Колдун. Из России с любовью

Глава 1

Возвращение с того света – это, смею вас уверить, событие весьма неприятное; липкое какое-то, бредовое, длинное, как кошмар, в котором раз за разом будто бы просыпаешься, веришь, что безобразия позади, но страх, сволочь, каждый раз возвращается, и конца и края этому не видно. Я побывал раздавленным тараканом; в мутном кисельном пространстве побеседовал с давно умершим другом, данному факту совершенно не удивившись; тихо-мирно распадался на атомы, ужасаясь и следя за этим фактом безразлично, как бы со стороны; и вдруг появляется свет в конце тоннеля, который медленно формируется в белый потолок…

Старая известка с разводами, трещинами, пластинами разнокалиберных чешуек, торчащих точно короста на затянувшейся ране, которую меня внезапно потянуло отколупать. До боли в зубах поманило. Однако нечем. Рук как бы вовсе нет. Как нет и остальных частей тела. Как нет и паники по этому поводу. Вроде так и должно быть. Нет, не должно, но как должно быть правильно – не помню. Полный сумбур, раздрай и анархия, которая в моем случае в порядок не превращалась.

Дурацкая шальная сумятица, замешанная на безусловной радости от того, что я не исчез, не развоплотился, не пропал, то есть в какой-то мере – не умер, мешала думать конкретно, по существу. До какой степени меня можно было назвать живым, меня не волновало. Не говоря уже о серьезных вопросах: где я, когда и как оказался там, где есть, в каком состоянии нахожусь. Да не важно это! Лиза – моя жена, жива, друзья здравствуют, враги повержены (во всем этом я был убежден абсолютно); а Рон, мой учитель и спаситель, встречался со мной после смерти. И его и моей. Или я не погибал? Нет, Вартараар – бог чернокнижников, прихлопнул меня, как жука навозного, аж брызги летели. Но я его изгнал. Точно-точно! Путано все…

Боль нахлынула с силой и неотвратимостью цунами. Затопила каждую клеточку. Тогда я понял две вещи: во-первых, тело у меня имеется, причем в полном объеме, со всеми членами и волосами (даже эти мертвые кожные придатки ныли); во-вторых, я лежу на металлической кровати, на твердом ватном матрасе, укрытый одной лишь простыней. В глотке застряла жесткая трубка, мешающая орать, и, если бы не она, я вопил бы в голос. Бетонный потолок, лампа дневного освещения (страшно гудящая), веселый диджей, который изредка вклинивался в беспрерывно звучащую русскую попсу, намекали на то, что я вернулся на Землю, в Россию. Иголка в вене, капельница, писк какого-то прибора над головой, наличие в горле пыточно-медицинского изделия заставляли задуматься о больнице. Хорошо, что способность двигаться вернулась позже, когда боль благополучно ушла, а то… не знаю. Разломал бы все, наверное, от бешенства. Кроме физического страдания, было до жути обидно.

Творец (или как его там? В общем, самый главный) устами Рона-привидения передавал мне, что я погиб не совсем окончательно, что жить буду, только в иных обстоятельствах. Ох, если бы я догадался в каких! Я бы… подготовился.

Осознание возвращения на родину повергло меня в шок. Ветхим мешком ударило по голове, и от пыли я задохнулся.

Конечно, иногда я задумывался о возвращении. Но исключительно погостить. Обнять мать, похлопать по плечу отца, убедиться, что у них все в порядке, уверить родных, что живу как сыр в масле; в общем, успокоить, чтобы переживать перестали. Чтобы, наоборот, загордились таким необычным мной. И назад, в суровый, но честный Эгнор, в мир, находящийся неведомо где: возможно, в иной Вселенной, а возможно, рядышком, всего-то в паре сотен световых лет от Земли. Но в момент, когда я понял, что нахожусь на родине, мой разум был, мягко говоря, не в лучшей форме, поэтому я чуть не свихнулся от того, что вся моя полуторагодовая эгнорская жизнь могла оказаться всего лишь плодом больного воображения.

