Код власти

3 Лика

…Лика медленно подняла заплаканное лицо. Поревела? Ну и ладно, хорошего, как говорится, понемногу. Да, ее забыли. Не «бросили», а именно «забыли» – отчасти по ее же собственной вине. А возможно, и вовсе сочли погибшей. Девушка хорошо представляла, как происходит обмен данными между рядовыми десантниками и командованием. В тот момент, когда с тактического экрана Бобровичуса исчезла отметка ефрейтора, ее тоже вполне могли посчитать мертвой, поскольку в шлеме Лики была отключена не только радиосвязь, но и встроенный маяк – совершенно, между прочим, неправильно! Надо будет пожаловаться Чебатурину… ну, если вернется живой, конечно. Нет, Андреас-то о ней помнил и никогда б не бросил, в этом Лика нисколько не сомневалась, но это в том случае, если он сам уцелел. А если нет, если он погиб, ранен или контужен… И кто тогда знает, что с ними выбрасывалась какая-то там журналистка? Пусть даже и любимая женщина контр-адмирала? Официально-то она осталась на корабле, где ее уже наверняка ищет злой-презлой Сергей Геннадиевич…

Впрочем, ладно. Была ли это разведка боем, отвлекающая операция или неудавшаяся высадка, сейчас не суть важно. В любом случае вскоре грядет – или уже где-то происходит – вторая попытка, поскольку орбитальная оборона подавлена еще несколько дней назад, с поверхности планеты не может взлететь ни один вражеский челнок, а любой радиообмен жестко контролируется и глушится флотскими системами РЭБ. А значит, дни, а то и часы до окончательного освобождения планеты от противника сочтены – Вторая ударная не может вечно висеть в этой системе, непонятно чего ожидая. Так что Лику спасут, наверняка спасут! Но пока этого не произошло, ей надо что-то делать, например спрятаться. Вот только… Лика скептически оглядела себя: бронекомплект заляпан отвратительными пятнами, камуфляжный комбез под ним насквозь промок и, мягко говоря, дурно пахнет, в ботинках хлюпает, волосы под забрызганным кровью шлемом пропотели и спутались… в таком виде только и попадаться на глаза местным! Это не говоря о том, что здесь никто не ходит в подобной экипировке, да еще и с шевроном Космического десанта федеральных войск на рукаве! Ну, прямо те самые умные рязанские глаза и парашют за спиной из старого-престарого папиного анекдота, смысла которого она, честно говоря, никогда не понимала…

С другой стороны, если переодеться и хотя бы немного отмыться, то спрятаться не составит особого труда. Лика хорошо представляла, что сейчас творится в зоне боевых действий. Обезумевшие беженцы, в основном женщины с орущими детьми на руках и старики в киберкаталках, разрушенная инфраструктура, полный хаос в государственном управлении и неорганизованные ополченцы, скорее по инерции, нежели на самом деле именующие себя «регулярными частями войск Корпорации». Поскольку все более-менее подготовленные их войска (за исключением разве что отдельных флотских подразделений и элитного Золотого Легиона МФК) Космодесант с колониальной пехотой повыбили еще к исходу второго года войны. Правда, вот только что эти самые «неорганизованные ополченцы» весьма успешно заставили десантников умыться кровью, но это скорее вопрос к организаторам обороны и спланировавшему высадку штабу. Даже в условиях, когда Флот полностью контролирует орбитальную обстановку, дела на поверхности не всегда идут гладко. Можно, конечно, начисто выжечь район высадки орбитальным ударом, но что это даст? Десяток километров радиоактивной пустыни на месте города – и многолетнюю, прочно укоренившуюся в душах ненависть всего населения планеты, которое, между прочим, по-прежнему числится гражданами Земной Федерации, «находящимися на временно оккупированных территориях». Вот и приходится воевать по старинке, как и сотни лет назад платя за каждый освобожденный городок каждой освобожденной планеты сотнями, а то и тысячами солдатских жизней – и с той и с другой стороны…

Но спрятаться, хоть на время раствориться в этой людской реке можно. И именно это Лика и собирается сделать. С этой мыслью она побрела вперед, в сторону ближайших развалин. Правда, сначала она еще раз наведалась к погибшему провожатому, прихватив с собой пару замеченных ранее обойм к «штайру» и запасную аптечку – на войне, как на войне. Коле все это уже ни к чему, а ей, возможно, спасет жизнь.

Шла она медленно, не особо задумываясь, куда именно идет. Все равно куда, главное – идти. Идти, чтобы просто выбраться из этого ада. Несколько раз Лика натыкалась на останки, дважды это были десантники и трижды – их противники. На обезображенные тела или, вернее, то, что еще совсем недавно было человеческими телами, девушка старалась не смотреть: оборонявшиеся использовали в основном плазменное оружие, наступавшие – штурмовые спецпатроны. И то и другое оставляло после себя не тела как таковые – фрагменты… Обгорелые, разорванные, вонявшие жутким сладковатым запахом горелого человеческого мяса. Искать здесь живых было бесполезно. Ее снова замутило, однако она, зло посмеиваясь над собой, дотерпела до ближайшего куста. Вот же идиотская человеческая привычка – блевать обязательно под кустом или стеной! Можно подумать, для нее самой и окружающих это имеет хоть какое-то значение. Сильно заболел желудок – рвало ее одной желчью, но Лика упрямо продолжала идти, стараясь, чтобы ее перемещения остались незамеченными.

