Глава 14

Первый день, второй, как сон или наважденье. И вроде все по распорядку, как всегда: завтрак, обед, ужин, тренировки, стрельбы, прививочный кабинет, партия в шахматы, разговоры за чаем в гостиной за полночь, подколки, а все же есть какая-то недоговоренность, пустота. И каждый чувствовал ее, и все же молчал и делал вид, что все в порядке. Эта фальшь, где и улыбка кажется натянутой и шутки плоскими, а разговоры из серии лишь бы говорить о чем-то, давили Николая. Он как фантом бродил по центру в поисках своего физического тела, часами зависал у стенда с пропавшими патрульными, где вывесили снимок Стаси. Смотрел на нее и не верил, что она не здесь, не с ним, что обернись, а ее нет, позови — не ответит. Двое суток, трое — разве срок? А вдуматься, так бездна. Три дня назад всего три дня, он разговаривал с ней, обнимал и руки до сих пор хранят тепло и близость ее тела, в ушах стоит ее "мы строим будущее". Но Стаси нет. Есть память, есть это здание, есть ее комната, товарищи, с которыми она сидела за столом, вытаскивала трассеров из мезозоя. Они остались — ее нет. Как так, Чиж в толк не мог взять, не принималось ни сердцем, ни умом, что это реальность. Кошмар скорее.

И разве не терял он до нее своих товарищей, друзей, знакомых? А будто не терял.

Смотрел на Сван и Иштвана, на Яна и Ивана и с трудом принимал, что они его напарники, что они из его группы. Казалось, не стало Стаси и группы нет, есть разрозненные фрагменты — люди связанные лишь словами "зеленый патруль".

Чижов не находил покоя, не мог ни есть, ни спать — он думал, вспоминал все что ему говорила Стася и заставлял себя понять ее слова, поверить, что даже в этой, казалось бы безвыходной ситуации выход есть. Он искал его, с трудом продираясь через заборы стереотипов, ломал сам себя и строил будущее, в котором Стася жива, здорова, здесь, с ними. Нашлась, вернулась. Прагматизм ехидничал, а зерно веры, что посеяла женщина, назло ему проросло и укрепилось. Отщелкивались дни, как шелуха от семечек в кулаке Сван и вот на смену тоске пришло ожидание. Когда и как Чиж сам не понял, но, взяв за аксиому в один из дней, стоя у стенда с пропавшими и вглядываясь в глаза Стаси, что она вернется, жива, уверился в то. Все что она говорила, уложилось и сложилось, нашло свое место в уме и сердце и больше не давило непониманьем — наделило четким осознаньем, что будет так, как сложишь ты, что будущее в руках твоих, а не мифической судьбы. Она сама всего лишь твой рисунок, бездумный исполнитель твоих мыслей и желаний, стремлений, целей. Ты задал программу, она исполнила — кого винить? Свой разум закостеневший, неповоротливый, ограниченный чужим, а не твоим влиянием, давлением извне? И кто действительно сказал, что быть не может, а что может? Кто определил шкалу того, что можно и нельзя? Кто определил параметры веры и воли, по какой шкале оценена и взвешена мечта? Кто сказал, что ей не сбыться? Ты сам творишь, кого-то милуешь, кого-то казнишь, и строишь хлипкие мостки из прошлого в будущее. Сам же строишь, сам же рушишь.

Чиж строил на века, гоня прочь все, что помешало б.

Вот он — пункт «а» и вон она — пункт «в», а больше ничего не надо. «Исчезла», "умерла", "нет шансов", "проехали — забудь" — все мимо ушей, сознания, отвергая на подходе и продолжая верить — будет, как задумал, как сказал — вернется.

Спустя неделю он криво усмехался над собой, понимая, что твердо уверовал в то. Неделя для других как жирный крест на надежде — его же лишь окрепла. И опять за то спасибо Стасе, свернула все-таки горы шлаков в его сознании, освободила от ненужного.

Быть может поэтому, с высоты своей надежды, твердой веры, что Стася вернется и иначе быть не может, он не сразу понял, что за девушку привел в гостиную Иван, к чему.

— Знакомьтесь, Лариса Веденеева.

Молоденькая, симпатичная шатенка щедро улыбнулась вмиг насторожившимся мужчинам. Единственный кто улыбнулся ей в ответ — был Ян. К нему она и села и получила чашку с чаем, пирожное.

