Коготь дракона

ХАН’ДЕРИН — ВОИТЕЛЬНИЦА СО ШРАМОМ НА ЛИЦЕ

Хан’дерин сидела поодаль от костра, не в силах терпеть его жар. Стояла теплая ночь, звездное небо было таким близким, что, казалось, до него можно дотянуться рукой. Старая ведьма рассказывала истории о ее предполагаемой сестре. Хан’дерин уткнулась в миску, пытаясь найти что-нибудь более аппетитное, чем разваренные овощи. Ничего не обнаружив, она со вздохом отставила миску и прислушалась к тому, что говорила ей колдунья.

Должно быть, Мегэн считала многое из того, что Изабо сказала или сделала, очень забавным, — рассказывая, она посмеивалась. Хан’дерин недоумевала, почему лесная ведьма не отлупила свою воспитанницу за такую непочтительность. Ее саму немилосердно пороли за гораздо меньшие проступки. Хан’дерин подумала, что эта Изабо, похоже, нахалка и белоручка, и удивлялась нежности, звучавшей в голосе ведьмы.

Она оглянулась на темный лес, наполненный незнакомыми звуками, и ей отчаянно захотелось оказаться дома, в Гавани, сидеть у горящего очага и слушать рассказы о славных деяниях. Она невольно повернула кольцо с драконьим глазом, надетое на палец, но тут же спрятала руку, надеясь, что лесная ведьма не обратила на это внимания. Только маленькие дети позволяют себе проявлять нетерпение. Охотник должен уметь часами сидеть ждать в засаде.

Вскоре старая ведьма закончила предаваться воспоминаниям. Подняв глаза, Хан’дерин встретилась с ней взглядом. Девушка ждала продолжения, но ведьма молчала. Маленький зверек, которого она носила в кармане, уселся на задние лапки и что-то прострекотал. Мегэн улыбнулась, ответив ему на том же языке.

Хан’дерин очень хотела спросить о нем, но не решалась; затем, вспомнив, как Мегэн посмеивалась, рассказывая о выходках своей непутевой подопечной, собрала все свое мужество.

— Скажи мне, пожалуйста, Старая Матушка, — это твой тотем?

— Гита — мой дух-хранитель, — пояснила Мегэн. — Он — мои глаза и уши, мой друг и защитник.

— Это примерно то же самое, — сказала Хан’дерин, взглянув на Гита с уважением, — если он что-то вроде тотема Старой Матери, то он действительно могущественный дух.

Старая ведьма сказала:

— В зале драконов ты сказала мне, что, когда тебя нашли, на твоей ручке было кольцо. Можно мне взглянуть на него?

Хан’дерин неохотно стянула кольцо с пальца и подала его старой ведьме. Мегэн повертела его в руках и, к своему величайшему удивлению, обнаружила на внутренней стороне надпись «Изолт». Подняв глаза, она внимательно посмотрела в лицо Хан’дерин.

— Изолт, — сказала она.

Лицо девушки покрылось красными пятнами, шрамы на ее скулах побелели.

— Меня зовут Хан’дерин, — резко сказала она. — Это имя дала мне моя бабка!

Похоже, Мегэн хотела что-то сказать, но передумала. Повисла неловкая пауза. Затем ведьма сказала как ни в чем не бывало:

— Ты говорила, что Зажигающая Пламя нашла при тебе что-то еще. Что это было?

— Моя шейята , — с готовностью ответила Хан’дерин.

— Что это такое?

— Я не знаю, как это будет на вашем языке — талисман или амулет. Он был со мной, когда меня нашла Зажигающая Пламя. Она сразу поняла, что это сильный оберег, поэтому хранила его, пока я не подросла. Она дала его мне, когда я отправилась к драконам, — вероятно, она считала, что это очень важно. Мне кажется, порой он заставляет меня выбирать путь, которого мне хотелось бы избежать.

— Правда? — спросила Мегэн. — Каким же образом?

— Ну, мне не хотелось идти к драконам. Я боялась. Поэтому я решила притвориться, что иду туда, а потом вернуться и пойти вслед за племенем. Мне так хотелось увидеть Встречу, посмотреть на состязания и праздничный пир. Я знала, что сначала Зажигающая Пламя рассердится, но я дитя ее сердца, — со временем она простила бы меня. Ну так вот, я направилась в горы, как мне было велено, а одолев половину пути, спряталась и задремала. Но когда, проснувшись, я повернула вниз, моя шейята начала жечь кожу, а когда я дотронулась до нее, руку начало покалывать. Чем ниже я спускалась, тем сильнее горела моя кожа. А когда я поворачивала в нужном направлении, жжение слабело. Почти час я пыталась идти назад, потом сдалась и пошла вверх. Жжение исчезло, и я снова повернула. На этот раз она жгла как огонь, все тело сводило от боли. Тогда я подчинилась шейяте и пришла в зал драконов, как видела в своем сне Зажигающая Пламя.

— Действительно интересно. Это был единственный случай, когда она заставила тебя изменить решение?

— О нет, такое случалось несколько раз. Несколько дней назад она снова начала жужжать и жечься — и перестала только после того, как меня призвали в зал драконов. Но я не вижу никаких причин. А однажды она спасла мне жизнь.

— В самом деле?

— Мммм, да. Несколько лет назад. Я охотилась, мы преследовали стадо гэйл’тисов , которые вырвались с узкой тропы на широкий снежный склон. Я бежала первой и чуть было не последовала за ними, но шейята снова начала жечься. Вспомнив прошлый раз, я остановилась и оглядела ее, — когда я до нее дотронулась, она обожгла мне пальцы. Я попыталась остановить остальных, но многие не послушались и бросились вслед за стадом на заснеженный склон. Некоторые все же послушали меня, хотя было жалко упускать такую добычу. Те, кто послушал меня, остались живы, а те, кто пренебрег знамением, погибли.

— Что же произошло?

— Лавина, — пожала плечами Хан’дерин,

— Можно мне глянуть на нее? — спросила Мегэн, и Хан’дерин, неохотно запустив руку под рубашку, вытащила небольшой черный мешочек, из которого достала треугольный талисман, на котором были начертаны магические письмена. Взяв его в руки, Мегэн провела пальцем по письменам. Ее лицо внезапно вспыхнуло, точно его осветили изнутри, черные глаза заблестели. Испуганно взглянув на нее, Хан’дерин потянулась чтобы забрать талисман. Но ведьма не обратила внимания на этот жест.

— Что ты знаешь о Шабаше? — спросила она, вертя талисман в руках.

— Только то, что рассказывал Фельд, — настороженно ответила Хан’дерин, не спуская глаз с шейяты .

— Книга Теней гласит, что колдуньи, возглавляющие Башни, должны объединиться и создать Шабаш, чтобы помогать ведьмам по всей стране и обмениваться учениками, чтобы древнее знание не было утрачено. Самая могущественная колдунья в стране должна стать Хранительницей Ключа и управлять Шабашем. Ты понимаешь меня?

— Нет, — покачала головой Хан’дерин. Мегэн вздохнула.

— Неужели твой народ ничего не знает о ведьмах? Неужели вас не учат этому?

— А почему нас должны этому учить? Кланы отличаются от вас, они выбрали свой путь за сотни лет до того, как сюда пришел твой народ. Башни Роз и Шипов заброшены с того дня, когда умерла Рыжая Колдунья. Так кто мог научить нас этому?

— Но ты сказала, что ваш клан возглавляет Старая Мать. И в каждом клане есть своя Старая Мать?

— Да, это так.

— Хорошо, попробуй представить, что Старые Матери собираются вместе, чтобы поговорить о том, что для них важно.

— Они говорят на Встрече.

Мегэн хотелось задать множество вопросов, но она, кивнув, продолжила:

— Ну вот, а самая уважаемая из Старых Матерей, та, которая обладает большим влиянием, — примерно то же, что Хранительница Ключа Шабаша.

— Зажигающая Пламя.

— Возможно. Я почти ничего не знаю о твоем народе! Мне хотелось бы узнать побольше.

— Я не понимаю, при чем тут моя шейята ?

— Твоя шейята , как ты ее называешь, — часть одного из великих артефактов Шабаша. Его создал много лет назад один из моих предков, Оуэн Мак-Кьюинном, тот, кого называли Длинным Луком. Он был первым Хранителем Ключа. Он сделал Ключ в виде символа Шабаша — звезды, заключенной в круг.

— Как та, которую я увидела, когда ты испытывала меня? — Хан’дерин была так заинтригована, что осмелилась задать вопрос.

— Да, точно такая же. Этот медальон должен был носить Хранитель или Хранительница Ключа, самый сильный, и неподкупный из всего Шабаша. Но с ним связаны не только правда и добро. Не все Хранители были такими, какими следовало. Как и многие носители власти, они злоупотребляли оказанным доверием, — время от времени начиналась борьба за право владеть Ключом. Тем не менее Ключ — артефакт огромной силы, его могут носить только те, кто обладает исключительными способностями.

Ведьма, помолчав, вздохнула, потом глухо продолжила:

— Несколько лет назад, как раз перед твоим рождением, я получила Ключ от Табитас Ник-Рурах, которая тогда была Хранительницей. Башню Двух Лун, где жила Хранительница, штурмовали Красные Стражи, и она боялась, что Ключ попадет в руки Банри, которая использует его силу во зло. Табитас собиралась вызвать Банри на поединок. После этого я больше ее не видела.

Хан’дерин наклонилась вперед, ее голубые глаза были очень серьезными.

— Позже король сказал, что Табитас изгнали, но я никогда этому не верила. Я думаю, она погибла, а Ри опасался мести жителей Рураха, горячо любивших Табитас. Как бы то ни было, Ключ хранился у меня, и я должна была во что бы то ни стало сохранить его. Я воспользовалась им, чтобы спрятать одну вещь, которая ни за что не должна была достаться Майе, а потом разломала Ключ на три части — одну я оставила у себя, а две отдала ведьмам, которым полностью доверяла. Одна из них — твоя мать, Ишбель, о которой ты заботилась последние восемь лет. Должно быть, драконы поняли, какой силой обладает этот талисман, и отдали его тебе. Возможно, они предвидели, что наши пути пересекутся. Воистину драконы могут видеть не только прошлое, но и будущее!

— Я не отдам тебе шейяту !

— Я должна забрать его, Изолт. Мне очень жаль, если это причинит тебе боль, но сейчас от него зависит слишком многое. Без твоей шейяты другие части талисмана ничего не стоят. Она сама хочет снова стать частью целого — она знает, что настал срок. Она сама будет выбирать путь и не позволит тебе сделать ни шагу в сторону.

— Я сказала, что не отдам ее тебе! Она моя по праву рождения!

— Нет, не твоя. Скорее уж моя, поскольку я — Хранительница Ключа Шабаша, а это — часть Ключа.

Хан’дерин протянула руку, молча обратившись к своей шейяте , и покрытый письменами треугольник на ладони Мегэн вздрогнул и зазвенел, но не стронулся места. Хан’дерин удивленно уставилась на него.

Старая ведьма улыбнулась.

— Даже если бы она не хотела остаться у меня в моей руке, ты не смогла бы ее забрать. Ты еще даже не ученица. Я же занималась магией гораздо дольше, чем ты можешь себе представить. Никто не смог бы отнять у меня то, что я не хочу отдавать.

Хан’дерин не могла поверить, что шейята не отозвалась на ее зов. Еще никогда не бывало, чтобы ей не удалось справиться с ней или каким-нибудь другим оружием. Хан’дерин считала шейяту своим оружием, магическим щитом, предупреждавшим ее об опасности и уберегавшим от неприятностей. Ее бабка нашла при ней шейяту , когда она была новорожденной. Она не могла поверить в то, что Мегэн сейчас заберет ее, — это была одна из тех немногих вещей, которые Хан’дерин считала своей собственностью. Как лесная ведьма может считать, что шейята принадлежит ей, когда совершенно очевидно, что она принадлежит Хан’дерин?

Утрата шейяты сделала Хан’дерин еще угрюмее, чем прежде. Три дня они двигались в полном молчании. Они не видели никаких следов Красных Стражей, и Мегэн полагала, что здесь побывали драконы, убившие всех, кого повстречали на пути. Лесная ведьма больше не пыталась рассказывать ей о сестре — к огромному облегчению Хан’дерин. Ее очень раздражала мысль, что существует кто-то, похожий на нее, как две капли воды.

Большую часть времени Хан’дерин скучала по снегам. Здесь было так жарко, и все вокруг казалось таким странным. Она никогда прежде не думала, что существует столько оттенков зеленого. Алые, пурпурные и синие цветы и птицы резали глаз и вызывали головную боль. На Хребте Мира существовали лишь голубое небо да белый снег, темная зелень сосен и серый цвет камня. Здесь же у нее голова шла кругом — резкие запахи, яркие цвета, ликующий птичий хор и пение ветра.

Хан’дерин тосковала по своему племени, по азарту охоты и пятнам оленьей крови на снегу. Она скучала по уюту Гавани, ее раздражало, что теперь она не знает, когда и как следует поступать. А больше всего она тосковала по своей бабке, крошечной сморщенной женщине — та была даже меньше, чем Мегэн Повелительница Зверей — с непреклонной волей. Зажигающая Пламя наставляла и направляла ее всю жизнь. Несмотря на то, что Мегэн не уступала Старой Матери годами и мудростью, лесная ведьма ничего не знала о нравах и обычаях племени. Она не говорила Хан’дерин, когда можно приступать к еде — первые несколько дней девушка сидела над миской, не решаясь съесть кусочек, чтобы не рассердить колдунью. Лишь после того, как Мегэн бросала на нее строгий взгляд, Хан’дерин понимала, что может приниматься за еду. Мегэн ела обеими руками и часто запивала еду, как будто не зная, что пищу и воду не следует смешивать. Мегэн перебивала ее, когда она говорила, и, казалось, не имела ничего против, если Хан’дерин заговаривала с ней без разрешения. Она все время задавала вопросы— в племени это считалось нарушением приличий. Ведь, когда ты делишь кров с четырьмя десятками соплеменников или кочуешь с ними по снежной равнине, следует раскрывать рот как можно реже.

Кроме того, она часто перебивала Хан’дерин, и было очень трудно отвечать ей, как положено. Хан’дерин стоило большого труда говорить ровным голосом и сохранять на лице невозмутимое выражение. Но, вспомнив о том, что говорит с ровесницей Старой Матери, она прикусывала язык и проглатывала резкие слова.

Но хуже всего было то, что Мегэн не обращала никакого внимания на удаль Хан’дерин, — девушка привыкла к всеобщему восхищению. Странная еда, которую они ели, только усиливала тоску по дому. С тех пор как она покинула Проклятую Долину, Хан’дерин ни разу не пробовала мяса. Вся ее жизнь была занята выслеживанием дичи и отдыхом после удачной охоты, — но, может быть, у них слишком мало времени, чтобы тратить его на охоту. Увидев рядом с тропой кролика, Хан’дерин погналась за ним, чувствуя, как ее переполняет радость. Она убила его ударом своей рейл и вернулась к Мегэн с окровавленной тушкой.

— Сегодня у нас будет мясо, — гордо сказала она.

К ее удивлению, взгляд, который бросила на нее Мегэн, был полон гнева. Взяв зверька в руки, ведьма стала укачивать его, как ребенка. Присев в тени огромного дерева, она покачивалась взад-вперед, тихо напевая поминальную песнь. Из кармана Мегэн выбрался Гита и, положив лапку ей на плечо, что-то застрекотал. Через некоторое время Мегэн достала маленькую лопатку и принялась копать. Хан’дерин глядела на нее в полном замешательстве, но не произносила ни слова. Мегэн понадобилось полчаса, чтобы выкопать ямку и похоронить в ней кролика, после чего они продолжили путь в угрюмом молчании.

Когда, сидя у костра, они ели свой картофельный хлеб и жидкий суп, Хан’дерин едва смогла сдержать гнев и презрение. Она не могла поверить, что ведьма оплакивала мертвого зверька и произносила над его могилой священные слова. Она не могла поверить, что снова ест жидкую похлебку, когда в руках у нее был жирный кролик.

Точно почувствовав ее отвращение, Мегэн мягко проговорила:

— Изолт, похоже, я не предупредила тебя. Пока ты со мной, ты не должна убивать. Жители лесов и полей находятся под моей защитой.

— Разве ты никогда не охотишься и не ловишь рыбу? — удивилась Хан’дерин. — Что же ты ешь?

— Коренья, фрукты, орехи, ягоды, травы и листья, — ответила Мегэн. — Можно есть неоплодотворенные яйца, молоко, сыр, творог и обрат. Еще мед. Мы очень хорошо питаемся. — Она начала складывать объедки в узелок.

— Но почему? Белые Боги создали животных, чтобы люди могли охотиться на них. Мясо дает людям жизнь и делает кровь быстрой и теплой.

— Пока ты со мной, ты не будешь убивать.

— А как же твои враги? Разве ты не хочешь, чтобы я их убивала?

— Только ради спасения собственной жизни. — Мегэн явно была не на шутку встревожена.

Хан’дерин посмотрела на жидкий суп в своей миске.

— Ты хочешь, чтобы я отказалась от мяса?

— Ты даже не заметишь его отсутствия.

— Есть мясо — часть священного круга жизни.

Мегэн взглянула на нее, прекратив складывать еду.

— Ты хочешь сказать, поедание убитых животных — ритуал твоего народа?

Хан’дерин покачалась вперед-назад, сидя на корточках.

— Не совсем. Мы охотимся и едим добычу — такова жизнь,

— Со мной ты будешь и охотиться, и есть — но не животных, — твердо сказала Мегэн. Хан’дерин задумчиво взглянула на нее, но ничего не ответила.

В ту ночь Мегэн сняла с пальца изумрудное кольцо и положила его на ладонь. Теплые отсветы огня легли на него, и зеленая глубина заиграла странными вспышками и тенями. Мегэн долго разглядывала его, а Хан’дерин наблюдала за ней из-под одеял. Когда ведьма наконец надела его на палец, ее лицо было мрачно. Заметив, что Хан’дерин смотрит на нее, она коротко пояснила, что беспокоится об Изабо. Она пошла на риск, попытавшись установить связь со своей подругой, которая ждала девушку на Тулахна-Селесте. С тех пор как они расстались, прошло больше трех недель — вполне достаточно, чтобы Изабо добралась от Сичианских гор до Карилы. И все же подруга не видела ее. Мегэн беспокоилась как за безопасность своей воспитанницы, так и за доверенную ей часть Ключа. Потеря талисмана была бы катастрофой.

— У нее такая же шейята , как у меня? — спросила Хан’дерин. Мегэн кивнула, но резко проговорила:

— Она не принадлежит ей, так же как не принадлежит и тебе, Изолт. Я отдала ее Изабо, потому что боялась, что могу погибнуть в долине драконов. Теперь я жалею, что отпустила ее и доверила ей Ключ.

— Я Хан’дерин! Перестань называть меня этим именем!

— Твоя мать назвала тебя Изолт. На одном из древних языков это слово значит «честная».

— Я горжусь именем «Хан’дерин».

— Это замечательно — ведь так назвала тебя твоя бабушка. Не знаю, что оно значит. Не думай, что я хочу заставить тебя отказаться от своего народа. Пойми, наше путешествие очень опасно. Я не смогу называть тебя Хан’дерин, — старая ведьма запнулась, — на островах нет такого имени. Мы ни в коем случае не должны привлекать внимания. Если я буду называть тебя Изолт, то когда мы доберемся до цивилизованных мест, мы обе уже привыкнем к этому имени — так мы меньше рискуем. Кроме того, «Изолт» куда легче выговорить!

Нахмурившись, Хан’дерин отвернулась, но колдунья улыбнулась, легонько похлопав ее по руке.

— Ты больше не на Хребте Мира, дорогая. Ты должна сделать вид, что ты простая деревенская девочка, а я твоя бабушка, тогда никто не обратит на нас внимания.

Хан’дерин отдернула руку и завернулась в одеяла, несколько раз повторив про себя: «Из’о’лт, Из’о’лт, Из’о’лт». Она никак не могла понять, почему Мегэн считает, что это слово легче выговорить.

Колдунья разбудила Изолт задолго до рассвета. Звезды еще были крупными и яркими.

— Мы приближаемся к Перевалу, ведущему в Рионнаган, — прошептала она. — Я чувствую впереди солдат, поэтому мы должны быть осторожны. Впредь мы будем идти по ночам. Я позвала друга, который поведет нас.

Протерев глаза, Изолт огляделась вокруг, но никого не увидела.

— Где? — спросила она.

— На дереве, — отозвалась Мегэн.

Изолт подняла глаза и увидела призрачную фигуру, сидящую наветке.

— Кто это? — поразилась она.

— Рогатый орел. Он видит в темноте лучше, чем любое другое существо. Я позвала его, чтобы он показал нам самый безопасный путь. А теперь быстро, я что-то чувствую впереди. Лучше быть наготове.

Изолт немедленно привела себя в боевую готовность. Обе закинули за плечи свои мешки и, в путь, а орел бесшумно парил перед ними, время от времени издавая пронзительный клекот. Они обогнули солдатский лагерь, проскользнув по краю поляны, и к тому времени, когда над горами взошло солнце, увидели долину. На лице Мегэн застыло какое-то странное выражение — казалось, она нюхает ветер.

— Я чувствую что-то, — начала она, тяжело опираясь на посох. — Я думаю…

Она не завершила фразу, но, похоже, приняла какое-то решение. Подозвав к себе орла, она поблагодарила его, погладив пеструю голову. Потом быстро свернула в лес, вместо того чтобы, как намеревалась раньше спуститься в долину. Изолт следовала, не задавая вопросов, — только положила руку рядом с ножнами.

Лес наполнился солнечным светом, и радостно запели птицы. Из кармана Мегэн выбрался Гита и, забравшись ей на плечо, вцепился лапками в седую косу. Мегэн то и дело останавливалась, точно выбирая, куда идти. К тому времени, когда солнце вышло из-за гор, они вышли к подножию огромного утеса, заросшего густыми кустами.

Гита, я думаю, в скале есть пещера или расщелина. Не мог бы ты посмотреть?

Спрыгнув с плеча, донбег исчез среди кустарника. Через некоторое время он вернулся, что-то возбужденно стрекоча.

— Оставайся здесь, Изолт! — приказала Мегэн, следуя за зверьком.

Изолт уселась на земле, поджав ноги, и стараясь не зевать, занялась чисткой оружия. Она не привыкла ходить по такой пересеченной местности и очень устала. Хотя племена вели жизнь кочевников, переходя с пастбища на пастбище за своими стадами, Изолт была Воительницей Со Шрамом На Лице. Обязанностью воинов была охота и защита стад. На своих деревянных салазках они скользили по снегу быстрее, чем самые резвые лошади. Когда они перебирались на новую стоянку, то ехали на санях, запряженных горными козлами, умными рогатыми животными, чьи копыта были приспособлены к плотному слежавшемуся снегу. Весной и летом воины отдыхали в Гавани, только Изолт отправлялась в Проклятую Долину, к старому колдуну и спящей колдунье. Она привыкла к свободному полету по заснеженным холмам, а не к плутанию в зарослях ежевики — камни выворачивались из-под ног, а колючие ветки так и норовили хлестнуть в лицо. Ноги и спина мучительно ныли, ступни горели, а мешок придавливал к самой земле.

Подождав несколько минут, она встала и попробовала найти след колдуньи. Это оказалось трудной задачей — лесная ведьма почти не оставляла следов, а Изолт привыкла охотиться по снегу, а не на земле и голых скалах. Но она была отличной охотницей. Вскоре ей удалось пройти за старой ведьмой до узкой расселины в боку утеса. Стараясь не шуметь, она присела у входа и прислушалась.

— Я пробираюсь к тебе уже несколько месяцев, но меня преследовали всю дорогу от Лукерсирея и дважды ловили. Эти горы просто кишат солдатами, чтоб им было пусто! Что бы я ни делал, мне не удается от них отделаться. Последнюю неделю я просидел в этой долине, потому что не мог обойти этот окаянный лагерь, — говорил сердитый мужской голос.

— Значит, Майя знает о тебе? — голос Мегэн был спокойным.

— Должна знать. Может быть, она не уверена, что это действительно я, но она должна встревожиться. Черт побери, мне подстроили ловушку, и я угодил в нее со всеми потрохами.

— Должно быть, они догадывались, что ты выведешь их ко мне. Интересно. Они могли бы просто идти за тобой, держась на безопасном расстоянии?

— Я несколько раз отрывался от них. Мне просто не повезло, что они снова взяли мой след!

— Теперь все понятно. А я-то не могла понять, откуда в Сичианских горах взялось столько Красных Стражей. Вряд ли сюда нагнали бы столько солдат, даже ради того, чтобы напасть на драконов. Я уверена, что они наткнулись на мою долину случайно, — если бы они знали, где я скрываюсь, меня выкурили бы оттуда много лет назад! Теперь мне все понятно.

— Я был бы здесь несколькими неделями раньше, как и обещал, если бы они не шли за мной по пятам.

— Почему же ты не связался со мной и не объяснил, что происходит? Я очень беспокоилась.

— Мои жезл и кинжал у Оула, Мегэн. Их отобрали у меня еще в первый раз, и я не смог их вернуть. Хорошо еще, что вообще удалось спастись! Должно быть, они пользуются ими, чтобы выследить меня, подслушивают, когда я говорю через воду. У меня нет других объяснений. Наши планы то и дело проваливались, объяснение может быть только одно — они подслушивали.

— А среди вас не может быть шпиона?

— Не думаю. Я знаю всех своих людей, мы прошли с ними огонь и воду. Кроме того, мы давно предполагали, что у них есть провидец, и притом очень могущественный.

— Это правда, — сказала Мегэн. — Но сейчас нас точно подслушивают. Входи, Изолт, и больше не пытайся шпионить за мной. Я очень этого не люблю.

Изолт выпрямилась так резко, что стукнулась лбом о каменный карниз, нависавший над входом в пещеру. Чувствуя себя изрядно пристыженной, Изолт пригнула голову и вошла в крошечную пещерку. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела Мегэн и сидящего рядом с ней юношу, который подозрительно глядел на нее.

— Черт побери! — воскликнул он. — Только не она! Кого мне сейчас не хватало, так это любопытной девчонки, слоняющейся вокруг. Ты что, не можешь оставить меня в покое?

Изолт, приподняв брови, ответила ему таким же гневным взглядом.

— Ага, — задумчиво сказала Мегэн. — Я вижу, ты встречался с моей воспитанницей Изабо?

— Так она твоя воспитанница? Мне следовало догадаться сразу. Еще никто не задавал мне столько вопросов сразу. Клянусь Эйя, почему ты сразу не сказала, что знаешь мою родственницу? — рявкнул он на Изолт, которая ответила озадаченным взглядом.

— Изабо знает, что должна помалкивать обо мне, — ледяным тоном сказала Мегэн.

Мужчина вытаращил глаза и лег, слегка поморщившись, когда его плечо коснулось земли.

— Тогда почему же она не знает, что ни в коем случае нельзя связываться с Оулом? Клянусь Эйя, должно быть, она считает меня бездомным щенком, которого она подобрала!

Нахмуренное лицо Мегэн слегка разгладилось.

— Она знает, — сказала ведьма, но тут же снова нахмурилась. — Ты говоришь, что она столкнулась с Оулом? А что случилось?

— Эти ублюдки схватили меня в двух днях пути от Перевала, — неподалеку отсюда! С ними была Искательница, стервозная баба — самая сильная из искателей ведьм, каких я видел. Очевидно, они вытащили лучших охотников, чтобы поймать меня. Они отдубасили меня и, связанного, привязали к лошади точно тюк. Как бы то ни было, следующее, что я помню, это твоя нахальная воспитанница — она пробралась прямо к ним в лагерь, развязала меня и вытащила оттуда прежде, чем я сообразил, что происходит! Они, разумеется, повисли у нас на хвосте, и она хорошенько поводила их по лесу.

Мегэн стиснула кулаки.

— Глупая девчонка!

Мужчина ухмыльнулся.

— Согласен, — ехидно улыбаясь, сказал он Изолт, которая спокойно сидела, разглядывая незнакомца. — Я думаю, ты знаешь, что произошло потом.

— Мне хотелось бы услышать твою версию.

— Ну что ж, разумеется, я смылся. Прихватил ее припасы — прошу прощения, но что еще мне оставалось? — обратился он к Изолт. — Я действительно не собирался следовать твоему дурацкому плану и возвращаться на юг. Видят Пряхи, пришлось потрудиться, чтобы выбраться оттуда!

— Значит, ты бросил Изабо там?

— Ну, все ведь закончилось благополучно? По-моему, она отлично выглядит.

У Мегэн было такое сердитое лицо, какого Изолт еще никогда не видела.

— Это не Изабо, а ее сестра Изолт, — ледяным голосом ответила старуха. — А этот тупой, хвастливый, никчемный болтун, Изолт, мой родственник. Бачи. Я не знаю, кто из них глупее, твоя сестра или мой родственничек! О чем только она думала?

— Ты хочешь сказать, что это не та девушка, которая меня освободила? — Бачи казался озадаченным. — Но она похожа на нее как две капли воды — только волосы короткие.

— Они с Изабо близнецы, — холодно ответила Мегэн. — Я очень зла на тебя, Бачи. Ведь ты оставил Изабо во власти Оула! Ты же знал, что ее сожгут!

— Но я же не знал, что она твоя подопечная, — хмуро оправдывался Бачи.

— Какая разница? Она юна и неопытна и не представляет себе власти Оула, а ты представляешь. Ты украл у нее одежду и припасы и бросил, зная, что ее найдет Оул, — я считаю, это непростительно!

Изолт с интересом смотрела на хмурое лицо юноши. Значит, он побаивается своей родственницы-колдуньи.

Мегэн несколько раз стукнула кулаком по земле, и Гита, стрекоча, забрался к ней на колени. Через некоторое время она погладила его по спинке, и он уткнулся ей в ладонь подрагивающим черным носом.

— Что ж, будем надеяться, что она сумела бежать, — сказала ведьма. — Все, что мы можем сделать, — двигаться как можно быстрее и попытаться нагнать ее. Но у меня нехорошее предчувствие — сейчас она уже должна была бы пройти Карилу!

— Почему ты не свяжешься с ней? — спросил Бачи.

— Не могу, — объяснила Мегэн. — Она защищена.

