Наступило серенькое утро. Тонкая корочка льда покрыла землю. Небо еще было закрыто облаками, но дождь прекратился. Когда Карн заметил, что я уже не сплю, он повернулся и с легкой усмешкой наблюдал за моими отчаянными попытками продрать глаза.
Он погладил меня пальцем по щеке.
— Нужно идти, Жанна. Пустыня ужасна, но с ней можно справиться. Вот с людьми Харлана мне не совладать, во всяком случае, в одиночку.
— Не сбрасывай меня со счета.
— Тебя? Когда сама мысль о насильственной смерти приводит тебя в ужас? Ты ведь не сможешь убить кого-нибудь.
Мне пришлось опустить голову, чтобы ни он, ни я не могли видеть лиц друг друга. Вчера я узнала о себе кое-что, но это оказалось для меня настолько неожиданным, что я еще не могла говорить с ним об этом, не боясь взглянуть ему в глаза.
— Я могла бы убить кого-нибудь, если бы от этого зависела ваше жизнь, милорд.
Он наклонился так близко, как будто хотел услышать эхо от этих слов, произнесенных шепотом.
— А твоя?
Я покачала головой, все еще боясь поднять глаза.
— Мне трудно было бы убедить себя, что я могу лишить кого-то жизни ради собственного спасения. Но ваша жизнь нужна Старкеру-4.
Взгляд его стал серьезен. О чем он думал? Многое я бы отдала, чтобы узнать это. Он подобрал свою поклажу.
— Ну, если нам повезет, то за пару дней мы доберемся до сторожевых постов в холмах равнинной окраины пустыни Цинн. Если же нет…
На мгновение он крепко стиснул меня, потом так же резко отпустил, поправил одежду, поднялся. Он подошел к скале и несколько минут вглядывался в дорогу, оставленную нами позади. Я тем временем привела в порядок платье и наскоро, пальцами, расчесала волосы. Лорд Карн провел рукой по взъерошенным волосам, яростно встряхнул головой и пробормотал:
— Ни малейшего шанса. — Потом вернулся, навьючил на себя груз, спросил: — Ты готова?
— Да.
Он вышел из нашего укрытия и сделал несколько шагов по льду. Затем протянул мне руку.
— Если мы будем осторожны, все будет в порядке. Солнце или дождь скоро все это растопят.
В сером свете склон горы выглядел мрачно, местами гладкий, местами выщербленный. То здесь, то там торчали тощие кустики сухой травы. Когда-то здесь росли деревья, но однажды, очень давно, случился пожар и уничтожил их. Огромные окоченевшие стволы громоздились далеко внизу по склону, их желтая древесина кое-где проглядывала сквозь черные, антрацитово-блестящие следы огня. У подножья горы лежала пустыня, голая и серая — всюду лишь скалы да чахлый кустарник.
Спуск оказался для меня легче подъема, если не считать чувства голода. Внезапно все вокруг завертелось с бешеной быстротой, и я попыталась ухватиться за что-нибудь. Но рука не нашла опоры. Я оступилась и заскользила вниз по склону, пока не наткнулась на полоску голого камня. Лорд Карн в одно мгновение оказался рядом.
— Жанна, что случилось?
Беспокойство в его глазах, озабоченный голос потрясли меня еще больше, чем падение. Он помог мне перебраться на более ровную площадку.
— Идиот, — выругал он себя. Покопавшись в своей поклаже, он извлек три кубика шоколада. Два из них он протянул мне. — Это поможет тебе продержаться, пока мы не найдем хопперов. Почему ты молчишь?
— Мне казалось, что здесь ничем нельзя помочь. Кроме того, вам и других забот хватает.
Он не ответил. Просто стоял, посасывая свой шоколад, потом ждал, лока я покончу со своим. Дело близилось к полудню, когда нам удалось заметить и подстрелить хоппера. Мы развели маленький костер, но мясо еще не успело как следует прожариться, как он уже затоптал огонь. Из жаркого еще сочилась кровь; но оно показалось нам превосходным. Впрочем, наверное, — как и всякая другая птица после того, как целый день приходилось голодать.
— Наблюдатели обнаружат даже этот небольшой дымок, — сказал Карн, раскидывая головешки и горячий пепел носком ботинка. — Было бы глупо дать им время, чтобы засечь нас. Доедим на ходу.
Мой груз оттягивал плечи, ботинки натерли пятки и лодыжки, пальцы ныли. Я твердила себе, что нужно только радоваться; что нет жары, которая усугубила бы наши страдания.
