Часть 2

Мой Карат

С нами может случиться решительно что угодно.

Мир замолк, ожидая шума грядущей бури.

Ты учил меня, если помнишь, как быть свободной,

Как лететь вперед ветра и жалить острее пули.

Ты учил меня, если помнишь, как быть бесстрашной

И безжалостной. Это часто одно и то же.

Я считала слепые звезды с вершины башни

И боялась поверить в то, что тебя дороже

Никого не найдется. И это смешной исход, но

Предсказуемый тоже. Хватит, не нужно злиться.

Ты учил меня, если помнишь, как быть свободной,

Я была твоей самой преданной ученицей.

Я была твоей самой смелой и самой быстрой,

Я набила себе и шишки, и — позже — руку

Смертоносней кинжала, опасней, чем тихий выстрел,

Но никак не могла постигнуть твою науку.

Я никак не умела стать от тебя свободной,

А теперь мы стоим неминуемо близко к битве.

А теперь мы стоим, изваянья в лучах восходных.

Мир молчит в ожиданье бури (почти молитвы).

© Дарёна Хэйл, 2016

11 глава

— Он не пытается убить нас. Он хочет сделать из нас людей.

Слова Марса звучали словно оправдание тому, что происходило, на что Сапфир тут же кинул на него разъяренный взгляд, почти прорычав:

— Лучше умереть, чем стать человеком!

Я покосилась на Карата, который молчал всю дорогу, шагая только вперед, когда сразу из дома Марианны мы вернулись к машинам, чтобы забрать наши сумки с вещами, не встретив больше никого на своем пути, но не пошли в отель, а решили прогуляться по многолюдным улицам по просьбе Мишки, которой было хуже всего.

Только ради нее мы в итоге пришли на набережную канала, узнав от Микаэллы, что он называется Сен-Мартен, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

Здесь было немноголюдно.

Мимо проходили люди, говорящие на незнакомом языке быстро и эмоционально, и была небольшая группа, по всей видимости, туристов, среди которых были в основном дети и подростки.

Женщины рядом с ними о чем-то увлеченно рассказывали, показывая на сам канал и, видимо, делясь какими-то историческими фактами об этом месте.

Здесь был небольшой изогнутый мост, куда мы и поднялись, чтобы насладиться прохладой воды и увидеть местность с небольшого возвышения.

Все молчали и не находили что сказать.

Но в головах стучал звонким колокольчиком только один вопрос: что же дальше?

— Ты молчишь. — Марс встал рядом с Каратом, который стоял, наклонившись вперед и упираясь ладонями в ограждение моста, глядя в тихую воду, словно пытался отыскать в ней что-то, на что Карат только пожал плечами:

— Ты всё слышал сам. Что мне еще сказать?

Он казался спокойным, расслабленным, как всегда ленивым и чуточку наглым в том, что его не трогали эмоции никого вокруг. Но что-то внутри меня кричало о том, что черная душа Карата горит.

Я не могла позволить себе спросить у него об этом прямо, даже если подозревала, что он ответит честно. Нужно было остаться с ним один на один, в месте, где не будет больше никого.

И Марс понимал, что Карат не расскажет ничего, обращая всё внимание на своего брата, который шел позади всех, словно молчаливый страж, в темном облачении, но хотя бы сняв с лица маску, чтобы не пугать еще сильнее проходивших мимо людей, которые и без того косились на него, впечатленные ростом и телосложением.

— А ты как здесь оказался?

Уран кинул на брата хмурый холодный взгляд, буркнув только одно: «Пришел ногами», — и замер на мосту, когда мне казалось, что каждую секунду он анализирует ситуацию вокруг, пытаясь в каждом темном углу и закоулке отыскать врагов.

Он был заточен на это и не мог просто расслабиться, особенно когда ситуация даже сейчас оставалась напряженной.

Мишка дышала часто и отрывисто, прикрывая бледной ладонью рот, потому что ее тошнило.

И ее можно было понять: столько переживаний за последние недели, сколько не смог бы вынести никто!

— Любимая! — Сапфир переживал, как всегда, всей душой, готовый броситься и разнести весь мир, только бы его девчонке было хорошо, оберегая от всех невзгод, но не в силах сделать что-либо, чтобы ее сердце не раскалывалось каждый раз от новостей.

— Скоро всё пройдет, — прошептала она, обнимая мощный торс своего большого мужа и дыша только им, пока внутри нее был клубок из переполняющих эмоций.

Когда Карат посмотрел на них, мне показалось, что кончик его губ чуть дрогнул, словно пытаясь улыбнуться.

— Что не так? — выдохнула я, буквально впитывая в себя всё, что только могла увидеть, всеми силами и желаниями стараясь понять и познать его черную душу, на что Карат только тихо отозвался:

— Дома расскажу.

Я была слишком сильно поглощена Каратом, чтобы увидеть, как Ран неожиданно кинулся вперед, буквально выхватывая из толпы перепуганных подростков хрупкую мелкую фигурку, встряхивая так, что она упала на мостовую, сжавшись испуганно и затравленно закрывая голову руками.

— Черт! Ран! — Какой бы быстрой ни была реакция Марса, а за братом он не успел, подскакивая и оттаскивая его назад под начавшийся переполох, страх, визг подростков и крик тучной женщины, которая без страха кинулась вперед, чтобы закрыть собой того, кто оказался сейчас под ударом.

Я тоже бросилась вперед скорее по инерции, чем по велению здравого смысла, в тот момент не задумываясь над тем, что противостоять силе и мощи Урана не сможет, пожалуй, даже Карат, не то что я.

— Какого дьявола?! — Сапфир и Марс удерживали Урана, чей гнев мог стать полетом в бездну, полную безвинных смертей, пока я прикрывала и женщину, и того, кто вызвал странную реакцию Палача, когда тот прорычал:

— Меня нарисовали!

— Что?

— Там на рисунке я!

— Конечно, вы! — вдруг рявкнула женщина с удивительной душевной стойкостью и бесстрашием, поднимая за моей напряженной спиной с мостовой худого подростка, который молчал, хоть и сжался от страха, не ожидая подобной реакции от огромного незнакомца в черном. — Мария не может говорить, но прекрасно рисует! Она рисует людей, которые понравились ей, а потом отдает свои рисунки за улыбку!

Я быстро заморгала, лишь на секунду позволяя себе кинуть взгляд за плечо, теперь видя, что это на самом деле была девушка.

Совсем худенькая, хрупкая, в потертых свободных джинсах и простой белой бесформенной футболке. С коротким каре и огромными глазищами, с пушистыми ресницами без единого намека на косметику. Немудрено, что сначала Ран решил, что это мальчик.

— И как только рука поднялась обидеть сироту и инвалида?! Чтоб вам пусто было! — продолжала шипеть женщина, совершенно не боясь ни габаритов наших мужчин, ни того, как они могут отнестись к ее словам, отряхивая скованно застывшую девушку. — Ребенок всего лишь хотел сделать вам приятное в виде подарка! Если увижу вас рядом еще раз — вызову жандармов!

Женщина продолжала что-то ворчать, а потом прикрикнула на остальную группу подростков и совсем еще малышей, которые глазели на то, что происходит, и жались друг к другу, чтобы те разошлись и сосредоточились на рассказе экскурсовода.

— Они из детского дома, — тихо проговорила Мишка, что тоже подошла ближе, рассматривая подростков в простой поношенной одежде, но с блеском в глазах, оттого что они увидели что-то новое, по всей видимости, так далеко от дома.

— Она хотела сделать мне подарок?..

Я покосилась на Рана, который продолжал смотреть на девушку не моргая, явно пребывая в шоке от того, что услышал. И можно было бы пошутить о том, что он реагировал так, словно никогда не получал подарков, но что-то подсказывало мне, что так оно и было. И это было чертовски грустно.

— Ран! Стой!

— Подожди, — Карат убрал руки Марса, когда тот попытался снова поймать своего брата, который неожиданно двинулся вперед за смелой полной женщиной и худенькой девушкой, которая прижимала к груди папку, где, очевидно, и были рисунки. — Он не сделает ничего плохого.

— Опять вы?! — тут же рявкнула женщина, готовая защищать девушку даже ценой собственного здоровья, тут же хватая ее за руку и пряча за своей спиной. — Я же предупредила! ПОЛИЦИЯ! ЖАНДАРМЫ!

— Подождите! Не кричите! — Ран неожиданно приподнял ладони, словно показывал, что он сдается, говоря при этом приглушенно и хрипло и выглядя при этом почти смущенно. — Я не сделаю вам ничего плохого! Да и потом я гораздо хуже жандармов и полиции.

Женщина окинула Рана прищуренным подозрительным взглядом, буркнув:

— Спецназ?

— Что-то в этом роде.

— Так что вам надо?

Ран действительно смутился.

И это было настолько неожиданно и мило, что даже у Марса брови поползли вверх.

— Я хотел бы извиниться перед ней.

— Ради Бога, перестаньте уже унижать бедную девочку! Она не может говорить, но прекрасно слышит и всё понимает! — всплеснула руками женщина, отходя теперь в сторону, чтобы показать сжавшуюся девушку, которая смотрела только вниз, сжимая белыми худыми руками свой альбом с рисунками, где виднелся край изображения с Раном.

— Мария? — протянул тихо Ран, словно всё еще сомневался в том, что девушка слышит его.

Она кивнула, осторожно подняв голову, чтобы, робко касаясь взглядом, скользнуть по всему телу мужчины и запрокинуть голову, всматриваясь в его синие глаза.

Такая миленькая и славная. Она напоминала мне ландыш. Чистая, хрупкая душа, в глазах которой сияли тепло и наивность, несмотря на пережитое горе, по вине которого девушка, видимо, и оказалась в детском доме.

— Прости. Я не хотел испугать тебя… — Ран кашлянул, пытаясь прочистить горло и выглядя таким скованным, что сложно было поверить в то, что этот холодный жесткий солдат способен чувствовать нечто подобное. — Меня никогда не рисовали, и я решил, что ты можешь передать этот портрет кому-то. Нехорошему.

Девушка чуть нахмурилась, явно пытаясь понять ход мыслей мужчины, но, к счастью, не понимала.

— Ты простишь меня?

Девушка кивнула в ответ, чуть улыбнувшись и вздрагивая, когда женщина потянула ее за руку вслед за остальными детьми, которые уже следовали по заданному маршруту экскурсии за второй сопровождающей, что продолжила рассказ, отвечая на вопросы, что раздавались из группы один за другим.

Ран продолжал смотреть на нее, даже когда девушка почти добежала до своих собратьев, неожиданно застывая, чтобы развернуться и побежать обратно.

Прямо к Рану.

— Не вмешивайся, — Карат снова не дал Марсу кинуться к брату, который застыл, весь собираясь, словно для броска, когда девушка оказалась рядом с ним настолько близко, что ноздри Палача затрепетали от аромата ее тела.

Напряглись и мы, готовые кинуться в любую долю секунды, чтобы спасти, помочь, оттащить Урана, даже если понимали, что сделать это будет просто невозможно, если он решит коснуться ее.

Никто не мог понять, что творила девушка, чьи эмоции были словно хрустальные крылья бабочки — настолько невесомые и чистые в своем восторге и страхе перед величием и силой мужчины, которого она нарисовала, когда она порывисто взяла руку Рана своими ладошками, вложив в них рисунок.

Палач дрогнул всем телом, но не позволил себе пошевелиться.

Только смотрел распахнутыми глазами на то, как Мария убежала к остальным детям так же легко и порывисто, оставляя после себя легкий аромат свежести и ощущения чего-то теплого, душевного и грустного.

— А меня тоже кое-кто рисовал, — вдруг улыбнулся Сапфир, только теперь позволяя себе выдохнуть и обнимая Мишку, которая улыбнулась ему в ответ, чуть пожимая плечами:

— Не настолько прекрасно, как Мария.

Рисунок действительно поражал детальным сходством с оригиналом!

И Ран не шевелился до тех пор, пока подростки не скрылись с моста, сев затем в автобус, который увез Марию в неизвестном направлении, лишь тогда позволив себе развернуть простой альбомный лист, на котором был он.

Можно было бы подумать, что это фотография, если бы не штрихи, которыми девушка рисовала его, любовно и трепетно изобразив каждую волосинку в шевелюре Рана, каждую складку на его черной одежде. Это был Ран с мрачным пронзительным взглядом, устремленным вперед, настолько тонко прочувствованный, что по телу пронеслись мурашки.

Сказать, что у Марии был талант, — не сказать ровным счетом ничего!

Изобразить на простом листе бумаги столь точный портрет всего за пару минут — это было за гранью моего скромного понимания и вызывало только восторг и огромное уважение к труду.

Мы все молча рассматривали рисунок, восхищаясь и косясь с улыбками на Урана, который к этому подарку был не готов, а потому, кажется, до сих пор пребывал в легком ступоре, никак не реагируя на окружающий мир. Иногда мне казалось, что он даже принюхивается к бумаге, словно пытается понять, не фото ли это… или в желании уловить тонкий аромат руки девушки, который остался едва осязаемым на листе.

— Мы ждем кого-то или всё-таки поедем в отель? — первым подал голос Сапфир, очевидно потому, что чувствовал острее всех, что Мишке снова стало нехорошо. События последних дней окончательно доконали нашу смелую девочку, и, как бы она ни храбрилась и ни делала вид, что всё в порядке, внутри она была разбита и раздавлена, что сразу же сказывалось на ее самочувствии. Мишка выглядела бледной, слабой, и ее снова тошнило.

— Едем, — кивнул Карат, сгребая наши сумки и кивая Марсу. — Вы с нами? Рейс домой рано утром.

— С вами, — кивнул Палач в ответ, кинув быстрый взгляд на своего задумчивого немногословного брата. — Давай, Ран! Ты поспишь, я проконтролирую ситуацию.

Уран ничего не ответил, не кивнул, никак не выразил своего решения.

Только крайне аккуратно свернул рисунок, чтобы положить его во внутренний карман на груди, и просто пошел вперед.

— Он всегда такой? — вскинул брови Карат, провожая взглядом самого странного из Палачей, когда было не ясно никому, согласился он или решил идти своей дорогой.

— Всегда.

Скоро стараниями Мишки с ее милым французским мы поймали такси и добрались до отеля.

— Зачем такой дорогой? — хмурился Марс, когда номера были выкуплены и мы дружно поднимались на свои этажи. Разные. По настоятельной рекомендации Марса, который следил за безопасностью, уверенный в том, что в случае непредвиденных ситуаций и попытки отловить нас мы будем более уязвимыми, если окажемся рядом.

— Расслабься, кэп, — лениво улыбался ему Карат, который в любой ситуации выглядел так, словно всё именно так и задумывалось. — Они не рискнут пойти в атаку в таком людном месте, где живут сплошь иностранцы и богачи, потому что скандал такого масштаба не смогут скрыть даже всесильные лаборатории. Бизнесменов покрывают бандиты, а у бандитов связи куда выше и весомее, чем даже у политиков.

Я молчала, но снова думала: откуда у Карата все эти знания о мире людей?

Откуда у него деньги, чтобы позволить себе оплатить все наши номера? Неужели Нефрит на самом деле зарабатывал настолько много и спокойно делился своими финансами с отцом? Как и одеждой, потому что вид Карата был отдельной строчкой моего вечно плохого настроения и желания придушить всех женщин в округе, ибо никто не мог пройти мимо, не начав ласкать взглядом этого сексуального высокомерного наглеца!

Конечно, смотрели и на Марса, и на Сапфира, но только при взгляде на Карата в глазах женщин загорался порочный томный огонек, словно на нем было написано: грех во плоти! Грех, который хотели вкусить все. Начиная, черт возьми, с меня!

Не знаю, специально или нет, но моя комната была этажом ниже комнаты Карата, но на одном этаже с Сапфиром и Мишкой.

Первым делом с облегчением облачившись в свою одежду, какой бы простой и невзрачной она ни была для этих мест, я поняла, что не могу найти себе места. Без Карата.

Слова Марианны крутились в голове отголосками странных ощущений, что каждое ее слово ранило того, чье сердце не знало пощады, даже несмотря на то что Карат не выказывал никаких эмоций.

Не знаю, чего я боялась, оставшись без него.

Не обнаружить его утром перед отлетом?

Понять, что он снова ушел, чтобы пожертвовать собой, оставляя после себя горечь слов тех людей, которые будут фыркать и говорить, что он заслужил всё, что с ним только ни произойдет? Чтобы слышать слова папы о том, что он вернется, когда ему вздумается?

…А если не вернется?

Этот день неожиданно и больно показал мне, как я боюсь потерять его.

Поэтому сомнений не было, когда я выскользнула из своего номера, босыми ногами бесшумно пробежав по этажу, чтобы выбраться на запасную лестницу и по ней подняться на этаж выше. Туда, где был номер Карата.

Я не знала, где именно располагалась эта комната, прислушиваясь только к себе и собственным ощущениям, чтобы разыскать его, неуверенная в том, получится ли у меня, но застывая на месте, словно воришка, когда услышала уже знакомые, хоть и едва различимые голоса.

— Нашел что-нибудь стоящее? — голос Карата был, как всегда, ленивым и мурчащим, но сейчас отдавал той сталью, которая выдавала в нем интерес.

— Он не живет в том доме. Нет ничего, что показывало бы на его присутствие. Возможно, приезжает, но, видимо, крайне редко.

А вот голос Урана я была не готова услышать, распахнув глаза и теперь понимая, что Палач оказался здесь не просто так, а, видимо, по просьбе Карата, о чем не знал даже Марс.

Как не знал и того, что в этот момент его брат был в отеле, хотя оставил нас на улицах возле пруда, несмотря на свои габариты и рост мастерски скрываясь в улочках Парижа, в тот момент, когда мы загружались в такси.

— Совсем ничего?

— Только имя. Габриэль.

— Я благодарен тебе за помощь, Уран.

Эти слова Карат произнес учтиво и совершенно искренне, на что Палач только отозвался, как всегда, максимально сдержанно и сухо:

— В этой войне мы на одной стороне.

Казалось, словно Уран не способен чувствовать совершенно ничего, если бы не эта ситуация с Марией сегодня, которая открыла в грозном беспощадном Палаче то, что не ожидал увидеть никто из нас. Кажется, даже Марс.

Когда стало тихо, я поняла, что их разговор окончен и, вероятнее всего, Уран растворился в ночи, что умел делать подобно призраку, не оставляя после себя никаких следов, и осторожно пошла вперед, останавливаясь у двери, за которой ощутила Карата.

Ощутила настолько остро, что на коже выступила дрожь.

— Входи, детка. Дверь открыта.

Кажется, меня уже перестало удивлять и то, что он тоже всегда знал, что я рядом.

Поэтому я вошла без стука и попыток оправдать свое появление у него.

— Подозреваю, что Марс ничего не знает о тайном задании своего брата, — вместо приветствия проговорила я, увидев Карата сидящим на полу возле кровати, к которой никто не прикасался, судя по тому, что она была идеально заправлена.

— И будет хорошо, если он ничего не будет знать впредь.

Он успел снять все вещи, за исключением брюк, сидя теперь босым и с обнаженным торсом, поставив возле себя в небольшом ведерке со льдом бутылку с чем-то прозрачным, но явно спиртным и пепельницу.

То, что Карат снова курил ту самую дурь, о которой предупреждал Райли в клубе, я поняла, стоило только открыть дверь и ступить в комнату. И если это был способ Карата расслабиться или забыться, то его душевное состояние не было спокойным, как бы он ни показывал полный покой всем своим видом.

Я уже знала, как он умеет играть. Как умеет пудрить мозги.

Но сейчас меня волновало другое: ему было больно.

Карат протянул руку ко мне в приглашающем жесте, и я шагнула вперед, закрывая за собой дверь и вкладывая свою ладонь, чтобы ощутить его силу и тепло до дрожи.

Странно, но я больше не боялась быть рядом с ним. Один на один.

Я боялась остаться без него.

— Не можешь уснуть, детка?

Несмотря на ночь за окном и наше уединение вдали от всей семьи, Карат вел себя галантно и очень нежно, даже когда усадил меня не рядом с собой на пол, а прямо на себя, обхватывая горячими ладонями за ягодицы, но не стремясь зажать или попытаться возбудить.

Хотя этого и не нужно было.

Достаточно было его присутствия рядом, чтобы возбуждение проснулось во мне мелкими кусающими разрядами.

— Слишком насыщенный был день, — пробормотала я, всё-таки замирая, когда Карат скользнул пальцами под край моих свободных штанов, неожиданно касаясь мелкой ранки от прилетевшего днем во время потасовки дротика. — Всё в порядке. Ничего не болит. Никаких странных ощущений в течение дня тоже не было. Сапфир предупредил меня, что может быть в случае неясности.

Я не лгала. Не говорила так, чтобы успокоить его. Я действительно чувствовала себя более чем хорошо. Но Карат всё равно нахмурился, словно прислушиваясь к моему телу и пытаясь отыскать признаки того, что могут происходить какие-то изменения.

— В нас не стреляют этими штуками просто так, детка. Я позвонил Алексу, чтобы он приехал к нам. Он выезжает этой ночью и к нашему приезду уже будет дома.

— Не стоило беспокоить Алекса ради такой мелочи.

— Это не мелочь.

Карат убрал руку, явно многое недоговаривая из того, что было в его голове. Что он знал наверняка, но пока не хотел делиться этим со мной, а я не могла найти в себе смелость, чтобы спросить его.

Хотя было то, что не давало мне покоя, даже несмотря на то что весь рассказ Марианны Карат был сдержан, холоден и спокоен.

— Ведь вы знали того человека?.. Сына Марианны…

И снова ничего не выдало в нем эмоций, когда Карат откровенно и коротко кивнул в ответ:

— Да.

— Это вы мучили его?..

— Не я лично, но это происходило с моего молчаливого согласия.

По тому, как поджал губы Карат, я поняла, что есть то, что в этой ситуации действительно мучает его. Настолько, что в эту секунду он не смог сдержать эмоций и тело выдало его.

— Что мучает вас?.. — прошептала я, даже если не была уверена в том, что он ответит.

— Аметист.

Я быстро заморгала, тут же вспомнив Кадьяка, чьи глаза были почти сиреневыми, а манеры так напоминали Карата, что их можно было бы принять за родных братьев.

Таких мужчин сложно забыть.

— С ним что-то не так?

— Он пропал. И я не могу отыскать его ни дома в каменном жилище Кадьяков, ни в городе.

Когда Карат нахмурился, хотелось потянуться вперед и коснуться осторожно его лица, чтобы приласкать и показать, что больше он не один.

Но решиться на это я не смогла, только тихо выдохнула:

— Он был как-то причастен к мучениям того человека?

— Габриэля. Да. Сколько помню себя, Амит всегда был рядом. Мы были похожи в своих стремлениях и позициях, а потому понимали друг друга без слов. Во время войны мы вгоняли в вены кровь друг друга, чтобы была возможность отыскать в случае непредвиденных ситуаций, но эта связь пропала в тот момент, когда я испортил свою кровь.

Карат замолчал, глядя куда-то в прострации, и пусть он по-прежнему держал меня за бедра, касаясь обнаженной кожи, и дышал ровно, я понимала, что его душа горела и превращалась в пепел от мыслей о том, что друг мог пострадать.

— Габриэль должен был умереть еще много лет назад, — в конце концов выдохнул Карат мрачно и тяжело, не продолжая больше этой темы, но и без того было ясно, что Кадьяки сами создали зверя, с которым теперь боролись так жестоко и долго.

Карат убрал руку, поправив на мне пояс штанов и чуть улыбаясь на мой разочарованный вздох, который я сдержала в себе, но не слишком убедительно.

Тема с врагом была закрыта.

Кажется, он и без того сказал гораздо больше, чем знали все остальные.

— Выпьешь со мной? — его глаза были словно омут, но теперь светили не хитростью, а теплом.

И всё теми же пороками, в которые меня затягивало с головой.

Я в сомнении посмотрела на запотевшую бутылку, пытаясь по ее виду определить, что это, даже если совершенно не разбиралась в спиртном.

Карат наблюдал за мной с явным интересом, но таким пониманием, с каким смотрят на детей, отчего я смутилась.

— Так забавно, — проговорил он приглушенно, притягивая меня ближе к себе и касаясь ладонью моего лица, — в тот момент, когда я сделал шаг от тебя, чтобы дать больше личного пространства, ты сделала два шага ко мне.

Я смущенно опустила ресницы, потому что ответить было нечего.

Он был прав. Как всегда.

Больше я не хотела бежать от него. Не хотела бороться.

Теперь я знала, что его жгучая удушливая страсть может не только обжигать и убивать, но и греть вот так же нежно и трепетно, как сейчас.

Как каждый день с того момента, как я сказала ему на озере, что хочу покоя и своей прошлой спокойной жизни.

Но хотела ли?..

— Я был первым мужчиной, который прикоснулся к тебе. Первым, кто поцеловал. И стану первым, с кем ты будешь пить, — его голос пленял и заставлял в теле пробудиться той неге, которая пленяла и опьяняла куда сильнее любого алкоголя.

— Не станете, — улыбнулась я в ответ. — Первой стала бабушка Мишки, с которой я попробовала вино.

Карат рассмеялся, а я сидела на его бедрах, положив так смело ладони на его горячий мощный торс, и не могла на него налюбоваться.

Он был моим запретным плодом, которым так отчаянно хотелось владеть. Но было так страшно, потому что он был слишком шикарен. Слишком изменчив.

Он был моим первым. Во всём. В прикосновениях, эмоциях, желания, слезах.

А я для него?..

— Ты была первым человеком после смерти моего отца, который кидался защищать меня так отчаянно и совершенно не задумываясь над тем, что можешь пострадать сама, — тихо и проникновенно проговорил Карат, заставляя сбиться мое дыхание от мысли, что этот дьявол способен читать мои мысли и улавливать мое состояние настолько тонко и остро, что это пугало. — Ты была первой девушкой, которая сопротивлялась мне совершенно искренне, не играя и не пытаясь этим привлечь внимание. Ты была первой, перед кем я опустился на колени, детка. И сделаю это снова с большим удовольствием.

От его слов и прикосновений мои щеки стали красными, а в голове пронеслись шальные мысли о том, что даже сейчас я не знаю Карата! Не знаю, насколько откровенным и честным он может быть! Как умеет сдерживать свое желание, чтобы только у нас были эти волшебные мгновения рядом друг с другом.

Возможно, сейчас обстановка вовсе не располагала к безумству и похоти, но эта его нежность и сдержанность ради того, чтобы я была рядом с ним без боязни и оглядки на семью, привязывали к нему лишь еще сильнее, делая беспомощной перед ним и этим нереальным обаянием истинного зверя.

Он не касался меня слишком настойчиво, даже если в его глазах я видела тот ядовитый огонь, от которого перехватывало дыхание в желании получить всё сполна.

— Попробуй, это не похоже на вино, — он налил в свой бокал, поднеся к моим губам, и я отпила, тут же закашлявшись и сморщившись:

— Что это?

— Текила. Мексиканская водка.

Он допил остаток, откидываясь корпусом назад и тяжело прикрывая густые черные ресницы, но продолжая легко обнимать меня за бедра.

Я впервые почувствовала это в нем.

Усталость.

Увидела синяки под глазами и с содроганием вспомнила слова папы о том, что Карат никогда не спит. И даже если я пыталась откинуть мысли о том, что свои бессонные ночи он коротал в том ужасном клубе в компании женщин, в груди стало больно от того, насколько Карат был одинок.

— Идем, — я поднялась с него, потянув осторожно за руки, понимая, что моей силы не хватит, если он не захочет встать сам, но Карат повиновался на удивление быстро и молча, только в глазах сверкнули интерес и азарт, когда я легко толкнула его на кровать, заставляя лечь. — Пришло время спать.

Он ждал от меня явно не этого, в какую-то секунду застывая, словно не мог поверить в то, что услышал. Но я была настроена решительно, а главное — была серьезна: я хотела, чтобы он просто поспал. Хотя бы эту ночь! Чтобы перестал думать, взвешивать, планировать и дал своему бедному мозгу выходной.

— Вы доверяете мне?

Я легла рядом с мужчиной, положив ладонь на его горячее мощное плечо и глядя в глаза, в которые не могла проникнуть и постигнуть эмоции внутри них, как бы сильно этого ни хотела.

— Да.

В груди разлились тепло и какой-то необъяснимый трепет от того, что он ответил искренне и серьезно, не задумываясь и не пытаясь юлить, чего я от него, честно говоря, не ожидала.

— Тогда я клянусь вам, что не позволю никому приблизиться и прервать ваш сон.

Мне кажется, Карат был слегка в шоке.

Смотрел на меня и словно впервые не знал, что мог сказать в ответ, наконец медленно кивая и не сопротивляясь, когда я повернула его на бок, чтобы самой вытянуться за его спиной. И обнять сзади.

Я ощущала всем телом, насколько он напряжен.

И дело было вовсе не в возбуждении, хотя оно и витало над нами едва осязаемым особенным ароматом двух тел, а в том, что Карат отучился спать.

Вот такая простая и жуткая истина.

Он отучился доверять, верить в то, что есть люди, способные прикрыть его спину.

Способные его любить.

Способные верить ему и искренне дорожить тем, что он рядом.

Он был чужим даже для собственной семьи, и иногда мне казалось, что, кроме папы и Сумрака, едва ли кто-то понимал, насколько много он делал для нас, не требуя ничего взамен и не делая из своих поступков шоу. Как истинный серый кардинал, он предпочитал всегда оставаться в тени, наблюдая и радуясь где-то очень глубоко в себе.

— Закрывайте глаза. — Я подалась вперед, заглядывая в его лицо через плечо и мягко касаясь кончиками пальцев его век, словно учила заново делать такие простые действия, которые никого не вводили в ступор, как Карата.

Он повиновался и в этот раз, замерев, даже если дышал ровно и спокойно.

Но напряжение никуда не уходило, он просто продолжал лежать с закрытыми глазами, и только.

