Каменный плен

Жизнь первая. Виктор Солгалов. Глава 1. Детство.

Киев, 1986-1991гг.

Квант его знает, что произошло во время той моей жизни, о которой я сохранил связные воспоминания, но именно с этого момента я могу вести осознанный отсчёт своих перерождений. Для простоты решил считать её первой. В ней мне повезло уродиться человеком. Если вы никогда не встречали людей – не переживайте – потеряли вы не слишком много. Не смотря на то, что человеки искренне считают себя венцом творения и эволюции и даже придумали для этого с десяток разных религиозных догматов. По большей части они – просто продвинутые приматы. Прямоходящие звери, гуманоидного типа, которые хотят есть, спать и совокупляться. В промежутках между этими занятиями, некоторые из них находят время на то чтобы заняться наукой или искусством. А ещё люди постоянно ведут войны и сражения. Не знаю как обстоят дела в других вселенных, но тот социум, в котором мне повезло жить, за неимением внешнего врага воевал сам с собой. Поделившись заранее на разной численности группы, по одной им видимой особенности. В общем толковые такие товарищи.

Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что к моему там воплощению, человечество выяснило что живёт на планете которая имеет форму шара, а не плоского диска, доросло до расщепления атома и вывело на орбиту материнской планеты первые космические станции. Кроме того устроило пару общепланетарных военных конфликтов и шатко застыло на пороге третьего, который согласно аналитикам, проповедникам и фантастам того времени мог стать для цивилизации последним.

Первым моим воспоминанием той жизни, было серое пасмурное небо, в которое я с тревогой вглядывался и страх, что страшная туча доберётся до моего дома. Спустя десятилетие я узнаю, что этот страх передался, мне, пятилетнему ребёнку от матери. В тот день относительно далеко от города где жили и работали мои родители, в результате аварии взорвалась Чернобыльская Атомная Электростанция. Точнее всего один энергоблок, но радиоактивные изотопы и их излучение были крайне губительными для человеческих тел. Так что мои родители, являвшиеся хорошо образованными людьми, прекрасно понимали к каким последствиям эта авария может привести. К нашему счастью, лично на нас с мамой и папой, в отличии от тысяч других людей, тот взрыв повлиял в целом положительно.

Отец, возглавлявший исследовательский отдел в одном из институтов СССР – одной из мировых империй, на просторах которой мне и довелось тогда родиться, был включён в группу по изучению последствий взрыва и процессов противодействия подобным ситуациям в последующем. Мать, являвшаяся учёным в сфере медицины и фармакологии, тоже была занята в исследованиях последствий для человеческого организма и разработке препаратов для противодействия нуклидам. Я же, активно познавал непростую науку советской социализации – ходил в детский садик, готовясь к многим годам обучения.

***

– Получай, гадкий фашист!, – Коля Зайцев пребольно ударил меня металлической лопаткой по спине, прогоняя из только что отвоёванного у него и двух его дружбанов, угла песочницы. Из глаз брызнули слёзы и захотелось разреветься – до того было больно, но в следующую секунду в лоб Кольке прилетел метко пущенный рукой Вовы деревянный кубик с буквой «В» из набора "Юный октябренок". Вообще, обычно мы из них складывали разные слова. Но и как метательный снаряд, такой кубик вполне годился.

– Сам ты фашист, – рявкнул детский Вовкин голосок, перекрывая звук плача, получившего трёпку Зайцева, – Мы доблестные командо Че Геваро! Прочь из освобождённой от подлых захватчиков песочницы! Теперь мы здесь будем строить социализм!

В отличии от меня, у Вовки Пронина всегда было хорошо с политологией и знанием всяких грозных и громких имён героев и революционеров. Глядя на уходящего и рыдающего Колю, мне плакать совершенно перехотелось. Кем бы ни был упомянутый Вовкой Чегеватор, он явно был громкой фигурой из прошлого и нельзя было посрамить его честь и достоинство.

– Как я его, а?!? Не, ну ты видел! – не терпелось поделиться моему другу и товарищу, – Будет знать как не брать нас в игру!

Пронин оглядел пострадавшие в процессе смены владельца песчаные постройки и заключил:

– Это красиво, это мы оставим. А тут вот всё перестроим! И вот там казарму для солдат, а вот там капонир для танка! Ну, Витя, чего молчишь, ты же у нас инженер! Давай, включайся в работу!

