Князь Сибирский. Том 3

Глава 7

До деревни мы ехали минут сорок. Причем Мефодий гнал снегоход, словно от дьявола ноги уносил. Хотя, наверное, я не прав. Эти ребята ноги дьяволу оторвут и в задницу ему же запихают. Как еще они могли совмещать какую-то дикую разновидность веры, граничащей с сектантством, и легкое нажатие на спусковой крючок пистолета, приставленного к голове связанного человека?

Тут нужен особый склад ума. Вера частенько выворачивает мозги набекрень, особенно, если ее трактовать свободно.

Но я не в обиде. Глупо обижаться на того, кто тебя спас, хоть перед этим и чуть не пристрелил. Я вообще очень терпим к верующим людям. У каждого свои тараканы в голове. А такие, может еще получше некоторых будут.

Ровная ледяная поверхность сменилась рубленым припаем, а значит мы приближались к суше.

Ничего, кроме этого, особо не изменилось и я уже подумал, что ошибся или же в момент становления ледяной корки был небольшой шторм, но поверхность стала иметь явный уклон. Мы двигались в едва заметный, но однозначно имеющийся подъем.

Снег вокруг стал глубоким. Уже не лед. Гусеница стала проваливаться глубже под весом машины и двух седоков, так что наша скорость заметно упала.

То справа, то слева начали появляться какие-то заснеженные, торчащие прямо из земли столбики. Я не сразу понял, что это полностью заметенные снегом крошечные деревца. Зато, когда увидел выпирающую из-под снежной шапки кривую ветку, картинка сразу сложилась. Мы двигались по тундре.

Еще через десять минут впереди появилась растительность повыше и среди редких тощих стволов замелькали низенькие строения.

Казалось, домики жались к земле точно так же, как хилые деревца, но была в этих невысоких строениях какая-то основательность.

То, что деревня оказалась устроенной на твердой земле, а не на льду. То, что дома окружали, пусть редкие и невысокие, но все же деревья. То, что я видел людей на улице, хоть и не много. Все это вызывало во мне какие-то теплые эмоции.

Мефодий остановил снегоход не доезжая околицы. Было видно, что обжитая территория начинается только метрах в пятидесяти впереди. Я хотел задать вопрос, но мужик начал объяснять сам.

— В деревне на технике нельзя. Запрещено. Оставим машину здесь.

Ого! Сурово тут у них. Еще, поди, аквамарилл не используют.

Я, конечно, иронизировал и прикалывался в своих мыслях, но как оказалось был абсолютно прав.

Мефодий повел меня к стоящему в самом центре большому дому.

Из дверей нам навстречу выскочила парочка молодых девушек, закутанных в теплые платки и дубленые шубы до пят.

Та, что оказалась кареглазой и, видимо, чуть помоложе, бросила на меня удивленный взгляд и улыбнулась. За что тут же получила подзатыльник от подруги, и обе девчонки, склонив головы и уставившись в землю, прошли мимо.

Сурово тут у них, ничего не скажешь.

Мефодий проводил вертихвостку тяжелым взглядом и покачал головой. Я не понял его выражения лица, но спрашивать не стал.

За входной дверью оказалась небольшая прихожая. Тут было темно и тепло. Свет проникал только с улицы. И едва дверь за нами закрылась, наступила темнота.

Мефодий тут же толкнул дверь, что вела в дом и тусклый свет, проникающий внутрь помещений через крохотные оконца, разогнал сумрак.

— Обожди здесь, — попросил меня мой провожатый. — Я подготовлю народ к твоему появлению. Незнакомцы к нам не забредают. Так что… В общем погоди, — немного скомкано закончил Мефодий.

Я присел на короткую лавку, что стояла у стены и с удовольствием вытянул ноги. Сидеть на снегоходе позади водителя оказалось не слишком удобно. Ноги затекли. Да они у меня еще и не отошли с того времени, как были привязаны к стулу.

Сам же мой проводник разоблачился. Даже обувь снял. Передо мной стоял крепкий мужик лет тридцати, может чуть больше. Пышная окладистая борода не давала точнее определить возраст. Я знал по собственному опыту, что растительность на лице легко может прибавить с десяток лет визуальному образу.

