— Ничего, кошевой! — рявкнул Конан. — Далеко они не уйдут. У нас осталось что-нибудь от флота?

— Одна галера, — безнадежно махнул рукой Лутай, — остальные корабли сожжены.

— Довольно и одной! — прорычал киммериец.

Он обернулся к сотенным атаманам.

— Пятьдесят человек со мной! Мы догоним их, и клянусь Кромом, месть наша будет ужасной!

— Я с тобой, гетман! — положил ему руку на плечо Терентий. — Моя помощь не будет лишней.

Конан кивнул и быстрым шагом направился к берегу Запорожки.

Глава двенадцатая Месть

Артабан, стоя на корме галеры, внимательно наблюдал за темным пятнышком на горизонте, которое все отчетливее приобретало черты галеры, идущей под парусом тем же курсом, что и его судно. Гребцы налегали на весла, развивая скорость почти до двух лиг в час, но преследующий их корабль неумолимо приближался.

— Больше часа грести с такой скоростью гребцы не смогут, — с тревогой подумал генерал, — затем им понадобится длительный отдых. А времени отдыхать не будет, нас скоро догонят.

То, что их галеру преследовали казаки, пылая жаждой мести за разрушенную крепость и сожженный флот, у него не было сомнения, только он не понимал, откуда они взяли галеру да еще под парусом.

— По всей видимости мы сожгли не все их корабли, — решил он, — какая — то из галер уцелела.

Такое вполне могло случиться из-за нехватки времени и яростного сопротивления казаков, оставшихся на острове. Захватить крепость ему не составило труда, так как Кармэла, используя свое чародейное искусство, сумела усыпить ее гарнизон и открыть ворота. Чтобы перерезать два десятка казаков не понадобилось много времени, но, с крепостными стенами пришлось повозиться. Пока туранцы разрушали крепость, Лутай с засевшими на Волчьем острове казаками успел подготовиться к обороне. Полсотни казаков, бывших в его распоряжении, не хватало, чтобы помешать разрушению крепости, но они с «ласточек» обстреливали солдат Артабана, внося замешательство в их ряды. Генералу пришлось оставить пятьдесят человек разрушать стены, а остальные атаковали Волчий остров. Сражение выдалось жарким и продолжалось три дня. Только к исходу четвертых суток Артабану, потерявшему сто пятьдесят человек, удалось уничтожить почти всех казаков на острове и поджечь весь их флот. Но и он сам остался только с одной галерой, вторую казаки сожгли и потопили. Сейчас он понимал, что задержись они еще на полдня, никого из них в живых бы не осталось.

— Мы успели уйти вовремя, — сказал генерал стоявшей рядом Кармэле, — по — видимому, Конан вернулся из похода и бросился в погоню за нами. Не пройдет и часа, как они нас догонят. Гребцы на веслах устали и мы станем легкой добычей. Ты можешь что-нибудь сделать с помощью своей магии?

— Я могу усыпить, навести морок, отвести глаза, что я и сделала, дав тебе возможность захватить крепость, — тряхнула локонами девушка, — но я не владею стихийной магией, ветер и вода мне не подчиняются. Лучше всего нам пристать к берегу, возможно, там мое искусство некромантии пригодится.

— Гребите к берегу! — крикнул Артабан гребцам. — На суше мы попробуем оторваться от преследователей.

Галера взяла курс к берегу до которого было не больше половины лиги, а Артабан вновь стал наблюдать за казаками. Ветер усиливался и было ясно, что те их догонят, как только туранская галера пристанет к берегу.

— К счастью, у них тоже людей не много, — сказал Артабан. — Все же хорошо, что мы уничтожили их флот. Теперь наши силы примерно равны, но я приму бой только в самом крайнем случае, если не будет другого выхода.

— Рано или поздно они нас все равно догонят, — рассудительно ответила девушка. — Нам здесь негде укрыться, а наши люди устали.

— Ты ошибаешься, — усмехнулся генерал, — вон за тем хребтом начинаются Колхианские горы. Там в ущелье стоит крепость предводителя местных разбойников Глега. Нам бы только туда добраться и мы будем в безопасности.

— Нас догонят раньше, — пожала плечами Кармэла. — Мы не успеем дойти до гор.

Гребцы, осознавая нависшую над ними угрозу, налегли на весла, хотя галера и так двигалась со всей возможной скоростью. Берег стремительно приближался и вот, наконец, днище галеры заскрежетало по морскому дну.

— Бросайте галеру, она нам больше не понадобится! — крикнул Артабан. — Все на берег, постараемся от них оторваться. Нам нужно перевалить за вон тот хребет и мы будем в безопасности.

Но это было легко сказать, но не легко сделать. Не успели они отойти на два фарлонга, как казацкая галера стремительно приблизилась к берегу. Убрав парус, казаки попрыгали в воду и с саблями в руках бросились догонять туранцев.