— Хм! Тогда это действительно нелегко. Но не беспокойся, ведь Оулу тоже будет трудно почуять ее.

— Да, именно поэтому я поставила защиту, — сухо ответила Мегэн. — А теперь скажи мне, ты ранен? Я чувствую, что тебя мучает боль.

— Стрела, — коротко пояснил Бачи. — В левое плечо. С зазубренным наконечником.

— Давно?

— Три дня назад.

— Тебя лихорадит?

— К сожалению, да. С тех пор я маюсь в этой чертовой пещере.

— Дай-ка я взгляну. — Мегэн подтащила к себе мешок и, развязав ремни, достала мешочки с травами.

— А она так и будет смотреть? — страдальческим голосом спросил Бачи.

— Изолт, ты не могла бы принести мне воды? Мы останемся здесь на весь день, а когда стемнеет, снова двинемся в путь.

Изолт охотно повиновалась, с радостью покинув душную пещеру. К тому времени, когда она вернулась? Мегэн успела развести костер. Дым выходил из пещеры через щель в потолке. Бачи, морщась и ругаясь, сидел у стены, а Мегэн чуткими пальцами ощупывала его плечо.

— Что-то будет, Мегэн, я готов в этом поклясться, — произнес он. — Все говорит о том, что Фэйрги поднимаются, а никого, кто мог бы остановить их, нет. Морские ведьмы уничтожены, а их пещеры явно стали пристанищем для Фэйргов. Какая насмешка? Когда комета стояла в зените, случилось что-то важное, какое-то сильное колдовство.

— Да, я тоже это почувствовала.

— И Лодестар.

— Да.

— Джаспер должен был почувствовать. Должно быть, эта утрата до сих пор мучает его.

— Да.

Изолт заметила печальную ноту в голосе Мегэн и повернулась, чтобы взглянуть на лицо лесной ведьмы. Мегэн смотрела в огонь, прикрыв глаза морщинистыми веками и сжав кулаки. Гита заполз к ней на колени, и колдунья погладила его бархатную шерстку.

— Ты тоже слышишь его, Мегэн?

Ведьма кивнула, не поднимая глаз. Переводя взгляд с одного лица на другое, Изолт поняла, что они очень похожи, несмотря на огромную разницу в возрасте. Оба были смуглыми, с длинноватым носом и острыми скулами. В волосах у обоих виднелась белая прядь, а линия губ была резкой и упрямой. Отличались только глаза: у Мегэн они были черными и блестящими, а у Бачи — желтыми.

— Я должен освободить его, — нервно сказал Бачи. — Он постоянно зовет меня, но его зов стихает, становится слабее. Разве ты не замечала, что у него жалобный голос? Он говорит, что приходит время.

— Да, — сказала Мегэн со вздохом. — Мой путь обозначается все яснее. Я уже почти его вижу почти. — Ее голос стих.

— Я не могу видеть того, что происходит! — горько воскликнул Бачи. — Я послал корабль в Карриг, чтобы выяснить, что там нового, но он просто исчез. Другой корабль я послал в Тайрсолер, и он тоже исчез, несмотря на то, что на его борту была одна из немногих оставшихся Йедд. Должно быть, моря вокруг острова кишат Фэйргами. Даже пираты слишком напуганы, чтобы выходить в море, да и что в этом толку, если торговые корабли не покидают гаваней? Пиратам уже некого грабить.

— Но как же торговля? — спросила Мегэн. Бачи пожал сгорбленными плечами.

— Я побывал в Тер-на-Фитейч , как ты велела, — она пуста и почти разрушена. Но я видел там воронов, и один из них потом, долго летел за мной. Меня это не обрадовало.

— Так где же искательница ведьм напала на твой след?

— У Тер-на-Гилейч-да , — пристыженно признался Бачи.

— Болван, — холодно сказала Мегэн. — Зачем ты вернулся в Башню Двух Лун? Ты же знал, что за ней следят.

— Лодестар звал меня, — жалобно сказал Бачи. — Я пришел из Равеншо через Белые, — он был слишком близко. Я не мог сопротивляться.

— Я же велела тебе набраться терпения, — тон Мегэн был холодным и жестким. — Если ты хочешь получить Лодестар — научись ждать. Как ты посмел сунуться в Башню! Она могла догадаться, что мы чувствуем Лодестар так же, как и Джаспер. Ты вывел Красных Стражей прямо на меня!

— Прости, — пробормотал Бачи, и Изолт почувствовала, как трудно далось ему это слово. — Я плохо соображал.

— Скорее, вообще не соображал, — отрезала Мегэн, туго бинтуя его плечо. — Бачи, ты останешься со мной. Слишком долго я позволяла тебе играть в повстанца и дразнить Банри. Но теперь на кон поставлено слишком многое. Я не спущу с тебя глаз, до тех пор, пока Лодестар не будет у нас в руках. Понятно?

Бачи мрачно кивнул.

Поскольку Бачи не мог идти быстро, до Перевала они добирались еще две ночи. Он ковылял, опираясь на дубинку, которую вырубил в лесу, и бросая сердитые взгляды на Изолт. Изолт была очень рада, что Мегэн взяла на себя заботы о странном спутнике, хотя ей самой было нечем заняться. Дома Изолт ушла бы на охоту, но, к величайшей досаде девушки, Мегэн запретила охотиться. Вместо этого ведьма время от времени посылала ее собирать травы и коренья, чтобы пополнить их скудные запасы, но Изолт не знала местных растений и, несмотря на лекции Мегэн, до сих пор считала собирательство унизительным для воина.

После того как половина растений, принесенных Изолт в первый раз, оказались ядовитыми, несъедобными или незрелыми, Мегэн стала посылать с ней Гита. Хотя Изолт не умела говорить на языке донбегов, зверек мог помешать ей рвать ядовитые растения и направить ее к кустам орешника или дикой смородины. Когда они вернулись, Изолт ругалась, а Гита возмущенно стрекотал, — очевидно, девушка, провела большую часть времени у ручья. Мегэн строго выговорила ей за это. Изолт, как обычно, молча склонила голову. Лицо ее было бесстрастно.

Гита снова застрекотал и, взобравшись по длинной косе Мегэн, вцепился лапками в ее ухо. Улыбнувшись, Мегэн сказала:

— Гита говорит, ты плескалась в воде, как детеныш выдры — визжа и хохоча.

Изолт, не поднимая глаз, как и полагалось при разговоре со Старой Матерью, ответила:

— Я никогда раньше не купалась. В моей стране все белое и холодное; а те ручьи, которые не замерзают, бегут слишком быстро. Озеро у Башен Роз и Шипов не замерзает, но его берега густо заросли терновником, а кроме того, я была слишком занята учебой и уходом за спящей колдуньей.

— Понятно, — мягко сказала Мегэн. — Значит, ты не умеешь плавать?

— Я не знаю, что значит это слово, — вежливо ответила Изолт. Мегэн вздохнула.

— Жаль, что здесь нет Изабо. Она плавает, как рыба, уверена, она быстро научила бы тебя.

— Мне незачем учиться плавать, — сердито ответила Изолт.

Она заметила озадаченный взгляд, который бросила на нее лесная ведьма, и подумала, что та, наверно, считает ее такой же странной, как она сама — Мегэн. Она подозревала, что лесная ведьма не питает к ней теплых чувств: возможно, потому что она умеет охотиться и убивать. Бачи, казалось, тоже испытывает к ней неприязнь в силу каких-то собственных причин, а Изолт привыкла к всеобщей любви и восхищению. Она была самым любимым и уважаемым членом клана — ведь она была правнучкой Зажигающей Пламя и со временем ей предстояло занять это место. Бачи был самым грубым человеком, которого она когда-либо встречала, — он либо игнорировал девушки, либо демонстрировал ей свое пренебрежение. Изолт старательно делала вид, что он ее не интересует, но украдкой следила как он хромает, сбивая посохом головки чертополоха.

Сначала она опасалась его, чувствуя, что он опасен и непредсказуем: она считала, что ее долг — оберегать Мегэн, такую маленькую, старую и исполненную необъяснимого отвращения к насилию и убийству. Но вскоре она решила, что Бачи боится Мегэн больше, чем черт ладана, и вряд ли был способен причинить ей вред. Она сочла за лучшее не обращать внимания на его презрительные взгляды — вряд ли он может причинить ей вред, особенно теперь, когда он ранен и ослабел.

Бачи был настоящей загадкой. Когда он говорил, в его голосе сквозило невыносимое высокомерие, но иногда, когда ему казалось, что никто не видит его, на его лице появлялось выражение такой муки, что Изолт охватывало непривычное чувство жалости. В день, когда они познакомились, она поняла, что Бачи горбун, — прежде она, вероятно, сочла бы его ничтожеством или даже обузой. В ее стране всех неполноценных младенцев отдавали Белым Богам, а те, кто получил увечья в бою или на охоте, доживали свои дни в Гавани, стараясь не путаться под ногами у здоровых. Жизнь на Хребте Мира была нелегка, а смерть подстерегала в двух шагах. Жалость считалась унизительной, признаком слабости. Поэтому странная нежность, которую иногда вызывал в ней Бачи, изумляла Изолт, в особенности, если учесть, что его отношение к девушке не стало лучше, когда он узнал, что она вовсе не настырная Изабо. Время от времени он бросал ядовитое замечание или раздраженный взгляд, но чаще всего они делали вид, что не видят друг друга.

Каждое утро, выбрав пещеру или заросли, в которых они устраивали дневку, Мегэн садилась у костра и начинала вглядываться в кольцо, которое доставала из потайного кармашка. И каждый раз после гадания ее лицо было мрачно, а глаза ничего не выражали. Изолт догадывалась, что старая ведьма ищет следы Изабо, — иногда она проговаривалась, что беседует с другими ведьмами в разных частях острова.

Каждое утро Бачи возвещал, что должен попытаться установить контакт со своими друзьями. Однажды серым утром, когда облака уже начали розоветь, он даже вытащил блестящую металлическую чашу и налил в нее воды, неохотно пояснив:

— Дайд сходит с ума. Я должен сообщить ему, что со мной все в порядке.

Мегэн решительно отобрала у него чашу и вылила воду в котелок, в котором варился суп.

— Ты всегда говорил через воду так громко и неумело, Бачи, что я не понимаю, откуда ты взял, будто что-то изменилось. Сейчас опасно привлекать к себе внимание. А вдруг искатель обратит внимание на твой жезл и кинжал? Они без труда подслушают тебя, — что мы тогда будем делать? Без тебя Подполье продержится не больше нескольких дней.

В тот вечер, когда Мегэн разлила по мискам их ужин, суп был еще более водянистым и безвкусным, чем обычно. Поскольку они должны были спешить, суп, которым они питались, состоял главным образом из воды, соли и трав, что крайне раздражало Изолт. Она так изголодалась, что, отправляясь за растениями, провожала голодным взглядом все, что летало и ползало вокруг. Но на пустошах росло не слишком многое, и Изолт давала выход своему раздражению, бросая гневные взгляды на занятого своей едой Бачи.

Поев, Мегэн снова вытащила кольцо, и Изабо поняла, что она сильно встревожена, она много раз пыталась связаться со своей подопечной, рискуя привлечь внимание Искателей. Пока Мегэн сидела, склонившись над своим кольцом, между двумя ее спутниками повисло ощутимое напряжение. Они ерзали и дулись, но ни один не решился заговорить. Оба испытывали неловкость.

В третий раз поймав на себе взгляд желтых глаз Бачи, Изолт уставилась на лесную ведьму, размышляя, о чем она может думать. Крупный изумруд мерцал в свете костра — он казался не зеленым, а черным. Время от времени ведьма поворачивала камень так, чтобы отблески пламени ложились на разные грани. Глядя на изумруд, Изабо почувствовала, что ее тело становится невесомым — еще чуть-чуть, и она взлетит. Испугавшись незнакомого ощущения, она чуть не выпала в обычный мир, но мерцание камня завораживало. Она все яснее воспринимала ночные звуки, темноту ночного леса — пока не научилась различать каждый шорох и скрип.

Потом она увидела мысли, похожие на нить цветных бусин.

Полным-полно солдат, везде царит тревога, незнакомцев останавливают и допрашивают, некоторых задерживают даже без всяких причин, никто не подумал, что старый слепой нищий заслуживает чего-то большего, чем несколько тычков. Мне снились разбитые зеркала, в тавернах только и разговору, что о Фэйргах, ходят слухи, что все морские ведьмы мертвы. Карриг похож на опустевший дом, по которому разгуливают привидения. Говорят, что убийство драконов не принесет ничего хорошего, все боятся, что драконы прилетят и все сожгут, как в старые времена, добрые старые времена, чьи дома они сожгут и превратят в руины, — ведь не Ри, нет, не Ри, который сидит в своем голубом замке с молодой красавицей женой, которая не стареет, и не этих пестрых солдатиков, топчущих наши поля и тискающих наших дочерей. Не найти спокойного местечка, где можно выпить.

А ули-бисты?

Услышав мысленный голос Мегэн, Изолт поняла, что лесная ведьма разговаривает с кем-то через кольцо. Ей стали понятны замечания Мегэн и Бачи про связь через воду, драгоценные камни или талисманы. Изолт невольно прислушалась — ей очень хотелось побольше узнать об этих странных людях и о том, что ждет ее впереди, поэтому она продолжала вслушиваться в мысленный разговор. Вообще-то, они не разговаривали в обычном смысле слова, скорее передавали друг другу картины, сменявшиеся так быстро, что Изолт было трудно понимать их.

Второй мысленный голос продолжил:

Нет, здесь вообще нет никаких волшебных существ, странно, если подумать, в этих горах их должно быть полным-полно, даже по пути сюда я видел несколько нисс, дерзких и коварных, как обычно, древяницу и клюрикона, который за несколько пенни показывал на постоялом дворе фокусы. Он слышал о последнем Указе Ри о Волшебных Существах, но не мог поверить, что это касается его самого — ведь он столько лет жил среди людей. Когда я вернулся туда, он был уже мертв, его убили солдаты, повесили вверх ногами, а жители деревни не хотят ни с кем разговаривать, даже со слепцом, просящим подаяние, ведь зима была суровой, а Ри объявил, что щедро наградит любого, кто наведет на твой след, моя дорогая, а награда за Калеку весьма впечатляет, ее хватило бы на небольшую ферму.

Скажи им, что ты слышал истории о крылатом человеке, он пришел с Наследством Эйдана, и наша страна снова обретет величие. Скажи, что пришли времена войны и крови, но крылатый Ри придет к ним с драконами за плечами и Лодестаром в руке.

Ты пытаешься пророчествовать.

Неужели ты не понимаешь, друг мой? Возможно, это лишь половина видения, но будем молить Прях, чтобы она оказалась правдой.

Если эта история разойдется слишком далеко и слишком быстро. Красные Стражи начнут охотиться за мной.

Эта история должна разойтись далеко и быстро, друг мой. Если дорога станет слишком опасной, уходи в горы, ищи ули-бистов, уцелевших ведьм, всех, кто может нам помочь, — не забывай, что мы чуть не проиграли Вторую Фэйргийскую Войну, мы должны привлечь ули-бистов на нашу сторону, если они присоединятся к войскам, мы окажемся между молотом и наковальней. Найди для меня, кого-нибудь, кто понимает небесные знамения, почему Дитя с Кувшином омывает небо, когда Огнеглотатель еще глотает, что это может значить.

Я попытаюсь.

Изолт разглядела небольшую, но уютную пещерку так ясно, будто она находилась перед ее глазами. Она услышала, как Мегэн, рассмеявшись, сказала:

Скоро ты будешь дома, старый друг.

Потом настала тишина. Кольцо повернулось в ладони ведьмы и вспыхнуло зеленым огнем, ослепившим Изолт. Она почувствовала, что валится назад, стремительно падает на землю, а в голове у нее загремел мысленный голос ведьмы:

Кто разрешил тебе подслушивать?

Щеки Изолт залила краска, и она прокляла свою белую кожу, так явно выдававшую все ее чувства. Выпрямившись, она посмотрела в глаза.

— Это произошло случайно, — твердо ответила она.

— Ты никогда прежде не говорила через кольцо?

— Так — никогда. Раньше мне иногда удавалось увидеть, где скрывается дичь, и еще мне казалось, я знаю, что чувствуют люди.

— Ладно, тогда все в порядке. Но ты должна знать — твое вторжение было таким неуклюжим, что, не будь мы защищены, ты привлекла бы к нам внимание тех, кто нас ищет. И еще ты должна знать— я в любой момент могла остановить тебя.

Изолт почувствовала, что у нее кружится голова, а нервы напряжены до предела. Сверхъестественная острота чувств исчезла, сердце гулко стучало в груди. Она чувствовала нечто похожее, когда неслась по снегу на салазках.

Тем временем Мегэн, повернувшись к Бачи, принялась ругать его:

— А ты что же? Почему не слушал? Ведь это твою страну рвут на части, а ты сидишь здесь, ерзая и предаваясь похотливым мыслям, вместо того чтобы думать о деле? Ведь ты наследник!

— А как же ты, Мегэн? Ведь это не только мое наследство, но и твое?

— Верно — это не только мое наследство, но и мое проклятие. Но я стара, старше, чем ты можешь представить, и кровь в моих венах стала жидкой. Нам нужен король, а не древняя старуха. Нужен король или королева, которые объединили бы страну, как когда-то Эйдан. Ты — единственный, ты молод, и если нам удастся сделать так, чтобы ты прожил достаточно долго, сможешь вырастить наследников.

— А что, если я не захочу?

— Ты не имеешь права хотеть или не хотеть, Бачи. Фэйрги поднимают голову, Лодестар спрятан, ведьмы убиты или скрываются, для нашей страны настали трудные времена. Если Джаспер умрет, не оставив наследника — а мои соглядатаи доносят, что он угасает, — тогда явного претендента на трон нет. Ты должен помнить об этом!

— А вдруг мы не сможем найти Лодестар! Ведь твоя воспитанница пропала с третью Ключа? А без нее Наследие Эйдана будет утрачено.

— Мы найдем Изабо и ключ тоже найдем — твердо объявила Мегэн, и ни один из них не осмелился возразить.

Следующие несколько дней они двигались очень быстро, останавливаясь лишь на несколько часов, чтобы перекусить и поспать. Теперь они шли по открытым пустошам, где трудно было скрыться, но Мегэн предпочла рисковать, чем терять драгоценное время. К счастью, внезапно разразилась гроза, — для того чтобы заметить путников, солдаты должны были подойти к ним вплотную.

С трудом пробираясь по склону холма, Изолт очень жалела, что согласилась пойти вместе с лесной ведьмой. Судя по хмурому выражению на лице Бачи, горбун чувствовал примерно то же.

На закате первого ясного дня им явилось знамение. Мегэн увидела коршуна, который камнем упал с неба и через несколько секунд взмыл ввысь, держа в когтях кролика. Она нахмурилась.

— Я чувствую опасность, — пробормотала она. — Мне кажется, что на меня легла какая-то тень, — что-то происходит!

Изолт зашагала быстрее, окидывая окрестности цепким взглядом и прикидывая, не могут ли солдаты скрываться в ближайшей роще. Внезапно она вскрикнула и покачнулась, схватившись за голову. Она упала бы, если бы Мегэн не успела поймать ее за локоть. Она почувствовала, что у нее подгибаются колени и, тут же осела на землю.

— Моя голова! — Изолт провела рукой по лбу, точно проверяя, нет ли на нем крови.

— Что случилось? Ты поранилась? — настойчиво спросила Мегэн, опускаясь на колени и ощупывая ее голову легкими пальцами.

— Это как будто меня кто-то ударил, — слабо ответила Изолт. — Ой! Больно!

— Я не вижу ни раны, ни ушиба, — ответила Мегэн. — С тобой все в порядке?

— Не знаю. Я чувствую себя странно. Голова болит.

— Ты сможешь идти дальше? Или лучше отдохнешь? Я боюсь. Мне кажется. Я думаю, мы должны идти как можно скорее. Боюсь, с Изабо что-то случилось.

Чувствуя, что ее душит обида, Изолт поднялась на ноги и пошла, держась за голову, которая наливалась пульсирующей болью.

На рассвете они дошли до длинного луга перед Перевалом и остановились на опушке, чтобы осмотреться. Изолт опустилась на землю.

Губы Мегэн сжались в тонкую полоску, — внизу был еще один лагерь Красных Стражей. Над палатками развевались яркие флажки.

— Черт возьми, сколько же у них солдат? — нахмурился Бачи. — Должно быть, они собрали всех, кто может поднять копье!

— У Драконьего Когтя драконы сожгли целый легион — триста человек, а по пути мы видели еще тела. Должно быть, это подкрепления, — проворчала Мегэн.

— Что же нам делать? — спросил Бачи. — Они расположились лагерем прямо у самого Перевала, а другого пути на равнины нет.

Все трое улеглись на землю, наблюдая за просыпающимся лагерем, Бачи и Мегэн время от времени начинали спорить о том, что лучше предпринять. Вскоре Изолт улизнула от них, зная, что, если им не помешать, они проспорят все утро. Она сползла по склону холма и осторожно подобралась к лагерю. С первого взгляда было ясно, что Красные Плащи не привыкли к военным действиям. Караул не был выставлен, палатки располагались как попало, — никто не подумал о безопасности, так что задача Изолт была совсем нетрудной. Через десять минут она нашла то, что искала, и не спеша поползла обратно на холм. К тому времени, когда она добралась до спутников, весь лагерь уже проснулся, загорелись костры, закипели походные котлы, кавалеристы отправились ловить лошадей.

— Должно быть, испугалась солдат и удрала, — недовольно ворчал Бачи.

— Вряд ли, — ответила Мегэн, и Изолт с радостью отметила, что ее лицо прорезает тревожная складка.

Она вынырнула из травы рядом с Мегэн и обрадовалась еще больше, увидев, что лицо ведьмы расслабилось.

— Я принесла форму, — сказала Изолт, бросая на землю охапку красных курток, плащей и белых бриджей — форму гвардии Банри.

— Где ты это взяла? — ошеломленно спросил Бачи.

— В палатках, — невозмутимо ответила Изолт. — Единственный способ пробраться мимо них — сменить обличье. Судя по тому, как они себя ведут, это новобранцы. По-моему, они не знают друг друга, так что мы без труда сможем спрятаться среди них. Мегэн, я думаю, тебя трудно принять за солдата — стоит только посмотреть на твои волосы. У нас есть два пути: ты можешь попробовать уговорить их пропустить тебя, но я думаю, что это опасно. Или же мы можем завернуть тебя в один из этих плащей и сделать из тебя важного командира. Тогда твою косу можно будет спрятать под плащом, понимаешь?

— А что мы будем делать, когда они обнаружат пропажу? Они же должны кому-то принадлежать, — недовольно сказал Бачи.

— Нет, я стащила их из палатки каптенармуса, — спокойно, как ребенку, пояснила Изолт. Она подала вещи Мегэн, которая принялась вертеть их в руках.

— С них еще даже не сняли ярлычки, — сказала она. — Я бы сказала — их только что сшили.

— В лагере нет никакого порядка, — неодобрительно сказала Изолт. — Они очень нервничают, все время смотрят на небо и что-то лопочут о драконах.

— Что ж, этого можно было ожидать, если они слышали о том, как Круг Семи отомстил за смерть королевы. — Мегэн серьезно обдумала проблему и пожалела, что не умеет наводить иллюзии, — иногда ее таланты казались такими скромными по сравнению с тем, что умели другие ведьмы. И тем не менее они погибли, а я выжила , сказала она себе.

— У нас есть еще одна проблема, Мегэн, — обиженным тоном проговорил Бачи. — Твоя подопечная беспокоится о том, как спрятать твою косу. А ты не подумала о том, как скрыть вот это?

К полному изумлению Изолт, Бачи откинул назад грязный плащ и расправил огромные черные крылья. Они блестели в ярком солнечном свете, вздымаясь высоко над его головой.

— Бачи! А если нас кто-нибудь увидит? Спрячься немедленно! — прикрикнула лесная ведьма.

Бачи сложил крылья. Даже теперь он выглядел величественно: могучие плечи и толстая шея стали безукоризненно пропорциональными, а высокомерное выражение лица — единственно возможным. Он взглянул на Изолт, и в его глазах загорелся опасный огонь.

— Так как ты предполагаешь скрыть мои крылья, Изолт Дитя Снегов? А когти? — Наклонившись, он содрал мешковину и продемонстрировал ноги, похожие на орлиные лапы. — Вряд ли Банри придумала форму, которая скроет все мои недостатки?

Изолт изумленно таращилась на него. Она не могла понять, почему не замечала всего этого раньше. Верно, он был плотно обмотан этим омерзительным плащом, но тем не менее!

— Теперь ты видишь, в чем наша проблема? — сухо осведомилась Мегэн. — Бачи трудно спрятать, в особенности если кто-нибудь присмотрится повнимательнее. Банри, должно быть, уже знает, что по стране бродит крылатый человек и там, где он появляется, вспыхивают восстания.

Изолт ничего не ответила. Она с открытым ртом смотрела на Бачи, который сложил руки на груди и в упор посмотрел на нее.

— Я хотела отвести Бачи к своей подруге, которая может помочь. Но я не думала, что округа будет кишеть Красными Стражами, а этот дурак выдаст себя, вернувшись в Тер-на-Гилейч-да . Если бы мы добрались в Тулахна-Селесту, то сейчас были бы в безопасности, по крайней мере, на какое-то время.

Она замолчала, и Изолт догадалась, что старая ведьма волнуется о пропавшей И’за’бо. Ее догадка подтвердилась, когда Мегэн пробормотала:

— Меня до сих пор мучает мысль, что Изабо в опасности. Я знаю, что это правда!

Изолт снова перевела взгляд на лагерь и начала рассуждать вслух.

— Если мы не сможем спрятать Бачи, то не стоит и пытаться пробраться мимо них, — сказала она. — Куда они направлялись, когда схватили тебя в первый раз?

— Меня поймала Главная Искательница, — угрюмо сказала Бачи. — Она собиралась отвезти меня обратно в Карилу, чтобы выпытать сведения о подполье, а потом, если я останусь жив, отослать к Банри в Дан-Горм. Можешь быть уверена, у меня были совсем другие планы! — Он вздрогнул, и черные крылья зашуршали. Изабо обнаружила, что не может отвести от него взгляда, и решительно повернулась к лагерю.

— Значит, если бы какой-нибудь отряд, из тех, что стоят там лагерем, поймал тебя, то попытался бы доставить в Карилу?

— Связав по рукам и по ногам и перекинув через спину мула, — усмехнулся Бачи.

— Именно так мы и поступим, — заявила Изолт, подавая Мегэн малиновый плащ и украшенный алым плюмажем шлем, которые стащила в лагере.

— Что ты хочешь сказать? — огрызнулся Бачи в ответ.

— Я хочу сказать, что мы свяжем тебя и перекинем через спину мула, — ответила девушка. — Ты сможешь достать нам мула, Старая Матушка? Думаю, еще нам понадобятся лошади.

— О, я могу позвать лошадей, — отозвалась Мегэн с мрачной улыбкой. — В этих горах полно диких лошадей. Вот только у нас нет ни седел, ни сбруи, и к тому же они будут неподкованы — я думаю, комендант лагеря не поверит нам, если мы будем сидеть на необъезженных и неоседланных лошадях.

— Что еще нам нужно? Я могу украсть это из лагеря.

— Но они могут заметить?

— Не заметят, если мы отвлечем их внимание.

— Единственное, что мне приходит в голову, это атака драконов, но я думаю, они не рискнут зайти так далеко. Я убедила их напасть на Красных Стражей у самого их порога, но думаю, они сочтут атаку на Перевале объявлением войны, и не верю, что королева драконов одобрит это.

— Но если мы просто напугаем их.

— О чем ты говоришь? — спросил Бачи, снова накидывая плащ.

— О том, чтобы пробраться через Перевал, — отозвалась Изолт, не скрывая своего нетерпения. — Мегэн, ты сможешь это устроить? И позвать лошадей тоже? А я спущусь и украду для нас… как это называется? Седла? Лучше скажи мне, как они выглядят и где их искать.

Когда через некоторое время Изолт вернулась в укрытие, она тащила на себе целую кучу амуниции, включая роскошное седло с высокой лукой.

— Только не говори, что его никто не хватится, — фыркнул Бачи.

— Надо сделать так, чтобы Мегэн стала похожа на одного из командиров. Они пользуются такими штуками, хотя это так же глупо, как их яркая одежда, — из них получается отличная мишень. У меня просто руки чешутся опробовать мой лук. — Ее голубые глаза сверкали, на раскрасневшихся щеках выделялись белые ниточки шрамов. — Надеюсь, я принесла все, что нам нужно. Я действительно не знаю, что к чему!

Мегэн устроилась под большим деревом, поджав ноги и посылая мысленный зов всем животным, которых смогла найти. Она уже переоделась в форму, которую принесла Изолт, и стала удивительно похожа на синалара Красных Стражей. Изолт быстро натянула красный плащ и белые бриджи, спрятав свою одежду — вернее, одежду Изабо — в мешок и надеясь, что никто не разглядит ее ног.

Первыми прискакали лошади. Они издавали приветственное ржание, их гривы развевались, а топот напоминал гром барабанов. Пока Изолт и Бачи наблюдали за лагерем, Мегэн разговаривала с огромным жеребцом, вставшим на дыбы рядом с ней и перебиравшим копытами над ее головой. Казалось, этот разговор тянулся целую вечность. Изолт видела, что жеребец не хочет, чтобы кто-либо из его табуна ходил под седлом. Мегэн ласково уговаривала его, пустив в ход все свое обаяние, которое неизменно действовало на животных. В конце концов жеребец сдался и, выбрав из своего табуна трех старых кобыл, позволил Мегэн взнуздать и оседлать их. Остальные бешеным галопом понеслись в сторону лагеря.

Несущийся табун подействовал именно так, как рассчитывала Изолт. В лагере началась суматоха, солдаты разбегались в разные стороны, синалар топтался на месте, выкрикивая бесполезные команды. Кое-кто из солдат попытался накинуть на лошадей аркан — все они были сбиты с ног и растоптаны. Все кричали и показывали руками в разные стороны. Несколько человек с ужасом уставились на небо, думая — как надеялась Изолт, — что лошадей спугнули летящие драконы.

Непрекращающимся потоком бежали животные, в небе, пронзительно крича, носились птицы, кролики и донбеги метались как безумные. На минуту показались эльфийские кошки и тут же снова исчезли в норе.

