Клинки

13. ПЕЩЕРЫ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

– Ну, други, разом! И-и-и-э-эхх!

Напряглись мускулы, захрустели суставы. Некоторое время слышалось лишь сопение, потом у кого-то подогнулась нога и живая пирамида рассыпалась, будто песчаный теремок под порывом ветра. Плита, закрывающая дыру в потолке, и на этот раз даже не шевельнулась. Ратники поднимались с каменного пола, отряхиваясь и покряхтывая.

– Не сдвинуть нам ее, чародей, – хмуро молвил Боромир. – Уж больно тяжела.

Повисло мрачное молчание.

– А ежли подземельями идти? Вона ход, точно куда надо, на запад, – спросил Роксалан.

Тарус безмолвно покачал головой, не поймешь соглашаясь или возражаючи. Чикму ответил Боград:

– Пойти – значит покориться чужой воле. Не даром же нас сюда загнали?

– Чародей, а чародей, – сказал в раздумье Вишена, – нас ведь Базун сюда поманил, к пещере этой. Он-то, небось, знает, что делает. Пошли. Семи смертям все одно не бывать…

Тарус кивнул.

– Правда твоя, Пожарский. Да и нет у нас иного выхода. Двинули, други!

Путники стали гуськом, положив руку на плечо переднего. Во главе шел Боград, видевший (или чуявший, кто его разберет) в темноте получше других. Едва углубились в неширокий ход, венед замер и молвил негромко:

– Постойте! Тут есть что-то под ногами. Палки, что ли?

Он присел, шаря перед собой руками. Чуткие его пальцы вдруг нащупали шершавое высохшее дерево.

– Хо! Факелы! Целая уйма!

– Держи огниво! – радостно выдохнул Славута и метнул ему плотный брусок.

Боград и во тьме исхитрился поймать его на лету. Вспыхнул сноп желтых искр; вскоре смолистый факел занялся жарким, почти без дыма, пламенем. От него зажгли еще один.

Пыльные стены хода осветились неровным красноватым светом. Факелов на полу было очень много. Кто догадался оставить их здесь? Как долго пролежали они во мраке, покрываясь прахом и пылью? Вопросы без надежды на ответ…

– Берите кто сколько унесет, – сказал Тарус спутникам. – Будем зажигать по два, по три. Авось хватит на пару дней, если что.

Факелы рассовали по сумкам; вешали за спину, связав по нескольку штук ремнями; просто брали в руки.

И потянулся навстречу подземный коридор; ненадолго выхватывал огонь его отрезки из мрака. Тьма расступалась перед путниками и снова смыкалась за их спинами. Лишь мерные шаги нарушали рыхлую чуткую тишину. Тоннель почти не изгибался и казалось, что путники стоят на месте, а стены, пол и потолок неспешно проползают мимо. Воздух здесь был тяжелый и неподвижный, как и везде в подземельях. Очень скоро путники уже не могли поверить, что где-то наверху сияет Ярило-солнце и растет-зеленеет трава, живут люди и текут медленные реки, что вообще существует что-нибудь кроме этого бесконечного коридора. Низкий свод заставлял склонять голову; идти приходилось нелепо согнувшись. Скоро под ногами вкрадчиво захлюпала прохладная вода. Дикие каменные стены вдруг сменились древней, но хорошо сохранившейся кладкой. Изредка путь преграждали цельные тяжелые балки, под них приходилось подныривать чуть ли не ползком. Вода текла куда-то вглубь, ей одной известным путем, хотя наклона, вроде бы, не чувствовалось.

Впереди всех шагал Тарус-чародей, за ним Боград, остальные венеды, чикмы с Роксаланом, Яр, Омут, Тикша, Соломея, Купава, Славута, Вишена, и замыкал цепочку Боромир. Зажгли третий факел, в середине, ибо не хватало света двух. Нес его Дементий.

Часа через полтора пути ход разветвился. Такие же низкие коридоры уводили вправо и влево; еще один вел прямо. Левый коридор заканчивался тупиком шагах в двухстах от перекрестка. Тот, что прямо, судя по эху, тоже. Дотошный Яр, утянув с собой Омута, проверил – точно, тупик. Тарус усмехнулся, но Яру ничего не сказал. Дотошный – и ладно, иногда это даже на пользу.

Оставался правый коридор. Эхо в нем звучало вязко, нечетко, стало быть, никаких тупиков. Но ведет-то он прямехонько на север; когда надо бы на запад.

– Разведаем, – решил Тарус. – Боле ведь все одно некуда.

Пошли. Дважды ход делал короткие изгибы. Ступенька, вверх, поворот направо, шаг вперед и поворот налево, в прежнем направлении. Вода здесь текла навстречу. Ждали хода влево, на запад. Попался один, да уж больно низкий, с локоть всего в высоту. Миновали его. Позже набрели еще на один, повыше, с более древней кладкой. Сюда можно было и сунуться – голову пригнул, и иди себе знай! В этот ход и свернули, но прежде Тарус послал Яра и Тикшу дойти до северного тупика. Откуда чародей проведал о тупике, никто не спросил. Хлопцы вернулись минут через десять.

