Кольца Лины

Глава 4. Сумасшедшие дни

День за днем в сумасшедшем доме – вот на что стала похожа моя жизнь. Огромный каменный замок, неуютный, холодный, мрачный. Замок на картинке – это так красиво! И романтично. Да, если на картинке. На самом деле это просто большущая домина без водопровода, канализации, отопления, электричества…

Душ! Полцарства за горячий душ!

Впрочем, не верьте, где я возьму вам полцарства? И к отсутствию чего-либо на самом деле привыкаешь довольно быстро, потому что иного выхода нет. Мыть голову можно щелоком или мыльным корнем, мне его показала Нилла, она же подарила пару мягких холстин-полотенец. Стирать – тем же самым, полоскать – на речке. Вместо ваты тут льняная ветошь и особый мох, который заготавливают и сушат в начале лета, весьма гигроскопичный. И сероватые комочки, оказалось – отходы переработки местного льна, ценимая, кстати, вещь. «Не отходы», то есть внушительного размера кудель, мне вручила Крыса и велела спрясть к завтрашнему вечеру, это явно подразумевалось не работой, а дополнением к досугу. Поскольку единственным моим досугом было хождение с Ниллой на речку, осваивать прядение казалось нереальным, и я просто отложила кудель. Через пару дней Крыса, обозвав меня лентяйкой и дармоедкой, кудель забрала, и… в общем, обошлось. Покровительство ленны все же выручало – экономка не решалась меня наказывать. А я не решалась особо искушать судьбу, так что ситуация пребывала в равновесии.

Тогда, выспавшись в комнатах ленны, я первым делом побежала вниз проведать Дина. Его не было. Лишь валялась под лавкой моя скомканная рубашка.

Разочарование оказалось острым. Почему-то. Я стояла и кусала губы. Как это, он пропал – и все? И как же узнать, где он и что с ним? Опять мычать и объясняться знаками с Ниллой? Она поняла бы. Она меня, как правило, понимала, хоть и не всегда с первой попытки.

Стоп, Линка, сказала я себе. Какое тебе дело до этого парня? Правильно, никакого. Поддалась слабости? Синдром медсестры, да. Ну так вот, на самом деле он тебе вообще не нужен, других проблем выше крыши. Домой, а там Димка, ну и вообще…

И я, шмыгнув носом, отправилась было в кухню, но столкнулась с экономкой. Та с ходу заявила, что я лентяйка, каких свет ни видывал, скривилась, увидев мои бусы, и вскоре я драила лестницу. Щеткой и тряпкой. Эту лестницу, должно быть, не мыли последние десять лет, а тут появилась лентяйка, которой и поручили такое нужное дело. С тех пор я ежедневно мыла затоптанные лестницы, их в Крысином ведомстве хватало, или еще что-нибудь драила, причем экономка давала мне работу самолично. Ленна также регулярно обо мне вспоминала, зазывала к себе и занимала каким-нибудь несложным делом: в компании с другими девушками я перебирала и сматывала нитки, что-нибудь перешивала или пришивала – к счастью, на мелочи моих умений хватало, иногда сопровождала ленну по замку – невесть зачем, но это мне нравилось, потому что позволяло лучше осмотреться. Если ленна заставала меня за работой, заданной экономкой, она ругалась с экономкой, и в следующий раз все повторялось.

Я так уставала поначалу! Болели руки, ныло все тело. По вечерам ломота в руках мешала уснуть. Так бывает, когда после долгого перерыва снова начинаешь ходить в спортзал. А мои руки… Потертые и с поломанными ногтями, они перестали оскорблять взор экономки. Она смотрела насмешливо, и находила мне очередную грязную лестницу…

Если бы ленна прямо приказала мне при экономке выполнять только ее, леннины распоряжения, у меня появился бы повод не слушать Крысу, но ленна такого не приказывала. Закончив с очередной лестницей, я всегда отправлялась на кухню, это спасало от дальнейших приставаний экономки. Однажды она явилась туда по мою душу, когда я была занята разделкой булочек. Тетушка Ола положила поварешку, подошла к Крысе, уперла руки в бока и что-то негромко ей сказала – та пошипела в ответ и удалилась.

