Ключ от октября (СИ)

4

🎃

Я бродил по городу несколько часов, находясь где-то между сном и явью.

В голове смешивались в дикий коктейль планы, порывы, идеи, осколки реальности и сюжетов (и хотел бы я в полной мере понимать, где кончалось первое и начиналось второе). Я и в лучшие свои дни был склонен “проваливаться”, не замечая времени и места, а уж после таких открытий…

Смутно помню, что, кажется, кормил рыб, стоя на Хёльцен Брюк, и смотрел на статую Барда, увитую плющом, и гулял вверх по Маркетштрассе, любуясь старой брусчаткой и наблюдая, как в городе медленно загораются фонари, и сидел под другим мостом, ниже по течению, размышляя о том, почему я всегда так любил мосты, потому что каждый мост — это немного дверь, и все двери открыты, если ты…

В общем, да.

Мысли путались.

Возможно, стоило бы впасть в истерику.

Быть может, стоило бы бежать, сломя голову.

Или обратиться к врачу.

Я обдумал каждую из идей и пришёл к выводу, что в данный момент не могу склониться ни к одному варианту.

…Потому что всегда, с самого начала, выбирая между страхом и желанием войти в лес, между запретом и желанием войти в лес, между здравым смыслом и желанием зайти в лес, я выбирал…

Я купил глинтвейн, с удовольствием выпил его на границе между городком и лесом, рассматривая темнеющую громаду крон, и гору, и дерево на городском гербе, и мерцание огней в окне часовни…

…я выбирал Лес…

— Я люблю тебя, — сказал я городу, и лесу, и этому краю, который стал моим Зазеркальем для Алисы, который сломал меня — и создал.

Ветер, что подул мне в лицо, пах сожжёнными листьями, и хвоей, и рекой, и осенью, и…

Домом.

Я улыбнулся.

И посмотрел на лес.

В сумасшедшие времена можно вести себя, как сумасшедший, правда? Хотя бы для собственного психологического комфорта.

Взрослым не следует верить во множество вещей; научно доказано, рассказано и обосновано, мелом по доске расписано, положено и переложено… Правила игры?

Извините, господа.

Я не хочу играть в эту игру.

Это скучно — никогда не менять правила. Вы ведь и сами это знаете, правда?

Я не хочу играть с вами.

Я хочу играть с…

И сверчок рассмеялся где-то совсем рядом, когда луна, огромная и жёлтая, как тыква, начала подниматься над лесом.

Я выбросил стаканчик в мусорку, улыбнулся сползающему с гор туману, (как) старому другу, и пошёл вверх, к лесу.

— Я здесь дома, — сказал я, прикоснувшись к первой из множества старых сосен. — Мне нечего здесь бояться. Пожалуйста, не заставляй меня блудить в этот раз. Пора этому кругу замкнуться.

Я дома.

Пожалуйста, впусти меня.

Мне никто не ответил.

Как минимум, словами.

Но есть вопросы, которые не требуют вслух озвученных ответов, и бывает тишина, которая сама по себе ответ… И я услышал её.

Благодарно улыбнувшись, я вошёл в лес, мимоходом погладив то самое дерево, у которого я впервые встретился с Иво.

И, не глядя по сторонам, пошёл вперёд.

🎃🎃

Есть два способа колдовать не пропустить правильный поворот.

Можно, тренируя в себе хватку и концентрацию годами, руководствоваться железной волей и логикой, не позволяя себя заморочить.

Можно добровольно позволить себя заморочить, и, оказавшись внутри морока, переделать его правила на свой вкус; вступить в игру, чтобы поменять правила в свою пользу.

Первый способ рациональней и надёжней; второй во сто крат опасней, но и могущественней — как минимум, в верных руках.

Оба способа не то чтобы малоизвестны.

Их описывали в книгах, их рисовали на карточных колодах (все знают Шута с Магом, не так ли?), их делали подосновой для множества ритуалов…

А ещё эти два выбора — очень разные, равноценные способы творить, и добиваться желаемого, и… жить.

Я всегда, осознанно и не очень, выбирал второй.