– Точно, чародей, тупик. А вверху небо видать: дырки круглые, в них каштанов нападало – страсть!

– Гей-гей, окстись, хлопче! – засмеялся Роксалан. – Какие в степи каштаны?

Яр рассердился.

– На, гляди! – он сунул чикму под нос два грязных проросших каштана. Белесые, как поганки, ростки торчали из твердого ореха, чахлые от недостатка света.

Подал голос и Тикша:

– Каштаны, Роксалан. Как дома, точно. Что я, каштанов не видал, что ли?

Роксалан только руками развел.

– Пошли, ратнички, – сказал Тарус, прерывая спор. – Не обрыдло еще дивиться штукам всяким? Каштаны, мол, откуда… А зубры откуда? А?

– У зубров хоть ноги есть… – проворчал Роксалан уже на ходу. Отправились на запад, в тот самый ход с древней кладкой. Тарус пояснял спутникам:

– Скоро выйдем в шахту, широченную, шагов семь, там и передохнем. Потом будет вторая, поуже. А уж после…

Чародей вдруг умолк, словно ненароком проглотил ежа.

– Что после? – не вытерпел Богуслав.

– В шахте расскажу, – отрезал Тарус и замолчал окончательно.

«Недоговаривает чародей… Ой, недоговаривает!» – подумал каждый из путников.

Некоторое время слышалось лишь хлюпанье воды под ногами, треск факелов в застоявшемся воздухе, да тихие голоса Вишены и Славуты, о чем-то переговаривавшихся на непонятном наречии дреговичей. Ход тянулся и тянулся, пока не втек в обещанную шахту, высоченную, добрая мачтовая сосна уместилась бы стоймя без всякого труда. Один за другим путники проскальзывали меж прутьев частой железной решетки, перекрывшей коридор у самой шахты. От кого ее держат здесь такую, крепкую, надежную? Человек ведь пролазит? И как она не проржавела насквозь в этой жуткой сырости?

В шахте можно было и выпрямиться. Путники, покряхтывая от удовольствия, выгибали спины, словно проснувшиеся коты. Шутка ли, пять часов согнувшись, а иногда и ползком!

Боромир приблизился к Тарусу.

– Я гляжу, ты знаешь дорогу, чародей?

Тарус отвернулся, подумал сперва немного, и ответил:

– Знаю, друже.

– Откуда?

– Бывал здесь, в этих пещерах.

– Где – здесь? – не успокаивался Боромир.

– В дулебских землях. Давно, лет десять назад.

– А откуда же каштаны, скажи пожалуйста, ежли это дулебские земли? А, чародей? Степь наверху и ты это знаешь!

Тарус вздохнул, выбрал сухое место и сел, хотя найти такое во влажной шахте оказалось непросто.

– Садись, Непоседа, в ногах правды нет. Отдыхай.

Путники сгрудились вокруг чародея, часто поглядывая вверх, где сквозь множество круглых дыр в плоском потолке шахты виднелось небо и, кажется, кроны деревьев.

Тарус сменил догоревший факел и молвил:

– Каштаны вовсе не здесь. Пророй ты сейчас лаз наверх – сам Перун-громобой не скажет точно, где выберешься, в степи ли дулебской, в чаще непролазной или среди снежных пустынь далекого севера. То, что вы видите вверху, может находиться где угодно. Поймите же, мир многолик и многогранен и грани его переплетаются иной раз так причудливо, что голова набекрень сворачивается. Если мы вошли в эти подземелья из дулебских степей, это не значит, что мы остались под ними. Хотя может и так статься – кто знает? Вспомните, как привел я вас в степь – прямо из пылающего леса. Отчего же тогда никто не спросил, откуда, мол, в лесу степь взялась, а?

Кто-то засмеялся, не рассмотреть в полумраке кто.

– То то!

– Тарус-чародей! – выпалил Яр со звоном нетерпения в голосе. – Я хотел спросить, что за второй шахтой?

– Там? – Тарус нахмурился. – Есть там одно место. Смутное, не скрою. Нечистое. Эхо там еще какое-то странное – двойное, что ли? Словом: сами увидите. Один уговор – ничего не бояться. Лады?

– Лады! – нестройным хором прозвучали голоса, всколыхнув воздух подземелья. В шахте еще ничего дышалось, сверху, из дыр, тянуло свежим сквознячком. Это в переходах похуже…

Передохнувши и слегка утолив голод остатками припасов двинулись дальше. Сразу за шахтой влево и вправо ушло по коридору; Тарус не обратил на них внимания.

– Что там, чародей? – спросил было Боград, но Тарус лишь пожал плечами.

– Не знаю. Туда не забирались.

В этом переходе из стен и потолка торчало много деревянных и даже железных скоб и прутьев. Зачем они – не подозревал даже всезнайка-Тарус. Впрочем, они не особо мешали. Однако идущий первым чародей всегда предупреждал о подобном сюрпризе и предупреждение его ползло по цепочке к замыкающему – Боромиру.

