ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Зеленый дневник

ГЛАВА 20, в которой упоминается незаконная торговля, процветающая в Луксоре


Лорд Берли вытирал лоб носовым платком и пытался понять, с чего он решил, что поездка в Египет — как раз то, что ему нужно. В Египте стояло лето. Если меня не убьет жара, — размышлял он, — то с этим справятся мухи. Небольшое собрание кусачих летучих дьяволов устроилось как раз на его столе. Он взмахнул мухобойкой из конского волоса. Наглые твари!

Отхлебнув из высокого стакана прохладного яблочного чая, Берли расстегнул накрахмаленный ворот второй за день рубашки. Он сидел в гостиной отеля «Зимний дворец» в большом плетеном кресле и наблюдал, как снаружи толпятся европейские бизнесмены в темных костюмах и панамах в сопровождении нарядных дам. Дамы щеголяли в накрахмаленных кремовых платьях, цокая высокими каблуками по мраморному полу; смуглые официанты в белых смокингах разносили на серебряных подносах кальяны или крошечные чашечки чая; сновали посыльные в сандалиях, в коротких атласных штанах и красных тюрбанах; продавцы табака с деревянными подносами приставали к прохожим; мерно проплывали богатые арабы в безупречных белых галабиях.

Никто не торопился. Даже просто бродить по городу в полуденную жару считалось безрассудством, а уж спешка становилась просто самоубийственной.

Над головой поскрипывал вентилятор, ротанговые лопасти перемешивали душный воздух. Берли вытащил часы из кармана жилета и открыл крышку. Ладно. Ждет еще полчаса, а затем отменяет мероприятие. Если добыча не появится, он пойдет в порт и посмотрит, что там у него осталось с прошлого визита. Придется платить… Он достал бумажник из нагрудного кармана легкой куртки, висевшей на спинке стула, открыл, пересчитал. Наличности оставалось около восьмидесяти тысяч египетских фунтов.

Торговля древними артефактами — дело хлопотное. Слишком много народа замешано: мародеры, маклеры, складские работники, судовладельцы, музейные хранители, полиция и, что весьма важно, таможенники. И всем надо платить. Иначе никакая сделка не пройдет. В общем, дорогое удовольствие.

Благодаря упорному труду, бдительности, врожденному вкусу и сверхъестественной способности чуять тенденцию до того, как она разовьется, лорд Берли преуспел в бизнесе, который с каждым днем становился все труднее. Цены на лучшие изделия росли от сезона к сезону, то и дело появлялись невежественные флибустьеры, без нужды взвинчивавшие цены и привлекавшие повышенное внимание властей. Дошло до того, что любая ошибка становилась фатальной, чуть оступишься, и вот уже тело лицом вниз плывет по Нилу.

— Ворам честь неведома, — с сожалением заключил лорд Берли. — Жадные дебилы все могут испортить.

Он допил чай и быстро оглядел вестибюль отеля. Теперь он опустел. Все, кто хоть немного соображал, попрятались от жары.

Поставив стакан на серебряный поднос, он встал, накинул куртку, вышел из гостиной и прошел через вестибюль к стойке регистрации.

— Днем меня не будет, — сообщил он консьержу. — Когда вернусь, приготовьте холодную ванну.

— Конечно, сэр, — ответил мужчина за мраморной столешницей. — Вечером ваша светлость желает ужинать?

— Скорее всего да. Приготовьте стол к восьми часам.

— Очень хорошо, сэр.

— И убедитесь, что Bollinger

{Марка шампанского.}
холодное. В прошлый раз оказалось теплое.

— Больше такого не повторится, — заверил его служащий.

Лорд Берли вышел на улицу. Солнце ударило его так, словно он получил пощечину. Он покрутил головой и коротко приказал привратнику в белом халате и пробковом шлеме с перьями вызвать повозку. Очень быстро раздался неторопливый стук копыт по мостовой, и к ступеням отеля подъехала двуколка, запряженная мулом. Забравшись как можно глубже в тень, он приказал:

— На набережную. Дальше я покажу.

Кучер кивнул, дернув вожжами и они двинулись по узким улочкам Луксора, города, бывшего уже древним к тому моменту, когда Моисей был еще мальчишкой. Дорога к реке шла мимо довольно неприятных кварталов. Они словно спускались по лестнице респектабельности ступенька за ступенькой. В районе складов лорд Берли назвал кучеру улицу.

— Там остановишься, когда я скажу, — добавил он. Через несколько минут они подъехали к большому довольно ветхому зданию.

— Здесь, — скомандовал Берли. Двуколка остановилась у дверей. — Подожди меня, плата тройная. — Он поднял три пальца, чтобы возница лучше его понял.

— Будет сделано, эфенди, — ответил кучер, коснувшись кончиками пальцев правой руки лба.

Берли подошел к широкой входной двери и несколько раз быстро постучал. Постоял, рассматривая облупившуюся штукатурку, и наконец услышал звяканье отпираемой цепи и скрежет выдвигаемого железного болта. Дверь открылась. За ней стоял худощавый эфиоп в красной феске.

— Лорд Берли, да пребудут с вами обильные благословения Аллаха, — сказал мужчина. — Marhaban

{Мое почтение (малайск.)}
.

— Ассаляму алейкум, — невнятно буркнул Берли.

— Рад снова видеть вас, сэр.

— Я тоже рад, Бабу.

Слуга низко поклонился и отступил в сторону, пропуская гостя.

— Господин Хаким Расул ждет вас, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.

Берли пошел за своим проводником.

— Как бизнес? Хорошо?

— Аллах щедр, сэр.

Внутри склада было темновато, воздух спертый, пыльный и горячий. Слуга провел посетителя мимо рядов полок, заставленных пыльными предметами: каменными вазами и кувшинами; шкатулками; изваяниями сов, кошек и ястребов из дерева и камня; коробками, сундуками, ящиками и обернутыми тканью предметами всех размеров. Али-Баба, хранитель сокровищ, подумал Берли.

За высокими штабелями в дальнем конце склада скрывалась неприметная дверь в глухой кирпичной стене. Бабу постучал, открыл дверь и поклонился, приглашая гостя войти.

Берли вошел в комнату, которая казалась чем-то средним между бедуинским шатром и конторой бухгалтера. За большой столешницей из полированного красного дерева сидел стройный египтянин с острыми чертами лица, в блестящем шелковом жилете поверх облегающей джеллабы, застегнутой до подбородка. Воздух синел от дыма недавно выкуренной сигары.

— О, лорд Берли! Входите! Мир с вами и благословение Аллаха, мой друг. Рад вас видеть.

— Asalaam’[17]u, Абдель Хаким. Выглядишь прекрасно! Как поживаешь?

— Терпимо — только терпимо. Но зачем искушать Аллаха жалобами? Бабу, бездельник, принеси нам виски!

— Спасибо, Хаким, но не стоит. Для меня слишком рано.

— Рано? — удивился Хаким. — Ну что же. — Он снова обратился к Бабу: — Не надо виски, принеси нам вина и инжира. — Хозяин вышел из-за стола и приобнял Берли за плечи. — Мы давно не виделись, друг мой.

— Всего шесть месяцев, — ответил Берли.

— Неужели? А мне показалось — намного дольше. — Он улыбнулся и указал гостю на резное самшитовое кресло, покрытое шкурой пятнистой козы. — Надеюсь, ваше путешествие было приятным.

— В общем и целом — скорее, да.

— Садитесь. Поведайте мне, что в мире происходит.

— Новости ты лучше меня знаешь, Хаким. Я же только вчера приехал.

— Ах, да, помню, мы получили ваше сообщение. — Торговец древностями откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на животе. — Итак, вы прибыли.

— Прибыл, — вежливо согласился Берли. — Но, должен сказать, путешествия становятся все более утомительными, покупателей искать все сложнее. Я подумываю бросить этот бизнес и поискать другое занятие.

— Да что вы! — возмутился Хаким. — Не надо так говорить. Мы же партнеры, у нас самый успешный бизнес по эту сторону мира. Если вы надумаете уйти, Хакиму с сыновьями придется умирать с голоду. Мы сморщимся, как виноград, оставшийся на лозе под жарким солнцем, и умрем.

— У тебя достаточно других партнеров, Хаким. Думаю, выживешь как-нибудь.

— Разве что как-нибудь, — признал торговец. — Но вы — самый успешный из моих партнеров.

— Пожалуй. Вряд ли кто-нибудь платит тебе столько же, сколько я.

В этот момент вошел Бабу с тиковым подносом. На подносе стояли бутылка вина, два хрустальных бокала и блюдо с фигами в сиропе и сушеными финиками, фаршированными миндалем. Он поставил поднос на стол, разлил вино по бокалам и вышел.

— Ну зачем же так прозаично, мой друг? — удивился Хаким. Взяв свой бокал, он жестом предложил гостю другой. — Давайте выпьем за хорошую торговлю!

— За хорошую торговлю, — согласился Берли, поднимая кубок.

Они пообсуждали вопросы доставки тех вещей, которые лорд оставил на складе во время своего последнего визита; это заняло время, так что заявление Хакима о том, что он проголодался, прозвучало вполне естественно.

— Такое ощущение, что верблюда могу съесть, — заявил он. — Составьте мне компанию, друг мой, поужинайте со мной. На реке есть одно местечко… там готовят такие изысканные блюда, что ангелы с завистью смотрят вниз.

— Не сомневаюсь, — ответил лорд Берли, доставая из кармана часы. — Но мне надо еще кое-какие дела уладить перед отъездом.

— Ну конечно! Дела. Понимаю. Но кухня… — Он поднес пальцы к губам и поцеловал их. — М-м! Очень хорошая кухня! Лучшая в городе. — Хаким протянул руку и достал белый атласный тюрбан и трость из черного дерева. — Человек должен хорошо питаться. Ресторан совсем недалеко. Прогуляемся, аппетит придет сам собой. — Он вскочил и распахнул дверь. — Бабу, собачий сын! Мы выходим. Никого не пускать, пока меня нет.

Он запер дверь, повернулся и подошел к пальме в огромном медном горшке. На стене за пальмой висел богато украшенный молитвенный коврик; Хаким приподнял угол ковра и открылась потайная дверь.

— Сюда, — поманил он гостя. — Так намного ближе.

Абдель Хаким Расул провел своего посетителя по темному коридору, который выходил в полумрак — просто некое пространство между двумя складами, — за ним лежал залитый солнцем переулок, достаточно широкий, чтобы пропустить повозку, запряженную лошадьми или мулами. Торговец египетскими древностями пошел по травянистой обочине. Ветерок доносил запах реки, давая понять, что Нил совсем недалеко. За очередным поворотом открылся большой старый дом на сваях, гарантированно защищавших от сезонных разливов. На лестнице их встретил официант во фраке кофейного цвета.

Asalaam’u, — произнес официант. — Да благословит вас Аллах.

Salaam, — небрежно бросил Хаким Расул. — Мой столик, пожалуйста.

Официант провел их к тенистой террасе с видом на реку. Несколько столиков были заняты. Старик на табуретке в углу террасы качал плетеные мехи, направляя поток воздуха на посетителей.

— А-а, — вздохнул Хаким, устраиваясь в кресле, — вот достойное убежище для утомленной, измученной заботами души.

— Тебе бы поэтом быть, — проворчал лорд Берли. — О чем тебе еще заботиться, как не о том, чтобы с толком потратить свое состояние.

— О, мой друг, — Хаким сделал вид, что обиделся. — У вас совсем нет сердца? Посмотрите! Чудесная река! — Он махнул рукой в сторону серо-зеленой медленно струящейся воды. Как раз в этот момент по реке проплывала изящная фелюга с рыжевато-коричневыми парусами, заметная среди лодок и барж, плывущих вниз по течению. Перистые стебли папируса качались на ветерке, согласно поднимая и опуская золотые головки. — Восхитительно, не правда ли?

— Пожалуй, — сдержанно согласился лорд Берли. — Ладно. Выкладывай, что ты мне приготовил? Что мне предстоит увидеть, когда мы вернемся в твое логово?

Подошел официант и налил воду из серебряного кувшина в серебряную миску.

— Мы съедим все, что сегодня приготовил Хаммет, — заявил Хаким. — Можете подавать. И еще пряные оливки, пока мы ждем.

Сделав заказ, он повернулся к своему гостю.

— Что вы увидите? В последнее время дела продвигаются медленно. Торговцы стали упрямые. Но я приготовил для вас очень красивого сфинкса — совершенно целый, из красного гранита с сапфировыми глазками и в золотом головном уборе, размером с домашнюю кошку. Я бы его уже семь раз мог продать, но берег для вас, друг мой. Вы же у меня привилегированный покупатель.

— Хорошо. Звучит заманчиво. Что еще?

— Я же говорю, дела идут не так легко, как прежде. Однако прошлой зимой в одной из долин к западу от Луксора велись раскопки. Так что некоторые замечательные вещи потихоньку выплывают на свет.

— Кто руководит раскопками?

— Человек по имени Картер

{Возможно, автор имеет в виду реального человека – Говарда Картера (1874–1939) — английского археолога и египтолога, открывшего в 1922 году в Долине Царей близ Луксора гробницу Тутанхамона. Это стало наиболее значимым событием в египтологии.}
. Его финансирует богатый покровитель — какой-то лорд — я забыл, как его зовут… — Он побарабанил пальцами по столу. — По-моему, Кавано.

— Лорд Карнарвон, — поправил Берли.

— Вы его знаете?

— Пока нет. Но до конца недели намерен познакомиться.

Официант вернулся с тарелкой оливок без косточек, начиненных белой субстанцией.

— Вы только попробуйте, — призвал Хаким, — узнаете, какими бывают правильно приготовленные оливки.

Берли взял одну оливку и сунул в рот. Прожевал. Похвалил.

— Они нашли что-нибудь интересное?

— Копают… Не говорят. — Он улыбнулся, потянувшись за оливками. — Но, естественно, у меня есть свои источники.

— Не сомневаюсь.

Хаким наклонился вперед и понизил голос, хотя других посетителей в пределах слышимости не было.

— Ходят слухи, что они на пороге крупной находки — по меньшей мере, гробницы фараона, не меньше.

— Насколько верны слухи? — задумчиво поинтересовался лорд Берли.

— Мне обещали сообщить со дня на день, — с деланным равнодушием сообщил Хаким.

— Кажется, я приехал в нужное время.

— Это верно, — согласился торговец. — Торговля должна вскоре оживиться, Insha’allah!

{С Божьей помощью (арабск.)}
»

К столу подошли сразу трое официантов и молча принялись расставлять блюда: перепелов в глазури, фаршированных сливами и кедровыми орешками, на подушке из нежного риса с ароматом жасмина, приправленного кориандром. В комплект входили маринованные ломтики нильского окуня и тигровой рыбы с луком и целым перцем, бледно-зеленые ломтики дыни и ягоды инжира в вине.

Хаким Расул причмокнул губами и, заткнув белую льняную салфетку за воротник халата, с упоением принялся за дело, пренебрегая ножом и вилкой. На него было приятно смотреть. Лорд Берли, у которого из-за жары пропал аппетит, понимал, что ему далеко до сотрапезника.

Прошло некоторое время, прежде чем Хаким снова смог говорить.

— Такая еда должна быть на небесах, — объявил он, наконец отодвигая тарелку. — Надеюсь, вам понравилось, друг мой?

— Весьма, — сдержанно согласился Берли.

