— Я держу его, бинтуй!
— Здесь полно лунного света! Почему рана не закрывается⁈
— Его проткнули чем-то очень дрянным. Бинтуй туже, ну!
— Где. Кас?
— Полетела за Террой! Почти сразу!
— Туже бинтуй, говорю!
— Он истека-ет. Кровью.
Встревоженные лица моих помощниц, моих друзей, моих драгоценных девушек кружились надо мной ярким калейдоскопом. Кружились так быстро, что я не мог сфокусироваться ни на одной из них, они сливались воедино и распадались на цветные пятна, а затем и вовсе исчезали, сменяясь глухой чернотой. В эти моменты пропадало всё, даже их голоса, но что-то не давало мне погрузиться глубже. Звуки возвращались, калейдоскоп лиц вновь начинал своё вращение, а я даже не мог пошевелить языком, чтобы их успокоить.
А ещё вежливо попросить не лить больше на грудь и живот расплавленную лаву — боль и так была почти нестерпимой.
Я же в Полуночи, верно? Я дома, я в своём домене. Почему же так больно?..
— Лекаря вызывали? Что у нас тут… ох.
— Перевяз-ка не помога-ет.
— Вижу. Кас, Кулина — следите, чтобы не вылез Жнец. Луна, Адель — держите нашего пациента!
Из моего горла вырвалась смесь хрипа и стона, а по телу прокатилась крупная дрожь, когда шею пронзило нечто исключительно острое и страшно болезненное. Терра что, решила мной закусить, воспользовавшись беспомощным положением⁈ Но спустя миг стало ясно — это был всего лишь шприц. Лекарство тут же начало действовать, и на озеро лавы между грудью и животом словно вылили другое озеро — спасительно-прохладное. Калейдоскоп начал неохотно замедляться, веки отяжелели, отказываясь оставаться открытыми. Спать? Спать…
— Не смейте засыпать! Не дайте ему заснуть!
— Я принесу лёд!
— Слишком долго. Посторонитесь.
Кас склонилась надо мной, такая же готическая и прекрасная, как и в первый день нашей встречи. Хотя нет, это не вполне верно. Сперва я видел её в другой форме: проклятой, несчастной, неспособной говорить. Мой первый «босс» в Полуночи, моя первая помощница, подарившая мне первый поцелуй в этом странном мире. Если я постараюсь, то может даже смогу вспомнить, как это было…
Кажется, мои глаза снова сделали попытку закрыться, и Кас решила не дожидаться, пока я что-то там начну вспоминать. Её прозрачные губы впились в мои, наполнив мой рот, горло и лёгкие обжигающим, нестерпимым холодом. Поцелуй баньши мог убить живого человека и пробудить мертвеца — по счастью, сейчас я был скорее мёртв, чем жив. Веки распахнулись, зрение прояснилось, спать совершенно расхотелось. Я всё ещё не мог говорить и почти не мог двигаться, но слегка пришёл в себя.
— Стабилизирован. Теперь — срочно в лазарет!
— На меня! Я донесу!
К этому моменту прохлада, остановившая адскую жгучую боль в животе и груди, начала расползаться по остальному телу, и с каждой секундой я чувствовал его всё слабее. Но когда меня отпустили на «водяной матрас» Кулины в форме слайма, я это ощутил. Совсем как в старые добрые времена — когда я только-только очистил кухню, и благодарная кухарка из последних сил тащила меня к тронному залу. Сейчас, правда, меня из этого зала уносили…
Что произошло?
— Подъёмник готов?
— Ещё две. Но-чи работы.
— Адель!! Если мы не успеем, я лично тебя на гайки пущу!
— Меня отвлека-ли.
— Не вздумайте ссориться. Главное донести до колодца, там его подхватит Хвоя. Следите за Жнецом!
Почему надо следить за Жнецом? Мы же на очищенной территории, а до двора ещё надо добраться. Кас летала за Террой и обратно, а Терра пересекла загрязнённую область, но она сама демонстрировала, что Полночь закрывает на это глаза. Особенно в экстренной ситуации, которая, несомненно…
Что, нахрен, произошло⁈
Последнее, что я помнил — мы с Анной отправились на поиски пропавшего мужика по просьбе Богданова. Какая-то у него ещё фамилия была простая… нет, неважно, пофиг на фамилию. Мы спустились под землю, отбивались от выродков, шли всё дальше и дальше. Почему-то там ещё был Илюха — вместе с какой-то строгой женщиной с холодными глазами, которой я определённо не понравился… Но это только части целого, фрагменты мозаики, где всё ещё не хватало ключевых кусков.