А затем она нашла Бобровичуса. Сержант лежал лицом вниз, и она наверняка прошла бы мимо, не рассмотри на рукаве знакомую нашивку – пронзенный стрелой череп. Это был знак его взвода (маленькая вольность, на которую испокон веков закрывали глаза командиры), и Лика остановилась. Остановилась – и подошла ближе, уже зная, кого увидит. Андреасу повезло, если, конечно, этот термин вообще применим в данной ситуации – ему достался не плазменный импульс, а «всего лишь» выпущенная из электромагнитной винтовки пуля, навылет пробившая бронекомплект и оставившая на спине кровавую воронку, обрамленную вывороченными наружу пластинами брони. Что ж, по крайней мере, будет, что хоронить. Судорожно сглотнув, Лика поспешила перевернуть его лицом вверх. Парень спокойно глядел в небо своими серыми глазами, и ей пришлось сделать усилие, заставив себя закрыть их ладонью. Что ж, вот и ответ, отчего ее не искали! Андреас погиб, а кроме него и ефрейтора, вряд ли кто озаботился бы ее судьбой. Минутой позже – девушка не смогла вот так просто взять и уйти, оставив старого знакомого, – журналистка поняла, что показалось ей странным. Командирский шлем Бобровичуса слетел при падении и валялся в метре от тела, именно поэтому она и видела его глаза. Обруч радиогарнитуры так и остался на голове, и Лика, пребывая в какой-то странной прострации, стянула его, вместе с крохотной коробочкой передатчика спрятав в карман. Пригодится? Кто его знает, может, и пригодится, раз уж свой комм ухитрилась утопить. Там посмотрим.

Она медленно поднялась на ноги, собираясь двигаться дальше. Однако прошла лишь метров тридцать – размытая водой почва под ногой поползла, и девушка остановилась. Перед ней возвышались руины одноэтажного дома, в который совсем недавно попало нечто взрывоопасное из арсенала приснопамятных штурмовых модулей. Взрыв оставил от строения лишь коробку из двух стен и просевшую до самой земли крышу, однако внимание девушки привлекло отнюдь не это. Из торчавших из полуразрушенной стены труб жизнерадостно струилась вода – судя по остаткам кафеля и разбитой душевой кабине, здесь некогда располагалась ванная. Вода! Убедившись, что ничего опасного поблизости не наблюдается, Лика рванулась вперед. Сбросив в угол бронекомплект и аккуратно сложив на относительно сухом участке уцелевшего пола нехитрые пожитки, она влезла под рукотворный водопад, мечтая не столько о том, чтобы остаться незамеченной, сколько о том, чтобы автоматика местной станции не перекрыла воду. Спустя минуту Лика уже остервенело мылась, сдирая с себя зловонные воспоминания о пребывании в канализационном коллекторе. Когда, спустя десять минут, она выбралась наружу, из всей экипировки на ней осталась лишь мокрая черная футболка да камуфляжные штаны трудноопределяемой принадлежности: мало ли, кто и что носит на этой планете? Наверняка ведь здесь располагались какие-нибудь армейские склады, благополучно разграбленные еще в первые дни мятежа. А значит, и военное имущество должно быть достаточно широко распространено среди населения – обычное дело, чего уж там. Злорадно хмыкнув (настроение после купания заметно улучшилось), Лика обильно перемазала брюки глиной – попробуй теперь определи, что это был за камуфляж, то ли заношенный федеральный, то ли просто грязно-местный! Распихав по карманам запасные обоймы и аптечку (свой медикит, до того штатно закрепленный на внутренней поверхности плеча, сняла, укрепив на бедре под брючиной), засунула пистолет под ремень на животе и прикрыла выпущенной наружу футболкой. Вроде нормально, при беглом осмотре незаметно, а серьезного обыска ей все равно допускать никак нельзя, тогда уж лучше сразу пулю в лоб. Несколько секунд размышляла, что делать с камерой. С одной стороны, репортеры обеих воюющих сторон пользуются журналистской неприкосновенностью и охраняются кучей статей международных соглашений, но с другой – их братию на войне не слишком-то жалуют. Если поймают и обнаружат при ней камеру с записью боя, как минимум изнасилуют в назидание, а как максимум тут же и пристрелят. Так, на всякий случай. Журналисты ведь, чего греха таить, почти всегда работают на разведку – можно подумать, если бы не их с Сергеем отношения, Лику бы эта участь миновала! Работала бы как миленькая, делала, чего скажут, иначе и близко к десантному челноку не подпустили бы. Но камеру с собой тащить в любом случае не стоит. Лика вытащила и спрятала поглубже в карман заполненную едва ли на четверть матрицу памяти, а камеру, широко размахнувшись, безо всякого сожаления разбила о ближайшую стену.

