Джуд Фишер «Колдовская заря»

Пролог

День, когда Мастер показал ему мир, стал днем превращения Виралая в мужчину, что оказалось вещью опасной — маг даже не мог предположить, до какой степени опасной.


Когда перед ним распахнулась огромная ледяная дверь, Виралай на секунду испытал настоящий ужас. Он почувствовал холодный ветер, затягивающий его изнутри, как будто в кромешной тьме сердца башни работал пылесос, способный навеки поглотить входящего. Насмешливые интонации в голосе Рахе, приглашавшего войти — «Добро пожаловать в мой мир, Виралай», — тоже едва ли могли подбодрить, потому что в последнее время маг вел себя довольно странно.

Виралай много раз ловил его за странным занятием: маг разводил небольшие костры — во дворе, на кухне, а однажды в собственном кабинете. После этого страшно воняло, оставался пепел, ошметки обугленной шерсти и волос, какие-то клубни и корни, когти и зубы, мелкие кусочки костей. Это, мягко говоря, настораживало: по твердому убеждению Виралая, единственными обитателями Святилища были он сам и приятельница Мастера, черная кошка по кличке Бете.

Потом начали пропадать вещи. Свитки, пергаменты, магические книги, дневники, записные книжки исчезли из библиотеки; коллекции растений — из гербария: цветы были вырваны в такой спешке, что сухие листья остались валяться на земле вместе с черепками от горшков и высохшими пятнами чего-то, подозрительно похожего на кровь. А в комнате редкостей, где Рахе хранил самые ценные вещи? Отборные экземпляры… Кристаллы, ограненные и неограненные, камни всех размеров, форм и оттенков, руды и металлы, жемчужины, на каждом экземпляре — название и описание его магических свойств. Искусно сделанные статуэтки и украшения. Кинжалы и мечи, наконечники копий и стрелы… кроме того, разнообразные безымянные предметы, которые Виралай при всем желании не мог отнести ни к одной из известных ему категорий. Все экспонаты изящно расположены под тончайшим полупрозрачным слоем льда (без сомнения, предназначенного для защиты сокровищ от грязных рук неловкого ученика мага).

Там, где обычно поддерживался идеальный порядок, теперь царил хаос разрушения. Казалось, ничто не уцелело. Артефакты разбиты и изуродованы, камни и металлы слеплены вместе в чудовищный, бесформенный комок, что, должно быть, потребовало магического взрыва неимоверной силы. Даже знаменитый скелет зверя, которого Рахе называл «драконом Фарема», разбит на куски и рассыпан по всей комнате, будто в приступе безумного гнева.

Виралай мог только предполагать, что Мастер сам учинил этот кошмарный погром, но вот с какой целью, он даже не представлял. А если маг вконец обезумел? Сколько времени пройдет, прежде чем он начнет вымещать свою убийственную тоску на близких?

И вот теперь, стоя у порога черноты, задыхаясь от долгого восхождения по узким винтовым лесенкам, чувствуя, как ледяной ветер вытягивает тепло из его тела, а маг жарко дышит в затылок, Виралай начал всерьез подумывать о бегстве. Но как только его охватило настойчивое желание вылететь вон из башни, Мастер щелкнул пальцами, и в комнате зажегся бледно-голубой огонь, осветивший самую странную картину, какую только Виралай видел за все двадцать девять лет, проведенных в этом странном месте.

В центре комнаты лежал огромный световой овал, а внутри него — нечто, что Виралай мог бы назвать только миром. Облака плыли над голубыми, зелеными и коричневыми просторами — океанами и островами, озерами и континентами. Солнечный свет — идущий из ниоткуда, как показалось Виралаю, — заставлял облака гореть золотым и розовым, отбрасывал движущиеся тени на земли и моря.

Виралай охнул. Шагнул ближе.

— Ничего не трогай, мальчик! — Рахе предупреждающе опустил руку ему на плечо.

На сей раз Виралай не стал возражать против такого обращения — настолько заворожило его представшее перед глазами зрелище.