Слава богу, разум возобладал. Не последнюю роль в сохранении здравомыслия сыграли колдовские способности, которые я лихорадочно бросился проверять. Кое-какие нашлись. До своей эгнорской формы мне было, как до луны на карачках, но сам факт наличия подобных возможностей в нашем абсолютно рациональном мире – явление невероятное. Значит, бурная, насыщенная, трудная и счастливая жизнь, чудеса чародейства, любовь и ненависть, война и мир были реальными, а не плодом больного воображения. На том я угомонился и стал изображать натурального тяжелого больного, дабы осмотреться и осмыслить дальнейшие действия, целью которых было только одно – возвращение домой, в Эгнор, полюбившийся мне до разрыва вен. Иное даже не обсуждалось.

Городок, где я очутился, назывался непрезентабельно – Закуток. Несмотря на захудалое название, он занимал высокую должность райцентра большого района в одном из восточносибирских регионов нашей огромной Родины.

«Интересно, Закутовского или Закутинского района? Может, Загубинского? Или Забубенного?» – мысленно сыронизировал я, как только услышал это странное название, и едва не поперхнулся, чудом не разрушив старательно изображаемое мной коматозное состояние. Дело в том, что «Комес» со старого местного наречия переводился именно как «закуток между горами, маленькая долина».

Комес – так величают мое маленькое баронство. Да-да! Заработанное честным непосильным трудом на благо одного хитрого графа. Я и титул настоящий имею, им же пожалованный. Замечу – не купленный. Ну, почти. И все время, живя в Эгноре, я часто улавливал совпадения со своим земным или не совсем своим, а неким «древним» опытом. Чаще всего это были имена и названия мест. Мой ученый друг, Агнар, открыл в этом «знаки» самого Творца, который с их помощью якобы указывал мне путь. А я же всегда внутренне содрогался, замечая идентичность, например, имени моей будущей жены – Лизия – с древним именем собственно Земли, в смысле нашей родной планеты или мира. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ведо́мым или, хуже того, бараном, которого гонят куда-то с непонятной для него целью. Сразу напрашивается – на заклание. Правда, в итоге все получалось неплохо, даже, я бы сказал, удачно. В конце вот от злобного божка мир избавил. С помощью друзей, конечно, и погибнув в схватке, но опять-таки вовсе не умерев. Герой! Но в гробу бы я видал такие подвиги, к которым тебя толкают. Аккуратно так подводят – не отскочить, не отпрыгнуть. Очень напоминает задание в какой-нибудь компьютерной игрушке, только с настоящей болью, и физической, и духовной, и с реальными, не оцифрованными людьми с их единственной, неповторимой жизнью.

Всей шкурой почувствовав призрак нового «квеста», я в очередной раз содрогнулся и, сжав зубы, возопил. Успокоиться удалось с трудом и только тогда, когда, услышав частый писк кардиомонитора, дежурная медсестра Зиночка – я имена всех выучил – воскликнула:

– У Неизвестного тахикардия – зайдите во вторую, Герман Эдуардович!

Врач меня послушал, посветил в глаза, велел померить давление, проверил рефлексы, поворчал на заполошную Зиночку и напоследок буркнул:

– На психу переводить будем, скоро закончатся ваши мучения.

– Мучения! Скажете тоже… Все бы такие беспокойные были. Сегодня впервые к нему врача вызвала. Симпатичный к тому же, – добавила кокетливо.

Мне казалось, что ее руки, в отличие от рук других медсестер, касались меня особо нежно и одновременно по-хозяйски, оценивающе.

– Жаль, если на психу.

– А куда еще? Соматически совершенно здоров, а с башкой пусть там разбираются. Вчера с главным договорился.

Герман Эдуардович заведовал отделением анестезиологии и реанимации, в котором я имел честь находиться.

– Койку зазря занимает. – Голоса и цоканье каблучков Зиночки удалялись.

– А там что с ним сделают?

– Электросудорожная терапия – слышала о такой? Попробуют… – Звуки постепенно затихли.

Твою Вселенную! Электроды к башке – и бабах? Не согласен! А в сериалах годами в коме лежат и не жужжат. М-да, здесь у нас не тут. Все, срочно прихожу в сознание.

Когда из постоянно работающего радио я узнал год, число и месяц, то ушам своим не поверил. На Земле прошло всего чуть более трех недель с момента моего исчезновения. Выходит, неделя здесь – полгода в Эгноре? Или портал смещает не только пространство, реальности, но и… время? А может, и то и другое, а может… да много чего может! Факт остается фактом – полтора года насыщенной счастливой жизни уложились в три недели местного времени.

