Как я играю!

Глава третья Катаклизм

В то субботнее утро декан Факультета Рыболовной магии Эразм Кшиштовицкий пребывал не в самом лучшем расположении духа. Стоя у окна своего кабинета и, прихлебывая кофе из чашки в форме разинувшего пасть бычка-камнееда, он глядел с высоты самой высокой башни факультетского замка на студентов и преподавателей Факультета Рыболовной магии, а также многочисленных зрителей, двумя потоками направляющихся к местам предстоящих соревнований.

Одному потоку предстояло покинуть факультетский замок через Главные ворота, чтобы по дороге, ведущей в Фалленблек, дойти до моста через Ловашню, на котором через некоторое время должен был прозвучать сигнал старта соревнований спиннингистов. Второй поток, возглавляемый спортсменами-мормышечники, держал путь через Северные ворота замка, затем по берегу озера Зуро к заливу Премудрый, где факультетские маги создали льдину и микроклимат, соответствующий подледной ловле.

Жеребьевка участников «Кубка журнала «Всегда своевременная информация» закончилась несколько минут назад. Декан на жеребьевке не присутствовал, поручив провести эту несложную процедуру профессору Менале – главе Коллегии Контроля рыболовных соревнований. Менале же вменялось в обязанности быть главным судьей береговых соревнований, в то время как на льдине главным судьей назначили господина Воль-Дер-Мара. И тот и другой имели достаточный опыт, чтобы провести соревнования на достойном уровне.

Эразм Кшиштовицкий пробежал глазами списки спортсменов, кому по жребию выпало сегодня показать свое мастерство в умении ловить рыбу. Соревнования мормышечников. Второкурсники: господа Дунн, Дьяко, Тощий, Кусмам и Кусмакс, а также представители гномьего племени Злобныс и Мозжег; первокурсники: господин Даяа-Кум (больше известный, как зимний блеснильщик, а не мормышечник), гномы – Четверг Двести второй, Девич и Зубовал, эльф Мухоол, лекпин Железяка и тролль Пуслан. Соревнования спиннингистов. Второкурсники: господа Мохан и Нью, гномы Жэвер, Мэвер и Дэмор, эльфы Соруук и Большиин; первокурсники: господа А-Павст и Итдфик, лекпины Тубуз и Цопфа, гоблин Савва, гном Баббаот и тролль Арккач.

М-да… За всю свою многолетнюю рыболовную практику декан, пожалуй, впервые был недоволен самим фактом проведения соревнований. Будь его воля, вернее, поступись он своими принципами, и «Кубок журнала ВСИ» сегодня бы вообще не состоялся. Слишком много зависело от итогов соревнований, от финального, так сказать, расклада. Даже не от самих итогов, а от того, с какой точки зрения они будут освещены в прессе, как их воспримет большинство факультетских преподавателей и, конечно же, сам герптшцог Ули-Клун, который спит и видит, чтобы репутация Факультета и самого декана пошатнулись.

Лучшим раскладом, пожалуй, был бы проигрыш новичков, но только проигрыш с незначительным отрывом. Только бы не полный разгром первокурсников!

В том, что новички проиграют, Кшиштовицкий не сомневался. Даже один курс обучения на Факультете Рыболовной магии давал студентам огромный рыболовный, да к тому же еще и магический опыт. А новички – они и есть новички. Хотя…

В соревнованиях на льдине у первокурсников все-таки имелся шанс. Тролль Пуслан в ловле на мормышку кое-что смыслит. Да и у гнома Четвеерга Двести второго хватит спортивной злости, чтобы не уступить своим соплеменникам. Серьезную конкуренцию второкурсникам могут также составить Железяка и Мухоол, подружившиеся во время вступительных экзаменов.

Согласно правилам, и мормышечники, и спиннингисты должны были соревноваться в один тур, в течение трех часов; командная победа в обеих группах определялась по результатам трех лучших спортсменов. Но если новичкам-мормышечникам как-то еще могло повезти, то у их коллег-спиннингистов не было ярко выраженного лидера, который мог бы повести за собой команду, тем более, во время тренировки никто из них не разобрался, как и какую рыбу предстоит ловить…

Что ж, похвально хотя бы то, что со стороны первокурсников желающих участвовать в Кубке ВСИ вызвалось намного больше по сравнению со старшими студентами. Ну а с последствиями соревнований, какими бы они не оказались, Эразм Кшиштовицкий как-нибудь разберется…

Женуа фон дер Пропст и кот Шермилло едва ступили на мост через Ловашню, как главный судья берегового этапа господин Менала мановением своей здоровой руки* запустил в воздух меленький крутящийся желто-зеленый шарик. Набрав приличную высоту, шарик с негромким хлопком лопнул и рассыпал над бурлящей рекой тысячью сверкающих на солнце искр. Соревнования начались.