– Ох, девка! – сказала мне потом шеф-повариха, – не люблю я такой дурости, а тут! Хоть бы уж наша ленна скорее замуж вышла, всем спокойнее станет.

В сущности, с помощью тетушки Олы я могла бы вовсе избавиться от Крысы. Главная повариха, наверняка формально подчиняясь экономке, на самом деле не позволяла ей лишний раз открывать рот в своих «владениях». А я на кухне действительно была на своем месте, но…

Кажется, я поняла эту игру между ленной Даной и экономкой. У них – вечное и шумное, во многом показное противостояние. Скорее всего, всерьез одна другой не пакостит. Интерес Крысы ко мне – надо же, заведуя таким немалым хозяйством, она утруждается, чтобы лично задать мне работу и отчитать за какую-нибудь безделицу, – напрямую зависит от внимания ленны Даны. А отвяжется от меня экономка, вдруг тогда и ленна перестанет замечать, неинтересно ей станет? А мне надо уехать в Андер. Так что ничего, потерплю, не смертельно.

Еще одна напасть – Эвер, сын мельника, заглядывал в замок чуть ли не ежедневно. Приносил сладости, цветные ленты, которые я не брала. На мою жестикуляцию, означавшую «Не приходи больше, видеть не хочу!» – не реагировал. Говорил, что очень нравлюсь, ну просто очень! Кухарки и служанки посмеивались. И как-то раз я, завидев его в окошко кухни, решила опередить события, схватила со стола еще горячую, только из печки, сладкую булку и вынесла ему, сунула в руки. Дескать, опередила, получай и уходи. Он растерянно взял мой гостинец, замигал и вдруг широко улыбнулся. Я слушать его не стала, поспешно вернулась в кухню, встреченная переглядками и ухмылками.

– Что, уломал тебя парень, сдалась, неприступная ты наша? – насмешливо поинтересовалась Вайна, первая помощница Олы.

Я так и села, благо табурет подвернулся удачно.

В каком это смысле – сдалась?..

– А как же, девка белый хлеб поднесла – согласилась, значит. Теперь за свадебку?

Я, должно быть, взирала на них так потрясенно, что они запереглядывались уже без ухмылок.

– Ты что, Камита? Запамятовала, когда при сватовстве белый хлеб дарят? Может, ты тоже без памяти, как наш Дин? – тетушка Ола вытерла руки полотенцем, подошла ко мне. – Ты что, милая?

Я закрыла лицо руками. Вот бестолочь! Пошутила, называется. Да тут каждая ерунда может означать что-то мне неведомое, дышать и то осторожно надо.

Выбежать, отобрать булку, рассмешив всю честную компанию? Или вызвав всеобщее возмущение, кто знает? Так поздно, Эвера уже и след простыл…

Все равно мельник этому сватовству хода не даст. Разберемся. Впредь умнее буду.

На следующий день в замок явился мельник. Я как раз шла по двору с двумя полными ведрами воды, когда он вышел мне навстречу, и его рябая физиономия не сулила ничего хорошего.

– Чего затеваешь… племянница? Блажишь, да? Правда, что ли, в невестки хочешь?

Я отступила, расплескав воду.

За спиной мельника появилась экономка.

– Не смей скандалить тут, на людях! – строго сказала она мельнику. – Забирай ее совсем, и разбирайся, как знаешь, одни заботы от нее и беспокойство.

– Так. И работаешь плохо, значит? – «дядюшка» шагнул ко мне и схватил за косу, потянул вниз. – Не стараешься, даром именьский хлеб ешь?

Я взвизгнула и бросила ведра ему под ноги, он заругался на всю площадь, переступая мокрыми сапогами и поминая всех демонов и что-то мне неизвестное, но за косу продолжал тянуть.

– Ну так заберу, а как же, на недельку, поучу уму-разуму! Бусы вон напялила, невеста на выданье! Бесстыжая!

И вдруг он отпустил меня, возмущенно рыкнул и повалился на землю – словно тонкая змея обвила его за ноги, так мне показалось.

Змея, сплетенная из разноцветных кожаных полос, а точнее, длинная плеть. Которую держал в руках высокий широкоплечий парень в коричневой рубашке. И, между прочим, это был Дин.