— Что это за магия, Мастер?

Маг не ответил. Вместо этого он протянул руку и дернул за веревку. Произошла резкая перемена в освещении комнаты, и Виралай, подняв глаза вверх, обнаружил хитросплетение множества каких-то шнуров, кристаллов, еще чего-то, что громоздилось вокруг открытой вершины ледяной башни. Лучи солнца попадали на кристаллы, через их призму отражаясь под мириадами углов прямо в световую овальную чашу: менялся угол падения луча — менялся и вид. И там, где раньше виднелись только далекие океаны и полосы суши, теперь Виралай разглядел более подробный пейзаж: верхушки деревьев, леса, болота, домашний скот, пасущийся на холмистых пастбищах, людей, похожих на копошащихся насекомых. Мимо проскользнула чайка, как белая молния, и Виралай невольно отшатнулся.

— Островное королевство Эйра, — объявил Мастер.

Он дернул задругой шнур, и земля полетела на Виралая с тошнотворной скоростью. Дети со смехом носились по галечному пляжу, гоняясь за маленькой пегой собачонкой; женщины развешивали выстиранное белье на длинных веревках, тянущихся через двор. Лодки, крытая бухта.

— А это южный континент. Там находятся Истрийская империя и великие пустыни…

Стал виден город с каменными башнями и толпами пышно разодетых людей, потом свет сделался резким и непереносимо ярким, и широкий песчаный ландшафт протянулся через всю чашу — окаймленный участок с пустынными дюнами. Пустынными, если не считать цепочки темных фигур, продвигающейся по пескам.

Еще одна манипуляция с веревками, и вот уже ошеломленный Виралай видит прямо перед собой старую женщину с белым пучком волос, украшенных ракушками и перьями, и дюжиной серебряных цепочек на худой коричневой шее. Старуха смотрит прямо на него и открывает, рот, как будто пытается что-то сказать, но Виралай не слышит ее, а потом уносится вверх, в облака, над цепью высоких, увенчанных шапкой снегов гор.

— Это так прекрасно, — шепчет он в священном трепете, — но я не понимаю…

— Виралай, Ви-ра-лай! Подумай, мальчик, подумай. Это Эльда.

Маг снова сместил фокус, и мир стал всего лишь наброском картины: абстрактные формы и неясные цвета.

Эльда.

Виралай внезапно вспомнил о картах, которые изучал в кабинете. Старые, с загнутыми углами, темные и ветхие, они схематически изображали горы. Небрежные треугольники повторялись снова и снова; маленькие волнистые линии, обозначавшие морские волны, абстрактные участки коричневого посреди голубого — суша. Слово «Эльда», вспыхивающее в лучах солнца вверху, или посредине, или в одном из углов.

Что-то щелкнуло в его голове. Как глупо — так и не понять, что эти плоские обозначения представляли собой нечто большее, чем просто рисунки. Как смешно думать, что Святилище — единственное место в мире.

Виралай оглянулся на мага, глаза его восхищенно сияли.

— Можно мне туда?

Мастер засмеялся — не особенно добро:

— О, нет. Думаю, что нет. Ты не продержишься там и минуты. Смотри…

Кристаллы снова перестроились, и последовала череда новых головокружительных видений.

Рынок, женщина сворачивает шею цыпленку и тянется за следующей птицей, в то время как первая корчится в агонии. В темной комнате мужчина растянут на дыбе, а другой человек вонзает иглы в его плоть. Где-то еще — невозможно определить местоположение, образы меняются слишком быстро, — ощеренные люди дерутся на залитом кровью поле. Виралай в ужасе видит, как отлетает прочь от тела отсеченная рука…

Новые манипуляции с веревками, и вот уже двое мужчин держат тонкую фигуру в длинной черной робе, третий раздирает ткань, открывая бледную кожу, а четвертый раздвигает ноги дергающейся жертвы и с сопением проникает внутрь. Под жгучим солнцем прикованные люди выволакивают камни и металл из дыры в холме, за ними наблюдают стражники верхом на лошадях, с кнутами и палками в руках.

