Кентийский принц

Глава третья

Алексия изнывала от скуки, и у нее появился хитрый план, как немного развлечься и развеяться. Герцог поначалу и слышать ничего не хотел, но, как говорится, капля камень точит. И через две недели уговоров он разрешил Алексии проведать маркизу Ильми де Перьен, выделив при этом для охраны двадцать гвардейцев. Все-таки баронство родителей маркизы находилось на самой границе с империей, и предосторожность была не лишней.

Усевшись в карету, подаренную Алексом, уже через сутки она въезжала в ворота замка родителей маркизы Ильми. Все-таки почти за полгода, проведенные рядом в замке Алекса, они невольно сблизились. Пусть они по-прежнему соперничали за внимание графа, но даже это сыграло свою роль в их сближении. Поэтому, после поклонов отцу и матери Ильми, Алексия радостно обняла Ильми и расцеловала.

Вечером за ужином в ее честь, когда она привела себя в порядок и отдохнула, они с Ильми наперебой вспоминали смешные случаи и происшествия, происходившие в замке Алекса, и веселились. Родители Ильми были пожилыми, но очень общительными и, как обратила внимание Алексия, добрыми и гостеприимными. Они изредка задавали Алексии вопросы и внимательно слушали, что она отвечала. Алексии показалось, что Ильми мало что рассказывала родителям об Алексе и своем пребывании в замке, а после ужина ее ждало потрясение, когда Ильми взяла ее за руку и привела в свою опочивальню. При виде кроватки и младенца в ней у Алексии пропал дар речи и ноги стали ватными, и она чуть не упала рядом с кроваткой малыша. На глаза непроизвольно стали наворачиваться слезы, и Алексия с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. С трудом справившись со своими эмоциями, она спросила:

– Это сын Алекса?

– Да, Алексия, это его сын, но тебя это не должно пугать, – обнимая ее, сказала Ильми, – ты ведь знаешь, что нам никогда с ним не быть вместе, а ребенок… Мне ведь уже двадцать семь лет, и это последняя надежда родить ребенка от любимого мужчины. Ты же знаешь, что я, как и ты, очень люблю Алекса. Только ты можешь выйти за него замуж и жить со своим любимым, а у меня останется вот этот, пока еще маленький, но самый любимый мой мужчина. Я даже не стала брать кормилицу, а сама его кормлю. Знаешь, это не передаваемое чувство.

Алексия все-таки не сдержала слез и, уткнувшись в плечо Ильми, беззвучно зарыдала. Маркиза тоже заплакала, на что-то жалуясь – или на свою жизнь, или на несчастную любовь, или на все вместе. Так они просидели почти час, успокаивая друг друга и вытирая друг другу слезы, пока в кроватке не закряхтел и не завозился малыш. Ильми чмокнула Алексию в щеку, провела рукой по голове и поднялась.

– Кормить пора, – с этими словами она достала из кроватки ребенка и, присев рядом с Алексией, достала грудь, расстегнув лиф платья, и поднесла к ней малыша. Тот ухватил сосок и стал жадно сосать, временами причмокивая. И такое у него было сосредоточенное и серьезное выражение лица, как будто он выполнял какую-то важную работу, что Алексия непроизвольно улыбнулась, а потом захихикала.

Покормив, Ильми застегнула лиф и, протянув малыша Алексии, предложила подержать. Та осторожно взяла ребенка и заглянула ему в глаза, а тот вдруг улыбнулся ей и что-то агукнул, потом снова заулыбался.

– Ильми, Ильми, он мне улыбается, посмотри, – прошептала Алексия. А малыш улыбался и махал ручками, агукал – ему понравилась эта новая знакомая, от нее хорошо пахло, а он был сыт, и его радовало все окружающее. Алексия наклонилась и поцеловала его в розовую щечку.

– Какой ты хороший, ты скоро вырастешь и станешь красивым и сильным, – шептала она малышу, а Ильми стояла рядом и улыбалась. С этого дня Алексия постоянно находилась рядом с ребенком. Когда он не спал, носила его на руках, развлекала его и разговаривала с ним, а тот смотрел на нее очень внимательно, как будто пытался запомнить все, что она говорила.

Правда, здесь тоже царила скука. Когда спала новизна от встречи, оказалось, что самое большое развлечение – это прогулки в саду. У деда Алексия могла съездить в ближайший город или просто отправиться на прогулку. Правда, раздражало присутствие в большом количестве охраны, но от этого некуда было деться, а Ильми была связана малышом, и ее жизнь сейчас была подчинена ребенку: вовремя покормить, уложить спать и так далее. Чтобы менять пеленки, подмывать и укладывать спать, у малыша была няня, но вот кормить, даже среди ночи, вставала Ильми, и кормилицу не брали. Пробыв в гостях почти седмицу, Алексия засобиралась домой, правда, в ее прелестной голове возникла очередная идея.

