Кира Вайори (СИ)

4

Классическая ситуация. Из учебника по психологии идиотов. Вот так разругаешься враз со всем миром, набычишься на всех, и только подумаешь: «Вот возьму и помру. Слезами горючими умоетесь. Пожалеете, да поздно будет…», как оно… ты-дымс… а помирать уже и подано. Любит судьба идиотов и всегда прислушивается к их желаниям.

Я, вообще-то, всего лишь послала всех к чёрту. Видимо, судьба плохо меня расслышала. Хотя для человека, которого канал внезапно выкинул в слой, я отделалась удивительно легко. Повезло.

В слой вылетела задняя половина вагона, та, которая с сидением. Вагонетка, кувыркаясь и помахивая разлохмаченными обломками металла на срезах, умудрилась сесть в слой своей неповреждённой частью так, что я не воткнулась в сухой рыхлый песок, а с силой впечаталась пусть в старое, просиженное, но ещё мягкое сидение. Физиономию я всё-таки расквасила, но выжила. Вообще, удивительно, как после стольких приключений у меня ещё нос не набок и мозги не набекрень. Впрочем, на последнем я бы не настаивала, самокритика — вещь полезная.

Когда я открыла глаза, я лежала на сидении вниз лицом, и старая синтетическая обшивка противно пахла кровью. Хотя крови было немного. Что-то вытекло из носа от удара лбом при приземлении. Это было привычное дело. Голова — это моё, как говорится, самое слабое место. Ощупав лицо, я поняла, что кровь на лице уже подсохла.

Оставалось найти воды и умыться. И напиться.

Это обычно в слоях самое сложное. Слои непригодны для жизни. И самые большие проблемы именно с водой. Если она есть, то часто в виде кипятка и пара, как в том самом слое, откуда спасал меня Шокер.

Я села на диванчике и уставилась через разлом в вагонетке на то, что было вокруг.

В первую секунду меня посетила мысль, а точно ли я в слое. Выглядело всё так, будто я всё же долетела до изнанки. Но по неведомой причине вагон не прибыл на базу в скале, а материализовался где-то в стороне, на песчаных дюнах, поросших соснами. Прямо как в курьерских байках про блуждающий вагон, который иногда приносит тебя не туда, куда ты направлялся. Или, как говорили более научно подкованные проводники, всему виной непроизвольное искривление пространства в канале.

Я уже чуть было не поверила, что песчаные холмы и молодые раскидистые сосны — это мой долгожданный дом, и даже почти обрадовалась, когда сообразила, что дома у меня скоро середина января, мороз и снег. Здесь же было жаркое лето.

На всякий случай я проверила телефон. Часто при таких событиях телефоны выходят из строя. Иногда физически ломаются и бьются, если неудачно приложишься карманом при падении, иногда сгорает электронная начинка. Мой работал. Грузился долго, но всё было в порядке. И разумеется, никаких сигналов от операторов. Вздохнув, я выключила телефон. Ничем он мне здесь не поможет, а мощнейший гатрийский аккумулятор хоть и рассчитан на много недель работы без подзарядки, всё равно подсаживается, так что заряд надо экономить.

Значит, всё-таки слой.

Никогда я не бывала в таких слоях, хотя слышала байки, что есть между изнанкой и поверхностью такие места, где физические условия позволяют человеку выжить без особого труда. Нет гейзеров с кипятком или фонтанов с кислотой, нет вечной жары или вечного льда. Вот, например, как тут: сосенки и песочек, как на пляже.

Любоваться соснами — это хорошо, но пора было считать проблемы. Проблем было две.

У меня не было карты. У меня не было воды.

Воды никогда нет, когда она нужна. Но при этом курьеры никогда не летают с водой. Такой вот парадокс. А может, и нет никакого парадокса. Ну, пару литров в пластике можно с собой захватить, больше ведь всё равно не потащишь. А надолго ли хватит этих двух литров?

Но попала я не в гиблое место, а туда, где росли красивые деревца, значит, вода есть, надо только найти.

С картой дело обстояло хуже. Нельзя найти то, чего с собой не прихватил, а тут не выросло.

Карта каналов только называется картой, на самом деле это не совсем та карта, которую привык представлять себе обыватель. Если курьер или проводник отправляется в рейс, он всегда имеет в виду, что возможны всякие неожиданности. Канал зарастёт, или его испортят, или вдруг самому станет плохо, не справишься с собственным полем… Да мало ли может быть причин, по которым люди оказываются в срединных слоях.

