Колодец тьмы

Глава 1 Раскол

Защитник Божественного с почтением приближался к месту поклонения Досточтимому Предку. Он надел лучшие одежды, ибо его мать всегда утверждала, что способна судить о характере любого эльфа по качеству шелка, выбранного им для прикрытия своего тела. Защитник собственноручно нес коврижку из овсяной муки, пропитанную медом, — любимое лакомство Досточтимого Предка. Следом за Защитником двигались слуги, то и дело останавливаясь, чтобы поклониться. Еще бы, ведь они подходили к святая святых дома. Слуги несли изящный чайник в виде дракона, полный чая, заваренного с апельсиновыми корочками и черным перцем, а также две небольшие фарфоровые чашки. Фарфор был настолько тонким, что чашки казались почти прозрачными.

Защитник поставил овсяную коврижку перед местом поклонения и указал, где должны стоять чашки. После этого он отпустил слуг и сам разлил чай по чашкам. Досточтимый Предок ценила внимание. Потягивая чай, Защитник ожидал ее появления.

Призрак старухи не замедлил появиться. Напротив Защитника возник ее размытый облик, сопровождаемый легким ароматом жимолости. Хотя Досточтимый Предок не испытывала более потребности в пище и не могла пить чай, ей доставляли удовольствие сами чувства, связанные с этой церемонией.

Церемония началась с обязательных расспросов. Досточтимого Предка интересовало состояние здоровья каждого из ныне здравствующих членов семьи Защитника, включая и четырнадцать его детей. После этого Защитник учтиво осведомился о других предках: прадеде и прабабке, их братьях и сестрах. Не забыл он спросить и об одном из своих любимых двоюродных братьев, безвременно погибшем в сражении. Наконец формальности были соблюдены, и разговор перешел на более животрепещущие темы.

— Досточтимая Матушка, сегодня утром прибыла посланница от короля Хельмоса.

С этими словами Защитник достал из складок одежды свиток. Он положил свиток на столик и разгладил рукой.

— Это послание привезла одна из Владык — Владычица Альтура. Послание содержит просьбу короля Хельмоса, однако совсем не ту, что мы ожидали.

— Солдаты? Золото? Оружие? — спросила старуха.

Ее глаза — наиболее живая часть ее призрачного облика — ярко вспыхнули. Она поднесла к губам чашку, поскольку не хотела, чтобы сын испытывал неловкость, вынужденный пить чай один.

— Или он просит чего-то другого?

— Разумеется, он просит и то, о чем ты упомянула, но это лишь предлог, — ответил Защитник. — Несомненно, у него есть шпионы, которые донесли ему, что значительную часть сил принца Дагнаруса составляют эльфы. Король знает, что эти войска пересекли границы человеческих владений по моему приказу или, по крайней мере, с моего ведома.

— Он мог подумать, что приказ исходил от Божественного, — заметила призрачная старуха, с нескрываемой тоской глядя на овсяную коврижку.

— Король Хельмос понимает, что Божественный — моя марионетка, которая движется только тогда, когда я дергаю за ниточки. На словах я продолжаю утверждать, что эльфы, воюющие на стороне принца Дагнаруса, являются отступниками, однако Хельмос — не дурак.

— Ну так пошли и ему армию, — предложила Досточтимый Предок. — Пока мы истребляем людей и преследуем наши цели, не все ли равно, на чьей стороне мы сражаемся?

— Я именно это и собирался сделать, однако ему нужна не армия.

Защитник перевел взгляд на футляр изысканной работы, изготовленный из золота и хрусталя, который стоял на самом почетном месте домашнего алтаря. Под футляром, на пьедестале, покрытом пурпурным бархатом, лежал драгоценный камень, имеющий форму совершенного трехгранника. Бриллиант отражал свет алтарных свечей, вспыхивая множеством маленьких радуг.

— Камень Владычества! — вдруг резко произнесла призрачная старуха.

— Да, Досточтимая Матушка, — поклонился Защитник. — Потому я и решил, что лучше всего будет перенести камень из сада в наш дом. Король Хельмос просит вернуть нашу часть камня. Можно даже сказать — требует.

— А-а! — Досточтимый Предок нахмурилась и позабыла про воображаемое чаепитие.

Глаза, похожие на глаза хищной птицы, сузились и блеснули.

— Это ставит нас в трудное положение. Неужели король испытывает столь отчаянную потребность в нашей части камня? Или же Хельмос опасается, что принц-демон способен захватить власть?

Старуха покачала призрачной головой.

— Далее если Владыка Пустоты осадит Виннингэль, город хорошо укреплен. Запасов провизии хватит на несколько месяцев. Недостатка в воде они не испытывают. Чего тогда бояться королю Хельмосу? — Мать Защитника усмехнулась. — Принц действует не так, как стали бы действовать мы, эльфы. Вот тогда бы у человеческого короля и вправду были основания тревожиться.

— Однако мы не станем посылать наши войска против Виннингэля, — сказал Защитник и налил себе еще чая. — Мы получаем немалые деньги от торговли с людьми, а все наши попытки завоевать их принесли бы только убытки. Мне думается, лучше всего дать людям возможность резать друг другу глотки. Когда же они будут обескровлены, мы захватим их пограничные города и начнем богатеть, продавая им древесину и другие материалы, которые им понадобятся для восстановления разрушенного. Таков мой замысел. И мне казалось, что он совсем неплох. Однако, — Защитник поставил чашку и озабоченно взглянул на свою призрачную мать, — я никак не предполагал, что король попросит вернуть нашу часть Камня Владычества.

— А почему тебя это так заботит? — спросила Досточтимый Предок. — Просто ответь ему, что камень наш, и мы не намерены возвращать его.

— Не все здесь так просто, Досточтимая Матушка. Когда я получал камень, я принес клятву богам. Мы все поклялись. Если какая-то из четырех рас, обладающая частью камня, окажется перед лицом серьезной опасности, три другие расы должны будут вернуть их части Камня Владычества, чтобы он вновь стал единым целым.

— И что произойдет, когда он станет единым целым? — спросила старуха, и ее умные, проницательные глаза вновь блеснули.

Защитник задумался.

— Не знаю, — наконец сказал он. — Могу только предположить, что его магическая сила возрастет вчетверо.

— И вся эта сила окажется в руках короля людей. — Призрачная дама недовольно скривила губы.

— Да, Досточтимая Матушка, — подтвердил Защитник. — Я уже думал об этом.

— Разумеется, сынок, тебе понятен его замысел, — сказала Досточтимый Предок. — Для войны с братом Хельмосу совсем не нужна сила камня. Нет! Король Хельмос использует эту войну в качестве предлога, чтобы заполучить остальные части камня, которые его отец столь беспечно роздал. Я слышала, что кое-кто из советников короля Тамароса предостерегал его против разделения камня. Когда король Хельмос получит весь камень, он обратит его магическую силу против брата. Но на этом он не остановится. Его алчный взор устремится на нас. Конечно же, в случае нападения на нас он был бы разбит, — с некоторой неуверенностью произнесла Досточтимый Предок. — Однако война унесла бы немало жизней наших соплеменников.

— Сколь же ты мудра, Досточтимая Матушка, — произнес Защитник, поклонившись ей в пояс. — Неудивительно, что я прибегаю к твоим советам.

Призрачная старуха улыбнулась, весьма польщенная словами сына.

— Вместе с тем, — продолжал Защитник, — я принес клятву богам. Я бы не хотел оказаться клятвопреступником. Тогда бы я потерял лицо и вверг нашу семью в бесчестье. Божественный непременно пронюхал бы про это и имел бы все основания утверждать, что, нарушив одну клятву, я с таким же успехом могу нарушить и другие, и потому мне нельзя доверять.

— Когда принц Дагнарус собирается напасть? — спросила Досточтимый Предок.

— По донесениям Сильвита, моего шпиона в окружении принца, Дагнарус продвигается медленно. Он сосредоточил под своим командованием достаточно сил. Принц мог бы выступить в новолуние, но полной уверенности нет. Ему нравится изматывать брата ожиданием нападения.

Призрачная старуха довольно улыбнулась.

— Именно этим займешься и ты, сынок. Ты скажешь этой Владычице, что должен узнать волю Отца и Матери относительно нашей части Камня Владычества. Это потребует молитв, постов, торжественной церемонии, созыва всех жрецов, переговоров с Божественным...

— Здесь, Досточтимая Матушка, я могу ручаться, что мы с Божественным найдем взаимопонимание, — перебил ее Защитник. — Ему, как и мне, ненавистна сама мысль расстаться с Камнем Владычества.

— Замечательно. По меньшей мере полгода уйдет на то, чтобы собрать всех жрецов. Ведь некоторым из них придется добираться из дальних и весьма уединенных убежищ в горах. Потом начнутся ритуальные игры в честь богов и надлежащие жертвоприношения. Это займет еще месяца два. Далее понадобится время для истолкования ответа богов. Все вместе может занять год, а то и больше...

Защитник почтительно встал и трижды низко поклонился.

— Пусть же этот Дом всегда будет уповать на твою мудрость, Досточтимая Матушка, — искренне сказал он. — Пребудь же всегда с нами, дабы наставлять нас.

Потом он снова сел, и разговор перешел на семейные дела, что тоже заняло некоторое время. После этого Защитник и его призрачная мать долго играли в маджонг.

И в самом деле, торопиться было некуда.

Капитан-над-Капитанами недурно проводил время в своем любимом кабаке, что в прибрежном городе Квашгаате. Капитан объединил два своих излюбленных вида времяпрепровождения: он пил столь приятный для его глотки крепкий напиток и разгадывал головоломку. Орки называли этот напиток чагу, что в приближенном переводе означало «грудное молоко» или «материнское молоко». Редко кто из людей был способен выдержать запах чагу, и уж считанные единицы отваживались выпить эту смесь, состоявшую, как говорили, из рыбьего жира и перебродившего ананасного сока.

Головоломка же представляла собой деревянный квадрат, разделенный на семь частей: пять треугольников, один квадратик и один ромб. Нужно было расположить эти части так, чтобы получилось два одинаковых квадрата. Казалось бы, детская забава. Но одновременно из этих семи частей можно было сложить сотни разных фигурок, начиная от кораблей и бутылок до зверей и человечков. Капитан вызвался на спор сложить из деревяшек фигурку альбатроса. Задача была бы не ахти какая сложная, если бы не жесткие рамки времени — с альбатросом надлежало управиться в течение семидесяти семи ударов ногами по полу. Посетители кабака ревностно следили за временем. Множество ног, обутых в тяжелые оркские башмаки, отбивали счет. Кабак был переполнен. Из-за бури рыбачьи суда стояли на якорях. Пол сотрясался от ударов, равно как и стол, за которым Капитан отчаянно пытался справиться с головоломкой. Ее дощечки столь же отчаянно вздрагивали, мешая ему сосредоточиться.

— Пятьдесят шесть, пятьдесят семь... — дружно повторяли орки.

К топанью ног добавились удары кулаками и кружками по столам.

Капитан только-только додумался, куда надо передвинуть ромб, когда за стенами кабака послышался какой-то шум.

— Именем короля! — раздался человеческий голос. — Пропустите меня!

— Какого еще короля? — громогласно спрашивали орки. — Как его зовут? К счастью, поблизости нет никаких королей, так что приходи в следующий раз.

Хохоча и потешаясь, орки не пропускали человека в кабак.

Желая посмотреть, что происходит за спиной, Капитан обернулся и ненароком убрал руку с дощечек головоломки.

— Ты проиграл! — закричала сидевшая напротив ведунья.

— Шестьдесят один, шестьдесят два.

Голоса еще продолжали отсчитывать удары, но большинство посетителей, услыхав, что игра окончена, замолчали.

Капитан мгновенно повернул голову и недовольно сверкнул глазами на ведунью.

— У меня еще остается время!

— Ты снял руку, — возразила ведунья. — Это значит, что ты закончил игру, а твоя выкладка, — ведунья неодобрительно покосилась на дощечки, — уж никак не похожа на альбатроса!

— Я не успел приладить клюв! — загремел Капитан.

— Именем короля! — Судя по голосу, человек начинал сердиться. — У меня есть послание для Капитана!

— Гони мне денежки за этот кон, — потребовала ведунья, удовлетворенно влив в себя порцию чагу.

Вспыхнув, Капитан раскошелился. Затем, раздосадованный проигрышем и потерей денег, он решил излить свое раздражение на человека, ставшего причиной его проигрыша.

Человек, облаченный в серебристые сияющие доспехи, никак не мог пройти внутрь кабака. Орки развлекались тем, что вытягивали ноги, преграждая ему путь, вынуждая спотыкаться, или «случайно» отпихивали к двери.

— Пропустите его ко мне, — приказал Капитан, узнав в человеке одного из Владык.

Распоряжения Капитана всегда выполнялись быстро и беспрекословно, ибо он, как известно, поддерживал строгий порядок на корабле, называемом государством орков. Несколько крепких рук подхватили посланника и в мгновение ока поставили перед Капитаном. Ноги Владыки даже не коснулись пола. Это изрядно задело достоинство посланника.

— По твоему приказу, Капитан, человек доставлен! — доложил один из орков и отдал приветствие, коснувшись пальцем лба.

Капитан поднял руку, требуя тишины. В кабаке в ту же секунду стало так тихо, словно все разом ушли на дно океана.

— Меня послал... король Хельмос Виннингэльский, — сообщил Владыка, переводя дыхание. — У меня для вас, Капитан, есть послание крайней важности от его величества короля.

Владыка умолк, видимо, ожидая что-тo услышать в ответ.

— Какой бы ты был посланник без послания? — по всем правилам оркской вежливости заметил Капитан.

— Я привез послание от короля Хельмоса, — повторил Владыка. — Оно исключительно важное.

— Ну так выкладывай его! — раздраженно потребовал Капитан. — Я уже слышал, от кого оно. В повторениях не нуждаюсь.

Владыка наклонился к нему и, понизив голос, сказал:

— Это личное послание, Капитан. Оно предназначено только для вас.

В кабаке послышался недовольный шепот. Орки вновь затопали ногами по полу. Капитан хмыкнул и махнул рукой.

— Послание касается нашего народа, так?

— Видите ли, Капитан... — Посланник явно колебался.

— Так говори во всеуслышание, — потребовал Капитан. — У меня нет секретов от моего народа.

Владыка не сразу смог начать говорить. Несколько минут кабак сотрясался от громогласных ударов по столам. Вдобавок орки хлопали себя по ляжкам. И то и другое указывало, что они одобряют слова Капитана.

Когда в кабаке вновь стало тихо, Владыка начал:

— Король Хельмос располагает достоверными сведениями о том, что вскоре Виннингэль может подвергнуться нападению со стороны Дагнаруса, Владыки Пустоты. Чтобы жители Виннингэля смогли отразить это вероломное и в высшей степени бесчестное нападение, король Хельмос просит орков вернуть их часть Камня Владычества, тем самым выполнив клятву, принесенную Капитаном королю Тамаросу и соответственно всем наследникам королевского трона.

Пока Владыка говорил, Капитан не сводил с него глаз. Дослушав до конца, он моргнул и попросил посланника повторить. Владыка повторил сказанное и протянул Капитану просьбу короля, изложенную в письменном виде. Из вежливости Капитан взял свиток. Он с некоторым изумлением и немалым недоверием посмотрел на него, а потом бросил на стол, прямо в лужицу пролитого чагу.

После этого капитан задумался, затем решительно махнул рукой.

— Скажи королю Хельмосу, что мы не вернем камень.

Владыка явно не ожидал такого ответа.

— Но, Капитан, вы же поклялись перед богами в случае необходимости вернуть камень! Неужели вы решитесь нарушить священную клятву?

Капитан взглянул на ведунью.

— В какой день я давал эту клятву?

— В третий, — ответила ведунья.

У орков не было специальных названий дней. Их неделя состояла из одиннадцати дней, и сами дни назывались по порядку: первый, второй, третий и так далее.

— В третий день, — повторил Капитан. — Всем известно, что третий день недели — самый несчастливый, и все клятвы и обещания, данные в третий день, действительны лишь до следующего третьего дня.

Стоявшие вокруг орки дружно закивали.

— Сомневаюсь, чтобы король Тамарос знал об этом, — сказал Владыка, лицо которого начало багроветь от гнева.

— Так это его вина, а не моя, — простодушно ответил Капитан.

— Но вы нарушаете клятву, данную богам.

— Боги знают, что третий день — несчастливый, — возразил Капитан. — Они не обидятся.

Владыка понизил голос.

— Господин Капитан, король Хельмос находится в отчаянном положении. Владыка Пустоты не ограничится обычными средствами нападения. Он применит против нас магию Пустоты. Он создал нескольких демонов Пустоты, называемых врикилями, и поставил их командирами своей армии. Если вы не вернете вашу часть Камня Владычества, велика вероятность того, что Виннингэль падет!

— А если мы отдадим нашу часть камешка и Виннингэль все равно падет, что тогда? Если Дагнарус победит и заграбастает наш камешек, а вместе с ним — вашу часть и части эльфов и дворфов? Что тогда? — спросил Капитан, требуя ответа.

— Я... я не знаю...

Вопросы Капитана застали Владыку врасплох.

— Так я тебе скажу. Дагнарус станет таким могущественным, что помимо вас будет править орками, эльфами, дворфами, а может, даже богами, — отчеканил Капитан. — Наша часть Камня Владычества останется у нас, чтобы было чем защищаться в случае падения Виннингэля. Как ты сам говорил, вероятность падения вашей столицы велика.

— Но если вы отдадите нам, как и было обещано, вашу часть камня, Виннингэль не падет! — пытался образумить его Владыка. — Эльфы и дворфы тоже вернут нам свои части!

— Ты в этом уверен? — Капитан с явным удовольствием наблюдал за тем, какое впечатление произвели его слова на королевского посланника. — Твой король уже получил их части?

— Когда я уезжал, еще нет, — сознался Владыка. — Нас троих послали одновременно, каждого — в свое место. Мне понадобилось больше времени на поиски вас, чем я рассчитывал, и потому...

— Никто не отдаст свою часть, — отрезал Капитан и вернулся к головоломке.

— Я искренне молю богов и надеюсь, что вы ошибаетесь, Капитан.

— Предлагаю тебе сделку, — не поднимая головы, сказал Капитан. — Если эльфы и дворфы вернут свои части Камня Владычества, я отдам нашу. Но никак не раньше. Так и передай своему королю.

— Сомневаюсь, что в таком случае ваша часть камня прибудет вовремя, — с горечью ответил Владыка. — Пока мы ведем этот разговор, Дагнарус продолжает готовиться к походу. Однако я благодарю вас даже за такое предложение.

Поклонившись, Владыка направился к двери. Капитан бросил на ближайших к нему орков быстрый взгляд и едва заметно кивнул. Этого было достаточно: посланнику короля позволили беспрепятственно уйти.

— Проводите его до Портала, — велел Капитан, глядя вслед ушедшему человеку и грустно качая головой. — Таким слабоумным нельзя позволять шататься в одиночку.

Посланник, отправленный к дворфам, никак не мог разыскать Даннера — единственного их Владыку. Наконец ему указали жилище Даннера — скромную приземистую глинобитную хижину. Посланник сначала осторожно заглянул внутрь, потом решился зайти. Самого Даннера он там не нашел; судя по всему, сейчас в хижине никто не жил. Впрочем, случайному наблюдателю большинство жилищ Пеших могли показаться необитаемыми. Дворфы не украшают свои дома безделушками. У них нет богатств и драгоценностей. В жилищах дворфов не встретишь уютных кресел или украшенных резьбой кроватей с бархатными балдахинами. Не найдешь там и комодов с бельем или шкафов, заполненных посудой.

Жилища Пеших обставлены столь же скромно, как и шатры их кочующих соплеменников. Скарб любого дома в Городе Пеших можно за считанные минуты связать и погрузить на лошадь. Но поскольку многие жители этого города ограничены стенами своей хижины и лишены возможности ходить, не говоря уже о передвижении верхом, такой кочевой облик накладывает на их оседлые жилища отпечаток глубокой тоски. Эти дворфы знают: им никуда не двинуться до тех пор, пока они не оставят свои покалеченные тела и не войдут в тело волка, чтобы вечно бродить по зеленым равнинам. Как все они ждут этой минуты!

Обстановку жилища Даннера составляли: несколько одеял, расстеленных на куче соломы, миска, чашка, ложка и кувшин, а также искусно сплетенная циновка для сидения. Единственным, что отличало его хижину от хижин других Пеших, была большая стопка книг в углу, а также тонкий пергамент и чернила. Листы пергамента лежали под книгами, защищенные от скручивания и пыли. Стены хижины были голыми. Единственный стул был на колесиках. Скорее всего, Даннер им не пользовался, поскольку стул покрывал густой слой пыли.

Прибывший Владыка спросил соседку Даннера, не уезжал ли тот из города. Женщина лишь пожала плечами. Она не знала и не желала знать, где Даннер. Ей хватало своих забот, чтобы взваливать себе на плечи еще и соседские.

— Тогда подскажите, где я смогу найти Камень Владычества? — спросил Владыка. — Я спрашиваю не из любопытства, а по настоятельной необходимости.

Женщина угрюмо поглядела на него.

— Ни про какой такой «владычествующий камень» я не слыхала. Но вообще-то есть тут какой-то камень. Даннер привез его из вашего королевства и все с ним возился. Если ты его ищешь, то это неподалеку, вон в том шатре.

Женщина презрительно усмехнулась и, хромая, побрела прочь. Владыка еще какое-то время стоял неподвижно, не в силах оправиться от услышанного. Священный и драгоценный Камень Владычества эти дикари называют «какой-то камень»!

Посланник короля Хельмоса побрел к шатру, где хранился «владычествующий камень». Положение складывалось довольно щекотливое. По закону Даннер являлся официальным хранителем камня, и на возвращение принадлежащей дворфам части Камня Владычества в Виннингэль требовалось его разрешение. Но Даннер мог сейчас находиться далеко отсюда, за сотни, а то и тысячи миль от Города Пеших. Королевский посланник рисковал потратить годы на поиски дворфа.

Но главное, он нашел Камень Владычества. Несомненно, Даннер поручил кому-нибудь охранять это сокровище в свое отсутствие. Королевский посланник решил: если он получит разрешение стража, то сможет на законном основании забрать Камень Владычества и без согласия Даннера. Он с облегчением подумал, что камень может находиться в руках другого дворфа, не запятнавшего себя дружбой с Владыкой Пустоты.

Владыка дотронулся до своего кулона и помолился богам, прося их благословить порученное ему дело. Появившиеся магические доспехи приятно холодили тело, словно вода в жаркий день. Посланник не собирался устрашать стражей своим видом, однако рассчитывал произвести на них надлежащее впечатление и тем самым показать им всю важность и неотложность порученного ему дела. Вход в шатер был рассчитан на рост дворфов. Владыка нагнулся, замер в тени и всмотрелся в глубь шатра.

Вот он — Камень Владычества. Бриллиант сверкал, лежа на деревянном ящике, накрытом конской попоной. Попона была тонкого плетения и изумительно красива, но все же она оставалась конской попоной. Вокруг камня посланник не увидел никаких стражей. Единственными, кого он застал в шатре, было шестеро или семеро туземных ребятишек. Возможно, ему показалось, а возможно, эти дети действительно играли со священным Камнем Владычества!

Пока королевский посланник молча наблюдал не в силах вымолвить ни слова, девочка с высохшей рукой сняла Камень Владычества с попоны. Оказалось, что камень прикреплен к ремешку, сплетенному из конского волоса. Девочка повесила Камень Владычества себе на шею.

Остальные дети поклонились ей и протянули руки, словно прикосновение к ней сулило удачу. Насколько показалось Владыке, дети очень серьезно относились к своей игре. Они не хихикали и не насмехались над камнем. Но ведь Камень Владычества не был и не мог быть игрушкой!

Теперь ничто не препятствовало Владыке забрать камень у дворфов. Пока дворфы не убедят Совет, что впредь они будут относиться к камню с надлежащим почетом и уважением, есть все основания не возвращать им камень.

Королевский посланник вышел из тени и оказался на пятачке солнечного света, лившегося сквозь отверстие в крыше шатра.

— Что все это значит? — суровым голосом спросил он на языке дворфов.

