Капитали$т: Часть 3. 1989

Глава 18

Не смирившийся Григорий Степанович Бубенцов обратился к начальнику городской милиции Николаю Николаевичу. Николай Николаевич, как и все городское руководство милиции, тоже получал от ликеро-водочного завода и денежные бонусы, и «алкогольный безлимит». Поэтому ни о каких действиях милиции против «водочной мафии» и речи быть не могло — замазаны были все, и скандал мог дорого обойтись и милиции, и партийным работникам.

Тем не менее, Николай Николаевич предложил мне встретиться с Бубенцовым и обсудить ситуацию на заводе. Очевидно, начальник милиции решил, что мы можем оказаться полезными там, где он сам ничего не может сделать.

С бывшим директором ликеро-водочного мы имели дело один раз, когда продали на завод партию компьютеров. Директор поразил нас тем, что единственный из всех руководителей не попросил откат за поставленную продукцию. Брать какие-то несколько десятков тысяч рублей было, очевидно, ниже его достоинства — слишком ничтожная сумма. Более того, он щедро предложил нам выбор — получить расчет деньгами или водкой по заводской цене. Мы, конечно же, с радостью выбрали водку, которую реализовали потом с большой прибылью.

Мы встретились с Григорием Степановичем Бубенцовым в разгар жаркого летнего дня на входе в городской парк. Григорий Степанович подъехал на сияющей белой «Волге», но сам вид имел отнюдь не сияющий. Был Григорий Степанович мрачен и озабочен, он страдал от жары — потел и настолько сильно пах дешевым одеколоном, что находиться ближе, чем на расстоянии трех метров от него, было затруднительно для человека без насморка.

Увидев меня, он улыбнулся.

— Здравствуй, Алексей! Ты все растешь, отца перегнал, наверное? Как он там? Не заскучал без общественной работы?

— Здравствуйте, Григорий Степанович! — улыбнулся я. — Все в порядке с отцом, строит дом. Хочет, чтобы большой дом, сад, огород — там речка близко, природа, свежий воздух…

— Да-а… — мечтательно протянул Григорий Степанович. — Мы с твоим отцом… столько пудов соли вместе… Работали, строили — все для других, ничего для себя! Семей неделями не видели. Да ты и сам знаешь, чего я тебе рассказываю! Отец-то на работе все время пропадал. Никто и спасибо не сказал. Пришли непонятно кто… — Григорий Степанович скорбно замолчал.

— М-м-м… — Я сочувственно кивнул.

— Я теперь говорю, — сказал Григорий Степанович, — если могут, пусть сделают лучше! Только не могут они. Руки не из того места выросли! И голова! А Володя… может он и прав, может так и нужно, чтобы дом, огород, сад — для других всю жизнь работали, так хоть на старости лет немного для себя…

— Да что вы, Григорий Степанович, — лицемерно возмутился я, — какая там старость лет⁈ Откуда⁈ Вы еще молодые!

— Мы?.. Да… Гм… — довольно улыбнулся Бубенцов. — Старые дубы, да… пошумим еще немного. Пошумим, ничего! Как там в песне — помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела… Хорошая песня. Ну да ты, Алексей, расскажи немного — как сам? Чем занимаешься, кроме института?

— Руковожу кооперативом, — улыбнулся я. — Да вы слышали, наверное.

— Кое-что слышал, — подтвердил Григорий Степанович. — Даже в газетах писали, что детскому дому помогаете… А я и не сомневался, у такого отца другого сына и не могло быть! Никак не могло!

Я скромно потупил взор.

— Ну хорошо, — сказал Бубенцов, слегка помрачнев. — Теперь, Алексей, перейдем к делу. Ты знаешь, я сейчас директор ликеро-водочного?

— Знаю, — подтвердил я.

— Ну вот… Прежний директор оказался… Негодяй, одним словом. Прошляпили мы это дело. На предприятии бардак. Воруют от мала до велика. У завода договоры с какими-то шарашкиными конторами. Кабальные договоры! — Глаза Григория Степановича гневно сверкнули. — Выходит так, что я у них обязан и зерно закупать, и водку им же сдавать! Скоро зарплату рабочим нечем платить будет.

— А расторгнуть нельзя? — невинно поинтересовался я.

Григорий Степанович мрачно на меня посмотрел.

