В то время, пока десяток Мангута искал в бескрайней степи дорогу на Пять Пальцев, Улахан Тойон решил закончить допросы носителей блях со знаками мятежников, которых выловили на границе. Зараза проникла в ряды ближних тойона, а это выводило Тыгына из равновесия.
И вот, когда у преступников пятки были поджарены, суставы вывернуты, кости переломаны, Тыгын смог подвести первые итоги открывшейся ему картины заговора против Старших родов, против всего порядка Большой Степи и, самое главное, против Законов Отца-основателя. Хотя многое было ещё неясно, но размах заговора обескураживал. И, если бы не глупость комиссаров из Харынсыта, то Тыгын так и был бы в неведении о происходящих событиях. Когда из Тагархая приехал Айдар, стало понятно и другое. Бээлбэй после побега убежал в дом третьей жены советника Улахан Тойона Эллэя. Вскоре после его появления началась суета. Гонцы помчались во все стороны. Айрат хотел устроить слежку, но его заметили и организовали погоню. Понятно стало то, что в заговоре участвуют и приближенные тойона Эллэя, а сам он ничего не предпринимает, чтобы навести порядок на своей территории. От других Улахан Тойонов тоже вестей не было, молчал пока и сын Тыгына, Айсыл. Исчезли соглядатаи, которые были посланы, чтобы следить за странными купцами. Многое было неясно, но Тыгыну и этого было достаточно. Когда вернулся с охоты Данияр, тойон устроил ему выволочку в узком семейном кругу.
— Но, отец, — пытался оправдываться Данияр, — у нас же всё спокойно! Никто не бунтует, от налогов не скрывается, разбойники не шалят.
— То, что твоего отца чуть не убили на землях рода Чёрного Медведя, тебя не насторожило. То, что разбойники, которые никогда не успокаивались, вдруг притихли — тоже. Желтые повязки прячутся по углам и потихоньку вербуют себе сторонников, а ты ничего не видишь. Ты видишь только девок, бузу и охоту. С завтрашнего дня, берешь сотню бойцов и едешь вместе с Талгатом! Старший будет Талгат, и не вздумай мне брыкаться. Ищите! Все, что необычно, всё, что странно — вот что тебя должно беспокоить. Нарыв тоже незаметен, но когда у тебя вскочит чирей на заднице — обычно бывает поздно.
Рассерженный Тыгын вызвал Талгата.
— Завтра с Данияром поедете вслед за Мангутом. Ты старший. Всех подозрительных лиц, невзирая на возраст, пол, заслуги и звание, а особенно, у кого найдёте бляхи — допрашивать на месте. Узнавать с кем связан, у кого получает задания, и всё такое. Потом находите следующего по цепочке, допрашиваете — и дальше. Связь будешь каждый день держать с Бэргэном, он займётся городом. На слишком мелкие отряды не разбивайтесь, надо проверить, что делается у Пяти Пальцев.
Повешенных беев уже сняли, чтобы они не оскорбляли взор Великого Тойона, а прочие начальники, которые считали, что отделались легко, получили наказ от Кривого Бэргэна. Им предписывалось выяснить, есть ли в их аулах и улусах кружки или ячейки и немедленно донести ему, Бэргэну. Если у кого в ауле или кишлаке после этого найдутся мятежники, то смерть придет к ним ночью. Напугав, таким образом, всех до полусмерти, Бэргэн пошел к Тыгыну. Он не осуждал беев. Каждый из них видел всего лишь часть картины и не придавал ей значения. Ну, подумаешь, люди собираются, ну, подумаешь, разговаривают. Не буянят, не нарушают порядок. И то, что к ним периодически приезжают разные подозрительные личности — тоже ничего удивительного. Разве запретишь людям ездить друг другу в гости? Но порядок есть порядок, сказано — докладывать, значит надо докладывать. Бэргэн никогда бы не стал десятником личной охраны Улахан Тойона, если бы обсуждал его приказы.
Тыгын пригласил купца Кэскила на беседы про его путешествия. Его больше всего интересовало, что за странные купцы мотаются по городам. Однако купец ничего сказать не смог. Купца, как купцы, может быть с виду и неприятного вида и вызывающего поведения, но торгуют как все, в основном продают шёлк, скупают зерно. Только вот откуда они берут шёлк — неизвестно, все мастерские известны и товар уходит через проверенных торговцев. И куда исчезает зерно, он тоже не знает. Ещё в городе Тагархае ходят слухи, что Улахан Тойон совсем ослаб и скоро назначит наследника.