Виралай смотрит и смотрит. Он видит: горная деревня подверглась нападению солдат, женщин и детей протыкают копьями, мужчина висит на дереве, люди и животные с распоротыми животами, женщины в саванах подставляют большие блюда под льющуюся кровь… Нескольких крестьян — они, как и та старая женщина, все в ракушках, перьях и серебряных цепочках, — насмерть забивает камнями разъяренная толпа. Женщин возводят на погребальные костры, мужчин привязывают к столбам и поджигают дерево. Потом картина меняется, и Виралай оказывается на корабле, далеко в море: пронзенного копьем кита подтаскивают ближе к ожидающим лодкам, и мужчины окрашивают воду красным, разрубая животное на куски…

— Хватит! — кричит Виралай и пытается уйти.

— Думаешь, почему я пришел сюда, мой мальчик?

Маг дергает за шнуры, и появляется крошечный островок, сиреневый с белым на фоне темно-серых вод моря, окаймленный плавающими вокруг него льдинами, укрытый клубящимся туманом.

— Для того чтобы скрыться от всех этих кошмаров. Я назвал свой остров «Святилищем», таковым он и является. Ты должен быть благодарен мне за то, что я спас тебя от подобного ужаса.

Маг вздохнул:

— Все рушится и низвергается, мальчик мой: жизнь, любовь, магия. В конце концов не остается ничего такого, что стоит спасать. Можно с тем же успехом самому все разрушить, дать природе взять свое.

Рахе со злостью рванул веревки, и новые картинки закружились вокруг световой чаши: Виралай увидел, как кухня сменяется живописным озером с ледяными лебедями и статуями, а потом появляется внутренний дворик, дальше — паутина коридоров…

Минутой позже сверкнула внезапная вспышка золота среди спокойных серых тонов ледяных стен, и Виралай мельком заметил нагую женщину — тонкая бледная спина, розоватая в сиянии свечей, волна серебристых светлых волос укрывает восхитительный изгиб ягодиц…

Женщина спала на кровати Мастера.

Рахе выругался, потянул за веревку и резким движением низверг комнату во тьму.

Виралай уже собирался спросить мага о происхождении этого последнего видения, но его отвлекло незнакомое чувство шевеления в штанах. Он потянулся узнать, в чем дело, и в ужасе обнаружил, что ранее невинная часть его анатомии теперь стала твердой и деформированной. Встревоженный, Виралай спрятал ее между ног, но образ женщины возвращался снова и снова, и, что бы он ни делал, плоть вспрыгивала вверх, пульсирующая и нетерпеливая.

Она докучала ему весь день, пока Виралай занимался делами, эта нагая женщина… А еще его собственное, ставшее неуправляемым тело. Но больше всего Виралая поразило открытие, что существует мир вне Святилища — другие люди, другие земли, бесконечные возможности, — а Рахе прятал это от него, как будто в нем было не больше жизни и воли, чем в остальных экспонатах мага. Виралай чувствовал себя безжизненным сосудом в одном из опытов Мастера, заполненным до краев летучими субстанциями, готовым взорваться в любую секунду.

Так быстро, как только смог, он вернулся в секретную башню, считая каждый свой шаг: третий поворот из восточного коридора, пятьдесят девять шагов, потайная дверь, за ней сто шестьдесят восемь ступеней ледяной винтовой лестницы.

Виралай запомнил путь, хотя Мастер и пытайся затуманить его сознание по дороге туда и обратно. Ученику мага понадобилось несколько минут, чтобы понять принцип управления невиданным устройством, но вскоре он с радостью обнаружил, что в состоянии вызвать любое видение с Эльды, и начал с жадностью впитывать их, пока не ощутил головокружение. Наконец Виралай вернулся к мысли о женщине, которую увидел в комнате Мастера, но, как он ни бился, не смог вывести ее изображение.

