8

С самого его детства и до тех пор, пока он не покинул дом в восемнадцать лет, родители Тома налаживали и поддерживали хорошие отношения со всеми своими соседями. Его семья трижды переезжала, и мама часто повторяла, насколько важны связи. В чрезвычайной ситуации тебе могут понадобиться соседи, чтобы вызвать пожарных, полицию, скорую помощь. Покормить твою кошку или собаку, когда тебя нет дома. Возможно, прикупить что-нибудь, если ты заболеешь. Даже присмотреть за твоим ребенком. Доверие, дух товарищества, общность.

В отношениях с соседями была и социальная составляющая: вечерние посиделки его родителей, барбекю, однодневные поездки с соседями и их детьми. Мать до сих пор обменивается рождественскими открытками с несколькими бывшими соседями, которые стали друзьями на всю жизнь.

Том вырос в уверенности, что близкие связи с людьми, которые живут за стеной твоей спальни или гостиной или на другой стороне улицы, входят в стоимость дома. Автоматическое пособие, даже законное право. Среди причин, по которым они уехали из города, было желание найти сообщество, похожее на те, которые давали ему приют в детстве. Того же Тому хотелось для Грейси. Подтверждения для дочки, что ее подушка безопасности не ограничивается родителями. Поэтому даже думать о том, что владение собственным домом ничем не отличается от аренды, немыслимо. Каждый держится сам по себе, люди приходят и уходят без единого кивка, разве что перебросятся словом, но из этого не вырастает ничего серьезного? Нет, это невозможно. Неприемлемо.

Том отправляется с визитом прямо в рабочих ботинках и старой одежде. Вскоре появляется грязный трейлер. Еще одна аномалия. Почему люди, которые с такой одержимостью гордятся своим идеальным жилищем, оставляют рядом с ним подобную развалину? Соседский дом и внешне явно демонстрирует определенный набор стандартов. Это не случайно, он – символ, заявление о статусе. В трейлере же нет никакого смысла.

Тому действительно нужно разобраться с этим вопросом, подумать головой, а затем двигаться дальше. У него и так забот хватает. Быстро обменяться парой слов, а после вернуться к ремонту спальни для Грейси. Тому хочется успеть собрать мебель до вечернего чая.

Ощущение неуловимого перехода от осени к лету на тех нескольких метрах, которые разделяют участки, заставляет Тома взглянуть на небо. Откуда здесь солнце, если над их домом пасмурно от ранних осенних облаков? И хотя соседка уже ушла, ее сад по-прежнему кажется обитаемым, даже необычайно живым. Возможно, это объясняется неистовой активностью насекомых.

Пчелы гудят в воздухе и ударяются о землю разрядами электрического тока. В собственном саду Том не видел ни одной. Или хотя бы бурого мотылька. Однако здесь не только множество пчел, которых хватит заполнить целый ряд ульев, но и павлиноглазок с капустницами. Бабочки разноцветным конфетти мелькают в наполненном ароматами воздухе, присоединяясь к цветочному банкету.

Том протаптывает новую тропинку параллельно подъездной дорожке соседей. Светильники в форме бутонов, которые теснят выбеленные каменные плиты, освещают опилки и пятна грязи на его ботинках. Неодолимое желание задержаться и поглазеть на невероятный сад заставляет его замедлить шаги. В последний раз Том видел такое буйство зелени в ботаническом саду. Ему хочется, чтобы и Фиона на это взглянула и поняла, чего они могли бы добиться. Здесь, должно быть, замечательная почва.

Окна на фасаде закрыты темными шторами, однако входная дверь распахнута, и за ней темнота. На едва различимых стенах чудятся смутные силуэты картин и узоры, Том прищуривается, чтобы лучше разглядеть то, что выглядит маской с клыками.

Прежде чем он успевает подойти ближе, за спиной раздается визгливый голос:

– Да-а-а?

Пораженный Том оборачивается на зов.

И не видит никого и ничего, кроме ухоженных кустарников, неземных клумб и симметричной живой изгороди. До тех пор, пока краем глаза не замечает размытую фигуру, резко выскочившую из укрытия.

Том начинает сначала.

– Черт. Извините. Я…

Враждебный тон собеседницы сопровождается неодобрительным выражением лица. Но вблизи внешность миниатюрной женщины потрясает Тома сильнее, чем то, как она смогла спроецировать свой голос с другого края сада. Пара брошенных издалека взглядов не подготовили его к виду своеобразной прически, обрамляющей узкое, свирепое лицо соседки: обрезанная копна жестких волос, эдакая луковица цвета хны, скрывающая простое, без макияжа лицо. Похоже, для такого небольшого размера у этой головы слишком много волосяных фолликулов. К тому же соседка не подстригает заросли своих бровей так же старательно, как растения в саду, и, кажется, носит мужскую одежду.