Если тебя выносит из вертикального канала, есть шанс вернуться и продолжить путь. Вертикальные каналы — они имеют физические выходы во все слои. Если ноги не переломаны, а голова не пробита, встанешь, отряхнёшься, дойдёшь до ближайшего ущелья или ещё какой дырки на местности, и это будет твоим спасением. Ныряешь и пытаешься закончить своё путешествие. Если опытен, умеешь управлять своим полем и умеешь общаться с полем внутри канала — доберёшься до приёмного блока.

Если инцидент происходит в горизонтальном канале, то никакого возврата тем же путём быть не может. В горизонтальный канал из слоя не проникнуть, ни поперёк, ни как-нибудь иначе. Потому что горизонтальный канал — это такая штука, которой в слоях нет. Горизонтальный канал — он пронизывает все слои, но лежит в другом измерении. Из пункта А в пункт Б в вагонетке, сидя на диванчике — это пожалуйста. Если же выносит на пол дороги, то про горизонтальный канал можно забыть. И тогда остаётся искать ближайший вертикальный, с физическим выходом, то есть, выражаясь на примитивном курьерском жаргоне, с дыркой.

Вековой опыт гатрийцев и их наёмников с изнанки дал собрал много информации том, где вблизи горизонтальных маршрутов пролегают вертикальные каналы. Давно составлены инструкции для всех оживлённых и популярных каналов, иногда с визуальными схемами, в особо исследованных местах даже с раскладкой по слоям. Штатные курьеры и наёмники обычно получают в свой телефон полный атлас действующих эвакуационных каналов. А так как телефоны ломаются, то инструкциями и контрактами предусмотрено, что курьер обязан проявить инициативу и потребовать карту на визуальном носителе. Обычно это бумага или плёнка, которую всегда выдадут на отправляющей базе. Некоторым гениям достаточно взглянуть и держать в голове.

У меня в голове тоже кое-что задержалось. Да и в телефоне что-то осталось. Но не эвакуационная схема тайного канала беглецов. Почему я пять дней каталась туда-сюда в грязном канале и не подумала о том, как буду выбираться, если что? А есть такая степень дурости, горе от ума называется. Я ж лучший проводник, ё! Уверена в себе до такой степени, что возможность неудачи или ошибки отметается. Сама виновата. Надо было у Лиса взять местную карту. А теперь где я тут буду наугад искать нужную дырку в земле? Подвох в том, что каждый канал — дырка, но не каждая дырка — канал. Так прыгнешь в обычную пропасть — и привет давно усопшим предкам.

Но делать было нечего. Никаких вариантов, кроме того, чтобы начать увлекательную игру «найди то, не знаю, что», не было.

Я оставила в разбитой вагонетке свою куртку, потому что вокруг было натуральное лето, и пошла наугад через сосновое редколесье.

Где-то через часок пути пейзаж вокруг начал меняться. Кроме песка и сосен, стали появляться покрытые травой пятачки, густой кустарник и лиственные породы деревьев. Очень сложно было поверить, что это не Карельский перешеек, где всего этого в достатке.

Мне было жарко. Не думалось ни о чём, кроме воды. Наверняка, здесь были нормальные природные водоёмы, мне просто очень не повезло, что я тащилась через лес наугад, а мне даже канавы с водой не попалось по дороге.

И тут метрах в ста перед собой я увидела серую каменную стену и частокол ровных тонких труб. Свернув в кустарник, я осторожно приблизилась и, обходя свою находку кругом, стала внимательно её рассматривать.

Сооружение было не то хлевом, не то сараем. Стены метра три в высоту, никак не ниже, выложены из грубо обработанного камня. Крыша закидана сеном. Дверной проём без двери, и видно, что внутри тоже гора какой-то травы. Перед входом утоптана площадка размером примерно пять на пять метров, огороженная высоким забором из сетки, натянутой между тонкими металлическими трубами. Ячейки сетки были размером с крупный абрикос.

Прямо посреди площадки спиной ко мне сидел человек в безобразно замызганных джинсах неизвестного науке цвета. Никакой рубашки на нём не было, и по его сложению я бы сказала, что это должен быть молодой парень. Его давно не мытые тёмно-русые волосы свисали на плечи волнистыми прядями, выгоревшими на кончиках добела.

Я приблизилась к решётке вплотную и вежливо кашлянула. Парень не пошевелился.

— Эй!.. Хай!..

Парнишка не отреагировал ни на «эй», ни на «хай». Так и продолжал сидеть, поджав одну ногу и согнув в колене другую.

Я похлопала по сетке. Она издала не то чтобы сильно мелодичный, но всё-таки перезвон. Парень даже не повернулся.

— Молодой человек!

Ноль реакции.

