Капли корсара

Глава 1

Григорий медленно открыл глаза. В голове шумело, к горлу подкатывалась тошнота, и перед глазами расплывались очертания предметов, словно внезапно кто-то выключил резкость. Ощущения были странные, словно он всем телом провалился в мягкую перину, не имея при этом сил из нее выбраться. Он пробовал шевелить руками, но они лежали вдоль тела, как будто принадлежали не ему. В сознании промелькнули эпизоды прошедшего дня: вот он с Иваном на берегу речки, а это он уже у Семеныча за столом… Он точно помнил, как они засиделись, болтая о всем, что приходило в голову, как поздно легли, продолжая перебрасываться фразами… А потом? Потом провал.

— Где я? — это вырвалось из него непроизвольно так, что он сам испугался, услышав свой голос.

Перед глазами замелькали тени, и из сгустившейся темноты прозвучал уверенный мужской голос: "Не нервничайте. Вам сейчас нельзя беспокоиться. Все будет хорошо". Эти простые фразы сразу успокоили Григория, мысли перестали метаться в голове и он снова уснул.

Второе пробуждение было не таким мучительным. Голова явно просветлела, с глаз сошла пелена, и он отчетливо видел все окружающие предметы. Тошнота больше не беспокоила, ушла, словно ее ни когда и не было. Руки и ноги привычно подчинялись, но все тело казалось ему теперь сделанным из ваты. Слабость не позволяла встать, придавливая к больничной койке. То, что он в больнице, сомнений не было. Его окружали знакомые медицинские приборы. Пучок разноцветных кабелей, огромной змеей повис на крючке кардиостойки. Сам Григорий, был опутан паутиной проводов. Красные, зеленые, желтые, они тянулись к электродам, приклеенным на груди и конечностях. Складывалось впечатление, что у него что-то внезапно случилось с сердцем. Эта мысль с одной стороны его тревожила, но так как он не чувствовал ни какой боли или дискомфорта, не беря во внимание общую слабость, то в общем-то все было сносно и это его быстро успокоило. Первое движение пальцев, включило сигнал монитора, и тот нежно пикая в такт биению его сердца, придавал ему еще больше уверенности, что и на сей раз все обойдется. С ним и раньше пару раз случалось нечто подобное, но Бог миловал, и он легко выпутывался из предлагаемых жизнью обстоятельств. Все это профессионально оценив в считанные секунды, он посмотрел на входную дверь, ожидая появления персонала, потревоженного сигналом кардиомонитора. Дверь бесшумно открылась, и в палате появился доктор, что собственно не трудно было определить по его виду и небольшому бейджу на кармане стандартной медицинской распашонки.

— С пробуждением Григорий Алексеевич. Как Самочувствие, — голос доктора показался Григорию знакомым, и он внимательно посмотрел на него пытаясь вспомнить, где он его раньше видел.

Внешность врача была ни чем не примечательна. Седые волосы аккуратно заправлены под медицинскую шапочку, чуть смуглое лицо, с еле заметным азиатским оттенком, аккуратно подстриженная профессорская бородка. Его выразительные глаза внимательно следили за пациентом, что не могло ускользнуть от набитого годами профессионального взгляда Григория.

"Не суетится. Изучает. Умен. Явно умен" — пролетела мысль в Гришиной голове.

— Ну что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Ян Генрихович, правда, это вы и сами уже знаете и давно прочитали на моей бирке, — и он улыбнулся краешком губ. — На несколько дней я буду вашим лечащим врачом, а затем вы сами разберетесь. Не правда ли доктор? Удивлены? Не стоит. Здесь не стоит вообще ничему удивляться, но об этом чуть позже, а пока покой, покой и покой. Если понадоблюсь, то я буду всегда рядом, — и еще раз, пристально взглянув на показатели мониторов, он тихо вышел, закрыв за собой матовую стеклянную дверь.

" Где же я его видел?" — вновь подумал Григорий, едва закрылась дверь за визитером, но эта мысль быстро ушла. "Он прав. Абсолютно прав. Спать и только спать. Ни кто еще не придумал для человека более действенного лекарства, чем сон" — думал теперь он, уловив едва слышный щелчок инфузомата, погнавшего автоматически в катетер очередную порцию снотворного коктейля, и погружая его в глубокий сон.

Третье пробуждение Григория на больничной койке было приятным, словно он проснулся в воскресный день в собственной постели. Самочувствие и настроение были отличными и если бы не больничные стены, то, наверное, Григорий испытал бы чувство истинного счастья. Едва он пошевелился, в палате появился уже знакомый ему доктор. Ян Генрихович словно ожидал его пробуждения, создав своим появлением атмосферу какой-то магической нереальности.

— Ну-с? — произнес он так, как обычно это делают уверенные в своей силе врачи, настраивая пациента на положительные эмоции с первой же секунды. — Ну-с, — повторил он, — как ваши дела, уважаемый Григорий Алексеевич?

— Насчет дел врать не буду, а вот самочувствие просто превосходное. Так, что, похоже, вашими стараниями я вновь обманул "старуху".

— Вы как всегда точны, выделяя суть явления. Я всегда этому удивлялся, — Ян Генрихович несколько смутился, явно сказав то, что не следовало, чем немало удивил собеседника. — Не обращайте на меня внимания уважаемый Григорий Алексеевич. Просто я немного устал. Было чертовски много работы. Ну да это собственно и не важно. Важнее всего то, что вам стало легче и меня это радует. Еще денек другой и я думаю, что вас можно будет оставить без моего попечения.

От взгляда Григория не ускользнул тот факт, что говорил, все это Ян Генрихович как-то заученно и поэтому выглядело это не естественно, словно он пытался выкрутиться из неловкого положения. Уточняться, что и как Григорий не стал, а просто мотнул коллеге головой в знак согласия и принятых, не понятно за что извинений.

— Можете потихоньку расхаживаться, но не усердствуйте. В вашем положении, как вы понимаете, лучше не спешить. Немного походите и просто полежите и почитайте. Скоро обед. Вас покормят, а потом мы снова немного поговорим. Кстати, книги вон там на полке, — как и в прошлые разы, Ян Генрихович взглянул на приборы и тихо вышел из платы.

"Странно. Где же я его все-таки видел?" — снова подумал Григорий. Еще раз потянувшись и ощутив бодрость в своем теле, он не торопливо присел на кровати и осмотрелся. Палата была напичкана аппаратурой по последнему слову медицинской науки и даже стояла какая-то техника, которую Григорий вообще ни когда не видел. "Да кстати" — вдруг вспомнил он — "а где все же я собственно нахожусь?" Что-то я не приметил таких хором в Завидово, да и Ян Генрихович не помню, что бы обмолвился об этом. Но предупредительность, с которой с ним общался доктор, в очередной раз его просто поразила. Не успел он закончить свой мысленный монолог, как дверь снова открылась.

— Забыл вам сообщить, — произнес доктор, — вас ведь наверняка будет интересовать то, где вы сейчас находитесь. Не правда-ли?

Григорий только и успел, что кивнул головой и с нескрываемым интересом стал всматриваться в лицо врача.

— Рядом с книгами есть небольшая брошюрка о нашей клинике. Так, что если интересно, то посмотрите.

Не успел Григорий задать вопрос, как его, опередив Ян Генрихович, продолжил: "Ну, а привезли вас сюда ваши друзья и скоро вы с ними увидитесь. Отдыхайте"- и доктор снова скрылся за бесшумной дверью.

За плечами Григория, конечно, был огромный врачебный опыт, но он все же был больше теоретиком и сам занимался врачеванием не так и часто. Консультировать, консультировал, но вот так чувствовать своего пациента, как Ян Генрихович он явно не мог и поэтому, еще не разучившись удивляться тому, что не может делать сам, Григорий не мог не отдать должного сноровки этого врача. Он даже где-то в глубине души искренне восхитился этим поистине отлично знающим свое дело человеком. Он вообще был склонен уважать людей, которые могут что-то делать лучше, чем он сам.

Немного размяв ноги, Григорий встал и направился к полке с книгами, закрепленной на противоположной стене палаты. Брошюрка, о которой говорил Ян Генрихович, была явно частенько востребована, о чем можно было судить по ее потрепанному состоянию. Пристроившись в кресле, как нельзя более удобно установленном в углу палаты, он включил небольшой настенный светильник и начал перелистывать страницы. Опытным взглядом он сразу же оценил уровень данного заведения. Спектр навороченных отделений, оснащение, фотографии манипуляционных и операционных залов вызывали истинную зависть знающего в этом толк профессионала. Такое обилие современного медицинского оборудования он видел только однажды, и то в Лондонском госпитале. Но понять из брошюры, где он все же находится, было нельзя. Как не странно, но не было, ни каких фотографий, какие обычно любят размещать на обложках, запечатлевая во всей красе общий вид здания клиники. Нигде ни разу не упоминалось названия, да и просто отсутствовали какие бы то ни было выходные данные. Брошюра заканчивалась внушительным списком известных имен консультантов, но и тут была какая-то несуразица. Все эти люди уже ушли из этой жизни. "Что это? Рекламный ход? Врядли. Для такой клиники это чересчур." — Григорий улыбнулся собственной мысли. "Книжонка-то старая, а я чудак…, но однако, аппаратура и фотографии же современные" — мысли несколько запутались и он почувствовал, что явно устал. Бодрость сменилась желанием прилечь, что он собственно и сделал, положив потрепанную брошюру на свое место. Видимо прошло какое-то время, и он даже успел немного вздремнуть. Он открыл глаза от дразнящих обоняние запахов свежезаваренного чая и еще какой-то вкуснятины. Только сейчас он понял, что голоден и давно уже хочет есть. Было ощущение, что он не ел с момента, как сидел за столом у Семеныча, но эту мысль Григорий тут же отогнал, так как его внимание привлекла миловидная сестра, ловко расставляющая на столике рядом с его кроватью фарфоровую посуду. Она была одета точно так же как и доктор в форменную распашонку, из кармашка которой кокетливо выставлялся краешек белого платка.

— Познакомьтесь. Наша сестра Валентина, — произнес Ян Генрихович, а Валентина, в свою очередь приветливо улыбнувшись, маленькими пальчиками, как-то очень изящно, опустила в белую чашку с чаем ломтик ароматного лимона.

— Пожалуйста, — произнесла она мелодичным голосом, — поешьте. Это вам поможет поправиться.

— Ешьте, отдыхайте, а вечером я устрою вам небольшую прогулку по отделению, — распланировал Ян Генрихович.

— Боже праведный. Какой сервис, — попытался пошутить Григорий. — Если так пойдет дело и дальше, то я готов здесь остаться навечно.

Ян Генрихович и Валентина многозначительно переглянулись и пожелав приятного аппетита, удалились.

Смакуя горячий чай и прикусывая небольшой бутерброд с отменной ветчиной, Григорий вновь задумался.

Глава 2

Вечером, как и обещал, в палате появился Ян Генрихович, вкатив новенькое кресло-каталку с маленьким электроприводом.

— Вам еще рано разгуливать самостоятельно, — объявил он, — поэтому есть смысл воспользоваться этим агрегатом. — Управление здесь простенькое, так что легко разберетесь. Пробуйте и поедем. Я покажу вам наше царство, — все это он говорил с предчувствием веселого развлечения. Он постоянно широко улыбался и явно не скрывал своего предвкушения удовольствия, которое хочет получить от совместной экскурсии.

Сборы получились действительно не долгими. Кресло беспрекословно слушалось малейшего движения сенсорного управления, так, что с ним спокойно мог управляться трехлетний ребенок. Подобной диковины Григорий ранее не видел, но почему бы не покататься, когда тебе это предлагают, тем более что в нем уже разгорелся профессиональный интерес к этому заведению. Где бы он ни бывал ранее, он всегда с большим удовольствием посещал современные медицинские центры. Так было и в Праге, и в Лондоне, и других городах, куда его заносила судьба.

— Ну-с, приступим, — Ян Генрихович открыл дверь и пригласил Григория в большой, светлый холл, — следуйте за мной, что будет не понятно, спрашивайте, я с удовольствием вам объясню. — Для начала я предлагаю заглянуть в наш дендрарий. Вы удивлены? Просто я, как ваш лечащий врач хочу сочетать приятное с полезным и поэтому предполагаю, что глоток свежего воздуха вам будет только полезен. — Не возражаете?

— Нет, нет, что вы. Поступайте, как считаете нужным, я полностью в вашем распоряжении, — Григорий шевельнул пальцем и устремился вслед за врачом, пересекающим пространство холла в сторону очередной стеклянной двери.

Датчики, зарегистрировав их приближение, раздвинули широкие матовые двери и….. то, что увидел Григорий, сложно поддается описанию.

Сразу же за дверями начиналась широкая мощеная дорога в обе стороны полукругом, уходящая вдаль, а за ней начиналась огромная парковая зона с не вероятным разнообразием цветущей и благоухающей растительности. Все это не было бы удивительным, если бы над головой было небо, а не каменный потолок с хитроумным искусственным освещением. Нигде не было видно ни каких опор и поэтому представить, как это все держится и не падает на голову, было вне понимания изумленного Григория.

— Я знал, что Вам это понравиться, — радостно проговорил Ян Генрихович, — все впервые попадающие сюда всегда удивляются, а некоторые спустя даже годы боятся сюда приходить из-за боязни, что весь этот огромный потолок может на них свалиться. Чудаки. — А знаете, — что бы усилить впечатление, произнес доктор, — что над нами еще двенадцать этажей, на каждом из которых такие же огромные парковые массивы, — и он с любопытством взглянул на Григория, ожидая от него ответной реакции.

— Двенадцать? — Григорий действительно попытался себе представить всю грандиозность этого сооружения, но его мысль оборвал, резвящийся, как ребенок Ян Генрихович.

— Да, да двенадцать, вы не ослышались. Двенадцать этажей сверху и еще столько же снизу, так, что мы с вами сейчас находимся в самом центре нашего уникального здания, так сказать, в святая святых. Медицина, как вы сами понимаете, — добавил он многозначительно….

— Уж не о ваших ли садах рассказывала Шахерезада, — пытаясь скрыть свое смущение, с трудом представляя всю грандиозность этого сооружения, попытался спрятаться за шутливым тоном Григорий.

— Вы шутите — это хороший признак. Мне вообще нравятся люди, которые умеют шутить и удивляться. На мой взгляд, такие люди способные оценить идею или восхититься делом рук другого человека соответственно сами способны к созиданию. Не правда ли коллега? — Ян Генрихович как-то исподволь перешел от мальчишеской веселости к философскому настрою в беседе. — Давайте прогуляемся вдоль вон того пруда, я там очень люблю бывать вечерами. Опять удивил?

— Там где нет неба, а солнце заменяют тысячи электрических светильников, наверное, трудно себе представить вечер? — Григорий произнес это с некоторой иронией, но и это "некоторое" точно попало в цель.

— Я не перестаю вами удивляться Григорий Алексеевич. Вы как будто сразу же пытаетесь "зрить в корень". Как вам это удается. Из тысячи вариантов выбрать самый важный и главный?

— Мы не так давно с вами знакомы уважаемый Ян Генрихович, а вы мне отвешиваете такие не заслуженные комплементы. Вряд ли я похожу на всезнающего умника, знающего, где корень. Я, пожалуй, всю свою жизнь только и делал, что его искал, — перебрасываясь фразами, они пересекли мощеную дорогу и углубились в парк.

Григория действительно потрясал окружающий вид. Полное ощущение идиллии с мелькающими в воздухе разноцветными бабочками, стрекозами, качающимися на стеблях осоки, густо растущей около пруда. Ощущение абсолютной реальности и только взор в сторону каменного неба возвращает к мысли, что это все дело человеческих рук, от чего с одной стороны это становиться еще более грандиозным, а с другой несколько утрачивает свою прелесть, размывая краски некоей искусственностью окружающего.

— На счет неба вы, безусловно, правы, — произнес доктор, присаживаясь на скамейке, под кустом цветущего жасмина. — Здесь единственно чего мне не хватает так это только неба, но я вас уверяю, что вечером, когда освещение практически выключается, — доктор чуть понизил голос и стал говорить как-то вкрадчиво, словно делясь с Григорием каким-то очень важным секретом. — Все большие лампы гаснут, верхнее перекрытие становится серым и тогда оно становится похожим на вечернее сумеречное небо, а крошечные светильники, точь в точь, как первые звезды. Я вам покажу его, конечно если вы этого захотите, — говорил он рассматривая маленький островок посередине пруда, на котором два лебедя попеременно расправляли белые крылья.

— Могу ли я вам задать вопрос Ян Генрихович? — спросил Григорий, вдруг почувствовав в душе какую-то не ясную, едва уловимую тоску.

— Да. Безусловно. Спрашивайте. Я готов вам все рассказать.

— Ян Генрихович, — Григорий чуть задумался, — у меня сложилось впечатление, что вы здесь днюете и ночуете. — Неужели для вас работа так важна, что вы не в состоянии выбраться на свежий воздух к настоящему озеру под голубым небом, по которому плывут настоящие белые облака?

— Ну, что я говорил. Вы однозначно "зрите в корень". То о чем вы спрашиваете, мы с вами обсудим чуть позже, но главное это то, что я действительно полностью поглощен своей работой и днюю, как вы выразились, и ночую именно здесь.

— И давно вы так себя мучаете? — Григорий посмотрел на доктора.

— Мучаюсь? Отчего же позвольте вас спросить? Я, уважаемый Григорий Алексеевич не мучаюсь, я живу. Живу так, как могли бы позавидовать миллионы и миллионы людей на этой планете.

— Не сердитесь, не сердитесь на меня ради Бога, я не хотел вас ничем обидеть. Я просто видимо что-то не так понял. Мне показалась, в вашем рассказе о небе звучит какая-то тоска. Вот я и спросил. Так что если что не так прошу вас, меня извинить, — Григорий удивился сам себе, произнося эту длинную фразу. Так витиевато он обычно не выражался, имея склонность к более прямолинейному и открытому общению, однако, с момента разговора с Иваном у него все выходило наоборот. И выходило это, наверное, потому, что он постоянно пытался скрыть от окружающих свое истинные мысли….

— Вы не сердитесь? Вот и отлично. Тогда расскажите мне, как все же держится этот чудо потолок и не падает нам с вами на голову?

— Ну, это совсем не сложно, — Ян Генрихович поднял небольшой прутик, которым начал ловко чертить на прибрежном песке и объяснять Григорию суть дела. — Представьте огромный слоеный торт, в котором коржи — это твердые скальные породы. Это и есть наш потолок, а под ним в более мягких породах сделаны огромные пещеры, оборудованные под наши с вами потребности.

— Так это все в зе-м-ле-е? — только сейчас Григорий понял, что за все время он не видел вокруг ни одного окна. Действительно пришло время удивляться. "Госпиталь под землей, на глубине сотен метров — это уже перебор" — его мысли закрутились и ранее возникшее ощущение тревоги начало активно нарастать так, что он поднявшись на ноги быстро подбежал к доктору и, взяв его за плечо резко спросил: " Где я? Ян Генрихович, где я?".

Не меняя своего положения и не обращая внимания на эмоциональную вспышку Григория, Ян Генрихович, чуть повернув голову в сторону собеседника, тихо произнес: "Почему-то я думал, что ваша нервная система более устойчива, но как вижу, я ошибся, а жаль".

— Вас интересует, где вы, ну что ж извольте. Возвращайтесь в свое кресло, и я вам с удовольствием расскажу, — врач внимательно посмотрел в глаза Григория и тот, подчинившись ему, словно под гипнотическим воздействием, медленно вернулся и сел в кресло, ощущая при этом чувство пристыженности за свою внезапную вспышку. — Если быть точным, — продолжил доктор, — мы с вами определенно находимся на планете Земля, а точнее под землей на глубине около 1000 метров, на так называемом "нулевом" этаже. Как я уже рассказывал, выше нас есть еще 12 этажей и ниже тоже. Если вы думали, задавая свой вопрос "Где", имея ввиду территориально, то это вряд ли, что вам подскажет, да честно говоря, и не имеет здесь ни какого значения. Однако, если все же вас этот вопрос очень волнует, то переадресуйте его вашим друзьям, с ними вы скоро увидитесь, а я…, - доктор задумался, — я так давно здесь, что для меня уже абсолютно не имеет ни какого значения такие понятия как страна, город или какая-то другая территория. — Надеюсь, что и вы это скоро поймете.

Григорий сидел молча, рассматривая, как на противоположном берегу пруда едва покачивается на воде серо-синяя лодочка, а в небольшой березовой рощице медленно прогуливаются две не молодые пары о чем-то весело переговариваясь и иногда бросая заинтересованные взгляды в сторону Григория.

— Ладно, Ян Генрихович, говорите все как есть, если это конечно возможно, — Григорий говорил так, словно за время молчания принял какое-то очень важное решение и теперь готов выслушать абсолютно все, что ему не скажет этот "удивительный" доктор.

— Вы еще не устали от моей болтовни Григорий Алексеевич?

— От чего же, особенно после вашего подробного рассказа о шахте глубиной в 1000 метров, а вернее в 2000, меня теперь интересует любое ваше слово могущее пролить хоть немного света и объяснить мне, как я в нее угодил?