Дети немало изумились, услышав незнакомый голос и увидев человека в серебристых доспехах, которому приходилось стоять с наклоненной головой и опущенными плечами, иначе его шлем мог проткнуть парусину шатра. Однако они ничуть не испугались. Наоборот, дети проявили твердость. Они с подозрением глядели на незнакомца. Четверо ребят встали между Владыкой и девочкой. Посланник, решивший, что это — часть игры, рассердился.

— Отдайте его мне! — приказал он детям. — Камень Владычества — не игрушка. Это священный предмет, дарованный нам богами.

— Кто ты, человек? — спросила девочка, на шее которой висел камень.

Дворфы с их низкими, грубыми голосами посчитали бы ее голосок детским, но для человеческих ушей он звучал, как голос взрослого человека.

— И кто тебе дал право входить в наш священный храм?

— Храм, — пробормотал Владыка.

Ему как-то не пришло в голову, что шатер может служить храмом, а деревянный ящик и конская попона — отвечать представлениям дворфов об алтаре.

Если это так, то он допустил серьезную ошибку. Тогда правыми оказывались эти дети, а не он. Ведь он вошел в их «храм» без разрешения и не представился, что должен был бы сделать настоящий рыцарь.

— Меня зовут Грегор, — сказал он. — Я — один из Владык и прибыл сюда из Виннингэля. Я служу королю Хельмосу. Прошу меня простить за грубость. Однако меня глубоко оскорбило, что Камень Владычества служит вам игрушкой.

— Нас бы это тоже оскорбило, — серьезно ответила девочка. — Но тебе незачем беспокоиться. Мы являемся Стражами Камня Владычества и никому не позволим играть с ним.

Стражи! Владыка Грегор ошеломленно глядел на детей. Такие малыши — и охраняют камень! Даннеру придется серьезно ответить за это, и увильнуть дворфу не удастся. Грегор заставит его отправиться вместе с ним и предстать перед Советом.

— Я не имел намерений оскорбить вас, но вы — еще дети. А детям непозволительно охранять Камень Владычества. Тем более — вешать его на шею, словно какую-то побрякушку, — добавил Владыка Грегор, указав на ремешок.

— Это не побрякушка! — с вызовом произнесла девочка.

— Этот камень пролежал здесь много лун, — сказал один из мальчиков.

Грегору показалось, что мальчишка готов по-настоящему защищать камень.

— Камень просто валялся, — продолжал мальчик. — Никто сюда не приходил и не оказывал камню почестей. Он был забыт и заброшен.

«Как и сами эти дети, — подумал Владыка Грегор. — Все они — явно сироты. Забыты своими родителями, заброшены теми, кто должен был бы о них заботиться».

— Однажды мы пришли сюда и увидели камень, — стала рассказывать девочка. — Он ярко сиял на солнце, и от него расходились пляшущие радуги. Такой красоты мы еще никогда не видели.

— Мы стерли с камня пыль, подмели пол и с тех пор следим, чтобы в храме было чисто и опрятно, — сказал другой мальчик.

— Каждый день один из нас надевает камень так, чтобы он висел у сердца, — пояснила девочка, приложив к груди руку. — Этим мы выказываем камню уважение и говорим ему, что он здесь дома. Сегодня моя очередь.

Владыка Грегор опустился на одно колено. Отчасти он сделал это, поскольку устал стоять с опущенной головой, но главное — он почувствовал, что туземные дети достойны уважения.

— Я смиреннейше прошу меня простить, — произнес он. — Не зная вашего ритуала, я слишком поспешно осудил его. Примите мои извинения, Стражи Камня Владычества.

— Мы принимаем их, Владыка Грегор, — ответила девочка с такой необычайной серьезностью, которая могла бы понравиться и самому королю Хельмосу. — А теперь расскажи нам, зачем ты явился в Город Пеших?

— Я разыскивал Владыку Даннера. Он в свое время принял часть Камня Владычества из рук моего короля и пообещал хранить его на благо вашего народа. Принимая камень, Владыка Даннер поклялся, что, если моему королю понадобится ваша часть камня, чтобы победить в войне, дворфы ее вернут. Поверьте, мой король сильно нуждается в вашей части камня. Он послал меня и попросил вернуть ее, исполнив клятву. Я надеялся говорить об этом с Владыкой Даннером.

Дети начали переглядываться. Потом, похоже, они о чем-то молча договорились.

— Мы знаем Владыку Даннера, — сказала девочка. — Кроме нас, он единственный, кто приходит сюда выказать уважение камню. Но мы не знаем, где он сейчас.

— Если бы он знал, что ты приедешь, — добавил мальчик, — то встретился бы с тобой здесь.

— Я не уведомлял его, — сказал Владыка Грегор, все более и более чувствуя, что разговаривает с этими детьми совсем не так и лишь усложняет себе дело. — Я спешил. Нашему королевству грозит большая беда.

— Кто начал эту войну? — спросила девочка.

Владыка Грегор, насколько было в его силах, постарался ответить на вопрос девочки. Он рассказал, как принц Дагнарус подпал под власть зла, как вопреки всем законам решил стать королем.

— Так это война между двумя братьями? — спросила девочка, пытаясь лучше понять слова посланника.

— Да, ты права, — подтвердил Владыка Грегор.

— Мой отец — предводитель клана, — сообщила девочка. — Если бы вдруг он начал воевать с моим дядей, люди послали бы нам свою часть Камня Владычества, чтобы помочь одному из братьев победить другого?

— Видишь ли... я...

Владыке Грегору не хотелось лгать. Сама мысль, конечно же, была смехотворной. Он безуспешно пытался объяснить этим детям, что семейная вражда дворфов значительно отличалась бы от войны короля Виннингэля со своим демоническим братом.

— И как бы люди узнали, кто из братьев прав? — спросил другой мальчик. — А вдруг предводитель клана — плохой правитель, и его брат будет править лучше? Быть может, брат заслуживает того, чтобы стать предводителем. А вы, люди, ничего бы об этом не знали и могли бы послать камень совсем не тому брату.

— Люди вообще не послали бы нам своего камня, — сказал третий мальчик, испытующе глядя на Владыку Грегора. — Правда?

— Видите ли, существует большая разница, — вновь попытался объяснить Грегор. — Виннингэль — громадное королевство, самое могущественное среди всех остальных. События в Виннингэле обязательно коснутся всех, включая и дворфов. Но то, что происходит в одном из ваших кланов, это... это... не настолько важно, — кое-как закончил он.

— Для нас важно, — возразила девочка. — Для тех, кто живет в клане, он — их королевство, самая большая и могущественная сила в их мире. А Виннингэль, о котором ты говоришь, — он очень далеко от нас.

— И, как один клан не станет вмешиваться в дела другого, — сказал первый мальчик, — так и мы, дворфы, не станем вмешиваться в дела людей.

— Нашу часть Камня Владычества мы оставим у себя, — подытожила девочка. — Здесь она находится под защитой, и мы выказываем ей наше уважение.

Сняв камень с шеи, девочка с большим почтением вернула его на конскую попону. Дети окружили камень и поклонились ему. Затем, став вокруг камня, они повернули головы и пристально посмотрели на Владыку Грегора.

Он мог бы завладеть камнем. Снять с так называемого алтаря, взять силой. Дети не сумели бы оказать ему серьезного сопротивления, хотя наверняка попытались бы отстоять камень. Значит, у него не было бы иного выбора, как причинить им вред.

Но если бы он решился на это, размышлял Владыка Грегор, камень перестал бы отбрасывать пляшущие радуги. Его сияние померкло бы. Становясь Владыкой, Грегор поклялся защищать слабых и невиновных, в том числе и таких ребятишек. Конечно, он мог бы привести свои доводы: как-никак дворфы нарушили клятву и потому лишились прав на обладание камнем. Однако королевский посланник чувствовал, что боги не примут его доводов. Будь здесь Владыка Даннер, все было бы по-иному. Даннер приносил клятву и должен был бы нести ответственность за ее нарушение. Но Даннера здесь не было, а красть камень у детей Владыке не пристало.

Грегор мучительно раздумывал, как поступить. Наконец он решил, что единственно правильным будет незамедлительно вернуться в Виннингэль, рассказать об увиденном и попросить совета. Если король Хельмос потребует силой отобрать принадлежащую дворфам часть Камня Владычества, Владыка Грегор исполнит приказ. Но только в том случае, если приказ будет исходить от короля и другие Владыки его поддержат.

Грегор сомневался, что король отдаст такой приказ.

Поклонившись детям и Камню Владычества, Владыка Грегор покинул храм.

Дети простились с камнем, пообещав вернуться завтра, и тоже ушли из храма, чтобы и дальше влачить жалкое существование. Существование, которое каждый день совсем ненадолго расцвечивалось пляшущими радугами.

Владыка Грегор уже давно вошел в Портал и возвращался в Виннингэль. В Городе Пеших наступила ночь. И только тогда в шатре появился Даннер. Внутри было так же темно, как и снаружи. Но ему казалось, что от Камня Владычества исходит слабое сияние. Возможно, он хотел, чтобы камень сиял, а возможно — камень действительно светился внутренним светом. Даннер так и не мог решить, что же происходит на самом деле.

Он опустился перед камнем на колени, но сегодня не коснулся камня, как иногда делал, наслаждаясь теплом, проникающим в тело и возвышающим дух. Даннер пришел проститься, ибо знал, что больше не увидит Камень Владычества. Он нарушил клятву и тайком, молча подглядывал за происходящим в шатре. Он знал, что его накажут за клятвопреступление. Но это его, Даннера, проклятие, и он отведет его как можно дальше от камня.

Как можно дальше от камня и его стражей.

Даннер ушел из города пешком, держа путь к пустынным равнинам.

Верхом он не поехал, поскольку был одним из Пеших.

Глава 2 Хранители Времени

К северу от Виннингэля, на заоблачной вершине Драконьей Горы, стоял монастырь Хранителей Времени. По карте путь от Виннингэля до монастыря казался не таким уж и далеким, но на самом деле путешествие занимало многие дни. Туда вела узкая тропа, по которой едва мог пройти ослик, но и она была извилистой и мучительно трудной. Тропа делала нескончаемые зигзаги по склону горы, напоминая старую ленивую змею, греющуюся на солнце.

Монастырь представлял собой внушительное строение, сложенное из массивных гранитных глыб, так что стены казались продолжением самой горы. Монастырь этот был очень древним, а его происхождение окутано тайной. Даже сами Хранители не знали, кто и когда построил их обитель. Легенда повествует, что когда в самом начале времен они пришли на вершину Драконьей Горы, монастырь уже стоял там.

Хранители были убеждены, что монастырь построили Древние — раса, населявшая Лерем задолго до появления людей, эльфов, орков и дворфов. Раса эта, скорее всего, уже полностью вымерла, но успела оставить впечатляющие и завораживающие следы своего существования. Возможно, монастырь был наиболее внушительным из всего, что построили Древние. Правда, некоторые утверждали, что это они изменили течение реки Хаммеркло, прорезали скалы и создали семь водопадов, впоследствии окруживших Виннингэльский дворец.

Росписи необычайной красоты, которые часто встречались в самых неожиданных местах — на склоне отвесной скалы или на потолке грота, — также считались творениями Древних. Но почему же народ, способный возводить столь величественные строения, как громадный монастырь, создавший рукотворные чудеса вроде водопадов и оставивший удивительные росписи, бесследно исчез? Этого никто не знал. О Древних ходило немало легенд, и в каждой говорилось, что они были необычайно рослые — выше орков. При этом их тела превосходили своим изяществом тела эльфов. Красотой Древние затмевали самых красивых людей, а в искусстве верховой езды оставляли далеко позади дворфов. Именно у дворфов существует легенда, повествующая о том, как Древние поймали и приручили первых диких лошадей.

Однажды корабль орков, сбившийся из-за бури с курса, вынесло на берег неведомой земли, и там, по словам орков, они повстречали Древних. Древние оказались низкорослыми, морщинистыми, пугливыми человечками, жившими в слепленных из глины хижинах. Большинство слышавших эту историю отказывались в нее верить — орки слыли отъявленными лжецами. Кое-кто считал, что орков вынесло к землям дворфов, и неудивительно, что те показались оркам маленькими и морщинистыми, ведь экипаж корабля неделями питался исключительно дурманящим чагу!

Архитектура монастыря отличалась простотой: высокие прямоугольные колонны, гладкие стены, просторные помещения, открытые солнце и ветру, дождю и снегу. Многочисленные окна не имели стекол. На дверях не было железных засовов от непрошеных гостей, а в стенах — бойниц. Монастырь был средоточием мира, покоя и безмятежности, а не крепостью. Если бы какой-нибудь армии вздумалось захватить монастырь, то те, кому посчастливилось бы не скатиться по пути в пропасть и достичь вершины, были бы настолько истощены подъемом, что ни о каком вторжении не могло быть и речи. Полумертвые солдаты рухнули бы на землю, умирая от усталости и нехватки воздуха.

Монастырь практически не зависел от внешнего мира. Монахи питались тем, что выращивали на своих огородах, и приношениями паломников, отваживавшихся на изнурительное путешествие в горы, чтобы получить мудрый совет. Они не пили ничего, кроме воды из горных источников, вкус которой, как говорили, превосходил вкус лучших вин. Помимо воды монахи пили особый чай, произраставший только здесь. Этот чай не только продлевал их жизнь, но и предохранял их тела от разложения после смерти. Последнее было особенно важным, ибо на коже каждого монаха запечатлевались события эпохи, в которую он жил. Тела умерших монахов сохранялись в определенном порядке наподобие книг в Королевской библиотеке. Прогулка к монастырским гробницам — только их называли здесь не гробницами, а Каталогом — была прогулкой в прошлое.

Хотя паломники совершали утомительное восхождение на вершину, рассчитывая получить совет, монахи никогда не давали советов. Никому они не говорили, что нужно поступить тем или иным образом. Они не владели искусством предсказания и не могли заглядывать в будущее. Однако им было доступно все прошлое, и потому они многое знали о движении сердец и умов людей. И не только людей — монахи знали прошлое эльфов, орков и дворфов. Приходящим к ним за советом монахи рассказывали, что некто сталкивался с подобной проблемой, например, лет семьдесят назад и решал ее таким-то способом или убеждался в ее неразрешимости; но при этом другой человек тридцать лет назад столкнулся с чем-то похожим и вышел из затруднительного положения, используя другой способ. Поскольку большинство людей убеждены, что таких сложностей и затруднений, как у них, никогда и ни у кого не бывало, слова монахов воспринимались без должного внимания и не считались особо полезными. По этой причине, а также из-за трудностей пути число паломников всегда было небольшим.

Самим монахам приходилось постоянно совершать путешествия вниз и обратно. Они ездили на выносливых и крепких осликах, которые не отличались быстротой передвижения, зато были исключительно надежны и всегда без приключений доставляли седока к месту назначения. Когда монахи отправлялись во внешний мир записывать происходящие события, их сопровождали телохранители.

Телохранители принадлежали к племени людей, называемых омара. Они давно жили в горах, поклонялись монахам и почитали их. Для человека этого племени не было большей чести, чем оказаться одним из немногих, избранных монахами для путешествия во внешний мир, и взять на себя ответственность за охрану странствующего монаха и при его жизни, и после смерти, если таковая наступит в пути. Если монах умирал в пути, священной обязанностью его телохранителей было доставить тело в монастырь, где ему предстояло занять надлежащее место в Каталоге. Люди племени омара были такими же рослыми и сильными, как орки. Если бы было возможно скрещение рас, это племя вполне посчитали бы потомками орков и людей.

Телохранителями становились самые высокие и сильные мужчины и женщины племени омара. Каждый из них проводил на службе десять лет, начиная с двадцатилетнего возраста, затем оставлял службу. Телохранителям жаловали участок земли, небольшое стадо овец или коз и дом. Они пользовались неизменным уважением соплеменников. Их приглашали на совет племени. Нередко бывшие телохранители становились вождями племени.

Процессия, спускавшаяся с гор, представляла собой удивительное зрелище. Восседая на послушном ослике, ехал маленький щуплый монах. Его кожа, ставшая ярко-коричневой от чая, была испещрена татуировкой — записью событий. Монаха окружали несколько здоровенных мужчин и женщин ростом не ниже семи футов, облаченных в кожаные доспехи и вооруженных толстыми копьями размером с молодые дубки.

Личности монахов считались священными. Всякий, кто дерзнул бы напасть на монаха или его телохранителей, был бы проклят не только богами, но и Пустотой. Монастырь управлялся пятью драконами, которые редко показывались на глаза. Любой человек или сообщество, любой город или селение, повинные в безвременной смерти монаха, рисковали познать страшную месть пяти драконов.

Монахи настолько глубоко знали прошлое и понимали взаимосвязь событий, что были способны безошибочно предсказывать грядущие события, отчего некоторым казалось, будто они умеют заглядывать в будущее. Всякий раз накануне важных событий в том месте появлялся кто-то из монахов, дабы их записать. Иногда монахи прибывали туда, где, казалось бы, ничего значительного не происходило. И только потом люди понимали, что то или иное событие явилось поворотным.

Почти год прошел с тех пор, как Дагнарус стал Владыкой Пустоты, о чем в монастыре были сделаны соответствующие записи. Почти полгода назад Хельмос отправил трех Владык с просьбой вернуть части Камня Владычества, принадлежащие эльфам, оркам и дворфам. Орки и дворфы наотрез отказались возвращать их части. Эльфы все еще пребывали в молитвах, делали подношения и играли в иные игры с умилостивлением богов, однако Хельмос прекрасно понимал, что и они не отдадут свою часть Камня Владычества.

Теперь четверо монахов, возглавлявших Орден Хранителей Знания, призвали к себе одну престарелую монахиню. На самом деле монахов, возглавлявших Орден, было пятеро, но пятый появлялся исключительно редко и только в тех случаях, когда мир стоял перед угрозой серьезной беды. Четверо терпеливо ожидали прибытия на эту встречу пятого. Но он все не появлялся. Они еще на некоторое время отложили начало встречи, постоянно поглядывая на пустой пятый стул и надеясь. Однако он так и не появился, что и было засвидетельствовано на руке монахини, приглашенной на эту высокую встречу.

Монахиню звали Табита. То была подвижная старуха ста восьмидесяти лет от роду. Как и все монахи, она была из расы людей. Хотя монастырь не накладывал никаких ограничений на происхождение и здесь с готовностью принимали любого, кто имел серьезные намерения посвятить свою жизнь записи исторических событий, монахов из других рас было совсем немного. Все расы, даже те, кто с предубеждением относился к людям, уважали монахов и выказывали им свое громадное почтение. Однако эльфы обнаружили, что чай, продлевающий жизнь людей, сокращает жизнь эльфов чуть ли не на двести лет. Дворфы, хотя им и нравилось странствовать по свету, не были настроены записывать события. Орки, привыкшие уповать на всевозможные знамения, не отличались свойственным историку бесстрастием. И потому большинство монахов составляли люди.

Табита почти достигла конца отпущенного ей срока жизни. Она была самой старшей среди нынешних монахов и пользовалась наибольшим уважением. Ее тело покрывала татуировка с записью всех важных событий, происходивших у нее на глазах. Среди этих событий было рождение короля Тамароса, записанное на голени левой ноги Табиты. Татуировка покрывала все ее тело и даже лицо, настолько испещренное морщинами, что большинство записей на нем прочесть было почти невозможно. Но после смерти ее кожа должна была натянуться и стать гладкой благодаря чаю, предохранявшему тело от разложения.

Самая макушка бритой головы Табиты была еще чиста, как голова младенца. На макушке монахи записывали наиболее важные события, свидетелями которых им довелось быть. Пока такого события в жизни Табиты еще не произошло. Монахи помоложе шептались, что только когда макушка головы покроется записью, монахиня посчитает труд своей жизни законченным и сможет спокойно умереть.

Быть может, подобные разговоры дошли до глав Ордена, а может, верховные монахи предполагали, что развитие событий примет именно такой, чрезвычайно серьезный оборот, и ждали момента, чтобы отправить Табиту для записи.

— Табита, — обратился к ней Огонь, ибо каждый глава был известен только под именем стихии, которой служил.

Огонь был облачен в оранжево-красные одеяния.

— Настало время отправляться в Виннингэль, — сказал он.

Табита по очереди склонила бритую голову перед каждым из четверых, не забыв оказать почести и отсутствовавшему пятому. Она ждала, что ее призовут.

— Я отправлюсь туда немедленно, достопочтенный Огонь. Благодарю за честь, — добавила она.

Табита не отличалась высоким ростом, а чай и значительный возраст сделали ее еще ниже. Стоя перед четырьмя верховными монахами, хрупкая, щупленькая и высохшая монахиня больше напоминала куклу из кукурузных листьев. Одежда Табиты была самой простой — длинный кусок материи, обернутый вокруг тела, — и чем-то напоминала саван. Монахи этого монастыря никогда не надевали плащей или более теплых одежд, какой бы холодной и суровой ни была погода. Чай давал телу необходимое тепло.

— Армия Дагнаруса уже находится на марше, — сказал Воздух, чьи одежды были небесно-голубого цвета. — И это большая армия, состоящая из эльфов и людей, среди которых есть и свирепые дикие воины из племени тревинисов. Из-за величины армии она движется медленно. Тебе должно хватить времени, чтобы добраться до Виннингэля раньше их.

— Ворота Виннингэля закрыты и охраняются, — добавила Вода, одежды которой были зелеными. — Порталы запечатаны, чтобы ни один чужеземец не проник в город. Поскольку другие расы отказались вернуть свои части Камня Владычества, король Хельмос утратил доверие к своим бывшим союзникам и более не стал просить их о помощи. Нынче в Виннингэле никому не дозволяется путешествовать через Порталы, поскольку король опасается, что эльфы, дворфы или орки могут захватить таких людей и выдать их Дагнарусу.

— Окрестные крестьяне побросали свои дома и бежали под защиту городских стен, — сообщила Земля, одетая в коричневое. — Но король Хельмос ждет твоего прибытия, и когда ты и твои телохранители достигнете ворот Виннингэля, их непременно откроют.

Четверо монахов и Табита посмотрели на пустующий стул, словно надеясь увидеть на нем пятого, однако стул оставался пустым. Табита поклонилась каждому из четырех, показывая, что понимает и принимает сообщенные ими сведения.

— Возможно, ты окажешься в гуще ужасающей битвы, какой еще не знал Лерем, — угрюмо произнес Огонь. — Я не хочу преуменьшать грозящей тебе опасности.

— Я понимаю, — спокойно ответила Табита. — Я готова к этому. Если богам будет угодно, у меня, прежде чем умереть, хватит времени записать происходящее.

— В провожатые мы выбрали самых лучших и сильных людей племени омара. Обе армии пообещали беспрепятственно пропустить вас, но неизвестно, что может приключиться в хаосе войны.

— И это мне понятно, — сказала Табита. — Честно говоря, я очень устала от жизни и была бы рада занять свое место в Каталоге.

— Да пребудет благословение богов с тобою, — разом проговорили все четверо и поклонились Табите, которая, в свою очередь, тоже поклонилась им.

Лязг металла и громкий тяжелый топот свидетельствовали о том, что телохранители из племени омара уже собрались на монастырском дворе и готовились отправиться в путь. Табите не требовалось собирать вещи, ибо у монахини не было личного имущества. Когда монахи путешествуют, они не заботятся о пропитании и ночлеге. Эти заботы ложатся на плечи телохранителей и тех людей, кого они повстречают по пути.

Простившись с четырьмя монахами, Табита направилась к стойлу, чтобы выбрать ослика. Ей особенно нравился один — смирный серый ослик, и Табита надеялась, что никто из монахов не отправился в путь на ее любимце.

Монахиня оказалась в проходе, отделявшем здание монастыря от конюшен. Там постоянно царил сумрак. Свет загораживала вершина горы, нависавшая над монастырем, а также сам монастырь. Сюда не попадал ни один солнечный луч. Снег, выпадавший зимой, лежал здесь даже летом, когда в монастырских садах цвели под солнцем цветы.

Табита дошла до конца прохода. Впереди уже виднелись стойла, когда дорогу ей преградила тень. Старуха подняла голову.

Перед ней стоял монах. Он был высок и сухощав. В отличие от других он был полностью закутан в черное; черная ткань скрывала даже его руки. Табита не увидела его лица, только глаза, внимательно смотревшие на нее из темноты и вместе с тем казавшиеся частью темноты. Табита не сразу поняла, что это глаза, приняв их сначала просто за часть общего узора темноты.