– Мы можем вам помочь? – раздается позади Тома второй голос. Мужской, едкий.

Том переступает с ноги на ногу, а когда поворачивается лицом к мужчине, то чувствует, что зрение мутится, словно он слишком резко встал. Яркое многоцветие и туманный свет, заливающие сад, никак не облегчают дезориентацию. Когда же Тому удается проморгаться, его взгляд останавливается на…

Пустоте.

Там никого нет. Лишь сад и дорожка, вьющаяся среди дубов, ясеней и буков.

Наконец, из другой части соседских владений, противоположной той, откуда раздался голос, выныривает вторая фигура. Мужчина торжествующе улыбается и явно доволен тем, что напугал посетителя.

Удивление Тома тут же распространяется на столь же абсурдную, как у соседки, внешность соседа. Прежде над живой изгородью шелестел его сочный голос, но Том впервые увидел собственными глазами мужскую половину этой семейной пары. Расшитый жилет с замысловатым рисунком насыщенных синего и красного цветов, прикрывающий свободную льняную рубашку. Узкие розовые брюки. Верх ботинок кажется плетеным. А лысина у соседа клоунская – блестящий купол между двумя пучками ниспадающих на плечи ухоженных волос. Его белоснежная борода аккуратно подстрижена, как у драматурга эпохи короля Якова. Тонкие губы, обрамляющие ряд темных, нездорового вида зубов, влажно шевелятся. И, видимо, по умолчанию на лице настроено ухмыляющееся выражение.

Сбитый с толку Том переводит взгляд с соседа на соседку: ухмыляющийся мужчина, осуждающая женщина. Палисадник не больше десяти квадратных метров и огорожен с обеих сторон живой изгородью, так как же им удалось спрятаться? Или он был слишком занят, чтобы заметить соседей, пока те на коленях облагораживали цветочные клумбы?

Мужчина, по крайней мере, выдает что-то вроде улыбки. Том неуклюже поворачивается к нему.

– Гвоздики! – визжит женщина. – Вы топчете их!

Том замирает. Смотрит под ноги.

– Простите. Я…

– Там, где вы, все в порядке, – произносит мужчина и на цыпочках семенит между растениями к Тому. По обеим сторонам орехово-коричневой головы соседа развеваются и колышутся волосы, точно морские водоросли в каменном бассейне. Самоуверенное лицо оказывается нос к носу с Томом, холодные голубые глаза мужчины мерцают веселым презрением.

Том протягивает ладонь.

Вместо рукопожатия мужчина похлопывает Тома по пальцам. С неохотой.

– Я – Том. Моя жена Фиона и…

– Мы знаем, кто вы такие.

Краткий ответ приводит Тома в замешательство, и он тщетно перебирает в уме причины, по которым новые соседи могли расстроиться. Или подобное неодобрение они проявляют ко всем незнакомцам?

– Вам есть над чем потрудиться. – Мужчина кивает на дом Тома, при одном виде которого на его лице появляется презрительное выражение. В насмешке сквозит излишняя фамильярность, словно он повторяет здравый совет, к которому Том в первый раз не прислушался. Не утруждаясь тем, чтобы ради знакомства завести светскую беседу, этот нелепый персонаж, голова которого больше подходит для сцены в Стратфорде-на-Эйвоне[2], звучит вполне искренне.

Том чувствует, как неприятное тепло заливает кожу головы. На миг ему кажется, что каждый его волосок встал дыбом.

– Все это нужно было давно снести, – произносит женщина, и ее отрывистый говор вновь поражает своей неестественностью.

Том смотрит на сердитое лицо соседки, но от ее свирепого взгляда мысли превращаются в стаю перепуганных птиц. Он опускает глаза и сосредотачивается на подбородке женщины, морщинистом, точно грецкий орех. Том с отвращением смотрит на соломенную шевелюру, напоминающую перевернутую миску, и вспоминает картинку с рыцарем из детской книжки: тот снял стальной шлем, обнажив похожую щегольскую прическу. Уж не стригут ли соседи друг друга?

Теперь они оба пялятся. На него. В него. Смотрят и смотрят пронзительными голубыми глазами, пригвоздив Тома к месту, а он молча корчится, ощущая физический дискомфорт. У его соседей совершенно одинаковые глаза.

Перед его взглядом все плывет. Тому жарко, он задыхается, у него кружится голова, нервы шалят, и эти ощущения становятся невыносимыми. Из-за распаленного гнева краски сада кажутся ярче, пока не делаются запредельными.