– Послушай, Ильми, – как-то сказала она, – ты ведь уже сколько времени сидишь в замке, нигде не бываешь и ничего не видишь. Поехали ко мне. Сейчас тепло, возьмешь малыша и немного развеешься. Кстати, я хочу заказать у нашего ювелира перстень для тебя в честь рождения сына. Поехали, а? – канючила она, таскаясь хвостом за Ильми, пока та не согласилась.

Рано выехать не получилось, выехали, когда солнце уже поднялось к завтраку. В карету установили небольшую люльку, как раз для таких поездок, и усадили няню с корзиной пеленок и сменных распашонок.

Ильми, если честно, очень не хотелось ехать, вот не лежала душа у нее к этой поездке. В дороге они вспоминали свое путешествие с Алексом, схватки по дороге с разбойниками и кентийское мясо на палочках. Когда малыш бодрствовал, смеялись громко и весело, а когда спал, тихонько хихикали.

Где-то после полудня они вдруг услышали крики, проклятия и звон клинков. Отодвинув занавеску на окне кареты, Ильми увидела, что на дороге идет бой. На гвардейцев герцога напала довольно-таки большая банда или отряд, клинков в пятьдесят. В этот момент карета резко дернулась и стала набирать ход, а гвардейцы попытались связать боем напавших, но тех было намного больше, и несколько всадников бросились в погоню за каретой. Маркиза побледнела, схватила малыша и прижала его к себе. На какое-то время все замолчали, а карета неслась вперед все быстрей и быстрей, ее кидало из стороны в сторону, слышно было, как кучер щелкает кнутом и кричит, подгоняя лошадей.

– Алексия, на нас напали, – проговорила Ильми, склоняясь над ребенком, – если вдруг…

Договорить она не успела, карета начала резко поворачивать, и кучер не справился с управлением лошадьми. Карета вдруг сильно наклонилась и опрокинулась, а потом еще и перевернулась. Наверное, на какое-то время Алексия потеряла сознание, а может, ей это просто показалось. Когда она смогла адекватно оценить ситуацию, то увидела, что Ильми лежит с неестественно вывернутой головой, прижимая к себе плачущего малыша. В углу копошилась служанка, карета лежала на крыше, с одной стороны дверцы отсутствовали… И Алексия увидела, как к ним приближаются конники, что-то весело крича. Они были еще далеко, и что они кричали, было не разобрать.

К ней снова вернулись ее страхи, забытые рядом с Алексом. Понимая, что хорошего от этих всадников ждать нечего, она попыталась взять из рук мертвой Ильми ребенка, но пошевелив левой рукой, закричала от боли – рука была или сломана, или сильно ушиблена. Скрипя зубами, она одной рукой кое-как освободила ребенка из рук мертвой матери и, выбравшись из кареты, кинулась с ним бежать к лесу, который находился почти в двух шагах.

Она уже почти вбежала в лес, когда рядом с ногой в землю ударил болт от арбалета, а второй впился в дерево с другой стороны. Но Алексия бежала, не обращая ни на что внимания, вперед, только вперед, лавируя между деревьями и кустами. Она бежала до тех пор, пока ноги от усталости не подкосились, и тогда просто свалилась в траву под большим деревом. Правда, свалилась очень осторожно, стараясь не повредить больную руку и самое главное – свою ношу… ребенка Ильми и Алекса.

Отдышавшись и немного придя в себя, она огляделась и стала думать, что же ей делать. А что можно сделать в такой ситуации? Куда она забрела, не знает, как выбраться отсюда – тоже. На руках ребенок, который плачет, испуган и хочет есть. Чем же мне тебя кормить, крошка, думала Алексия. И от этих тяжелых своей безысходностью дум и от испуга она горько заплакала, понимая, что, избежав одной напасти, она попала в другую. Она плакала, и плакал малыш, так они и сидели: она на земле, он у нее на руках, и оба плакали, и неизвестно кому из них было горше.

Наконец она успокоилась… Надо идти, надо идти туда, откуда бежала; там дорога – может, повезет и она как-то сможет сообщить герцогу о себе. И она, поднявшись, побрела, стараясь разглядеть свои следы и идти по ним. Шла, спотыкаясь и цепляясь подолом платья за все ветки и кусты. Когда она, зацепившись в очередной раз, порвала подол платья, у нее мелькнула мысль, как же она смогла бежать с ребенком в одной руке. И нигде не упала, не споткнулась, не зацепилась.

