Ключ к Ируниуму

Глава 8

Окруженные Кино и его парнями, Далрей и Престайн быстро прошли по коридору и вошли в маленькую цилиндрическую кабинку. Двери бесшумно затворились. Пол дрогнул и кабинка пошла вверх. Далрей ухватился за Престайна, лицо его дрогнуло от небывалого переживания.

— Это лифт, — объяснил Престайн. — Мы едем вверх.

— Эти охотники смертельно боятся науки, — проворчал Кино.

Престайну казалось, что этот человек не ценит чужую жизнь ни на грош. — Мы поднимаемся внутри дерева собра. Это самые большие деревья в дождевом лесу.

— Дождевой лес, — повторил Престайн, — а также Большая Зелень, Большой Рост, Капустное Поле. Понятно.

— И мы в середине его… — Бледное лицо Далрея приобрело зеленоватый оттенок. Престайну хотелось бы помочь ему, но он чувствовал, что бы ни сказал, все будет бесполезно. Он старался держаться подальше от Кино. Разница между ним и Далреем была такая же, как между янем и инем. Лифт остановился после, казалось, очень уж длинного для дерева подъема. Интересно, подумал Престайн, уж не обманут ли я — не находится ли этот дождевой лес в дельте Амазонки, которую я создал в воображении. Городскому жителю, мысли о джунглях всегда казались ему романтически привлекательными, золотисто-зеленым обещанием странных и великолепных приключений. Как только дверцы раскрылись, они вышли наружу. Кино с важным видом шел впереди. Далрей держался поближе к Престайну, который чувствовал себя неудобно из-за перемены их ролей. Впереди тянулись прозрачные стены воздушной платформы. Престайн понял, что эта платформа является круглым сооружением, покоящимся на трех ветвях, как конфеты на палочке. Он следовал вместе с другими, — Далрей шел в полушаге позади, — и по пути глядел вниз.

Он не был обманут. Он действительно глядел с верхнего яруса настоящего дождевого леса. Медленно, с растущим пониманием и страхом, Престайн осознал настоящий статус этих деревьев. Ему было бы невозможно определить вышину джунглей, если бы, задыхаясь от изумления, он не увидел далеко внизу то, что показалось ему землей — или это были вершины еще одного яруса деревьев? Но группа гигантов упала, израненная лианами, лозами и паразитами всех сортов, и пробила брешь в вечном покрове джунглей, позволив проникнуть туда солнечным лучам. Престайн мог только гадать, на какой он находился высоте. Тысяча футов? Это казалось невозможным. Затем он вспомнил, сколько времени поднимался лифт, и понял, что глаза не обманываются в этой смутной перспективе.

Между деревьями порхали птицы и ярко окрашенные летающие животные. Деревья собра, должно быть, и были теми, чьи мохнатые, похожие на мячи для гольфа вершины он видит. Они тянулись во всех направлениях через сумбур зелени, образуя верхний ярус бесконечного леса. Сверху вершины этих деревьев казались твердой поверхностью, по которой можно было бы так же легко прогуливаться, как по травяному полю.

Престайн, конечно, знал, что эта поверхность существует как цельная, однако, рассеянная культурная среда. Никто не мог бы пройтись по ней на самом деле. Там, где нарушался этот покров, многочисленные растения жадно, бешено, с почти видимыми усилиями тянулись к свету. Перед тем, что творилось внизу, в самых глубинах, останавливалось любое воображение. Престайн знал, что биомасса земного тропического леса могла поддерживать пять ярусов деревьев. Глядя вниз, он видел три раздельных уровня, где определенные виды деревьев достигали своей наибольшей высоты, но даже не пытался угадать, сколько еще там могло быть. С изобилием воды и солнечного света остальное могло безопасно существовать здесь, в Ируниуме, так же как и на Земле.

— Странно, не так ли, — покровительственно сказал Кино. — Лес обрывается так внезапно — совершенно резкая граница, за которой начинается саванна. Ответ, конечно, кроется в том, что эта видимая линия отмечена началом скал с драгоценностями. Мы живем в Большой Зелени, потому что так безопаснее. — Он махнул маузером, и Престайн с Далреем пошли дальше. — Но мы разрабатываем саванну. Она тоже прекрасна.