В нашей компании, я и правда был скорее инженером, чем солдатом или дипломатом, хотя никогда не чурался и не прятался, если приходилось отстаивать свою правду с кулаками. Один раз мы даже отбили кошку Мурку у детей старшей группы, которую те засунули в бидон из под молока и не давали вылезти. Накостыляв им и гордо шмыгая разбитыми носами, пока нас отчитывала тётя Клава, мы были уверены в своей правоте и даже угроза рассказать обо всём нашим родителям, нас не испугала. За такую вот жизненную позицию нас с Вовкой в садике считали забияками, но ничего поделить не могли. Да, мама и папа горько вздыхали, узнав, что их славный мальчик снова кого-то отлупил и требовали чтобы я не позорил интеллигентную семью и честь будущего советского октябрёнка, недостойными поступками. Я внимал и даже честно раскаивался. Но каждый раз, когда звучало «Витька, наших бьют!», я нёсся на помощь. Потому что вокруг меня были те же будущие октябрята, пионеры и комсомольцы, но им что-то ничего не мешало позорить себя.

– Не Вов, капонир нужно копать вот тут, чтобы танк стоял в засаде. А в тот что ты показал, нужно ставить Град! Пусть дальние подступы обороняет! Сторожи песочницу, я за авоськой! – с этими словами я выскочил из под грибка и помчался к Улитке – сломанной горке в форме спирали в дальнем конце двора детского сада.

Когда-то, ещё до моего поступления в садик, у этой горки сломалась одна из опор и она опасно накренилась, из-за чего кататься с неё стало невозможно. Простаивавшее строение быстро потеряло былой интерес среди детей и стало стремительно ржаветь. Спустя пару лет, Улитка использовалась мальчиками исключительно как место справления малой нужды, чтобы не бежать внутрь корпуса детского сада, во время игр на свежем воздухе. Учитывая царящий поблизости от горки запах, приближаться к ней лишний раз, никто не стремился. И уж тем более обыскивать недра ржавой конструкции. Так что придумать более надёжный тайник, на территории сада, было бы очень сложно. Я это сам сообразил и как видно – не ошибся. С этими мыслями я извлёк из недр горки авоську с тремя стеклянными банками, содержимое двух из которых тайком от родителей носил в садик уже несколько недель, небольшими горсточками в карманах ветровки. Морщась от натуги, я потащил банки к песочнице.

– Вот, хватай пустую банку и дуй за водой! – скомандовал я, едва доковылял до места будущего строительства, где меня дожидался Вовка, – Зайцев обязательно пожалуется тёте Клаве, так что у нас совсем мало времени!

Пронин схватил тару и обняв её поспешил за угол здания, где располагался кран для полива клумб с цветами. Я же высыпал в песочницу содержимое оставшихся банок и стал перемешивать с песком. Порошок который я принёс, взрослые называли «Цемент». Пару недель назад, на площадке перед нашим домом, приехавшие рабочие стали устанавливать новенькую спортивную площадку. И пока взрослые мальчики и мужчины ходили и восхищённо цокали языками, оценивая брусья, турники и что-то ещё, я внимательно изучал все действия, которые совершали строители и слушал их бригадира. А в моей голове рождалась идея. Я придумал как мне сохранить хотя бы на пару дней постройки, которые мы с Вовкой строили в песочнице и которые неизбежно разрушали другие дети. Так что когда строители уехали, оставив после себя массу строительного мусора, я вытряс из каждого тканевого мешка оставшийся там серый порошок в один, после чего волоком утащил его в дом, где и спрятал за мусоропроводом. Дальнейшее было делом техники. Я порылся рукой за бортиком песочницы среди палой листвы и извлёк заранее заготовленные палочки и веточки, из которых я сделаю перекрытия этажей и принялся за проектирование нашего лагеря. Эта постройка точно дождётся меня завтра!

Мы уже заканчивали лепить из новой смеси наш городок из десятка домиков и пяти улиц, когда от входа в садик, донёсся голос нашей воспитательницы, тёти Клавы.

– Пронин! Солгалов! А ну бегом сюда! – в опускающихся на двор садика сумерках, голос воспитательницы, звучал даже более зловеще, чем обычно.

– Нужно идти, – Вовка поднялся и попытался вытереть руки о одежду, – Если она придёт сюда, то может увидеть наш город и сама его сломать. Тогда придётся всё строить заново.

– Да, ты прав, – согласился я, поднимаясь и прикидывая что нужно будет закончить завтра, – И так Колька что-то долго думал, прежде чем наябедничать. Только банки спрячу назад и пойдём.

***

Мы сидели с Вовкой на стульях, перед кабинетом директора, как уже не раз бывало прежде. Правда на этот раз, было как то боязно, уж очень Антонина Павловна, там, внутри кабинета кричала. Ей почему то совсем не понравился наш город. И зря, хорошая ведь вышла постройка. Прочная! Уже три дня стоит и трое мальчишек из старших групп больно отбили себе пальцы на ногах, пытаясь разломать наши домики. А вот Антонине Павловне и тёте Клаве, почему то не понравилась.