Я подобрала небольшую сухую шишку и попробовала метнуть её. Шишка отскочила от сетки. Я снова подобрала её и бросила опять, но уже по-другому, подкинув так, чтобы она перелетела сетку сверху. Шишка упала в полуметре от парня, брызнул в стороны песок. Парнишка не обернулся. Я взяла ещё одну, покрупнее, и сделала то же самое. Шишка перелетела сетку и ударила парня между лопаток.

Он сначала сжался, потом резко метнулся вперёд и развернулся в мою сторону, не выпрямляясь.

Увидев меня, он вытаращил глаза и замер, всё так же сгорбившись.

— Привет! — сказала я со вздохом. — Не бойся, я тебя не съем. Не дотянусь.

Он не поменял ни позы, ни выражения лица. Тогда я повторила ту же фразу по-гатрийски. Парень прищурился.

— Ты гатриец?

Он смешно наклонил голову набок. Ну прямо озадаченный щенок.

Он оказался босоногим, сильно загорелым, поджарым и, несмотря на свой неопрятный вид, симпатичным. Внимательные светлые глаза и тёмные брови, редкая и неровная кучерявистая бородка и усы. На вид этому маугли можно было дать лет восемнадцать.

И только сейчас, когда он развернулся, мне стали видны ещё два обстоятельства.

Его левое запястье и правую лодыжку опоясывали браслеты-кандалы, соединённые прочной на вид цепью, позволяющей сидеть, но, вероятно, недостаточно длинной, чтобы стоять и ходить, выпрямившись в полный рост. А правой кисти у него не было вовсе. Культя правой руки примерно посередине предплечья была обёрнута чем-то вроде мешковины, а ткань закреплена жгутом, свитым из сухой травы.

— Ты здесь живёшь? Или тебя здесь держат силой?

Он поджал губы и резко развернулся, сел ко мне боком. На рёбрах с правой стороны были заметны старые синяки.

Я постучала ладонью по сетке. Парень не повернулся. Я отошла правее, туда, где он точно должен был заметить мои движения и снова постучала по сетке. Он посмотрел на меня, мрачно хмурясь.

— Ты не знаешь, где тут можно найти воду? Пить хочу, умираю просто.

Он опять наклонил голову. «А не врёшь?» — говорил его взгляд.

— Ну если нет воды, так и скажи, — вздохнула я. — Дальше пойду искать.

Я повернулась и пошла прочь. С одной стороны парня явно кто-то удерживает в плену. А с другой, он как-то не пытался поискать моей помощи, а сломать забор у меня всё равно не получится.

За моей спиной раздался звон сетки. Я обернулась. Парень стоял у забора, стучал по сетке и смотрел на меня.

— Что?

Он призывно махнул рукой.

Я вернулась к забору.

Парень, согнувшись, чтобы цепь давала возможность идти, быстро поковылял в сарай. Через полминуты он показался снова, держа большую блестящую металлическую кружку. Подойдя ко мне, он поставил кружку на землю и протянул к решётке ладонь, сложенную лодочкой.

— Не поняла.

Он ткнул указательным пальцем в мою ладонь, а потом снова показал лодочку.

Наконец, до меня дошло. А как ещё можно «передать» воду через сетку? Только попытаться налить в ладошку, резко наклоняя кружку.

Я подставила руку. Парень плеснул мне воды.

Он плескал так долго, пока в кружке не кончилась вода. Я пила маленькими глотками из пригоршни. Много просто пролилось мимо, ещё я намочила свитер, и кроссовки, но кое-что мне и внутрь попало. Последними порциями я попробовала умыться.

— Спасибо!

Он пожал плечами и ушёл в сарай, видимо, понёс кружку на место. И действительно, он вернулся и снова подошёл к забору, вцепился левой рукой в ячейки сетки.

— Как тебя зовут?

И опять этот недоверчивый прищур.

— А я — Кира. Я из Йери. Летела в канале и провалилась в слой. Ты знаешь, как это бывает?

Он слушал внимательно, но никак не реагировал.

— Мне нужно вернуться домой. Через вертикальный канал, конечно же. Но у меня нет карты. Ты не знаешь, кто может мне помочь?

Он внезапно отпрянул, резко оттолкнувшись от сетки, повернулся и захромал, согнувшись, в свой сарай. Я ещё некоторое время постояла, думала, что он выйдет, но парень больше не появлялся. Чем-то мои невинные вопросы его напугали.

Я решила идти дальше. Если я нашла этот странный загон с пленником, значит, я ещё много чего интересного смогу отыскать на своём пути, и может быть даже кого-то, кто не станет шарахаться от моих вопросов и сможет помочь мне дельным советом.

Но недалеко успела я отойти, когда со стороны сарая раздались голоса, крики и металлический лязг.

