Клад под могильной плитой

Глава VII ТАИНСТВЕННЫЕ МОНЕТЫ

Миновав мелкие сосенки, Сережка и его спутницы вошли в лес, где стояли огромные, толстенные сосны. Один ствол даже втроем не обхватишь — во всяком случае у Сережки, Таськи и Татаськи рук на это не хватало, требовалось еще Ваську приглашать, но его тут не было. А верхушки этих деревьев-великанов были так высоко, что, казалось, до самых облаков достают. Конечно, Сережка понимал: до облаков, наверно, несколько километров высоты, а сосны, самое большее, метров на сорок вырастают, но все равно — впечатляло.

Сосны эти росли тут много-много лет, во всяком случае уж больше ста. Потому что вчера, когда дядя Толя водил гостей по своему «терему», он показал бревно намного тоньше этих и сказал, что оно раньше было столетним деревом. И еще тогда же дядя Толя сообщил, что столетнее дерево считается «спелым», то есть его уже можно свалить и распилить на доски. А потом, после ста лет, деревья называются «перестойными», начинают болеть, гнить на корню изнутри и, в конце концов, падают сами по себе или от дуновения легкого ветра.

Сережку страшок пробирал по этому поводу: а вдруг какая-нибудь «перестойная» грохнется им на головы?! Успокаивало только то, что ветра нет вообще, и только птицы, изредка перепархивающие с ветки на ветку, пошевеливали воздух движением крыльев.

Вообще тут, в лесу, можно было много интересного увидеть. Например, задрав голову, поглядеть, как дятел в красной «шапочке» долбит кору сосны, выклевывая из-под нее всяких вредных жучков. Иногда он тюкал редко, а иногда часто, даже создавалось впечатление, будто он морзянку выбивает на неизвестном языке. На другой сосне глазастая Таська увидела дупло, из которого вылезла рыжая белка да и ускакала куда-то по веткам.

Но, к сожалению, надо было не за животным миром наблюдать, а дело делать — дрова собирать. Сначала нашли большую сухую ветку, должно быть, обломившуюся с одной из сосен. Эта ветка была почти как целое дерево, во всяком случае она намного превосходила по размерам те молодые сосенки, которые росли на склоне холма. Тащить ее целиком оказалось слишком тяжело и неудобно, поэтому Сережка разрубил ветку на две части, и Таська с Татаськой поволокли их к берегу. А сам Сережка пошел в лес поглубже и обнаружил довольно длинную засохшую елку, которая лежала на земле с вывернутыми корнями.

Сережка сперва подумал, что может эту елку сам утащить за один раз — она была хоть и длинная, но не очень толстая. Однако оказалось, что у нее не все корни из земли вывернулись, и Рябцев решил их обрубить. Он стал тюкать топориком, а заодно помаленьку откапывать корни из земли, благо до них было не очень глубоко добираться. Наконец, когда Сережка отрубил последний корень и отодвинул елку от ямки, стряхнув с корней остатки почвы, то увидел, как вместе с комками сырой земли в ямку упало нечто плоское и круглое, не похожее ни на камешек, ни на деревяшку.

Из чистого любопытства Сережка выковырял эту штуковину из ямки и стряхнул с нее налипшую землю. Тускло блеснул красновато-желтый металл. Монета! Старинная! Может быть, золотая?..

Нумизматикой Сережка никогда не увлекался, и настоящие старинные монеты видел только в музее, да и то через стекло. Да и вообще он в них ничего не понимал. Но в том, что эта монета старинная, а не современная российская, и даже не советская, не сомневался. Потому что хорошо знал, что на российских монетах изображен двуглавый орел, а на советских — герб с глобусом и колосьями. А по краю и у тех и у других был ободок, а по ребру — рубчики. Еще эти монеты имели форму правильных кружков, а вот старинные, которые Сережка в музее видел, больше походили на пластмассовые пуговицы, которые погладили очень горячим утюгом. И ободков у них не имелось, и рубчиков на ребре. Точно, как и у этой, которая сейчас лежала у Сережки на ладони.