Он подошел, сдернул кожаное кольцо плетки с ног мельника и сказал очень спокойно:

– Иди отсюда. И сыну скажи, чтобы не шлялся тут, а то я его сам за ворота выкину. Все понятно?

«Дядюшка» отчетливо скрипнул зубами и кивнул. А тут как раз подбежала тетушка Ола, и закричала, махая руками:

– Как заберешь, как заберешь? Даже не думай! Она нужна мне! Иди-ка подобру-поздорову, мельник, что отдал – не твое! А то сама именю пожалуюсь, что муку сорную в замок продаешь, а с ним, знаешь, разговор короткий!

– Какую сорную, Ола, что мелешь? – взвился мельник, позабыв про меня.

– А пойдем в кладовку, покажу, какую!

Мельник махнул рукой и пошел в сторону ворот, хлюпая сапогами. А я расплакалась от облегчения. Испугалась, да! А ну как мельник меня бы и впрямь забрал, хоть и на неделю? Какой из Эвера заступник, я уже знаю. Хотелось бы все же избежать… так сказать, местных воспитательных методов.

– Ладно тебе, Нона, не злобствуй, – сказал Дин, легонько взмахнул плетью, и ее кончик сбил камешек, лежащий на низкой каменной тумбе метрах в трех от нас.

Не лира Нона, а просто Нона, этак по-свойски, хоть и вполне учтиво, без грубости. Ну цирк.

Экономка вздохнула.

– Что ж. От нее и правда одни неприятности, но раз меня не слушают… Что-то много тут стало этой девки!

– В самый раз, Нона, – Дин улыбался.

– Рановато ты встал с постели, мог бы еще отдыхать, – она усмехнулась, но, удивительное дело, не едко.

– Ничего, нормально.

Крыса ушла.

Ох ты ж… Я во все глаза смотрела на Дина. Чисто промытые волосы немного вьются и стянуты на затылке шнурком. Царапины на лице зажили, и теперь видно много мелких шрамиков на щеках и скулах, совсем старых. Потрепанная рубашка, но красивый кожаный пояс. А взгляд – спокойный. Раб? Невольник, которого привезли в клетке? Теперь что-то не похоже. Кто он такой, наконец?..

– Не плачь, – он легонько коснулся пальцами моей щеки и улыбнулся, – не будешь?

Я кивнула, поправила растрепанные волосы и подобрала ведра. Надо было опять идти к колодцу. Отойдя немного, оглянулась – он смотрел вслед.

На душе потеплело – они ведь заступились за меня, и Дин, и Ола. Не отдали мельнику. А Эвер, наверное, больше не придет. Хорошо…

Позже, вызванная к ленне, я застала ее одну перед портретом. С полотна смотрел темноволосый мужчина с надменным взглядом и жесткими чертами лица. Но, пожалуй, даже красивый, особенно если представить его более приветливым.

– А, ты, Камита, – ленна мельком взглянула на меня, – иди сюда. Смотри, это мой жених. Нравится?

Ну и вопрос! Что ж, жених не урод, не такой уж старик, ему не больше тридцати пяти. Может, тридцать пять – это и многовато для восемнадцатилетней девушки, однако ничего особенного в таком браке нет. Она любит другого, и в этом ее проблема.

– Значит, нравится? Хочешь, тебе подарю?

Я покачала головой, еле заметно усмехнувшись – нет, барышня, не хочу.

– Зря отказываешься, Камита! Это младший князь Таума! Он посланник Винеты в Итсване. Его покойная жена считалась самой красивой и изысканной женщиной Винеты, после нашей королевы, разумеется. Нас будут сравнивать и говорить – где он подобрал эту чернавку? А он бы и не взглянул на меня, если бы отец не выслужился перед королевой. Прежняя княгиня дала ему трех сыновей, так что от меня сыновей не ждут, я должна рожать девочек! Семье князя требуется княжна, которая была бы с их кровью, сколько можно усыновлять чужих девчонок? Так что, может быть, моя дочь станет королевой Винеты. Такая честь – я буду матерью королевы! Ты ведь знаешь, что нынешняя королева тоже княжна Таума? Тебе, вообще, известны такие вещи, а, Камита?