– Что-то сегодня шумят сильно много, – заметил ёрзающий на соседнем стуле Вовка. Он пытался храбриться, но выходило не очень. Отец у него строгий. Руководит троллейбусным парком. А значит, если посчитает что мы с его сыном были не правы, то ждёт Вовку дома серьёзная трёпка.

– Да, что-то я не рассчитывал на такую реакцию. Нормальная ведь идея была. И получилось всё прочно. Весь садик теперь сможет играть в наш городок! Чего они? – Я пожал плечами и на всякий случай повернувшись к товарищу спросил, – Мы ведь всё ещё друзья?

– Конечно друзья, – радостно подтвердил Вовка и протянул мне руку.

– Друзья навсегда, – улыбаясь, пожал я его ладонь, – Хорошо когда есть друзья!

Спустя два года, когда я должен был пойти в первый класс школы, о которой так много слышал и к которой так долго готовился, Советский Союз развалился. Просто распался на десяток независимых государств, стремительно погружающихся в хаос и смутное время.

***

Я уже говорил, что мои родители были хорошо образованными и умными людьми? Так вот произошедшее с нашей страной, они оба восприняли с грустью и печалью. Я впервые увидел как мама плачет. Я не совсем понимал происходящее, но подсознательно тоже волновался. Спустя пару месяцев после распада союза, я проснулся ночью и услышал тихие голоса родителей, разговаривавших на кухне. Я тихонько встал с кровати и прокрался по коридору, стараясь не скрипнуть половицей.

– Лёня, но мы не знаем ни языка, ни надёжных людей! Как ты себе представляешь переезд в капиталистическую страну? С маленьким ребёнком! В неизвестность, – мама говорила шепотом, но тревога в её голосе сквозила очень отчётливо.

– Лена, я тебе ещё раз повторяю, Жак предлагает нам ехать не в никуда, а для того чтобы занять конкретные должности в реализуемом проекте! Они начинают строить огромное магнитное кольцо, которое сможет сталкивать не только атомы, но даже их ядра! Мы сможем поймать и исследовать мельчайшие частицы, из которых состоит материя! Они близки к прорыву, – отец шумно отхлебнул что-то из чашки и продолжил, – А наши с тобой знания и умения позволят нам занять вакантные места в этой команде профессионалов!

– Лёня, о чём ты говоришь?!? Ты предлагаешь передать секретную информацию в руки потенциального врага? – мать перешла на едва слышный шепот, словно боясь что её услышат соседи, – Это государственная измена!

– Лена, о какой измене ты говоришь? Страны, которую мы клялись защищать вступая в Комсомол и партию, больше нет! Жалкие, выродившиеся проходимцы, просто порвали её на части. И продолжают рвать на более мелкие кусочки, – судя по звукам отец встал со стула и теперь ходил по кухне туда-сюда, – Палыч вчера привёл к нам каких-то странных типов в дорогих костюмах и два часа водил их по цехам, показывая наше оборудование и разработки. Потом сказал что это потенциальные покупатели КБ. Хотят посмотреть за что деньги платят. То есть просто люди с улицы, которые вот-вот выкупят нас, потому что государству мы, секретное КБ – больше не нужны!

– Лёня…

– Не Лёнькай! – впервые я услышал в голосе отца жесткие нотки по отношению к матери, – Поверь, мне не больше тебя нравится перспектива покинуть родину и многие годы прожить на чужбине, развивая их технологии, прославляя их науку и их достижения. Но здесь, мы больше никому не нужны! Наше КБ дорабатывает месяц и закрывается, в связи с отсутствием финансирования. Либо нас купят непонятные люди, либо все вместе пойдём таксовать на ведомственном транспорте. Будет элитный кооператив бомбил с тремя высшими образованиями!

– Это всё звучит чудовищно…

– Да Лен, именно так оно не только звучит, но и есть. Ле'Рунье прямо сказал, что он в нас заинтересован и готов придержать для нас места, а также выбить для нас квартирку неподалёку от их КБ, или как там оно у них называется. Да, в первые годы придётся нелегко. Придётся срочно учить французский, вживаться в капиталистические реалии и культуру, но зато мы будем в стабильном, понятном обществе. А здесь, у нас, похоже всё только начинается, – отец вернулся за стол и придвинул стул поближе, – Цены выросли уже в два раза. Некоторые продукты вообще пропали из магазина, а ведь мы живём в Киеве – крупном региональном центре. Боюсь, что скоро капитализм и эта новомодная рыночная экономика, устроят здесь финансовый шторм. И как бы этим штормом не посмывало простых людей!

– Но как же Витя? – мама тихонько всхлипнула.

