— Вот, ваш расчет. Распишитесь в табеле! — вежливо улыбнулась бухгалтер. Макс так и не запомнил её имени за два с половиной года.
Выйдя из бухгалтерии, он торопливо спустился по пожарной лестнице с шестого этажа бизнес-центра — теперь уже бывшего места работы. Макс безучастно смотрел в закатное небо, окрашенное в фиолетово-красные оттенки, и курил. Ему пришлось пережидать ливень сидя на диванчике у входа, как-то виновато кивая сочувствующим взглядам коллег, теперь уже тоже бывших.
— Столько времени коту под хвост, столько долгов, а теперь ещё и это, — он тяжело вздохнул, усаживаясь на мотоцикл.
Двигатель участливо зарокотал, разнося эхо по парковке и Макс выехал на дорогу. Мокрая после дождя улица чернела свежим асфальтом.
Голова безумно гудела, пространство расплывалось. Звон в ушах дезориентировал, но он точно знал, что сидит. Сидит на дороге, даже в шлеме. Ладонь скользнула по асфальту — шершавый, мокрый. А где перчатки? Расфокусированный взгляд поймал силуэт мотоцикла. Макс тяжело дышал, поднимая руки к шлему — его невыносимо хотелось снять. Сумерки. Последнее, что он помнил — это яркий, ослепляющий свет фар, несущегося по встречной полосе внедорожника.
— Сука… — прошипел Макс, с усилием стягивая с себя помятый и сильно поцарапанный шлем. — Вот сука, — снова выругался он, почувствовав острую боль в шее, и отбросил шлем в сторону.
Сколько времени прошло, было не ясно. Сумеречное небо переливалось темно-зелеными, синими, красноватыми оттенками, усыпанное миллионами звёзд — таких обычно не увидишь в городе. Боль утихла и зрение пришло в норму. Макс снова огляделся по сторонам — пустая трасса, мотоцикл, небо над головой. Попробовал встать — удалось. Он покрутился на месте, теряясь в догадках.
— Да что ж это такое?
По спине пополз холодок, обнял за плечи, а затем стёк под ребра, скручиваясь снежным комком в самом центре солнечного сплетения. Было слишком тихо. Шум, преследующий каждого жителя мегаполиса с самого рождения, и днем, и ночью, стих. Макс словно находился под слоем воды. Горло пересохло.
— Эй! — для чего-то крикнул он в пустоту.
Голос оборвался, будто он крикнул в стеклянной коробке. Макс инстинктивно выставил руки вперед, осторожно делая шаг за шагом. Но никакого стекла не было. Город остался прежним — вот по этой дороге он каждый день едет домой, а если свернуть через два светофора налево, можно попасть в Центральный парк, а ещё…
Макс сошел с дороги направившись в сторону ближайшего торгового центра. В окнах многоэтажных домов горел свет, в магазинах, аптеках, салонах красоты — тоже. Он помялся, стоя перед большой аптекой, не решаясь войти. Поднявшись по низким ступенькам, толкнул дверь — открыто. Макс вошел в просторное, пахнущее медикаментами помещение. Где-то в дальнем углу, за витринами, на иностранном языке бормотало радио. Дверь за Максом закрылась беззвучно. Оглянувшись, он подумал, что это, должно быть, благодаря мягкому доводчику. Людей в аптеке не было.
— Это чья-то дурацкая шутка? — вслух спросил он, но ответа не последовало.
Тишина давила на плечи, забираясь в подкорку мозга, дыхание участилось, и он на полном ходу выскочил снова на улицу. Пошел снег. Мелкий, похожий на порошок, сыпался на плечи и голову. Макс поднял глаза — ни одной тучки. Над ним сияло, переливаясь, всё то же звездное небо. «Чертовщина». Макс набрал скорость, чтобы добраться до торгового центра как можно скорее. Но там ждала та же картина — пустые магазины, горящий свет, музыка, льющаяся из динамиков.
Не решившись воспользоваться лифтом и эскалатором, он пулей взобрался на третий этаж в поисках администрации — кто-то же должен был включить здесь музыку. Но в радиорубке он тоже никого не нашел. Паника всё больше разъедала мозг — где он? Куда бежать? Что произошло?
«Сыночек… Сынок… Горе-то какое», — услышал он в голове знакомый до боли голос. Самый родной голос в мире.
— Мама? Мама! Я здесь! — Макс вышел из радиорубки, пытаясь найти источник голоса. — Мама!
Но голоса больше не было. Обежав все этажи и не обнаружив ни единой живой души, вышел под молчаливое звездное небо. Город изменился. Теперь он больше похож на тот небольшой городишко, в котором Макс провел студенческую юность, доказывая себе и всем, что он умный и самостоятельный, съехав от родителей и поступив в университет. Вот улицы, где он шатался, прогуливая пары, а вот небольшой парк, где сидя на скамейке, впервые признавался в любви.
Била крупная дрожь. Он шел не спеша, разглядывая дома, поднимая взгляд к небу.