— Было бы можно, Алексей, так давно бы сделали. То-то и оно, что мы не можем. Я тебя зачем позвал — понимаешь?

Я кивнул.

— Николай Николаевич мне в целом объяснил ситуацию.

— Это хорошо, что объяснил. Очень хорошо! И я тебе от себя еще скажу — если получится у вас, чтобы этих дармоедов с завода убрать, я тогда с вами буду работать. Будем взаимовыгодно сотрудничать, понимаешь?

— Примерно понимаю, — сказал я. — В целом понимаю, но детали пока еще не очень… Информация нужна.

— Там черт ногу сломит! — гневно сказал Григорий Степанович. — Есть такой кооператив «Золотая заря». Слышал что-нибудь о них?

— Ничего не слышал, — признался я.

— Все кабальные договоры с ними заключены. Я попробовал с товарищами, чтобы с ними миром разойтись. Так они мне угрожали! Мне! Негодяи! — Григорий Степанович не на шутку разозлился.

— Я правильно понимаю ситуацию, вы хотите, чтобы «Золотой зари» на заводе больше не было и не возражаете, что ее место займет «Астра»? На взаимовыгодных условиях, конечно.

— Весь в отца, — потеплел Григорий Степанович, — и хватка, и понимание… Да, если эти негодяи уйдут, будем с тобой работать. На заводе я порядок наведу, главное, чтобы этих не было.

— Еще вопрос, Григорий Степанович… Как у вас там с левым производством?

— Полвагона в день продукции делают, — сказал Григорий Степанович, понизив голос, — и все идет им. Сам понимаешь. Полвагона! Такие деньги!

— Конечно понимаю, — сказал я, — пусть лучше идет в нужные руки, чем непонятно кому.

— Одним словом, Алексей, мы друг друга поняли, — величественно сказал Бубенцов. — Я сейчас как раз в отпуск собираюсь. В санаторий, нервы подлечить. А вы тут… одним словом, действуйте. Через три недели приеду, надеюсь, что у вас к тому времени будет какой-то результат. Промедление дорого стоит. Во всех смыслах дорого. — Бубенцов многозначительно посмотрел на меня.

Интересно девки пляшут, подумал я. Значит, товарищ Бубенцов экстренно валит в отпуск, а меня оставляет разбираться с водочной мафией. Что же, очень разумно.

— Я все понял, Григорий Степанович, — сказал я.

— Ну, раз понял… — Григорий Степанович вытащил из кармана пиджака бумажный листик. — Вот телефон секретаря моего. Если что понадобится, звони в любое время, сам понимаешь.

— Спасибо, — я спрятал листок. — Хорошего вам отдыха, Григорий Степанович.

Бубенцов молча пожал мне руку и важно направился к белой «Волге».

Сразу после встречи с Григорием Степановичем, я отправился в кафе «Уют». Мне очень нужна была консультация по поводу того, как обстоят дела на ликеро-водочном заводе, а Евгений Михайлович и Яков Наумович, пожалуй, лучше всех в городе осведомлены о положении дел в теневых областях экономики.

В кафе «Уют» я застал Лисинского, но тот был занят — обедал в компании ярко накрашенной блондинки, по меньшей мере лет на тридцать младше его. Я вопросительно посмотрел на Евгения Михайловича, но тот указал мне глазами на свою сотрапезницу и тихонько развел руками — не могу, занят. Я поощрительно улыбнулся, а Евгений Михайлович ответил мне обиженным взглядом.

Яков Наумович, как всегда, сидел за столом один. Перед ним стоял стакан чая и тарелка с какой-то рыбой. Яков Наумович со скорбью смотрел на свой скудный обед. Увидев меня, он горестно вздохнул и наклонил голову, в знак приветствия.

— Здравствуйте, Яков Наумович! — сказал я весело. — Желаю вам приятного аппетита. Я ненадолго, буквально на пару минут…

— Какой может быть аппетит у человека… — флегматично сказал Яков Наумович. — Вы что, не видите? — он с отвращением ткнул пальцем в сторону тарелки. — А вот когда-то, лет пятнадцать назад… в «Арагви»… Мы умели и любили погулять в свободное от работы время, молодой человек. Некоторые из нас любили слетать на ужин в Москву. Или в Ташкент — на плов и шашлык из баранины… Или в Тбилиси… А сейчас… Все потеряно, все пропало…

— Мне кажется, вы читаете слишком много газет, Яков Наумович, — сказал я иронично. — Так тоже нельзя. Во-первых, это вредно для пищеварения. А во-вторых, вредно для психики.