— Спасибо.

— Не за что, — с видом доброго родственника заверил Федорович.

— К нам в группу? — прищурился Иштван.

— Да, — улыбка малость поблекла под тяжелым взглядом, который не оценивал, а сразу отвергал.

— Из детского сада? — поинтересовался Сван. Девушка растерянно моргнула, капитан предостерегающе уставился на мужчину: не шали.

— Быстро же ты Стасе замену нашел, — тихо сказал Чиж, разглядывая жидкость в чашке.

— Группа должна быть укомплектована. Наша очередь и в любой момент могут кинуть на задание.

— Оправдываешься? — посмотрел ему в глаза с насмешкой и превосходством.

— Не ваше дело, рядовой!

— Извините, что сидим в вашем присутствии, — скривился Сван. Поднялся и, не попрощавшись пошел на выход. Иштван и Николай почти синхронно поставили свои чашки на стол и встали:

— Спокойной ночи, — отвесил поклон Пеши Федоровичу.

— Не будем вам мешать, — поддакнул Чиж. И оба пошли из гостиной. Лариса приуныла, Иван поморщился:

— Не обращай внимания.

— Да нет, я ничего, я понимаю, — робко улыбнулась ему девушка в ответ.

Ян покосился на них и несмело сказал:

— Я тоже, пожалуй, пойду. Поздно уже.

— Девять всего.

— Ага. Спать пора, — и вылез из-за стола. Девушка, конечно, ничего, но мужская солидарность дороже. Он как все, а все — против.

Федорович проводил его злым взглядом и выдавил улыбку Ларисе:

— Вообще-то, новичков у нас тепло встречают…

— Я заметила, — сникла та. — Прием был самым «теплым».

Капитан крякнул: н-да.

— Завтра познакомитесь ближе и, все будет хорошо. Посмотришь. Сегодня бойцы устали, — какое б оправдание поведению бойцов еще найти?

— Не переживайте, товарищ капитан, я все понимаю: нужно время. Ребятам надо присмотреться, это естественно.

— Да, — закивал Федорович, с благодарностью глянув на нее.


Мужчины тем временем в развалку шагали по коридору в сторону комнаты Иштвана, решив посидеть у него.

— Братья! Подождите! — нагнал их Ян.

— Ты-то чего ушел? — удивился Иштван.

— Так вроде мы вместе, — пожал тот плечами.

— А-а, — протянул мужчина из вежливости. Сван обнял парня за плечи:

— Молодца, хвалю.

— А я нет, — бросил Чиж. — Нравится — не нравится, а нам с этой теперь вместе сёрфер устраивать.

— В смысле, ты не против? Чего тогда выступил?

— Потому что, противно.

— Вот! — ткнул в его сторону пальцем Иштван. — И мне! Отчего — не объяснить. И вроде бы все верно, так и должно было быть, никаких неожиданностей, а все равно неприятно.

— Точно, — кивнул Сван. — Как представлю, что эта кукла будет в Стасиной комнате жить, с души воротит.

— Почему "кукла"? — озадачился Ян. — Вы же ее совсем не знаете.

— А тут он прав, братцы, — согласился Чиж. — Девчонка ни в чем не виновата.

— Кто винит?

— Но поступок свинский.

— С чьей точки зрения? Нет, если эмоции убрать — все верно. Должна быть баба в группе — привели. Но бли-ин…

— Воспринимается, как предательство, да?

— Ага. Капитана. Причем и Стаси и нас. Нет, Чиж, ты, верно, сказал — вернется. Вот всей натурой чую — вернется. Не может Стася пропасть, не может!

— Я вчера с Кристиной разговаривал. Со старших диспетчеров ее погнали, но на посту оставили.

— Это ты к чему?

— Непонятно что ли? — Иштван покосился на Чижа. — Коля вон уже через Диму договаривается.

Николай фыркнул: ну, языки!

— Смотрю, у вас здесь как в деревне: спроси в одном коридоре — в другом ответ услышишь.

— Не сдадут, не переживай. А говорю я к другому. Предложение есть — вместе сходить.

— Я "за"! — тут же отреагировал Сван. — Ян прикроет. Да, брат? — хлопнул его по плечу. Парень нехотя кивнул.

— И когда уходим? — сообразив, что товарищи всерьез, поинтересовался Чижов.