Радостная ухмылка лысого мужчины становится только шире. Женщина хмурится, ее морщинистая нижняя губа отвисает, когда соседка ухватывается за возможность бросить неодобрительный взгляд на дом Тома, словно это здание оскорбляет общепринятые правила приличия.

– Не могут два участка быть более непохожими.

Горло Тома превращается в дренажную канаву, забитую мокрыми листьями. Ему нужно сглотнуть, но он этого не сделает, поскольку тем самым зримо докажет, что его расстроила эта попытка пристыдить. Том чопорно выпрямляется.

Мужчина расцветает, его напористая злоба сочетается со змеиным блеском в глазах.

– Всегда так было. Но ведь мы всегда делали правильный выбор, не так ли, моя дорогая? Разные стандарты.

Щеки Тома краснеют, как от пощечин. Он так себя не чувствовал с тех пор, как в двадцать один год на первой работе менеджер наложил на него взыскание. Внутри оживает то ощущение, которое он испытывал, когда его ругали в школе, пока, наконец, бесконечная ухмылка соседа не избавляет Тома от вынужденной вежливости, которой он придерживается, находясь на их территории, на их земле.

– Еще раз, что?

Его голос звучит выше и резче, чем было задумано, а мысли продолжают бунтовать. Но желание дать сдачи, противостоять нарастает с новой силой.

Соседка указывает худой рукой в сторону своего дома.

– Забор позади – первое, на что вам нужно обратить внимание.

– Самое время, – добавляет мужчина начальственным тоном, приподнимаясь на цыпочки. Спектакль завершается назидательным и жалостливым покачиванием головы, копна белых волос колышется над торжествующей ухмылкой. Баллы набраны.

Та часть разума, которая отвечает за речь, остается оцепеневшей, скованной льдом. У Тома нет слов. Странный паралич сбивает с толку. Том не в состоянии выдавить из завязанной узлом гортани ничего, кроме «что?». Ему остается гадать, на кого он больше сердится – на соседей или на самого себя из-за того, что смог лишь остолбенеть.

Лицо женщины окрашивается в более яркий алый цвет, под стать нелепой копне волос.

– Забор. На заднем дворе. Вы, конечно, заметили, что он в ужасном состоянии?

– Я бы не сказал, что не заметил, – выдавливает Том грубым тоном.

Он обратил внимание на полуразрушенный и позеленевший ужас, разделявший участки позади дома. И предположив, что соседи, наверное, уже привыкли, не придал этому значения. По его мнению, принципиальнее было то, что, если бы соседи не посадили у самой границы ряд декоративных деревьев, столбы и панели забора не разваливались бы. В любом случае, в порядке вещей, которого Том придерживался, не находилось причин отклоняться от плана ради косметического ремонта забора. Тот оказался за рамками бюджета и был последней вещью, которой Том собирался заняться.

Сосед снова встает на цыпочки, складывает руки на пояснице и возражает с несколько совиным видом:

– Слишком долго не замечали.

Том перестает вертеться в этой западне, но по-прежнему не хочет переставлять ноги, чтобы не растоптать бесценные цветы. Они тут повсюду. Газона почти нет, и лишь один-два плоских камня дают хоть какую-то надежду выбраться. Все равно что наткнуться на минное поле. Соседи, должно быть, скачут здесь странными сердитыми птицами. А он заперт в ловушке.

Адреналин медленно отпускает, и конечности, наконец, расслабляются. Челюсти Тома разжимаются.

– Послушайте…

– Слева. Ваша сторона. Ваша ответственность. Первостепенная! – Акцент женщины настолько усиливается, что на последнем слове ее язык шепелявит «первоштепенная».

Том свирепо смотрит на нее.

Она свирепо смотрит в ответ.

– Бельмо на глазу! Все нужно менять! Все панели и столбы. Используйте бетон. Дерево сгниет.

С другой стороны, мужчина излучает позитив, пока его жена распекает Тома.

– Вашему предшественнику это так и не удалось. Надеюсь, вы можете себе это позволить?

– Еще раз, что?

– Это ваш первый дом, не так ли? Немного поздновато, а? Надеюсь, у вас глубокие карманы.

Том, наконец, срывается.

– А насколько глубокими были ваши, когда вы за пару штук купили свой дом? Когда бы это было, в семидесятых?

Соседу нечем ответить, кроме отвратительной ухмылки, которая, по крайней мере, уже не так самоуверенна. Но прежде чем Том успевает воспользоваться едва заметным изменением баланса сил, вмешивается женщина. Ее голос звучит еще резче, чем раньше.

– Ваш забор падает на наши деревья! Позор! У нас в деревне нет сломанных заборов.