Ближе к вечеру Карн остановился около освещенной солнцем скалы и расчистил от камней площадку для привала.
— Посиди, передохни, Жанна. Я посмотрю, нельзя ли что-нибудь раздобыть на ужин.
Он сбросил поклажу и пошел вдоль склона. В походке его не чувствовалось обычной энергии.
Я закрыла глаза и прислонилась к скале. Одежда сразу же промокла от подтаявшего льда и дождевой воды, но ноги требовали отдыха, каждый удар пульса отдавался в них болью, каждый мускул противился движению. Я стала думать о муже, о его великодушии и благородстве, о его ласках, его яростных объятиях, о его заботе.
Воспоминания кружились в моем измученном мозгу, где перемешались боль и надежда.
Мой господин, милорд, Лхарр, лорд Карн, Карн. Глупый и беспричинный смех поднимался из моей груди. Я смотрела на свои грязные руки и обломанные ногти, на свою измятую, оборванную юбку, мокрые башмаки. Беззвучный смех сотрясал меня. Леди Жанна, Ларга из Дома Халарека. Лорд Карн, Лхарр из Дома Халарека. Как смешно было произносить эти титулы в этой пустоте и безнадежности.
Но я не должна была повторять его имя. Это лишало меня того последнего покрова формальности, который защищал меня от чувств, которых я хотела и не хотела. Неразделенная любовь была способна толкнуть меня на предательство, куда более тяжкое, и ввергнуть в пучину страдания, куда более мучительного, чем я могла ожидать. Этого человека я могла бы полюбить каждой клеточкой своего тела, а тогда, если бы Ричарду удалось его убить, а я чувствовала почти фатальную неотвратимость этого, независимо от чьих-либо расчетов, независимо от того, что думал он сам, — тогда мне пришлось бы изведать такое, перед чем бледнеют мои самые ужасные ночные кошмары. И если бы Карн позволил себе любить меня, то сбылись бы и его самые жуткие предчувствия.
Милостивый бог, не допусти, чтобы это случилось с нами.
Но бог никак не вмешивается в такие дела.
Неожиданный и внезапно оборвавшийся, похожий на человеческий и от этого еще более страшный, крик вернул меня к действительности. Тощие черные тени — стервятники пустыни Цинн — падали с неба. Где-то там, куда не достигал мой взгляд, кого-то нашла смерть.
Это не был крик Карна. Не мог быть… Однако слышанные мною истории об ужасных животных и дикарях — обитателях пустыни — всплыли в моей памяти. Кажется, Карн рассказывал, что в горы отправляли осужденных.
Чтобы успокоиться, я прочитала короткую молитву, пытаясь проникнуться ее духом. Тут раздался хруст щебня под чьими-то шагами, и я на всякий случай затаилась.
Карн обошел скалу, держа в руке четырех стервятников. Я вздохнула с облегчением, хотя и понимала всю нелепость своих страхов.
— Это не хоппер, но все таки мясо, — бросил он резко, как будто я протестовала. — На одних конфетках ты далеко не уйдешь.
Он ощипал птиц, и опять мы ели полусырое мясо, запив его несколькими глотками чуть теплой воды. Он поболтал флягой.
— Придется экономить. Мы вряд ли сможем добраться до реки раньше завтрашнего дня, а другие источники здесь небезопасны.
Он помог мне подняться, и мы снова двинулись вперед. Облака все еще скрывали солнце, удары грома отдавались в ущельях. К вечеру, хотя я изо всех сил старалась не показать этого, каждый шаг сделался невыносимой мукой. Я уже начала привыкать к ощущению голода, если только вообще к этому можно привыкнуть.
К подножью горы мы спустились еще до того, как опустившаяся темнота помешала нам двигаться дальше. Мы достигли пустыни.
Карн сбросил поклажу.
— Мы переночуем здесь, на открытом месте. Я не хочу рисковать столкнуться ни с человеком, ни с животным. — Он уселся рядом со своей котомкой.
Я тотчас же растянулась на земле, подложив под голову свой мешок. Мы не разводили огня. Лхарр сидел, задумчиво глядя в темноту. Незаметно я заснула.
Какое-то движение разбудило меня. Лорд Карн мерил шагами крохотную площадку, на которой мы остановились. Пытаясь отогреть замерзшие руки, он бил себя по плечам, стараясь делать это без шума. Еще не успев как следует проснуться и увидеть иней, покрывший все вокруг, я почувствовала на своем лице морозное дыхание. Облака, еще гуще, чем вчера, закрывали небо. Солнце, вероятно, уже взошло, хотя было еще очень рано. Однако я не замерзла, но причину этого поняла только поднявшись — два плаща сползли с моих плеч.
