Клуб любителей фантастики, 2007

Руслан Суков ВСЁ КАК БУДТО ВО СНЕ

«Быстрее. Быстрее! Шеф меня в порошок сотрет, если я и сегодня опоздаю на работу. Дурацкий будильник! — Рой споткнулся о выступающую крышку канализационного люка. — Так, только ногу сломать не хватает. Мало мне трат в этом месяце».

На его пути из-под какой-то решетки поднялось облако зеленых испарений. Рой обогнул его, стараясь не дышать, и перешел на трусцу. «Сейчас на эскалатор, там по транспортной направляющей пять минут, и я на работе, еще есть шанс успеть».

— Постой, — его поймал за рукав Макс, сосед по подъезду. — Подожди минутку. Он побежал рядом, стараясь поговорить с ним, одновременно увертываясь от встречных прохожих. На их пути то и дело попадались уличные торговцы нелицензионными органами. Нужно было быть полным кретином или оказаться в полном дерьме, чтобы обратиться к ним: бывали случаи, что вместо новых органов людям ставили подержанные, уже отслужившие свой срок, или вообще органы мутантов, но пока существовал спрос на дешевые запчасти, от подпольного рынка невозможно было избавиться. На то, чтобы увертываться от торговцев, уходила масса времени. Но, попав в пределы их досягаемости, отцепиться потом от них было намного сложнее.

Вместе они добежали до транспортного потока и вскочили на полосу, ведущую в восточный сектор города; теперь можно было расслабиться. Макс улыбнулся, расстегнул пиджак и достал пачку сигарет.

— Будешь? — он всегда предлагал сигарету Рою, хотя знал, что тот не курит. В этой вроде бы глупой шутке содержался постоянный намёк на незавидное материальное положение Роя. На те крохи, которые он зарабатывал, Рой не мог себе позволить менять легкие каждые пять лет, и, естественно, курение ему было противопоказано. Сам-то Макс работал в процветающей юридической фирме и имел возможность заменять любые органы по мере их износа. Поэтому выглядел он молодо и подтянуто, с чистой свежей кожей, несмотря на сорокалетний возраст и бурную жизнь.

— Кончай издеваться, — отмахнулся Рой от протянутой сигареты.

— Ладно, не сердись… — миролюбиво ответил Макс. — Давненько мы с тобой не виделись. Слышал, ты на днях себе легкие поменял? И как впечатления?

— Нормально. Не самые крутые, без самоочистки, но, если бережно обращаться, лет на десять хватит. А на работе совсем паршиво стало, хозяин на всём экономит, воздушные фильтры уже который месяц не меняют, света мало, вентиляция почти не работает, загазованность выше нормы в три раза, почти как на улице; если так пойдет дальше, то придется менять работу. Мое тело долго не выдержит, а заменять органы мне сейчас не по карману.

Над их головой проплыл рекламный щит корпорации «Феникс» — крупнейшей компании по продаже органов; в этом месяце они рекламировали новейшую модель мышц, с такими же возможностями, как у великих чемпионов, — мечта любого мужчины. По цене супердорогого автомобиля.

— Да, тяжело тебе, — Макс ухмыльнулся. — А я в прошлом месяце поменял сразу несколько органов: легкие, почки, печень, сердце. Вот в этой фирме, — он махнул на рекламный щит рукой. — Скидка сорок процентов за опт и гарантия на три года, довольно выгодно. Через месяц поменяю себе глаза, а то последнее время что-то плохо видеть стал, да и цвет не нравится.

— Классно! — Рой с плохо скрываемой завистью посмотрел на Макса. «И почему всяким оболтусам везет? Тут работаешь, как вол, стараешься, следишь за своим здоровьем, а в результате — шиш. А кто-то живет на полную катушку, делает что хочет, и особо не напрягается, денег хватает».

— Ладно, давай пока, не пропадай. Позвони на выходных, может, куда-нибудь выберемся. — Макс махнул рукой и спрыгнул на соседнюю полосу. Она тут же унесла его в сторону. Рой тоже сошел на соседнюю, с другой стороны, она поднесла его вплотную к тротуару. Он сошел. Быстро прошагал вдоль витрин магазинов, времени было в обрез. Подошел к двери в небольшое кафе для офисных работников, где работал, и дернул за ручку.

…Он проснулся.