И вот сейчас в ласкающе-холодном лунном свете я шёл вперёд, не ища дороги — потому что знал, что я дома, что здесь дорога либо сама ляжет под ноги, либо, если я поддамся страху, сомнениям или так называемым доводам разума…

Ну, у этой игры своя цена, не так ли? Но она того стоит.

Она всегда будет того стоить.

Я хочу знать, что вы есть.

Я буду верить этому лесу.

Я хочу знать, что я…

…Разумеется, я нашёл дом-в-лесу.

Кажется, иначе вообще не могло быть!

Я мог бы сомневаться, учитывая обстоятельства. Но дерево, мой старый друг и творческий вдохновитель, было тут как тут, очень чётко видимое в свете уже венчающей осеннее небо во всей своей красе луны…

Я знал это дерево.

Каждый изгиб ветвей, каждое пятно мягкого мха; я прослеживал глазами все детали, когда сидел в той комнате, которую бездумно привык называть своей, и придумывал лучшие из своих историй-о-феях.

Придумывать… До чего же я, право, смешон.

Я улыбнулся тыквам, которые скалились и бродили по двору, мимолётом погладил их заплетающие всё пространство вокруг усы, мысленно передав привет Фейри Осенних Плодов, и подошёл к покосившемуся, наполовину провалившемуся крыльцу.

Ах да, это.

Разумеется, я узнал дерево. Но дом…

Его узнать было, мягко говоря, сложно.

Думаю, если бы кто-то случайно набрёл на эти продуваемые всеми ветрами, скалящиеся навстречу миру выбитыми окнами, увитые плющом развалины, он бы не рискнул войти внутрь. Мало ли, пол провалится, потолок рухнет на голову…

Я только фыркнул.

И шагнул внутрь, слыша, как шелестит плющ, ползая по стенам, будто змея.

Я следовал за плющом, уже зная, куда он меня ведёт — в гостиную, где мы с Иво привыкли проводить время вместе. Болтать, обсуждать книги, сплетничать, смеяться.

Возможно, мне раньше следовало удивиться, что в доме-в-лесу нет никаких приборов, что я не помню, откуда берётся еда и чай, что тут не ловит никакая связь, что тут никогда нет ничего металлического, что…

Мне стоило бы. Но в этом и прелесть чар, не так ли? Отвод глаз работает, потому что каждый может увидеть то, что хочет готов увидеть.

Мозг дополнит недостающее, достроит картинку, чтобы сохранить сознание в целости. Человеческий мозг мир железа в этом был и будет хорош.

…

Тисовый Принц стоял у полуразрушенной стены. В его роскошных ветвистых рогах запуталась луна, а в глазах клубился туман.

— Ты пришёл, — отметил он, и голос его был совершенно нечеловеческим, но интонации я узнал бы и с закрытыми глазами. — Приятно, что сегодня, в порядке разнообразия, мне не нужно тебя ловить. Не то чтобы я не любил играть в догонялки… или охотника и добычу… но мне импонирует разнообразие. Я так понимаю, ты принёс зачарованное железо, чтобы поохотиться на меня? Что же, это будет, вне всяких сомнений, интересно.

Вот как…

— Я так понимаю, я каждый раз очень смутно помню Хэллоуинскую ночь, потому что она проходит совсем не за посиделками у окна.

Иво улыбнулся, обнажая три ряда острых тонких клыков.

— Правильно понимаешь, — сказал он, наклонив голову набок очень знакомым жестом, — хотя я не могу не отдать тебе должное: ты всегда принимаешь это в разы спокойнее и достойнее, чем среднестатистический человек.

С моих губ сорвался тихий смешок.

— Спасибо за комплимент. Кстати, у тебя крутые рога.

Его брови слегка приподнялись.

— Спасибо?.. Должен признать, сегодня ты смелее, чем обычно.

— Побывал в бабушкином доме, — ответил я. — Терапевтический опыт.

Иво пренебрежительно скривился.

— Эта трусливая лживая карга, — пробормотал он. — Вечно из-за неё одни проблемы.

— Интересная концепция, — ответил я, — но она всего лишь хотела спасти…

— …тех, кого сама же поставила под угрозу. Да, это очень похоже на неё.

