Калинов мост

Глава 1

— Если у вас паранойя, это не означает, что за вами не следят, — сказал я.

И от души выругался. Моя хваленая интуиция в очередной раз не подвела. Хотя лучше бы молчала, конечно. Прилетело, откуда не ждали.

— Катерина Матвеевна? — спросил Разумовский. — Головина?

— Верно. Знаешь её?

— Головиных все знают. Род богатый, знаменитый. С несколькими Головиными я знаком, но с Катериной Матвеевной встречаться не доводилось.

— А как же ты её фамилию угадал?

— Слышал, что эта прелестная барышня — твоя невеста.

Я вздохнул.

— Что? — удивился Разумовский.

— Никит. Ну, ты ведь и сам по барышням не дурак. Не ври, что аскет, не поверю. И тоже холостой. Если я сейчас начну расспрашивать о тебе знакомых в Благородном Собрании, наверняка узнаю, что у Никиты Григорьевича есть невеста. Возможно, не одна. При том, что те, кого я буду расспрашивать, самого тебя в глаза ни разу не видели. Так?

— Н-ну… — Разумовский замялся.

Я кивнул:

— Вот именно. И это совершенно не означает, что у тебя есть невеста. Ты в эту сторону можешь вообще не смотреть. Можешь хоть обет безбрачия дать, хоть в монастырь уйти, людям пофиг. Холостой, богатый — стало быть, невеста должна быть. А то сплетничать будет не о чем.

— Понял. И Катерина Матвеевна…

— Мы знакомы, но не настолько близко, чтобы под венец идти. Хотя скрывать не буду, барышня чрезвычайно милая. И тому, кто её похитил… — я скрипнул зубами.

— Кстати, об этом. Верно ли я услышал? Кощей Бессмертный? — Разумовский посмотрел на Захара.

— Я услышал то же самое, — проворчал я. — Стало быть, вряд ли звуковая галлюцинация.

— Но ведь…

— Сказки, ага. Выдумки. Напомнить, скольким выдуманным персонажам ты сегодня самолично отшиб выдуманные рога?

— Н-да, — Разумовский вздохнул. — И что нам известно о Кощее? Я, признаться, такого рода существами особо не интересовался…

— Даже если бы интересовался особо, вряд ли бы многое узнал. Потусторонние твари — существа настолько редкие, что о них почти ничего не известно. Единственное, что можно с уверенностью сказать о Кощее: он бессмертный.

— И это всё?

— Повелевает царством мёртвых по ту сторону Калинова моста, — добавил Захар.

Я кивнул:

— Садись, пять. Легче кому-нибудь стало?

— И что ты намерен делать?

— Искать Катерину Матвеевну, что же ещё.

— Кощей сказал, ты знаешь, где искать, — напомнил Захар.

— Всё, что я знаю точно — эти слова ему в глотку заколочу. Миллион раз пожалеет, что бессмертный.

— Я могу тебе помочь? — спросил Разумовский.

— Можешь. Пока я тут своими делами занят, надо сбор рогов организовать.

— Чего? — изумился Захар.

Разумовский не переспрашивал. Он-то видел, что такое Разрушитель в действии. И какое отношение к его действиям имеют рога, наверняка сообразил.

Кивнул:

— Сделаю, не беспокойся. Сейчас же вернусь к мастерской Ползунова и прослежу, чтобы случайно не спалили.

— Договорились. Захар, отправляйся с Никитой Григорьевичем. Собери рога и тащи сюда. В мастерской нельзя оставлять, там сейчас проходной двор будет.

Захар кивнул. Разумовский положил руку ему на плечо. Оба исчезли.

А я быстрым шагом прошёл в дом. Захватил из сейфа подстаканники, спустился в подвал закрытого крыла.

Подойдя к зеркалу, позвал:

— Дядюшка! Ты здесь? Мне консультация нужна.

Но дядюшка не показывался. Ладно. Ключи у меня самого есть. Я установил в гнезда подстаканники.

Они знакомо нагрелись, воздух за аркой загустел, и я увидел знакомую картину — выжженную «Безмятежность». На этот раз никто ни за кем не бегал. На мёртвой земле, покрытой мёртвой травой, на расстоянии метров трёх друг от друга лежали два полудохлых чёрта.

Полудохлых в том плане, что у каждого из них отсутствовала половина тела. Один заканчивался на уровне копчика, из которого торчал куцый облезлый хвост. У второго не было почти всей левой половины. Худо-бедно уцелела голова, на которой остались два рога, но только одна щека и одно ухо. Левой руки, плеча и ноги не было вовсе.

