Колдовство в большом городе

ГЛАВА 7 ПОЧЕМУ МЕРТВЫМ НЕ СПИТСЯ

Полумрак Крысиных аллей остался позади; мы вернулись к огням Аптауна. Слишком яркие огни, и ночь слишком черная, но до чего же хорошо дома! Мы будто заново родились. Теперь можно опять бросить вызов этому миру, и пусть не зевает! Когда я последний раз вернулся из Крысиных аллей, все было точно так же. В тех местах не живут — там выживают. Я еще раз вдохнул полной грудью и посмотрел по сторонам.

Толпы народа, как всегда, спешили по своим делам, а уокеровские топтуны по-прежнему наблюдали за нами с безопасного, по их мнению, расстояния. (В Крысиные аллеи агенты за нами не пошли: Уокер платил хорошо, но не до такой же степени.) Мне показалось, что топтунов даже прибавилось, и я решил разобраться в ситуации. Пока я приглядывался, мои друзья терпеливо ждали. Так и есть — старые знакомые отступили в подворотни, а вновь прибывшие остались на месте, спокойно глядя мне в глаза, как стервятники, ждущие своего часа. Я указал на них Грешнику и Сладкой Отраве (Безумец уже успел погрузиться в свое царство грез):

— Вот наши новые друзья, прошу любить и жаловать. Ребята не простые — я имею в виду семерых джентльменов азиатской наружности. Видите татуировки над левой бровью? Боевые маги, клан «Кошачья лапа». Подчиняются, впрочем, тому же Уокеру.

— Серьезный народ? — спросил Грешник.

— Весьма.

— Это ничего, — заметила Сладкая Отрава. — Мы и сами народ серьезный.

— Но все же, — не унимался Грешник. — Боевые маги? Уокер действительно принимает нас всерьез. А те двое в волчьих шкурах и ожерельях из когтей, кто они?

— Продвинутые ищейки, lupus extrimis.[5] Не собьются со следа даже на тренировочном полигоне для скунсов. Телепортацией их тоже не обманешь: проскочат следом на хвосте нашей собственной магии.

— И от них никак не избавиться? — усомнился Грешник.

— Отчего же, — ухмыльнулся я. — Есть места, куда они просто не рискнут за нами следовать.

— А мне меньше всего нравятся эти трое, — пробормотала Сладкая Отрава. — От них разит благочестием.

Я глянул и выругался вполголоса.

— Святое Трио! Только этого не хватало. Действительные члены общества «Радость есть зло»: мужчина, женщина и совсем недавно отлетевший дух. Все трое иезуиты и опытные демонологи. Они имеют дело с обратной стороной тантрической магии: заклинания срабатывают при разряде напряжения, накопленного за время соблюдения обета безбрачия (в течение целой жизни). Отсюда, помимо избытка энергии, и враждебное отношение ко всему свету, к Темной Стороне в особенности. Власти их не то что не любят — просто не пускают их сюда при обычных обстоятельствах. Уокер действительно принимает нас всерьез… О телепортации в адском пламени придется забыть: Трио без проблем погасит его взглядом.

— Я могу их убить, — сообщила Сладкая Отрава.

— Нет! — твердо заявил Грешник. — Иначе мы расстанемся.

— Как скажешь, милый. Правда, я ничего не поняла. Потом как-нибудь объясни мне суть твоей ограничительной политики. Мне непонятна концепция…

Грешник между тем обратил свое внимание на меня:

— Ты, наверное, должен быть своим человеком в Ватикане, Джон. После того, как добыл им Нечестивый Грааль…

— Задачу мне ставил лично Папа, и работал я на него, а не на Ватикан. К тому же в прошлом Уокер успешно использовал возможности не только государственной машины и армии, но и церкви. Не знаю… Такого представительного собрания я не видел уже много лет — тем более ради меня одного.

— Так на чем остановимся? — спросил Безумец. Мы совсем забыли, что он слушает. Сказать по правде, мы даже забыли, что он с нами.

— Для начала пусть они просто следуют за нами. Не будем мешать. Плакальщик живет здесь поблизости. Думаю, большая часть нашей свиты отстанет, стоит им догадаться, куда мы собрались. Я бы и сам ни за что не пошел, если бы мог придумать, как без этого обойтись.

— Тени ждут своего часа, от них не спрячешься, но взглянуть им в глаза ты так и не сможешь, — подал голос Безумец.

Мы призадумались.

— Мои поздравления, — откликнулся Грешник. — Это точно относится к нашему делу, не говоря уж о ясности.

— Никто не хочет слушать, как всегда, — печально заметил Безумец.

Грешник вновь обратился ко мне, на этот раз решительно:

— Мне пришло в голову… Говорят, Сандра Шанс состоит в каких-то отношениях с Плакальщиком, хотя в каких именно — никто не берется сказать. Не могла бы она нас представить? Может, она даже согласится выступить посредником?

— Сомневаюсь, — ответил я. — Во-первых, это не более чем слухи, к тому же на данный момент наши отношения оставляют желать лучшего — с тех пор, как я выпустил бабочку Хаоса.

Не дождавшись продолжения, Грешник вздохнул:

— У тебя проблемы практически со всеми, да?

— Не все так плохо, — возразил я с достоинством. — На Темной Стороне еще можно отыскать кого-то, кто не желает мне зла!

— Я бы на это и медного гроша не поставила, — фыркнула Сладкая Отрава.

Покинув Аптаун, мы углубились в кварталы погрязнее, где даже неоновые огни казались пыльными и тусклыми. Наша свита не отставала. Дома с наглухо закрытыми и зарешеченными окнами теснились вдоль тротуаров, в то время как редкие прохожие старательно не замечали друг друга. Стучать в двери здесь бесполезно: никто не откроет, если ты не знаешь слов, которые надо сказать.