— Притормози. Потише! Сама убьёшься и его убьёшь!
Точно. Меня же убили.
Без возможности пошевелиться мой обзор был здорово ограничен, и последние пять-семь минут я наблюдал лишь неизменный серый потолок, по которому плясали тени «вечных» факелов. Интерьер очищенных зон Полуночи не отличался разнообразием, и кого, спрашивается, за это винить? Но вскоре ощутимо пахнуло сыростью, а над головой замаячил кусочек ночного неба, который можно было наблюдать из центра колодца. Мне так и не удалось окончательно разобраться с этим нелепым местом, «бутылочным горлышком», связывающим основные очищенные области. Даже Адель подключил, а потом сам же её выдернул на зачистку сокровищницы. И сейчас вот тоже…
Впрочем, в открывшейся картине только небо смотрелось привычно. Стены колодца были увиты плющом, причём так густо, что за ним едва можно было разглядеть старый камень. Соображалка сейчас работала не лучшим образом, причинно-следственные связи хромали, так что когда вся эта зелёная масса потянулась ко мне, оплетая по рукам и ногам, я встревоженно захрипел. Словно в ответ на мой хрип сверху показалась очаровательная голова с остроконечными ушками, густыми зелёными волосами и большими янтарными глазами. Пара секунд — и уже вся Хвоя скользнула в колодец и успокаивающе гладила меня по голове, пока послушные ей растения поднимали меня во внутренний двор.
Как я умудрился умереть на Земле?
Я прикрыл глаза, но не планировал засыпать, а попытался войти в дальний зов. Как ни странно, без особого успеха. Зато недавние воспоминания, что прятались от меня по дальним уголкам сознания, разом хлынули в голову. И они были… не совсем такими, как я ожидал.
Бой с хозяином Заката, его омерзительными прислужниками и не менее омерзительным аватаром Шар’Гота раскручивался перед моим мысленным взором, как будто я висел под потолком и наблюдал его с самой удобной точки. Я снова видел кровь на шее Анны, застывший в немыслимой ярости лик Мелинды, пот на лбу у Илюхи, безумные формы наступающих тварей. Я видел даже своё собственное лицо: бледное, словно у мертвеца, но с лихорадочно горящими глазами. Миг — и оно смазалось, преобразилось под мощью «Зверя в лунном свете», чтобы одно чудовище могло рвать на куски других чудовищ.
Я видел всё, каждую деталь, каждую мелочь, кроме одного — лица Конрада фон Неймена. Сперва оно было почти целиком скрыто под капюшоном худи, потом оказалось за непроницаемым стеклом «водолазного» шлема его странной брони. Учитывая то, что этот доспех закрыл его от смертоносных атак Мелинды, защита была серьёзная. Интересно, летал он тоже благодаря броне или умел сам?
Лицо Конрада осталось загадкой. Зато я увидел кое-что другое, чего никак не должен был видеть со стороны. Собственную смерть.
Аватар Шар’Гота, оскалившийся десятками пастей, схваченный с трёх сторон тремя парами рук. Два выстрела — отличных выстрела — разрывающие в кровавые клочья нижнюю челюсть врага и расщепляющие проклятого идола. Утробный вой, искажающий саму реальность. Монстры под действием этого воя дохли как мухи, но досталось и нашему отряду — мы все застыли, то ли парализованные, то ли окаменевшие.
Все — кроме единственной фигуры, вооружённой боевой косой, сплетённой из насыщенно-кровавых струй.
Почему Конрад выбрал своей целью меня, а не Мелинду? Да, я прикончил его ручного божка, но что с того? Хозяйка Полудня была его врагом номер один, она представляла настоящую угрозу, и вряд ли её «кольчужный бронежилет» защитил бы от прямой атаки… Алое лезвие прочертило круг в воздухе и ударило в мою спину, вырвавшись из солнечного сплетения.
Здесь воспоминания должны были оборваться, настоящие или ложные — но они продолжались. Я видел словно наяву, как моё тело содрогается в конвульсиях, сперва грозное и могучее, но в следующую секунду уже обычное, человеческое. Никогда ещё облик «Зверя» не спадал с меня так быстро, и в связи с этим тут же пришло понимание. Клинок оружия Заката не просто ранил, он разрывал незримые магические связи, лишал доступа к силе. Примерно как Оковы Судьбы, только гораздо более болезненно. В обычных обстоятельствах я бы выдержал ещё два-три таких протыкания, прежде чем ощутить серьёзный дискомфорт, но без повышенной выносливости и регенерации об этом можно было забыть.