В монастырь она попала в десятилетнем возрасте и за все сто семьдесят лет, проведенных здесь, ни разу не видела пятого монаха. Однако Табита сразу поняла, кто перед нею, и потому глубоко и почтительно поклонилась.

Пятый монах не произнес ни слова, которое, впрочем, все равно заглохло бы в плотной черной ткани, скрывавшей нижнюю часть его лица. Протянув закутанную в черное руку, он опустил ее на бритую голову Табиты.

Даже для тела, кровь которого согревал чудодейственный чай, прикосновение этой руки оказалось холодным. У Табиты поползли мурашки по коже, она вздрогнула. Монахиня стояла со склоненной головой, не решаясь ее поднять. Потом монах убрал руку. Табита простояла, не подымая головы, еще какое-то время. Только когда тень исчезла и впереди, в самом конце прохода, вновь появился солнечный свет, монахиня поняла, что осталась одна.

Итак, она получила благословение пятого монаха. Пустота коснулась ее. Глубоко взволнованная и исполненная благоговения, Табита подошла к стойлу. К ее великой радости, служителям уже сообщили, на каком из осликов монахиня предпочла бы отправиться в путь. Серый любимец Табиты был оседлан и терпеливо ждал.

Армия Дагнаруса, Владыки Пустоты, двигалась к Виннингэлю. Общая численность армии составляла тридцать тысяч солдат. В это число входили воины Дункарги под командованием их короля, дяди Дагнаруса, и эльфы, которыми командовал генерал, присланный Защитником. Сюда же входили воины тревинисов, всегда готовые сражаться, не важно во имя чего и на чьей стороне. Однако сейчас тревинисы рассчитывали утвердить свои права на спорные земли. Определенную часть войска составляли наемники, привлеченные под знамя Дагнаруса деньгами и обещанием богатой добычи.

Наемников вел Шакур — командир настолько суровый и беспощадный, что любой, даже самый беспринципный наемник, воевавший лишь из любви к золоту и обращавший мало внимания на приказы, способный с одинаковой легкостью салютовать командиру и тут же нанести ему удар в спину, — даже это отребье вытягивалось и почтительно склоняло головы при появлении врикиля.

Армия почти год простояла лагерем на обширных, покрытых густой травой равнинах, что начинались сразу за городом Далон-Рен на восточной границе Дункарги. Дагнарус и не собирался скрывать мощь своей армии; наоборот, он выставлял ее напоказ, хорошо зная, насколько важно сломить дух врага. Знал принц и о том, что шпионы Хельмоса следят за ним, и был даже рад их появлению. Пусть потом вернутся и красочно опишут королю, какая сила угрожает Виннингэлю. Пусть жители города пребывают в постоянной тревоге, грызущей их сердца. Пусть купцы перестанут приезжать в Виннингэль. Торговля придет в упадок, а с нею и все остальное хозяйство. Пусть столица ослабнет изнутри — тогда ее будет легче захватить.

Дагнарус намеренно откладывал поход на Виннингэль. Когда ему удалось ускользнуть от Мабретона, все с минуты на минуту ожидали, что он вернется и осадит город. Дагнарус самодовольно усмехался, предоставляя защитникам Виннингэля потеть от напряжения, стоя на башнях и вглядываясь вдаль. Сам он в это время неспешно муштровал свою армию. Как-то раз он действительно объявил сбор, приказал собрать все необходимое и нагрузить повозки. Казалось, еще немного, и армия двинется на Виннингэль. Шпионы принца доносили, что слухи о приближающейся армии достигли столицы и жители спешно запасают провизию, готовясь к осаде. Дагнарус узнал, что крестьяне побросали поля неубранными, а на городских стенах полно солдат. В последний момент он сообщил войскам, что то была проверка их готовности. На следующее утро солдаты, как обычно, занимались на поле шагистикой.

Подобный трюк принц проделал еще дважды. Поначалу это развлекло солдат, но теперь они начали потихоньку сетовать и злиться. Дагнарус был не в состоянии дальше сдерживать их пыл, да этого ему теперь и не требовалось. Он знал то, что знали все: так называемые союзники Виннингэля отказались вернуть их части Камня Владычества.

Город был вынужден рассчитывать только на свои силы и со страхом всматриваться в западную часть горизонта. Постепенно страх сменится усталостью, а та — отчаянием. Еще бы: осажденный город, а враг находится в... сотне миль от него.

К концу лета, когда с полей убрали урожай и войска принца могли раздобыть в житницах и хранилищах все, что им требовалось, Дагнарус отдал приказ готовиться к походу. Все знали, что на этот раз никаких обманных маневров не будет.

— Мы ударим с двух сторон, — объявил принц своим генералам, собравшимся в его шатре, над которым реяло черное знамя. — Вот здесь и здесь, — ткнул он пальцем в карту, разложенную на большом столе.

Дагнарус был в своих черных блестящих доспехах, но без шлема. Командиры должны видеть его лицо, чувствовать его неотступную и яростную решимость. Рядом с принцем стояла Вэлура в доспехах и шлеме. Ее лицо видели немногие, и они потом сожалели об этом, поскольку ее прекрасный, но дьявольски отталкивающий облик преследовал их во сне. Вэлура всегда находилась при Дагнарусе, являясь его телохранителем.

Сильвит давно перестал быть камергером принца. Теперь он исполнял роль адъютанта Дагнаруса и его связного с отрядами эльфов. Он помогал сглаживать многочисленные мелкие трудности и преодолевать непонимание, неизбежное в отношениях между двумя расами. На этой встрече Сильвит исполнял обязанности переводчика.

В шатре присутствовал и Гарет. Он собрал под своим началом чародеев и колдунов, принявших Пустоту. Еще недавно презираемые и преследуемые окружающими, которые либо знали, либо догадывались, кто они есть на самом деле, эти бродячие маги нашли в армии Дагнаруса не только защиту от преследований. Здесь к их способностям отнеслись с уважением и щедро одарили. Хотя по возрасту Гарет был среди них самым молодым, по части знания магии Пустоты он считался старейшиной; ведь он изучал ее с детства, тогда как другие приступили к этому лишь в зрелые годы. Впервые в жизни все вокруг, включая и Дагнаруса, относились к Гарету с уважением.

— Часть наших сил нападет на город с севера. Наши противники ждут, что мы ударим отсюда, и мы не станем их разочаровывать. Основные силы их обороны также сосредоточены в северной части Виннингэля.

— А как же иначе, ваше высочество? Действительно, это единственное направление, откуда мы можем атаковать, — заявил генерал эльфов, даже не потрудившись скрыть свою презрительную усмешку. — С других сторон город защищают отвесные скалы и водопады. Маги наглухо закрыли Порталы, и через них нам никак не проникнуть. Но я категорически возражаю против расщепления наших сил! Нам понадобится каждый солдат. Когда нам придется пробивать брешь в обороне северной стены, мы, вероятно, пожалеем, что не располагаем вдвое большей армией.

— Я сказал: удар по двум направлениям, — уже жестче повторил Дагнарус. Холодные, темные глаза принца смотрели неподвижно. — Мы нанесем удар по северной стене. Пусть думают, что это — единственное направление нашего удара. Но настоящий удар обрушится на город вот отсюда.

Палец принца указал туда, где извилистой линией была помечена широкая и быстрая река Хаммеркло.

— Да вы с ума сошли! — презрительно воскликнул эльф, ничуть не убоявшись злобного взгляда Дагнаруса. — Уж не собираетесь ли вы заставить нас нырять в водопады? Прикажете захватывать город, разбившись насмерть о скалы, торчащие внизу? Или вы рассчитываете выпить реку? — насмешливо добавил генерал.

Офицеры подобострастно засмеялись шутке своего командира.

— Как раз это я и собираюсь сделать, — серьезным тоном ответил Дагнарус.

Он бросил взгляд на Гарета. Тот поклонился. Смех эльфов стих. Их лица помрачнели.

— Я не желаю связываться с магией Пустоты, — заявил генерал эльфов.

— А я и не стану просить вас об этом, — ответил Дагнарус. — Ваши войска вместе с отрядами Шакура ударят с севера, оттянут на себя силы противника и будут удерживать их.

Генерал продолжал придираться к замыслу принца и, наконец, покинул шатер, даже не сказав, будут ли он и его воины принимать участие в наступлении. Формально эльфы сражались не за Дагнаруса, а за Защитника, о чем они постоянно напоминали принцу. Дагнарус не раз подумывал о прочности союза с эльфами и заставлял Сильвита обсуждать с ними каждую мелочь.

Спустя несколько часов после встречи Сильвит вернулся в шатер Дагнаруса.

— Генерал Урул согласился с вашим замыслом, ваше высочество, — сообщил эльф. — Все его придирки были вызваны главным образом необходимостью спасти свое лицо перед подчиненными. Я сделал ему несколько незначительных уступок, от которых будет легко отказаться, если вы пожелаете. Он более не станет вам противиться.

— Пусть проваливается в Пустоту вместе со всеми эльфами, — пробормотал Дагнарус, выпивая бокал вина. — К тебе это, разумеется, не относится.

Сильвит поклонился и молча налил его высочеству очередной бокал.

За минувшие месяцы Дагнарус сильно пристрастился к вину. Возлияния начинались, едва он просыпался, и продолжались до той минуты, когда последний бокал кое-как погружал его в сон, который не брал трезвого принца. Все видели, что он не пьянел, сколько бы ни выпил, а пил он столько, что обычного человека это давно бы свело в могилу. Вино никогда не веселило Дагнаруса, никогда не пробуждало искру света в его потемневших глазах и не расцвечивало губы улыбкой. Похоже, принц даже перестал наслаждаться вкусом вина и просто залпом проглатывал бокал за бокалом.

Гарету часто думалось, что Дагнарус словно вливает вино в Пустоту. В ту самую Пустоту, которая стала Дагнарусом.

— Твои чародеи готовы? — спросил Дагнарус, опустошая бокал и протягивая руку, чтобы наполнить его снова.

— Да, ваше высочество, — ответил Гарет, с трудом удержавшись от того, чтобы сделать Дагнарусу замечание насчет пьянства. Но, к сожалению, он знал: любые его возражения против чрезмерных возлияний принца принесут больше вреда, нежели пользы. В прошлом подобные возражения либо вызывали гневную тираду со стороны Дагнаруса, либо принц замыкался и вообще не желал говорить. — Должен сказать, ваше высочество, что колдовство такой силы, насколько мне известно, еще никогда не совершалось. Я не представляю себе ни его последствий, ни того, чем оно может обернуться в будущем. Каждый маг будет вынужден вложить в него все свои силы без остатка. После совершения колдовства мы настолько ослабнем, что очень долго не будем способны ни на какие магические действия. Возможно, кому-то из нас это будет стоит жизни.

— Возможно, это будет стоить жизни нам всем, — возразил Дагнарус. — Если ты до сих пор не понял, в этом и состоит риск войны.

Принц вскинул голову. В глазах вспыхнул огонек, который не удавалось зажечь даже вину.

— Неужели твои драгоценные колдуны — просто шайка трусов?

Гарет вздохнул.

— Я только хотел поставить вас в известность. Если вы прикажете нам совершить это немыслимое колдовство, то в дальнейшем мы можем оказаться для вас совершенно бесполезными.

— После того как вы произнесете все свои заклинания, совершите это колдовство и оно окажется действенным, — Дагнарус сделал особый упор на последнем слове, — все твои маги и чародеи могут отправляться в Пустоту. Победа достанется мне.

Гарет знал, что вторая его просьба будет и вовсе бесполезной; он только рискует вызвать у Дагнаруса новую вспышку гнева. Но он пообещал себе ради Хельмоса хотя бы попытаться заговорить с принцем об этом.

— Ваше высочество, осмелюсь заметить, что следовало бы предупредить вашего брата о том, что мы намереваемся сделать, предоставив ему возможность сдать город. Вы спасете тысячи жизней.

Дагнарус засмеялся. В его пьяном смехе не было ни проблеска веселья. Смех принца был резким, отрывистым и давил на уши. Куда легче было бы снести его гнев, чем слышать этот дьявольский смех.

— Ты и впрямь думаешь, что мой любезный братец сдастся мне? Уступит трон «демону Пустоты»? Какой же ты дурень, Меченый! Неудивительно, что я держу тебя при себе. Ты — единственный, кто еще способен меня развлекать. Надо было сделать тебя шутом, а не мальчиком для битья.

Гарет поклонился и вышел из шатра. Он был настолько сердит, что не решился продолжать разговор. Гарет прекрасно понимал, что Дагнарус прав. Хельмос никогда не сдастся. Почтенный Маг не знал, кто из братьев злит его больше: Дагнарус, говорящий правду, или Хельмос, отказывающийся ее видеть.

В ту ночь, накануне выступления армии, Гарет лежал на своей койке, слушая, как Дагнарус и Вэлура переговариваются вполголоса. Они строили планы правления Виннингэлем: король Дагнарус и королева Вэлура.

Наконец голос Дагнаруса умолк. Гарет знал, какую картину он застанет в шатре принца, если вдруг туда заглянет, и она отнюдь не способствовала его душевному покою. Он увидит женщину-врикиля, облаченную в черные блестящие доспехи, которая стоит над постелью своего любимого и охраняет его хмельной беспокойный сон.

Капитан Аргот разыскал Хельмоса в башенной комнате, которая некогда была любимым местом короля Тамароса, а теперь стала прибежищем для его сына.

— Ваше величество, армия Владыки Пустоты наконец выступила в поход.

— Вы в этом уверены? — поднял голову Хельмос.

Сейчас он здорово напоминал отца, сидевшего в окружении книг и пергаментов. За несколько прошедших месяцев Хельмос сильно постарел и в свои тридцать с небольшим выглядел почти так же, как Тамарос в его восемьдесят.

— Да, ваше величество.

Хельмос слабо улыбнулся.

— Я мог бы сказать, что даже рад этому известию, хотя грех радоваться войне, неизбежно несущей смерть и разрушения. Тем не менее, — он глубоко вздохнул, — я буду действительно рад, когда все это кончится. Необходимо созвать остальных Владык.

— Я уже взял на себя такую смелость, ваше величество.

— Мы встретимся сегодня вечером и примем окончательные решения. Каков боевой порядок войск принца?

— Вот здесь-то я и замечаю некоторую странность, ваше величество, — сказал Аргот.

Он подал знак своему офицеру, который вышел вперед и, получив одобрительный кивок короля, освободил пространство стола от книг и разложил на нем карту.

— Согласно донесениям, основное ядро его сил, включая и армию эльфов, движется, как и ожидалось, по Виннингэльской дороге, намереваясь нанести удар по городу с севера. Это ядро возглавляет врикиль, в прошлом — дезертир из рядов нашей армии, превратившийся затем в безжалостного убийцу. Его имя — Шакур. Тюремщик сообщил, что принц Дагнарус и маг по имени Гарет освободили Шакура из заключения. Это произошло незадолго до Трансфигурации принца. В течение нескольких дней принц держал Шакура взаперти в каком-то помещении, после чего никто уже не видел узника живым.

Хельмос вздрогнул и сильно побледнел.

— Несчастный, — тихо произнес он. — Я прочел о врикилях все, что сумел найти. Какие бы жуткие и отвратительные преступления ни совершил этот человек, он не заслужил столь чудовищной участи. Но вы сказали, капитан, что вам что-то показалось странным. Памятуя то, что вы говорили мне прежде, можно было ожидать, что Владыка Пустоты нападет на Виннингэль с севера. По вашим словам, это единственно возможное направление, откуда он сможет ударить. Поэтому необходимо сосредоточить наши силы на северной стене.

— Да, ваше величество, я помню свои слова, — сказал Аргот, хмуро глядя на карту. — Однако сейчас у меня начинают появляться сомнения. Принц Дагнарус был лучшим и наиболее одаренным полководцем, под началом которого мне доводилось служить. Он знает, он просто не может не знать, что лобовая атака на северную стену имеет крайне мало шансов на успех. Если он осадит город, запасов провизии у нас хватит на несколько месяцев. При разумном их расходовании мы сможем продержаться всю зиму. Мы не испытываем недостатка в воде. Сразу за городом начинаются поля, где негде укрыться от зимних ветров. Длительная осада достанется принцу и его войскам намного тяжелее, чем нам. Ему не продержаться долго. Так почему же он решил пойти на такой риск?

Лицо капитана Аргота стало еще более хмурым. Он словно ожидал, что карта подскажет ему ответ, и рассердился, не получив его. Капитан с такой яростью уставился на карту, как будто перед ним был пленный, не желавший выдавать ценные сведения.

— На что рассчитывает принц? — произнес он сквозь зубы, адресуя вопрос самому себе.

— Полагаю, капитан, вы переоцениваете стратегические способности принца, — сказал Хельмос. — Когда-то Дагнарус действительно был талантливым полководцем, но это было до того, как Пустота высосала из него все доброе и светлое, оставив его душу темной и пустой. Я много думал об этом и пришел к выводу, что Дагнарус даже не стремится захватить Виннингэль. Он стремится обрушить на наши головы чудовищные несчастья, какие только ему по силам, нимало не задумываясь о том, чего это будет стоить ему самому и его сподвижникам.

Капитан Аргот и его офицер переглянулись. Они оба служили под началом Дагнаруса и если более и не восхищались принцем, то сохранили уважение к нему как к стратегу.

— В том, что вы говорите, ваше величество, есть определенная доля правды, — сказал капитан, не желая открыто противоречить королю. — И все же...

— Говорите откровенно, капитан. Я — не знаток военного дела. Здесь я полагаюсь на ваши советы.

— Хорошо, ваше величество, — с напряжением в голосе произнес Аргот. — Как доносят наши разведчики, сам Владыка Пустоты в этом марше не участвует. Он исчез вместе со значительной частью своих войск. Во всяком случае, мы так считаем.

— Вы так считаете? — Хельмосу явно было не по себе. — Можете объяснить подробнее?

— В том-то и дело, ваше величество, что здесь много неясного. Принц очень умен. Он не стал скрывать от нас, что собирает армию, однако ему удалось скрыть ее численность. Разведчики видели в лагере принца марширующих солдат, но их форма и знамена постоянно менялись. Наши шпионы терялись в догадках: то ли они видели одного и того же солдата в нескольких местах, то ли это действительно разные солдаты. Единственная часть армии, о которой можно говорить с уверенностью, — это силы эльфов. Помимо этого, ваше величество, поступают сообщения, что принц собрал вокруг себя большое количество чародеев и колдунов, связанных с Пустотой. В горах испортилась погода — там все заволокло каким-то странным густым туманом, хотя в это время года туманов в тех местах обычно не бывает. Весьма вероятно, что туман возник не без помощи магии, чтобы скрыть передвижение принца.

— Но если принц и часть его армии движутся через горы, чего они надеются достичь? — требовательно спросил Хельмос. — Ведь этот путь все равно приведет их к северной стене. Город с двух сторон окружен отвесными скалами, а с третьей — рекой. Сколько бы приверженцев Пустоты ни служило принцу, они не смогут дать его солдатам крылья, чтобы те перелетели через стены, или на время превратить их в рыб!

— Но с помощью своей дьявольской магии они смогут найти способ преодолеть скалы и пробить брешь в нашей обороне. Я предпочел бы держать часть сил в резерве, чтобы отразить нападение, откуда бы оно ни исходило. Если они понадобятся на северной стене, мы всегда сможем отправить их туда.

— Я посоветуюсь об этом с Владыками, — сказал Хельмос, — Пусть они решают.

— Согласен, ваше величество, — Аргот колебался, затем все-таки спросил: — А где будете находиться вы, ваше величество, и члены вашей семьи во время сражения?

— Королева останется в Виннингэле. Я пытался уговорить ее перебраться в фамильный замок на берегу реки, но она не пожелала оставить город.

— Мужество ее величества общеизвестно, — сказал, поклонившись, Аргот.

— Да, — тепло улыбнулся Хельмос, как бывало всякий раз, когда он думал или говорил о своей любимой жене. — Что касается вдовствующей королевы Эмилии, мы хотели уступить ее желаниям и под охраной отправить на родину, но она недостаточно здорова для такого путешествия.

По городу ходили слухи, что вдовствующая королева помешалась от горя и за ней требуется постоянный присмотр, иначе она может причинить вред себе или другим.

— А вы, ваше величество? — спросил Аргот. — Где во время нападения будете находиться вы?

Хельмос удивленно посмотрел на капитана.

— Разумеется, в Храме. Буду молиться богам о нашем спасении.

— Вы правы, ваше величество, — сказал Аргот, но просебя подумал другое: «Лучше бы тебе быть не с богами, которым, скорее всего, нет дела до этого сражения, а встать на стене рядом с теми, кто готов умереть ради твоего спасения».

Казалось, Хельмос услышал эти невысказанные слова. Щеки короля слегка вспыхнули.

— Хотя я и ношу доспехи Владыки, вы прекрасно знаете, капитан, что я — не воин. Если бы я попытался встать рядом с солдатами, то был бы им только помехой. Но я буду сражаться, хотя мой меч и сделан из веры, а не из стали. Я буду сражаться, защищая Камень Владычества.

С этими словами король осторожно дотронулся до бриллиантового кулона, висевшего у него на шее на шнуре, сплетенном из золотых и серебряных нитей. Король никогда, даже во время сна, не расставался с Камнем Владычества.

— Ваше величество, я не забыл о Камне Владычества, — ответил капитан Аргот. — Я хотел предложить вам перенести этот камень под надежной охраной куда-нибудь в безопасное место.

— Должно быть, вы успели переговорить об этом с Верховным Магом, — перебил его Хельмос.

— Рейнхольт говорит мудрые вещи, ваше величество. Если — да не допустят этого боги — Виннингэлю суждено пасть, Камень Владычества должен уцелеть. По крайней мере, его нужно спрятать в Храме, в потаенном месте с магическими запорами.

— И какую тогда пользу он принесет любому из нас? Я слышал о скупцах, владевших мешками золота. Они голодали и ходили в лохмотьях, дрожа от холода, но отказывались потратить хотя бы один золотой, чтобы поесть и обогреться! Я не сделаю подобной ошибки. Я употреблю силу Камня Владычества для спасения города.

— Тогда, по крайней мере, позвольте приставить к вам охрану.

Хельмос покачал головой.

— Это означало бы, что мне недостает веры.

— В таком случае разрешите дать охрану Владыкам. Простите мою назойливость, ваше величество, но я чувствую, что это мой долг.

— Вам не за что просить прошения, капитан. И вы, и Владыки можете делать все, что сочтете нужным для защиты города. Но судьбу Камня Владычества я буду решать сам. Я взял на свои плечи все радости и печали, связанные с ним. Только я могу нести эту ношу. Я верю богам. Они не допустят, чтобы Камень Владычества исчез в Пустоте. Они позаботятся, чтобы он, ныне разделенный, вновь стал цельным. Это все, капитан, — добавил Хельмос, возвращаясь к своим ученым занятиям. — Когда Владыки соберутся, дайте мне знать.

Капитану Арготу не оставалось ничего иного, как уйти. Он исчерпал запас своих доводов. Однако он собирался говорить с Владыками о необходимости защиты Камня Владычества.

Хорошо, конечно, рассуждать о сияющем мече веры. Но, думал капитан, этот меч был бы куда крепче, если бы его лезвие было выковано из сплава веры и здравого смысла.

Глава 3 Повелевающие Тьмой

Армия принца Дагнаруса, Владыки Пустоты, двигалась по старой Виннингэльской дороге: тысячи солдат, идущих под яркими знаменами, трепещущими на ветру. Ветер дул с океана, принося с собой резкий запах соли и напоминая о скорой зиме. Солдат вел командир, облаченный в черные блестящие доспехи. Однако, как удалось выяснить виннингэльским разведчикам, которые прятались в придорожных кустах, подбираясь к войску на опасно близкое расстояние, полководец в черном был отнюдь не принц Дагнарус.