Вот и Ярмарка уродов: сюда стекаются фетишисты, маньяки и прочие энтузиасты-экстремалы. С точки зрения людей попроще, то, что здесь предлагают, трудно отнести к удовольствиям. Туристам сюда ходить не рекомендуется: место очень сомнительное даже для обитателей Темной Стороны. Я здесь был однажды по делу — потом пришлось сжечь мои ботинки.

Прохожие опускали глаза и старались не сталкиваться. Все были спокойны и вежливы, но в воздухе густо пахло пороком. Наши преследователи начали отставать, сначала понемногу, потом целыми подразделениями, по мере того как до них доходило, куда мы направляемся. Они не собирались переходить границу служебного долга. Наиболее стойкие и закаленные продолжали преследование, не стесняясь расталкивать народ, чтобы не упустить нас из виду. Я поймал себя на том, что ожидаю удара в спину. Да, Ярмарка уродов — неуютное место. Сладкая Отрава, напротив, расцвела и раздаривала ослепительные улыбки направо и налево. Грешник держался невозмутимо: что здешний вертеп беззакония тому, кто полюбил суккуба? Безумец негромко подпевал своей звуковой дорожке: Мадонна, «Erotica»… Да, с ними не соскучишься.

Мы наконец добрались до бывшего бюро ритуальных услуг, где обитало это старое чудовище — Плакальщик. На одном месте он никогда не задерживается, потому что соседи (причем не только люди) его не любят и присутствие подобного существа иссушает и постепенно высасывает жизнь. Он также известен как бог самоубийства, апостол страдания и владыка слез. За всеми этими именами одна-единственная сущность — и ей не принято поклоняться. К Плакальщику обращаются только те, кто утратил и надежду, и последнюю искру веры.

Хлипкая с виду дверь в грязноватой стене была слегка приоткрыта. Окна отсутствовали, а на потускневшей латунной табличке надпись готическим викторианским шрифтом гласила, что здесь находится Мавзолей Максвелла. Как похоронная контора он просуществовал долго, почти двести лет, пока не закрылся со скандалом (случилось это задолго до того, как монополию на погребальное дело захватил Некрополь).

Жуткие, даже по меркам Темной Стороны, истории про Мавзолей рассказывают до сих пор. Невообразимые вещи происходили в комнатах без окон… Семейство Максвеллов совершало над трупами ритуалы столь же отвратительные, сколь и неописуемые — за неимением подходящих слов. И, говорят, не только над трупами… Когда дело открылось, Максвеллов развесили на ближайших фонарях, а тела подожгли, прежде чем они перестали раскачиваться. Их похоронили в одном гробу, приняв кое-какие меры предосторожности. Первые несколько недель на кладбище стояла очередь: всем хотелось помочиться на могилу.

Именно после этой истории власти похоронили идею свободного предпринимательства в области ритуальных услуг. Теперь все просто: есть только Некрополь, находящийся под строгим официальным контролем. Мавзолей Максвелла пустовал несколько лет, пока туда не вселился Плакальщик, но осклизлые камни и сейчас попахивали преисподней. Нынешнему квартиранту здесь должно быть уютно.

Вокруг стало как-то непривычно тихо. Ну конечно: Безумец есть, а музыки больше нет. Нахмурившись, он изучал входную дверь, стараясь ни к чему не прикасаться. Кажется, он к чему-то прислушивался.

— Мертвые не хотят спать спокойно. Почему?

Безумец отвернулся, не дожидаясь ответа.

Я посмотрел на Грешника:

— Он становится разумным или тут дело во мне?

— Думаю, в тебе, Джон. Не пора ли постучать?

— Он и так знает, не беспокойся. Принято считать, что Могущественного и Владыку застать врасплох невозможно.

Я осторожно толкнул громко заскрипевшую дверь. Как и большинство древних созданий, Плакальщик любил театральные эффекты в традиционном вкусе. За дверью стояла напряженная тишина и горел тусклый красный свет — ничего больше. Ни дать ни взять караульное помещение у врат ада. Мы подождали немного, но никто так и не появился.

— Я думал, дверь будет все же заперта, — заметил Грешник. — В конце концов, на Темной Стороне общественным достоянием считается все, что не привинчено к полу и не охраняется караулом из парочки троллей.

— Идиот, решивший влезть сюда без спросу, вполне заслуживает своей участи, — сказал я. — А покинуть логово можно только с разрешения владельца.

— Простите, джентльмены, — подала голос Сладкая Отрава, — мы заходим или как? Может, вы ждете, пока хозяин сам выйдет?

— Нетерпеливая девушка. — Я искоса глянул на Грешника.

— Ну что ты! Сейчас она никуда не торопится. Правда, дорогая?..

Я двинулся вперед, Грешник и Сладкая Отрава на флангах, Безумец в арьергарде. Дверь за нами захлопнулась сама собой, в полном соответствии с канонами классической драмы, как и следовало ожидать. Внутри Мавзолей оказался просторнее, чем можно подумать, глядя на фасад. Гулкий зал наполняла клубящаяся дымка, подкрашенная кровью. Противоположная стена терялась в зловещем тумане, но, судя по изгибу свода над головой, помещение было огромное. Мы шли по неровным каменным плитам. Глухое эхо наших шагов возвращалось не скоро, многократно перекликаясь. Я слышал, будто пространство здесь расширяется, чтобы вместить все имеющиеся в наличии грехи. Звучит правдоподобно, если помнить, в чьем логове мы находимся. Испарения зла здесь прожигали насквозь, пропитывали самую душу.

— Хорошо тут, — сказала Сладкая Отрава. — Будто я вернулась домой.

В мертвом холодном воздухе не ощущалось ни дуновения. Кровавая дымка жила сама по себе, прихотливо струясь, сгущаясь и редея. Я понял, почему наши шаги звучат так тихо: каменный пол присыпан могильной землей. Одну из стен украшали витражи, посылающие цветные столбы света сквозь магический туман. Сюжеты были под стать всему остальному: поруганная святость, пытки, страдания и мученическая смерть. Мы шли на темно-красный свет, сочившийся из дальнего конца зала. Чувство было такое, будто идешь по артериям умирающего бога. Туман веял запахами пролитой крови, сырого мяса и свежей смерти.