С моста следить за действиями спиннингистов было удобно, если не учитывать участка по правому берегу, скрытого за поворотом реки. На самом повороте, на высоком, нависшем над рекой берегу были установлены специальные весы – вкопанный в землю деревянный шест с перекладиной и подвешенным безменом. На них должно было проходить взвешивание уловов и трофейных экземпляров рыбы, если таковые окажутся пойманы.

Береговая линия была разбита на секторы (по два на каждого спортсмена), а так как в каждой команде было по семь спортсменов, соответственно, на каждом берегу разбили по четырнадцать секторов. Первые десять минут после старта студентам-соперникам вменялось ловить рыбу в выпавших по жеребьевке секторах, затем разрешалось занимать любые свободные секторы, на левом или правом берегу, естественно, не мешая друг другу и не забрасывая приманки в зону ловли соседей.

Благодаря стараниям своего верного помощника кота Шермиллы, вовсю поработавшего локтями, Пропст вслед за ним протиснулся сквозь толпу многочисленных зрителей к перилам моста на самой его середине. Кот пристроился рядом. И первым, что они увидели, были два зацепившихся тройниками воблера, раскачивающиеся на натянутых лесках над водой примерно посередине реки. Сравнительно неширокая Ловашня, конечно, не позволяла перебросить такую приманку, как воблер, с одного берега на другой, но метнуть ее на середину, не составляло труда, что и сделали при первом же забросе стоявшие на разных берегах друг напротив друга второкурсники, господа Мохан и Нью.

Несмотря на то, что выступали они за одну команду, ни тот, ни другой не собирался уступать товарищу, то есть, откинуть дужку своей катушки, позволив леске свободно сбегать со шпули, чтобы другой сделал спокойную подмотку и, расцепив приманки, продолжить ловлю. Вместо этого Мохан с объемной курчавой шевелюрой и такой же бородой и абсолютно лысый Нью молча подматывали леску каждый на себя, видимо, веря, что именного его снасть окажется надежней. Спиннинги однокурсников согнулись дугой, лески натянулись струнами, и их звон, наверное, можно было бы услышать, если бы не улюлюканье зрителей. Которое вылилось в единодушное «Уох-х-х!», последовавшее за щелчком разорвавшейся снасти. Потеряв равновесие, и Мохан, и Нью шмякнулись навзничь, но оба тут же вскочили на ноги и лихорадочно завращали ручки катушек. Но если Мохан подматывал к себе оставшуюся неповрежденной приманку, то Нью удовольствовался лишь обрывком лески, только что казавшейся такой надежной. Куда подевался его оторвавшийся воблер, осталось загадкой.

Загадкой для всех, кроме Женуа фон дер Пропста, задействовавшего заклинание «отслеживания оборванных приманок благодаря обострению зрения», и еще Тубуза Моран, что расположился ниже по течению через один сектор от господина Нью. Воблерок плюхнулся в воду метрах в трех впереди лекпина и поплыл, подхваченный течением. Но Тубуз не напрасно считал себя снайпером по забросам приманок, он как раз вытащил свою блесну из воды, прицелившись, метнул ее и попал точно в уплывающий воблер. Конечно, лучше бы первым трофеем стала рыба, но и воблерок тоже мог пригодиться. Тубуз даже не стал оглядываться, чтобы узнать, смотрит ли за ним кто-нибудь. Пусть смотрят, пусть даже расскажут господину Нью, в чьи руки попала его приманка, возвращать ее хозяину лекпин не собирался – трофей есть трофей…

Сектор под номером «4», выпавший Тубузу по жребию, в котором предстояло ловить первые десять минут, очень ему не понравился. Дело было даже не в том, что вдоль всего берега здесь росли деревья с нависающими над водой ветками. Как раз деревья невысокому лекпину не мешали, тем более, своим коротким спиннингом Тубуз мог умело осуществлять забросы не только из-за головы, но и забросы боковые, и, так называемые «маятниковые», то есть из-под самых ног. А в том, что как-то мало верилось, что в бурлящем перед глазами лекпина потоке могла держаться какая-нибудь рыба. В других секторах хотя бы наличествовали либо повороты русла, либо ямки, либо торчащие из воды валуны.

Но самым худшим лекпин считал то, что его сектор находился в самой середине зоны, а учитывая то, что магическое изменение русла произошло не более суток назад, было ясно, что рыба, обычно не торопившаяся осваивать новые места, просто не успела опуститься сюда ни сверху по течению Ловашни, ни подняться снизу, из озера.

По мнению Тубуза больше всего повезло тем, кто начал ловлю ближе к озеру. Вот откуда на свежую, бурлящую водицу должна была подниматься рыбка, и шансы поймать ее в тех секторах увеличивались многократно. У начавших ловлю рядом с мостом тоже имелись неплохие шансы быстро обрыбиться.

