Когда плачут драконы

Глава шестнадцатая: Яблочко от яблоньки

Не нужен.

Вилхе эти недели прожил как в каком-то кошмаре. Даже думать не думал, что способен испытывать подобные чувства. Как и не предполагал, что может остаться без Кайи, казавшейся чем-то незыблемым. Она была с ним в самые сложные и самые хорошие моменты жизни, и Вилхе настолько к ней привык, что считал частью себя. Вот только осознал это слишком поздно, когда лишился не только этой части, но и самого верного, самого близкого своего друга.

И это оказалось невыносимо больно.

После спасения Харде и отвратительной ночи, когда Кайя не обращала на Вилхе совершенно никакого внимания, а он в госпитале даже на кровать прилечь не мог, только мерил шагами комнатку дежурного и сжимал от бессилия кулаки, не в силах смириться с тем, что Кайя осталась в доме Кедде, Вилхе заставил себя сделать вид, что ничего не произошло. Кайя просто устала, испугалась и слишком много эмоций потратила на юного драконыша. На следующий день все должно было вернуться к привычному положению вещей. Пусть даже Кайя сердцем предпочла Кедде, в дружбе-то она Вилхе не могла отказать. Вроде не заслужил он такой участи. И все еще надеялся на какое-то чудо.

А потом выяснилось, что и тут он все неправильно понимал. Вовсе не нуждалась Кайя ни в нем, ни в их отношениях. Иначе как истолковать то, что она его избегала? Безо всяких объяснений и упреков: Вилхе теперь просто не мог застать ее дома, когда бы ни приходил.

А потом вера в чудо пропала, оставив только пустоту и саднящую боль в душе. И даже дело — важное, нужное — не могло отвлечь. Потому что, когда Кайя впопыхах рассказывала ему про сестру Харде, Вилхе думал не о спасении очередного драконыша, а о том, что он безумно скучал по ней. По этому мягкому заботливому голосу, по этим умным выразительным глазам, по непослушным прядкам, выбивающимся из тугой косы и вьющимся возле ушей. Вилхе руки прятал за спину, чтобы только не поднять их, не коснуться Кайиных волос, не скользнуть потом пальцами по ее щеке, гладя нежную порозовевшую кожу, не потерять окончательно разум от нахлынувшей радости. Если к нему прибежала, значит, не все еще потеряно? Всякое, наверное, могло быть. Кайя — добрая девочка, не отказала Кедде в помощи, когда он такую ответственность на себя за судьбу Харде взял. Сейчас все оправятся немного, глядишь, и для Вилхе у нее время освободится.

Да только…

Не дружбы он теперь хотел и совсем не был уверен, что сможет изображать лишь старого товарища: не умел Вилхе играть, а нынче и вовсе не всегда с собой справлялся. А если еще и уверится, что Кайя с Кедде нежничает…

Нет, не потянет, Энда все подери! Так не лучше ли отступить сейчас, пока еще есть возможность сделать это с честью? Отпустить Кайю, как она того хочет. Не мучить расспросами и не выклянчивать свидания. И не думать о том, чтобы бессовестно воспользоваться даром Создателей.

Слишком сильным искушением они его пытали. Одна фраза — и самое заветное желание исполнится! Кайя будет принадлежать Вилхе — безраздельно и на всю жизнь. Она полюбит его — никак иначе Вилхе это и не представлял — и будет счастлива, как мама счастлива с отцом. Никогда не пожалеет: Вилхе не позволит. Будет заботиться, лелеять и в конце концов…

Возненавидит себя за это предательство!

Разве можно такое понять и простить?

Увести у друга любимую. Вынудить самую удивительную девушку на свете жить не своей жизнью — уж Кайя-то этого точно не заслужила! И Вилхе не сможет существовать с таким камнем на душе. Загубит из-за собственной слабости и себя, и ее. Самую чудесную, преданную и такую доверчивую девчонку…

— Как ты понял, что нужен маме? — не выдержал очередного витка сомнений Вилхе. Они с отцом пошли на охоту, но Вилхе, занятый своими мыслями, раз за разом упускал добычу и после каждой неудачи напряженно ждал, что отец поинтересуется причиной: все-таки нечасто его сын страдал отсутствием меткости.

Однако отец молчал: не спрашивал, и не осуждал, и как будто вовсе не замечал его проблем. Но уводил все дальше от дома, словно чувствуя, что рано или поздно Вилхе сломается: нужно только подождать.