Принесли кофе, и они закончили трапезу за беседой о международной торговле древностями, а затем вернулись на склад. Когда Берли уходил, вечер давно уже наступил. Двуколка, на которой он приехал, все еще ждала его. Возница спал. Подъехав к гостинице, лорд встряхнулся, расплатился с кучером и вошел в вестибюль. Первым делом он заметил человека, которого ждал с утра. Возле конторки портье стоял высокий, стройный, безукоризненно одетый мужчина, и нетерпеливо постукивал кончиками пальцев по мраморной стойке.

Берли остановился, одернул пиджак, шагнул вперед и деликатно покашлял за спиной мужчины. Тот стремительно обернулся, и тогда Берли осведомился звучным голосом:

— Простите, я вижу лорда Карнарвона?

Мужчина окинул его взглядом и вежливо улыбнулся.

— Да. Как мне к вам обращаться?

— Позвольте представиться. Я Архелей Берли, лорд Сазерленд. Мне сообщили, что вы тоже остановились в этой гостинице. Полагаю, у нас найдутся общие знакомые. Не откажетесь ли выпить со мной?


ГЛАВА 21, в которой потворствуют социальному восхождению


— Прости, Этцель, — сказала Вильгельмина, сжимая для убедительности руки своего партнера. — Надо было сначала с тобой поговорить. Знаю, знаю. Но все происходило так быстро, просто не было времени задуматься. А потом оказалось, что мы уже договорились. — Она искательно смотрела на широкое круглое лицо; но видела только холодные бледно-голубые глаза и сжатые губы.

— Мы партнеры, — сказал он, не поднимая головы.

— Я знаю, — заверила его Мина. — Именно поэтому мне очень не по себе. Ну, понимаешь, я увидела возможность и тут же ею воспользовалась. Конечно, это неправильно с моей стороны. Я сожалею. Прости, пожалуйста.

Она действительно чувствовала себя виноватой, а вид Этцеля добавлял ей чувство вины. В конце концов у нее задрожала нижняя губа, а по щеке скатилась слезинка.

— Пожалуйста, Этцель, скажи хоть что-нибудь. Скажи, что не сердишься. Я больше никогда не буду так делать.

Энгелберт глубоко вздохнул и расправил сутулые плечи.

— Ах, mein Shatz[18], — вздохнул он. — Что я могу сказать? Мы с тобой партнеры. — Он печально посмотрел на нее. — Конечно, я не сержусь на тебя. — Он поднял руку и большим пальцем стер слезинку с ее щек. — Не плачь. Я не сержусь.

— Значит, ты меня прощаешь? — с надеждой спросила Мина.

— Конечно. Я же сказал, — ответил он. — Ну как я могу на тебя сердиться? Мина, если бы не ты, мне пришлось бы возвращаться в Розенхайм, и дальше работать на отца и брата. И никакой Kaffeehaus у меня не было бы. Конечно, я прощаю тебя.

Она порывисто схватила его руку и поцеловала.

— Спасибо, Этцель. Все будет хорошо. Я обещаю.

Он поджал губы, но все-таки кивнул. Через мгновение он сказал:

— Да я и не сомневаюсь: это к лучшему. Иметь дело с господином Арностови — кто бы мог подумать?

— Он обещал снизить нам арендную плату, а еще мы будем выбирать лучшие помещения из тех, которые у него есть, когда они освободятся. О, Этцель, у нас будет лучшая кофейня и лучшая кондитерская во всей Праге — нет, во всей Европе!

Добродушное лицо Этцеля расплылось в херувимской улыбке.

— У нас и так самая лучшая кофейня.

— А новая лавка будет еще лучше. И пекарня будет самой настоящей — с большими печами и хорошей кухней. И мы наймем людей, чтобы помогали. Это будет замечательно. Вот увидишь.

Вот теперь он расхохотался от души, и у Вильгельмины камень свалился с сердца: она очень переживала, что ее партнер обидится.

— Ты хороший человек, Этцель, — сказала она ему и на этот раз поцеловала в круглую щеку, заставив его густо покраснеть.

Через несколько дней Арностови сдержал свое обещание.

— Фройляйн Вильгельмина, идите сюда, мне есть что вам показать, — сказал он, входя в кофейню со своей неизменной черной записной книжкой под мышкой.

— Может быть, сначала кофе, герр Арностови?

— Потом. У нас спешное дело. Пойдемте со мной.

Он повернулся и вышел на улицу, призывно махнув ей рукой.

Мина повернулась и окликнула Энгелберта, который как раз доставал из духовки поднос с пирожными.

— Да, иди, конечно, — ответил он. — Я буду здесь. Иди. Я тебе доверяю.

— Что за спешка? — спросила Мина, через несколько шагов нагнав домовладельца. Он явно торопился, да так, что белый шарф на зеленой шляпе летел за ним по ветру.

— Меня известили возможные покупатели. Они хотят посмотреть на один из моих домов. И, между прочим, весьма не прочь снять его, но мы же с вами договорились…

— Да, да, я помню, — ответила Мина, еще не совсем понимая, о чем он говорит.

Вскоре они вышли к Староместской площади.

— Вон туда смотрите! — призвал Арностови, указывая на северную сторону. Там стояло несколько аккуратных домов, прикрытых общим медным козырьком от дождя. Лавки смотрели на южную сторону большими стеклянными окнами. Прочие здания на площади не могли похвастаться такой роскошью. — Вот этот, — сказал он, кивнув в сторону домов своей остроконечной бородой.

— Который? — не поняла Мина.

— Тот, что ближе к башне с часами.

Глаза Вильгельмины расширились от удивления.

— Этот?!

— Да. — Арностови чуть притормозил и недоуменно взглянул на нее. –Что-то не так? Он вам не нравится?

— Нет, нет, ничего! Но это же… лучшая недвижимость на площади!

— Да, некоторые так и считают. — Он снова заспешил вперед.

— И вы хотите предложить его нам? — спросила она, торопясь за ним.

— Я предлагаю его вам в аренду, как мы и договаривались. — Перейдя площадь, он быстро подошел к двери дома и достал из кожаной сумки на боку большой железный ключ. — Входите. У нас мало времени.

Словно в подтверждение его слов, часы на огромной каменной башне начали отбивать время. Господин Арностови отпер дверь лавки и распахнул ее настежь, пропуская Мину. Она вошла.

В единственной большой комнате не было никакой мебели, но все здесь говорило о роскоши —начищенная медь и хрусталь, белый мрамор на полу, ореховые панели на стенах, ряды дорогой синей плитки вокруг окон и дверей. Трехъярусная люстра свисала с расписного потолка над центром комнаты, а у восточной стены красовалась богато украшенная изразцовая печь с блестящими бело-голубыми изразцами.

— Ну как вам? — спросил Арностови. — Что думаете?

— Роскошно!

— Ну вот и замечательно. Значит, решено?

— Я и думать о таком не могла. Но сколько же это стоит?

Он достал свою записную книжку и начал перелистывать страницы.

— Так, люди, которые сейчас должны приехать, предложили за аренду двадцать пять гульдинеров в месяц. Вам я сдам за тридцать.

— О, герр Арностови, — сказала Мина, — это слишком. Мы никогда не сможем себе этого позволить.

— Да, сегодня, наверное, не сможете, — согласился он. — Но очень скоро — вполне возможно.

— Каким образом?

— На этом месте ваш бизнес резко пойдет в гору. Поднимете цены. Сейчас вы берете слишком мало.

Вильгельмина закусила губу и с сомнением огляделась.

— Энгелберт сказал бы: «Вообразить не могу!»

— Но он же доверяет вам принимать решения, — ответил проницательный деловой человек. — А теперь я прошу вас поверить мне.

— А как насчет кладовых и квартир? — спросила Мина. — А кухня?

— Этажами выше, — ответил Арностови, — там есть все, что вам нужно. Кухня… Я обставлю любую кухню, какую скажете.

Вильгельмина огляделась, сосредоточенно нахмурив лоб. Риск, большой риск…

— Моя дорогая фройляйн, — мягко сказал домовладелец, — прикиньте, что именно я вам предлагаю. Об этом месте будет говорить вся Прага. Здесь будут лучшие люди города. Ваши новые клиенты готовы будут платить любые деньги только за то, чтобы посидеть здесь, на виду у всех. Успех гарантирован. При условии, что вы немедленно дадите свое согласие.

Оглядев пустое пространство, Мина представила, как оно заполняется сверкающими полированными столами, за которыми сядут прекрасные леди и джентльмены, ведя деловые или светские разговоры, пробуя прекрасную выпечку Этцеля. Картина завораживала. Она тряхнула головой.

— Я согласна.

Арностови захлопнул свою книгу.

— Вот и отлично.

Тень заслонила дверной проем.

— А, вот и они, — пробормотал Арностови и громко обратился к Мине. — Вам остается сказать, где будет располагаться кухня. — Он снова понизил голос. — Они будут недовольны, но я с ними разберусь.

Мина кивнула и отошла в дальний конец помещения. Задумалась. А потом начала быстро прикидывать, где удобнее разместить полки и рабочие столы. У входной двери пришедшие обменялись приветствиями с домовладельцем, а потом все стихло. Она позволила себе оглянуться через плечо. Арностови и трое мужчин в плащах и шляпах с перьями так и стояли возле входа.

Один из мужчин сердито пристукнул тростью об пол и что-то произнес недовольным голосом. Господин Арностови развел руками и пожал плечами. Придержав дверь, он вывел посетителей из дома и очень быстро вернулся, улыбаясь и что-то даже напевая себе под нос.

— О чем вы говорили? — не удержалась Мина.

— К сожалению, это здание мне пока не принадлежит. Я бы очень хотел, но мои средства такого еще не позволяют.

— Так чье же оно тогда?

— Это большое здание… — Он огляделся с прищуром. — Сейчас им владеет эрцгерцог Маттиас.

Вильгельмина задумалась. За недолгое время своего пребывания в Праге она с грехом пополам усвоила некоторые придворные обстоятельства.

— Эрцгерцог — вы имеете в виду брата императора?

— Именно, — кивнул Арностови. — Эрцгерцог много чем владеет в городе, ну, и еще, конечно, загородные поместья…

— Конечно, — растерянно согласилась Мина. — Но если… как же тогда?

— Как я могу вам его сдавать? — Арностови заговорщицки ей подмигнул. — Эрцгерцог Маттиас сам не управляет своими владениями. Для этого он нанимает управляющих. Главный из них — герр Вольфганг фон Румпф, он — одна из главных фигур в суде. Как оказалось, фон Румпф — отчаянный игрок. За карточными столами в самых фешенебельных домах города он проводит очень много времени. Так получилось, что я тоже люблю карты.

— Вы меня удивляете, герр Арностови. — Мина развела руками. — Пожалуйста, продолжайте.

— Надеюсь, вы никому не скажете, что я играю, — весело сказал Арностови. — Но я играю лучше, чем фон Румпф. Я потратил месяцы на то, чтобы получить приглашение к его столу. И вот прошлой ночью это случилось. Мы обедали вместе с нашими общими знакомыми. А потом играли. — Его улыбка стала еще шире. — Я выиграл.

Вильгельмина широко раскрыла глаза.

— Вы имеете в виду…

— Нет. Играет он не очень, но сам отнюдь не дурак.

— Так что же вы выиграли?

— Разрешение управлять этим имуществом для него, ну и для эрцгерцога, конечно, за небольшой процент прибыли.

— А-а, кажется, понимаю. — Вильгельмина нахмурилась.

— Нет! Вы не так поняли. Для меня в этом деле важны не деньги. Но мне нужен доступ к судебным делам. Для моих деловых интересов это важно. Кстати, и для ваших тоже.

— А я-то тут причем?

— Вы же собирались в Венецию? А кораблями владеет эрцгерцог.

— Да, вот теперь действительно начинаю понимать.

— Но фон Румпф не стал облегчать мне задачу, — продолжал Арностови, расхаживая по комнате. — Мы условились, что я найду арендатора раньше, чем придут те, кому он намеревался сдать дом в аренду…

— Так вот кто это был…

— Именно. «Сделай это, – сказал фон Румпф, – и станешь управлять этой собственностью».

— Значит, дом едва не достался тем, которые приходили, — заключила Мина. — А ведь вы меня использовали, герр Арностови.

— Да, но к вашему благу, фройляйн. Это только начало, — сказал он ей, раскинув руки, чтобы охватить весь город. — Не скрою, вы мне помогли, и я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы вам не пришлось об этом жалеть. Таким образом наше общее дело будет расти.

— Ладно, — ответила Вильгельмина, уже более критически оглядывая помещение. — Нам понадобятся серьезные средства, если мы хотим обставить это место как надо.

— Об этом не волнуйтесь, — отмахнулся Арностови. — Предоставьте все мне.

Когда, вернувшись в кофейню, Мина пересказала разговор Энгелберту, тот засомневался.

— Это же очень много денег, — заметил он. — Где мы их возьмем?

— Найдем! — уверенно заявила Мина. — Подожди, сам все увидишь, Этцель. О нас будут говорить в городе. Это здорово!

Он недоверчиво кивнул. Мина постаралась его успокоить.

— Сам подумай, Этцель. Этот дом — собственность эрцгерцога. Идеальное место, чтобы люди узнали, какую замечательную выпечку ты творишь. Люди будут издалека приезжать, чтобы увидеть все своими глазами, чтобы посидеть в нашей замечательной кофейне. А уж мы постараемся, чтобы они не ушли без твоего отличного хлеба.

— Это верно, хорошее место очень помогает вести дела, — признал Энгелберт, проникаясь идеей.

— Между прочим, это лучшее место во всем городе. Это даже лучше, чем во дворце.

— Ты очень правильно все устроила, дорогая.

Одно это слово наполнило сердце Мины радостью. Очень давно ей такого не говорили. Весь оставшийся день она улыбалась.

В конце недели они закрыли свою лавку в переулке, сообщив своим постоянным клиентам, что очень скоро вновь откроются в великолепном новом магазине на площади. На следующее утро пришел посыльный от судоходной компании и сообщил, что кофе прибудет в срок. Судно уже выходит из порта. Эту новость Энгелберт с Вильгельминой обсуждали за утренним кофе и строили планы начет своей новой кофейни и пекарни.

— Там будут круглые столы трех размеров, — говорила Вильгельмина, — стулья обязательно надо заказать удобные, и чтобы были угловые диванчики поближе к печи, пусть посетители задерживаются подольше. — Ее понесло. Она уже видела новую посуду, красивую и удобную, а еще она придумала новый вид пирожных, которых в Чехии никогда не пробовали. — Не думай об этом, — успокоила она Этцеля в ответ на его вопрос, где они возьмут рецепты этих самых новых пирожных. — У меня здесь хватит на три-четыре новых магазина, — Мина постучала себя пальцем по виску и добавила задумчиво: — Вот если бы у нас был шоколад... — впрочем, ладно, не бери в голову. Обойдемся миндальной пастой и вишневым сиропом.

— А что насчет помощников на кухне? — спросил он.

— Для начала у нас будет четыре человека, — решила она. — Двое будут работать в зале — накрывать на стол, убирать посуду — и двое на кухне, следить за выпечкой. Оденем их одинаково — зеленые куртки, фартуки, и маленькие белые шапочки.

Энгелберт от этой идеи пришел в восторг.

— Как слуги в хороших домах.

— Точно. Как слуги в богатых домах. Мы же хотим, чтобы наши клиенты чувствовали себя знатными господами и дамами — как будто они прибыли ко двору императора.