— Мой господин, — сказала я с мягким укором. — Вам ведь тоже необходим отдых.
Он на мгновение поднял на меня виноватый взгляд.
— Я… мне нужно было о многом поразмыслить. Я рано проснулся. — Он посмотрел вдаль, в пустыню. — Кроме того, ходьба согревает.
Его дрожь и руки, красные от холода, говорили о другом, но я пощадила его гордость. Я подошла к нему и накинула плащ на его плечи.
— Благодарю вас за доброту, мой господин. — Он повернулся ко мне. Долю секунды его руки задержались на моих плечах. Он погладил рукой мою щеку, потом, закусив губу, отвернулся.
— У нас есть еще шоколад, Ларга? — Его голос был ледяным, как воздух этого утра. Я порылась в вещевом мешке и нашла один кусочек. Без слов протянула ему половинку. Засунув ее в рот, он долго смотрел на дорогу, оставленную позади.
— До рассвета я видел огонь в горах, — сказал он наконец. — Вероятно, Харлан. Наблюдатели были бы осторожнее. — Он сложил ладони ковшиком и подул на суставы, чтобы согреть их. — Люди Харлана не пойдут за нами в пустыню. Ричард просто хочет удостовериться, что мы оттуда не выйдем.
Я посмотрела на него с удивлением.
— Разве они смогут?
— Если Ричард этого захочет. Если ему понадобится, он может нанять достаточно людей, чтобы окружить всю пустыню.
— Но… — мне представилась вся эта необъятная пустыня.
Гнев и отчаяние вспыхнули на его лице.
— А я сделал все, что мог, чтобы внести свою долю в сторожевую службу Совета.
Он вытащил компас, взглянул на него, некоторое время рассматривал гору позади нас, затем, повернувшись, стал вглядываться в тронутую инеем серо-коричневую даль пустыни. Извлек из мешка заряд и вставил его в станнер. Поднял мою котомку и помог надеть ее. Она теперь оказалась легкой
— только несколько пар носков, перчатки, нож, спички — то, что могло бы уместиться в карманах, если бы они у меня были. И все же, хотя груз был невелик, каждый мускул онемевшей спины, плеч, ног стонал при малейшем движении. Неожиданно для себя я пошатнулась. Хотя я сразу же выпрямилась, у меня не было уверенности, что ноги выдержат нагрузку. Они распухли, и острая пульсирующая боль пронизывала их. Но я молчала — у Карна и так было слишком много забот.
Но молчание уже не помогло. Карн опустил свой мешок. Было заметно, как ему тяжело. Я подумала, сколько же ему удалось поспать.
Он снял мою поклажу, стал перебирать вещи.
— Мой господин. Карн. Оставьте это. Вам и так тяжело. Я справлюсь.
— Не спорь, — бросил он.
Он опорожнил мой мешок. Пластик, из которого он был сделан, Карн приспособил под капюшон, который бережно водрузил мне на голову и подвязал бечевкой, лежавшей у него в кармане. Прогремел гром. Карн еще раз осмотрел свой груз и снова двинулся к реке, едва заметной зеленоватой линией видневшейся вдали.
Мы шли сквозь хрупкий серый кустарник и редкие кочки прошлогодней высохшей травы. Плоская бесформенная пустыня протянулась во все стороны от нас. Черная туча, нависшая над нами, разразилась молнией, и полил дождь. Он обрушился на иссушенную почву, на островки льда, прибивая к земле серый кустарник и хрупкую траву. Мы продолжали идти. Не оставалось ничего другого, некуда было прятаться, нечем защититься. Только когда исхлестанная дождем темнота поглотила наш ориентир, Карн остановился. Пытаясь защититься от немилосердного напора дождя, я приблизилась к Карну. Он обхватил меня рукой, прижал к себе.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Облака стали чуть реже, бледное светлое пятно появилось в той стороне, где должно было быть солнце. Справа от нас на сером фоне отчетливо выделялись крошечные деревца, росшие по берегу реки.
Муж кивнул в их сторону:
— Еще час-полтора, — он ободряюще улыбнулся, — выше нос. — За этим последовал легкий поцелуй.
Для поддержания духа, подумала я.
Однако нам понадобилось еще почти три часа, чтобы добраться до этих деревьев, и без помощи Карна у меня не хватило бы сил. Говоря по правде, последний километр или около того он буквально тащил меня на себе.