Конечно, она заблудилась, но шла и шла, надеясь, что выйдет из леса, шла несколько часов, обдирая ноги о коренья и сучки. Когда совсем стемнело, она сняла с себя модный жакет и закутала в него ребенка. Одной рукой это было тяжело сделать, но она справилась, при этом истово молилась и просила помощи у Зеи-плодоносицы. Тут же под кустом, где она кутала малыша, и задремала.

Под утро она сильно замерзла, но еще больше ее беспокоило, как бы не замерз малыш, поэтому всю ночь она прижимала его к себе. Малыш спал, и это ее немного успокоило. Как хорошо, что она надела дорожное платье, а не шелковое, как хотела. Тут и это порвалось, а от того вообще бы уже ничего не осталось. В лесу становилось светлее, начинался новый день. Она попыталась взять ребенка одной рукой, но это у нее никак не получалось. Тогда она встала на колени, подсунула руку под малыша и, прижав его к груди, попыталась встать, но, наступив на подол платья, снова упала и больно ударилась лицом. Малыш захныкал и заворочался.

– Тихо, тихо, маленький, не плачь, пожалуйста, скоро все будет хорошо, – шептала она ему. Хотя уже и сама не верила в это, но и сидеть ждать, когда умрешь от голода или тебя сожрут дикие звери, она тоже не хотела. Кое-как все-таки поднявшись с малышом в одной руке, она побрела, как ей показалось, по еле заметной, узкой тропинке. И только она подумала о диких зверях, как из-за ближайших кустов выскочил волк.

«Вот и все, – подумала она, – а как же маленький? Как же так, как же так…» – заполошно металась в ее голове одна-единственная мысль. Но волк повел себя довольно странно, вместо того чтобы пытаться напасть или как-то проявить агрессию, он вдруг сел и начал поскуливать и неумело тявкать.

– Тюбо, чего ты там нашел? – вдруг раздалось за теми кустами, откуда выскочил волк, и перед Алексией появился паренек лет двенадцати. Она вдруг поняла, что они с ребенком спасены и черная полоса, скорей всего, закончилась. Осознание этого вдруг совсем лишило ее сил, и она села, где стояла.

– Помоги, – прохрипела она, на большее ее не хватило.

– Сейчас, сейчас, – заспешил паренек и кинулся поднимать Алексию.

– Возьми ребенка, – попросила та, – у меня одна рука не действует.

Когда мальчишка взял малыша, она с трудом поднялась, и они двинулись в обратном направлении, впереди волк или собака, за ним мальчишка с ребенком, замыкала процессию Алексия.

Метров через триста они вышли на небольшую поляну, на которой находилось две землянки, большая и поменьше. У одной из них паслись три козы и стояла женщина лет сорока. Увидев процессию, она быстро пошла им навстречу и забрала у мальчишки ребенка.

– Сынок, давай беги за водой, а вы, госпожа, идите за мной, – и она направилась к большой землянке. В землянке был еще один человек, им оказалась симпатичная девушка, примерно ровесница Алексии. Она что-то шила и, увидев входящих, вскочила. В землянке было довольно просторно, даже была печь, и еще Алексия заметила, что была дверь в соседнюю землянку.

– Вики, освободи стол, – обратилась женщина к девушке. Когда та выполнила ее указания, она положила на стол ребенка и раскутала его. Малыш был весь мокрый и весь обкаканный.

– Ой, как мы усердно тут работали, – улыбаясь, проговорила женщина, вытирая малыша пеленками.

– Вики, а ну дай нам тепленькой водички.

Девушка подала женщине кувшин, стоящий на печи, та намочила тряпицу и стала протирать ею ребенка. Наконец с малышом закончили, вымыли и завернули в какую-то холстину. Малыш, словно поняв, что теперь можно потребовать и поесть, разразился воплем.

– Он голодный, – проговорила Алексия, отчаянно покраснев.

– А вы… – не договорив, женщина замолчала и удивленно взглянула на Алексию.

– Это не мой ребенок, на нас напали разбойники, карета перевернулась, когда мы от них убегали, его мама погибла. Мне удалось его схватить и бежать, а тут еще рука, и если бы мы не встретили вас, то, наверное, погибли бы.

– Вики, неси бутылочку, из которой козлят поили, и налей молочка утрешнего, оно теплое еще. Только разбавь водичкой, а то жирное очень.