Миновали еще ответвления вправо и влево; вскоре заметили и первую летучую мышь.

– Ну, други, крепитесь, – вздохнул Тарус. – Начинается.

Вода стала немного холоднее. Тем, у кого худые сапоги, завидовать не приходилось.

– Осторожно! Железка! – предупредил в очередной раз чародей. Слова его повторились несколько раз, факелы заботливо осветили коварную помеху.

– Железка!

– Осторожно!

– Глядите! Во, здоровущая!

Железка была длиной с локоть и торчала из потолка ровнехонько посреди хода.

– Железка, Непоседа! – сказал, полуобернувшись, Вишена.

– Угу, – буркнул не поднимая головы Боромир и с размаху боднул неподатливый стержень. Послышался тихий звон.

– Э-эх, ма! Так тебя через это самое! – взревел во всю силу своих могучих легких лойдянин.

Вишена растерялся – он-то предупреждал!

Все стали.

– Что там? – спрашивали передние обеспокоенно.

Им объяснили:

– Ватаг железяку забодал!

– Жив, Непоседа? – поинтересовался издалека Тарус. Купава протиснулась мимо Славуты с Вишеной и, отобрав у Боромира полуобгоревший факел, рассматривала пострадавший лоб ватажка.

Боромир отделался дешево, даже крови не было. А звон случился знатный!

Дальше шли поосторожнее. Попалось еще несколько летучих мышей; одна долго металась перед факелом Таруса, то и дело исчезая впереди, во тьме и всякий раз возвращаясь бесшумной тенью-призраком. Миновали третий после шахты перекресток. В правом коридоре сильно шумела вода, словно там сверху низвергался небольшой водопадик. Пошли прямо и шагов через триста путь преградил завал.

– Вот те раз! – расстроился Тарус. – Почти уж дошли до второй шахты, минут пять бы еще… Вот незадача!

Перед самым завалом из пола кто-то ловко вынул квадратную каменную плиту. Внизу виднелся такой же ход; туда, тихо журча, тонкой струйкой стекала вода.

– Гляди-ка! Тут и нижние ярусы имеются! Лабиринт-путанка, да и только, – сказал Боград. Из-за плеч передних, вытягивая шеи, выглядывали венеды. В низком коридоре это выглядело забавно – вытянутые вбок шеи.

– Неохота что-то вниз, чародей, – проворчал из второго «ряда» Вавила. – Спустимся, а дыру, поди, снова закроют.

– Кто?

– Да уж найдется погань какая-нибудь. Закрыли ведь уже раз!

– Дак то ж наверху, под небом ясным, там всяких тварей полно, и людей, и зверья…

– Коли нечисть захочет, и под землей отыщет. Черт горами качает, знаем!

Вавила препирался с кем-то из своих; чародей не встревал в спор.

Тем временем Яр, заглядывая в дыру, кинул вниз почти уж догоревший факел. Тот зашипел во влаге, зафыркал и погас.

Тарус шагнул к завалу и присел, разглядывая его вблизи.

– Хо! Други, да это не просто завал! – молвил он слегка даже изумленно. – Руками это сделано, не ведаю уж, человечьими или чьими еще, но руками!

Все щели неведомо кто тщательно забил камнями, щепками, замазал глиной, законопатил липкой коричневой пакостью наподобие смолы. Попытались развалить или хотя бы проковырять – пустое, сработали на совесть.

Чародей обернулся к спутникам.

– Ну, что делать-то станем?

Сначала молчали, потом кто-то несмело предположил (кажется, кто-то из чикмов):

– Может, вернемся к боковым ходам? Авось кружной какой путь есть..

Чародей колебался недолго, хотел уж согласиться, сказать, что так, мол, и поступим, и тут за завалом раздались странные для подземелья звуки – неясный глухой скрип, постукивание, щелчки, вроде как ложкой по глиняной чашке, шорох.

– Назад! Негромко, но властно прошептал Тарус. Путники мгновенно и безмолвно отступили. Уже на перекрестке чародей подумал: «Как же эти звуки из-за завала доносятся? Ерунда какая-то, не должны они ничего услышать, коли за завалом кто копошится. Но что это? Ладно, шорох – вода журчит, да камень глушит и журчание в шорох оборачивает. Или, может, каштан какой по дну течением тащит. Ну, мышь может скрестись-постукивать, даром если летучая. Может ведь? Или та же вода капает на деревягу. Но скрип-то, скрип, ровно дверь на ветру – что может так звучать? И почему он, Тарус, так вдруг испугался? Будто огнем опалили. Наваждение прямо…

Спутники тем временем совещались в который из коридоров податься – в правый, или же в левый. В правом по-прежнему шумела вода и все склонялись к мысли, что в левый. Боград попытался втолковать что-то насчет «черт вечно на легкую дорожку подталкивает», но успеха не поимел. Все сомнения быстро и просто разрешил Боромир, поднеся факел к стене.

– Что тут гадать? Глядите!

Вглубь левого коридора, в кромешную тьму, указывала нарисованная на влажной кладке стрелка. Под ней начертали всего одно слово: «Базун».