Мефодий переступил порог, чуть повернулся к углу, перекрестился, поклонился и, три раза шаркнув ногами, вошел внутрь.

Тут же раздались голоса, но голос моего провожатого перекрыл их все, забубнив громко и восторженно. Слов я разобрать не мог, но догадывался о содержании беседы.

Входная дверь вдруг распахнулась. На пороге стояла давешняя кареглазенькая. Раскрасневшись не то от морозца, не то от чего другого, она прошмыгнула мимо меня заглянула в комнату, откуда тут же послышался недовольный мужской рык.

Девица откуда-то со стены за углом стащила непонятного предназначения тряпку и вновь оказалась передо мной.

— Простите, — пролепетала она, стреляя глазками, — забыла забрать.

Развернулась и тут же выскочила из дома.

На меня она приходила посмотреть, что ли? То же мне диковинку в деревню привели. По улицам, мать их, слона водили. Но сверкающие глазки любопытной девушки мне запомнились. Симпатичные. Я даже улыбнулся.

И не заметил, как передо мной снова возник Мефодий.

— Идем, — восторженно произнес он. — Дед тебя хочет видеть.

Ого! Дед. Так он еще живой. И впрямь бог его благословил, раз внуку не меньше тридцати. Хотя, если дети ранние и у него, и у потомка, то нормально.

— Одежду можешь не снимать. Только разуйся.

Я и не собирался снимать плащ. У меня под ним ничего не было.

Сняв ботинки, я вошел в большую и единственную в этом доме комнату.

Справа от меня виднелась печь. Печь, Карл! В левом дальнем — на полочке стояла икона.

Под ней располагался стол, за которым сидело три человека.

Я понимал, что будь я старовером, то должен был перекреститься и поклониться красному углу, как это сделал Мефодий, входя в комнату. Но я не собирался выдавать себя за другого. Не собирался играть в эту игру. Спасся от выстрела благодаря недопониманию и хорошо. Заигрывать с силами, что мне неведомы я не хотел. Тут и без них проблем хватает.

Мефодий шел впереди и не видел, что я не совершил «приветствие». Зато сидящие за столом нахмурились.

Мой провожатый открыл было рот, чтобы что-то сказать, но старик, сидящий по центру, властно поднял руку и Мефодий промолчал.

— Выйдите все вон, — коротко и спокойно произнес дед.

Не споря, не говоря ни слова, трое вышли из помещения, повозились в сенях и вышли в холод.

— Проходи, садись, не стой столбом, — пробормотал старик, показывая рукой на деревянный стул перед собой.

Я молча прошел. Мне было интересно, что будет дальше. Помогать старику, сказав хоть что-то я не собирался. Да он и сам все понимал. Маразм его еще не коснулся.

На вид деду было лет сто. Глубокие морщины прорезали его лицо, казалось, сразу во всех направлениях. Я такое видел только на фотках каких-нибудь известных фотохудожников, которые они привозили из далеких восточных стран.

Но несмотря на сморщенное лицо, глаза старика были живые. В них горел разум. И сразу становилось ясно, что мозги у него были на месте. Это меня, однозначно, радовало. С разумным всегда можно договориться.

— Что не старовер вижу, — прокряхтел старик одними губами. — Внучок мой слегка блаженный. Вот мы его и отправляем на такие дела. А деньги деревне всегда нужны.

Я молчал.

— Молчишь?

— Молчу, — в тон ему произнес я.

Старик закашлял, но через секунду я понял, что он так смеется.

— Пулю остановил, значит, — перестав перхать, не то сказал, не то спросил дед. — Силой остановил?

— Даром, — машинально поправил я его.

— Кому он может и дар, а кому проклятье, — наставительно произнес старик. — Значит из одаренных?

— Из них, — признался я, хоть и так все было понятно.

— И что мне с тобой делать? Пришлых иноверцев положено расчленять и зверью скармливать. Так мне с тобой поступить?

— Хотел сначала сказать делайте, что хотите, только не бросайте в терновый куст, но быть расчлененным мне не улыбается. Да и справитесь ли?

Я внимательно посмотрел деду в глаза, стараясь чтобы мой взгляд не выглядел угрожающе. Я и не грозил, просто предупреждал. Если старик умный, то сам поймет.