— Мы уже в аду? — спросил Безумец.

— Нет еще, — успокоила его Сладкая Отрава, — но отсюда его видно.

Казалось, мы не идем, а топчемся на месте. Я потерял счет времени. Мы жались друг к другу и дрожали от холода, даже Безумец. Если так будет продолжаться, мы скоро застынем в замечательную скульптурную группу. Ну вот, наконец-то нас встречают: сотни мужчин, женщин и даже детей, и все они мертвы — ошибиться невозможно. С привычным бесстыдством выставляют напоказ нанесенные собственными руками зияющие раны, сломанные шеи, следы от веревки. Покойники кажутся бледными, бесцветными, и даже розоватое мясо там, где кожа разрезана сталью или прорвана перебитыми костями, не бросается в глаза до тех пор, пока не разглядишь вечную муку в немигающем взгляде.

Шатаясь на деревянных ногах, каждый из них манил нас к себе; армия огородных пугал в лохмотьях. Они расступились, открыв в густой толпе короткий проход. Мы сделали несколько шагов, и сонм мертвых сомкнулся за нашими спинами. Так нас и вели, уклониться в сторону было невозможно. Кое-кто протягивал руки, чтобы коснуться лица или одежды, на манер обитателей Крысиных аллей, и пристально глядел на нас мертвыми глазами; с бескровных губ срывался призрачный шепот.

— Помоги нам… Освободи нас отсюда. Мы не знали. Мы не знали, что так будет. Мы хотим упокоиться в могилах. Мы хотим мира и покоя. Помоги нам. Освободи нас. Уничтожь нас.

Мне оставалось только молча идти вперед.

Плакальщик очень, очень стар. Он старше всего, что сходит на Темной Стороне за историю. Самоубийцы для него — источник энергии. Он питается страданием, отчаянием и смертью.

Мертвецы теснились вокруг. В глаза лезли вывернутые петлями шеи, разнесенные пулями затылки, лица, распухшие от ядовитых газов и таблеток снотворного, перерезанные глотки, располосованные запястья и жуткие следы падений с высоты и автомобильных катастроф. Они носили свою смерть напоказ не как предупреждение, но как свидетельство вечных мук.

Наконец появились первые признаки приближения хозяина. Веревочные петли свисали с потолка, как лианы в тропическом лесу; их приходилось раздвигать руками. Мимо абстрактных скульптур, созданных исключительно из бритвенных лезвий, нужно было идти с большой осторожностью: так Плакальщик представлял себе гостеприимство и домашний уют. Кровавая дымка редела, уступая место ядовитым запахам.

Тут я едва не попал впросак. По разным причинам на моих спутников газы не действовали, а сам я оценил опасность, только когда закружилась голова и перехватило дыхание. Вялые, повторяющиеся мысли уже куда-то отлетали, когда я услышал громкий голос булавки из рога единорога:

— Отравляющие газы, идиот! Принимай меры! Есть же у тебя сельдерей?!

Я сунул мертвеющую руку в карман пальто и вытащил пучок сельдерея. Я всегда ношу с собой немного сельдерея, обработанного разными полезными субстанциями, как раз для подобных случаев. На вкус страшно горько, но в голове прояснилось. Старая штука, и здорово помогает; как-то в гриль-баре «Полет ястреба» меня научил этому Странствующий Доктор.

Среди мусора на каменном полу валялось много оружия и патроны россыпью. Приходилось отбрасывать все это в стороны носком ботинка, но под ногами все равно хрустели таблетки всех цветов радуги. Покойники напирали отовсюду, и некуда было отвести глаза.

Мертвецы теперь заполняли все обозримое пространство, их ряды терялись в клубящемся тумане. Я убедился, что правильно выбрал себе компаньонов: другие давно бы сбежали. Я и сам был недалек от этого. Живым нечего делать так близко от ужасов смерти. На службе Плакальщика состоят все, кто когда-либо лишил себя жизни на Темной Стороне, и потому у него самая большая регулярная армия, не считая армии властей. В местах, где всегда три часа ночи и заря никогда не смягчает смертную тоску, недостатка в самоубийцах нет. На это смотрят сквозь пальцы, ведь Плакальщик никогда не выказывал интереса к политике.

Туман разошелся, как занавес, открыв нечто вроде кубической клетки из ржавого железа, со сторонами по тридцать футов. Стороны клетки состояли из прихотливо пересекающихся металлических прутьев. На такие же прутья, пронизывающие внутренность клетки во всех направлениях, было насажено немыслимым образом растянутое и изуродованное тело хозяина. По бледной коже, обтягивающей деформированную плоть, струился обильный пот. Что он означает, боль или удовольствие?.. Я не мог отделаться от мысли, что когда-то, быть может, это существо было человеком.

Интересно, клетку ли построили вокруг Плакальщика или он сам вырос внутри? Ничего похожего на дверь ни в одной из шести сторон клетки не наблюдалось. Нечеловечески длинные руки и ноги бросали вызов всем законам анатомии, безобразно и многократно вывернутый торс удерживался на месте немилосердной сталью. Признаков дыхания или сердцебиения заметно не было, и там, где прутья пробивали тело, не выступала кровь. Кожа, впрочем, была покрыта густыми волосами, которые свивались в странные узоры, неудержимо притягивающие взгляд. Лицо, расплющенное железными прутьями, смотрело на нас одним глазом: из соседней глазницы выпирало ржавое острие. Нос не то сгнил окончательно, не то был откушен, ушей тоже не было. Изо рта, похожего на гноящуюся рану, торчали металлические зубы, а широкий проломленный лоб украшали козлиные рога.

Избави боже увидеть такое. Слишком много уродства даже для нашего мира.