– Вы не переживайте, – увидев сомнение в глазах Алексии, сказала хозяйка, – все чистое и тщательно ошпарено кипятком, и там специальный сосок, а иначе мы его не накормим.

Вики принесла небольшую бутылочку, на горлышко которой что-то было надето. И женщина сунула это приспособление в рот ребенку, тот, почувствовав вкус молока на своих губах, принялся жадно-жадно сосать. Когда он насытился, то сразу же заснул, и его переложили на топчан, застеленный шкурами.

– А теперь давайте-ка посмотрим, что у вас с рукой, – обратилась женщина к Алексии. – Меня можете звать Валия. Рукав мы по шву разрежем, а потом аккуратно зашьем, так что не переживайте, – говорила она, распарывая шов.

Рука представляла собой очень неприятное зрелище: синяя, местами прям до черноты, и сильно опухшая. Валия стала осторожно ее ощупывать. Наконец, она закончила осмотр.

– Ничего, госпожа, не бойтесь, все могло бы быть хуже. Посидите так, я сейчас приду.

И она вышла из землянки. Вернулась минут через десять, принеся с собой два куска толстой дубовой коры. Подогнав ножом кору по размеру руки, она наложила ее на предплечье Алексии и крепко забинтовала полосками кожи. Потом обмыла лицо девушки теплой водой и смазала место на лице, которым та ударилась, какой-то мазью.

– Ну вот и все, придется потерпеть какое-то время неудобство, но будем надеяться, что все заживет и будет как и прежде.

Потом Алексию хотели накормить, но есть она не хотела и попросилась немного полежать. Она прилегла рядом с ребенком и сразу же забылась тяжелым, тревожным сном. Во сне она стонала, вскрикивала и плакала.

Хан Юсуф появился, как и обещал, через сутки, с ним было порядка двух десятков конников и с десяток повозок, в которых ехало несколько старейшин, а также везли припасы на дорогу и подарки королю. Мои воины тоже были готовы выдвигаться, вчера я отправил пушки и большую часть обоза, а также дружину и прибывших кентийцев. Возле себя оставил только пять десятков конников и пару повозок с продуктами.

Вчера уехал и Ларт, хоть очень ему не хотелось меня покидать, но я ему дал указания, что где и кого куда размещать. Ларт, пока был со мной, рассказал, что происходит в замке, как они размещали караван с трофейным золотом, куда что складывали, пересчитывали и как брали клятву со всех проживающих в замке, что нигде, никогда и никому они не расскажут о том, что видели.

Потом коснулся порядка в маркизате и на его дорогах, в общем, все более или менее нормально, даже я бы сказал – более. За время моего отсутствия вырубили одну залетную банду в полтора десятка человек и пресекли поборы купцов, когда с них стали брать пошлину за проезд по дорогам маркизата, которую я отменил еще год назад, и организовали это власти города королевского протектората.

Гюнтер даже ездил туда и, когда бургомистр не захотел понимать по-хорошему, пригрозил, что его светлость (то есть я) развесит все руководство города на стене и никто их не защитит, даже король. И для убедительности послал кентийцев, которые разогнали все заставы, выставленные близ города, хорошенько отпинав стражников и мытарей на них.

Строительство «Торгового дома» в столице перешло в стадию отделки, склады забиты продукцией, приготовленной для открытия представительства. Наши музыканты и певцы тоже великолепно справляются со своими обязанностями. Правда, поначалу первый состав был недоволен, что у них появились конкуренты, но, когда узнали, что такой же ресторан, если не лучше, открывается в столице и составы будут меняться, даже обрадовались. В общем, все хорошо, даже как-то подозрительно:

Но больше всего меня занимал мой сын, хотелось быстрей его увидеть, и надо принимать решение, какую из двух женщин мне брать в жены. А еще я строил планы, планы, планы… надо выносить производство за стены замка и расширять его, строить городок с цехами, домами для рабочих и остальной инфраструктурой, а в замке оставить что-то типа исследовательского центра. Только вот где на все это найти мастеров, да и вообще работников? Вот такие мысли крутились у меня всю дорогу в голове.

Со степняками мы не смешивались, те двигались впереди, а мы – отстав от них на полкилометра, сзади. К королю я решил не заезжать, пошлю пару человек с двумя монокулярами в подарок и письменным докладом, и пока хватит. Если дела с «Торговым домом Зорга» обстоят так, как рассказал Ларт, то увижусь с ним через месяц на открытии, а пока у самого дел непочатый край.