Черти (точнее, то, что от них осталось) настойчиво и целеустремленно ползли навстречу друг другу. У того, что с двумя руками, было преимущество в опоре, но проблемы с устойчивостью. Сделав рывок, он тут же заваливался мордой вниз. Тот, что сохранил правую половину тела, полз более уверенно, но медленнее.

— Я!

— Нет, я! — наперебой верещали черти.

— Я быстрее доберусь! У меня две руки!

— Зато ног и задницы нет, мва-ха-ха!

— У тебя тоже нет, только половина осталась!

— Половина-то ловчее будет!

— Нет!

— Да!

— Поглядим!

Двурукий отчаянным броском приблизился к половинчатому. Пытался дотянуться до него, но не сумел — хоть и сократил расстояние до минимального. Не удержался и плюхнулся на живот. Половинчатый радостно взвизгнул и ухватился единственной рукой за рог соперника. Двурукий отчаянно заверещал. Выпростал руки и вцепился в рога половинчатого.

Черти принялись изо всех сил трясти друг друга. С рогов сыпались искры, визг перешёл в ультразвуковой диапазон. Я поморщился, но решил, что раунд досмотрю. Ставку сделал на двурукого и оказался прав. Две руки сработали лучше, чем одна. В какой-то момент двурукий рванул посильнее — и покатился по выжженной траве, прижимая к животу оторванную голову соперника.

Пока катился, у него отросли ноги и прочие недостающие детали.

Чёрт вскочил, горделиво притопнул копытом и распушил хвост — теперь уже не куцый, а вполне приличной длины, украшенный кисточкой. А тело половинчатого истаивало на глазах — как и его башка в руках того, кто её оторвал. Двурукий будто впитывал в себя тело собственного товарища.

После того, как завершилось восстановление двурукого, половинчатый исчез. Последними истаяли рога. Двурукий посмотрел на свои пустые ладони, отряхнул их и расхохотался от радости. Прошёлся по выжженной земле колесом. После чего исчез из поля моего зрения.

— Высокие отношения, — пробормотал я.

Черти, получается, могут восстанавливаться за счёт друг друга? Из двух недобитков можно собрать одного целого? Забавно. Механика, конечно, не ясна, но тут уж ничего удивительного. Потусторонний мир, всё-таки.

Ну и это открытие ни на шаг не приблизило меня к пониманию, где находится Катерина Матвеевна. Я подождал, но больше ничего интересного не происходило. Пейзаж за аркой был уныл и скучен, дядюшка в зеркале тоже не спешил появляться. Путеводное Яблочко в потустороннем мире не работает, это я уже проверял. А значит, остаётся единственный вариант.

Я убрал из гнёзд ключи-подстаканники. Арка потухла. А я перенёсся в деревню Вареники.

Задумчиво посмотрел на строение, являющееся, как выяснил недавно, обиталищем Бабы Яги.

— Избушка-избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом.

Честное слово — я был уверен, что ничего не произойдёт! А избушка вдруг зашевелилась.

Нижние венцы оторвались от валунов-фундамента, на припорошенную снегом землю посыпался сухой мох — утеплитель. Из-под избушки показались желтые куриные лапы, украшенные длинными изогнутыми когтями. Задумчиво переступили, потом одна лапа зябко поджалась.

А на крыльцо выскочила разгневанная Карелия Георгиевна, она же Баба Яга.

— Ты что творишь, ирод⁈

Избушка переступила на другую ногу и накренилась. Карелия Георгиевна полетела с крыльца вниз. Я бросился к ней. Успел подхватить на лету, о землю старушка не ударилась. Пожелала мне:

— Чтоб тебя черти сожрали!

— Я тоже очень рад вас видеть. За землетрясение извините, не хотел.

Я осторожно поставил бабку на ноги.

— Смирно! — гаркнула избушке Карелия Георгиевна. — Сидеть!

Та с заметным облегчением принялась опускаться обратно на фундамент. Вскоре нижние венцы коснулись валунов. Чудо природы застыло и снова выглядело как самая обыкновенная изба, не прикопаешься.

— Теперь с полов дуть будет, — ворчала Карелия Георгиевна, поднимаясь на крыльцо. — Я только-только щели заткнула, в тепле зимовать собралась! А он — тут как тут, повернись, избушка! Затыкай сызнова, бабка. Чай, заняться-то тебе больше нечем…

— А вы разве мёрзнете? — удивился я. — Твари же — не того. Ну, в смысле, не этого… Я имею в виду, не должны мёрзнуть?

Карелия Георгиевна обиделась окончательно.

— Это кто тебе тут тварь⁈ Я — не тварь, я фольклорный персонаж!

— Да всё-всё, понял, это другое. Не кричите.