Тубуз считал очень важным поймать рыбу в самом начале соревнований. Чтобы и самому почувствовать себя уверенней, и в то же время соперников понервировать. Тем более что, согласно правилам, придуманным специально для Кубка ВСИ, спиннингист заканчивал ловлю после поимки пяти рыбин. Получалось, что, первый, кто поймает пять рыб, независимо от их веса и размера, становился победителем в личном зачете.

Здесь, правда, имелась одна заковыка, о которой вчера упомянула Буська, – приз, утвержденный, вопреки протестам декана Кшиштовицкого, герптшцогом Ули-Клуном за поимку самой крупной рыбы. По слухам, приз являлся ничем иным, как увесистым мешочком с золотыми монетами, и желание завладеть им могло пересилить стремление стать чемпионом. А это означало, что спиннингисты, рассчитывая поймать крупняка, использовали бы и соответствующие приманки, к примеру, крупный воблер, который оборвал господин Нью, и который был явно не по зубам мелкой рыбешке.

Приз – призом, а соревнования – соревнованиями. Победить в них, или просто достойно выступить, тем более в командном зачете для Тубуза было гораздо важнее. Поэтому не стоило гоняться за крупной рыбой, лучше раньше других поймать пять мелких и первым прийти на финиш!

А для этого необходимо дождаться, когда истекут десять минут обязательно пребывания в своем секторе, и бежать, бежать, сломя голову поближе к озеру. Туда, где уже успели поймать по одной рыбине и гном Дэмор, расположившийся в крайнем секторе, и его сосед Соруук. Между Сорууком и Тубузом сектор под номером «3» занимал еще один второкурсник – старший из троицы братьев-гномов Мэвер. У него тоже случилась поклевка, но гном так и не дотащил свою рыбу до берега – выпрыгнув в воздух и отчаянно замотав головой, крупная зеленобрюхая форель сорвалась с крючка.

«Вот и прекрасненько! – подумал Тубуз, услыхав посыпавшиеся из уст Мэвера ругательства. – Нечего здесь мою рыбку ловить! На что, кстати, она там у него клюнула?»

Приглядевшись, лекпин убедился, что сосед слева, так же, как и господа Нью и Мохан, с первых минут ловли выбрал в качестве приманки немаленький воблер. Права была Буська – ловить надо на воблеры и только на воблеры! Тем более что блесна-вертушечка Тубуза намертво зацепилась за какое-то подводное препятствие, и ничего не оставалось сделать, как ее оборвать.

Не тратя времени на раздумья, какую приманку использовать вместо утерянной, Тубуз достал воблер господина Нью. Молодая гномиха утверждала, что второкурсники их магически заговаривают, прививают какие-то вирусы нервического поведения жертвы. Наверняка и господин Нью заговорил свой воблер, к тому же практически не успел на него половить. Возможно, даже не стоило его в этом месте забрасывать, чтобы не зацепиться вновь. Но не стоять же, сложа руки, в ожидании, пока закончатся десять минут. Два-три заброса он еще успеет сделать, а потом, сразу после сигнала главного судьи, со всех ног бросится бежать поближе к озеру, занимать свободный сектор и ловить, ловить…

Женуа фон дер Пропст в свое время обожал участвовать в соревнованиях по спиннингу. Еще будучи мальчишкой, Женуа отдавал последние гроши, чтобы внести регистрационный взнос и потягаться в мастерстве рыбной ловли с многоопытными и заслуженными спортсменами. Даже обладая примитивной снастью и минимальным набором приманок, будущий магистр облавливал многих соперников, и очень быстро начал завоевывать медали и кубки. Что же говорить о временах, когда его рыболовная экипировка стала предметом подражания всей спиннинговой молодежи, а о его спортивных подвигах слагались легенды далеко за пределами Среднешиманья! Имя Женуа фон дер Пропста не сходило с первых страниц рыболовных журналов и, не было спиннингового турнира, в котором будущий профессор кафедры некрупной рыбы не становился хотя бы призером.

И вот однажды, разглядывая свои многочисленные награды, от которых в кабинете фон дер Пропста буквально ломились столы и полки, и, вспоминая хвалебные выдержки из журнальных статей, он вдруг решил окончательно и бесповоротно закончить свою спортивную карьеру. О чем без каких-либо объяснений и заявил вовсеуслышание перед стартом очередного чемпионата. Он и в самом деле никогда больше не соревновался, а о побудивших к этому причинах предпочитал отмалчиваться. Но выступать в роли судьи соглашался с удовольствием, а еще больше любил быть зрителем, болеть за кого-нибудь.

Сейчас Женуа фон дер Пропст болел за команду первокурсников, и в первую очередь за лекпина Тубуза Морана. С жеребьевкой секторов тому явно не повезло. Но потеря десяти минут – не катастрофа, если правильно выбрать дальнейшую тактику и прибежать в хороший, не занятый сектор, то все еще можно наверстать.

