Капитан

Глава 12

Прямым попаданием был уничтожен ходовой мостик «Ижорца», все кто там находились погибли сразу. Погиб Малюта, помощник командира, командир БЧ-2, замполит, сигнальщик и еще несколько человек, но орудие и оставшиеся пулемёты вели огонь до конца, а экипаж продолжал борьбу за живучесть. Неуправляемый буксир ткнулся носом во вражеский берег, разворачивая баржу поперёк реки и перекрывая нам путь и обзор. «Шторму» пока везло, прямых попаданий не было, разрывы от снарядов вставали по берегам и в воде, засыпая палубу илом и камнями, заливая ей грязной речной водой, осколки стучали по бортам и надстройке. Как заговорённые, защищённые только невысокой стенкой из криво уложенных мешков с песком, мои артиллеристы и зенитчики вели огонь по злополучной финской батарее, которая так удачно подловила нас из засады, и пока ещё были все целы. Если бы не «Ижорец» со своей баржей, нас бы уже давно отправили на дно, но пока основную тяжесть удара принимал на себя зенитный буксир, погибая в неравном бою. И самое плохое, достать батарею мы не могли, как и повернуть назад, мы заперты между двумя баржами, положение почти безнадёжно…

А ведь после выхода с Выгозера, было всё совсем не плохо и казалось, что наша миссия имеет шансы на успех. Канал до Онеги мы прошли хоть и не быстро, но без особых проблем. Нас не бомбили немецкие и финские самолёты, все шлюзы работали исправно, на берегах канала пока ещё не было финских войск.

Баржи мы довели до Медвежегорска, негласной столицы Белбатлага. От реки Свирь финнов так и не отбросили, доступа в Ладогу больше не было, кольцо блокады вокруг Ленинграда сжималось. Небольшой городок был забит эвакуированными из Петрозаводска беженцами.

— Вано, нам надо уходить — после двух суток ожидания подошёл я к Горгадзе. Сугубо гражданский человек, волею судьбы одевший военную форму, он просил, что бы я называл его по имени — Свирь не освободят до холодов, а скоро уже конец навигации, да и финны подходят к каналу, мы сделали всё, что смогли, тебе надо договариваться, чтобы баржи либо вернуть назад в Беломорск, либо перегрузить на железную дорогу, тем более, что она пока исправно работает.

— Нет у меня связи с начальством! Два дня бьюсь, дорогой! Мне приказ никто не отменял. Может быть удастся прорваться? — комиссар был встревожен, он целыми днями пропадал на берегу, пытаясь решить, что же делать с грузом.

— Я тут с коллегами пообщался, канонерские лодки туда пройти не могут, сейчас они работают только артиллерией, поддерживая наши войска и пытаясь сорвать переправу финнов через Свирь, по берегу стоят финские батареи, большинство посёлков на правом берегу реке захвачены. Как ты себе это представляешь? Двести двадцать километров пройти, это минимум два дня надо! Канонерки не смогли, а два буксира с баржами смогут? Ждать тут долго нельзя, Беломорканал пока работает, мы можем вернутся вместе, а груз отправить железной дорогой, принимай решение Вано, я же тоже буду связываться со своими командирами, мы просто теряем время.

С Архангельском мне удалось связаться с большим трудом, для этого пришлось обратится в управление НКВД и долго рассказывать кто я такой и для чего мне нужна связь, однако после почти трёх часов нервотрёпки я получил устный приказ штаба идти в город Вытегра, в штаб Онежской флотилии и передать баржи на их попечение. Пороховой завод, который мы везли, срочно требовался в Ленинграде, но похоже никто не знал точно обстановки на фронте, все были уверены, что доставить его туда ещё возможно. Я тут же велел найти Горгадзе и готовится к немедленному выходу, на дворе уже начало октября, скоро лёд закроет нам дорогу назад, в Белое море.

Переход прошёл без проблем и в этот раз, нас авиация противника не беспокоила, на озере финны активности не проявляли.

Штаб флотилии только закончил перебазироваться в Вытегру из Вознесения, и всем тут было не до нас. Командующий Онежской военной флотилией Дьяконов принял нас с Горгадзе почти на ходу. Кап раз был похож больше на учителя, чем на кадрового военного моряка. Вылитый Берия, практически одно лицо! Круглое лицо с оттопыренными ушами, высокий лоб, на носу очки, он был худощав и очень нервничал.