Так и произошло.

Презирая себя и за глупый вопрос, и за бестактное вмешательство в родительскую жизнь, и за жалкую надежду на чудо в голосе, Вилхе исподлобья смотрел на отца и ждал ответа как избавления от всех своих горестей. Родителям всегда удавалось отвести любые беды, и Вилхе был уверен, что для них не существует ничего невозможного. Просто они с Аной не пользовались их защитой, считая себя слишком взрослыми и самостоятельными для этого. Но когда сил совсем не осталось…

Энда с ним, вряд ли отец не заметил его терзаний и бесконечных метаний то по дому, то вне его стен. Вилхе не мог найти себе места. Везде ему казалось пусто и тоскливо. И идти было некуда, и никто его больше не ждал.

Поймет ли отец? Вряд ли мама могла любить кого-то, кроме него. Отец, наверное, и о ревности ничего не знал: мама не давала поводов. Чем тогда он может помочь сыну? Разве что выслушать — да Вилхе и рассказывать нечего.

— Пока сама не сказала, знать не знал, — спокойно и очень серьезно ответил отец. — Думал, она видит во мне друга или вообще терпит из жалости.

Вилхе вздрогнул, на мгновение решив, что отец не только раскусил его хитрость, но и решил подколоть, потому что не бывает подобных совпадений.

— Только ты мог такое придумать! — с трудом сдерживая раздражение, заявил он. А отец вдруг совсем по-мальчишески улыбнулся.

— Ариана обычно говорит то же самое, — пояснил он кажущееся неуместным веселье. — Яблочко от яблоньки...

Вилхе на мгновение зажмурился, не веря согревшей в секунду мысли. Неужели он такой же, как отец? Неужели тоже не видит очевидного? Уж мамины чувства ни с чем нельзя спутать, это даже такому тупице, как Вилхе, понятно. Или собственные переживания столь застилают глаза, что дальше своего носа вообще ничего не разобрать?

— Скажи еще, будто думал, что она в другого влюблена, — буркнул Вилхе, не зная, на кого и за что сердится.

— На стены лез от ревности, — так же спокойно отозвался отец, и Вилхе снова вздрогнул, потому что и теперь не разобрал, шутит тот или нет.

— Да папа, для мамы только ты и существуешь! Она светится рядом с тобой! Как можно было этого?!..

— Да можно, Вилхе, — то ли смущенно, то ли назидательно усмехнулся отец. — Всего-то и надо, что не верить в божью милость. А там оно само насобирается.

Вилхе долго решался на последний вопрос — так, словно от отцовского ответа зависела вся его дальнейшая жизнь.

— А как тогда правду узнал? — дозрел наконец он. — Прямо спросил, когда невмоготу стало?

— Когда невмоготу стало, я сбежал, как последний трус, — совсем уж мрачно ответил отец, и Вилхе догадался, что ему трудно об этом говорить. Вытаскивать потаенное и делиться им с другим человеком. Пусть даже с сыном. — Себя оправдывал, мол, с другим она будет счастлива, а я только под ногами мешаюсь. Если бы не Арианина храбрость...

Вилхе ночь потом не спал, примеряя отцовскую историю на себя. То она чудилась ему похожей до невозможности, то казалась совершенно другой. В отличие от родителей, они с Кайей не разлучались надолго. Может, потому и не заметили, когда чувства изменились до неузнаваемости? Или Кайя?..

Грудь опалило восторгом так, что Вилхе какое-то время даже думать не мог.

Кайя же все эти годы!..

Да не ведут себя так друзья, даже самые лучшие! Не мерзнут они до полусмерти, ожидая твоего возвращения. Не кидаются на шею, изволновавшись из-за твоей задержки. И не разочаровываются из-за того, что ты настоящий осел!

«Ревновал так, что на стены лез», — сказал отец. Вряд ли мама могла сознательно играть на его чувствах. Значит, сам что-то напридумывал, подмечая не то, что надо, и делая совершенно не верные выводы. Наверное, и смущение Кайи от похвал Кедде можно было объяснить тем, что ей перед Вилхе из-за этого неудобно. А нынешнюю ее занятость — слишком сильной ответственностью. И даже кинжал с драконьей головой, например, подарком отца, который залатал охотника на ящеров и плату с него такой вещицей взял.