— В одиннадцать последняя проверка на пульте. Дежурит сегодня свой человечек. Часов на шесть испариться можно легко.

— Ребята, вы серьезно собираетесь Стасю искать?

— Понимаешь, старичок, душа покоя хочет, а его не будет, пока я лично, не буду убежден, что нет ее там.

— Единодушно, — кивнул за себя и Сван Чиж. — Есть пара точек, что мы не охватили поисками.

— Я тоже об этом думал.

— Тогда не пара, — заметил Ян. — Населенных пунктов море: Лиму, Алет, Монсегюр, Фуа, Мюре, Тулуза…

— Вот! Тулуза! Вотчина графов Тулузских и они как хозяева должны все знать, что на их территории творится. Если и они не слышали, не знают, тогда Иван прав, Стася просто не вышла в точке и искать смысла нет. А если слышали? А если знают?

— Добить эту тему надо, — согласно поддакнул Сван.

— Так вы только туда?

— Только, — заверил Сван. — Ночи как раз хватит, чтобы графу привидеться и язык развязать.

— Не понял, вы уже договорились?

— Конечно! — улыбнулся Иштван. — Я договорился.

— А если бы разговор не зашел, без меня бы ушел?! — возмутился Чиж.

— Нет, стукнул бы перед отбытием тебе и Сван.

— Ну, спасибо! Тоже мне, напарник.

— Не скрипи, — толкнул его в плечо Сван. — Честно, сказал бы не он, так я.

Николай не поверил, но промолчал.


К двенадцати, после посиделок в комнате Иштвана и обсуждения как лучше Раймунда Тулузского разговорить, троица двинулась к боксу, оставив Яну четкие инструкции по прикрытию их самоволки.

— Влетит, — не сдержал тот вздоха.

— Фигня война, главное маневры, — деловито ответил Иштван, заряжая пистолет снотворными ампулами. Чиж сунул фото Стаси во внутренний карман, застегнул куртку и подмигнул парню:

— Не переживай, ты в любом случае, ни при делах.

Мужчины нырнули в коридор перехода, отсалютовав дежурному — другу Иштвана.


Ровно в двенадцать ночи патрульные оказались около замка графа Тулузского. Три гарпуна взметнулись вверх, закрепились на крепостной стене. Дальше дело техники: тенями по стене, угрями мимо сонных стражей. Черные фигуры в черноте ночи никто не заметил, на легкий скрип двери внимания не обратил.

Бойцы вжались в стену в холле у лестницы вверх, решая, где искать графа.

Второй этаж, — показал Чиж.

Резонно, — согласился Иштван. Показал на пальцах: идем с обходом сверху вниз, здесь не повезет, переходим в другую башню.

Замок здоровый, — предупредил жестом Сван. Товарищи отмахнулись и скользнули к лестнице вверх.

Два стражника посапывали у стены при входе в коридор слева, пришлось их снять, истратив по ампуле — пусть спят крепче — бойцам спокойней. Сван остался прикрывать товарищей, те начали поиски. Дверей много, стражников в коридоре не меньше — обойма ушла на их благодатный сон и минут тридцать времени, чтобы проверить комнаты за дверями. В одной спали девушки, видно служанки, в других никого не было. И только в самой дальней комнате, за поворотом и под охраной двух стражников находилась, видимо господская спальня. На широкой постели под балдахином мирно сопели мужчина и женщина. Судя по богатому убранству интерьера, спящий был господином, возможно, самим Раймундом Тулузским. Но понятно, не спросишь, не узнаешь.

Мужчины осторожно вошли. Чиж выстрелил в руку женщины, впрыскивая снотворное, Иштван осмотрел комнату, заглянул за дверь в углу — небольшая зала была пуста.

Для разговора по душам, самое то, — заверил жестом напарника.

Зачем? Здесь поговорим, — поморщился тот в ответ, навис над спящим, прикидывая как разбудить его, чтобы не устроил шум.

Элементарно, — улыбнулся Пеши. Убрал пистолет, накрыл рукой рот мужчины. Тот распахнул глаза, хотел вскочить и замер, увидев две фигуры в черном. Зрачки расширились от страха и непонимания.

— Тс, — приложил палец к своим губам Чиж. — Граф Тулузский?

Мужчина медленно склонил голову, нахмурился: сон ли, явь эти двое похожие и не похожие на людей? И что делать — схватиться за меч, призвать на помощь стражу или святых?