И я нисколько не усомнился в реальности той, эгнорской жизни. Баронство, Руины, магия – все это было на самом деле. Двое суток, проведенных в постоянных тренировках базовых, некогда элементарнейших для меня колдовских умений, убедили меня в этом окончательно. Спасибо тебе, провидение! За жизнь прошлую и нынешнюю. Я все боюсь сказать… Создатель? Творец? Но точно не Спаситель[1]. Глупая инициация в стандартной однокомнатной квартире в обычной хрущевке прошла на удивление удачно, и навеянная книгами Стругацких тупая мысль о переделке тела на более сильное, быстрое, выносливое, отлично регенерирующее удалась на славу. Не сам же я это устроил. Теперь я точно знаю, что для неофита такое невозможно.

Рон спас мне жизнь. Вы́ходил мое тело, простреленное девятимиллиметровой пулей «макарова». Тогда, три недели назад по местному времени или полтора года по эгнорскому, я почти что скрылся в межмировом портале Земля – Эгнор, который нагло создал сам, по какому-то невероятному наитию. Пуля догнала, дура, успела… Сейчас, разумея о магии неизмеримо больше, я бы не рискнул поступить так же. С тем багажом знаний, я имею в виду, не с нынешними умениями…

Рон! Смерть его была геройской. Он в одиночку встал на пути отряда чернокнижников, держался до прихода подмоги, но последний удар пропустил. На моих глазах это произошло, я опоздал всего на мгновенье. После этого созрел план мести. Мы отыскали способ отправиться в самое логово «черных», пришли и победили. Только вот встретить там аватар самого Вартараара не рассчитывали. Но ничего, справились. А с другой стороны, хорошее у Рона посмертие – не забывает «своих» Творец или кто там еще.

Стоило только вспомнить о Роне, как поднялась волна тошноты. Противно чувствовать себя ведомым. Нахлынула тоска по Лизе, друзьям, да и лица жителей баронства как наяву предстали – я и за них сражался. А как там в целом в Эгноре? По словам Рона, сказанным мне (моей душе?) во время нашей встречи в «кисельном» пространстве с бестолковым названием Нигде, союз государств, куда вошло мое баронство, от нашествия чернокнижников отбился. Меня, поди, оплакивают. Хотя нет. Лиза должна чувствовать, что я жив. Я же чувствую ее… да, у нее все хорошо. Странно это и удивительно. Светло на сердце, несмотря на то что она очень далеко…

Накатило спокойствие. Непременно вернусь. Напитаю энергией «резервуар», прекрасно сохранившийся в моей «астральной» голове (можно сказать, «в виртуальном образе»), – и вперед. Подождать, правда, придется… Ну, Лиза, лисичка моя хитрая, терпеть умеет.

Проблемы с «выходом из комы», документами, легендой и так далее отодвинулись на задний план, как совершенно незначительные. Я спокойно вышел из «комы» и просто уснул. Утро вечера мудренее.

Мне снились Лиза с маленьким сыном. Она стояла в стороне, улыбалась. Мы с сынишкой весело играли. Он забавно коверкал слова и льнул ко мне. А я умилялся, глядя на его пухлые ручонки. Нос ловил тонкий запах пушистых детских волос. Всю душу наполняли нежность и абсолютное счастье.

В Эгноре, так же как и на Земле, воспитанные люди над убогими не потешаются. Но я бы не удивился, если бы какой-нибудь прыщавый отпрыск благородного семейства, гордый от проклюнувшегося Дара, узнав о моих нынешних магических возможностях, сказал бы мне, тщательно скрывая довольство: «Ах, барон, как я вам сочувствую! От всего сердца советую ни с кем не ссориться. Напыщенных идиотов, знаете ли, много, а у вас репутация… ну, вы понимаете. Надеюсь, вы из замка теперь ни ногой? Очень за вас переживаю…» – И сразу побежал бы сплетничать. Уверен – глумливо хихикая.