Знать бы еще, что из этого правда, а что нет. И где набраться той самой маминой храбрости на самый главный вопрос. Кайя-то точно никогда на него не решится. А Создатели не любят трусости.

Отрубился Вилхе уже под утро и, разумеется, безбожно проспал петухов, что поднимали Кайю на работу. А ведь пообещал себе не откладывать разговор с ней. Пусть убьет последнюю надежду, но лучше так, чем мучиться сомнениями. И испытывать терпение Создателей. Они и так уже дали Вилхе невероятно много времени. На этом их щедрость могла и закончиться.

Когда Вилхе проснулся, за окном уже было совсем светло и на землю сыпалась мелкая снежная крупа, тарабаня в стекло и пытаясь поднять засоню. Потом она точно так же постукивала по натянутому на голову капюшону выскочившего из дома Вилхе, словно помогала выгнать из его головы трусливые мысли, а самому Вилхе — не дать свернуть с намеченной дороги.

Он шел к дому Кайи, не зная, что сказать при встрече, как уговорить ее на прогулку и где найти смелость задать свой вопрос. И словно в ответ на его неуверенность Беата ошарашила убийственными фразами:

— Если и дома, то не у нас. Парой кварталов ниже к реке, в драконьем гнездовище. Проводить, или сам дорогу найдешь?

— Сам, спасибо! — глухо отозвался Вилхе, напрочь забыв все вчерашние вдохновляющие мысли и снова плюхнувшись в уже привычную безнадегу.

Кайя у Кедде.

Опять.

И вряд ли в такую погоду они захотят покинуть избу.

В голове что-то разорвалось, зацепив и сердце. Кому нужна его смелость? Уж точно не Кайе, на самом деле любившей другого. Не будет у истории Вилхе столь же счастливой развязки, как у его родителей. Слишком долго он тянул. И обвинять в своих несчастьях мог только себя.

Снег продолжал сыпать колкой мартовской крупой, разметая дорогу, колотя по плечам, забиваясь в глаза, а Вилхе упорно шел вперед. У него не было цели, кроме как одолеть это стихийное бедствие, потому что борьба с ним позволяла хоть немного притушить другие терзания. Останови его кто и спроси о конечной цели, Вилхе бы удивился: какая теперь цель? Без Кайи вообще ничего не хотелось. Даже радость от спасения драконьих жизней притуплялась, и сами подвиги тянули разве что на тяжелую работу. Не к чести, но Вилхе недавно понял, что самым сладким мигом в их вылетах было возвращения к Кайе. Когда она с таким облегчением встречала Вилхе, а потом с нескрываемым восхищением слушала его рассказы о путешествиях. Словно для нее он все это и делал. А теперь…

— Кайя?..

Вилхе даже осмотрелся кругом, чтобы убедить себя в том, что глаза не лгут.

Крепостная стена и то самое место, куда он много лет назад принес на руках совсем юную Кайю, чтобы она воочию убедилась, сколь хорошо укреплен город, способный оградить ее от любой опасности.

Тогда и началась их дружба.

А значит, только Кайя и могла сейчас стоять к нему спиной, обхватив себя руками и беззвучно вздрагивая то ли от холода, то ли от рыданий.

Озябливо запахнутая накидка, засыпанный снегом головной платок — она явно пришла сюда давно и наверняка совсем замерзла.

Вилхе непроизвольно шагнул вперед, привычно собираясь обнять ее и хоть немного согреть. Но тут же остановился: он ли нужен теперь Кайе? Быть может, неприятны ей уже его прикосновения, а то и вовсе видеть бывшего товарища не хочется?

Тогда почему она здесь? Кедде не имел к этому месту никакого отношения. Только Кайя и Вилхе. И если…

Будь проклята его трусость!

Вилхе тряхнул головой и решительно преодолел разделяющее их с Кайей расстояние. Развернул ее к себе и крепко прижал к груди. Пусть злится, но не мог он позволить ей замерзнуть. Объяснит как-нибудь. Потом. Если Кайя…

Ее руки обхватили его за талию и так сильно сдавили, что, кажется, задушили абсолютно все глупые мысли. А когда шею обожгло судорожным вздохом и до слуха донеслось жалкое: «Я думала, мне послышалось», — разумные мысли пропали следом. Вилхе приник губами к холодному лбу, растапливая снежные крупинки на выбившихся из-под платка волосах, на крутых бровях, на пушистых ресницах. Кайя закрыла глаза, и придвинулась еще ближе, и даже, кажется, поднялась на цыпочки, дозволяя любые вольности, и Вилхе не смог заставить себя одуматься, пока еще не сделал непоправимого.