Тогда где же находился принц? Этого не знал никто. Одно было ясно: армия двигалась без него. Жители Виннингэля возликовали. Поползли слухи, что принц мертв, что боги вняли молитвам короля Хельмоса и покарали злого демона раньше, чем ему удалось нанести удар по Виннингэлю. Теперь его армия шла сложить оружие и сдаться королю. Жители разводили костры прямо на улицах и плясали от радости. Капитан Аргот послал своих солдат прекратить это сумасбродство и повелеть плясунам отправляться по домам, а еще лучше — встать на стены вместе с остальными защитниками города. Двигавшаяся на Виннингэль армия шла не сдаваться. Она шла захватывать город.

Но где мог находиться принц Дагнарус? Этот вопрос капитан Аргот задавал себе по сто раз на дню. Вопрос продолжал стучаться в его мозг даже во сне. Арготу приходилось воевать вместе с принцем. Он видел, как Дагнарус скакал впереди наступавших, как первым врывался на вражеские позиции. Принц был не из тех военачальников, кто отдает приказы, сам оставаясь в тылу. Он явно находился где-то поблизости, и если бы Аргот знал, где именно, он сумел бы составить хоть какое-то представление о замыслах принца.

Однако никто из разведчиков не сообщал, что видел принца. Вдобавок погода в горах стала совсем ненастной. Струи проливного дождя били, будто стрелы. От ударов молний вспыхивали деревья, а от раскатов грома срывались лавины. После всего этого горы заволокло таким густым туманом, что появись здесь все племена дворфов верхом на конях, их никто бы не заметил.

Аргот держал наготове резервный отряд, чтобы послать его в любое место, где Дагнарус вздумает совершить прорыв. Это не означало, что он ослабил оборону северной стены. Если сил защитников окажется недостаточно, Арготу придется послать своих людей на подмогу. Владыки предпочли оставаться вместе с защитниками на северной стене и присоединить свою магическую силу к силе боевых магов.

Король Хельмос стоял на стене, окруженный Владыками. Все Владыки были только из числа людей. Защитник Божественного уведомил короля, что Владыки эльфов, опасаясь, как бы Владыка Пустоты не напал на их родину, решили не покидать ее пределов. Владыки орков известили Хельмоса, что из-за дурных знамений весь их народ вышел в море — только там орки могут чувствовать себя в безопасности. От Даннера — единственного Владыки из числа дворфов — не поступило вообще никаких известий. Хельмос смотрел на долины к северу от Виннингэля, где вражеские войска разбили свой лагерь, готовясь к нападению. Они не торопились, предоставляя жителям города вдоволь насмотреться на численность и могущество их армии. Пусть виннингэльцев пробирает дрожь при виде гигантских стенобитных орудий, каких еще не видел белый свет. Тараны были сделаны из дерева и покрыты броней. На одном из холмов появилось странное сооружение, напоминавшее громадный водяной насос. Солдаты на городских стенах показывали на него пальцем, смеялись и спрашивали друг друга, уж не собирается ли Дагнарус залить их водой.

— По-прежнему — никаких следов принца? — спросил Хельмос.

— Нет, ваше величество, — ответил Аргот. — Могу поклясться, что среди войск его нет. Единственное доступное объяснение — что он скрывается, но такое совсем не в его духе. Кем бы ни был принц Дагнарус, уж трусом его никак не назовешь. Наши разведчики не обнаружили никаких следов принца, а тут еще эта странная погода в горах. Из-за тумана там вообще ничего не видно.

Хельмос глубоко вздохнул.

— Ваше величество! — окликнул его один из Владык.

Владыка показывал туда, где солнце медленно опускалось за горизонт. В его красноватых лучах блестели наконечники копий небольшого отряда солдат, двигавшихся по дороге. Вражеские части позволили им пройти и, судя по всему, отнеслись к ним весьма уважительно. Во всяком случае, возницы, рискуя опрокинуть свои тяжело груженные припасами повозки, поспешно съехали на обочину, пропуская отряд.

— Неужели Дагнарус? — спросил Хельмос, опершись о стену и стараясь рассмотреть непонятную процессию.

— Не думаю, ваше величество, — ответила Владычица Альтура, отличавшаяся острым, как у орла, зрением. — Это Хранительница Времени, которая направляется сюда, чтобы записать хронику предстоящей битвы.

Рослые телохранители племени омара двигались неторопливо. Их не пугала громадная армия, мимо которой они проходили. Столь же равнодушно они смотрели и на другую армию, выстроившуюся на городских стенах. Посреди этих великанов на маленьком сером ослике ехала маленькая женщина с лицом шоколадно-коричневого цвета.

— Пусть откроют ворота, — распорядился Хельмос. — Позаботьтесь, чтобы Хранительнице дали провожатых до Храма и исполнили все, о чем она попросит.

Аргот передал приказы короля. Ворота, накрепко закрытые и дополнительно подпертые тяжелыми балками ввиду готовящегося нападения, открывались с большим трудом. Но ни у кого не вырвалось ни единого слова недовольства, когда благодушно улыбающаяся Хранительница Времени въехала в город.

Солнце село. Казалось, ночь наступает на Виннингэль вместе с вражеской армией. Чем темнее становилось, тем больше войск подтягивалось к городу. Ярко светились точки костров, и их было столько же, сколько звезд на небе, а может и больше.

— Когда они начнут наступление? — тихо спросил Хельмос.

— На рассвете, ваше величество, — ответил Аргот.

— Постарайтесь хоть ненадолго уснуть. И пусть ваши солдаты тоже отдохнут, — сказал король.

— Конечно, ваше величество.

Они оба знали, что едва ли кто-нибудь в Виннингэле будет спать в эту ночь.

Хельмос вернулся во дворец, где камергер схватил его за руку и попытался уговорить поужинать. Но один только запах пищи вызвал у короля тошноту, и он отодвинул тарелку.

— Где королева?

— У Эмилии, ваше высочество, — ответил камергер и вполголоса добавил. — Вдовствующая королева сегодня особенно плоха. Хуже, чем когда-либо.

Караульные распахнули перед королем двери, ведущие в покои вдовствующей королевы. Хельмос неслышно вошел, испытывая в присутствии Эмилии смешанное чувство жалости и отвращения. Из комнат исчезли все безделушки и прочие украшения. Что-то Эмилия разбила и поломала во время припадков безумия, а что-то пришлось убрать из соображений безопасности. Вдовствующую королеву уже не окружали многочисленные фрейлины. Большинство из них покинуло Виннингэль, поспешив укрыться в своих богатых домах. Оставшихся королева Анна отправила помогать в Приют Врачевателей, который вскоре наполнится ранеными.

Возле вдовствующей королевы находились лишь престарелая служанка, которую Эмилия привезла с собой в Виннингэль, а также врачевательница, не спускавшая с нее глаз.

Эмилия прихорашивалась, сидя перед пустой стеной, где некогда висело ее зеркало. Однажды в припадке безумия она разбила зеркало и стала бросаться в служанку острыми осколками. Хельмос старался двигаться как можно тише, надеясь привлечь внимание жены, не потревожив вдовствующую королеву. Но при звуке его шагов Эмилия быстро повернула голову.

Вдовствующая королева представляла собой жалкое зрелище. Всклокоченные волосы торчали во все стороны, поскольку Эмилия не оставляла их в покое. Она приказывала то зачесать их, то распустить, то вновь зачесать, то снова распустить — и так сто раз на дню. Ее тело усохло и сморщилось. Есть Эмилию заставляли, кормя с ложки, словно малого ребенка. Сейчас на короля смотрели глаза живого трупа, Хельмосу подумалось, что она выглядит так же, как выглядел ее сын, корчившийся в священном огне.

— Дагнарус! — позвала Эмилия, всматриваясь в полумрак. — Дагнарус! Ну где этот мальчишка? Ему давно пора навестить свою мамочку! Я без конца посылаю за ним, а он избегает меня. Но ничего, мы преподадим ему урок. Где мальчик для битья?

Эмилия выпрямилась. И тут ее взгляд упал на Хельмоса.

— Эй ты! Пошли за мальчиком для наказаний! Я прикажу высечь его так, что на нем живого места не останется. Это наверняка научит моего сына быть учтивым.

— Да, ваше величество, — ответил Хельмос.

Врачеватели считали, что единственным способом совладать с Эмилией было не перечить ее безумию. Она не могла выдержать даже малейшего лучика реальности, которому удавалось пробиться сквозь крохотную щель в глухих стенах, окружавших ее разум. Только время и терпение могли исцелить ее и вывести из клетки, куда она укрылась, спасаясь от боли.

— За мальчиком для битья уже послали, как вы велели.

Хельмос поманил жену, сидевшую возле вдовствующей королевы. Она добровольно возложила на себя этот труд и отдавала ему по несколько часов ежедневно, выдерживая капризы Эмилии и выслушивая ее бессвязную болтовню. Рука Анны нежно гладила высохшую руку Эмилии. Встав, она поклонилась так, словно мать Дагнаруса по-прежнему была королевой, а она — одной из фрейлин. Место Анны заняла врачевательница.

— Ваше величество, выпейте водички, — предложила врачевательница, поднеся ей деревянную чашку

Эмилия выбила чашку у нее из рук, расплескав воду себе на платье.

Врачевательница спокойно подняла чашку, налила туда воды и снова предложила больной.

— Даже не представляю, почему ей вдруг стало хуже, — тихо сказал Хельмос, обращаясь к жене.

Анна кивнула.

— Мне кажется, ее состояние понемногу ухудшается с каждым днем. Врачеватели уже перестали говорить, что время исцелит ее. Они хотят поместить ее в Приют Врачевателей, но я боюсь, что внезапная перемена просто погубит Эмилию.

— Забота о ней лежит на тебе тяжкой ношей, дорогая, — сказал Хельмос, привлекая жену к себе.

— Все не так уж плохо, — ответила Анна, улыбаясь и пытаясь выглядеть бодрой. — Когда я рядом, она бывает послушной. Врачеватели говорят, что мое присутствие хорошо на нее действует. Только я в состоянии уговорить ее поесть.

— Выйдем отсюда ненадолго, — попросил Хельмос. — Мне надо с тобой поговорить.

— Да, разумеется. — Взгляд Анны стал тревожным. — Что случилось? Я слышала... — Она приумолкла, затем сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно: — Я слышала, что армия Дагнаруса занимает позиции напротив северной стены.

— Да, — ответил Хельмос. — По словам капитана Аргота, с рассветом они нападут на город.

Они молча шли по длинному коридору, соединив руки, шли в ногу. Пустые рыцарские доспехи несли молчаливый почетный караул, сопровождая короля и королеву. И вдруг где-то в середине коридора из проржавевшей латной рукавицы рыцаря выпало копье и с неимоверным грохотом покатилось по полу, почти под ноги королю.

Хельмос резко остановился и побледнел, словно копье ударило его. Анна вскрикнула и прижала руку к своему бешено заколотившемуся сердцу.

Грохот эхом разнесся по дворцу, заставив сбежаться слуг и караульных.

— Ваше величество!

Гвардейцы, обнажив мечи, бросились на поиски неведомого врага.

— Вы не ранены? Где нападавший?

— Вот он, — ответил Хельмос, натянуто улыбаясь. — Видите, сколь мы благословенны? Духи давно умерших рыцарей вернулись, готовые сражаться вместе с нами!

Караульные понимающе кивали, довольные шуткой короля. Кто-то из слуг поднял копье и попытался поставить на место, но латная рукавица настолько проржавела, что уже не могла его удержать. По знаку королевы слуга просто прислонил копье сбоку и поспешно удалился.

От глаз Анны не ускользнула пугающая бледность, появившаяся на лице мужа.

— Любовь моя, что это такое?

— Если бы я был орком, — сказал Хельмос, пристально разглядывая копье, — я бы поспешил выйти в море.

— Но ты не орк, — ответила трезво мыслящая Анна. — Ты знаешь, что перчатка проржавела, а мы своими шагами вызвали сотрясение воздуха, отчего это копье и упало на пол.

Она надеялась, что он улыбнется и посмеется над собой, однако лицо короля оставалось серьезным и угрюмым.

— Странная тяжесть лежит у меня на сердце, — тихо сказал Хельмос. — Сегодня я проходил по коридорам дворца, и мне казалось, что я иду по ним в последний раз. Нет, дорогая, не перебивай меня. Дай мне договорить. Я слышал, что накануне смерти перед человеком проходит вся его жизнь. Я видел свою мать, Анна, — сказал Хельмос, и его голос стал мягким и исполненным боли. — Я видел ее стоящей у окна. Она с улыбкой повернулась ко мне, но едва я захотел с нею заговорить, как она исчезла. Я проходил мимо бывшей комнаты для игр, и меня потянуло зайти туда. Я вошел и вновь увидел себя мальчиком, вместе с учителем читающим книги. Потом я увидел Дагнаруса и рядом — этого несчастного мальчика для битья, Гарета. Я слышал их смех и видел, как Дагнарус расставляет солдатиков в старой песочнице. И еще я видел отца. Отец был сегодня со мной весь день. Он смотрел на меня с такой грустью, будто хотел мне что-то сказать или объяснить. Может, это странно, но я вдруг почувствовал, что он просит у меня прощения. Неужели ему было совестно хоть за какой-то из своих поступков? И еще, я все время видел тебя, моя родная, моя единственная.

Хельмос остановился, повернулся к жене, схватил ее руки и поцелуями осушил слезы, тихо катившиеся из ее глаз.

— Ты — и мой благословенный сон, и моя благословенная действительность.

Хельмос поцеловал ее в лоб, словно давая жене благословение.

Анна долго не могла вымолвить ни слова. Наконец, подавив страх, сказала:

— Дорогой мой, последние три ночи ты совсем не спал. За все это время у тебя во рту не было и кусочка хлеба. Неудивительно, что тебя одолели эти странные фантазии. Бьюсь об заклад, — Анна нервно рассмеялась, — что хороший кусок жареного мяса развеет все твои видения!

Хельмос улыбнулся. Любовь наполнила его сердце, осветив ужасающую темноту. Он крепко обнял жену.

— Я отправляюсь в Храм, чтобы приготовиться к священному бдению. Я хотел проститься с тобой и еще раз настоятельно попросить тебя покинуть город.

Хельмос сжал лицо Анны ладонями, не позволяя отвести взгляд.

— Пока еще не поздно. Есть подземный ход, о котором ты знаешь. Он ведет в потаенное место в горах. Надежные слуги ждут, готовые сопровождать тебя.

Анна резко покачала головой.

— Я не уйду из города, — твердо сказала она. — Ты знаешь об этом, и потому не надо меня уговаривать. Я останусь с несчастной Эмилией. Шум и суматоха могут испугать ее. Я уповаю на богов и верю в тебя, мой дорогой.

Они стояли, крепко обнявшись и не желая расставаться, хотя долг звал каждого из них. Хельмос гладил волосы жены и смотрел в глубь коридора. Слуги зажигали факелы, и в их колеблющемся свете король видел, как на пустых доспехах поднимаются забрала и оттуда, подобно черной реке, изливается Пустота.

Часть армии, которую вел Дагнарус, шла через горы, и рукотворное ненастье, создаваемое чародеями Гарета, скрывало ее от чужих глаз. Путь им освещали молнии, сверкавшие вокруг, но никогда не ударявшие в гущу войск. Вместо боевых барабанов грохотал гром. Густой туман окутывал их, укрывая сверху и с боков, — настолько густой, что не было видно стволов деревьев, росших по обеим сторонам узкой горной дороги. Но там, где они проходили, воздух оставался чистым и прозрачным, ибо туман приподнимался, давая им пройти, и тут же опускался снова. Вокруг хлестал дождь вперемешку со снегом, и удары тяжелых струй разили не хуже стрел и копий, однако воинов принца буйство стихии не затрагивало даже краем. Дорога у них под ногами на всем протяжении оставалась ровной и сухой.

Войско неумолимо приближалось к Виннингэлю. Дагнарус сам отбирал этих солдат, не один месяц наблюдая за ними на учениях. И сейчас с ним шли лучшие из лучших, цвет его армии. Никто не нарушил строя, хотя нескончаемые спуски и подъемы горной дороги, змеящейся по склонам, были весьма утомительными. Ни единой жалобы не сорвалось с губ солдат. Дагнарус шел вместе с ними. Он делил с ними все трудности и требовал от солдат того, чего требовал от себя. Принц спал на каменистой земле, переходил вброд горные потоки с ледяной водой, ел холодную пищу, поскольку костров решено было не разводить. Рядом неутомимо шагала Вэлура. Она почти все время молчала и всегда смотрела только на Дагнаруса.

Солдаты восхищались своим командиром, но ненавидели женщину-врикиля. Дьявольская красота ее лица, открывавшаяся в те редкие минуты, когда она снимала шлем, потом преследовала их во сне. Они знали, что она питается живыми людьми. Хотя им и было сказано, что Дагнарус настрого запретил Вэлуре убивать кого-либо из его солдат, они не доверяли этому порождению Пустоты. Неся ночной дозор, они следили за возможным появлением врага и одновременно не спускали глаз с врикиля.

Колдуны и чародеи Пустоты тоже шли вместе с Дагнарусом. Солдаты с опаской относились и к ним, хотя магия Пустоты скрывала их полки от вражеских глаз. Все минувшие месяцы чародеи маршировали по полям наравне с солдатами, и теперь они также без труда шли быстрым маршем. Более того, часть магов на ходу управляла природными стихиями, расходуя свою энергию на бури, молнии и туман. Но таких было немного. Остальным Гарет велел беречь силы и готовиться к невиданному доселе магическому действу, которое им предстояло совершить в конце пути.

Магия Пустоты позволяла Дагнарусу держать связь с Шакуром и другими врикилями и узнавать об их мыслях и действиях. Принц уже знал, что армия подошла к стенам Виннингэля. В тот же вечер Дагнарус со своим отборным войском спустился с гор. Солдаты устали, но находились в приподнятом настроении. Они разбили лагерь на берегу реки и расположились на ночлег. Воинству Гарета предстояла бессонная ночь.

Гарет позаботился о том, чтобы его людей как следует накормили, выделив им больше провизии, чем полагалось другим. Предстоящее действо потребует от них сверхчеловеческого напряжения сил. Колдуны и чародеи держались особняком; солдаты сторонились их. Когда приказ или необходимость вынуждали солдат проходить мимо, они все же предпочитали давать большой крюк. Пока маги ели и приглушенными, но взволнованными голосами говорили о предстоящем деле, Гарет отправился разыскивать Дагнаруса.

Принц ужинал, сидя на корточках на плоском камне. Его ужин состоял из небольшой порции жилистой вяленой говядины, твердого, как камень, хлеба, который пришлось размачивать в вине, и вина, чтобы запить скудную трапезу. Костров решили не разводить, но света хватало. После того как стихли магические бури и рассеялся туман, землю вокруг залил бледный холодный свет луны и звезд. Рядом с принцем стояла Вэлура. Ее рука лежала на плече Дагнаруса — бледная рука любви, холодная и мертвая, пальцы которой навсегда сомкнулись вокруг сердца принца. Неподалеку в тени стоял Сильвит, держа в руках бурдюк с вином.

Гарет поклонился.

Дагнарус поднял голову, его глаза сверкнули.

— Ну как, твои чародеи готовы начать?

— Да, ваше высочество. Я...

— Тогда начинайте.

Дагнарус махнул Сильвиту, требуя еще вина.

— Прошу прощения, ваше высочество, — сказал Гарет, — но я должен быть уверен в том, что вы полностью и неотвратимо соглашаетесь на это действо и сознаете возможные последствия и для магов, и для вас.

— Для магов? — пожал плечами Дагнарус. — Кто-то из них погибнет. Потери неизбежны. А что касается меня... — Изумрудные глаза вспыхнули недовольством. — Какие еще последствия? Ты никогда не говорил об этом.

— Говорил, — терпеливо возразил Гарет. — Еще тогда, когда вы впервые высказали этот замысел. Требуемое вами действо должно сосредоточить в себе такую силу, что для его совершения будет необходима ваша помощь. Магия Пустоты заберет вашу жизненную силу, хотя и не в такой мере, как нашу, ибо у вас, ваше высочество, есть в запасе не одна жизнь, — добавил Гарет с горькой иронией, не сумев скрыть ее. — Но возможно, вы ощутите некоторую слабость в теле, легкое головокружение.

Дагнарус нахмурился.

— Тебе известно, что утром я поведу свою армию в бой?

— Да, ваше высочество. Потому я и хотел еще раз предупредить вас. Если вам надо, чтобы мы осуществили задуманное, вы должны знать, как это скажется на вас.

— Отступать поздно, Меченый, — заявил Дагнарус. — Но я что-то не припомню, чтобы прежде ты говорил мне обо всем этом. А ты, Сильвит, помнишь?

— Да, ваше высочество, — негромко ответил эльф и вновь наполнил вином чашу принца.

Дагнарус зло блеснул на Сильвита глазами, но тот сделал вид, что ничего не заметил.

— Ладно, может, ты и в самом деле говорил. Я затеваю нападение, каких еще свет не видывал. Я собираюсь атаковать самый сильный и укрепленный в мире город. Немудрено, что я могу забыть о каких-то мелочах. — Принц небрежно махнул рукой. — Когда я вам понадоблюсь для вашего колдовства, позовете меня. Не думаю, чтобы это так уж меня измотало.

— Вы нам понадобитесь, когда завершатся приготовления к колдовству, то есть — незадолго до рассвета, — сказал Гарет. — Я бы предложил вашему высочеству попытаться уснуть, чтобы набраться сил.

— Можешь предлагать что угодно, — буркнул в ответ Дагнарус. — Иди к своим бродячим чародеям, Меченый. А мне еще надо посовещаться с моими командирами.

Махнув рукой, он отпустил Гарета и склонился над картой Виннингэля, разложенной на земле.

Гарет многозначительно посмотрел на Сильвита. Тот, слегка приподняв плечи и опустив голову, дал понять, что сделает все возможное. Гарет повернулся и собрался уйти, когда принц, не отрываясь от карты, окликнул его:

— Слушай, Меченый, ты-то сам не будешь влезать в эту колдовскую кашу?

— Буду, ваше высочество, — ответил Гарет. — Я — такой же командир над ними, как вы — над своими солдатами. Я не могу заставить их что-либо делать, не участвуя в этом сам.

— Я запрещаю тебе, Меченый, — сказал Дагнарус, продолжая рассматривать карту. — Мне понадобится твоя помощь, когда я доберусь до своего брата. — Не услышав ответа, Дагнарус поднял голову и нахмурился: — Ты слышал? Отвечай!

— Ваше высочество, не просите меня делать это, — тихо сказал Гарет. — Умоляю вас.

Лицо Дагнаруса раскраснелось от гнева и выпитого вина.

— Я вообще не прошу тебя что-либо делать, Меченый! Я тебе приказываю!

У Гарета не находилось ответных слов. То, что он мог бы сказать, надо было говорить еще давным-давно. Сейчас он превратился в некое подобие врикиля, хотя и не испытал обжигающую боль дьявольского кинжала. Дагнарус поглотил его душу, напитался ею, и сделал Гарета частью себя.

Гарет молча поклонился и пошел к своим подопечным. При его появлении они встали, выказывая уважение к Почтенному Магу и давая понять, что готовы начинать.

— Вы знаете, что от вас требуется, — сказал Гарет, обращаясь к людям, большинство которых было гораздо старше его.

Все эти мужчины и женщины происходили из разных частей Виннингэльской империи: от Миаммара, что на самом севере, до Люкешра на крайнем юге.

— Вам известно, какую жертву вы призваны принести, — добавил он.

— Знаем, — спокойно ответила одна из женщин. — И с радостью принесем ее!

Гарет понимал их чувства. Едва ли не все эти чародеи натолкнулись на магию Пустоты, как и он, — случайно. Снедаемые честолюбием, алчностью или гордостью, они не пожелали довольствоваться медленными, достигаемыми шаг за шагом результатами обычной магии природных сил. Они жаждали быстрой и куда более могущественной магии. Невзирая на всю боль и разрушения, которые несла человеческому телу магия Пустоты, невзирая на то, что им приходилось прятать руки и закутывать лица, скрывая прыщи и гнойные язвы, вопреки тому, что соседи подозрительно перешептывались у них за спиной, а их самих нередко изгоняли из родного дома, преследовали и даже убивали, — они верили, что конечная цель стоит всех этих мучений и страданий. И теперь их час наступил. Они явят миру свою силу. Они завоюют уважение, которого так давно искали. Наконец-то они смогут не бежать, как раньше, а открыто взглянуть в лицо своим гонителям и мучителям и с гордостью сказать: «Вот кто мы! Вот что мы способны сделать! Смотрите же на нас и трепещите!»