— Лоза Ломбока, — спросил Престайн, — выросла там?

— Это всего лишь детеныш, — хихикнул Кино. — Внизу, в Большой Зелени Ломбоки и Нарвалы вырастают по-настоящему большими. Нам приходится постоянно проверять наши деревья, такие, как эта собра. Фига-душитель может зародиться из эпифита на дереве, достигнуть земли, убить дерево и занять его место под солнцем. Мы не хотим, чтобы это случилось с деревьями, в которых мы живем.

— И это безопаснее, чем жить на открытой местности?

— Конечно, безопаснее для нас, потому что у нас есть технология, позволяющая справляться с этими лишенными веток растениями. — Кино достал смятую пачку сигарет и предложил Престайну. — Закурите?

— Нет, благодарю вас. — Престайн не стал добавлять:

«Это грязная игра».

Они шли вдоль прозрачных стен, пока не достигли идущей вверх короткой лестницы. Значит, воздушная платформа имела не один этаж.

— Вы, — сказал Кино Престайну, — поднимайтесь наверх.

Вы, — повернулся он к Далрею, — ждите здесь. — Сигарета прыгала у него в губах, пока он курил в манере 1930-х годов. Престайн поднялся наверх, думая, какая гадость ждет его там. Он не забыл ни Мелнона, ни жуткую лозу, и почувствовал себя внезапно осознавшим оставшиеся без ответа вопросы. Лестница выходила в маленькую переднюю, совершенно непримечательную, и Престайн прошел к двойным дверям в ее конце. Он толкнул их, услышал плеск воды и мягкий девичий голосок:

— Входите же, Боб.

Это, подумал он не без юмора, становится интересным. Он вошел и тут же забыл о своей несерьезности. Секунду он стоял на пороге, ошеломленный открывшейся сценой. Без вопросов, сцена была обставлена на совесть. На мраморном полу стояла древняя греко-римская статуя. Завеса прекрасного душистого пара шла из ванны, где, как Диана среди своих леди, лежала девушка, полуприкрытая ароматной водой. Ее руки, ноги и тело были розовыми, а ногти ярко-алыми. Темные волосы, свернутые в прическу, в которой сверкали драгоценности, не были заключены в ужасную купальную шапочку. Три меднокожие девушки, почти такие же нагие, как и она, натирали ее, одна с мазями, другая огромной губкой, третья осторожно производила массаж дощечкой из слоновой кости. Они тихонько хихикали, пока он стоял, как гагара.

Из скрытых источников лилась музыка, тихая, изменчивая, ненавязчивая, но создающая атмосферу расслабленности.

— Вы немного рано, Боб. Но вы не возражаете, если я заставлю вас немного подождать?

Ее голос, мягкий и невесомый, показался Престайну очень приятным. Но теперь он смотрел на нее свысока, поняв, что она холодно наслаждается его неудобным положением. Она была очень хороша, с темными волосами, фиолетовыми глазами, со спелыми, мягкими и, наверное, восхитительными на вкус губами.

— Я хочу, чтобы вы сказали, что все это значит.

— Конечно, Боб. Поэтому я и попросила привести вас сюда.

Я надеюсь, Кино нашел вас в полном порядке?

— О, да. Он нашел меня. Он также нашел маленькую скулящую тварь по имени Мелнон и…

— Мелнон дурак! — Эти слова прозвучали резко, но она тут же, с нежной улыбкой и плеском воды, сгладила их весельем. В ванне поднялась пена, скрыв алые ногти на ногах. Зато вместо них показались колени с неизбежными ямочками. — Его глупости превысили норму. Все Валкини думают о своем ужасном спорте.

— Значит, вы не Валкини?

— Б о б!

— Да, я полагаю, что нет. — Он прошел немного дальше в комнату по беспорядочно разбросанным коврам. — Вы не хотели дальше использовать этого слизняка Мелнона. — Престайн рассмеялся. — Только когда подвернулся я. Она была несомненно великолепным существом. Пена в ванне скрывала ее фигуру, но блеск ее глаз, негодующих и одновременно молящих, ее рука, так нетерпеливо протянутая через край ванны к нему, вся исходящая аура личности, все это поднимало ее над другими женщинами. Престайн безошибочно почувствовал влияние, которое она оказывала на него.