— Григорий Алексеевич, уважаемый, может на сегодня хватит сюрпризов? У нас еще будет предостаточно времени, а сегодня еще немного погуляем и просто полюбуемся на всю эту красоту, а завтра я вам покажу небольшой фильм и я думаю, что все встанет на свои места. Вы не против? Поверьте, так будет лучше.

Григорий однозначно хотел возразить, так как всегда по жизни привык добиваться ответов на поставленные вопросы, но сегодня почему-то он решил отступить от своих правил. Почему? Может жизненный опыт, переборол вечное желание все знать? Может так, а может, нет, но в любом случае сегодня он решил воспользоваться советом доктора и отложить свои вопросы до завтра.

Доктор встал, жестом руки пригласил Григория, и они медленно пошли по одной из аллей посыпанной мелким гравием. Тишина и покой царили вокруг, а постоянно меняющиеся искусно воссозданные картины дикой природы создавали у Григория ощущение щемящей сердце радости. Он и сам не единожды мечтал о чем-то подобном, как он когда-нибудь скроется от вечной суеты и будет вот так же беззаботно бродить по лесным дорожкам, всецело отдаваясь собственным размышлениям. Эти мысли тут же уходили, а ощущение радости заменяло чувство тоски. Окружающую красоту он вдруг начинал воспринимать не иначе, как крепкие прутья у золотой клетки. Смаковать красотами ему явно надоело, а молчать когда в голове крутятся тысячи вопросов, тем более.

— Ян Генрихович, — прервал молчание Григорий, — вы здесь по собственному желанию, или как и я? — Вы что-то раньше слышали о существовании этого подземного рая?

— Вы как всегда в точку. Конечно, слышал, и вы слышали, и все слышали и читали, но вот другой вопрос, а верили-ли? Кто-то да, кто-то нет, но в основном рассматривали как старую еврейскую сказку. Единственная поправка, что ни кто действительно не представлял себе, что он под землей, а описания даны надо, заметить, весьма точные.

— По-вашему получается, что я в р-а-ю? — Григорий изумленными глазами взглянул на доктора, — я что у-ме-р?…..

Ян Григорьевич взглянув на своего пациента, и расхохотался, чем привел в замешательство Григория.

— Вы, вы… — не унимался доктор, — лучше ущипните себя, посчитайте свой пульс или понюхайте, как пахнут вот эти акации и тогда вы наверное сами поймете мертвы вы или нет. — Иногда вы меня, Григорий Алексеевич, — доктор откашлялся, — просто удивляете своей непосредственностью. Почему чуть, что и сразу умер? — Я же предупреждал, что на сегодня информации достаточно, а вы по своей привычке пытаетесь получить все и сразу. Дышите полной грудью умерший, — он снова хихикнул, — и, кстати, нам уже давно пора возвращаться. Не стоит затягивать первую прогулку, а то чего доброго еще чего-нибудь надумаете, но отчасти вы правы, для людей на Земле вы умерли….

….. Очередная доза снотворного и Григорий уснул, как младенец. На этом настоял доктор, беспокоясь, что оставшись один на один, Григорий замучает свой мозг абсолютно не нужными и бессмысленными вопросами.

Глава 3

"Я в раю" — первое, о чем подумал Григорий, открыв глаза. О том, что наступило утро, судить, можно было только по часам…. "Но как такое могло произойти?" — думал он: " Я же грешник. На моей совести тысячи человеческих смертей, а тут рай". В памяти отчетливо всплыла яркая картина Афганских испытаний его "отравы", от чего его сразу замутило. Этот кошмар, который он устроил собственными руками, преследует его уже много лет. Лица, лица, лица обезумевших от страха людей, они снятся ему, он боится их, они заставляют его содрогаться и мучиться, так, словно он сам попал под химическую атаку. От таких кошмаров он просыпается с привкусом противогазной резины во рту и долго потом лежит, пытаясь успокоить прыгающее в груди сердце. Оно и заболело-то в первый раз во время той самой атаки, так словно кто-то невидимый воткнул ему в грудь осиновый кол, острие которого вышло между лопаток жгучей, парализующей болью. Прошло много лет, но до сих пор, он не простил себя, за содеянное… И тут вдруг рай…. А ад? Выходит так, что он на Земле? Перепутали немного православные или…, или кто-то сделал, так, что бы черное казалось белым, а белое черным?…."…и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя".

— "Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое", — цитировал входящий в палату Ян Генрихович. — У вас еще будет время покаяться в своих грехах Григорий Алексеевич, а сейчас нас ждут великие дела, так, что умывайтесь, завтракайте и перестаньте, пожалуйста, хандрить.

У Григория, в который раз возникло ощущение, что его мысли не являются тайной для этого удивительного доктора. Но раз все так сложилось, то почему бы мне не испить и эту чашу? "Договорился, на пафос потянуло" — подумал Григорий.

Свежее белье и завтрак принесла Валентина, она вошла, поздоровавшись и по-хозяйски начала сервировать стол.

— Как вам здесь живется Валюша, если вы, конечно, позволите вас так называть? — спросил Григорий.

— Почему бы и нет. Называйте так, как вам удобнее. Не знаю почему, но все после первой сессии с доктором Шварцем задают мне один и тот же вопрос. Правда еще часто спрашивают о том, как много людей здесь живет. Ведь и вы, наверное, хотели это же спросить. Правда, же?

— Подождите. Это что же тот самый Шварц, который в двадцатых годах возглавлял кафедру психиатрии в Киеве? — выражение лица Григория рассмешило Валентину. — Но ему же тогда….

— Вас разве смущает его возраст? Здесь живут люди и намного старше Яна Генриховича.

— Да не скрою, я удивлен и, пожалуй, намного больше чем вчера. Раз уж начали, так удивляйте и дальше, — Григорий автоматически продолжал размешивать ложечкой сахар, а сам в который раз пытался понять, как это возможно…. Яну Генриховичу сто восемьдесят лет и это, похоже, не шутка. Его работы по психотерапии и гипнозу Григорий с большим интересом изучал в архивах НИИ, за которые его, кажется, и расстреляли в тридцать седьмом.

— Так вы говорите, вас здесь живет много? — Григорий попытался возобновить беседу.

— Сто сорок четыре тысячи и это число неизменно, как только кто-то уходит, то на его месте всегда появляется новый собрат и это — наш закон. Так было всегда с того дня, как только был создан этот мир.

— Если я вас правильно понял, то люди живут под землей около 200 миллионов лет? — Григорий говорил это, не веря сам в то, что произносит. Эти цифры не просто ломали все его представления о жизни, но и приобщали к великой тайне, от осознания которой холодок пробежал по его спине, а руки вдруг стали влажными и холодными. — А как же?…

— Я вижу, что вам не по себе. Давайте все-таки позавтракаем, а уж потом будем разговаривать, — Валентина вышла, оставляя Григория одного со своими мыслями. "Кто они создавшие этот мир? Нужны факты" — думал он.

Часы показывали без четверти девять, когда в палату вошел доктор Шварц.

— Григорий Алексеевич, ваш головной мозг готов воспринимать информацию или так, и будете сверлить меня взглядом, пытаясь вспомнить фото с обложки моей монографии и ей Богу вам нет никакого смысла считать в уме, сколько мне лет, — начал с порога доктор. — Не доверять и перепроверять это удел всякого пытливого ума, но, однако, в подобном случае главное вы правы это факты, а уж потом все остальное.

— Карты в ваших руках, Ян Генрихович, так что…..-Ну и сами знаете, что попытка построить теорию на голом месте всегда провалится, — Григорий приготовился слушать.

— А вы, Григорий Алексеевич, азартны и не терпеливы, но это не страшно, так как эти качества присущи всей молодежи, — доктор присел в кресло и продолжил. Факты, факты. А какие факты вы коллега могли бы принять, как настоящие доказательства того, что я говорю? Что вы хотели бы увидеть или потрогать собственными руками, что бы поверить в сказанное? Ведь истина — это штука хрупкая и не постоянная. Сегодня для вас это истина, а через лет сто скажем, так себе, пшик — недоразумение истории.

Раздалось незначительное шуршание, боковая панель палаты раздвинулась, и перед глазами Григория открылся большой экран.

— Вот вам пульт, — доктор протянул его собеседнику, — меню доступное, полистайте, посмотрите, надоест — сходите в парк, а вечерком я к вам загляну, побеседуем. Не возражаете? А пульт закрепите на запястье, так удобнее. Ну а если понадоблюсь, звоните — и, не дождавшись ответа, Ян Генрихович вышел.

"Интересно, как я это сделаю" — рассматривая миниатюрное устройство, подумал Григорий.

— Ничего сложного, просто подумайте или скажите вслух, — прозвучал из устройства достаточно громкий голос доктора, — эта штуковина может быть пультом, а при необходимости, чем-то вроде вашего мобильникам. — Ну а захотите, чтобы ваши мысли не слышали, тогда просто выключите.

"Техника здесь явно на высоте" — подумал и тут же осекся Григорий. Он еще не привык думать так, что бы ни стесняться людей слышащих его мысли и поэтому тут же нажал отбой. "Что бы дать другим слышать собственные мысли — надо обладать достаточной смелостью. Это, как голому человеку предстать перед благородной публикой, не боясь при этом показать всем изъяны своего не совершенного тела" — размышлял Григорий.

Крутя в руках пульт, который был размером чуть больше пластиковой кредитки, Григорий пытался сообразить, как же его все таки закрепить на руке. Не придумав ничего более оригинального, он повернул пластину поперек кисти, и мысленно представил, как этот супер-прибор будет выглядеть примотанным к его руке скотчем. Только от одной этой мысли ему сразу стало смешно, но прибор видимо мало понимал в юморе и в секунду изменил форму, обхватив запястье удивленного Григория. Получилось что-то похожее на широкий браслет, какие носили обычно Римские гладиаторы. Телевизионная панель на стене тут же включилась, воспроизводя меню по всевозможным научным разделам при этом, настойчиво мигая в разделе древней истории, словно приглашая сделать первый экскурс в глубины веков. Сопротивляться смысла не было, и поэтому Григорий решил смотреть сейчас то, что советует умная техника…….

Глава 4

— Внимание! Всем службам КРАСНЫЙ КОД. Повторяю. КРАСНЫЙ КОД. Членам верховного совета срочно собраться в зале заседаний. Повторяю…, - голос вахтенного офицера громко звучал во всех отсеках корабля….

В зале заседаний, расположенном ниже маршевой рубки, сипя гидравликой, попеременно открывались шлюзы, впуская вновь прибывших членов верховного совета. Вошедшие, не тратя времени на приветственные речи, молча, проходили к круглому столу и занимали свои места. Еще раз вздрогнули двери, пропуская последнего — сорок первого представителя. С его появлением все члены верховного совета встали, выпрямив спины и гордо подняли головы в ожидании слов Амонра.

— То, что сегодня произошло, — начал без предисловий глава верховного совета, с одной стороны можно назвать катастрофой и крушением всех наших надежд, но я все же склонен думать иначе и готов привести свои доводы.

Лицо Амонра на долю секунды приняло выражение полного спокойствия, так что в синем мигающем свете аварийного освещения, оно выглядело словно высеченное из благородного белого мрамора. За многие годы своего правления он не раз попадал, в трудные и казалось безвыходные ситуации. Когда других охватывала паника, и они теряли способность трезво рассуждать и оценивать ситуацию в глубине его души рождалась непреклонная воля способная объединить людей и заставить сомневающихся и не покорных следовать ее порывам. Воля и верховная власть превращали его в человека способного распоряжаться судьбами миллиардов людей населявших галактику. Он был единственным, кто смог возложить на свои плечи груз ответственности за судьбу погибающего человечества. Только благодаря его воле вот уже триcта тысяч световых лет три ковчега несутся в космических просторах в поисках планеты пригодной для жизни и создания новой цивилизации.

— Нет смысла говорить о нашей мечте, но я говорю, так как сегодня по воле случая или провидения мы вплотную приблизились к ней, — по залу верховного совета пролетел небольшой ропот, а на лицах членов совета отразилось недоумение. Их можно было понять. Всего несколько часов назад ковчеги попали под сокрушительный метеоритный шквал. Поврежден грузовой отсек. Вышел из строя маршевый двигатель. Полностью потеряна связь с ковчегами 2 и 3. И вот не смотря на это, глава верховного совета говорит…..

— Я вижу на ваших лицах недоумение, но это… — голос Амонра звучал твердо и уверенно, — но это повторяю только от незнания всей обстановки. Все сейчас только и делают, что подсчитывают наши раны и поддаются паническим настроениям, не утруждая себя повседневными обязанностями, — в голосе главы верховного совета зазвучали металлические ноты. — Кто из здесь присутствующих может сообщить мне результаты последнего спектрального анализа ближайшей галактики? — недоумение на лицах членов совета сменила тревога и полное не понимание происходящего, но зная привычку Амонра говорить только то, в чем он уверен наверняка, члены совета замерли в ожидании.

— По данным проведенного мной анализа можно с полной уверенностью говорить о том, что в районе желтого карлика есть планета, имеющая озоновый слой, кислород и воду, — Амонра сделал паузу.

Зал как будто бы треснул пополам: шумные возгласы, слезы радости, грохот падающих стульев и посреди этой взорвавшейся от счастья толпы мраморное лицо победителя, взирающего со своей высоты на бушующее море человеческих чувств.

Планета, о которой говорил Амонра, была мала и не похожа на Землю покинутую людьми, но выбирать не приходилось. За весь долгий путь проделанный ковчегами им ни разу не встретилась планета, которую можно было бы приспособить для человеческой жизни. Безжизненные звезды, безжизненные галактики, безжизненные и бескрайние просторы космоса это то, что их окружало длительные годы. Многие уже не один раз разуверились в возможности почувствовать под ногами почву и вздохнуть полной грудью, не опасаясь получить молниеносный отек легких…..

……. "Безусловно, я был прав, и еще раз прав предполагая, что жизнь не зародилась в грязной луже, а пришла на землю из далекого космоса" — думал Григорий, всматриваясь в экран, и как губка, впитывая новую для него информацию. "Какой к черту "бульон" и вся эта ахинея про эволюционное развитие. Что собственно развилось? Не видел ни одной мухи, которая в процессе эволюции превратилась бы в слона. А люди? А что люди. Они…" — он на секунду задумался, пытаясь дать самому себе ответ.

Дверь как всегда бесшумно открылась, пропуская в палату Яна Генриховича.

— Вижу, не скучаете, — произнес доктор, кивнув в сторону экрана. — А люди дорогой мой коллега это действительно более сложная история.

— Вы все слышали и опять ковырялись в моих мыслях? — не дружелюбно отозвался Григорий, пытаясь найти на коммуникаторе что-то, что немедленно бы его выключило.

— Ну что уж вы так все близко принимаете к сердцу Григорий Алексеевич, словно кто-то пытается вам препарировать душу. В сущности, ведь какая разница, как обмениваться информацией лишь бы один человек мог понять другого. Не правда ли? Не привычно это действительно так, но это только поначалу, а потом…, - доктор улыбнулся, — даже рот открывать некоторым становится лень. Привычка вторая натура — так кажется, говорили. — Будет вам дуться на чудеса техники. Пойдемте-ка лучше подышим свежим воздухом, а заодно и обсудим волнующие вас вопросы. Не возражаете?

Воздух в парковой зоне действительно был свежим. Перебрасываясь фразами, они незаметно углубились в небольшую аллею, усаженную с обеих сторон раскидистыми платанами.

— Не правда ли красиво? Я люблю здесь гулять и по примеру древних философствовать на вечные темы. К несчастью это не так часто мне удается. За последние три года вы первый новичок в этом раю. Отчего вы не спросите о том, что вас интересует? — доктор шел не спеша, поигрывая небольшим прутиком.

— У меня странное чувство, Ян Генрихович, словно я уже где-то все это видел, — отозвался Григорий. — Своего рода дежавю и это меня несколько настораживает. Хотя не скрою, мне с вами интересно, как собственно интересно и все новое и непонятное, но уж больно, на мой взгляд, вы все затянули. Нельзя ли покороче и поконкретнее? — Григорий остановился, протянул руку к листу платана и ощутил его на ощупь, как будто пытаясь доказать себе реальность происходящего с ним.

— Вы зря обижаетесь на меня коллега за то, что я не вываливаю на вашу голову всю информацию разом. Поверьте не стоит. Ну, представьте на секунду огромную библиотеку, содержание которой вы просите пересказать коротенько. Ведь ерунда получится. Вы согласны?

— Так-то оно так, но…

— Если вы все еще настаиваете, то давайте для начала систематизируем хотя бы, то, что вы уже узнали. Вы не против? Тогда приступим.

Платановая аллея завершалась великолепным японским садом. Небольшие терраски, прозрачный ручей, вокруг которого желтели ирисы, дикие валуны и цветущая сакура все это настраивало собеседников на философский лад и успокаивало душу Григория. Они присели рядом с ручьем так, что стало слышно звук каждой падающей капли разбивающейся о гранитный выступ.

— Как бы ни был устроен этот мир, но его красота и гармония всегда будут будоражить человеческую душу, забирая из нее суету и давая пример истинного понимания этой жизни, — доктор говорил медленно, как умудренный жизненным опытом учитель. Казалось, что он разговаривает сам с собой, забыв обо всем вокруг, кроме покачивающейся на воде белой лилии, на которую он смотрел, не отводя глаз…..

Глава 5

Выводы, полученные Амонра, как всегда оказались точными. Указанная им планета соответствовала всем требованиям для жизни людей. Повторные проверки, зондовые исследования лишний раз были тому доказательством. Радовало и то, что планета была не обжита и поэтому пришельцам из глубин космоса, не нужно было ее завоевывать или с кем-то делить, а ведь это не маловажно для людей утомленных длительным скитанием во вселенной. Созидание — вот на что была теперь направлена вся энергия главы верховного совета. Обустройство новой Земли давалась крайне тяжело. Не хватало рабочих рук. Попытки восстановить связь с потерянными ковчегами была безуспешной, и их судьба теперь мало интересовала Амонра. Главное создать нормальные условия для жизни и работы переселенцев, а это означает как минимум строительство колонии со всей инфраструктурой, что легко сказать, но крайне сложно сделать.

— Мы долго блуждали в космосе, ища пристанища, и надеялись на лучшее, — начал Амонра очередной верховный совет, обводя взглядом присутствующих в зале заседаний. — У нас нет больше Родины. В трудном пути мы потеряли два ковчега и не можем больше рассчитывать на их помощь, так как их судьба нам не известна. Исходя из этого, напрашивается элементарный вывод, что рассчитывать мы можем только на собственные силы. Мы не можем вечно вращаться на орбите Земли. Нужно жить, создавать, строить, но как? Я прошу всех членов верховного совета высказать свое мнение, — Амонра замолчал, вновь обводя взглядом присутствующих. Впервые за многие годы он был не уверен в своих рассуждениях и поэтому не торопился излагать их членам совета.

Верховный совет галактики был странной структурой. С момента его создания в него вошли тридцать представителей, т. е. по 10 человек от каждой населенной планеты, но толку от этой разношерстной публики было очень мало. Единственное, что они умели, так это постоянно спорить друг с другом, доводя порой заседания до полного абсурда. Представители с Африки никогда не соглашались с решениями, предложенными желтыми братьями и тем более не разделяли мнений представителей белой расы с Земли. Только страх перед надвинувшейся угрозой взрыва галактики и воля Амонра заставили непокорных сесть за общий стол переговоров, но этого было недостаточно, и поэтому в свое время Амонра настоял на введении в состав совета 10 лучших умов цивилизаций, надеясь на их помощь. Вот и сегодня он смотрел на них, ожидая помощи в решении столь сложной задачи.

— Слушая вас, предполагаю, что речь идет о посадке на новую Землю нашего ковчега, если я правильно вас понял, — начал разговор, поднявшийся во весь свой трехметровый рост, председатель экспертной группы. Его белоснежная туника резко контрастировала с иссиня-черным цветом кожи. — Если это так, то эксперты считают, что этот шаг явно плохо продуман. Посадив ковчег на Землю, мы надолго лишим себя возможности дальнейшего поиска в космосе, по крайней мере, еще на две, три тысячи лет, а это может быть смертельным для наших цивилизаций. Выходя в космос, мы рассчитывали найти как минимум три планеты пригодных для жизни, по одной для каждой расы. Не предполагаете же вы, что мы сможем жить вместе на одной планете. Мы же абсолютно разные.

Эти слова больно задели Амонра. Конечно, он предполагал что-то подобное, но в сложившейся ситуации слышать это от главного эксперта — все равно, что получить удар ножом в спину.

— Так что вы предлагаете совету, — Амонра умел хорошо маскировать свое внутреннее негодование, — что конкретно думают эксперты?

— Мы считаем, что следует все делать в рамках прежних договоренностей, — прозвучал ответ Африканца. — На новой Земле оставить представителей только одной расы, а оставшимся отремонтировать ковчег и продолжить поиск новых планет в космосе.

По лицу Амонра промелькнула тень разочарования, и он в очередной раз с грустью посмотрел на членов совета. Они не хотели погибать вместе с галактикой и, подчинившись животному инстинкту самосохранения оказались на ковчеге, мало заботясь при этом о судьбах человечества…. "Как, как они не могут понять простой истины, что в одиночку обжить планету ни одна из рас не сможет" — думал он, пытаясь подобрать слова для убеждения этих упрямцев. Еще там, в их далекой галактике, можно было как-то терпеть такие выходки, но сейчас, когда от согласия и общих усилий зависит будущее…. Осложнялась ситуация еще и тем, что практически весь генетический материал собранный усилиями трех планет был утрачен в результате космической аварии. Тяжелые мысли беспокоили Амонра, он искал решение, но его не было, как и не было согласия между членами совета….