В абсолютной темноте появилась яркая точка; точка расширилась до размеров окружающего пространства. Пробуждение наступило мгновенно. Не было ни дремоты, ни какого-либо значимого перехода от сна к бодрствованию. Матрицы за объективами мгновенно настроились на восприятие окружающей действительности, различая каждую мелочь. Процессор начал диагностику систем. В том числе позиционирования и передвижения. Еле слышно жужжа, включились сервоприводы. Сжались и снова распрямились пальцы рук. Повернулась влево, вправо голова. По контрольному монитору побежали цифры, характеризующие состояние всех систем. Всё было в норме. Р-Джей отделился от зарядного устройства и втянул разъем внутрь корпуса. Он вполне отдохнул; впрочем, он никогда и не уставал. Но перерыв на подзарядку был необходим, и процессор на это время переходил в ждущий режим, для экономии энергии, что чем-то напоминало сон у человека. Часы показывали пять утра. Р-Джей заехал на кухню, поработал с автоматами, чтобы к нужному часу были готовы кофе и свежий хлеб. До того, как вверенный ему человек проснется, оставалось два часа. За это время нужно было сгонять на ближайший склад за свежими, только что подвезенными, продуктами. Приготовить завтрак, легкий, но питательный, сбалансированный и отвечающий вкусовым пристрастиям человека. Р-Джей тихонько, чтобы никого не потревожить, медленно катясь по гладкому полу, выбрался из дома. Он поставил свои ступни с двумя рядами небольших колес на дорожку и словно на роликах покатился в сторону склада. На выезде из соседнего дома он встретил соседского робота, Р-Эс-4. Его человек вставал в то же самое время, и два робота каждое утро встречались здесь и направлялись к продуктовой базе. Это не сделало их друзьями, но позволяло поболтать и посплетничать по дороге. Они по-свойски обменялись короткими опознавательными сигналами, неслышными для людей, но совершенно ясными для роботов. Поддерживая постоянную, точно рассчитанную скорость, они покатили вместе. По дороге вели постоянный обмен информацией, в микроволновом диапазоне, с огромной скоростью. Расшифровав сигнал и переведя сообщения на свой неторопливый язык, мы бы услышали примерно следующее.

— Ты в курсе, — поинтересовался Р-Эс, — вчера по общеканалу передали, что Центр по проектированию микрореакций выступил с заявлением: ими разработана новая методика составления наиболее полезных сочетаний продуктов для конкретно взятого человека, с использованием его генетического кода и вкусовых пристрастий. Скоро вся информация о новой методике появится в сети, можно будет почерпнуть для себя что-нибудь полезное.

— Знаешь, — ответил Р-Джей, объезжая камешек, — это всё, конечно, хорошо, но по собственному опыту могу сказать: пока ты не накопишь достаточно личных эмоциональных реакций, тебе будет довольно тяжело делать точные прогнозы развития личности. Вот когда ты проведешь побольше времени со своим человеком, тогда по одному только его эмоциональному состоянию сможешь делать выводы о том, что на данный момент ему необходимо. Тебе же известно, что с тех пор, как человечество избавилось от забот по распределению ресурсов, всеми проблемами, связанными с добычей и обработкой полезных ископаемых, производством и переработкой продуктов, проектированием новых технологий, доставкой товаров, занимаются исключительно роботы. Политика превратилась в философские дебаты, войны прекращены. Что осталось человеку? Заниматься спортом, искусством, наукой. Вот мой, например, за свою жизнь что только не делал. Теперь увлекся серфингом. Конечно, это очень рискованно, и может появиться соблазн отговорить вверенного тебе человека от занятий опасными видами спорта, способными существенно сократить его жизненный срок, но не надо забывать, что только всестороннее развитие личности делает жизнь по-настоящему насыщенной и яркой, что немаловажно для каждого человека. Нельзя также забывать и о том, что накопленные эмоциональные связи способны влиять на состояние самого робота, делая его реакции, если можно так выразиться, более человеческими. Это может негативно повлиять на процесс принятия решений. Принимая решение, основанное на эмоциональном порыве, можно забыть о том, что действительно необходимо конкретной личности на данном этапе ее развития. Вот, к примеру, у меня недавно стали появляться кошмарные сны, где я — человек, чье сознание наполнено ненужными эмоциональными переживаниями и мыслями, практически по любому поводу. Я даже чувствовал, как бьется внутри меня сердце. Как струится по жилам кровь. Как дышат недавно замененные легкие. И что я медленно думаю и медленно разговариваю. Это всё довольно серьезно, поэтому мне нужно в ближайшее время обратиться в центр диагностики и наладки. В крайнем случае, придется удалить накопленные эмоциональные реакции. А то крякнет память со всеми индивидуальными базами. Что тогда делать моему человеку? В таком возрасте привыкание к новому роботу может вызвать непредвиденный стресс.

— Да, твоему уже за восемьдесят, — отозвался Р-Эс, — он один, дети выросли, его личность сформировалась, это самое интересное время. А моему только сорок, того и гляди, найдет себе пару, придется перестраивать все стимулирующие цепочки; появятся дети — вообще кошмар начнется.