Все притихли. Вишена потрогал стрелку пальцем.

– Мел. Дулебская крейда, с желтизной, – молвил он тоном знатока.

– Двинули! – скомандовал чародей и споро зашагал по стрелке-подсказке. Когда все спутники углубились в левый ход последние двое – Вишена и Боромир – переглянувшись, разом поднесли к надписи и стрелке свои мечи.

Ни искры не родилось в глубине волшебных изумрудов, надпись была чиста.

Витязи-храбры отправились вослед товарищам и основной коридор опустел, окунувшись во мрак.

Сначала ход вел прямо; изредка в стенах встречались неглубокие ниши, обыкновенно там хватало всякого хлама, принесенного потоком воды, однако встречались и пустые, словно вычищенные. Позже путники несколько раз свернули. Вишена, не привыкший ориентироваться под землей, не видя солнца, окончательно утратил направление. Тарус ведет, ну и пусть.

Боромир топал сзади, расплескивая ручей-воду. На очередном повороте дождем, неистовым летним ливнем, откуда-то сверху, из черноты хлестали упругие водяные струи. Втянув головы в плечи путники проскакивали эту купель чем побыстрее.

– Кто там говорил, что в этом коридоре посуше? Подайте-ка мне его! – ворчал Вишена, без особого, впрочем, недовольства.

– Стойте! – донеслось от головы шествия. В ноздри ударил удушливый неприятный запах. Боромир с Вишеной протиснулись к Тарусу, миновав всю цепочку.

– Что там?

Тарус принюхивался, шмыгая носом и прикрыв зачем-то глаза.

– Смерть-воздух, что ли? – предположил Боград. – В шахтах да копях такое случается: надышишься, и все. Почитай, пропал…

– Не похоже, – покачал головой чародей. – Смерть-воздух пахнет иначе. Ну-ка, други, давайте быстро! Проскочим, авось пронесет!

И впрямь проскочили. Неприятный запах остался позади, а путники скоро уперлись в стену, дойдя до тройного перекрестка. Прямо здесь хода не было, только влево или вправо. Свернули направо. Тарус не колеблясь выбрал направление.

Шагов через пятьсот коридор опустился на два с лишком локтя, и пол, и потолок. Путники, пригибаясь еще сильнее, спустились по шаткой металлической лесенке.

– Ишь ты! – удивился практичный Роксалан. – Чего удумали – лестницу из железа сотворить. Два меча, поди, извели, а то и все три…

– Гляди: осерчал! – засмеялся беспечно Дементий. – Тебе-то что? Чай, не твои мечи.

– Негоже металл зря переводить, – покачал головой Роксалан. – Могли бы и деревянную… того и гляди – ложки станут железные мастерить, чаши, телеги…

– Деревянная сгнила бы, – уверенно молвил Дементий, глянув на лестницу. – Клянусь Даждьбогом!

За спуском коридор сворачивал вправо. Вода тут уже не текла – стояла, как в болоте, поддерживая на плаву щепки, труху, сухие листья и прочий мусор. Путники брели, хлюпая, по голень в мутной жиже. Брести так, однако, пришлось недолго – то ли подъем незаметно пошел, то ли еще что, но вскоре лужа обмелела и вовсе пропала, а под ногами тек-журчал маленький слабый ручеек, как и раньше. Темные стены сочились влагой – и как только старая кладка ее выдерживала, не поддавалась?

Не замешкался и следующий спуск, на этот раз более глубокий, в добрый человеческий рост, а то и побольше. Вниз вела длинная лестница, тоже металлическая.

– Гей-гей, Роксалан! Гляди не свались: тут уж мечей дюжины две наберется! – хохотнул язва-Дементий. Роксалан только удрученно отмахнулся.

Сверху едва пробивался слабенький свет.

Оказалось, что в самом низу есть еще один ход, на третий, нижний ярус. Второй, средний, вел вправо; нижний – влево.

Тарус сперва повел по среднему – пролезть в нижний, как ни странно, мешала тяжелая лестница. Когда Вишена спускался, за рукав ему затекла коварная струйка неприятно-холодной воды и он сердито зашипел.

Прямой коридор живенько завел в глухой тупик, оставалось одно-единственное ответвление вправо. Сунулись туда. Коридор долго тянулся прямо, после чуть изогнулся, плавно-плавно, так и не разветвившись.

Закончился он тоже тупиком.

Тарус мрачно смотрел на монолитную плиту, насмерть вмурованную в оконечность стен. Хода тут не было никогда, виделось и слепцу.

– Эге! Да тут наверху дыра! – Тарус догадался поднять взгляд горе. – Ну-ка, приподнимите меня!

С факелом в руке чародей высунулся в небольшое квадратное окно, если дыру в потолке считать окном. Вперед уводил коридор, неотличимый от всех предыдущих; позади встала неровная стена.

– Полезли!

Путники один за другим выбирались наверх, на первый уровень.

– Стойте-ка, други! – чародей присмотрелся. – Так и есть! Это тот завал, от которого мы воротились.