— Когда я была маленькой и узнала, что папа мне не родной, то сразу не могла принять эту новость, — тяжело было решиться говорить откровенно, особенно с ним, но я сделала этот шаг осознанно, чтобы таким образом отблагодарить за то, что он был откровенен и честен со мной. — И хотя никто меня не обижал и не говорил о том, что я лишняя, а моя сестра была из рода Бурых, я не могла спать, постоянно думая о том, что было бы, если бы меня нашел родной отец. Если бы увидел меня. Смог бы он меня полюбить и принять так, как полюбил и принял наш папа? Те ночи казались мне бесконечными и ранящими. Луна чувствовала всё, что творилось внутри меня, и каждую ночь приходила, чтобы просто быть рядом. А еще она пела колыбельную, от которой я успокаивалась и засыпала, видя во снах только маленького упрямого белого мишку, что не давал спать своим родителям…

Карат молчал, а я, поборов свое смущение и стыд, запела эту самую колыбельную. Для него.

Я пела тихо и сначала сбивчиво, поскольку слышала, КАК умеет петь сам Карат, и понимала, что до его уровня просто нереально добраться, но, почувствовав отклик его тела, воспрянула духом и больше не боялась, что ему может не понравиться.

Было что-то волшебное и трепетное в том, как под моей ладонью его тело постепенно расслаблялось. Очень медленно и почти робко.

Мышца за мышцей, которые хотелось гладить и массировать, чтобы только Карат смог выдохнуть протяжно и облегченно, погружаясь в спасительный и такой необходимый сейчас сон.

Я пела приглушенно и старалась навеять сон, обнимая его руками и прижимаясь щекой к горячей спине мужчины, осознавая, насколько мне уютно рядом с ним, уже не вздрагивая и не стремясь убежать, когда его ладонь накрыла мою, чуть сжимая.

Я бы хотела, чтобы эта ночь не заканчивалась и он просто лежал рядом со мной, дыша глубоко и ровно, опьяняя ароматом своего красивого большого тела и порождая в душе то, что я не испытывала еще никогда до этого.

Это не было похоже на покой и умиротворение, что обволакивало каждый раз, когда Свирепый или папа были рядом.

Это было что-то глубже, трепетнее, горячее.

Такое хрупкое и невесомое, что дать определение этому чувству я не могла. Только пела снова и снова незамысловатую милую колыбельную о полярном медвежонке, начиная заново, когда допевала последний куплет.

Я была готова делать это до самого утра, даже если охрипну и потеряю голос.

Я не верила в то, что у меня получится, но, когда ладонь Карата, удерживающая мою руку, вдруг ослабла и слегка сползла, я широко улыбнулась, касаясь губами его кожи.

Уснул!

Действительно уснул!

Казалось бы, что может быть в этом особенного, но для меня это было откровение, которого я не ожидала, отчего сердце заколотилось счастливо и затравленно.

Я больше не пыталась отогнать от себя навязчивые мысли о том, что хочу быть рядом с ним — таким загадочным и до конца не понятым, даже если смутно представляла возможные отношения с таким, как Карат.

Ведь было ясно с самого начала, что типичной пары с ним не создать.

Просто никогда мне еще не было так тепло и уютно, как рядом с ним, не считая папы и Свирепого.

Я не позволяла себе пошевелиться даже спустя несколько часов, когда всё тело затекло и буквально онемело — сон Карата был превыше всего.

Лишь когда его дыхание стало глубоким и ровным, я чуть отклонилась назад, чтобы подцепить край тонкого мягкого пледа, чтобы укрыть нас двоих.

И дело было не в прохладе ночи, а в том, что было в этом что-то очень теплое и интимное — спать вот так под одним одеялом на одной постели, даже если между нами еще ничего не было.

Жаль, что летние ночи настолько короткие, а беспокойный сон Карата чуткий и быстрый.

То, что он проснулся спустя еще пару часов, когда небо только стало розоветь на горизонте и температура опустилась немного ниже, даря долгожданную прохладу и свежеть раннего утра, я ощутила сразу всем телом, продолжая обнимать его руками и прижиматься к горячей спине.

Мне было так хорошо, что стыдно было даже признаться в этом.

— Почему не спишь? — хрипловатым после незапланированного сна и невероятно чувственным голосом протянул Карат, возвращая свою ладонь на мою руку, чтобы сжать мои пальцы легко и осторожно.

— Я же обещала, что буду охранять ваш сон.

Я не видела его лица, но поняла, что Карат улыбнулся.

— Отважная девочка, — его мурчащий голос разлился по моему телу мелкой дрожью, когда обдало жаром желания касаться его, — больше не убегаешь от меня.

— Не убегаю… — пробормотала я, потому что не было смысла скрывать. Я была с ним. И мне нравилось это, как бы страшно ни было смотреть в глаза папы, когда он всё поймет. Или я расскажу сама.

Карат молчал какое-то время, гладя каждый мой палец нежно и чувственно, словно прислушивался ко мне или размышлял над тем, стоит ли говорить дальше.

— У тебя всё еще есть время остановиться и прожить свою жизнь иначе, детка.

Я замерла и нахмурилась, понимая, что продолжение мне едва ли понравится.

— Пока я могу держать себя в руках, у тебя есть время сделать шаг назад и подумать над тем, чего ты хочешь в будущем. Просто я не тот мужчина, с которым будет долго и счастливо… Такие, как я, умирают вполне ожидаемо, не успев сказать и пары слов на прощание.

Он зашевелился, поворачиваясь ко мне лицом и положив горячую ладонь на мою щеку, чуть поглаживая сильными пальцами, к которым хотелось блаженно прижаться и забыться.

— Не хмурься, детка. Я не хочу обманывать тебя.

— И сможете держаться от меня на расстоянии?

— Недолго, — его улыбка была кривая и грустная. — В любом случае я тот, кто пропадает всегда неожиданно, не объясняя ничего, потому что это может быть опасно.

Карат говорил правду. Но сейчас от нее в груди стало больно.

— Сейчас вы делаете шаг назад от меня?

— Никогда. Я всего лишь говорю тебе: подумай, прежде чем захочешь приблизиться ко мне еще сильнее, потому что самым эгоистичным будет с моей стороны сделать тебя своей без права на иную жизнь, о которой ты, возможно, мечтаешь.

Мы лежали под тонким одеялом, глядя друг другу в глаза, спрятанные от всего мира, в котором нашей возможной паре едва ли будут рады. Но то, что Карат думал о нас как о едином целом, было и трепетно, и больно.

— Для вас это не игра? — тихо выдохнула я, озвучивая, вероятно, самый большой свой страх в отношениях с ним.

— Нет.

От одного этого слова сердце дрогнуло и забилось так отчаянно и горячо, не давая мне возможности заговорить сразу.

— …Что будет, если после раздумий я всё равно выберу вас?

— Я не смогу подарить тебе полноценную семью и дом, о чем мечтают все девушки. — Карат чуть улыбнулся, подавшись вперед, и, касаясь моих губ своими, вдруг прошептал: — …Но я могу обещать тебе свою верность и честность. Я буду возвращаться к тебе, где бы я ни был, если буду жив.

12 глава

Дорога домой была долгой и изнурительной.

Уран так и не появился и, видимо, добирался до места нашего последнего обитания теми же неведомыми путями, какими оказался в Париже рядом с нами.

Марс был молчалив и задумчив, только пожал руки нашим мужчинам, коротко кивнув со словами, что мы можем обращаться к ним в случае необходимости, хотя мне и казалось, что кто-нибудь из Палачей всегда был рядом и наблюдал за нами, как за самым странным из всех существующих ранее союзов Берсерков разных родов.

Ведь было же ясно как белый день, что Палачей далеко не три.

Сапфир был встревожен и мрачен, потому что Мишке никак не становилось лучше и весь перелет бедная девушка то и дело бегала в туалет, возвращаясь всегда бледная и измученная.

А Карат молчал и, кажется, вел себя как обычно, но было то, что не давало мне покоя, — наш откровенный неожиданный разговор, который закончился одним поцелуем, и только.

Он остался верным себе в стремлении дать мне право выбора лучшей жизни, приложив палец к моим губам, когда я собиралась озвучить свое решение после нашего поцелуя, и прошептав:

— Ш-ш-ш... Не торопись, детка.

И если Карат думал, что у нас еще есть время и я буду рассуждать на тему собственного будущего, то я знала уже точно, что не представляю своего будущего без него.

Просто пока не очень понимала, как именно сказать об этом ему.

И всей семье.

Ну, вернее, той ее части, которая пребывала в святом неведении.

Дома нас ждали.

Но не с распростертыми объятьями…

Это почувствовали все сразу, когда нерешительно остановился даже Сапфир, который шел впереди, обнимая Мишку, словно не был теперь уверен в том, стоит ли идти дальше, но Карат хмыкнул, прошагав так, что теперь стоял первым.

На пороге стоял папа.

Хмурый, бледный. И с топором.

Одним словом, недовольный. Очень.

Стоящие за его спиной Север, Лютый и Нефрит выглядели слегка растерянными, но в целом доброжелательными, а я чувствовала себя так, словно что-то натворила. И вот это вылезло наружу в совершенно неподходящий момент.

И только Карат продолжал вести себя как обычно, словно ничего не происходило, кивнув всем Берам на пороге и заговорив первым:

— У нас есть новости.

— У нас тоже, — кивнул Север. — Райли нашел Робстона.

— Уже опросили его? — казалось, что Карат даже не удивился этим самым новостям, словно знал заранее, что Райли обязательно справится с поставленной задачей.

— Пока это невозможно. Он под таким наркотическим угаром, что не помнит даже, кто он. Придется переждать какое-то время, прежде чем сможет поговорить с ним. Райли задержал его и посадил в отдельную камеру. Теперь не сбежит, и вряд ли до него кто-то доберется.

— Я чувствую запах крови! — вдруг рявкнул папа так, что в лесу испуганно запорхали сонные птицы, а я поморщилась, зная, что он за время нашего отсутствия успел накрутить себя так, что успокоить его словами было уже просто невозможно.

— Пап, потом, — буркнул Лютый, но что отец зарычал лишь еще сильнее:

— НЕТ! СЕЙЧАС! Говорю же! Кровь!

Папа наливался яростью буквально на глазах, и кто, как не я, знал, что, пока он не выпустит пар, никакие уговоры не помогут.

Знал это и Карат, который вдруг размеренно зашагал вперед прямо к нему, раскидывая руки и приглашая тем самым начать драку, только хмыкнул, но как-то по-доброму:

— Это не та кровь, друг мой. Но теперь это уже не имеет значения.

Святые медведицы!

Когда я поняла, о какой именно в данном случае крови говорили эти двое, меня просто бросило в горячий пот, а лицо покраснело от стыда!

Но ведь папа должен был ощутить своим нюхом, что Карат не трогал меня!

— …Ты ведь сам отпустил меня! — голос получился хриплым и дрогнувшим, когда я на самом деле не представляла, что теперь делать и как оправдываться, даже если ничего греховного мы в этой поездке не совершили, с ужасом понимая, что именно эти мысли в голове папы сейчас станут большой бедой между двумя мужчинами, которых я любила в равной степени, но по-разному.

— А ты марш в комнату, дочь! С тобой я позже поговорю!

Я всегда слушалась отца.

До сегодняшнего дня.

— Это что еще такое?! — тут же взревел и без того заведенный папа, кидаясь ко мне в явной попытке шлепнуть по заду, но Карат загородил меня собой, не давая ему дороги со словами:

— Полегче, дружище! Звезда ни в чем не виновата.

И это стало последней каплей.

Отец ринулся в бой в попытке выместить все свои накопившиеся эмоции.

И судя по его ярости, копились они очень долго.

Сначала он нападал на Карата врукопашную, лупил что было силы и от всей души, заставляя меня от каждого удара содрогаться и глотать крики, потому что Карат не пытался дать отпор, принимая всю злость и безнадежность своего друга и не обращая внимания на то, что скоро на его лице выступила кровь.

Он не пытался дать отцу сдачи, только отклонялся от особо сильных ударов.

Даже не отталкивал его от себя.

И это было жутко!

— Вот черт! — выдохнул Север, когда в руке отца появился топор и лезвие сверкнуло в лучах солнца холодной убивающей сталью, но Карат только махнул рукой всем сыновьям, которые были готовы броситься, чтобы разнимать отцов:

— Не вмешивайтесь!

Я знала, что они не посмеют ослушаться, но больше не могла смотреть на то, как отец в прямом смысле избивал Карата, ощущая в душе такую боль, словно это били меня, кинувшись вперед и вставая между ними как раз в тот момент, когда папа вскинул топор…

Меня учил драться Морозный.

И он был жестоким, но справедливым учителем.

Бил по-настоящему, давая привыкнуть к боли и извлекать из нее выгоду для себя. Это он учил меня и тому, что нельзя встревать в драку двух воинов. А если и делать это, то ни в коем случае не оказываться между двумя, а бить по рукам со стороны.

Но разве я могла думать об этом, когда видела кровь на Карате и налитые яростью глаза отца, зная, наверное, лучше всех вместе взятых, насколько виртуозно он владеет топором?..

— Пап, хватит! Ради Праотца, остановись!

Я знала, что Карат не отступит и примет весь удар на себя, как знала и то, что папа не успокоится, пока не прольет еще больше крови. И пусть говорят, что в роду Полярных самая холодная кровь. Это была неправда.

Берсерк оставался Берсерком, какому бы роду ни принадлежал.

— Назад!

Лютый кинулся вперед на пару с Севером, пытаясь вытащить меня, но было поздно, когда мое плечо обожгло огнем, а за спиной раздались оглушительный рев и хруст разлетающихся в клочки рубашки и брюк Карата.

— ТВОЮ МАТЬ! Малик, Нефрит, Сумрак! Все сюда!

Север повышал голос крайне редко, и то, что это произошло сейчас, было плохим знаком!

А дальше начался какой-то ад из криков, рычания и попыток сдержать Карата, который обернулся в медведя и просто пошел напролом, больше не сдерживаясь и, кажется, совершенно потеряв себя в звериной сущности.

Такого исхода событий не ожидал никто, включая моего отца, чьи глаза на секунду распахнулись, когда огромная черная мохнатая гора кинулась на него в самом натуральном желании порвать на тысячу крошечных полярных медведей, но он быстро сгруппировался и не дал снести себе голову при первом же выверенном взмахе огромной лапы Кадьяка.

Вся гурьба Беров вылетела из дома, тут же кинувшись вперед, чтобы разнять озверевшего в прямом смысле Карата и отца, чей пыл явно поостыл, хоть и не прошел полностью, пока он продолжал заправски махать топором в желании херакнуть наглому медведю хоть куда-нибудь.

Шум был оглушительный, с матами и ревом, который, наверное, можно было услышать даже в близлежащем поселении Гризли.

— Да вы совсем охренели! — гаркнул Лютый, когда и отец обернулся в медведя, не собираясь отступать и отбрасывая от себя топор, чтобы ринуться вперед на Карата и биться теперь на равных.

Их сыновья буквально толпами тянули двух медведей в противоположные стороны, стараясь прервать эту внезапную заварушку буквально на ровном месте, но всё было бесполезно.

— Звезда! В дом! Он чувствует запах твоей крови и разнесет всё в прах! — крикнул Сумрак, прежде чем обернулся тоже, протискиваясь третьим медведем между совершенно белым и совершенно черным, как та золотая середина, которая должна бы уравновесить и привести в чувства, вот только и это не помогло.

— Может, не лезть к ним? Пусть выпустят пар оба? — крикнул Нефрит, чтобы его услышали братья через рычание трех хищников, каждый из которых достигал по три метра в высоту, вставая на задние лапы.

— Да они здесь всё разнесут к чертям! — отозвался тем же криком Лютый, цепляясь в шею отца, чтобы стреножить его и прижать к земле. Но ничего не вышло.

Я же наблюдала за этим словно откуда-то со стороны, пытаясь понять, как так вышло, что всё пришло к кровопролитию…

Ведь они оба пытались меня защитить по-своему.

Папа — от притязаний хитрого Кадьяка, которому не мог доверить мою судьбу.

Карат — от отца, который пролил мою кровь, пусть даже сделал это случайно.

Волны паники, страха и непонимания происходящего нарастали, когда на крыльцо выбежали перепуганные девочки, которые явно до этого крутились на кухне, дружно помогая маме Зои готовить обед к нашему приезду, но Янтарь поспешно затащил их в дом, понимая, что в том состоянии, в котором сейчас пребывали наши отцы, могло случиться всё что угодно, но только не что-то хорошее.

Это было нечто бóльшее, чем просто драка.

Столкновение двух друзей, чья вера друг в друга была безусловной и совершенной, но споткнулась об меня, и чтобы прекратить битву этих титанов, которые предпочли разговору кулаки, мало было собрать армию Берсерков.

Нужен был апокалипсис.

Что-то настолько же мощное и сметающее с пути, как их невысказанные эмоции.

И этот смерч появился в виде Грома.

Вернее, громадного бурого медведя, чьи размеры и мощь поражали воображение, а шкура лоснилась… но пахла сажей и гарью.

То, что это именно Король Бурых, я поняла лишь по запаху его тела, который уже был мне знаком, успев заметить, как вытянулись от удивления лица Севера и Лютого, когда этот мохнатый здоровяк с силой раскидал наших слегка ошалевших от неожиданности отцов, тут же обращаясь в человека с копной шикарных волос, чтобы рявкнуть своим раскатистым басом:

— Собирайтесь и проваливайте!

Еще больший шок и непонимание вспыхнули волной негодования, когда Север выступил вперед, хоть и держась на почтительном расстоянии от обнаженного Короля Бурых, но явно давая понять, что дом мамы Зои — это не то место, где он может вот так свободно командовать:

— Это не земля Бурых, Гром. И не тебе решать…

— Пожар! Лес горит! Если останетесь здесь еще на пару часов, то будет поздно!

Нахмурились все одновременно, тут же принюхиваясь и мрачнея на глазах, потому что Гром говорил правду.

— Мои парни пытаются спасти живность в лесах хотя бы отчасти и гонят ее на землю Гризли, — продолжил быстро, но твердо Гром, глядя на то, как теперь в людей обернулись все старшие Беры, поспешив к нему, чтобы понять всё происходящее. — Огонь идет не полосой, а кругом. Если мы дадим ему сомкнуться, то захватит и ваш дом. Забирайте детей и своих жен, уводите их на безопасные территории!

— Мы поможем тебе! — тут же отозвался Сумрак, кивая Туману и Урагану, которые закивали и унеслись куда-то быстрее ветра, очевидно, чтобы позвать подкрепление из сил Гризли.

— В таком случае отправляйтесь на северо-запад и сделайте так, чтобы оставалась дуга, не тронутая огнем, через которую будем выгонять зверей, которых еще можно спасти! — кивнул Гром, оборачиваясь на шум, который приближался, когда я ощутила Тайгу и десяток медведей.

Не Беров! А самых настоящих зверей!

Лишь спустя пару минут мы увидели, как наша бесстрашная рыжеволосая воительница в буквальном смысле гнала вперед медведей, которые кидались на нее, огрызались, но отчего-то отступали, двигаясь, очевидно, в том направлении, где и должна была остаться та самая безопасная дуга без огня.

— С мелкими я сама справлюсь! Ты иди за крупными! — крикнула она Грому, и кажется, только Тайга могла вот так обращаться к собственному Королю, словно он был простым Бером, и без лишних слов он кинулся снова назад, где слышались рычание и даже звуки борьбы.

Ясно, что даже самые крупные медведи не смогли бы пойти против силы Берсерка королевской крови, и бояться не приходилось, что Грому грозит беда, но Север переглянулся с Лютым, быстро кивнув:

— Я помогу им. Ты проследи, чтобы все наши девочки и дети были в безопасности!

— Сделаю, брат.

Мужчины быстро склонились так, что на секунду прижались лбами друг к другу, тут же разбегаясь в разные стороны, а я снова смотрела только на Карата, видя, как он прищурился и его глаза полыхнули тяжело и жестоко.

Это был плохой знак!

— А ты куда? — рявкнул отец, когда Карат кинулся, но явно не на помощь Грому или Северу, а скрываясь в кустах. — Мать твою мохнатую во все щели! Чтобы на рассвете был дома!

Я только тяжело сглотнула, проводив его глазами и понимая, что он вернется.

Вот только когда и с какими новостями — этого не знал никто.

На сердце было тяжело и тревожно, потому что жизнь показала, что Карат не ошибается и каким-то своим нутром чувствует, где подвох.

Конечно, он всё узнает.

Конечно, он сделает всё, чтобы род Берсерков оставался нетронутым… но теперь я знала о том, что не пожалеет себя…

— Пап, давай! Дела не ждут! — Янтарь уже семафорил на веранде, пытаясь осторожно затащить маму Зои, которая, конечно же, слышала всё, и вот теперь ее душа разрывалась от боли, потому что страдали не только животные, но и плодородная земля, которая щедро делилась дарами со всеми, не требуя ничего взамен.

— Я не оставлю свой дом!

— Зои, — Сумрак подошел к женщине, впервые представ перед нами совершенно обнаженным, показывая совершенное тело, чтобы обнять ее осторожно и нежно, вытирая широкими ладонями слезы с ее бледных щек, — моя дорогая Зои! Мы построим тебе новый дом! Еще больше, еще краше, чем этот! Только не плачь, прошу. Возьми с собой всё, что захочешь. Сердце нашей семьи всегда будет там, где ты!

Мужчина поцеловал ее в ладони, кивая с теплой улыбкой, и никто не посмел пошевелиться до тех пор, пока Зои тяжело выдохнула и кивнула в ответ. Даже папа молчал, наблюдая за другом и пихая в плечо Нефрита, который по-прежнему стоял рядом, пока все разбежались помогать друг другу или узнавать новые тайны:

— Проснись уже, Шмель! Бери Фантика и Сапу и пригоняйте все ваши машины во двор! Нужно погрузить детей, а потом всё, что влезет!

Когда папа повернулся ко мне, я напряженно застыла, зная, что он не сделает мне ничего плохого, только глядя умоляюще в его глаза, потому что его боль ранила меня в сто раз сильнее собственной.

— Папочка, я клянусь, что ничего не было, — прошептала я, когда мой большой громкий, но такой любимый отец подошел ко мне, неожиданно сгребая в свои ручища, отчего я на секунду задохнулась, но не от боли, а от переполняющей любви к нему и от безграничного доверия.

— Я знаю этого жука лучше, чем ты, дочка, — вздох папы был протяжным, долгим и таким, словно в эту секунду он всё понял, принял и смирился. — …По крайней мере, это не какой-то вшивый человечишка из города или неясный плешивый медведь из Бурых или Гризли. Не знаю, что ты там в нем нашла, может, я потом тоже увижу, — он поцеловал меня в окровавленное плечо, тут же буркнув: — но нос я ему всё равно сломаю!

— Мы еще ничего не решили… — тихо и краснея проговорила я, не успев ничего добавить о том, что Карат дал мне право выбора, как отец фыркнул:

— Ты только посмотри на них! Вся семья уже в курсе, а они не решили еще, видите ли! Я уже и имя вашей дочке придумал!

— Давайте вы потом обо всём поговорите, пап? — Сапфир снова нес бледную Мишку на руках в сторону дома, кивая нам следовать за ним. — Огонь ждать не будет, а машин у нас недостаточно!

Когда папа вытаращил глаза, я не сразу поняла, по какой причине, сначала решив, что это такая реакция на машины в попытках придумать, как мы будем искать другие в сложившейся ситуации, ведь времени оставалось крайне мало. Вот только ошеломленно распахнула глаза сама от его оха:

— А чего сразу не сказали, упыри?! Если не родите мне девочку — буду дуться до конца года!

— Девочку?.. — слабо прошептала Мишка, нахмурившись и глядя в глаза Сапфира, которые тоже округлились, а ноздри затрепетали, явно улавливая теперь то, что до этого было скрыто. — Пап?..

— Что «пап»? Будешь теперь питаться жирной рыбой и морковкой, дочка!

Медвежьи боги!

Как я этого сама не поняла?

Сердце тут же заколотилось восторженно и захлебываясь от умиления, которое я редко испытывала, если не сказать, что не испытывала никогда до этой секунды!

Наша Мишка была беременна!

А вот бедняга Сапфир, кажется, едва не споткнулся, только прижал к себе любимую сильнее, пока не в состоянии заговорить, только хрипло выдохнул:

— Мы ждем ребенка?..

— МЫ ждем девочку! Что вы там ждете, я не знаю! — отец вероломно забрал из рук Сапфира ошеломленную девушку, кивая ему. — Всё! Вали за машинами, Мишка теперь под моим бдительным контролем! БЕГОМ! МАРШ!

Ноги Сапфира были ватными, пока он сделал пару неловких шагов, и, глядя на него, я не смогла сдержать улыбки, обращаясь с укором к отцу:

— Даже поцеловаться им не дал!

— Нацеловались уже! — только фыркнул он в ответ, тут же размашисто зашагав к дому с Мишкой на руках, откуда скоро раздался его рокот, раздающий указания: — Девочки! Собирайте всё, что нужно, из кухни! Ягодка, ты к спиногрызам! Как подгонят машины — загружай малышню в люльках! Малик! Дуй на периметр и смотри, чтобы огонь не подошел близко! Алекс, пакуй Гранта и заклейте рану Звезде!

— Я в порядке, пап, — войдя в дом, я тут же оказалась в центре активной деятельности, с дрожью в сердце отмечая, что девочки всё делали быстро, молча, сосредоточенно, но со слезами на глазах.

Все полюбили этот дом всей душой.

Он был построен руками наших братьев с огромной любовью к той, кто стала матерью для всех нас, не разделяя по крови и рождению.

Он стал центром нашей семьи, самым любимым и душевным местом, и оставлять его сейчас было подобно тому, что отрывать кусочек своей души.

— Звезда, идем! Промоем твою рану и посмотрим, что там с этим дротиком, о котором говорил Карат, — навстречу мне вышел Алекс — единственный из людей, кто не был парой Берсерка, но стал частью нашей семьи за свою сдержанность, ум и верность слову.

— Я правда в порядке, — закивала я быстро, стараясь убежать помогать девочкам или хоть кому-нибудь, чтобы не стоять в стороне от общего горя. — Мы можем сделать это потом, когда вернется Карат. Он больше знает об этом и сможет рассказать гораздо лучше меня.

Алекс хотел было возразить, но на пороге дома появился взъерошенный и хмурый Нефрит, чья прическа впервые не была идеальной, а глаза не блестели лукавостью, как у его отца.

— Нам нужно больше машин! С такими темпами мы не успеем вывезти всё, что нужно! Огонь приближается слишком быстро.

— Машины есть в городе, — никто не ожидал, что вслед за Нефритом войдет Райли. Впервые без своей полицейской формы, но хмурый и пахнущий гарью, с сажей в волосах и на ладонях. — Можно угнать.

Брови Нефрита взлетели вверх:

— И это говорит бравый офицер полиции?

— Это говорит человек, который ради спасения семьи пойдет и на такое. А у полицейского сегодня выходной.

Рит хмыкнул, но тут же хлопнул парня по плечу:

— Давай! Поехали скорее за новыми тачками. Сапфир и Злата пока отвезут первых детей в дом Сумрака.

И снова всё вокруг зашевелилось, всё пришло в движение.

Я тоже помогала как могла, но все мысли были с Каратом.

Что он почувствовал, что подумал, когда оставил нас так резко? Где был сейчас?

Вместе с девочками мы выносили спящих малышей в люльках, осторожно укладывая на заднем сиденье. Я молчала, чтобы не пугать, но уже ощущала, как огонь подбирается к нам всё ближе и ближе. Чувствовала его кожей, едким запахом, который сжирал свежесть леса и ароматы трав.

Этот огонь был словно война… Такой же безжалостный, страшный, не жалеющий никого.

— Звезда, ты нужна мне!

Волосы Тайги стали пепельными, а лицо было в саже от пятерни, которой она вытирала пот с лица, когда девушка ввалилась в уже пустой дом пусть уставшая, но всё такая же упрямая и смелая.

— Нужно помочь нашим парням сдерживать огонь! Штиль и Райли привели всех пожарных, которых только смогли найти. Они будут бороться с большим огнем, а нам нужно отрезать маленькие очаги, чтобы они не стали большим огнем.

— Конечно, идем!

— Сапфир! Всех девочек отвези к Сумраку и к нам приходи на передовую! Будем все вместе с огнем бороться! Малик и Шмель пусть остаются в доме и следят, чтобы всё было под контролем! Все остальные — к Грому на подмогу!

— Да, пап. Сделаю.

Уже спустя полчаса мы были на передовой. И это было ужасно.

Вместе с людьми рука об руку мы пытались бороться с огнем.

Пытались отчаянно и прикладывая все силы.

Большие машины одна за другой приезжали в лес, наполненные водой, которая заканчивалась так быстро, что казалось, будто она и не помогает вовсе.

Мы же, вооружившись неким подобием рюкзаков с водой, бегали по траве, отыскивая тлеющие угли, и заливали их водой так, чтобы они не стали новым очагом пожара.

— Эту часть леса уже не спасти! — Гром был истинным хозяином леса, его даже все люди называли не иначе как Хозяин или Лесник.

Огромный, но теперь весь в саже и с сожженными ладонями, которые покраснели от огня, пока он вытаскивал из пламени обезумевших животных, заставляя их бежать только вперед по правильному пути, чтобы спасти их жизни, и с сожженными ступнями, которыми он ступал бесстрашно по выжженной земле, — Гром был оплотом нерушимой веры и твердости духа.

Несмотря на ожоги и изнурительные сутки борьбы с огнем, он был всё таким же упрямым и грозным, а еще ясно мыслящим, когда ему было не важно, что говорили люди.

Теперь они были далеко, стараясь бороться с пожаром, вызывая самолеты с водой, когда мы углубились в лес за ту черту, куда огонь уже подходил.

— Бросайте это всё! Воды нам не хватит, сколько ее ни лей! Раньше нужно было воду лить… — Гром тяжело скинул с себя остатки изодранной животными и полусгоревшей рубашки. — Нужно копать рвы! Широкие и глубокие, чтобы огонь не мог пройти дальше.

— Вам лапами удобнее будет, а нам нужны лопаты, — отозвалась Тайга, которая была рядом со своим Королем и поддерживала во всём, выглядя теперь не лучше самого Грома, когда ее рыжих волос уже было не видно под слоем сажи и грязи, но глаза горели всё так же ярко, а взгляд был твердым и полным решимости одержать победу над огнем.

И мы копали, попросив лопаты у пожарных.