– А что Витя? Он у нас башковитый парень. Сперва наймём ему репетитора, чтобы подучил язык. А потом и в школу пойдёт. Сразу там и учиться будет. А истории и культуре СССР, мы его и сами прекрасно научим. Уж кому, а ему будет много проще, чем нам. Детская психика она гораздо…

Я тихонько ушел обратно в спальню и забившись под одеяло, прижал колени к груди. Я не мог понять хорошо или нет, что мы собрались переезжать в другой город. Если этот город далеко – точно плохо. Мы пару раз ездили к отцовскому брату и родителям на хутор и мне совсем не понравилось несколько часов трястись на неудобном автобусе по неровным дорогам. С другой – Настюха и Вовка точно обзавидуются, что я увижу другой город, а они нет! Вот это крутота!

***

Сразу же, мы никуда не уехали. На протяжении полугода, родители приводили в порядок дела, оформляли по новым правилам одно имущество, продавали другое, приобретали третье. Переезд, это оказалось очень сложно. В школу я не пошёл. Вместо неё мне наняли репититора, который учил меня иностранным языкам – английскому и французскому. Языки давались мне непросто, но отец снова проявил жесткость и оставил меня без прогулок с друзьями на неделю, стоило мне заявить, что английский этот ваш – дурацкий и я его не понимаю. Так что пришлось через силу зубрить слова, чтобы просто не сидеть взаперти.

В один из дней, отец вернулся домой сильно раньше и злой. В руках он держал пару толстенных чемоданов.

– Лена, нас выкупили, – заявил он моей матери, когда та тоже пришла с работы, – И знаешь что? Нас всех уволили! Даже Палыча. Экспериментальное оборудование и секретные разработки их не заинтересовали. Их главный пытался листать наши распечатки, но в итоге плюнул и сказал, что всё оборудование нужно сдать на металлолом, а в цехах он сделает ремонт и устроит ночной клуб, с которого можно будет зарабатывать нормальное бабло. А архив он просто сказал вынести в мусорный бак. Я четыре часа сортировал бумаги, пытаясь отложить наиболее ценные. Набил оба мусорных контейнера и получилось ещё восемь мешков бумаг, которые нужно вынести! Наработок на которые потрачены годы жизни людей и тысячи рублей! А он говорит на помойку! Но я им покажу! Я им так покажу!…

Что именно отец собрался показывать и кому именно, я сперва не понял. Но спустя месяц, он вдруг приехал на новом автомобиле марки Жигули, шестой модели. Меня прогнали спать, но я быстро вернулся на свой шпионский пункт под вешалкой и узнал, что деньги на машину у отца появились от его заграничного коллеги, Жана ле’Рунье, который и приглашал отца с мамой к себе в гости, на работу. Оказывается, в чемоданах которые отец принес с собой с работы, были документы, которые новый собственник его конструкторского бюро велел выбросить. Отец сфотографировал описания нескольких методик разработанных их КБ и отправил срочным письмом дяде Жаку, аж в Швейцарию. Тот ознакомившись с документами, сказал что это очень интересно и он готов вывести отца на потенциального покупателя этих технологий. Отец согласился. Так что уже спустя несколько недель к отцу приехали бизнесмены из Европейского научного института ЦЕРН. Результатом их переговоров стало появление у нашей семьи довольно внушительной суммы денег, автомобиля и договорённость о нашем переезде в Швейцарию для работы над какой-то крутой разработкой.

Ещё спустя две недели, в гостиной нашей квартиры поселился компьютер компании Ай-Би-Эм. И это чудо техники, навсегда изменило мою будущую жизнь. Невероятно дорогой прибор с процессором 386SLC, что по тем временам было невероятной роскошью, был куплен отцом не от великой блажи. Морща лоб и сдвинув на кончик носа очки, отец листал толстую книжку с надписью на обложке “IBM для чайников”. Затем проводил пару экспериментов, подслеповато глядя в кинескоп монитора и долго пил чай на кухне, бурча: «Я, инженер проектировщик с двумя высшими образованиями! А тут эта адская машина, в которой сам чёрт ногу сломит! Придётся звонить Сергеенко. Без компьютерщика не обойтись…»

Никакому Сергеенко звонить не пришлось. До книжки сперва добрался я. И у меня все, что требовалось отцу, получилось очень просто и быстро. Как будто я всю жизнь до этого сидел за компьютером. При помощи подсоединённого к персональному компьютеру сканера, отец под моим руководством производил оцифровку бумаг, которые притащил из своего Конструкторского Бюро. Забитый прежде мешками с бумагами балкон, стремительно освобождался, а в картонной коробке в углу комнаты росла стопка компакт-дисков, с лаконичными подписями. Отец стремительно готовился к отъезду, оцифровывая свой научный архив. А ночами, когда отец с матерью ложились спать, компьютер продолжал подвывать вентиляторами. Это я сидел за экраном и познавал волшебный и прежде неизведанный мир. Мир компьютерных программ. Английский язык, который я прежде не мог терпеть, вдруг оказался очень интересным и необходимым.