Меднокожие девицы стояли, держа наготове для девушки в ванне накидку цвета морской волны, а также полотенца. Вопреки себе, вопреки своим собственным правилам, Престайн не мог отвести глаз от выходящей из ванны девушки. Но конечно, он ничего не увидел.

Закутанная в накидку и полотенца, она прошла в стеклянную кабинку, где дул теплый воздух.

— Однако, вы еще не сказали мне свое имя, — напомнил Престайн.

— О, Боб! — Накидка и полотенца упали на пол, когда она подняла за стеклом руки. Смутный силуэт выбивал Престайна из равновесия, но он решил стоять на своем.

— Что «О, Боб»? Вы знаете, кто я. Вы решили убить Мелнона, потому что вы вырвались с арены. Вы приказали доставить меня сюда. Значит, вы что-то хотите. Почему вы так уклончивы? — Он мотнул головой. — Кино рядом со своими парнями и маузером. Это поддерживает вас?

Служанки помогли ей облачиться в пламенного цвета халат.

Если что-то и было под ним, Престайн не видел, как она надевала. Она прошла к нему легкой, упругой походкой, завязывая вокруг талии цветастый поясок. Ее лицо, горящее, но одновременно весьма педантичное, было теперь очень близко. Она дотронулась до его плеча.

— О, Боб, конечно же, вы знаете, кто я?

У него не было ключа к разгадке. Он надеялся найти Фрицци, которая исчезла где-то неподалеку, перейдя сюда из «Трайдента». Может, она попала в джунгли и Ломбок схватил ее… Он закрыл глаза и некоторое время пытался не думать об этом. Тихий голос девушки достиг его ушей, он почувствовал ее дыхание на щеке, ощутил исходящий от нее аромат, почувствовал ее мягкое давление на плечи, когда она поднялась на цыпочки.

— О, Боб! Я так долго ждала встречи с тобой после нашего разговора. Конечно, ты знаешь, кто я! Я Пердита! Ты знал это все время, не так ли, гадкий мальчишка?

— Пердита? Графиня? Монтиверчи? — Престайн рассмеялся.

Он снял ее руки со своих плеч и оттолкнул ее, глядя сверху вниз на свежее, прекрасное личико. — Вы?! Графиня?! — Он мягко встряхнул ее, невзирая на свои чувства. — Я разговаривал с Графиней по телефону. Я знаю ее голос. Прости, бэби, придумай что-нибудь другое.

— Ты дурак, Боб! — Она рывком высвободилась из его рук и вихрем пронеслась по комнате, чья роскошь и изысканность потерялись в ее гневе, лицо ее стало замкнутым, на нем появилась горечь. — Что ты знаешь об измерениях? Ты, хилый землянин, вообразил себя Господом Богом? Так вот — ты не Бог!

— А ты?

По дому прошла дрожь. Она взметнула голову, как змея, и как у змеи, ее язычок прошел по губам.

— Мы из измерений! Я Монтиверчи… Имя, которое я выбрала, известно как здесь, так и в твоем мире. Я использую тело Пердиты, ее мозг, ее глаза, ее руки… — Она снова пошла вперед. — Ее губами я целую тебя…

Престайн отстранил ее. Три служанки стояли в дверях, готовые убежать.

— Я не хочу твоих поцелуев, Графиня. Я не знаю, что ты говоришь о каком-то там теле…

— Это тело теперь мое! Я заняла его и использую…

— Ну, ладно. Все это твоя шутка. Я же хочу вернуться в мой собственный мир.

— Ты отказываешь мне?

— Да, я отказываю тебе. Я отказываю как тебе, так и твоим приверженцам. Я ненавижу Валкини. Я хочу вернуться домой, а мой друг…

— Тодор Далрей из Даргая? Не беспокойся о нем. Он уже находится среди рудничных рабов.

— Кошка! — Он резко развернулся. Некая мысль, как пройти мимо Кино, мелькнула в его голове. Полшанса за то, что он вырвется отсюда. Затем в дверях появился Кино.