Виралай уже собирался прекратить попытки, когда вдруг увидел самого Рахе. Маг стоял прямо посредине очага в большой зале: его одежды ярко горели. Ядовитого цвета дым заполнял помещение от пола до потолка.

Весьма впечатляющее зрелище.

Виралай оставил «шнуры управления» в том же положении и принялся наблюдать. На тряпке возле очага сидела, склонив голову набок, Бете: она изучала широко раскрытыми зелеными глазами пожилого мага, а тот с дикими криками (хотя ни один звук так и не достиг слуха Виралая) размахивал руками. Дым, лениво растекавшийся вдоль лучей, чтобы собраться в дырах крыши, внезапно всосался в рот Мастера. Несколько пурпурных и зеленых дымных полосок мягко заструились из ноздрей мага.

Виралай нахмурился.

Внезапно кошка оказалась на руках Рахе, нос к носу с человеком. Маг открыл рот, и, как искаженное зеркальное отражение, Бете повторила его движение. Дым, будто подстегнутый этим действием, начал тотчас переливаться из человека в животное, пока в конце концов глаза кошки не засверкали яростным огнем. Бете соскочила с рук мага, устроилась снова на половике у очага и принялась с преувеличенным усердием приводить шерстку в порядок.

Рахе вышел из огненного круга, оставив позади себя тлеющие угли, холодные и черные, как застывшая лава, потом несколькими жестами и словами сотворил заклинание, которое Виралай определил как один из восьми Параметров Бытия, и в центре комнаты появился гигантский дуб. Его ветви скрипели и угрожающе раскачивались в замкнутом пространстве. Кусочки ледяной крыши откололись и полетели вниз, но Мастер не обратил на это никакого внимания: его лицо выражало лишь предельную концентрацию мысли.

Рахе подозвал дерево к себе, как перед этим звал дым и пламя, и дерево подчинилось, поплыло через комнату, словно океан из листвы и коры. Гигантские волны зеленого и коричневого цвета образовали водоворот вокруг мага, водоворот с эпицентром у его рта. Все куда-то падало — листья и ветви, кора и корни, — пока в комнате не осталось даже напоминания о них.

Бете, которая во время последнего представления не сдвинулась с места ни на миллиметр, хотя ее шерсть и пострадала от силы заклятия, теперь выжидающе смотрела на старика. Тот зажмурил глаза и кашлянул. У лап кошки упал желудь. Бете с любопытством обнюхала сначала его, потом руку Мастера, которая потянулась за желудем.

Рахе сунул желудь в рот кошке, но та лишь выставила клыки. Мастер нажал сильнее. Одна-две секунды сопротивления — и острые зубы разжались, желудь проник в пасть зверя, а потом маг стал пропихивать его кошке в горло. Бете в панике вытаращила глаза, а потом проглотила наживку.

Рахе отрешенно улыбнулся и сказал кошке что-то успокаивающее. Потом нагнулся и подобрал кусочек грязи — или нечто весьма похожее на грязь — с пола. Несколько секунд маг изучал кусочек, потом что-то забормотал, два раза повернулся на каблуках и бросил грязь вперед. Виралаю показалось, что комната подернулась рябью, а затем на том самом месте, где стоял дуб, внезапно появилось огромное крылатое существо ростом в двенадцать футов, покрытое от игольчатой головы до когтистых лап светящейся чешуей.

Даже находясь в башне, в относительной безопасности, Виралай охнул от ужаса. Невероятно, но, кажется, бестия услышала его, ибо медленно повернула голову и посмотрела на ученика мага такими же загадочными фасетчатыми глазами, какие бывают у мясной мухи. Тварь пошевелила чудовищными челюстями.

Потом, наверное, Мастер обратился к зверю, потому что монстр отвернулся от Виралая. Избавившись от воздействия жуткого холодного взгляда, ученик мага успел изменить фокус кристаллов как раз вовремя, чтобы увидеть, как тварь начала уменьшаться, завертелась волчком и кинулась к своему творцу.