Увы, но пока я мог только мысленно входить в астрал (компьютерная «виртуальность» – жалкое подобие этого тонкого мира, привязанного к личности) и с грустью смотреть на свои инициированные стихии, на своих «девочек», которые, как я очень надеялся, просто спали. Из ярких, болтливых женских образов они превратились в бесформенные, тусклые пятна. Попытки растормошить их, достучаться, докричаться ни к чему не приводили. Нити Силы, из которых можно было бы сплести заклинание, из стихий не вытягивались. Как нечем было и напитать это мое творчество – маны, магической субстанции, над разгадкой природы которой бились лучшие умы Эгнора (и древнего и современного), не было. На Земле, как я думал, еще живя в Эгноре, ее не существовало в принципе, как бикини для правоверных арабок. Для создания межмирового портала я использовал совсем другую энергию, из школьного курса физики, в котором утверждалось, что она равна произведению массы на квадрат скорости света. Так оно и оказалось, хвала Эйнштейну. Но в данный момент, в связи с тем, что стихии не откликались, это сила была мне недоступна. Впрочем, она и в магическом мире мне никак не давалась, до самого последнего дня. Зато, когда удалось черпануть горсть серой массы из астрального «резервуара», где та эйнштейновская выдумка давно лежала бессмысленным грузом, да швырнуть ее в аватар бога чернокнижников, в Вартараара – тому мало не показалось… Только успел, сволочь, и меня за собой утянуть. Я хруст собственного черепа расслышал.

Слава богу, сохранилась возможность выхода из тела свободным сознанием. Кстати, это являлось уникальной особенностью основанной мною школы, созданной, разумеется, под руководством старших товарищей, чародеев со стажем: Рона и Агнара, который и вовсе был преподавателем настоящего магического учебного заведения и теоретиком считался великолепным.

Из полета свободным сознанием я хорошо изучил городок. Тысяч пятьдесят – шестьдесят жителей навскидку. Два небольших квартала с двух- и пятиэтажками и два больших частных сектора. Поселок с коттеджами новых русских и недавно отремонтированный маленький железнодорожный вокзал с автостанцией. Три полуразрушенных предприятия, и только на двух из них какая-то видимость работы. Из разговоров я понял, что это трактороремонтный завод и золотообогатительная фабрика. Процветали три ночных клуба, один боулинг и несколько пунктов общественного питания типа кафе-ресторана. Работали пилорамы, в нескольких местах складировались бревна, доски и другие пиломатериалы. Не похоже было на полный крах, как в других подобных городках захолустья. Конечно, медсестры ныли о трудностях с деньгами, завале кредитов, пьянстве мужей, безработице, но это не выбивалось из общероссийской картины, какой я ее помнил. Общая аура города была стабильно-неуверенной. Хорошо ли, плохо ли это или так у нас везде – я не знал; я впервые почувствовал общую ауру места. Невольно восхитился новым «знаком» и обозлился: это что, типа новый «бонус»? Мысленно погонял желваки и в сердцах сплюнул. Нервов с этим «провидением» не хватит, и один черт – без толку. От него не убежать, не спрятаться, да и плохого оно мне вроде бы никогда не желало. Но я всегда брыкался – самолюбие не позволяло принимать чужое вмешательство, особенно когда не просишь как должное.

Маны в Закутке не нашлось ни грамма. Лишь несчастная тоненькая ниточка где-то далеко-далеко на северо-западе так и манила к себе. Надо, просто необходимо до нее добраться, кровь из носу! Земля оказалась не абсолютно «стерильной».

О переводе в психбольницу впервые заговорил приглашенный на консультацию невролог. Сутки назад прямо возле моей койки состоялся такой диалог.

– Никакой патологии по своей части я не нашел, Герман Эдуардович. На ко́му тоже не тянет, это вы и без меня видите. По энцефалограмме – глубокий сон. К психиатрам его отправляйте, это функциональное расстройство, я уверен.

– Придется Абакумову звонить, упрашивать, – с сожалением произнес заведующий. – Вредный он старикан и таких больных не любит.

– Придется, – с сочувствием подтвердил невролог. – Вы мне чайку обещали с печеньем, а заодно я вам такую консультацию напишу, что любой дурдом данного пациента с руками-ногами оторвет. – С этими словами они вышли из палаты.

Тогда я не понял, что меня ждет электросудорожная терапия. Витал в облаках. То есть летал свободным сознанием и в целом еще переживал о случившемся. Теперь – всё. От шока – тоски – сожаления отошел, пора «просыпаться», пока точно по мозгам током не шарахнули.

Я открыл глаза в ответ на прикосновение Зиночки и прохрипел:

– Где я? – хрипел не специально: трудно давались русские слова, и голосовые связки совсем расслабились. Прокашлялся.

Было примерно семь утра, и Зина готовилась сдавать смену.