— Ну всё, приехали. Я умер, — он облокотился на перила моста через узкую речушку. — Вот оно как, значит.
Макс похлопал ладонями по карманам мотоциклетной куртки в поисках сигарет. Нашлись. Он подкурил, глядя на желто-оранжевое пламя зажигалки и глубоко затянулся, прикрыв глаза. Выдыхая, в клубе сизого дыма, он заметил рядом с собой девчушку, которая едва доставала до края перил. Она повернулась в нему и демонстративно покашляла.
— Мать твою! — Макс отскочил в сторону, закашливаясь и почти падая. — Ты кто?
Сердце билось так бешено, что казалось, будто вот-вот проломит грудную клетку и вывалится прямиком на мост. Девочка поморщилась и отогнав ладонями остатки дыма протянула ему руку.
— Я Проводник.
Макс недоверчиво смотрел на темноволосую девочку лет десяти. Одета как обычно — легкий сарафанчик зеленого цвета, босоножки, волосы до плеч, глаза голубые. Ничего особенного — ни хвоста с рожками, ни крыльев.
— Не понял, — он нервно выдохнул, пытаясь успокоить сердечный ритм. — Куда проводник? В рай, в ад? Это что за место вообще такое?
— Много вопросов, — девочка снова наморщила носик, сложив руки за спиной и раскачиваясь на подошвах.
— А что мне, по-твоему, молчать? Умер, попал невесть куда, ещё и вопросов не задавать?! — он повысил голос, но тот всё также обрывался в метре от него, не разносясь по пустующей округе.
— Ты не умер. Почему ты так думаешь? — она округлила глаза в удивлении.
— Ну ты спросила. Это место. Тишина, небо странное, людей нет. А ещё…
— он хотел добавить что его город вдруг сменился на тот, где он жил, будучи студентом.
— Ты в коме, — коротко ответила девочка. — Попал в аварию, разбился. Отек мозга. Кома.
— К… К… Кома… — Макс осел на асфальт схватившись за голову руками.
— Нет, я понял, что попал в аварию. Но думал, что всё, умер и… А что теперь делать то? — он поднял глаза на девчонку, которая накручивала на палец прядь волос, выжидая.
— Выбрать.
— Достала ты загадками разговаривать. Какой выбор, не понимаю ничего. Что теперь с моими родными будет, с женой моей? У меня долгов вагон и маленькая тележка, я без работы остался, — непонимание и страх перерастали в раздражение и обиду на судьбу, за такую участь.
— Ты сможешь выбрать. Только надо сначала дойти… — она кивнула в сторону широкой дороги, уходящей к горизонту.
Макс послушно побрел за девочкой, которая выстукивала босоножками по асфальту мерный ритм, словно метроном. Оттенки неба сменились — оно окрасилось оранжевым, розовым, желтым. Звезды потускнели, но не исчезли до конца. Макс на секунду подумал, что всё-таки это место красивое, хоть и слишком тихое. Всё ещё падал снег, поблескивая сотнями искр в лучах поднимающегося по левую руку солнца. Он не чувствовал боли, страха, тоски, холода. Всё прошло. Его больше не беспокоили долги, работа, отёк мозга. Стало спокойней.
— Эй, — он коротко позвал впереди идущую девочку. — Кто ты такая?
— Я Проводник, уже говорила, — она обернулась на него, пожимая плечами.
— Понял я. Но почему ты тут… — он задумался, как бы правильно выразиться. — Ну, это же я в аварию попал. Как ты оказалась в моей коме?
— Прислали. Они, — она поравнялась с Максом, теперь идя с ним почти в ногу. — Нам туда, — девочка ткнула пальцем в сторону железной дороги. — Давно ходил по шпалам?
— В детстве ещё. Рядом с посёлком, где жила бабушка, была железная дорога, — Макс улыбнулся воспоминанию. — А кто такие они? Кто тебя прислал?
— Не знаю, — девочка снова пожала плечами, не сводя взгляда с дороги. — Я стала Проводником, потому, что у меня нет выбора. Я никогда не очнусь. И умереть тоже не смогу, — её глаза потускнели, она опустила голову.
— Как так? — Макс удивился, пытаясь заглянуть в лицо, теперь скрытое челкой.
— Во так. Я провалилась под лёд, замерзла. Но не умерла. Когда очнулась, была тут… Это место — «граница». Я долго ходила не зная, что искать. Много раз слышала, как ко мне обращаются родители. Хотелось им ответить по началу, — девочка замолчала.
— Я тоже слышал голос, — Максу стало не по себе. — Но ты же попала не сюда, правильно?
— Нет, это была моя «граница». Я ходила много-много времени. А потом они дали понять, что я не могу выбрать и всё, что я могу — стать Проводником.
— Ничего не понимаю, — выдохнул Макс. — То есть ты, как и я в коме? Но умереть не можешь по своему желанию, и очнуться тоже, так?