Никакая жертва — даже их собственная жизнь — не казалась им чрезмерной.

— Я не приму в этом участия, как прежде собирался, — объявил Гарет намеренно резким тоном, чтобы скрыть свою подавленность. — По приказу принца я должен буду находиться рядом с ним, когда мы вступим в город. Ты, Тиумум, займешь мое место.

Чародеи не удивились и не огорчились. Для них было вполне естественным, что его высочеству понадобится помощь наиболее опытного и искусного мага. Заглянув внутрь себя, Гарет понял, что так раздосадовало его. Он надеялся затеряться в Пустоте и если не умереть, то хотя бы потерять сознание. По своей трусости он надеялся ничего не знать о происходящем до тех пор, пока все не будет кончено.

Пятьдесят чародеев и колдунов, приверженцев Пустоты, встали на краю речного берега, образовав круг. Никогда ранее в мире не собиралось вместе такое количество жрецов этой страшной и темной магии. Тиумум — старейшая из всех — возвысила голос и начала взывать к Пустоте, заклиная ее коснуться собравшихся, окутать и возвысить их. Один за другим остальные чародеи присоединились к заклинанию, добавляя свои высокие и низкие голоса. Все, кроме Гарета, молча следившего за ними.

Когда каждый из пятидесяти девять раз произнес нараспев это воззвание, жрецы Пустоты начали двигаться по кругу, глядя в затылок друг другу. Их ноги шаркали по рыжей сосновой хвое, втаптывая ее в землю. Они совершали круг за кругом; голоса то начинали звучать громко, то затихали. Каждый стремился попасть в следы, оставленные идущим впереди. Все тщательно старались не сбиться и не нарушить круг.

Солдаты, что находились поблизости, покинули берег, едва услышали пение. Посчитав, что глядеть на чародеев, совершающих свое колдовство, — значит накликать на себя беду, солдаты бросились в гущу леса. Они торопились забраться как можно дальше, чтобы не видеть и не слышать жуткого действа. Приникнув к земле, перепуганные воины перебирали пальцами амулеты, висевшие у них на шее. Эти амулеты, купленные или сделанные самостоятельно, должны были защитить их от любых «капель» магии Пустоты, которые могли долететь в лесную чащу.

Гарет с презрением следил за их бегством. В мозгу шевелилась циничная мысль: как они могут сторониться и ненавидеть чародеев Пустоты и одновременно хранить верность своему командиру, являющемуся Владыкой Пустоты? Возможно, это объяснялось тем, что солдаты не видели, чтобы Дагнарус совершал какие-либо магические действия. Его щит и меч не вызывали у них никаких подозрений, поскольку были принадлежностью любого воина. Что ж, на рассвете они увидят магические действия принца. Но такая магия будет им по нраву.

Ночь становилась все темнее. Вот уже несколько часов подряд чародеи и колдуны ходили по кругу, пока их ноги не проделали в земле глубокую круглую борозду. Гарет сидел на пне и смотрел. Смотрел вместо того, чтобы спать, накапливая силы для утра. Монотонное пение пронизывало его насквозь, пощипывало кончики пальцев. Подобно круглой борозде, протоптанной в земле, оно прожгло такую же борозду у него в мозгу. Если бы Гарет попытался уснуть, то увидел бы во сне этот круг — темную дыру, окруженную огнем. И круг так же монотонно вращался бы. Нет, уж лучше бодрствовать.

Поздно ночью к Гарету присоединился Сильвит. Эльф хмурился, глядя на чародеев и слушая их пение, но он хотя бы не отводил глаз и не тер лихорадочно куриную лапку.

— Его высочество спит, — сказал Сильвит. — Когда мне его разбудить?

— За час до рассвета. И постарайтесь не давать ему вина, слышите?

— Как же я смогу выполнить такое повеление, господин бывший мальчик для битья? — насмешливо спросил эльф. — Он — мой принц. Я делаю то, что он приказывает.

— Найдите какой-нибудь способ, — ответил Гарет. — Когда надо, у вас это получается. Скажите, что бурдюк дал течь или что его утащили медведи. Победа принца зависит от его способности должным образом сосредоточить свои силы. От него зависит наша с вами жизнь и жизнь всех его солдат.

— Вино притупляет его боль, — тихо возразил Сильвит. — Принц как-то рассказывал мне, что когда он спит, то ощущает чудовищный жар пламени и видит, как его тело корчится и обугливается в огне...

Гарет пожал плечами. Раньше его сердце кольнула бы жалость. Но жалости в нем больше не было.

— Я постараюсь, чтобы утром он был трезв, — пообещал Сильвит и ушел.

Гарет всю ночь следил за совершавшимся колдовством. Чародеи и колдуны продолжали петь, хотя многие охрипли, а иные вовсе потеряли голос и могли только шепотом произносить слова заклинания. Но люди не останавливались, все так же делая круг за кругом. Их ноги устали. Жрецы Пустоты спотыкались, хватаясь друг за друга и поддерживая друг друга, чтобы не упасть. И все же один из магов упал и больше не поднялся. Все его тело было покрыто чудовищными язвами, и оттуда струилась кровь. Остальные продолжали двигаться, наступая на своего упавшего собрата.

Гарет подошел к нему. Несчастный был лишь на несколько лет старше его. Гарет прощупал пульс. Пульс был слабым и неровным. Гарет оттащил пострадавшего подальше от круга и позвал врачевательницу, нанятую в Дункарге. Женщина посмотрела на лежащего, потом на чародеев и холодно сказала, что вряд ли сможет чем-нибудь ему помочь, но попробует. Гарета не удивило, когда вскоре он услышал, что тот человек умер.

Прошло еще несколько часов. Гарет не видел никаких признаков того, что заклинания чародеев достигли цели. Ему стало страшно. Дагнарус придет в ярость. Принц рассчитывал на успех своего замысла, поставив на карту все. Гарет был близок к панике, когда наконец увидел то, чего ожидал.

Гарет решил не цепляться за вспыхнувшую надежду и подавил в себе внезапную радость. У него просто устали глаза, отчего ему и мерещится неведомо что. Твердя себе это, Гарет на какое-то время отвернулся от круга. Когда же он вновь посмотрел на своих чародеев, то понял, что ему ничего не померещилось. Сами чародеи тоже заметили, что их усилия начали приносить плоды. Голоса зазвучали громче, спины, сгорбленные усталостью, распрямились. Их шаги убыстрились. Люди продолжали проходить круг за кругом, внутри которого стала появляться тьма Пустоты. И была она темнее, чем самый темный час самой темной ночи.

Прежде в свете луны и мерцании звезд Гарету был виден весь круг чародеев. Теперь он видел лишь тех, кто был ближе к нему. Остальные пропадали во тьме и, обогнув ее, появлялись с другой стороны. В центре круга высилось нечто, похожее на черную колонну.

Колдовство совершалось.

До рассвета оставалось не более часа. Небо на востоке начало светлеть, хотя над деревьями оно по-прежнему оставалось темным. Рядом быстро несла свои воды река. Гарет не сомневался: его чародеи ходили вокруг Пустоты, пробуравив темную дыру в земле.

Тишину нарушили чьи-то тяжелые шаги. Гарет обернулся. Через лес к нему шел Дагнарус. Волосы принца были взъерошены. Он был без доспехов, облаченный лишь в штаны, рубаху, чулки и башмаки. Судя по угрюмому лицу и полыхающим щекам, принц находился в прескверном настроении. Рядом с ним шла Вэлура, неслышно ступая по прелым листьям.

Взволнованный достигнутым, Гарет, наоборот, находился в прекрасном настроении и не обращал внимания на раздраженное состояние Дагнаруса. Вскоре все изменится. Когда принц увидит чудо, готовое вот-вот произойти, он тут же воспрянет духом.

— Доброе утро, ваше высочество, — произнес Гарет. — Как вам спалось?

— Гадко, черт бы тебя побрал! — прорычал в ответ принц. — И вдобавок ни капли вина, чтобы промочить горло. Сильвит, этот шут гороховый, оставил бурдюк невесть где, и медведи уволокли вино! Повесить его мало. Во что это они у тебя играют? Что значит весь этот хоровод?

Принц недовольно покосился на круг чародеев.

— Это отнюдь не игра, ваше высочество, — сказал Гарет. — Заклинание подействовало, и колдовство свершилось. Ваши чародеи призвали Пустоту, и теперь она ждет ваших повелений.

— Боги милостивые!

Дагнарус завороженно вглядывался в круг, позабыв про свою боль и жажду.

— Ты все-таки сделал это!

— Правильнее будет сказать, они сделали это, ваше высочество, — с тихой гордостью за своих подопечных произнес Гарет. — Повинуясь вашему приказу, я в этом не участвовал.

— И что теперь? — нетерпеливо спросил Дагнарус.

— Теперь настал ваш черед, ваше высочество. Нам требуется ваша магия, нам нужна сила, дарованная вам Пустотой.

— Вы ее получите, и предостаточно!

Глаза Дагнаруса вспыхнули, но сейчас огонь в них был вызван не вином.

— Давай подсказывай. Говори, что мне делать. Это опасно? — спросил принц, всем своим видом показывая, что не боится, а просто хочет знать.

— Для вас, ваше высочество, — нет, — тихо ответил Гарет. — А теперь призовите силу. Станьте подлинным Владыкой Пустоты.

Дагнарус дотронулся рукой до кулона, висевшего у него на шее, и его кожа сразу начала покрываться черными доспехами. Они, словно капли масла, вытекали из ее пор наружу. Голову принца увенчал черный шлем с волчьей головой, руки скрылись под кольчужными перчатками.

Пение чародеев зазвучало громче и пронзительнее. Еще один из их числа рухнул на землю, но никто не обратил на это ни малейшего внимания. Ноги идущих отшвырнули окровавленное тело в сторону, чтобы оно не мешало завершению колдовства.

— Ваше высочество, Пустота ждет ваших повелений! — крикнул Гарет, перекрывая поющие голоса.

Дагнарус направился к живому кругу. Когда он приблизился, предводительница оглушительно крикнула и громко хлопнула в ладоши, заставив всех остановиться. Чародеи замерли: бледные, дрожащие от усталости и напряжения, необходимого для удержания колдовства.

Дагнарус прошел сквозь их круг и протянул к Пустоте руку. Он тут же вздрогнул и вскрикнул от боли, словно его рука попала в ледяную воду. Но эта тьма была намного холоднее любого льда, холоднее прикосновения смерти, которое не отогреть ничем. Вэлура застонала, тревожно зашипела и направилась к принцу.

Не задумываясь над тем, что он делает, боясь, как бы она не разрушила магию, Гарет бросился ей наперерез и ухватился за черные доспехи женщины-врикиля. Его ударило, словно молнией, рука по самое плечо одеревенела. Вэлура набросилась на него. Наверное, ее лицо под шлемом перекосило от ярости, но глаза оставались такими же мертвыми и холодными.

— Не вмешивайся! — велел ей Гарет, продолжая удерживать Вэлуру, хотя его руку саднило от боли. — Если ты ему сейчас помешаешь, он отречется от тебя и прогонит прочь. Он только и ищет повод. Ты прекрасно знаешь, он ненавидит тебя.

Боль сделалась невыносимой. Гарет отпустил Вэлуру и принялся растирать руку. Вэлура посмотрела в сторону Дагнаруса, но не сделала ни шагу. Она наклонила голову. Гарет мог бы поклясться, что она плачет, если бы верил, что врикили способны плакать. Она умерла ради любви к Дагнарусу, умерла, чтобы защитить его. Вэлура обрекла себя на проклятую жизнь, только бы быть рядом со своим любимым. Но она прекрасно видела отвращение на его лице, когда возвращалась после убийства очередной своей жертвы, с кровью на губах и руках.

И все же Вэлура не могла оставить принца, равно как и он не мог оставить ее. Кинжал Врикиля связал их воедино, и мысли каждого из них стали доступны другому. Возможно, глубоко внутри у Дагнаруса теплилась надежда, что однажды он заглянет в эти мертвые глаза, где сейчас нет ничего, кроме тьмы, и вновь увидит себя.

Гарет отстранился от Вэлуры, однако его сердце сжималось от сострадания к ней. У него не было времени, чтобы утешить ее, если подобное вообще было возможно. Надо было завершать колдовство, или все усилия его чародеев окажутся напрасными. Рука принца к этому времени исчезла из виду. Тьма поглотила ее. Пустота ждала повелений Дагнаруса.

— Повелевайте же, ваше высочество! — потребовал Гарет. — Магия в вашем распоряжении! Не медлите!

Дагнарус поднял руку, и столб непроницаемой тьмы поднялся вместе с нею.

— Река! — крикнул принц.

Крик его был ужасен. Этот крик мгновенно поднял спящих солдат и заставил их схватиться за оружие, ибо они подумали, что на лагерь напали враги.

— Повелеваю тебе поглотить реку!

Тьма исчезла. Чародеи недоуменно глядели друг на друга, пока силы не оставили их и они не повалились на землю, обливаясь потом и хватая ртом воздух. Кто-то лишился чувств. Иные лежали неподвижно, словно умерли. Дагнарус вместе с Гаретом стояли на берегу и смотрели на реку. Вэлура осталась в тени. Она сторонилась первых лучей утреннего солнца, позолотивших рябь быстрых речных вод.

Все оставалось по-прежнему, и вновь у Гарета от страха и сомнений сжался желудок. Холодным разумом он понимал, что колдовство прекрасно удалось и теперь надо только подождать. И все же он испытал облегчение, увидев, как изменилась речная рябь. Посередине реки появился водоворот, и то, что там творилось, не поддавалось никакому описанию. Гарет прислонился к стволу дерева и с гордостью следил за делом рук своих.

По повелению Дагнаруса Пустота поглотила реку Хаммеркло, как земля поглощает вино из бочки с пробитым днищем. Речная вода все быстрее и быстрее уходила внутрь громадной темной утробы, а она разрасталась и разрасталась, пока не заняла все пространство между берегами. Водоворот бешено кружился, и эта жуткая картина усугублялась тем, что все происходило в полной тишине. Черное жерло вбирало в себя все звуки. Взошедшее солнце не могло пробить тьму. На поверхности мертвого водопада не вспыхивали радуги брызг.

За этим вихрем Пустоты лежало обнажившееся речное дно, блестя под утренним солнцем. На мокрых камнях бились умирающие рыбы, судорожно хватая ртом воздух. Дно было скользкой и достаточно опасной дорогой. То и дело попадались лужи, вязкий ил чавкал и пузырился. Но зато путь, предстоящий солдатам, был не слишком далеким. В утреннем свете впереди уже маячили башни королевского замка. Гарет знал, что там на стенах нет никого, ибо жители Виннингэля полагались на защиту реки. Армия Дагнаруса легко возьмет эти стены, проникнув внутрь по акведукам, подававшим речную воду в замок.

Водопады, дававшие жизнь Виннингэлю, станут причиной его гибели.

— Поторопитесь, ваше высочество, — крикнул Гарет. — Действие колдовства началось с восходом и на закате прекратится! Река вновь оживет!

— Нам вполне хватит этого времени, — сказал Дагнарус. — На рассвете Шакур начал штурм северной стены. Пока отряды моего брата будут отражать его нападение, мы подкрадемся к ним сзади и схватим за горло.

Принц издал боевой клич. И сразу же запели трубы, застучала дробь барабанов. Солдаты построились в боевой порядок, и войско, выкрикивая приветствия Дагнарусу, двинулось по дну реки на Виннингэль.

Глава 4 Битва за Виннингэль

В маленькой келье, которая и являлась Порталом Богов, Хельмос сражался в одиночку. Он сражался за то, чтобы боги услышали и поняли, как он нуждается в их помощи во имя спасения города и своих подданных. В это время солдаты яростно размахивали мечами и кинжалами, снова и снова отбрасывая врагов, пытавшихся овладеть северной стеной, но никому из солдат не было так тяжко в бою, как королю. Да, ему не угрожала холодная сталь вражеских мечей. Враги не заносили над его головой боевых топоров. Однако Хельмос предпочел бы сейчас сражаться с внешним противником. Его враги были коварнее. Они нападали изнутри, уничтожая надежду и разрушая уверенность, и потому их удары были намного страшнее.

Боги отвернулись от него; они не обращали на него внимания и не откликались на его призывы. Хельмос винил себя. Его вера была несовершенной, не то что вера покойного отца. Его чаще обуревали сомнения. Он не раз сомневался в путях богов, сомневался там, где отец смиренно принимал все как данное. Даже сейчас сердце Хельмоса бунтовало и негодовало, хотя ему надлежало бы исполниться смирением и покорностью.

«Вопрошать богов не есть грех, — думал он. — Их пути не всегда понятны людям. Как мы сможем понять богов, если не будем спрашивать их напрямую?»

И каждый вопрос короля начинался с «почему».

Почему вы допустили, чтобы моя мать умерла совсем молодой? Почему забрали ее от нас с отцом именно тогда, когда мы острее всего нуждались в ней? Почему создали Владык, но вместе с ними пустили в мир их темных антиподов? Почему не заставили другие расы выполнить принесенную вам клятву? Почему допустили, чтобы своевольный ребенок впал во зло? Почему позволили этому ребенку вырасти и даровали ему силу стать олицетворением зла? Почему посылали детей тем, кто их вовсе не желал, а нас с женой, сколько мы ни молили вас, оставили бездетными? Почему настолько ожесточили сердца наших союзников, что они не пришли нам на помощь? Почему допускаете, чтобы прекрасный, светлый город познал смерть и разрушения? Почему покинули нас именно в тот момент, когда вы нам так необходимы?

Пока губы Хельмоса произносили молитву, сердце продолжало задавать вопросы. Он молился со всей присущей ему искренностью, но молился шепотом, ибо явно не верил, что кто-то слушает его. Зато вопросы, обильно политые кровью сердца, гудели и звенели, словно громадный чугунный колокол, звон которого доходил до самых небес.

Хельмос взывал к богам не на коленях, а стоя во весь рост. Он кричал, умоляя богов услышать его. Он молился, пока не охрип и в горле не пересохло. Короля одолевала жажда, но он поклялся выносить те же трудности, что и его солдаты. Ни воды, ни пищи, пока сражение не закончится и город не будет спасен.

Наконец его одолела усталость — не столько телесная, сколько изможденность сердца и духа. Хельмос повалился на койку, на которой так часто отдыхал его отец.

Утомление погрузило короля в сон, хотя он и не собирался спать.

Он увидел себя ребенком, едва научившимся ходить и потому цеплявшимся ручонками за одежду кого-то из взрослых. Кого именно — он не знал; маленький рост мешал ему разглядеть этого человека. Однако он знал, что этот взрослый был высок и могучего телосложения. Малыш ковылял так быстро, как только мог, хватаясь за складки одежды, чтобы не упасть. Он слышал свой голосок, без конца повторявший: «Почему? Почему? Почему? Я хочу, я хочу, я хочу. Почему? Почему? Почему? Я хочу, я хочу, я хочу. Почему? Почему? Почему?»

Откуда-то сверху, с громадной высоты, послышался чей-то нежный голос: «Ты увидишь, когда закроешь глаза. Ты услышишь, когда заткнешь уши. Ты поймешь, когда выйдешь за пределы понимания. Четыре никогда не сольются воедино, но один со временем сможет стать четырьмя. Пусть эти слова дают тебе надежду».

Руки взрослого подали ему яркую, блестящую игрушку. Малыш отпустил подол, за который цеплялся, и протянул к ней ручонки...

Хельмос сжал в руке Камень Владычества.

— Я брошен на произвол судьбы. Ты говоришь загадками. Ты не заботишься обо мне и, наверное, никогда не заботился. Будь у меня дети, я бы брал их на руки и отвечал на их вопросы, отвечал бы каждому из них. Даже если бы я был отцом тысячи детей, я бы всех их любил и о каждом заботился!

— Ты любим, — ответил нежный голос. — А детей у нас столько, сколько звезд на небе.

Из плотно сомкнутых глаз потекли слезы. Горькие слезы, обжигавшие Хельмосу горло. Он задыхался от них, ибо они были горькими, как желчь. Постепенно до сознания Хельмоса дошло, что кто-то осторожно стучит в дверь. Похоже, этот стук продолжался уже какое-то время, поскольку Хельмос слышал его на протяжении сна.

Охваченный тревогой, он проснулся.

Если кто-то решился нарушить его уединение в Портале Богов, значит, произошло нечто из ряда вон выходящее. Хельмос встал на негнущиеся ноги, подошел к маленькой двери и, отодвинув засов, открыл ее.

На пороге стоял Высокочтимый Верховный Маг — единственный, кто осмелился прервать молитвы короля. Один взгляд на мертвенно-бледное, осунувшееся лицо Рейнхольта подсказал Хельмосу, что его молитвы остались без ответа.

— Простите меня, ваше величество.

— Что случилось, Верховный Маг? — спросил Хельмос.

От отчаяния его голос звучал совсем тихо.

— Река... река исчезла!

Седые волосы Рейнхольта от ужаса стояли дыбом.

— Исчезла? — переспросил Хельмос. — Объясните! Что значит «исчезла»?

— А то и значит, — сказал Рейнхольт, облизывая сухие губы. — Какая-то дьявольская магия — несомненно, магия Пустоты — поглотила речную воду. Река пересохла! Город лишился воды. Повсюду вспыхивают пожары. Помните те странные осадные башни, над которыми мы смеялись?.. — Рейнхольт заломил руки. — Теперь уже не до смеха. На башнях стоят насосы, изрыгающие какую-то дьявольскую субстанцию — черный огонь. Она обрушивается на нас. На вид — что-то вроде черного студня. Едва соприкоснувшись с чем-нибудь, этот студень вспыхивает! Люди превращаются в живые факелы. По всему городу горят дома, а у нас теперь нет воды, чтобы тушить пожары.

Хельмос слушал и не понимал. Его разум спотыкался, словно младенец, и цеплялся за слова Верховного Мага, спрашивая: «Почему? Почему? Почему?»

— И это еще не все, ваше величество. Вместо реки Хаммеркло в город течет другая, темная и зловещая река. По обнажившемуся речному руслу движется большая армия, возглавляемая вашим братом, принцем Дагнарусом. Мы не в состоянии предотвратить его вступление в Виннингэль. — Рейнхольт глубоко вздохнул, чтобы хоть отчасти успокоиться. — Ваше величество, вы должны взять Камень Владычества и покинуть город, пока еще есть время. Пусть Виннингэль падет. На самом деле он не падет, если Камень Владычества не окажется в руках Дагнаруса.

— Я не покину город.

— Ваше величество!

— Камень Владычества — наша единственная надежда на спасение. Если не нас самих, то тех, кто придет после нас. Он должен остаться в Портале Богов.

Хельмос с такой силой сжал камень в ладонях, что острые грани врезались ему в кожу. Ладони обожгло; он ощутил, как из ран потекла теплая, липкая кровь, и постарался не разнимать ладоней, чтобы Верховный Маг не увидел этого. Хельмос вдруг подумал о жене: ведь Анна заперта во дворце, а войска Дагнаруса первым делом устремятся туда...

— Королева! — воскликнул Хельмос, и сердце выдало его истинное состояние. — Я должен отправиться к ней.

— Успокойтесь, ваше величество, — сказал Верховный Маг. — Я уже направил боевых магов для ее защиты. Осмелюсь сказать, что без вас она будет в большей безопасности, чем в вашем присутствии. Главным врагом Дагнаруса являетесь вы, Хельмос. Поэтому я снова настоятельно прошу, чтобы вы вместе с Камнем Владычества отправились в безопасное место. Сделайте это не только ради себя, но и ради всех нас!

— Чтобы меня потом обвинили в трусости? — сердито спросил Хельмос. — Король, бегущий из своего королевства при первых признаках опасности! Мой народ потеряет ко мне всякое уважение. Наши союзники только обрадуются нашей слабости и поспешат урвать те куски, что останутся после хозяйничанья моего брата. Если потом я попытаюсь вернуться и заявить свои права на трон, последний уличный бродяга презрительно плюнет в мою сторону! Нет, Верховный Маг, — решительно заключил Хельмос. — Вы просите невозможного.

Рейнхольт снова глубоко вздохнул.