— Не до вас мне сейчас! Нет у меня свободных кораблей и катеров, чтобы ещё и буксировать баржи! Ты зачем их сюда привёл лейтенант?!

— У меня приказ — опешил я — передать баржи с оборудованием завода на ваше попечение!

— Показывай свой приказ! — зло уставился на меня Дьяконов.

— Приказ я получил устно, по телефону — обреченно ответил я, я уже понял, что тут нам не помогут.

— А вот я такого приказа не получал! — оправдал мои ожидания кап раз — мой тебе совет лейтенант, уводи свои баржи в Молотов, пока можешь, и река не встала.

— Если я их туда поведу, то не успею вернуться до ледостава! — возразил я. Я выполнил приказ и теперь ношусь с этими баржами как с чемоданом без ручки! И бросить не могу и нести трудно!

— Это твои проблемы, единственное чем могу помочь, это заправкой топливом и дать продовольствие! Всё! — отрубил начальник флотилии.

— Разрешите через вас выйти на связь с Архангельском? — выкрикнул я последнюю просьбу уже в спину уходящего начальника. Дьяконов обернулся и согласно махнул головой.

— К начальнику штаба обратись, скажи, что я разрешил.

Родной штаб помочь мне тоже ничем не смог, было приказано оставаться на месте и ждать распоряжений. Сколько ждать? Никто, ничего не знал.

— Надо прорваться лейтенант! — дивизионный комиссар смотрел на меня с высоты своего роста. Высокий мужик атлетического телосложения, с такими широкими плечами, что посаженная на них довольно крупная голова все равно казалась на этих плечах маленькой. Он был подстрижен ёжиком, на простом лице умные, острые глаза. Когда Горгадзе узнал, что в штаб флотилии приехал член военного совета Карельского фронта, то тут же бросился искать с ним встречи, и вот теперь я стою перед ним по стойке смирно.

— Товарищ дивизионный комиссар, у меня нет распоряжения из штаба Северного флота! — попытался я в последней попытке избежать самоубийственного задания.

— Северный флот находится в оперативном подчинении Карельского фронта, так что считай, что такое распоряжение у тебя есть. Моё распоряжение. Это оборудование очень нужно в Ленинграде.

— Правый берег реки занят финнами, на нём установлены батареи, мы можем потерять этот груз — возражаю я.

— Мне доложили, что сплошной обороны по реке нет, есть отдельные переправы и занято несколько селений, ты драматизируешь ситуацию лейтенант. Скажи честно, боишься?

— Боюсь — честно ответил я.

— Молодец, что не соврал. Все боятся, но ты, наверное, этот орден заслужил не зря, не спрашиваю за что, но просто так высшую награду страны не дадут, а значит ты смелый и проверенный командир. Я в тебя верю, у тебя получится — в который раз этот «трудовой» орден подводит меня, заставляя окружающих думать, что я боевой командир — выполняй приказ лейтенант, ещё Суворов говорил: «смелость города берёт!».

Хорошо быть смелым, но страшно. Подставивший меня грузин выглядел довольным, я посмотрел на него как на идиота. Что это? Фанатичная преданность своему делу и желание во что бы то не стало выполнить приказ или просто у него отставание в умственном развитии? Я знал точно, по реке нам не пройти.

— Вано, ты идиот! — не стал я скрывать свои мысли от батальонного комиссара. Да он старше по званию, он старше по возрасту, но я опытнее него многократно, да и пофиг мне уже, всё равно умирать, что меня финны подстрелят, что трибунал расстреляет, никакой разницы для меня нет — и судя по всему лечится не собираешься. Ничего, через день или два твои мозги речной водичкой прополаскает до полной ясности.

— Ты чего Витя? Зачем ругаешься! — обомлел Вано, с его лица сползла улыбка.

— Ты только что отправил на верную смерть почти сто человек, и приказ свой ты не выполнишь. Я больше не хочу с тобой разговаривать. Выходим через три часа, когда стемнеет, будь готов на своей барже, пусть твои бойцы займут оборону на правом борту. Успеете ещё мешки с песком там уложить, и скажи им, что бы письма успели отправить родным, всё же многие из них их больше не увидят! — не глядя на ошалевшего Горгадзе я развернулся к нему спиной и отправился на свой буксир. Мы готовы к выходу в любой момент, но сейчас пока время есть, нам нужно тоже дополнительно подготовится.