Что было на этой монете изображено, Сережка так и не понял, но мог бы поклясться, что не орел и не советский герб. И вообще, где там «орел», а где «решка», тоже было непонятно. Но вот одна сторона монеты имела выпуклую форму, а другая — вогнутую, к чему это?

Монета из красновато-желтого металла могла быть и золотой, и медной. Но Сережка знал, что медь, даже не очень долго пролежав в сырой земле, покрывается зеленым налетом — окисляется. Как железо — ржавеет. А на этой никакого зеленого налета не было. Стало быть, она золотая?!

Сережкины мозги сразу стали соображать быстрее. Откуда здесь, в лесу, могла взяться старинная золотая монета? Ясно — от тех купцов, которых грабили разбойники, жившие тут во времена Ивана Грозного. Значит, легенда, которую рассказывал дядя Толя, не совсем выдумка или сказка. Может, отсюда недалеко до мест, где стояли разбойничьи села?.. И даже до того тайного кладбища, где разбойники закопали свои сундуки с золотом и серебром?!

Конечно, Сережка мог бы еще много чего придумать, но тут откуда-то с опушки послышался зычный мамин голос:

— Ау-у! Сережа-а!

— Я тут! — отозвался Сережка и поскорее сунул монету в карман шортов, который застегивался на «молнию». Неизвестно почему, но ему не захотелось показывать маме свою находку. Не то чтоб он боялся, что мама монету отберет или тем более выбросит — не дура ведь у него мама, чтоб золото выбрасывать! Просто Сережка решил, что он эту монету оставит у себя, дождется, когда на остров приедет дядя Толя и покажет монету ему. Потому что остальным показывать монету без толку — все равно ни мама, ни папа, ни дядя Витя с тетей Клавой, ни Таська с Татаськой ничего умного не подскажут.

Запрятав монету, Сережка запихнул топорик в чехол, поспешно ухватился за елку и поволок ее к опушке. Там около сосенок обнаружилась мама, которая в полном восторге от изобилия грибов срезала их ножичком и грузила в большой полиэтиленовый пакет.

— Невероятно! — воскликнула она, увидев Сережку. — Тут столько маслят, что для всей «эскадры» можно супу наварить!

— А землянику видела? — спросил Сережка, остановившись передохнуть со своей лесиной.

— Конечно! Целая земляничная поляна — ступить некуда.

Таська с Татаськой снова прилипли к землянике.

— Але! — сердито проворчал Сережка. — Я один, что ли, дрова таскать буду?!

— Мы сейчас, — сказала Татаська, у которой даже нос в землянике измазался. — Оставь эту елку, мы ее сами дотащим.

— Хорошо, — согласился Сережка, — но я сейчас еще принесу!

Сережка бросил елку и повернул обратно к лесу. Ему вдруг подумалось, что стоит еще поискать в той ямке, которая осталась от елки. Может, там не одна эта монетка лежала? И быстро пробежав мимо мамы, которая уже полпакета грибов насобирала, младший Рябцев вновь углубился в лес.

То место, где раньше лежала сухая елка, он нашел довольно быстро. Присел на корточки и стал разгребать землю. Но увы — никаких монет там больше не оказалось. Сережка мысленно поругал себя за наивность, — мол, подумал, чудак, будто тут клад зарыт! — и пошел дальше, намереваясь ничего, кроме дров, больше не искать.

Как ни странно, ничего подходящего ему довольно долго не попадалось. Сережка прошел еще метров сто и обнаружил, что лес кончается. Еще немного, и он вышел на восточную опушку, очень похожую на западную, то есть ту, где путешественники решили разбить лагерь. Здесь тоже стояли маленькие елочки и сосенки, но дальше, ниже по склону, была не речка, а стоячая заводь, заросшая камышами и всякой болотной растительностью. Стоячей она была потому, что, оказывается, остров Удачи был вовсе не островом, а полуостровом. То есть напоминал по форме высунутый язык. Слева от Сережки сосновый лес огибала заводь. Где-то там находился перешеек, соединявший полуостров с «материком».

