Каникулы Эрика, или Портрет для вампирёныша

XIII

Святая святых замка — галерея предков — располагалась на втором этаже Западной башни прямо над кухней. Портреты висели в просторном, высоком зале с витражными окнами и пыльными драпировками на стенах. Прямо напротив входа, на самом почётном месте, красовалось огромное изображение основателя семейства — лорда Ричарда Ривенгтона. Разнокалиберные лики его потомков тянулись двумя рукавами по всему периметру помещения и заканчивались почти на лестничной площадке. Собственно, на лестнице было лишь два портрета — портрет отца и мой собственный.

Из-за странной особенности вентиляции кухонные запахи в основной зал не попадали. На лестнице же всегда пахло выпечкой, мясом, зеленью и молоком. Раньше такая особенность нам не причиняла ни малейших неудобств. Сегодня же, когда под маминым предводительством, мы наконец преодолели все анфилады и переходы, нашему взору открылось странное зрелище.

По папиному портрету ползали две жирные мухи. При нашем приближении насекомые лениво поднялись в воздух и с недовольным жужжанием перелетели на соседнюю раму. Там они побеспокоили нескольких своих товарок. Те в свою очередь — своих. Всего за пару секунд воздух наполнился надсадным низким гулом, а перед глазами у нас замелькало с полсотни крупных, откормленных мух.

Отчаянно размахивая руками, мама бросилась к моему портрету.

— Батюшки! — с оперным трагизмом в голосе воскликнула она. — Георг! Георг, ты только взгляни!

Заинтересованный отец неопределённо хмыкнул. Он и без того уже стоял за маминой спиной и не сводил с картины изумлённого взгляда. Подоспевший за ними Леокадиус безразлично наблюдал за реакцией хозяев. Вид у тролля был как у опытного гида, в тысячный раз показывающего туристам изрядно намозолившую глаза достопримечательность.

Мама всхлипнула. Я на всякий случай отступил поближе к лестнице. От портрета предательски разило мёдом и путь к отступлению нужно было держать наготове.

Весь последний месяц мои членистоногие друзья работали над эльфийским шедевром не покладая крыльев. Следы их трудов покрывали портрет щедрой россыпью. В некоторых местах полотно было засижено настолько качественно, что рассмотреть изображение там уже не представлялось возможным.

— Да, — глубокомысленно изрёк Леокадиус. — Немного того... подпортили. Ну да если оттереть, оно может и нормально будет?

Мама подскочила как ошпаренная:

— Оттереть? — взвилась она. — Да я тебя самого сейчас ототру! Куда ты смотрел, простофиля? Чем занимался?

Сторож попятился.

— Георг! — не унималась мама. — Ну а ты что молчишь? Скажи хоть что-то!

Папа встрепенулся. Бросив на меня короткий подозрительный взгляд, он ткнул пальцем в портрет.

— Убрать! — коротко приказал он.

Мама застыла с открытым ртом. Леокадиус стремглав бросился за стремянкой. Чтобы скрыть довольную ухмылку во все клыки, я повернулся к родителям спиной и, прыгая через три ступеньки, заторопился на Северную башню. Кисточку и неиспользованные остатки настойки нужно было срочно утилизировать.

В тот же день мой портрет сняли. До лучших времён его спрятали в подземелье, а потом и позабыли. Когда следующим летом я случайно спустился туда по совершенно другим делам, то увидел, что начатое мухами дело с честью завершили мыши.

От картины осталась только рамка.