….. — Мы заговорили с вами о людях, — доктор взглянул на Григория, — частично мы все являемся потомками тех космических переселенцев, но повторяю только частично, но об этом чуть позже, — доктор перевел дыхание. — Это потом напишут, что Бог создал землю и заселил ее потратив на все про все семь дней, а по сути? По сути это были годы. Годы упорного труда, а люди? Люди всегда были людьми и им были присущи все известные слабости и пороки, такие как стремление к власти, стяжательство, жажда крови, ревность, зависть…. Да, да дорогой коллега все это было, но среди них были и те, кто пытался противостоять вселенскому злу. Не думаете же, вы, что наши предки были добрее или умнее нас. Нет и нет, они просто были разные, разные, как день и ночь и в этом суть того, что происходило на нашей планете во времена ее колонизации…..

В какой-то миг Григорию показалось, что доктор чем-то очень озабочен и оттого выглядел сегодня несколько рассеянным. Он явно пытался что-то донести до сознания собеседника, но почему-то все время останавливался, словно чего-то опасался, а может, был просто не уверен в том, что его смогут понять.

Глава 6

— Что-ж я готов согласиться с мнением экспертов, но тогда сообщите нам какую из рас вы предлагаете оставить погибать на Земле, а какие отправите в неизвестность? — Амонра высказал это с чувством горечи, понимая, что остался один и сегодня потерял лучшего из своих помощников. Смысла молчать больше не было, и он решил привести все известные ему доводы, а если не поможет и это, то тогда…. Мысль о крайних мерах ему была противна по своей сути, но раде будущего он был готов рискнуть всем. Утонченными пальцами мыслителя он набрал на клавиатуре код, и вывел на большой экран зала заседаний таблицу со своими расчетами.

— Смотрите. Внимательно смотрите. Здесь за каждой цифрой человеческая жизнь, и если вас это не трогает то, — он чуть было вслух не произнес то, что постоянно крутилось в его голове, но сумел вовремя остановиться. — Эти цифры убедительно доказывают, что ни одна из рас в отдельности не может создать новую цивилизацию и даже общими усилиями это будет сделать очень трудно, потратив на это десятки и сотни лет. Ваши рассуждения, — Амонра метнул взгляд в сторону Африканца, — просты и понятны даже ребенку. Нет ничего проще, чем воспользоваться уже готовым. Многие так и предполагали. Найти населенную планету, завоевать ее и воспользоваться благами чужой цивилизации, что собственно не однократно было в истории ваших планет: Европы, Африки и Азии. Страх перед стихией вас выгнал с насиженных мест в открытый космос, в который вы несете страх смерти и оставляете после себя разрушенные галактики, — жар с которым говорил глава верховного совета, чувствовался в каждом слове. Его мраморное лицо порозовело, а взгляд жег каждого сидящего за круглым столом. — Но в этот раз у вас не получится убежать от судьбы. Своей властью я приказал посадить ковчег на Землю, — не дав членам совета и доли секунды осмыслить услышанное, Амонра продолжил, — здесь нет трех планет, но на Земле есть три континента, так что, — он улыбнулся краешком губ, — так что называйте их по старой своей привычке, как и свои планеты и созидайте……

Такого поворота событий не ожидали даже самые приближенные к Амонра. Взрыв негодования, беспорядки, бессмысленные пересуды, захват власти, начало новой Земной эры…..

…. — Догадываетесь, Григорий Алексеевич, что было самым трудным для колонистов? Нет? Это, как трем медведям ужиться в одной берлоге. Вы же знаете, что в любой популяции всегда будут лидеры и подчиненные, и обязательно должен быть мальчик для битья, а самое, на мой взгляд, странное, то, что от перемены мест ничего, в сущности, не меняется. Раб становится владыкой, а владыка рабом и оба продолжают искать и бить крайнего. Парадокс. Не правда ли? Казалось бы, человек должен осознать свои ошибки, ан нет, он все время бежит по одному и тому же начертанному кругу.

— Симбиоз чересчур тонкая штука для человеческого разума, — подытожил Григорий. — Но что-то вы опять профессор все ходите вокруг, да около. Догадываюсь, что вас интересует проблема изменения человеческой психики. Я угадал?

— Как всегда в точку. Вашей логике могли бы позавидовать многие мудрецы.

— Не льстите профессор. Я такой же мудрец, как…, - Григорий запнулся. Свет в парке начал медленно гаснуть так, что через минуту очертания каменного купола полностью растворились, превратившись в пустоту, словно над ними раскрылось черное небо.

— Потрясает. Не правда ли?

— Мне это больше напомнило театр, как похоже и все чем вы тут занимаетесь, — но последнее он не произнес в слух, а только подумал, но и это не ускользнуло от доктора.

— Вся жизнь — театр. Вопрос только в том, а кто мы?

— Актеры, Ян Генрихович, актеры. Меня, говоря точнее, всегда больше интересовало, а кто режиссер? Вот вопрос так вопрос. И похоже на него у вас тоже пока нет ответа…. а жаль. Очень хотелось бы познакомиться, — Григорий даже слегка хихикнул.

Искусственные сумерки в действительности были хороши. "И где собственно та грань между настоящим и искусственным" — подумал Григорий, всматриваясь в дымчатые очертания парка…..

…. В маршевой рубке было тихо и безлюдно. Вахтенный офицер, развалившись в эрганоме, насвистывал веселенький вальс, иногда поглядывая на экраны радаров. Такая вахта у космолетчиков всегда считалась самой спокойной. Время тянулось медленно. Ковчег послушно вращался вокруг Земли. Пару раза за вахту запускались гироскопы для корректировки орбиты, а в остальное время вахтенные маялись от безделья, развлекаясь, кто как может. Шлюз просипел, пропуская в рубку капитана Озириса.

— Капитан на мостике, — лихо скомандовал Птолемей, вытягиваясь в стойку, с силой прижимая руку к сердцу в знак приветствия и уважения к космическому волку.

Окинув взглядом маршевую рубку и не отвечая на приветствия, чем удивил своих подчиненных, капитан, молча, встал у центрального пульта, и долго смотрел на голубую планету, с трудом справляясь с собственным волнением. Выполнить команду главы верховного совета означало для него только то, что он ни когда больше не увидит космос. То, ради чего он жил, навсегда растворится в прошлом, как только громада ковчега покинет орбиту и коснется Земли. Поднять такой корабль с планеты не возможно. Такие громадины всегда строятся только в космосе, а для этого нужна мощная космическая промышленность, чего еще долгие годы не будет на этой планете. Конечно, его ковчег сильно пострадал и требует ремонта, но он надеется на помощь капитанов других ковчегов….. "если Титан и Марс еще живы" — думал Озирис, нервно вращая рукоятку настройки панели. Привычка принимать решения самостоятельно выработанная годами службы в космофлоте мешала ему сейчас подчиниться приказу Амонра. Время шло, а Озирис все так же молча, стоял у пульта, не предпринимая ни каких действий. "А что если…" — мысль поразила его своей простотой, от чего морщины на его лице разгладились и он улыбнулся.

— Птолемей, — обращение капитана к дежурному офицеру вывело всех присутствующих из состояния напряженного ожидания, — подготовьте срочную сводку и расчет параметров, — затем капитан приблизился к дежурному офицеру так, что окончание начатой фразы было слышно только Птолемею, от чего его глаза расширились от удивления. — И немедленно. Рубку ни кому не покидать. Коммуникаторы отключить. Всю связь перевести на меня. Исполняйте.

Птолемей на мгновение задумался, но так как привык безропотно выполнять все приказы командира, какими бы они не казались ему абсурдными на первый взгляд, он всегда знал, что решение Озириса единственно правильное, в чем не раз убеждался во время полета. Вот и сейчас раздавая указания вахтенным, он не размышлял над смыслом, а просто исполнял приказ и через несколько минут цифры сводки замелькали на командирском экране. Расчеты орбит, гравитационных полей, карта спутника Земли все подтверждало правильность мысли Озириса….

……- Итак, коллега еще раз уточним, что переселенцы не приземлились на Землю. Их огромный ковчег, как сейчас бы сказали, прилунился и в этом надо заметить был огромный смысл. С одной стороны Амонра добился своего, и колонизация стала осуществляться совместными силами трех рас, а с другой стороны оставалась надежда, что когда-то ковчег можно будет отремонтировать и соответственно продолжить начатые поиски в космосе. Да, да вот эта самая надежда и сыграла с человечеством ужасную шутку.

— Но, Ян Генрихович, надежда это нечто позитивное, а вы говорите о ней как о вселенском вреде. Конечно, я понимаю, что и у крокодила тоже может быть мечта, если вы, конечно, именно это имеете в виду, — Григорий, уже привык к манере разговора доктора и ему даже нравилось такого рода общение, тем более, что в прошлой жизни "наверху" он мало был избалован этим.

— Надежда, как вселенское зло — однако. Я не перестаю удивляться, как это у вас получается при наличии минимума информации каким-то не постижимым для меня образом выдергивать именно тот факт, который в данном случае является главным. Иногда вы мне напоминаете карточного шулера, прошу простить меня за это сравнение, — доктор всегда говорил увлеченно. — Вы правы, Григорий Алексеевич, в том, что надежду обозначили, как вселенское зло и вот почему, — Ян Генрихович начал говорить так, словно пытался доказывать у классной доски теорему. — Вы прекрасно представляете масштабы работ необходимых в новой колонии и тут вдруг мечта о том, что скоро все изменится, следует только подождать или проще говоря пересидеть немного на Земле пока колонистов не найдут люди с других ковчегов. Соответственно можно будет отремонтировать свой ковчег, благо он прилунен, и двинуться дальше на поиски и завоевание других цивилизаций, а если это так, то зачем что-то создавать на Земле? Нужно просто верить и ждать, ждать и верить.

— Ну, а следуя вашей логике тогда, человеческую лень следует записать не иначе, как в движитель прогресса. Я прав?

— В нашем варианте, пожалуй, только отчасти….

Они возвращались к жилой зоне в искусственных сумерках. Гравий слегка похрустывал под ногами. Странное ощущение в очередной раз испытал Григорий, все четче и четче ощущая, что окружающий мир ему до боли знаком, но как такое могло быть, он не знал……

Глава 7

Теперь дни Григория были расписаны по минутам, как у хорошего школяра. Утро он просиживал у экрана, изучая все новые и новые подробности создания колонии, а вечером гулял с доктором в парке, обсуждая информацию, полученную за день. Шли дни, и Григорий уже неплохо ориентировался в древнейшей истории Земли, картины которой мелькали передним, словно пейзажи за окном курьерского поезда.

"Чашка ароматного кофе, телевизионные новости с "поверхности" — так теперь Григорий называл то, что происходило во внешнем мире и приятная беседа, — "чем не удовольствие?" — думал он, потягиваясь после сна. Надо заметить, что его теперь мало интересовали события на "поверхности", скорее эта была дань его многолетней привычке и не более. На запястье пискнул коммуникатор и тут же на экране отразился Ян Генрихович. Доктор, как всегда был опрятен. Сидя в большом кресле, он изящным движением подносил к губам маленькую фарфоровую чашечку и, сделав небольшой глоток, таким же изящным движением ставил ее на прелестное блюдце, при этом чувствовалось, что от этого ритуала он получает огромное удовольствие.

— Доброе утро Григорий Алексеевич. Как спалось? Если не очень заняты предлагаю сегодня осуществить вылазку за город.

— Я как всегда в вашем распоряжении.

— Прекрасно. Тогда допивайте кофе и в путь.

…..Прозрачная колба лифта издала чуть слышное гудение и резко пошла вверх, от неожиданности Григорий чуть удержал равновесие. Было ощущение, что как в детстве он высоко взлетел на качелях, от чего комок подступил ему к горлу.

— Лифт скоростной, — пояснил доктор, — сейчас все пройдет.

Действительно через несколько секунд неприятные ощущения отступили. Лифт слегка содрогнулся и распахнул двери. Почему-то собираясь за город, Григорий предположил, что они поднимутся на поверхность, покинув "город-шахту". Так вначале и показалось, когда распахнулись двери лифта, и перед ними открылась огромная равнина, поделенная на квадраты полей на которых не спеша работали люди и какая-то техника. Григорий перевел взгляд к небу, ожидая увидеть на синем фоне белые облака, но вместо них он увидел каменный потолок с огромным количеством разных светильников. В его душе словно что-то оборвалось, и он ощутил себя обманутым ребенком, которому обещали, но не купили игрушку.

— Неужели для вас это так важно? — вмешался в его размышления доктор.

— Опять ваши шутки профессор? — Григорий обернулся, но как не странно было это осознавать, доктор не открывал рот и не произносил слов и в тоже время Григорий явственно слышал его голос.

— Я же рассказывал вам, что для общения не обязательно что-то говорить вслух, можно общаться и мысленно — это иногда удобнее и намного интереснее, чем вам сейчас кажется. Давайте попробуем, думаю, что вам это понравиться, — последнюю часть фразы доктор произнес мысленно, но, однако, Григорий ее отчетливо слышал точно так, если бы доктор произнес ее вслух. — Вот видите, вы все прекрасно понимаете, так что предлагаю сегодня потренироваться.

Они шли по пыльной дороге разделявшей поля, а по бокам колосилась не то рожь, а может пшеница, Григорий мало в этом разбирался, но вот понять, что здесь нет ни единого сорняка было не трудно.

— Все у вас здесь не натуральное, ни василька, ни ромашки в поле не встретишь, одна рожь или как ее — ровными рядами стоит.

— Подметили, как всегда правильно, стоит ровными рядами, и заметьте все стоит на своих местах: колосья на поле, васильки на лугу и коровы, представьте, дают молоко, а не бензин, — профессор явно нервничал.

— Вы знаете, Ян Генрихович, я что-то не очень понимаю, — Григорию действительно понравилось общаться с профессором без слов, чувствуя при этом каждое шевеление мысли собеседника. — Простите, но я предполагаю, что теперь вы будите меня водить по всем этажам, рассказывая о диковинках вашей подземной науки, а мне, видите ли, хочется знать, для какой такой высшей цели вы меня затащили в свою берлогу? Что собственно вам от меня нужно? Мне кажется, что я вправе задать вам этот вопрос.

— Торопитесь. Ну, что ж давайте на чистоту. Вы нам нужны как специалист. Это объяснение вас устроит?

— Высокотехнологичной цивилизации нужна помощь примата? Не смешите меня. Я не знаю и тысячной доли того, что давно известно вам.

— Нам известно, что известно, простите за тавтологию, однако, я хотел бы вначале завершить наш разговор о людях. Кстати, вы не заметили какой-либо разницы между людьми, живущими здесь и на "верху"?

— Как лихо, Ян Генрихович, вы умеете уходить от интересующих меня вопросов, но все же я готов вас слушать…..

….. С момента, как ковчег был посажен на спутник Земли, жизнь среди переселенцев резко изменилась. Положение Амонра и его непререкаемый авторитет пошатнулись. Кто-то считал его спасителем и человеком, принявшим единственно правильное решение, но большая часть переселенцев думало иначе. Глава верховного совета стал для них тем, кто лишил их возможности найти населенную планету сразу же готовую для жизни колонистов. Разногласия поставили под угрозу создание поселений на голубой планете. И неизвестно, чем бы это все закончилось если бы….

Амонра выглядел крайне уставшим. На его мраморном лице появились первые морщины, а тело, словно сжалось в пружину, готовое каждую секунду к прыжку. Теперь его окружала только небольшая горстка сторонников, склонных подчиниться его воле. Вся великая идея рассыпалась на глазах. Люди не хотели утруждать себя созиданием и были готовы только брать, брать и брать…. Почему-то Амонра был уверен, что поставленное на край пропасти человечество осознает свои ошибки и сможет измениться, но это оказалось лишь мечтой, иллюзией. За время, проведенное в космосе, люди забыли страх, в памяти истерлась боль утрат, а размеренная жизнь на ковчеге породила лень. Великая мечта осталась, но теперь она была у них разной.

Что делать если вокруг на тысячу световых лет нет ни одной обжитой планеты? Что делать, когда твой народ восстает против тебя и твоих идей? Что делать, когда у людей понимание счастья диаметрально противоположное? Вопросы, вопросы, вопросы и ни одного ответа, но Амонра не был бы главой верховного совета, если бы не умел концентрироваться в самые сложные минуты и не умел увлекать людей своими идеями. Он мучился сам и мучил других, но решение не давалось, оно ускользало от него, как собственная тень. Бессонные ночи, мучительные раздумья и стремление найти выход сложенные вместе и умноженные на его волю все же дали росток надежды. Идея показалась ему сложной, но осуществимой, в худшем случае….

— Знаю, что вашей группе сейчас крайне сложно работать, так как погибла большая часть генетического материала, — Амонра перевел взгляд на собеседника, — то, что я вам сейчас предложу, надеюсь, не покажется вам глупой выдумкой политика желающего удержаться на своем месте. Поверьте, я думаю, о будущем человечества и считаю, что оно теперь всецело в ваших руках, — Амонра многозначительно посмотрел так, как это умел делать только он, показывая одним взглядом всю степень ответственности, которая ложится теперь на плечи Паньгу. — Думаю, что вам следует подумать об усилении и привлечь к работе не только генетиков, но и биологов, физиков, химиков и всех кого вы посчитаете нужным. Я готов вам полностью содействовать и создать все условия для работы. Вижу, вы несколько озадачены. Не удивляйтесь, ведь я еще не рассказал о задаче, которую вам предстоит решить, — Паньгу молча, наклонил голову в знак понимания и готовности слушать.

— Несколько тысячелетий назад, — Амонра включил экран монитора, — на Европе некто Велес рассматривал возможность продление жизни человека, предлагая создать комбинированную особь. Вам, как генетику наверняка известны его работы, — Паньгу кивнул. — Отлично, мне будет проще развивать свою мысль. И так, он, в сущности, предлагал создать нового человека с одной стороны обладающего человеческими качествами, а с другой силой и выносливостью животного. Тогда его работы посчитали крамольными, посягающими на саму человеческую сущность, но вот сегодня именно в этом я вижу выход из нашего отчаянного положения.

— Вы хотите, что бы генетики создала новую человеческую особь?…. Но с какой целью?…. Вас никогда не поддержит верховный совет и в особенности Африканцы, — Паньгу терпеливо ждал ответа и наблюдал как Амонра листает на мониторе папки, ища нужную ему информацию.

— Взгляните, — Амонра показал на экран, — Для строительства колонии на новой Земле нам потребуется около тысячи лет и при этом, если все обитатели ковчега будут заняты в работах по 10–12 часов в сутки, но как вы понимаете это абсолютно не реально. Не реально по срокам нашей жизни и по тому, что люди практически разучились работать. Следовательно, нужен класс особей обладающих хорошей физической силой, адаптированных к Земным условиям жизни и частично обладающих человеческим разумом. И все это нужно для того что бы заменить людей на строительных и прочих работах. Своего рода Рабочая Автоматизированная Биосистема, коротко РАБ. Ну, а люди смогли бы спокойно управлять этой массой. У каждого специалиста под рукой оказалось бы армия безропотных, самовоспроизводящихся помощников, готовых за хлеб и воду работать, работать и работать. Вы представляете масштаб? — Амонра жестикулировал в такт произносимым словам и теперь уже окончательно понимал, что согласие совета и прочие препоны он легко преодолеет, так как в его идее вновь торжествует человеческая природа с вечным стремлением потреблять и жить за счет других. — Советую привлечь к этой работе Ниргун и Элохима. Думаю, что их знания вам будут необходимы.

— Это, это, — Паньгу даже задохнулся, представив себе грандиозность этого проекта. — Генетика не знала ничего более великого…. О вас будут писать, и говорить все последующие поколения, — Паньгу смотрел на Амонра, как на Создателя вселенной, ощущая дрожь во всем теле от сопричастности и предвкушения.

….. — Так вы хотите сказать, что человек это автоматическая биосистема?

— Нет. Я хочу сказать, что человек — это человек, а раб — это РАБ. Вот в частности вы, Григорий Алексеевич — человек, а вот ваша бывшая супруга не что иное, как РАБ, — профессор внимательно смотрел на Григория и ловил каждую мысль, мелькающую в его сознании.

— Согласитесь, что и вы о чем-то подобном догадывались и ощущали себя не таким как все.

— Ну, слава Богу, вы меня порадовали. Значит я все-таки человек, а то я вдруг подумал…., Григорий хотел съязвить, но…..

— Да и к тому же прямой потомок основателей генетической революции на Земле. Таких как вы, на Земле, приблизительно пять процентов. Ваша пра-пра-п-р-а бабушка — великая Ниргун конечно и не подозревала, чем все эти эксперименты закончатся, но что вышло, то вышло, а менять-то теперь нам, — голос профессора звучал серьезно и заставил Григория серьезно задуматься.

— Выходит так — прабабка наломала дров, а мне расхлебывать….. Так, что ли, Ян Генрихович?