— Вот именно, что другое!

Карелия Георгиевна нагнулась, принялась собирать с пола рассыпанную посуду. Вздохнула над разбитым горшком. Я присел рядом с ней, помог собрать уцелевшее.

— Блин, ну честно — не хотел. Не думал, что избушка правда на куриных ногах. И что она меня послушается.

— А чего бы ей тебя не слушаться? Ты ж — кто такой есть?

— А кто я есть?

— Добрый молодец, богатырь! Силы немалой. Так чего бы, спрашивается, этой дурище неразумной тебя не слушать?

— Угу. Хотите сказать, что избушка бы повернулась, и я мог бы в потусторонний мир пройти?

Карелия Георгиевна усмехнулась.

— А то без избушки не можешь. Уж мне-то не рассказывай… Говори, зачем пришёл?

— Вы Кощея Бессмертного знаете?

— Не знаю и знать не хочу! Из всех продажных тварей Кощей — самый проклятущий.

— Угу. То есть, всё-таки знаете. Он похитил мою невесту.

— Невесту? — изумилась Карелия Георгиевна. — Твою? Да у тебя в каждом селе по невесте! Уже, поди, со счёта сбился, скольких…

— Ой, всё! Давайте оставим в покое подробности моей личной жизни. Речь о Катерине Матвеевне Головиной. Её похитил Кощей и утащил в потусторонний мир. Недвусмысленно дал понять, что освободить Катерину Матвеевну я смогу, только если прибуду за ней лично. Хотя этого мог бы не говорить. Я в таком бешенстве, что на краю света этого вашего Бессмертного отыщу и вечным двигателем работать заставлю. Коль уж сдохнуть не может, так пусть хоть пользу приносит. Вопрос лишь в том, сколько времени займут поиски. Почему, собственно, я здесь. Вы можете подсказать, где искать Катерину Матвеевну?

Карелия Георгиевна развела руками.

— Кощей мне — не сват, не брат. Что делает, не говорит, а и говорил бы — кто б эту тварюгу слушал. Что за Катерина Матвеевна, я знать не знаю, то ваши людские дела. Но ежели она тебе невеста, могу поискать.

— Гхм. Что значит «ежели она тебе невеста»?

Карелия Георгиевна ухмыльнулась.

— Ой уж! Тебе ли не знать. Пол-округи оприходовал… Когда у тебя с этой Катериной Матвеевной любовь была в последний раз?

— Вы сейчас про физическую любовь?

— А то про какую же?

— Н-ну, всякое бывает. Платонические отношения, например. Духовная общность, опять же…

Карелия Георгиевна посмотрела на меня с подозрением.

— Это ещё что за зверь?

— Это когда без секса.

— Какая такая «бесекса»? — совершенно потерялась старушка. Она положила подобранную утварь на стол и плюхнулась на лавку.

— Господи, как же меня порой утомляет эта распущенность восемнадцатого века… Ничего-то за иностранным словом не спрячешь, всё-то надо прямо в лоб говорить. Соитие, сношение, совокупление, слияние мужской и женской сущностей.

— Ну? — сдвинула брови Яга. — И когда у вас это соитие было? Чем больше времени прошло, тем труднее искать будет.

— А вот сейчас, Карелия Георгиевна, о самом неудобном, — вздохнул я, усевшись на табурет. — Тут, видите ли, такая ситуация…

Карелия Георгиевна сильно поменялась в лице.

— Да ты что?..

— Ну, вот так.

— Ну-у-у, братец… Великая любовь, значит.

— Серьёзно? — посмотрел я на старушку озадаченно.

— А то ж нет. Когда к девице не как ко всем, а на особинку относишься — это значит, не просто так, баловство. Кощей, собака, знал, кого похищать-то, не абы куда метнулся, паскуда.

— Все всё знают, один я, как всегда, не в теме. Помочь-то можете чем? Или, раз ничего не было, то на «нет» и суда нет?

Карелия Георгиевна печально вздохнула.

— Трудную задачу загадал, с наскока не решить. Телами-то вы, получается, не связаны… Ладно. Ты — вот что. Принеси мне какую-нибудь личную вещицу этой Катерины Матвеевны.

— Насколько личную?

— Чем личнее — тем лучше, а там уж сам смотри, по своей испорченности. И сразу скажу: долго ждать придётся. Колдовство непростое, но — помогу, чем смогу.

— Понял, принял. — Я встал, потянулся. — Разрешите идти? Или ещё чего скажете напоследок?

— Скажу, — снизу вверх исподлобья посмотрела на меня Яга. — Скажу тебе, в чём сила кощеева.

— В яйце?

— Да ты как такое знаешь⁈ — вскочила старушка, сжав сухонькие кулачки.