— Так, — кивнула девочка. — А ты можешь. Такие, как я, становятся Проводниками таких, как ты. Пока наше тело не умрёт по-настоящему, — она улыбнулась.
— Дела, — Макс почесал затылок.
Он смотрел на девочку-проводника, которая шагала по шпалам, тихо считая их. От неё веяло одиночеством, холодом. Абсолютным одиночеством. Таким же, как то, что душит по ночам, вгрызается в сердца потерявших родных, давит потолком, вырывает из тела каждую жилу, чернотой заполняет каждую клеточку.
— Хочешь, останусь здесь? — Макс слегка дотронулся до её макушки.
— Нельзя, — она подняла на него голубые, как весеннее небо глаза. — Тот, кто может сделать выбор, должен его сделать. Иначе никак.
— А что потом с тобой будет? — ему почему-то не хотелось оставлять её здесь. Одну.
— Я буду ждать таких, как ты.
— Что же, — он попытался улыбнуться. — Хорошее дело делаешь, это же лучше, чем уме… — Макс не успел договорить, когда девочка резко остановилась, сжимая маленькие ручки в кулаки.
— Нет! — вскрикнула она. — Лучше умереть! Ты не знаешь! Не знаешь, что там! Когда нет выбора, остаёшься на «границе». Она рушится, становится пустой. Краски тускнеют. Нет больше ни солнца, ни звезд, ни снега. Ничего нет. Она обваливается, как лед на реке, по кусочкам — раскалывается! Остаётся пустота. Черная, которая везде — внизу, вверху, вокруг. Забываешь всё, всех забываешь. Там страшно, так страшно! — Глаза наполнились слезами, и она схватила Макса за руку.
На мгновение иллюзорный мир потух. Глаза заволокло непроглядной тьмой и пронизывающим до костей, поднимающимся с самых глубин подсознания ужасом, заставляющим забыть, как дышать. Макс инстинктивно дёрнулся и всё рассеялось, возвращая его к железной дороге. Девочка отпустила его руку и смотрела снизу вверх, тихо всхлипывая и утирая слёзы.
— Так и со мной будет, если… — он ошарашенно вглядывался в голубые глаза.
— Да, — она кивнула. — Поэтому, сделай выбор.
Сколько времени прошло после того, как они начали путь по шпалам, Макс понять не смог. Солнце «границы» медленно прокатилось по небосклону и уже падало за горизонт, когда девочка остановила его, слегка подергав за штанину.
— Смотри, — она показала вперёд рукой.
Картинка впереди рябила, будто от горячего воздуха, поднимающегося с асфальта в жаркий, солнечный день.
— Это конец «границы»? — Макс повернулся к девочке-проводнику.
— Да, войдешь туда, сделав выбор, и тогда всё закончится — либо очнешься, либо умрёшь, — она кивнула.
— А если выберу умереть? — он рассматривал прозрачную стену.
— Не знаю, что там, — Девочка развела руками. — Но если бы я только могла…
Макс подошел к стене поближе, слегка дотрагиваясь пальцами. Пальцы провалились — он ощутил тепло.
— Скажи, — заговорил он не поворачиваясь. — А ты ещё помнишь своё имя?
— Алёна. Алёна Романова, — отозвалась девочка.
— А ты точно знаешь, что не сможешь очнуться? — в голове Макса вертелась мысль, с которой он всё ещё не был согласен до конца. Он оглянулся на неё.
— Точно. Тебе пора.
— Спасибо, что проводила, — Макс ещё раз потрепал её по голове и слегка обнял.
Повернувшись, он беспокойно выдохнул и сделал шаг вперёд.
Больничная палата залита солнечным светом. Это уже шестой день, когда Макс просыпается в больнице. Вокруг него бегает обеспокоенная мать, приносит какие-то вкусности жена. Катя сидит напротив, болтает о том, как прошел день, улыбается и постоянно спрашивает, не нужно ли ему чего-нибудь.
— Кать, дай уже телефон, — он вымученно улыбается. — Ну уже можно.
— Мужчины, как дети, — она вздыхает, но всё-таки протягивает ему смартфон. — Пойду вниз спущусь, очень кофе хочется. Приду — отберу. — она наклоняется, коротка целуя его в щеку и выходит, прикрывая за собой дверь.
Макс долго листает записную книжку, пока, наконец его палец не останавливается рядом с одним именем. Он хмурится, думает. Но всё-таки набирает номер контакта, записанного как «Володя. Нейрохирург».
— Володь, привет, — он поднимает глаза к потолку. — Как смена? Есть время поговорить? Да, мне уже лучше, — он бродит по комнате взглядом. — Я хочу попросить тебя пробежаться по своим связям. Да. Мне нужно найти кое-кого. Запишешь? Да, я подожду.
Макс выдохнул. В голове всплыл образ — он идёт по шпалам, разглядывая падающий с чистого неба снег, чувствует кожей на лице лучи закатного солнца, слушает звук шагов. В трубке зашуршало.
— Да. Записывай имя: Алёна Романова. Да, спасибо, Володя. Буду ждать.