— Я понимаю, ваше величество. Ваши слова справедливы. Вы один в состоянии разрешить эту ужасающую дилемму. Разумеется, мы поддержим вас в вашем решении.

— Я поступлю так, чтобы не посрамить отца, — просто сказал Хельмос. — Я останусь здесь, в Портале Богов, где он получил Камень Владычества. Я останусь здесь и сохраню веру в богов.

— Да услышат боги ваши молитвы, ваше величество, — ответил Рейнхольт и, пятясь задом, вышел из кельи, тихо закрыв за собой дверь.

Хельмос сел на койку. Он вытер окровавленную руку о подушку, влажную от его слез.

Первыми словами вступившего во дворец Дагнаруса были слова отданного им приказа:

— Найдите моего брата. Найдите Хельмоса и приведите его ко мне вместе с Камнем Владычества.

— Давайте, я пойду, ваше высочество, — вызвался Гарет.

Этот приказ он охотно был готов исполнить. Он отчаянно надеялся, что сумеет разыскать Хельмоса и поможет ему бежать или спрячет его. Гарет рассчитывал найти способ спасти его от гнева Дагнаруса.

Дагнарус с подозрением посмотрел на Гарета. Принц знал, с каким уважением тот относится к Хельмосу. И в то же время Гарет был единственным, не считая Сильвита, кто умел ориентироваться в лабиринте дворцовых коридоров. Принц пока не мог отправиться туда сам. Ему как главнокомандующему хватало забот: нужно было распределить войска, часть из них послав на поиски, а другую поставив на охрану дворца. Из коридоров нижнего этажа уже доносились звуки сражения. Гвардейцы пытались не допустить захвата парадного входа. Прежде чем решать свои личные дела, Дагнарус должен был убедиться, что дворец целиком принадлежит ему.

— Пойдешь вместе с Меченым, — приказал он Сильвиту и поспешил на зов своих командиров, туда, где шел бой.

Гарет торопливо шел по знакомым коридорам. Солдаты далеко не сразу разберутся, какой из них куда ведет. Он направлялся прямо в покои короля. Гарет не рассчитывал застать там Хельмоса, но надеялся встретить королеву Анну; надеялся убедить ее, что его глубоко заботит судьба ее мужа и он хочет ему помочь. Словом, Гарет уповал на то, что Анна сообщит ему, где искать короля.

По сути, Гарет вырос во дворце и ориентировался в нем лучше, чем в родительском доме, который был намного меньше дворца. Но сейчас, к своему неудовольствию, он обнаружил, что помещения выглядят как-то странно и незнакомо. Гарет задумался о причинах и вдруг понял: он вошел во дворец с черного хода. Дворец разворачивался перед ним в непривычном порядке, он все видел не под тем углом зрения. В коридорах стоял запах гари. Сильный ветер, дувший со стороны моря, гнал ко дворцу дым городских пожаров, просачивавшийся сквозь окна. Клубы дыма плыли по коридорам, то затуманивая Гарету глаза, то заставляя его кашлять. Дым успел проникнуть не везде; кое-где его пока еще не было.

Гарет бежал по коридорам, слабо представляя, в каком направлении движется. По его предположениям, он выбрал правильный путь, но полной уверенности у него не было. Он мог бы спросить у сопровождавшего его Сильвита, однако разум Гарета лихорадочно искал способ отделаться от эльфа. Меньше всего Гарет хотел показывать перед ним свою слабость и просить его о помощи.

Наконец Гарет вывернул в какой-то коридор и увидел перед собой бывшую комнату для игр. На него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как девятилетним мальчишкой потерялся во дворце, вспомнил теплую, располагающую улыбку принца. Дальнейший путь был Гарету знаком. Он остановился и резко обернулся к эльфу.

— Оставь меня, Сильвит. Уходи и не мешай мне. Если ты не уйдешь... — Гарет замолчал, набираясь решимости. — Если ты не уйдешь, моя магия заставит тебя это сделать. — Он вспомнил давнюю картину детства: Сильвит, убивший ударом в спину Мабретона-старшего. — Ты умеешь ловко управляться с кинжалом, но магия Пустоты действует быстрее.

— Что вы намерены сделать, господин Гарет? — холодно спросил Сильвит. — Убедить Хельмоса бежать? Отвести его в безопасное место? Спрятать его от брата?

Гарет растерянно посмотрел на эльфа, сделав вид, что не понимает.

— Не знаю.

— Хельмос не пойдет с вами. Он не трус и не глупец. Да, он может погибнуть, но то, чему он служит и за что сражается, переживет его и сохранится. Хельмос это знает. Он знает, что будущим поколениям может понадобиться герой. Ваши попытки спасти его будут напрасной тратой времени, и если Дагнарус узнает, что вы предаете его...

— Уходи, Сильвит, — с холодным упрямством повторил Гарет, — или мне придется тебя убить.

— Я уйду, — сказал Сильвит, и на его губах появилась улыбка — одно из редких проявлений чувств эльфа, какие Гарету доводилось видеть. — Я уйду, но не потому, что вы мне угрожаете. Я покидаю Виннингэль. Я покидаю его высочество. Мое пребывание здесь закончилось. И мое служение Дагнарусу тоже закончилось.

Эльф произносил слова так, будто выплевывал их. Гарет внимательно смотрел на него, испытывая удивление и подозрение одновременно. Он закашлялся от дыма, но поспешно прочистил горло, чтобы не упустить ни единой подробности этого более чем странного откровения со стороны Сильвита.

— Вы думали... большинство вас, людей, думало, что я служу его высочеству из чувства преданности ему, из любви к нему или по какой-то другой, столь же обманчивой причине. Вы ошибались. На самом деле я служил вовсе не Дагнарусу. У меня есть другой господин.

— Защитник. Мы это знали, — сказал Гарет. — По его приказу ты убил старшего из братьев Мабретонов. Мы знали, что ты — не более чем шпион.

— Шпион, — спокойно повторил Сильвит. — Да, все эти годы я был шпионом во дворце. Я следил за всем, что вы, люди, делали и говорили. Обо всем этом я подробно сообщал моему господину. Я получал щедрое вознаграждение. Однако теперь все это кончилось.

Гарет скептически посмотрел на эльфа.

— Почему? Можно почти наверняка сказать, что армия Дагнаруса одержит победу. Он станет королем Виннингэля. Он высокого мнения о тебе. Он тебе доверяет. Лучшего места нельзя и желать.

— Вы говорите мне то, что я и сам прекрасно знаю, — перебил его Сильвит. — В ваших словах нет ничего, что было бы не известно моему господину и что не входило бы в его замыслы относительно меня. Но на этот раз я не могу подчиниться Защитнику. И я не подчинюсь ему. Да, у меня есть долг перед Защитником, однако у меня есть более высокий долг, затрагивающий честь моего народа. В тот момент, когда его высочество обагрил свои губы кровью госпожи Вэлуры, когда он решил превратить ее в существо, заслуживающее проклятия, — в чудовище, приносящее позор и бесчестье народу эльфов... в тот момент я поклялся, что ослушаюсь своего господина и оставлю свою должность. Я бы с радостью отомстил Дагнарусу за ее смерть, — добавил Сильвит, и его мрачная улыбка превратилась в горькую гримасу, — но это невозможно. Принц неуязвим, по крайней мере сейчас. Я осуществлю свою месть иными способами. Смерть многолика, и то, что принято называть смертью у людей, — лишь один из ее видов. Я подорву у эльфов доверие к принцу. Едва я расскажу Божественному о госпоже Вэлуре, как все эльфы поднимутся против Дагнаруса. Он победит в этой войне, чтобы сразу же оказаться перед лицом следующей. И в ней ему будет не так-то легко победить.

— А что будет с тобой? — спросил Гарет. — Я кое-что знаю о ваших нравах. За непослушание Защитнику тебя ожидает расплата.

— Возможно — да, а возможно — и нет. Когда Божественный узнает, что Защитник строил против него заговоры и тайком поддерживал Владыку Пустоты, Защитнику придется изворачиваться всеми способами, чтобы не рухнуть в пропасть. Ему будет не до попыток утащить в эту пропасть и меня. Меня посчитают перебежчиком. Я лишусь чести и достоинства. Но зато я совершу свою месть.

— Зачем ты рассказываешь об этом мне? — удивился Гарет. — Ты же знаешь, что я все передам принцу.

Сильвит смерил Гарета презрительным взглядом.

— Я как раз этого и хочу. Скажи принцу, что отныне моя месть будет подстерегать его везде. Это может случиться завтра или через сотню лет. У меня хватит терпения. Я умею ждать. Мысль о том, что с этого момента каждый свой день Дагнарус будет проживать в страхе, облегчит мое ожидание. Конечно, у него не одна жизнь, но я заберу их все. Он будет с опаской подносить к губам бокал — не отравлено ли вино? Пища станет казаться ему странной на вкус — нет ли и там отравы? Он будет опасаться лунного света — вдруг блеснет кинжал? А кто это подкрадывается к нему сзади? На все его опасения ответ будет только один — да! И этим ответом явится Сильвит. Так и скажите ему.

Эльф повернулся и растаял в дымной пелене.

Некоторое время Гарет продолжал стоять неподвижно — испуганный, ошеломленный, разорванный надвое. Он посылал проклятия вслед исчезнувшему Сильвиту, не зная, что предпринять. Продолжать поиски Хельмоса? Или вернуться к Дагнарусу и предостеречь его насчет Сильвита? Эльф объявил, что бежит из Виннингэля. Но верить его словам — все равно что верить, будто потревоженная змея не укусит.

В конце концов Гарет пришел к выводу, что Дагнарус способен сам о себе позаботиться. Владыка Пустоты, защищенный ее магическими доспехами, обладающий не одной, а многими жизнями, — он уж явно не падет жертвой кинжала Сильвита. Во всяком случае, не сейчас. Гарет продолжил поиски, направившись к башенной комнате. Он надеялся, что застанет Хельмоса там, следящим за панорамой битвы.

Внутренняя, потаенная часть существа Гарета желала Сильвиту успеха; желала эльфу осуществить то, чего Гарет со своей мертвой душой не смог сделать сам. Он согласился с этим ужасающим пожеланием и продолжил путь по коридорам дворца.

Виннингэль был обречен. Защитники города еще продолжали оборонять северную стену, но черный огонь и неожиданный удар в спину, нанесенный и наносимый частями Дагнаруса, неумолимо косили их ряды и подрывали боевой дух. Город, который они пытались отстоять, был охвачен пламенем пожаров. К тому же в городе уже бесчинствовали наемники принца, получившие обещанную свободу грабить и насильничать.

Капитан Аргот был вынужден бросить свои резервные отряды на борьбу с огнем, который стал неуправляемым и без разбору пожирал жилые и хозяйственные здания. Охваченные паникой жители, безуспешно пытавшиеся спасти свои дома, заполонили улицы и только мешали усилиям пожарных. Но воды взять было неоткуда — река странным и необъяснимым образом пересохла.

Получив донесение об этом, Аргот наконец-то понял со всей ясностью замысел Дагнаруса. Да, городу это грозило неминуемым поражением, однако капитан, сам будучи военным, не мог не отдать должное стратегии принца.

— Каков полководец! — произнес он вслух, с неохотой высказывая свое восхищение. — Какой тонкий...

Это было последнее, о чем он успел подумать, но уже не успел сказать. Вражеская стрела ударила ему прямо в глаз. Смерть наступила раньше, чем тело капитана повалилось со стены.

Весть о том, что Владыка Пустоты с помощью дьявольской магии иссушил реку, обескровив Виннингэль, была первым сокрушительным ударом по защитникам города. Второй удар они получили, услышав, что войска принца с легкостью взяли дворец, зайдя с тыла, и теперь движутся в направлении северной стены. Защитники Виннингэля оказались между молотом Дагнаруса, занесенным над ними сзади, и наковальней Шакура, теснившей их снизу.

Солдаты продолжали обороняться, решив, что лучше погибнуть здесь, чем заживо сгореть в пламени пожаров или быть растоптанными обезумевшей толпой жителей.

В верхнем помещении одной из башен дворца Анна, как могла, оберегала покой несчастной, утратившей рассудок Эмилии. Вдовствующая королева была совсем плоха: она то дрожала, то заливалась слезами. Хуже всего, что теперь к этому добавились приступы жуткого хохота. Анна делала все возможное, чтобы хоть как-то успокоить выдуманные и реальные страхи вдовствующей королевы. Совладать с последними было несравненно сложнее. В покои Эмилии пробивался дым; извне долетали непривычные звуки, эхом отдававшиеся в коридорах дворца. Слышались топот бегущих ног, голоса, выкрикивающие приказы, звон и лязг стали.

Но вскоре звуки сражения стихли. В воздухе повисла зловещая тишина, действующая столь же удушающе, как и дым.

— Что... что это значит, ваше величество? — спросила врачевательница, также решившая остаться рядом с Эмилией. — Мы победили?

Анна отвернулась от открытого окна, откуда смотрела на охваченный пожарами Виннингэль.

— Да. Уверена, что так оно и есть, — солгала Анна. — Скоро все кончится, и наступит тишина.

Хотя бы здесь королеве не пришлось прибегать к спасительной лжи.

Даже сюда долетали крики из города. Где-то отчаянно плакал ребенок. Наверное, он тщетно пытался выбраться из горящего дома.

— Что там? — встрепенулась Эмилия. — Я слышу, как плачет мой малыш! Немедленно принесите его ко мне!

Анна закрыла шторы.

— Нет, что вы, — возразила она, пытаясь улыбнуться пересохшими губами и одновременно боясь, что они треснут и из трещин польется кровь. — Не волнуйтесь, ваше величество. Ваш малыш крепко спит. И вам надо попытаться уснуть, — приговаривала она, и слезы катились у нее по щекам.

Из коридора доносились гулкие размеренные шаги. Громко стучали подковы солдатских сапог. Врачевательница зажала рот рукой, чтобы криком не испугать Эмилию. Анна подбежала к ней и схватила девушку за руку. Боевые маги по-прежнему охраняли покои вдовствующей королевы, но понимали, что долго им не продержаться. Их сил не хватит, чтобы противостоять силе, неотступно приближавшейся к ним по коридору.

Из-под плотно закрытых и запертых дверей блеснула яркая вспышка магического света. Послышались крики умирающих, глухие удары и звон мечей. Эхо коридоров повторяло эти леденящие кровь звуки. Потом раздался голос: хриплый, холодный и до ужаса знакомый Анне. Голос отдал короткий приказ. Двери разлетелись в щепки. Магические запоры были уничтожены.

В покои матери быстрыми шагами вошел Дагнарус. За ним вошли Вэлура и солдаты. Принц немного постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку после ярко освещенного факелами коридора.

— Где он? — повелительно спросил принц, поворачивая в разные стороны голову, сокрытую шлемом. — Где Хельмос? Я же знаю, что он здесь. Мог бы не прятаться. Помощи ему ждать неоткуда — караульные у дверей мертвы...

— Тише! — потребовала Анна.

Она встала, загораживая ему путь, бледная и холодная от охватившего ее гнева.

— Не кричите! Разве вы не видите, что пугаете ее?

Эмилия стонала и плакала, дрожа всем телом. Глаза у нее вылезли из орбит, лицо исказилось гримасой, рот перекосился. Она взирала на Дагнаруса в его черных доспехах и остроконечном шлеме, охваченная беспредельным страхом.

Дагнарус снял шлем, откинул прилипшие к глазам потные волосы. Жестом приказав солдатам оставаться на месте, он прошел в глубь комнаты, привыкая к тусклому, колеблющемуся свету. При виде безумной Эмилии на его лице не отразилось ни жалости, ни отвращения. Поначалу принц даже не узнал свою мать.

Лоб Дагнаруса прочертила складка. Он сделал еще один шаг вперед.

— Мама...

Он произнес это слово совсем тихо, едва слышно. Анна услышала его лишь потому, что видела губы принца.

Эмилия выпрямилась и запустила руки в свои всклокоченные волосы.

— А, это ты, камергер.

Обращаясь к Дагнарусу, она сделала жест, который некогда был повелительным, но сейчас, сделанный ее слабой, высохшей рукой, выглядел до отвращения жалким.

— Скажи моему сыну, чтобы навестил наконец свою мать. Я посылала за ним вчера и позавчера, а он так и не явился. Какой злой и неблагодарный мальчишка.

Дагнарус повернул помрачневшее лицо к Анне.

— И давно с ней такое?

— С тех пор... — Анна замолчала, не зная, как лучше ему ответить и какими словами. — С тех самых пор, как вы исчезли, — тихо докончила она.

Дагнарус вновь перевел глаза на мать. Он смотрел на нее, и на его хмуром лице не отражалось никаких чувств. Потом он отвернулся и словно забыл о существовании Эмилии. Глаза принца остановились на Анне.

— Где ваш муж?

— Там, где он должен быть, — твердо ответила она.

Дагнарус долго и внимательно смотрел на нее, о чем-то думая. Затем низко и уважительно поклонился королеве, после чего обратился к солдатам:

— Хельмоса здесь нет. Уходите отсюда. Обыщите весь дворец. Выходите тихо, — добавил он. — Тихо.

Остановившись в развороченном дверном проеме, принц обернулся.

— Благодарю вас за заботу о ней, — сказал Дагнарус, обращаясь к Анне. — Прошу извинить, что потревожил вас. Я поставлю у дверей своих караульных. Вам никто не причинит вреда.

Снова поклонившись, он ушел.

Силы оставили Анну. Она рухнула на стул и больно закусила губу, чтобы не заплакать. Хотя бы не сразу, пока принц еще мог ее услышать.

— Боги, уберегите моего мужа! — молила она в глубине сердца. — Сохраните его и будьте к нему милосердны!

— Ну и как? — нетерпеливо спросил Дагнарус, повстречав во дворце Гарета. — Нашел его?

— Короля во дворце нет, — ответил Гарет.

Дагнарус подозрительно смотрел на своего друга.

— Нет? А где же он? — Принц огляделся по сторонам. — И куда подевался Сильвит?

— Он бежал, — ответила Вэлура, и в ее обычно безжизненном голосе мелькнуло какое-то чувство, нечто вроде злого торжества над побежденным врагом.

— Эльф предал тебя, мой любимый. Забудь о нем.

Судя по его лицу, Дагнарус не мог сразу поверить словам Вэлуры.

— Она говорит правду, — подтвердил Гарет. — Сильвит исчез. Он просил вам передать...

— Не желаю слушать слов этого предателя! — прорычал в ответ Дагнарус. — Где король?

Гарет опустил глаза.

— Слуги... те, кто не сбежал, считают, что он направился на стену, к ее защитникам.

— Чтобы Хельмос отважился показаться на поле боя? — презрительно усмехнулся Дагнарус. — Сомневаюсь. Ты врешь. Ты пытаешься хоть как-то спасти его. Напрасно. Теперь я и сам знаю, где его искать. Как сказала его жена, он там, где должен быть. Где же ему еще быть, как не в Храме? Мой братец сбежал поплакаться богам.

За пределами дворца дым был еще гуще. В воздухе кружились раскаленные искры — их приносил ветер с пожаров, которыми был охвачен весь город. На фоне яркого зарева остававшиеся защитники продолжали сражаться и умирать. Время от времени земля содрогалась от мощных глухих ударов, напоминавших биение больного сердца.

— Что это? — опасливо спросил Гарет, прикрыв нос и рот капюшоном.

— Таран, — с удовлетворением произнес Дагнарус. — Шакур начал штурм главных городских ворот.

Вокруг них бушевал людской водоворот. Кто-то из солдат бежал с места битвы, другие, наоборот, бежали сражаться и пытались удержать и усовестить дезертиров. Слышались отчаянные вопли матерей, умолявших, чтобы хоть кто-то помог им найти пропавших детей. Отцы семейств, обезумев от горя, пытались отыскать в этом хаосе своих бесследно исчезнувших близких. Люди налетали на Гарета, толкали, пихали его и отскакивали прочь, словно от каменной преграды.

Какой-то солдат, распаленный яростью сражения, попытался напасть на Вэлуру. Та не стала даже вытаскивать свой меч. Она ударила кулаком по стальному шлему солдата, проломив ему череп. Но даже в этой чудовищной суматохе никто не мог приблизиться к Дагнарусу. Пустота окружала его. Она создала вокруг принца островок спокойствия, где он и находился, недосягаемый для ревущих человеческих волн, вздымавшихся одна за другой.

Принц быстро шел к Храму, силуэт которого чернел на фоне пожаров, как будто был сделан из тьмы. Дагнарус не зажимал нос, спасаясь от дыма. Он вдыхал запах смерти и разрушения, словно то были священные благовония.

— Разумеется, нам придется заново отстроить Виннингэль, — говорил он на ходу. — Город восстанет из пепла и будет в десять раз прекраснее прежнего. Я заставлю отца гордиться построенным мною городом!

— Не сюда! — крикнул ему Гарет, ибо Дагнарус был настолько уверен в себе, что двигался прямо к ступеням Храма. — Глядите!

Ступени Храма окружали боевые маги. Их было около двух десятков, и они стояли полукругом. От них исходило мягкое белое свечение — защитный покров. Свет этот напоминал тихий свет луны, вдруг появившейся среди огненного разлива заходящего солнца. Увидев боевых магов, Дагнарус остановился.

— Даже вам не справиться со всеми ими! — снова крикнул Гарет, стараясь, чтобы его слова не потонули в шуме толпы.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Дагнарус, презрительно глядя на боевых магов. — Разве можно доверять идиотам, растрачивающим силы на защиту Храма, когда их магия пригодилась бы на городских стенах? Когда я стану королем, все будет по-другому! Ладно, зайдем с другой стороны. Бьюсь об заклад, никому из них не пришло в голову охранять черный ход.

Принц оказался не совсем прав: кладовые охранялись, но стерегущих их боевых магов можно было пересчитать по пальцам. Их поставили сюда, чтобы не допустить мародеров, которым нет дела до чужих страданий и которые не прочь воспользоваться суматохой и прихватить с собой столько, сколько смогут унести. Но этим боевым магам было не справиться с Владыкой Пустоты и женщиной-врикилем. Проходя, Гарет старался не всматриваться в искалеченные тела. Он боялся, что узнает кого-то из погибших. И действительно, ему показалось, что он видел тело Эваристо — их с принцем бывшего учителя.

Гарет запретил себе думать об этом. Его душа находилась в таком смятении, была охвачена такой тревогой и беспокойством, ожидая противостояния двух братьев — принца и короля, — что на скорбь по другим у него просто не оставалось сил.

Они вошли в кладовые Храма. Поскольку эти помещения располагались под землей и не имели окон, здесь почти не ощущалось удушающего запаха дыма.

Дагнарус резко остановился.

— Ты знаешь, где находится этот Портал? — спросил он, озираясь по сторонам, словно Портал Богов мог находиться посреди винных бочек и кругов сыра, висевших гроздьями забитых кур и окровавленных бараньих туш.

Он повернулся к Гарету. Гарет знал: рано или поздно принц задаст этот вопрос, и все время с ужасом ждал, когда он прозвучит.

— Где Портал? — вновь повторил Дагнарус, начиная злиться.

Проще всего было бы прикинуться незнающим, однако принц ему не поверит. Всякий, кто провел столько лет в Храме, сколько Гарет, непременно знает, где искать Портал Богов.

— Да, ваше высочество, я знаю.

— Что ты там бубнишь? — раздраженно накинулся на него Дагнарус. — Говори громче.

— Я знаю.

— Тогда веди нас туда.

Гарет мешкал. Глаза Дагнаруса опасно сощурились.

— Обещайте мне... обещайте, что вы не убьете его, — наконец выдохнул Гарет, и слова эти вырвались из него, как стон.

— Убить? Разумеется, я не убью его! — сердито воскликнул Дагнарус. — Я же не чудовище! Он — мой брат. К тому же я хочу, чтобы он стал свидетелем моей триумфальной победы. Я извлеку из него пользу. Быть может, даже разрешу ему остаться Владыкой. Теперь они все будут мне подвластны, и Хельмос может оказаться полезен. Никакого убийства, Меченый. Хельмосу нужно всего-навсего отдать мне Камень Владычества, и тогда я расцелую брата в обе щеки и прижму его к своей груди.

— Вы же знаете, он скорее предпочтет умереть, чем отдать вам камень, — сказал Гарет.