Обратно я пробиралась по кустам со всей возможной предосторожностью. Очень не хотелось угодить в один загон с тем беднягой. Подобравшись поближе, я попыталась разглядеть, что там происходит.

У пленника было два посетителя, мужчина и женщина, одетые в лёгкую форму цвета хаки без опознавательных знаков. Таких любителей стиля милитари везде хватает, и на поверхности тоже, правда, форма у гвардейцев серая или фиолетовая, но не хаки. Женщина была худой, бесцветной, с короткой стрижкой и мальчишескими чертами, хотя лет ей было уж точно за сорок, как есть старушенция. Мужчина, наоборот, молодой, крепкий, налитой качок.

Когда я заняла свой наблюдательный пункт, женщина внутри загона ходила вдоль забора взад-вперёд, нервно ероша волосы, а мужчина избивал пленника, вжавшегося в стену сарая. Парень был уже похож на тряпичную куклу, только вздрагивал от ударов, и голова его моталась туда-сюда.

Наконец, женщина повернулась к ним.

— Всё, хорош! — хрипло крикнула она по-русски. — Хватит, а то прибьёшь ещё! Пусть посидит, подумает. Пойдём пока.

После окрика мужчина перестал наносить удары, схватил парня за волосы на макушке, вгляделся в его лицо, отшвырнул от себя, а потом равнодушно отвернулся и ушёл за своей крайне недовольной спутницей.

Они вышли в раскрытую створку сетчатого забора, закрыли створку, совместив две трубы — вкопанную в землю и ту, которая образовывала створку. Потом мужчина вынул из кармана ключ, вставил его куда-то в трубу и повернул. Они ушли молча по тропинке, по которой я пришла к сараю от моего разбитого вагона.

Я даже отдалённо не могла себе представить, кто они такие. По всему выходило, что они регулярно наведывались в этот слой и чего-то добивались от несчастного калеки. Видела я их впервые. По замашкам и приёмам это не могли быть агенты курьерской службы. Скорее, терракотовые. Но в их паре командовала женщина, говорящая на чистейшем русском. Гатрийка с абсолютным слухом и талантом к языкам? Но в её возрасте гатрийки давно и благополучно оседают в семейном болоте, а не дослуживаются до командных должностей. Русская наёмница? Это было, конечно, возможно.

Я постояла минут десять, прислушиваясь, не возвращаются ли они, и побежала к запертой калитке. У меня в заднем кармане джинсов всегда лежал маленький швейцарский ножик с полезным набором лезвий. И шило там тоже было. Я нашла замочную скважину и принялась шарить в ней шилом. Взломщик из меня так себе, но если замок не слишком хитрый, то спокойствие и терпение могут быть вознаграждены. Несколько раз у меня это получалось, когда на заданиях приходилось натыкаться на запертые проходы к старым каналам.

Замок оказался очень простой. Минут через пять я его уже открыла. Но пленнику изнутри до скважины никогда бы не добраться, даже с обеими здоровыми руками и шилом впридачу.

Парень был в сознании, но совершенно дезориентирован. Меня он сначала не узнал. А, может быть, как раз и узнал, и поэтому сильно испугался. Я осмотрела его. Открытых ран не было, но похоже, что избивший парня мужчина знал своё дело. Парнишка еле дышал.

— Не бойся, я не с ними. Я тебе помогу.

Он настороженно засопел, свернулся в клубочек и застыл.

Я оставила его и пошла в сарай. Там было темно, свет проникал только через ряд из нескольких отверстий величиной с кулак, что оставили строители в задней стенке. Слева от дверного проёма стояло ведро с водой и кружка. Справа в дальнем углу ещё одно ведро, и запах из него доносился не из приятных.

Зачерпнув воды, я вернулась к парню, дала напиться, плеснула немного ему в лицо, а остатками умылась сама.

Он немного разогнулся, опёрся спиной о стену и опять замер, закрыв глаза.

— Ты как? Живой? — спросила я и тут же ругнула себя. Толку-то разговаривать с глухим, который тебя, к тому же и не видит.

Я тронула его за плечо. Он мгновенно открыл глаза.

— Ты как?

Он только вздохнул и промычал.

— Что они от тебя хотят? За что бьют?

Парень чуть сморщился, словно говоря: «Да неважно, пустяки это всё».

— Пойдём отсюда, проход открыт.

Он отрицательно покачал головой.

— Почему?

Парень неуверенно посмотрел на меня, потом, видимо, принял какое-то решение и что-то написал пальцем на земле. Я изогнулась, чтобы прочесть. Там по-гатрийски было написано в пыли: «найдут».

— Ну можем ведь постараться, чтобы не нашли.