Копали до кровавых мозолей на руках, позабыв о времени, потому что от густого едкого дыма уже было не ясно, опустилась ночь или затянувшийся вечер всё еще парит над кричащей от боли землей.

Наши мужчины, обратившись в медведей, буквально вспарывали землю, вгрызаясь в нее, чтобы только спасти, а мы с Тайгой старались не отставать, махая лопатами, даже если плечи и спина онемели.

Все мужчины были с нами, кроме Малика и Рита, которых оставили с девочками и детьми в качестве охраны: отец, Гризли во главе с Сумраком, Гром с Бураном и десятком Бурых, Штиль.

Никто не оглядывался назад на огонь, как бы близко он ни подступал, даже если его опаляющее дыхание касалось волос, оставляя горечь и запах жженого. Все верили в то, что мы одержим победу, какой бы ценой она ни досталась нам.

Даже не знаю, сколько прошло времени, когда к нам присоединился и Карат.

Хмурый, сосредоточенный, задумчивый, но такой же твердый, как и все, кто боролся с огнем, тут же обращаясь к Грому, который был теперь весь в земле:

— Вдоль подкопа бежит речушка. Она поможет сдержать огонь, если ее воды потекут здесь.

— Мы не сможем изменить русло реки, — покачал головой Сумрак, обращаясь в человека, чтобы была возможность говорить.

— Ничего не нужно менять, друг мой. Достаточно дать воде течь сюда.

Гром слушал внимательно, внезапно кинувшись куда-то — очевидно, к той самой речке, о которой говорил Карат, а вслед за ним и верный Буран, пока все остались на своих местах в ожидании чуда, но ни на секунду не останавливаясь в работе.

Ров получался в несколько метров шириной и глубиной и должен был помочь.

Когда зашумела вода, Беры рычали и били лапами в землю, словно приветствуя ее и отдавая свою силу, а мы с Тайгой устало сели на берег, где трава была всё еще зеленой и прохладной от утренней росы, готовые просто разрыдаться от мысли о том, неужели у нас всё получилось.

— Парни, тащите свои зады на запад! Бросайте все машины и самолеты! Если мы не остановим огонь здесь, то уже не остановим вовсе! — крикнул в шипящую рацию Штиль пожарным, которые были на некотором расстоянии от нас.

Все силы были брошены.

И мы победили.

Мощь воды, текущей радостно по траншее и вылитой тоннами из машин и самолета, сделали свое дело. Огонь был наконец повержен, оставляя на втором берегу выжженную болезненную пустошь, от которой шел жар и трескались угли.

— Пора домой, дети, — папа был таким чумазым, что я устало улыбнулась, глядя на него и крепко обнимая Тайгу, которая устала настолько, что уже не смогла сама подняться. — Давай, воительница, пора мыться и спать!

Он поднял ее на руки, зашагав в сторону нашего временного нового дома. А я обернулась на Карата, который смотрел на выжженный лес так, словно видел в нем призраков, что не пугали, а причиняли страшную душевную боль.

Видел ли это еще кто-нибудь? То, что Карат может чувствовать.

— Нашел что-нибудь? — Гром подошел к нему обнаженный и настолько грязный от земли и сажи, что копна его волос стала почти черной.

— Тот, кто устроил поджог, был профессионалом. Он не оставил следов.

Гром нахмурился, упираясь кулачищами в свои бока, и пробасил:

— Бурые и Гризли сотни лет живут рядом с людьми. Они привыкли к тому, что рядом с ними большие мужчины. Они боятся. Но еще никогда за это время никто из людей не решился сделать нам что-то плохое из страха, что поплатятся за это и очень жестоко.

Карат только вскинул брови, сверкнув своими хитрыми глазами:

— Очевидно, что это были не местные. Или вовсе не люди.

На этой фразе обернулся даже отец, который уже шагал в сторону дома Сумрака, держа на руках засыпающую Тайгу.

— В любом случае, кто бы это ни был, нас либо предупреждали о своем присутствии, либо отвлекали от чего-то более грандиозного.

Тишина была тяжелой и гнетущей.

Мало было проблем с пожаром, гораздо страшнее было понимать, что это может быть только начало.

Но началом чего, кажется, еще не знал даже сам Карат.

Но узнает. Чего бы ему это ни стоило. И это заставляло мое сердце сжаться и замереть.

— Ладно, идемте домой, — выдохнул Сумрак, положив широкую мозолистую ладонь на плечо Карата. — Сначала нужно вымыться и перекусить, потом будем решать все остальные вопросы. Скажу своим ребятам патрулировать наши границы и границы Бурых.

— Мы сами справимся! — тут же насупился Гром как гордый и непримиримый король своего рода, даже если среди Бурых остались считаные единицы чистокровных.

Но Сумрак как истинный отец только тепло улыбнулся, кивнув:

— Тогда пусть наши парни дежурят эти дни по очереди. Эту ночь выйдут мои, твои пусть принимают пост следующей ночью, договорились?

— Да.

— Я поговорю с местными пожарными, чтобы они долго не копались и сразу же занялись очагами пожара. Может, найдут что-то интересное для нас… — Штиль тоже был рядом и измотан так же сильно, как остальные, но держался просто отлично, став прочной нитью между Берами и людьми в общей беде.

— Очагов было шесть, полукругом, — отозвался Карат. — Если поднимешься немного выше и посмотришь на территорию со стороны, то всё станет очевидным.

— Мой дом не захватило, — нахмурился Гром, на что Карат только подал плечами:

— Значит, им был нужен не ты, мой юный друг. Но Сумрак прав. Подумаем обо всём этом завтра. А пока все по домам.

Эта была ложь.

Мне не нужно было даже ощущать эмоции Карата, чтобы понять, что он снова всё берет на себя.

Не будет сна, не будет отдыха, он снова пропадет, чтобы отыскать каждого, кто причастен к этой трагедии. И наказать. Жестоко.

— …Это ведь связано с тем, что произошло в Париже? — тихо обратился к Карату Сапфир, когда мы всё-таки двинулись в сторону дома.

— Возможно.

— Думаешь, люди смогли так быстро последовать за нами?

— Может, всегда кто-то был рядом. Или это нам подобные.

Сапфир только поджал губы, словно сдержал рычание внутри себя, но, судя по тому взгляду, которым он окинул окружающий и на этой стороне зеленый лес, становилось ясно, что спать он не будет и будет наготове. Потому что теперь у него был еще один стимул биться и защищать свою семью.

— Ведь ты знал, что Мишка беременна? — тихо прошептала я, склонившись к Карату, пока мы шли рядом, впервые осознанно обратившись к нему на «ты», что мужчина, конечно же, тут же заметил, отчего его глаза полыхнули обжигающе зеленым и таким страстным. — Именно об этом ты собирался сказать дома, если бы всё пошло иначе?

— Да, детка.

Несмотря на напряженность момента и общую усталость и измотанность, Карат соблазнительно улыбнулся, делая шаг ближе, чтобы теперь мы соприкасались руками, даже если продолжали идти вперед, тихо промурлыкав:

— Хочешь, понесу тебя на руках?

Я только успела покраснеть, но не успела даже пискнуть, как раздался рык отца:

— А с тобой я еще не закончил! Вот перекушу рыбой, найду свой топор и отчикаю от тебя на хрен всё лишнее!

Карат только рассмеялся, отступая на шаг в сторону, когда я пихнула его в бок, а отец зарычал еще громче.

— Полегче, бать! — раздался откуда-то сзади голос Лютого. — Его конечности нам еще будут нужны!

— Четыре! Четыре чертовы кривые конечности! Пятую я отхерачу!

— Если ты про нос, друг мой, то чем он тебе не угодил? — как всегда, напевно и лукаво отозвался Карат, хотя, конечно же, все поняли, о какой «конечности» идет речь.

— Повякай мне еще, упырь членистоногий!

**********************

Дом Сумрака был простой, большой и теплый. Такой, каким был его хозяин.

Здесь было уютно всем и на всех хватило места, даже несмотря на то что все чувствовали себя неловко, оттого что стеснили хозяина, который явно привык к одиночеству.

— И думать об этом забудьте! Вы все наши дети! — только бурчал Сумрак на все наши извинения, но тут же улыбался так красиво и, наверное, даже немного смущенно. — Я всегда мечтал о большой семье. О том, чтобы здесь было шумно, весело и тепло. Поэтому и построил в свое время большой дом вместо небольшой хибары для меня одного… Но не всё получилось, как я мечтал.

— Это ты зря сказал, брат! — папа уже сидел на кухне, уплетая всё, что только нашлось готовое в подполе у Сумрака, который не пользовался холодильником, а по старинке хранил всё у земли. — Сейчас здесь будет шума хоть отбавляй! Сам еще в лес сбежишь!

Сумрак только рассмеялся в ответ, подмигивая Зои, которая уже вовсю осваивала кухню, пытаясь порадовать всех домашней едой после изнурительной ночи, украдкой вытирая слезы, где была радость от того, что все живы и все вернулись, и горе, потому что земля кричала от боли и страшных ожогов. И мы бы отдали всё, чтобы только помочь ей и залечить эти раны… но могли только мстить жестоко и отчаянно!

— Дочка, скорее иди в душ, пока ребята не вернулись, — обратился ко мне Сумрак, и я тут же отправилась в ванную, только обернулась на Карата, который незаметно подмигнул, словно пытаясь сказать этим, что он будет рядом и никуда не уйдет.

По крайней мере, не сейчас.

Но даже скинув с себя остатки одежды, от которой пахло гарью и сыпался пепел, и забравшись в прохладную ласкающую воду, я всё равно слышала только Карата, словно всё во мне отныне было настроено на особенную волну, ловившую всё, что касалось его одного.

Я слышала голоса Лютого и Сапфира на втором этаже. Слышала, как девочки говорят на кухне, убеждая маму Зои прилечь и поспать. Но лишь голос Карата звучал во мне четко и так, словно я всегда находилась рядом с ним, ощущая жар его тела и улавливая возможные эмоции, о которых не знал никто.

— Мия, дочка, твой муж устал. Займись им, а я уложу спать Гранита, — говорил Карат, забирая при этом, скорее всего, восторженно аукающего малыша на свои руки, чтобы дать возможность родителям побыть вместе и просто обнять друг друга после изнуряющего страшного дня.

Как ни странно, Мия была одной из первых, кто действительно искренне доверял Карату и любил его, даже несмотря на то что когда-то он пытался убить ее.

Теперь я знала, что если бы захотел убить, то он бы не медлил.

Он бы и Сапфира мог убить. Но не стал. Потому что хотел вовсе не этого.

Я быстро вымылась и вышла, облаченная в привычные штаны и тонкую майку, с мокрыми волосами, остановившись в коридоре, потому что по всему телу пронеслись мурашки от услышанного.

Карат пел.

Пел сказание о доблестном воине малышу Граниту, положив карапуза на свою грудь и обняв ладонями маленькое тельце.

Голос Карата завораживал и пленял своим тембром и терпкостью, отчего казалось, словно весь дом притих и вслушивался в эту песню.

Твердую, волшебную, пленительную и такую сильную.

Даже малыши не кряхтели и не шумели, впитывая в себя каждый звук, пропитанный духом и силой нашего рода.

Связь Карата и Гранита была какой-то особенной. Не поддающейся объяснению.

Малыш не просто слушал неведомые эмоции Карата, скрытые ото всех, он словно знал их наверняка каким-то своим особенным чутьем маленького чистого зверя.

Иногда мне казалось, что даже их сердца стучат в унисон. Такт в такт.

Связанные тонкой неведомой нитью не только родства, но и чего-то более загадочного.

Так могут любить и почитать только своих родителей. Трепет крохи, его восторг и счастье, которые он испытывал, стоило только Карату появиться дома, были настолько яркими и искренними, что это передавалось всем вокруг.

Завороженная и разомлевшая от этого голоса, я так и стояла посреди коридора, пока не заметила, что Карат видит меня, чуть улыбаясь и маня к себе пальцами, а я слишком устала, чтобы сопротивляться и строить из себя недотрогу.

Я молча прошагала до него, опустившись рядом на большом разложенном диване, где с легкостью могли бы уместиться сразу несколько Беров-мужчин, чтобы лечь рядом, уткнувшись кончиком носа в его жаркое плечо.

Это был мой маленький рай.

Мой душевный покой.

Моя вера в то, что завтра наступит и оно будет прекрасно.

…Только бы он был рядом. Мой загадочный. Мой желанный.

МОЙ КАРАТ.

13 глава

Никогда еще я не спала так долго и так крепко.

Рядом с Каратом.

На глазах у всей семьи, которая в это утро была настолько тихой, что впору было подумать, что мы остались дома одни.

Только я, Карат и кроха Гранит, что мирно и сладко сопел между нами, даже во сне крепко держа в одном кулачке указательный палец Карата, а в другом — прядь моих волос.

Но первое, что я ощутила, продираясь сквозь вязкую дремоту и пленительный аромат тела самого желанного из мужчин: папа рядом.

И с этой секунды пробуждение походило на ушат холодной воды, вылитый прямо под теплое одеяло, когда ты не подозревал подвоха и планировал еще немного понежиться, растягивая такое редкое и всё еще запретное удовольствие.

Тут же сгруппировавшись и напряженно вытянувшись, первым делом я встретилась со взглядом Карата, который был, как всегда, чуть лукавый, но в это утро какой-то удивительно нежный и словно пытался сказать мне, что всё в порядке и нет никаких причин для паники.

Всё строго в рамках приличия!

Мы не касались друг друга даже одеждой, не то что руками или — упаси боги — ногами!

Скромно и чинно лежали почти на двух противоположных углах дивана, и между нами был малыш. Видимо, поэтому душевное равновесие папы было в норме, и он не пылал больше яростью или желанием сломать Карату что-нибудь.

По крайней мере, пока что!

— Я придумал имя вашей дочке, — проговорил папа первым, заставив этими словами меня покраснеть, а Карата — приглушенно рассмеяться, сделав это так тихо, чтобы не разбудить Гранита.

— И какое же?

— Кристалл! — довольный и гордый собой отозвался отец, который сидел в одном из кресел в просторном зале дома Сумрака, поставив рядом с собой тарелку с завтраком — блинами с вареньем и ароматным травяным чаем.

— А если родится мальчик?

— Тоже мне нашли проблему! — фыркнул отец. — Тут без вариантов! Назовете в честь меня! В благодарность за то, что я позволил тебе приблизиться к моей дочери!

— Па-а-ап! — простонала я, не понимая спокойствия и игривости Карата, с которыми он всё это выслушивал, а еще той серьезности, с которой говорил отец. — Ну какие дети?

— Те, которые у вас будут! Сразу после свадьбы! По всем законам и традициям!

— Нет у Берсерков никаких законов и традиций в отношении свадеб с себе подобными, — пробормотала я в ответ.

— БУДУТ! Придумаем, мать вашу вшившую! Вот с вас и начнем! — рявкнул отец так, что теперь все поняли, что мы точно проснулись, поэтому в зал вошел Сумрак, облаченный сегодня, как обычно, в потертые джинсы и рубашку, закатав рукава до локтей, хохотнув:

— Подозреваю, что выкуп невесты будет проходить только через тонну выловленной рыбы.

— Или пары десятков мешков с кедровыми орешками, — весело сверкнул глазами Карат, а я смутилась еще больше, глядя на него и с искренним удивлением понимая, что вся эта тема про свадьбу его отчего-то не выводит из себя… Ведь разве такие, как Карат, не дорожат собственной свободой превыше всего?

Мужчины веселились явно от души, выглядя при этом довольными и умиротворенными, в отличие от меня — напряженной и скованной, — когда Сумрак хлопнул легко отца по могучему плечу, кивая в сторону кухни:

— Идем, друг мой. Волшебница Зои пожарила первую партию свежевыловленной рыбы.

Большего и не требовалось, чтобы папу сдуло северным ветром в заветную сторону еды, а мы с Каратом остались наедине. Если не считать спящего кроху.

— С добрым утром, детка, — прошептал Карат, потянувшись ко мне, чтобы легко и нежно коснуться ладонью моего лица, заставляя затрепетать даже от этого, казалось бы, такого простого приветствия.

— Опять не спал? — смущенно выдохнула я, видя, как в глазах Карата вспыхнул тот жар, который растекался и по моим венам от его прикосновений и наших первых общих воспоминаний.

А еще я снова обращалась к нему на «ты», словно показывая, что отныне у нас есть то, что принято называть отношениями, какими бы странными они еще ни были.

— Благодаря одной юной прекрасной фее я выспался на десять лет вперед. — Рука Карата скользнула по моему плечу, едва касаясь кожи, но буквально оставляя огненные следы из мурашек, которые я не могла сдержать. Затем опустилась на бедро, чуть сжимая и заставляя меня вздрогнуть, потому что я ощутила легкую боль, а Карата — тут же нахмуриться.

Просто он надавил как раз на то место, куда прилетел дротик.

— Всё еще больно?

— Нет. Даже раны не осталось.

— Алекс осмотрел? — сейчас взгляд Карата потемнел и стал серьезным и грозным.

— Вчера было не до этого. И я действительно чувствую себя отлично. Если бы что-то пошло не так…

Я скованно замолчала, потому что Карат вдруг поднялся, делая это резко и порывисто, а я вскочила за ним, отчего-то испугавшись за Алекса, тут же забормотав:

— Он говорил еще вчера всё проверить и осмотреть ранку, но эта ситуация с пожаром стала слишком неожиданной, чтобы…

— Север, где наши умники? — казалось, что Карат даже не слышал ни моих слов, ни того, что я следую за ним хвостом, чтобы не допустить кровопролития, видя, как Север удивленно вскинул брови, быстро окинув сосредоточенным взглядом сначала Бера, затем меня.

— На втором этаже. Спят.

— Придется разбудить, — хоть и спокойно, но слишком холодно отозвался Карат, тут же зашагав вперед и по лестнице на второй этаж, а я снова вслед за ним, слыша за спиной голос Севера:

— Что-то случилось?

— Нужно осмотреть рану Звезды.

— Моя помощь нужна?

— Нет.

Было ощущение, что последний вопрос был задан не столько Карату, что шел только вперед, сколько мне, потому что, видимо, я выглядела слишком взволнованно и испуганно.

Ему не нужно было спрашивать, где именно находятся Грант и Алекс.

Чутье Бера вело в нужном направлении, безошибочно определяя местонахождение двух мужчин, что были людьми, но стали частью нашей семьи.

То, что Карат постучал в дверь, остановившись у нужной спальни, кажется, было хорошим знаком, но я не позволила себе расслабиться.

Мужчины спали.

Они были измотаны прошлой ночью не меньше нас, поэтому проснулись далеко не сразу, зато подскочили от повторного более настойчивого стука почти одновременно. По их вспыхнувшим эмоциям можно было ощутить, что мужчины ожидали услышать плохие новости.

Дверь распахнул Алекс. При взгляде на него мне стало стыдно и искренне жаль мужчину: помятый, с припухшими от недосыпа глазами и всклоченными волосами, от которых отчего-то пахло молоком, словно он спал среди наших малышей, но при всём этом его светлые глаза смотрели цепко и ясно.

— Простите, что пришлось разбудить вас, парни, — кивнул на удивление учтиво Карат, хотя напряжение в его теле никуда не ушло, — но ваши светлые головы нужны нам. Срочно.

— …Всего лишь ранка! Крошечная!..

Алекс быстро заморгал, тут же понимая, о чем шла речь, и распахивая дверь перед нами, прежде кивнув заспанному Гранту:

— Ты не против, если мы осмотрим Звезду здесь?

Наш странный замкнутый Грант только покачал головой, делая приглашающий жест рукой, и был, как всегда, крайне задумчив и немногословен, когда я вошла вперед Карата, слыша за спиной его одобряющий смешок, но не спеша войти вслед за мной, на что я удивленно оглянулась, замечая, как от тела Карата пошел жар и зрачки стали увеличиваться.

— Сделаете это без меня, хорошо? Я подожду здесь.

Он закрыл дверь быстрее, чем я смогла опомниться, заставляя в первую секунду нахмуриться.

Понимание того, почему Карат остался вне спальни, пришло спустя несколько секунд, когда в голове неожиданно ярко пронеслись события прошлого дня, в котором он чуть не разорвал папу за то, что тот причинил мне боль, пусть даже и случайно.

Очевидно, что в этой ситуации Карат не доверял себе и собственной выдержке.

— Вот, — протаскав с собой двое суток остатки от дротика, я наконец отдала его Алексу, который ловко и быстро надел на нос тонкую оправу очков, осторожно взяв осколок, чтобы положить его на какую-то салфетку. — Это всё, что у меня осталось от той штуки.

— Хорошо, что оставили ее себе и сохранили, — быстро кивнул мужчина, выглядя сейчас так строго, какими бывают доктора. — Могу я посмотреть рану?

— Конечно.

Смущения не было.

Я лишь немного спустила край брюк, чтобы показать крошечную ранку, которая уже почти заросла и не причиняла совершенно никакого дискомфорта.

На самом деле я получала раны куда хуже.

Гора-а-аздо хуже, когда Ночи приходилось накладывать швы без всякого медикаментозного обезболивания, замораживая кожу кусочком льда, и только.

Алексу пришлось опуститься на корточки, чтобы всмотреться, но то, как он нахмурился, явно не было хорошим знаком.

— Что не так, док? — прозвучал из коридора дрожащий от напряжения голос Карата, однако он всё-таки не вошел, явно держа себя вне спальни из последних сил, и я ощутила присутствие рядом Севера и Лютого.

Алекс лишь свел брови сильнее, вдруг поманив к себе рукой Гранта и тихо обратившись к нему:

— Не посмотришь тоже, чтобы отсечь возможную ошибку с моей стороны?

Больше Карат не смог вытерпеть.

Дверь распахнулась, и он вошел, полыхая жаром и сжав свои кулачища до хруста, а вслед за ним вошли и напряженные Север с Лютым, явно готовые подстраховать выдержку Карата, если он решит сорваться.

Грант не горел желанием смотреть на меня.

Может, понимал, что в данной ситуации это крайне опасно, ведь знал о нас гораздо больше Алекса — о повадках тех, кого называли зверолюдьми, — но всё-таки поднялся со своего места, осторожно приблизившись ко мне и чуть склоняясь, чтобы увидеть ранку.

— Ты прав. Отпечаток должен быть другой, — тихо проговорил Грант, тут же возвращаясь на свое место, когда Алекс поднялся на ноги, взяв в руки остаток дротика, чтобы показать его хмурому грозному Карату.

— Посмотри. Игла круглая. Отпечаток от нее должен быть круглым, поскольку она прилетела с большой скоростью, а значит, под прямым углом.

Для наглядности Алекс проткнул слегка салфетку, показывая крошечную, едва заметную дырочку в ней.

— Рана у Звезды имеет слегка продолговатую форму.

— Что ты хочешь этим сказать, док?

— Эту иголку Сапфир вытащил из меня и сказал сохранить ее. Ошибки быть не может, — вставила я приглушенно, но уверенно.

— Дело не в ошибке.

Боясь того, что Карата накроет его кадьякская необузданная ярость, которую человеческие мужчины не смогут перенести, я подошла к нему, взяв за полыхающую жаром ладонь, больше не стесняясь взглядов моих братьев.

Пусть видят. Всё равно уже все знали.

На секунду я прислушалась к чувствам братьев, но оба они были спокойны и мой жест восприняли скорее как должное, чем как что-то шокирующее их.

Но мое сердце ойкнуло и затрепетало, оттого что Карат сжал мою руку в своей ладони в ответ, словно тоже сделал этот шаг вперед, который сближал нас перед лицом семьи.

— Надрежьте рану, — вместо Алекса отозвался вдруг Грант, на что Карат свел брови, и я ощутила собственной кожей, как в его венах понеслась огненная кровь.

— Ты что-то знаешь?

— Нет. Но лучше проверить.

— Черт, я так быстро собирался, что не взял с собой толком никаких инструментов. Только небольшой набор из лаборатории. — Алекс растерянно водил глазами по комнате в поисках того, что могло бы помочь вскрыть рану, но его брови удивленно поползли вверх, когда Карат вдруг опустился на колени передо мной, припадая губами к ранке. Вернее, зубами. Клыком.

Одного прокола было достаточно, чтобы край кожи, что еще не успела зарасти как следует в месте пореза, разошлась снова, пуская тонкую струйку крови.

Только Грант был совершенно спокоен, тихо добавив:

— Прижми кожу сильнее. Проверь, нет ли внутри капсулы.

Карат всё делал сосредоточенно и быстро, словно от его действий сейчас зависела моя жизнь.

Я же ничего не чувствовала. Правда ничего!

Но теперь, глядя на то, как напряглись плечи Карата, поняла, что мое тело предало меня, не сказав об опасности.

Не сказав о том, что я сама была опасностью!

— …Кажется, теперь ясно, откуда эти ублюдки знали, где именно нужно поджигать, — прорычал Лютый, а я замерла, когда почувствовала, как Карат достал малюсенький предмет, который чудом не сломал в своих сильных пальцах.

Настолько крошечный, что походил буквально на соринку.

— Это может быть жучком?

— Может.

От рычания всех Беров, присутствующих в комнате, вздрогнул даже Алекс.

— Если вы не заметили капсулы в девушке, то вполне можете не заметить и в себе, — отозвался Грант, сидя на своем месте и заметно поежившись, когда все взоры обратились на него.

— Продолжай, — протянул Карат, когда его ноздри затрепетали, улавливая то, что мужчина явно не закончил мысль.

— Нужно проверить всех, кто вернулся из Парижа. Вероятно, что мы найдем что-нибудь еще интересное, чего вы заметить не в силах.

Карат кивнул в ответ, потянувшись в карман, чтобы извлечь из него сотовый телефон, явно не самый дешевый по виду, принявшись набирать что-то быстро и очень умеючи для Берсерка.

— Что ты делаешь? — нахмурился Лютый.

— Пишу сообщение Марсу, чтобы они с Раном прибыли к нам как можно скорее.

— Думаешь, Палачи дадут осмотреть себя людям или нам?

— Иного выхода нет.

— Можно сделать это в больнице, — быстро вставил Алекс, на что Беры только уставились на него с выражениями лиц, на которых явственно читалось: «Ты издеваешься?»

Впрочем, его это не смутило, когда он быстро продолжил:

— Любой инородный предмет в теле можно увидеть с помощью рентгена или МРТ. Достаточно просто договориться с местными врачами, что мы сделаем это сами, без их участия.

Север и Карат быстро переглянулись, кивнув почти одновременно.

— Найду Сумрака. Скажу, чтобы он срочно звонил Штилю.

Север исчез из комнаты быстрее, чем я успела понять, что происходит, пока в моей голове болезненными молоточками стучала только одна мысль — о том, что всё это время я показывала врагам, где мы были!

— Это я привела их сюда?.. — прошептала я ошарашенно, с какой-то необъяснимой тянущей болью видя, как заметался Карат, рыкнув:

— Это моя вина, детка! Я недосмотрел!

— Оставим разборки на потом! Надо избавиться от этой штуки ко всем чертям!

Было ощущение, что мужчины вмиг разучились разговаривать и теперь только рычали.

Но их можно было понять.

Осознавать, что бомба замедленного действия всё это время была во мне, рядом с их любимыми женами и детьми, было смерти подобно.

— Подожди! — Карат не дал Лютому забрать из его рук эту штуку, сжимая ее в ладони и вылетая из спальни быстрее, чем кто-либо смог что-то понять. — Попробую сбить их с пути!

Карат скрылся в лесу за считаные секунды, когда все поняли, что он пытается сделать — отнести этот маячок как можно дальше от дома.

Хотя теперь, кажется, никто не был уверен в том, что это сработает.

— Всё плохо, да? — Папа даже забыл про завтрак, когда услышал последние новости, а Карат вернулся спустя несколько часов еще более бледный и замкнутый, чем когда уходил, заставляя меня занервничать еще сильнее.

Он словно отдалялся от нас.

От меня.

Снова замыкался в своих тяжелых мыслях и воспоминаниях, которые ранили настолько сильно, что не позволяли ему спать ночами, и делали таким одиноким и холодным.

— Пусть девочки собираются! — Карат опустился на край кресла, занимая свое любимое место рядом с отцом, по левую руку от него на подлокотнике, но в этот раз делая это так, словно он устал, понимая, что каждое его слово впитывает вся семья. — На землях Бурых и Гризли больше небезопасно.

— Но куда мы их отправим, дружище? — Даже Сумрак выглядел сейчас бледным и напряженным, а еще настолько сосредоточенным, как все мужчины нашего дома, потому что каждую секунду ожидали нападения.

И теперь это были не просто слова.

На нас действительно могли напасть в любую секунду.

Рит, Малик и усиленная охрана от Гризли и Бурых во главе с самим Громом уже кружили на всех границах и возле дома, не пропуская даже мухи и готовые совершенно ко всему, но спокойнее от этого не становилось.

— В единственное место, о котором еще не знают лабораторные крысы, — в Арктику.

— Как мы перевезем два десятка детей без документов? — Штиль тоже был здесь, готовый помочь абсолютно всем и прикрыть всеми возможными способами. Такой же хмурый и бледный, как все остальные, искренне переживающий за всю семью. — Даже если мы сделаем документы и разделим пополам между всеми девочками, то на это уйдет не один день! Да и на таможне будет уйма вопросов, как только увидят всю ораву малышни!

— По старинке, друг мой. На машинах и в сопровождении самых сильных Беров. — Карат помассировал гудящие виски, и, глядя на него, я понимала, что его голова сейчас разрывается от всех тех мыслей, которые кружили, но совершенно никак не успокаивали.

Хотелось подойти и обнять его, прижимая к груди, чтобы только услышать, как он выдохнул протяжно и хоть немного облегченно.

Чтобы только он не чувствовал себя снова виноватым!

— Мохнатые! Выдвигаемся домой! Сгребайте шмотки, утром уходим! — пробасил отец, как мне показалось, довольно и даже с каким-то облегчением, но длилось это ровно пару секунд, до тех пор, пока Карат молча не покачал головой. Отрицательно.

— Если пойдем всей толпой, только привлечем еще больше внимания. Если лабораторные всё еще в неведении по поводу твоей ледяной родины, друг мой, то будет хорошо, чтобы они оставались в нем как можно дольше. Наша задача — организовать переезд детей и девушек тихо и незаметно, при этом делая вид, что все мы здесь. Ждем их и готовимся к войне.