Быстро вернув себе положение, ее муж использует шанс нанести подлый удар, поднырнув под первое оправдание Тома.

– Не экономьте и на высоте панелей. Нам нравится наше уединение.

Левое веко Тома непроизвольно подрагивает, он чувствует, как в его эмоции вторгается вина. Неуверенность. И все же не может придумать ответ на двойную атаку и то, что, наверное, можно посчитать извержением всех обид на соседей, которые успела накопить эта пара. Но их поведение неприемлемо, и скоро единственная реакция, которую он сможет предложить, – это яростный животный рев. Том даже чувствует, что готов плюнуть им в лица.

И они прекрасно осознают его чувства. Это хуже всего. Том интуитивно догадывается, что его неловкое положение забавляет этих людей и даже заряжает энергией. Они не выказывают ни малейшего желания прекратить насмешки, а тень их довольства заставляет Тома похолодеть. И холод все усиливается, пока Том не замечает краем глаза долгожданное появление Фионы. Она, наверное, подслушивала. Он оставил входную дверь открытой, когда пошел к соседям.

На лице Фионы натянутая улыбка, за которой прячется сдерживаемое раздражение. Работая кассиром в банке, его жена привыкла иметь дело с грубой, глупой, несчастной, обиженной публикой.

– Послушайте-ка, мистер… – Она проскальзывает между Томом и соседом, образуя живой щит перед своим загнанным в угол мужем. Они превращаются в единое целое на крошечном клочке свободной травы.

Тут же появляется соседка, шокированная видом обнаженной плоти Фионы. На той джинсовые шорты и жилетка, на ногах пара старых кроссовок, в которых она работает среди теплых грязных стен их дома.

Однако сосед похотливо ухмыляется, не в силах сдержаться, и с нескрываемым аппетитом разглядывает голые ноги молодой женщины. Нагло, на глазах у Тома, урод ползет взглядом вверх по телу Фионы и задерживается на ее грудях.

– Мут, – представляется он, с усмешкой пялясь на округлости под жилетом.

Бах! За спинами Тома и Фионы словно грохнуло ружье. Оба вздрагивают.

– Господи! – произносит Фиона.

Они поворачиваются к источнику шума. Входная дверь Мутов закрыта, это ее захлопнули с таким шумом. Соседка исчезла из сада.

В ушах звенит. Том и Фиона ошеломленно оборачиваются обратно к мистеру Муту.

Который ухмыляется, наслаждаясь их шоком.

Том пытается заговорить.

– Я не…

Фиона перебивает.

– Мы внесем забор в список дел, мистер Мут.

– Маги Мут.

– Хорошо. Но это очень длинный список. Я уверена, что вы примете данный факт во внимание. Это место долгое время находилось в плачевном состоянии. И после того, что случилось… Да? Вы поймете, сколько работы нам предстоит. Так что вам придется набраться терпения.

Фиона смотрит на Тома, затем кивает в сторону их дома.

Маги Мут поворачивается к ним спиной. И так стремительно, что Том вздрагивает, как если бы этот тип размахнулся для удара. Но Маги Мут, если это вообще его настоящее имя, легко, словно танцор, ступая на цыпочках, небрежно пробирается обратно в ту часть сада, где работал. Не глядя ни на Тома, ни на Фиону, он невозмутимо садится на корточки, и его секаторы опять начинают подрезать растения, что приводит Тома в куда большую ярость, чем пережитая только что буря. Эту ярость распаляет еще и то, что жене пришлось его спасать. До чего же унизительно. Остолбеневший Том молча разводит руками, делясь с Фионой своими удивлением и ошарашенным недоумением.

Приподняв бровь, она смотрит на руки мужа и кивает.

– Да, шкаф Грейси примерно такого размера. Давай продолжим.

Том, кажется, по-прежнему не может пошевелить ногами, пока осталось еще столько невысказанного. Но затем Фиона сжимает его предплечье и шепчет:

– Убедить их, что мы хорошая, тихая семья?

Приступ стыда возвращает, наконец, жизнь его мышцам, и Том подстраивается под шаг жены. Но когда они покидают иллюзию лета и возвращаются к серости, жухлой зелени и облупившемуся фасаду, безрассудный попутный ветер уверенности внезапно придает ему сил. У Тома кружится голова.

– Что за пара придурков! – Его голос, возможно, долетает до самой деревни.

Фиона поворачивается.

– Шшш. Не делай еще хуже.

– Ты все слышала?

– В нашем устройстве мира Фред и Роза[3] – это мелочь. Иди и посмотри, что я нашла под кухонной раковиной.

– Что?

– Мышиную базу.

Загрузка...