К этому времени у Тыгына всё перемешалось в голове. И абаасы, и Магеллан, и купцы, и комиссары. Не сходилось в одну точку. Непонятны были цели заговорщиков. Одни говорили, что вся власть будет принадлежать советам, которые изберёт народ. Но советов нет, кто же тогда устраивает мятеж? Другие говорят, что всё у богатых надо отобрать и разделить. Кто посмеет отбирать и кто будет делить? Странный бунт затевают. Раньше были восстания. И все бунтовщики — это, в основном, главы степных родов. А вот крестьяне, ремесленники и другие оседлые никогда не бунтовали. А сейчас бунт зреет среди всех сословий. Раньше восстания всегда подавляли, вырезали мятежников целыми родами, включая женщин и подростков. Исключение составляли дети, кто не доставал до оси телеги. А сейчас? От таких мыслей настроение окончательно испортилось. А тут ещё донесли, что любимая внучка с недостойным встречалась. Была бы жива её мать, так можно было как-то намекнуть, что девушке действительно подобает, а что нет. А бестолковый папаша сидит в Алтан Сарае, и от него нет вестей.
Отряд Мангута через три дня пути, к вечеру, прибыл в Хотон-Урях. Однако следов разрухи, как они ожидали, не было. Полузаброшенное село вопреки всем невзгодам жило, и непонятно почему. Оставив размышления о внезапном повышении благосостояния жителей села на потом, Мангут дал команду располагаться на отдых. Десяток с шумом и гамом завалился в караван-сарай, который давно должен был развалиться от старости, но каким-то образом ещё существовал. Снаружи, облезлый и неказистый, внутри он производил приятное впечатление. Судя по всему, недавно даже был произведён ремонт. Хозяин, совершенно седой тщедушный старик, одетый в засаленный потрёпанный халат, показал им, где располагаться Он спросил, что подать на ужин, и, выслушав пожелания, ушел куда-то в глубины своего заведения. В углу сидели четверо мужиков, уже изрядно пьяных. Мангут узнал двоих из них — это были парни из их полусотни, Эрхан и Ургел, которых Талгат посылал следить за купцами. Один из них посмотрел на Мангута, подмигнул с совершенно серьезным видом и мотнул головой в сторону выхода.
Мангут взял с собой молодого бойца, и они вышли из караван-сарая, чтобы составить об ауле своё мнение. Прошлись вдоль и поперек села, здороваясь с аксакалами, которые так же, как и всегда, сидели на лавочках возле дувалов. Оказалось, что к караван-сараю сзади пристроены новые склады и возле них Мангут увидел какое-то шевеление. Но ведь дорога разрушена, зачем здесь склады? Непонятно. Их догнал Эрхан, они зашли в конюшню, внимательно осмотрелись. Никого, кроме них не было.
— Хех, парни! Вы что здесь делаете? — спросил Мангут, — Как вы здесь оказались?
— Как Улахан Тойон приказал, так и пошли за ними, — стал рассказывать Эрхан. — Сначала издалека смотрели, как по дороге Отца шли, а потом пришлось отстать. Хотели кого-нибудь из них по-тихому прихватить и к Тойону увезти, но не смогли. Их слишком много. Мы смогли к ним устроиться в охрану, когда трое охранников заболели по дороге. Только это не охранники. Это бандиты. Сами кого угодно ограбят. И с каких пор купцы стали брать в охрану по десять человек? Двое, трое, не больше. И уста Мансур с ними. Похоже, уже не рад, что поехал. Охранники постоянно дочку задевают, того и гляди подол задерут, и ничего не сделаешь. А компания у них одна, что купцы, что охрана, басматчи. Они что-то подозревают насчет нас. Надо сматываться. Сейчас охранников двое. Пятеро только что ушли к Пяти пальцам, повезли что-то.
— А нам ведь тоже к Пяти Пальцам надо. Там, говорят, абаасы объявился, людей ловит и съедает, — ответил Мангут, — На верную смерть Талгат нас послал. Улахан Тойон приказал ехать и найти этого шайтана. В бой не вступать, издалека посмотреть. И ещё нужен человек по имени Магеллээн.
— Откуда там люди? Там людей уже давным-давно нет. Сплошные вопросы, а нас всего двое. Нам было задание узнать, куда они везут мастера и откуда у них товар.
— Теперь мы здесь. Ночью двоих охранников прирежем, а купчиков допросим. Можно одного с собой забрать. Ну и добра какого прихватим.
На этом и порешили. Вернулись к своему отряду и поспели как раз к ужину.