Через секунду Мастер остался один, целый и невредимый. Из его рта показался какой-то странный маленький белый шарик, который маг осторожно вынул и протянул кошке. Виралай присмотрелся и увидел, что на ладони Рахе лежало нечто похожее на белое яйцо.

Бете проявила к яйцу гораздо больше интереса, чем к желудю. Она наморщила нос, потом осторожно взяла яйцо зубами, а затем, легко ступая мягкими лапами, спрыгнула со стола и отнесла добычу на половик, где не спеша и с достоинством съела ее.

И тут Виралай припомнил кое-что из сказанного Мастером в башне. Ученика мага настолько захватили виды Эльды, что в тот момент он не обратил на слова Рахе внимания, но теперь все внезапно стало совершенно ясно.

В конце концов не остается ничего, что стоит спасать. Можно, с тем же успехом самому все разрушить, дать природе взять свое…

Рахе уничтожал собственные заклинания, разрушал магию.

Красный туман заклубился в голове Виралая.

Мастер выпрямился, провел рукой по изможденному лицу и начал мерить комнату шагами. Проворно избегая его ног, кошка вспрыгнула на стол, где стояло огромное горнило с горкой пепла и чем-то, очень похожим на пару медных петель.

Виралай уставился на них. Голова кружилась. Он знал, он точно знал, что это такое… рука моментально откорректировала изображение, и картинка приблизилась. Где же большой том в кожаном переплете, куда Мастер заносил каждую свою находку в отправлении магических обрядов, пополняя накопленную предшественниками кладовую мудрости?

Где «Великая книга творения и низведения»?

Ужасное предположение превратилось в уверенность.

Виралай бросился вон из башни и, перепрыгивая через три ступеньки, выбежал в знакомые коридоры цитадели. Какое расточительство, дурацкое, безумное расточительство! Злоба поднималась и клубилась в нем. Старый идиот! Старое чудовище!

Словно фонтан раскаленной лавы клокотал под бледной кожей ученика мага, хотя с течением лет Виралай научился прекрасно контролировать эмоции. Ни следа ярости не отразилось в его глазах, холодных и светлых, как у кальмара. Двадцать девять лет: двадцать девять лет беспричинных придирок, бесполезных уроков, сплошных «подай-принеси» и мелких унижений… двадцать девять лет порок по прихоти и обзывания «мальцом» и «мальчиком». И теперь Рахе сжигает все магические мосты, по которым так прилежно продвигался Виралай, сжигает их, прячет чары подальше от его рук в проклятую кошку — как раз тогда, когда он, Виралай, уже начал проникать в суть процесса, приобретать мастерство в сложных магических операциях! Вынести такое человеку вряд ли под силу.

К тому времени как он достиг комнаты, и Мастер, и треклятая кошка уже исчезли. Виралай приблизился к столу и глянул в горнило. Там на самом деле обнаружились остатки «Книги творения и низведения». Он выловил две петли и взвесил их в руке. Изломанные, лишенные магии, бесполезные без книги, которую скрепляли…

Виралай положил их обратно, сердце стало тяжелым, как холодный металл.

На полу под столом лежало несколько забытых изорванных листков пергамента. Виралай поднял их. В первом отсутствовала верхняя треть, и предложение начиналось с середины. Ученик мага быстро просмотрел страницу и узнал заклинание, превращающее скакового коня в зерно овса и обратно.

Второй лист почти полностью уцелел, а пропущенные слова Виралай мог восстановить по памяти, хотя и не представлял, какую пользу может принести сейчас заклинание избавления от камней, заваливших пещеру. Но все равно он положил страницу в карман.

Третий отрывок из «Книги» содержал довольно злодейский рецепт из собственного арсенала Мастера, а также сухое описание его действия. «Очень эффективно при погружении человека в глубокий сон — псевдосмерть». Виралай прочитал отрывок без всякого интереса, потом внезапно застыл на месте.

Он поднял голову. Сузил глаза. Прочитал снова.