— Из газет я читаю одни новости спорта, — сварливо ответил Яков Наумович, — и они меня тоже не радуют. Казалось, что может быть проще футбола? Так они и в него разучились играть. Но, оставим это, молодой человек. Вы прилетели сюда, как на почтовых, с горящим взглядом и каким-то вопросом в голове. Давайте уже свой вопрос, все равно мне нужно время, чтобы собраться с духом и съесть эту проклятую рыбу.

— У меня не то чтобы вопрос… — сказал я. — Мне нужна информация. Яков Наумович, что вы можете сказать о нашем ликеро-водочном заводе?

Яков Наумович задумчиво пожевал губами.

— Что вам сказать про ликеро-водочный? Если вы бываете в наших магазинах, то видите, что самые большие очереди за чем?

— За водкой, — сказал я.

— Верно, — согласился Яков Наумович. — Водки мало, за водкой постоянно стоят в очереди, часами стоят, ругают правительство и Горбачева. А потом я открываю местную газету и читаю (я читаю не только о спорте, да!) о том, что ликеро-водочный завод отчитался о перевыполнении плана — все как всегда! И что получается? Получается, что водка есть у спекулянтов, водка есть у таксистов, водка есть у цыган, в ресторанах, где угодно, только не в водочном отделе гастронома. Какой вывод мы можем из этого сделать?

— Кто-то хорошо зарабатывает, — сказал я.

Яков Наумович довольно улыбнулся.

— Могу сказать, что общение с приличными людьми идет вам на пользу, молодой человек. Таки да, кто-то хорошо зарабатывает. Кто-то очень неплохо имеет, очень. И что вы еще хотели узнать?

— Я знаю, кто там зарабатывает, — сказал я. — Есть такой кооператив — «Золотая заря». Меня интересует — что это за люди?

Яков Наумович отхлебнул остывший чай из стакана.

— Вам, кажется, один неглупый человек говорил про банк. Про то, в какие дела можно влезать, в какие — не очень рекомендуется. Вам бы, молодой человек, свечку поставить в вашей церкви за то, что все хорошо закончилось… Так нет же. Вам неймется. Зачем вам сдалась эта «Заря», скажите на милость? Вам плохо живется на свете? Или вам мало денег?

— Яков Наумович… — сказал я просительно. — Денег всегда мало, живется мне иногда хорошо, а иногда — так себе, но если вы что-то знаете про эту лавку, то расскажите, будьте любезны!

Яков Наумович напустил на себя важный вид.

— Я вообще-то не общаюсь со всякой шантрапой, — сказал он. — Я общаюсь с порядочными людьми, чего желаю и вам. А если я не общаюсь с человеком и не имею с ним дел, то мне придется пересказывать вам всякие сплетни, будто старой сплетнице.

— Сгодятся и сплетни! — сказал я с воодушевлением.

— Дело ваше, — подчеркнуто холодно сказал Яков Наумович. — Есть такой человек. Зовут его, кажется, Олег, это нужно уточнить у Жени, он не гнушается общением с подобными субъектами. Так вот, этот человек когда-то по молодости лет пытался войти в наше сообщество — сообщество деловых людей. Но у него ничего не вышло, пришлось уехать в Сибирь и начать делать дела там. Как говорят (вот я уже начинаю ссылаться на слухи), в Сибири он очень преуспел. Занимался снабжением. Одному предприятию нужен лес, другому вагоны, третьему — арматура и так далее. Вот, этот деятель менял лес на вагоны, вагоны на арматуру, все на все, мог достать все, что угодно и очень хорошо зарабатывал. По любым меркам хорошо, — уточнил Яков Наумович и продолжил: — Собственно, государству от его дел никакого вреда не было, одна сплошная польза — предприятия получали дефицит вовремя, выполняли план, все как полагается.

— Догадываюсь, что произошло дальше, — сказал я.

— Тут не нужно иметь семи пядей во лбу. Конечно, его посадили. Но как-то у него там все удачно сложилось, отсидел он недолго, где-то пятерик, и вернулся в город. С большими деньгами, видимо, у него не все отняли при аресте. В дела нашего сообщества подпольных производителей он не лез…

— Кстати, — спросил я, — а почему вы его не приняли?