Перед тем как уйти, запихала в душевую кабину сброшенную броню – пока внутрь не залезешь, вряд ли найдешь, а внутрь в ближайшее время вряд ли кто полезет. Ну, а когда найдут, она в любом случае будет уже далеко. Все, можно идти, и, желательно, подальше от города. Нет, с одной стороны, в руинах проще спрятаться, но с другой – город небольшой, скорее даже не город, а крупный поселок городского типа, где все в той или иной мере друг друга знают. А значит, шансы, что рано или поздно кто-то задастся вопросом «кто она такая?», достаточно высоки. Озлобленные, потерявшие кров, а то и родных люди зачастую более внимательны к мелочам. Да и местные власти наверняка попытаются навести хоть какое-то подобие порядка, что ей тоже совершенно ни к чему. Отсутствие документов еще можно как-то объяснить, но вот непривычный акцент, вернее, полное незнание особенностей местного языка? Что с того, что коренное население разговаривает на всеобщем – проколоться-то можно на любом неверно произнесенном слове или неизвестном обороте речи! Вот и получается, что уходить надо в любом случае.

Первый час Лика пробиралась руинами параллельно городской черте, стремясь оставить район высадки как можно дальше за спиной, затем вышла за пределы поселения. Теперь перед ней расстилались нетронутые войной, растянувшиеся на многие километры пригородные поля, разделенные лесопосадками. Насколько девушка помнила полученные перед рейдом сведения, планета, несмотря на достаточно развитую за сотню лет колонизации промышленную инфраструктуру, оставалась преимущественно аграрной. Полезных ископаемых и производств здесь было сравнительно немного, но хорошо развитое сельское хозяйство вполне позволяло ей входить в число экономически развитых миров. Идти стало намного легче, и за следующий час Лика прошла в три раза большее расстояние. Как ни странно, за все это время она так никого и не встретила, но о том, хорошо это или плохо, даже не думала. Так прошел еще один час. День потихоньку начинал клониться к закату, и тень под ногами заметно удлинилась. Сильно хотелось есть, а еще больше – пить. Под подошвами почти полностью просохших ботинок пылила самая обычная грунтовая дорога, в точности такая же, как и в любом из сотен подобных миров, и Лика снова задалась вопросом о причинах этой идиотской войны. Вот ведь жили себе люди, города строили, поля возделывали, детей растили – и вдруг все перевернулось с ног на голову. И на их города обрушились из поднебесья штурмовые модули, и десантники стали орошать кровью чужую для них землю, и околопланетное пространство десятков миров завесилось обломками взорванных кораблей и орбитальных платформ… Зачем? Что такого произошло? Из-за чего люди, спустя два столетия мира, вдруг снова начали с остервенением убивать друг друга? Что изменилось? Нет ответа. Вернее, он, конечно же, есть, его ищут и флотская разведка с контрразведкой, и аналитики правительственного Совбеза, и просто миллионы разбросанных по галактике людей, но…

Девушка остановилась и, в который раз облизнув пересохшие губы, огляделась. Поля закончились, началась обычная степь, казалось, абсолютно бесконечная. «Если степь, то, стало быть, где-то поблизости должно быть море, – решила Лика. – Возле степи ведь всегда море. Или не всегда? Нет, лучше уж пусть будет «всегда»!» Вот только не идет ли она параллельно берегу, не удаляясь, но и не приближаясь к нему? Блин, да какая разница, к морю она идет или от него?! Что от этого может измениться?

«Иди!» – мысленно (произносить это вслух все равно не имело смысла) прикрикнула она на себя. Усталость, не только физическая, но и психологическая, брала свое, но не ночевать же прямо тут, посреди степи, затянутой пожухлой, прибитой зноем последнего летнего месяца травой? Без еды, воды и хотя б символического крова над головой? Неожиданно Лика заметила впереди группу людей; судя по всему – женщин. Она замахала руками и вроде как закричала, однако получился ли у нее крик, так и не поняла. Одна из женщин повернулась в ее сторону и, показав пальцем остальным, тоже помахала рукой, дескать, иди быстрее к нам. Быстрее Лика уже не могла, но ее подождали. Женщин оказалось семеро, одна тащила на руках младенца, другая – узел с какими-то вещами, третья вела за руку сердитую девочку лет пяти с торчащими в сторону смешными косичками. Они что-то начали говорить, чуть ли не одновременно, но, памятуя про предательский акцент, Лика на всякий случай показала на свои уши, разведя руками и виновато улыбнувшись.

– Глухонемая? – спросила одна женщина, шевеля губами так, чтобы девушка смогла разобрать, что она говорит.

Лика отрицательно покачала головой.

– Значит, контузия, – понимающе кивнула вторая женщина, самая старшая в группе. – С нами-то пойдешь?