— Ты знаешь язык драконов? — спросила Мегэн кузена, который, ликуя, наблюдал за паникой в лагере. Тот покачал головой.

— Нет, я не успел закончить образования, как ты, вероятно, помнишь, — ядовито заметил он.

— Ну ты-то точно умеешь, а, Изолт?

— Конечно.

— Отлично. Попробуй изобразить драконий рев — так громко, как только можешь. Драконы на тропе войны — ты понимаешь, что я имею в виду. А я попытаюсь усилить звук, хотя никогда раньше этого не делала. Но я видела, как это делается, на представлениях, которые устраивались в Башне.

Изолт кивнула, набрала побольше воздуха в легкие и стала ждать сигнала. Когда Мегэн наконец махнула, она издала леденящий душу крик. Он точь-в-точь походил на рев драконов, звучавший в ту ночь, когда над горами пылала комета. Мегэн сделала так, чтобы звук отразился от холмов. В тот же миг повсюду воцарился хаос. Притворная паника среди животных превратилась в настоящий птичий крик, испуганное ржание лошадей и хриплый рев оленей довершили дело. В лагере вставали на дыбы и бились испуганные лошади. Солдаты в ужасе метались между палатками.

Трое беглецов галопом поскакали к лагерю, поминутно подстегивая лошадей и бросая назад испуганные взгляды. Лишь присутствие Мегэн удерживало их скакунов от бегства, хотя они храпели и отчаянно вращали глазами.

— Драконы! — крикнула Изолт, стараясь, чтобы голос звучал как можно ниже. — Они сожгли весь наш легион!

В тот же миг ее окружила толпа солдат, цеплявшихся за уздечку и забрасывавших ее вопросами. Бачи, несмотря на сопротивление, был привязан к конской спине. Изолт не без удовольствия убедилась, что веревки держат крепко. Изолт продолжала кричать что-то о драконах и была вознаграждена множеством испуганных взглядов, которые солдаты бросали в сторону Драконьего Когтя. Казалось, никто не заметил их разномастной упряжи и неподкованных лошадей.

— Нам нужно добраться до Карилы! — скомандовала Мегэн. — Мы должны доложить обо всем Искательнице и доставить к ней пленника. Приготовьтесь выступать на север — вы последний легион, оставшийся в Сичианских горах. Вы должны атаковать драконов!

Казалось, их замысел вполне удался — солдаты расступились, давая им дорогу, некоторые побежали в лагерь. Однако к ним неторопливо подошел синалар.

— Синалар Мак-Гранд к вашим услугам! — отсалютовал он Мегэн, прижав кулак к сердцу, потом ко лбу.

— Синалар Колин к вашим! — отозвалась Мегэн. Изолт надеялась, что она говорит именно то, что нужно.

— Что значат эти вопли о драконах? — нахмурился он. — Пойдем в мою палатку, я хочу услышать подробности.

— Нет времени, синалар Мак-Гранд, — ответила Мегэн, поразив Изолт тембром своего голоса. Очевидно, лесная ведьма подражала голосам других людей так же хорошо, как голосам животных. — Драконы напали на наш лагерь на рассвете два дня назад. Главный синалар послал нас за подкреплением и велел отвезти в Карилу пленника. Я боюсь, драконы уже напали на наш след.

Изолт почувствовала, как заволновались окружавшие ее солдаты, и пожалела, что Мегэн велела ей спрятать большую часть арсенала в мешке, притороченном к седлу. Без оружия она чувствовала себя голой.

— Сомневаюсь, что они заберутся так далеко на юг, — сказал синалар Мак-Гранд, и у Изолт упало сердце. — Я хочу услышать подробный доклад, прежде чем вы минуете Перевал. Нам приказано не пропускать никого.

— А нам приказано доставить этого пленника в Карилу как можно скорее! — отрезала Мегэн.

— Я — синалар этого легиона, и я приказываю вам спешиться и доложить по всей форме!

Мегэн, сидела на своей норовистой кобыле так, как будто проглотила аршин, ее красный плащ развевался на ветру. Изолт краем глаза увидела кончик ее косы, выглядывающей из-под плаща, и понадеялась, что никто больше этого не видит.

— Хорошо, если вы настаиваете, синалар Мак-Гранд, будь по-вашему, но я сообщу леди Глинельде, что мы вынуждены были задержаться в вашем лагере

Синалар Мак-Гранд отступил на шаг, на его лице появилось испуганное выражение

— Вас вызвала Главная Искательница?

— Вот именно! У нас здесь ули-бист , которого она хочет допросить лично. Любая задержка приведет ее в бешенство.

Синалар взглянул на Бачи, крепко привязанного к седлу.

— Не очень-то он похож на ули-биста .

Мегэн устало кивнула Изолт.

— Покажи ему.

Изолт откинула плащ со спины Бачи, открыв огромные крылья, крепко примотанные к бокам, и когтистые ноги. Бачи попытался ударить синалара лапой и пронзительно закричал сквозь кляп. Командир легиона отшатнулся, потрясенный до глубины души.

— Кто он такой? Я никогда не видел ничего подобного!

— Мы тоже! — ответила Мегэн. — А теперь нам пора. Главная Искательница желает допросить его!

— Могу себе представить, — хмыкнул синалар и махнул рукой. Троица поскакала по тропинке, петляющей между огромными утесами. До Изабо донесся голос синалара, приказывающего солдатам сворачивать лагерь и выступать на север. Никто из них не горел желанием подчиняться.

— Может быть, нам повезет, и они тоже взбунтуются, — со смехом сказала Мегэн. — Умница, Изолт, твой план удался на славу!

Расположившись на отдых за густыми колючими кустами, Мегэн и Бачи долго спорили о том, что делать с военной формой. Лошадей они отпустили, как только миновали Перевал, как обещала Мегэн их вожаку. Ночью, под покровом темноты, лошади должны были вернуться в горы. Седла и уздечки побросали в бурные воды Риллстера. Бачи считал, что форму следует оставить — местные крестьяне будут относиться к ним с гораздо большим почтением и охотнее пополнят их запасы. Мегэн возражала. Она опасалась, что Искательница очень скоро узнает об их проделке и поймет, что Мегэн и Бачи находятся неподалеку. Оба считались врагами Банри, и леди Глинельда не пожалеет сил, чтобы арестовать их. Кроме того, можно наткнуться на другой легион Красных Стражей, — их синалар мог оказаться не столь легковерным как Мак-Гранд. Мегэн считала, что они должны держаться тише воды и ниже травы, скрываясь и медленно продвигаясь к Тулахна-Селесте.

За то время, что они спорили, Изолт не проронила ни слова — она любовно отполировала свое оружие и пристегнула его к поясу. Мегэн повернулась к ней.

— А ты что думаешь, Изолт?

Девушка пожала плечами.

— Не следует использовать одну и ту же хитрость дважды.

Мегэн удивленно поглядела на нее, потом кивнула.

— Верно, — сказала она. — Что же ты предлагаешь?

— Избавиться от формы. Если нас поймают, это будет доказательством преступления. Я достану еще, если это нам понадобится. Путешествовать по ночам. Если понадобится еда и мы не сможем найти ее сами, в деревню отправляться по одному, — теперь они будут искать группу из трех человек. Останавливаться на высоких местах и заранее намечать пути отступления. Не зная местности, я ничего больше не могу предложить.

— Ого! Кто ты такая, одна из Бертильд? — усмехнулся Бачи. Изолт не поняла, что он хочет сказать, но бесстрастно смотрела на него, пока он не отвел взгляд.

— Она определенно знает военное дело, — сказала Мегэн, и в ее голосе слышалось восхищение.

— Я — Воительница Со Шрамами, — гордо сказала Изолт.

По сравнению с горами идти по плоскогорьям Рионнагана было очень легко — безлюдные пустоши, раскинувшиеся под звездным небом, не задерживали их. За время путешествия их запасы подошли к концу, и Мегэн решила найти деревушку, где могла бы поменять что-нибудь на овес, муку, крупу, а если повезет — немного свежих овощей. Стараясь избегать больших деревень, они двинулись прочь от реки, поэтому теперь направлялись скорее на восток, чем на юг, навстречу восходящему солнцу.

Вскоре воздух наполнился ароматом травы и трелями птиц. Пустоши вокруг них были так безлюдны, что путники рискнули идти при свете дня. Бачи принялся во весь голос подпевать птицам. Изолт заслушалась. На Хребте Мира птицы были редкостью, а те, что ухитрялись выжить в этой холодной стране, не пели а пронзительно кричали. Слушая мелодичный голос Бачи, она почувствовала, что в горле стоит комок.

На рассвете они увидели темную струйку дыма и невольно прибавили шагу. Взглянув на Мегэн, Изолт увидела, что донбег едет у нее на плече, вцепившись одной лапкой в длинную косу Мегэн, а второй похлопывая ее по щеке.

— Вам с Бачи нужно где-нибудь спрятаться, дорогая, а я посмотрю, что там можно найти, — нервно сказала ведьма.

— Я иду с тобой, — сказала Изолт. — Там может подстерегать опасность.

— Тем более тебе следует остаться.

— Я Воительница Со Шрамами. Я должна охранять тебя.

— Я бы предпочла, чтобы ты охраняла Бачи.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня охраняли сопливые девчонки! — резко парировал Бачи.

Бросив взгляд на Мегэн, Изолт сказала:

— Я иду с тобой.

Мегэн немного поколебалась, потом неохотно кивнула.

— Хорошо, но ты должна слушаться меня.

— Да, Старая Матушка, — кротко ответила Изолт.

Они спустились по длинному зеленому склону к деревне. Изолт немного отстала от колдуньи. Вскоре они увидели, что черный дым поднимается над сожженным домом, стоявшим немного на отшибе. Толпа крестьян собралась у пожарища, глядя на дымящиеся развалины. К ним подъехал торговец на тряской старой колымаге, и жители, Перебивая друг друга, принялись объяснять ему, что произошло.

— Она была лучшей знахаркой в здешних краях, — говорила худая старуха с седыми косами, скрученными на затылке. — Будь они прокляты, эти Красные Плащи! Почему они не могли повесить кого-нибудь другого?

Остальные крестьяне недовольно зароптали. Старуха, покачав седой головой, горько пробормотала:

— И куда только мы катимся?

Взглянув поверх голов, Изолт увидела тело старой женщины, повешенной на собственных воротах. Мегэн пришлось потрудиться, чтобы найти хорошую точку для наблюдения. Когда она разглядела мертвую женщину, ее лицо скорбно вытянулось. Изолт была озадачена.

— И что же занесло сюда Красных Стражей? — спросил торговец.

В ответ ему раздался нестройный хор:

— Они гнались за воровкой, которая увела коня Главной Искательницы!

— Какая-то рыжая девка.

— Они сказали, что она ведьма! — выкрикнула женщина с изможденным лицом, поддерживая рукой огромный живот.

— Ах, да, я уже слышал о ней! — воскликнул торговец.

— Искательница просто взбесилась! Наверно, она сама выследила ведьму!

— Ей незачем было убивать нашу знахарку, — сказала женщина с седыми косами.

— Они сказали, что Маниссия спрятала ведьму от солдат, — властно перебил один из мужчин, по-видимому староста. — Поэтому ее повесили.

— За что они повесили нашу знахарку, — она жила здесь всю жизнь, а до нее — ее мать и бабка! Что мы теперь будем делать? Маниссия была самой лучшей, а теперь у нас в деревне не осталось ни лекаря, ни травницы!

Вид у старосты был встревоженный.

— Искательница сказала, что Маниссия применила колдовство, чтобы помочь рыжей девице бежать. Все вы знаете — колдовство карается смертью.

— Да если она порой и прибегала к колдовству! — воскликнула женщина, покраснев от ярости. — Она всю свою жизнь служила нашей общине. Она когда-то помогла тебе появиться на свет, Джок Мак-Чарльз, и вот как ты ее отблагодарил!

Перепалка была такой горячей, что никто не заметил Мегэн и Изолт, стоящих с краю. Однако резкие слова женщины заставили старосту беспокойно оглядеться — его взгляд упал на рыжие кудри Изолт, выглядывавшие из-под берета.

— Вот она! — заорал он. — Вот эта рыжая ведьма, она вернулась к месту преступления! Держите ее!

Все разом обернулись, уставившись на Изолт, та машинально схватилась за оружие. Но Мегэн оказалась быстрей. Надтреснутым жалобным голосом она затянула:

— Нет, нет, господин, это моя внучка. Должно быть, произошла ошибка.

— Та же самая девка, — вмешалась одна из женщин, — только она остригла волосы.

— Нет, она не может быть той же самой девкой, — вмешался торговец. — Утром я слышал, что ведьму схватили у ворот Карилы. Представляете, какова наглость? Явиться в Карилу на лошади Главной Искательницы. Теперь ее будет судить сама леди Глинельда!

— Должно быть, они схватили не ту девушку! — воскликнул мэр. — Это та самая, которая жила у Маниссии. Я своими глазами видел, как она ехала по Квотилу.

— Должно быть, они очень похожи, — нахмурилась Мегэн. — Последние шесть недель Мари все время была у меня на глазах, и мы никогда не бывали в Квотиле.

В толпе заспорили, староста приказал нескольким крестьянам схватить Изолт, но Мегэн твердо стояла на своем.

— Она моя внучка, — сказала она своим надтреснутым голосом.

— Она ее внучка, — послушно повторил кто-то из толпы.

— Она не та ведьма, которую вы ищете.

— Она не та ведьма, которую мы ищем.

— Ведьму, которую вы ищете, уже поймали.

— Ведьму, которую мы ищем, уже поймали. — Теперь уже вся толпа, включая и толстого краснолицего старосту, повторяла слова Мегэн, глядя на нее стеклянными глазами.

— А теперь пропустите нас.

Толпа мгновенно расступилась, и ошеломленная Изолт поспешила за колдуньей. Бросив быстрый взгляд через плечо, она увидела, что торговец проводил их взглядом, и прибавила шагу, стараясь скрыться как можно быстрее. Завернув за холм, Мегэн выпрямилась и заговорила своим обычным голосом.

— Эта толпа привыкла к принуждению, — пробормотала она. — Я думаю, эта знахарка, прими Эйя ее душу, подчинила себе всю деревню. Но если она попыталась играть в те же игры с Главной Искательницей, то неудивительно, что ее вздернули. Такими штучками искателя не проведешь.

В лагерь, где прятался Бачи, они вернулись незадолго до заката, но Мегэн не позволила им ни поесть, ни выспаться.

— Изабо была здесь, — коротко сказала она Бачи. — Знахарка помогла ей бежать, но Искательница вздернула старуху. Это ее дом сожгли. Крестьяне ничего не говорили о тебе, скорее всего, о твоем пленении почти никто не знает. Они сказали только, что рыжая ведьма украла коня у Главной Искательницы. Не могу поверить, что Изабо оказалась такой дурочкой!

Бачи открыл рот, чтобы что-то сказать, но Мегэн оборвала его:

— Ты должен быть благодарен ей! Если бы она не вмешалась, тебя сейчас везли бы к Банри. А теперь ее схватили, она в беде, а ведь у нее нет твоего опыта. Она очень редко покидала долину. Я очень зла на тебя, Бачи, — она рисковала жизнью ради тебя, а ты сбежал и бросил ее на произвол судьбы!

— Я не хотел, чтобы на мне повисла надоедливая девчонка! Откуда я мог знать, кто она такая!

— Что они сделают с ней? Наверняка будут бить, пытать и насиловать, потому что она красивая девушка! А потом повесят, как эту бедную старуху, или даже сожгут. Хорошо же ты отблагодарил девушку, которая тебя спасла!

Бачи ничего не ответил, напустив на себя высокомерие, к которому Изолт уже успела привыкнуть. Но Мегэн еще не кончила. Она прожгла его взглядом и презрительно сказала:

— Ты говоришь, что хочешь получить Лодестар, Бачи. Когда пробьет час, ты должен быть готов. Но Лодестар требует величия сердца и духа. Ты действительно думаешь, что сможешь удержать его?

Бачи, казалось, поперхнулся словами, готовыми слететь с языка, резко развернулся и пошел прочь.

Они жевали на ходу, так как Мегэн, терзаемая беспокойством, не позволила им остановиться. Вдруг Изолт внезапно вскрикнула и упала на землю. Мегэн поспешно опустилась рядом. Изолт снова закричала.

— Что случилось? Тебе больно?

— Мои руки, мои ноги, меня рвут на части! — воскликнула Изолт, катаясь по земле.

— Ради Кентавра, что с девчонкой? Она выдаст нас своими воплями! — встревожился Бачи.

Мегэн, вытащив из мешка баночку с мазью, начала энергично втирать ее в суставы Изолт.

— Я не знаю что это. Может быть, ревматизм? Но я не чувствую воспаления.

Внезапно Изолт села, постанывая от боли и сжимая левую руку правой.

— Боги! — закричала она. — Моя рука!

Она принялась раскачиваться, глядя в пространство, потом завалилась набок, теряя сознание.

Побледнев, Мегэн принялась растирать ее руки.

— Я поняла, это Изабо! — вдруг воскликнула она. — Должно быть, Изолт связана с ней. Я не знаю, что еще могло произойти, но в последнее время мне самой неспокойно. Скорее, Бачи, нам надо идти. Ты сможешь нести Изолт? Только бы с Изабо ничего не случилось!

Когда Изолт очнулась, Бачи брел по дороге, шатаясь под ее весом и злобно ругаясь.

— Отпусти меня, — сказала она. — Пожалуйста.

— Ах, ты наконец очнулась? Самое время! Я чуть не надорвался, пока тащил тебя!

Он сбросил Изолт с плеч, но ноги девушки подкосились, и она с глухим стуком ударилась об землю. Ей было плохо, голова кружилась, все тело ныло, в руку вонзались невидимые клещи. Осторожно ощупав ее, она не заметила ничего необычного — даже пальцы сжимались и разжимались как всегда.

Мегэн помогла ей подняться на ноги, метнув на Бачи яростный взгляд.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она его. — Сможешь идти?

— Да, — сказала Изолт, хотя не была в этом уверена. На глазах у нее выступили слезы, она наклонила голову, чтобы никто их не заметил. Глубоко вздохнув несколько раз, она немного успокоилась и, собрав всю свою волю в кулак, встала на ноги.

— Выпей это. Тебе сразу полегчает, — сказала старая ведьма, протягивая Изолт кружку с целительным митаном.

— Можно мне опереться на что-нибудь? — слабым голосом сказала она, и Мегэн отдала ей свой посох, украшенный замысловатой резьбой. Вскоре головокружение прошло, и Изолт пошла гораздо быстрее, но время от времени она поглядывала на руку и сгибала пальцы, точно удивляясь, что они целы и невредимы.

Когда солнце опустилось за горизонт, Изолт накрыла черная волна, и она снова упала. Когда наконец сознание вернулось к ней, она не могла скрыть слез, катившихся по щекам.

— Что случилось? Что со мной происходит?

— Я думаю, ты чувствуешь то, что происходит с Изабо, — сказала Мегэн, убирая с ее лба влажные золотистые кудри.

— Полежи немного. Скажи, тебе не случалось чувствовать боль без всякой видимой причины?

— Несколько лет назад я почувствовала боль в лодыжке, а потом хромала день или два, хотя на теле не было никаких ран. — Изолт лежала неподвижно, прохладная рука ведьмы касалась ее лба.

— Несколько лет назад Изабо сломала лодыжку, спрыгнув с дерева, — она мечтала научиться летать, — задумчиво протянула Мегэн. Она нахмурилась, вперив взгляд в сгущающиеся сумерки, точно надеялась разглядеть, что происходило с сестрой Изолт. — Изабо грозит смертельная опасность, — пробормотала она. — Я чувствую это. Изолт, мне очень жаль, но мы должны идти. Ты справишься?

— Я — Воительница Со Шрамами на Лице, — холодно ответила та. — Разумеется, я справлюсь.

Хотя за последние несколько дней они почти не отдыхали, старая ведьма задала такой темп, что Бачи и Изолт едва могли угнаться за нею. Всю ночь они шагали сквозь мрак. Изолт, словно сквозь туман, видела хрупкую прямую фигурку Мегэн и не переставала удивляться старой женщине. Она долго считала ее ветхой старухой, готовой рассыпаться на части от малейшего дуновения. Порой Изолт обижала ее грубость, озадачивали рыдания над мертвыми животными, тревожили речи о близнецах, силе и пророчествах. Но с каждым днем она открывала в старой женщине скрытые силы. Она с удивлением обнаружила, что почтительность уступила место искренней привязанности. Она не была Старой Матерью вроде тех, кого знала Изолт, — скорее, она походила на ее бабушку, загадочную и могущественную, обладавшую скорее духовной силой, нежели телесной. Изолт решила, что Мегэн тоже Зажигающая Пламя — редкое и необычное явление. Она нуждалась в том, чтобы кто-то служил ей и защищал ее. Изолт была единственной походящей кандидатурой. Это была обязанность воина и высшая честь.

ЙОРГ СЛЕПОЙ ПРОВИДЕЦ

Лежа в колючем сене, Йорг строил планы. Он свернул с безопасного пути, направившись к населенным местам, густой лес, окружавший Сичианские горы, уступил место зеленым холмам, между которыми поблескивали тоненькие ниточки рек. На западе вздымались к небу пики Белых гор, окружавшие высокую, безукоризненно правильную вершину, именуемую Клыком, — самую высокую гору Эйлианана. Чаще всего его вершину скрывали облака, но ходило множество рассказов о том, что время от времени Клык изрыгает в небо пламя и дым.

Дорога, по которой шел Йорг, вилась среди пышных садов и лугов, на которых паслись черные овцы и козы. Фруктовые деревья были в полном цвету, и, хотя Йорг не мог видеть их, воздух был наполнен восхитительным ароматом, который он вдыхал полной грудью. Он не спешил, останавливаясь поболтать с пастухами и фермерами, работавшими на полях, заходил в крестьянские дома, чтобы попросить еды. Каждому, кто попадался ему на пути, он рассказывал о пророчествах и изумлялся реакции слушателей.

Похоже, история о Крылатом Человеке была хорошо известна в этих краях — ее разнесли торговцы и бродяги. Крылатый Человек был вожаком повстанцев, а Калека — всего лишь его помощником. Его отряд состоял как из людей, так и из волшебных существ, включая множество ведьм, которым удалось бежать от охотников. Сам Крылатый Человек был колдуном и мог творить настоящие чудеса.

Жители Рионнагана не походили ни на ограниченных фермеров Блессема, ни на Бертильд, угрюмых дев-воительниц живущих в Тирсолере. Вера в колдовство была у них в крови, они впитали ее с молоком матери. Рионнаган был родиной клана Мак-Кьюиннов и резиденцией Хранителей Ключа, поэтому его жители так и не смирились с разрушением Башен. Истории о крылатом воине наполняли их сердца радостью, и они охотно кормили старика, который рассказывал о деяниях героя.

Иесайя сел Йоргу на плечо, растрепав редкие седые волосы. Он возбужденно каркал — должно быть, учуял какие-нибудь объедки. Впереди была большая деревня — рай для изголодавшейся птицы. Йорг со вздохом поднялся на ноги. Ворон не понимал, почему хозяин отказывается просить милостыню и рыться в отбросах. Он не мог понять, что Йорг так и не привык к внезапной перемене положения. Великий колдун и прорицатель превратился в нищего бродягу, единственным домом которого были пещеры в горах.

Сначала колдун услышал рынок — гул голосов, болтовню покупателей и выкрики зазывал. Потом он почувствовал его запах — навоз и пот, запах сена и овощей, особенный, ни с чем не сравнимый запах зерна. Иесайя запрыгал по грязи, потом взлетел на крышу дома, глядя блестящим черным глазом, как Йорг идет вперед, постукивая перед собой посохом. Он затянул обычный нищенский речитатив, держа перед собой мисочку для монет, направляясь на звук добрых голосов и избегая пинков и тычков от обладателей голосов недобрых. Эта деревня была последней перед крутым гребнем Белых гор. Йорг чувствовал в толпе полукровок, по их запаху он определил, что все они живут в вечном страхе, что кто-нибудь донесет на них Оулу. Волшебных существ, ули-бистов , здесь не было. Однако он то и дело улавливал проблески чего-то, что заставляло его кровь быстрее бежать по жилам. Здесь был великий талант, он был уверен в этом, и отзвук силы щекотал ему ноздри.

Он брел через толпу, вытянув морщинистую старческую шею и наклонив голову, и пытался нащупать источник силы. Судя по его проворству, это мог быть виловисп или даже нисса. Но его магия совсем не походила на магию волшебных существ. Она была человеческой, хотя в ней чувствовался слабый намек на ули-бистов .

Едва Йоргу показалось, что он обнаружил источник магии, тот с топотом понесся прямо на него. На старого прорицателя, сбив его с ног, налетели двое мальчишек.

Молодая женщина отругала мальчиков и помогла ему подняться на ноги, отряхивая грязь с его рубища и бороды.

— Не сердись, пожалуйста, дедушка, от этих паршивцев одни неприятности.

Мальчики поднялись, толкаясь и хохоча. Йорг беспомощно закрутил головой. Мальчик, от которого волнами исходила сила, остановился и ошеломленно сказал:

— Мам, он слеп. Бедняга слеп. Может быть, мне…

— Ну-ка, парень, марш отсюда, — с сердцем воскликнула женщина, хватая сына за руку. Она еще раз извинилась перед Йоргом и потащила мальчишку прочь. До Йорга донесся его голос:

— Ну мама!

Йорг принялся выпрашивать кусочки хлеба или монеты, причем получил на удивление много первых, а последних ему не дали совсем. Небогатые, но щедрые, отметил он и углубился в толпу, чтобы рассказать новости.

Молодая женщина, наклонившись к самому его уху, прошептала:

— Тшш, дедушка, в деревне солдаты. Они ищут ули-бистов . Они решат, что ты колдун.

Йорг принял ее предупреждение к сведению. Ему очень хотелось найти мальчика, а если бы Красные Стражи подняли переполох, у него не осталось бы никаких шансов. Когда толпа на базаре начала редеть, Йорг заковылял вперед, спросив ворона, не заметил ли тот, куда ушел мальчик. Иесайя, проследил за женщиной и детьми до самого их дома, стоявшего на отшибе, и теперь повел туда Йорга.

Йорг осторожно потянулся мыслью и уловил страх матери, отчитывающей мальчика. Не смей говорить о таких вещах там, где тебя могут услышать, не думай, что ты должен лечить всех больных, хромых и слепых, тебя схватят и убьют, если только узнают.

Из путаницы мыслей всплыло слово «лечить», и Йорг замер, обнадеженный. Если знамения не лгали, им предстояла еще одна война, жестокая и кровавая. Из всех способностей, которые понадобятся в черные дни, нужнее всего были целители. Способность исцелять была редкой — исцелять наложением рук, без всяких лекарств. Каким образом мог исцелять маленький мальчик? Только прикосновением.

Слепой провидец подошел к двери, чувствуя, что у него подгибаются ноги, — ему пришлось опереться на посох, чтобы не упасть. Когда он постучал, послышалась испуганная возня, потом воцарилась тишина. Иесайя слетел к нему на плечо. Дверь отворилась.

— Да это же слепой нищий! — воскликнула женщина, и Йорг почувствовал, как его окутывает тепло, — она шире распахнула дверь. — Ну, заходи скорее, а то всем нам не поздоровится, если Красные Стражи увидят тебя здесь.

Она провела его внутрь, усадила у огня и накормила супом, хотя Йорг ни о чем не просил. Казалось, она не замечала ни ворона, сидящего у него на плече, ни грязных лохмотьев. Ее безыскусная щедрость тронула Йорга. Поев, он негромко сказал:

— Я пришел, чтобы поговорить о мальчике. — И ощутил, как женщина сжалась в комочек. — Я знаю, что у него есть сила, я вижу ее.

— Как ты можешь видеть, если ты слеп? — зло спросила она.

— Я вижу то, что недоступно глазам, — мягко сказал Йорг. — Не спрашивай меня, что я вижу, — мне придется рассказать тебе обо всем, а ты не захочешь меня слушать.

Он услышал, что она тяжело села, потом взяла его руку в свои. Ее ладони были покрыты мозолями

— Что мне делать? Что же мне делать? — прошептала она.

— Отдай мальчика мне на воспитание.

— Почему? — слабым голосом спросила она. — Пока никто ничего не знает.

— Ри разослал искателей, чтобы найти всех и вся, кто обладает магическими способностями. Твое дитя светится, точно факел. Если в этой долине побывают Искатели, они найдут его, можешь не сомневаться.

— Но что ты можешь?

— Я смогу спрятать его и защитить в случае нужды.

— Ты колдун.

— Я тот, кто я есть, милая. Успокойся, твоему мальчику ничего не грозит. Со мной он будет в большей безопасности, чем здесь.

— Как ты можешь говорить такое? Он должен остаться со мной. Я сумею его защитить.

— А что ты будешь делать, если придут Красные Стражи? Как ты остановишь их?

— Община не даст в обиду своих.

— Деревню спалят дотла, а любого, кто поднимет руку на Стражей, повесят.

— Мы можем спрятать его.

— Ты не понимаешь. Я слеп, и все же я нашел твоего сына, когда он бегал по базару, я пришел за ним сюда. Если я смог, то смогут и другие.

Сказав эти слова, он почувствовал, что женщина обмякла. Он одержал победу. Он подумал, не идут ли его слова вразрез с клятвой говорить только правду, — ведь он умолчал о своем втором зрении и о том, что он может видеть множество вещей, которых не видят другие, в том числе и Искатели.

И тут дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал мальчик. Йорг глубоко вздохнул и вцепился в свой посох.

Увидев старика, мальчик резко остановился.

— Мама, смотри, здесь слепой старик. Он пришел, чтобы я прикоснулся к нему?

Ощутив внезапное смятение, Йорг отшатнулся. Ребенок двинулся к нему, вытянув руки, словно намеревался возложить их на голову слепца. Йорг видел, как его руки наливаются ослепительным светом силы, и знал, что стоит им прикоснуться, его глаза исцелятся. Иесайя с пронзительным карканьем взлетел под крышу. Йорг попятился назад, споткнувшись о кочергу. Женщина обняла его за плечи.

— Не бойся, дедушка, он действительно может тебя вылечить, хоть я и не понимаю, как это получается.