— Может быть, даже сам эрцгерцог Маттиас зайдет, ja?

— Знаешь, меня ничуть не удивит, если и сам император Рудольф заглянет купить специальный рождественский кекс от Энгелберта.

Этцель просиял.

— Ты и правда так думаешь?

— Почему бы и нет? — Вильгельмина торжественно кивнула. — Мы поднимемся, Этцель, вот увидишь. Скоро все изменится.


ГЛАВА 22, в которой обмениваются откровениями


— Так что же вы мне сразу не сказали? — возмущенно спросила леди Фейт. — Что еще вы упустили?

— Уверяю вас, миледи, я искренне сожалею, — повинился Кит. — Но вы должны признать, что до этого момента у меня просто не было возможности объясниться. Тем не менее, я, конечно, виноват…

Известие о том, что Кит — внук Козимо Ливингстона, несколько умерило гнев леди Фейт, но она все еще оставалась настороженной.

— Это избавило бы меня от переживаний.

— Взываю к милосердию суда — Честно говоря, Кит не заметил особых переживаний.

— Милосердие суда? — Она вдруг улыбнулась, озарив комнату и сердце Кита светом. — Мне это нравится. Сами придумали?

— Нет, конечно. Там, откуда я родом, это известная поговорка.

Она нахмурилась, и радостное сияние погасло.

— Это такая издёвка?

— Ни в коем случае! Я просто хотел сменить тему. — Кит взглянул на свою суповую тарелку. — Бульон отлично выглядит. — Он достал из кармана жилета свою апостольскую ложку. — Я бы не прочь в него углубиться.

— Как странно вы выражаетесь, — заметила она, беря ложку со стола.

Кит обрадовался минутной передышке. Все-таки разговаривать с дамой на примитивном языке семнадцатого века не так-то просто. Впрочем, и в любое другое время это непростое занятие. Разговор с леди Фейт требовал особого внимания; он был рад возможности передохнуть и настроиться. Над столом повисла тишина, нарушаемая лишь случайными естественными звуками. Когда молчание грозило перейти в неприличие, Кит, собрав всю свою светскость, осведомился:

— Вы в Лондоне живете?

— Боже мой, нет, конечно! — воскликнула она. Отодвинув тарелку, она взяла кусочек подсушенного хлеба, покрошила в остатки супа и продолжила бодро орудовать ложкой. — А вы где обретаетесь?

— Я родился и вырос в Лондоне, — ответил он и быстро поправился: — То есть не совсем в Лондоне, я родился в Уэстон-сьюпер-Мэр[19]

{Уэстон-сьюпер-Мэр — приморский курортный город в графстве Сомерсет в Англии.}
. Моя семья несколько раз переезжала, но я уже давно живу в Лондоне.

— Уэстон-сьюпер-Мэр? — озадаченно переспросила леди Фейт.

— Ну да, в Сомерсете.

— Ерунда какая-то! — фыркнула она. — У меня дом в Сомерсете. Клариво, поместье нашей семьи. Вы знаете, где это? — Не дожидаясь ответа, она продолжила. — Мой отец — Эдвард, старший брат Генри. У меня был еще один брат Ричард, но он, к сожалению, умер в три года. Я его даже не знала. — Она изящно доела последнюю ложку супа. Свет свечи очень красиво падал на ее шею, казалось, нежная кожа светится. Такое небесное зрелище заставило Кита испытать легкое головокружение.

— А у вас есть семья? — спросила она.

— Ну, я полагаю, Козимо можно считать моей семьей.

— Что вы имеете в виду? Либо он ваш дед, как вы утверждаете, либо нет. Какие тут могут быть еще полагания?

— Конечно, мы родственники, — заверил ее Кит. — Тут никаких сомнений. Но, строго говоря, он мне не дед.

— Как это? — Ложка леди Фейт замерла в воздухе. — А кто же он тогда, скажите на милость?

— Он мой прадед. — Наткнувшись на недоверчивый взгляд, он поспешил добавить: — Понимаю, звучит немножко дико. Я сам с трудом в это поверил. Но это чистая правда. Козимо — мой прадед.

— Ты меня удивляешь.

— Это все связано с их, гм… секретными экспериментами.

— Ну да, он прыгает.

— Простите?

— Он использует лей-линии. Прыгает — вот как я это называю. Когда человек прыгает с одного места на другое. — Она посмотрела на него с высокомерной улыбкой. — Прыгает.

— Да, пожалуй, подходящее слово, — согласился Кит. — Наверное, эти его прыжки, ну, из одного места в другое, мешают естественному процессу старения. Козимо намного старше, чем кажется.

— Вот как! — Она доела суп и решительно отодвинула тарелку. — Я правильно понимаю, что вы прыгали вместе с ним?

— Да, причем несколько раз. А вы разве не прыгали?

— Нет, — ответила она. Появились слуги, убрали посуду и накрыли стол для следующей перемены. — Они уверяют, что это слишком опасно, особенно для женщин. Не понимаю, почему?

— Я пока не очень в этом разбираюсь, — сказал Кит. — Но я согласен, это может быть очень опасно. Я имею в виду, что если вы прыгнете и окажетесь посреди моря, или в джунглях с тиграми, или в жерле вулкан…

— Вот поэтому им так нужна карта.

— Простите?

— Карта. Карта на Коже.

— Вы и об этом знаете? — спросил Кит, а сам подумал: интересно, что еще она знает?

Подали баранину в соусе, а к ней — пюре из репы и моркови. Слуги наполнили бокалы и снова удалились.

— Дядя немногим доверяет свои секреты, — призналась она, потянувшись за чистой ложкой. — Я одна из таких людей. Отец считает это все ерундой. Он терпеть не может разговоров о прыжках и прочих теориях Генри. В результате они годами не разговаривали. Вот так я и стала единственной хранительницей научных исследований сэра Генри.

Кит не видел никаких оснований ей не верить, но что-то в ее словах вызывало раздражение. Он пока не мог сформулировать, что именно.

— Я потому и приехала в Лондон, — продолжала красавица, изящно орудуя ножом. — Большинство его исследований очень сложны, я бы сказала, эзотеричны. Но дядя обещал показать мне свои полевые дневники и рассказать о самых сложных построениях. Может, со временем и я научусь прыгать.

—Дневники… — повторил Кит, оторвавшись от тарелки. — Подождите, вы что, имеете в виду, что он записывает все свои приключения?

— Да, и хранит записи в таких маленьких книжечках. Там все его мысли, все теории и результаты опытов. Сэр Генри очень аккуратен.

— Это здорово, — искренне восхитился Кит, — насчет его дневников. А вы не знаете, где они?

— Как «где»? В кабинете, конечно, где им еще быть?

Кит почувствовал, как отступает чувство беспомощности, преследовавшее его с тех пор, как он покинул Черную Хмарь. Надо только взглянуть на дневники сэра Генри, и все будет хорошо. Во всяком случае, так ему подумалось тогда. Пройдет несколько дней, и он поймет свою ошибку, но к тому времени мысли его примут совершенно неожиданное направление.

Отложив ложку, он положил обе руки на стол.

— Леди Фейт, — сказал он, приняв по возможности официальный вид, — не хочу вас пугать, но с сэром Генри и Козимо, возможно, случилась беда. Надо немедленно найти его записи.

— Вы сказали — «беда»? Что вы имеете в виду? — спросила она, приподняв идеальную бровь. Заметив его колебания, она поторопила его. — Говорите же, сэр! Если мы хотим поладить, лучший способ — это полная откровенность. — Кит заметил, как в глазах леди Фейт вспыхнул неукротимый огонек. — Плюньте на всю эту чушь вроде рыцарского долга защитить слабую женщину! Уверяю вас, я вполне могу постоять за себя.

Следует отметить, что идея защищать этот пламенный дух не приходила Киту в голову от слова «совсем». Но он с удовольствием отметил ее решимость. Раньше он с таким не сталкивался.

— Говорите, сэр! — потребовала она.

Не стоило дальше испытывать ее терпение.

— Согласен с вами, — начал он, — только откровенность. Я и сам хотел это предложить.

— Так, об этом договорились. — Она чопорно промокнула губы краем салфетки и бросила ее на стол. — Начинаем поиски.

Кит с тоской посмотрел на баранину, остывающую на тарелке.

— Может быть, сначала закончим ужин...

— Ну уж нет, сэр! — Она отодвинула стул и встала. — Если вы считаете важным найти его дневники, нечего терять время понапрасну. — С этими словами она решительно вышла из комнаты.

Кит поспешно откусил и прожевал последний кусок и поспешил следом. Она привела его в комнату, где они встретились впервые, то есть в кабинет сэра Генри. Кит догнал ее возле стены с книгами.

— Как они могут выглядеть?.. — задумчиво произнесла леди Фейт?

— Понятия не имею. Я же никогда их не видел.

— Ладно. Начинаем искать. Вы начнете оттуда, — она указал на верхние полки книжного шкафа, — а я — с другого конца. Встретимся посередине.

Кит приступил к поискам. На верхних полках стояли здоровенные тяжелые тома в переплетах из толстой темной кожи. Названия на корешках читались с трудом, да и все равно они были написаны на латыни. Он снимал книги с полки и торопливо пролистывал их; время от времени ему попадались рисунки или гравюры — обычно они изображали какие-то приборы; большинство книг были написаны от руки на пергаменте, довольно мелким почерком; текст занимал всю страницу, оставляя лишь узенькие поля.

Изучив несколько таких томов, Кит начал подозревать, что дневников сэра Генри среди них просто не может быть. Искать следовало среди книг поменьше размером. Таких было немного, и с ними было легче справиться, так что он переключил внимание на эти небольшие книжицы. Дело пошло быстрее, и он приблизился к леди Фейт. Она что-то напевала совсем тихо. Мелодию Кит не узнал, но понял, что она очаровательна.

Еще более очарователен был голос, воспроизводивший мелодию. Уже через минуту Кит перестал обращать внимание на то, что делает, и только слушал. Он застыл с очередной книгой в руке.

— Что у вас там?

Он с недоумением взглянул на небольшой томик в руке. Книга была в зеленой обложке и с кожаным ремешком-застежкой. Никакого названия он не увидел

— Не знаю.

— Ну так откройте ее, — приказала она.

Кит расстегнул ремешок и откинул обложку. Открылась страница, плотно исписанная таким своеобразным почерком, что он не мог разобрать ни слова.

— Что вы там нашли?

— Не знаю, — повторил он, протягивая ей книгу. — Я не могу прочитать.

— Это рука сэра Генри, — взволнованно объявила она. Он смотрел, как двигаются ее губы, пока она пробегала по страницам глазами, и ему хотелось быть страницей этой книги.

Пришлось сделать над собой усилие.

— Что там написано?

— Здесь о проявленной вселенной, — рассеянно ответила она, водя пальцем по строкам. — Или о чем-то, что он называет Вселенной.

— Вселенная! — воскликнул Кит. — Они говорили об этом! Должно быть, это и есть дневник сэра Генри.

— Уверены? — с сомнением спросила она, поднимая глаза. — Надо прочесть хотя бы немного.

— Тогда давайте поближе к свету, — предложил Кит, — а то здесь не видно ничего.

Леди Фейт подошла к подсвечнику и открыла книгу, показывая Киту место на странице. Архаичный почерк оставался по-прежнему непонятным, но слово «Вселенная» он все же разобрал. Кит перелистнул несколько страниц и увидел крошечные схемы, состоявшие из треугольников и прямоугольников, линии некоторых были подписаны какими-то цифрами, возможно, координатами, но это была лишь догадка.

— Уйдет какое-то время на поиски того, что мы ищем, — озадаченно произнес он.

— Кстати, а что мы ищем? — напористо спросила она.

Кит закусил губу.

— Ну, я, честно говоря, не очень представляю, — признался он после минутного раздумья.

Леди Фейт мило нахмурилась.

Он перевернул еще несколько страниц.

— Но я думаю, что узнаю это, когда увижу. — Он протянул руку за книгой. — Вы позволите?

Она резко захлопнула книгу.

— Нет, конечно!

— Но…

— Я не позволю вам рыться в дневнике моего дяди. Если вы собираетесь изучать эти материалы, вам придется убедить меня, что это действительно необходимо.

— Но у вашего дяди проблемы. Эта книга могла бы помочь…

— Это вы уже говорили.

— То есть вы мне не доверяете? — Он озадаченно посмотрел на выдвинутый вперед подбородок.

— Пока нет.

Кит задумчиво постучал себя по губам. Но тут ему в голову пришло очевидное решение.

— Я знаю! Давайте спросим Джайлза — он был там. Он все видел.

— Кто такой Джайлз?

— Кучер! Ну, слуга сэра Генри. Я не знаю, как называется… Он был с нами в Черной Хмари. Он видел, что произошло. Он может рассказать. — Кит направился к двери. — Пошлите за ним, пусть расскажет.

— Он уже спит, — сказала леди Фейт. — С расспросами можно и до завтра подождать.

— Хорошо, — согласился Кит. — Завтра утром первым делом послушаем его.

— Дневник пока останется у меня.

— Как скажете. Просто не выпускайте его из виду. У меня такое чувство, что эта маленькая зеленая книжка бесценна.


ГЛАВА 23, в которой главная роль отводится леди Фейт


Решение вернуться в Черную Хмарь было принято быстро — так быстро, что Кит не успел его осмыслить. Однако леди Фейт хватало уверенности на двоих. Ее очень воодушевляла перспектива сделать самостоятельный прыжок. Как она заявила, это то, о чем она всю жизнь мечтала. Ни о чем другом она и слушать не хотела, так что возражения Кита казались ей грубыми и неинтересными.

— Поверь мне, если бы прыжок не был так опасен… — пытался он внести в решение нотку разумности.

— О да — свирепые вулканы, тигры-людоеды и тому подобное, вы уже достаточно красочно объясняли, — прервала она его.

— Вот именно! Но есть еще кое-что. Я об этом не рассказывал. Там были плохие люди, очень плохие, я бы сказал — убийцы, — они хотят нам зла. Они то и дело появляются. Надо иметь в виду, что мы можем с ними встретиться. Во всяком случае, в Черной Хмари они были. Нам пришлось драться. Сэр Генри и Козимо ушли, но нападавшие ушли вместе с ними.

— Тем больше у нас причин немедленно отправится в путь, — решительно заявила леди Фейт.

— Я, наверное, чего-то не понимаю… — Кит действительно пока не улавливал логики в их решении.

— Если бы нашим выдающимся родственникам не грозила серьезная опасность, — объяснила она, словно малому ребенку, — они не нуждались бы в спасении, и мы бы их не спасали.

— Ну да, — согласился ошеломленный Кит, — но для нас-то опасность остается. Мы же не можем…

— Наберитесь мужества! — отрезала леди Фейт. — Все будет хорошо.

— Ладно. Проехали, — вздохнул Кит. — Действительно, что-то надо делать.

Должно быть, сарказм не был в ходу в семнадцатом веке, очевидно потому все его замечания принимались за чистую монету, и леди Фейт удостоила его одной из своих ослепительных улыбок.

— Я рада за вас. Не будем медлить. Я сообщу Вильерсу о наших планах и прикажу слугам приготовить все необходимое. А вы скажите Джайлзу, чтобы готовил карету.

— Но мы так и не прочитали дневник, — заметил Кит.

— По дороге будет время. Вы же говорили, что мы пробудем в пути три дня, не так ли? — Кит растерянно кивнул. — Вот и отлично! Не стоит терять ни минуты.