От чудовища разило отчаянием, ненавистью, неисполненными желаниями и самоубийственной тоской. Разило так, что начинала кружиться голова. Разумеется, все это были чужие беды. Внезапная смерть, впустую потраченная жизнь, самоубийство, погибшие надежды и погубленные семьи — для него лишь питье и пища.

— И какой идиот придумал заявиться сюда? — пробормотал под нос Грешник.

Здесь не хотелось повышать голос, как в церкви.

— Ты придумал, — напомнил я.

— Зачем же было меня слушать?

От дуновения ветра сгусток тумана рядом с клеткой рассеялся, открыв останки хрупких сестриц из Роя. Груда из сотен, если не тысяч, хитиновых скорлупок возвышалась, как пирамида. Мне стало нехорошо. Отовсюду торчали перебитые лапки, фасеточные глаза на страшноватых мордочках смотрели в никуда, жвала навсегда замерли. Смирились наконец… Хрупкие сестрички — не такой уж славный народ: генетические диверсии, культ насекомых, набеги на подсознание — кого этим обрадуешь? Сестриц никто не любил. Но видеть их здесь сваленными в кучу, как подношение Плакальщику… Лучше бы мне плюнули в лицо.

Голос у хозяина оказался такой, какой мог быть у Иуды во время Тайной вечери.

— Все они остались здесь. — В мертвой тишине зала негромкий скрипучий голос разносился далеко. — А искали они тебя, Джон Тейлор. Хотели устроить засаду и раскопать твои секреты на столе патологоанатома. Включить твою наследственность в свой генофонд. Они были уверены, что ты здесь появишься, они узнали у твоего оракула. Им следовало расспросить его подробнее — поняли бы, что беспокоить моих гостей нельзя, как и путаться у меня под ногами. Так что я сам устроил им засаду: заманил сладкой ложью, в которую им захотелось верить, и заставил перебить друг друга Погибли все до единой. Кричали они очень хорошо, убедительно для насекомых. Теперь ульи пусты и будут стоять пустыми вечно. Мой подарок тебе, Джон Тейлор.

— Спасибо, — выдавил я. — Очень любезно… с твоей стороны.

— Не стоит благодарности. Любезностей, кстати, я не делаю. Что привело тебя ко мне?

— Я расследую происхождение Темной Стороны по поручению одной из номад, известной как леди Удача. В этом деле со мной сотрудничают Безумец, Грешник и демон по имени Сладкая Отрава. Я уже встречался с Мерлином Сатанинским Отродьем и Герни-охотником.

Мне очень хотелось назвать еще парочку громких имен, но в присутствии Плакальщика мое умение гладко врать как-то усохло. Я перевел дух и продолжил прямо и без затей:

— Кем и с какой целью создана Темная Сторона? Что ты можешь рассказать об этом?

— Темная Сторона гораздо старше меня, — зловеще промурлыкал Плакальщик. — Она старше всех, кого я знаю. Ответы знает… твоя мать. Разыщи ее — и спрашивай.

— Что ты о ней знаешь?

— Твоей матери долго не было с нами, но теперь она вернулась. Повезло же нам. Бабалон, Бабалон.[6] Много тысячелетий назад потребовалась вся армия Света и Тьмы, чтобы избавиться от нее. А чтобы вернуть, хватило трех смертных идиотов.

— Трех человек, — повторил я, лихорадочно соображая. — Мой отец, разумеется, Коллекционер и… неужто Уокер?

— Кто же еще? Трое верных друзей, преисполненных великими планами и благими намерениями…

Наш хозяин замолчал. Из угла его рта потек гной, но единственный глаз пытливо уставился на меня. Что бы такое сказать? Беседа идет явно не по плану, как, впрочем, и весь сегодняшний день…

— Однажды мне пришлось встретиться с Перворожденными, — решился я. — Как-то в Некрополе несколько древних демонов вселились в тамошние тела. В числе прочего они говорили о моей матери. «Пришедшая первой в этот худший из миров вернется снова». Что они хотели сказать?

— Она вернулась, и Темная Сторона уже никогда не будет такой, как прежде. Когда-то здесь не было властей, которые ограничивают амбиции и аппетиты, и все мы резвились свободно, ничем не сдерживаемые — силы Света и силы Тьмы, те, кто выбрал свою сторону, и те, у кого выбора не было. Так оно и задумывалось во времена чудес и чудовищ, прекрасных снов и гордыни, ведущей к падению, времена, когда все возможно. Теперь мы уже не те. Темная Сторона начиналась, когда мир был молод. Больше никогда не будет царства столь необузданного, свободного и славного.

— А что случилось… тогда? — спросил я.

— Мы изгнали твою родительницу, ибо хотели свободы от ее наставлений, но вышло так, что без нее мы заблудились. Потенциал Темной Стороны не был использован из-за нашей… ограниченности, и нам осталась только тень великих возможностей. Мелочное честолюбие да удовольствия украдкой, по определенной цене. Не слишком возвышенно, да?

— Но ты знал мою мать?

— Пожалуй… Это было так давно. У меня нелады с памятью. Я и свое прошлое забываю, не говоря уж о чужом. Но Темная Сторона уже была древней, когда я родился.

— Человеком? — спросил Грешник.

Я вздрогнул. Честное слово, забыл, что тут есть и другие.

— Человеком? — повторил Плакальщик, не скрывая презрения. — Человек — сущий пустяк. Я же велик и славен, всегда был здесь и всегда буду!

— Глупости! — решительно возразила Сладкая Отрава и мгновенно оказалась у самой клетки. — Ты не моей породы! Ты слеплен, а не создан. Этот мир и твои собственные желания вылепили то, что ты есть. Нет в тебе ни от вечного, ни от демонов, ни от избранных. Просто кусок мяса, с мясными потребностями и желаниями.