— Нет, нет, он не должен касаться меня, — прошептал Йорг, чувствуя, что ребенок приближается к нему с протянутыми руками.

— Но ты же слеп, а я могу сделать так, что ты прозреешь, я правда могу это сделать, — сказал мальчик, припустив за ним. Его рука поймала край одежды, и на миг провидца охватила настоящая паника. Иесайя черной молнией метнулся со своей балки, и мальчик вскрикнул, упав на пол и прикрывая голову руками.

— Я не просто слеп, — отдышливо проговорил Йорг, на ощупь пробираясь мимо стола.

Иесайя снова взлетел под потолок, и женщина с мальчиком поднялись с пола, боязливо косясь на ворона. Слепой колдун почувствовал их опасливые взгляды. Мальчик грустно спросил:

— Ты не хочешь стать зрячим?

— Нет, малыш. Своими слепыми глазами я вижу очень и очень многое. Я слеп гораздо дольше, чем ты живешь на свете, и даже чем живет твоя мать. Меня вполне устраивает быть слепым.

Мальчик уселся на скамейку и весело сказал:

— Ну ладно, тогда я не буду к тебе прикасаться.

— Он что, пытается прикоснуться ко всем больным и увечным? — спросил Йорг.

Молодая женщина кивнула, потом, сообразив, что слепой колдун не видит ее жеста, глухо ответила:

— Да, господин.

— Я не господин, я просто слепой нищий, которому нужен крепкий паренек, чтобы показывать дорогу.

— О, это я могу! Можно, мама?

— Ты хочешь покинуть меня?

— Совсем ненадолго, ма. Кроме того, ведь я же говорил. Мне снилась война, а ты ведь знаешь, что я могу пригодиться.

Йорг почувствовал, что у него невольно раскрылся рот, и кожей ощутил страдальческий взгляд, который бросила на него женщина.

— Ты не знаешь, о чем просишь, дедушка, — сказала она. — Томас не обычный мальчик. Тебе нелегко будет уберечь его.

— Сколько тебе лет?

— Восемь, — невозмутимо ответил Томас. — Ну почти восемь.

— Ты хочешь пойти со мной?

— А мне придется просить милостыню?

— Нет, если ты этого не хочешь, хотя это отличный способ узнавать новости. Понимаешь, люди не обращают внимания на нищих.

— Еще ни разу не случалось, чтобы меня не заметили.

— Ну что ж, значит, придется научиться быть незаметным, мой мальчик, поскольку лишнее внимание нам совершенно ни к чему.

— Ты действительно собираешься забрать его? — спросила мать, в ее голосе слышались одновременно гнев, печаль, сожаление и облегчение. — А мне нельзя пойти с вами?

Йорг покачал головой.

— Извини. Трое — это уже толпа, а толпе трудно остаться незамеченной.

— Что ты хочешь с ним сделать?

— Я собираюсь взять его с собой, в Белые горы, и научить его пользоваться своими способностями. Он будет моим учеником и помощником. Потом, когда придет время, мы найдем ему дело. Твой сын прав, женщина, грядет война, и знамения не предвещают ничего хорошего. Мы живем в тревожные времена, милая, а дар целителя — редок и драгоценен. Не бойся, я не допущу, чтобы с ним что-либо случилось.

— Значит, ведьмы вернутся? — пискляво спросил мальчик.

— Если на то будет воля Эйя, — ответил слепой провидец.

ИЗАБО ПЛЕННИЦА

Темнота уступила место красной пелене боли, и Изабо тихонько застонала, приходя в себя. Сквозь тупое оцепенение пробивались грубые голоса, в которых звучали растерянность и страх.

— Искательница снимет с нас головы!

— Позови стражников! Скажи им — ведьма убила Старшего Палача!

— Пусть кто-нибудь унесет тело. Да не топчись ты по крови, болван!

Изабо со стоном отвернулась от света.

— Ведьма приходит в себя. — В голосе слышался неприкрытый страх. — Может быть, врезать ей еще раз?

— Оставь ее в покое; на суде она должна быть в сознании. Но цепи все-таки не снимай.

— Но если они не помешали ей убить Старшего Палача, то почему же она не сбежала?

— Должно быть, услышала, что мы идем, — отозвался другой солдат, потом воскликнул: — Конечно! Вот что мы скажем Искательнице. Гнусная ведьма сбежала бы, не услышь мы подозрительного шума и не зайди проверить.

— Я ничего не слыхал.

— Можешь так и сказать ей, если хочешь. А я услышал шум и прибежал как раз вовремя, чтобы предотвратить побег, но слишком поздно, чтобы спасти Старшего Палача.

— Должно быть, она очень сильна, если ей удалось убить барона Ютту. — В голосе снова был страх.

Второй стражник шумно сплюнул на пол.

— Чем скорее мы скормим ее ули-бисту , живущему в озере, тем лучше. А жаль, хорошенькая была девчонка.

— Ну, сейчас она страшна как смертный грех.

— О, я ни за что не прикоснулся бы к ведьме, даже к самой хорошенькой. А вдруг мое главное достоинство высохнет и отвалится, что я тогда буду делать?

Изабо то проваливалась в темноту, то вновь выныривала из нее, в ушах странно гудело. Хриплый хохот солдат был неестественно громок. Она попыталась сжаться в комок, но обнаружила, что прикована за лодыжки и запястья.

— Она шевелится. — Свет приблизился к Изабо — она застонала и помотала головой из стороны в сторону. — Он расплющил ей руку. Взгляни только.

— Смерть всем ведьмам! — благочестиво сказал другой.

— Она совсем девочка. Вряд ли она старше моей сестренки, а той всего пятнадцать, Я думаю, ей очень больно. Какая подлость.

Стражник разжал тиски, и в искалеченные пальцы хлынула кровь. Изабо закричала, снова теряя сознание.

Когда Изабо опять пришла в себя, она лежала на полу, прикрытая одеялом. Пошевелившись, она с радостью обнаружила, что может двигаться, и сжалась в комочек под грубой материей, пытаясь найти защиту от свирепого холода. Долгую минуту она пыталась вспомнить, что произошло, но потом увидела на полу длинное тело, прикрытое красным плащом, и все вспомнила. Она тут же пожалела об этом. Тело отозвалось такой болью, что Изабо тихонько заплакала.

— Тихо, ведьма, — сказал грубый голос Блайна. — Молчи и не двигайся, а то получишь еще. Суд решили ускорить — ты слишком опасна, чтобы позволять тебе прожить лишнюю ночь.

Изабо было так больно, что она с трудом поняла то, что ей сказал гвардеец. Все, чего ей хотелось, — поскорее заснуть. Она со вздохом закрыла глаза. Рядом раздались голоса и топот, потом снова наступила тишина. Должно быть, она задремала, потому что проснулась от запаха нюхательной соли, поднесенной к самому носу.

— Вставай, пора идти в суд.

Изабо открыла глаза и испуганно отпрянула, увидев зловещий капюшон.

— Не вздумай разыгрывать невинное дитя, — сказал Блайн. Она покачала головой, но ее голубые глаза расширились от ужаса. Он дал ей жгучей жидкости, которая огнем опалила горло. Взгляд прояснился, а ноги перестали подгибаться. Замирая от ужаса, она взглянула на свою руку, к горлу подступила тошнота. Левая рука превратилась в кровавое месиво, стала плоской, как тюлений ласт. Пальцы были раздроблены до самого запястья, из кровавой корки торчали осколки костей. Изабо достаточно разбиралась в ранах, чтобы понять, что останется калекой — в лучшем случае. Если не заняться лечением в ближайшее время — она потеряет руку.

— Придется перевязать тебя, — сказал Блайн, — а то ты заляпаешь все полы кровью. Бен, приведи лекаря!

Изабо удалось сесть, прислонившись спиной к дыбе. Она не могла отвести взгляд от искалеченной руки. После долгого ожидания наконец пришел лекарь, маленький суетливый человечек в украшенной кисточкой шапочке. Он с отвращением глядел на орудия пыток.

— Зачем лечить эту ведьму, если ее все равно казнят. Я просто немного приведу ее в порядок.

— Я не ведьма, — отчетливо выговорила Изабо.

Гвардеец в капюшоне и лекарь обменялись взглядами; потом заставили ее выпить какой-то омерзительной жидкости, от которой закружилась голова. Лекарь тщательно промыл ее раны, наложил на пальцы шину и забинтовал их, примотав друг к другу.

— Это остановит кровь, — сказал он, складывая свои принадлежности в сумку. — По крайней мере, она продержится до конца суда. Не понимаю, зачем ее судить, — и так ясно, что она ведьма, если смогла убить Старшего Палача.

— Я не убивала его! — воскликнула Изабо. — Это был несчастный случай. Колесо упало само.

Они снова обменялись взглядами, потом стражник, ухмыляясь, сказал:

— Расскажи об этом судьям!

В тот же миг дверь пыточной камеры распахнулась, пропуская отряд Красных Стражей. Блайн немедленно сделал шаг назад и встал, скрестив руки на широкой груди.

— Она сможет идти? — осведомился один из Стражей, и великан утвердительно кивнул.

Ее рывком подняли на ноги. Через несколько минут Изабо смогла стоять сама.

— Мне нужно вымыться и привести себя в порядок, — сказала она, глядя в глаза Красному Стражу. Подумав секунду он кивнул. Изабо отвели в комнату Старшего Палача, где до сих пор лежал ее мешок. С трудом дождавшись, пока закроется дверь, она бросилась к нему и принялась перетряхивать, вещи. Сердце бешено заколотилось, когда она сжала в уцелевшей руке мешочек с талисманом.

Это открытие вернуло ее к жизни: мешок обыскивал только Старший Палач, а он погиб, унеся с собой все, что знал. Если бы Изабо удалось убедить судей в своей невиновности или сбежать еще раз!

Почувствовав надежду, она порылась в мешке и нашла маленькую бутылочку с митаном. Зажав пузырек коленями, она умудрилась вытащить пробку и сделала несколько глотков, чувствуя, как по телу растекается тепло. Она медленно умылась, пытаясь смыть память о пальцах барона и ночи, проведенной в камере. Она не могла вымыть голову — это заняло бы не один час, но вычесала из волос солому и скрутила их в узел на затылке. Вместе со способностью соображать к ней вернулись воспоминания, а с ними пришли слезы, медленные, горячие слезы стыда и боли.

Приведя себя в порядок, она вытащила небольшую баночку и принялась накладывать на раны вонючую мазь, затем вытащила из мешка серое платье и спрятала волосы под скромным белым чепцом. Мешочек с талисманом она спрятала под платьем.

Приводя себя в порядок, она перебирала в уме свою историю, пока не почувствовала уверенность, что сможет убедительно солгать. Необходимость лгать не отягощала ее совесть, так как она знала, что правда будет стоить ей жизни, а умирать ей совсем не хотелось.

Ее вывели во внутренний двор и посадили в телегу, запряженную старой ломовой лошадью. Стражник не стал связывать ей, но привязал ее к телеге веревкой, обмотанной вокруг ее шеи. Телега выкатилась со двора на городские улицы, и Изабо прижала к груди раненую руку, пытаясь уменьшить тряску.

Улицы Карилы были полны народу, многие свистели и бросали в нее гнилыми фруктами, другие смотрели на нее с жалостью. Будучи не в состоянии отразить импровизированные снаряды, чтобы не выдать себя, Изабо терпела молча, высоко подняв голову.

— Ведьма! — визжала толпа. — Злая колдунья!

Изабо изо всех сил пыталась казаться деревенской девушкой, не понимающей, что с ней происходит, но внутри у нее все кипело от гнева, ей хотелось забросать толпу огненными шарами, как в тот день, когда она сражалась с Красными Стражами.

Старая лошадь с усилием тащила телегу по крутым мощеным улицам, поднимающимся к замку, который стоял на высокой скале. Изабо несколько раз падала на дно, когда телега наезжала на камни, но каждый раз умудрялась выпрямиться, до крови закусывая губы. Какой-то мальчишка, запустив в нее помидором, попал прямо в лицо. Толпа одобрительно засвистела, но Изабо не обратила внимания, вызывающе глядя на людей. Юноша в синей куртке проводил ее взглядом, точно знакомую, Изабо повернулась, уверенная, что где-то уже видела его. Эта мысль лишь усилила тревогу.

Наконец они оказались во дворе замка, и стражники потащили ее в огромный зал, где вершился суд. Вдоль стен толпились любопытные зеваки, а на высоком помосте, в роскошном резном кресле восседал мальчик лет семи, очень смуглый, и черноглазый. Изабо присела перед ним и поклонилась судьям — двум мужчинам и женщине в красном. Увидев среди судей Искательницу Глинельду, она почувствовала, что кровь стынет в жилах, и с радостью подумала о том, что Искательница ни разу не видела ее лица. Это было ее единственной надеждой.

Герольд приветствовал дам и господ, затем зачитал обвинения, составленные в самом витиеватом стиле. Изабо, усталая и измученная, почти ничего не поняла и, когда ее спросили, что она может сказать в свое оправдание, пролепетала:

— Прошу прощения, но я не понимаю, что вы такое говорите.

Толпа зашумела, кое-где раздался смех. Изабо вспыхнула. Лорд Сириница наклонился вперед и звонко сказал:

— Тебя обвиняют в колдовстве. Изабо отшатнулась.

— Меня? В колдовстве? — Она позволила слезам навернуться на глаза. — Но я всего лишь простая деревенская девушка, милорд. Я Мери Колин, из Билларса, и вся наша семья славится благочестием. Мой отец как-то вытащил нашего лорда из воды, и нам разрешили приходить в замок, чтобы торговать

Как она и надеялась, безыскусность ее рассказа произвела впечатление на толпу. В который раз уже Изабо с благодарностью вспомнила Мегэн, приучавшую ее быть осторожной. Семья Колинов действительно жила в Билларсе, небольшой горной деревушке, и один из них действительно вытащил лорда из реки, получив те привилегии, о которых только что поведала Изабо. В семье Колинов даже была знахарка, которая вечно бродила в поисках трав, прихватив с собою одного-двух внуков. В этой семье несколько девушек по имени Мери, поэтому Мегэн выбрала его для своей подопечной. Изабо рассказывала эту историю с тех пор, как научилась говорить.

Один из судей наклонился вперед, вперив в нее строгий взгляд.

— Тебя обвиняют в краже лошади, девушка, и в освобождении государственного преступника. Кроме того, ты сопротивлялась при аресте и несколько раз пыталась бежать, используя свое колдовство. Как будто этого мало, ты убила барона Ютту, Старшего Палача Оула. Что ты скажешь теперь?

— Я не крала никакой лошади, — всхлипнула Изабо. — Это неправда! Пожалуйста, поверьте мне, милорд. Меня били, мучили и посадили в тюрьму, хотя я ничего не сделала!

— Ты приехала в Карилу на чистокровном жеребце. Ты хочешь, чтобы мы поверили, что у деревенской девушки может быть такой конь?

— О нет, ваша светлость. Это не моя лошадь. — Эти слова вызвали шум в зале, но Изабо храбро продолжала: — Она принадлежала моему отцу, пока ее не украли много лет назад.

— Ты обвиняешь меня в воровстве? — спросила леди Глинельда ледяным тоном, от которого Изабо начала запинаться по-настоящему.

— Нет, нет, миледи, я никогда не осмелилась бы обвинить вас в воровстве. Но, может быть, вы купили коня у того, кто его украл, вот что я имею в виду.

— А ты знаешь, что этот жеребец, Гарлен, раньше принадлежал Банри? — презрительно спросила Главная Искательница, но Изабо горячо кивнула.

— О да, он великолепный жеребец, миледи, Энгарарских кровей. — Тут Изабо пустилась в рассуждения о породах лошадей, мысленно благодаря болтливых стражников. И снова она почувствовала, что произвела впечатление на толпу, хотя судьи были настроены скептически. Они начали задавать ей все новые и новые вопросы, но Изабо очень неплохо разбиралась в лошадях. Раньше в Эйлианане не водилось лошадей, и все лошадиное население острова происходило от коней, переживших Великий Переход, но лишь немногие были потомками шести огромных жеребцов Кьюинна Львиное Сердце. Именно из этого племени происходил Лазарь, выросший на бескрайних равнинах Тирейча.

— Откуда деревенская девочка столько знает о лошадях? — спросила искательница. — Ясно, что живет конокрадством.

— Я не воровка! — сердито закричала Изабо. — Прошу прощения, миледи, Колинов все уважают, и никто никогда не говорил про нас таких вещей. Мой отец служит в господской конюшне объездчиком. — Последняя фраза была ложью, поскольку настоящие Колины были егерями, но Изабо решила, что эта выдумка поможет ей спастись. — Лазаря отдали моему отцу крошечным жеребенком, за то что он спас лорда.

— Как ты назвала жеребца? — нахмурившись, переспросила искательница.

— Лазарь. Его так зовут.

Она рассказала судьям, что шла в Карилу по поручению своего отца и бабушки, когда наткнулась на Лазаря, пасущегося на пустоши. Узнав жеребца, она подозвала его и проехала верхом последние несколько миль. Хотя этот жеребец когда-то принадлежал ее отцу, теперь у него на боку было новое клеймо, и она, Мери, не знала, что говорит закон о лошадях, украденных когда-то раньше.

Судьи продолжали задавать вопросы, но Изабо ни разу не сбилась.

Вдруг Искательница, схватив со стола массивную чернильницу, запустила ею в Изабо. Первым побуждением девушки было отразить его при помощи магии, но она вовремя опомнилась. Чернильница ударила ее между глаз, и она рухнула на пол, обливаясь кровью. В зале поднялся ропот, лорд Сириница сердито запротестовал. Да и сама Искательница выглядела обескураженной.

— Прошу прощения, милорд, — сказала она. — Это обычный прием, позволяющий уличить ведьму.

— Я не ведьма, — прорыдала Изабо, размазывая кровь ладонью. — Я же сказала, я не ведьма. Зачем вы меня мучаете?

Лорд Сириница велел лекарю позаботиться о подсудимой, вскоре Изабо перевязали голову, и ропот утих. Изабо попыталась выжать из своего ранения как можно больше. Она, всхлипывая, рассказала суду, как ее пытали, и подняла забинтованную руку в окровавленной повязке.

Искательница ведьм напомнила суду, что Изабо пыталась бежать, применив при этом колдовство.

— Я открыла замок шпилькой! — воскликнула Изабо. Главная Искательница метнула на нее взгляд, исполненный такой ненависти, что у Изабо от страха перехватило горло.

Судьи заспорили. Леди Глинельде пришлось признать, что она не видела вора, похитившего ее скакуна, так как это произошло ночью. В высокопарных выражениях она описала, как нащупала след заклинания, а также следы и кострище в том месте, где останавливался похититель. Она сказала, что вор помог бежать врагу, государственному преступнику — гнусному ули-бисту , которого приказала поймать сама Банри. Она везла ули-биста в Карилу, но конокрад помог ему бежать и отвязал всех лошадей. Она выследила их только потому, что сняла с постов Красных Стражей, охранявших Перевал.

Лорд Сириница спросил Искательницу, чувствует ли она признаки колдовства, и та кивнула головой. У Изабо упало сердце. С тех пор как она применяла Единую Силу прошло много часов и она тщательно вымылась, но, очевидно, этого было недостаточно.

— О да, я чувствую его зловоние, — сказала искательница. — У меня шевелятся волосы на голове.

— Возможно, это змей, — просто сказал молодой лорд. — Мне говорили, что он волшебное существо, а замок всегда окутан туманами, которые приходят с озера. Может, они приносят запах колдовства.

Искательница ведьм нахмурилась, как будто ее возмущала мысль о том, что волшебное существо имеет право на жизнь. Изабо удивилась, что его до сих пор не поймали, но потом подумала, что, возможно, он заменяет городку палача и служит естественной защитой.

— Верно, это место пропитано запахом магии, милорд, — заметила искательница, — но я осмотрела камеру, в которой была заперта ведьма, и обнаружила там явные следы колдовства — они отличаются от запаха змея. Они остались на замке.

Изабо похолодела. Она не понимала, почему Искатели ведьм так хорошо чувствую магию. Может быть, это Талант? Или их этому учат? Но ведь если это врожденное качество, то они тоже ведьмы?

Заседание тянулось как зубная боль. Теперь судьи обсуждали историю, рассказанную Изабо. Леди Глинельда утверждала, что девушка лжет, другие судьи готовы были ей поверить. Особенно яростно спорил с Искательницей пожилой мужчина в зеленом бархатном камзоле.

— Разве нам не надоело скармливать людей озерному змею или посылать их на костер? — устало спросил он. — По-моему, она простая деревенская девочка, к тому же она слишком молодая, чтобы научиться всему, в чем обвинил ее Старший Палач. Закон требует, что никто не был подвергнут пытке прежде, чем будет доказана его вина. Но ее растягивали на дыбе и раздробили пальцы — жестокие пытки за недоказанное преступление. А ведь у нас нет свидетелей. Вы говорите, она применяла колдовство, но она слишком юна, чтобы освоить колдовские Умения?

У Изабо впервые забрезжила надежда, но продолжала стоять, скромно опустив глаза.

— Вы слишком страстно защищаете ведьму, Лорд Бейли. — Голос Главной Искательницы был сладок как мед.

— Вы должны простить меня, леди Глинельда. Я старый человек, мне кажется, во времена моей молодости мир был лучше. Я хочу, чтобы мы были осторожны и проявили мудрость — стоит ли кричать «ведьма!», когда сталкиваемся с цепочкой случайностей.

— Случайностей?! Вы считаете это цепочкой случайностей? Моего коня украли, а эта девчонка случайно наткнулась на него? И случайно сбегала от нас раз за разом, хотя у меня лучшие филеры во всем Рионнагане? Ее случайно спрятала деревенская ведьма, а потом она случайно убила барона Ютту?

Маленький лорд поднял руку, приказывая всем молчать.

— Пожалуйста, прекратите пререкаться, — сказал он, и судьи мгновенно замолкли, хотя, им, похоже, было неприятно подчиняться семилетнему мальчику, казавшемуся совсем крошечным в своем огромном кресле. — Думаю, я нашел решение, — сказал он. — Обвиняемая говорит, что нашла жеребца пасущимся на пустоши, он узнал ее и подошел к ней. Если это так, значит, жеребец знает обвиняемую, и, следовательно, она говорит правду. Почему бы нам не привести сюда коня?

У Изабо вырвался вздох облегчения, хотя один из судей с ухмылкой сказал:

— Милорд, вызывать лошадь в качестве свидетеля просто смешно.

В набитом зале послышались смешки, гул голосов стал громче. Однако, молодой лорд добился своего, и в зал ввели Лазаря, ржущего и испуганно перебирающего копытами. Увидев Изабо, он повернул к ней голову и заржал, но она не посмела ответить. Лорд Сириница велел Главной Искательнице спуститься с помоста и встать рядом с Изабо. Та подчинилась, бледнея от ярости. В толпе захихикали. Леди Глинельда метнула в наглецов грозный взгляд, и смех мгновенно стих. Лазаря отвели в центр зала, Жеребец взвился на дыбы, так что конюху пришлось повиснуть на уздечке. Когда он выпустил уздечку, Изабо протянула руку и сказала:

— Лазарь.

Искательница нетерпеливо позвала:

— Гарлен!

Гнедой вскинул точеную голову и бросился к Изабо, настойчиво требуя ласки.

— Вообще-то, я никогда в жизни не звала этого проклятого жеребца, — раздраженно бросила леди Глинельда. — Для этого существуют конюхи!

— Вы видите, жеребец ее признал, — сказал лорд Сириница. Изабо попыталась скрыть облегчение. По залу пронесся вздох. Изабо была почти уверена, что ее освободят. Лорд был высшей властью в своих владениях, его слово было законом, отменить который мог лишь только Ри.

— Есть ли еще какие-либо доказательства конокрадства, колдовства, сопротивления аресту и убийства? — спросил герольд.

— Да! — закричала Главная Искательница. — И я думаю, у меня есть доказательства. Она держала в руке небольшой предмет, и все в зале вытянули шеи, пытаясь его разглядеть. Видя озадаченный взгляд лорда, леди Глинельда поднялась и подошла к мальчику, примостившемуся на краешке огромного кресла. У маленького властителя вытянулось лицо, а у Изабо уже в который раз за время суда упало сердце. Главная Искательница улыбалась.

— Я нашла это на ветке рядом с местом, где лежал пойманный нами ули-бист — сказала она звенящим от радости голосом. — Это доказывает, что обвиняемая пряталась в кустах, когда мы разбивали лагерь! Мы знаем, что для освобождения ули-биста применялось колдовство, следовательно, это доказывает, что обвиняемая является ведьмой!

Изабо вытянула шею, чтобы разглядеть, что показывает судьям Главная Искательница. По залу пробежал шепот:

— Что это? Что это? — никто не мог разглядеть, что это за вещь.

— Это также доказывает, что ведьма околдовала и украла моего жеребца Гарлена и солдатских пони. Позднее она добавила к списку своих преступлений убийство Старшего палача великого Оула, совершенное посредством магии!

Подойдя к Изабо, она показала то, что было у нее в руках — длинную рыжую прядь. Потом она сорвала с головы девушки льняной чепец, так дернув ее за волосы, что Изабо вскрикнула от боли. Злорадно улыбаясь, Искательница приложила прядь к пламенеющим косам Изабо.

— Вина обвиняемой в этих преступлениях доказана!

Изабо попыталась вырваться из рук леди Глинельды, но та вцепилась в волосы мертвой хваткой. Девушка подумала, что она выдерет их с корнем.

— Взгляните, какие у нее косы! Я готова поспорить на свое годовое жалованье, — их никогда не касались ножницы. Эта девушка — ведьма! В этом нет сомнения! Это она освободила ули-биста , которого мы поймали в горах, а также убила Старшего Палача. Я требую смерти! Отдайте ее озерному змею!

— Змею! Змею! — заревела толпа. Изабо, ударив Искательницу в живот, вывернулась из ее ослабевших рук и одним прыжком взлетела на спину Лазаря. Прежде чем кто-либо успел опомниться, жеребец стрелой понесся к выходу. Толпа завопила и заметалась, пытаясь убраться с его пути. Какой-то мужчина выскочил прямо перед несущимся конем и был сбит с ног. Красные Стражи, вопя и размахивая копьями, погнались за ними, а Искательница пронзительно завизжала:

— Остановите ее! Она снова украла моего коня!

Маленький лорд хохотал, пока из глаз не потекли слезы.

Опьяненная свободой, Изабо вылетела в массивные двери и пронеслась по ступенькам. Стражник возился у высоких ворот, отделявших замок от города, но Изабо толкнула Лазаря пятками, и жеребец взлетел над головой стражника, с криком упавшего наземь. Конь мчался по городским улицам, громко цокая копытами по брусчатке. Собаки и куры бросались врассыпную, телега с овощами, которую они задели, перегородила улицу, задержав Красных Стражей, бегущих за ними. Перед ними выросла невысокая стена, но Лазарь перепрыгнул ее, демонстрируя отличную выучку. Проскакав по узкому переулку, они углубились лабиринт извилистых улочек. Шум погони начал стихать. Изабо рискнула оглянуться назад, но увидела лишь пустую улицу.

— Мы оторвались! — засмеялась она. Лазарь заржал, в ответ заржала другая лошадь. Повернув за угол, они очутились на площади, заполненной солдатами. Изабо дернула жеребца за гриву, и тот, развернувшись, помчался обратно по узким улицам, но преследователи не сдавались — на этот раз они были верхом. Лазарь уже начал уставать, а однажды споткнулся, едва не сбросив наездницу.

Они вылетели на другую площадь, которая тоже была заполнена людьми, и Изабо пришлось резко осадить Лазаря, чтобы никого не задавить. На другой стороне площади человек, правящий ярким расписным фургоном, поднял руку и окликнул ее по имени, но за ней гнались два Красных Стража. Изабо бросила коня вперед, пытаясь пробиться сквозь толпу. Вдруг протянувшаяся откуда-то рука схватила повод. Изабо заставила кожу вспыхнуть. Солдат с воплем отдернул руку. В нее полетело копье, и Изабо спасла лишь хорошая выучка — она подняла руку, и копье пролетело мимо.

Теперь она оказалась в ловушке — за спиной была стена, и лишь копыта Лазаря заставляли стражников с их длинными копьями держаться на расстоянии. Изабо очень устала и с трудом держалась в седле, из раны на лбу сочилась кровь, а искалеченная рука наливалась невыносимой болью. Она сделала последнюю попытку прорваться, стремительно бросив Лазаря вперед, но Красный Страж пришпорил своего коня, и гнедой жеребец врезался в него. Изабо вылетела из седла. Последним, что она запомнила, была булыжная мостовая, метнувшаяся в лицо.

Изабо пришла в себя от грубого тычка. За окном смеркалось. Она лежала на деревянном причале. Платье и волосы были мокрыми. Вокруг клубился туман, озерная вода тихо плескалась о сваи.

— Я хочу, чтобы ты поняла, что происходит, — прошипела в лицо Изабо Главная Искательница. — Ты превратила меня в посмешище! — Она так сильно ударила Изабо, что голова девушки, мотнувшись, стукнулась о доски причала.

Их окружала толпа, впереди стоял маленький лорд, казавшийся испуганным, за ним возвышался Блайн, лицо которого все так же скрывал зловещий капюшон. Боль в изувеченной руке была настолько сильной, что Изабо почти не замечала происходящего. Ее не то подтолкнули, не то поднесли к краю причала, под которым колыхалась черная вода.

Начались длинные речи, но слова не доходили до сознания Изабо — она стояла в тупом оцепенении, глядя в сгущающуюся темноту. Внезапно раздался крик, и толпа отшатнулась от края пристани.

— Он идет! — воскликнул лорд с возбуждением, перемешанным с ужасом.

Подняв глаза, Изабо увидела длинную изогнутую шею, увенчанную крошечной головкой, — она быстро приближалась, разрезая бледные завитки тумана. Голова покачивалась на шее, будто змей принюхивался. Зрители, закричав, начали разбегаться — все, кроме связанной Изабо, угрюмой Искательницы ведьм, стражников и прикрытого капюшоном палача. Озерный змей уже был у самого причала.

Изабо не могла отвести от него глаз, точно завороженная. Ее сильно толкнули в спину, и девушка рухнула в темную воду, тут же сомкнувшуюся у нее над головой.