Приняв решение, леди Фейт почти выбежала из комнаты, словно уже начала торопиться.

— Подождите, — остановил ее на пороге Кит, — есть еще кое-что. — Он колебался, не зная, как сказать.

— Ну? Что еще?

— Ваша одежда, леди Фейт. Извините, но я сомневаюсь, что вы сможете совершить переход в таком виде, — сказал он, указывая на ее платье.

Она оглядела свое элегантное атласное платье.

— Боже, что не так с моей одеждой?

Ее вызывающее выражение дало Киту понять, что он ступает по очень тонкому льду.

— Это не… э… функционально, — нашелся он.

— Полагаю, вы бы предпочли, чтобы на мне вообще ничего не было!

Хватило единственного намека на ее сногсшибательную фигуру, чтобы Кит поплыл. Пришлось сделать героическое усилие, чтобы избавиться от навязчивых мыслей. Он очень не хотел, чтобы его неверно поняли.

— Миледи, мы же не знаем, куда нас занесет — это может быть пересеченная местность, джунгли, пустыня, все, что угодно. А еще остается вопрос со временем. Мы можем оказаться либо в будущем, либо в глубоком прошлом. Откуда нам знать, что там носят? Чем незаметнее мы будем выглядеть, тем лучше.

— А ведь верно! Несоответствие в одежде может привлечь нежелательное внимание, — задумалась она. — Понимаю. Клянусь верой христовой, ваш совет довольно мудр. Я поищу что-нибудь более подходящее для наших целей. — Она снова собралась уходить, но задержалась. — Кроме того, потребуются деньги и, я полагаю, оружие.

— Да, не помешали бы… — начал Кит, но она уже ушла. Он стоял, глядя на пустой дверной проем, и радостно повторял про себя: я выдал мудрый совет! Это хорошо. Все дурные мысли и опасения разлетелись, как сухие листья под благоухающим ветерком ее доброго мнения. Хотя бы ненадолго…

Опасения вернулись, но к тому времени будущие лей-путешественники уже миновали лондонские окраины. Карета была нагружена припасами на три дня, несколькими сменами одежды, еще при них находился кошель с золотыми соверенами, два слегка ржавых тесака и исправный кремневый пистолет. Кит предложил привлечь к плану Джайлза, и тот охотно согласился. Они выехали, как только снаряжение и провизию уложили в карету, и вскоре уже с грохотом катили через северные пригороды и фермерские хутора, окружающие город.

При дневном свете Кит старался разобрать невнятный почерк сэра Генри. Книжка выглядела образцом переплетного мастерства: плотные страницы из тонкой бумаги, с золотым обрезом, с закладкой из черной шелковой ленточки, переплетом из зеленой козлиной кожи, с замочком, который открывался и закрывался с приятным щелчком. По достоинству оценив мастерство переплетчика, путешественники приступили к изучению содержания. Кит с трудом разбирал написанное, но леди Фейт, похоже, не испытывала особых затруднений. Под ее руководством Кит начал осваивать дневник.

Многое из того, что он почерпнул, было настолько далеко от его обычных представлений, что могло бы с таким же успехом излагаться японскими иероглифами. Язык был загадочным, если не архаичным, обсуждаемые концепции предполагали знания, которых у Кита не было и не могло быть. Однако благодаря настойчивости и терпению леди Фейт он все же смог извлечь кое-какую полезную информацию из теоретических рассуждений сэра Генри о природе лей-путешествия, его целях, механизме и возможном использовании. Часто упоминалась Карта на Коже, упоминания неизменно оказывались связаны с рассуждениями о значении символов. Приводились также подробные схемы силовых линий и указания к их местонахождению, включая карты и наброски.

Изучив записи сэра Генри, Кит понял, что с точки зрения времени есть очень большая разница, когда и как человек переходит порог. Он поделился этим наблюдением с леди Фейт, но она не сразу поняла его.

— По-моему, это означает, — попытался он объяснить, — что мы можем выбирать не только место назначения, но и время. Это похоже на дорогу — вроде той, по которой мы сейчас едем, с дорожными знаками и указателями расстояния, понимаете? — Он указал в окно кареты на бледно-белую веху, с которой они как раз поравнялись. — Ну, допустим, это лей-линия, и каждый из указателей соответствует разному времени в других мирах, с которыми связывает эта конкретная лей-линия.

— Допустим, — не очень уверенно произнесла леди Фейт.

— Теперь предположим, что эта веха, которую мы только что миновали, соответствует шестнадцатому веку в том, другом мире. Значит, следующая будет указывать на семнадцатый век, и так далее, — Кит воодушевился собственным пониманием и говорил, размахивая дневником. — В том мире, куда вы прыгаете, может быть любое время, и это зависит от того, как вы прыгаете. Невероятно!

Леди Фейт покачала головой.

— Пожалуй, для меня это сложновато.

— Возможно, — согласился Кит, не обращая внимания на ее прохладный тон. — В любом случае это означает, что нужны точные расчеты, если мы хотим оказаться там, куда нам нужно. — Он перевернул еще несколько страниц. — Точность — это ключ ко всему. Так что нам тоже нужна та самая карта. — Идеальные губы леди Фейт озадаченно скривились. А Кита несло. — Посмотрите сюда, — он указал на один из странных значков, нарисованном в тетради сэром Генри, — любопытный полукруглый завиток с двумя пересекающими его почти параллельными линиями, одна из которых имела на конце зазубрину, похожую на рыболовный крючок; вдоль внешнего края следовал ряд крошечных точек. — Сэр Генри пишет, — он наклонился поближе к племяннице аристократа, — что этот маленький символ говорит не только о том, где найти конкретную лей-линию, но и о том, куда она ведет, а также о вехах вдоль нее, чтобы ориентироваться во времени. — Он откровенно сиял и от своей догадки, и от близости леди Фейт. — Старый Флиндерс-Питри все предусмотрел.

Леди Фейт довольно холодно отнеслась к его открытию.

— По-вашему, вот эти штучки указывают, куда и когда прыгать?

— Это же очевидно! — воскликнул Кит. — Надо просто уметь читать символы. В этом все дело! Однако у меня такое впечатление, что записи сделаны стенографически…

— Что это значит? — искренне изумилась леди Фейт.

— Ах да, ну, я имел в виду код. Они закодированы. Нужен ключ, чтобы понять эту систему символов.

Леди Фейт критически взглянула на него.

— А там дальше нет ключа?

— Не знаю. Мы же не все прочитали. — Он взвесил книгу на руке. — Тут еще много. Надеюсь, мы его найдем. Так было бы намного проще.

Они вернулись к тому разделу, который описывал систему порталов, вернее, лей-хабов, одним из которых была Черная Хмарь. После долгого разбирательства Кит, в конце концов, решил, что портал открывается в определенное время — соответствующее, как полагал сэр Генри, фазам луны или высоте солнца, или, возможно, и тому, и другому — и некоторое время действует, позволяя переступить порог в другой мир. В отличие от обычных лей-линий, требовавших движения, для лей-хаба достаточно было оказаться в нужном месте в нужное время, переход совершался сам собой. В Черной Хмари место указывал камень, предусмотрительно уложенный кем-то на вершине холма, а лучшим временем следовало считать закат или рассвет в те дни, когда луна висела в небе до восхода солнца. Казалось бы, все просто.

— Слишком просто, — пробормотал Кит, — должно быть что-то еще… Только вот что?

— Запись на этом обрывается, — леди Фейт потыкала в книгу пальцем. — Думаю, что это все. Дальше говорится о том, как «манипулировать материей с помощью гармонических вибраций». О Черной Хмари больше ни слова.

Не стоило сомневаться — сэр Генри знал, конечно, больше, однако и того, что они узнали из дневника, вполне хватало для объяснения виденного Китом на вершине холма. Ничего другого не оставалось, приходилось доверять сведениям, изложенным в зеленой книжице.

В деревне Чеппинг-Викомб сняли комнаты на ночь в придорожной гостинице, а на следующее утро, после спокойной ночи и плотного завтрака, продолжили путь. За день им удалось существенно продвинуться и добраться до Тетсвортского Лебедя

{Тетсвортский Лебедь – постоялый двор елизаветинской эпохи в Тетсворте. Построен около 1600 г. н.э. с пристройками 17 и 18 веков. В настоящее время там расположен ресторан и знаменитый антикварный магазин.}
задолго до захода солнца. На следующее утро они были в пути, следуя по широкой долине Темзы.

В Оксфорде они остановились на постоялом дворе «Золотой крест» и, пока лошадей кормили, поили и чистили, успели отдохнуть, отведав отличных свиных отбивных с пюре из репы и вареной зелени. Джайлз обедал с другими кучерами во дворе; заодно он разведал дорожную ситуацию и получил советы по поводу ночлега в Банбери. Утро выдалось ясное и наши путешественники решили размять ноги на прогулке, попутно осмотрев достопримечательности университетского городка, наблюдая, как студенты перебегают с места на место в своих долгополых черных мантиях и шапочках с кисточками. Кит чувствовал себя на седьмом небе в сопровождении такой ослепительной дамы, особенно если учесть, что на улицах солидного Оксфорда дамы вообще попадались не часто. Только это обстоятельство не позволило его самомнению взлететь на огромную высоту.

Покинув Оксфорд, они двинулись по дороге в Банбери, где планировали остановиться на ночь. Оттуда до Черной Хмари было уже рукой подать. Как говорилось в дневнике сэра Генри, портал будет открыт на рассвете. В маленький городишко они прибыли уже затемно, в гостинице над трактиром «Лисы и гуси» оставалась лишь одна комната. Леди Фейт заняла ее, предоставив Джайлзу и Киту либо коротать ночь в зале трактира на стульях у огня или в конюшне. Они выбрали конюшню, там было тепло и удобно, хотя и пахло соломой, кожей, лошадьми и навозом. Джайлз разбудил Кита перед рассветом. Они переоделись в дорожную одежду: плотные рубашки со шнуровкой и бриджи, прочные туфли и широкополые фетровые шляпы; леди Фейт тоже красовалась в бриджах, мужской рубашке поверх корсажа, и полусапожках. Все накинули свободные куртки из тонкой кожи.

Леди Фейт жаловалась, что наряд делает ее похожей на мужчину, на что Кит бурно возразил, заявив, что никакие бриджи никогда не сделают ее хоть сколько-нибудь похожей на представителя другого пола. Тот факт, что ее обворожительная фигура в простой одежде представлялась ему еще более привлекательной, он решил оставить при себе. К счастью, дама и сама понимала, что ее шелка и атласы совершенно непригодны для предстоящего приключения.

Полностью экипированные, они продолжили путь, легко преодолев темную и пустынную сельскую местность, и достигли места назначения, когда небо на востоке только окрасилось рассветными тонами.

— Вот он, — сказал Кит, указывая на симметричный холм с плоской вершиной. Этим ранним утром он напоминал черный нос огромного корабля, рассекающего белые волны тумана. Кита передернуло, когда он вспомнил о событиях на его вершине.

Пожалуй, он уже готов был усомниться в решении продолжить этот неприятный эксперимент, когда леди Фейт воскликнула:

— Это и есть ваша ужасная Черная Хмарь? — Судя по ее тону, она явно ожидала от холма большего. — По вашему описанию я представляла себе мрачную пустынную гору, настоящее воплощение зла.

— Не позволяйте внешнему виду обмануть себя, — пробормотал Кит. — Чего, чего, а зла здесь хватает.

— Сэр, ведь это самый обыкновенный холм, — усмехнулась она.

Карета остановилась, и Джайлз сообщил, что лошади дальше не пройдут — колеса кареты и так глубоко погрузились в мягкую землю. Леди Фейт распахнула дверцу кареты и быстро стала подниматься по склону холма; ее длинные волосы развевались на ветру — ну, чисто, экзотическая птица, выпущенная из золоченой клетки и радующаяся долгожданной свободе.

— Леди! Подождите! — крикнул Кит ей вдогонку. — Нам следует держаться вместе. — Выйдя из кареты, он обратился к Джайлзу: — Давай перенесем наверх еду и оружие. У нас мало времени.

— Верно, сэр. — Джайлз развязал веревки, прихватывавшие груз, и начал передавать Киту один сверток за другим. — А этот я сам понесу, сэр, — сказал он, взваливая на плечо самый больший из свертков. Кит сделал пару шагов, но остановился.

— А как насчет кареты и лошадей? — Он еще не настолько вжился в это время, чтобы не пожалеть животных.

— Я уже позаботился о них, сэр, — заверил его Джайлз.

— Когда же ты успел?

— Ночью. Хозяин пошлет мальчика, чтобы забрать их. Карету доставят на постоялый двор, лошадей — в конюшню, там они подождут, пока мы не вернемся. — Заметив выражение лица Кита, он добавил: — Не беспокойтесь, сэр, я не сказал, куда и зачем мы собираемся. Люди будут думать, что мы пошли на охоту.

— Молодец, Джайлз. А то у меня из головы совсем вылетело.

— Вам не стоит об этом думать, сэр. За карету и лошадей я отвечаю.

Они нагнали леди Фейт, уже поднимавшуюся по спиральной тропе к вершине. Оказавшись на вершине холма, Кит увидел, как женщина нетерпеливо притопывает ногой.

Кит опустил свою ношу на землю. Ему надо было отдышаться.

— Ключевой камень вон за теми деревьями, — сказал он. На востоке занималась заря. — Скоро рассветет.

— Значит, надо поторапливаться, — сказала леди Фейт, направляясь к деревьям.

— Подождите, миледи, — сказал Кит, вытаскивая из узла саблю. — Лучше нам с Джайлзом пойти впереди — на случай, если наткнемся на людей Берли. — Он не дал ее светлости возразить, обошел ее и направился к трем троллям, чьи черные силуэты явственно вырисовывались на фоне постепенно светлеющего неба.

Настороженно наблюдая за любым движением, которое могло бы выдать присутствие незваных гостей, он прошел под раскидистыми ветвями огромных старых дубов и направился к месту, где лежал квадратный камень.

Вокруг никого не было. Можно было не опасаться чужих глаз, и когда краешек солнца показался из-за горизонта, Кит нашел квадратный плоский камень.

— Вот он, — крикнул он, махнув рукой остальным. — Идите сюда! Время пришло.

Джайлз и леди Фейт присоединились к нему.

— Встаньте на камень, — приказал он, притягивая их ближе. — И достаньте оружие. Будьте наготове. Не отпускайте друг друга. — Он взял за руку Джайлза, а другой рукой с содроганием коснулся руки леди Фейт. — Повторяю, — воскликнул он, — что бы ни случилось, не отпускайте!

— А зачем же так кричать? — спросила леди Фейт.

— Ветер поднимается! — снова крикнул Кит, и понял, что на самом-то деле ветра нет. Воздух оставался мертвенно спокойным. — Странно, — сказал он. — Раньше дул ветер.

Они долго стояли, поглядывая друг на друга. Небо стало еще светлее. Ничего не происходило.

Кит старался припомнить тот день, когда исчезли Козимо и сэр Генри. В его сознании всплыл образ: прадед стоял на камне с поднятыми над головой руками.

— Гм-м, — протянул он, — я хочу кое-что попробовать.

Он поднял одну руку и мгновенно почувствовал, как волосы на его руках и затылке встают дыбом. В атмосфере было полно электричества. Когда он поднял другую руку, жуткое чувство усилилось. Воздух, казалось, стал свинцовым, тяжелым и трудным для дыхания.