Глава 8

… Ниргун и Элохим, мягко говоря, вечно недолюбливали друг-друга и Паньгу это прекрасно знал. Генетики от Бога, они вечно делили пьедестал первенства и не упускали возможности уличить конкурента в невежестве или козырнуть своими достижениями. "Заставить их работать в одной упряжке — это заранее похоронить проект" — рассуждал Паньгу после разговора с Амонра, — "эти характеры не исправить, да и….."

— Проходи, располагайся, — Паньгу на правах хозяина жестом предложил Элохиму место в удобном кресле. Как тебе на новой планете? Скучаешь? Понимаю, понимаю, — Паньгу, по своей привычке, забарабанил пальцами по столу, — настоящей работы нет….. почти весь материал загубили в космосе….н-да…

— Немного шевелимся, но это все не надолго. Вчера закончили модификацию кольчатых для переработки отходов, собственно ты и сам знаешь, а что дальше делать пока не понятно. Совет, похоже, не собирается что-то раскручивать на новой Земле. Вокруг только и разговоров, что о дальнейшем полете и радиопоиске пропавших ковчегов, строят радары, шарят по галактике зондами, а толку спрашивается? Как думаешь, найдут, нет? — Элохим замолчал, он явно переживал не лучшие из своих дней.

— Найдут, не найдут, какая разница. Все равно для нас с тобой ни чего не изменится, если только…, - и Паньгу коротко рассказал другу о разговоре с Амонра.

Элохим слушал молча и не задавал вопросов. С работами Велеса он был хорошо знаком и сам не раз задумывался над этой проблемой. "Это вам не перекрестное опыление, которым занялась Ниргун" — думал Элохим, представляя, как взлетит его авторитет в случае удачи, — "а если не получится, то Ниргун со своими ботаниками, растопчут его…".

— А Ниргун? Ты привлечешь ее к этой работе? — вынырнув из раздумий, спросил Элохим.

— Не знаю, но если считаешь нужным, то в принципе можно и ей дать какое-то направление, — Паньгу хорошо знал друга, поэтому право выбора оставил за ним.

— Ничего нового от нее ждать нельзя, но все-таки признаюсь, что ее эксперименты иногда не лишены смысла.

— Ну, вот и договорились. Тогда приступай и не говори потом, что я тебя…..

……Григорий вот уже несколько дней не видел Яна Генриховича, но время от времени очень коротко общаясь с ним по коммуникатору. Профессор явно был чем-то занят, да и вообще во всем подземном раю наблюдалась какая-то суета. Выходя на прогулки, Григорий заметил, что абсолютно один бродит по парковым дорожкам, а в ставшем уже любимом японском саду почему-то перестал течь ручей, от чего желтые ирисы пожухли и приняли неухоженный вид. Появилось ощущение общей заброшенности, так словно в подземный мир постучалась беда, и забота о красоте сразу же отошла на задний план. В принципе заняться Григорию было чем, одной исторической информации было столько, что пересмотреть даже ее часть не хватит ни какой человеческой жизни. В эти дни он часто вспоминал свою жизнь "наверху". На фоне всемирной истории или еще по какой-то причине, прошлые проблемы стали казаться ему мелкими и скучными. Его теперь мало интересовало прошлое, он все больше и больше начинал задумываться о будущем. Вот только иногда наваливалась необъяснимая тоска по голубому небу и сожаление, что не может пообщаться с Викой. Небо небом, а вот как она там?

— Ну, что толку мучиться. Пошвыряйтесь в коммуникаторе, найдите родственников, да и смотрите себе в удовольствие, — раздался знакомый голос.

— А это возможно, — вырвалось у Григория, — ну да, при вашей-то технике, что я собственно спрашиваю…..весь мир опутали…..все у вас как под лупой…..в сортир без оглядки не сходишь…. Однако, полученной подсказке был рад и тут же начал листать меню.

"Вот, черт, натуральное реалити шоу…." подумал он, увидев на экране дочь, которая сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала его письмо.

……Вика!…. Ни чего в этой жизни не бывает просто так. За все, за каждый свой шаг мы, когда — то должны ответить. И если уж не перед людьми, то перед Всевышним это точно. Еще раз прости, что все так получилось. Надеюсь, что ты все же меня простишь.

Люблю. Папа.

"Вот еще бы, при вашей технике, обнять ее и поговорить….. странно, но в той жизни на это постоянно не хватало времени…"……

Навалившаяся хандра немного отступила, и его мозг с новой силой принялся анализировать факты….

И так…. Переселенцы создали себе РАБов. Получилось это конечно не сразу. Попытки соединения ДНК человека и животных чаще приводили к появлению на свет различных уродов не способных размножаться, обучаться, а следовательно, и подчиняться. Сказки о кентаврах и прочих разумных существах оказались реальностью, а не вымыслом воспаленного разума. Григорий не однократно убеждался в том, что выдумать что-то вообще не возможно, если нет ни какого аналога. Все о чем когда-либо говорили или писали люди, все это — реальные факты, только иногда немного приукрашенные рассказчиком и об этом он теперь знал наверняка, изучая историю собственной планеты.

К работе генетиков были привлечены лучшие умы и в результате они получили универсального РАБа, соединив генетический материал человека и обезьяны.

"Видимо за грехи прабабки отвечать мне все-таки придется" — думал Григорий, рассматривая фотографии первых рабов, которых вырастила в своей лаборатории Ниргун. Волосатые монстры сильно напоминали неандертальцев из краеведческого музея. Они мало чего умели, но это уже была победа, так как они часами могли работать в каменоломнях, добывая камень для строительных нужд переселенцев. Конечно, эти работы могли выполнить и машины, но их было не достаточно и к тому же, они часто ломались, а ремонтных баз и заводов на Земле еще не было так, что рабы для этих целей были самой выгодной биотехникой. Так началось строительство первого города названного Раем. Строили его в северном полушарии под землей, так как метеоритные атаки на планету были довольно частым явлением…..

….. — То, что ей удалось сделать этих отвратительных скотов, не говорит о том, что моей работе нужно мешать, — Элохим кипятился и брызгал слюной.

— Делай, делай, кто тебе не дает, — Паньгу не обращая особого внимания на расшумевшегося друга, внимательно рассматривал под микроскопом очередной препарат.

— Тебе я вижу все равно, но я докажу.

— И докажи, докажи, а пока твои кентавры изгадили и вытоптали своими копытами все в округе. Люди не могут выйти на поверхность, не перепачкавшись в их навозе. Скоро мы все задохнемся от их вони. Так, что давай считать, что твои парнокопытные — это неудавшийся эксперимент. Отпусти их с миром и пусть себе потихонечку унаваживают почву где-нибудь подальше от Рая, а не хочешь, так и сам с ними отправляйся на какой-нибудь остров, но боюсь, что через пару лет он превратиться в огромную кучу навоза, — Паньгу хохотал, как маленький ребенок, беспрерывно барабаня пальцами по столу. Он знал, что Элохим ни когда не забудет его выпада, но так же знал и то, что его друг, не превзойденный гений генетики и с таким запалом, он может свернуть горы. Теперь оставалось только ждать.

Неандертальцы Ниргун ворочали камни, кентавры паслись на островах средиземноморья, а Элохим колдовал в своей лаборатории, закрывшись в ней вместе с двумя учениками. Что происходило за ее дверями, точно не знал ни кто. Многие считали, что Элохим сдался и просто прячется от насмешек Ниргун. Думали многие, но не Паньгу. Он терпеливо ждал.

Рай постепенно обретал свое лицо. Семь этажей здания были уже заселены и работали, привнося некоторое постоянство в жизнь переселенцев. Заложенный ботаниками под руководством Ниргун на одном из этажей дендрарий усыпанный белым цветом лепестков благоухал, когда на коммуникатор Паньгу пришел вызов от Элохима с просьбой встретиться. Встретиться Элохим просил в укромном уголке сада, подальше от любопытных глаз людей. "Затворник вышел из пещеры. Вероятно, очередной эксперимент провалился, и радовать нечем, иначе давно бы уже бегал по моему кабинету и рассказывал о своих подвигах" — думал Паньгу, шагая по аллеям.

— Зачем звал? — увидев Эллохима сидящего у небольшого грота, спросил Паньгу, пристраиваясь рядом с ним на крае каменного выступа.

Еще приближаясь, он заметил, что Элохим очень изменился за эти месяцы. Белая туника совсем обвисла, лицо вытянулось, кожа казалась прозрачной, а длинные седые волосы небрежно лежали на плечах, придавая еще больше уныния его облику.

— Выглядишь не лучшим образом, похоже, что сильно устал, — смягчая тон, продолжил Паньгу, ожидая ответа друга.

Странно, но Элохим ни как не отреагировал на приход друга. Он сидел, задумавшись, не отрывая взгляда от цветущего дерева, под которым резвились два подростка, которых Паньгу не сразу и заметил.

— Кто это? — пытаясь настроить Элохима на разговор, спросил генетик.

— Я их назвал АДА-м и ЕВ-1а…. Правда, хороши? — от услышанного лицо Паньгу вытянулось, он что-то сбивчиво говорил, жестикулировал и крепко обнимал друга….

…."Однако, переплюнул Элохим прабабку, но за ней, надо заметить, первенство, а это кое чего да стоит"….

Глава 9

— Стоит, стоит, еще как стоит, столько стоит, что мы четвертые сутки не спим и не едим, — голос профессора был взволнованным, но довольно миролюбивым. Он шагал навстречу Григорию и выглядел сильно уставшим, но довольным, словно стахановец, выполнивший четыре дневные нормы. — Скучаем, а напрасно. Сейчас самое время поговорить и поразмыслить.

— Вот так сразу или все-таки для начала поздороваемся? Вы где пропадали Ян Генрихович? Что-то случилось? — сыпал вопросами Григорий.

— Про-про-пробабка ваша, царство ей небесное, любезный Григорий Алексеевич уж которое тысячелетие покоя людям не дает, — профессор говорил серьезно, без малейшего намека на шутку.

— И что же она натворила, позвольте узнать, — принял разговор Григорий.

— Ну если уж честно, то может и не она, а на нее просто грешат, но после того удачного эксперимента у Элохима, Ниргун якобы отпустила на волю своих "неандертальцев", так кажется вы их назвали и решила начать все с чистого листа. Хотя я сам в это мало верю. Думаю, что был еще кто-то, кто хотел приостановить эксперименты с рабами. Так или нет, точно не знает ни кто, но по привычке костерят Ниргун.

— Несчастная женщина и после смерти ей нет покоя. Ну, отпустила она своих камнетесов или не отпустила, что собственно произошло, что человечество так расстроилось? Отпустил же Элохим кентавров и ничего, а пробабка видите ли беды натворила. Где логика, Ян Генрихович? Или у вас, если что случилось, то все шишки валятся на беззащитных женщин? — Григорий соскучился по разговорам с профессором, от чего постоянно пытался шутить, но профессору явно было не до шуток.

— Вы новости с "поверхности" смотрели? Вижу, что нет.

— А что там собственно стряслось? — Григорий не понял, куда клонит профессор.

— Аризона и Сибирь горят, в Европе жара, как в Эквадоре, а в Эквадоре валит снег. Тайфуны, смерчи. Цунами накрыло Японское побережье, а в Антарктике тают ледники и это не полный перечень климатических чудес на планете.

— Ну и причем здесь моя пра-пра-пра…бабка? Или вы считаете, что это все дело ее рук или ее беглых "неандертальцев"? — Григорий вновь хотел все свести к шутке.

…. — Верховный совет спрашивает тебя Паньгу, как такое могло произойти? Как могло случиться, что генетический эксперимент вышел из-под контроля? — голос Амонра гремел, — тебе доверили люди и дали в руки ресурсы всех рас, а ты лелеял амбиции генетиков и не думал о последствиях. Я не оправдываю действия Ниргун, с ней разберутся, но ты…. Решением Верховного совета я требую передать руководство над группами генетиков Элохиму, а судьбу Паньгу и Ниргун отдать в руки галактического трибунала….

Торжество разума, как это часто бывает, бессильно перед политическими интригами. Где тот политик, который не предает друзей ради своей выгоды, когда самый сладкий плод — это власть? Власть вне законов бытия, она считает себя всесильной, мудрой и всегда знает какое место отведено каждому в этой жизни. Она способна порабощать и ломать слабые души, но не может ничего сделать с возвышенной душой, от чего всегда негодует и мечется. Однако, отсутствие власти и иерархии еще страшнее, так как ведет к хаосу и в этом — парадокс жизни.

Вырвавшиеся на свободу рабы в короткий срок населили большую часть планеты.

— Они как тараканы едят и плодятся, плодятся и едят, грызутся между собой за еду и опять плодятся и все повторяется снова и снова, — Амонра негодовал. Инструмент, предназначенный для удовлетворения нужд человечества, стал частью пищевой цепи, отгородив от нее человека. Раб не стал смиренным помощником, а превратился в злого, беспощадного разрушителя. Свирепые стаи рыскали на всей территории от северного до южного моря, сметая и разрушая все на своем пути.

— А чего вы собственно ждали от них? — Элохим рассуждал медленно, пытаясь донести смысл сказанного до раздраженного сознания главы Верховного совета. — Их психотип именно это и предусматривал, так что в этом смысле Ниргун все сделала правильно. Они не прихотливы, физически выносливы, способны к размножению и подчиняются установкам. Единственная проблема, что установок у них сейчас нет. Когда дополнительное устройство шлюза автоматики (ДУША) не функционирует, то действует только чистая физиология на уровне звериных инстинктов, что собственно мы и наблюдаем, они едят, пьют и размножаются.

— Не считайте меня за полного идиота и не читайте мне здесь лекций по генетике. Без вас тошно. Вы думаете, что мне не понятно, что блок управления с заложенной в него программой подчинения человеку — это главное в работе с РАБом? Вот лучше скажите, почему блок не работает? Ведь у ваших систем, что у ЕВ, что у АДА, как мне известно, сбоев нет, — Амонра смотрел прямо в глаза генетика.

Обычно под таким взглядом человек смущался, терялся и был готов полностью подчиниться воле главы Верховного совета, но это не касалось Элохима. Его выцветшие, уставшие глаза не выражали ни испуга, ни тревоги. Достоинству, с которым он держался перед верховным правителем, мог бы позавидовать любой из членов совета. Элохим был тем, кто не признавал авторитетов ни в науке, ни в жизни.

— Уж лучше это спросить у Ниргун, а мне нет смысла соваться в чужие разработки и не надо сверлить меня взглядом, я не поддаюсь на такие уловки. Ваша проблема не рабы Ниргун, а собственное эго, с которым вы не можете справиться.

Такого поворота Амонра не ожидал. За годы правления он привык во всех видеть только подчиненных, слепо выполняющих его приказы. "Гордец, но знает себе цену" — размышлял Амонра. Теперь от его решения будет зависеть не только судьба генетического проекта, но и судьба Элохима. Амонра все помнил, и прощать не умел……

…. — Про-про-про…бабкины рабы дали когда-то сбой, а цунами-то причем? — вновь оживился Григорий.

Ян Генрихович устало присел на свое излюбленное место возле озера и глубоко вздохнул, словно собираясь выдохнуть из себя всю накопившуюся усталость последних дней.

— Давайте коллега немного посидим. Вы знаете, я чертовски устал за эти дни, и честно говоря, просто хочется немного спокойно посидеть и подышать этим воздухом, мне этого так не хватало…., а про Ниргун обязательно поговорим, но если позволите, то чуть позже, — профессор откинулся на спинку садовой скамейки и закрыл глаза. Он сделал глубокий вдох, и на его лице отразилось полное блаженство.

Глава 10

"Примерно наказать Элохима сейчас было не возможно, никто не поймет, особенно после того, как он сделал Адама и Еву, но и простить…." — Амонра разрывали сомнения. Он не привык ничего откладывать на долго. Его сущность требовала поставить на место зарвавшегося генетика, но как? Решение пришло, как всегда внезапно, озарив мраморное лицо правителя пугающей улыбкой….

— Внимание! Членам верховного совета срочно собраться в зале заседаний. Повторяю…, - голос референта разносился по всем службам и строительным площадкам Рая.

Зал заседаний на ковчеге давно уже использовали в своих целях астрономы, а заседания Верховного совета, Амонра проводил в своей новой загородной резиденции на Земле, в долине Нила, защищенной от набегов "неандертальцев" горячими песками пустыни. Здесь не было нужды прятаться под землей, как в Раю, так как многолетние наблюдения свидетельствовали о том, что эта часть планеты практически не подвержена метеоритным атакам.

Отполированные грани белого известняка переливались рубиновым отблеском, в свете заходящего солнца, утопая в зелени виноградников, обрамлявших дворец Верховного совета. Капсульные лифты доставляли членов совета из любого уголка Земли за считанные секунды. Из открывающихся шлюзов они попадали на огромную, вымощенную белым камнем площадь, больше походившую на космодром, откуда открывался весь потрясающий своей грандиозностью вид на резиденцию, от чего многие начинали себя ощущать муравьями у пьедестала вселенского могущества.

Элохим не ощутил ни какого душевного трепета, получив персональное приглашение на заседание Верховного совета. Его отношение, к какой бы то ни было власти вообще, было хорошо известно всем. Признавая лишь власть разума и научного факта, он не раз открыто глумился над властью, но ему всегда это сходило с рук, и причина этих поблажек — его научный гений. Чего стоила только идея создания системы единоутробного вынашивания и поэтапного развития плода — ЕВ-1а, перевернувшее научные представления человечества, разделенного по половому признаку весьма условно и создающего собственные клоны в преклонном возрасте, как новое вместилище для своего разумного начала. Что же касается АДА-м, то это изобретение генетика поставило его на уровень равный творцу Вселенной. Способность биосистемы к переменной мутации генов открывала абсолютно новые перспективы в освоении планеты и космоса. Естественно, что такой человек стал научным кумиром для многих, как и стал, ненавидим теми, чье мировоззрение и устои он так активно разрушал. Однако, вся эта суета мало касалась Элохима. Творец по природе, он тратил свое время на поиски истины, не обращая внимания на интриги и сплетни.

Капсула лифта разомкнула створки передней плоскости, открывая перед Элохимом вид на дворцовую площадь. В отличие от членов Верховного совета, его ни кто не встречал. Окинув взором роскошную резиденцию Элохим устало вздохнул и медленно стал подниматься по сверкающим ступеням, ведущим в зал заседаний. Шаг за шагом, с каждой ступенью он все более явственно ощущал нарастающее чувство одиночества и тоски, переполнявшее его сердце.

Зал заседаний, по требованию правителя, был сделан в виде огромной наклоненной мраморной чаши. Невысокий подиум в центре освещали лучи заходящего солнца, от чего фигура стоящего на нем Амонра, казалось, сама излучает оранжево-кровавый свет.

— Вот наш триумфатор, приветствуйте его, — голос Амонра эхом разнесся над залом, а вслед за ним, остававшиеся в тени трибуны переполнились возгласами членов совета, приветствующими входящего Элохима.

Элохима не радовала и не смущала такая встреча, он был просто равнодушен к всему помпезному и не естественному. Коротко прижав руку к груди в знак благодарности за оказанную ему честь, он прошел к трибунам и занял место для приглашенных.

— Он скромен и застенчив, не смотря на свои великие открытия подаренные человечеству, но мы помним о них и хотим выразить свою благодарность его гению, — Амонра говорил так проникновенно, что у членов совета не возникало и малейшего сомнения в неискренности его слов. — Созданные им, по нашему образу и подобию, псевдо люди класса Адам и Ева позволили человечеству сделать огромный шаг в колонизации планеты. Руками рабов созданы, как вы сами можете убедиться, прекрасная резиденция Верховного совета, — зал одобрительно загудел, — резиденции черной, белой и желтой рас, завершено строительство Рая и все это перечисленное произошло благодаря этому великому человеку, — Амонра направил ладонь в сторону сидящего Элохима, призывая зал еще раз приветствовать генетика. — Большие труды должны быть щедро вознаграждены, — глава Верховного совета обвел взглядом зал, — с сегодняшнего дня своим указом я назначаю Элохима пожизненным консулом этой планеты…… - восторженные восклицания поглотили последние слова Амонра.

В отличие от радостных и восхищенных лиц членов совета, лицо Элохима не выражало ни радости, ни тем более восхищения. Поднявшись со своего места, он еще раз коротко прижал руку к груди и принял от Амонра символ консульской власти — золотой пояс, украшенный голубым сапфиром, обозначившим место Земли на выгравированной на золоте карте галактики.

— Верховный совет……приветствует….. консула Земли…….

Элохим вернулся в Рай крайне уставшим от церемоний и погруженный в глубокие раздумья.

Став консулом он взваливал на себя бремя власти, которую сам же раньше не признавал. С первых дней он почувствовал тяжесть консульских забот, золотой пояс давил, лишая его личной свободы, к которой он так привык. Свободолюбивая натура оказалась запертой в рамках статуса, и Элохим мучился этим, но терпел, не подозревая, какой еще сюрприз готовит ему Амонра.

Ждать пришлось собственно не долго, так как в обязанности консула входила и война с "неандертальцами", то на очередном Верховном совете, которые теперь обязан был посещать Элохим, Амонра предложил свою идею борьбы с вышедшим из-под контроля экспериментом генетиков. Предполагалось под руководством консула создать в районе южного полюса административный домен (АД) для доработки непокорных "неандертальцев".