С момента старта истекли девять минут, когда фон дер Пропст, вновь магически обострив зрение, увидел, что спиннинг Тубуза согнулся дугой. Поклевка? Рыба? Магистр прикрыл глаза, замысловато сложил пальцы правой руки и, прошептав заклинание «удаленного подводного зрения», магически воспроизвел подводный участок четвертого сектора. Нет, никакая не рыба удерживала лекпинскую приманку. В нескольких метрах от берега под водой раскорячился кривыми корнями старый пень. На одном корне уже висела блесна с обрывком лески, и теперь в другой впился двумя тройниками воблер Тубуза. Очень неплохой воблер, с которым спиннингисту, увы, придется расстаться.

Для опытного рыболова-мага справиться с возникшей проблемой не составило бы труда. Достаточно применить заклинание «удачного освобождения приманки от подводного зацепа» и все, но откуда первокурснику знать это магическое действо?!

Женуа фон дер Пропст по-особому переплел пальцы, на этот раз левой руки, заклинание само собой всплыло в голове, и тут на плечо магистру легла чья-то твердая рука.

– Ай-яй-яй, как нехорошо!

Магистр, вздрогнув, обернулся. Через поднесенный к глазам монокль на него строго смотрел директор факультетской библиотеки, профессор Чаб – один из представителей Факультета, осуществляющий магический надзор за проходящими соревнованиями.

– Не ожидал я, никак не ожидал, – покачал головой библиотекарь. – От кота т-твоего – еще ладно, но от т-тебя…

– Ты это о чем говоришь, Чабушка? – сделал удивленную мину фон дер Пропст. – Никак заподозрил меня в чем?

– Как же т-тебя не заподозрить, раз т-ты вон, до сих пор п-пальчики-то не расплел! – повысил, было, голос Чаб. – Хотел магическое вмешательство осуществить? Своим любимцам п-помочь?

– Тиш-ше, тиш-ше, профессорище, – вмешался кот Шермилло. – Какое вмеш-шательство? Окстис-сь, профессорище!

– Действительно! – теперь уже магистр напустил на себя обиженный вид. – О каких любимцах ты говоришь? МНЕ – говоришь!

– Ему говориш-шь! – поддакнул верный адъютант Шермилло. – ЕМУ!

– Ну, ладно, ладно, – профессор Чаб сложил монокль и теперь уже по-приятельски похлопал фон дер Пропста по плечу. – Кого другого я бы и в самом деле заподозрил бы в нечестности, но т-только не т-тебя!

В это время в небе над их головами раздался хлопок, – лопнул запущенный главным судьей магический зеленый шар, разрешающий спортсменам перемещаться и ловить рыбу в любых свободных секторах. Фон дер Пропст сразу забыл про библиотекаря, отыскал взглядом Тубуза и… не поверил в увиденное! Лекпин все еще оставался в своем секторе, держа в руках согнутый в дугу спиннинг. И это вместо того чтобы давно оборвать леску и вместе с другими спортсменами, обгоняя других, бежать занимать перспективные места.

– Что же это он, воблер, что ли пожалел? – разочарованно обратился магистр к коту. – Все отцепить пытается. Но ведь это же соревнования, а не простая рыбал…

– Смотри! – вдруг перебил его Шермилло и показал лапой на реку.

Зрелище было великолепным! Прямо напротив Тубуза метрах в двух над водой зависло что-то похожее на шаровую молнию, постоянно меняющее форму и отбрасывающее вокруг золотистые блики. Фон дер Пропст магически обострил зрение и, прежде чем непонятный предмет упал в воду, успел разобрать, что это ничто иное, как рыба – очень редкая и очень опасная рыба – копьеносый маголосось. Из пасти которого торчал воблер на натянутой струной леске.

– Осторожней! – заорал фон дер Пропст. Потом схватил за грудки первого попавшегося под руку человека, которым оказался все тот же директор факультетской библиотеки.

– Чабушка, давай сюда Кшиштовицкого! Живо! – Рявкнул магистр ему в лицо. – Только никакой магии, библиотекарь! Этот несчастный лекпин копьеносого маголосося подцепил!!!

Услыхав последние слова, библиотекарь, забыл про монокль, округлил глаза, согласно кивнул, и вместе с магистром принялся расталкивать окружавших их зевак. Протиснувшись сквозь толпу на открытое пространство, профессор Чаб со всех ног помчался прямехонько в факультетский замок, а Женуа фон дер Пропст вместе с котом Шермилло поспешили к лекпину, продолжавшему сражаться с рыбиной…

На памяти магистра копьеносых маголососей ловили лишь дважды. И оба раза это произошло во время соревнований по спиннингу, в которых разрешалось применение магии. И в обоих случаях ни к чему хорошему поимки этих рыб не привели. Фон дер Пропст на всю жизнь запомнил, как погиб господин Ряборяб – опытнейший спиннингист, поймавший на мощную снасть огромного маголосося, корчился в предсмертных судорогах в тщетной попытке вытащить из своей пробитой и фонтанирующей кровью груди, золотое копье-нос рыбины. Таково было одно из свойств копьеносых маголососей – при угрозе жизни, особенно если поблизости кто-то задействовал магию, они пытались поразить рыболова, отстреливая в него смертоносное копье-нос, после чего, если не возвращались в родную стихию, погибали сами.