Было раннее утро, тонкий слой льда сковал речные затоны, дождь прекратился совсем. Карн усадил меня на большой плоский камень и без лишних слов стащил с меня башмаки. У него перехватило дух от того, что он увидел.
— Жанна! Твои ноги. — Осторожными пальцами он снял окровавленные чулки. — Ты давно так идешь?
— С прошлого утра.
Он укоризненно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он обмыл мои ноги обжигающе холодной речной водой и укутал их в пару сухих носков. Хуже ледяной воды оказался невыносимо жгучий антисептик, который Карн извлек из кармана. Я закусила губу, чтобы не закричать, но не смогла удержать слез. Раны он перевязал лоскутами от моей нижней юбки, оторванными от ее верхней части, не запачканной землей. Покончив с перевязкой, он натянул сверху пару собственных носков и устремил на меня долгий внимательный взгляд.
— У вас сильный характер, моя благородная супруга, сильнее даже, чем я мог предположить. Я не уверен, что смог бы проделать такой путь в таком состоянии.
Он быстро отвернулся и через мгновение исчез за деревьями. Прошло довольно много времени, прежде чем он появился вновь с вязанкой мокрого хвороста, на которой лежали тушки двух зверьков с короткой серой шерстью и хоппер. Он развел огонь и тотчас принялся за разделку добычи, стараясь не повредить шкурки. Потом он насадил хоппера на вертел и, пока он жарился, отскоблил его шкуру и растянул ее на распорках. Казалось, что его совсем не беспокоит столб дыма, который выдавал наше укрытие.
Мы молча поужинали и так же молча Карн отнес меня на ложе, которое он устроил из молодых веток, покрыв их своим плащом. Я легла, и он аккуратно укрыл меня моим плащом. После этого он поднялся и повернулся прочь.
— Но вы?
Он покачал головой.
— Со мной все в порядке. — Он уселся на камень и в отблесках костра стал устраиваться ко сну.
Он не хотел ложиться со мной, подумала я. Конечно, эта нелепая ссора по поводу нашего путешествия все еще стояла между нами. Была ли его ласка там, в горах, только следствием отчаяния? Или жалости? Даже если его гнев еще не утих или он чувствует себя оскорбленным, чтобы хотеть спать со мной, у него должно хватить здравого смысла, чтобы постараться сохранить тепло.
Каковы бы ни были причины, я понимала, что к утру с ним будет далеко не все в порядке. Было уже слишком холодно, чтобы спать не укрывшись, а будет еще холоднее. Вчера я попыталась обратиться к его рассудку, чтобы убедить его лечь со мной. Сегодня я попытаюсь обратиться к инстинктивной потребности мужчины Старкера-4 защищать их слабых и бестолковых женщин.
— Но со мной не все в порядке, мой господин Карн. Пожалуйста, обнимите меня. Согрейте меня. — Я подняла полу плаща и свободной рукой стала расстегивать куртку.
Мой господин долго сидел, не шевелясь. Потом медленно подошел ко мне, расстегивая на ходу свою куртку. Он лег, укрывшись краешком плаща. Его рука скользнула под мою куртку, он поколебался, потом вдруг обхватил меня с такой силой, что застонали ребра. Он совсем окоченел.
«Ночь только началась, а он уже так замерз», — подумала я с жалостью.
Когда он согрелся, его объятия ослабли, и мы уснули.
Следующие три дня текли медленно. Небо оставалось укутанным облаками, холод усиливался. Речные отмели скрылись под слоем льда. Большую часть этих дней я была погружена в медитацию, стараясь ускорить заживление израненных ног. Великое множество крошечных порезов, волдырей и загноившихся ранок требовали гораздо большей концентрации воли, чем когда-либо прежде, даже чем тогда, когда у меня была сломана рука. Я чувствовала, что время не ждет, хотя Карн ни разу не напомнил об этом.
Мы питались очень экономно. Мясо серых зверьков мы закоптили на вертеле. Хотя Карн отправлялся на добычу каждый день, найти мясо больше не удавалось. Он поймал двух рыб. Он пробирался в замерзший лес и находил там нежные зеленые побеги какого-то пустынного кустарника, из которых мы варили чай. Он выскоблил и отмыл шкурки серых зверьков. Из этих шкурок он соорудил для меня башмаки, отделав их мехом хоппера. Но его деловитость не могла скрыть напряжения, в котором он находился. Он вскакивал от малейшего шума. Часто обходил окрестности лагеря, хотя мне трудно себе представить, как в этой пустыне могло укрыться что-нибудь крупнее мыши. Часто и подолгу он всматривался в горизонт.