С трепетом в душе Сайнара пошла на своё первое свидание, на берег реки, туда, где на песчаный плес набегают тихие волны. Густой кустарник скрывал уютную полянку, заросшую густой травой. Она приказала Хаара Кыыс не ходить с ней, но девушки её не послушали. Вдруг у юной госпожи закружится голова от счастья, и она упадёт на спину. Хаара Кыыс для того и приставлены, чтобы уберечь хозяйскую честь. Туда же пришел и Сохгутай. Они с Сайнарой сидели на траве, говорили и иногда целовались. Душа её трепетала. После встречи на берегу Сайнара несколько раз устраивала выезды на охоту, радуясь тому, как ловко Сохгутай бьёт байбаков и кекликов. Тому, что такой замечательный парень с ней. Но Сохгутай настаивал на встречах наедине. "Зачем", — говорил он, — "нам посторонние глаза?" Сайнаре однажды пришлось осадить слишком резвого ухажера и показать ему, что рукам свободы давать не надо. Но он был настойчив и она уступила. Теперь каждый вечер Сайнара выезжала на берег речки, Тогда же туда приезжал и Сохгутай. Она страстно с ним целовалась, бормотала что-то милое и совсем бессмысленное. Она была счастлива. Но он все чаще и чаще распускал руки и вообще перестал обращать внимание на её замечания. И вот однажды он повалил её на траву и начал жадно целовать её и сильными руками мять её грудь. Сохгутай, казалось, потерял разум. Глаза его горели, тяжелое дыхание с хрипом вырывалось из груди.
— Не надо, не надо, — пыталась отталкивать его Сайнара, — не сейчас.
Он уже задирал подол халата и начал стаскивать с неё шаровары, но запутался в завязках. Пока он доставал нож, Сайнара вскочила и дала ему пощёчину.
— Негодяй, как ты посмел!
Сохгутай совсем озверел. Он подскочил к девушке, схватил ее за косу и намотал её на руку.
— Что ты ломаешься, сучка. Теперь никуда ты не денешься, сейчас я тебе раздвину ножки.
Сайнара закричала. Сохгутай с силой рванул её на себя, и начал сдирать халат. Его остановил нож, упершийся ему между лопаток.
— Ну-ка, успокойся, жеребчик. Как бы тебе мерином не стать, — это незаметно сзади подкралась одна из Хара Кыыс. Она помогла встать Сайнаре, и они пошли прочь. Сайнара плакала.
— А тебе надо быстро-быстро ехать в свой род. Пока жив, — добавила охранница на прощание.
Сохгутай был в бешенстве. Его, лучшего парня во всей степи, остановила какая-то девка! Схватил в ярости первый попавшийся камень и, не целясь, бросил в Хаара Кыыс. И попал ей в затылок. Охранница упала, Сохгутай в три прыжка подскочил к Сайнаре и ударил её кулаком по лицу. Сайнара опрокинулась навзничь. Подхватил её на руки и бегом понёс к своему коню. Связал за спиной руки Сайнаре, достал фляжку и заставил её выпить какой-то дряни. Девушка потеряла сознание. Сохгутай перебросил её через седло, сам запрыгнул на коня и хлестнул его плёткой.
Сайнара очнулась от сильной тряски, открыл глаза. Светает. Её, связанную везли куда-то. Она вспомнила последние события и ужаснулась.
— Сохгутай, зачем ты это сделал? Куда-то меня везёшь?
— Очнулась, любовь моя! — в словах негодяя не было ни капли нежности, — сейчас остановимся и всё тебе объясню.
Сохгутай ещё немного проехал и остановился в одном, видимо, ему хорошо знакомом месте.
— Вот здесь мы всё и сделаем. Нам никто не помешает.
— Развяжи мне руки. Я устала и хочу под кустик, — тело Сайнары затекло, и она едва могла шевелить ногами.
Сохгутай развязал путы у неё на руках.
— Все равно скоро вашу семейку вырежут, так я хоть попользуюсь напоследок. Давай, шевелись. Делай свои дела побыстрее, а то мне уже невтерпёж! — он хрипло рассмеялся.
Сайнара отошла на десяток шагов, присела за кустиком, сделав вид, что занята собой. Достала засапожный нож и спрятала его в рукаве.
— Иди сюда быстрее, — продолжал глумиться Сохгутай, — а шаровары не завязывай, их все равно снимать!
Сайнара, понурив голову, медленно подходила к Сохгутаю, левой рукой придерживая шаровары, а правую прижав к груди.
— Сохгутай, милый, может не надо? Я боюсь! — дрожащим голосом произнесла девушка, — ты бы хоть кошму постелил.