Раздался жуткий вой. Прутья клетки затряслись, роняя хлопья ржавчины. Вывернутое тело содрогнулось от ярости — или, быть может, от отчаяния? Видимо, очень давно с ним не говорили начистоту. Мне очень хотелось захлопать в ладоши: зрелище было редкостное. Железные прутья скрежетали, но держались; кожа чудовища лопалась, но крови по-прежнему не было. Заполнявшие зал покойники бестолково суетились, а кровавый туман клубился и бурлил. Чувствовалось, как воздух насыщается опасными эманациями. Грешник и Безумец прятались за моей спиной, и только Сладкая Отрава спокойно наблюдала за развитием событий. Я бы тоже с удовольствием спрятался: ситуация складывалась опасная. Из Мавзолея так просто не выберешься, а с гневом Могущественного и Владыки шутить не стоит — спросите хрупких сестричек из Роя… В конце концов Плакальщик затих, не переставая сверлить меня своим чудовищным глазом.

— Хочешь знать, кто такая твоя мать? — спросил он загробным голосом. — Могу поделиться соображениями. Живу я давно, и если когда-то и знал точно, с тех пор забыл. Или меня заставили забыть… Так или иначе, никто не мешает мне делать выводы. Думаю, твоя мать — Морриган из Бадба, кельтская богиня войны, являющаяся в образе волка и черного ворона. Древняя богиня сражений и смерти от огня и железа, чья одежда — внутренности поклонников, а смех — гром поля битвы. Погибший воин для нее — благодарственная жертва, резня — карнавальное шествие. Говорят, будто она — дух-вдохновитель двадцатого века. А ты ее единственный сын, и уже сейчас вокруг тебя только смерть и разрушение. Темная Сторона едва уцелела в войнах ангелов, развязанных тобой! Что дальше, Джон Тейлор?

— Ничего ты о ней не знаешь, — заключил я. — Беспочвенные догадки и желаемое вместо действительного. Ты потерял память — или отказался от нее? — чтобы жить настоящим. Так удобнее смаковать чужое страдание. Откуда тебе знать о моей матери? Ты не то что о Темной Стороне — о себе ничего сказать не можешь!

— Какая разница? — сказал Плакальщик, внезапно успокоившись. — Твои поиски заканчиваются. Прошлое останется прошлым, меня волнует только настоящее. Былые дни могут не быть тем царством красоты и свободы, какое я помню, но ты ничего не сделаешь с моим настоящим. Эти страдания, проклятия и отчаяние… Ты бы отобрал их у меня, да? Не выйдет! Я не позволю тебе подрывать основы моего благополучия.

— Ты боишься моей матери?.. — заметил я.

— Я не боюсь тебя, Джон Тейлор! Для начала ты просто умрешь и присоединишься к моей армии. Тебе понравится. Потом я закрою единственную дверь, через которую твоя мамочка могла бы вернуться и испортить мне удовольствие. Угроза минует навсегда.

Я быстро убедился, что мои компаньоны рядом, и с вызовом глянул на Плакальщика. Блефовать, так по-крупному.

— Иными словами, ты собираешься нас четверых… вывести из строя? А ты знаешь, кто мы такие?

— Не имеет значения. — Монстр явно соскучился. — Вы у меня дома, в моей власти. Я вам покажу такое, что вы убьете себя сами, чтобы не увидеть больше. Потом, заключенные в собственные тела, вы восстанете и будете служить мне вечно, и не будет у вас другой воли, кроме моей. Ваших страданий мне хватит на века!

Наступила тишина, и Безумец от души рассмеялся. Напряжение исчезло. Грешник тоже улыбался, качая головой.

— Что ты можешь показать нам, ярмарочный урод? Что ты можешь показать мне, которому известны тайны преисподней? — спросил он.

— Я, да будет тебе известно, — Сладкая Отрава, демон. Я тоже оттуда!

— А я Безумец, и мне довелось увидеть саму Истину!

— А я — Джон Тейлор, и ты не представляешь, какого только дерьма я в жизни не навидался. Ну, давай сюда свою армию. Где они там?..

Плакальщик вновь сотряс свою клетку и прокричал пронзительным вурдалачьим голосом:

— Убейте их! Убейте их всех!

Из красной дымки вынырнули полчища мертвых. Они неуклюже, но стремительно двигались, понуждаемые нечеловеческой волей. Оружия у них не было, да и зачем? Довольно численного преимущества и свойственного мертвецам превосходства в физической силе. Отовсюду к нам потянулись бледные руки со скрюченными пальцами. Удивительно, но Безумца они не замечали. Шатаясь на непослушных ногах, они толкались вокруг, кидались на всех, но не на него. Безумец стоял неподвижно, глядя на покойников печальными глазами.

Сладкая Отрава работала с невероятной быстротой, решительно и ловко. Оторванные части тел летали по воздуху во всех направлениях. Она еще успевала смеяться и что-то топтать ногами. Численное превосходство ее явно не смущало. Похоже, Сладкая Отрава давно ждала этого момента. Грешник хмурился, но не пробовал ее остановить. Мертвецы раз за разом атаковали его, но безрезультатно: трудно причинить вред тому, кого и небеса, и преисподняя уже отвергли.

Я вытащил мешочек соли и, сделав пируэт, быстро разметил широкий круг; сразу стало гораздо легче. Мертвецы не могут пересечь соляную черту. Достать меня они больше не могли, но круг приходилось все время подновлять. Вертясь волчком, я уже сорвал дыхание и чувствовал, что долго не протяну. Моих магических фокусов недостаточно, чтобы отбиться от армии ходячих покойников. Я попытался позвать на помощь, но соратники были далеко. И вот что обидно: в глазах нападающих была видна одна смертная мука. Мертвецов толкала вперед исключительно воля хозяина. Когда-то, призвав последнюю крупицу мужества, они лишили себя жизни, чтобы освободиться от невыносимого бремени существования — и попали в вечное рабство еще более ужасной природы. Здесь нет для них ни мира, ни покоя.

Чем больше я думал, тем злее становился. Я по себе знаю, каково это — когда ты так страдаешь, что лишь смерть избавляет от боли. Чуть меньше упрямства, чуть больше решимости в известные моменты — и я был бы среди этих несчастных. Что же сделали мы с Темной Стороной? Даже мертвым нет здесь покоя!