Наутро четвертого дня он осмотрел мои почти уже зажившие раны, надел мне новые башмаки.
— Как жаль, что мы не можем переждать, пока ты совсем выздоровеешь. Это слишком опасно. С каждой ночью костры Бегунов оказываются все ближе. Завтра они уже могут быть здесь.
Он поднял меня и осторожно опустил на ноги, потом, обхватив меня рукой, прошел со мной несколько шагов вдоль берега. Я старалась погасить в себе чувства, переполнявшие меня. Его рука была такой уютной, такой ласковой. Когда мы вернулись назад из нашей короткой прогулки, я выскользнула из его объятий. Мне показалось, что он отпустил меня неохотно.
— Теперь все будет хорошо, — сказала я.
Мы собрали наши сильно поубавившиеся пожитки, тщательно затоптали огонь, разбросали пепел. Карн наполнил флягу, подал мне котомку. Потом он помог мне подняться и пройти немного вверх по течению реки. Там он перенес меня по льду и опустил на берег, взвалил на себя котомку, повесил на плечо флягу, взглянул на компас и направился прочь от реки, пересекая прибрежную полоску леса. Он шел быстро, но не выпускал меня из виду, и когда я стала отставать, он остановился.
— Отдохни несколько минут, Жанна. Сегодня им нас не поймать.
Я благодарно взглянула на него и опустилась на гравий. Карн сбросил свой груз поблизости. Только тогда, когда ноги освободились от нагрузки и ноющие мускулы расслабились, до меня стал доходить смысл его слов.
— Бегуны? Они схватят нас?
Он пожал плечами.
— Возможно. Как бы то ни было, они уже очень скоро окажутся совсем рядом. Должно быть, наблюдатели просигналили им, когда мы добрались до пустыни. С тех пор они все ближе и ближе. Они уверены, что догонят нас, и поэтому не скрывают своих костров.
— Как и мы, лорд.
— В этом не было нужды. Все равно нельзя было ничего сделать.
Какое-то время мы молчали. Потом он поднялся, долго смотрел в сторону, откуда мы пришли. Мы направились к холмам, маячившим вдалеке, и шли до самой темноты. Наш ужин состоял из нескольких глотков воды. Карн нарубил веток кустарника для подстилки, и мы свернулись на них, прижавшись друг к другу.
На следующий день мы впервые увидели самих Бегунов — маленькие фигурки на фоне прибрежной полосы деревьев. Мы съели по маленькому кусочку копченого мяса и продолжили путь. Бегуны снялись с места раньше и сократили разделявшую нас дистанцию.
Весь день они приближались к Нам — три мрачные темные тени, преследующие нас по пятам. Каждый раз, когда Карн оглядывался на них через плечо, он прибавлял шагу. Мы не устраивали обеденного привала, поскольку наши преследователи настигали нас. Не останавливаясь, мы выпили по нескольку глотков воды.
Наконец я уже не смогла идти дальше.
— Пожалуйста, Карн. Я не поспеваю. Мне приходится бежать, чтобы не отстать.
Он остановился.
— Прости, — голос был извиняющимся, — я надеялся… Скоро появятся патрули Совета, поэтому Бегуны едва ли рискнут преследовать нас среди холмов. Они боятся, что патруль засечет их. — Карн старался, чтобы голос его звучал ободряюще, но я видела в его глазах тень страха. — Если бы нам удалось укрыться в скалах, мы были бы в большей безопасности.
— Я постараюсь.
Он убавил скорость. Я напрягала зрение, пытаясь разглядеть скалы, о которых он говорил. Долгое время я видела только серый кустарник и бурый гравий справа от подножья серо-зеленых холмов. Значит, скалы там. Черные пятнышки валунов громоздились по склонам.
Расстояние казалось непреодолимо далеким. Бегуны настигали нас. Были видны клубы пара от их дыхания, их копья глядели в нашу сторону.
— Карн!
Он оглянулся, обнял меня рукой и потащил. Боль в ногах, твердые мускулы обхватившей меня руки Карна, голод, сжимающий желудок, гравий, покрытый инеем, серый кустарник, тени, бегущие следом, холмы, которые так медленно приближались к нам — все это смешалось в каком-то подобии фильма ужасов, показанного по три-д в замедленном темпе. Мы перестали оглядываться назад.
Наконец я остановилась. Легкие горели, хриплое дыхание судорожными толчками вырывалось из горла, ноги состояли из одной боли.