— Мы не причиним вам вреда, нам нужно лишь, чтобы вы ответили на несколько вопросов. Вы видели эту женщину? — выставил перед его лицом снимок Стаси Николай.

Граф хлопал ресницами, с ужасом разглядывая голову то ли женщины, то ли мужчины, что смотрела на него и даже моргала. Но где же тело? Как эти двое могли засунуть голову в маленький квадрат то ли пергамента, то ли железа? Они не люди и показывают не человека! — вывод пришел сам и граф подумал, что видно умер и его допрашивают в чистилище. Но странно, отчего оно напоминает ему его же спальню?

— Ну, граф, вы видели эту женщину? — поторопил его Иштван, убрав ладонь с губ мужчины.

— Женщину? — прохрипел, ничего не соображая. Какая женщина позволит обрезать свои волосы?

— Женщину, граф, женщину!

— Э-э-э… нет…

— Смотрите внимательней! — качнул снимком Чиж.

— Нет! — с ужасом уставился на него Раймунд. — Вы кто?

— Считайте — ваш сон. Скажите, кто-нибудь появлялся в ваших владениях в последние время, слышали ли вы о чем-нибудь из ряда вон?

Мужчина замотал головой, не спуская растерянного взгляда с Николая:

— Пилигримы ходят, но… Я не понимаю, вы?…

— Мы хотим лишь ответов, граф. Получим и уйдем. Рассказывайте.

— О чем? — сел осторожно.

— Обо всем, что происходило в ваших владениях в последнее время.

— Э-э-э… Дрязги с папой Иннокентием и королем Филиппом. Катары раздражают их.

— Ерунда. Вы не подчиняетесь королю, вы сам король, а места богатые… Но не об этом речь. Что происходило в последнее время, какие слухи достигли ваших ушей?

— Венецианцы, слышал, хотят взять Византию, флот ушел к Босфору. Крестоносцы сговорились с дожем Донло и взяли Задар. Он докучал им…

— Мы спрашиваем про ваши земли!

— Здесь все спокойно. Что вас интересует? Свадьбы, турниры? Тогда, что?… Ах, да. После наложения интердикта на королевство Филиппа, священники бегут к нам. А я не запрещаю вести мессу, не препятствую проповедям Доминика, другим конгрегациям не чиню препоны. Бог с ними… Надо пресечь?

— Нас не интересуют церковные дела, поговорим о светских. Особенно о слухах или необычных явлениях.

— Каких? — Раймунд искренне был растерян, не понимая, что нужно двум странным незнакомцам. — Говорят, видели младенца с двумя головами, но я тому не верю. Еще видели ведьму…

— Поговорили, — прошипел Иштван, закатив глаза к потолку.

Тупо, — согласно качнул головой Чиж: а что собственно, мы хотели?

Сел на постель, убрав снимок в карман:

— Граф, какие-нибудь явления не свойственные вашему окружению или этому времени года…

— Была гроза! Средь бела дня при чистых небесах, сверкнула молния и пожгла траву у аббатства…

— Мимо. Еще?

— Да Бог мой! Не понимаю, что вам надо! Вы кто?!

— Тихо, граф, договорились же.

Раймунд осел, пристально оглядел незнакомцев:

— Вы люди?

— Нет. Видения.

— Могу спросить вас о себе, судьбе своего графства?

— Можете, — кивнул Иштван и больше ни слова, хоть граф упорно ждал.

— Так значит, все спокойно, тихо и ничего из ряда вон? — спросил Чиж вновь.

Мужчина развел руками: сколько можно об одном?

— Мне нечего скрывать от небес, я чист пред Богом и живу по совести. А если вы на счет Бертама, то он сам затеял историю и сам виновен в своей смерти. Леди Флерюзина знатного семейства дочь и совращать ее щенку с рук не могло сойти…

— Да, блин, а?! Граф, мы говорим о необычном, о чем-то, что непонятно даже вам, о новых людях, появившихся внезапно.

— Как вы?

— Как мы!

— Мне нечего сказать. Ну, разве что… пропал мой лекарь. Но опять же, слышал, вернее знаю, его взяли люди графа Локлей, а Теофил всегда был странным.

— Кто? — прищурился Иштван.

— Граф Теофил Локлей.

— Ты знаешь его? — удивился Чиж.

— Слышал. Н-да.