Он опять безнадёжно вздохнул и помотал головой.

— Почему?

Парень с трудом наклонился, коснулся пальцем браслета на правой лодыжке и постучал по утолщению в металле.

— Что это? Чип?

Он кивнул.

— А снять эту штуку? Может, я попробую? Я же замок открыла.

Парень задумался. У него вообще было интересное лицо. С одной стороны, юное и свежее, несмотря даже на общую немытость и лохматую небритость, но этот напряжённый и задумчивый взгляд, в котором читалась обречённость, как-то безнадёжно старил его.

— Давай попробуем! — повторила я и, вытащив из ножика шило, взяла его за руку.

Он покачал головой и показал на ногу.

— Хорошо, сначала ногу. Давай её сюда.

Немного стесняясь, он развернулся и положил ногу в браслете мне на колени.

Ковырялась я в этой железке очень долго. Сначала мне вообще показалось, что в ней просто нет отверстия под ключ. Но тогда не отливали же металл прямо на ноге. Наконец, я нашла не отверстие, а щёлку, вероятно, под ленточный ключ. Моё шило оказалось для этой щёлки слишком толстым. Пришлось достать из чудо-ножика пилку. Была там такая, не для ногтей, а даже не знаю, для чего в перочинных ножах такие лобзики. Вот она в скважину пролезла. И примерно через полчаса мне удалось нажать каким-то зубчиком пилки на самую важную точку. Замок браслета раскрылся.

Парень уже измучился ждать, но после такого успеха он уже с нетерпеливой надеждой подал мне руку.

Второй раз всегда легче. Копание в наручнике заняло у меня уже намного меньше времени, и он тоже раскрылся.

Парень скинул свои кандалы на землю и несмотря на плачевное состояние широко и радостно улыбнулся.

— Как же тебя зовут? — спросила я его ещё раз.

«Ло», — написал он в пыли.

— Хорошее имя. Недлинное, — улыбнулась я. — А фамилия у тебя есть?

Он сразу же стал серьёзным и покачал головой.

— Ну, как хочешь. Нам лучше убраться отсюда. Ты как, сможешь идти?

Он уверенно кивнул и, держась за стену, встал на ноги, выпрямился во весь свой немаленький рост. Так он стал казаться ещё более тощим.

Пошатываясь, он вошёл в сарай и вынес оттуда ведро с нечистотами. Поставив его там, где только что сидел, он поднял с земли кандалы и с каменным выражением лица утопил их в дерьме.

— Зачем? — спросила я, когда он на меня взглянул.

Ло присел и накорябал: «пусть поищут». Этот паренёк определённо начинал мне нравиться.

— Пойдём, что ли?

Он кивнул и нетвёрдо пошёл к открытой калитке. Кажется, он отвык разгибаться в полный рост.

Мы вышли. Ло прикрыл за собой калитку, посмотрел на меня и пощёлкал пальцами.

— Что? Нож?

Я вытащила шило и подала ему. Но он не взял его сразу, сначала схватил мою руку, положил ладонью на трубы и сжал.

— Подержать? Хорошо, держу.

Тогда Ло взял шило и полез в скважину.

Тысячу раз на моих глазах шилом, проволокой, иглой открывали такие замки. Но чтобы пытались закрыть, да ещё левой рукой, такое я видела впервые. Ло сосредоточенно сжал губы, тыкая шилом в замок. Там что-то щёлкнуло, и калитка, которую я придерживала, встала неподвижно. Ло вернул мне нож. Да уж, в следующий свой визит его мучители будут очень долго его искать.

— Ты знаешь, куда идти? — спросила я.

Он кивнул и махнул мне рукой. Ничего не оставалось, как следовать за ним.

— Кирочка, дверь прикрой поплотнее, сквозит!

Каждый раз, слыша это «Кирочка», я вздрагивала. Никто в жизни никогда меня так не называл.

Но я послушно встала и прижала входную дверь. Две недели подряд была какая-то адская летняя жара. Я загорела на огороде, ковыряясь в грядках с укропом и репой, один раз чуть тепловой удар не получила. А потом вдруг подул резкий северный ветер, пригнал тёмные облака, и они то и дело проливались дождём. И так продолжалось уже несколько дней подряд.

В небольшом каменном домике стало холодно, и Ло зачастил в ближайший лес за дровами, топил камин почти что непрерывно целыми днями, делая перерыв только на ночь. А я сидела дома, приглядывала за Настей и под её руководством готовила еду из того, что росло в огороде.

Когда мне удалось освободить Ло из оков, и через двое суток скитаний по лесу он привёл меня на лесной хутор, я уже была на пределе. Мне казалось, парень заблудился. Я уточняла, всё ли в порядке, не потеряли ли мы дорогу, и, видимо, делала это так часто, что он, наконец, разозлился на меня.