— Слушай, Меченый! — Дагнарус схватил Гарета за руку и, с силой сжав ее, притянул его лицо к своему. Забрало шлема больно врезалось Гарету в кожу, расцарапав ее. — Я найду этот Портал. Если понадобится, я переверну вверх дном весь Храм и камня на камне от него не оставлю. Но я его найду. И знай: сейчас я доволен своим успехом и потому милосерден. Но если ты вздумаешь играть со мной в прятки, и мне придется в поисках брата разнести Храм по кусочкам, я буду совсем в другом настроении. Гнев и недовольство будут только возрастать с каждой понапрасну открытой дверью. И к тому времени, когда я все-таки найду Хельмоса, я просто задушу его собственными руками, и делу конец. Так что ты выбираешь, Меченый? — после недолгого молчания спросил принц. — Ты приведешь меня туда, где находится мой брат?

— Приведу, — кивнул Гарет.

«Может, оно и к лучшему, — подумал Гарет. — По крайней мере, я хоть буду присутствовать при их разговоре, иначе разъяренный Дагнарус может просто и близко меня не подпустить, а то и убить, чтобы не мешался».

За все это время у Гарета не возникало необходимости использовать свой магический дар, и потому он ощущал себя достаточно сильным. Он знал, что Хельмос так просто не отдаст Камень Владычества. Однако может случиться так, что он сумеет освободить одного брата от своего присутствия и ценой собственной жизни спасет другого.

Он быстро и уверенно направился к самому центру Храма.

Он повел Дагнаруса к Порталу Богов.

Глава 5 Портал Богов

Хельмос сидел на койке в маленькой келье, где находился Портал Богов. Он крепко сжимал в руке Камень Владычества. Хельмос более не молил богов о вмешательстве. Боги не придут на помощь. Они не появятся на стенах Виннингэля и не рассеют врагов огненными мечами и громогласными звуками золотых труб.

Да и почему, подумал Хельмос, они должны помогать людям?

Собственный вопрос застал короля врасплох, и он задумался.

Нет, они должны помочь — так поначалу рассуждал Хельмос. Но почему? Потому что я прошу их. Потому что я прошу их сохранить мою столицу и моих подданных.

Но боги не строили городских стен. Они не возделывали землю и не собирали урожай. Боги не заполняли книгами библиотеку и не мастерили кровати для Приюта Врачевателей. Конечно, боги дали нам магию, чтобы лечить больных, равно как они сотворили камень для стен и наши глаза, позволяющие читать книги. Тогда кого считать создателем стен, книг, больничных кроватей? Тех, кто дал нам материалы и научил ремеслам, или тех, кто все это делал своими руками?

Боги дали нам Порталы, дабы мы смогли легко путешествовать в земли наших собратьев и ближе знакомиться с ними. А как поступили мы? Охваченные страхом, мы наглухо запечатали Порталы!

Хельмос разжал ладонь и долго глядел на Камень Владычества. Он воскресил в памяти церемонию разделения камня, увидел камень в отцовских руках — бриллиант безупречной формы, без малейшего изъяна. Хельмос увидел, как камень разделился на четыре части, а затем... затем он увидел то же, что тогда увидел Дагнарус, — Пустоту. Она возникла в самом центре, когда разъединились части Камня Владычества. Хельмос с ненавистью и отвращением глядел в Пустоту, и на какое-то мгновение ему показалось, что она способна поглотить весь мир, лишив его света, красоты и истины.

— Нет! — вслух произнес Хельмос. — Я этого не позволю.

Он без страха смотрел прямо в темноту. Казалось, темнота заполняет собой все. Зрелище было на редкость ужасающим. Но по краям темноты сияли четыре маленькие светящиеся точки. Четыре огонька, продолжавших гореть.

Они чем-то напоминали звезды: чем темнее ночь, тем ярче они светят.

Боги не смогли спасти ни его, ни Виннингэль. Человек должен сам сделать свой выбор и либо спастись, либо погибнуть. Родители учат ребенка ходить. Они следят, чтобы он, упав, не разбил себе голову. Они с тревогой слышат плач своего малыша и видят, как он тянет к ним ручонки, прося, чтобы его взяли на руки и понесли. Но как ни больно родителям, в какой-то момент они отказываются ему помочь.

Ребенок должен научиться ходить и идти сам.

Теперь Хельмос был абсолютно уверен, что боги ответили на его молитвы, но их ответ был не таким, каким бы ему хотелось. Они не подхватили его с твердого пола на руки и не стали укачивать и целовать, защищая от мира. Он должен идти сам. Пусть тьма поглотит его, как ночь поглощает день; боги дали ему все необходимое, чтобы пережить ночь и радостно ожидать наступления рассвета.

— Прости меня, отец, — тихо сказал Хельмос, и слезы хлынули у него из глаз. — Прости меня за то, что усомнился в тебе. Только через разделение камня, только через принятие, понимание и уважение наших различий мы можем надеяться вновь соединить части в целое. Ты понимал. Ты знал: если мы это сделаем и наши усилия увенчаются успехом, разделенный камень будет сильнее, нежели был бы неразделенный.

Хельмос снял цепочку, на которой висел Камень Владычества. Он припал к камню губами, почтительно поцеловал его и положил на алтарь.

Хельмос оставил камень на алтаре и подошел к двери, ведущей во внешний мир, в темноту.

Он шел один, но знал, что где-то любящие родители со слезами на глазах следят за каждым его шагом.

Высокочтимый Верховный Маг слышал, что животные способны предсказывать разрушительные землетрясения. Так, например, собаки становятся необычайно возбужденными. Им никак не сидится на одном месте, и они без конца слоняются из угла в угол. Если же собаку запереть внутри помещения, она будет скулить и царапать дверь, пытаясь выбраться. Незадолго до того, как толчки начнут сотрясать землю, стаи птиц неожиданно взмывают в воздух. Если это так, тогда Высокочтимый Верховный Маг знал, чего им осталось ждать.

Нет, не землетрясения; во всяком случае, не толчков из недр земли. Однако сам магический покров был неустойчивым. Едва только началось сражение, Рейнхольт уже ощущал слабые разрывы, трещины и толчки. Ему казалось, что они становятся все сильнее и неистовее. Хотя Верховный Маг и находился у себя в кабинете, мыслями он был в другой части Храма — в Портале Богов, рядом с Хельмосом. Рейнхольт часто поглядывал на дверь, думая, что в любую минуту сюда должен войти король с вестью о благополучном окончании битвы. Он ждал, что Хельмос появится и скажет, что боги разметали их врагов, а Дагнаруса низвергли в Пустоту.

Но проходил час за часом, а Хельмос с желанной вестью так и не появлялся. Высокочтимый Верховный Маг испытывал сильную тревогу. Когда он в последний раз говорил с Хельмосом, ему не понравилось выражение глаз короля. То был взгляд человека, утратившего веру; взгляд, исполненный отчаяния и безысходности. И было ли то, что ощущал сейчас Высокочтимый Верховный Маг, проявлением гнева богов? И если так, то куда был направлен их гнев? На вторгшихся врагов? Или боги разгневались на тех, кто пренебрег их предостережениями?

Рейнхольт ходил из угла в угол, словно встревоженная собака накануне землетрясения. Да, в кабинете он был один, но он не чувствовал себя оторванным от того, что происходило в городе. Он постоянно получал известия от своих посланцев, и печальные новости лишь усугубляли его волнение. Сам облик посланцев говорил красноречивее их слов: порванные и перепачканные кровью сутаны, закопченные, покрытые сажей лица, на которых слезы от едкого дыма оставляли грязные потеки. С каждым стуком в дверь Рейнхольт испытывал все больший ужас, и когда к нему в очередной раз постучали, первым побуждением Верховного Мага было сказать, чтобы его оставили в покое. Но чувство долга и сознание своей ответственности возобладали. Он открыл дверь.

На пороге стояли девять мужчин и женщин, облаченных в доспехи из меха и стали и вооруженных толстыми, как стволы деревьев, копьями. Их лица были спокойны. Воины окружали сухонькую, сморщенную смуглокожую старуху, похожую на птицу. Все ее тело было покрыто татуировкой.

Верховный Маг взглянул на нее, облегченно вздохнул, затем отвесил низкий почтительный поклон.

— Хранительница Табита! Вы делаете мне честь своим присутствием. Прошу войти.

Пока Рейнхольт произносил эти слова, в его чувствах царило полное смятение, когда отчаяние сменяется безумной надеждой и наоборот. Рейнхольт встречал Табиту у городских ворот и еще тогда увидел, что записей на макушке головы у нее не было. Сейчас же макушку почти сплошь покрывала татуировка, излагающая трагическую историю битвы за Виннингэль. Оставалось лишь небольшое свободное пятно. Конец сражения приближался, и Табита явилась, чтобы стать его свидетельницей.

Хранительница, ковыляя, вошла в кабинет. На ее лице светилось воодушевление, граничащее с экстазом. Табита приближалась к завершению дела всей своей жизни. Наблюдательница сущего, сама монахиня находилась как бы вне ужасающих картин, свидетельницей которых ей предстояло стать. Усевшись с помощью Верховного Мага в кресло (он буквально опустил ее туда), она спокойно ожидала крушения.

Ноги Табиты болтались в воздухе, не доставая до пола. Она взяла несколько предложенных ей сладких сухарей и бокал вина, в котором их размачивала. Хранительница Времени сидела, ела сухари, запивала вином и смотрела по сторонам своими острыми светлыми глазами. На плече у нее висел мешок с письменными принадлежностями. Закончив краткую трапезу, Табита достала из мешка пузырек с особыми несмываемыми чернилами, магическое перо и положила их на стол. Перо должно будет само протыкать ей кожу, оставляя точки, прямые и волнистые линии. Эти записи могли прочитать только посвященные. Искусство чтения летописей Хранители держали в строжайшей тайне.

Девять телохранителей из племени омара тоже вошли в кабинет Верховного Мага и встали у стен, там, где для них нашлось место. Острия их копий вонзились в деревянный потолок. Телохранители стояли молча, наклонив головы, ибо потолок был низковат для их роста. Их ничего не волновало и не занимало, кроме Хранительницы. Взгляды всех девятерых были прикованы к Табите.

Высокочтимый Верховный Маг совершенно не мог выполнять привычные обязанности хозяина. Страх и беспокойство вперемешку с надеждой связали его по рукам и ногам. Он лишился даже возможности ходить по кабинету, поскольку рисковал наткнуться на телохранителей. Рейнхольт был не в состоянии вести учтивую беседу. Он беспокойно ерзал в кресле, постукивая пальцами по столу. Табита окунула перо в чернила.

Проходила минута за минутой. Высокочтимый Верховный Маг чувствовал, что ему больше не выдержать. Магический покров скручивался все сильнее и сильнее. Магия была подобно туго натянутому канату, за концы которого крепко держались две могучие противостоящие силы. И ни одна из них не ослабит хватки, не решится выпустить канат из рук, опасаясь, как бы он не хлестанул по спине и не переломил хребет. Однако прочность самого каната не беспредельна, и от напряжения он может лопнуть.

— Неплохое сравнение, — сказала Табита, хотя Верховный Маг вслух не произнес ни слова.

— Хранительница, — в отчаянии обратился к ней Рейнхольт, — есть ли... можем ли мы что-нибудь сделать?

— Я только смотрю и записываю. — Табита дотронулась до своей макушки и поболтала в воздухе ногами. — Но мне понравилось ваше сравнение.

Верховный Маг с головой погрузился в свои мрачные предчувствия, из которых его вскоре вывел звук шагов, раздавшихся в передней. Рейнхольт вскочил на ноги и широко распахнул дверь.

— Ну? — Он вышел в коридор. — Что там, Родерик? — спросил он, узнав одного из боевых магов. — Какие новости?

— Верховный Маг, Дагнарус находится здесь! Он проник в Храм! Он направился прямиком к Порталу Богов!

— Вот оно что, — выдохнул Рейнхольт, наконец-то поняв. — Вот почему магия все время дрожит, словно туго натянутый канат, который в любую секунду готов оборваться. Братья должны столкнуться лицом к лицу. Ни я, ни кто-либо другой не в состоянии это изменить. Владыка Скорбей — так боги назвали Хельмоса. Это его судьба. Он взял ее на себя. Пытаться помешать ему означало бы лишить Хельмоса его победы.

— Верховный Маг, мы готовим нападение. Я...

— Нет! Не смейте атаковать!

— Но как же так? — Боевой маг был явно взбешен подобным приказом. — Мы не можем допустить...

— Это выше наших сил! — Рейнхольт глотнул ртом воздух и вытер вспотевший лоб. — У нас есть другие, более серьезные заботы. Мы должны вывести людей из города!

Боевой маг глядел на него, широко раскрыв рот.

— Не мешкайте! Ты, остальные боевые маги и все, кто вам встретится по пути, — отправляйтесь в город и скажите людям, чтобы бежали за пределы Виннингэля! Скажите им, чтобы любым способом покидали город! И не забудьте про Приют Врачевателей! Быстрее, слышите? У нас очень мало времени!

Высокочтимый Верховный Маг вернулся в свой кабинет. Он хотел было предупредить Хранительницу и уговорить ее бежать из города, но увидел, что глаза Табиты закрыты. Табита держала в пальцах перо, и ее рука медленно поднималась к макушке.

— Я боюсь, что это место... оно может оказаться смертельно опасным, — тихо сказал Рейнхольт, обращаясь к телохранителям, поскольку не осмеливался тревожить Табиту.

Люди племени омара кивнули, оставаясь невозмутимыми и отрешенными.

Хранительница начала писать.

— Здесь, — сказал Гарет, остановившись возле маленькой двери в ничем не примечательной стене. — Это и есть Портал Богов.

Дагнарус окинул дверь пренебрежительным взглядом.

— По-моему, это просто келья послушника.

— И тем не менее — Портал находится здесь, — угрюмо произнес Гарет. Он был очень бледен, изможден и дрожал всем телом. — Ваш брат — там.

Дагнарус, нахмурясь, разглядывал дверь. Теперь и он ощутил, как от магических флюидов у него по руке прошла дрожь.

— Оставь меня одного, — резко приказал он.

— Ваше высочество! Это слишком опасно.

— Уходи! — обернувшись, закричал Дагнарус.

Глаза принца совсем потемнели, и Гарет невольно отпрянул.

— Это касается только моего брата и меня, — сказал Дагнарус. — Должен тебе сказать, Меченый, дружок моего детства, что я не всецело тебе доверяю. Я знаю: ты бы спас моего брата, если бы смог.

Это была правда; сердце Гарета говорило то же самое.

— Если бы смог... — тихо повторил он.

— Ты — хотя бы честный предатель, — пробормотал Дагнарус. — Не то что этот мерзавец Сильвит. Вэлура, убери господина мальчика для битья с моих глаз.

— Я могла бы его убить, — предложила женщина-врикиль, и в мертвом голосе послышались непривычно живые интонации — это вспыхнул слабый огонек ненависти и ревности.

— Нет, он мне еще пригодится. Слышишь шум? Боевые маги почуяли наше присутствие. Скорее всего, они движутся сюда, чтобы напасть на нас. Вы оба — живо в конец коридора! Стойте там на страже. Если будет нужно, сражайтесь с ними. И чтобы ни один из них не прорвался сюда.

— Я не хочу покидать тебя.

Вэлура протянула к принцу руку в черной кольчужной перчатке, намереваясь ласково коснуться его. Дагнарус резко отодвинулся.

— Ты должна мне повиноваться, — холодно потребовал он. — Я — твой господин.

Рука Вэлуры застыла в воздухе. Потом она отвела руку и опустила ее. Рука Вэлуры была сейчас еще более мертвой, чем в тот день, когда стрела оборвала ее жизнь.

Вэлура повернулась и пошла в задымленный коридор. Дагнарус с мрачной ненавистью посмотрел ей вслед. Потом вновь сосредоточил свой угрюмый, жесткий взгляд на двери Портала.

— Боги прокляли вашего отца! — вдруг закричал Гарет, закричал с какой-то неистовой страстью. — А мое проклятие падет на богов! Это их вина. Вам ни в коем случае нельзя было заглядывать внутрь Камня Владычества!

Дагнарус улыбнулся. Улыбка на мгновение смягчила его лицо, но тут же превратилась в гримасу.

— Знаешь, Меченый, я думаю, что все произошло не так. — Изумрудные глаза принца были прозрачными и пустыми; даже более пустыми, чем мертвые глаза врикилей. — Я думаю, что это Камень Владычества заглянул внутрь меня.

Дагнарус замолчал. Из Портала слышался голос Хельмоса. Слов было не разобрать, однако сам голос звучал сильно и решительно, без дрожи и малейших признаков страха.

— Уходи, — потребовал Дагнарус. — Оставь меня. Я должен закончить то, что начал.

Полуослепший от слез Гарет повернулся и поплелся по коридору. Он остановился лишь тогда, когда, к своему стыду, осознал, что рад приказу уйти. Во всяком случае, повеление принца освобождало его от всякой ответственности.

Стыд заставил Гарета остановиться. Он вытер слезы и мельком глянул на Вэлуру. Если бы она знала о его намерениях, то наверняка попыталась бы ему помешать. Женщина-врикиль выполняла приказ принца: она стояла на страже в конце коридора. Она не обратила внимания на Гарета.

Гарет бросился бежать.

Коридор был не таким уж и длинным, но с Гаретом наяву происходило то же, что бывает в кошмарных снах. С каждым шагом коридор становился все длиннее. В отчаянии Гарет убыстрял бег, но коридор растягивался, теряясь вдали.

Бежать, бежать, не останавливаясь.

Дагнарус дождался, пока Гарет скроется в коридоре. Ему надо было остаться одному, освободившись от присутствия последних, кто еще любил его. Теперь ему никто и ничто не мешало, и Дагнарус резко ударил кулаком в закрытую дверь.

— Хельмос! Боги не в силах тебе помочь. Они отвернулись от тебя. Если хочешь спасти себя и город, выходи и давай объяснимся.

Дверь в Портал Богов открылась. За нею стоял Хельмос, облаченный в серебристые доспехи Владыки, отражавшие яркий белый свет, исходящий из Портала.

Дагнарус заглянул вглубь и завороженно застыл.

Портал уже не был маленькой, тесной кельей. Принц увидел помещение гигантских размеров; стены Портала терялись где-то вдали, невидимые для глаз Дагнаруса, а потолком служил небесный купол. Купол был пуст, но его пустоту заполнял свет. Никакой тьмы здесь не существовало. В самом центре Портала ярко сиял Камень Владычества — четвертая часть, принадлежавшая людям. Он был подобен вечерней звезде, сверкающей на закатном небосклоне.

Взгляд Дагнаруса остановился на желанной добыче. Никакие боевые маги не стерегли камень. Только брат принца стоял между ним и предметом величайших вожделений Дагнаруса. Только он один.

Лицо короля было серьезным и суровым, но свет, заливавший Портал у него за спиной, сиял и в его глазах.

— Ты знаешь, зачем я пришел, — сказал Дагнарус, глядя на брата с ненавистью, к которой примешивалась зависть. — Ты знаешь, чего я хочу. Мои войска одержали победу. Виннингэль принадлежит мне. И Камень Владычества тоже будет моим. Отойди с дороги.

Хельмос не произнес ни слова и не пошевельнулся.

— Прочь с дороги, Хельмос! — повторил принц, и его рука в кольчужной перчатке легла на рукоять черного меча. — Я не хочу причинять тебе вред; ведь ты — мой брат, и в каждом из нас течет кровь нашего отца. — Лицо Дагнаруса окаменело. — Но если ты будешь путаться у меня под ногами, я расправлюсь с тобой, не колеблясь.

— Послушай меня ради нашего отца и ради себя самого, — спокойно ответил ему Хельмос. — Не входи в Портал Богов, Дагнарус. Камень Владычества никогда не будет твоим. Если ты попытаешься завладеть им, боги уничтожат тебя.

— Боги меня уничтожат? — засмеялся Дагнарус. — Едва ли, дорогой братец. Да я и сам уже стал богом! Я обладаю Кинжалом Врикиля. Я испил крови тех, кого отдал Пустоте. У меня больше жизней, чем у того кота из сказок!

Дагнарус сделал еще один шаг вперед.

— Отойди, Хельмос, иначе твоя дорогая женушка, которую я оставил под защитой моих солдат, станет вдовой.

При этих словах Хельмос побледнел, но не дрогнул.

— Боги хранят ее, — тихо сказал он. — И приведут ее невредимой ко мне, когда все это кончится. — Хельмос почти с нежностью взглянул на брата. — Последними мыслями нашего отца были мысли о тебе. И последние его земные заботы тоже были о тебе. Говорю тебе это от его имени. Если ты войдешь в Портал, ты навлечешь на себя погибель. И не только на себя; под угрозой окажется весь Виннингэль.

— Ты осмеливаешься мне угрожать? — презрительно усмехнулся Дагнарус.

— Нет, — возразил Хельмос. — Я пытаюсь тебя предостеречь. Я не допущу тебя сюда ради тебя самого и ради моего народа.

— Ну что ж, попробуй, братец, — сказал Дагнарус, обнажая меч. — Мне достаточно убить тебя только один раз, Хельмос. Тебе же придется убивать меня многократно. Даже боги на это не способны!

Дагнарус сделал быстрый и умелый выпад. Хельмос неуклюже попытался отразить удар, но принц легко отвел меч короля в сторону и выбил из рук. Дагнарус замахнулся, намереваясь отсечь брату голову.

Чьи-то сильные руки вцепились в руку Дагнаруса, остановив смертельный удар. Принц в бешенстве обернулся и замер в изумлении.

На его руке повис Гарет. Вся кожа бывшего мальчика для битья превратилась в одну сплошную язву.

— Да расколется, как лед, этот меч! — выдохнул Гарет и дотронулся до лезвия.

Меч Дагнаруса рассыпался вдребезги. Руки принца свело от нестерпимого холода.

— Будь ты проклят! — взревел он и обернулся к Гарету.

Наверное, Дагнарус убил бы его в ту же секунду, если бы не услышал за спиной какой-то шорох. Хельмос метнулся в сторону, чтобы поднять меч, но Дагнарус ногой отшвырнул меч в глубь Портала. Теперь, чтобы достать свое оружие, Хельмосу пришлось бы отойти от двери.

— Я с тобой и голыми руками расправлюсь, — тяжело дыша, произнес Дагнарус.

Он отшвырнул бесполезную рукоятку меча.

— Я всегда думал, что кончится этим.

Принц прыгнул на брата, намереваясь схватить Хельмоса за горло. Хельмос отразил нападение, ухватив руками запястья Дагнаруса. На самом пороге Портала Богов завязалась смертельная схватка. Серебристые доспехи Владыки Скорбей защищали Хельмоса от Дагнаруса. Дагнаруса защищали черные доспехи Владыки Пустоты.

Дагнарус был моложе и сильнее. Он прекрасно умел сражаться врукопашную. Но принца подводили чрезмерная самоуверенность и чрезмерное нетерпение. Он рассчитывал легко расправиться с этим слабым книгочеем Хельмосом. Когда же молниеносной расправы не получилось, принцем овладело отчаяние. Его воля ослабла, и он потерял голову. Дагнарус попытался подавить брата своей силой, однако Хельмос сумел обратить его же силу против него.

Дагнарус лежал на спине, оглушенный и ошеломленный резким падением. Он утратил способность двигаться. Наверное, боги пригвоздили его к полу.

Хельмос потянулся к мечу. Схватив меч, он занес его над Дагнарусом.

— Боги и отец, простите меня, — взмолился он.

Темный шар величиной с человеческий кулак, который слепили из Пустоты окровавленные руки Гарета, подчиняясь силе его магии, стремительно ударил Хельмоса в грудь. Даже мощь Пустоты не могла пробить доспехов Владыки, и все же нанесенный ею удар был силен. Дьявольский шар выбил меч из рук Хельмоса. Король упал и застыл на полу.

Дагнарус вскочил на ноги. Он выхватил Кинжал Врикиля и наклонился над потерявшим сознание братом.

— Дагнарус, нет! — закричал Гарет.

Силы оставили его, и он едва держался на ногах. Движимый отчаянием, он снова вцепился в руку Дагнаруса.

— Я ведь остановил его! Не убивайте его! Он... ваш брат.

— Ты действительно остановил его, Меченый, — согласился Дагнарус. — И я благодарен тебе за это. Ты будешь вознагражден.