Девушка торопливо закивала головой, на чем короткие расспросы, к счастью, и закончились. Кто-то обнял ее за плечи, кто-то сунул в руку кусок зачерствевшего хлеба, а кто-то – пластиковую бутылку с водой. Лика с благодарностью кивнула, первым делом присосавшись к бутылке. Хлеб она оприходовала с не меньшей скоростью – кто-то из попутчиц даже жалостливо покачал головой: вон, мол, как оголодала-то! По дороге женщины почти непрерывно разговаривали, но Лика даже не пыталась разобрать, о чем именно. В целом и так понятно – о войне, а в частности? Частности ее пока не сильно и волновали. Глаза она полуприкрыла – под веками пекло, как будто там было полно песка или жгучего красного перца, которым мама всегда приправляла суп-харчо…

Брели недолго. Короткие летние сумерки быстро сменились ночью, и маленький отряд устроился на ночлег. Кто-то разжег костер, кто-то начал готовить нехитрую еду – не на костре, его развели исключительно ради тепла, а из саморазогревающихся консервов, однако Лику это нисколько не интересовало. Ей хотелось лишь одного – спать, чем она немедленно и занялась, прикорнув неподалеку от весело потрескивающего огня. Конечно, под утро наверняка станет холодно, но что делать… с этой мыслью и уснула. Немолодая, за пятьдесят, женщина, та самая, что при встрече вынесла вердикт о ее контузии, тяжело вздохнула и извлекла из своего баула плед, укрыв им девушку. Лика заворочалась, сворачиваясь клубочком, но так и не проснулась. Долгий день наконец закончился…

Будить Лику не пришлось: проснулась она сама, от холода. Солнце уже поднялось над горизонтом, однако успевший за ночь окутать окружающие курганы туман еще не растаял. Плед, которым укрыл ее кто-то из женщин, ощутимо отяжелел от рассветной сырости, так что пришлось вставать. С удовольствием вдохнув полной грудью чистый утренний воздух, девушка сделала несколько разминочных упражнений и приседаний: кофе ей здесь вряд ли предложат, а взбодрить-то себя чем-то нужно! Женщины еще спали, и, оглядев их маленький степной табор, журналистка невольно грустно улыбнулась, мимоходом пожалев о выброшенной камере. Вот кого надо снимать на любой войне – людей! И не просто людей, а беженцев, вон эту спящую пятилетнюю кроху, прижавшуюся к теплому боку матери, а вовсе не бездушные картины боя. Не окровавленные и обгорелые лохмотья человеческих тел (редакторы новостных роликов все равно вырежут самые страшные кадры, так что увидеть истинную правду войны можно будет разве что в Сети), не эффектные взрывы и атаки штурмовиков, а живых людей. Простых людей, испытавших на своей шкуре все ужасы того, что испокон веков зовется коротким и страшным словом «война». Сморгнув, Лика встряхнула головой. Вообще-то подобные мысли не были свойственны отчаянной журналистке, привыкшей безо всякого страха лезть в самое пекло, но вот сейчас, глядя на приютивших ее женщин, отчего-то навеяло. Так навеяло, что аж сердце заболело, чуть ли не впервые в жизни…

– А, проснулась, приблуда? – подняла голову вчерашняя собеседница, очень к месту озвучившая версию о контузии. Лика с улыбкой кивнула, попутно решив, что с «режимом радиомолчания» пора заканчивать. Говорили женщины на абсолютно правильном всеобщем, а тот легкий акцент, что она заметила еще вчера, не составит никакого труда воспроизвести. В конце концов, первое время можно имитировать вызванный контузией дефект речи, а если заметят, признаться, что она не местная. Приехала в город (знать бы еще, как он хоть назывался!), попала под высадку федералов, была контужена близким взрывом. Обычное дело на войне. Вот только ее, пусть грязные, но явно военного образца камуфляжные брюки и ботинки… а, ладно, разберемся.

– Проснулась, – довольно похоже имитируя скандированную речь и гораздо громче, чем требовалось, ответила она. – Спасибо вам за вчерашнее. Это вы меня пледом укрыли?

– Тихо ты, не ори, ребенка разбудишь. Ишь, как тебя, видно, по башке-то шибануло! – замахала руками женщина. – Мой плед, мой, чей же еще. А благодарить меня не надо, все мы тут… одинаковые. Счас перекусим да дальше пойдем, к обеду должны до Родников добраться, там уж попроще будет, – без перехода сообщила она о цели их путешествия. И так же без перехода задала как раз тот вопрос, которого Лика и боялась: – Ты сама-то откуда идешь? Из города?

Журналистка осторожно кивнула.

– И как там? – Вряд ли женщина ее проверяла, скорее действительно просто хотела узнать последние новости. Лика опустилась на землю рядом с собеседницей, чтобы не кричать и не будить спящую малышку:

– Плохо, штурмовики почти весь пригород в пыль разнесли. Там меня и контузило, не успела в подвал залезть.

– Ну а федералы-то что?

