Дата: 223.12.25 Время: 10.00
Минуло два года с тех пор, как у Томаса отобрали имя. Дни были заполнены тестами и уроками – математика, естествознание, химия, критическое мышление, – и такими задачками на сообразительность и выносливость, о существовании которых он даже не подозревал. С ним работали самые разные учителя и ученые, а вот Рэндалла он больше не видел и ничего о нем не слышал. Куда тот делся? Сделал дело и ушел? Или заболел – заразился Вспышкой? А может, просто с Томасом больше не работал – стыдно было, что мучил ребенка, который и до школы-то не дорос? И ладно, пусть бы Рэндалл вообще никогда больше не появлялся – Томас до сих пор внутренне паниковал, завидев в коридоре кого-нибудь в зеленом комбинезоне.
Два года. Два года тестов и обследований. Постоянное наблюдение, уроки, еще раз уроки и головоломки. Очень много головоломок. А информации никакой.
Может, сейчас наконец что-то объяснят.
Томас проснулся бодрым и отдохнувшим. Вскоре после того, как он оделся и позавтракал, привычный распорядок дня нарушило появление незнакомой женщины. Сказали, будет «очень важная встреча». С кем, Томас спрашивать не стал. Ему было уже почти семь – достаточно, чтобы не всегда соглашаться со взрослыми. А еще за два года он понял, что ему так ни разу ничего и не объяснили. Выходит, узнать то, о чем не говорят, можно, если набраться терпения и внимательно ко всему приглядываться и прислушиваться.
Томас так долго жил в помещении, что почти забыл, что там, снаружи. Его мир состоял из белых стен, картин в коридорах, экранов с кучей цифр в лабораториях, флуоресцентных ламп, светло-серого постельного белья, белого кафеля в спальной и ванной. И все два года вокруг только взрослые и никаких, даже коротких, даже случайных разговоров с другими детьми.
А они в здании были. Время от времени он мельком видел девочку из соседней комнаты – они встречались взглядами, когда закрывалась ее или его дверь. Табличка с цифрами и буквой стала чем-то вроде ее имени, Тереза. Ему ужасно хотелось поговорить с этой девочкой.
Жизнь была неизмеримо скучна, а редкие свободные минуты заполняли старые фильмы и книги. Книг было много. Читать ему дозволялось без ограничений. Наверное, только благодаря огромной библиотеке он не сошел с ума. Уже больше месяца Томас с удовольствием читал Марио ди Санца, смакуя каждую страницу классических трудов, где описывалась жизнь, которую он уже с трудом понимал, но любил представлять.
– Сюда. – Женщина завела его в маленькую приемную, где у дверей кабинета стояли два вооруженных человека. – Советник Андерсон сейчас выйдет, – добавила она монотонным, как у робота, голосом и ушла, оставив Томаса разглядывать охранников.
Черная униформа, из-под которой выпирают бронежилеты, огромных размеров пушки. От всех охранников, которых Томас прежде видел, этих отличала большая надпись на груди. ПОРОК.
– Что это означает? – спросил он, указывая на странный логотип.
Ответом ему была едва заметная улыбка, а потом все тот же холодный взгляд. Два холодных взгляда. После долгого общения со взрослыми Томас осмелел и не боялся говорить, что думает, но по виду этих двоих было совершенно ясно, что к беседе они не расположены. Делать нечего – оставалось сесть на стул и ждать.
ПОРОК. Кто станет ходить с таким словом на форме?
Из раздумий Томаса вывел звук открывающейся позади двери. В дверном проеме стоял человек среднего возраста с черными, тронутыми сединой волосами и темными-претемными кругами под карими глазами.
– Ты, должно быть, Томас, – сказал незнакомец, безуспешно пытаясь придать своему голосу веселость. – Меня зовут Кевин Андерсон. Я – советник в этой замечательной организации. – Он улыбнулся, но взгляд его при этом не посветлел.
Томас встал, ощущая неловкость.
– Э-э, здравствуйте. – Что еще сказать, он не знал. В целом с ним обращались хорошо эти два года, однако его до сих пор преследовали воспоминания о Рэндалле, а в душе угнездилось одиночество. Он не знал, ни зачем он здесь, ни что от него нужно этому человеку.
– Проходи. – Советник отшагнул в сторону и повел перед собой рукой, будто сдергивая покрывало с таинственного приза. – Садись. Нам о многом нужно поговорить.
Томас вошел в кабинет, опустив голову – какая-то часть его боялась, что ему сейчас сделают больно. Он сел на ближайший стул и лишь потом осмотрелся. Большой стол, с виду деревянный, хотя вряд ли, фоторамки, повернутые изображениями в сторону. Жаль, что нельзя хотя бы одним глазком увидеть, из чего раньше состояла жизнь Андерсона. В остальном кабинет был пуст, если не считать каких-то приборов, нескольких стульев и встроенного в стол компьютера.
Советник стремительным шагом вошел в кабинет и сел напротив Томаса. Что-то набрал на сенсорной панели, потом с довольным видом откинулся на спинку стула и задумчиво оперся подбородком о кончики пальцев. Оба молчали. Советник изучающе глядел на Томаса, которому и без того было не по себе.
– Знаешь, какой сегодня день? – наконец спросил Андерсон.
Томас все утро гнал от себя мысли о Рождестве, отчего картинки из прошлой жизни только ярче всплывали в памяти, наполняя душу такой тоской, что становилось больно дышать.
– Праздники, – ответил Томас, надеясь, что советник не заметит, как ему грустно. На мгновение даже показалось, что он чувствует в воздухе запах хвои, а во рту – терпкий вкус сидра.
– Верно, – согласился советник, складывая руки на груди так, будто несказанно горд получить именно такой ответ. – Сегодня – главный праздник. Рождество все отмечают, неважно, верит человек в бога или нет. Кто вообще задумывался о религии в последние десять лет? Разве только те, кто верит в апокалипсис.
Он вновь замолчал, уставившись куда-то в пустоту. Томас не понимал, зачем советник завел этот разговор. Просто чтобы расстроить сидящего перед ним ребенка?
Андерсон неожиданно подался вперед.
– Рождество, Томас. Семья. Праздничный ужин. Тепло. И подарки! Куда же без подарков! Какой самый лучший подарок ты получал на Рождество?
Томас отвернулся, чтобы скрыть готовые выкатиться из глаз слезы. Разве не жестоко задавать такой вопрос? Даже если не специально.
– Когда я был младше тебя, – продолжал советник, – мне подарили велосипед. Зеленый. Он так блестел, что лампочки с елки в нем отражались. Чудо, Томас. Настоящее чудо. Такое вспоминаешь всю жизнь, особенно когда становишься ворчливым стариком.
Томас взял себя в руки и постарался посмотреть на советника так сердито, как только мог.
– Мои родители, наверное, умерли. И да, мне тоже дарили велосипед, но он остался там, откуда вы меня забрали. И Рождества у меня больше не будет из-за Вспышки. Зачем говорить об этом? Лишний раз напоминать, как было хорошо? – зло выпалил он, и ему стало легче.
Андерсон побледнел, счастливая улыбка растаяла без следа, а взгляд снова помрачнел. Он положил руки на стол.
– Именно, Томас, именно. Чтобы ты понял, как важно то, что мы делаем, чем бы ни пришлось пожертвовать ради успеха. ПОРОК должен найти лекарство от болезни, любой ценой.
Он откинулся на спинку стула и уставился в стену.
– Я хочу вернуть Рождество.