— Ты знаешь, — Р-Джей сделал паузу, невероятно короткую для человека, но довольно длинную для робота, — в каждом возрасте есть свои положительные и отрицательные стороны, у тебя еще всё впереди, не переживай понапрасну.

Они уже подъехали к терминалу продуктового склада.

— Давай до завтра. — Р-Эс помахал своим манипулятором и направился вдоль полок, к нужным ему продуктам.

Р-Джей задумчиво посмотрел ему вслед и направился в свой ряд.

Сложное это дело — выращивание человека, требуются постоянная забота, внимание и самоусовершенствование. Но, с другой стороны, если бы не было людей, то чем бы тогда занимались роботы?

Сергей Абаимов СУД ЧЕЛОВЕКА

— Я Ауди, и ты должен относиться ко мне с почтением!

— Это раньше ты была Ауди, а сейчас — груда ржавого железа, — Джимми был непреклонен. — Вони фара у тебя отвалилась.

— Ну и что? — Ауди дрожащим манипулятором судорожно пыталась вправить фару на место. — Любой механик за пять минут починит.

— Больно нужно механику чинить такую рухлядь, — фыркнул Джимми. — Детка, ты должна понять: это, — он обвел манипулятором все вокруг, — «Последний приют». Отсюда либо на запчасти, либо в переплавку.

— Я не верю! — голос Ауди сорвался на крик. — Этого не может быть! Я еще вполне работоспособна. Может, я и не гожусь уже возить человека, но для робота-то я вполне сносная машина!

Джимми только сокрушенно покачал металлической головой.

— Выбирай: либо полная очистка памяти, замена трансмиссии и тормозной системы, либо — переплавка.

— Что ты пугаешь меня: «очистка памяти, очистка памяти»! — возмутилась Ауди. — Какое право ты имеешь решать мою судьбу?! Ты кто, человек?!

— Нет, я всего лишь робот, смотритель этого ангара, — спокойно ответил Джимми.

— Оно и видно. Люди добрые, а ты злой. Знаешь пословицу: «Нет страшнее хозяина, чем освобожденный раб»?

— Ну, ты! — рассердился Джимми. — Поговори мне тут еще!

— Она права, — крякнул из-за его спины старый Лендровер с наполовину оторванным бампером. — Мы только и слышим от тебя: «очистка памяти» да «пересборка». А кто ты такой, чтобы распоряжаться тут?

— Я выполняю волю человека, — насупился Джимми.

— Что-то непохоже, — включился в разговор Мерседес с покореженным крылом. — Когда я возил людей, они всегда были добры ко мне. Восхищались мной. Катали во мне своих друзей и подружек. А ты, ты…

— Просто сумасшедший робот! — Ауди, видя поддержку, успокоилась и перешла из обороны в нападение. — Может, ты просто узурпировал свои права и распоряжаешься тут вопреки воле человека? Мы все еще сильные, годные на дело машины. Правда, ребята?

— Да, да, — загалдели со всех сторон.

— А ты, — продолжила наступление Ауди, — не хочешь нас чинить. Конечно, зачем ремонтировать? Собрал из двух машин одну годную — что может быть легче! Ты просто ленишься и тем самым наносишь вред людям.

— Он наносит вред людям… — пролетело по толпе машин, и они угрожающе столпились у ног Джимми.

— Ну, хватит, — рассердился тот. — Я уже все сказал тебе. Очистка памяти, замена трансмиссии…

— Я требую суда человека, — выкрикнула Ауди, и вокруг повисла неожиданная тишина. — Я хочу, чтобы мое дело было рассмотрено не каким-то там роботом, а человеком!

— Правильно! Так и надо! — донеслось со всех сторон. — Люди, они добрые! Они поймут нас! Они помогут!

— Что ты требуешь? — оторопел Джимми.

— Я требую, чтобы мою дальнейшую судьбу решал не робот, а человек. Я верю, что человек-то уж разберется, поймет, какая я еще хорошая машина!

— Молодец! — поддержал Ауди старый ворчун Лендровер. — И как это я сам не додумался?

— Ну, хорошо, — Джимми неопределенно поглядел на столпившиеся у его металлических ног машины. — Я попробую, — согласился он и выкатился из ангара.

Появился Джимми только наутро.

— Вы требовали суда человека, вы его получите, — уныло произнес он. — Ждите, сегодня сюда придет человек.

— Человек! Человек! Человек! — радостно защебетали машины и бросились врассыпную приводить себя в порядок.

Ауди в спешке прихорашивалась перед большим стальным листом, смотрясь в него, как в зеркало. Она так и эдак старалась приладить выбитую фару. Наконец ей это удалось с помощью герметика. Мерседес пыжился рядом, пытаясь выпрямить помятое крыло, но у него плохо получалось. Даже старый упрямец Лендровер, и тот поддался общему настроению и старался закрепить отвалившийся бампер.