Псевдосмерть.

Заклятие не позволяло ему убить Мастера, но чем хуже состояние глубокого сна? Пот выступил у Виралая на лбу, сердце заколотилось как бешеное. Зажав в кулаке кусок пергамента, как будто он мог послужить ключом к Вратам Ада, Виралай кинулся на кухню.


Святилище так глубоко врезалось в горные породы под ним, что стены казались камнем необследованных пещер: темные и недоступные, готовые заморозить до смерти. Даже факелы, горевшие вдоль туманных коридоров в самом сердце цитадели, не могли отразиться на поверхности стен и едва мерцали, когда Виралай быстро проходил мимо тем же вечером, с ужином для Мастера на подносе.

В последний раз он делает это…

Озноб, который Виралай чувствовал, минуя бесчисленные коридоры по дороге к комнате мага, являлся не только реакцией на температуру внутри цитадели: магия Мастера сама по себе несла холод.

Там, где сквозь лед проступала каменная основа, в неверном свете факелов сверкали минералы: полевой шпат, сульфаты, турмалин, амфибол. Для Виралая, обученного ощущать природную гармонию, каждый из них носил на себе печать, отличную от других, каждый камень имел свой голос. Ученику мага нравилось думать об этих голосах как о душе земли, закованной в кристаллы, попавшей в ловушку на миллиарды лет. Может, так оно и было. Виралай видел, как Мастер говорил со стенами еще до того, как окончательно сошел с ума.

Ближе к центру лабиринта стены засияли золотом и серебром. Виралай узнал из книг о том, что, хотя многие минералы не ценятся во внешнем мире — мире, который он теперь знал под именем Эльда, — некоторые считались сокровищем. Однако следовало помнить, что народ Эльды, судя по всему, приписывал камням ценность совершенно произвольно, потому что некоторые из так называемых бесполезных булыжников (которыми изобиловал туннель) по виду почти не отличались от тех, за которые бились воины из древних преданий.

Четвертый поворот: тупик, первая дверь после свисающей сосульки, вниз на три ступеньки, нажать на стену за гобеленом.

Оказавшись в непосредственной близости от покоев Мастера, Виралай стал более осторожным. Он поднял металлическую крышку, прикрывавшую ужин Рахе, и снова понюхал пишу, хотя и постарался не слишком глубоко вдыхать пары, боясь, что даже через воздух вещества могут повредить ему. Но, несмотря на сильнодействующие ингредиенты из старинного рецепта на пергаменте, добавленные в тушеное мясо, он не почувствовал присутствия ни одного из них — ни врожденными, ни приобретенными чувствами.

Ученик мага улыбнулся.

Добравшись до комнаты, Виралай обнаружил дверь слегка приоткрытой, изнутри доносились голоса. Сердце застучало молотом.

Аккуратно балансируя с подносом, он приник к замочной скважине.

Увиденная учеником мага картина чуть не заставила его уронить тарелки. Кровь ударила в голову, грудь, чресла. Челюсть отвалилась, как незапертая калитка. Он смотрел и смотрел, впитывая деталь за деталью. Потом по-волчьи ухмыльнулся. Жаждущему будет дан шанс, а взявшего Судьбу за горло наградят троекратно: так ведь сказано в книгах? Виралай подсчитал свои удачи. Точно — троекратно.

Он осторожно постучал в дверь:

— Ваш ужин, хозяин.

Последовало молчание, за ним — возня, шорох тяжелого шелка. Потом:

— Оставь поднос у двери, Виралай, — прозвучал слегка ворчливый голос Мастера, — я сейчас немного занят.

— Конечно, хозяин: да будет вам даровано удовольствие.


Бете, кошка, выскользнула из спальни мага и посмотрела, как Виралай удаляется подлинному коридору. Она с минуту постояла над подносом, понюхала закрытое блюдо, недовольно фыркнула и отвернулась.