— Я не могу больше идти. Давай остановимся. Пусть возьмут, что им нужно. У меня уже нет сил.
Рука Карна напряглась, и он рывком снова увлек меня за собой.
— Мы не можем. У меня только один заряд для станнера. Не смотри так удивленно, Жанна. — Его голос чуть смягчился. — Разве ты не поняла до сих пор, что для того, чтобы получить, что им нужно, они, скорее всего, убьют нас?
— Н-нет. — Слова вылетали отрывисто, перемежаясь с судорожным дыханием. — Как это?
— Ах, как, как… — горькое отчаяние было в его голосе.
Некоторое время мы бежали молча. Глаза Карна были устремлены к холмам, но думал он о другом.
— Жанна, ты читала народные предания. Было там что-нибудь такое, что поразило тебя?
— Да. Персонажи. Страшно суеверные. Чародейство и волшебство.
Рука Карна напряглась.
— Если бы только это суеверие еще сохранилось у Бегунов и Наблюдателей…
Черные скалы наконец отделились от темного фона. В последних лучах солнца, опустившегося к вершинам гор и бледным пятнышком пробивавшегося сквозь облака, я разглядела, что до ближайших скал осталось несколько десятков метров.
Но нам с Карном не удалось добежать до спасительных холмов, только до самых первых черных валунов. Что-то просвистело у нас над головами и зашелестело по гравию впереди. Это было зловещего вида копье. Карн бросил поклажу, подобрал копье и повернулся навстречу Бегунам, пряча котомку за спиной и прикрывая меня своим телом.
— Спрячься за камнем и не высовывайся, — приказал он, не отрывая глаз от Бегунов.
Он стоял неподвижно, опираясь концом копья о землю. Я повиновалась. Бегуны замедлили шаг. Это были худые оборванные люди с морщинистыми обветренными лицами. Они остановились в двух-трех шагах от нас, и двое из них, те, что были повыше ростом и с копьями, стояли, подняв свое оружие — кончики копий уставились в грудь Карна.
Я знала, что Карн боится Бегунов, но его поза говорила о другом. Хотя руки его были опущены, он стоял прямо, высоко подняв голову. Я представила себе его глаза, так, как их могли видеть Бегуны, желтые, холодные, оценивающие, похожие на глаза кота.
Я слышала, что Бегуны совещаются, но не могла понять их диалекта. Они что-то требовали. Карн покачал головой. Самый низкорослый сделал шаг вперед и ударил его. Карн покачнулся и задрожал от гнева, но не ответил на удар. Бегуны снова стали что-то требовать.
Карн снова покачал годовой:
— Мой брат мал и болен, и у нас очень мало припасов. — Бегуны прервали его бранью. Карн пожал плечами: — Я принесу то, что у нас есть.
Он медленно подошел ко мне, вызывающе повернувшись спиной к копьям Бегунов, стал так, чтобы загородить меня. Его лицо было озабоченным и напряженным.
— Спрячь несколько спичек в башмаки. — Пока я прятала спички, он вытащил завернутое в пластик копченое мясо, компас и отнес копье и все, что осталось, Бегунам. Спор продолжился. Один из Бегунов угрожающе направился к моему укрытию. Резким выкриком Карн остановил его. Бегун остановился.
— Эй, парень! — Карн повернулся ко мне. — Выгляни-ка сюда.
Я высунула голову из-за камня, Бегуны уставились на меня с удивлением и слегка попятились. Однако уступать в своих требованиях они не хотели. Карн медленно пошел назад.
— Они хотят мяса. Я забыл, что у голодных людей прекрасное обоняние. Они настолько голодны, что не боятся даже гнева Огневолоса.
Но и мяса оказалось недостаточно. Карн умолял, но безуспешно.
— Им нужно оружие, — сказал Карн. — Я сказал, что у нас его нет, но они грозятся обыскать тебя. Лучше отдать им и флягу тоже. Они теряют терпение.
— Разве она нам не понадобится? Спрячем ее и пусть ищут, а?
Карн резко дернул меня своими железными пальцами. Его лицо было белым, а в глазах — сразу боль и гнев.
— Дурочка, никто не должен тебя обыскивать. Они же узнают, что ты — женщина. Понимаешь, что здесь это значит для них?
Только тут до меня дошло, о чем он говорит, и ужас охватил меня.
— Что если они… если ты… Карн? — вцепилась я в него.
Железная хватка на моей руке ослабла.
— Жанна, не надо, — его голос дрогнул, и он запнулся на мгновение, чтобы совладать с собой. — Я пройду сквозь ад. Я сам тебя убью, но не допущу этого, поверь.