Второй случай произошел ни с кем иным, как с самим деканом Факультета Рыболовной магии Эразмом Кшиштовицким. Тогда соревнования проходили с лодок. Декан, поднаторевший в искусстве ловли магических рыб, стал обладателем редкого трофея, незадолго до финиша. Зная об опасных свойствах маголососей, он постарался принять соответствующие меры: сразу после поимки схватил рыбину одной рукой за ее копьевидный нос, другой – за основание хвоста и прижал ко дну лодки. Время поджимало, и, не имея возможности грести веслами, Кшиштовицкий задействовал заклинание движения «Вращающегося тростника», что разрешалось правилами.

Это оказалось большой ошибкой. Отреагировав на магию, рыбина отстрелила свое копье-нос, намереваясь поразить рыболова. Однако Кшиштовицкий всегда слыл не только сильным магом, но и физически сильным человеком. Он сумел удержать смертоносное оружие, и не отпустил его даже когда копье-нос пробило дно. Правда, самого маголосося пришлось отпустить. Скользкая рыбина выпрыгнула за борт продолжавшей движение лодки, а Кшиштовицкий, сознавая, что нельзя вытаскивать руку, частично закупорившую пробоину, так и оставался лежать до тех пор, пока посудина все-таки не набрала воды и не затонула невдалеке от факультетского пирса. Порядочно растративший магической силы, потерявший вместе с лодкой снасти и трофеи, декан, финишировал вплавь. И принес на взвешивание золотое копье-нос, которое весило почти килограмм.

Хотя Кшиштовицкий и проиграл те соревнования, но впоследствии очень гордился собой, и называл свои действия не иначе, как «настоящим подвигом рыболова-спортсмена». С ним, впрочем, никто не спорил. Даже после того, как декан предложил выставить копье-нос в факультетском музее на стенде Почетных трофеев представителей Факультета Рыболовной магии. Ведь это действительно был почетный и даже единственный в своем роде трофей…

Когда фон дер Пропст подбежал к четвертому сектору, Тубуз все еще продолжал вести борьбу с рыбиной. Магистр оказался не единственным, кто желал поближе увидеть происходящее. Из образовавшейся за ограничительной ленточкой толпы зевак слышались подбадривающие крики, улюлюканья и различые советы. Кто-то рекомендовал форсировать вываживание, кто-то, наоборот, – не торопиться, какой-то умник вообще орал не своим голосом, чтобы лекпин отбросил свой хлипкий спиннинг и вытаскивал рыбу за леску руками. Лишь одна молоденькая гномиха, имя которой никак не приходило на ум Пропсту, стояла молча, впившись глазами в лекпина, сжав на груди кулачки и закусив губу. И глядя на нее, магистр, уже приготовившийся выдать Тубузу несколько ценных советов, смысл которых тот все равно бы не разобрал, решил тоже не нервировать спиннингиста и не раскрывать до поры до времени рот.

Тем более что Тубуз, по-видимому, и сам неплохо знал, что делать. Растерянность, возникшая, было, после того, как вместо упруго-неподдающейся силе зацепа вдруг появилась слабина и сразу же мощная потяжка, давно прошла. Лекпин быстро и верно предположил, что рыба, не желавшая обращать внимание на приманку, по плавной дуге пересекающую речку, заинтересовалась его воблером, дергающимся на подводной коряге, и когда тот освободился от зацепа, сразу атаковала незнакомый предмет. Поэтому после первой подсечки сделал вторую, а затем, для подстраховки, еще и третью. И логично рассудив, что если рыба не сошла при таких его рывках, то села на крючок очень надежно, и теперь ему остается только не допустить ошибку. То есть, не дать трофею завести и намертво запутаться еще в каких-нибудь корягах, и не перегрузить снасть, другими словами, не оборвать леску и не сломать спиннинг. Вот он и не торопился с вываживанием, постепенно утомляя рыбу и все ближе и ближе подводя ее к берегу. А когда маголосось оказался почти у его ног, Тубуз левой рукой ловко выхватил из-за спины короткий телескопический самораскладывающийся подсачек. Затем так же ловко опустился на одно колено, опустил уже готовый к своим функциям подсачек в воду и завел рыбину в сетку!

В том, что на берегу залива Премудрый зрителей собралось не в пример меньше, чем на берегах Ловашни, не было ничего удивительного. Наблюдать за спиннингистами было гораздо интересней. Видна техника ловли каждого, видны снасти и используемые приманки, наконец, с первой и до последней минуты видна борьба спиннингиста с рыбой. На льдине ничего подобного видно не было.