Моя агония длилась недолго — тело стремительно рассыпалось на рой бледно-голубых огоньков, совсем как в тех случаях, когда я погибал в пределах Полуночи. Только после этого картинка начала уходить во мрак — и то, постепенно, неторопливо, как затухающий экран после окончания длинного фильма. Анна что-то кричала, Мелинда снова схватилась за свою световую рапиру, но было ясно, что никто не может помешать Конраду сбежать под шумок. Равно как никто не мог спасти меня — я умер и отправился на перерождение в родном замке…
Только если я возродился, то почему истекаю кровью? И почему вместо дальнего зова, проходящего через связь с замком, мне показали не совсем мои воспоминания?
— Тер… ра…
Мой голос звучал настолько слабо, что едва напоминал шелест, но у целительницы был нечеловечески острый слух.
— Молчите, — строго сказала она, подходя ближе. — Ни слова до окончания операции. Ни звука!
Я прекрасно осознавал, что это не пойдёт мне на пользу, но должен был выяснить одну вещь.
— Пол… ночь. Она… жива?
— Жива, — по лицу Терры было невозможно определить эмоции. — Пусть и надорвалась, возвращая вам жизнь. Будь это последнее её деяние, я бы не стала возражать. А теперь — молчите, если не хотите, чтобы вам заклеили рот, Вик. Договорились?
Это была ловушка, и я в неё мастерски не попался. Моих сил хватило на едва заметный кивок, после чего Терра заметно расслабилась и вернулась к подготовке к операции. Вокруг неё суетились два помощника, поднося инструменты — ножи, крючки, шприцы. Рядом стояла Хвоя, сосредоточенно растирающая в ступке и пересыпающая по мискам средства, известные только ей и Терре. Меня собирались лечить всерьёз, и я не сомневался, что они преуспеют.
Только вот смысл сказанных Террой слов заставлял меня заледенеть внутри даже сильнее, чем её обезболивающее.
Полночь воскресила своего хозяина, воскресила сквозь неизмеримое расстояние между мирами. Дотянулась, вытащила, вернула на трон — настолько целым, насколько хватило остатков сил. Каждая моя смерть даже в этом мире подтачивала её ресурсы, что звучало слегка дико — учитывая визиты Жнеца. Но в любом случае, подобный подвиг не мог остаться безнаказанным, и мой сломанный замок чуть-чуть не сломался окончательно.
Из этого несложно было вычислить и мотивацию Конрада. Илюха упоминал, что Закат тоже находится не в лучшей форме, так что нашему врагу из первых рук было известно, каково распоряжаться сломанным вечным замком. Его атака была не актом мести и злобы, а холодным расчётом. У него оставалось время лишь на один удар, и если бы он ударил в спину Мелинду, она бы без больших проблем воскресла в Полудне. Другое дело хозяин Полуночи, что явился с пистолетом на поножовщину. С головой влез в чужие беды и чужую битву и оставил спину открытой, прекрасно зная, что его замок едва ли способен на подвиги. Один-единственный удар — и при некотором везении никто больше не услышит о Викторе фон Харгене, а заодно и о Полуночи.
Падающего — толкни, слабого — добей. И ведь этому уроду почти удалось задуманное.
Видимо, моё лицо настолько перекосило от гнева, что Хвоя почувствовала это даже спиной. Она встревоженно обернулась на меня, затем посмотрела на Терру, сделав руками незнакомый мне жест. Леди-вампир коротко кивнула, не отрываясь от подготовки.
И Хвоя вдруг оказалась совсем близко.
Если поцелуй баньши работал как нашатырный спирт, то поцелуй дриады — напротив, как снотворное. Тёплый, терпкий и отчётливо-хвойный, он дарил измученному телу столь желанный покой. Впервые за последний час меня ничего не терзало, будь то невыносимый жар и чудовищная боль от раны или холодное онемение от лекарства Терры. Я расслабился, погрузившись в тепло ранней осени, уют старого соснового леса. Проблемы никуда не делись, но разве мне не было положено хоть чуть-чуть отдыха?..
«Сюда».