— Граф Озвар, его друг, заверил меня, что лекарь жив-здоров и очень был нужен, поэтому пришлось его украсть. Недоразумение. Иона имеет тяжелый характер, Теофил не лучше…

— Угу, — Николай сообразил, что речь скорей всего о том, кого в аббатстве паковали. — Вернется, ясно.

— Прощайте, граф, — Иштван выстрелил снотворной ампулой. Мужчина упал и захрапел.

— Зачем?

— Смысл дальше спрашивать. Ничего он не знает. Возвращаемся.

— Постой…

— Коля, Иван прав и это теперь ясно. Стася не появлялась здесь, она пропала по дороге. Пойми это и прими. Точка, брат.

И пошел на выход.

— Постой, этот Теофил — кто он?

— Сталкивались когда-то. Имечко приметное, вот я и запомнил.

— Ты сталкивался?

— Нет! Но отношение к пропаже Стаси он не имеет. Все, Коля, все, — вытолкал его в коридор. — Уходим.

Упрямиться смысла не было и Чиж спустился вниз за Иштван. Прихватив Сван, что без вопросов — по лицам напарников определил — затея была зряшной, мужчины вышли во двор, спустились по стене и сели возле камней.

— База, база… Данил, мы свободны, — процедил Пеши.

— Идите к южной стороне замка. «Зеленка» через семь минут.

— Поняли.

— И что, так и уйдем? — спросил Николай.

— Можем остаться, сплясать и спеть аборигенам, — бросил Сван.

Мужчина потеряно кивнул: ясно.

Ровно через семь минут бойцы вернулись в родной бокс.


— И все-таки, она жива, — протянул Чиж уже в раздевалке. Сван кивнул:

— Возможно.

— Закрыли тему, Коля. Теперь совсем, — бросил Иштван. Ян мялся у шкафчиков, поглядывая настороженно на мужчин:

— Капитан сразу сказал — в параллель ушла.

— Не проверишь — не узнаешь. Мы сделали что могли…

— Спокойнее стало? — уставился на Пеши Чиж.

— Спокойнее — не спокойней, но выше головы не прыгнуть, факт.

— Жизнь продолжается, — заверил Ян.

— Раз сто слышал, — буркнул Чиж.

— А я слышал, еще одного новенького к нам в группу кидают. Пока вас не было, его в комнату Акима поселили. Зовут Борис Синицин…

— Замечательно, — с ехидством бросил Сван, закинув в шкаф ботинки. — Идем? Завтра в девять сбор на стрельбах. Поспать бы надо, а то спросонья больше восьми очков не наберем, Иван шуметь будет.

— Группа опять полный комплект, — протянул Пеши. — Надо привыкнуть: люди приходят и уходят.

— "Обычная работа", — кивнул Ян.


Что человек без памяти? Белый лист, дитя не ведающий ни себя, ни мира в который прибыл. Именно он напишет на листе его судьбы кистью стереотипов и мировоззрений окружающих, сначала силуэт, потом четкую фигуру личности. А вот краски на палитре судьбы выберет сам человек сообразно зрелости своей души. Ей, едино чувствующей, не нужно знаний физики, схоластики, катехизиса, этики или морали общества, у нее своя мораль. На оголенных чувствах и ощущениях, не оперируя высоким штилем, не давя авторитетом и долгом, душе понятней и ясней то, что ускользает от взора человека, которому к ней не пробиться через заборы и ограды дел и мыслей, бесконечных в суете обыденной жизни.

И память у души есть, но та ли память, что изучается наукой?

Стася смотрела на витраж окна, на виднеющуюся зелень за ним и чудилось ей — там бесконечность, две параллели — зелени земли и голубой ленты неба. Они не воспринимались ею отдельно, как не казалось ей, что она одна. Она, никто еще, без имени и связи с чем бы то не было, белая рубаха с завязкой на манжете из атласной тонкой ленты чайно-розового цвета, край полога с глубоким малиновым оттенком, столик с резными ножками в виде неизвестных Стасе животных, оконная рама, ветерок, земля и небо — все казалось, связано, едино. Чуть шевельнись и, ветер отзовется, пойдет волна по полотну неба и земли, манжет откликнется и столик скрипнет.