Мало того, что большинство мормышечников сидело не на рыболовных ящиках, а на коленях, склонившись к самой лунке, мало того, что при вытаскивании попавшейся некрупной рыбки они сразу зажимали ее в ладони и, никому не показывая, снимали добычу с крючка и прятали в сумки, так еще и расположились спортсмены спинами к зрителям, прикрываясь от дувшего с берега ветерка.

Самим же рыболовам до зрителей не было никакого дела. Разве что тролль Пуслан время от времени косился через плечо на группу гоблинов, почему-то выбравших предметом своего наблюдения именно его. Гоблины, не переставая, шушукались, иногда прыскали смехом, прикрывая рты зеленоватыми ладонями. Пуслану они не мешали, тем более что он с самого начала сел на уловистую лунку и с завидной регулярностью вытаскивал из нее приличного размера ершей. И все-таки тролль невольно вспоминал сегодняшний сон, в котором ему явились такие же вот одинаковые на лица гоблины, отчего ему становилось слегка не по себе.

Зато утешало Пуслана другое. Команда первокурсников, в которую он неожиданно для себя был выбран капитаном, явно опережала соперников в уловах. То ли второкурсники и в самом деле ловили рыбу слабее новичков, то ли товарищам Пуслана просто везло. Он прекрасно видел, как Даяа-Кум после первого же опускания мормышки в лунку, вытащил из нее крупного окуня; как одновременно замахали руками, перебирая натянувшуюся под тяжестью рыбы леску, гномы Девич и Зубовал, расположившиеся по соседству друг с другом на правом «береговом» крае льдины; слышал, как то и дело довольно покряхтывал Четвеерг Двести второй; догадывался по поведению Мухоола, застрявшего на одном месте, что и у него дела идут очень неплохо; и, веря в счастливую звезду Железяки, тоже ничуть за него не беспокоился.

В то же время среди второкурсников рыбалка продвигалась нормально лишь у господина Дьяко, остальные казались какими-то вялыми, как будто не соревновались, а вышли на льдину просто так, прогуляться. Дьяко же с первой минуты после старта словно приклеился к Железяке: постоянно держался от него метрах в пяти-шести, сверлил столько же лунок, в той же последовательности, что и лекпин, опускал в них прикормку и в той же последовательности их облавливал. И ловил рыбу, ловил успешнее лекпина.

Глядя на привязавшегося конкурента, Алеф злился, но поделать ничего не мог, – правила соревнований господин Дьяко не нарушал, а выбранная хитрым второкурсником тактика подражания пока что полностью себя оправдывала. Да и у Железяки все складывалось бы гораздо успешней, если бы не постоянные зацепы за подводные коряги. И если бы лекпин не пользовался отцепом, то и без того невеликий запас уловистых мормышек давно бы иссяк.

В который уже раз Алеф успел похвалить сам себя за то, что накануне догадался посетить лавку «Настоящая магическая рыбалка». Правда, приобрел он новый отцеп не совсем честным путем. Вернее, совсем нечестным. Дело было в том, что письмо, которое, якобы написал Мак-Дин для хозяина лавки господина Казимира, и в котором ветеринар якобы просил «передать ему через лекпина отцеп для мормышек с последующей оплатой при личной встрече», Железяка сочинил сам без чьего-либо ведома. На эту хитрость он пошел вынужденно. Только потому, что за последние дни, потратил почти всю наличность на новую факультетскую форму и учебники, а бегать по знакомым в поисках денег, не оставалось времени. И только потому, что прекрасно пронимал всю безнадежность просить хоть что-нибудь в долг у хозяина рыболовной лавки от себя лично. Заполучив отцеп, Алеф в первую очередь, побежал разыскивать Мак-Дина, чтобы, извинившись перед ним, объяснить сложившуюся ситуацию и пообещать уладить все финансовые и моральные вопросы в ближайшие день-два.

Но ветеринара, который во время злополучного Прорыва практически лишился правой ноги, как ни странно, не оказалось ни в его жилище, ни в двух ближайших тавернах; никто не видел и подсказать лекпину, где его найти не смог. Мак-Дин словно воду канул. Что вообще-то в фигуральном смысле могло соответствовать истине. Водную среду ветеринар любил, к тому же был очень даже неравнодушен к русалочьему племени, поэтому вполне мог проводить время с зеленоволосыми особами где-нибудь на берегу уютного, скрытого от посторонних глаз заливчика. Поэтому Железяка прекратил поиски и вернулся домой, чтобы продолжить подготовку к предстоящим соревнованиям и с надеждой все возможные проблемы уладить позже.

Однако проблема, как это обычно случается, возникла в самый неподходящий момент.