Я плыл в чёрной пустоте, не ощущая тела, но страха не было. Бренная оболочка осталась позади, и о ней вполне могли позаботиться Терра и Хвоя. А сейчас вокруг меня и подо мной простиралась Полночь — необъятная и всё ещё почти не очищенная. Мне всё-таки удалось достучаться, нырнуть в дальний зов, а это значило, что великая душа замка продолжала существовать.
«Сюда».
Этот голос был… нет, вернее сказать, его не было вовсе. Ни слов, ни звуков, ни интонаций, только указания к действию, которые моё человеческое сознание трансформировало в привычную форму. Но от понимания происходящего зов не утихал, он направлял мой бестелесный дух сквозь океан черноты, тянул к себе. Я не сопротивлялся, поскольку не хотел, да и попросту не мог.
«Сюда». «Сюда». «Сюда».
Теперь Полночь была повсюду — надо мной и подо мной, окутывая меня своим образом со всех сторон. Время здесь ощущалось исключительно странно: замедляясь, ускоряясь и даже раздваиваясь. Пытаться описать это чувство словами было примерно столь же комфортно, как и объяснять суть загадочного зова. Скажем так, в отсутствии физического тела флуктуации во времени воспринимались словно ветер, продувающий насквозь мысли и душу.
Хуже всего была неопределённость. Я мог находиться здесь секунду, десять минут, несколько суток или полгода. Никаких шансов на точный ответ, и это невыносимо напрягало. Ветер вневременья продолжал дуть изо всех сил.
— Я здесь, — наконец мысленно сказал я, чтобы сказать хоть что-то. — Я пришёл.
«Ты здесь», — тут же согласилась со мной темнота.
И перестала быть только темнотой, став чем-то большим.
Эта девушка была реальна в той же мере, что и её голос ранее. Концепция, невысказанное слово, древняя тайна, облечённая в форму лишь силой моего сознания. Взглядом и нарядом она немного напоминала Кас — видимо, потому, что Кас была первой, кого я здесь встретил. Она также походила на Анну — светлыми волосами и очаровательно-надменным изгибом губ. Она была моложе любой из моих помощниц — я бы мог дать ей от четырнадцати до шестнадцати, если здесь вообще имело смысл упоминать человеческий возраст.
Вне всяких сомнений, меня призвала сама Полночь.
Она не выглядела больной или израненной — как можно было бы ожидать. Скорее… очень сонной. Как человек, который знает, что ему уже давно пора ложиться, но завтра рабочий день, и ему так хочется ещё чуть-чуть посидеть за компом. Знакомое состояние. Сам проходил через него сто раз, и почти каждый раз страшно жалел на утро. Мне пришлось усилием воли напомнить себе, что передо мной находилась проекция, собранная воображением, а не настоящая девушка. Её сонный облик казался по-своему милым, но за ним стоял совсем иной контекст. Одно дело — обычная дневная дрёма, и совсем другое — кома от полной потери сил.
Полуночи нельзя было «засыпать» окончательно.
— Что я должен сделать? Я принёс шкатулку, но не знаю, как её применить.
Сперва, конечно, стоило подняться на ноги, но сразу после этого — заняться вопросом лечения родного замка. То, что раньше вызывало беспокойство, сейчас находилось на грани катастрофы.
Полночь наградила меня сонной улыбкой, а затем… сладко зевнула, прикрыв рот полупрозрачной ладошкой.
«Найди меня».
— Где?
«Внизу».
— Где внизу?
«Найди моё сердце. Оно бьётся. Иди на звук».
— Как я услышу…
Но она уже исчезла, растворившись в породившей её темноте. Потоки времени подхватили меня, развернули и бесцеремонно вышвырнули из дальнего зова. А затем и из обычной темноты бессознания, в очередной раз лишив возможности посмотреть нормальные человеческие сны.
Я очнулся — резко, будто вынырнул из глубины, жадно хватая ртом воздух, не понимая, где нахожусь. Голова раскалывалась от боли, горло совершенно пересохло. Мои огромные руки, покрытые густой волчьей шерстью, намертво вцепились когтями в ближайшую стену — очевидно, я вскочил, отпрыгнул и вжался в неё сразу после пробуждения. Лазарет передо мной был почти не разгромлен — так, пара перевёрнутых коек, несколько инструментов на полу, разбросанные по углам лекарства, сломанная полка… или две… или три.
Господи. Терра, наверное, уже жалеет, что вернула меня в мир живых.
— С возращением, Вик.
— Привет, Кас.