Я верила ему. Я смотрела, как он шел навстречу этим людям, высокий, стройный, отважный, когда я замирала от страха. Он был ничем не защищен от неожиданного удара. Коренастый, который, вероятно, был главным среди Бегунов, жадными пальцами коснулся плаща Лхарра, но тот упрямо покачал головой.
— У вас наш станнер, наша пища, наша вода. Жизнь — это все, что вы оставили нам. Если вы отнимете одежду, то отнимете и жизнь. Мы пришли с миром и позвольте нам уйти с миром. Боги тех-кто-перебегает-пустыню защищают мирных путников и налагают тяжкое проклятье на тех, кто покушается на их жизнь.
Бегуны посовещались, коротышка спорил с другими и, казалось, одержал верх. Я с замиранием сердца наблюдала за ними и только потом поняла, что причиной боли в моих сжатых ладонях были мои собственные обломанные ногти, впившиеся в кожу. Нас ожидала очень холодная ночь, накатывавшаяся из-за горизонта, тянувшаяся к нам через пустыню. Даже сквозь плащ и куртку я ощущала ее ледяное дыхание. Медленно опускались крупные снежинки. Четверо мужчин неподвижно стояли лицом к лицу, состязаясь в силе духа. Двое Бегунов пытались выдержать звериный взгляд своего предводителя. Карн словно застыл, наблюдая за ними. А кругом вели свой нескончаемый хоровод пушистые и ленивые снежинки. Наконец Карн нарушил молчание.
— Вам придется убить нас, чтобы отнять одежду. Но в здешних местах нет освященной земли. Наши души не найдут здесь места для успокоения, они будут преследовать вас, а Огневолос отнимет силу у ваших костров, и они больше никогда не согреют вас.
Бегуны продолжили свой спор, тотчас перешедший в перебранку. Их вожак буквально прыгал от ярости. Карн повернулся к ним спиной и медленно направился ко мне. Вожак направил на него станнер. Я окаменела от ужаса. В тот момент, когда он нажимал на спуск, один из его приятелей ударил его по руке.
Коротышка попробовал еще раз, но безуспешно — заряд выпал.
Еще больше рассвирепев, он ухватился за копье. Двое других выглядели испуганно, но не посмели помешать ему. Я хотела предупредить Карна, но слова не смогли вырваться из моей груди, парализованной страхом. Этот пигмей целился в спину удаляющегося Карна. Мне хотелось закрыть глаза, но и это было не в моих силах. Рука Бегуна медленно откинулась назад, и копье отправилось в свой смертоносный полет.
— Карн!
Карн распластался на земле, копье пронеслось над его головой. Я резко выпрямилась. Копье еще дрожало, когда Карн вырвал его из земли и подбежал ко мне.
— Теперь у нас чуть больше шансов, — он мрачно усмехнулся.
Но Бегуны больше смерти боялись привидений, поэтому, не возобновляя своих попыток, они ушли. Несколько часов мы провели, сидя на грубых камнях. Ноги болели нестерпимо. Желудок сжался и вслух выражал свой протест, но есть было нечего, не было даже этих зеленых побегов, которые, по словам Карна, должны в великом множестве появиться через пару недель. Пить тоже было нечего. Снег падал неохотно и не успел еще накопиться достаточно толстым слоем. Дразнящий тоненький пушок покрывал камни и кустарники, не давая возможности собрать его. Казалось, что от жажды язык потрескался. Не знаю, был ли Карн в это время занят мыслями о еде в той же мере, что и я. Я не стала спрашивать. На нем и без того лежал слишком тяжелый груз ответственности за наши две жизни.
Я думала о том, как долго может человек без пищи и воды сохранять ясность ума. И сколько еще мы сможем пройти.
Потом долгие-долгие часы мы то взбирались на холм, то спускались, то снова карабкались вверх, а голодная слабость в моих ногах становилась все сильнее и сильнее. Только усилием воли я заставляла себя идти. Карн соскребал с камней снег и давал его мне. Говорить не было сил. Карн озабоченно качал головой — начинало темнеть, а указателей, которые он разыскивал, мы пока не видели.
— Сигнальные огни начинаются за километр от домика для патрулей. Мы никак не могли пройти мимо.