– Не может быть! – поразились сразу несколько воинов, успевших выбраться наверх. Из дыры как раз лез Яр.

– Посветите-ка! – попросил он, присев на краю. Тарус протянул ему пылающий факел. Яр, смешно перекосившись, заглянул вниз.

– Точно, чародей! Вона, головешка внизу валяется, какую я тогда бросил.

Тарус секунду поразмыслил.

– Подождите тут, мы мигом. Боград, Роксалан, за мной!

Быстро достигли перекрестка. В правом коридоре все так же безудержно шумела вода, но никто боле не обольщался на этот счет – не успели еще просохнуть после вынужденного купания, пусть и короткого. Надпись со стрелкой в левом коридоре нашлась сразу – свеженькая, белая.

– Водит… – прошептал глухо Роксалан и нервно оглянулся. Враз стало как-то тревожно и неуютно.

– Тише, Роксалан, – прервал чикма Тарус. – Молчи-знай. Не буди лихо, пока оно тихо. Пошли назад, нижний ярус испытаем.

Вернулись к завалу, знакомой дорогой живо дотопали до длинной лестницы. Сдвинули ее, поднатужившись. Коридор, по которому они впервые вышли сюда, убегал вверх и влево. Нижний продолжался, вроде бы, прямо.

– Готовы? – спросил чародей. – Двинули!

Негромко затюкали подошвы сапог о металлические ступени-перекладины.

«Вниз. Дальше от солнца, от света и тепла. В сырую глубину подземелий… Что-то летучих мышей не видно боле, появились перед завалом и пропали…» – думал Вишена рассеяно, перехватывая ладонями влажный металл. На этот раз коварная струйка с верхнего яруса угодила ему прямо за шиворот.

– Ух-х, ты-ы! – взбодрился Вишена.

– Чего? – вопросительно уставился на него сверху Боромир. На лбу его красовался продолговатый синяк, выглядевший в неверном свете пламени совсем черным.

– Да ничего… – ответил со вздохом Вишена. – Вода холодная.

– Держи факел, – сказал Боромир и протянул горящую ветвь, берясь другой рукой за перекладину лестницы.

Когда они скрылись в ходе нижнего яруса тьма надолго поглотила верхние коридоры. Лишь здесь, над лестницей, едва-едва пробивался сверху слабенький дневной свет.

Вдали затихали шаги, плеск и чавканье; Боромиров отряд забирался все глубже и дальше, в самое сердце горы, хотя никаких гор в степи, конечно, не было и в помине.

Этот ход мало отличался от предыдущих – та же древняя кладка, тяжелые капли на влажных стенах, низкий полукруглый свод, только воды, грязи и ила на полу скопилось побольше. Сапоги вязли, подземелье коварно сдергивало их с ног путников. Приходилось идти раскорякой, ступая у самых стен, где грязи нанесло не так много. Да еще голову не забывай пригибать, ход-то низок! Посмотрел бы кто на них – со смеху помер бы, точно. Скоморохи на ярмарках, и те так не ходят…

Воздух здесь был более сперт, чем наверху, даже факелы горели не так ярко, шипели погромче, да часто фыркали на падающие с потолка капли.

Боромир ушел во главу цепочки, к Тарусу; последним шагал теперь Вишена. С факелом идти оказалось веселее: при свете и ступать удобнее, и стены рассмотреть можно. Совсем не то, что в потемках, наугад-наощупь, широко раскрывая глаза. Правда, неуютно давил смыкающийся за спиной мрак… Ранее позади топал-хлюпал Боромир-Непоседа, витязь крепкий и надежный, теперь же приходилось поминутно оглядываться. Пожарский обратился во внимание: губы сжаты, глаза прищурены, ухо востро… Вроде бы все спокойно, позади тяжкой пеленой клубится и оседает непроглядная темень, едва потревоженная светом тройки факелов. Подземелье, страна вечной ночи…

Ход никуда не сворачивал и не разветвлялся. Слабый уклон ясно давал понять, что путники спускаются все глубже и глубже. Тарус вел уверенно и невозмутимо, словно из гридны в сени.

Смутное чувство опасности и беспокойства охватило Вишену спустя часа три с лишком. Наползало оно, вроде бы, сзади. Путники почему-то ускорили шаг, не сговариваясь, хотя все давно уже притомились не на шутку. Почувствовали, что ли, эту чертовщину за спиной? Вишена не был уверен. Может, и так.

Оглядывался он теперь вдвое чаще. Что там, позади, гром и молния? Чу! Воды ли плеск? Послышалось ли?

Скосил глаза на изумруды – темны, как мрак подземелий. Однако успокоение не пришло. Вишена давно понял: волшебные каменья реагируют лишь на СВОЮ нечисть, на создания ЕГО, Вишены, мира.

Эх, ноги-ноги, выручайте! Хотя, куда бежать-то? Коридор, он и есть коридор. Эта тварь, что позади, все одно нагонит, ежли бегает как следует, быстро. Хорошо еще, что ход узок да невысок, знать, тварь не особо велика…

«Стоп! – подумал Вишена, оборвав скачущие в ритм шагам мысли. – Стоп! Откуда я знаю о твари?»