– Так эвакуировались, – длинное слово не очень хорошо далось имитирующей отрывистую речь Лике, – много погибло и их, и… защитников. – Она так и не сумела заставить себя произнести слово «наших». Впрочем, женщина вряд ли заметила крошечную паузу в ответе. Да и кто знает, считает ли она «своими» солдат Корпорации? Так ведь и нарваться по глупости недолго.

– Ой, беда, беда… – Женщина помолчала, тихонько качая головой. – А мы из Лесного, знаешь, где это? – Лика на всякий случай снова осторожно кивнула. – Километров двадцать от вас будет. Только мы еще до налета ушли, поскольку ученые! У нас там зенитный дивизион расквартирован, так что, сама понимаешь, наверняка по нам первым и врезали – боюсь, от села и вовсе камня на камне не осталось… Кстати, меня Марией звать, а тебя? – неожиданно сменила она тему.

– Лика, – не стала скрывать истинного имени девушка.

– Анжелика, что ль? – с чисто женским любопытством уточнила Мария. – Или Ангелина?

– Нет, именно Лика, – девушка улыбнулась. – Так родители захотели. Меня Ликой назвали, а сестренку – Лидой.

– Ясно, – снова повторила женщина, не скрываясь, зевая. – Ладно, по дороге еще поговорим, а то у меня от твоих криков уж голова разболелась. Давай-ка пока костер распалим, воду согреем, чайку с девочками попьем. А уж обедать, если повезет, в Родниках станем. Дрова-то собирать умеешь, а, городская?

Лика улыбнулась и встала. Что ж, похоже, пока все в порядке. В ее принадлежности к местным не усомнились, вон даже «городской» назвали, намекая, что, мол, белоручка. Может, и дальше повезет?..

Шли медленно, с той скоростью, с какой могла идти маленькая девочка, но отчего-то никому не пришло в голову взять ее на руки, хотя ребенку явно было нелегко. Наконец Лика не выдержала, догнала женщину, ведшую девочку за руку, и потрогала малышку за худое плечо. Та повернула сердитое личико: нахмуренные бровки и сжатые губы выглядели довольно потешно. Ее мать – Лика уже знала, что ее зовут Агнесс, – остановилась, и девушка сделала приглашающий жест: мол, пойдешь ко мне на руки? Девочка несколько секунд размышляла, смешно склоняя голову то к одному плечу, то к другому, потом протянула ручонки. Агнесс виновато улыбнулась:

– Извините, но вам ведь, наверное, будет тяжело? Я знаю, что Катлин устала, но сама не могу взять ее на руки. – Агнесс провела рукой по заметно округлившемуся животу, обтянутому вылинявшим сарафаном: она была примерно на седьмом месяце беременности.

– Пустяки, – привычно-громко сообщила Лика, легко подхватывая малышку на руки. Весила девочка не больше бронекомплекта, с той лишь разницей, что вес брони равномерно распределялся на все тело, тогда как вес девочки приходился в основном на одну руку. Но теплота прижавшегося тельца неожиданно подействовала успокаивающе, настолько, что появилась уверенность: все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо!..

Первый привал сделали только через час, и Лика, спустив отдохнувшую и заметно повеселевшую девочку на землю, с блаженством растянулась на траве. Несмотря на то что она уже давно не несла малышку на руках, а пересадила на плечи, Лика здорово устала. А ведь их дневной переход еще только начался!

Отдохнув, женщины снова тронулись в путь. Сидящая на плечах Катлин о чем-то радостно щебетала, остальные особой веселостью похвастаться не могли. Двухдневная дорога неожиданно сильно вымотала не привыкших к подобным нагрузкам беженок. Все чаще и чаще они начали устраивать привалы; наконец – судя по положению солнца, вскоре после полудня – кто-то из них бессильно опустился на землю, отказываясь идти дальше. В развернувшемся споре Лика не участвовала, оставаясь сторонним наблюдателем. Суть его была ясна и так: одни говорили, что нужно остановиться и устроить большой привал, другие, под предводительством Марии и, как ни странно, беременной Агнесс, горячо спорили, утверждая, что до цели осталось «всего ничего». Победили вторые, и небольшой отряд – «степной табор», как утром назвала его Лика, – двинулся дальше, часа через полтора выйдя к обещанному населенному пункту. Установленный на холме указатель сообщал, что они пересекли границу колониального поселения «Родники». В поселке, на деле оказавшемся премилым и очень зеленым, был установлен комендантский режим, и хозяйничали солдаты Корпорации. Издалека заметив на въезде часового в неполной броне, Лика сжалась: сейчас начнется. Но, против ожидания, ничего «не началось», скорее наоборот – заприметив их группу, часовой вызвал по рации командира местного гарнизона, который встретил женщин чуть ли не с распростертыми объятиями. Ни о какой проверке документов и речи не шло, зато неограниченное количество слов было сказано о «несчастных беженцах, потерявших по вине федеральных войск кров над головой». «Несчастные беженцы» в разговор вступать не спешили, мрачно дожидаясь окончания политинформации. Наконец комендант выдохся (или исчерпал все запасы эффектных агитационных фраз) и отдал необходимые распоряжения. Женщин поселили в пустующем здании местной школы, куда двое солдат вскоре притащили несколько десятилитровых армейских термосов с чем-то вкусно пахнущим, щедро наделив всех густой и, главное, горячей похлебкой. Комендант суетился тут же, продолжая сокрушаться о «бесчеловечных действиях правительственной армии». Лика на провокацию не поддавалась, хотя желание плюнуть ему в рожу крепло. Федеральные правительственные войска, стало быть, виноваты! А вовсе не твои набитые деньгами, скупившие чуть не полгалактики хозяева! Вот же дерьмо… Естественно, Лика сдержалась: не хватало только повестись на подобную дешевку! За кормежку и кров, конечно, спасибо, в своем репортаже она честно расскажет, что противник, чего уж там, соблюдал все пункты «Конвенции о беженцах и военнопленных», но и не более того. Об остальном она напишет так, как сочтет необходимым. Как говорится, врать и искажать факты не станет, но и писать «с оглядкой» не приучена.