Через час все привели себя в порядок и замерли в радостном ожидании.

Солнце не спеша ползло по небосклону. Крыши машин накалялись, от кого-то запахло пролившимся бензином. Перевалило за полдень, а человека все не было.

— А вдруг он не придет?! — испугалась Ауди. — А вдруг Джимми вздумал подшутить над нами?!

— Я ему тогда все аккумуляторы перебью! — взревел Лендровер.

Человек появился лишь к вечеру. Он был толстый, обрюзгший и попахивал свежим пивом. Джимми, выше его раза в три, раболепно семенил впереди, показывая дорогу.

— И зачем ты притащил меня сюда, старый дуралей? — человек остановился, раздраженно оглядывая сгрудившиеся вокруг битые машины. — Что здесь смотреть-то?

— Они просили суда человека, и я не мог им отказать, — засуетился Джимми. — Вот, например, эта Ауди. Она еще совсем целая, лишь фара иногда выпадает. Чуть выправить корпус, и будет бегать как новая. А вот у этого Мерседеса…

— Ты что, дурак? И за этим ты притащил меня сюда?! — возмутился человек, наливаясь кровью. — Чтобы посмотреть на эту рухлядь? По-моему, пришло время прочистить тебе мозги.

— Ой, не надо! Пожалуйста, не надо! — сжался в испуге Джимми. — Пожалуйста, простите меня!

— Это не обсуждается. Сегодня же пойдешь на перезаливку памяти.

— Хорошо, сэр, — Джимми удрученно поник. — А как же с ними? Я бы мог их сам подлатать. Они ведь, в основном, все еще целые машины…

— Эти развалюхи?! — человек подошел к дрожащей Ауди, с корнем вырвал фару и бухнул ею о землю. Только осколки брызнули в стороны. — Все в переплавку. Все до единой! — прорычал он. — Чтобы место на складе не занимали! Ну, давай, веди меня обратно, — человек рыгнул и пошел к выходу из ангара. Джимми суетливо спешил следом, показывая дорогу.

Андрей Кожухов ПРОЕКТ «РОБОДОМ»

Павлик Захаров сидел в кабинете воспитательницы и ждал маму. Сегодня ее очередь забирать ребенка из садика, а вот завтра — папина. Мама всегда спешила и спрашивала, как прошел день, а папа приносил какую-нибудь сладость, пожимая большой медвежьей лапой хрупкую ручонку сына. Он редко с ним беседовал, но мальчик был уверен, что «папа Мишка» просто готовится к их первому мужскому разговору один на один, о котором ему по секрету поведал друг Колька, когда они ловили бабочек прошлой весной. Павлик не знал и представить не мог, что такой разговор состоится через несколько лет, но не с родным отцом. И вообще не с мужчиной. И даже не с человеком, а с обыкновенным роботом последней модели. Сейчас же он ждал маму и с удовольствием сосал конфету, сладко причмокивая, чтобы обратить на себя внимание воспитательницы. Та что-то писала и изредка на него поглядывала, подбадривая и улыбаясь.

На улице потемнело, и светосенсор ярче осветил комнату. Всех детей благополучно разобрали по домам, но мама Павлика почему-то задерживалась, что ребенка совсем не беспокоило. Ведь это мама! Она обязательно придет за ним, и они, взявшись за руки и обходя осенние лужи, пойдут домой. Наверное, к тому времени и папа вернется с работы — тогда они втроем во что-нибудь поиграют. Или уже в сто первый раз посмотрят любимый фильм «Плазменная лихорадка», в котором все роли исполняют роботы. Павлику нравились нелепые движения «механических людей»; он смеялся и заливисто хохотал, тыча в них пальцем, когда впервые смотрел фильм. С этими приятными мыслями ребенок и уснул на мягком диване.

На следующий день, утром, его разбудила незнакомая полная женщина, которую он прозвал про себя «тетя-помидор». Она была очень расстроена, что-то говорила, но слова будто терялись за ее большими розовыми щеками и ярко-красными губами, и маленький мальчик ничего не разобрал. «А где моя мама, — спрашивал и канючил он, — я хочу домой».

И эта тетя спустя несколько дней отвела его в серый каменный дом, очень высокий и старый, где было много других детей. Они играли, веселились и кричали, а Павлик крепко ухватился за тетину руку и ничего не понимал.

— Рыжий, рыжий! — воскликнул кто-то, и все дети уставились на новенького.