Но я зря боялась. Ло прекрасно ориентировался в лесу, и к своему дому вывел меня смертельно уставшую и зверски голодную, но живую.

Лесной хуторок не был чем-то особенным. За два дня пути мы много таких видели издалека. Обычно это был маленький каменный домик, какие-нибудь пристройки и сараи рядом, большой огород, поле или пастбище. В огородах и на полях что-нибудь обязательно росло, на пастбищах кто-то мычал и блеял, и всё выглядело прямо умильной пасторалью.

Настю я сначала приняла за мать Ло. Они с такой радостью бросились друг другу в объятия, она так рыдала, так целовала парнишку, так уж не могла наглядеться… Но потом я разглядела, что Настя вовсе не пожилая замученная женщина, какой она показалась мне поначалу. Она была старше меня всего лишь года на три-четыре, а значит, в матери Ло никак не годилась. Но и сестрой ему она, как оказалась, не была.

Настя тяжело болела. Она вставала с постели всего несколько раз в день и очень ненадолго, почти ничего не ела, спала некрепко и беспокойно. За те три недели, что я провела в их доме, ей стало чуть лучше, но это, видимо, было из-за того, что вернулся Ло, которого она уже не чаяла увидеть живым.

Когда-то Настя, вероятно, была болтушка. И если бы она была здорова, я услышала бы их историю сразу и во всех подробностях. Но сейчас подолгу разговаривать ей было трудно. Поэтому я всё узнавала постепенно, день за днём.

Настя была когда-то наёмницей с изнанки и попала сюда так же, как попадают в слои все курьеры. Однажды вертикальный канал её не принял и выбросил в здешний слой, в безлюдную лесную чащу. Ей было всего двадцать. Она жестоко переломалась и, наверное, погибла бы довольно быстро, если бы её не нашёл местный охотник. Он её приютил, вылечил и взял в жёны. Детей у них, к сожалению, не получилось. Однажды на хутор пришли залётные, им не понравилось, как их тут встретили, и, уходя, Настиного мужа они просто убили. С тех пор она много лет жила одна. А потом история повторилась. Пару лет назад уже другой канал, горизонтальный, выбросил в лес разломанный вагончик, в котором был Ло. И ни за что бы он не выжил, если бы всё это не случилось у Насти на глазах. Она мгновенно поняла, что произошло, и сразу же полезла проверить, что с курьером. Счастье, что она не растерялась, увидев мальчишку с практически оторванной рукой. Ещё бы несколько минут, и парень бы умер от потери крови, не приходя в сознание. Но вовремя наложенный жгут спас Ло от смерти, а горячая забота Насти поставила его на ноги.

Мальчик оказался благодарный, добрый и по-юношески пылкий. Настя призналась мне, что поначалу гнала от себя всякие вздорные мысли, стесняясь такой большой разницы в возрасте, а потом поняла, что это, возможно, её последний шанс на счастье. И они были очень счастливы вместе, пока Настя не заболела, внезапно и настолько серьёзно, что за полгода она превратилась в развалину. А когда за месяц до моего появления Ло ушёл в ближайший город за покупками и не вернулся, Настя поняла, что его поймали залётные, и была уже готова к тому, что ей придётся умирать в одиночестве. Неудивительно, что наше возвращение её сильно приободрило. Пока Ло занимался делами, Настя потихоньку рассказывала мне свою историю и особо про Ло, какой он замечательный, умелый, ответственный, как он быстро научился всё делать левой рукой, хоть и не левша, как они терпеливо учились понимать друг друга: оказалось, что Настя почти забыла гатрийский, который никогда и не знала хорошо, а Ло по-русски мог написать пару слов, но не умел читать по губам, если по-русски говорили.

Я слушала всё это, иногда внимательно, а иногда, пропуская почти всё мимо ушей, особенно, когда меня саму начинала распирать моя собственная тоска. Я как представляла себе, что теперь мне всю жизнь придётся провести среди лесов, полей и овечьего блеяния, копаясь в грядке с репой и морковкой, так мне и жить не хотелось. Хотя, кажется, что такого страшного? Чистая природа, зверюшки, экологичная еда с грядки…

— Настя, а кто такие залётные? — решилась я уточнить, видя, что Настя выглядит вполне бодренько, а значит, можно и поболтать немного.

— Здесь так зовут тех, кто залетает сюда, — усмехнулась она в ответ.

— То есть, залетает из каналов?

Она кивнула:

— Ну, конечно. Только про каналы местные особо ничего не знают. Только такие, как мы, понимают, откуда берутся залётные.

