После таких заяв есть и не хочется, да и подташнивает меня чего-то. А вот пару литров кваску холодного я, пожалуй, сейчас высадил бы.
Вот интересно: почему именно утром? Желает, чтоб я как следует промариновался или на самом деле некогда? Если выбирать, то конечно, завтра утром предпочтительнее, чем сегодня вечером. Впереди остаток дня и долгая ночь жизни.
- Сука! Сука! Сука! - каждый свой выкрик я сопроводил увесистым ударом лба в утоптанный до состояния камня земляной пол. - Ну почему так?!
Эй, там, наверху! Ну зачем было меня сюда запихивать? А? Дали бы по-человечески сдохнуть в тачке на дне речном! Что за выкрутасы? Мы с Сашкой хуже других что ли? Нафиг он такой второй шанс сдался! Околеть в итоге на позорной палке та еще радость.
Не чувствуя боли от намеренной встречи с грунтом, в отчаянии и злости заскрежетал зубами с такой силой, что дотянись я до своих веревок - перекусил бы в одну секунду как садовым секвтором. Снова представил свою унизительную позу на грядущей казне и выдал звук, в сравнении с которым рычание амурского тигра просто милое мяуканье.
Не особо грела иллюзорная перспектива после мучительной смерти оказаться дома, в своем времени. Может эта чертова аномалия, в которую мы с Роком угодили, именно так и срабатывает: убился и шасть в другое время? Вот только в какое? Может так и будет швырять по эпохам вплоть до мамонтов и динозавров?
Мысли вдруг перескочили на Рыкуя и Шепета, калек не только в плане физическом, но, как оказалось, еще и в нравственном. Первый поднес мне ядовитого пойла, а второй, скорее всего, открыл Шибаевой кодле доступ в усадьбу. Побудительные причины их поступка, устремившего меня на встречу с обмазанным жиром колом, волновали меньше всего. Сам виноват, слишком им доверился. Недаром говорят, что самые неприступные крепости берутся изнутри. Изменник - универсальный ключ в умелых руках. Понятно, что сразу все не могут быть предателями, кто-то из братвы серьезно отбивался. Шибай сказал я у него не один, значит, не всех перебили, томятся еще по темным углам мои боевые соратники в ожидании страшной расправы.
Эх, мне б ствол какой, да патронов обоймы три... Нет, сначала руки с ногами освободить, а потом ствол.
Размечтался.
Запах гари щекочущим змием робко вполз в ноздри, заставив принюхаться получше. Знать барбекю в честь победы готовят или коптить живьем кого из наших надумали. С них станется...
Через несколько минут запах дыма усилился до тревожного понимания, что это ни разу не шашлык и не экзекуция пленных через сожжение, уж больно густой запах горящего древа, насыщенный такой да еще со странной примесью чего-то сладковато-противного. В щели сарая, красиво играя на свету с летающими в воздухе пылинками, потек кудрявый, пахучий туман. Потихоньку заполняя пространство, дым вскоре повис сплошной, но пока еще легкой пеленой.
Горит что-то снаружи. Что-то большое горит. Вон народ уже орать начал, суетиться... Черт, да там серьезно все... Стал различим низкий, басовитый гул большого пожара и треск разрываемого огнем дерева, жаркое зарево залило усадьбу, словно устав скитаться по небу, солнышко решило опуститься прямо во двор.
Я заерзал. Мамочка родная! Эдак я и до кола не дотяну, не порадую старика Шибая своими корчами. Хрен не слаще редьки, но начало меня от этого малоприятного факта знатно потряхивать. Не от упущенной возможности угодить Шибаю, а от предстоящей мучительной гибели путем удушья или сгорания заживо когда мой сарайчик займется таким же ярким пламенем. Пожар в деревянном городе - натуральное бедствие.