Все мешки, что были у нас и удалось достать на базе, мы заполнили грунтом. Уложенные вокруг орудий и на мостике, они давали хоть какую-то призрачную защиту. На «Ижорце» последовали моему примеру, на баржах никто и пальцем не шевельнул. Обиженный Горгадзе и не подумал следовать моему совету.

Ночью, без ходовых огней мы вошли в Свирь. «Ижорец» шёл как всегда первым, прокладывая нам путь. Оба буксира шли малым ходом, рассчитывая проскочить в темноте занятое финнами побережье. Вражеским войскам удалось форсировать Свирь ниже Вознесенья, за пределами дальности стрельбы артиллерии кораблей Онежской флотилии, и теперь за город шёл тяжёлой бой. Без единого выстрела и проблем, через час мы миновали первую финскую переправу, держась середины реки, всю ночь мы едва крались и только приглушенный шум машин выдавал наше присутствие на реке. Но видимо шли мы недостаточно тихо. Рано утром, едва забрезжил рассвет, караван попал в засаду. И вот теперь, мы похоже ведём свой последний бой.

И пяти минут не прошло, а «Ижорец», стоящий возле берега, уже не подаёт признаков жизни, над буксиром поднимаются языки пламени, буксируемая им баржа вздрагивает от попадания снарядов и медленно оседает в воду реки, наша баржа тоже успела получить один гостинец, но пока на плаву.

— Ваня! Правь к барже, прячемся за неё, нужно снять с неё бойцов! Отцепить буксир! Сидоренко, эту падлу нужно заткнуть! — ору я, отдавая распоряжения рулевому и старпому, перекрикивая грохот разрывов. Бьющая по нам батарея где-то рядом, она стреляет прямой наводкой.

— Не видно нихрена! — отвечает мне старпом — куда бить то?!

— А сейчас куда бьём?! — не понял я, все мои артиллеристы выпускают снаряд за снарядом.

— А я знаю?! Я не вижу ни одной цели, похоже наши лупят просто в ту сторону откуда по нам ведут огонь. Прекратить огонь!

Ответить я старпому ничего не успел, а хотелось сказать многое, и совсем даже не литературными словами, кто из нас начальник БЧ-2?! Кто должен управлять огнём артиллерии?! С мачты установленной за надстройкой, единственной которая у нас осталась, раздался голос Коли, моего бывшего марсового.

— Вижу их, право тридцать, метрах в трёхстах от нас, прямо в лесу батарея!

— Сколько их?! — задрав голову я смотрю на болтающегося на вантах сигнальщика, которого того и гляди снесёт оттуда взрывной волной или срежет осколками.

— Вижу три орудия!

— Пехота есть? — это сейчас самое главное, если нет пехотного прикрытия, то у нас есть шанс.

— Пехоты не вижу!

— Сидоренко! Всех бойцов с барж, палубную команду и вообще всех, кроме механиков и расчётов орудий — на берег! Задача атаковать и заткнуть батарею! Как только выгрузитесь, я выйду из-за баржи и поддержу вас огнём! Задачу понял?!

— Есть заткнуть батарею! — Сидоренко скатился на палубу, на которой уже собирались выжившие бойцы из взвода охраны подбитой баржи.

Через минуту сводный отряд прыгал прямо в воду с борта тральщика. Черные бушлаты перемешались с серыми шинелями, бескозырки и черные фуражки с пилотками. Среди ушедшего на штурм батареи десанта, мелькнуло лицо замполита, держащего в руках наган. Куда его понесло?! Ну хоть бы автомат взял! Никто из моих матросов даже не вспомнил про каски, они есть только на головах расчётов орудий.

— Полный назад! — командую я голосом и перевожу машинный телеграф в нужное положение. Тральщик вздрагивает и идёт назад, а рулевой перекладывает руль так, чтобы развернуть «Шорм» и при выходе из-под прикрытия тонущей баржи наше основное орудие смогло сразу стрелять. Я снова дергаю ручку телеграфа и тральщик выходит на открытую воду. Финская батарея уже прекратила рвать на части зенитный буксир и дырявить первую баржу, они перенесли весь огонь на вторую.