— Что там бояться, ложись и раздвигай ноги, — Сохгутаю было весело, чувство безраздельной власти над беззащитной жертвой пьянило его, — я сейчас отомщу за все унижения своего рода!
В предвкушении наслаждения он скинул халат и начал развязывать шнурки на штанах. Сайнара подошла к нему поближе и ударила ножом в горло. Хлестнула чёрным потоком кровь на её халат. Сохгутай захрипел и упал. Сайнара опустилась на землю рядом. Её трясло. Неподвижно она сидела на земле и горько рыдала.
Рассвело. Сайнара не узнавала этих мест и не знала, куда теперь идти. Ущелье, в котором они остановились, петляло и неизвестно куда выходило. Конь, испугавшись запаха крови, убежал и ни в какую не хотел приближаться к девушке, как она его не звала и не приманивала. Она встала и пошла. Её мучили мысли, она терзала себя за то, что так ошиблась в человеке, полюбила его. Какой же негодяй это Сохгутай. Подлец! Наверное, все мужики такие. Она вспомнила сцены совокупления в кустах, после праздника. Какая мерзость. Бедных девушек так же, наверное, насиловали эти грязные мужланы. Им, грубым скотам, только одно нужно. Сейчас она ненавидела Сохгутая с той же силой, с которой вчера ещё безоглядно любила. Вместе с ним она ненавидела всех мужчин. Сайнара вышла из ущелья и пошла на юг, туда, где солнце. Надо идти туда, там должны быть кочевья. Сейчас утро, все будут готовить еду, может, она увидит дым от костра. Местность вся была пересыпана мелкой каменной крошкой, ложбины сменялись холмами, покрытыми плотным зелёным кустарником. Вскоре она вышла на равнину. Вдали, в дымке раннего утра, почти на горизонте, она увидала столб пыли. Кто-то кочует.
Поиски похищенной Сайнары начались не сразу. Когда остальные Хаара Кыыс поняли, что слишком долго нет Сайнары, они забеспокоились и бросились на поиски. Нашли на берегу одну охранницу без сознания. Облили её водой, и, когда она очнулась, рассказала, что госпожу похитил Сохгутай из рода Халх. Доложили Тойону, оповестили Бэргэна. Собрались у Тыгына в юрте.
— Все мужчины этого рода не способны воспитывать детей. Они не имеют права воспитывать детей. Это не мужчины. Бэргэн, ты не едешь в город Ты отправляешься на поиски Сайнары, вместе с Хаара Кыыс. Без внучки можете не возвращаться. Женщин и детей можете оставить в живых. В Тагархай я поеду сам.
Мангут со своими бойцами хорошо поужинали и отдохнули. Надо начинать дело. Двоих нухуров оставили в конюшне, подготовить коней и проследить, чтобы никто не убежал. Ургел и Мангут тихо проскользнули в комнаты охранников каравана. Те спали, в комнате стоял запах перегара, потных сапог и веселящей травы. Зажав рот жертвам, ткнули кинжалами в горло. Охранники трепыхнулись и затихли. Зашел Эрхан со светильником. Мангут быстро обыскал тела, выгреб мелкие деньги. На шее у каждого были приметные бляхи. Он забрал их.
— Всё. Пошли к купцам.
С купцами быстро не получилось. Один из них спал возле двери, и, когда её попытались открыть, проснулся. Криком разбудив своих подельников, он отчаянно начал обороняться. Трое бойцов ворвались в помещение, успели зарубить одного купца, но двое умело оборонялись. Саблей было неудобно махать в узких коридорах караван-сарая и они орудовали длинным кинжалами. На шум, крики и лязг оружия начали прибегать другие люди, в суматохе Эрхан уронил масляный светильник и начался пожар.
— Все уходим! — заорал Мангут, когда понял, что им не удалось втихую сделать дело.
В зареве разгорающегося караван-сарая они выскочили во двор, попрыгали на коней. Народ с вилами и цепами прибывал со всех концов аула, и, похоже, нухуров собрались убивать. В шуме, криках, сутолоке и суматохе отряду удалось вырваться из окружения, прихватив всех коней из конюшни. За ними образовалась погоня, но крестьянские клячи не смогли догнать отряд. Отъехали, как им показалось, достаточно и остановились. Развели костёр, расположились на отдых.
— Ты не знаешь. На Тойона нападали, после вашего ухода. И у нападавших нашли такие же бляхи, — сказал Мангут Эрхану, — это какие-то комиссары с ячейка.
— Это что за бандитское гнездо, ячейка? — спросил Эрхан.