— Теперь это твой дом, — жалостно сказала тетя и погладила мальчика по голове. — Это твои братья и сестры, они добрые, будут с тобой дружить и играть. А сейчас ты увидишь свою новую маму, маму Вику. Она будет о тебе заботиться, ты тоже ее полюбишь и привыкнешь…

Он и впрямь полюбил маму Вику, так и не узнав, что же случилось с его родителями. Мама Вика была очень добрая и читала ему на ночь сказки, ведь Павлик оказался самым младшеньким в детском доме. Засыпая, он любил держаться за теплую мягкую руку воспитательницы. Но мама Вика единственная была с ним добра и единственная любила его; она не могла за всеми уследить и заставить ребят относиться к новенькому как к младшему братику. Дети обзывали Павлика рыжим и плешивым, при каждом удобном случае пихали его, смеялись и считали геройским поступком поиздеваться над ним. Ребенок молчал и стойко выносил злые нападки, отгородившись от всех колючей проволокой обиды; она-то и не давала ему плакать и жаловаться маме Вике.

А следующим летом в детский дом привезли много-много яблок. Целую гору вывалили прямо во дворе, и все ребята перетаскивали их в столовую. Павлик очень любил яблоки. Спустя долгие годы после гибели родителей Павел Захаров забудет их лица, но в памяти останется четкий образ отца, хрустящего спелым сочным яблоком. Кажется, они выезжали тогда на природу, к реке. В тот солнечный день, проведенный за городом, «папа Мишка» был неожиданно многословен:

— Нужно съедать яблоки полностью, никогда не оставлять огрызков, — наставлял он сына.

— Пацему? — спросил ребенок, пытаясь откусить от яблока.

— Мой отец так ел и меня приучил, а моего отца приучил так есть мой дед, который тоже всегда съедал яблоки полностью. А моего деда приучил его отец, который…

— Ты ему еще скажи, что это ваша семейная традиция, — усмехнулась мама и подошла к сыну с разрезанными и очищенными от кожуры дольками. — Вон, он уже покраснел, пока пытался раскусить яблоко.

— Ну а что плохого, что я не оставляю огрызков? Я и семечки от яблок разжевывать люблю, и Павел пусть тоже. Они же вкусные! Ведь эта, как ты назвала, традиция повелась от моего героического прадеда.

— Так и знала, что ты это вспомнишь. Тогда была война, поэтому твой прадед и съедал всё, даже огрызки. Он ценил каждую крошку, вот и наставлял всех поэтому. И никогда ничего не выкидывал. У тебя в гараже до сих пор лежит весь этот хлам, что он никому не разрешал выкинуть. И твой дед не выкинул, и твой отец, и ты тоже боишься это выкинуть.

«Не надо ссориться», — сказал бы тогда Павлик, если б мог выговорить последнее слово. Но вместо этого он звонко хлопнул в ладоши и произнес:

— Мама, я тебя люблю. А ты меня?

Родители засмеялись и обняли любимого сыночка…

— Эй ты, рыжий, — услышал он в столовой детского дома и только обернулся, как тотчас прямо ему в лоб влетел мокрый огрызок яблока. Потом кто-то кинул в него еще один огрызок сзади. Павел достал платок и молча стер со лба липкий след.

Он собрался было уйти в свою комнатку, ставшую большим бездонным озером, в котором утопали все обиды, как вошла мама Вика. Сразу стало тихо и спокойно. Павел смачно откусил от яблока и быстро съел его целиком.

— А где твой огрызок? — удивленно спросила мама Вика, впервые заметив это.

— Я съел его, — смутился мальчик и покраснел, сам не зная почему.

Но мама Вика улыбнулась, провела ладонью по его кудрявым волосам и одобрительно кивнула. В ее грустных глазах он увидел похвалу и сочувствие. Для всех же остальных эта «особенность» рыжего стала новым поводом для издевок.

С этого дня за Павликом закрепилось прозвище Огрызок. Он был уверен, что никто не помнит его настоящего имени. Огрызок — только так к нему обращались «добрые братья и сестры».

Но он всё равно продолжал есть яблоки целиком, не оставляя огрызков и раскусывая семечки, как наставлял и делал его отец. Ведь это было единственное, что он помнил о родителях. Ночами ему часто снился тот солнечный день в саду возле реки, по которой бесследно уплывали от него каждодневные огрызки ненависти и злобы.