Что же.

Да, я просмотрел бабушкины записи, и да, кое-что я уже понимал… Ну, насколько в этом безумии вообще можно что-то понимать.

Но у меня не было полной картины.

Пока ещё нет.

— Слушай, — сказал я, — там где-то должно быть пиво. Если ты не против, быть может, выпьем и поболтаем? У меня есть пара вопросов. И я действительно надеюсь, что ты ответишь.

Тисовый Принц шагнул ближе, и туман заклубился по углам развалин, которые были нашим домом-в-лесу.

— Всё же, ты на удивление смел сегодня, — отметил он, — я даже не знаю, радоваться или огорчаться. Предвкушаешь, как уничтожишь чудовище? Считаешь, эта железка у тебя на шее даёт тебе в руки все карты?

Я на это только улыбнулся.

Ну при чём тут эта железка…

Мой старый друг-враг, не упрощай.

— Нет, не думаю, — ответил я, — просто здраво оцениваю ситуацию. Я — смертный, слабый человек, как минимум, физически точно. Ты… это ты, я предполагаю. Кстати, вон те красноглазые милашки, что стоят на границе леса…

— Мои гончие.

— Ну да. Тут есть твои милые гончие, и твой плющ, который уже оплёл мои ноги, и весь этот дом, и… Это ведь твой лес, я правильно понимаю? Ты — дух этой части леса?

— Сегодня ты всё понимаешь на удивление правильно, — подтвердил Иво.

— Ну вот, — кивнул я. — И, учитывая всё вышеперечисленное, ты всё ещё не убил меня. Значит, я тебе нужен. Более того… Скажем так, зачем бы я тебе ни понадобился, я не думаю, что ты был обязан так заботиться обо мне все эти годы. У тебя же не раздвоение личности, правильно? Тем, кто всё это время защищал меня, поддерживал, дружил со мной, был ты?

— Ты каждый раз спрашиваешь, — усмехнулся он. — И да, ответ не меняется; тот дух, что занимал это тело, давным-давно пляшет в своё удовольствие вместе с остальными фейри орешника. Ты всегда знал только меня.

—..И это то, что у меня не укладывается в голове, — признал я. — Всё это время ты не обязан был быть добр ко мне, но всё же был. Я не понимаю, как это может сочетаться… ну знаешь, со всем остальным. Включая тот факт, что ты занимаешь краденое тело. И живёшь краденую жизнь.

Он усмехнулся и небрежно кивнул в сторону столика и стульев, свитых из плюща и кореньев. На столе стоял кувшин с чем-то пенистым.

— Ваше человеческое питьё ужасно, — сказал он, — предлагаю не травиться хотя бы сегодня. Тебе в любом случае пора хлебнуть нашего Мёда. А по поводу твоего вопроса… Я живу на этом свете долго.

— Это сколько?

— Ну, дай подумать… Я уже был тут, когда этот город построили.

Ох.

Да, это долго.

Особенно для непрерывной памяти, которой одарены-прокляты феи.

— …Так вот, я живу на этом свете долго. И за всё это время мне ни разу не встречалось явления, у которого была бы только одна сторона.

Резонно.

— Почему именно этот мальчик?

— Он соответствовал критериям.

— Критериям?

— Он был достаточно одарён, чтобы сослужить мне службу. И достаточно близок к смерти, чтобы я мог до него дотянуться. Мы заключили соглашение; он стал одним из нас, сбежав от уготованной ему боли; а я — одним из вас, приблизившись к тому, что было нам обещано.

Это то, что я подозревал; так же это было в книгах, и в неопубликованных задумках. И всё же…

— Тот наш разговор на тему того, почему дети в волшебной стране никогда не взрослеют…

— Да, именно. Никогда не повзрослеет тот, кто больше не живёт; это то, что объединяет все сказочные страны из ваших книг, полные фей и невзрослеющих детей.

Я кивнул.

Это имело смысл.

— Но неужели они будут обречены навеки оставаться неизменными? Это… жутко, — помню, эта перспектива ужасала меня во многих волшебных книгах.