От злости я собрался; даже сердце стало биться потише. Я включил свой дар, чтобы определить связь между рабами и хозяином. Открылся мой внутренний глаз, и я увидел путаницу серебряных нитей, связывающих черепа мертвецов с хозяином в железной клетке. К этому моменту я уже дошел до нужной кондиции: рассвирепел достаточно, чтобы усилием воли разом перерезать все нити.

Мертвецы застыли на месте, многие даже не завершили начатых движений. В Мавзолее сразу стало легче дышать, будто впустили свежего воздуха. Плакальщик закричал. Крик его был ужасен, как визг пилы, погрузившейся в живую плоть. Один за другим мертвецы падали и застывали на полу. Как блестящие пузырьки, как яркие звездочки, души выскальзывали из давно разложившихся трупов и устремлялись вверх. Некоторое время они сверкали во тьме, потом исчезли — ушли туда, куда их давным-давно определили.

Я никогда не верил, что самоубийцы отправляются в ад. Господь слишком милосерден для этого.

Нормальное зрение вернулось ко мне, и я осмотрелся. Кровавый туман рассеялся. Мои компаньоны — даже Безумец — в недоумении оглядывались. Мертвецы лежали смирно, атмосфера ужаса и отчаяния исчезла, как дурной сон. Бояться здесь было больше нечего. Черная железная клетка уже разваливалась; прутья осыпались ржавчиной, а на дне, среди металлических обломков, остались два жалких голых тела — мужчина и женщина, плачущие от злости и отчаяния. Лишенные могущества, больше не вместе, больше не чудовище по имени Плакальщик. Во что бы они сами себя ни превратили, что бы кто-то другой ни сотворил с ними — их страшному пути пришел конец. Несладко, наверное, стать теперь обыкновенными людьми.

Убивать их я не стал — у меня не было причин быть милосердным.

Я повернулся спиной к клетке.

— Пора идти. Думаю, мы здесь больше ничего не узнаем.

— А как быть с… этими? — спросил Грешник.

— Оставим как есть. Они ведь теперь обычные люди, и они беззащитны. Ничего не утаишь, пойдут слухи. Они узнают о страдании то, чего не довелось раньше. На Темной Стороне полно народу со старыми долгами — за близких, попавших в рабство.

— Вы не можете оставить нас здесь! — прокричал голос из разваливающейся клетки, непонятно, мужской или женский. — Герой Темной Стороны бросает нас на произвол судьбы?!

— Запросто, — ответил я и повернулся к выходу.

Друзья последовали за мной, не оглядываясь. Магия, определявшая облик помещения, понемногу выветривалась, и зал начал меняться. Скоро вернется старая планировка и дух блаженной памяти семейства Максвелл. И вот тогда, быть может, среди старых кошмаров сладкой парочке придется тоже подумать о самоубийстве. Я улыбнулся этим мыслям: с таким грузом на совести я смогу жить.

Понять, почему на Темной Стороне мертвым не дают покоя, на самом деле нетрудно: Могущественные и Владыки всегда находят им применение.

После Мавзолея мерзкая атмосфера Ярмарки уродов показалась глотком свежего воздуха. Мне было хорошо — пока я не заметил, что уокеровские топтуны исчезли вместе со всей остальной публикой. Улицы опустели, двери закрылись, огни погасли.

— Почему ты хмуришься? — спросил Грешник. — Это дурной знак, я успел заметить. И звуковая дорожка — послушай…

— Похоже, Уокер отозвал своих людей и очистил район. Означать это может только одно: он задумал какую-то гадость и хочет обойтись без свидетелей. Боюсь, нас не ждет ничего хорошего — принимая во внимание, что он легко позволял себе на глазах целой толпы народа…

Мы собрались в плотную группу — даже Безумец не стал, против обыкновения, проявлять независимость — и честно пытались смотреть во все стороны сразу. Тут бы передохнуть после встречи с Плакальщиком, но Уокер, как всегда, наносит удар, когда противник ослабел. Тишину пустых улиц нарушал лишь едва слышный городской шум, доносившийся издалека. Знает ли Уокер, что я расправился с Плакальщиком? Может, это была последняя соломинка? Вдруг он теперь решил, что я стал слишком опасен? Готов ли он, наконец, меня убить?

Знает ли он, что мне известна его роль в возвращении моей матери?

Вполне возможно, что власти не оставили ему другого выбора; просто приказали меня остановить. Чтобы не потревожить секреты, которые угрожают их драгоценному статус-кво. При встрече в клубе «Лондиниум» он намекал на нечто подобное. Кстати, о той встрече: я уже знаю, кто пришел по мою душу. Старая знакомая.

Во тьме, скрывавшей дальний конец улицы, застучали каблучки дорогих туфелек. Мы обернулись. Точно: смерть на высоких каблуках, Заноза собственной персоной. Дерзкая, обольстительная, божественная — среди наемных убийц другой такой не знаю. Идет, покачивая бедрами, в том же обтягивающем черном платье, в каком я ее видел в клубе «Лондиниум», вот только спереди появились пятна крови, и на ослепительно белых перчатках до локтей — тоже. Она благоразумно остановилась поодаль и одарила нас ослепительной улыбкой. Затянутые в перчатку пальчики сжимали трофей: пару перепачканных кровью оленьих рогов.

— Здравствуй, Джон. — Ее голос обещал все, чем только можно навредить мне. — Долгожданная встреча влюбленных и конец путешествия. Конец твоего путешествия, по крайней мере. Прямо здесь и сейчас.

— Влюбленных? Ты что-то путаешь, — твердо возразил я. — Не скажу, чем именно мы были друг для друга, но влюбленные — это немного другое… Уокер дал добро, я правильно понял?

Заноза вздернула безупречную бровь:

— Ты уже знаешь, что я работаю на Уокера? Ну разумеется! Какая забывчивость с моей стороны. Это же Джон Тейлор, как он может чего-нибудь не знать.