Скользнул губами по ее виску, впитывая ни с чем не сравнимый аромат Кайиной кожи, добрался до уже согревшихся щек — медленно, осторожно, очень мягко. Кайя вжала кулаки ему в спину, всхлипнула коротко, едва не бросив Вилхе в панику, и вдруг задрала подбородок.

Слишком велико было искушение.

Наверное, нечестно, неправильно, и Кедде такого предательства не заслужил, если хоть что-то испытывал к Кайе, но какое до всего этого Вилхе было дело? Когда любимая девчонка прижималась к его сердцу, а давно уже желанные губы были так близко, что Вилхе горячее дыхание своими ловил?

Он забыл обо всем и от всего отказался.

Подался вперед, почти ткнулся в них. Ощутил свежий пьянящий вкус и потерялся в собственных ощущениях…

Кайя словно в сновидение попала. Только там Вилхе обнимал и даже целовал иногда, да только совсем по-другому. То ли по-дружески, то ли вовсе из жалости — быстро и едва касаясь губами ее губ. И никогда — стискивая до боли плечи, прижимаясь отчаянно, словно не зная, как без этого жить, забываясь и не желая останавливаться.

А Кайя не верила в собственную наглость и столь желанный ответ Вилхе, но все же отдавалась его объятиям всей душой, ловя такие сладкие и такие короткие мгновения счастья. Опомнится, осознает, но пока… пока…

— Кайя…

Она едва не расплакалась, услышав в его голосе неуверенность. Не может придумать, как объяснить свой порыв? Опять проявил участие, не желая ее обижать? Вилхе всегда чувствовал за нее ответственность, как за младшую сестренку, да только…

Не сестренка она ему! Никогда не была и не хотела ей быть! Он как мужчина ей нужен, а не как брат! И поцелуи его нужны! И дыхание неспокойное! И голос севший!..

Богини милосердные, да ведь правда же все! И Вилхе, Вилхе…

— Не говори ничего, — зажмурилась Кайя и крепче стиснула руки. — Даже если раскаиваешься уже, не говори. Дай мне хоть минутку… Совсем немного… Я запомнить хочу…

«Да можно, Вилхе, — мелькнули в его голове вчерашние слова отца. — Всего-то и надо — что не верить в божью милость».

Не верила Кайя. И он не верил. И оставалось только гадать, почему не рассердились на них за это Создатели, а, напротив, позаботились о глупых своих любимцах, и столкнули их сегодня лбами, и правильные поступки в сердца вложили, и теперь…

Теперь Вилхе и без помощи знал, что делать.

Взял Кайю за голову, вынудил поднять на себя взгляд и улыбнулся со всей искренностью, на которую только был способен.

— Я люблю тебя! — просто сказал он.

Другого ответа, чем вспыхнувшие восторгом глаза Кайи, ему и не надо было. Богини, и почему он никогда не замечал, насколько она красива? Просто прятала зачем-то Кайя эту красоту. Или до сих пор ее никто пробудить не мог? Или она для Вилхе ее берегла?

— Я всегда тебя любила, Вилхе, — прошептала Кайя и не удержалась, залилась почти алым румянцем — тем самым, что так ему нравился, — отвела взор в сторону, опустила смущенно голову. — Но ты же… Ты…

— А я безмозглым болваном был, — подтвердил Вилхе, хотя и подозревал, что Кайя что-то другое имела в виду. Но не мог он допустить, чтобы она хоть минуту лишнюю мучилась. Слишком хорошо помнил, что это такое. Тоже насочинял. — Не знаю теперь, как перед тобой оправдаться. Думал, тебе Кедде по душе.

Кайя тут же забыла о своих сомнениях и посмотрела на него с таким изумлением, что уничтожила последние крохи ревности.

— Никого, кроме тебя, не было, Вилхе, — невозможно серьезно произнесла она. — И не будет никогда!

У Вилхе зашумело в голове. Вроде и понимал разумом, а Кайины слова проникли в самое сердце. Отогрели окончательно. И толкнули на новые нежности.