— Держитесь за меня! — закричал он снова, и на этот раз не зря, потому что налетевший ниоткуда ветер взревел, а небо над головой заполонили тучи. Дикий ветер рвал одежду. Их окутало неземное голубоватое сияние. Окружающий мир — вершина холма, тролли, и дальние холмы померкли, став водянистыми и расплывчатыми, словно в густом теплом тумане. Рев превратился в визг.

— Держитесь! — закричал Кит, пытаясь пересилить вой бури. Держать руки поднятыми становилось все труднее. К каждой из них словно привязали по здоровенной гире. Все тело испытывало огромное давление. Мышцы горели, руки начали дрожать. В тот момент, когда он думал, что не выдержит напряжения, леди Фейт обняла его за талию. Он заглянул ей в лицо и не увидел ни страха, ни тревоги, — только чистое стихийное возбуждение; дикий ликующий огонь бился в ее глазах. Она ответила на его взгляд прямо и восторженно.

Этот взгляд придал ему сил. Он вскрикнул и поднялся на цыпочки.

— Прыгаем! — закричал он и почувствовал, как ноги отрываются от земли.

Прыжок был совсем небольшой, но толчок, с которым он встретился с землей, отозвался во всем теле. Однако на этом все кончилось.

Только что вокруг них ревела буря, а теперь стало совершенно тихо. Странная мерцающая дымка исчезла. Воздух издал слабый всхлип и статическое электричество словно вытекло из него. Взглянув вниз, Кит увидел, что все они все еще стоят на указателе. Его сердце упало.

— Думаю, придется попробовать еще раз сегодня вечером, когда… — начал он, но резко оборвал себя. — Ой!

Ногти леди Фейт больно впились ему в бок. В широко распахнутых глазах не было ничего, кроме изумления. Лицо и каштановые волосы озаряло восходящее солнце. А перед ними открывалась длинная, вымощенной камнем аллея, по обе стороны которой застыли изваяния сфинксов.


ГЛАВА 24, в которой наконец достигается взаимопонимание


Воздух застыл в неподвижности; по мере того, как солнце смещалось на запад, дневная жара отступала. Зеркальное море полностью оправдывало свое название, поверхность воды напоминала расплавленное стекло, отражая бледное небо с редкими облачками. Артур Флиндерс-Питри рассеянно смотрел на великолепную перспективу гавани и бухту, раскинувшуюся под ним; однако мысли его наполнял отнюдь не покой, царящий в мире, а на сердце было тяжело. На выздоровление ушло несколько недель, но заботы У Чэньху и его энергичной дочери, Сяньли, оживили его во многих отношениях.

Теперь пора было уходить.

Если бы выбор зависел только от него, он мог бы задержаться, и даже надолго. Но торговый сезон подходил к концу, и по указу китайских властей всем иностранцам надлежало покинуть страну — это происходило каждый год; в этом отношении ничего не изменилось. Все корабли выйдут в океан в ближайшие несколько дней. С одной стороны, он хотел вернуться в Англию как можно быстрее; с другой стороны, у него появилась причина остаться.

— Я буду скучать по тебе, Сяньли, — сказал он с тоской в голосе.

— И я буду скучать по тебе, мой друг, — ответила она, застенчиво касаясь его руки. Она улыбнулась. — Но однажды ты же вернешься.

— Обязательно! И постараюсь поскорее, — пообещал он.

— А у меня останутся эти красивые туфли. Они будут напоминать о тебе. — Она улыбнулась, приподняла подол и выставила блестящие шелковые туфли, расшитые жемчугом. — Еще раз спасибо.

— Что ты, Сяньли, мой долг тебе неоплатен, — сказал Артур, любуясь стройной фигурой, переливами ее красного платья и блеском черных волос. — Я не смогу рассчитаться с тобой до конца жизни.

— Не стоит говорить о долгах, — с легким упреком остановила она его. — Я действовала прежде всего во имя чести своей семьи и… — Она остановилась, скромно опустив голову.

— "И?" — спросил Артур, стремясь преодолеть ее нерешительность.

— И ради твоей дружбы с моим отцом.

— Только поэтому? — Разочарование настолько явственно прозвучало в его голосе, что Сяньли еще ниже опустила голову. Времени оставалось все меньше, но Артур не хотел уходить, не получив важного для него ответа. — Только поэтому? Больше ничего?

Сяньли не подняла головы. Длинные черные волосы завесой скрывали черты ее лица.

— Пожалуйста, Артур, — сказала она наконец. — Не надо меня пытать. Ничего больше не может быть. Не спрашивай меня.

— Не могу, Сяньли, — Артур встал. — Я спрашиваю и буду спрашивать, потому что я тебя люблю.

— Ты навсегда останешься для меня самым дорогим другом, Артур, — ответила она, все еще не поднимая взгляд.

— Мне этого мало, — заявил Артур, наплевав на свою обычную нерешительность. — Я прошу тебя выйти за меня замуж. Стань моей женой.

Она быстро подняла растерянное лицо.

— Нет, Артур… пожалуйста, не надо. Это невозможно.

— Но почему? — Теперь после того, как он осмелился сказать главное, Артур решил идти до конца. — Что нам мешает?

На лице Сяньли отразилась мука.

— Тебе обязательно заставлять меня сказать это?

— Я люблю тебя, Сяньли. Выходи за меня. Мы всегда можем быть вместе. — Он коснулся ее руки. — Ты мне нужна, моя любовь. Я не могу представить себе жизнь без тебя.

Она покачала головой.

— Я — китаянка. Ты англичанин. Это запрещено, — сказала она, но руки не убрала.

— Ничто не может нас разлучить, если мы этого хотим, — страстно заверил он ее.

Он видел любовь и надежду в ее больших сияющих глазах, и с трепетом ждал ответа. — Сяньли, ты знаешь, что я говорю правду. Мы можем быть счастливы вместе, ты и я.

Казалось, она готова была согласиться, но почему-то не решалась сделать последний шаг.

— Они никогда этого не допустят, — сказала она, снова опуская голову.

— Тогда найдем другое место, где никто не будет обращать внимание на наши различия.

Она покачала головой, несколько слезинок упали на пол.

— Ты не понимаешь, Артур. Я не смогу уехать из Китая. Они не допустят. Меня арестуют в гавани, я даже не успею подняться на борт. И нас накажут. А меня — очень строго.

— Сяньли, — мягко сказал он. — Все препятствия преодолимы. Главное — захотеть. Ответь: ты выйдешь за меня?

Она все еще смотрела в пол.

— Я не могу, — сказала она, и ее голос сорвался на рыдание. — Это запрещено.

Она в последний раз сжала его руку, повернулась и порывисто вышла. Он смотрел ей вслед, уверенный, как никогда прежде, что больше всего на свете ему нужен их союз. Это будет, подумал он про себя. Я добьюсь.

Он сидел над заливом, смотрел, как садится солнце, и думал. В небе начали загораться ранние звезды. Артур не шевелился. Через некоторое время он встал и решительно направился к улице Белого Лотоса.

Войдя в дом, он первым делом убедился, что Ченьху дремлет в саду за домом. Именно этого он и хотел. Сяньли он нашел на крошечной кухне в задней части дома. Она посмотрела на него со страдальческой улыбкой.

— Любовь моя, я…

— Молчи! — Она подняла руку и приложила пальцы к его губам. — не надо больше об этом говорить.

Взяв ее за руку, он поцеловал кончики тонких пальцев, снял с огня железный котелок и вывел из комнаты.

— Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

В той самой комнате, где Ченьху демонстрировал свое мастерство, он усадил Сяньли на кушетку и присел перед ней.

— Смотри, — сказал он. Снял рубашку и отбросил в сторону. Затем приложил руку к груди и коснулся замысловатых темно-синих узоров. — Эти татуировки сделал твой отец за последние несколько лет. Ты думаешь, это просто бессмысленные изображения — многие так думают. На самом деле эти знаки — суть моего изобретения, каждый из них таит в себе удивительную тайну.

Сяньли сидела с прямой спиной, сложив руки на коленях, и внимательно рассматривала узоры на груди Артура.

— Любовь моя, — продолжал он со всей возможной искренностью, — я собираюсь рассказать тебе то, чего не слышал ни один человек. Я открою тебе секрет этих символов.

— Зачем, Артур? — запротестовала она. — Подумай. Может, не стоит?

— Нет. Я должен, — возразил он. — Видишь ли, я открыл способ передвигаться по миру без кораблей или любого другого транспорта. Каждая из этих татуировок, — он коснулся одного из символов цвета индиго, — обозначает места, в которых мне удалось побывать. — Он сделал паузу и подождал, внимательно наблюдая, как Сяньли отнесется к его словам. — Сяньли, я не бизнесмен, как ты, наверное, думаешь. Я исследователь.

Сяньли закусила губу, но ничего не сказала.

— Слушай внимательно, — сказал он, еще больше понизив голос. — Места, о которых я говорю, не в этом мире.

— Артур, нет…

— Это так, — твердо сказал он. — Как бы не было трудно в это поверить, но я говорю тебе правду. Вселенная не только намного больше, чем мы себе представляем, она гораздо более странная. В ней есть измерения, неизвестные всему остальному человечеству. Так вот, я нашел способ путешествовать в миры за пределами нашего собственного. Все места, которые я посетил, находятся в иных планах бытия. — Он коснулся одной из татуировок. — Эти знаки обозначают мои странствия. Это записи не только о том, где расположен иной мир, но и о том, как туда попасть. Это карта, написанная на моей коже, чтобы ее никогда нельзя было потерять, никогда нельзя было отнять у меня. Я делал эти записи для того, чтобы, где бы я ни был, как бы далеко не уходил от дома, я всегда мог бы найти обратную дорогу.

Сяньли смотрела на него, широко распахнув глаза.

— Идем со мной, любовь моя. Я покажу тебе чудеса, о которых ты даже не мечтала. Миров для исследования бесконечно много. И мы будем исследовать их вместе, ты и я. Только скажи «да», и мы начнем.

Он протянул к ней руки. Сяньли встала и сделала один неуверенный шаг к нему. Она протянула руку к его обнаженному торсу, дрожащими пальцами деликатно провела по одной из синих отметин, потом по другой.

— Я снова спрошу и буду спрашивать дальше, — воскликнул он, сжимая ее руку в своей, — ты выйдешь за меня замуж?

— Раньше это было невозможно, — нерешительно начала она. — Сейчас стало тем более невозможно. Я же ничего не знаю о той жизни, о которой ты говоришь.

— Это легко. Ты научишься. Я тебя научу. — Он улыбнулся. — Для тебя это будет самое удивительное приключение. Я не прошу верить мне, Сяньли. Все, о чем я прошу сейчас, это чтобы ты мне доверяла. Ты можешь это сделать?

Она долго смотрела на него, потом кивнула.

— Отлично! Выходи за меня замуж, и давай начнем.

Видно, что его настойчивость поколебала ее неуверенность, и все же она отстранилась.

— Я должна подумать, Артур, — сказала она. — Пожалуйста, дай мне немного времени.

— Если бы это было в моей власти, я дал бы тебе столько времени, сколько тебе нужно, — удрученно сказал он. — Но у нас есть время лишь до завтра, а потом я должен уйти.

— Этого достаточно, — прошептала она.

— Тогда до завтра, — кивнул он. Взял рубашку, надел ее, завязал тесемки и заправил в бриджи. Сяньли отправилась на кухню продолжать готовить еду. Артур вышел в сад и подошел к У Ченьху.

Старый китаец улыбнулся при виде своего друга-клиента, налил ему чашечку рисового вина из маленького кувшинчика.

— Я рад видеть тебя снова сильным, — сказал он, протягивая ему чашку.

— Силой и здоровьем я обязан тебе, Чэньху, и твоей дочери. — Он поднял чашку, кивнул хозяину, сделав глоток и поставил чашку обратно. Сел, прислонился к гладкому стволу сливы.

— Вы скоро покидаете нас.

— Да, завтра, иначе ребята из городской администрации бросят меня в тюрьму.

— Они неумолимы, — посочувствовал Чэньху. — Возможно, в следующем сезоне вы вернетесь, и мы сделаем еще одну тату.

— Конечно, вернусь, — пообещал Артур. — Мои путешествия только начинаются. Есть еще много мест, которые я хочу посетить, — он улыбнулся и похлопал себя по груди, — а здесь еще осталось место для новых татуировок. Конечно, я вернусь.

— Это радостная весть. — Пожилой мужчина сделал глоток вина и вернул чашу гостю. — Вы знаете, у меня есть еще одна дочь…

— Нет, я не знал.

— Да. — Чэньху медленно кивнул. — Она живет в Чжаоцине, в двух днях пути отсюда. У нее муж и два маленьких мальчика. Несколько дней назад я получил известие от подруги, которая была в Чжаоцине, что ее мужа отправляют в Макао — он чиновник на Либу и идет туда, куда ему скажут. Он получил повышение по службе, и зарплата у него теперь побольше.

— Это же хорошо для него, — высказал предположение Артур, — и для твоей дочери тоже.

— И для Ченьху хорошо. Рядом будет родная дочь, будет за мной присматривать, Сяньли станет полегче.

— Да, я как-то не подумал об этом, — проговорил Артур, пытаясь сообразить, с чего бы его старый друг завел этот разговор. Неужели догадался о том, какие чувства он испытывает к его дочери?

У Ченьху выглядел слегка опьяневшим от вина. Он неуверенно наклонился вперед.

— Честно говоря, — признался он, — Хана-ли готовит лучше, чем Сяньли. — Он ухмыльнулся. — Простите, друг мой, но это правда. Я думаю, вам следует знать.

— Ну что же, Чэньху, откровенность за откровенность, — сказал Артур. — Похоже для тебя не секрет, что я преклоняюсь перед твоей дочерью. Она для меня свет и жизнь. И мне как-то нет дела до ее кулинарных талантов.

— Я вас предупредил, — усмехнулся старик. — Вы знаете…

Вот и все. Больше ничего не было сказано, но мужчины поняли друг друга. Оставалось только получить согласие Сяньли.

Правда, оставались сложности с тем, как молодой женщине выехать из страны, но, по его мнению, сложности вполне преодолимые. Было бы желание, а способ найдется — Артур верил в это неколебимо, и, надо сказать, основания у него имелись.

Позже они втроем немного погуляли по рынку; Артур присматривал гостинцы для своих племянников в Англии. Вернувшись домой, они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. Артур сидел на краю своего тюфяка, снимая обувь, когда дверь бесшумно открылась и вошла Сяньли. Артур взглянул на нее, отложил туфли и встал.

— Отец рассказал, что сестра переедет в Макао. А еще он сказал, что я свободна и могу следовать велениям своего сердца.

— И что же велит тебе твое сердце?

— Я была бы счастлива выйти за тебя замуж, Артур, — сказала она.

Он пересек комнату в три шага и заключил ее в объятия.

— Моя дорогая, — вздохнул он. — Я счастлив буду поделиться с тобой всем, что у меня есть. Нас ждет прекрасная жизнь вместе. — Он наклонился и поцеловал ее; она горячо ответила на его поцелуй. Он прижал ее к груди и почувствовал, как сильные руки обхватили его спину. — Мы будем счастливы, любовь моя, — прошептал он, снова целуя ее. — Обещаю. Мы будем счастливы.