— Ты мне льстишь, дорогая. Кстати, откуда рога?

— Герни-охотник. Не беспокойся, я не стала спиливать рога заживо… Уокер хочет показать, что может случиться с тем, кто отвечает на твои вопросы. Я не хотела огорчить тебя, милый! Не расстраивайся: он был уже слишком стар и время его прошло. Я не люблю тех, кто засиживается в гостях слишком долго, а упорствующих в своей старомодности — еще меньше!

Она уронила рога на мостовую; в тишине сухой стук прозвучал негромко и безобидно, отлетал навсегда. Печальный и скромный конец для некогда могучего бога.

— Уокер просил передать, что власти в высшей степени заинтересованы в том, чтобы ты немедленно прекратил расследование. — Заноза рассеянно поменяла одну вызывающую позу на другую. — Остановись прямо сейчас и забудь про две сотни фунтов. В противном случае…

— Надо полагать, ты и есть этот самый противный случай?

— Совершенно верно! И я от души надеюсь, что раз в жизни ты проявишь благоразумие, зайка. Мы будем жить, как раньше, — разве это плохо? Я всегда была горячим сторонником статус-кво — хотя бы ради деловой конъюнктуры. За убийство хорошо платят, работа есть всегда, а девушке нужен кусок хлеба.

— Ммм… А если я откажусь?

— Я же сказала, дорогой: за убийство хорошо платят.

— И ты так просто отправишь меня в страну предков — после всего, что между нами было?

— После всего? Вот именно, глупенький! Меня не бросают, милый.

— Так между вами что-то было, Джон? — обрадовался Грешник. — У тебя губа не дура.

— Заткнись, пожалуйста, — попросил я.

— Может, пришло время представить меня твоим новым друзьям, Джон? — предложила Заноза, светски улыбаясь.

Я вздохнул:

— Уокер забыл провести инструктаж? Или ты давно с ним не виделась? Ты всегда относилась наплевательски к рутинному сбору информации. Хорошо. Вот это Грешник. Сладкая Отрава, его подружка. А это Безумец. Мы как раз побывали в гостях у Плакальщика. Он не пережил нашего визита.

— Какая жалость! Опять связался с дурной компанией — такие вещи до добра не доводят… Что же мне с тобой делать, Джон? О! Я знаю! Убью тебя прямо здесь и сейчас. Твои друзья могут умереть за компанию, в интересах вселенской гармонии. — Заноза обратилась к Грешнику, улыбаясь еще шире: — Ты ведь не во всем согласен с Джоном, не правда ли? Как мило. Сверни ему шею, а? Ради меня… Моей благодарности не будет границ! Вообще-то лучше бы вам самим поубивать друг друга, а я посмотрю.

Тут будто кто-то включил прожектор. В одно мгновение Заноза превратилась в самую привлекательную женщину всех времен. Ее сексуальность обжигала, как обжигает пламя в кузнечном горне. Поток ее чар затопил улицу, и нельзя было ни отвести глаз, ни сопротивляться. Видеть ее — означало жаждать ее больше самой жизни. Что ж, у меня свой дар, у нее свои… Она и вправду сделалась призом, ради которого можно убить. Зачем Занозе оружие, когда она сама по себе атомная бомба? Достаточно нажать на кнопочку. В конце концов, мы с Грешником и Безумцем всего лишь мужчины — в отличие от Сладкой Отравы, которая даже и не женщина.

— Непрофессионально, — заметила демоница, и чары рассеялись, будто кто-то нажал на кнопку во второй раз.

Заноза стала всего лишь еще одной смазливой куколкой с первыми признаками надвигающейся полноты. Она даже разинула рот от удивления. Ничего, с каждым такое когда-нибудь случается впервые… Я улыбнулся ей.

— Неплохо, очень неплохо. Но, знаешь, я бы сделал получше.

В ярости Заноза топнула высоким каблучком, бестолково выругалась и тут же выхватила откуда-то два очень больших пистолета. В сочетании с запятнанными кровью белыми перчатками они смотрелись весьма внушительно. Когда в вас стреляют в упор, выстрелы звучат совсем не так, как в тире. Они по-настоящему оглушают. Я начал двигаться заранее — раньше, чем по ушам ударил самый первый. Уклоняться от пуль — занятие непростое и требующее известной сосредоточенности, но я все же заметил, что Заноза не выделяет меня среди остальных. Похоже, она хочет убрать сразу всех свидетелей ее недавнего позора. Большая и, скорее всего, непоправимая ошибка Если бы она сосредоточилась на мне, у нее был бы шанс. При всей моей ловкости, я не пуленепробиваем.

Безумца пули не могли зацепить. Он стоял и думал о чем-то своем, а выстрелы крошили кирпичи за его спиной. Не знаю, можно ли его застрелить, но Грешник не собирался выяснять это на опыте. Он заслонил Сладкую Отраву своим телом, и пули одна за другой с хрустом входили в его грудь, не причиняя вреда. Заноза замешкалась, моргнула, затем выстрелила в голову, что тоже не помогло. Не теряя времени впустую, она сбила Грешника с ног подножкой. Выстрелить в Сладкую Отраву Заноза не успела; к этому времени я зашел со спины и заблокировал ей руки. Резко наклонившись вперед, она перебросила меня через голову. Я упал и покатился по мостовой, и это было правильно: туда, где я был мгновение назад, хлестали пули. Грешник лежал на спине недолго: поднявшись на ноги, он неумолимо надвигался на Занозу. У нее уже кончались патроны, и Грешник поглощал их с жутким равнодушием. Из ран даже не текла кровь. Он нес клеймо своего преступления на челе, как до него Каин, и вещи мира сего не причиняли ему вреда. Грешник остановился прямо перед Занозой; последняя пуля попала ему в левый глаз.

— Ой, — произнес он без выражения. Глазное яблоко восстановилось почти мгновенно.