Все притихли, глядя на Карата и в эту секунду понимания, что войны не избежать.

Рано или поздно это случилось бы всё равно, и я считала, что лучше раньше, чем позже!

Мы были готовы!

— Если будет война, значит, нам нужна армия, — отозвался первым Север, глядя своими серьезными пронзительными синими глазами. — Нужно собирать все роды, чтобы они были готовы.

— Бурые и Гризли с вами, — склонил голову почтительно Сумрак, словно сам не был королем.

— Полярные с вами, — пробасил папа, сжимая кулаки и будучи готовым кинуться рвать противника хоть в эту же секунду.

— Нужно привести Кадьяков, — кивнул Карат, глядя на Севера, на что тот поднялся со своего места, склоняя голову. — Пусть пойдет Малик.

— Нет, должен пойти я. Один раз я уже оставил свой род, и это стоило нам крови. Больше этой ошибки я не совершу.

Карат только кивнул ему в ответ, быстро посмотрев на Мию, что держала на руках притихшего Гранита и стала бледнее луны от услышанного, даже если продолжала стоять ровно и пытаться сохранить спокойствие.

Получилось ли у нее?

Нет.

Сердце девушки заходилось от страха и гнетущего чувства беды, когда она смотрела в глаза своего любимого мужчины, не пытаясь отговорить его, потому что знала его. И любила больше жизни.

— Всё будет хорошо, душа моя, — Север подошел к ней, обнимая горячо, но осторожно свою жену и сынишку. — Тебе не о чем волноваться. Я приду на родину отца с новыми силами, чтобы мы победили и наши дети могли жить спокойно и мирно, не боясь быть пойманными людьми.

Мия ничего не могла сказать в ответ, только прикрыла ресницы, кивая мужу, но не в силах скрыть того, как болезненно колотилось ее сердце.

— Север приведет Кадьяков, а вы все нужны мне здесь, — словно поставил точку Карат, на что Лютый кинул на него грозный и не слишком верящий взгляд:

— Тогда кто пойдет с детьми и девочками?

— Они.

Каждый из нас был настолько сосредоточен на эмоциях девочек и собственных не самых радостных мыслях, что никто не заметил, как в доме появились Палачи.

— Дверь была открыта, — как всегда, не слишком эмоционально проговорил Марс, отчего хотелось нервно рассмеяться.

Уж эти ребята вошли бы так же бесшумно и незаметно, даже если бы дверь была не просто заперта, но и заминирована!

— Нам нужна ваша помощь, Марс, — обратился Карат первым, на что мужчина окинул всех цепким взглядом, по общему настрою улавливая, что ничего хорошего за те сутки, что прошли с момента нашего расставания в аэропорту, не произошло.

— Говори, — только отозвался Палач и слушал внимательно и не перебивая, пока Карат сухо и сдержанно рассказал о найденном во мне маячке, о пожаре, который Палачи не могли не заметить сами, и о том, что теперь нужно было переправить осторожно и максимально незаметно часть семьи в самую крайнюю и холодную точку планеты.

А еще о том, что у нас был всего час, чтобы Алекс проверил каждого из нас на медицинском оборудовании на предмет лишних и совсем не запланированных инородных тел, которые были только во вред.

— Поехали в больницу, по дороге обсудим детали, — сосредоточенно, но спокойно отозвался Марс, кивая Карату на дверь, куда мужчины и направились, чтобы поехать прямиком в больницу, где их должен был встретить Райли.

Ран, как всегда, не произнес ни звука, только смотрел, запоминал и улавливал каждую эмоцию, а вот Плут успел заглянуть на кухню к маме Зои, тут же заполучив не только отвар от похмелья, но и целую корзинку еды в дорогу.

— А у них миленько! И девчонки все красивые, — Плут был в своем репертуаре, едва не схлопотав подзатыльник от серьезного Марса, отправляясь за братьями в машину и уже что-то жуя.

— Не очень-то я им доверяю, — хмуро буркнул Лютый, когда семья пришла в движение и снова девочки были вынуждены поспешно собирать не только малышей в дальнюю и не самую легкую дорогу, но и собственные вещи, пока мужчины тихо обсуждали последние дела, попутно помогая своим расстроенным и встревоженным женам.

— Они доказали свою верность, сын, — пробасил отец, лично раскладывая по люлькам набор самого необходимого в дорогу для своих ненаглядных спиногрызов. — И потом среди рода Беров нет никого сильнее этих парней. То, что они на нашей стороне, не чудо, а всего лишь дань логике. Пока у нас есть общий враг, они наши союзники.

— Пусть с ними идет кто-то из нас! Все вместе мы не нужны здесь! — продолжал упрямствовать Лютый и был прав в том, что не мог доверить жизнь своей любимой женщины и сестер на волю тем, кого мы почти не знали.

— Я пойду, брат, — проговорил Нефрит, который заглянул в дом, чтобы только забрать последние телефоны как единственный быстрый способ связи среди Беров и рации для тех, кто был настолько глубоко в лесу, что сигнала там просто не было. — В город мы с Кудряшкой всё равно уже не едем. Контракты сорваны. Потом придумаем, как оплатить убытки фирмы.

— Хорошо. Ты не хуже своего отца и явно сможешь найти выход из любой ситуации, — усмехнулся криво Лютый. Помолчал и тихо добавил с тяжелым выдохом: — …Но лучше бы, чтобы никаких этих ситуаций не было.

— Всё будет хорошо. Сейчас позвоним Свирепому и предупредим о том, чтобы Полярные ждали гостей и вышли навстречу как можно раньше.

— Говорю же, весь в отца!

Нефрит только приглушенно рассмеялся, хоть смех и получился не слишком радостный.

— С мелким поговорим? — тут же оживился отец, услышав о своем младшем сыне, который остался на хозяйстве за короля вместе с Луной и Морозным, и его глаза загорелись теплом и гордостью, даже если Свирепого не было рядом.

— Не просто поговорим, а даже увидим! Не зря же я потратил столько сил и нервов, чтобы провести в вашей ледяной дыре интернет и подключить скайп! — улыбнулся Рит. — Только бы ваши белохвостые жердяи не сломали ничего…

Судя по тому, как покосился по сторонам отец на эти слова, выглядя в этот момент как нашкодивший подросток, в своих белохвостых жердяях он уверен не был.

Сомнения и страхи отпали в тот момент, когда Нефрит притащил в зал ноутбук, поставив его прямо поверх стола с ворохом детской одежды, которую нужно было упаковать в дорогу, и пошли какие-то странные сигналы, похожие на телефонные гудки, только с бегающими точками на пока еще темном экране.

Скоро они прекратились и неожиданно на экране показалось лицо моего любимого белокурого брата, чья улыбка была, как всегда, обворожительной и явно слегка удивленной, когда вместо приветствия он пробормотал:

— Сначала подумал, что показалось!

— А я подумал, что ты успел забыть, как нужно отвечать на звонок в скайпе, — широко улыбнулся Нефрит, усаживаясь на кресле, но ненадолго, потому что тут же был вероломно сдвинут папой, которому не терпелось увидеть своего мелкого.

— Отец, — тут же почтительно склонил голову Свирепый, хотя и не смог сдержать улыбки, видя, как отца просто раздувает от гордости, а глаза блестят, рассматривая лицо сына так придирчиво и взволнованно, боясь увидеть, что эта ноша могла быть тяжела для него, — у нас всё в порядке. Ледник стоит. Все сыты. Драк за время вашего отсутствия не было. На границах тихо. В городе никаких происшествий.

— Молодцы! — тут же пробасил отец, уже не скрывая ни своей гордости, ни радости за то, что из младшего сына явно получится самый лучший из правителей Полярных, но всё равно помахал указательным пальцем. — Но приеду — всё проверю! Морозный где шляется?

— Проверят границы, пап.

— А Луна где?

— С малышней и Ночью. Все на своих местах… Пап, Норд вернулся.

Лицо отца вытянулось от удивления, но сердце забилось так радостно, словно речь шла о ком-то очень родном.

И это имя было знакомо мне, но отчего-то сейчас я не могла вспомнить, что именно я слышала о нем и по какому поводу.

— Ты серьезно?!

— Да, — на экране монитора Свирепый улыбнулся, как всегда, тепло и очаровательно, отчего мое сердце зашлось от обожания и тоски по моему старшему брату, который уже так долго был вдали от нас.

Как бы я хотела сейчас оказаться на просторах родной и любимой Арктики, вдыхая полной грудью ее колючий, кусающий аромат, чтобы легкие засвистели от жгучего мороза.

— А та девчонка?..

От этого вопроса Свирепый вдруг опустил взгляд, что говорило весьма красноречиво о том, что эта тема вызывала в нем смущение и явную неловкость.

Особенно в присутствии всей семьи, пусть даже и по видеосвязи.

— Больше десяти лет уже прошло, пап. Она уже больше не та девчонка…

Отец только фыркнул, явно думая о чем-то быстро и хмуро, в конце концов гаркнув:

— Вот ведь тюлень заморский! Хоть бы предупредил батю о том, что собирается приехать!

Папа хлопнул по столу ручищей, но скорее от разбирающих его радостных чувств, чем от ярости.

— Он не собирался.

— А чего тогда приехал?

— Говорит, что Видящий призвал его.

На лице отца отразилась явная растерянность, когда он непривычно тихо пробормотал:

— Теперь даже не знаю, радоваться или нет…

Замолчав, Свирепый всматривался в лица тех, кого мог увидеть из-за ограниченного кругозора экрана, добавляя тихо и осторожно:

— Что-то случилось, да? Выглядите все слишком напряженными.

— Много чего случилось, брат, — выдох Нефрита получился протяжным и тяжелым. — Расскажу всё подробно, когда увидимся. Девочки и дети переезжают срочно в твои владения. Нужно организовать нашу встречу как можно быстрее.

Свирепый кивнул без раздумий, вмиг став серьезным:

— Конечно, встречу вас лично с самыми сильными нашими воинами.

Никто долго не разговаривал, было слишком много дел.

Когда вернулся Карат с Палачами, решили, что нужно не тянуть время и выезжать рано утром сразу же.

— Покажите мне примерный маршрут! Я пойду вперед, чтобы расчистить дорогу, — это были первые слова Урана, которые он сказал за последние несколько часов нахождения в нашем доме.

Мне казалось, что вся эта домашняя обстановка тяготит его и заставляет нервничать, даже если внешне Ран выглядел, как всегда, максимально холодным и совершенно безэмоциональным, словно робот.

Он ушел первым, не оглядываясь и никого не слушая о дальнейших планах.

Девочки бегали по дому, собираясь как можно быстрее и стараясь в спешке ничего не забыть, молчаливые и расстроенные. Каждая из них боялась оставлять своего мужа здесь — в полной неизвестности и опасности со всех сторон, но никто не позволил себе пролить ни слезинки, борясь с эмоциями и пытаясь дать своим любимым ту веру и опору, которая им была так нужна.

Я бегала вместе с ними, надеясь, что помогаю, а не мешаю, то и дело глядя на Карата.

И мне было страшно.

Но не потому, что я боялась отпустить его на войну. Я знала, насколько он хорош в этом и как жаждет битвы.

Я боялась того, что он замыкается в себе, снова становясь тем хитрым холодным Бером, которому никто не доверял и которого все опасались.

Видела отрешенность и ярость в его глазах и терялась…

— Нам нужно быть уверенными в том, что за нами не пойдут следом, — слова Марса доносились до меня, словно из тумана, пока я видела перед собой только Карата. Всё такого же нестерпимо прекрасного и такого далекого теперь, когда его глаза полыхнули той жуткой яростью, что была острее бритвы и жарче лавы.

— Нам нужна диверсия в стане противников, чтобы они занимались только собой и на время позабыли о нас.

— Дай мне своего супербыстрого брата, и я устрою эту диверсию.

— Всегда готов к веселью, — мрачно хмыкнул Плутон, который успевал опустошать наш холодильник, словно до этого не ел пару месяцев в принципе, отчего его обжорству смог бы позавидовать наш Янтарь. Или придушить этого обжору за то, что он лишил нас половины месячной провизии.

Марс посмотрел на часы, затем на Карата и своего брата:

— У вас время до четырех утра. Если что-то пойдет не так, сообщите мне.

— Всё будет как нужно.

У меня дрогнуло сердце от слов Карата и той мрачной хищной уверенности, которая теперь обволакивала его особенной аурой истинного демона, чья черная кровь закипала при мысли о боли и войне.

Я больше не могла думать о семье и их мыслях в отношении нас, когда кинулась в коридор вслед за Плутом и Каратом, поймав его за руку уже на пороге и тут же почувствовав, как он вздрогнул и напрягся, явно не ожидая от меня ничего подобного.

В какой-то момент мне даже показалось, что сейчас он вырвется и просто скроется в закате, разбив мое сердце, которое успело настолько привязаться к нему, что это пугало меня.

Но он остановился и обернулся, делая шаг назад. Ко мне.

Касаясь горячими ладонями моего лица и чуть улыбаясь, когда я сама прижалась к ним, ощущая, насколько холодная моя кожа по сравнению с его и как колотится мое сердце, в отличие от его ровного размеренного стука.

— Что бы ты ни задумал, пожалуйста, будь осторожен. И возвращайся…

— Да, детка. Мы еще не закончили с тобой, помнишь? — мужчина подмигнул и склонился, прикасаясь к моим губам осторожно и легко, но я не могла отпустить его так быстро, потянувшись вперед со всей той нуждой в нем и своем черном безумии, чтобы прижаться крепко-крепко, буквально впиваясь в его губы, словно он был моим последним вздохом.

Я не умела молиться. Не знала правильных слов, с которыми можно обратиться к Богам, чтобы они услышали.

Но в эту минуту я молилась. Так горячо и отчаянно, как только могла, прося рыдающей душой нашего великого Праотца присмотреть за лучшим из его воинов, чтобы только он вернулся ко мне. Живой.

Я знала, что в любой другой ситуации Карат сдержался бы и не пошел на поводу у моей страсти, но не сейчас, когда моя душа была распахнута для него, а сердце колотилось так неистово, противясь отпускать от себя. Он сорвался. Отдал мне всю свою страсть и ту безудержную нежность, которая опаляла и сводила с ума, оставляя на сердце ожоги.

Его губы были властными, требовательными и жадными.

Он не боялся ранить, не думал о том, что за моей спиной семья, которая может увидеть нас.

В этот момент были только мы, обнаженные душами и тянущиеся друг к другу теперь без оглядки на условности или что-либо еще.

— Когда вернусь, повторим, — выдохнул Карат в мои припухшие влажные губы, отрываясь с трудом и словно насильно отдирая себя от меня, потому что вынужден был уйти во имя семьи и будущего всего рода Берсерков.

Я только кивнула ему в ответ, будучи еще долго не в силах уйти с крыльца и глядя на темнеющий лес, в котором скрылся мой отважный и самый прекрасный из мужчин. Ждала, когда мое сердце перестанет кричать и успокоится. Но не получалось…

За спиной я слышала, как семья продолжает сборы, а мужчины о чем-то спорят, но не могла заставить себя войти. Не от страха или смущения от того, что сразу же поймут и почувствуют наш поцелуй. В воздухе я всё еще ощущала аромат Карата. Я хотела, чтобы он остался на мне как можно дольше. Остался во мне. До того дня, когда Карат вернется и подарит мне свой изумительный вкус снова и снова.

— …Я передумал, — раздался за моей спиной голос папы, который вышел на веранду тоже, вставая рядом и упираясь широкими сильными ладонями в перила. — Если у вас родится мальчик, назовете его не в честь меня, а в честь его брата. Алмазом.

— Па-а-ап, — только простонала я в ответ, закрывая лицо холодными ладонями, но широко улыбаясь.

Этой ночью никто не спал.

Сначала собирались, боясь упустить из виду важное. А затем прощались… И это было тяжело.

Сердце каждого из семьи разрывалось от того, что приходилось делать этот шаг и жить теперь раздельно. И пусть каждый осознавал, что это ненадолго и скоро семья воссоединится на морозных просторах, этот день был одним из самых тяжелых и грустных.

Грант и Алекс поехали вместе с девочками, заняв места у руля, как Нефрит, Лада и Злата.

Север рано утром ушел на земли Кадьяков, горячо поцеловав Мию и притихшего сынишку, который еще ничего не понимал из происходящего, но своим звериным нутром чувствовал, как грустны и напряжены родители и все вокруг, а потому вел себя не по-детски тихо и серьезно.

— Буду отправлять сообщения или звонить, как только по дороге будет связь, — сказал Нефрит на прощание хмурому Лютому. — Но знайте, что на большей части дороги ее не будет. Как только приедем, сразу позвоню по скайпу, так что ноут не выключайте. Всё будет хорошо, брат. С нами Палачи, а это многое значит. Мы защитим наших детей и жен.

Мужчины прижались друг к другу лбами на прощание, коротко кивнув.

…А мы остались в доме — держать оборону и ждать вестей от Палачей и Карата. Поэтому еще одна ночь была бессонной.

Мы с Тайгой пытались готовить для мужчин, но без мамы Зои и девочек это было тяжело, да и никто особо не думал о еде.

Вот только наутро стало хуже, потому что Марс сообщил, что всё идет по плану. Затем пришло голосовое сообщение от Нефрита, где все девочки сказали по слову, но о том, что всё хорошо и дети стойко переносят тяготы беровской жизни…

…Но Карата всё не было.

А затем прошел еще один день.

И еще.

Каждую секунду я прислушивалась к звукам леса, надеясь услышать его, уловить своим обостренным чутьем, и каждую прожитую секунду тихо умирала. Без него.

— Такие, как он, не пропадают просто так, — папа ходил за мной буквально по пятам, переживая не меньше, но благоразумно не делясь своими мыслями. — Видимо, по дороге домой узнал что-то, пока они там мутили с Плутоном диверсию. Если бы с ним что-то случилось, мы бы уже знали, дочка! Да и Палачи бы не ушли с девочками, оставив своего брата в беде.

И всё это я понимала. Головой.

Но как было объяснить сердцу, которое металось и разрывалось от безумно долгого ожидания?

Когда папе нужно было уходить в дозор вместе с Сумраком, его место занял Сапфир, который так же не отходил от меня и вот теперь сидел на крыльце, тоже глядя в лес и пожимая плечами:

— Столько всего произошло сразу, что лимиту терпения может просто прийти конец, понимаешь? Мы же Кадьяки. Наша кровь не даст сделать пробежку по лесу и успокоиться. Нужно что-то более яростное…

Мужчина говорил что-то еще, а я перестала дышать, вдруг цепляясь за эту фразу, сказанную лишь для того, чтобы успокоить меня.

Сапфир и не подозревал, что эффект будет прямо противоположный, когда я подскочила как ошпаренная, стиснув кулаки и заставляя мужчину нахмуриться и подняться вслед за мной.

— Звезда?

Чертова кадьякская кровь!

В голове словно прозвучал голос Карата — томный, манящий, сексуальный, мурлычущий, — который почти пропел: «Мы звери, детка. И если не будем трахаться, то будем убивать. Жестоко. Кроваво».

Я видела, в каком состоянии Карат уходил из дома. Чувствовала его жажду крови. И если он эти дни не убивал где-то тайком, то…

— У тебя есть телефон Райли?

Кажется, мой голос был слишком резким и напряженным, чтобы Сапфир успел скрыть свое удивление и то, как поползли вверх его брови.

— Конечно, — с некоторой задержкой кивнул он, глядя на меня так, словно увидел впервые в жизни.

— Мне нужно позвонить ему. Срочно!

— Звезда, ты не в порядке. И что бы ты ни задумала, давай дождемся утра и…

— ТЕЛЕФОН!

Кажется, Сапфир был настолько ошарашен, что больше не смог ничего сказать, только достал из брюк свой телефон, быстро отыскав нужный номер и протягивая его мне с первыми монотонными гудками.

— Райли, — выдохнула я без какого-либо приветствия, когда гудки сменились тишиной на другом конце провода, — ты нужен мне! Сейчас же!

— Буду через пять минут.

Лишь когда я услышала его голос, то поняла, что парень спал и был вероломно разбужен нами, отчего стало не по себе. Но ядерная война, которая бушевала во мне сейчас, не признавала никакого промедления!

Или я найду его, или просто сойду с ума!

А если найду, то… дай бог, чтобы не убила на месте!

14 глава

— Звезда, это плохая идея.

Райли примчался, как и обещал, буквально спустя пять минут после моего звонка, сонный, взъерошенный, с отросшей щетиной, но всё такой же симпатичный, как обычно.

Эти дни после пожара и для него были непростыми.

Парень был измотан, но его глаза смотрели ясно и пронзительно. А еще вовсе не одобряя мою затею.

Но я была настроена решительно и не собиралась отступать.

— Просто проведи меня в тот клуб!

— Ты не понимаешь. Сегодняшняя ночь не самая лучшая, — Райли тяжело потер переносицу, и я ощутила в нем не только тревогу за меня, но и что-то похожее на стыд. А я не помнила, чтобы он испытывал нечто подобное за всё время, что мы знали его. — Я не говорю тебе не ходить туда совсем, просто пережди эту ночь. В следующую уже будет проще.

Сапфир, который был рядом, только вопросительно кивнул Райли:

— Что там сегодня?

— Красный день. День вседозволенности.

Мужчины, очевидно, прекрасно понимали друг друга, поэтому Сапфир только присвистнул и тут же встал на сторону Райли, что я почувствовала сразу.

— Звезда, он говорит верно. Лучше переждать.

— Вы оба знаете, как я дерусь! — Мои нервы трещали по швам, и я не собиралась никого слушать, упрямо повторяя только то, что именно сегодня ночью я попаду в этот чертов клуб — и точка. — Я никому не позволю обидеть себя!

— Дело не в этом, — Райли даже поморщился, словно говорить об этом было неприятно. — Сегодня день, когда тебя имеет право трогать любой, если на тебе не будет особенного знака принадлежности одному мужчине — особых браслетов. Каждый, кто придет сегодня, знает, что не нужно получать согласие на секс. Они просто берут того, кого хотят.

— И у тебя нет этих браслетов?

— Нет. Ко всему прочему, не пустят, если ты не будешь выглядеть определенным образом… и не так, как в прошлый раз, а гораздо более откровенно.

Они бы всё равно не переубедили меня, и мужчины это понимали, когда я сделал твердый шаг к Райли, глядя в его глаза:

— Сможешь найти подходящий для меня наряд?

Он только тяжело выдохнул, в конце концов кивая:

— Смогу.

— Тогда поехали.

— Черт, если отец узнает, что ты ездила к людям без его позволения, то убьет меня! — свел брови Сапфир, тоже осознав, что с их помощью или без нее, но я всё равно попаду в этот клуб, даже если ради этого мне придется перебить половину этих гнусных похотливых типов внутри, начиная с охраны! — Я пойду с вами!

— Оставайся дома. — Я быстро коснулась руки мужчины, словно пытаясь успокоить его, хотя мое сердце было неспокойно и кровь бурлила в венах. — Упаси Боги, если что-то случится, то ты сможешь помочь отцу и всем больше, чем смогу это сделать я.

— Я присмотрю за ней, Сап. Поехали.

Я запрыгнула в машину раньше, чем мужчины пожали друг другу руки и перекинулись парой слов явно насчет меня и моей безопасности, с нетерпением ожидая момента, когда ворвусь в трижды проклятый клуб.

И искренне боясь этого.

Не из-за себя и собственной неприкосновенности — в конце концов я без особых проблем смогу уложить и пару десятков человеческих мужчин, которые своей силой и выносливостью не отличались, — а потому что с ужасом думала, что мои мысли насчет Карата могли быть верными.

И что он будет там.

Райли молчал, только изредка косился на меня, наблюдая, как я сжимаю кулаки до хруста и челюсти, глотая ругательства и собственные эмоции, от которых было тошно, но, заметив его взгляды, я тихо выдохнула:

— Прости, что разбудила и заставила ехать к нам.

— Это не проблема. — Райли улыбнулся, иногда отвлекаясь от пустой дороги, чтобы посмотреть на меня. — Пары часов для сна мне вполне хватает, чтобы отдохнуть. А вот судя по тебе, я бы сказал, что последние ночи ты не спала вовсе.

Я только пожала плечами, не собираясь вдаваться в подробности, но мужчина был прав и, как всегда, очень проницателен.

— Придется заехать кое-куда, чтобы найти тебе подходящий наряд. — И снова я ощутила в нем это смущение и нежелание касаться столь запретной и щепетильной темы, вдруг подумав о том, что уже раньше слышала о клубе: в него не пускают просто так, по одному желанию. Нужен особый пропуск. Но ведь и он дается не по просьбе и не каждому…

Конечно, можно было решить, что этот пропуск он получил благодаря связям, как полицейский.

Но почему-то я думала совсем о другом.

— Ты тоже ходишь туда?..

Райли поджал губы, и внутри него родился этот жар, страсть и ярость, которые я ощутила уже не в первый раз и что были так несвойственны простым людям.

Он мог и не отвечать, всё было ясно по этим его эмоциям, которые не могут зародиться на пустом месте при одном только упоминании об этом месте, но Райли в очередной раз удивил меня своей прямотой и честностью, неожиданно утвердительно кивнув головой.

— Было время, когда пропадал в подобных клубах все выходные, чтобы… чтобы не слететь с катушек во время работы. Но в последние полгода не ходил.

— Из-за той девушки? Селин?

Я понимала, что выдаю себя тем, что говорю, но хотелось быть откровенной и честной с тем, кто был таким со мной. Только Райли удалось удивить меня снова, когда он воспринял мои слова так спокойно, словно знал о том, что я была в курсе его страшной и душераздирающей истории.

— Да. Из-за нее.

И в сотый раз я вспомнила Карата!

Его слова о тихом омуте парня, в который страшно было заглядывать. И про те слова об обществе маньяков, в ряды которых Райли вступил негласно, поделившись своим жизненным опытом с Каратом.

С этим милейшим на вид мужчиной определенно было что-то не так!

— Сейчас заедем к одному человеку. Возьмем для тебя одежду. — Райли окинул меня быстрым цепким взглядом, нахмурившись: — Надеюсь, что подойдет.

«Одним человеком» оказалась девушка, которая выскочила на порог своего дома быстрее, чем Райли успел остановить машину, и, даже сидя в салоне, я ощутила всем существом ее радость от присутствия его рядом.

Это было сродни эйфории.

Ее сердце грохотало, а руки дрожали, стоило только увидеть статную фигуру Райли и его приближение к ней.

А потом она увидела меня в машине, и ее сердце словно пырнули тупым ржавым лезвием, откуда вместо крови полились желчь, агрессия и ненависть такой силы, что девушку просто бросило в дрожь, сковывая движения.

Этот калейдоскоп чувств не мог возникнуть на пустом месте.

Девушка знала его настолько, что считала своим. Как могут знать только любовники.

И потому, увидев в машине меня, пришла в ярость, а затем в панику. Потому что хотела быть единственной для него, пусть и не любимой.

— Можешь одолжить нам один из твоих парадно-выходных нарядов для клуба, Шэри? Моя сестра захотела посмотреть это странное место, не могу отказать ей.

Девушка прищурила глаза, первым делом кинув на меня взгляд, полный ненависти и презрения:

— С каких это пор у тебя появилась сестра?

— Моя семья касается тебя меньше всего, — резко и холодно отозвался Райли, в этот момент мало похожий на себя, отчего поежилась даже я, а пыл девушки явно уменьшился.

Она боялась его потерять, хотя, очевидно, и понимала, что он никогда не был ее по-настоящему. Вернее, был ее только телом.

— Или одолжи, или я найду в другом месте!

— Хорошо, подожди!

Кинув на меня последний взгляд, в этот раз более осмысленный, в явных попытках отыскать в нашей внешности хоть что-то общее, чтобы успокоить себя, она снова вошла в дом, чтобы вернуться через некоторое время, отдавая Райли небольшой пакет со словами:

— Это новое. Я не надевала сама. Покупала для более подходящего случая… надеялась, что ты пригласишь меня и…

— Спасибо. Утром верну в лучшем виде.

Райли не попрощался, он уходил так, словно за ним гнались демоны, а девушка не знала, что ей сделать, чтобы он вернулся и поцеловал ее.

Странные, болезненные отношения, от которых становилось жутко.

Мужчина молча занял свое место, выкручивая руль и ни разу не посмотрев в сторону той, кто была близка ему и хотела этого снова и снова.

— Вот, держи. Завтра куплю ей что-нибудь другое, так что не переживай на этот счет.

Райли положил пакет на мои колени, и я неловко прикоснулась к нему, слегка приоткрывая, но совершенно ничего не понимая, потому что смогла увидеть только какие-то полоски из черной кожи и ничего больше.

— Кажется, она влюблена в тебя, — тихо проговорила я, краем глаза посмотрев на Райли, который в ответ только пожал плечами и, кажется, сначала не хотел говорить об этом, но в конце концов выдохнул:

— Она была моим партнером в клубе какое-то время. И успела привыкнуть ко мне.

Райли не был негодяем или плохим человеком, и его терзало то, что он не мог ответить девушке взаимностью. Но его сердце было прочно занято той страстью, болью и одержимостью, которые он испытывал по отношению к Селин.

— Я надеялся, что она придет в себя, когда наши встречи сошли на нет.

— Но стало только хуже?

— Да.

— И у тебя нет сестры?

Райли отрицательно покачал головой, добавив:

— Только старший брат. Ридли.

— Он живет с вами? — чуть нахмурилась я, пытаясь вспомнить, говорил ли о нем когда-нибудь Штиль, но на ум ничего не приходило. Кажется, я слышала это имя впервые.

— Нет. Рид старше меня. Когда умер папа, ему было восемь. Возраст, когда ты всё понимаешь, но еще не умеешь бороться со своими чувствами. Ему было тяжело смириться с тем, что мама стала жить со Штилем, и он ушел к нашему дяде — старшему брату покойного отца. Уже много лет он живет в городе. У него свое частное охранное предприятие.

— Вы не ладите? — осторожно уточнила я, понимая, что из-за выбора матери братья остались по разные стороны баррикад.

— Нет, у нас нет никаких проблем во взаимоотношениях. Каждый отпуск я уезжаю к нему и живу с братом.