— Потому что, — грустно сказал Яков Наумович, — еще тогда этот человек был очень неразборчивым в средствах. Вы понимаете? Для него не было неприемлемого. У нас так нельзя.

— И чем он занялся после освобождения? — спросил я.

— Темными делами, — сказал Яков Наумович. — Даже по нашим меркам — темными. Старые иконы. Золото. Камушки. Картины. Антиквариат.

— Банда занималась темными делами… — процитировал я известную песню.

— И за ней следила ВЧК, — подхватил Яков Наумович. — Были какие-то ограбления. Старинные украшения, картинки-иконки. Гнусность, молодой человек. Но я, как вы понимаете, свечу не держал, я только пересказываю то, о чем говорят люди. О прочем вам расскажет Женя. Кстати, вот он сам.

К нам подошел Евгений Михайлович. Его дама, отобедав, покинула кафе. Евгений Михайлович улыбался — он был доволен, расслаблен и немного пьян.

— Молодой человек интересуется за кооператив «Золотая заря», — с некоторым злорадством в голосе сказал Яков Наумович. Улыбка, как по волшебству, сползла с лица Евгения Михайловича. Он сел за стол и вопросительно уставился на меня.

— Я не для себя, я для друга узнаю, — улыбнулся я.

— Здесь я вам ничем помочь не могу, — сказал Евгений Михайлович. — Я с этими людьми не общаюсь. Когда-то было, но сейчас уже нет.

Я тяжело вздохнул.

— Евгений Михайлович, меня интересует любая информация. Все, что может быть полезно.

И Лисинский начал рассказывать, принужденно и без выражения, было видно, что разговор ему неприятен.

— Его зовут Олег. Олег Николаевич Рогов. Прозвище — Рог. Кормится с ликеро-водочного завода, помимо разных не очень благородных дел. В этой «Золотой заре» их собралась целая группа. У них очень много денег и очень мало моральных принципов. Я бы не советовал иметь с ними дело и, тем более, конфликтовать.

— Ты помнишь Гриню? — спросил Лисинского Яков Наумович.

— Что за Гриня? — спросил я заинтересованно.

— Гриня был вор, — важно сказал Евгений Михайлович. — Вы же знаете, что означает это слово, Алексей?

— Знаю, — сказал я простодушно. — Я смотрел этот новый фильм с Гафтом. Там еще Акопян себе руку пилил в гараже.

Евгений Михайлович наградил меня взглядом воспитателя школы для умственно отсталых детей.

— У них был конфликт, — объяснил он. — Рог взял какие-то ценности у того, у кого нельзя было. Гриня распорядился ценности вернуть. Рог его послал, а таких людей посылать нельзя. Гриня его порезал — не до смерти, но чувствительно, так, что шрамы остались на память. Пока Рог лежал в больнице, какие-то злые люди забили Гриню прямо возле дома. Молотком.

— Ничего себе, — сказал я с удивлением.

— Один из близких друзей Грини, — продолжил рассказывать Евгений Михайлович, — похвалялся отомстить. На похоронах целую речь толкнул. И что вы думаете? Не прошло и недели, как он, с поллитрой водки в желудке, выпал с девятого этажа.

— Такое иногда случается, — кивнул Яков Наумович.

— Весело однако вы жили в годы проклятого застоя, — сказал я. — И чем дело закончилось?

Лисинский пожал плечами.

— Дело ничем не закончилось. Отомстить за Гриню больше желающих не нашлось, а Рогова с тех пор все нормальные люди обходят десятой дорогой.

— Как же он смог внедриться на ликеро-водочный? — спросил я.

— Это гениальный снабженец, — объяснил Евгений Михайлович. — Он стал незаменимым для руководства, вот и все. Сначала неофициально, но потом советская власть разрешила зарабатывать легально — и он стал зарабатывать легально.

— Как его можно найти? — спросил я.

Евгений Михайлович поморщился, будто от зубной боли.

— Их контора была где-то неподалеку от кладбища. Если хотите, я узнаю точно и позвоню вам.

— Вы меня очень обяжете, — сказал я.

Евгений Михайлович неодобрительно покачал головой.