ГЛАВА 25, в которой говорится об алхимическом значении кофе


Открытия большой кофейни на Староместской площади ждали с таким нетерпением, что когда это случилось, очередь из посетителей протянулась через всю площадь. Это привлекло еще большее внимание горожан. Энгелберт, Вильгельмина и четыре нанятых помощника в форме с ног сбились еще до полудня. Пирожные кончились. Кофе подавали до самого вечера. Как только они закрыли ставни, появился герр Арностови с бутылкой вина и предложением отметить открытие.

— Вы должны гордиться собой, друзья мои, — сказал он, наполняя чашки. — В этом городе успешное открытие случается нечасто. Теперь слухи дойдут до высших слоев общества. Вот прямо сейчас о вас говорят в самых богатых домах. Это успех. Нетрудно предсказать, что в Праге вы станете знамениты. Да что там! Вы уже знамениты.

— Все благодаря вам, герр Арностови, — просто сказал Этцель. — Мы ничего не смогли бы сделать без вашей помощи.

— Я заботился лишь о своих интересах, — скромно ответил Арностови.

— Вы сделали гораздо больше, — не согласилась Мина. — Этцель прав; мы бы никогда не зашли так далеко и так быстро без вашего руководства, герр Арностови. Ваша помощь сыграла главную роль.

Домовладелец воспринял похвалу с удовольствием. Он торжественно поклонился, поднял свою чашу и провозгласил:

— Дай Бог вам всяческих успехов!

Энгелберт истово закивал.

— Это правильно — вспомнить о Боге по этому случаю. Без Бога ничего невозможно. — Подняв чашу, он сказал: — Все по воле Нашего Мудрого Учителя, Благодетеля и Друга. А наши усилия — хвала и слава Его имени!

Господин Арностови улыбнулся.

— Хоть я и еврей, но с этим все должны согласиться, и я говорю вам: «Аминь!»

За разговорами они допили бутылку белого вина и отправили помощников замешивать тесто и готовить печь к завтрашней выпечке. Арностови угостил Вильгельмину и Энгелберта прекрасным ужином в ресторане, где сам часто бывал. Так приятно закончился день, а на следующее утро кофейня открыла двери для новой толпы любопытных и восторженных посетителей. Было шумно, но Вильгельмину это радовало. Чуть ли не впервые в жизни ее навыки не только получали достойное вознаграждение, но, главное — она занималась своим делом, причем именно так, как считала нужным. В Лондоне ей о таком и мечтать не приходилось.

Мысли о Лондоне и прежней жизни нагоняли тоску — вовсе не потому, что она по ней скучала, а потому, что она о ней почти не вспоминала в последнее время. Сначала она часто задавалась вопросом, как вообще можно пережить такое невероятное перемещение — да еще застрять в чужом времени, в чужом месте, но постепенно до нее стало доходить, что она не только выжила, но и преуспела сверх всяких разумных ожиданий. Конечно, во многом благодаря Энгелберту, но все равно все сложилось на редкость удачно. Теперь жизнь до перемещения воспринималась как сон, и чем дальше, тем больше. Сегодняшняя реальность совершенно затмила предыдущую. То, что происходило здесь и сейчас, нравилось ей настолько, что она совсем не скучала по Лондону двадцать первого века: ни по знакомым, ни по квартире, ни по семье. Даже Кита она вспоминала все реже. С момента прибытия в Прагу образ ее бойфренда-недотепы тускнел, как и многое другое в ее быстро уходящем прошлом, в ее сердце места для него находилось все меньше. Вот от этой мысли ей и взгрустнулось, хотя она и не могла сказать, почему.

Ее прежняя жизнь не очень-то располагала к сантиментам, это и повергало ее в меланхолию. Но приступ самоанализа длился недолго. Как любой практичный человек, Мина не жаловала такие размышления, считая их непродуктивными, а когда они становились ей поперек дороги, и вовсе безжалостно отталкивала их на обочину. У нее было дело — и какое дело! Она, Этцель и их новые помощники оказались в вихре восторженных отзывов. Достойным пражанам просто не хватало кофе. Когда Энгелберт закрывал вечером ставни, очередь еще оставалась у входа. Горожане хотели кофе, и все тут!

Первая неделя перешла во вторую, первый месяц в следующий, а поток людей не ослабевал. Но потихоньку все входило в свое русло: люди начали выстраивать свой день так, чтобы зайти в кофейню в наиболее удобное время. Они назначали здесь встречи, решали свои дела. Вильгельмина отмечала закономерности в наплывах посетителей и была очарована их деловитостью: бизнесмены, многие из которых торговали на площади, обычно появлялись сразу после открытия, но не задерживались — ели и пили, быстро беседовали, а потом расходились по своим делам. К полудню обычно являлись аристократы, потенциальные аристократы и люди, добившиеся определенного положения в обществе; они никуда не торопились, чинно пили кофе, давая всем полюбоваться одеждой, чином и осанкой. За ними приходили обычные любители кофе и любопытные, в основном просто для того, чтобы обменяться сплетнями и поучаствовать в модном мероприятии. Была еще одна группа, облюбовавшая кофейню Этцеля. Эти состояли из интеллектуалов и интеллигентов — профессоров и лекторов Карлова университета

{Карлов университет в Праге (часто упоминается как Пражский университет) — главный университет Чехии, старейший университет Центральной и Восточной Европы и один из старейших классических университетов мира. Основан королём Богемии Карлом IV Люксембургом в 1348 году. Преподавание ведется на чешском и английском языках.}
, а также некоторых наиболее знатных докторантов и студентов — они приходили назадолго до закрытия и легко смешивались с поэтами, художниками, музыкантами и прочей яркой молодежью, активная жизнь которой начиналась ближе к вечеру. Последними являлись те, кого Мина считала радикалами: темные и скрытные люди, обсуждавшие опасные идеи, рождавшиеся в их фанатичных и воинственных душах.

Конечно, были и другие, но они приходили и уходили, не составляя определенных фракций: как правило, это были профессионалы — врачи и юристы, которые легко объединялись с любой группой. А еще множество мелких придворных чиновников, среди которых Вильгельмина заметила странных людей, которых ей сходу не удалось классифицировать. Они одевались в подобие академической одежды, включающей шляпы причудливой формы из необычных материалов, длинные палантины и отороченные мехом плащи с капюшонами. Мина пригляделась к ним и выяснила, что одежды сильно изношены, меха побиты молью, шляпы требуют чистки, а на палантинах красуются разнообразные пятна. Эти держались особняком, их компанию окутывала атмосфера отнюдь не враждебной скрытности. Приходили они поздно, разговаривая низкими серьезными голосами, часто заглядывая в книги и пергаменты, которые приносили с собой; и хотя они одевались как нищие чудаки, платили неизменно хорошим новым серебром.

Мина решила непременно выяснить, что это за люди. Однажды вечером после того, как схлынул поток основных посетителей, она подошла к одному из мужчин помоложе, задержавшемуся после ухода его товарищей, и предложила:

— Хотите еще чашечку? — спросила она, покачивая оловянным кувшином. Ей нравилось ходить по залу, заговаривать с клиентами и самой наливать кофе. — За счет заведения, — добавила она, улыбаясь.

— Не откажусь, — сказал мужчина. Темная мантия с воротником из беличьего меха явно была на два размера больше, шляпа, тоже слишком большая, сползала на глаза и вообще сидела на голове, как обмякший лист ревеня. — Благодарю, добрая женщина.

— Ваши друзья ушли, — заметила она, наклоняя кувшин. Тут выяснилось, что он почти пуст и в чашку вылились остатки с кофейной гущей — систему фильтрации еще только предстояло разработать. — О, мне очень жаль, — извинилась она. — Не надо это пить. Я сейчас принесу свежего.

— Не стоит, — попытался остановить ее молодой человек, но она уже упорхнула на кухню.

Когда она вернулась с новой порцией, то застала мужчину за столом, внимательно созерцающим разводы кофейной гущи на дне своей чашки.

— Давайте я поменяю чашку. Вот, я принесла чистую, — сказала она и хотела забрать прежнюю.

— Нет, нет, подождите, — остановил он ее, вцепившись в чашку с упорством, удивившим Мину. — Этот осадок, — он указал на разводы, покрывавшие дно чашки. — Как вы его называете?

Вильгельмина задумалась, пытаясь подобрать правильное немецкое слово.

— Ну, как? Просто остатки. Кофейная гуща, — сказала она, пожав плечами.

— Не сочтите меня нескромным, — проговорил он, — но что вы с ними делаете?

— А что с ними можно делать? — Она озадаченно посмотрела на него и присела за стол. — Почему вы спрашиваете?

— Поверьте, — он прижал руки к груди, — я ничего плохого не имел в виду. И мне понятно ваше стремление защитить это уникальное и чудесное, можно даже сказать экзотическое, творение.

Манера выражения выдавала в собеседнике Мины ученого. Она улыбнулась.

— Не будет преувеличением сказать, что я испытываю величайшее уважение, даже почтение, к вашему трудолюбию, — продолжал гость, — и умению довести столь неожиданное предприятие до очевидных результатов…

— Дело не в этом, — перебила Мина. — Я просто не понимаю, почему вы так заинтересовались моей кофейной гущей.

— Позвольте мне просветить вас, добрая леди, — ответил молодой человек. — Я задал вопрос только из желания продвигать дальше науку.

— Понятно, — ответила Мина, с трудом сдерживая смех.

Но молодой человек заметил веселье в ее глазах.

— Я прекрасно понимаю, что вы не вполне убеждены в моей искренности. — Неожиданно он посмотрел на нее с оттенком надменности. — Тем не менее, если вы позволите мне еще немного побаловать себя, я надеюсь развеять ваше недоверие и любые сомнения.

— Продолжайте, — сказала Мина. Ей стало интересно, чем кончится этот странный разговор, — пожалуйста, продолжайте.

— Милостивая госпожа, — сказал он, выпрямляя спину, — вы говорите с членом двора Его Высочества императора Рудольфа. Мое имя Густав Розенкрейц, и я главный помощник лорда-верховного алхимика. — Он отдал придворный поклон. — К вашим услугам, добрая леди.

— Ваши товарищи, те, которые сидели тут с вами сегодня вечером, тоже алхимики? — рискнула задать вопрос Мина.

— Вы совершено правы. Это члены Магического Круга, как говорят жители этого города, — сухо ответил он. — Но не все из них алхимики. В наше братство входят астрологи, врачи, предсказатели, каббалисты, прорицатели и другие ученые.

Вильгельмина кивнула и сказала:

— Вам всем здесь всегда рады.

— Благодарю вас от имени нашего ученого Братства. — Он взболтал осадок в своей чашке. — И спешу вас заверить, что мой интерес к этому веществу чисто научный. Одна из моих обязанностей — определять свойства различных материалов и исследовать их потенциальную полезность для алхимических целей. Это работа, имеющая большое значение для наших целей.

— Да что вы говорите?! Не могли бы вы объяснить поподробнее?

— Извольте. Мне пришло в голову, что этот эликсир, этот Kaffee — весьма сильнодействующая и особенная смесь. Несомненно, мы стоим на пороге открытия его разнообразных применений. Кроме того, сила этого эликсира должна исходить от первичного тела, то есть из тех зерен, которые вы используете для приготовления напитка. Ведь вы используете зерна?

— Это верно, — согласилась Мина. — Вы очень проницательны, mein Herr.

— Рад, что вы согласны с моей основной догадкой, — продолжал Густав, внимательно наблюдая за ней. — Значит, следует более тщательно исследовать эту первичную сущность. Вы согласны? — Мина кивнула. — Поэтому я хотел бы получить некоторое количество этого осадка для проведения опытов. — Собеседник неправильно истолковал ее колебания и быстро добавил: — Разумеется, я готов предложить хорошее вознаграждение.

— Так вы хотите купить мою кофейную гущу?

— Я понимаю ценность такого редкого товара. — Молодой алхимик, стремясь заручиться ее согласием, попытался зайти с другой стороны: — Ваше сотрудничество будет ценнейшим вкладом в развитие науки и знаний.

— Ну, раз так, я не могу отказать вам, — Мина сделала вид, что приняла важное решение. — Фунта или двух хватит для начала?

Молодой человек, не в силах скрыть своего ликования, вскочил со стула, снял шляпу и низко поклонился.

— Дорогая леди, я приветствую выше щедрое решение! Когда вы могли бы собрать материал?

— Подождите минутку, я сейчас же приготовлю для вас все нужное. Сможете забрать с собой.

Алхимик с удовольствием потер руки и вернулся за стол допивать кофе, а Вильгельмина отправилась на кухню. Вернулась она с приличным свертком.

— Это подарок от Grand Kaffeehaus, — заявила она. — Используйте их, как считаете нужным. Для развития науки...

Молодой человек уставился на пакет.

— Ваша щедрость меня ошеломляет, — проговорил он, переводя взгляд со свертка на Вильгельмину, и облизал губы.

— Не думайте об этом, — сказала она и тихонько добавила себе под нос, — я и сама не очень об этом думаю.

— Ваш дар вернется к вам сторицей, можете не сомневаться, — заверил он. — При дворе все узнают о вашей безграничной щедрости.

— И не забудьте рассказать о прекрасных пирожных Этцеля, — напутствовала его Вильгельмина.

— Непременно! — воскликнул Густав. Он бережно принял пакет двумя руками. — Желаю вам доброго вечера! — с этими словами молодой человек почти бегом поспешил к двери.

— Спокойной ночи, — крикнула ему вслед Мина.

Через некоторое время, когда они уже закрывали кофейню, она рассказала Этцелю о разговоре с молодым алхимиком.

— Ты правильно сделала, — одобрил он. — Клиент доволен, а что еще нужно?

— Доволен? Да он в восторг пришел. Видел бы ты его лицо, когда я дала ему пакет с опивками! Не могла же я ему сказать, что обычно мы их просто выбрасываем, — сказала она.

— Вот! — назидательно заявил Энгелберт. — Одно доброе дело порождает другие. Твой поступок обязательно приведет к чему-нибудь хорошему.

Этцель как в воду глядел. Уже на следующий день, незадолго до закрытия, придворный слуга в ливрее вручил Вильгельмине послание от молодого алхимика. С глубоким поклоном слуга сообщил:

— Мне велено ждать вашего ответа.

Вильгельмина приняла пакет — небольшой свиток пергамента, перевязанный красной лентой и запечатанный воском.

— Интересно, что бы это могло быть? — сказала она, внимательно изучая печать.

— Открой и узнаешь! — посоветовал Энгелберт, весело поблескивая глазками.

Она сломала печать и развернула толстый пергамент, с недоумением глядя на текст.

— Я не могу прочитать, — пожаловалась она, передавая сообщение Этцелю. — Читай ты.

Пекарь взял пергамент и, поднеся его близко к лицу, начал читать вслух, воскликнув вначале:

— Это от лорда-распорядителя королевских аудиенций! — Он быстро просмотрел текст до конца и его глаза стали величиной с блюдце. — Ты не поверишь! Завтра нас вызывают во дворец, чтобы получить благодарность от Верховного Алхимика Императора. Мы удостоены высокой чести.

Мина с удивлением спросила:

— А в чем честь-то?

Этцель еще раз внимательно просмотрел лист.

— Тут не сказано. — Он посмотрел на ожидающего посыльного, затем на Мину. — Как ты полагаешь, что мы должны ответить?

— Скажи, что мы обязательно будем.

Этцель передал ответ гонцу, тот с поклоном сообщил, что карета заедет за ними завтра в это же время и что им следует одеться подобающим образом, поскольку они могут рассчитывать на обед со свитой императора.