— Кто как не консул Элохим — гений нашей генетики, способен решить столь важную для человечества задачу, — говорил Амонра, а в сущности получалось, что Элохима убирали из Рая и направляли в АД, подальше от людей и злой памяти главы Верховного совета. Расчет Амонра был прост и он сработал…..

….. — Вот так дорогой коллега появился в Антарктике ад, тот самый в котором якобы "жарят" на сковородах грешников, отнюдь Григорий Алексеевич, отнюдь, там происходили конечно вещи намного интереснее, — профессор встал, разминая уставшее тело.

— Так уж не с силами ли ада вы воевали, что они вас так измотали? — глядя на профессора, спросил Григорий.

— Вот видите, вам и объяснять Григорий Алексеевич ничего не требуется, вы и сами все схватываете на лету, но об этом поговорим после ужина, а пока отдыхать, отдыхать и отдыхать.

— А Ниргун? — не удержался Григорий.

— Ниргун, как и Паньгу выслали на ковчег, где они и доживали свой век, запретив им, решением галактического трибунала, очередное собственное клонирование. Правители и ученые, знаете ли, редко могут между собой договориться, если это конечно не касается войны или захвата власти, что собственно одно и то же.

Глава 11

На поверхности уже бушевала весна, разливаясь ручьями по косогорам, радуя первой зеленой порослью среди которой желтели нежные лепестки первоцветов. Видя все это только на экране и не имея возможности прикоснуться, вдохнуть полной грудью влажный с привкусом земли весенний воздух, Григорий затосковал, приводя для себя десятки доводов, почему там ему было бы лучше, чем в этом подземном Раю. Но скучал он не только о голубом небе, зелени и терпкому воздуху, а скорее о свободе, которая ассоциировалась у него с весной… Уникальный город, тайны мироздания, наука, конечно, его увлекали, но все же Григория не отпускало ощущение "золотой клетки" в которую он попал помимо своей воли….. Последние разговоры с Яном Генриховичем постоянно наталкивали на мысль о том, что его постепенно втягивают в какую-то интригу, где ему отвели заранее приготовленную роль, но о которой избегают говорить. Определиться самому и сделать свой выбор, в этом новом для него мире, без чужих подсказок, мешали ему недосказанность и не ясность своего положения.

— Почему же сразу клетка, тюрьма? Почему, например не убежище, которое вы сами искали или так быстро стерся в вашей памяти весь негатив прошлого? — профессор, как всегда появлялся в самый напряженный момент размышлений, что жутко раздражало Григория, так как он ни как не мог привыкнуть к тому, что кто-то посторонний слышит его мысли. — На любой предмет, уважаемый коллега, можно посмотреть, как минимум, с двух сторон и у каждого наблюдателя заметьте, будет о нем свое мнение, иногда даже диаметрально противоположное. Вы согласны?

— Наверное, я просто устал от неопределенности и как маленький ребенок хочу домой, в привычный и понятный для меня мир. Скажите честно, я могу покинуть ваш райский уголок? Или это для меня невозможно?

— Покинуть — пожалуйста, но все что вы узнали, останется здесь, а вы вернетесь в ваш мир, но кем? Палвывчева Григория Алексеевича там ни кто не ждет. Его давно похоронили и оплакали родственники. Как вы предполагаете там жить? — профессор говорил с сожалением в голосе, так словно мог потерять что-то очень важное.

— Ну, вот и обложили, как волка обложили, а вы говорите не клетка. Клетка, профессор, еще какая клетка, из которой вылететь себе дороже получится. Получается, сиди и жди, пока благодетели покормят, только вот вопрос для чего откармливают? Может на заклание готовят, а, Ян Генрихович? — Григорий говорил резко. Ему порядком все надоело. — Ну, а как жить, так это — мои проблемы. Как-нибудь разберусь. Ведь жил же без вашей помощи и ничего и сейчас проживу. Нравится вам жить, как кротам — живите, а я тут причем? — чем, дольше говорил Григорий, тем серьезнее становилось лицо профессора и выражало, теперь, не только сожаление, но и явное разочарование. — Что вы на меня так смотрите или считаете, что я не имею права высказывать свои мысли? Почему вы решили, что знаете, что мне нужно, как собственно однажды уже решили за всю планету. Предначертали, что есть хорошо, а что плохо, пытаясь навязать всем свои правила игры, а вы у других спросили? Нужно ли им все это? Вы далеко продвинулись по пути технического прогресса, но кто из вас осмелится сказать, что знает, в чем состоит высший смысл бытия? Вы до сих пор воюете, привлекая на свою сторону, таких как я, а для чего? Какие идеалы вы отстаиваете? Кого хотите облагодетельствовать? И самое главное, Ян Генрихович, что ответов на все эти вопросы у вас нет, — Григорий говорил, словно вколачивал гвозди, от чего профессор как-то сжался, и казалось, пытается спрятаться от его слов.

— Вы, вы…. вы еще молоды, так рассуждать, — тихо отозвался Ян Генрихович, — у человечества огромная история и не вам его осуждать.

А кому? Где тот, кому это позволено? Кстати, я ни кого не осуждаю, а только, пытаюсь рассуждать и в этом полагаю, есть большая разница. Хотите, я сам отвечу, для чего я вам нужен?……

…….Шел дождь. Экспедиция Элохима медленно продвигалась по равнине в сторону южного полюса планеты. Даже этим Амонра решил наказать строптивого генетика, не предоставив ему ни какого воздушного транспорта, а обязав консула организовать наземную экспедицию с целью изучения жизни "неандертальцев" в их естественной среде обитания. Звучит правильно, а по сути это мучительная дорога через всю планету, которая займет ни один год. Если предположить, что все сложится удачно и экспедиция Элохима все же достигнет точки назначения, то с тем ресурсом, который был в их распоряжении, построить АД вряд ли удастся. Элохим это хорошо понимал, но противиться решению Амонра не стал, лелея мечту о полной свободе. Сейчас он хотел только одного — поскорее вырваться из-под опеки правителя, думая, что статус консула дает ему этот шанс и делает хозяином собственной судьбы.

Шел дождь. Раскаты грома разносились над равниной. Молнии с треском разрывали черное небо, озаряя его холодным светом. Капли барабанили по фибропластику кабины землехода, навевая тоску на консульский экспедиционный корпус. Рабы класса Ева жались к мускулистым спинам Адамов, сидя в своих отсеках, сотрясающихся от рева стихии заглушающей шум двигателей.

Элохим не спал. Покачиваясь в эргономе, он размышлял о том, как можно исправить ошибку Ниргун при условии, что ведение тотальной войны с "неандертальцами" не возможно из-за отсутствия в его распоряжении сил и средств. Его размышления прервал сильный толчок, от которого он еле удержался в эргономе.

— Большая расщелина, — виноватым голосом доложил пилот, — повреждено несколько отсеков, так что потребуется пару часов на ремонт.

— Есть пострадавшие? — спросил консул, потирая ушибленную руку.

— Пострадавших среди экипажа нет, — отрапортовал пилот, — но из поврежденных отсеков сбежали рабы, видимо сильно испугались. Прикажите найти?

Консул задумался, а что если само провидение подбрасывает ему решение, над которым он так долго ломал голову…..

….. — Однако, прежде чем вы примите свое решение, вам все таки придется меня выслушать. Оценить ситуацию можно только получив в распоряжение наибольшее количество фактов, иначе решение будет однобоким и с этим я, думая, вы согласитесь, — профессор намеренно говорил тихо, пытаясь тем самым уменьшить напряженность, возникшую при разговоре.

— Я не против. Говорите, что считаете нужным, Ян Генрихович.

— Вы заговорили о свободе, но позвольте вас спросить от кого или от чего? Творец тоже думал, что свободен в выборе, но, однако, поступил сообразно сложившимся обстоятельствам.

— Вы имеете в виду Элохима?

— Безусловно. Решение, которое он выбрал, было просто, как все гениальное, толчком к которому были сбежавшие рабы. По пути своего движения к Аду, он решил создавать поселения из своих рабов, что позволит при любых условиях внедрить генетический материал, в первую очередь программу контроля и дополнительного устройства шлюза автоматики (ДУША), в девственную систему "неандертальцев", посредством межвидового размножения. Завоевывая "Адамовы поселения", неандертальцы со временем утратят свое не управляемое вольнодумство, подчинившись закону Адама и Евы. Этот процесс похож на атаку компьютерного вируса, размножаясь, подчиняя себе все управление процессором. Требовалось только одно — внедрять, внедрять и внедрять законопослушные биосистемы в среду генетического хаоса. Собственно вот так и было создано новое человечество. Элохим — творец — великий генетик даровал "неандертальцам" ДУШУ. Вся остальная история Земли — это история войн походов и завоеваний. От перевеса генетического материала они меняли только знак с плюса на минус, как например Римская империя и нашествие варваров, но суть всегда одна — единство и вечная борьба противоположного. А вы говорите свобода… Хотите отстраниться от общего процесса? Постоять в стороне? Это конечно возможно, но тогда не разумное начало возьмет верх и погубит всю планету, что сейчас собственно и происходит, — профессор замолчал, погрузившись в свои раздумья.

— Так может, вы посвятите меня в свои планы, или так и будем играть в угадайку? — Григорий еще колебался.

— Почему люди всегда торопятся сорвать не созревшее яблоко? — но вопрос профессора остался без ответа. Григорий задумался….

Глава 12

Ежедневные сводки радовали Амонра. Человеческие расы все меньше и меньше беспокоили проблемы с "неандертальцами". Рассеянные Элохимом семена дали свои всходы. Его народ стал не плохим отвлекающим средством, на которое с удовольствием переключились варвары. Дети творца строили и сеяли, а варвары Ниргун отнимали и разрушали, но Адамово племя безропотно зализывало свои раны, вновь и вновь поднимаясь из руин и с каждым разом становясь все более сильным и менее уязвимым. Все это устраивало главу Верховного совета, за исключением того, что Элохиму наперекор обстоятельствам удалось построить административный домен на южном полюсе, больше похожий на научно-исследовательский центр, нежели на колонию переселенцев, при этом сделав его практически не подвластным Амонра, что собственно страшно раздражало последнего. В действиях Элохима он почувствовал угрозу своему величию и своим идеям. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Амонра, стала группа ученых сбежавших из Рая в Ад, под крыло ненавистного консула.

— Он пренебрег нашими законами и нашим доверием. Сделал себя хозяином ада, — лицо Амонра стало совсем бледным, — консул Элохим предал идею исключительности человеческой расы. Заселил Землю псевдо людьми. Мы не можем позволить горстке обезумевших невежд от науки разрушить наш мир, — Амонра резко прервал речь, переводя дыхание, словно задохнулся от бега. Его глаза светились ненавистью и злобой, которую он не пытался скрывать. — Я требую объявить войну и уничтожить весь этот сброд генетиков. Ударом с ковчега смести с Земли тех, кто потерял человеческий образ.

Трибуны молчали. Пылкая речь главы Верховного совета их, конечно, тронула, но не настолько, что бы ввязываться в схватку с Элохимом. Многие из членов совета, в особенности Африканцы, сами были не прочь создать, по примеру консула, свой независимый домен.

Трибуны молчали. Амонра напряженно ждал….

— Дальше случилось непоправимое, — профессор рассказывал так, словно сам наблюдал когда-то разыгравшуюся на Земле трагедию. — Не получив согласия совета, Амонра решил действовать на свой страх и риск, так же как он однажды принял решение о приземлении ковчега. До сегодняшнего дня нет точного ответа, почему удар, нацеленный по административному домену на южном полюсе, не попал в цель, и почему его мощность во много раз превысила реально допустимую. То, что произошло в дальнейшем известно вам, как ледниковый период. Да, да, Григорий Алексеевич, именно ледниковый период, который начался с огромного кратера и на его месте давно уже Байкал.

Удар видимо оказался настолько мощным, что едва не расколол планету, выбросив в атмосферу колоссальное количества пыли и пепла. В считанные секунды все живое было погребено в образовавшемся слое льда. На несколько лет вся планета погрузилась во мрак, лишив переселенцев, какой бы то ни было надежды на выживание.

— Но ведь выжили же.

— Выжили. Вы правы, но только те, кто в это время был в ковчеге, Раю или в Аду. С того дня в общем-то и начался отсчет новой истории на Земле — история не прекращающейся войны Рая и Ада. Войны за все: за ресурсы, рабов и даже их души.

— Надо предполагать, что Амонра выжил? — почему-то в этот момент Григория интересовала именно этот вопрос.

— Глава Верховного совета, как только понял, что произошло — покончил с собой, разгерметизировав одну из шлюзовых камер ковчега, — профессор взглянул на свой мигающий коммуникатор, — мне пора, — но на секунду задержался, — я забыл вам сказать о главном. С того времени что-то случилось и переселенцы потеряли свою возможность к самоклонированию. Вот теперь, кажется все, — Ян Генрихович встал, как-то по-старомодному слегка кивнул и быстро удалился.

Профессор ушел, а у Григория было ощущение, что все, что он знал, о чем думал, во что верил, пытался анализировать, все это — рушится. Рушатся такие вечные понятия как душа, вера, любовь, высшая справедливость….. "Не верю, да и не хочу верить в то, что душа — это всего лишь программа, вместившая в себя определенные понятия" — думал он, идя по коридору. Навстречу попадались спешащие куда-то люди. Они уже привыкли к нему, узнавали, многие при встречи кивали головой, но в их глазах Григорий видел один и тот же вопрос, словно они все хотели знать кто он и с кем.

За очередным поворотом, там, где были лифтовые шахты, связывающие этажи Рая, стояли двое не молодых мужчин и что-то очень бурно обсуждали. За дни пребывания в Раю, Григорий в основном разговаривал с Яном Генриховичем, и поэтому ему захотелось узнать, о чем они спорят, скорее из любопытства, хотя…. Подойти и вступить в разговор, было, понятное дело, неудобно. Ну, бывает же так, что идя по улице, кто-то обращает на себя внимание, тебе просто вдруг хочется понять, о чем он думает, говорит и ты, начинаешь напрягать слух, ловя обрывки фраз, забиваемых городским шумом, силясь понять их смысл. Поняв бесполезность, делаешь еще попытку, подходишь к интересующему тебя объекту, как можно ближе, при этом делая вид, что это простая случайность и еще раз пытаешься вслушаться….. Многие, у кого психика более лабильна, не выдерживают, начиная переспрашивать, или вообще бесцеремонно вступают в разговор. Чужие разговоры, как и чужие окна, частенько приковывают внимание обывателя, хотя и многие возвышенные натуры не прочь подсмотреть и подслушать сородича и дело здесь, явно, не только в праздном любопытстве. Григорий замедлил шаг и встал в небольшой нише так, что его не могли видеть, но при этом он хорошо слышал собеседников.

— Они уже подготовили большую часть установок к запуску, — голос был низким, произносящим слова несколько на распев и явно принадлежал низкорослому, крепкому мужчине в сером форменном костюме, в каких обычно ходили живущие на инженерном этаже, — я их уже говорил, что может быть есть смысл подождать. Может этот доктор примет решение, и мы сможем что-то реально изменить, а что толку гонять энергию по сетке. Сегодня мы, а завтра они.

— Вы правы, Сергей Иванович, но отчасти, поверьте мне, — отозвался худощавый собеседник. — Эти дети греха и порока должны видеть нашу силу. Видеть и бояться, а иначе они скоро совсем обезумят.

— Сила — это хорошо, но где это видано что бы силой хоть когда-то, хоть чего-то положительного добились. Напугать — да. Можно напугать один раз, но дальше-то к страху привыкают, и получается, что с каждым разом пугать нужно все страшнее и страшнее. Ощущаете, до чего мы в этом случае можем докатиться? Сначала отправим энергию по сетке, а потом будем антиматерией потрясать, а с нами-то, что потом будет? Вы подумали о последствиях? Может все-таки поискать иные способы?

— А чего их искать. Они есть. Вон стоит, слушает, а помогать, похоже, не собирается, — последняя фраза резанула Григория так, что он покраснел, словно мальчишка, пойманный в момент подглядывания в женскую раздевалку. Резко развернувшись, он почти бегом скрылся за поворотом, ощущая спиной всю неловкость своего положения.

"О какой помощи идет речь и чего они от меня ждут?" — вновь пытаясь анализировать, думал он, прохаживаясь по комнате, в которую поспешил спрятаться от посторонних глаз.

Глава 13

Главы нет. Не написал и все….суеверия здесь не причем…… хотя….

Глава 14

….Буд-то бы больше нет силы притяжения, а его тело стало легким и медленно поднимается вверх…. Григорий резко поднялся на кровати. Что-то ухнуло, эхом разносясь по всем уголкам Рая, и вновь появилось ощущение, что сила земного притяжения меняется, так, словно из-под ног уходит мраморные плиты, а стены сжимаются и разжимаются в такт гармоническим колебаниям. Война, вспомнил он слова профессора и вчерашний подслушанный разговор о готовящемся запуске каких-то установок. "Только вот кто? Они нас или мы их?" — и тут же поймал себя на мысли, что непроизвольно разделил всех на "они" и "мы", затем нажал на коммуникатор, желая узнать, что же собственно происходит, но экран не отреагировал, оставаясь черным.

Замигало и как в театре медленно стало гаснуть, а затем резко вспыхнуло освещение. Вновь разнеслось эхо. "Похоже, что это все-таки "мы" выбрасываем куда-то энергию. По сетке — отозвалась услужливая память. Кой черт они творят?"

Сидеть на месте или бежать и что собственно делать Григорий не знал. Выглянув в коридор, он ни кого не заметил и поэтому решил отправиться в центральную лабораторию, туда, где обычно работал Ян Генрихович. На всем нулевом уровне не было ни души. Проходя по длинным, пустым коридорам он ощутил скребущее душу одиночество и жалость к себе. "Бросили, как собаку…. швыряют друг в друга сгустки энергии и решают тысячи лет кто из них хозяин….. черте, что у них тут…. хозяева…. какие они тут хозяева, они все здесь гости….." — думал он, меряя шагами длинные подземные коридоры, — "залезли в свои пещеры и выясняют отношения….. помощи им…..шиш им не помощь…. с собой разобраться не могут, а туда же — кто прав, кто виноват, а люди "наверху" то от жары, то от холода загибаются, а им что, они за идею сражаются….пришельцы хреновы".

Проход, блок, еще переход — Григорий почти бежал по нескончаемому коридору. Дежурный свет мигал под потолком, от чего казалось, что все вокруг затянул синеватый туман, как в голливудском боевике. Ему хотелось раздвинуть туман руками, разорвать пелену и вдохнуть полной грудью свежего воздуха и чем дальше он продвигался, тем сильнее было это ощущение. Увидев за очередным поворотом лифтовый терминал, он, не раздумывая, бросился к лифту, подстегиваемый единственным желанием хоть куда-то вырваться из этой обволакивающей, синей тишины. Сенсор не реагировал на его попытки открыть створки лифта, отражая его испуганное лицо на своей глянцевой поверхности. Паника….. Паника — это когда бежишь, не выбирая дороги, а все чувства и мысли вытеснил страх. Страх впереди, страх сзади, страх вокруг и нет ничего кроме животного страха который гонит вперед выжимая из человека все, без остатка, и тогда он падает, забиваясь в щель, и ждет. Безразлично ждет конца, потеряв какую бы то ни было надежду на спасение…. И он побежал. Толкнув дверь на запасную лестницу, он побежал по маршам выше и выше, подгоняемый собственным страхом и желанием покинуть навсегда этот замурованный в землю Рай.

Этажи давались с трудом. Через каждый пролет он останавливался, пытаясь отдышаться. На смену страху пришла боль за грудиной, все отчетливее дававшая знать о больном сердце. Преодолев еще несколько пролетов, Григорий Алексеевич обливаясь холодным потом, обессилено сел на краю площадки, переводя дыхания и слыша, как пульсирует в горле, а в груди в отчаянном ритме колотится сердце. Вены на висках напряглись, сжимая голову, как в тисках, сузив сознание до уровня боли и дав чувствам единственный смысл — страх надвигающейся смерти. "Не выбраться…", — сверкнула мысль, вперемешку с накатившейся тошнотой. Обессиленный он сидел, тяжело дыша, опираясь спиной на холодный гранит. "Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…." — само собой всплыло в сознании. Других молитв он не знал, а эту вспоминал всегда, как только становилось плохо. Молился искренне, с душой, ища поддержки и в тысячный раз, давая зароки, но, всегда забывая их выполнять, как только становилось хоть чуть-чуть легче. Сегодня он почувствовал очень остро свою слабость и то, как ему нужна эта поддержка. Боль в сердце несколько успокоилась, еще не позволяя двигаться, но давая возможность думать и рассуждать…

"Видимо имея возможность слышать мысли, Творец помогал людям, спасал своих заблудших овец….. иногда давал, что просили, поддерживая репутацию, но все же они обращались явно не к нему, а к высшей силе…… к вселенскому разуму…… но до него так далеко…… и слышит ли он нас в этом образе….,а взывают к нему миллиарды на всех языках мира…….Что они возомнили….с моей помощью стерилизовать мозг людей и начать все заново… не дождетесь…", — мысли прервал очередной толчок и раскатистое эхо, но здесь на запасной лестнице, оно было не таким громким и пугающим. Встав на ноги, Григорий огляделся. На противоположной стене, над входом в какую-то нишу мигало небольшое табло, какие он видел в большом количестве на каждой лестничной площадке. На табло отображалась дата, время и еще несколько непонятных символов, больше похожих на китайские иероглифы. Заглянув в нишу, он увидел небольшое помещение, внешне походившее на салон автобуса или трамвая с двумя рядами кресел по бокам. В центре салона возвышался небольшой пульт, явно управляющий этой штуковиной. Уставший от беготни и еще не прошедшей боли, он с удовольствием сел в кресло, от чего весь салон нежно загудел, а на пульте высветилась карта. То, что это было какое-то средство передвижения, сомнений у Григория не было, но как оно работает? Внимательно изучая экран, он медленно прикоснулся к панели. Гул усилился. Двери салона сомкнулись, свет погас, а на поясе и плечах Григорий ощутил ремни, плотно прижавшие тело к креслу.