Он таковым и оказался. Рассмеялся, выдержав мой взгляд и произнес:

— Ну в кустах ты можешь девок портить. Зачем туда мужчину бросать? А справиться может и сможем. Но вижу, многих моих положишь прежде. Да и внучки могут пострадать. А они у меня красавицы. Я за них сам кому хочешь шею сверну. На такой размен я пойти не могу. Но вот так просто отпустить иноверца тоже. Сам же понимаешь, авторитет надо держать.

Он продемонстрировал мне кулак, словно что-то сжимал в нем. Ох не авторитет он тут сохраняет. Похоже, всю деревню в этом самом кулаке и держит. Но это не мое дело. Со своим уставов в чужой монастырь не ходят.

— Ну так объяви, что свой я и проблем-то? Внук твой подтвердит, а то, что двое меня заподозрили могу и поправить.

— И как же? — удивился дед.

— Памяти лишу и всего-то.

Я пошарил взглядом по комнате и заметил бутыль с мутной жидкостью в углу.

— Вон, перебрали немного. Вот и не помнят, — предложил я.

— Мы не пьем спиртного. Почти. Но то, что ты говоришь выглядит, как план. Пост у нас сейчас заканчивается. В конце легко и в обморок упасть, — рассудительно закончил старик.

— Проси их вернуться. И будем надеяться, что они ничего Мефодию не рассказали.

— А и рассказали не беда. Вера в нем крепка. А то, что он видел своими глазами, как ты чудеса творил, да бога благодарил, все перекроет.

— Вот и отлично! — обрадовался я. — Приятно иметь дело с мудрым человеком.

— Ладно тебе. Пустое. Благодарить за такие дела. Чувствую себя предателем, а я к этому не привык. Но подставлять своих не собираюсь. Негоже им гибнуть от руки проходимца.

На проходимца я хотел возразить, но вдруг сообразил, что это ведь просто тот, кто идет мимо. Прошел и его забыли. Вот и ладно.

— Позвать твоих? — спросил я.

— Сам позову, — усмехнулся старик.

Встал, обошел стол и твердой походкой отправился в сени. Там приоткрыл двери и крикнул своих товарищей. Мефодию что-то тихо сказал и тот развернувшись ушел прочь.

— Переговорили? — едва не с порога спросили двое, что сидели за столом вместе с дедом.

— Проходите, садитесь, — каким-то неестественно добрым голосом предложил старик.

Мне показалось, что от этого его голоса мы сейчас спалимся, как пить дать. Но двое даже не чухнули. Просто прошли и сели за стол, как велел дед.

Сам старик остался у меня за спиной. Может опасался, что и его могу прихватить, а может что задумал. На всякий случай я коротко оглянулся. Доверять незнакомцу нельзя, а контроль ситуации — это святое.

Но дед просто стоял у дверей крестился и, кажется, даже что-то бормотал одними губами. Молился он что ли? А может прощенье просил у своего бога, что предать своих пришлось. Не объяснишь же всем, что защитить хотел?

Я был готов и, мгновенно, не поднимая руки, вырубил мужиков за столом. Те упали лицами на столешницу и замерли. Я чуть дольше подержал разряд, стирая память на двадцать минут. Теперь точно не вспомнят, что я приходил. А дальше дед уж пусть сам легенду придумывает.

Мне показалось или ветвистая молния, исчезая, чуть отклонилась в сторону? Словно в магнитное поле попала.

Закончив, я обернулся, как раз вовремя, чтобы заметить, как старик прячет руку за спину. Будь я проклят, если ошибся! Но по пальцам деда скользили крошечные фиолетовые разряды. Я замер, соображая, что делать.

Нет, старик не пытался что-то предпринять, он словно впитал часть моей молнии, что проскочила между мной и теми двумя, что я лишил сознания.

Я вопросительно глянул на старика, но тот картинно пожал плечами и приложил палец к губам.

Да и хрен с ним! У каждого свои скелеты в шкафу. Я не собирался лезть в этот шифоньер. Иногда из такого можно не выбраться, пополнив чью-то коллекцию пыльных костей.