— Нам от них не уйти, — сказала Кармэла, смерив взглядом расстояние до преследователей, — наши люди устали пока гребли, а они отдохнули пока шли под парусом. Лучше дать бой сейчас, пока еще есть силы сопротивляться. И место вроде подходящее, здесь на протяжении веков шли междоусобные сражения гирканцев и должно быть много незахороненных трупов. Если мне удастся их поднять, они помогут твоим воинам.

— Ладно, — согласился Артабан и крикнул своим солдатам, — готовьтесь к бою!

Его люди остановились, обнажив сабли, в ожидании казаков, а сам генерал приготовился сразиться с Конаном, которого сразу узнал по его гигантской фигуре. Киммериец быстрым шагом шел впереди казацкого отряда с обнаженным мечом в руке. Его грозное лицо и беспощадный взгляд синих глаз заставили генерала слегка поежиться, он понял, что их поединок может закончиться только смертью одного из них.

Кармэла тоже узнала Конана, но не выразила особых эмоций. Однако, внезапно ее лицо исказила гримаса ненависти, когда она увидела Терентия, шагавшего рядом с гетманом. Глаза старого казака, когда он остановил взгляд на Кармэле полыхнули яростным блеском и он вырвал саблю из ножен. Кармэла сделала повелительный жест руками и выкрикнула какую-то длинную фразу на непонятном языке. Земля за ее спиной внезапно зашевелилась по всему берегу. В ней образовались ямы, из которых наружу стали вылезать скелеты с мечами и саблями в руках. Впрочем, среди них были и ожившие мертвецы, не успевшие еще превратиться в скелетов. С их тел свисали куски разложившейся плоти и обрывки одежды. В рядах казаков, не ожидавших столкнуться с таким колдовством, началось замешательство. Хотя за Конаном последовали самые отчаянные из охотников за удачей, которые не боялись никого на свете, но они наверняка обратились бы в бегство, если бы не воспрянувшие духом туранцы, бросившиеся на них с саблями в руках.

Конан, которого стремительно атаковал Артабан, занял оборонительную позицию, одновременно лихорадочно размышляя о том, выдержат ли казаки одновременную атаку призванных Кармэлой скелетов и туранских воинов. Сам он скелетов не испугался, ему доводилось попадать и в худшие переделки с юных лет. Но казаки, отважные и храбрые в сражениях с обычными людьми, вряд ли встречались в бою с мертвецами и в любой момент могли обратиться в бегство..

Скелетов было больше сотни и они уже спешили сразиться с казаками, но в это время Терентий сделал шаг вперед. Воздев руки к небу, он что-то повелительно выкрикнул и в то же мгновение земля содрогнулась от удара какого-то тяжелого тела. Кошмарное шестилапое чудовище с головой льва и туловищем слона свалилось откуда-то с неба, преградив дорогу ожившим мертвецам. У монстра был хвост длиной в пятнадцать локтей, заканчивавшийся когтем, как у скорпиона. Махнув хвостом, невиданный зверь смел сразу десяток скелетов, а затем прыгнул прямо в их середину. Удары чудовищных лап, хвоста и пасти превращали скелетов в груды костей. Ожившие мертвецы, не чувствуя страха, устремились к нему и страшный зверь уничтожал их сразу десятками.

Успокоившись за казаков, которые явно воспрянули духом, когда увидели, как призванный Терентием монстр с успехом сражается со скелетами, Конан сосредоточился на поединке с Артабаном. Генерал превосходно владел саблей и киммерийцу пришлось не столько нападать самому, сколько обороняться от стремительных ударов его остро отточенного клинка. Генерал был силен в искусстве фехтования и его легкая сабля мелькала перед противником, мгновениями становясь практически неразличимой. Выставив перед собой меч, Конан внимательно следил за мерцающим кругом, в который временами превращалась сабля Артабана, понимая, что малейшая его неосторожность может стоить ему жизни. Самое плохое было в том, что Артабан не давал ему возможности занести меч для удара, генерал орудовал одной кистью, рука же его оставалась почти неподвижной. Одновременно он быстро перемещался из стороны в сторону, словно маятник и Конану оставалось только поворачиваться вслед за ним, выставив меч впереди себя. Ни Артабану, ни киммерийцу на помощь прийти никто не мог. Между Кармэлой и Терентием шел напряженный поединок разумов, они мысленно управляли вызванными ими потусторонними силами и не имели возможности отвлечься ни на что иное. Казаки и туранцы рубились друг с другом на равных и еще неизвестно было на чью сторону склонится удача. Впрочем, Конан и не привык рассчитывать на чью-то помощь, полагаясь на свою силу и прирожденную ловкость, но сейчас они ему мало помогали.