Хотя, права Бри: возможно, понять желание “вечно быть ребёнком” может тот, для кого детство было счастливой порой…

И всё же, меня в целом пугает слово “вечно”.

— Никто не остаётся неизменным, — ответил Иво, — ты сам написал несколько книг о детишках, сбегающих из волшебной страны… И не только о детишках. Ещё — о ведьмах, которые по-хорошему новой жизни не заслуживают.

Я на это только фыркнул.

— Приятно знать, что я не ошибаюсь.

Иво скептически фыркнул и небрежно потрепал холку одной из своих чёрных, как ночь, гончих.

— Ты знаешь, наш Отец — тот, кто открывает двери между жизнью и смертью. Нам, как Его детям, это тоже частично даровано — и как привилегия, и как обязанность. Соответственно, люди на пороге смерти могут нас видеть. И мы можем до них дотянуться, если они нам позволят.

— Настоящий Иво был близок к смерти?

— Тяжело болен. Его родители этого не знали, но довольно скоро это должно было стать известно.

— То есть, ты спас его…

— Или убил. Всё зависит от того, как смотреть на вещи. Как я уже сказал, на этом свете нет ничего, у чего была бы только одна сторона.

Я кивнул, принимая ответ.

— Ты сказал, что ты пришёл за тем, что было обещано. Я правильно понимаю, что эта история началась с моей бабушки?

— Если ты изволишь так выражаться. Да, эта история началась с ведьмы. И сделки, которую она с нами заключила, когда мы пришли за её умирающим от пневмонии дитям.

— Она пообещала вам Ключ…

— Она пообещала нам Ключ. Иначе мы бы не согласились на это безумие.

— Безумие? — уточнил я.

— Мы не спасаем жизни, — ответил Иво. — И не только потому, что так уж жестокосердны. Некоторые другие Творцы разделяют твой взгляд на творчество, знаешь ли; первые слова и последние слова романа длиной в жизнь записаны и неизменны. Ты, будучи фейри, можешь поменяться с кем-то местами, создав совершенно новую историю для вас обоих… Но не можешь просто так оставить ходить по свету того, кто уже не должен по ней ходить. Я заплатил за это немалую цену. И всё, что требовалось от ведьмы — выполнить её сторону сделки… И до какого-то предела это работало, но потом она взбунтовалась.

Я отхлебнул пива, разглядывая тисовую корону, венчающую голову Иво.

Из бабушкиных записей я знал, что нужно, чтобы сделать Ключ.

Ключ не выбирает, какие двери открывать. Он, если присмотреться, просто орудие в руках…

И мне было очень, почти до слёз жаль её.

Я знаю, она до последнего искала выход из того угла, в который себя загнала.

Я рад, что она больше этого не помнит.

— Что же, в целом, тут мне всё понятно, — вздохнул я. — Ещё вопрос: почему?

— Звучит очень обобщённо.

— Ну сам понимаешь, у меня на самом деле много вопросов.

— Как и всегда… давай тогда три, что ли. Извини, но я не готов отвечать на бессмысленные вопросы, учитывая, что ты всё забудешь к утру.

Разная бывает память.

— Разная бывает память. Ну хорошо, три вопроса. Почему всё это время ты был так добр ко мне? Почему я забываю обо всём каждый раз? Почему ты хочешь быть человеком?

Иво улыбнулся и одним глотком допил содержимое своего бокала.

Я к своему, во избежание, не притрагивался.

— Почему был так добр? Изначально это была игра, потом… Знаешь, я наблюдал за тобой в том подвале.

— О да. Я знаю.

— Но не мог спасти тебя. Ты не пускал меня. Я смотрел, и для меня стало шоком, как легко люди ломаются.

— О. Это расстроило тебя?

— Конечно! В тебя столько всего было вложено, и тут такое… После того, как тебя получилось вытащить, я начал к тебе испытывать… Ну вот что люди чувствуют по отношению к тупым, но хрупким питомцам, которые к тому же мелодично мурчат?

— Очень мило.

— Ты спросил. Так оно и было… А потом ты начал создавать свой мир фей. И всё стало в разы сложнее.

Ещё бы оно не стало.