"Капсула готова к старту", — сообщил мягкий женский голос, — "введите координаты".

"И все-таки ты есть Господи…. Ты услышал меня… теперь хоть в ад, только бы не видеть этого каменного неба и этих умников, знающих…."

"Повторите команду", — вновь прозвучал женский голос.

— Команду? Я не произносил ни какой команды. Ах, да я подумал об аде…

"Команда принята. Пункт назначения южный административный домен"….

Капсула вздрогнула и через шум, Григорий услышал голос кричавшего Яна Генриховича: "Не делайте этого. Григорий Алексеевич, я прошу вас. Оста-но-ви-тесь..", — секунда, и капсула резко пошла вверх, от чего сильно заложило уши и сжало больное сердце…

Глава 15

— Профукали голубчики. Такого человека профукали. Вот это подарок. Последний раз здесь приземлялась их капсула в сорок пятом, когда договаривались о прекращении войны. С той поры я здесь не видел ни одного святоши, — голос раздавался где-то под потолком.

Григорий медленно открыл глаза. Белый потолок, белые стены, белые простыни, белые халаты. Тихо пощелкивает монитор, голова седого врача склонилась над его беспомощным телом. "Больница. Опять больница", — сознание ускользало, но почему-то отчетливо был слышен чей-то голос: "Он еще поживет и не таких доходяг на ноги поднимали. Конфигурация стандартная, но….". Сознание вновь провалилось в пустоту.

— Разряд….шевелитесь черти…..лей до двух грамм…..еще разряд…..мозги в холодильник….кислород….ну вот и ладушки, — суета вокруг Григория прекратилась, на мониторе отчетливо прыгал зеленый "зайчик" в такт биению его сердца.

— Может, сразу отреставрируем, чего мужика мучить сорок раз? — спросил молодой врач седовласого эскулапа.

— Тебе только кромсать. Дай волю, ты всех заштопаешь и не поперхнешься и нас без работы оставишь, — говорил седовласый, посмеиваясь над коллегой, — рано ему еще, давай малость подождем, а там посмотрим. — Даст Бог все утрясется, а ты Мишель не спеши, присмотрись.

— Мочу понюхай, а потом за ножик хватайся, — отозвался из своего угла анестезиолог, растянув в улыбке рот, продолжая колдовать со своими ампулами. — Молодежь она так всегда — сначала отрезать, а уж потом подумать. Ты Мишель аксакала послушай, он плохому не научит, если конечно речь не идет о хорошенькой блондинке, — в операционной прокатился смешок.

— На сканер поглядывай и не чирикай. Упустишь мужика, я тебе сам шею перепилю, — тот которого назвали аксакалом, резко оборвал весельчака. В операционной молниеносно восстановилась тишина, так что стали слышны щелчки мониторов. Многие хорошо помнили, чем закончился промах Фазиля, разобранного аксакалом на "запчасти". — Ну, кажись, стабилизировался. Мишель, командуй здесь сам, но от него, ни на шаг. Чуть что зови. Мы в кубрике перекурим, — врачи неспешно, по одному покинули помещение.

Когда-то белые, пожелтевшие от табачного дыма стены, потрепанный кожаный диван, стол и несколько стульев, заваленные бумагами, обрывками экгешек и прочей мелочью — вот собственно и все, что представлял собой врачебный кубрик. Миленькая санитарочка заварила свежий чай и расставляла разномастные и разнокалиберные чашки на небольшой тумбочке у окна.

— Не ждала меня, — смачно хлопнув девчонку, но пышному заду, заржал, как жеребец, входящий в кубрик анестезиолог.

— Ну, опять вы за свое Эраст Федорович, — чуть закрасневшись, отозвалась Лола, но прелести свои не отдернула, а наоборот повела ими так, что у Эраста заблестели глаза, а руки словно прилипли к намагниченной женской плоти.

— Так бы и держал, — чуть с придыханием проговорил он, перебирая руками все выше и выше, пока не почувствовал упругую, налившуюся жизненными соками грудь, от чего он весь задрожал, прижимая к себе ее тело.

— Эраст, пшел на место — котяра, — голосом аксакала оборвал прелюдию заглянувший в кубрик терапевт. — Ну, что там у вас? — спросил он, не давая отдышаться Эрасту. — Говорят, что мужика из Рая к нам занесло или врут?

— Врут. Все врут. Аксакал нашел доходягу, вот и возится, а я тут потей с ним за кампанию. Шел бы ты Вася своей дорогой, не видишь, что у меня тут любовь намечается, а ты лезешь со своими вопросами. Нам тут с Лолочкой нужно обсудить тактику ведения тяжелого пациента, а ты встрял поперек дороги.

Воспользовавшись замешательством, Лолочка выпорхнула из кубрика, на прощание так мотнув бюстом, что разочарованный Эраст не удержался на ногах и грузно плюхнулся на диван.

— Вот так всегда, как мое дежурство, так привезут какого-нибудь гаденыша. Эх, Лолочка, доберусь я когда-то и до тебя…..

В кубрик веселой толпой ввалилась дежурная смена. Разбирая кружки, наливали чай, звеня ложками, рассаживались по своим местам. Аксакал — седовласый доктор с азиатскими чертами лица и редкой черной бородкой, по-царски раскинув полы белого халата, развалился в углу дивана, водрузив свой бокал на подлокотник.

— Готов поспорить на два ночных дежурства, что святоши специально подкинули нам этого доходягу, — вступил в разговор Эраст. — Как думаешь, Шамиль? — обратился он к аксакалу.

— А на кой черт им его сюда засылать? Парламентером что ли? Я думаю, что он сам сбежал или что-то в этом роде. Какой нормальный человек полезет в капсулу с больным сердцем? А раз полез, значит, нужда заставила. Сбежал он — вот и все. А уж, что и как, наши потом разберутся.

— Ага. Если живым останется, — отозвался Эраст.

— А ты лечи получше, да пореже девкам под юбки заглядывай, а то вон Лолочку всю как растрепал, что смотреть совестно, — Шамиль отхлебнул из бокала и зажмурился от удовольствия.

— Причем здесь Лолочка? — наигранно смутился Эраст. — Я о деле толкую, а ты Шамиль — ата опять стрелки переводишь. Они вон второй день гремят. Пол Европы в воде барахтается, Россия горит, а им только в радость. Мы-то что, так и будем сидеть и ждать, пока эти козлы и до нас доберутся?

— А что ты собственно предлагаешь? — аксакал с раздражением отставил бокал. — Войну? Мало нам геморроя с ледниками, климатом и недокормленными папуасами, так нам еще и пострелять охота. Ты Эраст только болтать горазд. Миллионы лет умники головы ломают, и разобраться никак не могут, а ты пришел и на раз-два все разрулил….. Сталкивать лбами людей нельзя, у них и так от проблем животы пучит. Их так запутали, что они уже скоро разобрать не смогут где белое, а где черное, а ты война….

— Хорошо пусть не война, но не сидеть же, сложа руки и ждать у моря погоды. Делать же что-то нужно….

— А вот эта мысль — разумная, — аксакал расплылся в улыбке. — Пойди-ка, глянь, как там у Мишеля дела, раз в бой рвешься, — довольный собой он вновь откинулся на спинку дивана, а в кубрике дружно засмеялись.

— Ну да, ну да. Вы тут ешьте, пейте и ни в чем себе не отказывайте, а мы будем за вас работать, как завещал Творец, — говоря, Эраст принял театральную позу и, сделав реверанс, удалился под общий хохот собравшихся.

Белый потолок сначала приблизился, словно пытаясь раздавить, а затем удалился так, что Григорий едва различал крошечный светильник. Его обдало холодным потом, крупные капли катились по лицу, закрывая влажной пеленой глаза.

— Эраст, Эраст смотри не переборщи, он и так еле дышит.

— Не каркай под руку Мишель. Здесь одно из двух…. либо я…… - Эраст пыхтел и тоже обливался потом от напряжения, медленно, очень медленно вводя миллилитр за миллилитром сложные комбинации препаратов.

— Может за аксакалом послать?

— Не мешай Мишель….с-ч-а-с мы его выдернем….

Белый потолок больше не падал и Григорий чувствовал, что внутри, что-то отлегло и больше не мешает дышать. Сознание полностью прояснилось, и он четко понимал, что происходит вокруг.

— Ну вот, а вы боялись. Теперь можно и папу позвать. Слышишь Мишель, дуй по-молодецки за аксакалом. Передай, что к приходу его величества все готово…..

— Где я? "Этот вопрос, пожалуй, становится для меня привычным" — промелькнула в голове мысль.

— Судя по обоссанной простынке, то явно не в сортире. Эй, девочки, поменяйте мальчику подгузники…. в Раю явно еще не научились мочиться, как положено.

— Прекращай цирк. Что у тебя? — аксакал выскочил из-за спины Эраста, как черт из табакерки.

— Вот полюбуйся, — Эраст брезгливым жестом ткнул пальцем в простынь, — новую простыночку они изволили загадить, а в остальном живы и здоровы и желают знать, где они находятся.

— Паяц ты Эраст, но молодец, — аксакал склонился над Григорием.

— Как вы?

— Ничего, кажется, пронесло…

— Ну, и слава Всевышнему, что так, а то я уж начал переживать.

— В кои веки такой гость прибыл, да и тот чуть было не помер и чтоб мы без него делали? — не унимался Эраст.

— Эра-с-т, — зашипел аксакал.

— Как ваше имя помните?

— Да, да конечно, — но вместо ответа Григорий задумался, и на его лице появилась извиняющаяся улыбка. — Я, я, кажется…..

— Не мучайтесь, это пройдет…

— Я врач, — с силой выдавил из себя Григорий.

— Тогда спите спокойно коллега, а потом разберемся. Эраст начинай сканирование и смотри без фокусов.

Потолок вновь слегка качнулся, и Григорию показалось, что он спит и видит длинный сон, а в это время на экране монитора замелькали изображения Райского сада, Яна Генриховича, Ларисы, Виктории, Шнайдера…

— Пиши аккуратнее, ни чего не упускай.

— Шамиль, взгляни-ка, да у него мозг, как у основателей. Вот это ка-д-р!

— Не суетись, по аккуратнее говорю, главное не спеши.

На экране один за другим возникали образы всего, что когда-то видел Григорий. Они менялись, переплетались и мелькали как кадры немого кино, иногда перебиваемые помехами естественной наводки.

— Эх, еще бы услышать, — с горечью в голосе заговорил Эраст. Картинка это конечно хорошо, но без звука — это не кино, а так….

Глава 16

Третьи сутки в лаборатории энцефалоскопии было на редкость шумно. Специалисты десятка отделов пытались понять и растолковать записи полученные Эрастом. Безусловным было то, что свалившийся из Рая гость был не похож на простого человека, и об этом убедительно говорила его уникальная структура мозга. Вторым доказанным фактом можно было считать, что Григорий Алексеевич — так он себя назвал, был ученым и вероятнее всего врачом. А вот третий факт — побег Григория из Рая, вызывал горячие споры и не однозначное толкование. Как говорится — мнения ученых разошлись. Одни считали побег Григория — удачной инсценировкой "святош", и таких было подавляющее большинство, другие предполагали, что побег был реальным, но доказать свою точку зрения не могли, опираясь только на данные энцефалоскопии. Чем бы все это закончилось трудно предположить, если бы не пронырливость, и вездесуйство Эраста. Изначально заподозрив в Григории, не иначе, как райского шпиона, он всем и вся пытался это доказать, приводя все новые и новые доводы.

— Ты мне скажи, — горячился Эраст, — психиатр, отработавший со своим пациентами десять, пятнадцать лет, становится похожим на них? У него есть та или иная степень профессиональной деформации или нет? Есть. Так, как же он может оценивать психическое состояние другого, если сам давно стал дураком? Переводчика нужно с собачьего на узбекский вот, что я думаю. Пусть хоть по губам читают, но разберутся, что он там лопочет. В Раю давно уже мысли читают, а мы все топчемся на месте. Сканер сделали, а толку? Один хрен никто разобрать ничего не может. В Африке с голода дохнут, банкиры с долларом играют, а мы сидим хрен знает чего ждем.

— Творец сидел и нам велел.

— Чего велел-то? Ждать пока все перемрут или мозги свои перевоспитают….. Чего там перевоспитывать, если их давно пропили или прожрали.

— Остынь и не ори, а то сам бегаешь, как полоумный, — Шамиль говорил тихо и уверенно, — в дело рвешься? Вперед. На Земле в просветителях нужда была всегда, но результат там не быстрый, а тебе все сразу и сейчас подавай. А сам-то ты уверен, что безоговорочно прав? А вот за идею с переводчиком хвалю. Думаю, что стоит попробовать…..

На большом экране мелькали лица.

— Не стоит залезать так далеко, вы поближе прокрутите. Вон он с кем-то разговаривает достаточно долго. Да, да вот здесь. Скорость выровняйте, а то все сливается, — командовала молоденькая переводчица из отдела собственной безопасности. — Честно говоря, разобрать что-то сложно, но отдельные слова понятны.

— Ну, что он там говорит, — наседал Эраст.

— Явно ругаются, — девушка наморщила лоб, пытаясь, сосредоточится, — еще разок прокрутите. — Выходит вроде, что он говорит, что проживет и без них. Вот он…. секундочку, еще раз последний кусок. Он сказал: "Нравится вам жить, как кротам — живите, а я тут причем?" — это дословно, здесь четко видно артикуляцию. В этот момент он наверное был очень взволнован и поэтому этот эпизод так хорошо записался на энцефалоскопе.

— Вы уверены, что именно так, а не иначе? — аксакал строго смотрел на молодого специалиста.

— Точно. Здесь точно. Можно конечно и еще поискать что-то.

Эраст был расстроен. Поимка шпиона с поличным не удалась, но зато аксакал праздновал полную победу.

— Вы лапушка меня просто к жизни вернули, — радуясь, как ребенок он тряс ее маленькую руку, — в людей, можно сказать, дали еще раз поверить. Творец был прав, трижды прав, не все еще потеряно. Не всех вольнодумцев еще сожгли на кострах, а значит, еще поживем…. Душа в людях еще жива и рвется на свободу, а это дорогого стоит.

Белый потолок, белые стены, белые халаты, но сегодня они выглядели как-то иначе. Никто не шутил и не хамил. Все дружески улыбались и были торжественно — молчаливы.

— Григорий Алексеевич, — начал доктор, поправив рукой седую шевелюру, — мы рады, очень рады видеть вас в Аду, — последнее слово бичом хлестнуло по сознанию Григория.

— А-д? Боже за что? — едва выдавил Григорий и потерял сознание.

На секунду все растерялись, не понимая, что произошло.

— Эраст давай в вену…

— Вот блин нежности, — набирая в шприц, бухтел анестезиолог….

— Не знаю, что они вам про нас наговорили, — произнес аксакал, как только Григорий открыл глаза, — не пугайтесь больше так, мы не такие уж и страшные.

— Я и не боюсь. Переволновался только, наверное. Из одной норы в другую угодить это еще нужно постараться, — Григорий казалось, что он полностью справился со своим волнением, но даже мысль о подземных городах вызывала в нем неудержимый приступ тошноты.

— Вижу, что вы не совсем оправились. Отдыхайте. Поговорим потом.

— На кой черт мне это нужно? Мне надоели все разговоры об истории, философии и тайнах мироздания. Для чего мне все, если жить с этим можно только под землей? И не смотрите на меня так. Я устал от разговоров и хочу нормально жить или нормально умереть, а не таскаться из одной норы в другую.

— Ну, вот это по-нашему, — оживился Эраст, — кто бы подумал, а я его чуть в святоши не записал.

— Собственно мы вас и не звали, — выразил недоумение Шамиль.

— А что, я разве сюда по собственной воле попал? — в свою очередь спросил удивленный Григорий.

— И не просто сам, а с доставкой на место, — хихикнул Эраст. — Не знаю, что ты с ними не поделил и впопыхах рванул к нам.

— Ни с кем я и ничего не делил, — огрызнулся Григорий Алексеевич, страшно не любивший любого проявления панибратства, сквозившего на километр от этого наглого молодого врача. — Убегал, врать не стану — так война же.

— Война? — лица присутствующих вытянулись от удивления.

— С кем?

— С вами я полагаю, — Эраст расхохотался так, что на его глазах выступили слезы, а Григорий смотрел на него, как на прокаженного, не понимая, что собственно происходит.

— Боже упаси нас от этого, — еле сдерживая улыбку, произнес седовласый доктор, — уверяю вас, не было этого и ни когда не будет, так что не беспокойтесь.

У Григория появилось ощущение, что он плохо понимает, что с ним происходит и готов согласиться с тем, что все случившееся больше похоже на расстройство психики, а окружающие его люди это вероятнее всего сотрудники психиатрической клиники. "Дожился…. и меня не миновала чаша сия" — мысли теперь крутились вокруг этого соображения, а ранее происходившие события он с некоторым душевным облегчением причислил к галлюцинациям связанным с его болезненным состоянием.

— Нет смысла коллеги надрывать так животы от смеха. Не зарекайтесь, может, и вам когда-то понадобится психиатр, — произнесенная унылым тоном фраза, вывела всех из состояния равновесия и породила просто не человеческий хохот. Люди в белых халатах тыкали друг в друга пальцами и дружно смеялись, от чего Григорий сделал вывод, что он сошел с ума окончательно и бесповоротно. Единственно, что не укладывалось в диагноз — это его способность свободно рассуждать, что собственно и зародило в душе надежду на то, что может быть не все еще потеряно…..

— Так вы полагаете, что находитесь в психиатрической больнице? — глотая слова и давясь от смеха, спросил седовласый доктор. — Если так, — аксакал строго посмотрел на Эраста. — Я же тебя паразита предупреждал?

— А что собственно случилось? — возмутился Эраст. Ну, немного крыша у мужика поехала, так это пройдет. Лишнего ничего не делали. Все в тему. Ну, а с психотропов, сам понимаешь, иногда бывает. Я ж не предполагал, что ты ему тронную речь толкать будешь.

— Предупреждать надо — психиатр хренов, — бросил на ходу аксакал. За ним к выходу потянулись и остальные, продолжая весело гоготать, оставляя Григория в полном недоумении по поводу происходящего. Глава 17.

Григорий проснулся от яркого света. Солнечные лучи врывались через оконное стекло, разбивались о панели приборов, дробились, разлетаясь на сотни маленьких искринок, сверкая и веселя сердце. Только лишенный возможности видеть мир и однажды прозрев, может в полной мере оценить то, на что зрячие не обращают своего внимания. Их "замыленный глаз" теряет остроту восприятия, прячет прекрасные мелочи, скрывает красоту, топя ее в повседневной суете и заботах. Какая обыденность — солнце, небо, трава, но без них душа чернеет и рассыпается, теряясь в холодном пространстве бескрайнего космоса.

События последних дней все отчетливее проступали в сознании Григория, поочередно проявляясь, как кадры немого кино, так словно солнечные лучи разорвали сумеречную пелену, освобождая его разум. Не было теперь необходимости задавать вопросы. Он четко понимал, где он находится и что с ним произошло. Незначительная слабость не смущала, он медленно встал и подошел к окну, за которым открывалась будоражащая душу панорама зеленой долины с бьющими гейзерами и голубым небом над снежными, искрящимися шапками сопок. Эта будничная картина Ада так увлекла, что он был готов впитывать ее каждой клеткой своего тела, наполняя душу солнечным светом и живостью природных красок. Он стоял, как в детстве прислонившись носом к оконному стеклу, и не заметил появления в палате Эраста. Вечный балагур смиренно ждал, словно боясь нарушить неустойчивое равновесие тишины, пейзажа и душевного состояния пациента. Переминаясь с ноги на ногу, он невольно начал всматриваться в привычную для переселенцев картину, медленно переводя взор к сверкающему горизонту. В какой-то момент ему показалось, что сопки вздрогнули, словно пытаясь стряхнуть белые шапки. Раскатистый гул накрыл долину, и в такт ему задребезжало оконное стекло. Григорий рефлекторно отстранился и сделал несколько испуганных шагов назад, чуть не сбив с ног Эраста, смутился. Секунда и из земли ударил огромный столб воды и пара, завораживая своей красотой и мощью.

— Чакра — самый большой гейзер, — словно не заметив секундного замешательства Григория, спокойным тоном произнес Эраст. — Он всех здесь пугает своим ревом и непредсказуемостью. Я в Аду давно, но ни разу сам не видел его выброса. Все гейзеры, как гейзеры — работают по расписанию, а этот — нет, нет, да и вдарит. Нравится?