Грешник откашлялся, выплюнул пулю на ладонь и протянул ее Занозе.

— Ваше? — спросил он рассеянно.

Заноза что-то прорычала не без музыкальности, отправила в небытие пистолеты и выхватила оттуда же два сверкающих клинка. Оба ножа немедленно вонзились Грешнику в грудь по самую рукоятку. Хорошие ножи, непростые, все в древних рунах: один проклятый, другой благословенный. Страшная штука. Я знавал богов, которым хватило одного такого удара. Грешник же глазом не моргнул, и я с трудом удержался от аплодисментов. Заноза скрестила руки на своей впечатляющей груди и надула губки:

— А вот это уже нечестно, дорогой.

— Отойди, Сидни, — обратилась Сладкая Отрава к Грешнику. — У меня дело к этой женщине. Очень серьезное дело.

— Не надо!..

— Милый, она хотела тебя убить! Моя натура не позволит оставить это безнаказанным.

— Ты восстала из ада и соединилась со мной — как раз, чтобы изменить свою натуру. Помнишь?

— Да, но…

— Ш-ш-ш… — Грешник приложил палец к губам, и суккуб замолчал.

Заноза тут же показала Сладкой Отраве язык и с новой надеждой улыбнулась Грешнику:

— Зайка, если ты не собираешься меня убивать, может, вернешь ножи? Пожалуйста! Фамильные реликвии, знаешь ли. Папочка рассвирепеет, если я их потеряю.

Грешник не без усилия вытащил ножи и галантно вернул их. Заноза глянула в мою сторону, оценивая шансы, и решила больше не испытывать судьбу. Ножи исчезли. Подойдя к ней вплотную, я заговорил:

— Что же с тобой делать, душенька? Отпустить? Не выход… Ты ведь от нас не отвяжешься, так и будешь висеть на хвосте, выжидая удобного момента. И оружием обзаведешься получше… Ты ведь вроде меня: никогда не останавливаешься на полпути.

— Нет у нас ничего общего, Джон Тейлор! У меня есть стиль.

Мы моргнуть не успели, как Сладкая Отрава рванулась вперед и ухватила Занозу за горло; та захрипела и забилась, но тщетно: хватка у суккуба железная. У Сладкой Отравы вновь выросли когти, а острые, как иглы, зубы сделали ее улыбку странной и жуткой. Красные губы вплотную приблизились к шее жертвы. Английской отличницы больше не было: Сладкая Отрава выглядела в точности как демон из ада, что, в конце концов, не столь уж удивительно.

— Не надо! — закричал Грешник.

Он дернулся было, но тут же замер, когда его возлюбленная коснулась клыками горла Занозы.

— Пожалуйста. Не убивай ее.

— Она должна умереть, — резонно сказала Сладкая Отрава, касаясь губами лебединой шеи. — Ты же слышал, Сидни: у нее приказ убивать всех, кто мог бы сообщить нам хоть что-нибудь. Или я сейчас перекушу ей глотку, или расследование можно сворачивать.

— Ни одно мое расследование не стоит жизни невинной жертвы! — провозгласил я.

— Вот это невинная жертва? — Сладкая Отрава изумилась.

— Технически, быть может, не совсем, но по сути — да. Если убьешь ее, станешь моим врагом. Навсегда.

Сладкая Отрава осклабилась:

— Никогда не угрожай демону, Джон Тейлор! Мы злопамятны. — Она посмотрела на Грешника: — К тому же ты ведь не дашь меня в обиду, не правда ли, Сидни?

— Ты пытаешься усложнить простую вещь. Нельзя убивать ее сейчас, когда она беспомощна. Пусть даже она заслужила. Мы должны быть лучше ее, не стоит уподобляться… Отпусти ее — ради меня.

Заноза затаила дыхание. Сладкая Отрава поколебалась, поразмыслила, потом наконец уронила свою жертву на мостовую и встала рядом с Грешником. Поднявшись на ноги, Заноза отряхнулась и наградила меня вызывающей улыбкой. Получилось неплохо, губы почти не дрожали.

— Ты не дал ей убить меня, Джон. Я так и знала. Всегда был сентиментален, маменькин сынок. Ничего, мы еще встретимся, и тогда я с тобой рассчитаюсь.

— Вряд ли, — спокойно возразил я. — Кстати, о маменьке: я с каждым шагом к ней приближаюсь. Будешь путаться под ногами, я больше не смогу ничем помочь. Кто-нибудь убьет тебя обязательно.

Заноза вздрогнула, но тут же отвернулась, зацокала каблучками по мостовой и скоро растворилась в темноте. Я позволил себе улыбнуться. У меня бы не получилось хладнокровно убить ее, но я не прочь сделать так, чтоб она запомнила урок. Да я и не боялся преследования: наш путь на самом деле подходил к концу. Я уже знал, что мы будем делать.

— Ну и куда теперь? — спросил Безумец. — Там будет веселее?

— Боюсь, что нет, — ответил я. — Нам надо к Владыке Терний.

Грешник посмотрел на меня неодобрительно.

— Ты вроде бы говорил, что это плохая идея, или я ошибаюсь, Джон? То есть эта идея делает честь твоему мужеству, нестандартному мышлению, честолюбию… но как насчет самосохранения? Владыка Терний старше и могущественнее всех на нашем уровне реальности. Я вспомнил о нем только из-за Герни. Никак не думал, что ты подумаешь о встрече с ним всерьез.

— Владыка Терний… Мы о нем слыхали — там, в аду. Говорят, он знал Христа. Еще говорят, ангелы и демоны преклоняют колена в его присутствии.

— И ему ли не знать об истоках Темной Стороны, — подхватил я. — Он был здесь до того, как римляне построили Лондиниум… Может статься, Уокер потому и приказал убить Герни: он ведь и указал нам на Владыку Терний.

— И все же это плохая идея, — сказал Безумец.

Мы выжидающе посмотрели на него, но ничего более не услышали.