Ох, ленна Дана. Объяснила бы уже заодно, что такое есть младший князь, зачем князю надо усыновлять чужих девчонок и с какой это радости ты станешь матерью королевы?

– Ах, Камита. Насколько тебе проще жить.

Да, ленна. Слов нет, как проще…

Думаю, только из-за моей немоты ленна дала себе волю говорить так, при других слугах вряд ли стала бы. Я когда-то читала о невольниках, которым специально удаляли языки, чтобы не выдавали секреты хозяев. Немая и неграмотная служанка – в сущности, это же клад!

Какое-то время ленна Дана стояла молча, вперив взгляд в портрет – кажется, она глядела сквозь полотно. И вдруг заговорила, медленно, размеренно. А я даже не сразу вникла в то, что слышу. Мне показалось, что если я все это время сходила с ума, то вот теперь, наконец, сошла окончательно.

О лукоморря дуб зельеный,

слатая цеп на дьюбе том.

И дньем и ночю кот учьенный

Ходит по цепьи кругом…

Ленна читала стихи, читала и читала, слегка коверкала слова, пропуская некоторые строки, и, как мне показалось, смысла произносимых слов не понимала. Но у нее получалось проникновенно. Покончив с дубом у Лукоморья, она перескочила на «Сказку о царе Салтане», но тут ограничилась парой строф и замолчала. Видимо, мой взгляд был очень уж выразительный, потому что она улыбнулась и объяснила:

– Это сильные заклинания, меня им дед научил. Они возвращают душевное равновесие. У меня их много, Камита, но увы, они написаны знаками, которые я не могу прочесть. А ты чувствуешь силу этих слов?

Ну еще бы. Я улыбнулась и кивнула. Да здравствует Пушкин! Мог ли он хотя бы вообразить, что его строки станут утешать иномирскую барышню, которая закручинится из-за немилого жениха?

И тут я вспомнила: Митрина ведь упоминала про пришельца из моего мира, который рассказывал ей про телефоны с проводами. И это, конечно, было не слишком далеко отсюда! Наверное, мы с ним провалились в одну дырку в пространстве… или где там эта дырка… точнее, Дверь? Значит – дед ленны Даны?.. Он отец первой жены здешнего именя?

Этот человек здесь жил, и жил долго, раз обзавелся семьей. От него что-то осталось, кроме внучки, читающей Пушкина? Его дом? Его вещи? Он читал внучке стихи, значит, был грамотным человеком, который мог оставить, к примеру, записи? И чего он добился за свою жизнь здесь? Ведь начал-то он, наверное, с того же, что и я, то есть попал сюда, в чем был, и учился говорить и писать – если ему, как и мне, не помогла овладеть языком какая-нибудь добрая знахарка.

Или?..

Разве что предположить, что он был магом, который сам открывает Двери, но тогда Митрина так бы и сказала. Он попался случайно, в эту жуткую межпространственную ловушку – как и я.

– Ты как-то странно на меня смотришь, Камита, – ленна нахмурилась.

Я опустила глаза и отрицательно качнула головой, постаравшись придать лицу безмятежное и покорное выражение.

– Камита, мне сказали, что ты хочешь поехать со мной в Андер – это правда? Зачем? Тебя там кто-то ждет?

Сказать «нет»? Меня ждут мама, Димка, дядя Гоша, мои двоюродные братья, мои друзья и моя жизнь. Путь к ним идет через Андер. И я уверенно кивнула.

– А кто?..

Ах, ленна, как, ты думаешь, я отвечу?

Это похоже на игру, в которой надо отвечать на вопросы, используя лишь слова «да» или «нет», и, соответственно, задавать правильные вопросы. А мне настойчиво задают неправильные.