— Он не хочет играть, Кино. Ты знаешь, что сделать с ним!

— Да, Графиня. — Кино нацелил маузер на Престайна. — Ты пойдешь со мной.

— Она не Монтиверчи… — сказал Престайн.

— Сейчас она Монтиверчи. — Кино подтолкнул его маузером, брезгливо поджимая губы. — Пошли, приятель.

— Тогда что вы хотите от меня? — Престайн понял ведущуюся здесь игру, хотя еще днем раньше встал бы в тупик.

— Вы преследовали меня с тех пор, как исчезла Фрицци.

— Не волнуйся об Апджон. Она… зарабатывает… себе на жизнь.

Престайн рванулся вперед и схватил девушку.

— Фрицци! Она жива! Она…

Кино ударил его маузером по голове. Полуоглушенный, Престайн отпустил девушку. Она поправила халат и пожала плечами.

— Уведи его, Кино!

В голове бушевал ад, когда Престайн прошел вниз по лестницу, а затем спустился на лифте в дереве собра. Если эта девушка действительно была Графиней, тогда он сыграл действительно жалкое представление. Она предлагала себя в обмен на что-то. Только теперь Престайн осознал, что идет делать то, что хочет Монтиверчи — причем без всякой платы. Но Фрицци жива! И должна быть где-то поблизости, раз эта псевдо-Графиня сказала, что может рассчитывать на нее. Беспорядок внизу был, в основном, прекращен, и Престайн увидел отделения людей — стражников хонши и обычных сотрудников безопасности с форме с сияющими застежками, в касках, с дубинками и автоматическими винтовками, — наводивших порядок.

Кино хихикнул.

— Они распылили кислоту над Ломбоком. Представляю, как она кончилась. Жаль, что я пропустил эту забаву. Престайн мог представить это. Хлещущая во все стороны и извивающаяся, растущая и корчащаяся, пытающаяся отступить, разевающая рот в испарениях кислоты… Интересные у тебя вкусы, дружище Кино…

Колония — или как еще можно назвать вторжение культуры одного измерения в другое — простиралась наполовину внутри джунглей, наполовину за их пределами. Всюду щедро использовался бетон, и когда они шли по улицам между рядами одинаковых, похожих на коробки жилых домов, Престайн видел группы рабочих, заделывающих трещины и льющих в них дымящуюся кислоту. Он знал, что Валкини сами выбрали жить здесь — хотя казалось, некоторые их решения навязаны Графиней, — и на это у них были веские причины. В рудниках драгоценных камней трудились их многочисленные рабы. Очевидно, Валкини понимали, что жить здесь гораздо более безопасно, чем там.

Престайн видел группы скованных рабов, бредущих на рудники и обратно. Он вспомнил попытку Далрея взорвать шахты и понял, что теперь это вызовет перемещение армии Валкини.

— Когда вы закуете меня, Кино? — спросил он, удивляясь собственному тону. Крушение надежды, сознание полного поражения может подействовать на человека, как наркотик, погрузив его в апатию.

— Ты же не раб в рудниках, — ответил Кино с оскалом, совершенно не походившим на обычную человеческую усмешку. — Ты присоединяешься к Корпусу Ссыльных.

Ошеломляющее присутствие дождевого леса позади все еще довлело над ними. Никто не может избежать этой массы зеленых кошмаров. Они прошли в бетонную коробку с несколькими окнами и большой красной звездой над дверями, отмечавшую офис, но даже внутри здания Престайн чувствовал давление Капустного Поля.

Их встретил маленький суетливый мажордом, носивший приятный серый костюм от модного итальянского модельера. Его лицо, казалось, маслилось от удовольствия, что вызвало у Престайна вспышку упрямого сопротивления. Кино подтолкнул его маузером.

— Вот тебе один из способных, Цирус. Это тот, кто послал сюда девицу Апджон.

Маленький толстячок потер ростовщическим жестом ладони.

— Значит, Графиня нас подгоняет! Мы приветствуем любую дополнительную помощь, особенно в такое время.

— Твои заботы убивают меня, — презрительно процедил Кино.