— Сказки, там…

— А-а-а, сказки… Сказка — ложь, да в ней намёк. Яйцо есть, только большое и железное. Оно там же, в загробном мире лежит. Кощей туда ходил и опосля изменился. Сильным стал. Страшным…

— А был хилым андрогинным красавчиком?

— Был туда-сюда человеком, хоть и скотом последним. А после того, как звезда с неба грохнулась и яйцо на том месте осталось, он в это яйцо один и зашёл. А вышел другим. И менялся ещё потом. Потихоньку. Истощал весь. Всех чертей подчинил и заставил яйцо то сторожить. Потом замок себе вокруг него построил. Ну а там я уж плюнула и ушла совсем. Стала границу сторожить. Ещё видались, конечно, не без того. Кощей царём себя провозгласил, приказывать пытался. Ну да не на ту напал! Мне что приказ, что обсерватория, один пёс. Так, сошлись на кой-чём. Я сюда чертей не выпускаю, а ежели кто отсюда в потусторонний мир захочет — пожалуйста. Коли дурак смерти ищет, мне не жалко.

— И много желающих?

— Да когда как. В былые времена чуть не каждый год смельчак какой-нибудь вырисовывался. Оно ж как было? У молодца невеста от лихорадки какой преставится — он и ко мне. Так, мол, и так, пропускай, пойду Кощею морду бить, да любимую доставать. Ну и…

— Ни один не вернулся?

— Да ты видел ту морду, у Кощея-то?

— Бог миловал.

— Вот, то-то же. Потом народ поумнел малость, в сказки верить перестал. Совсем забыли меня, старуху.

Карелия Георгиевна пригорюнилась, но печаль её всё-таки казалась напускной.

— Скажи мне вот ещё чего, бабушка Яга. Что за равновесие такое? Почему чертей в наш мир Кощей отпускать не любит?

Я был уверен, что сейчас мне скажут, что это очень сложно, и чтобы постигнуть баланс, нужно тысячу лет медитировать в тибетской пещере. Но — нет. Старушка фыркнула и пояснила:

— Так от чертей сила идёт. Небось, сам видал — они любую тварь подчинить могут.

Я припомнил, как самый первый чёрт в первую нашу встречу явился с упырями — и кивнул.

— Вот! Когда черти там, — Карелия Георгиевна ткнула пальцем под ноги, — они своей силой Кощея подпитывают. А когда уходят, сила сюда хлещет. Ежели сразу много чертей придут, поднимется здесь тварный царь, не хуже Кощея. Поэтому строго так.

— То есть, это всего лишь шкурный интерес?

Карелия Георгиевна вздохнула.

— Ты вия видал?

— Краем глаза.

— Ну, вот. Он оттого появился, что ходили к нам черти когда-то. И находили — такое, что сам Кощей с ним связываться не хотел. Не то чтоб боялся, а понимал, что возни много будет.

— А вий — он один был?

— Да уж, слава тебе, один. Куда второго-то…

— Так ведь говорят, что его раньше уже убивали?

— А ты больше слушай, что говорят. Послушаешь — так и Кощея убивали, и меня, и Горыныча.

— Угу. То есть, Горыныч тоже существует?

— А ты как хотел? Мост Калинов кто, думаешь, стережёт? Я-то только за эту сторону отвечаю. А он — за ту. И вот через него пройти — то-то история…

Ситуация на глазах обретала очертания. Уже неплохо.

Нужно принести старушке какую-нибудь вещь Катерины Матвеевны, дождаться, пока она исполнит некий ритуал, пройти с полученным артефактом (ну или что там) через врата, разобраться с Горынычем, найти Кощея, вломить ему, найти «яйцо», спереть «яйцо» (потом разберёмся, вдруг нужное), забрать Катерину Матвеевну… А дальше и жениться можно на всякий случай. Чтобы всё чин-чином уже. И повод как раз будет подходящий: спас девушку — значит, имел намерения. Вот и давай теперь, чё ты.

Задача как будто не самая простая (это я про Кощея, а не про жениться). Чую, придётся тысячу собирать. А для этого надо сделаться Тысячником. А я только-только в Гриди выскочил, ещё даже удовольствия получить не успел. До следующего ранга — тысяча родий. Почти. Без тех тринадцати, что на сдачу получил.

Кому-то тысяча родий — целая жизнь. А мне, судя по всему, придётся управиться до…

— А сколько времени на ритуал нужно? Ну, чтобы Катерину Матвеевну найти?

— С недельку. Быстрей не управлюсь.

Ну вот, за неделю надо набрать тысячу родий. Зимой. Задача ясна? Работаем.