Женщина невольно улыбнулась и шевельнула пальцами. Так странно — где-то далеко, как будто даже не она и не сама осознает, что это ее рука, ее пальцы, и не уверена, а те уж знают и откликнулись. И наблюдать за собственной рукой забавно, знакомиться с ней. Все до странности забавно и интересно: что две руки и две ноги, а не пять, ни десять. Что в голове идет какая-то работа мысли, ведется вялый, но диалог с собой, а в комнате покой и тишина и никого не надо. Что, то ли кресло, то ли стул, резьбы искусной услаждает взор, что ветер ласкает щеки, что запахи щекочут ноздри и манят отгадать, кому принадлежат. Но нет, сама загадка манит, а вот отгадывать и лень и не охота. Каждая вещь, каждый предмет будто скрывают что-то, и вроде, нет.

— Здравствуй, — прозвучало тихо, словно пригрезилось. Женщина покосилась на звук — какой-то человек. Вот тоже странно — он рядом, держит ее руку, точно ее, а Стася не заметила его, не чувствовала прикосновенья. Губы человека обдали теплом кожу пальцев, те дрогнули, удивляя женщину.

— Как ты себя чувствуешь, мой ангел?

Ангел — звание или название? Предмета, вещи, мира в целом? "Как чувствуешь"? А разве не важнее — что? И что предполагает вопрос? Ответ? Кому, зачем?

Теофил беспокоясь, вглядывался в лицо женщины, в глазах пытаясь прочесть лучше ли ей. Но взгляд был странен: отстранен, умиротворен, наивен и пуст. Вот смесь? Похоже не в себе еще.

— Ты слышишь ли меня?

Молчит и смотрит.

— Дорогая, скажи хоть слово.

Зачем? — чуть удивилась Стася. Такой приятный голос, так гармонично вплетается в шум ветра и листвы за окном.

— Иона! — позвал кого-то. Стася поморщилась — голос мягок, но тон неприятно громкий.

Перед ней появился еще один человек, взгляд с прищуром, глаза пытливы и будто что-то говорят, но что не разобрать. Склонился, всматриваясь, повел перед ее глазами ладонью. Стася с интересом уставилась на извитые дорожки линий, бугорки.

— Как вас зовут?… Какой сегодня день?… Вы слышите меня?…

Станислава внимательно рассматривала руку человека, не понимая и не слыша вопросов.

Ферри заметив интерес к своей руке, убрал ее, навис над женщиной, закрывая обзор собой:

— Вы видите меня?

Стася поморщилась, соображая, зачем спрашивать такое. Какое ему дело и может ли иначе быть?

— Вы понимаете, о чем вас спрашиваю?

Голос мягок и чуть хрипловат. Лицо приятное с ямочкой на подбородке. Глаза… них что-то было, пряталось на дне зрачков. Стася насторожилась, отчего-то заволновавшись, покосилась на второго, что показался ей ближе и понятней.

— Я здесь, — качнулся к ней Теофил. — Скажи хоть, что-нибудь, ангел мой, прошу тебя.

Зачем? Да что вам надо? Вы кто?! — зрачки расширились.

— Бесполезно, — отстранился Иона.

— Что это значит? — нахмурился Локлей.

— Ничего. Я предупреждал, выздоровление будет долгим и тяжелым, — нахмурился, подозревая и подвох со стороны больной и настоящую потерю памяти.

— Как вас зовут? — решил проверить. Женщина смотрела и молчала. В ее голове шла работа мысли, но бесполезная.

— Так как же ее зовут? — уставился на графа лекарь.

— Ангел.

— Это не имя.

— Анхель, зову же — Ангел, — сориентировался Локлей.

— Это имя ей дали при рождении? Откуда она родом?

— Вы слишком любопытны, не забывайтесь! — предостерег нахала граф. Все меньше и меньше ему нравился Иона. В нем было слишком много властности и нечто пугающее, намекающее на отсутствие границ, как для мысли, так и для поступков. К тому же мужчина был слишком уж внимателен к больной и непристойно любопытен. Совал свой нос куда можно и куда нельзя. Не Ангел, Теофил давно бы выгнал его взашей, но та нуждалась в помощи равной чуду, и этот возмутительный Ферри его сотворил — женщина очнулась.

— Вас зовут Анхель? — уставился на нее Иона. Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить, а заодно понять, отчего этот человек так смотрит на нее — он словно сверлит и жжет, давит, упрекает, испытывает.

Кто он такой?

А этот, слева?

А кто она?

Ответов не было.

Загрузка...