Насколько хватило гибкости шее, оглядел еще раз свое узилище, в котором взгляду ровным счетом не за что зацепиться. Хлам для хозяйственных нужд: тележное колесо у стены, над ним развешены упряжь и хомуты, ремни какие-то, веревки, деревянные грабли и вилы по углам. Острорежущего или колющего инструмента в прямой досягаемости не обнаружилось, что довело меня до мысли начать в панике звать на помощь. Пусть выводят, не хочу я подыхать таким вот малоприятным образом. Кол будет завтра, а дым вот он, в грудь лезет, на воле его ветерком разгоняет, а в этой хибаре он, сволочь, злонамеренно концентрируется.
- Помогите! Спасите! Пожар!
После первой пробы голоса завопил уже в полную силу:
- Помогите! Откройте! Ау-у-у! Эй, твари-и-и! На помощь! А-а-а-а...
Связки сорвал оравши. Закашлялся, чувствуя во рту привкус гари. Увлеченный мерами по своему спасению, я сразу не услышал шорох над головой. Повернулся на звук только когда сверху на темя просыпалась пыльная соломенная шелуха, одичало завращал глазами, чуя усиливающуюся панику.
- Кто здесь?
- Стяр! Стяр! Ты тут? Батька! Да не ори ты так! Там не слышит никто...
Не думал, что когда-нибудь буду столь счастлив снова услышать этот голос. Пришло спасенье откуда не ждал, как говориться. Все же есть на свете справедливость для бедного Андрюшки!
Солома с крыши продолжила сыпаться мне в глаза. Одинец руками споро увеличил щель в кровле между продольных жердей, полез внутрь ногами вперед.
- Ты что, терем подпалил, чудила? - озарился я внезапной догадкой, когда Одинец с обезьяньей ловкостью спустился с высоты и встал передо мной как ангел-хранитель с дымным нимбом вокруг вихрастой головы.
- Не! Амбар! - по его лицу ползла самодовольная лыба. - Полыхает как лучина! Заливают, колодец весь вычерпают хрен зальют!
- Ну ты даешь! Как сумел-то?
- Пришел, когда урманы тут порядок наводить стали, едва успел в маслобойню юркнуть. Прятался среди мешков поначалу, потом смекнул, что скоро полезут и найдут. Там в горшках масло хранится, я один прихватил и пока Шибай своих терем грабить повел, в амбар перебежал. Маслицо разбрызгал и поджег, чего там уметь? Когда дым наверх повалил, внизу уже жар стоял как в кузнечном горне. Я через крышу вышел. Они дверцу наружную топорами выставили, так и вовсе заполыхало точно в пекле Ящеровом!
Хитрая физиономия Гольца так и светилась неподдельным восторгом и гордостью за самого себя. Губы парня распухли от запекшихся ран, превратившись в лепешки, а правая половина лица своей одутловатостью напомнила синий, полуспущенный воздушный шарик.
Насчет пекла даже не сомневаюсь, сухое зерно, небось, пылает не хуже пороха. Вот откуда такая характерная вонь.
- Ты где пропадал-то, Буратино? Опять тебя кто-то отметелил, как я погляжу.
- Потом расскажу, - со вздохом горести ответствовал Одинец.
- Еще как расскажешь. Хорош дым глотать, режь веревки, сваливать пора, пока усатый щекотряс про меня не вспомнил.
- У меня ножу нету!
- Так ищи! - почти взвизгнул я. - Ищи, братан, чем хочешь тем и режь, я так и шагу не ступлю, сам же видишь!
Одинец метнулся вглубь сарая, зашуршал там чем-то, застучал, переворачивая скарб. В горле уже основательно щипало, хотелось кашлять и пить. Через минуту Одинец вернулся с обломком тупого серпа, с усилием перепилил вязки. Я с наслаждением вытянулся на полу, расправляя затекшие члены.
Не знаю как я буду рвать отсюда когти - мышцы ног совсем задубели, болят как кувалдой отбитые. Однако, рвать надо, задыхаться мы уже тут начали.