– Ой! – Медсестра отдернула руку. – Слава богу. Герман Эдуардович, Неизвестный проснулся! – воскликнула голосом, полным радости, будто я был ее родственником, и выбежала из палаты.

На ходу обернулась и бросила:

– Я скоро.

А она симпатичная. Лет двадцать пять максимум. Стройная, невысокая, даже миниатюрная, но в то же время крепкая. Женские формы под халатом, который она, в отличие от других сестер, приталить не удосужилась, были размыты, однако угадывались четко. Фигура в воображении рисовалась далеко не мальчишеская. Волосы короткие, чуть выше плеч, ярко-черного цвета. Карие глаза были слегка раскосыми. Самую малость, как у кореянки в третьем поколении. Или японки… не разбираюсь. Может, татарочка. Пока я рассуждал о генеалогии медсестры, она вернулась в сопровождении подтянутого мужчины с крупным волевым лицом. Возраст явно за пятьдесят. Герман Эдуардович. Я их всех видел свободным сознанием, но смотреть натуральными глазами – большая разница.

Заведующий подтянул себе стул, сел.

– Ну-с, молодой человек, как себя чувствуем? – произнося эту фразу, щупал мне пульс. «Не доверяет монитору?» – мелькнула глупая мысль и пропала.

Я еще раз откашлялся и снова произнес:

– Где я? Что со мной? – хрипел гораздо меньше, но говорил медленно.

– Ты в больнице, не волнуйся, теперь все будет хорошо. Как самочувствие? – спросил подбадривающим тоном опытного медика.

– Как – в больнице, в какой? Почему?.. Ничего не понимаю…

– Как самочувствие? – терпеливо переспросил врач. – Я тебе потом все объясню.

Я честно прислушался к себе. Ничего не болит, все работает. Хотя… какой-то дискомфорт. Раньше не замечал.

Через пень-колоду рассказал о самочувствии и потянулся рукой к паху.

– Подожди, – остановил мою руку доктор, – там у тебя катетер в мочевой пузырь вставлен. Это трубка такая, чтоб ты под себя не мочился. Поговорим, и сестричка его сразу вытащит. Ты себя помнишь? Какое сегодня число?

– Сегодня? – Я откинулся на подушку и старательно разыгрывал волнение. В принципе и разыгрывать не приходилась – волновался.

– Восьмое вроде… августа. Ничего не помню, как вата в голове… да что же это со мной! Что случилось?! – Я в отчаянии закрутил головой. – А кто же я?.. – Я поморщился и со стоном закрыл руками глаза.

– Давай так, парень. Во-первых, успокойся – самое страшное позади; во-вторых, ты примерно помнишь число, от него и пляши. Вспоминай, – Герман Эдуардович спокойно откинулся на спинку стула, как бы говоря всей позой: «Я подожду, не торопись».

Я принялся «мучительно вспоминать»:

– Мне надо было в… Закуток, во! Странное название. – Врач с сестрой переглянулись, я в возбуждении сел на кровать.

Голова закружилась, и пришлось опереться руками. Медики дружно вскочили, поддержали меня, попытались уложить, но я отмахнулся.

– Какое-то дело… деньги с собой были… вроде. Что-то купить, но не уверен… Да! Ребята отправили за чем-то важным. Мы на стройке работали… коттеджа? Под Новосибом. Точно! Калымили летом, а так я студент… кажется. В Москве? Егором меня зовут – уверен. Фамилия… не помню фамилии… – Я снова с досады уткнулся лицом в ладони и чуть не упал. Поддержали. Моя сбивчивая речь длилась чуть ли не с полчаса.

– Хватит на первый раз, успокойся, – врач сочувствующе похлопал меня по спине. – Ложись, отдыхай. Сегодня тебе предстоит насыщенный день. Зиночка, сними катетер. Сам в туалет сходить сможешь? Вот и прекрасно. В принципе ты здоров, как это ни странно.

Когда медики уже уходили, я простонал:

– На автобус опоздал и вышел на трассу… дальше – хоть убей.

– Я же тебе сказал – отдыхать! Не смей больше думать! – строго прикрикнул доктор, и они наконец вышли.

«Фу-ух! От электрошока избавился, а вот от психушки или ментовки «до выяснения» – вряд ли. Сколько там держат, интересно? Я наверняка в розыске, меньше месяца прошло, но маловероятно, что в такой глуши есть мое фото…» И я стал неторопливо перепроверять свой гениально составленный план.