Ближе к вечеру те же солдаты принесли матрасы и одеяла, и женщины принялись потихоньку устраиваться на ночлег в довольно большом – для сельской школы – актовом зале. Лика на всякий случай устроилась поближе к выходу – мало ли что? Улеглась еще засветло и, сделав вид, что уснула, принялась с искренним интересом слушать, о чем перешептываются женщины. Сперва, как водится, говорили «о тряпках» – правда, не о том, кто что купил и кому что идет, а о том, что у кого осталось в разрушенных домах. Потом перешли на обсуждение «текущей ситуации».

– У меня сестра на Диксоне, – говорила Анна, женщина, которая вчера дала Лике хлеба. – Так их войска Корпорации уже трижды захватывали. Первый раз федералы почти сразу отбили, буквально дней через пять. Затем, месяц спустя, снова. Так вот, если в первый раз строгости всякие были – комендантский час, там, хватали кого ни попадя прямо на улицах, то во второй раз все тихо прошло, цивилизованно, даже пайки выдавали. Сестра сказала: многие стали поговаривать, что при Новых живется не хуже, чем при правительстве. Потом они, правда, отчего-то погрузились на свои корабли, да и убрались восвояси. А федеральные войска тоже не торопились на планету вернуться…

Анна замолчала.

– И что? – спросила Мария, чем-то напоминающая Лике соседку Наталью Павловну, которая была в курсе не только того, что делается в каждой живущей в их доме семье, но и всего происходящего в городе. Иногда она выдавала столь фантастические подробности из жизни каких-нибудь высокопоставленных чиновников или звезд головидения, что все лишь снисходительно улыбались. Впрочем, чаще всего эти подробности неожиданно оказывались правдой.

– А что… грабежи пошли, вот что! Сперва подростки начали, потом и взрослые. Беспредел был – жуть. Алоиза сказала: как только у них в космопорте сядет первый корабль, удерет с этой проклятой планеты! А потом снова Новые вернулись, уже в третий раз. Вернулись, да и перевешали без суда всех, кто безобразничал, – сестра говорила, многие местные сами за это были! Так главное ж в том, что вешать-то их вешали, а снимать – не снимали. Вонь, говорит, немыслимая стояла…

– Ой, девочки, хватит уже ужасы рассказывать, – строго сказала Мария. – А то у нас только дите уснуло, а как проснется? Зачем ей такие кошмары слушать? Да и ты б, Агнесс, тоже не слушала, тебе рожать скоро, а дети, говорят, еще в животе все слышат да понимают. Еще своими глазами доведется увидеть!

– Думаете, доведется? – робко спросила молоденькая беженка – как ее звали, Лика не помнила.

– Это ж война, милая, кто ж ее разберет? Может, и доведется…

Дальше Лика не слушала, просто не видела смысла. Девушка отвернулась к стене и накрыла голову одеялом. Несмотря на раннее время, сон пришел на удивление быстро: сказалось напряжение последних дней…

Следующий день начался, как говаривал Чебатурин, «с хознужд». Кто-то начал мыть пол, кто-то вытряхивал матрасы, кто-то чистил принесенную солдатами картошку: видимо, с этого дня беженцам ненавязчиво предлагалось готовить самостоятельно. Убедившись, что им не предоставили даже простейшего водонагревателя, ни кухонного, ни бытового, Лика отправилась к коменданту. Конечно, не за нагревателем как таковым, а скорее развеяться и разведать обстановку. Между прочим, согласно той же Конвенции, беженцам обязаны предоставить возможность узнавать текущие новости и связываться с родными. Ну и медицинскую помощь, ясное дело.

– Чем могу помочь, малышка? – Плутоватая физиономия коменданта прямо-таки сочилась маслом.

Лика едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Это она-то «малышка»?! И называет ее так человечек, чья макушка находится как раз на уровне ее уха?! Ну-ну… Впрочем, девушка вовремя вспомнила, где находится, четко сформулировав требование.

– А чего мы так кричим? – комендант был настроен вполне дружелюбно. И тут же пухлая ладонь легла на ее бедро. – Ух, какая ты сочная, малышка! Так чего ж мы так кричим?