Для меня тоже всё усложнилось, если хочешь знать. Ты даже не представляешь сам, наверное, насколько.

— И последний вопрос. Нет, я не хочу быть человеком! Гадость какая… Но я хочу иметь возможность пожить среди людей, разбить запреты, которыми мы, фейри, окружены. Хочу увидеть мир железа, который построили люди. Знаешь, когда я впервые приехал с тобой в большой город, вся моя сущность горела и корчилась, но всё, что я мог — стоять и смотреть на это сияние… Оно прекрасно. Вам, людям, доступно железо и искусство, потому что вы живы… Ваш мир постоянно меняется, когда наш практически неизменен. И это ужасно, но и прекрасно тоже. Мне любопытно увидеть всё, что вы создали. Это страшно и уродливо, но… потрясающе любопытно.

Я понимающе улыбнулся.

Значит, мы в конечном итоге очень похожи. Хотя кто бы сомневался. Значит, ты тоже не хотел играть по правилам…

— Мы есть, но нас нет, — продолжил Иво. — Мы можем измениться, обрести форму, лицо, но это всё не до конца, не вполне, на очень короткий срок, между жизнью и смертью… Для остального же нужен ключ. Правильный ключ. И такой очень сложно заполучить себе в личное пользование.

— И это, я так понимаю, ответ на вопрос “Почему я забываю?”

— Именно, — развёл руками Иво. — Прости, но ты не должен считать нас реальными.

…если разобраться, только орудие…

— Я не хочу забывать, — я всю жизнь искал чудо, которое всегда было в шаге от меня.

Я всю жизнь искал подтверждение того, что есть что-то, кроме.

Я не отпущу его так легко.

В эти игры могут играть и двое, врагмойдругмой.

— Я не собираюсь спрашивать, — сказал Иво. — Ты выпьешь мёд и уснёшь. А когда проснёшься, всё это станет просто одним из смутных, забытых снов.

— Я не стану пить.

— Ты выпьешь.

— Ну так заставь меня! — я вскочил на ноги.

— Ну, если ты настаиваешь…

Иво скользнул вперёд, грациозный и стремительный, как положено созданию, сотканному из тумана и магии. Заворчали гончие, скаля клыки, и хватка плюща усилилась…

Я вытащил руку из кармана, держа старый ключ прямо перед собой.

Они шарахнулись в стороны: бабуля, надо отдать ей должное, знала своё дело…

Иво, впрочем, не отошёл далеко.

— Хорошее железо, — сказал он, — по всем правилам зачарованное. Прямое прикосновение к такому может меня уничтожить.

И шагнул вперёд.

Твою мать, Иво! Мы что, правда будем тут играть в падение-на-доверие?!

— Я не хочу тебя уничтожать.

О его улыбку можно было порезаться.

— А сможешь?

Ключ — это, если разобраться, просто орудие.

Он ничто, если открывать нечего.

Он ничто — без того, кто его держит.

Я пятился, пока не врезался спиной в стену.

Иво приближался, пока ключ не нагрелся в моих руках, пока из его глаз не потекла кровь.

Синяя, как чернила…

Я отшвырнул ключ в сторону.

— Так я и думал, — сказал Иво. — А теперь — пей.

И я, покорный, как кукла, шагнул к столу.

🍀

Я проснулся с очень тяжёлой головой.

Моё типичное утро после Хэллоуина, привет! Я простонал, с усилием растёр лицо и некоторое время просто полежал в кровати, пытаясь уложить разбегающиеся мысли.

Ладно.

Ладно.

Отклеившись от кровати с третьей попытки, я сполз на первый этаж, где в уютной гостинной у уже разведённого камина сидел Иво с двумя огромными кофейными кружками.

— И как оно? — спросил он.

— Как всегда, после Хэллоуина, — вздохнул я. — Одна радость: удалось утрясти в голове сюжет. Вчера никак не мог начать — не знал, какие слова должны быть первыми.

— Теперь знаешь?

В эту игру могут играть двое.

— Теперь — знаю.

— Расскажешь?

— Секрет.

— Ну расскажи-и! — заканючил Иво. — Тогда и я с тобой, так и быть, новостями поделюсь.