— Пойдемте со мной… э-э… как вас зовут? Я слышал об этой девушке, но…

— Престайн. Роберт Инфэйм.

Коротышка хихикнул. Престайн кисло отметил, что у него есть что-то похожее на чувство юмора.

— Р.И.П.? Он, он! Он пришел в нужное место!

— Пока, — сказал Кино, убирая пистолет в кобуру, и ушел, не оглянувшись. Все мысли Престайна сбить с ног толстячка и сбежать исчезли с появлением двух стражников хонши, пришедших сопровождать его. Цирус шел с ними слегка подпрыгивающей походкой.

Они шли по дешевым тростниковым половикам, постеленным на бетоне. Престайн шагал между двумя стражниками, а Цирус несся впереди. Атмосфера секретов и таинственности углубилась, когда они вошли в маленькую комнатку, освещенную лишь синими лампами на потолке.

— Теперь тихо! — прошептал Цирус.

Их окружали церковная тишина и больничная стерильность. Сидящий на простом деревянном стуле человек — закутанная фигура, сжимающая руками голову — был погружен в медитацию. На столе перед ним лежала кучка драгоценных камней, сверкавшая алмазным блеском, словно собравшая в фокус освещение комнатки. Престайн уловил смутные очертания стражников хонши в тени позади него. Человек сидел неподвижно, словно вылепленный из пластилина. Драгоценности лежали почти точно в центре нарисованного на столе желтого круга.

И внезапно они исчезли.

Престайн заморгал.

Сгорбленная фигура со вздохом откинулась назад, выпрямилась и пригладила дрожащими руками белые волосы. Человек повернул голову, так что синий свет упал на него скуластое лицо, в зрачках загорелись голубые звезды, лицо и зубы стали обликом ужасного привидения. Человеческие волосы могут быть седыми, но Престайн понял, хотя в таком освещении это было трудно определить, что его волосы белые. Хонши — не стражник, а скорее что-то вроде надсмотрщика — положил в желтый круг еще одну горстку драгоценных камней, методично сосчитав их. Итог был подведен с помощью маленького калькулятора, висевшего на кожаном ремешке у него на шее.

— Эй ты, Грейвс! — раздался из динамика, привинченного к стене под шпионским глазом телекамеры, твердый молодой голос, говоривший с непререкаемой властностью. — Телепортируй, Грейвс!

Трясущийся человек отпрянул назад, подняв руки, словно защищаясь от взрыва. Его испуганное лицо стало серо-голубым.

— Нет! — простонал он. — Мой мозг в огне! Нет… Дайте мне отдохнуть!

— Две минуты тебе, Грейвс! — отрезал властный голос. — Потом телепортируй! Иначе ты знаешь, что будет!

— Да. — Грейвс съежился на стуле, втянув опущенную голову в плечи. — Да, знаю.

Теперь Престайн понял, чему является свидетелем, понял, чего хотели Дэвид Маклин и Монтиверчи, понял, почему девушка в ванне предлагала себя, и, с приступом клаустрофобического страха, понял, что должно случиться с ним.

— Я привел замену, — сказал Цирус. — Если вы…

— Отлично, Цирус, — ответил молодой голос из динамика.

— Заменяй его. А ты, Грейвс, иди отдыхать. Но помни, Грейвс, — с угрозой, от которой у Престайна пробежали по коже мурашки, добавил он, — завтра тебе придется телепортировать вдвое больше. Убирайся, дерьмо!

Стражники хонши потащили Грейвса. Измученный человек безвольно висел у них на руках.

Цирус указал на стул. Престайн сел без возражений. Он чувствовал, как за каждым его движением следят лягушачьи глаза с типичным для хонши отсутствием всяческих эмоций. Они боялись пленника, но подавляли этот страх численностью и окружением.

— Ну? — спросил Престайн.

— Желтый круг точно установлен в узловой точке, Престайн. — Твердый голос из динамика резким эхом разнесся по освещенной голубым комнате. — Ты будешь телепортировать через него драгоценности. Ты будешь делать это для Графини, и она будет весьма благодарна тебе.