Но на самом деле нам приходилось почти все время глядеть под ноги, и было бы неудивительно, если бы мы просто не заметили этих знаков. Вся земля была усеяна крупными и мелкими обломками камней, и из-за этого мы двигались очень медленно. В тех местах, где мягкая почва сменяла камень, путника подстерегали полусгнившие стволы и обломившиеся ветви, а выпавший снег скрывал эти предательские ловушки. День, суливший мороз, оказался верен своему обещанию. Холод жег лица, пробирался под теплые дорожные плащи, пальцы стыли даже в рукавицах.
— Поторопись, — Карн прибавил шагу. — Если мы не найдем указателя прежде, чем отключится свет, нам придется блуждать здесь всю ночь.
В таком холоде это означало бы смерть. Я поежилась от этой мысли и заставила свои налившиеся свинцом ноги двигаться чуть быстрее. Было уже темно, когда мы нашли первый указатель, затем два других. Карн шел гораздо быстрее меня и вскоре почти скрылся из виду. Я испугалась. Пытаясь его нагнать, я поскользнулась на каменном бугорке и сильно подвернула лодыжку. Я закричала.
— Жанна! — в голосе слышалось беспокойство.
— Я… ничего.
Он вернулся, чтобы убедиться, что все в порядке, и тотчас же быстро зашагал вперед. Не знаю, как это удавалось ему при той усталости, которую он должен был ощущать. Пройдя еще немного, он остановился.
— Ты видишь огонь, Жанна?
Я напрягала зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть во мраке и метели.
— Нет, а что там?
Но светлое пятнышко оказалось древесным грибом.
Карн вздохнул.
— Вернемся к предыдущему и начнем сначала.
В лесу было уже совсем темно. Я собрала немного снега и погрузила в него горящие губы. Ледяная влага напоила иссохшее горло и язык.
Под ногами я вдруг почувствовала что-то похожее на твердую тропинку. Быть может, она приведет нас к цели? Сможем ли мы идти на ощупь?
— Это небезопасно, — сказал Карн. — После реки в здешних холмах находится единственный источник питьевой воды. Тут целый лабиринт тропинок, протоптанных животными, и в нем можно блуждать целую вечность. Попробуем иначе. Посиди здесь. Я разведаю, что впереди, а обратную дорогу найду по твоему голосу.
— Милорд. — Мой голос невольно прервался. — Карн…
Мой муж поднял мои ладони и тихонько сжал их.
— Постарайся не бояться. Нам больше ничего не остается.
Он исчез в темноте и, блуждая среди камней, время от времени звал меня.
— Жанна!
— Здесь, — отзывалась я.
Голые стволы старых деревьев и снежная ночь окружали меня. Я сидела на снегу, ветер продувал меня насквозь, и холод пробирался под одежду. Вдруг Карн воскликнул:
— Я нашел его.
Потом мы, перекликаясь, нашли друг друга. Указатель, нанесенный на кору сломанного дерева, слабо светился в темноте. Карн обнял меня и крепко прижал к себе.
— Дерево слишком сильно наклонилось. Должно быть, мы просто прошли в двух шагах от него, когда было еще достаточно светло и свечение краски было незаметно. Похоже, что мы уже близко.
Потом он взял меня за руку, и мы ощупью пробирались по невидимой тропинке. Карн оказался прав. Мы нашли еще два указателя и вышли на небольшую поляну, где стоял домик для патрулей. Среди бушующей метели он казался темной глыбой, лишенной очертаний, но Карн уверенно нашел дорогу к двери и провел рукой по внутреннему краю дверной рамы. Нащупав потайную защелку, он нажал ее, и дверь беззвучно отворилась, а когда мы вошли, так же беззвучно закрылась за нами.
— Подожди тут, — сказал Карн. — Сейчас здесь будет тепло. — Он осторожно пробирался по комнате, ощупывая ногами пол, и все же я слышала, как он дважды натолкнулся на что-то в темноте. Вот его башмаки заскрипели, он присел на корточки, и через мгновение комната осветилась и горячий воздух потек через вентиляционные отверстия в полу по периметру комнаты. Он опустился рядом с одним из отверстий и похлопал рукой по пыльному полу.
— Садись рядом, согрейся.
Я послушалась. Мы сняли промокшую верхнюю одежду и долго сидели, впитывая тепло и наслаждаясь отдыхом и покоем. Карн притянул меня к плечу.
— Часть дела сделана, — сказал он.
Внезапно я представила себе, что могло с нами случиться, и мое намерение показать себя мужественной и независимой разлетелось в пух. Я спрятала лицо на шее у Карна и крепко к нему прижалась. Он обхватил меня свободной рукой и прижался щекой к моим мокрым волосам. Сжавшись в комочек, я долго и безутешно плакала, пока наконец усталость не сморила меня.