Я подсадил вставшего мне на плечи Одинца обратно под потолок. Он ужом вкрутился в серую дыру, свесился вниз с вытянутой рукой. Встав на приставленное к столбу тележное колесо, я поймал его предплечье, подпрыгнул до бруса обрешетки, перехватился, подтянулся и с кряхтеньем вытянул голову на перехлестнутый дымными рукавами свет божий.
Ничком приникли к соломенной крыше, восстанавливая дыхание. На другой стороне подворья огромным пионерским костром полыхал боярский амбар - добротное, широкое строение. За пятьдесят метров пышет от него как от доменной печи, лицу жарко. Внизу с красными от дыма глазами с криками мечутся человек тридцать. Выделяется фигура Шибая, поделившего людей на несколько групп. Одна в составе полудесятка раздетых до пояса мускулистых мужиков облепив колодец, скидывает в бездну зараз по три-четыре кадки, в ручную тянет наверх веревки, переливает в подставленные ведра. Самые проворные с ведрами и ковшами с силой вколачивают воду в заполненный пламенем входной проем, другие пытаются достать до крыши.
Сдается мне, тут профессиональных пожарных расчетов с машинами и шлангами штуки три надо и то не факт, что спасут. Прикидываю, что очень скоро и эти додумаются, что отливать амбар уже бесполезно, бросятся плескать воду на ближайшие клети и сараи с прочим добром.
Хорошо пылает, однако... Такими темпами и весь городишко погореть может, если ветерок надумает проснуться.
За то короткое время, что мы с Одинцом отдыхали на крыше, сквозь распахнутые ворота на боярское подворье начали стекаться огнеборцы из числа неравнодушных горожан. Кто ведром, кто с багром, кто просто с выпученными зенками и открытым в вопле ртом.
- Валить надо и очень быстро, - резюмировал я, вдоволь налюбовавшись страшным, но завораживающим зрелищем. Амбар в противоположной стороне подворья, в суматохе «свистай всех наверх» шанс проскочить краями очень неплохой. Прячась за дворовыми постройками, перебегая от одной к другой, пока все заняты пожаром, а усадьбу заволокло дымом, должны прошмыгнуть на задки, там как нибудь ограду штурманем и на волю.
- Наши живые еще есть?
- В плотницкой кого-то держат. Видел как Шибай туда заходил, разговаривал с кем-то. Я поначалу думал - с тобой. Хорошо, остальные клети сначала проверить решил, услыхал как ты здесь блажишь.
Где находится логово боярского плотника Сома мне хорошо известно. Совсем рядом с теремом. Светиться там опасно. Особенно мне.
- Сможешь добраться до них как до меня?
- Попробую, - мигом сообразил Одинец, верно рассудив, что его личность приспешникам Шибая знакома гораздо меньше моей. - Только по-другому. Там дверь сбоку и засов пустой без замка. Скажу, чтоб выскальзывали по-одному.
Одинец покачал рукой с обломком серпа, мол и веревки перерезать сумеет.
- А ты, батька, беги, мы тебя нагоним.
- Добро, братуха. Встретимся у корчмы. Ну, двинули засим.
Почти синхронно сползли на брюхе с крыши позади сарая. Отряхнулись. Растянутые многочасовой, неестественной позой мышцы ног ощутимо подрагивали, но ждать, когда ходули придут в порядок совсем некогда. Представив, как я побегу с ломотой в ляжках и болью в коленях, я поморщился и сплюнул заполнившую рот кислятину. Находясь под прикрытием хозяйственных срубов, можно нестись не таясь, со двора все равно не видно, а промежутки преодолевать не сбавляя темпа. Ограниченный угол обзора не позволит никому из собравшихся у пожара отследить наше планомерное перемещение - мало ли кто там промелькнул. Если никому не взбредет в голову прогуляться у стен частокола.