Ему было неудобно разговаривать о подобных вещах со мной, и поэтому больше я не пыталась говорить, принявшись доставать из пакета то, что мне нужно было как-то нацепить на себя.

И совершенно не понимала, каким образом это можно сделать…

Здесь были одни только полоски!

— Как это можно носить?

— Это носят на голое тело, Звезда. Забирайся на заднее сиденье и попробуй примерить. Обещаю, что не буду подсматривать.

— Для начала покажи, КАК это натягивать на себя!

Райли рассмеялся, останавливаясь на обочине, чтобы помочь мне разобраться в хитросплетениях этого облачения родом из самих глубин ада, не иначе, потому что как можно было из десятков полосок создать нечто, облачающее тело, я не поняла, пока не нацепила это на себя!

— Выглядишь очень сексуально.

— Как в этом драться? Оно не разойдется на мне?

Он снова рассмеялся, но в этот раз слегка напряженно, пробормотав:

— Надеюсь, до этого всё-таки дело не дойдет.

И я надеялась. Что приду, посмотрю быстро во все углы, чтобы убедиться, что Карата там нет, и вернусь домой.

Боги! Только бы его не было!..

Иначе я разнесу весь этот клуб к чертовой матери и отцу!

Я чувствовала себя просто жутко в этом наряде и жалела, что не захватила с собой хотя бы какой-нибудь рубашки, потому что была почти обнаженной, даже если понимала, что в ней меня вряд ли пустили бы.

Райли быстро поговорил с охраной, кивая мне следовать за ним и выглядя еще более напряженным, чем обычно, будучи готовым спасать меня каждую секунду.

Еще до того, как дверцы распахнулись, я ощутила эти жуткие отвратительные вибрации похоти и человеческой грязи, отчего затошнило и захотелось срочно вернуться домой. Но мысли о том, что Карат мог быть где-то здесь, были сильнее даже этого отвращения.

— Держи маску. И запомни: старайся не смотреть никому в глаза, иди быстро и не останавливайся. Если кто-то будет тебя хватать или пытаться утянуть на пол, вырывайся и уходи. Я буду рядом.

— Райли, я сама. Оставайся здесь и ни о чем не переживай.

Я прикоснулась к груди мужчины, заставляя его остановиться на пороге, как раз перед тем, как охрана кивнула мне заходить.

— Всё будет хорошо! Я быстро вернусь!

— Звезда!

— Жди меня в машине, ладно?

Набрав сильнее в легкие воздуха, я ступила босыми ногами в этот мир разврата и животной похоти, теперь видя собственными глазами, что Райли и Сапфир не зря пытались отговорить меня остаться и переждать эту ночь.

То, что происходило здесь сегодня, было просто чудовищным!

Люди совокуплялись прямо на полу во всех мыслимых и немыслимых позах, переползая друг на друга и напоминая клубок змей, где невозможно было сразу определить, где чьи руки, ноги, головы. Это всё напоминало какой-то единый организм без мозгов и с единственным желанием одной только плоти.

Паразитирующий организм, от которого меня воротило.

Запах трахающихся тел был просто невыносим!

Здесь не было ни капли свежего воздуха!

Как я смогу отыскать здесь Карата, если был шанс, что он был здесь?..

Помня слова Райли, я опустила глаза вниз, двигаясь быстро и порывисто, стараясь не наступать на тех, кто был внизу, что было крайне сложно сделать.

Но после того, как некоторые особо наглые люди стали хватать меня за лодыжки и пытаться потянуть вниз, мне было уже плевать, по чьим задницам и другим частям тела я иду!

Сейчас мне было искренне жаль, что на мне не было тех туфель на остром каблуке, в которых я была здесь в прошлый раз, потому что я бы с большим удовольствием и садизмом «погуляла», оставляя на этих телах кровавые отметины.

Я летела вперед так стремительно, пытаясь отыскать хотя бы одно свободное и предельно безопасное место, чтобы дать волю своим звериным чувствам и попробовать понять, есть ли здесь Карат, что влетела в одного из участников этой мерзкой тусовки, едва не сбив его.

Уже готовая отразить нападение на себя в попытке завалить на пол или даже просто протянуть руки в мою сторону, я совершенно не ожидала услышать вежливое и мягкое:

— Вы не ушиблись, синьорина?

Мужчина, стоявший передо мной над извивающимися голыми женщинами в масках, которые хватались за его ноги и едва не облизывали, был с обнаженным торсом, но хотя бы в брюках.

А еще в маске, как и все здесь, отчего невозможно было толком рассмотреть лицо, да у меня и не было на это ни времени, ни желания.

Всё, что я отметила про себя, так это то, что он был высоким, прекрасно сложенным, с золотистым загаром на гладкой коже, черными волосами, зачесанными легко назад, а еще с чувственными пухлыми губами и легкой ямочкой на подбородке.

В какой-то момент я даже принюхалась к нему, пытаясь понять, не Бер ли он: слишком уж высоким и статным он был, — но не почувствовала совершенно ничего, отталкивая его от себя и едва не зарычав, когда неожиданно он поймал меня за кисть руки, не давая уйти.

Его хватка не была сильнее человеческой, но всё-таки он не отпускал и всматривался с интересом в мое лицо, начиная улыбаться и отчего-то напоминая мне Карата, когда выдохнул сладко и протяжно:

— У вас нет браслетов на запястьях. Сегодня это небезопасно, особенно для такой красавицы, как вы.

— Уйди с дороги! — я толкнула его в грудь, протискиваясь вперед, но почему-то оборачиваясь, потому что мужчина улыбнулся широко и обворожительно.

И как мне показалось, совершенно не к месту.

Впрочем, меня это никак не волновало, когда я протиснулась еще вперед, отыскав всего одно место, где можно было ступать по полу и не оглохнуть от стонов, криков и шлепков тел друг о друга, чтобы закрыть глаза и сделать один глубокий вдох.

Я надеялась, что моя кровь истинного зверя послужит мне верную службу!

И так же сильно боялась отыскать его здесь…

Напрягая все фибры и выкручивая остроту собственных ощущений на полную, до ломоты в висках, я прислушивалась к себе, к этому месту, пытаясь абстрагироваться от звуков и мерзких запахов, которые отчего-то не вызывали во мне никакого возбуждения и уж тем более желания присоединиться к свальному греху, который творился на всех поверхностях этого места, включая стены.

Боги! Эти люди заползли бы, наверное, и на потолок ради новых ощущений, если бы только законы гравитации позволили это сделать!

Но явного присутствия Карата здесь я не ощущала.

Открыв глаза, я поморщилась, когда снова увидела то, как люди заползали друг на друга, порой даже не интересуясь, был ли под ними мужчина или женщина, и запрыгнула на один из диванов, не жалея тех, на кого встала, чтобы быстро и цепко окинуть взглядом всё пространство клуба.

Если бы Карат был здесь, то пройти мимо него не получилось бы.

Он слишком сильно выделялся среди людей своими габаритами и красотой тела.

И кажется, можно было выдохнуть с облегчением и скорее ехать домой, пока мою пропажу не успели заметить, если бы я неожиданно не вспомнила, как оказалась здесь впервые и что Райли говорил что-то о специальных комнатах для специальных клиентов, где и должен был оказаться мистер Робстон.

Сердце ойкнуло болезненно и неприятно.

Разве получивший специальное приглашение Карат не был специальным клиентом этого места?

Я без труда нашла тот самый коридор, откуда шел Райли и где нас едва не обнаружили не за самым из приличных занятий, двинувшись быстро по нему, и скоро поняла, что сделала это не зря, потому что вибрации секса, только затихшие за моей спиной в главном зале, ожили снова, но уже где-то впереди.

Длинный коридор с неоновым светом раздражил и без того мою пошатнувшуюся психику, когда ярость накрыла меня с головой настолько сильно, что в первую секунду я задохнулась и зарычала.

Карат был здесь!

Как я поняла?

По аромату его сигарет, который сложно было забыть!

Едва ли их мог курить кто-то еще, черт подери!

Я не помнила, как бежала по коридору, ведомая только этим запахом, зная, что мое чутье не подведет меня, и распахивая одну из дверей, даже не понимая сразу, что, оказывается, она была закрыта, и следом за треском на пол упал выдранный замок.

— Привет, детка.

Твою мать!

Я зарычала зверем, совершенно не думая о том, что в этой чертовой комнате, помимо самого Карата, были еще люди!

Вернее, девушки!

Три!

Они танцевали перед МОИМ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, МУЖЧИНОЙ совершенно обнаженными, пытаясь соблазнить его и находясь на грани такого возбуждения, что, кажется, были готовы облизать его всего с ног до головы!

Или уже сделали это?!

Это была последняя капля, где мой рассудок испарился с шипением, выпуская наружу всю мою огненную кровь, которая выплескивалась черной лавой, сжигая на своем пути совершенно всё и всех!

Начиная с этих мымр, которые позволили себе даже просто находиться в одном помещении с Каратом!

— Какого хрена?! — только и успела взвизгнуть белобрысая, когда я одним рывком стащила ее со стола прямо за волосы, вышвырнув в открытую дверь с такой силой, что та ударилась о противоположную стену, истерично закричав и харкая кровью, оттого что ее нос был сломан, а пара зубов выбита по чистой случайности.

Видя участь своей подруги, вторая девушка оказалась на удивление прыткой, попытавшись сама на меня наброситься, решив, что ей поможет полет с низкого столика, благодаря чему она была немного выше меня, стоящей босиком на полу.

— Ты кто, мать твою, такая?!

— ЕГО ПАРА! — рявкнула я так, что эхо моего рычащего голоса отразилось даже в коридоре, отбивая руки второй девушки и скручивая ее, чтобы пинком отправить к скулящей от боли подруге с новым истеричным воплем, потому что эта умудрилась пробороздить лицом пол, шарахнувшись головой о ту же противоположную стену.

— Ради бога, не надо! — взмолилась оставшаяся пока еще целой последняя девушка, которая отчего-то была пристегнута наручниками к какой-то трубе сбоку, дрожа от ужаса и тихо плача. — Я не хотела быть с ними! Клянусь!

Словно маньяк, я склонилась резко над ней, глубоко и шумно втягивая воздух, чтобы сквозь этот чертов дым от сигарет ощутить то, что девушка говорила правду.

Она действительно не горела желанием и откровенно боялась всего, что происходило в этой комнате, наверное, еще до того, как здесь появилась я.

— Пошла вон! — рявкнула я, вырвав эту трубу с кусками бетона, чтобы освободить ее, под ошалевшие глаза девушки, которая в буквальном смысле уползла прочь, продолжая тихо плакать и молиться.

Будь ситуация иной, я бы помогла ей.

Показала, где выход. Защитила от всех, кто мог причинить ей вред.

Но сейчас самым страшным созданием в этом месте была Я!

И видя, как Карат наблюдал за всем происходящим с азартом и озорством, я тут же кинулась к нему в желании просто порвать на тысячу маленьких Каратов!

— Моя смелая горячая Кадьячка, — промурлыкал он, а я от всей души зарядила ему пощечину со всей своей силы, данной природой, ощутив, как даже мою ладонь словно обожгло огнем.

Но этого было мало!

— И это тебя называют отчаянным и смелым?! — Я залепила ему еще одну пощечину, понимая, что Карат не пытается сопротивляться или тем более отбиваться, как тогда с отцом. Но в этот момент я понимала папу как никогда раньше в его стремлении порвать этого чертова психопата, даже если затем умру сама от тоски и горя. — Это ты наш серый кардинал и темный герой?! Слабак, который прячется под женскими юбками в то время, когда вся семья борется с врагом и волнуется за тебя, будь ты проклят!

Должно быть, такой реакции Карат явно не ожидал, потому что его коронная хитрая ухмылочка с налетом чувственности сползла с красивого лица, а я понимала, что делаю ему больно не столько своими ударами, сколько этими словами, но остановиться уже не могла.

Яд этой черной любви сжигал мою душу дотла.

Горела я и сжигала его вслед за собой.

— В этом заключается твоя хваленая хитрость и мудрость?! Трахаться со всеми подряд, чтобы только твоя чертова кровь не кипела?! Так пойди в леса! Найди этих проклятых лабораторных крыс и убей каждого! Всех до единого!

Карат только откинулся назад, когда я в буквальном смысле запрыгнула на него, начав теперь бить кулаками по торсу, который был обнажен.

— Убивай! Кроши! Выворачивай заживо всех тех, кто посмел причинить вред твоей семьей, но не разводи эту гребаную философию о том, что такие, как мы, подохнут без жестокого секса!

Я раздирала ногтями его кожу, оставляя уродливые кровавые отметины, и понимала, что закипаю от этого лишь еще сильнее!

От аромата его крови голова начинала кружиться и становилось тяжело дышать.

— Ты ничего не знаешь о любви! Всё, что ты умеешь, — познавать тело, но не душу! Иначе ты бы понял… ты бы всё знал…

Дыхание срывалось и хрипело в груди рыданиями, которые я никогда бы не выпустила из себя, слыша, как Карат вдруг застонал так, словно ему было больно, хрипло выдохнув:

— Молчи, девочка. Не смей говорить это, глупышка.

Я ущипнула себя так, что проткнула ногтями кожу, но и это не помогло.

Словно рассудок покинул меня, оставив наедине с эмоциями, настолько сильными и болезненными, что хотелось кричать во всю глотку.

Как кричат звери.

Кричат, потому что не умеют плакать.

— Тебе нужны они, да? — я кивнула в сторону коридора, где уже было пусто и на удивление тихо. Вернее, не было ожидаемой мной охраны или хотя бы кого-нибудь, кто бы вышел, услышав шум и визг девушек. Кажется, в этом месте привыкли ко всему и теперь совершенно не обращали внимания, а вернее, каждый был занят тем, ради чего сюда пришел. — Их грязь и слепое обожание? Для этого ты целенаправленно соблазнял меня всё это время, чтобы теперь я молчала?!

Ярость снова всколыхнулась во мне удушливой волной, как только в голове появились образы того, КАК они могли касаться его за все те дни, что, очевидно, Карат провел здесь.

Она потекла ядом по венам, с шипением растворяясь в и без того бурлящей крови.

Боги! Если бы только у меня хватило сил, я бы придушила его за эту проклятую красоту, за эти блядские и сейчас такие грустные глаза, словно я убивала его внутри и в то же время была единственным смыслом для жизни, от которого он так отчаянно бежал.

— Где они касались тебя?! — закричала я, снова ударив по окровавленной груди и потянувшись вперед, чтобы вцепиться в щетинистые скулы, дергая на себя и припадая носом к коже, аромат которой сводил с ума и заставлял забывать о реальности. — Здесь?!

Я вдыхала его в себя жадно и болезненно, боясь уловить на этой коже хотя бы один незнакомый аромат, хотя бы один вкус, который отличался от того, что я знала и обожала.

— Здесь?!

Я кусала его, целовала, слизывала кровь с горячего торса, ощущая, как Карат стонет и дрожит.

Как каждая тугая мышца напрягается под моими губами, меняя его дыхание и делая глаза почти черными.

— Полегче, детка. В моей крови слишком много яда даже для тебя, — шумно выдохнул он.

А я понимала, что не смогу без него.

Не смогу думать каждый раз, когда он будет пропадать, не пришел ли он снова в это место.

— Ты или мой, или гори в аду! — прорычала я в его приоткрытые губы, кусая за нижнюю так, что кровь тут же брызнула на мой язык, а я увидела то, о чем бы никогда не подумала.

До сегодняшнего дня. До этого момента.

Наручники.

Он больше не сможет убегать от меня и останавливать каждый раз, когда я только захочу сказать, что выбираю его.

Я УЖЕ выбрала его, и пути назад не было!

Не было никаких сомнений и стыда, когда я схватила эту незамысловатую игрушку, которая, однако, была самой настоящей — из стали и с отверстием для ключей, — слишком ловко для той, кто делал это впервые в жизни, нацепив оба браслета на запястья слегка ошалевшего Карата и толкая его назад, чтобы перекинуть прочную цепочку, соединяющую две части, через какую-то трубу, подобную той, к которой была пристегнута одна из девушек.

Щелчок на запястьях Карата был жирной точкой в том, что нас отделяло от отношений.

Больше я не позволю сомневаться ни себе, ни ему.

— Детка? — хрипло выдохнул он, до конца еще, кажется, не понимая, насколько он влип сейчас и как я была уверена в том, что делаю.

Его глаза постепенно распахивались, когда я вероломно съехала на его ноги, но только для того, чтобы освободить бедра, дернув за ремень так, что, кажется, оставила след на его коже, а затем рывком дергая за ширинку, отчего бедная пуговица отлетела, а Карат дернулся всем телом, теперь, очевидно, поняв, что я собиралась сделать. Сама!

— ТЫ МОЙ! — прорычала я, глядя прямо в эти глаза, которые вмиг стали беспросветно черными от того, что зрачок словно лопнул в цветной радужке глаза, но через секунду сжался, становясь едва заметной точкой, как обычно бывает перед тем, как мужчины оборачиваются в зверей, а затем полыхнули такой опаляюще яркой зеленью, что я сбилась с дыхания.

Боги, не может быть!

Его глаза теперь светились!

— Мой… — ошеломленно выдохнула я, не слыша больше ничего, кроме бешеного стука своего сердца, и просто зависая в невесомости эмоций, где огненная ярость бурлила и становилась каким-то щемящим теплым чувством, но ненадолго, потому что Карат дернулся, а я поняла, что нет времени раскисать и тянуть с этим дальше, ибо эти наручники не смогут сдержать силу истинного Бера.

Возбужденного Бера!

И кажется, теперь должны были отпасть все сомнения в отношении его чувств ко мне, потому что его глаза сияли так, что моя душа плавилась от этого жара, но я должна была довести всё это до конца.

Я хотела этого и не собиралась больше ждать!

К счастью, нижнего белья Карат не носил, как и все наши Беры, ибо как порвать трусы на мужчине, я пока смутно представляла, затаив дыхание, когда в моих руках оказалось его величественное возбуждение, а он дернулся так, что пресс стал каменным и на нем выступили капельки пота.

— Звезда!

Сложно было разобрать собственное имя в его рычании, которое перешло в стон, оттого что я сжала сосредоточение его желания и возбуждения в ладонях, больше не теряя времени и подавшись снова вперед и вверх, чтобы завершить то, что решила.

Сейчас! И точка!

Тело само знало, что нужно делать, даже если я никогда не делала ничего подобного.

— Будет больно, детка.

Карат едва мог говорить, и я чувствовала, что даже сейчас он изо всех сил пытается сдерживать себя, чтобы не сорваться, ведь эти наручники едва ли смогли бы сдержать его, как и стальная труба, которая в руках Бера была соломинкой.

— Пусть будет!

А этот странный лоскутный костюм оказался продуманным до мелочей, когда я неожиданно поняла, что мне даже раздеваться не нужно, чтобы совершить задуманное, поскольку в самом нужном месте оказалась очень нужная дырочка.

Просто с ума сойти, до чего дошел прогресс.

Я чувствовала бешеную пульсацию крови в плоти Карата, когда приподнялась над ним, осторожно, неловко, но смело насаживаясь на него и замирая вслед за его глухим протяжным стоном от новых ощущений, которые испытала впервые, утонув в них с первых секунд.

Всё это было так необычно, но так правильно.

Словно наши тела были созданы друг для друга, подходя идеально.

Распахнутыми глазами я смотрела в его лицо, когда Карат откинулся назад, запрокинув голову и задышав так тяжело, словно это был его последний вздох, слыша, как стальная труба под его пальцами заскрипела и стала плоской, а затем и вовсе треснула.

То, как мое тело принимало его, было завораживающим.

Каждой клеточкой я ощущала, как стеночки лона раздвигаются и поддаются его напору, скользя по горячей плоти и сжимая ее, отчего Карат не мог дышать.

В этот момент были позабыты все люди мира.

И то, что Райли ждал меня на улице, готовый ворваться в любую секунду.

И то, что нашу первую близость тут же почувствуют все Берсерки, начиная с отца.

Но лишь в этот момент я поняла, что комната была сплошь зеркальной.

Обе ее стены и даже потолок!

Теперь я видела нас со стороны, отчего-то вспоминая ту самую пару в другом клубе, где когда-то Карат впервые прикоснулся ко мне так откровенно и жарко, а я не смогла отгородиться от него, и вот к чему это всё привело.

Теперь это были МЫ.

В своей страсти и безудержности не скрывающиеся от посторонних глаз и утопающие в собственной страсти. Одной на двоих.

Всё теперь было не важно и так далеко, пока Карат становился моим по-настоящему, как и я — его.

— …Осторожнее, — только смог прохрипеть Карат, на торсе которого блестели капельки пота от усилия сдержаться и не поддаться своей страсти, когда я продвинулась еще ниже, опускаясь вниз, почувствовав ту боль, которую ждала, а он без единого усилия разорвал цепочку, соединяющую два стальных браслета, чтобы придержать меня. — …Тише, детка, тише.

Только всё это было напрасно, потому что я не боялась.

Боль никогда не страшила меня, какой бы она ни была, и я уверенно подалась бедрами еще вниз, чувствуя, как дрогнуло тело Карата, когда боль полоснула изнутри и его чувствительные ноздри слегка раздулись, ощущая аромат моей крови.

Я замерла, прислушиваясь к своему телу, к новым ярким и непередаваемым ощущениям.

Я наслаждалась этой болью, потому что она значила так много!

Как и свет этих зеленых глаз, которые загорелись так ярко и так неожиданно, заставляя меня трепетать и умирать внутри от переизбытка нежности к этому мужчине.

— Что такое? — недоуменно улыбнулся Карат, приподнимаясь корпусом и подсовывая горячие ладони под мои ягодицы, чтобы придержать, когда я улыбнулась так широко, как только могла, едва сдерживая победный вопль самой влюбленной и счастливой из всех девушек на этой планете.

— Теперь ты мой! Только мой!

Он рассмеялся легко, чувственно, но хрипло, подавшись вперед осторожно и явно стараясь не потревожить мои бедра на себе, чтобы поцеловать в губы, чуть прикусывая их с низким утробным рычанием.

— Моя отважная сумасшедшая девочка! Я стал твоим, как только впервые увидел тебя.

Теперь я верила в это, глядя в яркие прекрасные глаза и понимая, что это не была ложь.

Но я хотела бóльшего!

Получить его всего без остатка!

Познать так, как не знал его никто и никогда!

— Полегче, девочка, не стоит торопиться, — он не дал мне сделать то, что я видела в зале. Как женщины прыгали сверху на мужчинах, часто прогибаясь в спине и запрокидывая голову назад. Я тут же нахмурилась от его слов:

— Ты не хочешь этого?

— Ты решила устроить проверку моей выдержке, детка? — смех Карата получился нервным, когда я понимала, что он на грани и лучше не дергаться. — Поверь, у нас впереди еще масса дней и ночей, за которые ты познаешь все грани плотской любви и постигнешь их в совершенстве. Но я не хочу, чтобы ты навредила себе в первый раз и пришлось ждать пару недель, пока всё заживет.

— Я не человек! Ты не сможешь навредить мне так… — я ахнула, распахнув глаза и не в состоянии договорить, потому что Карат сделал резкий толчок во мне, без слов показывая, что меня ждет, если я не перестану упираться и геройствовать, а он сорвется в пропасть истинного зверя, на грани которой балансировал на сломанном мизинчике левой ноги.

— Всё постепенно, не торопясь, — голос Карата настолько изменился, что я скорее улавливала его вибрации, чем понимала слухом, что именно он говорил, когда он осторожно и плавно продвинулся сам, усаживая меня на свои бедра так, чтобы я могла скользить по нему вперед и назад, не делая никаких резких движений.

Но и это давалось ему нелегко.

Вены на шее и руках тугими канатами выделялись под влажной кожей, показывая, насколько он возбужден и каких титанических усилий ему стоит сдерживать себя.

В этот раз я не пыталась сопротивляться, отдавшись в его власть целиком и полностью.

Я погружалась в свои новые ощущения с ненасытностью и дрожью, не стесняясь того, что делаю и как это происходит. Возбуждаясь от размытых следов крови, которые теперь тонкими полосками были на бедрах Карата.

Я хваталась за его плечи, целуя со всем тем жаром и страстью, на которые только была способна, паря и сгорая от мысли, что отныне между нами всё было решено.

Я вдыхала в себя его аромат, слизывала его вкус и знала, что нет в этом мире ничего более желанного и необходимого.

Но в какой-то момент боль утихла, а вместе с этим что-то пошло не так…

Постепенно все ощущения стали стихать, отчего я нахмурилась, глядя на собственное тело и ощущая, как тут же напрягся Карат, перестав двигаться и садясь, чтобы коснуться моего лица:

— Звезда? Что такое?

— Что-то происходит.

— Сильно больно? — смоляные черные брови Карата тут же сошлись на переносице, а взгляд полыхающих глаз стал встревоженным и серьезным.

Он осторожно поднял меня вверх, в буквальном смысле снимая с себя, чтобы посадить на колени так нежно, словно я была хрустальная, что было непривычно по отношению ко мне. И от него.

— В том-то и дело, что нет…

Я ущипнула себя за ногу, начиная медленно, но верно паниковать, потому что чувствительность пропадала стремительно и, черт побери, в самый неподходящий момент из всех возможных!

— Это яд!

Карат подскочил со мной на руках, не думая о том, что был измазан моей кровью и с припущенными брюками, а еще с изодранной грудью, по которой его кровь стекала тонкими струйками.

— Что?..

— Яд Кадьяков! Для тебя его слишком много в моей крови!

Я быстро заморгала, в этом состоянии не сразу понимая, чем мне это может грозить, даже если была немало наслышана об этом феномене мира Кадьяков.

— Но я же не человек…

Подумать только, я искренне мечтала еще остаться в этом месте, чтобы просто немного переждать, когда мне станет лучше, и вернуться к тому, на чем мы остановились, но понимала, что волнение Карата было неспроста, а это означало, что спорить по большому счету бесполезно.

— Мы едем домой, детка.

— Что? Только не домой! Папа ведь сразу поймет!.. — Я сконфуженно замолчала, глядя на Карата, когда тот зарычал, но не потому, что был зол на меня, а от одной мысли о том, что кто-то просто подумает встать между нами.

— Теперь ты моя по праву и всем законам, Звезда! И тот, кто встанет между Кадьяком и его женщиной, жестоко за это поплатится!

Я только быстро закивала в ответ, видя, как Карат отчего-то напрягся, а затем едва не закатил глаза, первым делом поспешно натягивая брюки и застегивая ширинку, а потом хватая рубашку, чтобы укрыть ею меня.

Я бы не удивилась, увидев сейчас Райли. Или Сапфира.

Думаю, меньше бы удивилась, увидев в этом месте даже отца.

Но вот кого я точно не ожидала увидеть здесь и сейчас, так это Клаудию!

Эта красивая статная женщина, заноза в сердце отца, выглядела, как всегда, на удивление спокойно и сдержанно, пока я старалась не думать, каким образом она оказалась здесь и почему смотрела на Карата так тяжело и осуждающе.

— Ты как меня нашла? — довольно резко, хоть и не злобно спросил Карат, не утруждаясь даже тем, чтобы, во-первых, поздороваться, а во-вторых, извиниться за свой вид с обнаженным окровавленным торсом, пока мои глаза округлялись от шока, а мысли разбегались в разные стороны, как только я пыталась понять, откуда эти двое знают друг друга настолько хорошо и тесно, что Карат мог позволить себе обращаться в подобном тоне.

Ведь в отношении мамы Зои он никогда и ни за что себе подобного не позволял!

— Позвонили парни из охраны и сказали, что ты опять можешь натворить дел, — спокойно и довольно сухо отозвалась Клаудия, первым делом цепко осматривая меня, словно прикидывая, не стоит ли везти меня в больницу. — Попросили забрать тебя домой, пока ты опять не сломал какому-нибудь несчастному позвоночник и обе руки.

— Слабаки, — выплюнул надменно тот, чья сила была далеко за пределами человеческого понимания. — Тогда всё было за дело! И мы сами уже собираемся домой.

Клаудия оставила эти слова без комментариев, только чуть дернула бровью, отходя в сторону и почему-то снимая свой тонкий стильный плащ, чтобы протянуть его мне, мягко добавив:

— Вот, накинь еще его сверху.

— Спасибо, — прошептала я одними губами, чувствуя себя неловко, но не из-за того, как выглядела и что женщина могла понять, что именно происходило не так давно между мной и Каратом, а потому, что никак не могла понять, что могло связывать их.

— Ты приехала с тем парнем? Полицейским?

— Да, Райли привез меня сюда и помог войти, — пробормотала я, неловко натягивая на себя одежду женщины и стараясь не обращать внимания на то, как тело немеет всё сильнее.

Карат поднял меня на руки, прижимая к груди, словно ребенка, и кивая Клаудии на дверь:

— Сможешь отправить парня домой, чтобы мы смогли спокойно выйти без свидетелей?

— Постараюсь.

Она уже почти сделала пару шагов на выход, вдруг оборачиваясь и снимая с головы темные очки, чтобы протянуть их Карату с легкой улыбкой:

— Держи. Не привлекай к себе еще больше внимания.

Его глаза! Я и не подумала, что люди начнут сходить с ума, как только увидят это волшебство в его и без того красивых глазах.

Этот кричащий знак того, что отныне Берсерк влюблен.

15 глава

— Когда ты говорил, что мы едем домой, ты имел в виду свой дом?

— Да, детка.

Я сидела на переднем сиденье машины.

Машины, которая принадлежала Карату.

И понимала, что до сих пор мало что знаю об этом мужчине, даже если казалось, что стены между нами рухнули и теперь можно было расслабиться.

Но не тут-то было!

— У тебя есть свой дом? — я задавала глупые вопросы, словно это и без того не было очевидным.

— Квартира. В том же пентхаусе, где живет Клаудия. Мы соседи на протяжении некоторых лет.

Мои брови поползли стремительно вверх, когда я выдохнула:

— А папа знает?

Карат только рассмеялся, отрицательно покачав головой.

— Есть ли в этом мире хоть кто-то, кто знает о тебе совершенно всё?

Вопрос был скорее риторический, но удержаться от него я не смогла, видя, как он снова покачал головой, что, в общем-то, можно было предположить и без его ответа.