– Как жаль, что ты не можешь объяснить, – спохватилась ленна, – ладно, я поверю. Так и быть, постараюсь, чтобы ты попала в Андер. К чему тебе здесь оставаться, у моих дорогих отца и братца? Ты в Андер убегаешь, да? Я поняла. А пока пошли в швейную, меня будут мучить примерками…

Лишь только представилась возможность, я вернулась в комнаты ленны. Уже привычные ко мне служанки занимались своими делами в передней комнате. Тихонько я прошла в спальню, к столу, на котором лежали книги. Шестое чувство теперь настырно твердило, что найду что-то интересное. Так и есть, книга в мягкой кожаной обложке оказалась тетрадью с рукописными записями на русском языке. Но…

Я перелистнула несколько страниц. Стихи, только стихи! Пушкин, Блок, Цветаева, и еще много мне неизвестных. Некоторые не целиком, куча зачеркнутого и исправленного, все вразброс, такое впечатление, что человек вспоминал и писал, пытался сохранить, чтобы потом не забыть окончательно.

Все это хорошо, и потом я, может, охотно почитала бы это. Но пока мне нужны были не стихи.

Я быстро перебрала остальные книги, и так понимая, что всё не то – это были толстые местные фолианты, а мне нужна была тетрадь для записей. Нет и нет…

Есть! Похожая книга-тетрадь, переплетенная в кожу, нашлась на полу между стеной и задней стенкой сундука, в паре шагов от стола – ее когда-то положили на сундук, и она упала. Я вытащила ее и раскрыла.

Не стихи – текст. А вот что-то вроде словаря: слово, тире, пояснение.

– Камита! Ты здесь?

Спасибо, Провидение, или кто ты там, сделавший мне такой подарок! Я ни за что не расстанусь с этой книгой!

Сунув книгу под юбку, за пояс, я затянула пояс потуже. Заметно, да, но…

Снаружи, в передней комнате – никого. Меня не искали, позвали и ушли. Теперь надо незаметно выйти и спрятать книгу. Ленне это не нужно, и не для нее, не умеющей читать по-русски, писал заметки ее дедушка. У меня появилось такое чувство, что он писал это для меня.

Спрятать книгу было проблемой – где, в узле с вещами? И как ее читать? У меня здесь, в замке, не было своего угла. Да хоть бы завалящей каморки с дверью! Я решила, что лучшее место – комнатушка, прилегающая к швейной мастерской, где шились леннины наряды. Это было на том же этаже, что и комнаты ленны, там стоял стол для раскроя, лежали рулоны тканей, свечи, и что-то вроде амбарных книг – в нише над столом. Судя по пыли на книгах, это место можно считать надежным. Двери тут нет, только портьера, зато шаги по каменному полу слышны издалека – вряд ли меня застанут врасплох. На какое-то время сойдет.

Я засунула драгоценную тетрадь за книги. Дождаться бы вечера!

– Эй, девушка, куда ты делась? Ленна сказала, что я могу оставить тебя сметывать эти юбки, – ко мне заглянула старшая портниха, – давай-ка садись за работу, не прохлаждайся.

Ладно, раз ленна сказала…

Тетушка Ола еще раньше поручила мне напечь рассыпчатого печенья для младших детей именя. Не знаю, только ли для детей, потому что тазик печенья исчезал со скоростью удивительной, дети давно объелись бы и уже не смотрели бы на мою выпечку. А они, наоборот, хотели еще, последние дни я каждый вечер стабильно выдавала по тазику печенюшек, и еще половину такого количества растаскивали служанки и прочие замковые жители. А еще булочки, тесто для которых поставит Вайна…

Ола и слугам позволяла угощаться печеньем – видно, здешний хозяин слишком строгим и скупым не был. Хоть это отрадно.

– Вот, девушка, куски, которые надо сметать, помечены красной ниткой. Потом тебе покажут, как их сшивать, и старайся стежки делать мелкими, поняла? Как, кстати, тебя зовут? А, ты же немая. Кто помнит, как зовут эту девушку?

Ей не ответили. Портнихи, обшивающие ленну, были чужим, отдельным от замка коллективом, выписанным из города, и никого здесь не интересовало, как зовут немую и условно ненормальную служанку. До свадьбы ленны и ее отъезда в Андер осталось менее двух недель…

Я кивнула, мысленно объяснив мастерице, что до мелких стежков дело не дойдет, я сбегу раньше. Печенье ведь не Пушкин печь будет? Поработаю пока немного, время позволяет. Я это уже проделывала раз несколько, когда меня сажали здесь за работу, и мои нахальные самовольные уходы портних изумляли, пока до них не дошла информация, что я, так сказать, придурковатая…

– Поняла? Стежки чтоб мелкие! – повторила мастерица, и отойдя, заметила, – это же надо, чтобы девушку к таким годам не научили прилично шить, у нее совсем не должно быть ума!