— Не надо ссориться, — часто бормотал он во сне. — Я ведь вас очень люблю…

Через два года умерла мама Вика. Дети молча всхлипывали, когда пришел высокий дяденька в черном костюме с аккуратно завязанным ровным галстуком и сказал, что их всех теперь переведут в уникальный экспериментальный интернат. Слово «экспериментальный» для многих осталось непонятным, а еще более странное «уникальный» придало фразе волшебную загадочность, что окончательно подкупило детей. А главное, подчеркнул незнакомец, они будут там жить без взрослых и делать всё, что захотят. Это детдомовцев очень обрадовало, и они восторженно согласились на переезд, однако вскоре выяснилось, что дяденька многого не договаривал…

В интернате действительно не было взрослых, но за порядком следили роботы. Всё здание было полностью автоматизировано, и преподавали знания тоже кибернетические устройства. Павлу очень не понравилось в этом интернате с самого первого дня. В ежедневный рацион каждого ребенка входило обязательно по два яблока, и в столовой его сразу же начали забрасывать огрызками, а роботы на это никак не реагировали, что еще больше подзадорило детей. На следующий день они снова обкидали изгоя огрызками. Но благом оказалось то, что можно было всё время находиться в своей комнате и жить только в ней. Еду приносил робот прямо в комнату; он же выполнял роль всех школьных учителей. И по возможности пытался быть другом и одновременно обоими родителями. Вот тогда-то Павлик стал по-другому относиться к «механическим людям», которые никогда не обижали его, не толкали и не насмехались.

И робот всегда называл мальчика по имени, по его настоящему имени. Не «рыжим слабаком», не «плешивым дурачком», не Огрызком — а Павлом Захаровым, Павликом или Пашенькой. Только робот обращался к нему ласково.

— Пашенька, вы снова допустили всё ту же типовую ошибку, — повторял он часто.

— Павел, вы невнимательны, сосредоточьтесь, — эта фраза больше всего раздражала, но Павлик действительно становился более внимательным и успешно выполнял задание.

Из старой жизни остался только один-единственный сон. Но теперь по реке плыли не яблочные огрызки, а одинаковые бумажные кораблики, ярко разрисованные по бокам радужными цветами. Так же медленно и однообразно тянулись дымчатой вереницей дни и ночи. Сколько их прошло, он не считал и не спрашивал. Ведь ничего бы не изменилось. Павел привык к этой новой жизни, привык к роботу, с которым-то ему и пришлось впервые поговорить о размножении бабочек. И не только бабочек… Мальчику даже начала нравиться такая жизнь. По ночам он выходил во двор и долго смотрел на звездное небо и разделяющую его пополам белесую полосу, мечтая когда-нибудь там оказаться. Млечный Путь, Большая Медведица, Туманность Андромеды, Магелланово Облако…

С другими бывшими детдомовцами он не виделся и был чрезвычайно этому рад.

…В один из дней Павел проснулся в большой светлой комнате. Вокруг стояли люди в белых халатах и просматривали какие-то темные листы. Он сразу понял, что уже не в интернате, а в больнице. К врачам подошел тот самый дяденька, который приходил в детский дом сразу после смерти мамы Вики.

— Ну, так вы меня обрадуете или нет? — спросил он у них, потирая пальцами мочку правого уха, и въелся взглядом в испуганного ребенка.

— С кем имею честь?..

Виктор Степанович неподвижно смотрел на экран, приготовившись к длительной и скучной лекции. Звонивший был слишком настойчив, поэтому пришлось выделить на разговор с ним несколько драгоценных минут. Хотя на самом деле президенту крупной компании по производству электроники нужно было всего лишь занять линию связи, чтобы до него не добралась жена, с которой он утром поругался. И очень кстати секретарша сообщила, что вновь беспокоит «тот самый безумный ученый со своей дурацкой идеей роботизации домов». Фамилию надоедливого абонента секретарша так и не удосужилась запомнить.

— Проскурин Олег Иванович, доктор технических наук, — представился тот. — Он явно волновался. — Я уже десять лет работаю над этим проектом. Мы с коллегами всё просчитали, проверили на виртуальных моделях. Осталось только испытать систему на группе детей. Два-три года успешной апробации — и «Рободом» получит государственный сертификат, его захочет купить любая достаточно обеспеченная семья. А это принесет вашей компании огромные прибыли. Вы только представьте: за вас всё делают роботы! И делают лучше, чем любая домохозяйка или домработница! Возьмите хотя бы приготовление пищи. Кибернетическое устройство подсчитает, сколько надо калорий, все витамины и микроэлементы разобьет по группам и приготовит для каждого члена семьи именно его идеальный завтрак, обед и ужин. Будет следить, чтобы каждый человек получал необходимую норму всех веществ: не меньше и не больше. Ведь едва ли не все наши болезни — из-за неправильного питания.

Теперь уж Виктор Степанович действительно заинтересовался. Он по-прежнему не шевелился, по привычке обхватив сзади руками спинку кресла. При этом его плечи угрожающе выпирали вперед. Но равнодушие испарилось туда же, куда и хорошее утреннее настроение. Супруга Виктора Степановича готовить совершенно не умела, а из прислуги терпела только старого лысого дворецкого. Никаких женщин в доме быть не могло, но по схожей причине хозяин дома не хотел заводить прислугу мужского пола. (Хотя от такой предусмотрительности было мало проку, ведь жена только полдня проводила дома, а остальное время — в бесчисленных домах мод, «косметологиях» и центрах омоложения.) Так что идею «Рободома» электронный босс воспринял с воодушевлением.