– Контузия, – чуть ли не по слогам «проскандировала» девушка. – Федеральный налет, бомба, ничего не помню.

В принципе, она играла с огнем: только полный идиот мог не понять, что она попросту издевается. Был ли комендант именно полным идиотом, она не знала, но в том, что он ничего не понял, была абсолютно уверена.

– Да… – Он подбавил в голос скорби (по крайней мере, ему самому так казалось). – Это война. Все эти так называемые «правительственные войска» порой позволяют себе просто чудовищные… – Он замялся, и Лика вдруг поняла, что он просто не может подобрать подобающее моменту слово. В меру патетическое, в меру громкое, в меру… короче, не может, и все тут! Чего ей стоило не расхохотаться, знала только она. Возможно, узнает и Чебатурин, буде она захочет ему об этом рассказать. Вместо этого девушка смущенно кивнула и улыбнулась ему так… неуверенно-неуверенно! Наивно-наивно! Пожалуй, даже слегка переиграла, хлопая ресницами. Но комендант проглотил, ибо был воистину полным идиотом.

– Так как тебя зовут, красавица?

– Анжелина, – проорала девушка, смущенно потупившись. Нет, все-таки студенческий драмкружок – это что-то. Ну, не Офелия, конечно, но сыграла хорошо, ой, хорошо!

– Будет вам нагреватель, и головизор принесут, – принял решение комендант. – Так я это, к тебе ночью-то приду, ладно? Ах да, вы ж спите-то всем кагалом… Ну, ничего, я что-нибудь придумаю.

«Думай, думай, урод! Авось и я что-нибудь придумаю!» – Ласково улыбаясь, журналистка согласно кивнула. Хорошо хоть руку убрал, сморчок поганый. А на штаны-то камуфляжные даже и внимания не обратил, профессионал хренов. Вот был бы смех, если б он ее сейчас зажал да пузом на пистолет наткнулся! Кстати, насчет оружия надо будет подумать…

Еще раз ободряюще улыбнувшись коменданту, Лика вышла на улицу и внимательно осмотрела двор. Сейчас они тут словно в гостях – комендант вон чуть ли не под ноги стелется, и никакой проверки документов. А вот интересно, а что будет, если она попытается выйти со школьного двора? Ведь уходить придется, не сидеть же здесь до скончания века? И потом – комендант, даже не проверяя документов, может просто поинтересоваться у женщин, кто такая Лика. И они, конечно же, расскажут, при каких обстоятельствах она к ним «приблудилась». И что дальше? Выдумывать легенду? Так ведь она даже толком соврать-то не сумеет – просто потому, что почти ничего не знает об этой планете. А урезанная версия «налет – бомба – ничего не помню» второй раз даже с таким олухом не прокатит. Сбежать? А куда? Дойти до следующего поселка, где нарваться уже на настоящую проверку документов? Или ждать, пока «само рассосется»? Так ведь комендант, похоже, имеет на ее счет более чем серьезные планы. Вот уж точно, дилемма… Для начала хорошо было бы все-таки попытаться просто выйти за пределы школьного двора, типа, на разведку. Да вот только выпустят ли? Или как раз выпустят? Она ведь теперь чуть ли не официальная любовница коменданта.

– Слушай, я вот подумал, – Лика едва не подпрыгнула от неожиданности. Вот уж точно, не поминай лихо! Нагнавший ее комендант пошел рядом, заискивающе заглядывая в лицо. – Надо ж тебя как-то того… ну… оформить. Документов у тебя наверняка нет, знаю я вас, беженок. Пойдем-ка обратно в кабинет, я тебе это… ну… бумаги выпишу. Временные. Чтоб, значит, все по закону было, понимаешь? Пойдем, а?

С трудом сдерживая смех – более всего ее добило это самое «по закону», – Лика серьезно кивнула. Что ж, все даже проще… и куда сложнее. Кажется, бежать ей придется прямо сейчас, поскольку похоть в коменданте явно победила, и сдерживаться он больше не собирается. А отказать ему она, увы, просто не сможет – избранная роль, так сказать, не позволит. Три минуты спустя они снова уединились в знакомой подсобке – назвать это помещение «кабинетом» было сложно. Стол, заваленный сомнительной ценности бумагами, поверх которых стоял весьма современный компьютерный терминал, неширокая кровать под стеной да пластиковый шкаф в углу – больше в кабинете ничего не было. Кровать, надо полагать, то самое «ложе любви», отправиться куда ей ненавязчиво предлагалось, была застелена давно не стиранной простыней подозрительного серо-желтого цвета.