— Вот к чему привел твой подарок! — сказал Этцель, когда посланец вышел. — У нас завелись друзья при дворе — в самых высших кругах.

— Ты и правда так думаешь? — Вильгельмина была польщена.

— Ну а что еще это может означать? — торжествуя, ответил Этцель.


ГЛАВА 26, в которой запечатанная гробница раскрывает секреты


До восхода солнца оставалось немало времени, но Берли чувствовал, как ночная прохлада увядает, а дневная жара начинает набирать силу, словно где-то за горизонтом затопили печь. Будет еще один очень жаркий день, но он готов. У него есть костюм из льняного полотна верблюжьего цвета, пробковый шлем и белая куфия, чтобы прикрыть от солнца шею. Теперь, сидя на заднем сиденье машины лорда Карнарвона, он смотрел на иссохшие холмы и задавался вопросом, что сулит этот день. Судя по всему, лорд Карнарвон пребывал в прекрасном настроении.

Местонахождение гробницы держалось в строжайшем секрете. Хотя о том, что ведутся раскопки, знали многие, только четыре человека могли найти конкретное место. Несмотря на это, человеку с такими навыками и силой убеждения, как Берли, не составило большого труда добыть приглашение на финальную часть представления. Несомненно, важную роль сыграли его знания в области египетской истории и ее артефактов. Ему удалось убедить лорда Карнарвона в том, что он искренне заинтересован в поддержке зарождающейся науки археологии; а его обаяние и привлекательная внешность не оставили равнодушной леди Эвелин, дочь Карнарвона. Ужин на террасе отеля закончился приглашением соотечественника, да еще человека одного с ним социального уровня, присутствовать при событии, способном изменить очень многое.

— Вам уже приходилось бывать на раскопках, лорд Берли? — спросила Эвелин. Она была очаровательна в свободной льняной рубашке и брюках; волосы молодой женщины покрывал легкий платок. Она сидела на откидной скамеечке лицом к отцу и его гостю.

— Бывал пару раз, — ответил Берли, не упомянув о том, что эти посещения происходили обычно после полуночи, а подкупленная охрана старательно таращилась куда угодно, только не туда, куда следовало. — Мне это очень интересно, но вот беда, я никогда не оказываюсь в нужном месте в нужное время.

— Сегодняшний день станет исключением, — с уверенностью заявил лорд Карнарвон. — Нас ждут великие дела. Должен вам сказать, что я глаз не сомкнул этой ночью. Волновался. А со мной это очень редко случается.

— Отец похож на капризного ребенка в Рождество, — улыбнулась леди Эвелин. — Он боится, как бы кто-нибудь не пришел раньше него и не украл подарки из-под елки. Сама я спала сегодня, как младенец.

— Считается, что мы нашли гробницу фараона, — сказал Карнарвон. — Это огромная редкость. Но пока не вскроем саркофаг, точно сказать нельзя. Картер убежден — по крайней мере, насколько это возможно на данном этапе раскопок, — что нам попалось нечто особенное. — Он побарабанил пальцами по колену. — Надеюсь, он не ошибся.

— Я должен еще раз поблагодарить вас за то, что вы позволили мне стать свидетелем этого исторического события, — почтительно проговорил Берли. — Это весьма щедрый поступок с вашей стороны.

— Не стоит благодарности, — отмахнулся лорд Карнарвон, хотя было заметно, что он все же сомневается в целесообразности своего приглашения. — Ваше присутствие очень кстати. Нам же нужны надежные подтверждения подлинности находок, хотя я очень хотел бы сохранить все в секрете до тех пор, пока мы не вскроем гробницу.

— Другими словами, нужна реклама, — добавила леди Эвелин чуть насмешливым тоном. — Отец вовсе не прочь придать своей деятельности некоторую огласку. Он любит острые ощущения. Поэтому и участвовал в гонках.

— Это дело прошлое, не стоит утомлять нашего гостя этими старыми рассказами. — Взглянув на лорда Берли, он все же спросил: — Вам приходилось участвовать в гонках?

— Я люблю лошадей, — легко соврал лорд Берли. — В детстве любил, — поправился он. — Но автомобили? Нет, никогда не приходилось, хотя иногда хотелось попробовать. Впрочем, наверное, мне уже поздно. Годы…

— Да ну, какие ваши годы? — усмехнулась леди Эвелин. — Гонки на автомобилях не имеют возрастного ценза. Отец отказался от участия только после аварии. А то вы и сейчас могли бы найти его в каком-нибудь гараже в Бруклендсе

{Бруклендс — первая в мире специально построенная кольцевая гоночная трасса протяженностью 2,767 мили (4,453 км) недалеко от Вейбриджа в графстве Суррей в Англии. Открыта в 1907 году.}
. — Носком туфли она толкнула отца в голень. — Признайся, папа, — сказала она, — если бы не авария, нас бы сейчас не было в Египте.

— Моя дочь как обычно преувеличивает, — снисходительно произнес лорд Карнарвон. — Но мне действительно нравились гонки — почти так же, как раскопки. Впрочем, та авария пришлась кстати. Египет увлек меня куда больше, чем гонки. Я теперь немало знаю о его истории и много сил вкладываю в раскопки.

— Мистер Картер не будет возражать, если я буду находиться рядом? — спросил Берли.

— Может, и будет. Только не пойму, какая разница? — ответил лорд Карнарвон. — По счетам плачу я. Значит, могу приглашать кого угодно. Он это понимает. Говард Картер прекрасный специалист. Он вам понравится, как только вы с ним поговорите.

— Я с нетерпением жду встречи с ним, — сказал Берли.

— Ждать недолго. Мы почти приехали, — объявил Карнарвон. Наклонившись вперед, он через спину водителя указал на возвышающуюся впереди вершину холма. — Вон за тем подъемом. Через пару минут будем на месте.

На вершине холма машина затормозила, а затем медленно двинулась вниз по крутому серпантину, проложенному для нескольких автомобилей, обслуживающих раскопки. Они спустились на дно долины и свернули в узкий овраг с крутыми склонами. Здесь было темновато. Водитель включил фары. Они двигались вперед до перекрестка, где два других ущелья соединялись с первым.

Даже в предрассветном сумраке Берли разглядел небольшой лагерь, состоящий из нескольких грубых лачуг, брезентовых и деревянных навесов, натянутых над неглубокими ямами в земле; три большие палатки стояли в ряд сбоку; несколько черных бедуинских шатров с маленькими кострами были разбросаны по периметру.

Машина остановилась, хрустя гравием, и пассажиры вышли. Большие палатки были пусты, люди уже работали, пользуясь относительной прохладой.

— Картер на раскопках, — сказал лорд Карнарвон. — Следуйте за мной, но осторожно, смотрите под ноги! — Он сделал несколько шагов и растаял в сумерках.

— После вас, миледи, — сказал Берли, протягивая руку.

— Надеюсь, мы покончим с этим до полудня, — проворчала леди Эвелин. — Здесь становится ужасно жарко. Я просто расплываюсь.

— До сегодняшнего дня, — признался Берли, — я серьезно сомневался в своем здравом уме из-за того, что собрался летом в Египет. — Он сделал паузу. — Имейте в виду, зима здесь ненамного лучше. Разве что мух меньше.

— Осмелюсь заметить, что вам никогда не стать археологом, мой дорогой лорд. У археологов должна быть шкура, как у носорога, и они должны любить грязь во всех ее проявлениях. Вот мистер Картер родился в пустыне — у него в жилах песок, а выносливостью он может поспорить с верблюдом. По мне, так прошлое Египта лучше всего изучать с восьми до полуночи на террасе гранд-отеля.

— Слова истинной дочери пустыни, — пошутил Берли.

Леди Эвелин тоже хохотнула.

— Археология — папина страсть, а отнюдь не моя. Хотя мне нравятся открытия — вот как сегодня. Есть что-то захватывающее, когда находишь нечто скрытое от мира на протяжении тысячелетий, когда видишь, как слава далекой эпохи выступает на свет. — Внезапно смутившись, она взглянула на высокого мужчину рядом с ней. — Разве вы не согласны?

— Всем сердцем соглашаюсь с вами, — ответил Берли. — А иначе зачем бы мне терпеть жару, мух и скорпионов?

Остаток пути они шли молча, пробираясь между куч щебня, перешагивая через колья и оттяжки навесов, прикрывающих раскоп. Лорд Карнарвон поджидал их возле навеса из грязного холста над зияющей дырой в каменистом грунте.

— Сюда! — позвал он, махнув им рукой. — Я здесь!

Когда они подошли, он стоял у края раскопа и кричал в дыру:

— Картер, ты внизу? Картер?

Из дыры донесся приглушенный голос.

— Я здесь! — Видимо, человек двигался, потому что голос становился более внятным. — Сейчас… лампу принесу. Вот, готово.

Слабый свет заструился из темной дыры раскопа, заливая блеклым сиянием ступени узкой лестницы; с одной стороны тянулась веревка, служившая перилами. Лорд Карнарвон схватился за нее и быстро спустился в широкое отверстие.

— После вас, миледи, — сказал Берли, протягивая руку, чтобы поддержать молодую женщину, приготовившуюся к спуску.

Берли последовал за ней и довольно скоро оказался в подземном помещении приличных размеров, освещенном керосиновыми лампами. Рабочие подняли лампы и осветили каменный дверной проем, украшенный иероглифами. Дверь заложена обточенными камнями. Когда-то она была оштукатурена, но теперь штукатурку ободрали.

— Мы как раз успели к вашему приходу, — говорил Говард Картер Карнарвону. Он резко оборвал себя. — О, а это кто?

— Ах, да, — сказал лорд Карнарвон, повернувшись к гостю. — Позволь представить моего друга, лорда Берли, графа Сазерленда. — Он представил своего нового знакомого археологом-любителем.

Лорд Берли пожал руку человеку среднего роста и вполне заурядной внешности. Картера легче было представить за столом в головной конторе какой-нибудь крупной фирмы, чем кладоискателем, рыщущим по пустыне.

— Рад познакомиться с вами, мистер Картер. Я много слышал о вас. Ваш вклад в расширение нашего понимания древней культуры неоценим.

— Рад, что вы так считаете, — ответил Картер неожиданно тонким гнусавым голосом. — Пресса, как всегда, склонна преувеличивать.

— А вот и нет, — вступила в разговор леди Эвелин. — Вы самый эрудированный и проницательный исследователь, мистер Картер. И скромность тут ни к чему!

Картер застенчиво улыбнулся.

— Мне просто везет, — сказал он.

— Ну, на этот раз повезло так повезло! — заявил лорд Карнарвон. — Итак, приступим? Мы долго этого ждали: первыми увидеть гробницу фараона! Приступайте! Посмотрим, что мы нашли!

Повернувшись к закрытой двери, Картер махнул рукой двоим рабочим с молотом и большим долотом. Они взялись откалывать известку между каменными блоками, и вскоре мертвый неподвижный воздух зала наполнился мелкой пылью. По мере того, как падал очередной кусок камня, в зале нарастало напряжение; рабочие что-то бормотали по-арабски; Карнарвон и его дочь шептались позади; Картер стоял неподвижно, уставившись на стену перед собой, словно помогая разрушать ее силой мысли.

Вскоре выпал один из центральных блоков. Картер поднял руку. «Стойте!», — приказал он. Рабочие перестали стучать молотом. Картер провел рукой по краям пролома. Попробовал заглянуть внутрь, но размер отверстия не позволял.

— Продолжайте, — сказал он, снова отходя в сторону. Рабочие вновь принялись взламывать проход. Картер повернулся к гостям. — Придется ломать, — объяснил он. Несмотря на слой пыли, на лице его можно было заметить изрядное напряжение.

— Это не займет много времени, — заверил их лорд Карнарвон. Он потер руки.

С каждым ударом молота напряжение росло. Сталь ударяла в камень; пыль становилась гуще. Наконец, треснул и выпал очередной блок.

— Стойте! — снова приказал Картер.

Грохот прекратился.

Подойдя к запечатанной двери, Говард Картер вытянул из образовавшейся щели камень и бросил за спину. За ним последовал еще один и еще.

Картер засунул голову в дыру.

— Что там? — спросил лорд Карнарвон.

— Пока непонятно, — проговорил Картер.

Леди Эвелин, не в силах сдержать волнения, прижалась к лорду Берли и поднесла пальцы к губам. «О, пожалуйста!» — тихонько выдохнула она.

— Там темно, — Картер отошел от дыры. — Ничего не разглядеть, пока света не будет. — Он махнул рабочим. — Продолжайте! — И удары по камню возобновились.

Теперь дело пошло живее. В неподвижном воздухе пыль не оседала, продолжая висеть плотным облаком. Несмотря на то, что люди закрывали носы и рты платками, дышать становилось все труднее.

— Стойте! — Картер опять остановил рабочих. Взяв у одного из них лампу, он шагнул к отверстию, просунул туда лампу и сам вжался в проем, насколько возможно.

— Видишь что-нибудь? — лорд Карнарвон только что не подпрыгивал от волнения. — Ну что там? Говори же!

— Золото! — глухо произнес Картер. — Там много золота.

Слово отозвалось в животе лорда Берли приятной истомой.

Картер, все еще стоявший у двери, жестом пригласил лорда Карнарвона присоединиться к нему у пролома. Аристократ втиснулся рядом с ним и сунул лицо в щель.

— Великолепно! — провозгласил он. — Открывайте! Немедленно открывайте!

— Папа! — воскликнула леди Эвелин. — Подожди! Дай и мне посмотреть!

— Минутку, дорогая, — с досадой ответил ей отец, — сейчас мы все увидим. — Он приказал рабочим: — Продолжайте!

— Эгоист, — пробормотала леди Эвелин.

Берли с легким сочувствием коснулся ее руки. Сам он совершенно не испытывал разочарования. Наоборот, его переполняло приятное возбуждение. Наконец-то он оказался на месте вовремя! Рядом за остатками стены ждали предметы, дававшие ему средства к существованию. Их надлежало пустить в оборот. Его изощренный ум уже прикидывал, как он распорядится артефактами из гробницы.

Камни теперь вынимались легче, и вскоре брешь стала достаточной, чтобы протиснуться через нее.

Картер раздал всем лампы.

— Надо ли мне напоминать, — сказал он, — чтобы вы ничего не трогали, пока мы не сфотографируем все, как оно есть? — Дождавшись утвердительных ответов, он улыбнулся. — Сюда, пожалуйста. Постарайтесь идти по моим следам.

Повернувшись боком, он протиснулся в щель и исчез в темных недрах. Лорд Карнарвон пошел за ним, следом прошла его дочь. Берли осторожно перешагнул груду битого камня и щебня, проскользнул в камеру, выдолбленную в сплошном камне.

Тайна и века властно веяли над ними. Все молчали.

Воздух внутри гробницы был сухим и содержал в себе легкий запах каменной пыли и, как ни странно, специй — как будто острая смесь сосновой смолы и ладана за бессчетные века превратилась в призрак былого аромата. Он едва заметно щекотал ноздри. Берли потер нос и углубился в погребальную камеру.

Места было чуть больше, чем в купе поезда. Все пространство было заставлено пыльной мебелью — черное лакированное кресло, крашеные колеса колесницы, кругом стояли шкатулки и сундуки самых разных размеров. На подлокотниках черного кресла были вырезаны головы львов, покрытые сусальным золотом. Берли решил, что Говард Картер принял за золото именно их, потому что другого золота нигде не было видно.