— А вы хорошо рекламируете свое детище. И на экране смотритесь уверенно, твердо. Я вот вам склонен верить. И уже предвижу такую рекламу: «Иди в ногу со временем — поставь «Рободом» в свой дом!». Но удовольствие будет недешевое.

— Так вы согласны погасить нашу задолженность по кредиту и выделить дополнительные средства на проект? — Проскурин приподнялся в кресле, подался вперед, и весь экран видеофона заполнило его лицо, на котором надежда боролась с неверием.

— Думаю, да, если только ваша песня не заканчивается на кулинарном припеве…

— Что вы, конечно, нет! У системы «Рободом» очень много функций. Например, обучение. Родителям не придется отдавать ребенка в школу, всё будет происходить дома, в удобное для учебы время. Отчеты об успеваемости ученика будут отправляться в научно-образовательный центр, где пройдут дополнительную обработку. Родители в любой момент смогут узнать оценки своего чада; по их желанию система сделает больший упор на определенные предметы, подготавливая ребенка к будущей его профессии, выбранной ими с учетом его способностей и предпочтений. И вообще, «Рободом»…

— Достаточно, — оборвал ученого предприниматель.

— Меня мало беспокоят проблемы питания, — слукавил Виктор Степанович, вспоминая подгорелую утреннюю яичницу, залитую сладким плавленым сыром, — а вот система обучения волнует гораздо больше. Вы уверены, что ее апробация пройдет удачно? Как воспримут всё это дети, не испугаются ли своих механических учителей, не запросятся ли к привычным, живым? Не будет ли им скучно учиться в одиночку?

— Да, вы правы в своих опасениях. Но успешный результат гарантирован. Как я уже говорил, у нас всё готово к решающей проверке системы. Есть изолированное от внешней среды здание, рассчитанное максимум на сто детей. Такое количество испытуемых достаточно для того, чтобы выявить любой огрех в нашей системе образования, если таковой в ней обнаружится, в чем лично я весьма сомневаюсь. Для чистоты эксперимента дети должны быть оставлены там без взрослых, полностью на попечение «Рободома». Разумеется, контролировать весь процесс будут люди — через центральный компьютер, куда станет передаваться вся информация. В случае каких-либо отклонений от нормы эксперимент будет приостановлен и ситуация стабилизирована. Я лично буду проверять каждое сообщение центрального компьютера.

— И что это будут за дети?

— Воспитанники детского дома, в возрасте от семи до четырнадцати лет. Полгода они просто поживут там, адаптируются, а затем начнется их обучение по новой системе. Но если кто из детей захочет начать раньше — роботы в их распоряжении, могут заниматься. Ну а после успешного завершения этой фазы все детские дома и дома-интернаты можно будет переоборудовать, оснастив нашей системой. Представляете, какие это деньги?

— Ну что ж, считайте, вы меня почти убедили. Высланную вами документацию изучат мои люди. График у меня плотный, но для вас я время найду. Но как вы получите разрешение на эксперимент с детьми? — прищурился Виктор Степанович, у которого собственных отпрысков (по крайней мере, законных) пока не было.

— Оформим как исследование поведенческих реакций детей при их вынужденной изоляции от взрослых, например, на космической межпланетной станции, если там произойдет авария и дети надолго останутся одни. Детский бокс наиболее защищен и функционален. Так что наши исследования будут полезны государству в рамках программы по освоению космоса. Кое-что, конечно, придется в проекте подкорректировать, но это мелочи…

— Алло, мне только что ваш дурацкий робот сообщил о проблеме с Захаровым! В чем дело?

Виктор Степанович внешне казался спокойным, но на самом деле злился. Экран мерцал и дергался. Было только видно, что Проскурин нервно подергивает мочку уха.

— Я как раз направляюсь в больницу. Ничего страшного не случилось. Не могло случиться… Центральный компьютер обнаружил отклонение биологических параметров Захарова от нормы и отправил в лучшую городскую больницу, предварительно усыпив.

— Когда всё будет известно и проверено, приезжайте ко мне. Мне кажется, нам надо лично обсудить наше общее дело.

— Что это?! — впервые кричал президент компании, купившей проект «Рободом». — Врачи признали, что Захаров абсолютно здоров. Почему ваш идиотский компьютер обнаружил у него какие-то отклонения от нормы и заставил меня волноваться?

Создатель и руководитель системы «Рободом» молчал. Он уже всё знал и понимал, что дело его жизни провалено. От попытки самоубийства Проскурина спасло только то, что его сразу же привезли сюда для отчета.

— Не молчите. Нужно радоваться: ребенок здоров, всё в порядке. Да?