В этот же миг то, что сидело у него внутри, царапалось, шипело и нашептывало, вдруг сжалось в упругий комок, скукожилось и отступило. Отступило, но не ушло. Притаилось, ждет.

Холодный пот прошиб Вишену. Сильна тварь! Не заметил как грызть начала, как внутрь пробралась, в мысли, в разум. Эх-ма, Тарус далеко, уж он бы дал твари, надолго запомнила бы!

Впопыхах никто не заметил, как кладка сменилась диким камнем; не обратили внимания и на изменившееся эхо. Путники, скорчившись в три погибели, бежали теперь ходом, прорубленным прямо в гранитной скале и спустя несколько минут ворвались в пещеру. Велика ли она была – попробуй скажи. Света трех факелов хватало лишь на то, чтобы отогнать мрак от части стены и отверзнутого зева хода, откуда только что вырвались люди, гонимые непонятным страхом.

– Стойте! – окликнул Тарус кинувшихся было врассыпную путников.

Огляделись – стало немного легче. Теперь их снова много, почти два десятка. В узком коридоре, когда видишь лишь того, кто впереди, да ощущаешь присутствие того, кто сзади, казалось, что больше никого и нет. Теперь все в порядке – вот все, стоят, глаза злые, руки цепкие, отсветы тусклые на клинках. Вон нас сколько!

Из хода кто-то упрямо лез, гнал перед собой волну липкого противного ужаса, однако волна разбилась о сталь клинков и холодную людскую решимость.

Путники застыли полукругом шагах в пятнадцати от хода.

Когда тварь показалась изумруды на мечах Боромира и Вишены вспыхнули так ярко, что осветили всю пещеру. Она оказалась огромной – сотни шагов в поперечнике. Свод терялся далеко вверху.

Было совсем тихо, но каждый ощутил неприятный толчок в уши, от которого размякали мышцы и оживали всякие полузабытые детские страхи. Тварь разевала клыкастые пасти и беззвучно хлопала огромными кожистыми крыльями.

«Летучая мышь? – вяло подумал Вишена. – Но почему у нее три головы? Почему лапы боле походят на медвежьи, и зубы остальному под стать?»

Меч едва не вывалился из ослабевшей руки Пожарского.

Со стоном упала Купава – сначала на колени, потом набок. Бессильно опускались руки. Схватился за голову Боград, впервые в жизни выронив меч и кинжал.

Отряд словно засыпал стоя, охваченный страхом и оцепенением.

– Яр! – прошептал едва слышно чародей и вцепился отроку в плечо – намертво, как ястреб в утку. – Только не вырони меч, слышишь, Яр! Слышишь?»

Тарус, не отнимая руки, крепко зажмурился и сжал зубы, отгоняя противную слабость. Черты лица его заострились, дыхание стало ровным и спокойным.

Тварь вздрогнула.

Саят Могучий страшно закричал и ничком рухнул на пушистый ковер, устилающий дно кибитки. Длинная его трубка откатилась вбок, несколько тлеющих комочков выпрыгнули на свободу.

Когда в кибитку сунулся слуга-Нурали огоньки уже успели проесть в ковре небольшие дыры; было серо от дыма.

– Могучий! – позвал Нурали и, кашляя, упал рядом с шаманом. Перевернул на спину, заглянул в лицо – глаза пусты и безжизненны, как бесплодные южные пустыни. Однако, дышит.

Подхватив его подмышки, Нурали, часто мигая отчаянно слезящимися глазами и едва живой от удушья, поволок хозяина прочь из кибитки.

Чистый степной воздух показался сладким, словно персик. Стойбище встревожено гудело, печенеги растаскивали деревянные повозки подальше от пылающего жилища Саята могучего.

Пламя сожрало кибитку шамана в несколько минут.

Корреспондент Тарус/Т по каналу непрерывного сканирования вклинился в ментальную цепь корреспондента Саят/С. Использована дробная биочастота. Всю энергию активно подпитанного по амплитуде сигнала корреспондента Саят/С Тарус/Т дважды прогнал по цепям усиления, доведя до мощности 16, 5 бВт, и разрядил через себя за 0, 002 мксек.

Естественное эхо повысил до нормальной (целой) биочастоты и смикшировал на канал непрерывного сканирования, подканалы приема и управления корреспондента Саят/С точно в фазу. (погрешность 0, 006%) Результат: мощный управляющий сигнал корреспондента Саят/С дважды усилен и использован в качестве ментального удара. Мощность в 1500 раз превышает смертельную для человека и в 7000 раз для крупных млекопитающих. Ввиду использования дробных биочастот захвата корреспондент Тарус/Т не пострадал. Эхо-сигнал сжег приемные и управляющие цепи корреспондента Саят/С. Уцелевшие ментальные цепи Саят/С заблокировал и впал в кому (предположительно на 3-4 местных суток, 50-65 ач).

Примечание: Излученный передатчиком сигнал превысил паспортную номинальную мощность на 4, 1 бВт. Передатчик и антенные контура не пострадали.