Он попытался отпихнуть Гарета.

— Я всю жизнь несу за тебя наказания, — сказал Гарет, с не свойственным ему остервенением продолжая цепляться за руку принца. — Я вынесу и это! Обвиняй меня! Говори, что это я во всем виноват! Но только не совершай чудовищного преступления!

Внутри Портала Богов радужным светом сиял Камень Владычества.

— Да, сейчас ты получишь за все! — зарычал Дагнарус.

Схватив Гарета за шею, принц ударил своего друга и бывшего мальчика для битья головой о каменную стену, проломив ему череп.

— Прости меня, Меченый, — произнес он, глядя в переполненные болью глаза, которые по-прежнему с мольбой смотрели на него и блеск которых постепенно начинал угасать. — Помнишь, я еще в детстве предупреждал тебя? Я еще тогда сказал тебе: «Я буду делать то, что захочу, даже если тебя за это убьют».

Он вторично ударил Гарета головой о стену и разжал руки. Тело сползло на пол, оставив на белом камне кровавую полосу.

Повернувшись, Владыка Пустоты вонзил Кинжал Врикиля в горло своему брату.

Хельмос умер без единого стона. Его тело лежало поперек порога. Одна рука была откинута в сторону, словно и мертвый Хельмос пытался не допустить брата в Портал.

Дагнарус отпихнул ногой эту руку. Принц перешагнул через тело Хельмоса и вошел в Портал Богов.

Он потянулся к камню. Пальцы коснулись бриллианта — его добычи, его награды. Они ощущали прохладу прекрасного камня. Свет мешал Дагнарусу смотреть на камень. Тогда принц схватил его. Черные перчатки сомкнулись вокруг бриллианта, пытаясь притушить свет, который, словно огненные копья, прорывался сквозь тело Дагнаруса.

И в этот момент на принца обрушилась магическая сила Портала Богов.

Дагнарус не мог умереть, но сейчас он предпочел бы смерть. Он стонал и корчился от нестерпимой боли. Повалившись на пол, он попытался уползти обратно. Дагнарус делал все, что мог, стремясь ускользнуть от чудовищных мучений.

Потом он услыхал мощный взрыв и почувствовал, как задрожала земля. Сквозь веки, сомкнутые от пронзительной боли, принц увидел, как оседает Храм и рушатся городские стены. Обломки падали на защитников и нападающих, навсегда прекращая их войну. Воды реки, освободившись от заклятия Пустоты, с чудовищным ревом неслись по пересохшему руслу.

Дагнарус яростно зарычал, проклиная богов — этих подлых богов, столь завистливых к его победе, что они предпочли уничтожить Виннингэль, только бы не позволить ему восторжествовать.

Но он не мог умереть. Боги были не в силах убить его. Он еще поквитается с ними. Рука принца мертвой хваткой сжимала Камень Владычества.

Пусть он потерял все на свете, камень принадлежал ему. И богам не отнять у него этот камень.

Свет дрогнул, стал меркнуть и погас.

Тьма, целительная и успокоительная тьма окутала его. Она пришла забрать Владыку Пустоты.

Глава 6 Колодец Тьмы

Ей показалось, что на нее упал весь мир.

Вэлура видела, как Гарет бросился по коридору назад. Она попыталась его задержать. Она была совсем рядом, когда Гарет, прибегнув к заклятию Пустоты, поверг наземь Хельмоса и помог Дагнарусу одержать победу. Гибель Гарета совершенно не тронула ее. Вэлура ненавидела его, как ненавидела всех, кто находился рядом с Дагнарусом. В особенности живых.

Она видела, как Дагнарус вступил в Портал. Нестерпимый свет, исходящий из Портала, ослепил ее и наполнил глаза такой болью, что Вэлура предпочла бы вырвать их, только бы не смотреть на этот свет.

Она ждала, когда принц вернется к ней, вернется победителем. Но потом она услышала его крик — хриплый, душераздирающий крик гнева и бессильной злости.

Вэлура попыталась противостоять свету, заставив себя терпеть его, хотя ей казалось, что свет буквально вытягивает из нее все жилы, поглощая темную завесу магии, поддерживавшей ее безжизненное тело. Ценой невероятных усилий Вэлура добралась до двери Портала, и в это мгновение грянул взрыв, сопровождавшийся ослепительной вспышкой света.

Вэлура звала принца, она силилась спасти его, но взрывная волна подняла ее, словно пыль, закружила и унесла далеко от любимого. Весь мир обрушился на нее, погребая под громадными обломками, еще недавно называемыми Храмом, а сейчас разбросанными в разные стороны, словно игрушки какого-нибудь великана.

Вэлура не потеряла сознания. Самое ужасное было в том, что она не могла потерять сознание. Она слышала голоса живых, слышала их предсмертные крики, но для нее они значили не больше, чем щебетанье птиц или жужжание насекомых. Единственный голос, который она жаждала услышать, единственный голос, который значил в ее жизни все, не откликался. Этот голос молчал.

Она была завалена обломками Храма. Вокруг было темно. В воздухе плавала пыль. Откуда-то ей на лицо капала вода, а может, кровь. Вэлура попыталась встать и обнаружила, что ее тело придавлено массивным куском колонны и множеством обломков, упавших на него сверху.

Тишина ужасающе звенела у нее в голове. Испытывая неистовое желание услышать голос любимого, Вэлура приподняла колонну и отшвырнула ее в сторону. Опустившись на четвереньки, она начала пробиваться сквозь завал, отбрасывая прочь куски мрамора и вызывая обвалы в горах обломков, некогда называвшихся Храмом.

Вэлура не знала, сколько времени занял этот путь: может — часы, а может — дни. Она должна была найти Дагнаруса. Когда она наконец выбралась на поверхность, ночь уже миновала. Над Виннингэлем вставал серый рассвет, похожий на покрывало, сотканное из пепла. Но каким по счету был этот рассвет после того, как армия Дагнаруса вошла в город? Сколько дней и сколько ночей успело пройти за это время?

Она стояла посреди обломков и смотрела вокруг. Обычно врикили редко испытывают чувства, и то это бывают лишь отзвуки сильных чувств, запомнившихся еще при жизни. Но сейчас Вэлура ужасалась, удивлялась увиденному и одновременно была странно заворожена открывшимся зрелищем.

Виннингэль — красивый, богатый и процветающий город, вызывавший восхищение и зависть, — лежал в развалинах. Дворец уцелел, но лишь отчасти. Его башни обрушились, кое-где в стенах зияли провалы. С возвращением воды ожили водопады, но их вода была темной от гари и имела красноватый оттенок. В воздухе висел дым; пожары продолжались на всех ярусах города. Пепел и зола сделали черным некогда прозрачное голубое озеро Илдурель.

Из-под обломков выбирались немногие уцелевшие жители Виннингэля. Одни из них ползали вокруг развалин, не переставая звать пропавших близких; другие, так и не оправившись после потрясений, отрешенно брели неведомо куда, как потерявшиеся дети, ожидающие, что кто-то разыщет их и отведет домой.

В небе мелькнула тень, и люди с криками бросились прочь. Тень проскользнула над Вэлурой, и ее тьма была чернее самой женщины-врикиля, а повеявший холод заставил вздрогнуть даже ее мертвую плоть. Вэлура инстинктивно прижалась к земле и подняла голову.

Над Виннингэлем, будто хищный ворон, кружил огромный дракон — черный силуэт на фоне серого рассвета. Его красные глаза что-то высматривали и, кажется, высмотрели, ибо дракон застыл на месте, а затем стал резко снижаться, распростерши крылья и растопырив свои когтистые лапы.

Вначале Вэлуре подумалось, что дракон высмотрел ее, и она не шутку перепугалась, поскольку когти дракона, как и меч Владыки, были смертельными для врикиля. Однако дракон не обратил на нее внимания, и, когда он подлетел еще ближе, страх покинул Вэлуру. Дракон был ей сродни, ибо являлся драконом Пустоты.

Дракон опустился посреди развалин Храма, затем стал осторожно пробираться сквозь обломки.

Вэлуру вновь охватил страх, но теперь уже не за себя. Возможно, он искал Дагнаруса! Вэлура выползла из своего укрытия, чтобы ей лучше были видны действия дракона.

В одном месте дракон стал разбрасывать обломки, продвигаясь в глубь завала, пока не проделал дыру размером с небольшой дом. Опустив внутрь переднюю лапу, он осторожно зацепил когтем и извлек наружу чье-то мертвое тело.

Нет, оно не было телом Дагнаруса. Маленькое, словно тело ребенка, смугло-коричневое, оно было сплошь покрыто странными знаками. Хранительница. Теперь стало ясно, зачем сюда прилетел этот дракон — один из пяти драконов, стерегущих Крепость Времени. Его занимало лишь то, чем все это кончилось.

Зажав в когтях хрупкое тело, Дракон Пустоты расправил крылья и взмыл в небо. Хвост, ударив по земле, поднял в воздух гору обломков, которые с грохотом разлетелись в разные стороны.

Вэлура отвернулась. У нее была лишь одна цель — найти Дагнаруса. Храм был настолько разрушен, что она не представляла, откуда начать поиски. Она ощущала отчаяние и безнадежность — эти чувства сопровождали ее почти постоянно. Подавив их, как и прежде, она принялась за работу.

Вскоре Вэлура обнаружила, что ослабела. Взрыв унес немало ее сил. Остальную часть она потратила, выбираясь из-под развалин Храма. К счастью, вокруг хватало умирающих, так что недостатка в пище она не испытывала. Вэлура прекратила жизнь какой-то покалеченной женщины, рыдавшей по своему погибшему любимому, и посчитала, что только помогла этой несчастной.

Напитавшись, Вэлура почувствовала, как к ней вернулись силы. Она вновь направилась к развалинам Храма и начала один за другим переворачивать глыбы обломков.

— Ты понапрасну тратишь время, — произнес голос.

Этот холодный голос говорил не вслух, а через Кровавый нож, висевший у нее на поясе.

— Он мертв.

Вэлура не ответила и не прекратила своих поисков. Шакур шагнул к ней и встал напротив.

Она подняла голову. На нее смотрели мертвые глаза. За спиной Шакура стояли другие врикили и тоже смотрели на нее мертвыми глазами. А из-за их спин на нее смотрели мертвые глаза Виннингэля.

— Он должен находиться где-то здесь, — сказала Шакуру Вэлура. — Он был внутри Портала. Магия Портала должна уберечь его.

— Портал! — презрительно воскликнул Шакур. — Порталы не могут никого уберечь. Порталы исчезли.

— Исчезли?

Вэлура остановилась. Ей ничего не оставалось, как поверить Шакуру. Те, кто общается через Кровавый нож, не способны лгать друг другу.

— Исчезли? Что ты хочешь этим сказать?

Шакур поднялся на груду обломков, огляделся по сторонам. Казалось, его ноздри, скрытые черным шлемом, принюхивались к клубам дыма, плававшим в воздухе.

— Победа была на нашей стороне, — сказал Шакур. — Мы оттеснили их от стен. Под нашим натиском ворота открылись. Наши солдаты устремились в город. Многие продолжали сражаться, и те, кто посмелее, вставали с ними рядом. И все равно перевес был на нашей стороне. У меня почти не оставалось сомнений. А потом зазвонили колокола. Маги высыпали из Храма и начали кричать, что город обречен и все должны поскорее его покинуть, если хотят спасти свою жизнь. Я чувствовал, что они говорят правду. Магическая сила стала неуправляемой, и ее удары, точно плети, хлестали в воздухе. Живые это тоже почувствовали. Наши солдаты позабыли о победе и думали только о спасении собственной шкуры. Вместе с недавними противниками они побросали оружие и, помогая друг другу, побежали вон из города.

— А ты? — холодно спросила Вэлура, которая ненавидела Шакура сильнее, чем остальных врикилей. — Что сделал ты? Тоже побежал?

— Нет, я не побежал. Я воспользовался суматохой, чтобы подкрепиться. Ты, я вижу, тоже подзакусила. — Мертвые глаза Шакура уставились на следы крови, оставшиеся у нее на губах и руках. — А затем из Храма вырвался столб света, от которого у меня началась резь в глазах. Была ночь, но стало светло, как днем. Потом раздался взрыв. Я смотрел, как умирает Виннингэль, и тут я понял, что Дагнарус мертв. Наш господин погиб, и мы свободны.

Вэлура отвернулась от него и вновь стала ворочать глыбы обломков.

— Я было решил добраться до одного из Порталов, — продолжал Шакур. Поддев сапогом тлеющую балку, он поднял в пропитанный смертью воздух россыпи искр. — Я собирался отправиться в земли эльфов. Еды там было бы вдоволь. Эльфы ничего о нас не знают. Я мог бы собрать свою армию и стать королем...

— И что же тебе помешало? — спросила Вэлура, глядя на него сквозь щель своего шлема. — Почему ты не отправился к эльфам?

— Я же тебе сказал. Порталов больше нет.

Шакур пожал плечами.

— Исчезли? Может, и так. Переместились? И это допускаю. Остался лишь вход, который уцелел, но дальше ничего нет. Магическая сила пропала. Ее там больше нет. — Шакур оглянулся. — И здесь ее тоже больше нет.

Вэлура продолжала свои поиски.

— Пошли с нами, Вэлура, — сказал Шакур. Он махнул рукой, показывая на остальных врикилей. — Мы создадим свое королевство, где будем сами себе господа. На земле полно городов, в которых есть чем поживиться. Ты такая сильная. Твоя красота сможет легко заманивать мужчин в смертельные ловушки. Я бы нашел тебе прекрасное применение.

Вэлура прекратила работу. Шакур был прав. Магия ушла отсюда. Портал Богов перестал существовать. Но он не исчез совсем; он переместился куда-то вместе с Дагнарусом. Она слышала голос своего любимого. Слабый голос, доносящийся из Кровавого ножа.

— Ты создашь армию, Шакур, — сказала она. — Могущественную армию. Но не для себя, не ради твоей славы и честолюбия. Ты создашь армию для Дагнаруса.

Шакур пренебрежительно засмеялся.

— Это еще не конец, Шакур. Он жив, — с такой убежденностью сказала Вэлура, что Шакур сразу же перестал смеяться. — Наш господин ранен и ослабел. Магия унесла его очень далеко отсюда. Но она не смогла его погубить. Он жив. И пусть мне понадобится на поиски не одна сотня лет, я его найду. А когда он вернется, его армия завоюет весь мир.

Эпилог

Баак был крупным самцом, но еще далеко не взрослым. Его тело, как и его мозг, продолжало расти и развиваться. Только этим можно объяснить, почему юный несмышленыш, решивший пойти погулять в одиночку, забрел в такую даль, что совсем заблудился и вдобавок сильно проголодался.

Более взрослый и опытный баак ни за что не полез бы в ту странную, напоминающую пещеру, дыру, которая неведомо откуда вдруг появилась в лесу. И пускай из дыры пахло магией (а бааки обожают магию не меньше, чем люди шоколад), взрослый баак сразу бы понял, что это — отнюдь не яркая и блестящая волшебная магия, которая легко пощипывает пальцы и приятно возбуждает тело. Это — совсем не та магия, что блестит и сверкает на солнце, а ночью согревает руки и сердце. Из дыры пахло магией богов; следовательно — опасной магией, если не сказать — смертельно опасной.

Конечно, взрослый баак, быть может, тоже залез бы в эту дыру, но только после нескольких дней наблюдения за ней. Он бы тщательно проверил дыру, бросая в нее камешки и проверяя, не выбросит ли Нечто их назад. Взрослый баак поначалу сделал бы жертвоприношение, бросив в дыру мертвого человека, или мертвого таана, либо какую-нибудь другую добычу, которая оказалась бы у этого баака под рукой.

Но когда баак-несмышленыш набрел на дыру, взрослых бааков рядом с ним не было. Никто не дал ему подзатыльник и не отогнал от дыры подальше. А его незрелый мозг еще не мог распознать запах, присущий богам. Он почуял лишь магию и устремился внутрь, думая, что это обычная пещера.

Однако эта пещера разительно отличалась от других пещер, знакомых юному бааку. Пол и стены в ней были на удивление ровными, сделанными из того, что на вид казалось серым камнем. Баак представил, что внутри пещеры находится сокровищница, полная разных диковинных вещиц. В поисках сокровищницы баак шел все дальше и дальше, но, кроме серого камня под ногами и по бокам, ему ничего не попадалось. Баак шел до тех пор, пока у него не иссякла смелость. А когда она иссякла, он вдруг почувствовал себя уставшим, разочарованным и очень-очень сердитым. Вдобавок у него болели ноги.

Баак со злости хватил кулаком по серому камню или тому, что казалось серым камнем. Ощущение было такое, словно он ударил кулаком по воде. Кулак прошел сквозь камень, и баак видел, как его пальцы шевелятся с другой стороны камня.

Тут баак испугался. Он понял, что совершил ужасную ошибку. Он повернулся, чтобы побыстрее убежать из этого жуткого места и вернуться домой, но оказалось, что путь назад и путь вперед выглядят совершенно одинаково. Он снова обернулся назад, потом повернулся еще раз, чтобы убедиться, правильно ли поворачивался назад и действительно ли он пришел из того конца пещеры. Пока баак крутился в разные стороны, он окончательно запутался.

От отчаяния баак громко завыл, надеясь, что кто-нибудь из взрослых разыщет его здесь и выведет из этого страшного серого места. Но никто не приходил, и через какое-то время у баака начало першить в горле и он замолчал. Он сел и немного поплакал: одинокий, потерявшийся, испуганный, а теперь еще и голодный.

Голод подсказал ему, что нужно вставать и идти дальше. Наконец в голову баака пробилась мысль, что, только двигаясь, он имеет возможность уцелеть.

Умственные усилия баака не остались без награды. Через какое-то время впереди блеснул солнечный свет. Баак хрипло завопил от радости и бросился вперед, выбравшись из серой дыры в лес. Баак был настолько доволен, настолько рад, что вырвался из серого плена, что немного поплясал. Он с таким чувством топал ногами, что деревца, росшие вокруг, зашатались и повалились на землю.

Только устав от пляски и подумав, что обеденное время давным-давно миновало, баак удосужился оглянуться по сторонам. И тут он, к своему неописуемому ужасу, обнаружил, что находится в совершенно незнакомом месте. Вокруг баака стоял сплошной лес, но он-то жил не в лесу. Он жил в пустыне. В теплой и знакомой пустыне, где полным-полно песка. В пустыне, где видно далеко-далеко и всегда можно заметить приближение врагов.

Баак попытался разобраться в том, что случилось. Скорее всего, в его отсутствие деревья продвинулись в пустыню и захватили ее. Иного ответа у него не было.

Деревья. За свою жизнь баак видел не так уж много деревьев. Нельзя сказать, чтобы они ему слишком нравились. Взрослые бааки говорили, что деревья полезны. Взрослые бааки делали из деревьев оружие. Когда он подрастет, говорили взрослые юному бааку, ему тоже дадут оружие и научат им владеть. Но это случится еще не скоро. Пройдет много лет, прежде чем баака сочтут достаточно взрослым, чтобы дать ему оружие.

Баак зло сверкнул глазами на деревья и сердито сморщил лицо, показывая, что не испугался их. Он размахивал руками и топал ногами, вызывая деревья померяться силами. Поскольку деревья не отвечали, баак осмелел и еще несколько раз ударил своим громадным кулаком по стволам.

Деревья дрожали и взмахивали руками, но на баака не нападали. Довольный собой, он занялся другим неотложным делом — утолением голода. Ему хотелось самой лучшей, самой вкусной и вообще единственной на свете еды — колючих плодов кактуса обабви, в изобилии росшего в его родной пустыне.

Но чтобы добраться до кактусов, придется пройти мимо этих противных деревьев. Баак двинулся дальше, принюхиваясь и ожидая уловить в воздухе знакомый запах. Его ноздри кое-что почуяли, но то не был пряный аромат плодов обабви. В воздухе отвратительно пахло теми, кто кормится, поедая животных. В воздухе пахло людьми. Но к этому гадкому запаху примешивался другой, куда более приятный и будоражащий — запах магии.

Где-то на задворках разума баака слабо шевельнулась мысль, что с него уже хватит игр с магией. Однако под натиском голода ужас, пережитый в серой дыре, быстро забывался. Он больше никогда и близко не подойдет к дыре, но во всем была виновата дыра, а не магия.

Баак знал, что люди пользуются магией. Люди заставляют магию работать на них. У людей полно разных приятных магических штучек. Бааки магией не пользовались и не хотели, чтобы она им служила. Магия нравилась им сама по себе. Они обожали таскать с собой магические вещи и по двадцать раз на дню вытаскивать их и любоваться ими. Бааки любили украшать магией свои тела и спать, запихнув под голову какую-нибудь магическую вещицу.

Баак выдернул с корнем молодое деревце, чтобы сделать дубину — один из немногих видов оружия, которое позволялось иметь юным баакам. Люди почему-то почти всегда не хотели отдавать свои магические вещицы и вступали из-за них в схватку. Баак не боялся людей. Пусть он еще не совсем вырос, и его рост достигает всего лишь роста двоих взрослых человеческих самцов, если их поставить друг на друга. Все равно у людей не так-то много оружия, которым они смогли бы причинить ему вред. Когда он вырастет, то станет намного выше. Тогда его рост будет равен росту четырех людей, если их составить в высоту. Его тело станет твердым, как скала, а шкура настолько прочной, что от нее будут с легкостью отскакивать острые наконечники стрел и тупиться лучшие мечи людей.

Баак продирался сквозь деревья, которые отказывались расступаться, хотя он и кричал на них, требуя убраться с дороги, так что в конце концов он стал просто отпихивать их. Запах магии был сильным и приятно щекотал ноздри, обещая удовольствие. Баак поспешил вперед, нюхая воздух, словно кот, почуявший кошачью мяту.

Неподалеку от дыры он нашел человека и магию.

Человек лежал на земле. Глаза его были закрыты. Человек хрипло и неровно дышал, со свистом втягивая в себя воздух. На нем были доспехи. Баак их узнал, хотя эти доспехи почему-то были блестящего черного цвета. Сбоку от человека валялся его шлем. Черные доспехи сами по себе обладали магией. Баак решил взять их себе и протянул к ним руку. Но едва баак дотронулся до доспехов, черный металл больно обжег ему пальцы. Зарычав от злости, баак отдернул обожженную руку, запихнул пальцы в рот и начал сосать. Потом схватил дубину и несколько раз ударил ею человека.

Человек застонал. Его голова закатилась набок. Веки поднялись, и глаза уставились прямо на баака. Человек с ужасом и изумлением смотрел на существо, нависшее над ним. Баак не обращал на это внимания; человек явно не представлял для него угрозы. Теперь он увидел, откуда исходила магия. В руке человека был зажат яркий и сверкающий бриллиант.

Эта магия была приятной. Такая магия не причинит бааку вреда. Гладкий треугольный камень был самым удивительным магическим предметом, какой баак когда-либо видел. Зачарованный его красотой, баак потянулся к камню, намереваясь взять его.

Человек что-то крикнул. Он не хотел отдавать камень и пытался встать. Но человек был слишком слаб, и потому он снова упал и застонал от боли. Баак схватил руку человека, которая крепко сжимала камень. Человек хотя и был ранен, но сопротивлялся и не желал отдавать камень. Он так крепко зажал бриллиант, что тот впился ему в ладонь. Хлынула кровь, но человек не выпустил камня.

Баак нагнулся над человеком. Поднеся его руку ко рту, баак зажал ее между зубами. Хрустнула кость, и человек громко закричал. Рот баака наполнился отвратительным вкусом человеческой крови. Выплюнув кровь вместе с осколками кости и кусочками мяса, баак взглянул вниз и торжествующе ухмыльнулся. В откушенных им пальцах человека сиял удивительный бриллиант — самая диковинная вещица из всех, какие видел баак.

Он взял бриллиант, отшвырнув остатки руки, и выпрямился в полный рост.

Человек снова попытался встать. Похоже, он всерьез намеревался отбить свой камень. Баак пару раз стукнул его дубиной. Человек ткнулся окровавленным лицом в землю и больше не шевелился.

Баак стоял, ликуя и замирая от восторга, и глядел на свою добычу. Потом, повинуясь требованиям урчащего желудка, он двинулся дальше в поисках пищи.