— Красиво, — согласился Григорий. — Я и не подозревал, что на этом континенте может быть что-то подобное.

— Это все издержки обучения. Нарисовали на глобусе белое пятно, а об остальном и ни гугу. Хотя, кому нужно — те конечно знают.

— И о вас?

— И о нас, — оба конечно говорили о переселенцах, живущих в Аду.

Оба разговаривали так, словно много лет знали друг-друга.

— Кстати, меня зовут Эраст.

— А меня — Григорий, — говоря это и тот, и другой не отрываясь, продолжали смотреть в окно на бьющий из земли огромный фонтан Чакра.

— Странная вещь эта природа. Могучая, пугающая и одновременно завораживающе красивая. Подумать только, ну бьет из земли фонтан, а я смотрю, как дурак и мне это почему-то жутко нравится. И, похоже, что я в этом не одинок? — Григорий обернулся и впервые посмотрел на Эраста.

— Таких дураков сейчас у каждого окна — хоть пруд пруди. Чакра он и есть Чакра, — подытожил Эраст.

— А почему так назвали?

— Точно не знаю, но говорят, что на Азии было что-то похожее.

— А я подумал….

— Ну, нет…. Ни к какой восточной лабуде это отношение не имеет. Их "чакры" — более поздние выдумки, хотя, в языковом смысле, наверное, чем-то и связаны.

Как будто подтверждая сказанное, Чакра в очередной раз выбросил к небу огромный столб воды и пара.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь, но, наверное, и сам хочешь меня о чем-нибудь спросить? Например — о райских кущах, — Григорий ожидал расспросов, но Эраст продолжал, молча смотреть в окно.

Постояв некоторое время, молча смотря на утихомиривающегося Чакра Эраст как-то очень буднично и по простому произнес: "Ну, посмотрели и хватит. Пойдемте Григорий Алексеевич, я вас с ребятами познакомлю".

В кубрике собралась вся дежурная смена. Увиденная картина напомнила Григорию далекую юность, когда в перерывах между занятиями собирали студентов в первой попавшейся аудитории на очередную политинформацию или комсомольское собрание. Маявшись ожиданием, рассевшийся где попало народ, в белых халатах, гудел о своем, как всегда не осознавая остроты и сложности политической ситуации и только ответственный за проведение мероприятия, нервными шагами мерил коридор, в ожидании лектора и в сотый раз уговаривал собравшихся не галдеть….

— Вот и мы, — объявил собравшимся Эраст, протискиваясь среди собравшихся к центру кубрика, где был приготовлен стул для удивительного гостя. — Чакра отвлек, а то б мы давно пришли, — извинялся он, таким образом, за опоздание.

— У тебя вся жизнь сплошная чакра…. Я тебя за своей смертью пошлю, — резвился собравшийся народ.

Эраст, по своему обыкновению, не огрызался, а чинно усадив Григория на стул, встал рядом, картинно отставил в сторону ногу и произнес: "Вы, уважаемый Григорий Алексеевич, не обращайте внимания на этих тупоголовых. Их жизнь сплошной цирк. Вы посмотрите только на их лица, и вам откроется вся их жалкая сущность. Дети греха и генетической ошибки Творца, скалят зубы перед такими светилами медицинской науки, как мы с вами, не понимая при этом самой сути исторического момента" — под дружный смех и аплодисменты он окончил фразу, грациозно кивнул и с размаху плюхнулся на диван, выжимая для себя место среди сидевших.

Встреча, как говорится, проходила весьма не ординарно. В воздухе царила абсолютная свобода и непосредственность. Кто-то, как Джозеф, седовласый инженер — генетик, представлялся и затем задавал интересующий его вопрос, а кто-то бесцеремонно перебивал говорившего, влезая со своей репликой. Григорию все это напоминало дискуссии шестидесятников и поэтому с каждой минутой нравилось все больше и больше. Народ кипятился, спорил, вычурно ругался, но вокруг всего происходящего царила атмосфера общей заинтересованности и добродушия.

— Раз так наседают на технику, значит, хотят в ближайшее время отсюда свалить, — настаивал Эраст, поддерживая свои слова взмахами рук. — Они уже полвека гонят свои космические программы. Что НАСА, НАСА? — он огрызнулся на встрявшего. — Все космические агентства давно повязаны. Аксакал, да скажи ты им.

— Ну, все не все, а то, что хотят поднять ковчег — это факт. Они и всю чехарду с космосом только ради этого затеяли.

— Ну, что я говорил…. Туристов, кстати, космических поразвилось…. Говорю вам, готовятся слинять суки…. Все изуродовать и слинять…

— Может и так, — напустилась на Эраста мадам из отдела биоэнергетики. Её морщинистое лицо, расцвело багровыми малежами, от напряжения, — Черт с ними, пускай валят, но суть-то не в них, а в тех, кто останется, и что они уготовили нам на прощание?

— А вот тут, ты права, — отозвался Эраст. Аудитория, соглашаясь, загудела.

Григорий не всегда понимал то, о чем они спорят, но в целом сообразил, что речь идет о готовящемся отлете жителей Рая. Он с интересом наблюдал за говорившими и, чувствуя, что от волнения все чаще и чаще бьется его сердце. Когда-то слышанное им о "золотом миллиарде", уменьшающихся биоресурсах и прочих грозящих катастрофах, теперь начинало приобретать иной смысл. Впервые он реально задумался о будущем умирающей Земли.

— Так ты его и спроси, а на меня не ори, — ткнул пальцем в Григория Эраст, тем самым оторвав его от своих размышлений.

— Григорий Алексеевич, — стараясь быть вежливым, проговорил координатор Ван. Его хитрые от природы узкие глаза изучающее и выжидательно смотрели на смутившегося Григория, — скажи, а на кой черт ты им понадобился? — Что ты там такого изобрел, что они выдернули тебя из земной жизни? Не за красивые же глаза? — последняя фраза Вана, развеселила Григория.

— Точно не знаю, но могу предположить…..

Глава 18

К пейзажу за окном Григорий привык. Уже не так, как в первый раз его радовали зелень и солнце и это понятно — к хорошему быстро привыкаешь. Все его мысли теперь были сосредоточены на одном — как жить дальше? "Вот задача, которую еще ни кому не удалось правильно решить. Задача, над которой бились лучшие умы человечества. Вечная головная боль интеллигенции и вечный вопрос — что делать? Боль и мука ищущей души — кому верить? Размытость идеалов — во что верить? Где и в чем, правда?" — он мучительно думал, физически страдал, понимая, что наступило время сделать выбор и наконец-то принять решение.

— О чем задумались профессор?

— У вас дурацкая привычка Эраст. Вы всегда входите без приглашения.

— Может и так, но мне нравиться наблюдать за людьми и при этом быть не замеченным.

— То есть вам нравиться подглядывать?

— Боже упаси. В слове подглядывать есть что-то грязное. Я предпочитаю слово — наблюдать.

— А в чем собственно разница? — Григорий присел у стола, ему нравилось балагурить с Эрастом. Не ординарное мышление этого молодого врача часто наталкивало Григория на интересные умозаключения. Так случилось, что в Аду Эраст стал для Григория собеседником, о котором он, наверное, мог только мечтать, поражая глубиной и лаконичностью рассуждений.

— Ты говоришь, что Творец завещал вам учить людей, но чему? Что принесло просвещение? Ну, стали лучше разбираться в физике и тут же придумали ядерную бомбу. Продвинулись в медицине и изобрели бакоружие. То же самое в химии и тд. и даже литература с философией — это тоже оружие. Я, конечно, понимаю, что у любой палки есть два конца, но как не странно оба всегда бьют по голове. Будешь возражать?

— Что-то вы сегодня ополчились на меня. Нутром чувствую, что куда-то клоните, но не пойму, — Эраст почесал затылок и состроил капризную гримасу.

— Чего не понятного. Рай переплюнул вас во всем. У них лучшие специалисты, техника, деньги, поддержка политиков, а у вас? Мечты, идеалы, желание исправить мир, который вы не можете изменить уже несколько тысяч лет. А что дальше? Задача не выполнима в принципе, так как всех исправить нельзя. Всегда будут те, кому мир, поделенный на рабов и господ, будет удобен. Всегда будут те, кто наплюет на ваши идеалы и ввергнет Землю в новый кровавый виток. Тогда ради чего вся ваша возня? — говоря, Григорий внимательно следил за Эрастом, губы которого медленно вытянулись в струну и на лице проступил яркий румянец. — Вижу, что тебе не нравится все, что я говорю, но попробуй возразить мне, а не пыхти, как паровоз.

— Психологией баловались? Похвально, но что вам известно о душе?

— Раньше представлял это в виде какой-то энергетической субстанции, но если честно, то вряд ли кто-то сможет мне толком объяснить, что есть такое — душа. В любом толковом словаре десяток различных трактовок, да и в библии мало чего найдешь на эту тему, ну за исключением, конечно, того, что душа бессмертна. Церковь тоже ничего толком объяснить не в состоянии, да собственно ей и некогда. Политика, коммерция — когда уж тут о душе, — Григорий тяжело вздохнул. Эта тема была для него неприятна, так как вера и церковь давно уже стали для него не пересекающимися понятиями. — В Раю объяснили, что душа это — некое дополнительное устройство шлюза автоматики, — Григорий произнес когда-то заученную фразу, — Ян Генрихович говорил, что собственно из-за нее и пошел разлад при создании рабов. Ну, уж а, правда это или нет сказать не могу. Вот собственно и все мои познания в этой области.

— Не густо, — подытожил Эраст, — но, а что вам уважаемый известно о черных дырах? Об этом вам не рассказывали, или тоже что-то наплели?

— Помилуй Бог, Эраст, дорогой, но откуда я об этом могу что-то знать? Как все обыватели знаю, что они существуют, ну, слышал, что притягивают материю и даже не пропускают свет — вот собственно и все.

— Не густо, — вновь повторил Эраст.

— Не густо, не густо, что ты заладил. Сам-то знаешь?

….. Закатные лучи раскрасили пустынную местность в желто-розовые цвета. Западная часть горного хребта, окружавшая полукольцом равнину, отбрасывала огромные, замысловатые тени на скудную зелень предгорья. Вглядываясь в сторону горной гряды, консул решил не рисковать и остановиться лагерем на равнине. Годы путешествия по планете научили Элохима уважать и считаться с природой. Потеря каждой единицы тяжелой техники больно сказывалась на всей экспедиции, ставя ее на грань провала. Из пятидесяти землеходов осталось только тридцать три, остальные были разбиты на перевалах, в ущельях или затоплены при переправах. Было еще несколько машин, которые по его приказу были оставлены в новых поселениях рабов, организованных им на пути следования, но теперь он больше этого делать, не намерен. Дикая природа Земли была безжалостна к железным монстрам, утюжившим и рвущим гусеницами ее девственную плоть. Давно уже забыты ночные переходы, в которых экспедиционный корпус Эллохима потерял самое большое количество техники. Каждый вечер приходилось останавливаться лагерем и возобновлять движение только с восходом солнца. Приборы ночного видения постоянно что-то врали, а в результате гибли техника, люди и рабы.

Консул давно устал от бесконечных переходов. Медленно меняющиеся пейзажи, покачивающийся эргоном и вечерние стоянки под открытым небом с миллиардами мерцающих звезд, настраивало Элохима на размышления о вечном. Давно исчезло острое желание кому-то доказывать свою правоту, спорить и куда-то спешить. Он стал сентиментален. Теперь он часами был готов созерцать творения живой природы, изящество и бесконечность ее форм. Потрясающая лаконичность и разумность просматривалось в каждой капле, в каждом лепестке, в каждом дуновении ветра и это его потрясало, рождая в душе ощущение сопричастности к бесконечному и могущественному космосу. Смысл бытия, загадки мироздания, постижение истин занимали его разум и наполнили жизнь новым смыслом.

— Защитный экран установлен, люди отдыхают, — доложил дежурный центурион и несколько замешкался на выходе.

— Что-то еще? — спросил Элохим, заметив неришительность офицера.

— Консул, как вы думаете, мы когда-нибудь доберемся до места? — простой вопрос поставил Элохима в тупик. Много раз он сам себе пытался ответить на него, но всегда находился повод прервать размышления, оставляя вопрос без ответа. Консул видел, как центурион, ожидая ответа, переминается с ноги на ногу, проявляя признаки явного волнения, не свойственные таким бывалым войнам, как он.

— Вы что-то не договариваете Дарк. Вижу, что вам есть, что сказать, — консул жестом пригласил офицера присесть рядом.

— Не знаю с чего начать, — проговорил офицер, — вы знаете, что вчера на переправе мы потеряли еще один землеход, погибли пять человек и десяток рабов.

— Мне очень жаль Дарк, но ты знаешь, что потери неизбежны. Мы прокладываем путь там, где до нас еще ни кто и ни когда не был, — говоря это, Элохим понял, что не такого ответа ждал от него центурион. Он не из тех, кто боится трудностей и бежит от опасностей. Презрение к любым тяготам у него в крови. Он участвовал в сотнях десантов, штурмовал Омегу, высаживался на Арктуре, был первым из переселенцев на Земле. — Я не прав Дарк, говоря с тобой так. Вижу, что дело не в потерях. Говори, что думаешь, я слушаю тебя.

— Консул, люди устали. Несколько лет мы идем, а для чего? Что будет дальше и стоит ли это наших потерь? Я солдат и привык подчиняться приказам, но даже я вижу бессмысленность этого похода. Офицерам надоело спать в лагерях, они плохо несут службу…. Консул, поверьте мне…. зреет заговор, я чувствую его, как солдат чувствует мозоль. Я не смогу долго сдерживать людей. Нужно что-то решать.

— Что я могу Дарк? Проще всего идти к цели короткой дорогой, но у нас ее нет. Тем, кто доберется до места постройки домена, я тоже не могу обещать ни мягких кроватей, ни легкой жизни. Конечно, было бы проще перебросить экспедицию по воздуху, но в нашем с тобой распоряжении нет таких средств, да и неандертальцы, если ты не забыл, еще тревожат переселенцев…..

Хотя разговор с центурионом закончился ни чем, однако, его слова о зреющем заговоре крепко врезались в сознание Элохима. Он давно ждал чего-то подобного. Ждал и не верил, что Амонра отпустит его, из-под своего крыла с миром. Не было ни какого сомнения, что его люди есть в корпусе Элохима, и они всячески вредят ходу всей экспедиции, а вот как их вычислить и избавиться, и при этом не потерять доверия остальных — вот задача, над которой он не раз ломал голову. Живущий наукой и далекий от политических интриг он мучился, не представляя, что предпринять. Оставалось одно — делать все так, как он привык, изучая запутанный мир генетики.

— Капрал.

— Слушаю консул.

— Пригласите ко мне центуриона Дарка, срочно.

— Слушаюсь, — как только дверь за капралом закрылась, Элохим развернул на экране карту местности, полученную после последней топографической съемки. На карте красными точками он обозначил все места аварий землеходов и заложил даты, время происшествий и сеансы связи с Раем На полученную диаграмму он наложил график дежурств центурионов, нажал клавишу и….

— Разрешите, консул? — в дверном проеме появился запыхавшийся Дарк, — что-то случилось?

— Ты с какой планеты Дарк? — не отводя глаз от монитора, спросил консул.

— С Европы, — неуверенным тоном ответил центурион. — Что-то случилось? — он вновь повторил вопрос, но консул не удостоил его ответом.

— Тебе нравилось на Европе?

— К чему эти расспросы?

— Я не просил тебя отвечать вопросом на вопрос. Тебе нравилось жить на Европе? Да или нет. Я жду ответа, — Элохим устремил взгляд на растерянного центуриона.

— Я…. я не знаю, наверное…. Я плохо помню то время. Несколько последних циклов я был в космосе, — не понимая, к чему ведет свои расспросы консул, сбивчиво отвечал Дарк.

— А таких, как ты много в нашем корпусе?

— Практически все, — растерянно смотря на консула, проговорил Дарк.

— О чем ты мечтал, что искал, когда впервые ушел в космос?

— Как все…. Консул, это допрос?

— Нет. Пока нет. Это разговор по душам, но он легко может перейти в допрос, если ты не будешь отвечать четко и правдиво на поставленные мной вопросы, — Элохим сделал, как мог, суровое лицо и внимательно посмотрел на своего офицера.

— Если так, то прошу выдвинуть ваши обвинения в присутствии старшего офицера, — лицо центуриона стало бледным, глаза наполнились холодной решительностью, а в голосе центуриона зазвучал металл, характерный для любого офицерского чина.

— Ну, до этого еще не дошло, но…… все же я жду ответа, — их взгляды встретились. Колючий и холодный у обиженного недоверием центуриона и испытывающий и полный надежды у Элохима.

— Давай попробуем еще раз, — голос Элохима был достаточно миролюбив, — и так, о чем ты мечтал, уходя в космос?

— Не понимаю, чего вы добиваетесь консул, но надеюсь…., - центурион несколько смягчил свой пыл, — спрашиваете, о чем я думал — да, ни о чем. Просто хотелось приключений, а все эти разговоры о познании мира — это для необстрелянной молодежи.

— А как быстро тебе надоел космос? — вопрос, поставленный Элохимом, явно не удивил Дарка, так как ответ прозвучал молниеносно, как выстрел.

— Да сразу же.

— Как сразу, — удивился Элохим.

— После первого десанта. Все разговоры политиков о высших материях ни что, по сравнению с одной высадкой на Хайфе. Мы захватываем, грызем, вырываем кусок и убегаем, как крайты на Тарнусе. Ищем другую планету, и все повторяется снова, а зачем? — было понятно, что центурион говорит о наболевшем, о том. о чем не однократно думал длинными ночами, на бесконечных дежурствах или трясясь в кабине головного землехода.

Элохим долго молча, смотрел в монитор, перебирая диаграммы.

— Последний вопрос, Дарк. Чего ты хочешь сейчас, о чем мечтаешь? — этот вопрос тоже не вызвал никаких затруднений у центуриона.

— Хочу вернуться на Европу, но не знаю, как. Или… — Дарк задумался, — обосноваться бы где-нибудь надолго, так что бы забыть весь этот космический кошмар, но считаю, что это невозможно, — теперь оба собеседника молчали, думая каждый о своем.

Тихий ночной ветерок едва шевелил полог штабного шатра, нанося незнакомые запахи цветущих трав. В бездонном черном небе над лагерем, мерцали далекие звезды.

— Как ты полагаешь, — Элохим говорил тихо, так что со стороны могло показаться, что он рассуждает сам с собой, — как ты предполагаешь Дарк, как много офицеров потерявших интерес к космосу, и думающих так же, как ты?

— Мне показалось, что я ответил на все ваши вопросы, а говорить за других я не привык, — взгляд центуриона вновь стал холодным.

— Не обижайся Дарк, я не пытаюсь затронуть твою честь, я просто пытаюсь разобраться. Взгляни сюда, — Элохим указал пальцем на экран. — Все аварии с нашими землеходами происходили в твое дежурство, после сеансов связи с Раем. Простое совпадение или…? Вот записи исправленных тобой топографических данных, — центурион напрягся всем тело и попятился к выходу. — Молчишь, а зря. Я понимаю, что твои разговоры о заговоре — это дело рук Амонра. Догадываюсь, что ты все это придумал не сам, а выполнял приказ главы Верховного совета, но так или иначе, я должен предать тебя трибуналу, — консул замолчал, наблюдая, как на лице центуриона проступает мраморная бледность, — однако, я этого не сделаю. — У меня другие планы и ты мне поможешь…… а я в свою очередь обещаю вернуть тебя на Европу.

— Но это не возможно, — почти выкрикнул Дарк.

— Для Амонра невозможно, как и невозможно для всех остальных, но только не для меня. Слово консула.

Утреннее солнце медленно поднималось над горизонтом, но команды свернуть лагерь и продолжить путь все не поступало. В ожидании приказа люди бесцельно бродили по равнине, собирались небольшими группами и что-то обсуждали. Весь офицерский состав, во главе с генералом Снейком, ждал консула в штабном шатре. Нарушение обычного порядка вызывало всеобщий интерес, и было поводом для предположений и разговоров. Наиболее пронырливые, из числа младших офицеров, заключили пари, где на кону стояли ночные дежурства.

— Дарк, о чем вы так долго говорили вчера с консулом, конечно если это не военная тайна, — центуриона смутил язвительный вопрос генерала Снейка.

— Спросите его сами, я собственно не обязан отчитываться перед вами о делах консула, — и хотя Снейк страшно не любил ни каких возражений и тем более выпадов против себя, но на этот раз он не отреагировал на грубость подчиненного, надеясь, что их разговор ни кто не слышал.

— Господа офицеры, консул, — прозвучала команда дежурного капрала.

В штабной шатер быстрыми шагами вошел консул, он и два его телохранителя только что вернулись в лагерь. Все утро они бродили по окрестностям, делая какие-то замеры. Такое поведение консула было крайне не обычным. Всем было понятно, что консул ни кому не доверяет, если не приказал выполнить простейшую работу подчиненным, но так все выглядело со стороны, на самом же деле, Элохим делал только вид, что занят исследованиями, а сам просто прогуливался по равнине и размышлял о вчерашнем разговоре с центурионом.