— Интересные условия, — медленно проговорил Престайн, чувствуя тошноту. — Но вы забыли одну вещь. Я не умею телепортировать объекты по своей воле. Я не знаю, как это делается.

— Мы научим тебя, Престайн. Ты можешь это делать, поскольку имеешь подходящий мозг. Так что тебя можно научить. Я слышал об этой девице Апджон. Ты будешь хорошо трудиться на Графиню.

— Пока не лишусь всех сил, как Грейвс?

— Тебе будет предложен выбор.

Цирус повернулся и подошел к тележке, уставленной высоковольтными элементами, амперметрами, вольтметрами и другими приборами, о назначении которых Престайн даже не догадывался, а также длинными проводами. Цирус взял провода и подошел с ними к Престайну.

— Это не повредит мне так, как тебе, — хихикнул он.

Престайн почувствовал, как его рот наполняется горечью. Он сглотнул, откашлялся и попытался подняться, но стражники хонши схватили его и держали, пока Цирус обматывал проводами его руки, ноги и туловище. Одежда Престайна побывала во многих переделках с тех пор, как он прилетел в Рим, и теперь от нее остались одни лохмотья. Щетина на подбородке тоже весьма отросла.

Чувство юмора Цируса сменилось теперь страстным желанием мучить, пытать и убивать.

— Телепортируй эти драгоценности через узловую точку, Престайн! — Металлический голос вонзился в него, как пневматическая дрель.

— Я не могу! — отчаянно воскликнул Престайн, пытаясь вырваться из цепких лап стражников хонши. Его ударил электрический разряд. Он застыл, ошеломленный, чувствуя, как глаза вылезают из орбит. Это было не только от электрического шока. Он почувствовал, что его мозг как бы отделяется от остального тела.

Стражники хонши крепко держали его руками в резиновых перчатках. Престайн уставился в пол, опустив голову, изо рта текла слюна, в то время как электрический ток проходил через него. Он никогда не думал, что существует такая боль. Когда всю закончилось, он обмяк на стуле, как пластиковый пакет, из которого выпустили воду.

— Это одновременно подбодрит и поможет тебе, Престайн, — снова раздался безликий голос из динамика. Престайн предпочел бы ему живого человека, на котором можно сосредоточить ненависть. Ненавидеть же громкоговоритель и глазок телекамеры было глупо.

— Я не знаю, что делать, — сказал он и, со страхом и отвращением, услышал нотку мольбы в своем голосе. Его снова потряс удар тока.

Он упал на спинку стула, трясясь и чувствуя, как по лицу градом катится пот.

— Что я должен делать?! — закричал он.

Удар…

— Попытайся, Престайн. Мы поможем тебе. Сфокусируй свои мысли на драгоценностях. Используй свой божественный дар! Телепортируй драгоценности! Действуй, Престайн!

Удар тока потряс Престайна и… он сделал это.

Драгоценности исчезли.

— А-ах! — выдохнул Цирус.

— Я всегда говорил, что палка действует лучше пряника, — с удовлетворением произнес металлический голос.

Ошеломленный, напуганный, корчащийся от боли, Престайн помотал головой.

— Убедительная демонстрация… Но это не всегда так!

Удар тока скрутил его тело судорогой. Когда боль прошла, Престайн услышал молодой твердый голос:

— Это чтобы не спорил. Я не потерплю такого от дерьма.

Тут же в желтый круг положили очередную кучку драгоценностей.

Престайн так и не понял, как проделал это в первый раз, и не знал, как телепортировать их без подстегивания током. Он уставился на драгоценности. Они ярко сверкали на столе.

— Телепортируй, Роберт Инфэйн! — раздался молодой голос.

И ток тут же скрутил его судорогами.

Он телепортировал драгоценности.

— Хорошо. Вскоре ты сможешь проделывать это и без моей помощи. Но всегда помни, Роберт Инфэйн, когда будешь телепортировать в будущем, что это я помог тебе. Без меня твой дар навсегда бы остался зарытым. Ты должен быть благодарен мне, Престайн, очень благодарен. Я надеюсь, что ты отблагодаришь меня.

— Не сомневайся, — проговорил Престайн, стараясь прийти в себя. — Не сомневайся, я найду способ отплатить тебе.