Портнихи организованно хихикнули. Ничего, я не обиделась.

Здесь шили вручную малюсенькими стежками восемью видами строчек, повторить самую простую вот так, с ходу, у меня не получилось. Точнее, получилось бы, если бы подробно показали и дали потренироваться, но такое никому в голову не пришло – как это, взрослая девица не умеет шить?! Я знаками попыталась попросить, чтобы научили – не поняли, по той же причине, видимо. А шить швом «вперед иголка» – нет, это только для мешков, а никак не для одежды благородных господ!

Кто-то еще шепнул, что прясть я тоже не умею – и откуда узнали? Все, репутация готова: полная бестолочь. Как, ей на кухне доверяют что-нибудь, кроме чистки котлов?! Это вроде как в нашем мире какая-нибудь умница не смогла бы научиться чистить зубы, или – ну, с чем сравнить, даже не знаю? Включать холодильник или открывать кран?

В замке, кстати, была также большая ткацкая мастерская, туда меня милосердное Провидение пока не заносило. Хотя, если я не умею шить и прясть, с чего бы мне уметь ткать?

Ленна Дана вот умела, оказывается. Все умела. Шить, вышивать, прясть. Наверное, и ткать тоже. Пару раз я заставала ее стоящей у окна с прялкой, заткнутой за пояс, она смотрела наружу, во двор, и задумчиво тянула нить, а веретено, жужжа, крутилось на полу у ее ног. По-моему, высший пилотаж, не знаю, смогла бы я так когда-нибудь. Это, наверное, вроде того как сидеть с вязаньем перед телевизором – руки работают совсем отдельно от головы. Но трудиться над своим собственным приданым наша барышня не желала категорически, ни до чего не дотрагивалась, в лучшем случае позволяла примерять на себя одежки. И огромную цветную карту мелким крестиком, которую, как следовало из бурчания служанок, ленна должна вышивать в подарок жениху собственноручно – и карту эту вышивали служанки. Даже я руку приложила, и, о чудо, меня ни разу не обозвали неумехой.

Мастерская, то есть большая комната, где работали портнихи, имела дверь, которую на ночь запирали на ключ. Там хранились самые дорогие ткани и готовые наряды ленны, их было уже несколько десятков комплектов – невесту одевали словно на двадцать лет вперед. Платья, рубашки, юбки и жилеты, и еще меховые плащи, без рукавов и с рукавами – по-моему, их следует называть шубами. Мягкие, приятные ткани самого разного плетения, лен, шерсть и однозначно шелк. Уж не знаю, каков здесь шелк и гусеницы ли его прядут, на ощупь это была именно шелковая ткань. Всюду – сложный крой, тщательная заделка мельчайших деталей. И все – только иголкой…

– Ну вот, сидит, задумалась! – крикнула мне портниха. – О чем задумалась, если ты полудурка?

А ты стервоза – тут же любезно отозвалась я. Мысленно, конечно. Встала и отложила работу. Мастерица сегодня бдила за порядком, и портнихи помалкивали, работали молча и сосредоточенно. Мне так не нравилось, я бы хотела их болтовню послушать, нет-нет да и мелькнет что-нибудь интересное.

А если я замешу больше печенья и принесу корзинку сюда, девочкам – Ола же не будет сердиться?..

Дождаться бы вечера…

Для меня были радостью здешние вечера. Небо вызолочено закатным солнцем, вода в реке словно парное молоко. Мы с Ниллой плавали, смеялись, брызгались и всячески оттягивали момент, когда придется вылезать на берег.

– Эй, Камита, – Нилла вдруг схватила меня за руку. – Смотри, кто там…

Я посмотрела. Ну надо же – Дин. Какие его черти принесли? То бишь, демоны, чертей тут не поминают. А вообще, есть разница?

Он стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас, у его ног лежали наши вещи. Потому что мы купались, естественно, без всего.

– И что это такое? – завопила Нилла, – Дин, убирайся отсюда, уходи!