Кайя сама не заметила, как снова оказалась в крепких объятиях. В груди бушевало смятение, никак не желая успокаиваться после вырвавшихся признаний. Стыдно было невозможно за свою слабость. Словно навязывалась она Вилхе, говоря, что не сможет без него. Он, правда, первым сказал, что любит ее, и Кайя даже на мгновение поверила. А потом вспомнились все свои недостатки. Зачем ему такая, как она? Невзрачная, неинтересная, да еще и не умеющая владеть собой? Даже если сейчас он уверен в своих чувствах — а у Кайи не было ни малейшего основания подозревать Вилхе во лжи, — пройдет время, и она наскучит ему. Не может быть по-другому!

Или все-таки?..

Ну он же столько лет ее знает! Все ее изъяны может назвать, не задумываясь. И если вместо того, чтобы совсем другую девушку себе найти, в Кайю влюбился…

Она не откажется! Покуда хватит сил, покуда достанет бесстыдства, все сделает, чтобы Вилхе было с ней хорошо и чтобы он не жалел о своем выборе. Потому что без него… совсем никак…

— Кайя… — позвал он, и от прозвучавшей в его голосе нежности закружилась голова. Сколько бы ни было ей счастья отмерено, а Кайя выберет его целиком. Слишком долго ждала.

Вздохнула чуть слышно и смело подняла на него глаза.

Но на лице Вилхе была такая радость написана, что Кайю опять накрыло смущением. Неужели она смогла его счастливым сделать? Своего любимого, самого главного, самого лучшего на свете мальчишку смогла сделать счастливым?

Она зажмурилась и потянулась вперед. Пусть тогда свершившееся чудо проявит себя во всей красе. Кайя снова хотела поцелуи Вилхе испытать. Как же она о них мечтала! И одного раза ей не хватило — совсем не хватило!

Вилхе крепче сомкнул руки и коснулся губами ее губ. Кайя затрепетала от заполняющего ощущения упоения. Еще какой-то час назад она думала, что потеряла Вилхе. Вчера весь вечер ждала его прихода, замирая от каждого шороха за окном и замерзая с каждым новым звоном часов. Вилхе после охоты всегда приносил ей часть добычи, а Кайя придумывала новое блюдо и первым делом угощала товарища. А тут даже с пустыми руками не заглянул, и Кайя решила, что больше ему не нужна. Вилхе и так в последнее время стал как-то иначе к ней относиться: с непонятным подозрением и напряженностью. Кайя старалась лишний раз не раздражать его своей навязчивостью и все свободное время посвящала Харде. А вчера загадала на встречу, отчаянно надеясь, что была не права и что Вилхе ей это докажет.

Прорыдала потом всю ночь в подушку, не в силах смириться с потерей, а с утра сбежала из дома, чтобы никто не заметил ее распухшего носа и не начал расспрашивать о проблемах. Ноги сами привели к этому месту, где началось самое лучшее время в ее жизни. Сколько простояла без движения, Кайя сама не знала. Но когда голос Вилхе услышала…

Она вытянула руки из-под его и сцепила их у Вилхе на шее. Чтобы стать еще ближе, чтобы поцелуи из нежных превратились в жаркие, чтобы Вилхе понял, как сильно ей нужен, и никогда не отпускал!

И сама забылась от неизведанных ранее ласк.

Не было в ее жизни ничего чудеснее, чем его губы, прижимающиеся к ее губам! Вилхе, ее Вилхе! Целовал! По-настоящему! Как невесту!

И словно бы никак не мог оторваться…

— Не обидел? — что-то невообразимое спросил Вилхе, когда нагляделся на ее раскрасневшиеся щеки. — Забыл позволения у тебя спросить. Оба раза.

Кайя хихикнула, так и не зная, куда спрятать глаза. В них сейчас ответы на любые вопросы Вилхе можно было прочитать. А Кайе стыдливость не разрешала так себя вести.

— Я позволяю, — пробормотала она и принялась смущенно стряхивать снежную крупу с его куртки. — Только обнимать меня крепко придется. От твоих поцелуев ноги совсем не держат.

Вилхе не справился с довольной улыбкой, хотя и старался: Кайя видела это и с каждой секундой все сильнее верила в свое счастье. А Вилхе вдруг подхватил ее на руки — легко, как пушинку, — и весело заглянул в лицо.

— Пожалуй, так оно вернее будет, — заявил он и наклонился, дразня близостью. Кайя призвала на помощь всю свою смелость и запустила пальцы в капюшон, обхватывая его голову.

— Хваста! — легко выдохнула она и потянула Вилхе к себе…