В другом конце камеры виднелись еще две двери. Очевидно, они вели в другие помещения. Картер инстинктивно двинулся к той, что справа, а Карнарвон — к левой. Карнарвон первым нарушил молчание.

— Канопы

{Кувшины-канопы древние египтяне применяли для хранения внутренностей усопшего при мумификации. Материал – известняк или глина.}
, — объявил лорд, и его голос странно замер в спертом воздухе гробницы. — А у тебя?

— Саркофаг, — заявил Картер. — Он здесь — и цел. Нам повезло. Грабители сюда не заходили.

Пока остальные занимались беглым осмотром каменной гробницы, Берли составил в уме список предметов, которые можно продать, оценил, сколько можно выручить за каждый на рынке древностей. В одном углу он заметил два прекрасных изваяния кошек из красного гранита; рядом стояла маленькая черная сова; среди деревянных ящиков улеглась большая деревянная охотничья собака с украшенным драгоценностями ошейником.

— Чья гробница? Ты понял? — спросил лорд Карнарвон.

Берли присоединился к остальным, столпившимся возле саркофага, установленного в камере с высоким сводом, исписанным клинописью.

— Сейчас. Вот здесь, — сказал Картер. — Да, вот имя…

— Ну! — поторопил лорд Карнарвон своего помощника. От нетерпения его голос звучал пронзительно. — Что там? Кто это?

Берли заметил, что предвкушение быстро уступает место легкому разочарованию. Он уже догадался, почему.

— Мужчина, — говорил Картер, водя пальцами по значкам, как слепой, читающий шрифт Брайля. — Имя — Анен. — Он еще некоторое время изучал надписи. — Жрец, второй голос Амона. Очень высокое положение в храмовой иерархии.

— Значит, не фараон, — заметил лорд Карнарвон, не в силах скрыть разочарования. — Точно не фараон? Жаль.

— Да, не фараон, — подтвердил археолог. — Тем не менее, это важнейшая находка.

— Конечно, — согласился Карнарвон, отворачиваясь. — Очень важная.

— Ну, папа, — с упреком проговорила Эвелин, — не дуйся. Горы золота здесь нет, драгоценностей тоже, зато посмотри, какие чудесные картины!

Она подняла лампу, и Берли увидел то, на что до сих пор не обратил внимания: стены гробницы были тщательно оштукатурены и покрыты изображениями. Каждый квадратный дюйм был ярко и живо украшен. На одной огромной панели был изображен сам обитатель гробницы на колеснице рядом с фараоном, вздымавшим копье. По бокам колесницы мчались собаки, а впереди неслась антилопа; другая картина изображала жреца в ярких одеждах, ведущего церемонию приношения в жертву несколько животных. За процедурой наблюдал огромный бог Амон с бронзовой кожей и высокой короной, украшенной перьями. На третьей панели был опять изображен обитатель гробницы, плывущий в лодочке из папируса среди тростника в окружении журавлей, уток и белых цапель, в небе над его головой летало множество птиц самых разных видов, воды реки под лодкой кишели рыбой, там даже был изображен крокодил... Потолок сиял голубизной, усыпанной крошечными белыми звездами: чудесные, замысловатые, тщательно проработанные картины с яркими красками, такими же свежими, как в тот день, когда художник сложил кисти и вышел из погребальной камеры к свету.

— Это и есть его богатство, — заметил Берли, подходя к леди Эвелин и поднимая лампу. — Он потратил все свое состояние на искусство.


ГЛАВА 27, в которой император ожидает гостей


Король Богемии и Венгрии, эрцгерцог Австрии, император Священной Римской империи Рудольф

{Рудольф II (1552–1612) — король Германии, император Священной Римской империи, король Богемии, король Венгрии, эрцгерцог Австрийский. Сын и преемник Максимилиана II. Интересовался различными «оккультными науками», в частности, пытался найти философский камень. Императора называли германским Гермесом Трисмегистом. Алхимиком был и работавший при его дворе (и умерший в Праге) великий астроном Тихо Браге. Император воевал с турками.}
нетерпеливо постукивал длинными пальцами по подлокотникам своего любимого трона. Он ненавидел ждать. Однако приходилось. Вся жизнь императора сводилась к ряду коротких разговоров, перемежаемых длительными промежутками безделья. Он ждал начала аудиенции, ждал, пока его указы будут ратифицированы и исполнены, ждал, пока министры примут меры в соответствии с его решениями, ждал ответов на свои многочисленные послания, ждал, пока огромные колеса правительственного механизма медленно провернутся, чтобы добиться результата, любого результата... и так далее, и — насколько он мог видеть — навсегда.

Лучшее, что можно было придумать, — это организовать свое время так, чтобы отдельные встречи и дела перекрывались; да, возникала некоторая неразбериха, но ждать приходилось меньше. Рудольфу нравилось думать, что так работа идет продуктивнее. Только что, например, он ждал, пока высохнут чернила на ответе в Вену, откуда сообщили, что его очередная любовница благополучно родила сына. Ему даже прислали портрет. Он ожидал визита главного алхимика с результатами последних опытов; потом ждал, пока беременную Катарину отправят в Вену, чтобы она родила там его ребенка. А еще он с нетерпением ждал, когда министры представят состояние его казны, ждал, пока его друг, принц Леопольд Швабский, прибудет на ежегодную охоту, ждал карету, которая отвезет его в оперу. В настоящий момент он ждал по настоянию художника, писавшего его портрет, пока просохнет краска на холсте. Если поменять позу, придется все переписывать. Вот такой насыщенный ожиданиями день!

— Сколько еще? — спросил он, имея в виду краску — эта фраза стала настолько привычной в его устах, что придворные не считали себя обязанными отвечать точно.

— Недолго, Ваше Величество, — ответил художник Арчимбольдо, нежно обмахивая холст полотенцем. — Совсем недолго.

Император Священной Римской империи тяжело вздохнул и продолжил барабанить пальцами. Художник пока смешивал краски на палитре. Прошла вечность, и император уже готов был задать свой сакраментальный вопрос — сколько ему еще ждать, но тут раздался резкий стук в дверь и появился дворецкий, объявив о появлении ожидаемого посетителя.

— Простите за беспокойство, ваше величество, герр доктор Базальгетт просит вашего внимания.

— Давно жду, — проворчал Рудольф. — Зови немедленно.

Придворный поклонился и отступил назад, впуская в комнату Бальтазара Базальгетта, главного алхимика императора: это был дородный мужчина средних лет, обладавший не только челюстями вепря, но и роскошными бровями. Художник глянул и обзавидовался, представив, какие прекрасные кисти получились бы из этих бровей. Лорд-Алхимик слыл человеком огромной эрудиции и не меньшей напыщенности. Однако, если пренебречь последним, любой опознал бы под просторной бархатной мантией человека увлеченного, готового трудиться для достижения цели не меньше религиозного фанатика.

— Базальгетт! — воскликнул Рудольф, довольный тем, что очередной раунд ожидания наконец закончился. — Входи же!

Лорд Верховный Алхимик ворвался в комнату так поспешно, что мантия завивалась вокруг него, а высокая шляпа с меховой оторочкой сдвинулась набекрень.

— Хорошие новости, Ваше Величество! Нам почти удалось произвести Эликсир Мудрости. Мы продолжаем эксперименты.

— Да, это хорошие новости, — согласился Рудольф. Ему нравилось все, что обещало свести к минимуму любое промедление, чем бы оно не маскировалось. — Присаживайся. — Он указал на табурет художника. — А теперь рассказывай по порядку.

— С удовольствием, сир, — сказал алхимик, придвигая табурет поближе к трону. — Как вы помните из нашего последнего разговора, основная трудность производства красной серы заключается в нестабильности ее ингредиентов.

— Да, — подтвердил Рудольф, — мы хорошо помним этот разговор.

— Другая трудность состоит в том, что у нас мало плодородной земли, необходимой для производства черного масла.

— Да, да, — Рудольф кивнул. Алхимия представлялась ему сложным делом. Он неизменно удивлялся, как это людям удается разбираться в такой сложной науке.

— По счастливейшему совпадению, — продолжала Базальгетт с растущим возбуждением, — мой помощник — помните юного Розенкрейца? — был в этой новой кофейне на площади и ловко добыл изрядное количество доселе неизвестного нам вещества — так называемой горькой земли. Ее еще называют землей Каффи.

— Правда? — Император поднял брови в легком изумлении. — Весьма предприимчиво с его стороны.

— Он способный парень, сир, — мимоходом похвалил помощника главный алхимик. — Мы уже начали экспериментировать с этим веществом, Ваше Величество, и хотя полный анализ займет некоторое время, я рад сообщить, что предварительные результаты оказались чрезвычайно многообещающими.

— Мы слышали об этом Каффи, — припомнил император. Повернувшись лицом к двери, он позвал: — Рупрехт!

Дверь отворилась, и появился лорд-главный распорядитель.

— Ваше Величество?

— Мы же слышали об этом Каффи, не так ли?

— Слышали, Ваше Величество.

— Но мы его не пробовали?

— Нет, сир. Пока нет.

— Принеси нам попробовать, — приказал Рудольф и поспешно добавил, — сегодня! И побыстрее!

— Будет исполнено, Ваше Величество, — пообещал распорядитель.

— Если позволите, сир, — осмелился прервать короля алхимик, — я уже взял на себя смелость пригласить владельцев этой кофейни посетить меня при дворе, чтобы обсудить дальнейшие поставки горькой земли для наших опытов. Поскольку их сотрудничество имеет огромную ценность для наших экспериментов, я подумал, что мы могли бы оказать им такую честь, чтобы заручиться их расположением на будущее для продвижения Великой Работы.

Рудольф улыбнулся.

— Хорошая мысль, Базальгетт. — Поскольку Рупрехт замешкался в дверях, прислушиваясь к разговору, император приказал: — Пошли за ними карету в назначенное время и проследи, чтобы они привезли с собой немного этого кофе. Мы желаем его попробовать.

— Будет исполнено, Ваше Величество. — Лорд-распорядитель вышел, а император повернулся к алхимику и заметил: — Мы живем в замечательное время, не так ли? Столько нового…

— В самом деле, сир, — согласился алхимик. — Как раз сегодня утром я получил известие от моего знакомого, который скоро прибудет в Прагу и хотел бы привлечь некоторых членов нашего просвещенного братства к созданию устройства для его астрономических исследований.

Рудольф поморгал, глядя на алхимика.

— А чем он занимается?

— Изучает астрал, сир, — ответил Базальгетт. — Небесные сферы, другими словами. Он ищет средства для путешествий по астральным планам и желает нашей помощи в продвижении своих усилий.

— То есть он разрабатывает способы для путешествий духа? — спросил Рудольф. Сам по себе такой подход казался ему малообещающим и не очень интересным.

— О нет, сир, — быстро возразил алхимик. — Он имеет в виду физическое, сиречь телесное путешествие в других измерениях и планах существования. Полагаю, он мог бы продемонстрировать эту возможность.

— Мы хотели бы это увидеть, — сказал Рудольф. Вот теперь в нем пробудился интерес.

— Несомненно, это можно устроить, — предположил Базальгетт.

— Пригласи его к нам, — распорядился император. — Если он пожелает, мы предоставим ему место у нас во дворце. Хочется посмотреть, на что способен этот астральный путешественник. Возможно, его способ передвижения окажется полезным для человечества, пусть совершенствует.

— Я и сам не мог бы сказать лучше, сир, — согласился алхимик. — Я поговорю с ним, как только он прибудет в город.

— Хорошо. Предупредите Рупрехта. Мы хотели бы встретиться с ним.

— Конечно, Ваше Величество.

— Простите меня, Ваше Величество, — подал голос придворный живописец Арчимбольдо. — Я бы никогда не осмелился перебивать вас, но вы просили сказать, когда портрет будет готов к демонстрации. На сегодня я закончил. Если вы желаете посмотреть, я смиренно предлагаю его для вашего ознакомления.

— Ну что же, Бальтазар, давай глянем, как идут дела с нашим портретом. — Император встал и подошел к мольберту. — Мы хотели бы услышать твое мнение, — сказал он, критически вглядываясь в обширный холст. — Прямо сейчас. Только не надо лишней болтовни.

— Весьма изысканно, Ваше Величество, — тоном знатока заметил главный алхимик. — Видна кисть гения. Обратите внимание на эту дыню и на эти персики! Виноград — изумителен. А спаржа просто потрясающая

{Знаменитый «Портрет императора Рудольфа II в образе Вертумна» — картина итальянского художника-маньериста Джузеппе Арчимбольдо, написанная около 1590 года. За этот портрет художник был пожалован почётным титулом пфальцграфа. На портрете император изображен в образе бога времён года и земных плодов Вертумна, весьма почитавшегося в древней Италии. На картине образ императора сложен из разных фруктов и овощей, характерных для всех четырёх времён года. Друг художника, поэт и историк Грегорио Команини так описывал эту картину: «Глаза на лице его — это звёзды Олимпа, его грудь — воздух, его живот — земля, его ноги — бездны. Одежда его — плоды и трава…». В настоящее время портрет экспонируется в замке Скуклостер в Стокгольме.}
.

Джузеппе Арчимбольдо сделал себе имя, рисуя фрукты и овощи. В последнее время он пришел к идее портретной живописи как натюрморта, изображая своих покровителей в виде продуктов из овощной лавки. Такая манера живописи считалась революционной, но была надежда, что этот стиль приживется.

— Эта груша, — сказал Рудольф, указывая на большой плод в центре полотна, — что это за сорт?

— Это груша Фиорентина, иначе груша Радужная, Ваше Величество, итальянский сорт.

— Думаете, итальянская груша — подходящий выбор для нашего носа? — с сомнением спросил Рудольф. — У нее такая форма… Нос кажется слегка выпуклым.

— Ни в коем случае, сир. Персики вместо щек и груша вместо носа имеют смысл.

— Может быть, лучше было бы использовать инжир?

— Возможно, турецкий инжир… — высказал предположение алхимик.

— Не говорите нам о турках! — воскликнул император. — Мы сыты по горло всем этим турецким!

— Прошу прощения, Ваше Величество, — быстро сказал Базальгетт.

— К тому же инжир не подходит по цвету, — деликатно сообщил художник. — Видите ли, спелый инжир фиолетовый.

— Пусть останется груша, — приказал Рудольф.

— Мудрое решение, сир. Я смотрю, картина близится к завершению. Уже сейчас кажется, что можно взять этот артишок или почувствовать запах роз, — сказал алхимик, радуясь возможности увести разговор от любого упоминания о ненавистных турках. — И баклажан, о, баклажан — великолепен!

— Да, — согласился король. — Рука мастера. Прекрасно, Арчимбольдо. Вы превзошли самого себя.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — с поклоном ответил художник. — Ваша похвала для меня — лучшие еда и питье.

— Увидимся завтра, — сказал ему Рудольф и быстро пошел по коридору, отделанному зеркалами. Алхимик спешил за ним, отстав на пару шагов. Император бросил через плечо: — Извести нас, когда прибудет этот путешественник. Мы хотим поговорить с ним.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — почтительно поклонился Базальгетт. — Это будет встреча двух великих умов. Я и сам жду ее с нетерпением.

Император легким движением руки отпустил придворного и пошел дальше по коридору, вслед за главным распорядителем и двумя молодыми пажами.

— Ах да, Базальгетт! — окликнул он лорда-алхимика. — О кофе не забудьте. Мы хотим попробовать.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — ответил лорд-верховный алхимик. — Не забуду ни в коем случае.


Загрузка...