– Вы, найки речные! Насмотреться не могу! – он смеялся.

– Видишь, кого ты жалела и с кем возилась, – бросила Нилла мне. – Таких нахалов поискать!

Не возразишь. Хотя кто сказал, что нельзя жалеть нахалов?..

Мы подплыли ближе, стараясь сильно не высовываться, благо глубина позволяла.

– И чего ты хочешь? – практично поинтересовалась Нилла.

Судя по смешинкам в ее глазах, сердилась она не то чтобы всерьез.

Почему я заранее догадалась, что именно Дин ответит? Нет, не потому что я такая умная, просто все слишком банально.

– Всего лишь поцелуй! Один! Но можно и больше…

– Да лично я скорее Азавака поцелую! – возмутилась Нилла.

Азавака я знала только одного, огромного цепного пса, очень доброго и смирного, который проживал в своей будке неподалеку от кухни.

– Да перецелуй хоть всю псарню, Нилла, – ответил Дин весело, – я к Камите обращаюсь. Решайте быстрей, выхода у вас нет! Только один твой поцелуй, слышишь, Камита? Я не спасаю красивых девушек от их дядюшек совсем бесплатно!

А я-то думала, что мы более или менее квиты: я ему медицинскую помощь и услуги сиделки, он мне спасение от дядюшки. И что теперь, упрашивать-уговаривать его? На это рассчитывает?..

– Что ты решила, будешь целоваться? – нерешительно спросила меня Нилла. – Не бойся, дальше шутки не пойдет…

Я кивнула, крутнула кистью руки, показав на Дина – пусть отвернется.

– Договорились! – крикнула Нилла. – Отвернись, мы выйдем и оденемся!

Он тут же развернулся спиной к речке. Мы с Ниллой выбрались из воды, наскоро вытерлись и натянули одежду. Я пальцами расчесала волосы, рассыпала их по плечам, чтобы сохли, а сама не выпускала из поля зрения спину Дина, обтянутую все той же старой рубахой.

– Камита, ты что? Косу заплети! – шикнула на меня Нилла, сама она тут же туго повязала голову платком.

Ну конечно, плескаться перед парнем в речке в чем мать родила – ничего, можно, а разгуливать перед ним же по бережку с незаплетенными волосами? О, ужас. Подумав так, я, тем не менее, быстро заплелась, потому как неизвестно, что по местным обычаям значит явление перед мужиком в распатланном виде? Может, тоже что-то совсем мне ненужное?

Теперь точно буду купаться в сорочке…

– Ленту, Камита, ленту! Да что с тобой?

Да ничего со мной. Лента – тоже архиважно. Ладно, надену ленту.

Я огляделась. У самой воды росли какие-то развесистые травянистые растения с мелкими длинными листьями, кто знает, есть ли в моем мире аналог этой травки, я там не очень интересовалась ботаникой. Но веник получился бы хороший.

Он и получился хороший. Конечно, я окунула его в воду, тихонько приблизилась к Дину и окатила его дождем брызг. И резко отпрыгнула, готовая сорваться и бежать. Не успела, он тоже был, как взведенная пружина, одним прыжком преградил мне дорогу. Хохотал и не пускал.

– Эй, Камита, так нечестно!

Он приближался, я отступала, позади была река.

Он думает, что я боюсь ножки замочить? Как же! Я ступила в воду. Хорошо, что босая, хоть туфли сухие будут.

– Камита! – закричала Нилла. – Дин! Вот дурные, да перестаньте же! Камита!!

Я продолжала отступать, потом бросилась в воду и поплыла.

– Камита!! – надрывалась Нилла.

Дин сразу поплыл за мной. Он плавал хорошо, я тоже. Только вот в юбке это делать неудобно, в штанах, вероятно, все же лучше. Я нырнула, вынырнула в стороне, и все равно он через пару секунд оказался рядом, не смеялся, молчал, теснил меня к берегу. Когда стало мельче, поднял на руки, и, прижав к себе, вынес, поставил.

Все так же молча. Только смотрел.

Дин…

Мы оба мокрые, одежда облепила, вода стекает.

Что мы делаем, Дин?..

Нилла недовольно взирала на нас, скрестив руки на груди.