БАНРИ МАЙЯ

Банри сидела за длинным, богато украшенным столом, кроша хлеб и время от времени кивая в знак согласия с тем, что говорил сидящий рядом с ней лорд. Прионнса Эслинна и Блессема, Аласдер Мак-Танах был раздражен упадком торговли, но его слова, похоже, не производили никакого впечатления на Ри, угрюмо уставившегося на свой бокал. Майя коснулась локтя короля, но тот, казалось, ничего не замечал, — Майе пришлось отвечать лорду самой, а она этого терпеть не могла.

Она знала, что главу клана Мак-Танахов беспокоит урожай, который останется непроданным, Обычно Блессем продавал зерно и овощи на соседних островах или отправлял их дальше, вдоль побережья Эйлианана. Эйлианан обладал торговой привилегией на пшеницу, овес и ячмень, поскольку, если верить преданиям, семена этих злаков были принесены Первым Шабашем.

Произнося успокаивающие слова, которые хотел услышать лорд, Майя задумчиво смотрела на Прионнсу Каррига, Липли Мак-Синна, который, наклонившись, шептал что-то своему соседу. Она, разумеется, не слышала, что он говорит, но могла бы держать пари, что он сетует по поводу гибели морских ведьм. Йедды из Каррига многие века защищали островитян от Фэйргов, поскольку умели зачаровывать морской народ своим пением. Но разрушение Башни Сирен в Карриге означало, что Йедд, которые могли бы защищать торговые корабли, больше нет. Именно поэтому торговцы не отваживались выходить в море — у выхода из гавани их поджидали Фэйрги.

— Ты можешь предложить что-нибудь полезное, Мак-Синн? — спросила она, с удовольствием отметив, что лорд побледнел.

— Нет-нет, Ваше Высочество, — быстро ответил он. — Но я до сих пор не услышал, что вы думаете о вторжении Фэйргов в мои земли. Прошло четыре года с тех пор, как я был вынужден бежать, но никто ничего не предпринял!

— Успокойся, Ри помнит об этом, — сказала она, страстно желая, чтобы муж перестал ухмыляться и что-нибудь сказал. — Его высочество, как ты знаешь, послал в Карриг разведчиков. Пока мы не получили от них никаких известий, но зима была долгой и снежной, а горы в это время непроходимы. Теперь, когда настала Пора Цветов, мы, вероятно, узнаем новости. — Она занялась едой, которая уже успела остыть, однако глава клана Мак-Синнов не удовлетворился обещаниями.

— Прошло четыре года, Ваше Высочество! Четыре года с тех пор, как мой клан был вынужден покинуть свою землю! Я хочу знать, когда Ри соберет флот и сбросит их в море!

Майю опалила волна гнева. Метнув в назойливого лорда яростный взгляд, она прошипела:

— Мы не можем послать флот потому же, почему торговые суда торчат в гавани! Моря кишат Фэйргами, они потопят наши корабли, как только те поднимут якоря!

— Если бы Йедд были живы, ничего подобного не произошло бы! — выпалил младший сын лорда Мак-Синна и немедленно густо покраснел, услышав дружное аханье сидящих за огромным столом. Прионнса Каррига побелел как полотно, ибо рискованно повторять за королевским столом то, о чем болтаешь с родными и друзьями. Однако Ри, казалось, ничего не замечал. Первой мыслью Майи было — сгноить весь клан Мак-Синнов в темнице, однако она заставила себя сдержаться. Если Джаспер никак не реагирует на это изменническое высказывание, то она не может арестовать одного из главных лордов архипелага и его семью. Испепелив юношу взглядом, она вернулась к прерванной трапезе.

Ри горбился в своем кресле, тупо уставившись на нетронутую еду и вздыхая над чем-то, понятном только ему. Майя пнула его под столом, всей кожей ощущая любопытные взгляды придворных, жрущих, пьющих и сплетничающих вокруг них. Он, казалось, ничего не заметил. Майя вздохнула. С каждым днем он обращал на окружающее все меньше внимания, а ведь когда-то он зависел от каждого ее слова. Казалось, он удаляется в сумрачный мир, где имеют значение только его детские воспоминания и далекая песнь Лодестара. Государственные дела, грызня между лордами, возвращение Фэйргов — все это, казалось, его совершенно не волнует. Ри был рад переложить все это на плечи своей жены, но Майя не хотела лишний раз проявлять свою власть. Она предпочитала действовать хитростью, уронив якобы случайное слово там и намек здесь. Теперь, когда множество нитей, которые она сплетала последние шестнадцать лет, начинали свиваться в одну, Майе не хотелось заниматься такой ерундой, как жалобы торговцев, претензии городских цехов, маленькие дети, которые пропадают по ночам из своих кроватей и больше не находятся. Особенно Майю раздражали лорды, которые таскают повсюду своих многочисленных отпрысков, не желая расставаться с ними даже здесь, за этим высоким столом. Стычка, вызванная молодым Мак-Синном, не произошла бы, если бы эти дураки не верили историям о духах, которые приходят по ночам и похищают детей. Им следовало бы есть за другим столом, вместе с пажами и оруженосцами!

Майе нездоровилось. Жара донимала ее, как никогда прежде, от запаха жареной свинины мутило, а гул голосов вызывал головную боль. Ее постоянно изводила тревога, и порой она завидовала крестьянкам, которым не о чем волноваться, кроме урожая да настроения мужей. Вздохнув, она бросила недоеденный кусок хлеба, содержимое тарелки оказалось на коленях у Майи, забрызгав жирным соусом короля и лорда, сидевшего слева. Вовремя спохватившись, Майя проглотила ругательство, затем, пошутив над своей неловкостью, с улыбкой покинула зал.

Какая-то ведьма пытается навести на меня порчу , подумала она, понимая, что действительно расклеилась, если позволила такой мелочи испортить ей настроение. Обычно Майя без малейших усилий отражала недобрые пожелания, но теперь в ее чреве рос ребенок, она плохо себя чувствовала и была так озабочена, что не успевала уследить за подобной ерундой. С тех пор как Майя забеременела, она постоянно роняла вещи, колола иголкой пальцы, проливала соусы и путалась в собственных юбках. Должно быть, каждая ведьма в этой стране проклинает ее!

Внезапно глаза Майи сузились — она подумала, что нечаянно нащупала истину. Что, если ведьмы могут читать небесные знамения так же хорошо, как Сани, ее служанка. Может быть, они знают, что ее планы близки к осуществлению, что скоро эта страна снова будет принадлежать ее народу, а все эти людишки станут рабами.

Когда она вошла в свои покои, служанка ждала ее, прищелкивая пальцами от нетерпения.

— Благодарение Йору, вот и ты! Что с твоим платьем — опять порча? Когда ты наконец избавишь нас от ведьм?

— Я пытаюсь, пытаюсь, — буркнула Майя, стягивая испачканную юбку и швыряя ее на пол. Потом ее глаза сверкнули. — Сани, прекрати клясться именем морского бога! А что, если тебя кто-нибудь услышит!

Бросив на нее ехидный взгляд, Сани открыла рот, чтобы сказать колкость, но промолчала, так как возразить действительно было нечего. Она не раз выговаривала Майе за то же самое.

Почувствовав себя лучше, Майя разделась и соскользнула в бассейн, находившийся в центре комнаты.

— Осторожно! — прикрикнула Сани, но Майе было не до осторожности. Уже несколько дней она не могла съездить к морю и чувствовала себя совершенно больной. Почувствовав, как пересохшей кожи касается соленая вода, она медленно расслабилась.

Сани сердито прищелкнула языком и заперла дверь.

— У меня на душе неспокойно, — сказала она. — Прямо мурашки по спине бегают! Боюсь, что-то не так.

Майя с наслаждением перевернулась, через края купальни начала переливаться вода.

— Значит, моя Банри разрешает мне воспользоваться зеркалом? — саркастически осведомилась Сани, и Майя кивнула в знак согласия, слишком счастливая, чтобы обижаться. Маленькая высохшая женщина отперла сундук, стоящий рядом с кроватью Майи. Она извлекла оттуда овальное зеркальце с ручкой, напоминающей рыбий хвост, и, сотворив тайный знак, положила его на стол. Майя нежилась в бассейне, мечтая о море. Вдруг старуха, побледнев, вскрикнула:

— Майя, Майя! Драконы! Что скажет твой отец!

— Что случилось? — спросила та, появляясь на поверхности.

— Драконы отомстили. Они уничтожили тот легион, который мы послали против них!

Почувствовав страх, Майя дрожа погрузилась в воду.

— Драконы. Они их сожгли?

— Боюсь, что да.

Внезапно Майя разозлилась.

— Я думала, они не тронут солдат одного из их драгоценных Мак-Кьюиннов! Мы были уверены, что они не нападут! А как же священный пакт? Как, как это могло случиться? — Она металась из стороны в сторону, выплескивая воду из купальни на пол комнаты.

— Я не знаю, — сказала Сани. — Я пыталась сосредоточиться на Искателе Тоте, но видела только стелющийся дым, поэтому я взглянула сверху и увидела пастбище, усеянное мертвыми телами. Я поднималась, пока не увидела поля битвы, — там был дракон, его ноздри еще дымились, а в зубах он сжимал тело одного из ваших солдат.

Майю замутило. Она стремительно выскочила из бассейна, по ее гладкой коже стекала вода. В этот миг раздался стук в дверь.

— Скорее, дочь моя, — велела Сани, пряча зеркало под тканью и направляясь к двери. Майя, вскочив на ноги, накинула халат. Сани открыла дверь.

— Как ты смеешь мешать Банри во время купания? — сердито спросила служанка.

За дверью стояла кухарка Латифа, держа в руках поднос.

— Прошу прощения, госпожа Сани, я просто заметила, что Банри ничего не ела за обедом, и подумала, что она захочет перекусить. Ей сейчас надо хорошо питаться и вообще.

Сани взяла поднос, захлопнув дверь у нее перед носом.

— Как же, ты подумала, что сможешь что-нибудь увидеть в замочную скважину! Интересно, как давно она стояла под дверью и подслушивала?

Поплотнее запахнув халат, Майя сняла с блюда крышку. К ее радости, там оказалась рыба и райсовые семена, тушенные с морскими водорослями, — ее любимое блюдо.

— О, Латифа совершенно безобидна, — беспечно отмахнулась она. — Она так стара, что ничего не слышит. Но на всякий случай приглядывай за ней. — Она присела к столу, стараясь не задеть зеркало. — Попытайся связаться с Главной Искательницей. Выясни, что творится в Сичианских горах.

Подчинившись, Сани принялась раскачиваться перед зеркалом и тихо бормотать. Затем она с угрюмой миной склонилась над зеркалом.

— Приветствую вас, Главная Искательница. Что скажете?

— Все идет по плану, миледи, хотя мы не сумели выполнить ваш приказ и поймать Калеку. Он уже был у нас в руках, — вы правы, это ули-бист , крылатый, как птица.

— Если вы успели рассмотреть его крылья, почему вы не доставили его к королеве?

— Его освободили, миледи, мятежники и ведьмы. Но я послала в погоню своих лучших филеров и уверена, что скоро он будет у меня руках.

— Этого недостаточно, — обозлилась Сани. — Вы должны были следить за ним как следует!

— Мы поймали одну из ведьм, которые освободили его, миледи! — заявила Главная Искательница. Майя, наклонившаяся над своей тарелкой, видела в зеркале лишь туманное подобие Глинельды. — Ее скормили чудовищу, живущему в озере, как велит здешний обычай.

— Как она узнала, что он схвачен? Вы должны были действовать тайно, не поднимая шума!

— Не знаю, миледи. — На лице Глинельды отразился испуг.

— Почему не знаете? Ее что, не подвергали пытке?

— Конечно, подвергали, миледи, но она убила Старшего Палача, и все, что ему удалось узнать, умерло вместе с ним.

Майя и ее старая служанка переглянулись. Барон Ютта был одним из самых могущественных колдунов, служивших Банри, жестоким, как волк, хитрым и осторожным, как лис. О таком слуге можно было только мечтать. Сани поняла, что ему нравится причинять другим боль, и он служил ей лучше, чем кто-либо другой, отыскивая ведьм так же легко, как собака берет олений след.

— Вы должны были доставить ее сюда! — резко сказала Сани. — Она наверняка была могущественной колдуньей, если освободила главаря мятежников, а потом убила Старшего Палача. Вы сваляли дурака! Почему вы не доставили ее сюда? Нам было бы очень интересно поговорить с ней.

Майя увидела, что смутное отражение Главной Искательницы покусывает губу.

— Это была коварная и скользкая ведьма, миледи. Мы гонялись за ней по всему плоскогорью, и она трижды ускользала от нас. Она попалась только потому, что я занялась этим делом лично. Я боялась, что она снова сбежит, если останется в живых. Кроме того, охота на волшебных существ вызвала у крестьян тревогу. Они долго жили бок о бок с этими ублюдочными драконами и змеями и теперь не желают, чтобы их уничтожали. Это была публичная демонстрация власти, миледи.

— Она уверена, что ведьма мертва? — прошептала Майя, и Сани повторила вопрос погромче.

— О да, миледи. Я сама наблюдала за казнью. Ей связали руки и ноги и бросили в озеро, а ули-бист уже ждал ее. — Когда Искательница заговорила об озерном змее, ее губы искривились, точно она надкусила лимон. — Должно быть, он сожрал ее прежде, чем она захлебнулась.

— Эта ведьма была невысокой и очень старой? С черными глазами? — спросила Майя, и Сани снова повторила ее вопрос.

— Нет, миледи, она была молодой и рыжей. Поэтому я и смогла ее выследить — после бегства ули-биста я нашла ее волос рядом с нашим лагерем. Я преследовала ее, используя этот волос, а потом доказала, что это именно та, кого мы искали. В горах рыжие волосы встречаются чаще, чем на побережье, миледи, но все же они достаточно редки.

— Так вы нашли какие-нибудь следы Мегэн, которая умеет говорить с животными? — повинуясь Майе, спросила Сани. — Королева хочет, чтобы нашли эту изменницу, кузину Ри. Если она жива — Ри приведет ее к Правде, а если она мертва — мы устроим ей пышные похороны.

Глинельда поколебалась пару секунд, потом тихо проговорила:

— Миледи, несколько недель назад Искатель Тот прислал мне весть. Он сказал, что наткнулся на сборище ведьм, исполняющих свои гнусные обряды, и напал на них с помощью Серого. Погибла по меньшей мере одна ведьма, а может быть, две, хотя второго тела так и не нашли. Остальные бежали, воспользовавшись своими магическими способностями, но он клялся, что они будут найдены. Потом он сказал, что одна из ведьм заставила землю под их ногами расступиться, и все звери лесов и полей, повинуясь ее воле, нападали на солдат.

— Мегэн! — выдохнула Майя. — Это не может быть никто другой!

— Почему же, Главная Искательница, вы не известили нас об этом? Вы же знаете, как Ри ждет новостей о своей кузине?

— Приношу глубочайшие извинения, миледи, просто я надеялась сообщить вам более приятные новости. До меня доходят слухи, что старую ведьму замечали то тут, то там, но это всего лишь слухи. Я хотела убедиться в их истинности, прежде чем докладывать.

— А почему за несколько недель ни одна из ваших ведьм не поймана? Сколько их было?

— Я подозреваю, что ведьма, которую мы поймали вчера, была одной из них, — мы проследили ее путь через нижнюю гряду Сичианских гор и через Перевал в Рионнаган, несомненно, некоторые должны были воспользоваться этой дорогой, пытаясь скрыться. Искатель Тот, похоже, взял след Мегэн, — она направилась к Лестнице Драконов, — вероятно, что-то задумывала.

— Значит, Мегэн, ты снова перешла мне дорогу! — прошипела Майя.

— А что ты скажешь о драконах, дорогая? — сладким голосом пропела Сани.

— Мои гонцы еще не вернулись, но я ожидаю вестей в самом скором времени и уверена, что проклятые твари уничтожены, — уверенно заявила Главная Искательница.

Сани наклонилась вперед: теперь ее губы находились всего в нескольких дюймах от зеркала.

— Вы ошибаетесь, леди Глинельда. И вы ответите за свои ошибки! Вы сказали, что драконы не посмеют напасть на наши войска, что они уважают договор Эйдана Белого и мы уничтожим их без особых хлопот. Вы ошиблись, а Банри не любит ошибок!

Сквозь магический туман они увидели, что лицо Главной Искательницы стало мертвенно-бледным, а глаза расширились от страха.

— Что как? Что случилось?

— Драконы напали на наш легион и уничтожили его. Сейчас, пока мы разговариваем, они облизываются, а наши солдаты лежат в лужах крови. Теперь драконы знают вкус человечины. Вы уверены, что они не войдут во вкус?

— Как это могло случиться? Болван Тот! Должно быть, он был слишком самонадеян.

— А кто приучил нас к самонадеянности? — вкрадчиво спросила Сани. — Кто уверил нас в том, что драконы не станут мстить, в том, что их понятия о чести не позволят нарушить Пакт Эйдана, а потом будет слишком поздно?

Однако Главная Искательница сумела скрыть страх. Все еще бледная, она уверенно сказала:

— Вы просили меня рассказать все, что я знаю о драконах, миледи, и я это и сделала. Но я не повелительница драконов. Я не могу знать, о чем думают эти твари. Все книги о драконах были сожжены вместе с Башнями и ведьмами. Вы спросили меня, и я рассказала вам все, что знала, — что драконы долго собираются действовать, но ужасны, когда наконец соберутся; что они уважают великого предка Ри и, в отличие от людей, чтут дух, а не букву договора; что среди них мало самок, и размножаются они очень медленно. Чем вы недовольны?

— Вы должны были лично возглавить легион, направленный против драконов!

— Но вы же приказали мне найти крылатого ули-биста и доставить его к вам, — парировала Главная Искательница. — Я всего лишь выполняла приказ.

Сани начала надоедать леди Глинельда, и она позволила этому чувству отразиться на лице.

— Берегитесь, Глинельда, я ведь могу рассердиться, — прошептала она. — Вы — Главная Искательница. Я возвысила вас над другими, потому что верила, что у вас есть способности. Лучше не разочаровывайте меня.

— Да, миледи. — Главная Искательница облизала губы.

Сани помахала руками над поверхностью зеркала, и та снова стала ясной и блестящей. Потом они долго сидели молча. Наконец Майя сказала:

— Эта Мегэн — хуже, чем больной зуб. Мы должны поймать ее.

— Ты думаешь, нападение драконов — ее работа?

— О, тут повсюду ее следы!

— Мы охотимся за ней шестнадцать лет, Майя, но она уходит сквозь пальцы, как вода.

— Она ушла в подполье. Вот почему мы так долго не слышали о ней. Клянусь Йором, я-то надеялась, что она сдохла!

Сани ничего не сказала, лишь уставившись в зеркало.

— Ты хочешь, чтобы я увидела то, что пытаюсь высмотреть?

Майя кивнула.

— Попробуй поискать Мегэн. Может быть, она хоть на миг ослабила защиту.

— А потом мы должны связаться с твоим отцом, — неумолимо напомнила Сани.

Майя почувствовала, как по щекам разлилась бледность, но решила не доставлять Сани удовольствия видеть ее просящей.

— Сначала свяжись с другими Искателями и прикажи им выслеживать Калеку и Колдунью Мегэн. Нет! Я придумала кое-что получше! Позови Мак-Рураха, пусть еще раз поработает на нас, — велела она. — А потом я поговорю с отцом.

ЛИЛАНТЕ ДИТЯ ЛЕСА

Лиланте стояла на краю высокого обрыва, глядя вниз, на равнину, уходящую вдаль в трехстах футах под ее ногами. Огромная пропасть, судя по урокам географии, которые успела деть ей Изабо, была Великим Водоразделом, узким, крутым каменным гребнем, представляющим собой естественную границу между запретной землей Тирсолер и западными частями Эйлианана. Она грустно подумала о том, чем сейчас занимается голубоглазая ведьма. Она вспомнила обещание Изабо — отыскать ее на обратном пути. Но, как сказала Изабо, кто знает, какой узор задумала Ткачиха? Возможно, их нити встретятся снова скорее, чем они ожидали.

Лиланте уже давно не верила в Прях. Но она сохраняла веру в Эйя — ведь она каждую ночь превращалась в дерево, согретое и вскормленное Эйя. Отречься от Прях было легко — слишком много несчастий было в ее короткой жизни. И все-таки она надеялась, что Изабо права и их пути еще пересекутся. И все же прежнее настроение, настроение беспечного и бесцельного странствия, не желало возвращаться. Ей было тревожно и одиноко, она восхищалась целеустремленностью Изабо. Она прошла по краю откоса, лениво раздумывая, на что похож Тирсолер, но дальние холмы и поля очень напоминали Рионнаган, разве что были чуть ниже. Нигде не было видно следов дев-воительниц, хотя на горизонте возвышались тонкие шпили, венчавшие собой их церкви. Хотя Аленнские водопады оказались именно такими, как говорили знающие люди — широкие полотнища белой воды обрушивались с высоты трехсот футов вниз, в кипящее озеро, — они быстро приелись Лиланте, и она снова начала думать, чем заняться.

Сичианские горы широкой дугой огибали холмы Рионнагана, и над ними клыком хищника возвышался Драконий Коготь. На востоке горы превращались в Великий Водораздел, на крутые утесы которого поднимались очень немногие. Если она пойдет вдоль утесов и через некоторое время повернет на юг, то сможет попасть в леса Эслинна, где, по мнению Изабо, будет в безопасности. Таким образом она покинет Сичианские горы, кишащие солдатами, минуя Перевал. К тому же этот путь ведет к востоку, куда ушла Изабо, рассудила Лиланте.

Бросив задумчивый взгляд на головокружительный обрыв, она прислушалась к гулу Аленнских водопадов и снова пустилась в путь вдоль скалистого края плато, Босые ноги легко переступали с камня на камень.

Несколько дней она шла вдоль изогнутого хребта, поворачивающего к востоку, а потом к югу. Здесь острые Сичианские горы превращались в пологие холмы, подножия которых были покрыты густым лесом. Лиланте обнаружила, что с нетерпением ждет, когда снова окажется среди них, и начала мечтать о тихой лесной поляне с маленьким озером и с жирной плодородной землей, с которой открывается вид на далекие горы.

Однако сначала надо было спуститься с утеса, поскольку другого способа попасть в лес не было. Наконец она отыскала место, где небольшой водопад в незапамятные времена прорезал борозду в крутой стене. Оползень изменил русло реки, и от водопада остались только мох на камнях да кустики травы, прижившиеся в трещинах. Лиланте знала, что может выпустить из рук и ног корешки и зацепиться ими за землю, поэтому начала медленно спускаться по склону.

Склон возвышался над долиной почти на триста футов, поэтому спуск был очень опасным. Не однажды ее ищущий корешок не мог нащупать ни малейшей трещинки, а один раз она повисла на стене, не находя никакой опоры. Ей пришлось медленно изменять форму, пока она не стала больше походить на дерево, чем на девушку; затем медленно вытягивать корни, до тех пор пока наконец не удалось дотянуться до узенькой полки и так же медленно перемещать туда свое тело-ствол, — после этого упражнения у нее долго дрожали руки и ноги. В конце концов она добралась до земли и бросилась в пруд, чтобы поскорее смыть с себя ужас и усталость. Эслинн оказался именно таким, как обещала Изабо. В долинах росли огромные ясени, а с гор низвергались хрустальные водопады, превращаясь внизу в тихие извилистые протоки. Воздух наполняли птичьи трели, а один раз Лиланте даже разглядела в небе птицу банас, за которой тянулся десятифутовый золотисто-малиновый хвост. Теперь она пошла медленнее, внимательно рассматривая попадающиеся поляны. Здесь в изобилии попадались маленькие озера, а в ясный день заснеженные вершины и зеленые холмы на переднем плане казались прекрасными, словно мечта. Почва была богата перегноем и казалась Лиланте очень вкусной. Однако ее все сильнее мучили одиночество и жалость к себе, и она часто застывала, задумавшись, не обращая внимания на окружающую красоту, чего никогда не сделала бы прежняя Лиланте.

Однажды утром, проснувшись и вытягивая корни из земли, она мысленно прощупала окрестности и с удивлением обнаружила, что одна. В нескольких часах пути обнаружились разумные существа — группа людей и животных. Как обычно, любопытная, Лиланте обнаружила, что пробирается по лесу навстречу незнакомцам. Это оказался бродячий цирк, двигавшийся на восток. Лагерь только что проснулся — ребятишки носились голышом, не обращая никакого внимания на холодный горный воздух, женщины разводили костры, мужчины кормили животных или, закурив трубки, беседовали у костров. Спрятавшись в кустах, росших на краю леса, Лиланте зачарованно смотрела на них. Вскоре до нее донесся запах готовящейся еды, и ее рот наполнился слюной. Несмотря на то что Лиланте могла обойтись без человеческой пищи, у нее был желудок, очень похожий на человеческий. С тех пор как они расстались с Изабо, Лиланте не ела горячего — огонь пугал ее, и она не испытывала ни малейшего желания развести костер.

Циркачи не спеша завтракали, разговаривая, смеясь и куря одновременно. Один из ребятишек путался под ногами у взрослых, крутя сальто, пока наконец не плюхнулся совсем рядом с костром. Взрослые немедленно подняли и отряхнули малыша, после чего, хорошенько отшлепав, вернули матери. Солнце поднялось довольно высоко, когда они запрягли в расписные фургоны низеньких коренастых лошадок, и караван двинулся восток. Лиланте незаметно следовала за ними.

На третий день она разобралась в том, что за отношения связывают циркачей. Караван состоял из шести фургонов, в каждом их которых ютились большие семьи, состоявшие из трех, а то и четырех поколений. В повозках хранилось имущество бродячих артистов — костюмы, видавшая виды кухонная утварь, мешки и бочонки с продуктами, включая бочонок виски, который в родной деревне Лиланте называли огненной водой. В одну из ночей циркачи опустошили эту бочку и до утра пели и танцевали вокруг костра. В ту ночь Лиланте подобралась почти к самому лагерю, притаившись за одним из фургонов и накрывшись одеялами, владельцы которых свалились под сомнительной защитой фургона. Она выделяла одного из них: молодого, с блестящими черными глазами и копной спутанных темных волос. У него недавно начали расти усы и бородка, придававшие ему неухоженный вид. Он привлек Лиланте тем, что ловко жонглировал — над его головой взлетало все больше и больше золотистых шариков, и девушка частенько увязывалась за ним, когда он уходил из лагеря, чтобы потренироваться в одиночестве. Он жонглировал почти все время — горшками и кастрюлями, которые должен был отмыть, камешками, которые таскал в своих карманах, мечами и кинжалами, которые подавала ему сестра, тоненькая девочка с такими же, как у него, черными глазами и каштановыми волосами. Оба были не только жонглерами, но и акробатами, и, глядя, как ловко они крутят сальто, Лиланте приходила в совершенное изумление. Они походили скорее на клюриконов, чем на человеческих детей, в особенности, когда играли в ветвях деревьев, кувыркаясь и перепрыгивая с ветки на ветку.

Их отец, крупный мужчина с налитыми кровью глазами, пугал Лиланте, и она убегала, если он оказывался поблизости. Он был огнеглотателем, а древяница не могла видеть, как кто-то поедает пламя. Именно он громче всех рассказывал истории и играл на скрипке, щипал проходящих женщин на вечеринках и дружески хлопал по плечам их мужей. У него самого жены не было, и он, похоже, не замечал раздражения других мужчин. Его мать была единственным человеком, который мог его успокоить, особенно, когда он выпивал лишку. Старуха никогда не спала на земле под фургонами, появляясь на улице только когда разжигали костры и варили еду.

Лиланте не понимала, чем ее привлекли циркачи, за исключением того, что они немного развеяли ее одиночество. Она обнаружила, что их выходки заставляют ее смеяться, так что ей приходилось прятать лицо в ладонях, чтобы не выдать себя. Когда она становилась деревом, скрыть смех было легче, слабую дрожь ее ветвей вполне можно было объяснить дуновением ветра. Иногда ей казалось, что черноглазый юноша смотрит на нее, но каждый раз его взгляд скользил мимо, и она с облегчением вздыхала, уверенная, что он ее не заметил.

Однажды он выскользнул из лагеря рано утром, когда все остальные еще спали, и Лиланте, приняв человеческий облик, побежала за ним. Через некоторое время он вышел на полянку, в середине которой темнел пруд, и склонился над водой Лиланте почувствовала, что он мысленно прощупывает окрестности. Она замерла, сжав свой разум в крохотный комочек, точно кролик, затаившийся в траве. Потом запоздало подумала, что ей не следует сдаваться. Ей никогда не приходило в голову, что простой циркач может владеть такой силой. Должно быть, он хорошо скрывался, раз она не почувствовала этого с самого начала. Она вспомнила Изабо и ее непробиваемую защиту и вспомнила, что люди тоже могут скрывать свои мысли.

Она почувствовала, что юноша перестал прощупывать окрестности, и позволила босым ногам глубже погрузиться в мягкую землю. Дрожь удовольствия пробежала по ее телу, когда она открыла поры воздуху и солнцу. Лиланте почти закончила превращение, зрение и слух притупились, уступая место другим способам восприятия, когда почувствовала, что юноша смотрит прямо на нее. В ее мозгу раздалось:

Может быть, нам стоит познакомиться?

Шок замедлил изменение Лиланте, мысли заметались, как испуганные птицы, прежде чем она начала обратное превращение. Ее ноги шевелились и изгибались, руки превратились в мягкую человеческую плоть. Она глядела на него глазами, широко распахнутыми от страха.

— Все хорошо, — сказал он вслух. — Я не причиню тебе вреда и никому ничего не скажу. Я знаю, что за такими, как ты, охотятся и убивают вас просто за то, что вы отличаетесь от нас. Не надо бояться. Меня зовут Дайд.

Она ничего не ответила, думая о том, сможет ли убежать. Теперь она понимала, что превращение не спасет ее, потому что он мог применить против нее огонь или топор, тогда как она была бы беспомощна со своими глубоко увязшими в земле корнями.

— Я видел и чувствовал, что ты наблюдаешь за нами, — сказал он, осторожно поднимаясь на ноги. — Не думаю, что кто-то еще это заметил, разве что бабушка, а уж она-то не причинит тебе никакого вреда. Не бойся. Как тебя зовут?