Единственными свидетелями отъезда Виралая на следующий день стали крачки, облюбовавшие залив под Святилищем, и одинокий буревестник, крыльям которого свет медного зимнего солнца придал какой-то маслянистый перелив. Буревестник полетел дальше, не заинтересовавшись драмой, которая разворачивалась внизу: ему предстояло пересечь еще много миль затянутого льдами океана в своем длинном путешествии. Крачек, однако, одолело любопытство при виде большого деревянного сундука, который человек в плаще тащил в опасно накренившуюся одноместную лодку. Они нырнули вниз и закружили в ожидании лакомого кусочка.

Кошка Бете, бесцеремонно завернутая в одеяло, перевитое кожаными путами, лежала смирно, если не считать искр в ее глазах, которые сверкали, когда она смотрела на блеск птичьих перьев: яркая раскраска, прелестные красные клювы — такие близкие, но такие до бешенства недоступные.

Виралай, в конце концов выигравший битву с собственной поклажей, взошел на борт, отвязал лодку и, оттолкнувшись от берега, начал неумело грести навстречу океану. За ним белой волной последовали птицы, отвлеченные от поисков пищи.

Только выйдя из теснины ледяных стен, волны начали устрашающе раскачивать лодку. Кошка, забрызганная холодной морской водой, жалобно замяукала. Виралай пропустил гребок, выругался, сложил весла и, после нескольких минут бесполезной суеты, сумел поднять парус.

Некоторое время тот висел, как бородка индюка. Потом легкий бриз наполнил полотно и начал тащить суденышко — медленно, но неуклонно, — обратно к берегу, пока корма не ударилась о лед. Морские птицы дружным писком выразили восторг.

Виралай взял себя в руки. Дурак, дурак, трижды дурак: он даже не умеет управлять лодкой. Идиот, упрекнул внутренний голос. Используй магию! Заклятие ветра: совсем простые чары, однако память подвела Виралая.

Порывшись в сумке, он вытащил маленькую записную книжку и полистал страницы. Потом освободил голову кошки от пут и произнес короткое заклинание. Бете уставилась на него злым взглядом, потом надрывно кашлянула. Парус опустился, потом заполнился воздухом с другой стороны. Крачки, застигнутые врасплох внезапной переменой направления ветра, приземлились, поправляя перья. Лодка плавно уходила в открытый океан.

Виралай прикрылся ладонью от восходящего солнца и посмотрел, как оно очерчивает обманчивые кривые, поднимается над местом, которое он всю жизнь считал родным домом. Для нетренированного глаза Святилище, наверное, выглядело как гигантских размеров кусок льда, обычный для арктических широт: огромные блоки и глыбы, нагроможденные друг на друга тысячами океанских штормов. Лед, превращенный в причудливые, странные фигуры морскими ветрами. Все дикое и пустынное, необитаемое, если не считать морских птиц и нарвалов.

Но для ученика Рахе Святилище представало во всем своем магическом великолепии. В том месте, где темная глыба соприкасалась с ледяным утесом, Виралай, сузив глаза, увидел, как изгибающаяся стена большой залы встречает суровый лик восточной башни. Там, где разновеликие блоки лежали, будто рассыпанные рукой Бога, он замечал, как элегантная лестница вела вверх от статуэток и балюстрад церемониального сада, который любому показался бы ничем иным, как белизной нетронутого снежного поля. Шпили и столбы, колонны и каменная кладка — все совершенно пропорционально и искусно выполнено. Холодные белые поверхности романтичное солнце окрасило сейчас в рассветно-золотые и розовые цвета.

Мастер позаботился о каждой детали этой ледяной реальности. Ничто не имело природного происхождения: ничто не появилось случайно. Виралай подумал, а не смотрел ли маг на остров именно с данной точки, может, даже с этой самой лодки, когда придавал форму Святилищу.

Как оно появилось здесь и с какой целью, Виралай не имел представления, но собирался узнать.

Отвернувшись от ледяной скалы, он взял курс на юг, туда, где начинался мир.

Загрузка...