— Спроси то, что хочешь, — мягко отозвался Карат, который за время нашей дороги постоянно касался меня, гладил, словно не мог поверить и сам в то, что случилось, и постоянно боялся, что меня отнимут. Даже у него.

— Голова кругом от мыслей, — честно призналась я, будучи не в состоянии сразу решить, что мне интереснее узнать: как он может вот так вольготно и спокойно жить в мире людей, обладая вещами, которые стоили немалых денег? Или по какой причине они так просто и колко общаются с Клаудией?

— Тогда я начну, а ты спрашивай, если захочешь. С Клаудией я познакомился почти сразу после того, как она впервые увидела моего сына, потому что следил за ним и хотел быть уверенным в том, что с ним будет всё в порядке, а женщина не станет проблемой на его голову.

Просто в голове не укладывалось, как Карат мог быть почти везде одновременно, успевая следить и даже плести тонкие интриги так, что этого никто и не подозревал!

— Но как тебе удавалось врать своим же людям, которые были уверены в том, что ты убил собственного сына? Тогда твоя кровь была чистой!

— Наука моего отца, — улыбка мужчины была гордой, хоть и печальной. — Ложь всего лишь условность, детка. Если ты веришь в собственные слова, то это не будет ложью и нам подобные не почувствуют никакого подвоха.

— И ты рассказал о себе Клаудии?

— Не сразу. Сначала предпочитал наблюдать со стороны. Не было возможности приблизиться к ней, пока Нефрит был рядом и мог почувствовать меня. Я думал, что она не справится с мыслями о том, что Нефрит не такой, как все люди. Но Клаудия оказалась на удивление спокойной, рассудительной и способной хранить тайны. Я пришел к ней, когда Нефрит уехал в первую командировку по работе, и предложил ей свою помощь и покровительство. В вопросах работы.

— Покровительство?

Карат кивнул, положив горячую ладонь на мою ногу почти у основания бедра, отчего мои мысли сбились, а дыхание участилось, даже если чувствительность пока была почти на полном нуле.

— На тот момент для фирмы Клаудии наступили не самые лучшие времена. На ней висело очень много долгов благодаря ее покойному мужу, который таким образом пытался спасти их бизнес, но не вытянул ситуации.

— И чем же смог помочь ты? — выдохнула я, на что Карат только пожал плечами, загадочно хмыкнув:

— Объяснил тем, кто хотел получить свои долги с большими процентами, что нельзя обижать беззащитную женщину, оставшуюся в тяжелой жизненной ситуации.

— И они поняли? — вскинула я брови, на что Карат только усмехнулся:

— Да. Вошли в положение Клаудии, простили ей все долги и даже поделились некоторыми своими накоплениями, чтобы она смогла начать бизнес заново.

— И сколько ты сломал костей и убил тех, кто не сразу понимал необходимость своей благотворительности?

— Меньше, чем обычно.

Я только нервно рассмеялась, понимая, что на самом деле Клаудии очень сильно повезло, что Карат решил ей помочь, пусть даже сугубо своими кровавыми способами.

Главное, что это помогло, и теперь было не важно, сколько плохих людей рассталось при этом с жизнью.

— Затем подключился Нефрит, они заключили первые контракты, и дело пошло на лад. Но Клаудия решила не оставаться передо мной в долгу и сделала меня соучредителем ее новой фирмы с соответствующим доходом вне зависимости от того, где я был и что делал.

Кажется, теперь становилось ясно, откуда у Карата были деньги на весьма обеспеченную жизнь среди людей, на машину, квартиру и все эти вещи, которые не уступали вещам нашего главного модника Нефрита.

— И Рит до сих пор не знает о вашем общении с Клаудией и твоем непосредственном участии в жизни фирмы?

— Нет. Он гордый, независимый и с огненной кровью. Ему не за чем знать об этом.

Я только закивала в ответ, притихнув, потому что машина стала сбавлять скорость и скоро вовсе остановилась у парадного входа высотного дома, который стоял не среди шумного города, а, вероятно, где-то на окраине, где было тихо, но не менее роскошно.

Не привыкнув быть в стенах зданий, от которых не пахло деревом или льдом, я даже слегка сжалась, пристально наблюдая, как Карат спокойно вышел из машины, отдавая ключи какому-то вмиг подлетевшему парню и мило кивая ему:

— Прости, что разбудил, дружище.

— Это моя работа, мистер Бэрингтон!

Молодой парень даже слегка покраснел от столь приятного обращения Карата, испытывая перед ним трепет и просто безграничное уважение, слегка оторопев, когда мужчина распахнул дверь с моей стороны, чтобы взять меня на руки, и видя теперь, что мы оба в крови.

К его чести, парень быстро справился с любым выражением эмоций, только вежливо и коротко пожелал нам спокойной ночи, тут же запрыгивая в машину, чтобы угнать ее куда-то.

Карат же шел, словно истинный король, держа в руках свою корону, пока я стыдливо осматривалась по сторонам, чувствуя себя неловко и еще более скованно, чем в клубе, когда, пройдя через красивые двери, мы на дороге снова встретили пожилого человека во фраке, который галантно склонил седую голову, на секунду застывая, когда увидел меня, завернутую в плащ, и окровавленного Карата, но тут же взял себя в руки, чтобы улыбнуться:

— Доброй ночи, мистер Бэрингтон.

— И вам, друг мой. Прошу прощения, что не дал поспать своим неожиданным появлением.

Мужчина не держал зла, только переживал, проговорив уже в спину Карата, когда он прошел дальше, направляясь к лифту:

— …Не желаете, чтобы я отправил к вам доктора?

— Нет, благодарю. Крепкий сон и ванна — это всё, что нам нужно.

— Как пожелаете, господин.

— Крепкий сон, говоришь? — пробормотала я недовольно, рассчитывая вовсе на другое времяпровождение и бросая смущенный взгляд на пожилого мужчину, когда Карат расхохотался, неожиданно целуя меня еще до того, как двери лифта успели закрыться, скрывая нас от посторонних глаз.

— Мистер Бэрингтон?!

— Да, мое человеческое имя. Рэт Бэрингтон.

Я никогда даже подумать не могла, что у Карата может быть не просто дом, а квартира!

В явно дорогом, стильном и очень красивом доме. Поэтому не могла и представить то, как она может выглядеть, но, когда оказалась в ней, с удивлением увидела светлые просторные комнаты, отделенные друг от друга даже не стенами, а всего лишь перегородками, отчего пространство казалось настолько большим, что дух свободы парил здесь прохладой и свежестью.

Вся мебель и обстановка были в светлых тонах, не обремененные излишними нагромождениями, без картин или каких-то вычурных предметов, за которые бы мог зацепиться глаз.

Карат остановился на пороге, замирая и с улыбкой наблюдая за моей реакцией, пока я только и могла, что моргать и рассматривать всё вокруг, ощущая самое главное и ценное — его аромат в этом месте.

Он действительно ЖИЛ здесь!

— Нравится, детка?

Я только зачарованно кивнула головой, вертя ею, чтобы всё рассмотреть, и понимая, что мне здесь приятно и уютно находиться, даже несмотря на отсутствие дерева и большой шумной семьи.

Вот только не смогла сдержать широкую улыбку, когда оказалась в спальне с большой кроватью, потому что на противоположной от нее стене был изображен лес. Темно-зеленый, в туманной дымке.

Засыпая здесь, Карат видел лес.

И это казалось мне таким милым и трогательным.

— Ты живешь здесь один? — пробормотала я, видя, как глаза Карата полыхнули весело и озорно, когда он опустился передо мной на корточки, посадив осторожно на край кровати, ибо я до сих пор не ощущала собственного тела снизу:

— А что, не похоже на то?

Я только пожала плечами:

— И убираешься сам?

— Убирается домработница. Три раза в неделю. Она же гладит, стирает машинка. Готовит печка, так что всё продумано.

Он улыбался и выглядел таким красивым, что сердце сводило судорогой.

Такой родной сейчас, такой мой.

— Побудь пока здесь, я пока наберу ванну и вернусь.

Карат потянулся, чтобы поцеловать, и в этом жадном прикосновении я ощутила, как нелегко ему давалось сдерживаться и не трогать меня. Как сильно он хотел продолжения. Сколько силы приходилось прилагать, чтобы его огненная кровь не навредила мне, выплескиваясь черной лавой.

Когда он ушел, я принялась остервенело щипать собственные ноги и бедра, видя, как кожа становится розовой от прилива крови, но по-прежнему не чувствовала совершено ничего, отчего было не по себе.

— Это ведь не будет длиться долго, да? — с надеждой смотрела я в неоновые глаза своего красивого хищного мужчины, когда Карат вернулся, чтобы отнести меня в ванную, вот только вместо того, чтобы поднять на руки, неожиданно положил на кровать, парой движений разрывая полоски из ластика, которые составляли мой наряд. …А я его так долго натягивала.

В этот раз рассмеяться у него не получилось, и был момент, когда мне показалось, что он просто накинется на меня.

Не знаю, как Карат сдержался, даже если глухо и низко зарычал, тем не менее поднимая на руки осторожно и нежно, зашагав из спальни в другом направлении, где я ощутила аромат свежести и чего-то еще очень приятного и сладковатого.

Он скинул с себя брюки, больше не скрывая своего величественного возбуждения, и опустился вместе со мной в ванну так, что теперь я лежала обнаженной на нем. Обнаженном.

Даже несмотря на то что от ребер до кончиков ног я ничего не ощущала, во мне всё затрепетало от нашей близости сейчас.

Оттого что я смотрела в его красивое лицо, не пытаясь отвернуться и скрывать свои эмоции, растянувшись на его торсе животом к животу.

Любуясь каждой его черточкой и утопая в неоновых глазах, которые горели только ради меня.

— Ведь ты сделал всё, чтобы я пришла к тебе сама, — прошептала я первой, обнимая мужчину за могучую шею и едва касаясь его губ своими, наслаждаясь тем, как мы касались друг друга кожа к коже.

— Это было очень непросто.

— Из-за моего упрямства?

— Из-за моих чувств к тебе. Никогда еще мое терпение и самообладание так не трещали по швам.

Я широко улыбнулась в его губы, не отрывая своих.

Он был моим наркотиком, от которого невозможно оторваться.

Я целовала его и не могла остановиться, даже чтобы вдохнуть полной грудью спертый воздух в ванной, от которого стены покрылись капельками влаги.

Целовала и сходила с ума от своей жажды.

Водила руками по его напряженному торсу, наслаждаясь каждым прикосновением, смывая кровь.

Опускалась губами по шее на грудь, чтобы поцеловать каждую ранку, оставленную мной, слыша над собой хриплое дыхание и ощущая вибрацию в груди от рычания моего зверя.

Я обожала его великолепное тело и отчаянно желала познать его, возвращая каждую ласку и поцелуй, которые он дарил мне.

— …Скоро умом тронусь! — простонал Карат, хватаясь за края ванны и вырывая куски, которые с грохотом повалились на пол, хватая меня и вылезая сам, чтобы кинуться в спальню под мой довольный игривый смех.

От нас осталась мокрая дорожка на полу и простыни моментально стали влажными, когда он принес меня, на секунду ставя на пол и придерживая обжигающе горячими ладонями, вздрагивая от неожиданности, когда я взвизгнула от восторга, потому что наконец-то ощутила прохладу пола под обнаженными ступнями и небольшую острую боль, которая бывает, если ногу отсидеть.

— Что такое, детка?

Карат вцепился в меня так, словно испугался, что я распадусь на куски, но вместо ответа я толкнула его на кровать спиной, тут же забираясь вслед за ним и садясь на его бедра.

— Так что ты там говорил про дни и ночи, в которые я смогу познать все грани плотской любви и постигнуть ее? — прошептала я, сверкнув улыбкой и замирая от того, как неоновые глаза Карата полыхнули таким жаром, что казалось, я могла ощутить его собственной обнаженной влажной кожей.

Больше он не сдерживался, выпустив всё то самое горячее, яростное и безудержное, что в нем копилось за всё то время, что Карат отчаянно сдерживался, пока приручал меня к себе и боялся причинить вред.

Я даже взвизгнуть не успела, как оказалась под ним, оттого что Карат резко и порывисто развернулся, прижимая меня животом к матрасу и наваливаясь сверху так, что я ощутила ягодицами его возбуждение и полную боевую готовность.

— Если будет невыносимо больно — замри и не шевелись, потому что ничто другое тебя уже не спасет! — прорычал он, разводя мои ноги и сжимая в кулаке мокрые волосы, но вместо ответа я укусила его за руку, тут же вскрикнув, потому что он вошел в меня одним рывком до самого упора и даже еще глубже, отчего перед глазами на миг стало темно и тело сжалось по инерции от новых ощущений, в которых на данный момент преобладала боль.

Но это было недолго.

Стоило только Карату начать двигаться, как я поняла, что боль отступает и на смену ей приходит терпкая страсть, от которой кружилась голова и в легких не хватало воздуха.

Его бедра шлепались о мои ягодицы, издавая резкий звонкий хлопок, насаживая меня так глубоко, что в горле пересыхало от хрипов.

Я хваталась пальцами за простыню, сжимая ее, кусала ее, чтобы сдержать крики, когда тело выкручивало тугой пружиной, выжимая насухо каждое дрожащее нервное окончание, чтобы закручивать эту терпкую, густую страсть всё сильнее и сильнее, пока она не рванула во мне, оглушая и заставляя прогнуться в спине так, что я буквально взвыла.

Судороги сладости и греха сотрясали меня, отчего стучали зубы и дыхание вырывалось рвано и судорожно, а к влажному лбу прилипали волосы, но Карату было мало этого.

Его страсть и жажда были настолько велики, что мужчина только заурчал, поворачивая меня теперь на спину и ложась сверху, чтобы дать небольшую передышку моему телу, но не губам.

Он целовал меня так глубоко, жадно, что я тянулась к нему снова, обвивая руками за шею и царапая легко влажную кожу.

Он целовал меня так умело и порочно, облизывая мой язык, всасывая его в свой рот, играя с ним, порождая во мне новые стоны от того, как чувственно и горячо это было. На грани потери сознания.

А я уже не замечала, как была готова снова, став податливой и влажной, застонав в его рот, когда пальцы Карата опустились прямо в мое лоно, поглаживая и лаская.

— Хочешь еще, детка? — хрипло выдохнул он.

— Хочу-у-у…

Мой ответ утонул в протяжном стоне, потому что вслед за своими пальцами Карат опустился губами, доводя меня до состояния агонии, в которой я металась по постели, приподнимая бедра в такт его языку, пока мышцы на животе не стали подрагивать от напряжения, что стреляло во мне и взрывалось.

Он не просто ласкал — буквально вылизывал, не оставляя без внимания ни одного, даже крохотного миллиметра моего тела. Играл своим жарким языком, водил им, собирая соки моего тела и не позволяя мне сжать ноги, когда новая волна наслаждения пошла по телу электрической волной, кусая мелкими колючими разрядами позвоночник и отдаваясь дрожью в каждом трепетном окончании, каждой дрожащей клеточке.

Но и на этом Карат не собирался останавливаться, снова нависая, чтобы поцеловать страстно и глубоко, дав почувствовать мне собственный вкус и снова раздвигая мои дрожащие ноги, чтобы начать двигаться еще и еще.

В этот раз размеренно и чувственно, давая сполна ощутить, как его возбуждение скользит во мне, растягивая тугие упругие стеночки, и как мое тело принимает его.

Так ме-е-едленно и сладко, что я хваталась за его плечи, умоляя не останавливаться и глядя в эти неоновые глаза до головокружения, видя в них то, что никогда не видела до этого, — его чувства, что были гораздо сильнее привязанности. Гораздо более глубокими, чем симпатия.

Если мужчины, подобные Карату, умели любить, то я бы сказала, что видела в его глазах любовь.

Он не останавливался до утра, пока я не охрипла от стонов и криков и мое тело было больше не способно двигаться, а мышцы внизу живота подрагивали и сжимались хаотично и отрывисто.

Между бедрами жгло, но я была счастлива, как не была еще никогда!

— Ты в порядке, детка? — Карат обнимал меня одной рукой, когда я блаженно растянулась под его горячим боком не в состоянии больше пошевелиться, но и не могла уснуть, даже если небо стало розоветь рассветом.

Эмоции переполняли меня, а мысли разбегались, но в этот раз скорее от излишней эйфории, как сумасшедшие гуси, которые наклевались забродивших яблок.

— В полном, — выдохнула я, слыша, что мой голос осип от излишнего проявления собственного наслаждения этой ночью, и Карат хохотнул, вдруг целуя меня в висок.

— Поначалу будет тяжеловато, потом привыкнешь.

Я широко улыбнулась, готовая постигать эту сладкую пьянящую науку столько, сколько будет нужно, заранее зная, что буду самой прилежной ученицей, готовой возвращать каждое прикосновение и каждый поцелуй своему сексуальному учителю.

— …Скоро папа вернется домой, и будет очень шумно.

— Я позвонил Сапфиру и предупредил, что ты будешь со мной.

В этот раз хохотнула я.

— Не удивлюсь, если папа ринется искать нас!

— Отныне ты не его забота, — Карат сжал меня рукой сильнее, а я пыталась сдержать улыбку, но снова не смогла.

Боги, если бы я только знала, какой счастливой и умиротворенной буду сейчас, то не стала бы мучить себя и ждать все эти дни, а пошла бы искать Карата гораздо раньше!

Впрочем, возможно, всё закончилось бы не так бурно и горячо, будь я в ином состоянии духа.

Я водила подушечками пальцев по его груди, будучи не в состоянии перестать касаться его, но мыслями возвращаясь к тому, что происходило в последние дни, и как же было страшно за семью.

— …Как прошла ваша диверсия?..

Карат не напрягся, никак не выдал того, что внутри него что-то изменилось. Даже дышал всё так же ровно и спокойно, закинув одну руку за голову, а второй обнимая меня. Но что-то в нем неуловимо изменилось. Я чувствовала это кожей.

— Быстро.

Говорить об этом он не хотел. Это было ясно по ответу, как бы мягко он ни прозвучал, и мне вдруг стало страшно.

Карат умел хранить тайны, как никто другой. Умел обводить вокруг пальца даже самых хитрых.

Но всё то, что он держал в себе, пугало меня и словно отдаляло.

— Что бы там ни было, не стоит всё принимать на свой счет, — тихо отозвалась я, почему-то прижавшись к Карату сильнее и обхватывая теперь двумя руками за торс, потому что боялась его отпустить. Не могла себе это позволить.

Он выдохнул.

Тяжело и протяжно, отчего стало еще больше не по себе.

— Это всё началось с меня, детка. Мной и закончится.

— Ты берешь на себя слишком многое…

Карат только покачал головой.

Я не была уверена, что он скажет что-либо еще, затихая и даже затаив дыхание, когда мой Бер выдохнул хрипло и тихо:

— Знаешь, когда я впервые увидел Сапфира, то вспомнил себя. Я был такой же — дерзкий, самоуверенный, не признающий никаких правил и условностей. Я плевать хотел, кто и что обо мне думал, потому что был старшим сыном Короля Кадьяков и моя кровь делала меня особенным.

Мои брови поползли вверх от этого неожиданного откровения, потому что я совершенно не представляла себе Карата именно таким. Хотя, с другой стороны, теперь становилось вполне объяснимым, почему он терпел выходки и отношение Сапфира так долго, не пытаясь его осадить до последнего времени, хотя даже в этом определенно был план Карата.

— Однажды ты попадешь в Каменный город Кадьяков и всё увидишь своими глазами, но я расскажу тебе о месте, которое даже для таких, как мы, считается опасным. Местные называют этот участок долиной смерти и редко суются туда, но для Кадьяков это главное место для игр. Посреди густого мрачного леса есть полоса из одних пиков, которые расположены друг от друга на разном расстоянии. Там невозможно сделать тропинок, невозможно пройти по скользким камням, чтобы не разбиться и не упасть в пропасть внизу, где только острые выступы камней. На дне этого места всегда много трупов: людей, зверей, Беров — всех тех, кто посчитал, что достаточно ловкий и смелый, чтобы пройти там.

Я слушала, замерев и представляя это место настолько ярко и четко, словно уже была там когда-то.

— Где камни меньше и не настолько острые, мы играли с детства, но заходить дальше нам не разрешалось… — Карат замолчал, и я знала, что сейчас он заново переживает каждый момент этой истории, словно она случилась только вчера, даже если прошли десятилетия. — Только чтó может остановить наглого высокомерного будущего короля?..

Он усмехнулся мрачно и криво, чуть прищуриваясь.

— Мой переход только начался, я был на самом пике своей силы и считал себя тем, кто равен божествам наших предков, потому повелся на какие-то глупые слова, что переросли в спор. Я должен был перепрыгнуть через самый большой промежуток долины и вернуться обратно.

— И ты перепрыгнул, — тихо выдохнула я, затрепетав, но ощущая, как сердце Карата пропустило удар и словно зависло на несколько секунд в невесомости.

— Да. Но я не подумал о брате, который, как всегда, увязался за мной. Алмаз был младше и еще не вступил в фазу перехода… Он сорвался вниз, но успел схватиться за один из выступов. Понимая, что дети Короля в опасности, наши друзья в ужасе разбежались, не пытаясь нам помочь и спасая свои шкуры от грядущего наказания… Не знаю, как папа узнал, что мы именно там. Он не мог услышать нас. Не мог следить, потому что доверял.

Мои руки похолодели, потому что я понимала: дальше наступит тот момент, который сломал жизнь моего любимого, делая из него того, кем он был сейчас, но я не посмела даже пикнуть, только прижалась к его груди щекой, целуя в горячую ароматную кожу и с благодарностью ощущая, как он прижал меня к себе в ответ.

— Алмаза я вытащил, но сорвался сам, скользнув еще ниже. Так и висел над пропастью, видя глаза моего брата, полные слез и паники, в тот момент отчетливо понимая, что на этом моя жизнь оборвется. Папа появился неожиданно. Буквально за шкирку выхватил меня из рук смерти, закидывая на устойчивый камень, но сорвался сам.

Карат закрыл глаза, замолчав, и я точно знала, что в темноте под веками и иссиня-черными густыми ресницами он снова видит этот жуткий момент, когда его отец летел вниз на острые камни, разбиваясь о них. По его вине.

Я любила своего отца больше всех на свете, но не смогла представить, каково это — жить с мыслью о том, что твой неверный поступок стоил самому близкому человеку его жизни.

— …Но ведь он выжил? — шепнула я, вспоминая рассказы о том, что именно великий и мудрейший Гранит обучал своих внуков и стал для них той опорой в жизни, которой не смогли стать их отцы.

— Едва ли это можно было назвать жизнью, детка. Он сломал позвоночник и получил жуткие раны, которые навсегда поставили крест на нем как на воине…

Карат замолчал, сгребая меня руками так, чтобы опереться щекой о мою голову, выдыхая через некоторое время:

— Ледяной не рассказывал тебе, что происходит с воинами, которые теряют свою силу и больше не способны защищать себя?

— В нашем роду за стариками ухаживают с должным почетом и уважением. Дети и старики получают первый улов, всё остальное делится в равных частях между остальными жителями ледника, — отозвалась тихо я.

— А в роду Кадьяков воин, неспособный защитить себя, уходит из Каменного города, чтобы найти свою смерть. Либо делает это сам на глазах у остальных, ибо его всё равно убьют в первую очередь при любой драке, которые у Кадьяков случаются слишком часто… Тот, кто неспособен защитить себя и охотиться, не нужен роду Кадьяков.

От этих слов стало тошно.

Воистину род Кадьяков был самый кровожадный и жестокий, поражая своими законами, от которых становилось жутко. И как же я была благодарна судьбе за то, что в один прекрасный день мой единственный и самый лучший в мире папа отыскал меня и забрал к себе.

— Как понимаешь, никому не нужен был правитель, который был не в состоянии удержать себя на ногах, ибо до конца своих дней остался искалеченным и парализованным. В Каменном городе начались волнения. Стали появляться те, кто пытался захватить власть силой, но я не мог позволить этой роковой ошибке лишить жизни моего брата и отца, который лежал в пещере под защитой моих верных друзей. Нужно было действовать быстро и жестко, чтобы сохранить власть в наших руках и не позволить убить нас.

— …И тогда ты объявил королем Алмаза?

— Да. Вместе с верными нашей семье Берами мы держали власть, сметая в лица земли всех, кто пытался пойти против. Я был старше, сильнее, хитрее и не был настолько великодушным и благородным, как мой брат. Я был идеальным палачом и защитой, а он стал светлой головой нашего рода.

Карат снова замолчал и заговорил не сразу:

— Уже много десятилетий я думаю о том, что если бы в тот день я не был таким придурком, то сейчас всё было бы иначе. Папа был бы здоров, брат был бы в безопасности… и я бы не позволил ему отправиться на войну людей, которая стала отправной точкой нашего ада.

— …Но тогда бы и мы никогда не встретились, — прошептала я, снова целуя его в грудь и чувствуя, как он поцеловал меня в ответ в висок, приглаживая мои спутавшиеся волосы. — Ты не злодей, слышишь? И не виноват в том, что люди узнали о нас.

— Я виноват во многом другом. Но это уже совсем другая история. Спи, детка. Ни о чем больше не думай.

Я только сонно улыбнулась в ответ, не став говорить о том, что мыслей в моей голове было полно, но вот усталость всё-таки взяла свое, как и чувство полной и безграничной защищенности, которое я испытывала рядом с ним, лежа вот так впервые в его объятьях, больше не боясь осуждения и не смущаясь.

**************************

Сон был короткий и какой-то нервный.

Мне что-то снилось, но, распахнув глаза и видя, что солнце уже вовсю светит на горизонте, первое, что я поняла: Карата нет рядом.

И от этого сердце дрогнуло.

Ей-богу, я бы решила, что прошлая ночь всего лишь приснилась мне, если бы тело не кричало об обратном, давая понять болезненно и жарко, что отныне я принадлежу самому красивому и сильному из Берсерков.

Между бедрами саднило, и каждая мышца в теле ныла, словно я пережила очень яростную и длительную тренировку. Хотя!.. В целом можно сказать, что так оно и было. Только эта «тренировка» была желанной.

О том, что Карат постарался на славу и явно дал выход своему внутреннему зверю, я поняла, стоило мне только попробовать приподняться на локтях, чтобы осмотреться, первым делом увидев перед собой на противоположной стене зеленый лес в туманной дымке и улыбнувшись ему как родному.

Страшно было представить, ЧТО было с девочками, которые родились без капли звериной крови, если их мужья вот так же впадали в звериную страсть, потому что даже мне, чистокровной, это далось не так легко, как я думала!

— Карат?

Я прислушалась к тишине квартиры в надежде услышать ответ от него, но мое чутье не обманывало: его не было ни рядом, ни в квартире, отчего стало еще более тошно.

Думаю, я бы запаниковала и впала в полное уныние, если бы не обнаружила на прикроватной тумбочке поднос с чашкой, от которой шел аромат любимого напитка Карата — кофе, а еще с завтраком, состоящим из жареных яиц и бекона с хрустящим хлебом.

И бордовой розы, от вида которой я улыбнулась, как сумасшедшая.

Мне никто никогда не дарил цветов!

Особенно таких шикарных и хрупких, с невероятным тонким ароматом, который я вдохнула полной грудью, задержав дыхание.

Было даже страшно прикасаться к этому великолепию, чтобы случайно не сломать, но лепестки были такими нежными и шелковыми, что удержаться было невозможно.

Такая же была любовь Карата: колючая, с шипами, багровая, словно густая кровь, но настолько завораживающая, что сначала в нее было сложно поверить, а потом невозможно оторваться.

Я всё съела с большим аппетитом, хихикнув от мысли о том, что мне достался идеальный мужчина, который готовит явно лучше меня самой, но решила помочь хоть в чем-нибудь, когда сползла с постели, чтобы помыть за собой посуду и закинуть в стиральную машину простыни и покрывало, которые были слегка в крови.

Слабость в ногах от яда уже прошла, но теперь они самым натуральным образом дрожали от физической нагрузки прошлой ночью, отчего первое время я старалась страховать себя, держась за стенку, хотя в целом после осмотра квартиры я смогла ходить почти нормально.

Мне нравилось здесь.

Солнечный свет заливал всё пространство квартиры, где было настолько свободно и тихо, что для меня было непривычно.

Вернувшись в спальню, я обнаружила за стенкой сразу за кроватью самую настоящую гардеробную, в которую вошла, присвистнув.

А Карат был тем еще модником!

Десятки костюмов висели аккуратными рядами. На вешалках по одной были развешаны рубашки. В коробках внизу стояла обувь от классических ботинок до кед. Часы, галстуки — всё было разложено настолько педантично и красиво, что страшно было лишний раз развернуться и нарушить это великолепие своими неловкими руками.

Зато в выдвижных ящиках я нашла то, что пригодилось и мне — оставшейся без какой-либо одежды в принципе, — футболки и свободные штаны.

Я надевала их с особенным трепетом, потому что каждая вещь здесь пахла Каратом.

Уже возвращаясь обратно в гостиную в ожидании услышать звук его шагов, я увидела на низком журнальном столике небольшую записку. И лежащий рядом с ней ключ.

«Моя детка. Отныне эта квартира и твоя тоже. Возьми ключ. Приходи сюда в любое время, когда тебе станет невыносимо дома или захочется быть ближе ко мне. Твой Кадьяк».

Сначала я улыбнулась, взяв ключ в руки.

Но чем больше читала эту записку, тем страшнее мне становилось.

Я выучила ее наизусть за пару секунд, стараясь читать с разной интонацией, но легче не становилось!

Почему мне казалось, что он прощается со мной?..

Сердце тут же загрохотало и заныло, когда я села судорожно на край дивана, потому что ноги подогнулись.

В голове так и звучали его слова, которые он произнес ночью: «Это всё началось с меня, детка. Мной и закончится…»

Карат не тот, кто будет сидеть и ждать.

Он будет действовать. Даже если это будет во вред себе.

В последнем я уже не сомневалась, подскочив и заметавшись по квартире в судорожных попытках понять, что же мне делать дальше и куда бежать, чтобы отыскать его, пока он не совершил чего-нибудь очень жуткого!

Боги… как я смогу жить теперь, если с ним что-нибудь случится?..