Более дальновидный мальчик на Сережкином месте, наверное, быстренько бы припомнил, что дядя Толя говорил не о полуострове, а об острове, который был обозначен у него на карте. И вряд ли все-таки эта карта была такая неточная, что там не пометили перешеек. Стало быть, «Викторез» и «Джульетта» пришли вовсе не туда, куда намечал дядя Толя, а забрались слишком далеко вправо. Надо думать, что этот дальновидный мальчик тут же помчался бы обратно, чтоб доложить о своем открытии папе, дяде Вите и всем остальным.

Но Сережка обо всем этом как-то не подумал, не побежал обратно, а отправился вдоль восточной опушки по направлению к перешейку.

Довольно быстро Рябцев увидел еще одну елку, размером побольше первой, которая тоже лежала на земле с вывернутыми корнями. Сережка по уже знакомым манерам стал обрубать корни, а потом оттаскивать елку от ямы…

Динь! — послышался тихий металлический звон, и из земли, остававшейся на обрубленных корнях елки, одна за другой на дно ямы упали сразу две монеты, очень похожие на ту, что Сережка нашел у первой елки. Только эти были гораздо меньше запачканы землей.

«Вот это да! — подумал Сережка, торопливо отирая монеты о рубашку. — Теперь их три! Здорово!»

Насчет того, с чего бы это вдруг монеты уже дважды попадаются ему именно под поваленными елками, Сережка как-то не задумался. Важно, что у него теперь есть такие монеты, которые не снились ни Ваське, ни Таське с Татаськой. Настоящие, старинные, можно сказать, — пиратские! Ведь разбойники, о которых рассказывал дядя Толя, были вроде пиратов, только не морских, а речных. Небось все они когда-то — и Сережкин папа, и дядя Толя, и дядя Коля, и дядя Витя, и дядя Олег — в детстве не раз мечтали найти пиратский клад с золотыми монетами. Но они так и не нашли, а вот Сережка — нашел!

Очень довольный собой, Сережка спрятал две только что найденные монеты туда же, куда и первую, а потом потянул елку на западную опушку.

Когда он добрался до сосенок, то увидел со склона, что на берегу уже стоят четыре палатки и горит костер. Мама, как видно, насобирав полный пакет грибов, уже спустилась к костру и начала руководить кашеварными работами. А Таська с Татаськой опять уткнулись в землянику и вроде бы собирали ее в полиэтиленовые пакеты по системе: одну в пакет — десять в рот. Правда, первую принесенную Сережкой елку они уже успели оттащить к костру, и там дядя Витя уже рубил ее на дрова.

— Вот вам еще! — отдуваясь, сказал Сережка, бросив елку около сладкоежек. — А я пошел, надо еще притащить…

— Иди-иди, — съехидничала Таська, — труженик ты наш!

— Сергей-Муравей! — хихикнула Татаська.

Конечно, можно было и наподдать этим злыдням, чтоб не дразнились, но Сережка уже знал, что девчонки сильнее злятся, когда на их насмешки и дразнилки никто не реагирует. И он гордо удалился, даже не обернувшись на жалких пожирательниц земляники.

На сей раз Сережка решил, не забираясь далеко в лес, пройти вдоль западной опушки в сторону перешейка. Несколько сухих веток ему на пути попалось, но подбирать их он не стал — мелковаты показались. Найти бы еще одну елку, хотя бы такую же, как те две первые, — и на сегодня дров вполне хватило бы…

Однако если уж совсем откровенно, то Сережка мечтал найти третью елку не столько для дров, сколько втайне надеясь под ее корнями найти еще одну монетку… Правда, Сережка хорошо понимал, что такого везения не может быть, потому что… не может быть никогда.

Тем не менее, когда почти у перешейка увидел третью елку, он почти побежал к ней.

Обрубая корни, он продолжал твердить, что — ну не бывает таких случайностей три раза подряд! Даже то, что одна монета нашлась, — великая удача, один шанс из миллиона, а тут уже дважды везло… Однако надежда на чудо от Сережки не отлипала, и он поймал себя на мысли, что прямо-таки убежден, будто и под этой елкой его ждет драгоценная находка.