— Прошу прощение за то, что заставил ждать, — начал Элохим с порога. — Прошу всех садиться. По-видимому, пришло время серьезно поговорить и принять ряд решений касающихся дальнейшей судьбы нашей экспедиции, — Элахим коротко взглянул на Дарка, от чего на лице центуриона проступил румянец. — Мне доподлинно стало известно, что большинство из присутствующих офицеров не довольны сложившейся ситуацией: кто-то устал от многодневной работы, кого-то просто не видит смысла в этой затее, ну, а кто-то потерял, какой бы то ни было интерес изучать чужие миры, — среди офицеров прокатился гул удивления, а лицо центуриона Дарка стало пунцовым. — Думаю, что в этом нет ничего зазорного, — продолжил консул, не обращая внимания на шум. — Чего собственно можно хотеть от людей несколько лет бороздящих чужую планету, — удивление сменилось на одобрение. — Трудно представить себе человека желающего всю свою жизнь повести в дороге и тем более, если не знаешь для чего все это нужно, — офицеры открыто кивали головами, в знак согласия с говорившим консулом. — А если учесть понесенные нами жертвы, потери части тяжелой техники и арсенала, то любые сомнения можно с легкостью удвоить, — обычно молчаливый и сосредоточенный генерал Снейк не выдержал и бросил вопросительный взгляд, казалось, на вросшего в походное кресло центуриона Дарка. — Изучив все обстоятельства и посоветовавшись со всеми уважаемым и опытным центурионом Дарком, я решил…., - услышав свое имя, Дарк окончательно сник, а генерал Снейк смотрел на него, как смотрит брахицефал на зарвавшегося микроцефала. — Я решил на этой, подходящей по всем параметрам, равнине, создать промежуточный домен под командованием центуриона Дарка и данной мне властью наградить его титулом проконсула, — шум всеобщего ликования наполнил штабной шатер, только генерал Снейк сидел с омерзительно грустным выражением лица.

Глава 19

— Эраст, черт тебя дери, что за привычка всегда внедряться в исторические дебри, — Григорий просто негодовал. — Я досыта наслушался разных сказок в Раю, а теперь еще ты. Почему нельзя просто и доступным языком объяснить то, что хочешь сказать? Начали с черных дыр и о них-то как раз ни слова.

— Так, не дослушал.

— Что? Опять рассказы о предках? Уволь. Хочешь говорить говори, но только по сути дела, а не начинай с Адама.

— Вот про Адама-то я и хотел, — Эраст состроил невинное личико. — Ладно, ладно, могу и короче. Промежуточный домен сделали и всех сомневающихся и прочих неугодных, Элохим там оставил, а с собой взял только тех, кто хотел идти дальше.

— Ну и что?

— Да ничего. Для создателя так было проще.

— Ну, а остальных-то чем заманил?

— Свободой, Григорий Алексеевич, свободой и тем, что сумеет вернуть их на Родину.

— И что, поверили?

— Кто-то поверил, кто-то нет. Сомневающихся было конечно больше, тем более, что не представляли, как консул сможет выполнить свое обещание, а он собственно и не очень распространялся о своих планах, однако, не верить ему повода не было.

— Они же понимали, что ковчег поднять в космос не получиться, так на что же надеялись? — Григорий тоже не понимал, куда клонит Эраст.

— А ты почему Григорий Алексеевич решил, что вернуться на Родину можно только на корабле? — вопрос Эраста явно озадачил. Мысль о перемещении в пространстве каким-то иным способом никогда раньше не приходила Григорию в голову.

— Собственно, почему бы и нет, — рассуждал Григорий, — ведь улетает же куда-то душа…

— Вот это в точку. Молодец профессор, дотумкал, значит еще не все потеряно, — Эраст улыбался, растягивая рот, демонстрируя все тридцать два зуба.

— Так получается, что собственно не человека Элохим обещал вернуть на Родину, а только его душу?

— А душа — не суть ли человека? — взвился Эраст, — что такое человек без души?…Тлен, куча навоза….

— Ладно, не ершись, давай дальше…..

…. Снежные шапки сопок, зеленая долина и яркое солнце вокруг нового дома. Фонтаны гейзеров дополняли общую картину девственной красоты. Несмотря на все сложности, возникавшие в пути, Элохиму все-таки удалось довести остатки экспедиционного корпуса до южного полюса Земли. Все попытки Амонра помешать теперь были позади и как бы, не хотелось, но ему пришлось признать очередную победу за неугомонным генетиком. Административный домен устраивался и разрастался, и у многих его обитателей уже созрело острое желание получить обещанную когда-то награду — вернуться на свою Родину — это было собственно то, ради чего они продолжили свой путь с Элахимом. Однако, казалось, что консул забыл о своем обещании. Ни одной попытки, построить какой-либо летательный аппарат и тем более предпринять попытку восстановить ковчег Элохим не предпринимал, чем немало удивлял переселенцев. Последнее время он все больше тратил времени и сил на странное желание — изучать давно всем известную систему клонирования человека. Бесконечные опыты и работа в лаборатории вырвали его из повседневной круговерти. Всеми текущими делами Ада занимался генерал Снейк, затаивший обиду на Элохима за историю с центурионом Дарком. Генерал не завидовал Дарку. Причина была в том, что консул не счел нужным хотя бы с ним посоветоваться, в таком важном деле, а теперь взвалил на его плечи всю тяжесть управления, отгородившись от мира дверями лаборатории.

— Генерал, консул вновь заперся в своей лаборатории, и вряд ли будет присутствовать на малом совете, — доклад капрала в очередной раз всколыхнул в душе Снейка копившуюся обиду. "Вышвырнуть из Ада все это адамово племя и тогда он, может быть, задумается и о нас, а не будет все время проводить с рабами, обучая их премудростям жизни" — раздраженно думал Снейк, тупо смотря на застывшего в ожидании распоряжений капрала.

— Ты еще здесь? — словно прозрев, прокричал генерал. — Созывай совет, у меня есть, что сказать людям, в отличие от этого генетического червя, — последние слова он просто проревел, как зверомаст попавший в охотничий капкан.

В командном кубрике было тесно и жарко. Уперевшись руками в стол так, что возникало ощущение, словно он завис в невесомости, Снейк выкрикивал все наболевшее в адрес ставшего невыносимым для него консула: "Пусть явится к нам и все объяснит, а иначе я готов принять на себя командование и вышвырнуть этого творца прочь". (Однажды кто-то назвал Элохима "творцом" и это прозвище так к нему и приклеилось, как осенний лист к гусенице землехода.)

Кубрик наполнился голосами споривших и надрывавших голосовые связки офицеров.

— Депортировать его в Рай…

— Но он обещал…

— Плевать на обещания, пусть забирает своих рабов и катится, куда хочет, — напряжение в кубрике нарастало, когда все заметили консула, молча стоящего на пороге и оценивающе глядящего на разгоряченного речью генерала.

Не повиновение, революция, бунт, в какие бы времена и где бы то не происходило — это всегда вызов, брошенный власти и только реки крови способны остудить взбунтовавшийся разум и заставить его вновь подчиниться силе. Вразумлять толпу бессмысленно — это как бензином тушить пожар, но Элохим все же решил проверить справедливость этих человеческих законов.

— Я благодарю генерала Снейка за столь лестное предложение и даже готов принять его с большим удовольствием, — начал Элохим еле слышно произнося слова, от чего в кубрике воцарилась полная тишина, и только зависший над столом генерал напоминал о недавней баталии. — Присаживайтесь Снейк, — годы службы приучили генерала беспрекословно подчиняться чужим приказам, и сегодня это сыграло с ним злую шутку — Снейк, как подкошенный упал на кресло, учтиво подставленное ему Элохимом. — Я повторяю, я готов принять ваше предложение генерал и уйти, но, — Элохим выдержал паузу, наблюдая, как в глазах людей борется извечный страх перед верховной властью и живой интерес к любым переменам, — но, - продолжил консул, — я думаю, что приняв ваше предложение я не смогу выполнить данное мной обещание и вернуть всех желающих на Родину, но…, - Элохим вновь сделал паузу, — но если это ни кого не интересует, то я готов уступить свое место храброму генералу, может он сможет сделать то, чего не удалось мне, — консул замолчал и в полной тишине стал внимательно наблюдать за лицами собравшихся офицеров, пауза затянулась.

— Консул, разрешите вопрос? — поднявшись со своего места, обратился широкоплечий капитан, бывший второй пилот ковчега.

— Не возражаю.

— Когда и на чем вы планируете отправить нас на Родину? — черный цвет кожи капитана говорил о его Африканском происхождении, а в его вопросе сквозила не прикрытая издевка.

— Насколько мне известно, я не обещал ни кому возвращения на Африку, тем более что от этой планеты осталась только пыль, думаю, что это известно пилоту лучше, чем мне. Ну, а к вопросу на чем, то тут я вас могу удивить капитан, но не сейчас, — попытка атаковать, явно провалилась и в кубрике повисла давящая тишина. Желающих задавать вопросы больше не было. Все ждали, что скажет генерал, затаившийся в своем кресле. Элохим еще некоторое время выжидающе молчал. — Ну, если так, то с этой минуты, — решив положить конец всему, произнес Элохим, — я снимаю с вас обязанности генерал Снейк и депортирую к проконсулу Дарку. Ваше место займет центурион Девил. Прошу всех разойтись по своим местам и приступить к выполнению прямых обязанностей, — офицеры, молча, словно извиняясь, покидали командный кубрик, так и не услышав от консула ответа на основные вопросы: как и когда?

Депортация была не таким простым делом — капсульные лифты в Аду были только что смонтированы, но не испытаны. Такой поворот событий запросто мог стоить жизни первопроходцу и генерал прекрасно понимал, что его депортация равносильна смертному приговору. Подавленный и униженный он бесцельно бродил по коридорам. Его ни кто не охранял, да и какой в этом был смысл, если куда-то сбежать или спрятаться он не мог. Все кто встречали его в полутемных коридорах Ада, уклонялись от любых разговоров, отводили взгляд или просто убегали, едва заметив опального генерала. Большего оскорбления он и не мог себе представить. Те, кто еще вчера склоняли перед ним голову, предали его, не видят и не слышат, словно он исчез, растворился, превратился в звездную пыль и затерялся в бесконечном космосе. Если бы он мог все это предположить вчера, он наверняка перерезал бы себе горло лазерным кортиком, только бы….. Единственные, кто не изменил почтительного отношения к Снейку, и так же как и всегда, учтиво кланялись и отвечали на любые его вопросы это — рабы, для них он по-прежнему был человеком — высшим разумным существом. Вчера он был готов вышвырнуть их вон, а сегодня обрадовался возможности хоть с кем-то поговорить.

Если человека предает человек, то он готов искать поддержки у любого живого существа — так было и так будет — и в этом скрыта вся не логичность грубой человеческой сущности — вначале собаку бьют, а затем ее гладят и разговаривают, как с человеком, зная, что она никогда не предаст, будет любить и преданно смотреть в глаза.

— Как тебя зовут? — испытывая желание услышать хоть чей-то голос, произнес Снейк.

— Адам Љ 666 — так меня называет создатель Элохим, — услышав имя консула, Снейк побледнел и рефлекторно сжал кулаки, готовый бросится на презренного раба. Сжав до боли зубы, он едва сумел сдержаться. В его глазах горела не прикрытая ненависть и злоба, готовая в любую минуту выплеснуться наружу.

— Ты говоришь создатель, но он не Бог, а жалкий ремесленник, собравший тебя из того, что дал ему в руки Всевышний. А….кому я это говорю? — генерал хотел уже уйти, но какая-то мысль его остановила. — А знаешь ли ты раб, что тебя ждет? — вопрос, был не понятен для шестьсот шестьдесят шестого, он нахмурил брови и, казалось, пытался думать. Снейк впервые за этот день криво улыбнулся. — Я спрашиваю, что с тобой и такими как ты будет, когда вы закончите строительство Ада? Что с вами сделает ваш создатель?

— Я этого не знаю. Создатель не говорил об этом.

— Зато знаю я, — Снейк злобно улыбнулся. — С тобой поступят так же, как поступили со мной. Тебя убьют и выбросят, как ненужный, отработавший свое мусор. Тебя и всех твоих сородичей ждет одна свалка, а твою душонку создатель вмонтирует в нового Адама, — генерал наблюдал, как на лице раба отразилось недоверие. — Не веришь? А ты сам посмотри, что пишет твой умник, — сказав это, Снейк повернулся к вмонтированному в стене монитору и быстрыми движениями пальцев набрал запрос — "Программа АДАМ и ЕВА". Секунда и на экране появился краткий план разработки рабочих автоматизированных биосистем. — Читай, надеюсь, хоть этому тебя научил твой гений.

— Мне запрещено получать информацию предназначенную людям, — сухо ответил Адам, — это наше правило.

— А ты читай, я разрешаю, — раб растерянно крутил головой, — читай, я приказываю тебе…..

Глава 20

Депортация Снейка была назначена на утро сороковых суток, после оглашения приказа консулом — этого требовали правила галактического устава и Элохим не собирался их нарушать. Любое наказание человека должно быть проверено временем, должно быть публичным и нести в себе науку для остальных членов человеческого сообщества.

Снейка, к шахте капсульного лифта, сопровождали капрал Паыгби и генерал Девил. Он шел с высоко поднятой головой, понимая, что на него сейчас смотрят все обитатели Ада, наблюдая за происходящим на своих мониторах. Стальные двери капсулы распахнулись, готовые принять первого депортанта. Снейк на секунду остановился.

— Желаете что-то сказать генерал, — спросил Девил, несколько затягивая установленную законом процедуру.

— Спасибо центурион, надеюсь, что ты сможешь разобраться и понять смысл моего поступка. Я буду первым, кто на это рискнул. Передай консулу, что возможно он прав, и я не держу на него обиды, — Девил не понял, о чем говорит генерал.

— Что вы хотите этим сказать? — вместо ответа, Снейк протянул небольшой конверт, — прочитаешь, когда меня здесь не будет, — и затем быстро шагнул в капсулу, двери которой бесшумно закрылись.

Старт…. Вместо знакомого шипения и свиста уходящей вверх капсулы за сомкнутыми дверями прозвучал оглушительный взрыв…..

Страшное происшествие с генералом Снейком, не было последним в этот сороковой день. Сотня рабов, возглавляемая Адамом Љ 666, взорвала вместе с собой одну из шахт, что привело всех обитателей Ада в состояние близкое к панике. Узнав о происходящем от капрала, Элохим немедленно закрылся в своей лаборатории, уничтожил все записи своих экспериментов, а затем безжалостно взорвал ее вместе с собой….

Единственное свидетельство, объясняющее все, что произошло в тот день — это письмо генерала Снейка.

"Центуриону Девилу. Лично"

На правах твоего бывшего командира и друга, хочу сообщить тебе и хоть как-то объяснить свой поступок. Упущу подробности как, но мне стало известно, чем в своей лаборатории занимается консул и, похоже, что это то, о чем я мог только мечтать последние три цикла. Не знаю как, но вероятно, ему открылась истина и я готов первым испытать это на себе…..

Не уверен, что Элохим захочет об этом сам рассказать, но я считаю, что люди имеют право об этом знать….

Человек сам клонирует себя, перенося свою бессмертную душу из цикла в цикл — это закон известный каждому, но что будет, если прервать эту цепь? Что будет с душой? Этого не знает ни кто кроме Элохима….

Чудо, но душа умершего человека летит сквозь космос домой, на Родину…..

Есть только одно но — лететь далеко может только легкая душа, не обремененная злом….

Злые души — тяжелые души притягивают и поглощают черные дыры, возвращая их в цикл очередного клонирования…..

Может, мы еще встретимся, а может быть, мне повезет, и я снова увижу Родину.

Генерал Снейк.

….. Григорий протянул Эрасту только что прочитанную им копию письма Снейка.

— Что скажете профессор?

— Не знаю. В этом есть что-то интригующее, но вот так взять просто и поверить…. не знаю…. трудно, — Григорий задумался.

— Трудно, согласен, но ведь вся жизнь человечества на земле, не есть ли подтверждение этому? Генерал Девил всю жизнь только и занимался тем, что учил и чистил души, готовя их к дальней дороге.

— А Рай?

— Что Рай. В нем только и мечтают, чтобы свалить с Земли на новую планету. Настоящий-то Рай в космосе у Бога, а творец просто указал туда дорогу, так-то вот уважаемый Григорий Алексеевич.

— А почему Элохим не захотел рассказать об этом людям?

— Не знаю, но думаю, посчитал, что пока не доросли или что-то в этом роде. Даже сегодня найдется не много людей, которые могут в это поверить безоговорочно, — Эраст смотрел в окно на однообразный пейзаж долины гейзеров.

— В этом, я думаю, ты прав — рано, рано говорить правду…..

— Эх, Григорий, Григорий, а когда время-то придет, может быть уже поздно. Ты об этом не думал?

— Ты хочешь, чтобы я рассказал, как изменить людское сознание? — Григорий внимательно посмотрел на молодого врача. — А зачем?… Много лет назад я услышал историю о Бальтазаре Косса.

— Это тот, что стал папой Римским? — знаниеЭрастом истории ни сколько не удивило Григория. Он уже привык к тому, что в Аду и в Раю удиляли огромное внимание всем перепетиям минувших лет.

— Он самый, кстати говоря, эта история меня и натолкнула на мысль о создании препарата.

— Странные у вас профессор ассоциации, — заметил Эраст.

— Странные или не странные, но тогда я был уверен, что имею право изменить разум людей, не понимая, что вместе с этим изменится и душа.

— Вот и отлично, — обрадовано проговорил Эраст, — все заново, с чистого листа.

— А кто сказал тебе, что с чистого листа лучше? Теже ошибки, а потом жди еще несколько веков, пока человечество обретет новый опыт, но кто сказал, что он обязательно будет лучше предыдущего. Хочешь или не хочешь, но появятся новые вожди, новые тираны, новые мученики и новые грешники.

— Но это же наш шанс, еще одна попытка, — Эраст нервничал, — конечно, гарантий нет, ну, а вдруг получится и тогда человек сможет измениться. Изменится его душа, его жизнь, — он не умел уговаривать, он мечтал, как и все те, кто когда-то верил в идеальный мир на Утопии.

— Пусть так. Тогда ответь мне, чем же я буду лучше Бальтазара?

— Причем здесь он? Кардинал, рвущийся к папскому престолу, расчищающий себе путь кинжалом и ядом. Он же не преследовал только личные цели. Ну, и чего здесь общего? — в представлениях Эраста, образ антипапы и профессора явно не сопоставлялись.

— Ищешь общее? — Григорий внутренне напрягся, словно готовясь к прыжку, — отобрать душу — это, дорогой мой Эраст, равносильно забрать жизнь, а уж как это сделать: кривым ножом или красивой пилюлей, с благими намерениями или без, — поверь, великой разницы нет, да и зачем менять то, что человек должен исправить сам? Пойми. По-ня-ть и исправить, — Григорий прислушался к гулу, доносящемуся из долины гейзеров. — Вот возьми, к примеру, меня, ну что я могу дать тебе, когда сам с собой разобраться не в силах. Какое уж тут менять людей, себя бы понять, — он вновь прислушался к нарастающему гулу. — Думаю, что все должно вызреть в каждой душе самостоятельно. Понимаешь? Каждый из нас должен сам выносить и родить свою душу. Думаю, что именно в этом скрыт весь сакральный смысл нашего бытия. Возможно, это и было прозрением и великим открытием Элохима, — Эраст не ответил, он смотрел в окно, где в очередной раз, с ревом разрывая землю, всплеснул к небу могучий Чакра.

Эпилог

— Говоришь, что это не правда, а кто это сказал? Ты? А как ты узнал, где она, правда? Как ты ее почувствовал? На вкус или цвет? Не знаешь?… И никто не знает, только иногда раздувают щеки и разглагольствуют о правде в последней инстанции, тыкая пальчиком в очередную книгу и ссылаясь на очередной авторитет, а пройдет год, другой, глядишь, а авторитета-то и нет — весь сдулся…. Вернее было бы сказать, что я, в настоящее время, придерживаюсь этой точки зрения, но верить в это никого не заставляю. Возможность выбора нам дарована свыше, а вот что мы выберем…. Может быть когда-то, я и буду думать подругому, но сегодня думаю так — нужно постараться родить свою душу.

Вечерние сумерки поглощали цветную политру, размывали тонкие линии, стирали детали, прорисовывая знакомые силуэты в черно-белых тонах. Тишина купается в прибрежной волне, перебирая мокрую гальку. Над кромкой соснового бора отблески уходящей зари, влажный запах скошенной травы и первые звезды на дымчатом стекле, уходящего ввысь неба.

— Ты знаешь Гриш, я никогда не верил по-настоящему. Я и на смерть-то всегда смотрел, как на финишную черту, но в душе….. в душе я всетаки надеялся, что за ней что-то есть. Понимаешь — боялся, боялся сделать шаг и застрял здесь, хотя сейчас этому очень рад, — Иван выпрямился. — Давай прощаться, думаю, что теперь я готов и пора в дорогу…

Восходящая луна прочертила на речной излучине серебряную дорожку, уходящую к туманному лугу на другом берегу.

2005–2010 гг.