— И что за новости?

— Ты помнишь, мы вчера говорили о Джеколсоне?

— Такое забудешь. И?

— Говоря о карме: этот скользкий хмырь вчера попал в аварию. Олень под колеса выскочил или что-то в этом роде, я не вникал.

— Неожиданно…

Ожидаемо. И слишком прямолинейно. Как тебе не стыдно? Всё настолько в лоб… Не разочаровывай меня, будь добр.

— И как он?

— В больнице. Врачи вроде дают нормальный прогноз, но мы его ещё долго не увидим.

— А кого увидим?

— Эллори Эдвардс.

Сладка, как ежевика, колюча…

— И, если спросишь меня, это хорошая новость… — продолжил Иво. — Кстати, они с этой твоей Бри вроде собираются заключить контракт. Думаю, это будет очень плодотворное сотрудничество.

Я поморщился и потёр лоб.

— Что, голова болит? — уточнил Иво сочувствующе.

— Ага, — вздохнул я. — Но это ничего, это — моё типичное для Хэллоуина состояние. Пойду что ли писать…

— А ты сможешь? — нахмурился Иво. — Тебе бы, может, таблеточку?

Я только отмахнулся.

— Поболит и пройдёт, от похмелья ещё никто не умирал. Пойду поработаю; ты знаешь, нигде мне не работается так хорошо и легко, как в доме-в-лесу.

Иво понимающе улыбнулся.

🗝

Мы возвращались обратно.

Я привычно наблюдал, как проносятся за окном развилки, уже не удивляясь тому, какими одинаковыми они кажутся — просто вдыхал запах осенней листвы, нагретой последними солнечными днями.

Двое могут играть в эту игру.

— Никаких фей не бывает, — сказал я, разрушая уютную тишину.

Иво улыбнулся,

…обнажив три ряда тонких и острых клыков. Его плющ, извиваясь, оплёл мне запястья. Плющ окутывал всю машину, чтобы уменьшить влияние железа.

Я знаю, как оно жжёт.

Прости, но ты сам выбрал…

Я тепло улыбнулся, глядя в глаза своего лучшего друга…

…личного муза? Худшего кошмара? Спасителя? Благодетеля? Чудовища и палача? Ответ не прост; он никогда не будет простым, ни для кого из… ну, нас. Ты правду сказал: нет в этом мире вещи, у которой есть только одна сторона.

— Ты говорил, — промурлыкал Иво, — и всё же…

— Ты не понял. “Никаких фей не бывает” — с этой фразы будет начинаться книга.

Пару мгновений мы смотрели друг на друга, не отрываясь.

— А о чём будет книга? — спросил Иво медленно, возвращаясь к вождению.

— О, это сложно вот так сразу описать, особенно с учётом того, что я не хочу спойлерить, — сказал я. — Но там всё будет весело, с подвывертом.

Поиграй со мной…

— Там будет похищенный ребёнок, но на этот раз похищенный не феями… Точнее, феями тоже, но это потом. А сначала он похищен ведьмой. И сам он, ко всему прочему, понятия не имеет, что был похищен — он был слишком мал, чтобы помнить… Неплохой зачин, а?

Иво молчал.

— Ну, и там ещё всякого, — продолжил я, — по-мелочи: принц фей, желающий взглянуть на мир железа, человеческий ребёнок, желающий взглянуть на мир фей, много загадок… А ещё финал — открытый, но всё же ближе к счастливому. Нереалистично, учитывая то, насколько феи и люди разные, какова игра и что за ставки в ней… Но, наверное, шутка вот в чём: они не настолько разные, как им иногда кажется.

На какое-то время в салоне воцарилась тишина.

— Вот как… — голос Иво шелестел палой листвой. — Тогда я хочу спросить ещё кое-что. Я знаю, как ты пишешь книги. Задумав первые слова, ты всегда задумываешь и последние тоже. Не скажешь мне, какими они будут?

Я отвернулся к окну, глядя на проносящиеся мимо машины.

— Последние слова?

Давай поиграем, Иво.

— Я всё помню, — сказал я. — Я знаю, что я — и есть Ключ.