Она не ответила. Юноша медленно приближался к ней, а она отступала все дальше и дальше в лес, не понимая, что мешает ей убежать. Вскоре он подошел так близко, что она почувствовала его запах, запах существа, питающегося мясом, и взглянула в его черные блестящие глаза, напоминающие глаза донбега.

— Пожалуйста, поверь мне. Я очень рад, что встретил тебя, правда. Меня зовут Дайд. Я твой друг.

— Я — Лиланте.

Он замер на месте.

— Доброе утро, Лиланте, — сказал он. — Хочешь есть?

Она кивнула головой, так как ее человеческий желудок был пуст, последние несколько дней ей некогда было добывать пищу. Дайд запустил руку в карман и вытащил сморщенное яблоко. Лиланте не решилась протянуть руку, поэтому юноша, положив его на землю, отступил на несколько шагов. Древяница схватила яблоко и понюхала, прежде чем впиться зубами в сладкую розоватую мякоть.

— Давай поговорим, — сказал он и медленно опустился на землю. — Только тихо, а то в лагере скоро проснутся и Нина пойдет меня искать.

Этот утренний разговор стал первым из многих. Несмотря на то что ее обнаружили, Лиланте продолжила следовать за караваном. Два-три раза в день Дайд ускользал, чтобы встретиться с ней. Сначала он говорил больше, чем она, пытаясь завоевать ее доверие. Он подробно рассказывал о своем детстве, о путешествиях по всему Эйлианану, — циркачи давали представления ради брошенных монеток или расплачивались таким образом за ночлег на постоялом дворе. Он пытался убедить Лиланте, что никому не выдаст ее тайну.

— Не все согласны с Указом о Волшебных Существах. — Дайд притулился на краешке бревна, а Лиланте сидела в семи шагах от него, обхватив руками колени и прижавшись к ним щекой. — Преследование волшебных существ — это нарушение Пакта Эйдана, и Ри должен знать это. С тех пор как исчез Лодестар, все в нашей стране идет наперекосяк. Вот почему мы должны найти Лодестар. Ри умирает, все это знают. Какая-то смертельная болезнь высасывает из него жизнь, а вместе с ней разум и душу. Мы видели его несколько месяцев назад, когда играли в Риссмадилле. Лицо у него было серым, как пепел, и с него не сходила глупая ухмылка. Энит говорит, что он не протянет и года, а она никогда не ошибается.

Энит была бабушкой Дайда, и он постоянно упоминал в разговорах ее имя. Лиланте поняла, что старуха — лучший друг юноши и его сестры.

— Если Ри умрет, не оставив наследника, начнется гражданская война, это уж как пить дать. Вот почему Фэйрги набирают силу на севере и востоке — потому что, как только Джаспер умрет, страну будет некому возглавить, к тому же без Лодестара мы не можем ничего поделать с Фэйргами. Все Йедды погибли. — Видя удивление на лице Лиланте, он вернулся к тому, с чего начал: — Я пытаюсь объяснить, что тебе незачем меня бояться. Я не согласен с королевским указом, я просто ненавижу его, я борюсь против него. — Он снова остановился, потом поспешно продолжил: — Я расскажу тебе об этом, чтобы ты поняла, что я твой друг. Мне нравятся волшебные существа, я не могу поверить, что Ри хочет их уничтожить, и не понимаю почему. Вы были здесь задолго до Великого Переселения, когда мы, люди, пришли в эту страну.

— Ну, меня-то не было, — сказала Лиланте, пугаясь собственной смелости. — Мне всего восемнадцать.

Дайд очень обрадовался тому, что она начала рассказывать о себе.

— Ну, я имею в виду волшебных существ вообще.

— Знаешь, я ведь наполовину человек. Мой отец был одним из вас, только моя мать была древяницей.

— Я думаю, в каждом из нас есть кровь волшебных существ. — Голос Дайда звучал не слишком уверенно.

Лицо Лиланте снова стало печальным.

— Но немногие решатся это признать. Но однажды такое произошло. Говорят, Мак-Эйслины были больше чем наполовину ниссами и древяниками, ведь они жили в лесах больше тысячи лет. Правда, теперь этот род почти угас, но их эмблемой было Летнее Дерево. Собственно, именно поэтому я здесь — мой хозяин послал меня, чтобы найти кого-нибудь из Башни Мак-Эйслинов, — до него дошли слухи, что в Башне снова живут, и он надеется, что кто-то из этого рода уцелел, а может быть, вернулся кто-нибудь из Грезящих.

В лицо Лиланте вернулась жизнь, она наклонилась вперед, и ее зеленые волосы рассыпались по плечам.

— А кто такие Грезящие?

— Башня Эйслинны называется Башня Грезящих. Ее, разумеется, разрушили после Дня Предательства, но многие годы ходили слухи, что часть Грезящих ускользнула под покровом ночи и спаслась от смерти. Понимаешь, многие из них могут странствовать по дороге грез в любую сторону и получают предупреждения. Мы надеемся, что это правда и что кто-то из них вернулся. Понимаешь, мой хозяин кого-то видел. Он ходил в Башню Воронов и пытался связаться с другими Башнями через Магический Пруд. В Башне Грезящих кто-то был, но он спугнул его или их, а связаться снова оказалось невозможно.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я хорошо знаю хозяина. Он много лет жил вместе с нами. Я могу связаться с ним, а он со мной, когда мы оба находимся рядом с водой. Каждый день на рассвете я пытаюсь дотянуться до него, но в последнее время он молчит. Я очень беспокоюсь,

— А кто твой хозяин?

— Ты слышала что-нибудь о Калеке?

— Нет.

— Хм, ты меня удивляешь. Хотя ты же дитя леса и могла не слышать о нем. Он предводитель повстанцев. Он один из тех, кто руководит войной против злой Банри и Красных Стражей; кто спасает пойманных ули-бистов и ведьм, даже глупых старых знахарок и знахарей, которые устраивают беспорядки. Наша сила постепенно растет, и скоро Ткачиха начнет новое полотно.

— И что тогда?

— Хороший вопрос. Если все пойдет по плану, мы свергнем Банри и отправимся на поиски Лодестара. Как только он будет у нас в руках, мы прогоним Фэйргов от наших берегов и люди с волшебными существами снова заживут мирно.

— Но разве Фэйрги — не ули-бисты ? Ведь они тоже жили здесь задолго до Великого Перехода, так же как мы, древяницы или ниссы.

Смуглое лицо Дайда медленно наливалось краской, пока не покраснели даже кончики ушей.

— Верно. Однако Фэйрги никогда не подписывали Пакт Эйдана. И они уже тысячу лет пытаются уничтожить нас.

— Но ведь Карриг был их страной, ну, с самого начала, я имею в виду. По крайней мере, так мне говорили мама и папа. Все северное побережье, и Шантан тоже. Им нужно выходить на сушу, чтобы произвести на свет и вырастить потомство, а эти скалистые берега и были их родильным домом

— Но они такие жестокие. Они никогда не заключали с нами никаких соглашений. Они просто нападали бы на нас, пока не истребили бы или мы не истребили бы их. Мы одерживаем победы, но они приходят снова и снова, и их очень много.

— Интересно, где они теперь производят на свет детей? — пробормотала Лиланте.

— На берегах Каррига, разумеется, ведь все Йедд убиты и клан Мак-Синнов вымер! Говорят, в живых остался один лорд, его сын и горстка слуг. Тебе никогда не казалось странным, что после указа Ри были уничтожены все Йедд, после чего Фэйрги без труда завоевали Карриг?

— Нет, — пожала плечами Лиланте.

Повисло молчание. Дайд покраснел и сверкнул глазами. Потом, немного успокоившись, он заметил:

— Как бы то ни было, в узор вплетается новая нить. Я тебе не враг, я хочу помочь тебе.

— Чем?

Дайд снова смутился,

— Ну, я не знаю. То есть, я имел в виду, что хочу помочь всем ули-бистам добиться отмены Указа о Волшебных Существах и восстановить Пакт Эйдана.

— Изабо тоже этого хотела, — вполголоса пробормотала Лиланте.

Ее слова подействовали на Дайда как удар грома. Резко повернувшись, он спросил:

— Ты знаешь Изабо? Девушку с рыжими волосами и голубыми глазами? Которая всегда смеется?

— Ты тоже ее знаешь?

— Мы познакомились много лет назад, еще детьми. Мне показалось, я видел ее еще раз совсем недавно, в Кариле. Надеюсь, что я ошибся.

— Изабо собиралась в Карилу. Она должна была там с кем-то встретиться.

— Нет, надеюсь, что это все-таки была не Изабо! Хотя, когда я окликнул ее, она обернулась. — Лицо Дайда внезапно помрачнело.

— Почему? С ней что-то случилось?

— Еще как случилось, если, конечно, это была Изабо. Ее судили за колдовство и собирались бросить озерному змею. Мы покинули город как раз перед закатом, и языки в Кариле болтали только о рыжеволосой ведьме. Ее казнь должна была стать главным зрелищем месяца. Все обыватели собрались, чтобы поглазеть на нее!

Лиланте поднялась на ноги.

— О нет! Ее не могли поймать! Почему ты не помог ей? Почему ты ничего не сделал?

— А что я мог сделать? — спросил Дайд. — Я был один, а ее окружал целый отряд солдат, не говоря уж о толпе на площади. Я даже не уверен в том, что это она, я успел разглядеть только рыжие волосы.

Древяница, разрыдавшись, бросилась в лес. Обеспокоенный Дайд кинулся за ней, но Лиланте исчезла. В то утро, помогая собирать свой фургон, он мысленно обыскивал весь близлежащий лес, но Лиланте точно сквозь землю провалилась.

Три дня циркачи шли по зеленой дороге, тянущейся вдоль ручья, и каждую ночь разбивали лагерь у тихих заводей. Дайд бы расстроен. Он должен был скрывать свое огорчение, поскольку его долгие отлучки уже вызывали насмешки циркачей, следовало быть очень осторожным, чтобы не выдать своей тайны. За сношения с мятежниками приговаривали к смерти, и Дайд боялся навлечь подозрения на себя или своих родных. Вдобавок его мучила мысль, что ведьма, казненная в Кариле, могла быть Изабо: несмотря на то что они не виделись восемь лет, он часто вспоминал о ней и гадал о том, суждено ли им встретиться еще раз.

Каждое утро он убегал из лагеря к какому-нибудь пруду на случай, если его хозяин захочет связаться с ним или вернется Лиланте. На четвертый день он сидел у воды, глядя, как в ней отражается рассветное небо, не испытывая при виде этой красоты не малейшей радости, когда почувствовал рядом чужое сознание. Подняв глаза, он увидел Лиланте. Ее зеленые волосы были спутаны, лицо в грязных потеках, глаза опухли от слез.

— Я хочу присоединиться к вам, — сказала она. — Я тоже хочу помогать повстанцам.

Мысли Дайда заметались, как потревоженные птицы. Сначала он хотел посоветовать ей не валять дурака, затем подумал, что должен вовлекать в движение новых людей, в особенности владеющих магией. Он видел горе Лиланте, хотя и не вполне понимал его причины.

— Пойдем, я познакомлю тебя со своей бабушкой, — предложил он. — Она скажет, что нам делать.

МАЙЯ КОЛДУНЬЯ

Майя сидела в своей комнате, глядя на закат и пытаясь унять легкую дрожь. Пришло время связаться с отцом, и предстоящий разговор пугал ее. Бесполезно напоминать себе, что она Банри Эйлианана, самая могущественная женщина в стране. Бесполезно говорить, что здесь, в Риссмадилле, она далеко от отца. Сама мысль о том, что она должна будет говорить с ним, наполняла ее ужасом.

Отца Майи стоило бояться. Он принадлежал к расе воинов, уважающих силу и презирающих слабость, к расе, жизнь которой определялась вековыми традициями. Несмотря на то что Майя уже давно не жила с отцом — ее отдали на воспитание Жрицам Йора, едва она научилась ходить, — одной мысли о нем было достаточно, чтобы внутри все смерзлось в ледяной ком. Сани знала это. Когда она доставала из сундука волшебное зеркало, в ее выцветших глазках мелькал злорадный огонек.

Зеркало с ручкой, изображавшей рыбий хвост, было очень старым, металл покрылся зелеными пятнами, хотя овальная поверхность до сих пор оставалась яркой и блестящей, без единой царапины. Когда Майя взяла его в руки и вгляделась в свое отражение, ее лицо замерцало таинственной нездешней красотой.

Используя зеркало, как учила ее Сани, Майя вглядывалась в свое отражение, мысленно взывая к отцу. Его многочисленные имена превращались в мелодичные трели. Она пела, пока ее отражение не растворилось в появившейся ряби. Сквозь пелену проступило его лицо, темное от ярости. Он бушевал, страшный рот был широко раскрыт, поблескивали желтые клыки.

— Почему ты не связалась со мною раньше? — Его песня больше походила на рев прибоя, чем на мелодичный голос Майи.

— Это было небезопасно.

— Небезопасно! Разве у тебя нет власти? Разве ты не Банри?

— Этот дворец кишит мятежными лордами и шпионящими слугами. Я не могу рисковать. Чем больше моя власть, тем подозрительнее они становятся.

— Ты слаба и глупа, как все женщины. Когда я получу то, что мне нужно? У тебя есть какие-нибудь новости?

— Указ о Волшебных Существах действует, и многие из них покорились нам. Большинство, конечно, никуда не годится, но некоторые… некоторые оказались полезными. Мы схватили многих мятежников и ведьм, которые жалеют волшебных существ и невольно выдают себя. Самая большая удача — обнаружен и уничтожен еще один оплот мятежников в Рурахе. Эти болваны вернулись в Башню, а я, разумеется, приглядывала за ней. Блессем и Эслинн находятся под нашим контролем, и хотя Рурах и Тирейч до сих пор не покорились, это не имеет никакого значения, ведь мы контролируем ситуацию.

— А что ты скажешь о наших старых врагах, драконах?

Майе очень хотелось отвести взгляд, но она не осмелилась.

— Драконы восстали.

Ее отец откинул голову назад и зарычал, обнажив клыки.

— Ладно, — сказал он наконец. — Каждый раз, когда мы поднимались на борьбу за то, что принадлежит нам по праву, драконы выступали против нас. Но я недоволен тобой, дочь. — Последнее слово он выплюнул, словно оскорбление. Для его народа дочери были пешками в политической игре, не имевшими ни прав, ни собственной воли. В голодные времена девочек безжалостно топили, чтобы осталось больше пищи для мальчиков. Если девочке удавалось дожить до брачного возраста, ее выдавали замуж за мужчину, которого выбирал ее отец или брат. Мужественность для ее народа была неразрывно сплетена с жестокостью, а право на власть, еду и женщин зависело от мужественности. Майе удалось избежать этой участи благодаря странному капризу судьбы — ее отдали Жрицам Йора, которые почувствовали в девочке силу и решили использовать ее в своих целях.

— Ты все испортила, — безжалостно продолжал отец. Она не позволила ни движению, ни взгляду выдать то, что творится в ее в душе, но не могла запретить бисеринкам пота выступить на лбу. — Ты должна была войти в доверие к драконам — вы, женщины , умеете красиво говорить. Ты должна была посылать им роскошные дары и разливаться соловьем до тех пор, пока они не утратили бы бдительность, а потом убить их отравленными копьями. Что ты сделала неправильно?

Майя с усилием посмотрела ему в глаза и сказала ровным голосом:

— Отряд моих гвардейцев, выслеживающий ведьм в Белых горах, впал в панику, когда дракон подлетел слишком близко. У них были с собой отравленные копья. Я уверена, Его Высочество будет рад узнать, что драконье зелье действует именно так, как он предсказывал.

— Ну разумеется, действует, дура. Уж не думаешь ли ты, что Круг Семи восстал только потому, что убили какого-то дракона? Это мог быть несчастный случай. Такие вещи можно объяснить тем, что люди боятся драконов и от одного их вида впадают в панику. Драконы знают, что им нельзя подлетать слишком близко.

— Это была самка, и к тому же беременная.

Он фыркнул, всем своим видом выражая презрение.

— Полагаю, это заставило их холодную кровь вскипеть. Почему ты не послала в их долину парламентеров? Как только они впустили бы герольдов…

— Мы послали, — пролепетала Майя, — но они отказались их принять.

— Отказались принять ваших герольдов! Герольдов Банри Эйлианана? Значит, ты действительно их оскорбила. Ты недоговариваешь. А как насчет остальных колючек в нашем боку? Что слышно о Мегэн?

Майя невольно сглотнула.

— Есть причины полагать, что Архиколдунья Мегэн Ник-Кьюинн добралась до драконов раньше нас. Мы нашли ее убежище неподалеку от Драконьего Когтя и застали там нескольких ведьм, совершавших свой мерзкий обряд. Некоторых удалось убить, хотя они взывали к силам земли и огня. Мегэн ускользнула, однако мы поймали и казнили ее воспитанницу. Теперь мы идем по следу старухи и уверены, что вскоре она будет у нас в руках.

— О да, уверены. Шестнадцать лет ты была уверена, что уничтожила ее. Значит, она настроила против тебя драконов, и те взбунтовались. Во имя Йора! Я вынужден полагаться на презренную женщину! Ты выдернешь эту колючку из моего бока, или, клянусь Йором, я посмотрю, какого цвета твоя кровь!

— Да, Ваше Высочество. — Майя склонила голову, пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение.

— А что с Калекой? Я заметил, что ты ни разу о нем не упомянула. Надеюсь, хоть здесь ты меня не подвела?

— Мы обнаружили местонахождение главаря мятежников с помощью зеркала и были уверены, что в конце концов он приведет нас к Мегэн. Много раз он обманывал нас и уходил от слежки, но мы все плотнее стягивали сеть вокруг него.

— И? Когда мы разговаривали в последний раз, ты говорила то же самое. Я хочу знать, достаточно ли плотной оказалась твоя сеть. В прошлый раз я велел тебе не рисковать и не позволять ему приближаться к этим проклятым горам, где все долины на одно лицо. Я приказал тебе схватить его, когда он подойдет к Перевалу, и выпытать у него сведения о Архиколдунье. Ты не выполнила моих приказаний?

Майя снова покрылась потом.

— Выполнила, Ваше Высочество, только…

— Понятно. Какую еще глупость ты сотворила?

Майя торопливо заговорила:

— Наши планы сорвала воспитанница Мегэн. Она освободила его в первую же ночь после ареста и отвлекла наших людей, а он тем временем скрылся в горах. Но мы поймали ее и предали казни.

— А Калека снова ускользнул от вас. Почему ты не смогла найти его?

— Он перестал пользоваться магией.

— Значит, он знает, что ты следишь за ним!

— Похоже, знает.

— И ты рассказала бы мне об этом, если бы я тебя не спросил? — пропел он обманчиво спокойным голосом. Майя лихорадочно придумывала ответ, но он растянул губы, снова обнажив поблескивающие клыки, и начал реветь. Она отшатнулась. Наконец, успокоившись, он выдохнул:— Это все ваша женская скрытность. Ваша подлость и коварство! Я должен поручать серьезные дела дурам и неженкам! Гордые дети Йора пали так низко, что зависят от слабоумной полукровки!

— Мы ближе к победе, чем когда-либо, отец! — Майя устремила на него отчаянный взгляд. — Разве вы не говорили, что гнев Йора вскипает медленно, но стирает в песок прибрежные скалы?

Он испепелил ее взглядом, потом устрашающе расхохотался.

— Верно. Но знай, настанет зима, когда твой щенок родится и поплывет, и мы придем! Позаботься о том, чтобы я был тобой доволен, и этой старой ведьмой тоже!

Он исчез, и из рябящих глубин зеркала снова всплыло отражение Майи. Лицо у нее было серым, как пепел, глаза расширены от страха.

Сани тоже была напугана.

— Ты просто дура! Не стоит вызывать его гнев, думая, что ты на другом краю земли! У него длинные руки. Не стоит думать, что ты такая сильная и могущественная, только потому, что ты женила на себе Ри. Ты пока ничто и никто! Никчемная полукровка, песчинка на скале Его Высочества, Владыки Морей, Повелителя Волн, Всадника Морского Змея! Если ты подвергаешь опасности себя, то в опасности оказываюсь и я, а я не позволю тебе погубить меня!

— Хватит! — рявкнула Майя. — Может быть, у моего отца длинные руки, но зато я гораздо ближе. — Она бросилась на старуху и сильно ударила ее об стол.

Служанка медленно поднялась, отряхивая платье.

— Будь осторожна, моя дорогая, очень осторожна. — Она благоговейно взяла в руки зеркало и снова завернула его в выцветший шелк. — Не забывай о том, что сейчас я — твой единственный друг, и единственный, кто поддержит тебя в борьбе с твоим отцом. А что, если я расскажу ему о том, о чем ты так мудро умолчала?

Майе хотелось завизжать, но она выпрямилась во весь рост, надвинувшись на старую женщину, и произнесла бархатным голосом:

— Нет, это ты будь осторожна, Сани. Не забывай, я пока еще Банри.

— Конечно, дорогая, как я могу забыть об этом? Просто помни, наступит зима, и придет твой отец, а твой драгоценный Ри будет лежать в могиле. И кем ты будешь тогда?

Майе было нечего ответить. Она сделала ошибку, позволив себе сорваться. Она знала верховную жрицу Сани всю жизнь и питала к маленькой сморщенной женщине должное уважение. Именно Сани когда-то воспитала ее. Она никогда ничего не забывала и редко прощала. Закусив губу, Майя схватила плед и, накинув его на плечи, быстро сказала:

— Пойду прогуляюсь. Мне необходим свежий воздух.

— Желаю вам насладиться, миледи, — учтиво произнесла Сани. Майя стремительно пересекла большой зал, чуть не врезавшись в старую кухарку, усердно начищавшую дверную ручку.

— Прошу прощения, миледи, но, как говаривала моя маменька, если хочешь, чтобы все было сделано как следует, делай это сама! Служанки совсем обленились! Что-то случилось, миледи?

Майя покачала головой и прошла мимо, подумав о том, что Сани была права, когда уверяла, что кухарка шпионит за ними. Глядя на добродушное лицо Латифы, было невозможно в это поверить, но сейчас Майя была готова подозревать кого угодно и в чем угодно. Повернувшись на каблуках, она предупредила:

— Чтобы я больше не видела тебя около моих покоев, понятно?

Латифа недоуменно посмотрела на нее.

— Но, миледи…

— Тебе понятно?

— Да, миледи.

— Отлично!

Долгая скачка из Риссмадилла к морю лишь ухудшила настроение. Майе пришлось пробираться по многолюдным улицам, накинув на голову плед, чтобы никто не узнал ее и не задумался, почему она едет одна. Хотя на водах Бертфэйна еще играл последний отблеск заката, он позволил видеть лишь корабли, столпившиеся в устье реки. Улицы были переполнены матросами, пропивавшими свои сбережения. Никто не знал, когда торговые суда снова смогут выйти в море. Майя не сдержала вздоха облегчения, когда наконец покинула город и почувствовала запах леса и моря. Она в ловушке, теперь она видела это с беспощадной ясностью. Что будет, если ее отец одержит победу? Она потеряет корону, потеряет власть, потеряет свободу. Почувствовав укол страха, Майя спешилась, оставив лошадь пастись на свободе, и, пробежав последние сто ярдов, взобралась по защитной насыпи, чтобы посмотреть на море.

Был отлив, и перед ней простирались мили бесплодного песка, усеянного мелкими камушками. Сорвав с себя одежду, она побежала к серебрящейся на горизонте воде. Наступила ночь, и только яркий свет двух лун освещал берег. Она ясно видела воду, темно-синюю под звездным небом. Ветерок ласкал обнаженную кожу, пах морем, и вода была так близко. Добежав до воды, она стремительно поплыла вперед.

Майя пыталась вспомнить, что она чувствовала, когда пришла сюда, как гордилась, что именно она избрана на эту роль, и была готова добиться своего любой ценой. Каким простым был тогда ее выбор! Сейчас она жалела, что не может вернуть те далекие годы. Чтобы Джаспер снова любил ее, чтобы ее, как тогда, окружала любовь и доверие народа. Если бы отец, и Сани исчезли и оставили меня в покое. Тогда я могла бы быть счастлива , думала она.

Майя привыкла к интригам двора, где огромная власть была сосредоточена в руках крошечной горстки людей, к тому, что приходится постоянно лгать и прибегать ко всевозможным ухищрениям, чтобы добиться своего. С удовольствием рассекая прохладную соленую воду и глядя в ночное небо, Майя снова начала строить планы, и ее хмурое лицо постепенно разгладилось, а на губах возникло подобие улыбки. У нее еще был шанс.

ТОМАС ЦЕЛИТЕЛЬ

Чем дальше Йорг, Иесайя и Томас углублялись в Белые горы, тем опаснее становилось их путешествие. В Сичианских горах все Красные Стражи стягивались к Драконьему Когтю, и как только Йорг начал удаляться от обители драконов, большая их часть осталась позади. Но Белые горы считались оплотом мятежников, поэтому предгорья кишели солдатами, которые пристально рассматривали путников. Йорг с беспокойством думал о том, как скрыть Талант Томаса, — ему казалось, что мальчик светится как факел.

Если мы наткнемся на Искателей, они непременно его почувствуют , сказал он Иесайе однажды вечером.

Ворон вопросительно каркнул, зависнув в нескольких футах над головой Йорга.

Могу, когда он рядом со мной, но парень все время удирает, а мне трудно поддерживать на таком расстоянии.

Ворон каркнул, на этот раз равнодушно, и полетел дальше.

Йорг попытался объяснить мальчику, как важно, чтобы его не обнаружили, но Томасу еще не было восьми лет, и он был подвижен, как капля ртути. Старику было нелегко угнаться за ним, однако Йорг не хотел привлекать к ним внимание, постоянно одергивая мальчишку. Он уже начал жалеть, что не может взять его на поводок, как водят гончих перед тем, как пустить их по следу.

Каждый день они старались пройти как можно больше, Йорг вставал до рассвета и останавливался на ночлег только тогда, когда становилось совсем темно. Через несколько недель Йорг плохо представлял, как прожил много лет без своего юного воспитанника. Томас радовал своим любопытством и жаждой знаний, а его наивные замечания нередко веселили старика. Ворон сначала приревновал хозяина к мальчику, но Томас покорил загадочную птицу, подкармливая его всяческими лакомствами, которые он подбирал на обочинах, и почесывая блестящую черную спинку.

Пока путники оставались в горах, они были в относительной безопасности, поскольку редкие горные деревушки далеко отстояли друг от друга, а от солдат им удавалось укрыться благодаря помощи остроглазого ворона. Но вскоре им пришлось свернуть на юг, к плоскогорьям Рионнагана, а оттуда в Лукерсирей, Сияющий Город. Именно эта часть пути больше всего беспокоила Йорга, но если он хотел посеять слухи и дать пищу для разговоров, то рыночная площадь Лукерсирея была самым подходящим местом для этого.

Лукерсирей был самым большим городом на острове — и самым древним. Когда Первый Шабаш попал в Эйлианан с другого конца вселенной, ведьмы построили Башню Первого Приземления на утесе, неподалеку от места, где упал их корабль. Древняя цитадель, которую часто называли Башней Кьюинна, была возведена над телом величайшего колдуна, Кьюинна Львиное Сердце, умершего во время Перехода. На бесплодной равнине, окружающей Башню Кьюинна, выросло первое поселение, в котором жило около четырехсот переселенцев.

К сожалению, колонисты не учли сильных приливов, вызванных притяжением двух лун. В первую же зиму поселок смыла приливная волна, унеся множество жизней. Оуэн Мак-Кьюинн собрал всех уцелевших в Башне, где они дожили до весны, деля поровну скудную еду и борясь с болезнями, поэтому пережить первую зиму удалось довольно многим. Когда с наступлением весны море отступило, в глубь материка послали разведчиков, поднявшихся вверх по Риллстеру, в земли, которые позже стали называться Рионнаганом.

В Рионнагане они нашли то, что искали, — плодородные земли, обилие запасы пресной воды и место, подходящее для постройки крепости. Ибо колонисты обнаружили, что высокие зимние приливы, непривычная еда и тоска по дому были самыми мелкими неприятностями, их тех, что их ожидали. Исконные обитатели Эйлианана вовсе не обрадовались вторжению людей, и особенно недовольны были Фэйрги, которые, прибыв на свои весенние пастбища, обнаружили, что они заняты. Воинственные морские кочевники, Фэйрги не собирались сдаваться без боя, и следующие двести лет вошли в историю под названием Первой Фэйргийской Войны. Лукерсирей был построен на огромной скале, высящейся между двумя водопадами, которые обрушивались в текущий внизу Риллстер. Город ни разу не покорился врагу, больше тысячи лет сдерживая Фэйргов и их союзников.

Именно шум водопадов предупредил Йорга о том, что цель близка, и только потом в лицо ему ударили запах воды и россыпь мелких брызг. Он услышал восхищенный крик Томаса и принялся палкой нащупывать место, где можно было бы сесть, чувствуя, что у него перехватило горло от волнения.

— Это самый удивительный водопад, — сказал мальчик, уже привыкший описывать все, что видит, своему слепому наставнику. — Жаль, что ты его не видишь! А на самом верху стоит замок с огромными стенами и высокими башнями, и крыши у них горят, как огонь. Должно быть, они сделаны из золота или меди, так они сверкают на солнце. И еще он окружен радугами, а внизу под ним тьма и туман.

— Что еще ты видишь, мой мальчик?

— Большое озеро у подножия водопада, оно сверкает, как алмаз! На скалах стоит старый город, с узкими улочками и домами, построенными один на другом. Почему они не поселились на берегу озера, Йорг? Там так много места, а город теснится на вершине.

— А как ты думаешь?

Томас не знал этого, хотя всю свою короткую жизнь прожил в стране, раздираемой войной и междоусобицами.

— Так безопаснее, малыш. С обеих сторон от Лукерсирея течет река, а позади него возвышается неприступная гора. Он может защититься от любого нападения, людей или волшебных существ. И это, разумеется, главная причина. Никто в нашей стране не стал бы строить город у воды. Ручьи, озера и реки опасны.

Фэйрги могут забираться далеко от моря, поднимаясь по рекам, и многие глупые люди погибли потому, что отважились подойти к воде. Но они не могут подняться по водопаду, и сколько бы Фэйргов ни проникло в озеро, благодаря Сияющим Водам город находится в безопасности.