Дин легонько поцеловал меня в висок, и ушел.

– Вот шальная девка, – Нилла приблизилась. – Как теперь возвращаться?

Я пожала плечами, отошла за кусты, разделась там и выжала как следует одежду. Повисит, протряхнет чуть, тогда можно и в замок. Да и стемнеет уже, никто ничего не заметит.

– Простудишься еще, – Нилла закутала меня всеми холстинами сразу.

Мы уселись на берегу. Подруга, по своей привычке, задумчиво прикусила травинку.

– Ох, Камита. Не играй с этим!

Я играю? Это была моя идея – подглядывать и целоваться? И стану я с шантажистами целоваться, как же…

– Тебе нужен простой парень, работящий и заботливый. Это важнее всего.

Ох, Нилла. Мне об этом мама твердила сто тысяч раз. И в Димку она влюблена больше меня – работящий, заботливый. Серьезный. Так или иначе, мы уже приспособились друг к дружке, ничего. Я тоже не совершенство.

Где вы сейчас, мама, Димка?

Я чуть не разревелась. Нилла погладила меня по руке.

– Знаешь, что про Дина говорят? Хотя про него много чего говорят. Например, что он сын нашего именя и лесной ведьмы. Ну, ниберийки. Когда ниберийки мальчиков рожают, они их отцам отдают или бросают, а девочек оставляют себе. У них магия только женская, мужчины ею не владеют.

Даже так?! Я недоверчиво уставилась на нее. Нет, информация про ведьму меня в тот момент не впечатлила, похоже было на обычную сплетню. Сын ведьмы, надо же! Но то, что Дин – сын местного феодала, именя, то бишь? Брат ленны Даны?

Это может кое-что объяснить. Отношение ленны, экономки. Его особое положение в замке – мне показалось, что оно особое. Его привычная такая самоуверенность, несмотря ни на то. А что его иногда держат в клетке и наказывают кнутом – так это воспитание от любящего папочки. Сильно, видно, сынуля от рук отбился?

Нет, мне такое все равно было не понятно…

– Лучше не надо, Камита, – вздохнула Нилла.

Это я поняла. Не надо. Требовательно взглянула на подругу – рассказывай еще…

– Я знаю Дина только взрослым, – заговорила Нилла. – Я ведь не так давно тут. Ола говорила, что имень привез Дина, когда тому лет двенадцать-тринадцать было. Издалека, из Сейля, – она махнула рукой, обозначив направление. – Он там в башне жил, в лесу, неподалеку от деревни. С горбуном каким-то. Потом горбун умер, а Дина имень забрал в Кер. Так что все возможно. Я про лесную ведьму, они людей сторонятся, поэтому ее ребенок и не с людьми жил. И сюда имень его привез – может, и правда, потому что сын. Дин про башню не помнит уже, но Оле рассказывал, когда помнил. Они с ленной Даной дружили всегда, а с молодым именем не ладили. Понятно, мальчишки. Они примерно ровесники, может, только имень и знает, кто из них старше. А если старший, даже если бастард… Нет, как бастард он прав не имеет, но имень мог бы дать ему кое-что. Да бастарда и законным признать можно, но только с разрешения короля, а почему бы королю не разрешить, если имень Кер попросит? Но это если бы у Дина с головой было в порядке, а так… – Нилла махнула рукой. – Говорят, не слишком-то имень любил свою первую жену, да и вторую тоже. Может, потому, что у него прежде ниберийка была, а их, говорят, забыть трудно, они часть души навеки себе забирают.

Нилла встала, отряхнула юбку, добавила:

– Может, вообще все неправда. Люди любят болтать. И я тоже, да? Меньше слушай. И не играй с ним, ни к чему тебе это. Тебе просто надо мужа хорошего!

Да-да, спасибо, поняла.

Благодарно кивнув Нилле, я тоже встала, натянула сырые одежки. Вдруг заметила стоящие у самой воды короткие сапоги. Сапоги Дина. Все-таки сбросил перед купанием, а потом забыл и ушел босиком. Подруга проследила за моим взглядом, улыбнулась, сходила за сапогами и завернула их в холстину.

– Пока не натаскает мне бочку воды, обратно не получит. А то ишь…