Конец отчета.

Далеко на северо-западе, на каменистом берегу Лербю-фиорда, в селении датов, тяжело заворочался во сне и хрипло задышал старый колдун Расмус.

Тарус-чародей открыл глаза. Вишена, Боромир, Дементий и Роксалан кромсали мечами крылья и лапы твари; та злобно отбивалась, но двигалась вяло и неуверенно, не то что раньше. Рядом вертелся Славута, улучая момент для доброго удара. Остальные воины стояли поодаль – им не хватало места, чтобы биться, но каждый готов был вмиг прийти на помощь. Соломея склонилась над все еще лежащей Купавой.

Тарус обнаружил, что до сих пор сжимает плечо Яра; хлопец преданно таращился на него.

– Убей ее! – тихо сказал чародей, указывая на тварь, и юноша молча сжал короткий меч. Войны расступились, пропуская его.

Тварь еще далеко не сдалась, когти и зубы рвали воздух, а если удавалось, то и живую плоть людскую. Три головы, пара лап и шершавые, раздирающие кожу крылья поспевали всюду. Но вот одно крыло перерублено пополам, повисло и другое, сломанное тяжелой булавой великана-Омута.

Скоро все было кончено: тройной меч-кинжал Яра по самые рубины воткнулся в шерстистую грудь твари, прямо в сердце, если эта тварь имела сердце.

Холодное дыхание опалило людей. Погасло сияние чудо-изумрудов. Вздрогнула земля.

Путники отшатнулись, отступили назад, изумленно распахнув глаза. Ненадолго воцарившаяся тьма отступила. Откуда-то снизу надвигался рассеянный кроваво-красный свет, мутноватый и неверный. Низкие бормочущие звуки всколыхнули застоявшийся воздух пещеры. Рубиновый меч на глазах распался на три сверкающих кинжала; кинжалы эти вспороли тело поверженной твари и та осыпалась темными хлопьями, исчезла. Светлыми краткими молниями кинжалы канули вглубь, под землю, прямо сквозь камень, а посреди пещеры, невысоко над полом остался висеть крупный рубин цвета заката. Гул и вой усиливались.

Вдруг закричал Яр – приросший к пальцу перстень теперь легко соскользнул, хлопец не смог сдержать крик, подняв перстень над головой.

– Брось его! Брось туда, – прохрипел еще не вполне пришедший в себя чародей.

Пещерный полумрак перечеркнула красная светящаяся дуга и рубин перстня завис рядом со своим братом. Они стали медленно опускаться, две красные горячие точки. Но на пол они так и не упали.

С низким гулом, зловещим, как затмение солнца, встала перед путниками громадная бесформенная тень. Не стало боле колдовских рубинов – горела в неплотной темноте пещеры пара кроваво-красных глаз. Что за создание, бесконечно древнее и бесконечно чужое, настолько чужое, что, исходящий от него невольный ужас даже не способен как следует напугать человека?

Путники замерли, оцепенели, глядя на эту разбуженную тень, завороженные взором красных ее очей.

Так длилось, наверное, долго. Потом ЭТО прошло сквозь них, опалив ледяной пустотой, и ушло в широкий коридор на противоположном краю пещеры. Люди мало-помалу очнулись.

– Ну и ну! – пробормотал хрипло Боромир, утирая чело, и заперхал: в горле пересохло, словно не пил он давным-давно.

Взгляды обратились к Тарусу и тот не стал ждать вопросов.

– Тише, други! Пытать будете после. Ушло оно в единственный коридор, ведущий к поверхности. Мы ему неинтересны: сами видели, прошло, не заметило. Стало быть, за ним!

– А Книги? – спросил Боромир, все еще покашливая.

Тарус указал рукой на тот же ход:

– Книги там, на полпути к солнцу!

И путники двинулись за пробудившейся от векового сна Тенью, сжимая оружие и факелы. Без меча остался только Яр, гадая, как же произошло, что впору говорить всего лишь «пять», а клинка, состоящего из СЕМИ кинжалов-частичек, вместе с рубинами, к коим он так привык, боле нет.

Боромиров отряд шел к поверхности. Туда же скользила и красноглазая призрачная Тень. Скоро миновали разрушенную Бролином и Магнусом кладку и Тарус убедился, что их действительно опередили – Книг в знакомой пещере с гладкими стенами и полом уже не было. Делать нечего – направились дальше, за Тенью.

Все чаще попадались пятна крови, застывшие тела, людей, видимо северян, и песиголовцев. Тарус наконец понял чей скелет они с Вишеной, Боромиром и Яром видели в пещере рубинового клада. Песиголовца, конечно… Чародей хмурился – вокруг Книг завязалась какая-то смертельная игра-охота. Путники притихли, след в след ступая за Тарусом.