Сердце грохотало, отдаваясь в висках, когда я упала на колени, обхватывая грудь руками, потому что задыхалась. Рыдания рвались наружу, душа меня, от безумных, но таких реальных мыслей о том, что он не пожалеет себя. Он отдаст себя врагу, чтобы только узнать… или спасти всех нас!

С трудом поднимаясь, я металась, словно раненый зверь в клетке, и молилась, молилась, молилась так горячо и отчаянно, как еще никогда в своей жизни!

— Ты не можешь оставить меня сейчас! Не можешь жертвовать собой, когда стал мне так дорог и необходим!

Я кричала, не боясь разбудить соседей и подскочив, когда из глубины дома раздалась музыка.

Это был сотовый телефон Карата, который он, конечно же, оставил дома!

Надежда была совсем крошечной, что это мог быть он, и она умерла так же быстро, как родилась во мне за доли секунды, когда я увидела на экране, что это звонил Сапфир.

— Вы с ума там сошли?! — зашипел мужчина слишком приглушенно и явно скрываясь, стоило мне только нажать на экран с зеленой телефонной трубкой. — Отец рвет и мечет с самого утра! Возвращайтесь скорее, пока он тут…

— Ты с кем там шушукаешься?! — раздался громогласный голос отца, как всегда настолько громкий и низкий, что я по инерции отодвинула трубку от уха, чтобы не оглохнуть. — Ну-ка дай сюда эту хрень, я им сам всё скажу!

В телефоне что-то заскрипело — очевидно, оттого что папа всё-таки вырвал из руки Сапфира телефон и вот теперь очень сильно старался не сломать его в своей ручище, как это было уже не один раз до этого.

— Значит так, мать вашу вшивую об лед!..

Папа даже не говорил — он рычал сквозь зубы, а я дрожала от страха, но не за себя.

Смотрела огромными глазами вперед, понимая, что слезы паники и бессилия текут по щекам, а я не понимаю ни одного слова, которые кричал разъяренный отец: мало того, что я пропала, так еще и осталась где-то у Карата.

Он всё кричал и кричал, угрожал топором и описывал, как и что будет вырывать, когда я всхлипнула и на другом конце связи повисла гнетущая тишина, от которой стало лишь еще хуже.

— Дочка?..

Голос отца стал моментально хриплым от переживания, а я ничего не могла выдавить в ответ, потому что рыдания стояли в горле, топя слова в этой соленой воде.

— Милая моя, что он сделал с тобой? Этот упырь обидел тебя?! Дочь!

Рыдания душили меня, а слезы застилали глаза, когда я едва смогла прошептать:

— …Пап, умоляю… Спаси его!

— Пап, что там? — Думаю, отец изменился в лице, потому что голос Сапфира на заднем плане был хмурый и напряженный. — Включи громкую связь! Дай мне телефон, пап!

Снова что-то зашуршало, а потом раздалось сразу несколько голосов, которые что-то бормотали и, кажется, пытались понять, что происходит.

— Дружище, что с тобой? — даже голос Сумрака, который, очевидно, был рядом, звучал непривычно встревоженно и напряженно. — Дочка, что там у вас происходит?

У меня дрожали руки, пока я прижимала телефон к своей холодной мокрой щеке, стараясь рассказать и не разрыдаться еще сильнее.

— Карат ушел.... Я боюсь, что он пошел, чтобы специально оказаться в руках врага. Снова.

Сапфир смачно выругался, но тут же раздался его голос:

— Где ты сама?

— Точно не знаю. Где-то на окраине города.

— Возвращайся домой, дочь, — голос папы так и остался хриплым и взволнованным, отчего мне стало еще хуже. — Здесь решим, что делать и как быть дальше.

— Сможешь найти дорогу домой? — снова заговорил Сапфир. — Или позвонить Райли, чтобы он забрал тебя?

— Скоро буду, — коротко отозвалась я, отключая телефон и пытаясь вернуть хотя бы долю своей выдержки и силы воли, чтобы помочь моему Карату.

Я весь этот чертов мир переверну, но найду его!

Живым!

Поспешно вытирая слезы, я искала в себе злость и ярость, чтобы действовать быстро и скорее вернуться домой.

Нельзя панике взять верх над собой.

— Плакать буду, когда найду тебя, — пробормотала я себе под нос, вылетая из квартиры с его телефоном и ключами. — И сломаю нос для начала!

Боль в теле была моментально позабыта, когда я летела босоногая и растрепанная по длинному коридору, наплевав на лифт и сбегая по лестнице быстрее, чем это мог сделать этот механизм.

— Доброго дня, леди! Могу я вам чем-либо помочь?

Черт!

Я затормозила уже у порога, услышав за спиной вежливый и теплый голос того самого мужчины, который встречал нас вчера на том же месте и предлагал вызвать врача.

По всей видимости, я и сегодня выглядела не слишком хорошо, судя по тому, как он окинул меня хоть и цепким, но очень вежливым взглядом, очевидно тут же отмечая, что я была облачена явно не в свою одежду.

Боги! Если бы только он мог чем-нибудь помочь!

— Благодарю! И простите за этот вид, — скованно пробормотала я, потому что мужчина был на самом деле милый, в душу не лез, но волновался за меня совершенно искренне. — Со мной всё в порядке. Не подскажете, вы не видели сегодня Кар… мистера Бэрингтона?

— Он вышел рано утром, леди. И пока не возвращался. Но машину не брал, она стоит в гараже.

Эти слова еще больше подтвердили мои жуткие мысли.

Едва ли Карат вышел просто прогуляться, не желая мешать моему сну!

— Спасибо, — коротко кивнула я мужчине, заторопившись вперед и стараясь не нестись хотя бы возле дома, где наверняка должны были быть камеры видеонаблюдения.

Быстрым шагом я пронеслась через асфальтированную дорогу, останавливаясь лишь на пару секунд, чтобы глубоко втянуть в себя воздух и своим звериным чутьем определить, где же я могла быть относительно своего дома.

Думаю, Карат не зря выбрал именно этот дом.

Через пару сотен метров по пустынным дорогам начиналась линия леса, где легко можно было скрыться от чужих глаз.

Родной лес!

Я летела вперед быстрее ветра, пытаясь выстроить в своей голове цепочку, по которой можно отыскать Карата, понимая, что без Нефрита в этот раз нам придется нелегко, когда неожиданно услышала странный звук.

Тонкий, едва заметный, но настолько раздражающий, что у меня в буквальном смысле свело челюсти.

Что это было?..

Я остановилась, напряженная и сосредоточенная, прислушиваясь своим чутьем, но не замечая ничего странного.

Я чувствовала людей далеко от себя.

Чувствовала зверей в лесу. Но ничего и никого, кроме этого.

Знала, что мне не могло послышаться, потому что тело отреагировало быстрее разума, покрывшись нехорошими мурашками, но не было времени рассуждать об этом.

Побежав снова, я не успела сделать и пару шагов, с криком падая на колени и судорожно закрывая уши руками, потому что меня словно пронзило стрелой от уха до уха, расщепляя мозг этим жутким звуком, который в буквальном смысле выворачивал мозг наизнанку.

Я кричала, стараясь заглушить это жуткий звук, от которого кровь стыла в жилах, извиваясь на земле… булькнув вкусом крови на языке и теряя сознание.

16 глава

Сознание возвращалось тяжело и нехотя.

Я тащила его изо всех своих силенок, чувствуя себя настолько ужасно, словно меня раздавили, как муравья, а я всё никак не умирала.

Веки были настолько тяжелыми, что я не могла открыть глаза, но даже в этой темноте под сомкнутыми ресницами мир вокруг меня кружился сумасшедшим аттракционом, вызывая жуткую тошноту.

Я была бессильна и распластана, не в состоянии бороться с собственным телом, но пыталась подключить все свои настороженные чувства, чтобы понять, где я и что происходит вокруг.

То, что я не в лесу, стало ясно с первой попытки вдохнуть в себя воздух, который был пропитан сыростью, плесенью и… медикаментами.

Я в больнице?

Напрягая по максимуму свой слух, обоняние и все тактильные ощущения, я услышала, как капает вода, а еще присутствие людей, но где-то на расстоянии.

Они были вооружены и явно очень сильно встревожены.

С каких это пор у больниц такая серьезная охрана?

В этот момент в душу закрались очень большие подозрения, и стало откровенно не по себе, хотя все мои ощущения кричали о том, словно я была после сильного наркоза. По крайней мере, мое состояние очень сильно походило на то, о котором рассказывала Мишка когда-то.

— …А ты действительно очень сильная, синьорина.

Этот приглушенный голос резанул мой слух, но не потому, что в голове моментально загудело, отчего нестерпимо хотелось закрыть уши руками и свернуться в клубочек, а потому, что я уже слышала его раньше.

Мозг был словно пришиблен плитой и едва функционировал, когда я пыталась прогнать из головы дурман и понять наконец, где и когда я уже слышала его.

В клубе!

Картинка, которая взорвалась во мне, была яркой и обладала даже ароматами, которых здесь я не ощущала, словно в какой-то момент оказалась сразу в двух местах.

Мужчина в маске, в которого я случайно врезалась. Он говорил о браслетах.

— Знаешь, до последнего не верил, что ты тоже зверь. Пока не увидел, как ты дерешься.

Я дернулась всем телом от услышанного, теперь понимая очень отчетливо, что я в беде.

В очень большой беде!

— Габриэль?.. — едва смогла прохрипеть я, не узнав собственного голоса, потому что язык заплетался настолько, что слова едва можно было различить. Я фактически промычала.

Но мужчина услышал и понял.

Его смех в ответ был довольно напряженный и обманчиво мягкий, что тут же выдало его удивление.

Мужчина явно не ожидал того, что мы могли о нем что-либо знать.

— Собственной персоной, синьорина.

Я зашевелилась более настойчиво, пытаясь пробудить собственное тело от этой жуткой пелены, но получилось с большим трудом. Я только рухнула откуда-то, понимая, что теперь оказалась на полу, от которого пахло пластиком и чем-то искусственным, но только не землей.

И снова меня скрутило от тошноты, потому что мир вокруг кружился и убегал из-под меня, словно я лежала на полу корабля, попавшего в страшный шторм.

— За это прошу прощения. Не люблю причинять боль и вред девушкам. Особенно таким красивым. Но я должен был поймать тебя — без вариантов. Скоро станет легче. Хотя, должен признаться, твоя сила и упрямство завораживают меня. Я проверял эту штуку на мужчинах-зверолюдях, и никто из них не смог прийти в себя так быстро, как ты.

Это жуткое откровение словно придало мне сил, заставляя собраться и найти точку опоры в сумасшедшем мире, где всё было против меня.

Я пыталась расслабиться, чтобы отыскать нужное равновесие в себе и наконец приручить собственное тело.

Вышло не сразу, но, по крайней мере, мне удалось приоткрыть глаза, увидев сквозь пелену ресниц, что я лежу на белоснежном гладком полу, от яркого цвета которого защипало глаза. Но там, где он заканчивался, начиналась черная сырая земля, словно в каком-то старинном бункере.

Я лежала на некотором возвышении и не сразу смогла разобрать, что белый пол не заканчивался моей свободой.

Я была в клетке.

Той самой, прозрачной, о которой так нехотя рассказывал Сапфир, отвечая когда-то на вопросы Карата о том, что происходило с ним в лаборатории и как его содержали.

А если это было так и я не обманывалась в своих мыслях, то через равные промежутки времени сюда должны были подавать газ, который ослаблял Бера.

Вероятнее всего, я уже получала свою дозу, отчего самой себе казалась беспозвоночным червем, который только и мог, что извиваться.

Пытаясь безуспешно оглядеться, я понимала, что едва ли смогу сбежать, и не потому, что не смогу найти выход из ситуации, а в силу того, что была раздавлена, словно насекомое.

— Знаю, обстановочка здесь не очень, но ради результата придется потерпеть.

Прямо передо мной оказались две ноги в начищенных до блеска классических ботинках, которые тут выглядели явно не к месту, а затем мужчина сел прямо на землю, показывая себя во всей красе, если так можно было сказать.

Точно. Кадьяк. Пусть и нечистокровный.

Хоть я и была не в состоянии открыть глаза полностью, теперь видела его достаточно отчетливо, отмечая красивые черты лица, светлые глаза и черные волосы, которые могли быть только у представителей моего рода. Вот только он был довольно загорелым и явно худее, чем Берсерки обычно.

— Что вы хотите?..

Габриэль улыбнулся. И пусть его улыбка была такой же обольстительной и чувственной, как у истинного Кадьяка, в ней скрывались злость и та жажда, которые вели его все эти долгие годы к страшной цели — уничтожению Берсерков как рода.

— Мы попытаемся с тобой убить сразу несколько зайцев, красивая. Изучим тебя, как первую девушку из категории красных, которая пришла к нам в руки сама. — Он неожиданно подвигал какой-то длинной узкой пробиркой, содержимое которой было густым и красным. Очевидно, моя кровь. — Но самое главное — заманим твоего суперсильного и мегахитрого мужчину прямо к нам. Пока не знаю, как именно, но он тебя точно найдет.

Боги!

Сердце заколотилось так отчаянно и болезненно, что меня едва не вырвало!

Только не Карат!

— Не смей! — зарычала я, пытаясь снова пошевелиться и подняться хотя бы на четвереньки, как бы нелепо и жалко это ни выглядело. — Не смей трогать его!

Габриэль подался вперед, чуть ли не припадая лицом к стеклянному ограждению клетки, глядя на меня так, словно ценная зверушка показала что-то крайне интересное и интригующее его проклятую душу.

— Просто с ума сойти, сколько в тебе силы, синьорина! Может, не стоило давать тебе ослабляющий яд, чтобы ты обратилась и показала себя во всей красе?

Я возненавидела его всей душой, не видя в его глазах ни капли раскаянья и больше не пытаясь найти оправдание его жутким, не поддающимся объяснению поступкам в том, что с ним случилось в Каменном городе с молчаливого согласия Карата.

Ведь Сапфир тоже через многое прошел, но его душа осталась чистой и не тронутой этой грязью ненависти и недоверия собственному роду!

А еще я поняла, что он ни черта не знал о женщинах-Берах. И это было неплохо.

Оскалившись, я смотрела на него, мысленно рисуя себе желанные картины того, как разорву этого выродка на мелкие куски, раскидаю их по земле, чтобы не было даже места памяти, как бы ни было жаль его мать, которая не заслуживала боли от потери ребенка.

В его глазах были сумасшедшее восхищение и азарт, с которым, я знала, он бы с радостью покопался во мне, чтобы узнать первую девушку-Бера, попавшую в его грязные руки.

Так могут смотреть только истинные маньяки — с той жаждой, алчностью и безумием, которые никогда не получится увидеть во взгляде простого человека. Его огненная кровь Кадьяка вылилась боком и ему самому. И нам.

— Знай я, что это сработает, то забрал бы тебя куда раньше! Пришлось ждать и наблюдать, чтобы убедиться, что твой Кадьяк действительно заинтересован в тебе.

Габриэль показал указательным пальцем на свои глаза, давая понять, что видел эти изменения в Карате, после которых все его сомнения были рассеяны.

— Забавная штука… — Он прислонился плечом к клетке, садясь еще ближе и явно не боясь того, что я могу напасть. — А мои глаза никогда не светились, со сколькими женщинами я бы ни был.

— Такой монстр, как ты, не в силах познать любовь, — прорычала я, на что мужчина только пожал плечами:

— Возможно, ты права, синьорина. Или мое время еще не пришло.

— Поверь, у тебя его осталось крайне мало, — выплюнула я, по крупицам собирая свою раздавленную силу и способность мыслить, делая это так, чтобы было незаметно для него, и пытаясь прощупать ситуацию как можно лучше. — Когда Карат придет сюда, настанут последние минуты твоей жизни.

Габриэль широко улыбнулся, вдруг поворачиваясь ко мне всем корпусом и глядя глаза в глаза, потому что уперся лбом в прозрачную стену клетки.

— Твой мужчина просто идеален во всех отношениях, знаешь?

— Еще как знаю!

— Но хочешь, я расскажу тебе то, что не сможет рассказать больше никто, красавица?

Я только сжала губы, а мужчина заговорщицки улыбнулся, выглядя в этот момент совершенно безумным, когда придвинулся еще ближе, зашептав так, словно боялся, что, кроме меня, его сможет услышать кто-либо еще.

— Ты, наверное, уже поняла, что каждому зверочеловеку в лабораториях присваивают порядковые номера. Ты станешь первой. А твой Кадьяк был нулевой! До того как он попал в лабораторию в 1943 году, велись достаточно посредственные записи в секретных документах. Зверей не пытались изучать, как делаем это мы. Скорее, глупо классифицировали и убивали различными способами, будучи не в состоянии убедить их стать солдатами. Но он! О-о-о, он стал первым прорывом, который всколыхнул науку и всеобщий интерес!

Я всматривалась в глаза этого ненормального человека и понимала, что он болен.

Он был психически не здоров.

— Ты знаешь, что в первую лабораторию Карат пришел сам? Жаль, в сухих отчетах тех времен не осталось упоминаний о том, что он сказал! Только день первого его появления, а затем десятки листов, в которых лаборанты пытались посчитать убытки перед своим высоким начальством, потому что он уничтожил совершенно всё!

Габриэль хмыкнул как-то восторженно, заставляя меня внутренне поежиться от его безумия.

— Много месяцев он делал так, чтобы его якобы ловили и доставляли в лаборатории, пока глупые люди не подозревали, что он — другой, не тот, кого удавалось поймать, когда чаще всего это оказывались простые люди, только очень крупные. Никто не подозревал о его мощи и силе, пока не становилось слишком поздно соображать, что все эти укольчики со снотворным на него совершенно никак не действовали. Прошло не меньше чем полгода, прежде чем началась паника и врачи стали подходить с большой осторожностью к тому, как удерживать зверолюдей в своих цепях. У меня до сих пор лежит папка, где я собрал всё, что только смог найти о Карате! Даже отрывок кинопленки, где смогли запечатлеть, как он останавливает танк, разрывая его затем руками. За то время он в одиночку смог разгромить почти двадцать секретных лабораторий и убить тысячи тех, кто там трудился. Один!

Я притихла, слушая внимательно и, признаюсь, с дрожью восхищения и боли, потому что действительно этого не мог знать даже мой отец, который считал, что Карат уходил ночами, чтобы разведать, куда идти дальше.

— Знаешь, кто стал первым врачом, который смог поймать неуловимого и страшного зверочеловека?

Габриэль потыкал в свою грудь, широко улыбаясь:

— Мой дед!

— Твой дед был сам тем, кого ты называешь зверолюдьми. И он сгорел бы от унижения и стыда даже в земле за своего внука со дня твоего появления на свет! — прорычала я, на что мужчина словно споткнулся в своем рассказе, значительно поубавив восторг и, я бы даже сказала, возбуждение от того, что рассказывал.

— Возможно, ты права, красавица… Меня воспитали люди, которые не отрицали моей второй сущности, и благодаря им я всегда хотел быть только человеком.

— Даже когда мечтал увидеть себе подобных?

Глаза Габриэля сверкнули яростно и тяжело, даже если он сохранил видимое спокойствие, когда кивнул мне в ответ:

— Особенно когда вернулся от вас едва живым.

— Зря тебя не убили!

Он хмыкнул, принявшись теперь разглядывать меня со своим жутким интересом истинного маньяка, как могут осматривать бабочку коллекционеры, прежде чем проткнуть ее иглой.

— Твой Карат стал открытием в мире зверолюдей, синьорина. С него началось настоящее изучение и осознание силы и власти этих странных существ в мире хрупких людей. Как думаешь, ты сможешь стать прорывом нашего времени? Твоя кровь откроет много новых тайн для нас?

— Моя кровь убьет тебя, как только Карат появится здесь!

— Ах да! Твой Карат! — То, как улыбнулся мужчина, мне вовсе не понравилось, и я напряглась, стараясь понять степень своего состояния сейчас, когда уже могла сфокусироваться на происходящем и трезво оценить, что меня окружало.

Это определенно было какое-то подземелье.

Возможно, действительно бункер, но явно не нового образца.

И он был буквально напичкан людьми, чьи нервы были натянуты как стрела в ожидании собственной неминуемой смерти.

Они ждали Карата…

— Как думаешь, как быстро он сможет найти тебя, мм? Ведь вы научились очищать свою кровь и без вмешательства лабораторий, верно? Его горящие глаза — это какая-то особенная связь между самцом и самкой или просто факт того, что вы весьма горячо переспали?

Великий Праотец!

Дай мне сил и выдержки, чтобы убить его первой!

Перегрызть эту глотку, чтобы он захлебнулся собственной дрянной кровью!

Так и не дождавшись от меня ответа, как бы пристально и задорно ни смотрел, Габриэль только выдохнул, заговорив снова, словно до меня ему было попросту не с кем поговорить и вот теперь он никак не мог заткнуться!

— Первые опыты я проводил на себе, чтобы понять, как именно это будет действовать на вас. Признаюсь, что было мало приятного, хотя после издевательств дружков Карата мне уже ничего не страшно, а наука всегда требует смелости и упорства. Первым делом я научился чистить кровь, чтобы связь с остальными представителями вашего вида рвалась сразу и навсегда. Но вам удалось сделать это в полевых условиях, и скоро я узнаю, как именно. Знаю, что и ты, и Карат очищены, поэтому найти тебя будет для него сложнее, но на то он и нулевой, чтобы в очередной раз поразить мое воображение!

Очевидно, заметив, как я пытаюсь осмотреться, он широко улыбнулся снова:

— Над нами три этажа, синьорина. Триста человек вооруженной охраны на третьем этаже, которые станут фаршем. Черный легион из людей на втором этаже, призванные попытаться остановить твоего возлюбленного. И Черный легион из вам подобных вокруг нас, которые станут завершающим этапом в ослаблении нулевого. Ах да! И еще вот эта неприметная штучка!

Габриэль повертел в руках какой-то предмет, внешне похожий на сигарету, на что я нахмурилась, не понимая, что это, а он пожал плечами, поднося его к губам и дыхнув, отчего раздался сигнал, который обрушился сотнями жалящих игл на мой мозг, что только-только начал пытаться прийти в себя.

Тот самый, который подкосил меня в лесу, отбирая все силы и сознание.

Я пыталась не застонать вслух, снова сворачиваясь клубком и понимая, что от этого секундного звука меня откинуло в то состояние, в котором я очнулась здесь.

Всё было просто ужасно!

Но теперь я с содроганием и ужасом думала о другом — Габриэль такой бесстрашный лишь только потому, что понимает: эта штука подействует и на Карата, подкосив его, как еще никогда и ничего до этого дня!

— Сногсшибательная вещица, правда? Еще даже толком испытания не прошла, а уже такой эффект!

Лишь теперь я поняла, почему этот сигнал не действует на него самого, хотя было очевидно, что это смерть для любого Бера, если свистеть чуть больше минуты.

Этот чертов псих просто закрывал себе уши какой-то ерундой, часть которой можно было увидеть, наподобие наушников!

Воистину всё гениальное — просто.

— Однажды я увидел программу, в которой рассказывали о специальных звуковых приспособлениях, которые устанавливали ученые вдоль береговой линии, чтобы предотвратить выброс китов на сушу, где они погибнут. И вдруг эта идея показалась мне очень интересной. А затем я вспомнил, что в сельском хозяйстве используют звуковые генераторы небольшой мощности, которые издают низкочастотные волны, отпугивающие грызунов, и понял, что, очевидно, у каждой группы животных есть свой особенный звук, который может быть полезен в борьбе с ними. Как видишь, нашлись эти звуки и для медведей.

Думаю, не в меру общительный Габриэль смог бы рассказать еще много чего, если бы не звуки криков и выстрелов, которые раздались откуда-то сверху, становясь с каждой минутой всё ближе и ближе, на что я дернулась в попытке подняться, замирая от ужаса, а этот чертов псих широко улыбнулся мне, радостно гаркнув:

— А вот и он!

Меня шатало и выворачивало наизнанку, пока я судорожно пыталась собрать все свои ничтожные раздавленные силы в кулак, чтобы закричать так, чтобы Карат услышал!

Закричать, чтобы он бежал из этого места как можно быстрее… А потом поняла, что он никуда не уйдет. Без меня. Потому что и я бы ни за что не оставила его здесь.

Я лучше, чем кто бы то ни было, знала его силу и не сомневалась в ней ни на секунду!

Но это жуткое изобретение психа было страшным и губительным для нас — носителей медвежьей крови.

— Итак, нашему Ромео потребовалось три часа и тридцать семь минут, чтобы отыскать свою Джульетту!

Габриэль улыбался, как истинный псих, ни капли не жалея тех людей, которых отправил на растерзание зверю, заранее зная, что никто не выживет, сколько бы оружия у них ни было, когда тяжелая дверь бункера противно заскрипела, вырываясь из бетонного косяка, чтобы затем полететь с оглушающим грохотом по железной лестнице вниз, прямо к ногам психа.

Нет, он не боялся Карата, даже если он не спеша спускался вниз, обнаженный и кровавый, словно демон смерти, полыхая своими неоновыми глазами в темноте, отчего весь его облик казался совершенно нереальным и устрашающим.

— Интересно, ты считаешь количество убитых тобой людей?

— Пустая трата времени, — сухо отозвался Карат, понимая, что в этом помещении нас осталось трое, а те люди, что еще были живы лишь волей случая, скоро умрут от жутких травм в страшной агонии.

Его глаза цепко сканировали всё вокруг, останавливаясь на мне и замирая.

Я, конечно, предполагала, что выгляжу не самым лучшим образом, но по тому, как черные зрачки моего зверя почти пропали — настолько стали крошечными, — поняла, что всё очень плохо!

— Но тебя я запомню! — прорычал Карат, кидаясь молниеносно вперед, но не успел добраться своей ручищей до говнюка Габриэля, как прозвучал звук, от которого мозги буквально стекали по стенкам черепа, и я закричала.

Не от оглушающей боли, которая скручивала мышцы, а от вида того, как мой великий и сильный мужчина упал на колени, закрывая уши руками, потому что не ожидал ничего подобного.

— И снова ты меня удивил! — Габриэль вальяжно и неторопливо прислонился бедром к столу, на котором стояли какие-то бирки и горел экран небольшого монитора.

— Обычно за это время звучания сигнала зверолюди падают на землю и начинают корчиться в судорогах. Твоя красавица в прошлый раз потеряла сознание. — Он оглянулся на меня, чтобы убедиться в том, что случилось это и сейчас, восторженно присвистнув, когда увидел, что я смотрю на него, пытаясь во взгляде выразить всю свою ненависть и презрение. — Но теперь вижу, что и она не так проста, как может показаться сразу!

— Если ты хочешь меня, то вот он я.

Карат поднялся, а я вслед за ним смогла встать только на колени, глядя умоляюще и будучи готовой завопить о том, чтобы он не смел жертвовать собой.

Это была слишком большая плата за победу!

Невыносимо большая!

К тому же теперь я отчетливо понимала, что дело было не только в Карате.

Габриэль не остановится, даже если получит его.

Ему были нужны все мы. До единого. Он не успокоится, пока не закончит начатое.

— Хочешь обменять себя за спасение дамы сердца? Благородно! Но что, если я скажу, что вы нужны мне оба? Отдашь жизнь своей возлюбленной ради спасения рода Берсерков, которых ты пытаешься безуспешно защитить вот уже как полвека?

Карат зарычал, как бы ни пытался сдержать этот звук, и мое сердце задрожало от обожания и гордости за своего мужчину.

Габриэля буквально распирало от восторга и собственной безнаказанности, когда ему казалось, что он смог найти поводок самому страшному из зверей.

— У каждого, даже самого ужасного монстра есть где-то сердце, которое бьется отдельно.

Я смотрела на Карата и боялась, что он снова кинется на этого сумасшедшего и получит новую дозу страшного звука, который смог подкосить даже самого сильного из всех ныне живущих Беров, но неожиданно Карат усмехнулся, делая это холодно и высокомерно, вдруг чуть выгибая брови, чтобы промурлыкать в свойственной одному ему манере:

— Как же сильно ты прав, Габи. Ведь именно так тебя называет твоя обожаемая мама?

Что-то неуловимо изменилось.

Едва живые люди продолжали стонать и ползать где-то наверху, доживая свои последние минуты страшной и короткой жизни, наверняка моля о скорой смерти.

Габриэль так же стоял у края стола, опираясь бедром. Вот только теперь его плечи напряглись и застыли, словно он получил невидимый удар, которого явно не ожидал.

Каждый из нас понимал, что эти слова Карата были сказаны неспроста.

— Зачем ты вспомнил о моей матери?

Карат пожал плечами.

— Разве не ты заговорил о том, что у каждого монстра есть сердце?

— И твое сердце в моих руках! — зарычал в этот раз сам Габи, на что Карат улыбнулся, показывая свои короткие, но всё такие же острые клыки:

— Как думаешь, а где твое?

Тишина повисла такая, что казалось, словно даже этот затхлый воздух начнет звенеть и ослеплять разрядами от перенапряжения.

…Неужели бабушка Мишки у нас?! Но как?

Габи рассмеялся, делая нервный жест рукой, при этом крепко держа ту самую незамысловатую штуку, которая могла стать смертью для нас.

— Кара-а-ат! Мастер флирта и блефа! Ты думаешь, я поверю тебе?

— Можешь не верить. Тем хуже для тебя.

— Мои люди постоянно следят за ней! — Я видела, что шуткам и расслабленному превосходству Габриэля пришел конец, потому что в каждом его слове сквозила истеричная недоверчивая нотка.

— Ты убрал своих людей, когда мы решили навестить твою маму в Париже.

— Я был там! — рявкнул Габи в ответ, улыбаясь теперь так, словно переиграл хитрого Карата и жутко гордился этим. — В доме, где вы могли бы остаться гостями! Я слышал каждое слово, которое мама поведала вам, потому что это я позволил ей поделиться с вами правдой!

— Я знаю, — кивнул Карат спокойно в ответ, пока мои глаза округлялись от всего услышанного. — Мне жаль, что на долю твоей матери выпали такие страдания. Она сильная женщина.

— И она спокойно осталась дома, когда вы ушли, так и не поняв, что я всё это время был рядом!