Только что он вытащил на свою самую лучшую мормышку довольно приличного окуня, как при следующем опускании опять зацепил ее за подводную коряжину. Алеф в очередной раз достал новенький отцеп и принялся прилаживать его к натянутой леске, но тут, подняв голову и бросив мимолетный взгляд на берег, увидел среди немногочисленных зрителей хозяина лавки «Настоящая магическая рыбалка» господина Казимира, пристально наблюдающего за его действиями, и неспешно приближающегося к нему прихрамывающей походкой, опирающегося на палочку, улыбающегося ветеринара Мак-Дина…

Железяка так и застыл, склонившись над лункой с повернутой в сторону берега головой, забыв про мормышку, рыбу и соревнования. Застыл, глядя, как Мак-Дин подошел к Казимиру, как они пожали друг другу руки, заговорили о чем-то, затем хозяин лавки встрепенулся и принялся попеременно тыкать пальцем то в грудь ветеринару, то в него, несчастного лекпина, до слуха которого долетело слово «Шарлатан!», произнесенное на повышенных тонах…

– О чем задумался, дорогой? – заставил Алефа вздрогнуть голос подошедшего сзади Воль-Дер-Мара, исполняющего сегодня на льдине обязанности главного судьи. – Или запамятовал, как отцепом пользоваться?

Алеф вновь вздрогнул и резко разжал сжимавшие отцеп пальцы, словно тот, вдруг стал очень-очень горячим. Отцеп упал рядом с лункой, а лекпин показал задрожавшей рукой на мостик, перекинутый с берега на льдину, по которому переходили грозный господин Казимир и хмурый ветеринар Мак-Дин.

Одними губами Железяка прошептал:

– Воль, мне крышка…

– Йе-есть, на-ийк! – издал Моран Тубуз победный клич, вытащив на берег подсачек, в сетке которого запутался копьеносый маголось. – Йе-есть! Есть, есть, есть, как я играю! КАК Я ИГРАЮ!!!

Лекпин немного отбежал от уреза воды и, продолжая радостно вопить, не выпуская из поднятых вверх рук спиннинга и подсачека с рыбой, пустился в пляс. Радоваться было чему. После вчерашней провальной тренировки и осознания, что улов даже в одну рыбку будет для него, да и для любого первокурсника на этих соревнованиях за великое благо, вдруг поймать рыбу уже через пятнадцать минут после старта! Да еще такую крупную!! Да еще такую редкую!!!

– Аккуратней, дуралей! – рявкнул в лицо лекпину оказавшийся рядом Женуа фон дер Пропст, и Тубуз сразу прекратил пляску. – Это смертельно опасная магическая рыба – копьеносый маголосось. К себе его не прислоняй, из подсачека не вынимай, так и неси на тот берег на взвешивание к главному судье, он во всем разберется. И лучше побыстрей, лучше бегом, бегом, отрок!

Не смея ослушаться магистра, Тубуз бросился выполнять его указания.

Все вокруг было в оттенках зеленого. Зелено-желтая стена ивняка на берегу, зелено-серые заросли высокого, выше человеческого роста, тростника, ярко-зеленая пленка цветущей воды под ногами, и тускло-зеленоватая кожа маленького гоблина, склонившегося в подобострастном поклоне перед человеком, закутанным в черный плащ, в больших очках со стеклами из затемненной слюды.

– Гуру, все готово! – дрожащим голосом сказал гоблин и протянул человеку подушечку, обтянутую зеленым бархатом, на которой лежал кривой кинжал с черной ручкой. – Остался всего один, известный только тебе компонент, для осуществления Великого заклина…

Последнее, что увидел в своей жизни представитель южноболотных гоблинов, было острие кинжала, пронзающее его левый глаз. Человек в черном провернул кинжал в ране, придержал голову несчастного и с усилием выдернул орудие убийства. Затем медленно опустил все еще дергающееся в конвульсиях тело в воду. После чего распрямился и поднял вверх окровавленный кинжал, на острие которого так и остался гоблинский глаз. Зеленая кровь закапала с кинжала на тело, зеленая кровь вытекала из глубокой раны гоблина в воду, оставляя на поверхности расплывчатые следы, а человек, лица которого было не различить за большими слюдяными очками, приложил кривое лезвие к губам и принялся неразборчиво нашептывать слова древней черной магии.

Он шептал, шептал и шептал, не повышая голоса, не меняя интонации, и при этом, неторопливо, один за другим, доставая левой рукой из кармана плаща какие-то предметы и бросая их в воду себе за плечо. Шептал до тех пор, пока предметы не закончились, и пока на помутневшей зеленой воде вокруг него и мертвого гоблина не вырисовалась сложная пентаграмма. А затем зубами снял с кинжала глаз и раскусил его напополам с резким хрустом, который эхом отозвался где-то вдалеке.

Вода под ногами всколыхнулась…

Льдина, на которой проходили соревнования, вдруг лопнула с оглушительным треском. Мгновенно образовавшаяся трещина, разделила льдину на две неровные части, которые сразу начали отдаляться друг от друга.