Как только мы вышли, мои артиллеристы и пулеметчики снова открыли плотный огонь, а финны перенесли огонь на нас. Я маневрирую, бросая судно из стороны в сторону, что конечно же мешает расчетам прицелится, как моим, так и финским. Неизвестно кому сейчас хуже, они стоят на месте, а мы имеем ход, финская батарея неподвижная мишень, зато им целиться легче, их не бросает из стороны в сторону по волнам! Да и нет у меня сейчас цели попасть хоть куда-то, мы должны отвлечь всё внимание на себя, пока Сидоренко ведёт десант в атаку. А они кстати где?! Я не слышу своих парней! Оторвав взгляд от вспышек орудий финской батареи, я перевожу взгляд на берег, вот они! Бегут тихо, низко пригибаясь к земле, и самое главное молча! Финны их пока не заметили. Молодец Сидоренко, я даже готов ему простить перовую растерянности в начале боя.

Мощный взрыв у основания надстройки прервал мои размышления, взрывной волной меня подкинуло вверх, по мостику застучали осколки, вскрикнул и выпустил из рук штурвал Ваня, исчез с мачты Коля, бьющие по батареи пулемёты ДШК, установленные по краям мостика, прекратили стрельбу, тральщик бросило в сторону. Я упал на ручку управления телеграфом, больно ударившись грудью. Почти не чествуя боли, на адреналине, я вскочил и бросился к штурвалу, под которым без движения застыл рулевой, с ужасом ожидая следующего удара, которым нас точно добьют. Но с берега больше не стреляли, хотя было там шумно, крики «Ура!» и «Полундра!», мат и отчаянные крики боли — сливались в единый хор, наши десантники наконец-то добрались до финской батареи и ей стало не до подбитого буксира.

Я обвёл мутным взглядом корабль. На корме порядок, там ничего не изменилось, на носу на первый взгляд тоже, только без движения лежит расчёт зенитного орудия, а половина расчёта носового явно ранено, парни кто лежит, кто сидит, и они споро перевязывают друг друга, тогда как уцелевшие продолжают стрелять. На мостике картина почти такая же, расчёт правого пулемёта и рулевой лежат, заливая надстройку кровью, только я и расчёт второго пулемёта цел. Так, а куда попали?! Я не вижу!

— Прекратить огонь! Оказать помощь раненым! Отчет о повреждениях! — хриплю я, повернувшись к зенитчикам. Парни тут же бросают пулемёт и в один прыжок оказываются возле меня, в руках у них индивидуальные пакеты.

— Чего вам черти?! Оказать помощь раненым я сказал!

— Вы тоже ранены командир — тычет мне пальцем в правую ногу старшина второй статьи. Я опускаю взгляд в низ и вижу, что моя нога залита кровью, которая идёт из раны на бедре. А вообще ничего не чествую! Нога не болит, только грудь ноет. Льётся сильно, но это точно не артерия повреждена, иначе я был бы уже мёртв.

— Твою мать! Перевязывай быстрее, потом другими займитесь. И кто-нибудь мне скажет, куда нам попали?! Я ни хрена не вижу!

Батарею парни взяли. Результат — захвачены пять орудий, убито двадцать финских артиллеристов и двоих взяли в плен, остальные успели сбежать, наши потери — пятеро убитых и трое раненых, причём ранены и Сидоренко, и Коган. Из экипажа «Ижоца» в живых осталось только трое, все они тяжело ранены, я сомневаюсь, что их удастся доставить в госпиталь, зенитный буксир разбит просто в дребезги, в него попало не менее пяти снарядов, тоже самое и с баржами — они больше не пригодны к движению и сели на грунт возле захваченного финнами берега, убит Горгадзе, из взвода охраны в живых осталась половина и ни одного командира. Всего пять орудий, поставленных на прямую наводку, оставили от каравана рожки да ножки. В надстройке «Шторма», с правого борта огромная дыра, у меня больше нет каюты, а судно осталось без камбуза, расчет переднего зенитного орудия погиб весь, из двух пулеметчиков правого ДШК один тоже погиб, Колю сбросило взрывом с мачты, но он отделался только купанием в ледяной воде, из расчёта орудия установленного на носу ранены двое, мой лучший рулевой лежит с пробитой осколком грудью и вряд ли протянет хотя бы час.

В наскоро вырытой братской могиле на берегу реки Свирь остались лежать наши товарищи, позади пылают подожжённые нами остатки буксира и обе баржи, поднимется густой дым на месте взорванных трофейных орудий, я отдал приказ поворачивать назад. Мы вряд ли сможем прорваться обратно в Онегу, но другого выхода у нас нет. Финны теперь о нас знают всё, а впереди целый световой день. Мы одни на реке захваченной врагом, тральщик «Шторм» с командой из китобоев, против целой армии.