— А мы спустимся к озеру?

— Возможно. Говорят, Риллстер — единственная река в Эйлианане, которую не захватили Фэйрги. Хотя я понятия не имею о том, что происходит с реками Тирсолера. Много лет мы не получали никаких известий из-за Великого Водораздела.

— А почему Фэйрги не проникли в Риллстер?

— В воззвании Ри говорится, что они боятся его власти, хотя с тех пор, как пропал Лодестар, это не соответствует правде. Военные моряки говорят, что это из-за шлюза, который они построили в устье Бертфэйна. Торговцы болтают, что Фэйрги не могут перепрыгнуть полосу шлюзов и каналов, которые ведьмы построили, чтобы обуздать приливы. Но многие утверждают, что наша загадочная Банри происходит из Фэйргов, они придумали какой-то новый план.

— Но разве Банри может? — запинаясь от изумления, спросил Томас, и Йорг понял, что верность Короне в народе укоренилась очень глубоко.

— Случались и более странные вещи. Но если это действительно так, становятся понятны многие загадочные вещи,

— Но ведь у Фэйргов есть клыки! И чешуя!

— Только тогда, когда они принимают свое морское обличье, — поправил его Йорг. — Но даже тогда они очень похожи на людей. Ты же знаешь, что они меняют облик, когда выходят на сушу.

— А моя мама говорит, что даже тогда они отличаются от нас.

— Конечно, глупый мальчишка, почему они должны быть похожи на нас? Нет, Фэйрги на суше так же красивы и необычны, как в море.

— Никогда прежде не слышал, чтобы их называли красивыми. Обычно люди считают их отвратительными.

— Хм, сомневаюсь, чтобы крестьяне Сичианских гор когда-либо видели Фэйрга.

— А вот кузина брата жены моего дяди видела Банри собственными глазами и говорит, что она очень красивая. Она ничего не говорила о чешуе. А я думал, что она одна из Йедд и может запеть человека до смерти, как Йедды.

— Фэйрги тоже поют. Именно поэтому они так восприимчивы к песням Йедд.

— Но если бы Банри была Фэйргом, кто-нибудь обязательно заметил бы это. По-моему, это глупо.

— Если, конечно, она не воспользовалась магией. Мы никогда не понимали магию Фэйргов по-настоящему. Они — таинственный народ. — Йорг поднялся на ноги, подставив лицо брызгам и глубоко вдыхая влажный воздух. — Пойдем, малыш, помоги мне спуститься по этому склону. Повернись лицом к городу и старайся держаться поближе ко мне.

Они медленно спустились по каменистой дороге, вьющейся между двумя зубчатыми стенами до самого Лукерсирея. Группы рабочих уже возвращались в город с кирками и заступами на плечах. День клонился к вечеру. На горных вершинах еще лежал солнечный свет, но долину уже окутывали сумерки. Постукивая перед собой палкой, Йорг снова задумался об опасности, которую представлял собой его новый ученик. Он должен был придумать, как спрятать и защитить мальчика. В Лукерсирее было полно искателей, которых порой нанимали городские чиновники, военные и простые горожане, чтобы найти тех, кто насылал на них порчу, специалистов по проклятиям, и вообще всех, в ком текла мятежная кровь. Корона считала Лукерсирей рассадником колдовства, мятежа и воровства, несмотря на то, что в городе квартировал легион Красных Стражей, а городской совет был беспощаден к смутьянам. Гильдию Искателей издавна считали лучшим средством борьбы с ведьмами. К тому же это был самый простой способ свести с кем-нибудь счеты, так как у обвиненного в колдовстве было мало шансов оправдаться. Поэтому старику с мальчиком было опасно находиться в Лукерсирее. Йорг хорошо помнил рассказ Мегэн о том, как Изабо чуть не навлекла на них беду, вмешавшись в игру в кости. Это воспоминание заставило Йорга улыбнуться, но его морщинистое лицо выражало тревогу. Магия Томаса была очень заметна, а мальчик не задумывался об опасности, горя желанием помочь всем, кого встречал на своем пути. У Йорга не хватало сил, чтобы скрыть этот яркий свет, в особенности когда мальчик убегал от него.

Когда они приблизились к Мосту Семи Арок, ведущему к городу, лицо Йорга немного разгладилось — он вспомнил, кто сможет им помочь. Точно почувствовав облегчение своего наставника, Томас помчался вперед, громко распевая на бегу, и Йорг с нежностью посмотрел в ту сторону, куда удалился его ученик.

Ты привязываешься к мальчику , раздался в его голове голос ворона.

Я просто слишком долго был один.

Мое общество, разумеется, не в счет.

Йорг ничего не ответил, лишь улыбнулся ворону, и Иесайя, лениво хлопая крыльями, полетел вперед. Хриплое карканье ворона, очевидно, означало смех.

Мост был настолько широк, что по нему могло бы пройти двенадцать человек в ряд, а длина его превышала двести футов. Тут и там попадались изуродованные статуи, хотя большая их часть была уничтожена в День Предательства. Под семью массивными арками стремительно неслась река Малех, сливавшаяся у водопадов с Бан-Баррахом. Там, где воды двух рек переливались через серповидный уступ, в закатном воздухе мерцала радуга. Именно это неземное мерцание и дало имя Сияющим Водопадам, а заодно и городу.

Мост кишел стражниками, внимательно глядевшими на прохожих и ворошившими содержимое всех мешков и корзин. Время от времени они выхватывали кого-нибудь из толпы и учиняли допрос, подбадривая бедолагу древками копий, а иногда и кулаками. Колокола уже прозвонили, возвещая о закрытии городских ворот, и на мосту образовалась толпа. Йорг затерялся среди людей, плотно прижимая к себе мальчика, чья холодная маленькая ручонка крепко вцепилась в плед старика.

— Не бойся, — прошептал слепой провидец. — Они нас не заметят.

Действительно, их не заметили. Толпа напирала, желая поскорее попасть в город, и Йорг с Томасом без труда проскользнули в ворота. Старые нищие были частым зрелищем на Мосту Семи Арок, и никто не заметил маленького мальчика, прижавшегося к старику, и ворона, летящего над его головой.

Миновав обитые железом ворота, они очутились в грязном и шумном городе. Широкая дорога вела между домами к площади, где возвышались бронзовые купола и полуразрушенная Башня ведьм, но Йорг не пошел по ней, повернув налево, в беднейшие кварталы города. Улицы здесь были узкими и грязными, под ногами хлюпала жидкая грязь. Лишь изредка Томас видел звезды, сияющие в небе, ибо дома здесь стояли так тесно, что их крыши временами соприкасались.

Мальчик глядел во все глаза — никогда прежде он не видел ни такого большого города, ни столь странно одетых людей. Он привык к фермерам, облаченным в домотканину, и теперь восторгался при виде продавцов в широких малиновых панталонах; купцов в длинных плащах, торгующих оружием, посудой, благовониями и пряностями, и мясников, нахваливавших свой товар. Лукерсирей славился своими красками, и люди здесь носили малиновые, синие и шафрановые одежды. Даже нищие были одеты гораздо ярче, чем кто-либо из односельчан Томаса. В толпе с криками и хохотом шныряли грязные оборванные ребятишки. Иесайя слетел вниз, чтобы покопаться в кучах мусора, но его тут же прогнала дородная матрона в грязном фартуке.

Мальчик еще теснее прижался к своему наставнику, так что старый колдун на каждом шагу спотыкался об него. К счастью, на этих улицах Йоргу почти не требовалась помощь. Он чувствовал людей гораздо лучше, чем камни или деревья, к тому же он родился в трущобах Лукерсирея. Он знал здесь каждый двор, переулок и арку. Они все больше и больше углублялись в старый город, шумный, пахнущий плесенью и помоями. Время от времени ветер доносил брызги. Рядом были водопады, гул которых напоминал рев разъяренного дракона.

Они подошли к узкой и высокой калитке, скрытой под свесом остроконечной крыши. Йорг, протянув узловатую руку, ощупывал каменную стену, пока не отодвинул засов, потом приоткрыл калитку и проскользнул в щель, втащив за собой мальчика. Как ни странно, калитка вела в другой переулок, вьющийся позади домов и заваленный ящиками, сломанной мебелью и прочими отбросами. Они с трудом пробирались среди этого хлама, даже Иесайя слетел вниз и устроился на плече Йорга, поблескивая черными бусинками глаз. Под кучей заплесневевших мешков и сломанных ящиков Томас обнаружил круглую крышку люка. Мальчик неохотно последовал за колдуном в темный лаз, стараясь не дышать, когда запах нечистот становился особенно сильным. Он с удивлением обнаружил, что под тем городом, по которому они шли, находится еще один. Темный лабиринт тянулся во все стороны, то тут, то там попадались груды лохмотьев, которые при ближайшем рассмотрении оказывались живыми, спящими или грызущими черствый хлеб. Они пробирались по этому туннелю, спотыкаясь о спящих и стараясь не наступать в зловонный ручей, текший в середине туннеля. Время от времени до них доносились взрывы хохота и пьяные песни, но чаще было тихо и темно.

К тому времени, когда они дошли до цели своего путешествия, у Томаса заплетались ноги, он широко зевал и тер глаза кулаками. Йорг шел по этому лабиринту, как по собственному дому, пока наконец не вышел к лестнице, круто уходящей вниз.

— Давай, малыш, — прошептал он. — Мы уже почти пришли. Только тихо.

Томасу казалось, что они спускаются целую вечность. Мальчик шел за Йоргом, хотя темнота невыносимо пугала его. Наконец Йорг почувствовал ногами землю. Он снял Томаса с лестницы, потом зажег на своем посохе голубоватый колдовской огонек.

Они находились в огромной пещере, наполненной тенями. В воздухе висели брызги, так как вход в пещеру был скрыт за стеной воды. Они спустились так глубоко, что находились не на островке между двумя реками, а уже за Сияющими Водами.

— Кейт-Анна! — крикнул Йорг, перекрывая рев воды. — Ты здесь?

Ответом ему была тишина, хотя, казалось, какая-то тень на мгновение отделилась от мрака, чтобы тут же исчезнуть. Она не издала ни единого звука, но Йорг повернулся в ее сторону.

— Кейт-Анна? — прошептал он.

Ему ответил хриплый голос со странным, незнакомым акцентом.

— Йорг Незрячий. Ты привел в мою пещеру незнакомца. Я не давала тебе такого права.

— Приветствую тебя, Кейт-Анна, и прошу прощения. Он всего лишь мальчик, он совершенно безобиден.

— Я не давала тебе такого права.

— Он мой ученик. Я хочу поговорить с тобой о нем.

— Тебе нужна моя помощь?

— Да.

— Зачем еще ты мог прийти? Чего ты хочешь? — Послышался какой-то ползущий звук, и Томас вцепился в Йорга, зарывшись лицом в его грубый плед. Йорг стоял очень прямо.

— А сама не догадаешься, Кейт-Анна? — в его голосе был вызов.

Раздался сухой смех, и по полу метнулась высокая веретенообразная тень.

— Мальчик владеет магией. Сильной и чистой магией. Он восхитительно пахнет.

— А что ты можешь сказать о его силе?

— Он очень силен. Его руки. Магия скрыта в его руках. — Казалось, тени вращаются вокруг них. Томас еще крепче прижался к Йоргу, но не мог противиться желанию посмотреть на мелькающую тень, производящую редкий тихий шорох. — Он слишком мал и глуп, чтобы знать, как скрыть свою силу, — поэтому ты пришел ко мне.

— Ты мастерица наводить иллюзии, — мягко сказал Йорг. Она залилась тихим шелестящим смехом, похожим на шорох листьев, гонимых ветром.

— Когда-то, может быть, и была, Незрячий. Но не сейчас.

Мечущиеся тени медленно, постепенно превратились в высокую гибкую фигуру с черными кожистыми крыльями и гривой буйных волос. Большую часть ее лица занимали глаза, которые сияли в голубоватом свете, точно глаза эльфийской кошки. Она склонилась над ним, и Томас почувствовал ее пальцы на своей щеке. Он еще глубже зарылся в плед Йорга, но она легко провела пальцами по его затылку и спине.

— Никогда еще не встречала такого Таланта, — задумчиво пробормотала она. — Это первозданный Талант, скрытый в человеческом мальчике. Интересно. Должно быть, в его жилах течет кровь волшебных существ. Пусть он посмотрит мне в глаза.

Томас изо всех сил прижался к наставнику, но длинные, похожие на высохшие тростинки пальцы повернули его голову, и его испуганные голубые глаза встретились с огромными глазами никсы. Они были черными и блестящими, с узким щелевидным зрачком. В полутьме пещеры они излучали свет. Томас осознал, что не может отвести взгляд, хотя его сердце было готово выскочить из груди.

— Хм-хм-хм, — с легким смешком сказала она. — Следы Селестин, не меньше. В чем же заключается твой Талант, малыш?

Томас медленно протянул руку и коснулся пальцем пергаментной кожи никсы. Она поежилась и отпрянула.

— Это не обычный мальчик, — сказал она. — Его прикосновение заставляет мое сердце петь. Моя слабость прошла бесследно, а кровь быстрее побежала по жилам.

— Он исцеляет наложением рук, — сказал Йорг. — Он хотел излечить меня от слепоты.

Никса захихикав, скрылась во мраке.

— Так и вижу, как он гоняет тебя по комнате, а ты, задрав подол, отбиваешься тощими старыми ногами.

Йорг кивнул.

— Ты правильно видишь. Он был настроен решительно и мне едва удалось отбиться.

— Нелегко будет его спрятать.

— Именно поэтому я пришел к тебе, Кейт-Анна. Я прошу у тебя помощи.

— Много раз ты и твои собратья приходили ко мне просить о помощи. Каждый раз вы обещали спасение и освобождение; каждый раз говорили, что преследованию волшебных существ скоро придет конец. Я последняя из своего народа, Незрячий. Я стара. Я устала. Когда я вернусь в ночь, не останется ни одной никсы. Почему я должна помогать тебе? Твой народ многие века преследовал нас. Нас травили, на нас охотились, выставляли нас на свет, который для нас смертелен. Я больше не хочу никому помогать.

— Ужасно, если больше не останется ни одной никсы, — встревожено сказал Йорг. — Я надеюсь, что этого не случится. Я искал, Кейт-Анна, как и обещал тебе. Но горы пустынны, а никсы очень хитры и осторожны. Что я мог поделать, если они не хотели быть обнаруженными? Ты должна поверить мне. Разве я когда-нибудь предавал тебя? День уже близок. Никсы терпеливы. Ты сама не раз говорила мне об этом. Никсы умеют выжидать и планировать там, где другие рвутся напролом. Потерпи еще немного.

— Я терпелива, — ответила Кейт-Анна своим тихим хриплым голосом. — Мне просто надоела ваша назойливость. Почему вы не оставите меня в покое?

— Прошло больше семи лет с тех пор, как я был здесь, — сказал Йорг. — Заклинание, которое ты соткала для меня тогда, было очень сильным. Именно благодаря твоей доброте мы близки к свободе. Я не пришел бы к тебе, если бы мне мог помочь кто-то другой.

Никса беспокойно сновала по пещере, раскосые глаза мерцали. Она еще раз повернулась к мальчику и склонилась над ним, и Томас снова протянул к ней руку. На этот раз она позволила ему прикоснуться, и он возложил ладони на ее узкую голову, запустив пальцы в змеящиеся волосы. Когда его руки наконец упали, она издала тихий горловой звук.

— Я больше не чувствую усталости, — изумленно сказала она. — Он обладает огромной силой. Его прикосновение возрождает надежды. Я почти поверила в то, что никсы до сих пор бродят по ночам и летают наперегонки с ветром. Я почти поверила в то, что Селестины снова властвуют над лесами. — Она вздохнула. — Ладно. Ради него, а не ради тебя, Незрячий. И ради Селестин.

Она медленно уплыла во тьму, и Йорг радостно выдохнул. С никсами всегда было нелегко поладить, а с Кейт-Анной труднее, чем со всеми прочими

— Что она делает? — дрожащим голосом спросил Томас.

— Можешь подойти и посмотреть, если она позволит. Похоже, ты ей понравился, возможно, она не прогонит тебя.

— Кто она такая? — прошептал Томас. — Она не человек, да?

— Да, она никса, — ответил Йорг. — Ее народ жил на этой земле задолго до того, как Кьюинн Львиное Сердце привел сюда наших предков. Она — дух ночи. Говори с ней почтительно, ибо ее магия может спасти тебя.

Томасу понадобилось немало времени, чтобы набраться храбрости и отправиться вслед за никсой в глубь пещеры. Йорг сел у стены и задремал, его седая голова свесилась на грудь. Но Томас, хотя и провел на ногах весь день и половину ночи, был слишком возбужден, чтобы отдыхать, к тому же он до сих пор не привык к необходимости спать на земле. Никса вызывала у него жгучее любопытство. Ему уже доводилось видеть клюриконов и нисс — небольших симпатичных существ, водившихся в Рионнагане, склонных к мелкому воровству, но в остальном совершенно безвредных. Никса же была такой высокой и тонкой и обладала таким могуществом, что, несмотря на свой страх, мальчик был очарован ею.

Когда Йорг заснул, магический огонек погас, но руки Томаса излучали слабый серебристый свет. Он вытянул их перед собой, и на стенах пещеры заиграли слабые блики. Томас никогда раньше не видел сияния, исходившего от его рук, и это зрелище заставило его вздрогнуть. Но любопытство оказалось сильнее, и он, спотыкаясь, пошел вперед, пытаясь заставить тьму отступить.

Иесайя поскакал вперед вместе с ним, беспокойно вертя головой и кося на мальчика блестящим глазом. Никса сидела в дальнем конце пещеры, там, где тьма была гуще всего. Чем ближе подходил к ней Томас, тем ярче светились его руки. Она плела что-то из своих волос.

— Сожми руки в кулак, мой мальчик, — сказала она. — В этой ткани не нужен свет.

Он послушно стиснул пальцы, и свет померк, хотя костяшки все еще слегка мерцали, будто сквозь его руки просвечивало пламя свечи. Постояв немного, он сел рядом с ней. Мальчик почти ничего не видел. Никса проворно двигала длинными пальцами, ее глаза пугающе мерцали.

— Я плету для тебя перчатки, — прошептала Кейт-Анна. — Однажды я соткала плащ иллюзий — это заняло семь дней и семь ночей. Я превратилась в пустую оболочку. Вряд ли я могла бы сейчас сделать что-то подобное и не уйти во тьму. Но у тебя маленькие руки. Я сплету нити так плотно, чтобы ни один луч твоего света не просочился наружу. А после этого ты прикоснешься ко мне, и я снова почувствую, что могу летать верхом на ночном ветре, как летала когда-то, но больше никогда не взлечу.

— Почему? — резко прозвучал из темноты голос Томаса.

— Я не хочу летать одна, — грустно сказала Кейт-Анна. — Когда-то ночь была наполнена шепотом никс. А теперь она пуста.

Всю ночь Томас просидел рядом со старой никсой, которая плела для него перчатки из своих волос. Она рассказывала ему о пещерах, в которых жило множество никс, наполнявших их шелестом крыльев и шепотом голосов, о временах, когда крылья летящих никс закрывали обе луны. Она рассказала ему о том, как пришли солдаты и пробили стены пещер, впустив внутрь солнечный свет. Ее народ пытался спастись, укрыться в каком-нибудь темном уголке или забиться. Большинство никс рассыпалось в черную пыль, которую развеял ветер.

— Мы не приспособлены к дневному свету, — сказала она. — Мы — дети ночи, и все мы возвращаемся в ночь.

Слушая ее истории, Томас незаметно задремал, а проснувшись, обнаружил, что она исчезла, оставив в его руках пару крошечных черных перчаток, связанных из волос. Когда он надел их, оказалось, что они точно подходят по размеру. На миг его руки замерзли и онемели. Когда он подошел к Йоргу, чтобы разбудить его и похвастаться новыми перчатками, старый провидец не смог разглядеть его.

— Она сделала замечательную вещь, — сказал наконец Йорг, после того как Томас несколько раз снял и надел перчатки. — Плащ, который она соткала для меня, был больше, но не был таким плотным. Эти перчатки скрывают тебя даже от меня. Они защитят тебя от Искателей. Вероятно, у них есть еще какие-нибудь свойства, которые мы откроем в свое время, ибо творения никс поистине удивительны.

Томас ужасно проголодался, так как ничего не ел со вчерашнего дня. Он прервал старого провидца, пожаловавшись на голод, и Йорг засмеялся, велев ему подниматься по лестнице, ведущей в туннели под Лукерсиреем.

— У меня есть друг, который накормит нас, — надтреснуто сказал старик. — Но не снимай перчатки и держись ко мне поближе, потому что я не хочу тебя потерять.

Путники добрались до дома торговца свечами. После долгого стука дверь открылась, пропустив их, в огромную теплую кухню, где Томаса накормили до отвала. Йорг принялся выкладывать свои новости жене торговца, полной женщине с руками толщиной с окорок и голосом, напоминающим охотничий рог. Они настолько увлеклись разговором, что совершенно забыли про мальчика, и он провел несколько приятных часов в кладовке, играя с котятами. У одного из котят гноился глаз, несмотря на то что Томас тщательно промыл его, котенку не стало лучше. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, Томас стянул перчатку и одним пальцем коснулся головы котенка. Засохший гной размягчился и исчез, малыш открыл глазки. Довольный Томас снова натянул перчатку, но Йоргу хватило этой короткой вспышки, чтобы найти его и выругать за то, что он осмелился ее снять. Чувствуя в кармане теплое тельце котенка, Томас безропотно снес выволочку. В тот день они снова отправились в город в поисках денег и еды. Слепой провидец провел мальчика по узким улочкам к площади, заполненной всевозможными прилавками. Между прилавками слонялись оборванные циркачи, жонглирующие яблоками и сливами и достающие монетки из ушей зевак. Йорг нашел свободный пятачок и затянул унылый напев, выпрашивая монету или кусочек хлеба. Между куплетами он прислушивался к базарным сплетням и успевал кое-что рассказать. День прошел так быстро, что, только начав собираться, Йорг обнаружил, что Томаса нет поблизости.

Теперь, когда на руках мальчика были перчатки, скрывающие его магию, Йорг не мог узнать, когда Томас ускользнул и куда он направился. Выругавшись, провидец позвал Иесайю и велел ему обыскать рыночную площадь, а сам тем временем принялся мысленно прощупывать окрестности. Йорга хорошо знали в этих краях, поэтому многие приветствовали его, а кое-кто бросал в спину бранное слово. Всех, кто здоровался с ним, Йорг спрашивал, не видели ли они маленького светловолосого мальчика. Светлые волосы редко встречались в этих краях, поэтому старик был уверен, что мальчик не мог остаться незамеченным. Но поиски были напрасны, Йорг в сердцах выругал никсу, которая сплела заклинание, скрывшее его ученика от его собственных глаз. К тому времени, когда на город опустилась ночь и на площадь вышли фонарщики, Йорг был готов расплакаться. Лукерсирей был совершенно неподходящим местом для одинокого маленького мальчика.

Паршивый, протиснувшись сквозь толпу, прижался к богато одетому горожанину, нащупав сквозь его плотный плащ набитый бумажник. На его лице мелькнула улыбка, но он тут же отшатнулся, заметив, что жертва начала оглядываться. К тому времени, когда карие глаза мужчины начали обшаривать толпу, Паршивый уже уходил с площади, а за ним семенил пятнистый щенок.

Щенку было всего четыре недели от роду, и он был единственным, что Паршивый мог назвать своим. Он спас малыша, ибо после долгой и суровой зимы мясо стало редкостью, и множество домашних любимцев нашло свой конец в желудках бродяг. Песик был ужасно тощ, но у воров не было обеда, поэтому вмешательство Паршивого ничуть их не обрадовало. Сначала Паршивый не мог понять, зачем он спас малыша и почему не съел его сам. Но когда щенок свернулся теплым клубочком у него под рубахой, он перестал удивляться, осознав, что этот щенок принадлежит ему и он должен его защищать. Паршивый был сиротой, и, подобно многим детям Лукерсирея, жил тем, что ему удавалось выпросить или стащить. Его мать была служанкой в королевском дворце, а отец — садовником. Когда Ри покинул Лукерсирей и перебрался в новый дворец у моря, они остались без работы. К тому времени, когда Паршивый появился на свет, его отец успел стать вором, а мать — проституткой. В Лукерсирее бывшей служанке было трудно заработать на хлеб. К тому времени, когда ему исполнилось пять, родители умерли, и маленькому мальчику пришлось кормиться самостоятельно. Паршивый довольно быстро привык жить на улицах, а у воров Лукерсирея был свой кодекс чести — они не трогали собратьев по ремеслу. Паршивый был вполне доволен жизнью, несмотря на то что голод и холод донимали его постоянно.

Шанс поживиться выпал Паршивому потому, что по рыночной площади несли паланкин Госпожи Лукерсирея. Дородный мужчина остановился, чтобы поглазеть на парчовые занавески, ярко блестевшие на солнце. Слуги с барабанами и фанфарами шли впереди носилок, а сам паланкин покоился на плечах четырех роскошно одетых носильщиков. Это зрелище ошеломило Паршивого, но он, не теряя времени, прижался к полному соседу, засунул руку ему в карман и осторожно вытащил кошель. В эту секунду Джед заметил котенка, примостившегося на плече у какого-то мальчишки, и с яростным визгливым лаем рванулся вперед. Котенок мяукнул и бросился бежать, песик погнался за ним, но, потеряв равновесие, плюхнулся в грязь. Паршивый вскрикнул и бросился за ним, испугавшись, что щенок потеряется в толпе, а толстяк принялся шарить в кармане.

— Вор! Держите вора! — закричал он, и Паршивый прибавил ходу, чувствуя, что сердце уходит в пятки.

Воровать на рыночной площади было опасно — владельцы лавок любили воров не больше, чем стражники. Услышав крики «Держи вора!», кое-кто из зевак попытался схватить его за плечо или сбить с ног, но, к счастью, это была территория Паршивого, и большинство маленьких попрошаек, крутившихся на площади, были членами его шайки. Худенькие, словно щепки, одетые в немыслимые лохмотья, они путались под ногами у взрослых, а один из них перевернул корзину с яблоками, которые раскатились между прилавками. Погоня осталась позади, и, хлопнув рукой по плечу Джея-Скрипача, одного из своих помощников, Паршивый юркнул в лабиринт переулочков, примыкавших к площади.

Крепко прижимая к груди тяжелый кошель, Паршивый кинулся туда, где мелькал белый хвостик Джеда. Он перескочил через корзину со сливами, затем нырнул под ткацкий станок, который несли двое крепких мужчин. Он боялся потерять щенка из виду, но, свернув в темный переулок, обнаружил, что песик воинственно тявкает на пушистый комок, примостившийся на чьем-то подоконнике.

— Ах ты, негодный пес, — сказал Паршивый, пытаясь ухватиться за обрывок веревки, привязанной к щенячьей шее. Но Джед, увернувшись, высоко подпрыгнул чтобы схватить котенка, который, поняв, что ему ничто не угрожает, уселся на окне и начал вылизывать шерстку. Паршивый примерился и поймал конец веревки в тот самый миг, когда в переулок, запыхавшись, вбежал маленький белокурый мальчик.

— Кис-кис-кис, — позвал он.

— Твой кот? — воинственно осведомился Паршивый.

— Да, — весело отозвался мальчишка и протянул руки к котенку, который спрыгнул прямо ему на плечо. Джед заскулил и принялся тереться о ноги мальчика, заставив Паршивого ревниво дернуть за веревку. Он с отвращением посмотрел на мальчишку. Тот был белобрысым и до омерзения чистеньким, с широко распахнутыми голубыми глазами, в крепких ботинках. У Паршивого никогда не было ботинок, и сейчас он рассматривал их с презрительной завистью. На мальчишке были черные перчатки, точно у сокольничего, и Паршивый спрятал исцарапанные руки под оборванную куртку.

— Из-за твоего вшивого кота меня чуть не поймали!

— Твой пес чуть его не загрыз.

— Я мог попасть в беду!

— Ты воровал. — Паршивый опешил.

— А вот и нет.

— А вот и да. Я видел тебя.

Паршивый, бросившись вперед, ударил мальчишку в лицо, так что тот пошатнулся и упал. Из носа у него потекла кровь. К ужасу Паршивого, Джед осуждающе тявкнул и завертелся рядом с мальчиком, пытаясь лизнуть его в лицо.

— За что ты меня ударил? — белобрысый сел, размазывая по лицу кровь. — Я не собираюсь никому рассказывать.

Котенок, очутившись рядом с Джедом, зашипел и выгнул спинку. Щенок радостно прыгнул вперед, залившись лаем, но мальчишка сказал:

— Нельзя, песик, — и Джед послушно плюхнулся на землю, лизнув ему руку.

Это было уже слишком.

— Джед! Ко мне! — приказал Паршивый. Щенок виновато завилял хвостиком, но не двинулся с места. — Джед! Кому сказано? Ко мне! — Песик неохотно потрусил к ногам Паршивого, но бросил преданный взгляд на мальчишку, пытавшегося подняться.

— Недоросток! — презрительно бросил Паршивый и толкнул белобрысого. Тот снова упал, и Паршивый, нагнувшись, принялся стаскивать с его ног башмаки.

— Не трогай мои ботинки! — испуганно сказал мальчик, хлюпая носом. — Мне еще долго идти. Я не могу без обуви.

Паршивый, усевшись на землю, попытался втиснуть свои широкие, плоские ступни в башмаки и, справившись с этим, радостно завопил:

— Вы только гляньте на меня — вылитый лорд!

Воодушевленный успехом, он стянул с мальчишки куртку, а потом взялся за перчатки, несмотря на то что они были ему безнадежно малы. Но тут белобрысый начал сопротивляться.

Паршивый настолько проникся неприязнью к мальчику, что забыл про погоню. Он повозил белобрысого носом по земле и принялся сдирать с него плед, когда, услышав крик, с ужасом разглядел давешнего толстяка, за которым следовал целый отряд городской стражи.

— Вот он, этот парень, который украл кошелек! — закричал толстяк.

Паршивый в панике оглянулся вокруг, но переулок заканчивался глухой стеной, единственным отверстием в которой было небольшое окошко примерно посередине. Бежать было некуда, а поблизости не было никого, кто мог бы помочь. Бросив мальчишку, он подхватил на руки щенка, чувствуя в кармане предательскую тяжесть украденного кошелька. Если его поймают, то заклеймят каленым железом и отрубят правую руку. В худшем случае ему грозила виселица.