— Готово, — отчитался я о проделанной работе. — Минут десять еще будут в отключке. Потом очнуться, но ничего не будут помнить из последних двадцати минут жизни.

— Силен, — пробурчал дед, но кажется одобрительно. — Есть на чем деревню покинуть?

— Откуда? Меня Мефодий привез на вашем снегоходе.

— Опять не задача. Забирай машинку. Получиться, так оставь ее в столице по адресу… — он замялся, словно вспоминая что-то, потом отошел в красный угол и достал из-за иконы небольшой картонный прямоугольник, странно знакомой формы.

Я не сразу опознал в нем визитную карточку.

— Здесь оставь, — протянув мне визитку, произнес старик.

Все страньше и страньше, как говорила одна известная девочка.

Но я, верный своим правилам, и после получения визитки, не стал ничего выяснять и удивляться. Жили люди до меня, имели свои тайны, так пусть все так и остается. Мне они ничего плохого не сделали. Даже помогли.

Я спрятал визитку во внутренний карман плаща.

— Ты что голый под плащом? — удивился старик.

От удивления его голос вдруг помолодел. Перестал быть таким уж надтреснутым и шамкающим. Я вновь на него глянул. Похоже, про сто лет я погорячился. Максимум девяносто.

— Погоди, сейчас тебе исподнее выдам. Иноверец или нет, негоже в таком виде расхаживать.

Дед подошел к печи, достал из-за нее какое-то тряпье и протянул мне.

Это оказалось что-то очень похожее на термобелье.

Я, не снимая плащ, натянул подштанники, затем-таки избавился от верхней одежды и быстро, как мог, надел кофту. Снова облачился, словно и не раздевался.

— Скор, — усмехнувшись, пробормотал дед. — Поди и спичка бы прогореть не успела?

Я замер от какого-то странного ощущения, что это все неспроста. Но снова остановил себя. Не суйся, куда не следует. Меньше знаешь — лучше спишь.

— Все, тебе пора, — поторопил меня дед.

— Спасибо! — поблагодарил я странного старика.

— Погоди, Мефодия предупрежу, — вместо ответа вновь прошамкал дед, снова становясь столетним.

Он вышел на минуту, а вернулся уже с совершенно другим выражением лица. За спиной в сенях маячил мой провожатый.

— Иди! — грозно прогремел его голос. — Веры ты нашей, но не стоит соблазнять моих людей чудесами. Нам есть чем заняться и здесь.

— Деда, так он не… — начал было Мефодий, но тут же получил затрещину от деда, да такую, что я думал у мужика череп расколется.

— Веры он нашей, но фокусник, — все же пояснил дед. — Пусть идет восвояси. Его своя семья ждет.

Мефодий склонил голову, повинуясь распоряжению деда.

— И пусть заберет этот дьявольский механизм, нечего ему болтаться у нашей деревни.

— Хорошо, — еще ниже склонился мой проводник.

Сдерживая улыбку, чтобы не сдать деда, я выскользнул из избы и рванул к околице. Где-то там стоял снегоход. От свободы меня отделяло всего ничего — сотня метров.

В термобелье было несравнимо теплее, и я легко шел по морозцу, даже не переживая, что замерзну. Одно дело ехать на снегоходе сидя за Мефодием, что заслонял меня от ветра и другое дело за рулем.

Не получи я от деда одежду, кто знает, доехал бы вообще хоть куда-то.

Народу вокруг почти не было. Может все по домам сидели, а может просто имели соответствующее распоряжение при появлении чужака не высовываться. Но мне все время казалось, что на меня пялятся из окон.

Но едва я перешагнул границу деревни, как тяжесть взгляда наблюдателя тут же пропала. Словно я был не интересен за пределами поселения. На территории деревни, я чужак, а за ее пределами просто какой-то человек, проходимец.

Довольный развязкой я подошел к снегоходу, перебросил ногу через сидушку и собрался уже дать газу, как вдруг заметил сидящую на снегу, сжавшуюся в комочек девушку в длинной дубленке и теплом платке.

Ее карие глаза я узнал мгновенно.

— Забери меня с собой, — пробормотала едва слышно девушка, стрельнув в меня глазками. — Что хочешь для тебя буду делать. Забери!