— Не знаю. Объявились какие-то. На землях рода Чёрного Медведя их схватили. Пытали, но толком ничего не узнали. Вот наш Тойон и ищет всех, у кого такие бляхи. А это не деревня, это какое-то змеиное кубло. На нас все накинулись.
— Но получается, что бандиты — это мы. Напали на мирных караванщиков, чуть не убили. Никто же не знает, кто они такие, — возразил Эрхан.
— М-да… Об этом я и не подумал, — почесал затылок Мангут, — но и пусть. Что сгорит, то не сгниёт.
На рассвете к ним примчался мальчонка, на взмыленном коне, сам запыхался и, видно было, что держался из последних сил.
— Там! Напали! — не успев остановить коня, он начал кричать.
— Кто напал? Куда напал? Кому напал? Расскажи подробно. Успокойся, на вот, выпей кумыса, — Мангут не торопился. Куда торопиться. Раз напали, значит уже убежали.
Малец слез с коня и начал рассказывать. Оказалось, что накануне на кочевье напали какие-то люди. Отец и братья отбивались, но погибли. Сам мальчишка успел вскочить на коня и удрать за подмогой. Скакал день и ночь. Костёр он увидел издалека и сразу направился к отряду. А басматчи погнали коней к Пяти Пальцам.
Мангут скомандовал подъем. Надо было ехать разбираться, что случилось. Давно уже разбойники не нападали на стойбища. Хоть разорвись. И к Пяти Пальцам надо, и в кочевье надо, и отряд разделять нельзя, неизвестно сколько разбойников напали.
Как только окончательно рассвело, в костёр подбросили дров, и Мангут высыпал в огонь порошок. К небу поднялся ровный белый столб дыма. На земле бойцы оставили знаки в виде стрелы, направленный в сторону Пяти Пальцев. Тронулись. Ехали день и ночь, с короткими остановками на отдых. Ещё в темноте, на фоне светлеющего неба, показались каменные столбы. Что творилось у их основания, там, на возвышенности, снизу видно не было. На расстоянии пяти полётов стрелы от холма Мангут дал команду спешиться, рассредоточиться и охватить кольцом это место. Бойцы оставили коней, приготовили луки и стрелы и стали подкрадываться к старому оазису. Уже виден табунок коней. Тишина. Мангут ожидал увидеть горы распотрошенных трупов, с вырванными глазами и сердцами. Страшно! Подкрались и увидели двух спящих человек. Мангут махнул рукой и щелкнули тетивы. Каждому из басматчи досталось по три стрелы. Тихо подошли к трупам, осмотрели. Этих людей никак нельзя было назвать абаасы. Воры и конокрады. В полной тишине собрали коней и стали уводить их от оазиса. Надо было побыстрее уходить из этих мест, подальше от всяких абаасы, так думал Мангут, а для очистки совести всем сказал, что коней надо вернуть хозяевам.
Талгат вывел своих людей в степь сразу же после приказа Улахан Тойона. Медлить было опасно — рассерженный Тыгын мог в запале и голову отмахнуть. Смущало одно — сын Тойона, внезапно попавши в немилость и подчинение Талгату. Но вскоре смущение его пропало, и он костерил Данияра так же, как и всех остальных десятников. Отряд некоторое время прошелся по дороге Отца-основателя, пошерстил купцов и путешествующих, но никаких следов бунтовщиков не нашел. Позже Талгат повёл своих бойцов южнее, в сторону Пяти Пальцев. Все ужасы, которые рассказывали про абаасы старые легенды, немедленно вспомнили и доблестные нухуры. На стоянках читали наизусть избранные места из сказаний, где говорилось про коварных злых духов. Напряжение нарастало. Однажды утром дозорный заорал:
— Дым! Белый дым! Чёрный дым!
— Шайтан тебе в глотку, какого цвета дым? — всполошился Талгат.
— Два дыма, белый и чёрный, господин! — ответил наблюдатель.
Немедля отряд сорвался в сторону дымов. Ехали больше, чем полдня. Наконец, нашли бывшую стоянку отряда Мангута и знаки, которые указывали, что все ушли в сторону Пяти Пальцев. Но вдали, на горизонте, виднелся чёрный дым.
— Это горит в Хотон-Уряхе, — кто-то знал эти места и подсказал Талгату.
— Надо разделяться, — сказал Талгат Данияру, — ты пойдешь в Хотон-Урях, посмотришь, что там творится, наведешь порядок. Я возьму двадцать бойцов и мы пойдем на Пять Пальцев. Посмотрим, может кто-нибудь живой остался.