Дым бедствия в небо уходить не торопился, катил черными с проседью волнами во все стороны, клубился над клетями и в проулках между ними. Едкая эта мерзость была уже повсюду, рожи у нас с Одинцом сделались смуглыми как у арабов, с полосками растертого по щекам пота. У мастерской плотника перед последним рывком через открытое место мимо терема присели перевести дух, схоронившись за двойным штабелем черных от жизни бочек.
Ноги вроде бы разбежались, уже не подкашиваются как в самом начале. Надо рисковать. У крыльца толкаются не допущенные к пожару бабы и детвора. Вряд ли им будет досуг глядеть кто мимо них шмыгнул. Да даже если и разглядят, будет время добежать до стоящей на отшибе бани.
В этот самый миг у пылающего амбара со скрежетом и треском обвалилась кровля, взметнув ввысь тучу искр и резкую разноголосицу.
Набрав в грудь горелого воздуха, я шумно выдохнул и, пригнувшись, рванул вперед, оставив Одинца разбираться с пленниками. На бегу принял левее, поближе к стене, пронесся мимо отметин, оставленными в древесине копьями и топорами, оставив позади бросковую тренировочную зону. Я заранее наметил место где буду перелезать ограду по горизонтальным жердям, скрепляющим бревна частокола между собой. Вскочить одной ногой на нижнюю, толкнуть себя вверх, ухватиться за остро отесанное бревно и подтянуться. Делов-то…
Оставалось мне метров десять до вожделенного местечка за банькой - обогнуть кадку с водой, навес с дровами и меня уже не будет видно с подворья. Грохот со стороны пожара заставил вздрогнуть и на миг остановиться. С таким же звуком скатываются с самосвала бревна. Слаженные мужское уханье перекрыла повторная тяжелая дробь звонких перекатов. Догадались ближние постройки баграми да веревками растащить? Ну, помогай вам Бог! Я обернулся на шорох за углом бани где, помнится, за каким-то лядом был навален небольшой стожок прошлогоднего сенца. На разворошенном стожке тряслась, собравшись в испуганный комок растелешенная Младина. Сорванная с нее одежда втоптана в еще не просохшую после дождя грязь, на выпачканном сажей лице сверкают расширенные от ужаса глазюки. Над ней, обеими руками отмахиваясь от жирной зеленой мухи, со спущенными ниже колен портами возвышался старый знакомый. Своеобразную, коренастую фигуру этого мудака я из тысячи узнаю даже со спины, а тут еще шевелюра рыжая…
Судя по выражению лица Млады, с этим урманом она явно ни о чем таком не договаривалась. Даже если и по-иному, мне плевать. Меня увидела - обомлела, но виду не подала, лишь закусила нижнюю губу, перевела взгляд на Харана. И это правильно...
Шумы всеобщей борьбы с огнем сюда долетали практически без помех. Среди общего гвалта выделялись резкие, руководящие выкрики Шибая. Ну да, кому пожар, а кому сладенького подавай. К занятому лицезрением вожделенной, нагой и беззащитной жертвы мужику я подобрался сзади с сильнейшим желанием разорвать на куски. Жаль в руках пусто.
- Эй, Харан...
Обернулся урман стремительно, будто стоял и ждал окрика. Испод кожаного, обшитого квадратными железками кожуха торчит край нательной рубахи, крепкая шея блестит от обильного потоотделения. От него пышет свежей сивухой как от бочки с хмельной медовухой. Рожа злая, брови сдвинуты, глубоко посаженные светлые глаза завешены сальными прядями давно не мытых волос. Недоволен, что помешали нехорошую статью себе нарисовать.
- Ты чего не субботнике? - спокойно поинтересовался я в упор, хотя трясло меня основательно.