И вдруг из темноты бокового тоннеля высыпал отряд собакоголовых, потрясая мечами. Зазвенело железо, Вишена отбивал сыпавшиеся удары, уворачивался и рубил, рубил, рубил… Вскрикнул рядом кто-то из друзей, тонко закричала Соломея, упал окровавленный Тикша, заслоняя девушку от узкого меча. Вишена рванулся туда, но секира Славуты уже спела кому-то последнюю песню и на тела друзей упали тела песиголовцев. Но убиваться некогда, снова сверкает рядом вражий клинок…

Песиголовцы исчезли все разом, минуты через три. Отступили в темноту бокового коридора, и скрылись.

– Все целы? – спросил издалека Боромир.

– Тикшу с Соломеей убили, – глухо сказал кто-то.

– А Радислав где? – спросил Боград. Ему никто не ответил.

А Тень, древний ужас рода собакоголовых, тем временем достигла пещеры, где кипела другая жаркая битва. Даты толком ничего и понять не успели: почти уж истребили их хунткоппы, и вдруг исчезли все до одного, будто по волшебству. Тень погнала прочь более чувствительных песиголовцев; за ними отступали, поспешая, и уцелевшие даты, узрев черную фигуру с пылающими глазами. Ларец бережно несли два воина-дата.

Насмерть перепуганные песиголовцы недалеко от поверхности столкнулись с дружиной, возглавляемой Позвиздом и Заворичем. Ужас, внушаемый Тенью песиголовцам, придал им сил и они обрушились на ратников с утроенной яростью, с кровью продрались сквозь строй лойдян и венедов, пажан и чикмов. Дружина отступила к выходу, чтобы принять бой на просторе, под звездами, однако прорвавшиеся на поверхность песиголовцы разбегались кто куда, растворяясь в окрестных холмах и долинах, которые знали вдоль и поперек. Следом за ними выскользнули и даты, почти без боя, краем только схлестнувшись с десятком венедов. Несколько взмахов мечами – и даты, недолго думая, повернули к северу, обогнули ближнее из озер, и что есть духу припустили к далекому еще лесу, унося ларец с Книгами.

Потом вынырнула Тень и дружина, напугавшись, откатилась от входа в пещеру на добрые триста шагов.

А к выходу уже поспевал боромиров отряд, не ведая, что происходит впереди, но кое о чем догадываясь. На всякий случай стали недалеко от выхода и вслушались в шум снаружи.

Уже успела опуститься ночь; над миром повисли колючие светляки звезд, желтый лоснящийся месяц, похожий на ноздреватый ломоть сыра, освещал землю ровным призрачным светом.

Так получилось, что Тень выплыла под открытое небо ровно в полночь.

Леденящий душу вой потряс горы, перекрывая нескончаемый рев водопада. Встал у пещеры, развернулся черный неистовый смерч, оперся о землю, сунул косматую макушку в темный провал хода и мигом вытащил на поверхность затаившихся у выхода людей – Боромира и его отряд, всех до единого. Хотя искал смерч только лишь Яра-мальчишку.

Вой перешел в грохот; меж звезд, раскалывая небо, скользнула красная ветвистая молния. Смерч разложился надвое, словно разрубленный озорником гриб, тая на глазах.

Разом все стихло. Одинокий шум водопада показался всем полной тишиной. Черная воронка пропала, как и не было, Яру же на спину и плечи опустился длинный черный плащ.

Опешившая дружина приходила в себя.

– Боромир! Омут! Други! – послышался радостный крик Заворича. – целы! Гей-гей!

Воины-дружинники бросились к ватажку и его спутникам.

– Заворич! Позвизд! – всплеснул руками Непоседа и счастливо улыбнулся. О Книгах ненадолго позабыли.

На Яра удосужился взглянуть лишь Тарус-чародей.

Черный, как безлунная осенняя ночь, плащ пеленой ниспадал с плеч юноши-лежича; на груди серебрилась крупная овальная застежка, кажется, покрытая замысловатой тонкой резьбой, не различишь в потемках. На ней искрились в свете многих факелов вправленные каменья-рубины, крупные, один краше другого.

– Что это, чародей? – нетвердым срывающимся голосом спросил Яр.

Тарус промолчал, поджав губы.

Четверку всадников на волках, застывшую на вершине ближайшего холма, не заметил даже Тарус. Да и мудрено было ее заметить.

В пещерах, недалеко от выхода, лойдяне похоронили погибших. Среди них четверых из отряда, что шел с Боромиром через подземелья – Радислава, Акилу, Тикшу и Соломею. Была ли это плата за преодоление напастей или просто смерть в бою? Во всяком случае, покончив с семью напастями боромиров отряд недосчитался семерых. И с каждым разом удары нечисти становились все точнее.

Пока разобрались что к чему, узнали о датах и песиголовцах, северяне-мореходы успели уйти с ларцом далеко на север, в леса. Страх придал сил да быстроты и им.

В погоню наладилась вся боромирова рать едва рассвело. Следом, стараясь ничем себя не выдать, поспешили три с половиной сотни песиголовцев, изготовившиеся к дальнему походу. К этому времени они успели оправиться от навеянного Тенью страха и наблюдали за дружиной с холмов.

Совсем уж позади всех неторопливой рысцой трусили крупные черные волки, неся своих молчаливых крылатых всадников.

Погоня началась.