Но все же, когда елка отделилась от земли и Сережка стряхнул землю с обрубков корней, он не поверил ни глазам, увидевшим красновато-золотой блеск старинного червонного золота, ни ушам, услышавшим «динь-динь» сразу трех золотых монет, упавших в ямку.

Шесть! Теперь их у него шесть! Вот это везуха! И вдруг Сережка испугался: а что, если у него карман прохудился?! Дрожащими руками расстегнул «молнию», полез в карман и облегченно вздохнул. Ура, первые три монеты никуда не делись! Да уж, теперь-то ему будет что показать дяде Толе! Только надо обязательно сделать сюрприз. Что-нибудь такое «пиратское» придумать, ради хохмы! Подойти к дяде Толе и приколоться: «Адмирал, не разменяете ли мне шесть дублонов на гульдены?» То-то все удивятся! Да не удивятся, а просто прибалдеют, когда Сережка шесть золотых из кармана достанет!

Но когда Сережка впрягся в эту елку и потянул ее к опушке, то услышал, как звонко монеты в кармане брякают. Нет, так не пойдет! Это сразу заметят, и никакого сюрприза не получится. Может, запрятать их здесь, в лесу, хотя бы в ямке от первой елки, а потом сказать: «Спорим, что я здесь, в этом лесу, за пять минут клад найду?!» Никто, конечно, не поверит, а Сережка — раз! — и приведет всех к ямке, а потом на глазах удивленной публики выкопает золотые. А можно еще туману нагнать: мол, я экстрасенс, предчувствие имею!

Но зарывать монеты Сережка не стал. Во-первых, побоялся, что не сразу найдет ямку — все-таки он здешний лес еще плохо изучил, а во-вторых, испугался, что раньше него к этой самой ямке доберутся хотя бы проныры Таська с Татаськой. Подсмотрят, как он свой «клад» прятать будет, а потом перепрячут его, и Сережка попадет впросак. А эти поросюшки еще поиздеваются, поспорят: мол, мы быстрее тебя клад найдем! Нет, надо что-то другое придумать.

Главное, конечно, незаметно донести монеты до палатки. Их Рябцевы взяли две — одну для мамы и папы, другую — для Сережки, так что он там может эти монеты спокойно припрятать. В кармане они тоже сами по себе не очень заметны, только бы вот не звякали. А отчего монеты звякают? Оттого, что стукаются друг о друга… В носовой платок завернуть, что ли? Нет, не очень это надежно — выкатятся из платка и все равно брякать будут… Но тут Сережку осенила идея.

В переднем кармане шортов у него пластинка жвачки лежала. «Джуси-фрут» нераспечатанная. Сережка развернул жвачку, наскоро разжевал, а потом вытянул изо рта уже несладкий шарик и ладонями раскатал в некое подобие червяка. Потом он выложил три монеты в ряд и поверх них прилепил «червяка» из жвачки, а остальные три золотых налепил с другой стороны. Теперь монеты не соприкасались и не звенели, но для верности Сережка вложил их в свой чистый, вчетверо сложенный носовой платок. Все шито-крыто!

После этого Сережка уже со спокойной душой уцепился за елку и поволок ее дальше. Из леса он вышел не там, где раньше, а гораздо ближе к перешейку, то есть метрах в двухстах от того места, где мама грибы собирала. Внизу у места высадки появилась третья байдарка — «Морской орел», которую из-за ее камуфляжного цвета ни с какой другой нельзя было спутать. Дядя Олег и тетя Нина уже ставили палатку, дядя Витя и папа что-то обсуждали, — возможно, грядущую рыбалку, а мама и тетя Клава вовсю варили на костре. Таська и Татаська по-прежнему находились на горке, но на сей раз Сережка к ним подходить не стал, потому что эти лентяйки только-только оторвались от земляники и собрались тащить вниз предыдущую елку. Кроме того, Сережка видел, что навстречу им уже бежит Васька в тельняшке и камуфляжных штанах. Ясно, что хитрые толстухи сейчас взвалят на него елку, а сами вновь за витамины примутся. Хотя им, наверно, гораздо больше физические нагрузки полезны, чем Ваське.