— И много тут таких, как мы?

— Думаю, много. Но я же тут живу, в город ходила редко, а теперь и вообще не хожу. Наверное, много, но мне за всю жизнь тут несколько человек всего и повстречались.

— Значит, ты, я, Ло — мы все тоже залётные?

— Нет. Мы просто пришлые. Пришли и остались навсегда. Залётные — это те, кто сюда залетает, потом уходит обратно, и снова возвращается.

— И зачем они так делают?

— А на самом деле они здесь всем заправляют. Здесь есть, конечно, своя власть, свои законы, но залётные давно всё под себя подмяли.

— Кто они?

Настя с опаской посмотрела на закрытую дверь, словно за ней уже стояли залётные и подслушивали:

— Знаешь, Кирочка, те залётные, которые моего первого мужа убили, были из наших.

— С изнанки?

— Да. И я спрашивала недавно Ло, кто держал его в плену, он тоже считает, что это были люди с изнанки.

— А зачем они его держали? Что хотели?

Настя промолчала, закрыла глаза.

— Настя, ну скажи мне, почему вы оба молчите об этом?

— Ло просил никому об этом не рассказывать, и я не стану.

— Думаете, я тоже залётная?

— А кто тебя знает? — с усмешкой заявила Настя и отвернулась.

Она затихла, будто бы уснула.

Я встала и вышла из домика на двор, где Ло раскалывал топориком толстые сучья, собранные в лесу.

Я встала перед ним, и он прекратил махать топором.

— Поговори со мной, — попросила я.

Ло воткнул топорик в колоду и пошагал в угол двора, где у него стоял высокий квадратный ящик, доверху наполненный мелким влажным песком. Он выровнял в ящике поверхность песка тонкой дощечкой, взял в руку длинную ровную палочку и приготовился меня «слушать».

— Ло, если вы оба считаете, что я залётная, я просто уйду и не буду вас раздражать. Покажи мне, пожалуйста, дорогу туда, где кто-нибудь сможет мне помочь с картой каналов.

«все залётные знают здешние карты» — написал Ло на песке.

— То есть, ты считаешь, что я вру? Что я сама залётная и знаю карту каналов? И притворяюсь перед вами?

«это возможно»

— Тогда зачем ты меня сюда привёл?

«возможно и обратное, и тогда ты в беде»

— Так когда ты решишь, наконец, можно мне доверять или нет? — разозлилась я. — Я так не могу больше! У меня там родные, друзья и мужчина, которого я люблю, а я тут застряла! Я не хочу тут торчать, мне надо выбираться отсюда! Можешь мне дорогу в город показать?

Ло тяжело вздохнул, заровнял написанное дощечкой и снова заработал палочкой.

«дорогу могу показать, но если ты попросишь»

«помощи у залётных, они могут и убить»

— Тогда как мне быть?

«я сам отведу тебя к каналу, когда»

«смогу оставить Настю хоть ненадолго»

— Ты знаешь, где канал?

Ло кивнул.

— Давно знаешь?

«с тех пор, как попал сюда»

— Тогда почему ты сам ещё здесь?

Ло выровнял песок и пояснил:

«Насте недолго осталось, я буду с ней до конца»

— А потом вернёшься домой?

Он кивнул.

— Где ты живёшь?

«в Йери, у меня большая семья»

«я тоже очень хочу домой»

«но я не брошу Настю»

— Что здесь делают залётные?

«я не знаю, как было здесь раньше»

«теперь это их база, колония»

— Зачем ты им был нужен?

Ло угрюмо потупился.

— Ло, если бы я была из них, я бы не спрашивала, зачем ты им нужен. Я бы выпытывала то, что им нужно.

Ло решительно выровнял песок ещё раз.

«им нужны каналы»

— Ты же говоришь, они и так знают все пути отсюда.

«они знают старые каналы»

«но им нужны новые»

— И причём тут ты?

«я знаю, где новые каналы»

«я могу их найти на поверхности»

«и на изнанке, и здесь, везде»

И тут до меня, наконец, дошло.

— Ло, ты хочешь сказать… Ты — искатель?!

Он коротко кивнул и поспешно затёр строчки на песке. Потом положил свою палочку на ровную поверхность песка и быстро прошёл в дом.

Я осталась во дворе, присела на низкую скамеечку.

Такого я, конечно, предположить не могла. Это звучало почти, как розыгрыш. Если бы мне кто рассказал, я бы так и подумала. Но я своими глазами видела, как парня лупцевали, а значит, пытались чего-то от него добиться. Конечно, побоями можно добиваться чего угодно, и Ло мог и приврать для красного словца, но почему-то считать его лгуном мне не хотелось. Не похож он был. Зачем бы ему придумывать такое?