Стражники рассыпались веером, отрезая ему все пути к отступлению. Паршивый предпринял последнюю отчаянную попытку. Пригнувшись, он бросился на стражников, боднул одного из них в живот и юркнул в образовавшийся просвет. Обычно ему удавалось сбежать, поскольку он был проворен и хитер, но сейчас ему мешали тесные башмаки, а за пазухой беспокойно ерзал щенок. Стражники схватили его без особого труда.

Один из стражников ухватил белобрысого мальчишку, поскольку толстяк заявил, что он, должно быть, сообщник вора. Толстяк очень обрадовался, когда в кармане у Паршивого обнаружился его кошелек.

— Отведите их в тюрьму! — воскликнул он. — Я сам поговорю с бароном Рентоном!

Городская тюрьма находилась под старым дворцом, который был заброшен с тех пор, как король перебрался в Риссмадилл. Теперешний барон Лукерсирея занимал только одно крыло массивного здания, в другом расположилась Гильдия Искателей, а остальные части здания пришли в полный упадок. Паршивый и Томас, как бы испуганы они ни были, во все глаза разглядывали парк — их провели через огромные ворота и потащили по запущенной аллее, которую обступали гигантские деревья, усыпанные белыми цветами. На фоне заснеженных гор сверкающие купола и башенки дворца выглядели очень живописно, а позади возвышалась прямая, как стрела, Башня Двух Лун, самая высокая из всех Башен.

— Я только однажды заглянул за ворота и почти ничего не разглядел, — прошептал Паршивый, хромая в тесных ботинках. — Представляешь, мой папа когда-то был здесь садовником.

— А где он сейчас?

— Он умер, — ответил Паршивый и тут же споткнулся от тычка в спину. Стражник грубо велел ему заткнуться

Они не увидели внутренних покоев дворца, так как их сразу отвели в кордегардию, а оттуда в темницу. Они спускались все глубже и глубже под землю, чувствуя, как над ними смыкается зловонная тьма. Томас испуганно жался к Паршивому, который очень удивился желанию защитить белобрысого мальчишку, шевельнувшемуся внутри него. Наконец они оказались в длинном помещении, разделенном на камеры, в которых сидело множество мужчин, женщин и детей — некоторые были прикованы к кольцам, ввинченным в стены, остальные бродили по своим крошечным клеткам, сжимая деревянные колодки и таращась на факелы, которые несли стражники.

Это была галерея воров, так сказал им юноша, узнавший в Паршивом сына Адэра Дерзкого.

— Ну что, молодой Диллон, пошел по стопам отца? Молодец! Жаль, что он не может тебя видеть, — он гордился бы сыном! — Калли, юноша, заговоривший с ними, попал сюда за воровство. Он провел в тюрьме уже почти три года. — Барон Рентон занят другими делами. Мне сказали, что нас будут судить, когда здесь не останется свободного места. Я бы сказал, что ждать уже недолго.

Действительно, длинная галерея была переполнена заключенными, большинство из которых были бледными и изможденными, словно провели здесь долгие годы. Многие были больны и надсадно кашляли, а один старик лежал на куче тряпья и негромко стонал.

Калли проследил за взглядом Томаса, и его рот искривился.

— Он уже несколько дней так. Долго не протянет, и ко всем здешним радостям прибавится смердящий труп. Досадно. До того, как его поймали, он был великим человеком, Королем Воров. Только они этого не знают, болваны. Никто из нас не выдал его. Его взяли вместе с дочерью, которая стащила у Леди кольцо прямо с пальца, да так, что та ничего не заметила! Ее схватили не за это, а за то, что плюнула в синалара. А кольцо где-то надежно припрятано, это уж как пить дать.

Калли был общительным юношей, и появление новых слушателей его обрадовало — он успел устать от разговоров с сокамерниками, которые время от времени вставляли ядовитые замечания, но большей частью отмалчивались, сидя на вонючей соломе, слишком измученные голодом и страхом, чтобы шевелиться. Паршивый слушал с интересом, но Томас сосредоточился на старике, лежавшим на груде тряпок. Одна из босых пяток умирающего оказалась совсем рядом с ним, и пока Калли толковал Паршивому о том, как он обрадуется, если когда-нибудь увидит солнечный свет, Томас, сняв перчатку, просунул руку сквозь решетку, пытаясь дотянуться до старика. У него ничего не получалось, поэтому ему пришлось лечь на пол и вытянуть руку как можно дальше. Паршивый заметил его манипуляции в ту самую минуту, когда Томасу удалось дотянуться до старика. На щеках умирающего проступил слабый румянец. Казалось, волна краски распространялась от пальцев Томаса по всему телу великого вора. Старик закашлялся, потом неуверенно сел. Дочь, державшая его голову на коленях, изумленно вскрикнула. Он покачал головой и улыбнулся.

— Подойди поближе, — сказал Томас. — Будет лучше, если я коснусь твоей головы.

Старик и его дочь уставились на него в немом изумлении, потом старик прошаркал по камере и опустился на колени, так что Томас смог просунуть руки через решетку и положить их старику на голову. На этот раз перемена была разительной. На щеках старика заиграл здоровый румянец, глаза заблестели, сутулые плечи распрямились, он встал и потянулся.

— Я совершенно здоров! — воскликнул он. — Но где мы? Что случилось?

В галерее воцарился хаос. Больные заключенные сквозь решетку тянулись к Томасу; обитатели камер оживленно обсуждали происшествие; а дочь старика встала на колени перед мальчиком, пылко благодаря его и уверяя всех, что в Лукерсирей наконец-то вернулась светлая магия.

Запертый в своей клетке, Томас не мог дотронуться до всех узников, но прикоснулся ко всем, до кого сумел дотянуться, а те, кому не повезло, стонали и прижимались к решеткам. Паршивый и Калли смотрели на него с открытыми ртами. Вскоре те, кто сидел слишком далеко, начали колотить по решеткам своих камер, взывая к нему, умоляя его коснуться их. Один из узников, огромный, как медведь, с распухшей и почерневшей ногой, ухитрился выдернуть из земли деревянный столб. Вдохновленный этим успехом, он вытащил и второй. Он рухнул на колени рядом с клеткой, в которой сидел Томас, и когда мальчик коснулся черных вьющихся волос гиганта, рана мгновенно затянулась и нагноение исчезло. Когда он, оперевшись на ногу, не почувствовал боли, радости его не было предела.

Черноволосому гиганту удалось взломать клетку Томаса, и мальчик заметался по галерее, прикасаясь ко всем, до кого мог дотянуться. Одна за другой заключенные взломали все клетки. Их переполняла радость. Несколько человек начали колотить во входную дверь. На шум и вопли узников никто не отозвался, и Калли заявил:

— Стражники никогда не сидят здесь, они сидят в караулке, где у них есть эль и жареное мясо. Если нам удастся вырваться отсюда…

Мысль о питье и еде подхлестнула узников, и под их напором, деревянная дверь наконец слетела с петель. Люди хлынули в коридор. Старик, который несколько минут назад собирался расстаться с жизнью, взял на себя руководство, и воры подчинились ему, вспомнив, что он много лет был Королем Воров, главой их гильдии.

Однако бежать оказалось не так уж легко. Три часа спустя они еще блуждали в подземном лабиринте, хотя их число постоянно возрастало за счет других узников, освобожденных из своих камер. Шальное возбуждение и бравада начали остывать, уступая место страху, а свары, все чаще вспыхивающие между беглецами, становились все более угрожающими. Томас, вымотанный совершенным чудом, с трудом держался на ногах, и все со страхом думали о том, что стражники вскоре принесут в камеры еду. Подойдя к двери с ведрами баланды, они обнаружат, что она выбита, а заключенные разбежались.

Они остановились передохнуть в одном из бесконечных коридоров, как две капли воды похожем на предыдущие, и воры принялись спорить между собой, как им следует поступить.

— Мы уже были в этом коридоре! — заявил Калли. — Я узнаю этот камень.

— Как ты можешь узнавать камень в стене? Они же все одинаковы!

— Надо помечать те коридоры, в которых мы уже побывали, — сказал Паршивый. — У кого-нибудь есть мел?

Мела, разумеется, ни у кого не оказалось, так же как и ножа, которым можно было бы вырезать метки, и вообще ничего, чем можно было бы отметить путь, который они проделали. Томас лег на влажный камень, положив голову на колени Паршивому, и закрыл глаза. Он тяжело дышал, а его лицо побледнело от усталости.

Почти все коридоры освещались факелами, распространявшими резкий запах гари. Пока они спорили, ближайший факел догорел, и они оказались в полной темноте. Шайка воров испуганно примолкла. Томас, зевая, сел на полу.

Воры зашептались:

— Что делать? Где мы? Мы пропали!

К удивлению Томаса, он почувствовал, как его руки коснулся чей-то палец. Пойдем, малыш , раздалось в его мозгу.

— Кейт-Анна? — прошептал он.

Она самая. Пойдем.

— А как же остальные? — спросил он. При этих словах все замолкли, и хотя он не видел их, но чувствовал, что все глаза устремлены на него.

Какое мне дело до кучки воров? Пойдем.

— Пожалуйста, Кейт-Анна, я не могу их бросить.

Никса вздохнула, и Томас почувствовал, как она склонилась над ним.

Ладно, но только потому, что стражники уже близко и у них есть фонари, а я не люблю свет. Возьми их с собой, если хочешь.

Томас взял никсу за руку и почувствовал, что она вздрогнула. Его рука до сих пор была голой, а перчатка лежала в кармане рядом с котенком, который уже давно проснулся и начал жалобно мяукать.

— Возьми меня за руку, Паршивый, — велел Томас. — Она не переносит света, поэтому придется идти в темноте.

— Кто? О чем ты?

— Один друг. Она поможет нам выбраться. Доверьтесь ей, она любит стражников не больше, чем любой из вас.

Взявшись за руки, длинная цепочка заключенных побрела по бесконечным темным туннелям. Снова и снова воры падали духом, и цепочка останавливалась, когда возникал спор, но никса каждый раз говорила ему своим шелестящим голосом:

— Брось их. Они умрут в этих туннелях, и никто о них не вспомнит.

И каждый раз спорщики поспешно хватались за чью-нибудь руку и шли дальше.

Прошел не один час, прежде чем никса наконец остановилась и сказала Томасу:

— Сейчас мы под рыночной площадью. Если они поднимутся по сточным трубам, то выберутся на поверхность.

Томас передал ее слова Паршивому, который сказал Калли, стоявшему за ним, а тот следующему в цепочке. Большинство воров, послушавшись никсу, начало карабкаться по одной из огромных труб, Перед уходом они долго благодарили Томаса, кланялись ему и целовали край его пледа.

— Это вовсе не я, это Кейт-Анна вывела нас, — сказал он устало, но воры были слишком напуганы, чтобы разглядеть никсу в этой мгле.

Паршивый, старик с дочерью, Калли, черноволосый великан и горстка других остались.

— Не прогоняй нас, милорд, — сказал старик. — Твоя магия удивительна. Мы останемся с тобой и будем делать все, что ты велишь.

Томас был всего лишь маленьким мальчиком, к тому же он очень устал и проголодался. Он вцепился в руку Кейт-Анны, не зная, что ответить. За него ответил Паршивый:

— Можете околачиваться тут, если хотите, но не ждите, что он снова прикоснется к вам. Он выбился из сил!

Никса наклонилась к самому уху Томаса и, прошептала:

— Йорг ждет тебя в моей пещере. Как только он рассказал мне, что произошло, я отправилась искать тебя. Хорошо, что ты снял перчатки, иначе я не смогла бы выследить тебя. Никто не знает эти туннели лучше меня.

Старый провидец не стал бранить Томаса — он крепко обнял воспитанника, накормил кашей с молоком и уложил спать. Пока мальчик спал вместе со свернувшимся в клубочек котенком, Йорг решил поговорить с оставшимися ворами, они были потрясены его словами. Он говорил о том, что скоро придет крылатый Ри, что Лодестар будет спасен, и для всей страны наступят мирные и изобильные времена.

— Но ведь Лодестар уничтожен в День Предательства! — воскликнула дочь старого вора.

— Нет. Мегэн Ник-Кьюинн спасла его и скрыла до тех пор, пока он не понадобится. Лодестар должен защитить народ Эйлианана. Магия снова будет служить людям и пользоваться всеобщим уважением.

К полудню, когда Томас проснулся, воры уже разбрелись по городу. В пещере остался только Паршивый, на коленях которого сидел Джед, жующий кусочек сушеного мяса.

— Твой старик позволил мне остаться, — радостно сообщил он. — Я иду с вами!

Остаток дня они отдыхали и готовились покинуть город. Паршивый вернул Томасу башмаки и обмотал ступни тряпьем, чтобы защитить их от дорожных камней. Йорг отнес котенка к матери и вернулся с кожаной сумкой, полной припасов. Это заставило глаза Паршивого радостно расшириться. Йорг был встревожен — улицы кишели стражниками, разыскивающими бежавших воров и «белокурого мальчишку, обвиняемого в применении гнусного колдовства». Гильдию Искателей подняли по тревоге, сказал старый провидец. Когда он хмурился, его лицо напоминало смятую бумагу.

Йорг собирался выскользнуть из города тем же путем, которым они и пришли, смешавшись с толпой, переходящей мост в последние минуты перед закатом. Но теперь этот план стал неосуществимым — солдаты прочесывали весь город и стерегли ворота, на улицах собирались толпы взволнованных людей, и старик ломал голову, пытаясь придумать какой-нибудь выход. Реки Бан-Баррах и Малех были слишком бурными, чтобы пытаться переплыть их, а единственный оставшийся выход лежал мимо дворца.

Видя озабоченное лицо старика, Паршивый весело спросил, что его гложет. Йорг поведал ему о своих заботах, но веснушчатый мальчишка улыбнулся и сказал:

— Ха, не стоит беспокоиться. Мы пройдем по Дороге Воров.

Паршивый объяснил Йоргу, что ворам необходим тайный путь, по которому они могли бы ходить, не попадаясь на глаза страже, и что, будучи сыном Адэра Дерзкого, он, естественно, знает эту дорогу.

— Мы поможем тебе, хозяин, — сказал он.

Йорг не слишком доверял Паршивому, но делать было нечего. Опираясь на свой суковатый посох и крепко держа мальчика за руку, он пошел следом за маленьким нищим по городским трущобам и был очень обеспокоен восторженными возгласами, которыми разразилась толпа. Позади них собирались люди, благословлявшие Томаса и пытавшиеся дотронуться до него. Мальчик крепко прижимался к Йоргу, а Паршивый раздувался от гордости, кивая тем, кого знал, и выкрикивая непристойные шуточки.

Вскоре их окружила банда маленьких оборванцев, которая бурно приветствовала Паршивого и потребовала от него свежих новостей. Джей, самый способный из помощников Паршивого, прижал к щеке скрипку, и незаметный уход, который планировал Йорг, превратился в шествие, сопровождаемое музыкой, криками, и смехом. Пышнотелые матроны и тощие шлюшки вместе плясали на грязных мостовых; продавцы фруктов, побросав свои большие плоские корзины, начали отплясывать джигу, стуча по камням деревянными башмаками, хромой нищий бешено запрыгал на своей здоровой ноге, с таким воодушевлением размахивая костылем, что в конце концов сбил берет с пухлого лавочника; дети распевали только что придуманные куплеты о крылатых воинах и исцеляющих руках.

Процессия вилась по узким грязным улочкам, и факелы в их руках шипели под мелким дождем. Смирившись с неизбежным, Йорг съежился, поплотнее запахнул потрепанный плед и побрел дальше. Он был вынужден поверить шайке Паршивого, который обещал предупредить, если появятся солдаты, и спрятать в толпе. К тому же его старое сердце радовалось, когда он слышал, как Лукерсирей славит ведьм и колдунов. Город всегда гордился своими традициями, так как был доменом клана Мак-Кьюиннов, самого могущественного рода ведьм и колдунов во всей стране.

Йорг услышал топот марширующих ног прежде, чем его маленький оборванный проводник, Паршивый быстро отдал своей маленькой армии несколько приказов. Джей-скрипач продолжал шагать вперед, играя зажигательную мелодию. Горожане продолжали петь и танцевать, не замечая, что их героя, маленького мальчика с голубыми глазами, уже нет среди них.

Паршивый, откинув грязную занавеску, провел Йорга с Томасом внутрь, а двое уличных мальчишек как ни в чем не бывало продолжили играть в бабки перед дверью. Когда на площади появились солдаты, им под ноги бросилась куча чумазых и оборванных ребятишек. Кое-кто из них с трудом удержался на ногах, а один, падая, схватился за деревянные ящики, с грохотом рассыпав их содержимое. Началась суматоха. К тому времени, когда командир восстановил порядок, слепого нищего с вороном на плече и маленького мальчика уже давно не было на площади.

Барон Лукерсирея назначил огромную награду за Мальчика с Исцеляющими Руками, как только истории, которые пересказывал весь город, достигли его ушей. Кроме того, он пригрозил солдатам, что лишит их месячного жалованья, если они не сумеют найти источник слухов. Барон Рентон знал, что его власть держится лишь на жестокости. Лукерсирей был для него головной болью — здесь многие сочувствовали колдунам и мятежникам, которые подкапывались под власть его покровительницы, Банри Майи, и, следовательно, его собственную. Шестнадцать лет непрерывной жестокости не укрепили власти, и барон понимал, что чудеса, которые демонстрирует мальчишка, могут спровоцировать в городе мятеж. Тогда под угрозой окажется не только богатство и власть, но и благоволение Банри. Этого он допустить не мог.

В трущобах устроили облаву, и солдаты обшаривали, казалось, каждый угол. Один или два раза беглецов замечали и пускались за ними в погоню, так что Йоргу пришлось, подобрав свои лохмотья, пуститься бегом. Один раз им удалось спастись, нырнув в приоткрытую калитку и тут же заперев ее на засов. К тому времени, когда солдаты взломали ее, переулок за ней был пуст, но если бы солдаты догадались взглянуть наверх, то могли бы увидеть маленькую босую пятку, торчавшую из-за водосточной трубы, — Паршивый увел своих подопечных по крышам. В другой раз Иесайю чуть не проткнули копьем, когда он напал на солдат, появившихся на площади. Испугавшись огромной черной птицы, солдаты не заметили прячущегося старика, к которому прижимался пятнистый щенок. Стражники бросились в противоположном направлении, обманутые топотом бегущих ног, — однако это были всего лишь два маленьких оборванца, игравших в салки.

Паршивый увел беглецов в беднейший квартал города, к кучке хибар, прилепившихся к утесу под водопадом. Рев Сияющих Вод здесь был настолько оглушительным, что Паршивому приходилось кричать, чтобы его услышали, а одежда мгновенно отсырела от постоянных брызг. Немощеные улочки запрудила грязь, и беглецам пришлось пробираться по шаткой переправе из камней и почерневших досок. Здесь не было поющих толп, никто не предлагал им выпить вина и закусить. На углах собирались тощие женщины, многие кашляли, у некоторых лица были покрыты кровоподтеками. Мужчины, от вида которых у Томаса сердце ушло в пятки, смотрели на них, стоя у дверей и поигрывая кривыми ножами. Щенок негромко зарычал, и Паршивый, наклонившись, погладил его пятнистую спинку. Прямо за спинами беглецов низвергались потоки воды, и им пришлось цепляться за скользкий утес, чтобы свалиться в пропасть. Далеко внизу блестело, а над ним нависал темный утес, исполосованный белыми потоками воды. Пахло гнилью и нечистотами, так что Томасу пришлось прикрыть рот одетой в перчатку ладошкой.

— Куда ты нас ведешь? — надтреснуто спросил Йорг. Хотя он вырос на улицах Лукерсирея, ему редко доводилось бывать в этих трущобах, пользовавшихся самой дурной славой. Сюда отваживались забредать лишь те, кому нужно было срочно нанять головореза, но большинство нанимателей пользовались услугами посредников из Гильдии Воров, не рискуя появляться на этих кривых улочках.

— Скоро увидишь, — ответил Паршивый, потом, смутившись, добавил: — То есть, я хотел сказать, скоро сам поймешь.

Один или два раза им заступали дорогу, и каждый раз Паршивый звенящим от страха голосом произносил:

— Именем Адэра Дерзкого и Короля Воров, пропустите нас, — и каждый раз их пропускали. К этому времени к ним успели присоединиться члены шайки Паршивого — тонконогий Джей, который играл на скрипке, девчушка по имени Финн, выкрикивавшая веселые непристойности в адрес людей, скрывавшихся во мраке, мальчишки, игравшие в бабки, и мальчик лет девяти, державшийся рядом с Паршивым. Они появлялись и исчезали, словно тени, докладывали о чем-то своему атаману и тут же убегали с новым заданием, чтобы появиться спустя несколько минут.

— Я кое-что придумал, — прошептал Паршивый в самое ухо Йорга. — Это опасно, но зато отвлечет солдат. Я нашел парня, который очень смахивает на нашего Томаса. Он уведет солдат обратно к дворцу. Пусть думают, что мы хотим уйти в горы, воспользовавшись лабиринтом. Финн говорит, они заглотили приманку и понеслись к старой Башне как бешеные.

Вскоре узкая тропинка, миновав последние лачуги, вывела их на уступ, по которому стремительно неслась вода. Томас остановился, не понимая, что делать дальше. Йорг слепо вертел головой из стороны в сторону, не в силах расслышать ничего, кроме грохота водопадов.

Паршивый осторожно двинулся вперед, пробуя ногой скалу. Он чуть не упал, заставив Томаса вскрикнуть от ужаса, но успел найти опору и повиснуть на ней, подставив голову и плечи воде, которая обрушивалась на него с силой кузнечного молота. Сильным рывком он обогнул уступ и исчез. Томас тихонько ахнул, но Финн склонилась к нему, утешая, а самый старший из нищих — коренастый Антуан — уже вел спотыкающегося Йорга вперед.

Старика не пугали опасные маневры, которые требовалось проделать, чтобы обогнуть уступ, так как он не мог видеть головокружительного спуска к озеру. С помощью Паршивого, который подталкивал его с одной стороны, и Антуана, тянущего с другой, он довольно быстро попал на другую сторону. Теперь настала очередь Томаса. Мальчик расплакался от усталости и страха, но, когда его обвязали старой веревкой, которая служила Антуану поясом, он медленно пополз вперед, пока вода не прижала его к утесу. Вода била его по голове и спине, но Антуан крепко держал его, а Паршивый уже махал из-за уступа. Потянувшись, он достал за пальцы Паршивого и почувствовал, что его тянут вбок. Замолотив ногами, Томас упал на четвереньки у входа в пещеру, скрытую за потоками воды, так же как пещера Кейт-Анны.

Один за другим маленькие оборванцы огибали уступ. Джеда перекинули на другую сторону, обвязав вокруг его тощего брюшка веревку.

— Факелы есть, Финн? — спросил Паршивый, и девочка, улыбнувшись, извлекла из-под своей оборванной юбки три длинных прутика, обмотанных тряпьем. Трут отсырел, поэтому они довольно долго провозились, пытаясь зажечь факелы. Разгоревшись, те начали нещадно коптить. Однако они давали достаточно света, чтобы разглядеть в глубине пещеры узкую темную щель.

— Добро пожаловать на Дорогу Воров, — ухмыльнулся Паршивый.

Они двинулись гуськом по узкому проходу, вьющемуся в толще скалы, на которой был построен Лукерсирей. Время от времени сверху доносился топот ног или отдаленные крики. Однажды Томас расслышал сухой шелест, и Томас взволнованно завертел головой.

— Кейт-Анна? — прошептал он, но никто не ответил.

Местами узкий ход расширялся или ветвился, но Паршивый уверенно шагал вперед. Минут через двадцать они вышли к перекрестку, из темноты высунулась длинная рука, схватившая Паршивого за горло. Прежде чем он успел пискнуть, к его горлу приставили длинный нож, и хриплый насмешливый голос спросил:

— И куда же ты идешь, Диллон Дерзкий?

Паршивый не мог произнести ни слова, но Финн, вырвавшись вперед, изо всех сил пнула обидчика между ног. Тот выпустил Паршивого и, ругаясь, схватился за поврежденное место. Верный Джед вцепился зубами в голую лодыжку обидчика. Паршивый собирался задать стрекача, но его противник оправился на удивление быстро.

— Не рыпайся, парень, — прошипел он. — Я порядочный человек и не хочу связываться с сопляками, но мне не нравится, что по нашим дорогам шатаются все, кому не лень. Так что выкладывай все, да поживее, а то рассержусь.

Паршивый мрачно пожал плечами, скосив глаза на нож, прижатый к его горлу.

— Мне больно, Калли, — заскулил он, но его мучитель только сильнее сжал руку. — Я помогаю старику и мальчишке выбраться из Лукерсирея. Улицы кишат солдатами, и если барон поймает их, они пойдут на костер.

Нож исчез, и человек вышел из тьмы, чтобы хорошенько рассмотреть небольшую процессию.

— А, ты про этого парня, — сказал он, и Томас узнал в нем того вора, с которым они сидели в одной камере.

Калли, казалось, задумался — он пожевал губами, почесал в затылке, потом внезапно сказал:

— Пожалуй, я отведу вас к Его Высочеству. Как он скажет, так и будет. Чужим сюда хода нет, но, поскольку этот парень спас всех нас, Его Высочество не будет сильно ругаться. Пойдем, Диллон Дерзкий, ты знаешь дорогу.

Их поспешно повели по темным туннелям. И через несколько минут они вышли в просторную пещеру, в центре которой горел костер и стоял объемистый бочонок, вокруг него сидели люди в живописных лохмотьях. Судя по их состоянию, бочонок вскрыли довольно давно. В компании царило всеобщее веселье. На грубо сколоченном деревянном стуле сидел старик, которого называли Королем Воров. Рядом с ним стояла его дочь, женщина с шальными глазами и растрепанными волосами. Узнав Томаса, она вышла вперед, рассыпаясь в благодарностях.

Король Воров знал маленьких нищих по именам — это произвело на них впечатление. Особенно смутилась Финн, когда старик с улыбкой добавил:

— Успокойся, девочка, я знаю, ты не виновна в смерти старого Керси, а если бы даже была виновна, кто я такой, чтобы судить тебя?

Финн, побледнев, отступила в тень, но старик лишь кивнул и улыбнулся, повернувшись к Йоргу:

— О, да это же слепой пророк, который пытался вызвать в городе мятеж! Я, конечно, не возражаю — неразбериха помогает честным ворам заработать на жизнь. К тому же я не видел ничего хорошего от солдат, а от чертовых искателей и того меньше. Если, разыскивая тебя, они придут сюда — моли богов о легкой смерти.

Паршивый энергично замотал головой и рассказал о предпринятом ими отвлекающем маневре.

— А это, должно быть, малыш Коннор, — сказал старик, и Паршивый, разинув рот, кивнул, потом принялся торопливо рассказывать, как Коннор и его сестра обманули солдат.

— Что ж, будем надеяться, что их не поймают слишком скоро, — заметила его дочь. — Они разорвут мальчишку в клочья, за то, что обвел их вокруг пальца.

Лицо Паршивого стало совсем несчастным.

Старик закурил странную трубку, которая булькала и шипела, когда он затягивался. Вокруг них заклубился вонючий дым, мальчишки украдкой вытирали слезящиеся глаза.

— Диллон, малыш, ты же знаешь, я не люблю, когда Дорогу Воров показывают чужакам или даже рассказывают о ней. Здесь моя вотчина. Только я решаю, кто имеет право ходить по ней. В обычный день я велел бы ребятам скинуть тебя со скалы, но сейчас в моем сердце нет уверенности. Я действительно благодарен этому парнишке за то, что он вылечил меня и помог выбраться из тюрьмы. Но я не могу позволить всем желающим шляться по моим Дорогам. Если пойдут слухи, что я пропустил вас, мы…

Йорг вышел вперед и склонил свою седую голову.

— Ваше Высочество, пожалуйста, простите наше вторжение. Если бы это было возможно, мы воспользовались бы другой дорогой, но поскольку этот мальчик вылечил тех, кто был в камерах, и вывел их на свободу, солдаты преследовали нас по пятам.

Если он надеялся на благодарность Короля Воров, то следующие слова, казалось, лишили их всякой надежды.

— О, верно, ведь парнишку обвинили в колдовстве? И награду за ваши головы назначили. Стоит подумать о том, какую выгоду можно из него извлечь.

Паршивый рванулся вперед, кипя от возмущения. В глазах старого вора загорелся опасный огонек.

— Ты не посмеешь выдать его Красным Плащам! Ведь он спас тебе жизнь! Если бы не он, вы все гнили бы сейчас в тюрьме!

Король Воров, улыбнувшись, отхлебнул из кубка, который держал в руке.

— Я сделаю все, что сочту нужным, малыш, — сказал он, когда наконец снова поднял голову. — Ты похож на своего отца, самого наглого поганца, какого только видели воры Лукерсирея! Эх, помню я, как он пришел ко мне, когда ты еще не умел ходить, а твоя мать подцепила дурную болезнь. Быть тебе Диллоном Дерзким, как твой отец!

Паршивый расправил плечи, казалось, подрос на пару дюймов, но лицо старого вора потемнело.

— Не то чтобы мне очень нравилась дерзость, парень. Придержи язык, а не то станешь падалью прежде, чем вырастешь. Если я позволю тебе пройти, то только ради мальчишки и старого колдуна, с которым я был знаком в старые добрые времена — еще до того, как король женился на этой выскочке. До того, как эта проклятая выскочка Банри довела страну до такого безобразия. Только ради него да еще ради парнишки я пропускаю тебя, а вовсе не из-за твоего длинного языка, малыш Диллон!

Диллон кивнул и молча поклонился, и после того, как они выпили за здоровье Короля Воров и Мальчика с Исцеляющими Руками крепкого вина, беглецов вежливо, но твердо выпроводили из пещеры и показали щель, выводящую наружу, на темный склон холма. Паршивый был молчалив и задумчив, но, когда один из его приятелей отпустил ехидную шуточку, рявкнул:

— Заткнись, Эртер, не то вышвырну тебя из шайки! И не называйте меня больше Паршивым, теперь я Диллон Дерзкий!