— Мы ушли, чтобы дать тебе возможность скрыться, потому что знали, что ты еще появишься на нашем пути. — Хитрый блеск неоновых глаз Карата только раздражал Габриэля, потому что здесь и сейчас рушились все его планы.

— Вы все были в гостинице!

— Не все.

От усмешки Карата Габриэль побледнел.

— У тебя ведь есть возможность посмотреть видеозаписи в режиме реального времени с камер, которые установлены в доме твоей матери. Посмотри и убедись, что там ее нет. Как нет и в самом Париже.

Такого не ожидал никто!

Особенно Габриэль, который вдруг заметался, очевидно понимая, что в этой ситуации Карат не лжет и не пытается вывести его на эмоции, подталкивая к роковой ошибке.

Странно, что он не попытался последовать совету Карата и увидеть собственными глазами, что его матери больше нет в доме, который казался когда-то безопасным и неприступным. Вместо этого он вдруг закричал:

— Мне ничего не стóит убить твою девчонку!

— Как и мне твою мать, Габи, — пожал плечами Карат, чуть прищуриваясь, что выдавало его ярость.

— Думаешь, ты выберешься отсюда живым?

— Я пришел сюда не ради жизни, а с предложением к тебе. Просто хотел быть уверен, что ты меня услышишь и воспримешь мои слова верно.

Габриэля на самом деле трясло от собственной ярости и вместе с тем беспомощности, ведь он прекрасно понимал, что если убьет меня и Карата, то не сможет найти свою мать настолько быстро, чтобы спасти ее из лап ненавистных зверолюдей.

— Что ты хочешь от меня? — прорычал мужчина, в этот раз не понимая, что при всей своей похожести на людей в душе он был таким же зверем, как и мы.

Он был Кадьяком.

И его кровь, пусть даже не чистая, могла гореть и полыхать от эмоций, сметая в душе все устои и преграды, навязанные человеческим обществом.

— Справедливого боя. Все твои силы против наших сил.

Карат был серьезен как, пожалуй, еще никогда на моей памяти, отчего мурашки рассыпались по моей холодной коже.

Габриэль рассмеялся.

Отрывисто, нервно. Но надменно.

Окидывая взглядом Карата, он изогнул брови, протянув:

— А ты и правда сумасшедший. За моей спиной стоит целая армия и есть вот это!

Он показал эту штуку, которая пока молчала, давая нам время передохнуть и набраться сил.

— А у нас есть Палачи, — хмыкнул Карат.

Я не была уверена в том, что Габриэль представлял, кто это такие и на что способны эти ребята, даже если они были у него под носом под видом простых Беров. Но в чем я была уверена, так это в том, что этот человек не способен понять благородные порывы и смело идти в бой, как предлагал Карат.

Видя, как этот псих потянулся к ушам, я закричала Карату, прежде чем упасть снова на пол, захлебываясь кровью:

— БЕГИ!

Боль была такой оглушающей и жуткой, словно внутри меня пустили мясорубку, которая перемалывала внутренности, кости, мозг, превращая меня в бесхребетное создание, способное чувствовать только ее. Боль.

Но страшнее было видеть сквозь тяжелые, мокрые от слез ресницы, как Карат упал тоже, закрывая уши руками, и кровь текла тонкими багровыми струйками из его рта и ушей.

Ну вот и всё…

Наша сказочная немыслимая любовь была такой короткой, но такой сладкой. И я была рада только одному — что мы умирали вместе, пусть даже не в силах держать друг друга за руки.

Сознание уже покидало меня, и я силилась не закрывать глаз, чтобы видеть его перед собой до самых последних секунд, когда неожиданно проскользнула какая-то темная фигура, и Габриэль в ту же секунду улетел с поля видимости в какой-то неестественной позе, словно его дернули назад, как марионетку.

Никто из Беров не смог бы даже близко подобраться к нам, не упав подкошенным и не захлебнувшись собственной кровью и, кажется, даже мозгами, которые могли бы вытечь из ноздрей.

— Ненавижу пиздоболов! — услышала я до боли знакомый голос, но застонав не от облегчения, а от страха, что его здесь никак не должно было быть!

Райли!

— Пацан, мать твою… — прохрипел Карат, пытаясь подняться, но безуспешно. — Какого хрена? Уходи отсюда скорее, пока…

— Спокойно, дядя! Мы же в одной команде маньяков, помнишь? А мы своих маньяков на растерзание психам не оставляем!

Я бы рассмеялась сквозь слезы, если бы только могла, пока не в состоянии отодрать себя от пола, на котором красными пятнами растекалась моя кровь, сквозь мокрые ресницы различая, как Райли, облаченный во всё черное, подняв Карата с пола, потащил его в мою сторону.

Не знаю, откуда у него хватило сил на это с учетом габаритов моего мужчины. Я вздрогнула всем телом, когда неожиданно где-то сверху раздались голоса, которые говорили быстро, сухо, собранно и, очевидно, в какие-то очень тихие рации:

— Омега, Браво, зачистить периметр.

— Омега — принято.

— Браво — принято.

— Спокойно, народ! Это мой брат и его парни! — Райли приподнял маску, улыбаясь нам и осторожно прислоняя Карата спиной к прозрачной стене клетки. — Они знают, что делать.

Тут же полумрак большого промозглого помещения осветили красные лазеры, и десяток крепких мужчин в черных облачениях стали двигаться быстро и слаженно, словно были единым организмом.

— Сейчас свяжу этого придурка…

— Полегче, парень! — Даже несмотря на свою слабость, Карат вцепился в руку Райли мертвой хваткой, не собираясь его отпускать в сторону Габриэля, который, очевидно, был ранен, потому что я отчетливо ощущала запах крови даже через плотные стеклянные стены клетки.

И это была не человеческая кровь.

Карат не мог предупредить парня о том, что этот псих опасен, и не только тем, что в его шальной голове. Он мог обратиться в медведя и смертельно ранить безрассудно отважного Райли.

— Мы с ним потом разберемся. Сами.

Когда к нам подошел один из мужчин, лицо которого было не видно за маской, я поняла, что это и есть брат Райли. Как?

По запаху, который был так похож на запах тела Райли.

— Пригнитесь!

Скомандовал он быстро и явно со знанием дела, что Райли сделал сразу же, при этом потянув ближе к полу и Карата, чтобы не словить шальных пуль, потому что Ридли выстрелил прямо в клетку.

— Пуленепробиваемая. Умник, ты мне нужен на первом этаже. Сейчас.

Только сейчас я поняла, что где-то в шлемах мужчин были встроены микрофоны и динамики, позволяя им беспрепятственно переговариваться между собой, не таская в руках никаких шумящих и хрипящих раций.

— Брат, значит? — улыбка Карата была слабой, но на удивление искренней, когда он смотрел на мужчину, запрокинув голову, не пытаясь убрать его руки, когда тот присел на корточки, повернув его за подбородок, очевидно пытаясь понять степень поражения и его характер, проговорив:

— Держитесь? Скоро вытащим вас из этой дыры.

Скоро подлетел еще один человек, и Ридли кивнул:

— Нужно открыть эту дверь.

— Сделаю.

Эти ребята работали так слаженно и быстро, что, думаю, это оценили бы даже Палачи, потому что до них я еще не видела ничего подобного.

Они не останавливались ни на секунду, постоянно докладывая друг другу обстановку.

— Альфа, третий этаж чисто.

— Принято.

— Альфа, второй этаж зачищен.

— Принято.

— Альфа, спускаемся к вам.

— Браво, ожидайте нас на улице. Готовьтесь.

— Альфа, принято.

Кажется, Ридли был здесь главным. По крайней мере, все отчитывались именно перед ним.

Только размышлять об этом я больше не могла, когда тот самый Умник смог открыть шифрованную дверь, и я в буквальном смысле рухнула в руки Карата, жадно вдыхая аромат его тела и крови, чтобы обнять изо всех своих сил, которых осталось так мало.

Живой!

Боги!

О бóльшем я и не могла мечтать, хватаясь за него и запуская пальцы в волосы, чтобы больше не отпустить от себя!

Укусила бы даже, если бы только могла!

Говорить не смогла тоже, но знаю, что Карат слышал, как колотилось мое сердце.

Потому что его колотилось так же.

— Покусаю тебя, девчонка! Дай только в себя приду! — выдохнул он в мою шею, сгребая руками и прижимая к себе так, что мне стало нечем дышать.

— Взаимно!

— Альфа, объект двигается.

— Черт!

Кажется, мы все одновременно поняли, о каком объекте идет речь, когда Габриэля не оказалось поблизости.

Он был Бером или червем?

Как ему удалось пробраться сквозь три этажа вооруженных парней Ридли?

— Птичка, в каком направлении? По этажам?

— Он на одном уровне с вами. Уходит восточнее. Вероятно, где-то есть ход, который вы не видите.

— Альфа, работаем, — кивнул Ридли своим парням, которых здесь было два десятка, в одинаковой черной одежде и с оружием с лазерным прицелом.

— Оставьте его, парни. Пусть уходит, — выдохнул Карат, приваливаясь головой к стене клетки.

Кажется, все были слегка в шоке от услышанного. Кроме Ридли, который быстро кивнул в ответ, тут же проговорив:

— Птичка, наблюдай, но не трогай.

— Альфа, принято.

Мужчина сел перед нами на корточки, теперь убирая маску вверх и наконец показывая себя.

Райли был очень похож на своего старшего брата: то же красивое миловидное лицо, чувственная линия губ и наверняка такая же очаровательная улыбка. Только у Ридли были темные глаза. Почти шоколадно-карие. И взгляд пронзительный и цепкий, что говорило о том, что мужчина пережил достаточно за свою жизнь.

— Вы как? Идти сможете? Нужно двигаться дальше.

Я даже тела своего толком не чувствовала, только протянула руки Райли, когда тот склонился надо мной, чтобы поднять, как Ридли склонился над Каратом, подхватывая его своими крепкими руками.

Шаги на улицу были самой настоящей пыткой, но, глядя в неоновые глаза Карата, я была готова совершенно на всё, лишь в ту минуту понимая, что их видят и эти мужчины, отчего-то не задавая никаких вопросов и даже не пытаясь покоситься на странного огромного мужчину, который был мало того, что обнаженным и сплошь измазанным кровью, так еще и с этим диким, не поддающимся осмыслению взглядом.

— Браво, что у вас? — проговорил Ридли, когда мы оказались на последнем этаже и повеяло свежим воздухом, не торопясь выводить нас, пока не убедился в том, что всё в порядке и один из голосов не ответил:

— Альфа, всё чисто. Ждем вас.

— Принято. Мы на подходе.

Оказывается, уже наступила ночь, но в густых сумерках было отчетливо видно парней, которые даже здесь не суетились, а действовали быстро и слаженно. Очевидно, это была далеко не первая операция и они привыкли доверять друг другу.

А еще все они передвигались на мотоциклах.

— Вот держите. Это нужно надеть и быть готовым крепко держаться.

Ридли передал нам форму, похожую на ту, во что были облачены все эти парни, и едва ли мы с Каратом смогли бы сделать это сами так быстро, как было нужно, если бы они нам не помогли.

Я не видела ни одного лица этих мужчин, кроме Ридли и Райли, но была искренне благодарна каждому из них за то, что они не побоялись войти в это место и освободить нас.

— Разделяемся в пары по двое, — снова скомандовал Ридли, надевая на себя маску, скрывающую лицо, и подходя к одному из мотоциклов. — Следуйте по маршруту, указанному Райли.

— Браво — принято.

— Омега — принято.

Лишь когда часть мотоциклов была оставлена и мужчины расселись по двое, я поняла, что это было сделано из-за нас Каратом, поскольку мы едва ли смогли бы самостоятельно управлять этими железными конями.

— Браво, выдвигайтесь вперед, следите за обстановкой, — Ридли кивнул своему брату садиться за ним, что тот сделал быстро и ловко. — Омега, вы за нами.

— Альфа, принято.

Лишь теперь я понимала, что всё было просчитано и продумано до мелочей!

Три совершенно одинаковые группы, в одинаковой одежде, на одинаковых мотоциклах, по два человека на каждом железном коне — если бы за нами была погоня, вычислить, где именно были мы с Каратом, было бы просто невозможно!

Первая группа под названием Браво поехала вперед, видимо, по заранее запланированному маршруту, пока группа Ридли под названием Альфа рассаживалась по мотоциклам, скрывая нас от глаз.

В шлеме было неудобно и непривычно, и я вздрогнула, когда голоса мужчин, которые докладывали обстановку, стали звучать в моих ушах, понимая, что даже этот головой убор оборудован динамиком и микрофоном.

— Альфа, это Браво, у нас чисто.

— Браво, понял вас. Выдвигаемся.

Я улыбнулась Карату, когда меня осторожно подсадили, помогая забраться вторым пассажиром на мотоцикл, обхватывая осторожно одного из мужчин за торс и взвизгивая от адреналина и какой-то феерии, когда послушный железный конь тут же с ревом устремился вперед.

В моей голове раздался смех Карата, когда я поняла, что мой визг услышали совершенно все мужчины в трех группах, но не покраснела, а только рассмеялась в ответ.

Это было похоже на полет!

Что-то совершенно невероятное и завораживающее!

Сердце колотилось в груди от скорости и маневренности этого совершенного стального механизма, когда казалось, что он парит над землей, не касаясь ее, обгоняя заторы из машин, когда мы мчались по городу, и проскакивая на светофор.

— Звезда, впервые села на байк? — услышала я в ушах голос Райли, боясь закрутить головой, чтобы понять, на каком из десяти мотоциклов едет он с Ридли.

— Да!

— И как ощущения?

— Волшебные!

Парень удовлетворенно рассмеялся в ответ, затихая лишь потому, что раздался голос Ридли:

— Птичка, что у нас?

— Альфа, всё чисто. Двигайтесь по заданному направлению.

— Принято. Группа Браво, группа Омега, выдвигайтесь на базу. Дальше мы сами.

— Браво — принято.

— Омега — принято.

— Спасибо за поддержку и прикрытие, ребята!

Мы пронеслись тремя группами по городу с некоторым промежутком времени, не встретив на своем пути никаких преград и опасностей, и сердце забилось быстрее и чаще, когда один за другим байки группы Альфа стали съезжать на лесную дорогу, сбавляя скорость и осторожно пробираясь вперед. К дому.

— Альфа, в паре километров от вас группа людей.

— Это свои, — услышала я голос Карата, понимая, что эту фразу он произнес с улыбкой и облегченным вздохом, потому что до последнего думал, что на потасовке в бункере дело не закончится. И страшно было подумать, что было бы, приди Габриэль со своим чертовым изобретением в наш лес… Выжить смогут только эти ребята, потому что не были медведями.

Я почувствовала рядом присутствие Грома, Бурана и Янтаря быстрее, чем увидела их, ощущая напряженность и готовность нападать, быстро снимая шлем, чтобы показать, что это были мы. И наши верные помощники.

— Ребята, всё в порядке! Все свои! — крикнула я в темноту, и все байки по очереди остановились, а мужчины стали вслед за мной снимать свои шлемы и маски смело и безбоязненно, даже несмотря на то что Бурые Берсерки поражали воображение своими размерами, когда вышли к нам из тени ночного леса.

— Живые! — Янтарь кинулся ко мне первым, сгребая в охапку и едва не уронив байк вместе с парнем, который сидел впереди. — Засранцы! У меня волосы даже на жопе поседели, пока Райли позвонил и сказал, что вы едете домой! Что уж говорить про батю!

Мужчины приглушенно рассмеялись, еще не привыкшие к тому, как могли общаться мои братья, и я покосилась на Грома — Короля земель, на которых мы были сейчас, понимая, что без его разрешения здесь и мышь не проскочит, что уж говорить про вооруженных мужчин. Людей.

Он осматривал их пристально и быстро, не торопясь что-либо говорить и наверняка отмечая, что эти парни не боялись его и держались молодцами.

Но чего я точно не ожидала, так это того, что Гром неожиданно кивнет Ридли, который тоже снял свой шлем, пробасив ему:

— Рад, что ты вернулся, Рид.

— И я, Лесник.

Мужчины пожали друг другу руки, а Янтарь облегчено рассмеялся, махая всем вперед:

— Пошли, мужики! Познакомитесь со всеми остальными! Только не оглохните, когда батя увидит нашу парочку!

Байки были оставлены на невидимой границе между землями Бурых и Гризли, когда я обняла Карата за торс, всё еще чувствуя дрожь в теле от поездки и невыносимую слабость от пережитого, вот только на родной земле всё придавало силы и стойкости.

Я знала, что и Карат нелегко шел вслед за остальными, не торопясь и прижимаясь губами к моему виску с долгим облегченным выдохом.

Теперь мы были дома!

А это означало, что всё самое страшное осталось позади… По крайней мере, на этом этапе.

— Чтоб вас моль почикала по самые яйца! Чтобы вам все дырки тюлени изнасиловали, заморыши вы блохастые!

От гогота мужчин, которые ТАКОГО бурного приветствия явно не ожидали даже в самом страшном сне, я нервно улыбнулась, прижимаясь к Карату теснее и обхватывая его обеими руками за торс в попытках защитить даже от отца, когда тот вылетел к нам из кустов, явно протоптав у порога дома целую траншею в ожидании хоть каких-нибудь известий.

Бледный, взъерошенный, но хотя бы без топора, он кинулся к нам, тут же замирая как вкопанный и едва не сбивая с ног летящего за ним не менее взъерошенного Штиля, оттого что сразу же ощутил, что я вернулась домой в новом статусе.

Статусе женщины Карата.

— ДА Я ВАС!..

— Спокойно, пап! — Не знаю, как Сапфир умудрился проскользнуть под рукой отца, упираясь в его грудь руками и не давая прохода к нам, только эффекта от этого было мало.

— Да я вас всех!.. — неожиданно он осекся, словно получил обухом по затылку и забыл, что хотел сказать, только его глаза распахнулись, остановившись на лице Карата, и наконец раздался раскатистый довольный бас: — Да ла-а-адно-о-о!

Карат только пожал плечами, не убирая рук от меня, когда отец кинулся к нам, сгребая в свои ручища и прижимая к груди, где колотилось его огромное доброе сердце.

— И всё-таки наступил этот день, жук ты хитрожопый!

— День, когда тюлени перечпокали косаток? — криво улыбнулся Карат, явно не привыкший к такому повышенному вниманию, когда вслед за отцом мы оказались в руках Сумрака.

— И это тоже! А это, значит, и есть та самая помощь из города? — отец развернулся к мужчинам, которые благоразумно не вмешивались в разговор больших мужчин, стоя слегка в стороне в ожидании минуты, когда дело дойдет и до них. — Ну, чего замерли, мальки? Солдат ребенка не обидит! Залетайте! Сейчас поляну накроем, хотя без Зои это будет проблематично!..

Я обожала свою семью!

Шумную, вечно голодную, но такую не по-медвежьи гостеприимную!

— Мужики, вы ели шашлык из оленины и хлебные лепешки на огне? — тут же пробасил Янтарь, который во время отсутствия мамы Зои кормил не только себя, но и остальных.

— Нет.

— Тогда устраивайтесь перед костром поудобнее! Сейчас всё организуем!

— Как всё прошло, ребята? — Штиль просто сиял от гордости за своих парней, обнимая и Райли, и Ридли, очевидно находясь в курсе всего происходящего, на что Рид ответил, как всегда, лаконично:

— Быстро.

— Главное, что все целы!

После быстрого душа мы с Каратом присоединились к задорной компании, которая устроились у костра, стараниями Янтаря уже вовсю объедаясь жареным мясом и сырными лепешками. А еще после долгого напряженного дня расслабляясь на медовухе Грома, который принес из своих закромов домашнее пиво на радость всем мужчинам.

Уставшая и разомлевшая, но счастливая, я устроилась за спиной Карата, обнимая руками его торс сзади и упираясь подбородком в его плечо.

Здесь было мое место. Рядом с ним. Прикрывая спину и защищая от всего, что могло прятаться в тени.

— А это лечится? — кивал один из мужчин на поразительные светящиеся глаза Карата, которых он уже не прятал, рассмеявшись на этот вопрос и кивая с улыбкой:

— Да. Большим количеством горячего секса с любимой.

Мужчины шутили, смеялись и очень быстро нашли общий язык, потому что парни Ридли были откровенными и прямыми, что для любого Бера было на вес золота.

— Это основа группы Альфа. Хребет нашей компании, — говорил немногословный Рид, показывая на каждого из бойцов, которые сидели среди Беров, не подозревая о том, кто мы, и не испытывая неловкости, зависти или лишних вопросов. — Здоровяк. Белый. Умник. И Птичка.

— Вообще-то мой позывной Ястреб, но они никак не могут запомнить, — пробубнил недовольно парень с черными волосами и красивыми глазами, на что мужчины снова рассмеялись, пихая его в бока.

Здоровяк на самом деле был здоровяком и напоминал бы даже Бера своими габаритами, но у него были добрые смешливые глаза. Белый был молодым мужчиной со светлыми глазами и пепельными волосами. Умник — высокий стройный парень со жгучим карим взглядом и задорной улыбкой.

— А Здоровяк, потому что много кушает? — улыбался Сумрак, на что мужчина только пожимал плечами, уплетая очередную лепешку с обаятельной улыбкой:

— Нужно много кушать, чтобы поддерживать форму!

— Золотые слова! Наш мужик! — Янтарь светился от удовольствия, что вся его стряпня сметалась почти моментально, даже сгребая своей ручищей Здоровяка, чтобы потрепать его по голове в дружеском жесте.

— У вас отличная команда, парни. Давно не видел такой слаженной работы. — Карат потягивал пиво, улыбаясь мужчинам и всегда держа одну ладонь на моих обнимающих его руках. — Ваша подготовка впечатляет. Бывшие военные?

Рид кивнул в ответ.

Как я успела заметить, он в принципе был не особо разговорчивый и предпочитал наблюдать за всеми, чем участвовать в общем веселье. А еще не пил. Совсем. Только держал в руках кружку.

Но от взгляда Карата было не уйти, когда и ему пришлось отвечать, чуть пожимая плечами и начиная с себя:

— Сначала служил в морской пехоте. Потом в особом подразделении, собирающем разведданные. После полученного ранения был признан негодным к службе и отправлен досрочно на пенсию.

Мужчины притихли. Больше не галдели и не смеялись, расслабленные и довольные, потому что за этими скудными на эмоции, сухими словами Рида скрывалось жуткое прошлое, в котором была боль, был страх перед новой судьбой, была беспомощность перед тем, что ничего нельзя исправить и в какой-то момент ты стал просто не нужен. Как отработанный материал.

— Здоровяк из спецназа. Получил контузию и был направлен старшим инструктором для подготовки новых кадров после длительного восстановления в лазарете. Умник — из подразделения связи специального назначения, получил осколочное ранение в ногу, которая была ампутирована. Для службы стал непригоден по этой причине. Птичка — из снайперов. Пять боевых командировок в горячие точки. Не прошел психологическую подготовку и был «списан». Белый — из саперов. Спас своей профессиональной работой сотни и тысячи жизней солдат, но, когда попал в засаду со своим отрядом, их не прикрыли. Получил ранение и вышел на пенсию подобно мне, раньше положенного срока.

Ридли замолчал на несколько минут, не видя, как Беры смотрели на этих отважных парней, которых потрепала жизнь, оставив когда-то один на один с их проблемами и горечью от пережитого. С уважением.

— Все мы вернулись однажды домой и поняли, что в этой жизни мы лишние. В мирной жизни. Пытались быть как все. Работали консультантами, грузчиками, медбратьями, но так и не смогли стать полезными… не смогли прижиться в этом мире. Тогда дядя предложил создать свой отряд и заняться тем, что мы умеем делать — спасать и воевать. Так вышла наша охранная фирма. Дядя занимается всеми юридическими вопросами, находит клиентов, заключает контракты, а мы охраняем людей, грузы — всё, что требует нашего вмешательства.

— Вы отличная команда, парни, — повторил Карат, приподнимая свой бокал в молчаливом тосте за тех, кто сегодня спас и нас, добавив от души: — Без вас мы бы не справились.

— Обращайтесь в любое время дня и ночи, — кивнул серьезно Рид, чокаясь стаканом с Каратом. — Семья превыше всего.

Мужчины подняли свои стаканы, от души чокаясь с парнями Рида и хлопая их по плечам, а я смотрела на них и не могла перестать улыбаться, ощущая себя такой непозволительно счастливой.

И пускай с появлением Габриэля проблем у нас добавилось. Очень серьезных проблем!

Но в этот день мы были вместе с нашими новыми друзьями, которым верилось так же, как своим. Родным. А это значило, что какие бы преграды и испытания ни ждали нас впереди, было уже не так страшно.

Их преданность и доверие друг другу чувствовались в каждом жесте.

В том, как они заботились друг о друге даже в таких мелочах, как еда и питье.

Возможно, мужчины уже и не замечали этого за собой, а я не могла оторвать глаз, видя, как Здоровяк, беря очередную порцию горячего ароматного мяса, не бросался на него сам, а в первую очередь передавал по кусочку каждому из группы Альфа, начиная с самых молодых — Птички и Умника.

Как Рид и Белый делили пополам лепешки, хотя каждый мог бы взять для себя целую.

Это были мелочи. Но они были такими ценными.

— Оставайтесь у нас, парни! Утром гарантирую завтрак на всю бригаду!

— Если это будет не каша, то мы согласны! — пробасил Здоровяк, который был буквально отражением Янтаря — такой же веселый, неунывающий и вечно жующий.

— Как вы нашли нас? — как бы тихо ни спросил Карат, снова все притихли, превратившись в одно большое ухо, чтобы внимать ценную информацию, ибо таких подробностей не знал даже отец.

— Мы думали, что Звезда вернется рано утром, — слегка скованно отозвался первым Сапфир, имея в виду себя и Райли, которые знали наверняка, куда я ушла и где в итоге оказалась. — Но когда этого не случилось, то стали волноваться. Я позвонил Райли и попросил разыскать ее, пока папа не вернулся…

Папа рыкнул что-то про шпионов хреновых, но всё-таки промолчал, когда следующим заговорил Райли:

— У меня не было возможности уехать сразу утром, пока я не сдал свой пост. Но когда уже выехал из участка, мне позвонил Сап снова и сказал, что Звезда вышла на связь и что происходит какое-то дерьмо, — парень нахмурился, передергивая широкими плечами. — Долго искать не пришлось: я увидел Звезду уже у дороги в лес и последовал за ней, когда понял, что следую за ней не я один…

— Ты видел, как Звезду забирали? — тело Карата под моими руками напряглось, и я погладила его незаметно по груди, чтобы успокоить, наблюдая, как Райли кивнул в ответ.

— Да. Она была без сознания. Я проследил за тем психом, а уж когда углядел, что рядом с ним полно вооруженной охраны, то понял, что без Рида не обойтись, и позвонил срочно ему!

— И ведь нам не сказали ни слова, мать вашу волосатую! — недовольно пробасил отец, не удержавшись, но тут же замолкая, когда рассказ продолжил Рид.

— Брат позвонил и сказал, что семья в беде. Чтобы собрать группу и перебросить ее из города, нам потребовалось два часа. Остальное вы знаете.

— Семья? — с недоуменной улыбкой переспросила я, видя, как Ридли кивнул с полной серьезностью и ответственностью:

— Раз вы семья Штиля, то и наша семья тоже. А семья превыше всего.

Это было девизом и нашей семьи.

…Все разошлись уже под утро, когда костер догорел в третий раз, вся еда была съедена, а домашнее пиво Грома выпито.

Не спали только наши старшие Беры — папа, Сумрак и Карат, обсуждая тихо то, что случилось, и размышляя над тем, что нас ждет дальше, пока я лежала на коленях Карата, больше не стесняясь и не боясь никого и сонно дремля.

— Плохо дело… — Сумрак пригладил аккуратную щетину, хмурясь. — Мало нам было дротиков, теперь еще эта хрень. Что будем с этим делать?

— Будем решать проблемы по мере их поступления, друг мой. Главное, что Габриэль услышал нас и не пойдет на попятную. Будет бой, как мы и хотели.

— Откуда такая уверенность? — даже папа — и тот научился говорить тихо, чтобы не разбудить наших гостей, которых разместили на втором этаже.

— В наших руках гарантия того, что он сделает всё как нужно и придет ровно туда, куда мы укажем.

— И куда же?

— В Арктику.

Папа нахмурился еще сильнее, но в конце концов утвердительно кивнул, распахивая глаза, чтобы зашипеть:

— Ты же не хочешь сказать, что бабушка Мишки гостила всё это время у моего мелкого?!

Судя по тому, как рассмеялся Карат, пожимая плечами, именно так оно и было.

— Жук! И ведь оба молчали, как сушеные воблы! Как ты ее телепортировал к нам?

— Для подобных быстрых дел у нас есть Плутон. Очень быстрый и очень сильный, друг мой, — промурлыкал Карат, а я только сонно улыбнулась, вдруг подумав о том, как обрадуется и удивится Мишка, когда на Крайнем Севере обнаружит не только бескрайний лед, но и родного человека.

— Значит, скоро едем домой?

— Скоро.

…Через несколько дней пришло сообщение от Нефрита о том, что у них всё в порядке, малыши в восторге от снега и ведут себя примерно, а Свирепый с отрядом лучших воинов Полярных уже встретили их на середине дороги. А еще спустя несколько дней — сообщение от Севера, где он рассказал, что Кадьяки готовы выдвигаться к месту сбора в полной боевой готовности.

— Возьму своих парней и отправлюсь пораньше, чтобы расширить и достроить наше общежитие, — улыбнулся Сумрак рано утром в один из дней, собирая часть Гризли и оставляя основную часть на попечение Грома, который должен был привести всех остальных Беров позже.

— Едем домой, — радостно улыбалась я Карату, крепко обнимая его и вдыхая аромат любимого, слыша, как он мягко рассмеялся, запуская пальцы в мои распущенные волосы рано утром, когда мы проснулись в одной постели.

— Соскучилась по льду и холоду, детка? — Его губы опустились на мою шею, целуя горячо и жадно, отчего мое тело тут же отозвалось на эту ласку. — Огонь уже успел надоесть?

— Никогда! — прошептала я, подавшись вперед, чтобы завалить смеющегося Карата на спину, целуя его в ответ. — Не надоест никогда!..


Конец

Загрузка...