Харан кинул быстрый взор вправо на пояс с мечом, скинутый впопыхах под ноги. Меня он пониже, что вкупе с особой урманской спесью заставляет его слегка приподнимать подбородок. Без мечей мы с ним совсем не так неравны как с мечами. То копье, что было нацелено строго вверх вдоль живота Харана, а теперь стало стремительно опадать - не в счет. Рискнет или нет?
Рискнул.
Хекнув, Харан молниеносно согнулся, достал пальцами рукоять меча и сразу потянул его из ножен. Ударом ноги под челюсть я вернул его в вертикальное положение и вложился в левый боковой как в последний. Рыжий успел чуть отшатнуться, демонстрируя отменную реакцию несмотря на явный нокдаун. Кулак скользнул по бороде сверху вниз. Кадык Харана хрустнул, костяшки ткнулись в позвоночный столб, сминая хрящи и мышцы горла как бумагу. Урмана отшвырнуло на проворно увернувшуюся от тяжелого подарка Младу. Зажимая руками шею, он громко захрипел и страшно завращал вылезшими из орбит белыми шарами. Жилистые ноги с густо обволосенными голыми ляжками замолотили каблуками серую грязь, от недостатка кислорода в легких его лицо покраснело и сделалось одутловатым, будто насосом под кожу воздуха накачали. Спасенная девка шарахнулась в сторону, всхлипывая, стала торопливо собирать остатки своей одежды. Попытавшись встать, урман натужно засипел, беспомощно перевернулся голым естеством вниз и замер в неприличной позе жопой к небу.
- Со мной пойдешь? - спросил я Младу, подбирая пояс Харана. - Стремно здесь, обидеть могут.
И тут ее прорвало. Бросив бесполезные тряпки, Млада кинулась мне на грудь и зарыдала, содрогаясь всем своим гибким станом. Пришлось обнимать и успокаивать.
- Все хорошо, кончилось все. Хорошо все.
Через пяток всхлипов она успокоилась и смогла доверчиво заглянуть мне в лицо.
- Так ты со мной?
- С тобой! Только я боярская холо…
Я поднес к ее губам подушечку большого пальца.
- Рабство - зло, а зло нужно искоренять.
Заметив на правой руке дохлого урмана часть своего утерянного имущества, я не поленился и вернул себе свои часы. Кучу баксов отвалил за них в свое время. Фирма! Этот чудила нацепил их, перевернув верх циферблата в другую сторону.
Подобрав с земли пояс с ножом и мечом, к которым прилагался кожаный подсумник с разной полезной мелочью, чуть не треснул себя по лбу. Голая девка передо мной глазами сияет, а я стяжательством занимаюсь. Хорош спаситель.
Млада на карачках кинулась подбирать свою одежду растрепанную нетерпеливым Хараном в лоскуты. Я с удовольствием отметил какое у нее крепкое, белое тело, точно у мраморной статуи античной богини Афродиты. Ни малейшего намека на загар.
Сам собой усовествленный, я стащил через голову верхнюю рубаху, сунул Младе.
- Брось ты эти лохмотья. Надевай, добежим до корчмы, там найдем чего-нибудь еще.
Ничуть не стесняясь наготы, встопорщив аппетитные грудки, Млада через голову опустила на себя на несколько размеров великоватую в плечах одежду. Была бы моя рубаха сантиметров на сто подлиннее, пришлось бы ей как надо, а так супер мини получилось. Явно не по здешней моде ни разу.
- Все, давай я тебя подсажу.
Я за руку подвел Младу к жердям частокольной перевязки. Перекинул через ограду пояс.
- Руками цепляйся, ногами перебирай. Наверху ухватишься за кол, перелезешь, спрыгнешь. Поняла?
- Ага, поняла!
Эх и зрелище мне снизу открылось пока она карабкалась! Ничего не поделаешь, не зажмуриваться же, надо хотя бы до верхней перекладины подстраховать. Теплая женская мякоть в руках раздразнила сердце. Сглатывая подкатившую слюну, с твердым животом я последовал за Младой и мигом перемахнул частокол.