Поняв, что надо менять тактику, киммериец внезапно отпрыгнул назад. Артабан машинально сделал несколько шагов вперед. Сабля в его руке прекратила двигаться, чем и воспользовался Конан, сильно оттолкнувшись от земли и прыгнув вперед, выставив перед собой меч. Сабля Артабана задела его стальную кирасу, не причинив вреда, но острие меча попало генералу в верхнюю часть бедра, не защищенного кольчугой. Удар был сильным и, вероятно, перерубил генералу кость и артерию, так как он, постояв несколько мгновений, выронил саблю и грузно свалился на землю. Почва вокруг него потемнела от крови. Конан отступил назад и, держа меч в руке, несколько секунд не двигался, не зная насколько серьезная рана Артабана. Но тот вдруг попытался подняться и не сумев этого сделать, упал на спину. Он забился в конвульсиях и затих. Кармэла, бросившая взгляд в сторону Артабана вдруг издала вскрик, поняв, что тот мертв. Она перестала контролировать скелетов и те из них, кого еще не сразил призванный Терентием монстр, куда-то пропали. С ними вместе пропал и чудовищный зверь, который больше оказался не нужным.

— Проклятая ведьма! — рявкнул Терентий, обращаясь к Кармэле. — Ты снова путаешься у меня под ногами. В прошлую нашу встречу я тебя предупредил, чтобы ты больше не вставала у меня на дороге, мерзкая старуха.

— Я намного моложе тебя, Теренс! — ехидно захихикала Кармэла и бросивший в ее сторону взгляд Конан с ужасом заметил, как под внешностью прекрасной девушки, которую он не так давно жарко целовал и сжимал в своих объятиях, проступает образ древней костлявой старухи с лицом обтянутым старческой кожей, седыми клочьями волос на голове и крючковатым носом. Она выбросила руку вперед и с ее ладони сорвался луч желтого цвета, направленный на Терентия. Но он не достиг цели, разбившись о мерцающий кокон, внезапно окруживший старого казака. Не дожидаясь ответного удара, Кармэла завертелась волчком, превращаясь в призрачный силуэт и пропала, словно растворившись в возрасте.

— Тьфу ты, поганая баба! — с отвращением сплюнул Терентий. — Никак не угомонится старая ведьма!

Между тем, в сражении казаков с туранцами наступил перелом. Гибель Артабана и исчезновение Кармэлы сломило их боевой дух. Казаки же, наоборот, с удвоенной энергией навалились на них, словно желая расквитаться за свою первоначальную растерянность. Туранцы один за другим падали от ударов их сабель, а тех, кто пытался спастись бегством, догоняли и убивали безо всякой жалости. Спустя несколько минут все закончилось. Тела мертвых туранцев лежали по всему полю, а казаки обыскивали трупа в поисках чего-нибудь ценного.

Конан тщательно вытер меч об одежду Артабана и, вложив его в ножны, спросил, нахмурясь, подошедшего Терентия:

— Ты колдун?

— С чего ты взял? — дружелюбно ответил тот. — Я использую знания Древних, цивилизации, которая исчезла еще в те времена, когда никто не знал об Атлантиде и Лемурии. Как я их получил, пусть останется тайной. А Кармэла, действительно, колдунья, заключившая сделку с одним из Лордов Преисподней.

— Она состоит на службе у Йилдиза? — все еще хмурясь, спросил киммериец.

— За последние две сотни лет у кого она только не состояла на службе, — ухмыльнулся Терентий, — но встретить ее здесь, признаюсь честно, не ожидал. Без ее помощи у Артабана ничего бы не вышло.

— Да, свалял я дурака, — признался Конан, мрачнея лицом. — Пригрел змею за пазухой.

— Бывает! — пожал плечами старый казак.

— Что ж мы отомстили, надо двигаться обратно, — без энтузиазма заметил киммериец.

Терентий внимательно посмотрел ему в глаза.

— Нет, гетман, — сказал он, — жизнь у казаков не для тебя. Это только маленький и далеко не самый важный эпизод в тех приключениях, которые еще ожидают тебя на пути к достижению главной цели своей жизни. Вон там за этим хребтом, проходит караванный путь из Вендии. Наймись в охранники, тебя возьмут с удовольствием, и с первым же караваном добирайся в Шем. Он пройдет по северу Иранистана, не заходя в Туран, так что опасаться тебе Йилдиза нечего, тем более, что несколько часов назад он отправился на обед к Нергалу, а трон Турана занял Ездигерд.

— Ты шутишь? — недоверчиво спросил Конан.

— Истинная правда! — ухмыльнулся Терентий. — Поступай, как я говорю. А мы отправимся назад, отстроим крепость и скоро новый правитель Турана узнает всю силу казацкого гнева и ярости! Прощай!

Он повернулся и направился к казакам все еще обшаривающим мертвые тела туранских солдат. Конан посмотрел вслед этому странному человеку и удивился, что не испытывает к нему того чувства настороженности, которое возникало у него при общении даже с волшебниками и магами, которые, случалось, помогали ему. Поправив на поясе меч, киммериец, н е оборачиваясь, решительно зашагал на юг к горному хребту, видневшемуся вдалеке, а, преодолев его, на следующий день, примкнув к охране одного из вендийских торговых караванов и бодро двигался вместе с купцами на запад в страну Шем.

июнь-июль 2018 года. гор. Новосибирск.