– Присаживайся. – Комендант указал на кровать, сам же уселся на стул. Спорить девушка не стала: к чему спорить с тем, кто вскоре умрет? Или как минимум на неопределенное время выпадет из реальности. О том, что вскоре ей, возможно, придется убить человека, Лика думала совершенно спокойно: то ли коллектор повлиял, то ли человеком она эту мразь попросту не считала. – Ты очень привлекательная женщина, – неожиданно произнес комендант чуть ли не по слогам. Она скромно потупилась. Ну, раз уж в ход пошли столь изысканные комплименты, оформление документов, видимо, откладывается. – Я мог бы говорить экивоками, – надо же, какие мы слова, оказывается, знаем! – Но думаю, что с такой женщиной нужно говорить напрямую. Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей. Мне нравятся такие сладенькие, как ты! Э… э, очень нравятся. И не толстая, и не худая, и сиськи ничего!

Лика напряглась – похоже, скоро уже. Великовозрастному парнишке, видать, серьезно кое-что в голову ударило. Не моча, увы, а нечто совершенно иное, хоть и из тех же мест…

– А ты скромненькая! – по-своему истолковав ее молчание, комендант встал из-за стола. – А скромность – это хорошо, мне скромные бабы нравятся. Ну-ка, давай, посмотрим, что у нас тут, – и он протянул руку к Ликиной майке. Все, началось. Теперь главное выбрать нужный момент…

Рука коснулась груди, и в этот момент девушка ударила. Врезала в точности так, как учил ее Сережа, – ребром ладони по кадыку. Сильно ударила, даже ладонь онемела. Комендант сдавленно булькнул и осел на пол. Лика брезгливо отпихнула его ногой и встала, поправляя задравшуюся футболку. Теперь отсюда надо выбираться, причем очень быстро. Через дверь нельзя, она заперта изнутри и должна такой и оставаться: господин комендант развлекается с девочкой, и его не надо беспокоить! Значит, остается выходящее на задний двор окно – солдат там, насколько она успела заметить, нет. Отлично! Все, можно уходить. Вот только…

Девушка оглянулась. Комендант лежал в прежней позе. Интересно, мертв он или… Рука сама собой полезла под майку и коснулась нагретого телом пистолета. Вытащить, сдвинуть предохранитель и, обмотав «штайр» грязной простыней, выстрелить, плотно прижав ствол к телу. Вряд ли звук будет особо громким. Или просто наступить ему ногой на горло и простоять так с минуту. Но… нет, она не может этого сделать, не может – и все! Это не бой и даже не самозащита, это просто холодное, расчетливое убийство! Отмыться от этого будет куда сложнее, чем даже от физической близости с этим человеком! Нет и еще раз нет!

Лика решительно отступила к окну, взобралась на узенький пыльный подоконник и спрыгнула вниз. Она не ошиблась, с этой стороны территорию никто не охранял, кроме того, прямо к забору примыкали высокие, выше ее роста, кусты с большими листьями и колючими семенами. Поколебавшись мгновение, девушка решительно двинулась в глубь зарослей. Странное растение сменилось чем-то, напоминающим земной репей, – мохнатые цепкие семена моментально оказались везде: в волосах, на штанах, на футболке. Впрочем, какая разница? Сейчас главное уйти подальше от школы и от села, остальное подождет. И она бодро затопала вперед, не особо озадачиваясь выбором направления: школа, насколько она сумела заметить еще вчера, стояла на отшибе, и ее задний двор выходил как раз в сторону от поселка.

Остановилась она лишь спустя час. За спиной (относительно, конечно, за спиной – Лика вовсе не была уверена, что точно выдерживала направление) пока было тихо. Хотя она в любом случае вряд ли что-то б услышала: между нею и поселком теперь лежал лесок с нешироким ручьем, в котором Лика умылась и «впрок» напилась. Вспомнив о собаках, она даже прошла немного по течению по щиколотку в воде – наивная хитрость, но ничего иного ей просто не пришло в голову. Вокруг снова расстилалась все та же, что и вчера, степь. Ну, и куда дальше? Нет, все-таки она дура! Может, и идейная, и имеющая представление о чести и верности, но дура! Можно ж было с тем же комендантом повести себя как-то иначе, погибче, что ли? Так нет же, как обычно, поперла в лоб! Ну, и чего добилась? Отдохнула, выспалась, поела и снова бредет по степи. Не зная куда, не зная зачем. Вообще-то прежде чем что-то делать, нужно подумать. Это еще папа любил говорить, а потом и Чебатурин подключился, в точности повторяя его слова. Вот куда, к примеру, ей идти дальше? Прямо? Или налево? А почему не направо? Степь вообще-то везде одинаковая. Как говорится, «дорог нет, одни направления»…

Глухо застонав, Лика подняла голову, глядя в непривычного, какого-то сиреневатого оттенка небо (надо же, только сейчас заметила). И увидела крохотную черную точку… несколько черных точек… несколько десятков черных точек…

Они неслись к поверхности планеты, стремительно увеличиваясь в размерах, и Лика безо всякой оптики поняла, что это такое. Десант правительственных войск начал завершающую операцию по освобождению планеты от противника. Вспомнив кое о чем, девушка рванула из кармана радиогарнитуру, натянула упругий обруч на голову. Крохотный наушник будто бы сам скользнул в ухо, и она услышала искаженный атмосферными помехами голос:

– …седьмой – третьему, готовность ноль. Высаживаемся…