Люди, умеющие летать между поверхностью и изнанкой и даже перевозить людей, рождались часто. И их было даже намного больше, чем штатные вербовщики были в состоянии отыскать и заманить на службу. И проводники летали в официальных, учтённых и прекрасно технически оборудованных каналах. А тайная система жила своей жизнью, но её каналы, хоть и неофициальные, тоже были ею учтены и оборудованы.

Рано или поздно курьер-курсант задавал вопрос преподавателю: «А как узнали, что канал находится в этом месте? Что отправляющую и принимающую базы надо строить именно там, где они построены?»

Очень законный вопрос. Курьер принимает на веру тот факт, что если он прыгнет в заводскую трубу — именно в эту конкретную, а не в любую — то вместо того, чтобы разбиться в лепёшку, он пройдёт одну грань, войдёт в канал, потом пройдёт вторую грань и выпадет на принимающей базе. Вот скажут курьеру: в эту трубу… пропасть, скважину, кратер, шахту… прыгать можно, и курьеру ничего не остаётся, только поверить. Потому что можно гасить своим воздействием электронику, но почувствовать, это просто труба или вход в канал — невозможно.

А есть люди — их называют искателями — которые чувствуют каналы. Они чувствуют их близость, находясь вне каналов. Искатель может сказать, что здесь вот один конец канала, а, прилетев на изнанку, может найти второй конец, потому что он его почувствует и отличит от других. И может такой искатель даже не быть ни проводником, ни курьером. А может и быть.

Нам рассказывали на курсах, что теперь искатели практически не рожаются. А каналы строятся на основе карт, которые древние искатели составляли, уединившись от мира в монастырях на поверхности и на изнанке. Когда-то искатели сами делились картами с властями. Но потом на поверхности был тяжёлые тёмные века, когда монастыри были уничтожены, а карты частично пропали, частично были переданы в архивы. Архивными картами до сих пор пользуются имперские департаменты поверхности. А пропавшими картами, я теперь так понимаю, очень прекрасно пользуется тайная система. Именно поэтому имперские официальные каналы известны всем, кому положено знать, а тайные каналы — только избранным, и терракотовые отыскать их не могут: карт нет, почувствовать каналы больше некому, а усиленное электромагнитное поле от работающего оборудования на базах наловчились умело маскировать.

Говорили, что в имперских архивах достаточно старых монастырских карт, по которым ещё можно оборудовать новые каналы. Видимо, у соратников Марека тоже запасец имеется, сделали же они новый тайный канал в Стокгольм. Кому же тогда понадобился живой искатель, а самое главное, как они умудрились узнать, кто он и где он?

Пока я размышляла, Ло опять появился во дворе и поманил меня к своему ящику.

«Настя неплохо себя чувствует»

«она разрешила мне проводить тебя к каналу»

— Спасибо, Ло! Это здорово! Когда пойдём?

«прямо сейчас, если хочешь»

— Конечно, хочу!.. Ло, а кто эти залётные, которые держали тебя в загоне?

«они с изнанки»

«все залётные с изнанки»

«гатрийцев среди них нет»

— Значит, новые каналы нужны кому-то на изнанке?

Он хмуро кивнул.

Это было что-то новенькое. На изнанке довольно много народу было в курсе, как устроено мироздание, и высоко во власти таких людей тоже было немало, и они пользовались всеми привилегиями этого знания. Похоже, кому-то из них чего-то стало вдруг не хватать.

— А как же они на тебя вышли?

«в детстве сдуру показал пару фокусов»

«кто-то это запомнил»

«и не сам я сюда вывалился, помогли»

«залётные канал испортили»

— Ты так думаешь или знаешь?

«они между собой об этом говорили»

«думали, я не понимаю»

— Но Настя сказала, ты не читаешь русский по губам.

«я ей так сказал»

«на самом деле читаю»

— Почему тогда на меня не отреагировал, когда я с тобой вначале по-русски заговорила?

«думал, ты из залётных»

— А почему Настю обманул?

«сначала тоже ей не верил»

«потом стыдно было»

«да и неважно потом стало»

«всё равно уже понимали друг друга»

— А получается, они тебя больше года искали, прежде чем нашли? И сейчас опять за три недели уже найти не могут?

«мой гатрийский чип сгорел в испорченном канале»

«что на жилище не вышли, это просто везёт пока»

«в лицо они меня знают»

— Домой бы тебе, Ло, и срочно…

«я же сказал: сначала Настя»

«я не брошу её, а она канала не выдержит»

«я её люблю и останусь до конца»