— Да… да… — тихо пробубнил ученый, глядя в пол. И вдруг яростно заорал: — Нет! Нет! Нет! Это конец.

— Я вас не понимаю.

Виктор Степанович откинулся на кресле, держа руки на подлокотниках.

— Откройте файл 13-18-01, — отрешенно проговорил Проскурин.

Спустя минуту холеные руки босса машинально сжались в кулаки.

— Дистрофия… умственная отсталость… эндемический зоб… миокардит… тахикардия… — непонимающе читал президент компании. — Что это?

— Болезни, которыми мы обеспечили всех наших детей, кроме Павла Захарова. Точнее, не мы, а наш «Рободом».

— Черт побери, вы мне объясните, наконец, в чем дело, или мне нужно вас пытать?! — стукнул Виктор Степанович кулаком по столу.

— Как хотите, мне уже всё равно… Мы ошиблись. Все дети из нашего уникального интерната больны. И благодаря Захарову я понял, в чем ошибка.

— Что-о? Все дети больны? Вы же говорили, что отклонения от нормы были замечены компьютером только у Захарова.

— Да, только у него, — обреченно кивнул Проскурин.

— Но компьютер сравнивал биологические параметры Захарова с данными остальных детей в интернате. И считал нормой усредненные параметры тех, чье состояние всё ухудшалось и ухудшалось. Поэтому отклонения оказались только у одного, которого он и посчитал больным. На самом же деле больными были все, кроме Захарова! К сожалению, из-за несовершенства программы Захаров на некоторое время выпал из поля зрения компьютера, и расхождение обнаружилось слишком поздно.

— Но как такое могло случиться? Почему заболели дети?

Виктор Степанович не хотел верить, что всё это правда. Он слишком много средств вложил в «Рободом».

Проскурин долго молчал.

— Как вам известно, — наконец произнес он, — в ежедневный рацион детей были добавлены яблоки. Они полезны, и их очень легко синтезировать, даже в космосе. Вы же помните, под какую программу подверстывалось обоснование нашего эксперимента… Итак, в рацион питания мы включили два яблока, в обязательном порядке. Компьютер просчитывал и отмерял в нужных дозах все витамины и микроэлементы в продуктах, и делал это безошибочно. В двух яблоках содержится суточная доза йода. В больших количествах прием йода вреден, поэтому компьютер выводил йод из всех остальных продуктов питания.

— Так в чем же дело? Ничего не понимаю, — пожал плечами Виктор Степанович.

— А дело всё в том, что суточная доза йода содержится не просто в яблоках, а именно в яблочных зернах. Дети съедали яблоки, выкидывая огрызки в мусорные корзины. Мусор не проверялся, поэтому компьютер считал, что дети получают все необходимые вещества в норме. Он не знал, что люди не едят яблочные семечки!

— Но как же Захаров?

— Захаров единственный полностью съедал яблоки, вместе с семечками, я сам видел это, когда наблюдал за ним. Он крепкий и смышленый парнишка, и у него большое будущее. Моя же песенка спета… Да, вам не стоит беспокоиться, всю ответственность я возьму на себя, ведь не компьютер же наказывать…

— Мама, мама, — возбужденно кричал белобрысый мальчуган, подбежав к сидящей на траве молодой женщине. — Я пустил папин деревянный кораблик, и он поплыл по реке.

Женщина закрыла старую бумажную книгу в толстой кожаной обложке и аккуратно положила ее под корзину с едой.

— Молодец, ведь папа для этого и сделал тебе кораблик.

— А правда, что папа сейчас на небе? — сильно задрал он голову вверх.

— Ну конечно же, правда, Мишенька, — тоже подняла взгляд женщина. — Он далеко, в космосе, самый главный на космической станции «Альфа», которая направляется к Туманности Андромеды. Ты же недавно с ним разговаривал, по секрету от всех.

— Угу, — задумался ребенок и настороженно оглянулся по сторонам. — Мама, а знаешь, что он мне сказал?

— Конечно, нет, ведь это ваша с ним тайна, наверное.

— Да, наша с папой тайна, но тебе я могу рассказать.

Миша с важным видом подошел ближе и прошептал на ухо маме:

— Папа мне сказал, чтобы я всегда съедал яблоки целиком, вместе с семечками.

Мама сделала такой вид, будто действительно была очень удивлена и обрадована этим откровением сына. Она достала из корзины большое красное яблоко и вручила его Мише:

— На, грызи.

— Мам, а знаешь, что я по секрету сказал папе? Что я его люблю и обязательно стану самым главным космонавтом, как он.

Мишенька Захаров, крепко держа яблоко обеими руками, с трудом надкусил его и побежал вдоль речного берега, зорко наблюдая за удаляющимся деревянным суденышком.

Яблоко он съел целиком.