— Я видел.

— Теперь они хотят гарантий, что отставные члены Круга сохранят хороший тон и не превратятся в выдающиеся нежелательные элементы.

— У нас такое в первый раз… в такой форме!

— Разумеется, — улыбнулась Дуайенна. — Обычно у них хватает порядочности воздержаться от антиобщественных поступков в первые недели… а богатство хорошо маскирует большинство несоответствий в поведении. Однако наши обвинители утверждают, что мы либо недостаточно тщательны при отборе и допускаем к себе неправильных людей, — а это смешно, — либо плохо проверяем людей при выходе из Круга — а это уж совсем смешно. Первое — потому что отбором занимаюсь я, второе — потому что нельзя запустить человека на полстолетия в будущее и ожидать, что он приземлится на ноги и будет разумен и приветлив, как всегда… какую бы подготовку с ним ни провели. Наши люди хорошо выглядят просто потому, что они вообще, как правило, не привыкли что-нибудь делать.

Мур и Юнгер были в достаточной степени нормальны и знали друг друга достаточно поверхностно. Оба внимательнее обычного следили за тем, как их миры уходят в историю, и оба были чрезмерно чувствительны к этим изменениям. Тем не менее мы имеем дело с межличностной проблемой.

Эндрюс молчал.

— На мой взгляд, мы имеем дело с элементарной мужской ревностью — непредсказуемая человеческая вариация. Предусмотреть такой конфликт я не могла. К переносу во времени он отношения не имеет. Не так ли?

Эндрюс не ответил.

— Таким образом, никакой проблемы нет, — продолжала она. — Мы не выпускаем на улицу Каспаров Хаузеровnote 20. Мы просто переносим состоятельных людей с хорошим вкусом на несколько поколений в будущее — и они хорошо там устраиваются. Наша единственная ошибка была предопределена обострением мужского антагонизма, который носил взаимный характер и был вызван присутствием красивой женщины. Вот и все. Вы согласны?

— Он считал, что умирает навсегда, — проговорил Эндрюс. — Мне даже не приходило в голову, что он может не знать Всемирного Законодательства…

— Это несущественно, — отмахнулась Дуайенна. — Он продолжает жить.

— Вы бы видели его лицо, когда он очнулся в клинике!

— Лица меня не интересуют. Я их слишком много видела. Наша задача — сфабриковать проблему и решить ее, чтобы доставить правительству удовлетворение.

— Мир меняется так быстро, что и мне самому приходится перестраиваться чуть ли не ежедневно. Эти бедные…

— Некоторые вещи не меняются, — сказала Мэри Мод, — но я вижу, к чему вы клоните. Весьма разумно. Наберем группу независимых психологов, пусть придут к выводу, что Кругу не хватает совместимости с настоящим временем, и дадут рекомендации отвести один день в году для терапевтических целей. Проводить его будем каждый раз в другой части света — где не проводили балы. Множество городов желает получить концессии. Пусть это будут простые установочные контакты с местными жителями, самое легкое времяпрепровождение. Вечером — небольшой ужин, простые и приятные развлечения, потом, конечно, танцы, — танцы полезны для психики, они снимают напряжение. Я полагаю, это удовлетворит всех, кого это касается. — Последнюю фразу она произнесла с улыбкой.

— Я думаю, вы правы, — сказал Эндрюс.

— Разумеется. Когда психологи напишут свои тысячи страниц, вы из них сделаете несколько сотен: обобщите их выводы и изложите в виде резолюции, которую мы представим совету директоров.

Он кивнул.

— Благодарю за ваши предложения.

— В любое время. За это мне и платят.

После его ухода Мэри Мод надела свою черную перчатку и сунула в камин еще одно полено. Деревянные дрова с каждым годом все дороже и дороже, но она не верила беспламенным обогревателям.

Лишь через три дня Мур достаточно оправился для того, чтобы вновь погрузиться в сон. Когда подготовительная инъекция уже притупила его чувства и глаза закрылись, он подумал — что за новый судный день встретит его при пробуждении? Впрочем, он был уверен: какие бы изменения ни принес новый год, его кредит будет в полном порядке.

Он спал, мир проплывал мимо него.

Загрузка...