Ловившим рыбу на коленях, пришлось испытать пусть и приличное, но не слишком болезненное сотрясение; те же, кто восседал на рыболовных ящиках, попадали на лед, отшибая себе бока и локти. Но больше всех досталось тем, кто стоял на ногах, а именно – главному судье Воль-Дер-Мару, и только что спустившимся с мостика на льдину господам Казимиру и Мак-Дину. Все трое, словно мячики, были подброшены вверх, а затем приложились о гладкую ледяную поверхность не только локтями и боками, но и ногами, задами, спинами, а в случае с господином Казимиром еще и затылком.

Звук от соприкосновения затылка хозяина лавки «Настоящая магическая рыбалка» со льдом оказался не менее громким, чем треск лопающейся льдины. Железяка даже зажмурился, представив, что это раскололась гномья голова.

Открыв глаза, лекпин увидел, что часть льдины, на которой остался он, Воль-Дер-Мар, Казимир, Мак-Дин и некоторые из спортсменов, лопнула, теперь уже на три части. При этом лежащий поблизости на льду второкурсник Дьяко оказался в очень незавидном положении. Одна трещина прошла как раз под ним, и теперь назойливый конкурент, держась одной рукой за свой рыболовный ящик, а другой – за засверленный в лед коловорот смотрел расширенными от ужаса глазами то на Железяку, то на появившуюся под собой воду, которой с каждой секундой становилось все больше.

Вспомнив о самом ценном, что у него с собой было из рыболовных принадлежностей, а именно о коловороте незабвенного деды Паааши, Железяка бросился к реликвии и едва успел схватиться за ручку, как вновь раздался жуткий треск ломающегося льда. Новая трещина предательской змеей разделила лед под Алефом и начала быстро расширяться. Он шагнул на льдину, что была ближе к берегу, оглянулся посмотреть, что делают остальные спортсмены, беспокоясь в первою очередь о громадном тролле, и тут льдина под его ногами раскололась, словно упавшее на каменный пол зеркало, и Железяка ухнулся в воду.

Те, кто стоял на берегу стали свидетелями невиданного доселе зрелища: в то время, как меньшая льдина, с оставшимися на ней спортсменами сама собой приблизилась к противоположному берегу залива, большая за считанные секунды превратилась в ледяное крошево, и теперь среди этого крошева плавали рыболовные ящики, виднелись головы участников соревнований и надувающиеся страховочные шарики за спиной Пуслана, не дающие троллю утонуть. Шарики все увеличивались, тролль уже по грудь поднялся из воды, когда то, что осталось от льдины вместе с теми, кто только что на ней находился, начало закручиваться в водоворот. Закручиваться все быстрее и быстрее, превращаясь во все больше углубляющуюся воронку. Внезапно из глубины этой воронки вырвалось кружащееся облако густого белого то ли пара, то ли тумана. А когда облако рассеялось, пораженные зрители увидели на месте большой льдины лишь спокойную гладь воды и поднимающуюся в воздух связку надувных шариков тролля Пуслана с обрывком веревочки…

В те же самые минуты зеваки, собравшиеся на берегах Ловашни и наблюдавшие за соревнованиями спиннингистов, а также декан Факультета Рыболовной магии Эразм Кшиштовицкий, который как раз вбежал на мост через речку, были поражены не менее необычным зрелищем.

Лекпин Тубуз Моран только что передал пойманного копьеносого маголосося главному судье господину Менале, и тот приготовился взвешивать знатный трофей, как вдруг почва под их ногами всколыхнулась, словно пробежавшая по воде волна. После чего приличных размеров береговой участок на повороте реки вместе с теми, кто на нем находился, стремительно сполз вниз, в воду, вызвав уже настоящую волну.

Волна побежала к противоположному берегу, нахлынула на него, смыла спиннингистов, не успевших вовремя ретироваться, откатилась назад и обрушилась на берег, с которого начала свой сокрушительный бег. Вода и земля смешались в грязную бурлящую массу, крутя и немилосердно бултыхая всех в этой массе оказавшихся. Над рекой вмиг образовалось непроницаемое облако из мокрой пыли, начавшее закручиваться и превращаться в настоящий смерч…

Когда облако-смерч растаяло, свидетели произошедшей катастрофы увидели Ловашню, такой же, как и перед вмешательством факультетских магов, то есть, спокойно несущую свои воды в озеро Зуро. Но берега стали другими, более пологими, во многих местах лишившимися деревьев. И на берегах у воды никого не было видно. За исключением главного судью соревнований господина Меналы. Он стоял без движений спиной к столбу весов, с безвольно висящими руками и опущенной на грудь головой.

Эразм Кшиштовицкий оказался около него раньше остальных, и первым узнал, что господин Менала мертв. Грудь главного судьи была насквозь пробита и пришпилена к столбу золотым копьем-носом магической рыбины, которую он так и не успел взвесить…