Глава 4. Голод

Занимательный факт.

Каждую секунду в мире умирает человек. Точнее, если углубиться в статистику и более точные данные, 1,78 человека. Округлим в меньшую сторону. Один человек. Чей-то отец, брат, сын, абсолютно незнакомый и ничем не примечательный тип, конченная гнида или проверенный огнем, водой, медными трубами, Адом и Израилем кореш. Плюс-минус около половины центнера мертвечины — может больше, может меньше. И где-то полтора метра ростом, общемировая планка пока что колеблется в районе ста шестидесяти двух сантиметров. С моими шпалообразными габаритами в метр девяносто три, как-то слабо вериться, что большая часть человечества настолько мелкая, но тем не менее.

Вернемся к показателям смертности.

Каждую секунду в мире становится на один труп больше, опять же по статистике, не беря во внимание иные факторы. Каждый твой вздох, каждая мысль, пролетевшая в твоем черепе — и кто-то умер. По твоей вине или нет уже не важно. Он уже кусок остывающего мяса. Оптимистично, не правда ли? Мы не знаем их имен, мы не слышали их голосов, мы не видели их лиц и мы не ведаем, что творилось в их головах, но они уже мертвы.

Сто семь смертей в минуту.

Сто, мать его, семь человек. В минуту.

Сто семь человек, которые будучи учеными могли создать лекарство от до этого момента неизлечимой болезни.

Сто семь человек, которые могли растить детей или только начинать обзаводиться семьей.

Около сотни не слишком заботящихся о физическом состоянии человек, даже с банальными кухонными ножами смогут отправить на тот свет весьма впечатляющее количество себе подобных, особенно если будут грамотно координировать свои действия.

Шесть тысяч триста девяносто смертей в час.

Что могут сделать шесть с половиной тысяч человек? Пугающе много.

Сто пятьдесят три тысячи смертей каждый день. Каждый гребаный день.

Пятьдесят шесть миллионов смертей в год.

Сколько человек преданы земле?

Сколько сожжены в печах крематориев, пламени пожарищ или погребальных кострах?

Еще один крайне занимательный факт — на планете Земля по самым приблизительным и неподтвержденным расчетам умерло около ста миллиардов представителей вида "Homo Sapiens".

Вопрос. Кто-нибудь задавался мыслью, навязчивой, безумной, неосуществимой и в некоторой степени параноидально-шизофренической — что если они вернутся?

Что если в какой-то момент человеческой истории мертвецы восстанут из своих могил? Далеко не все, только те, чьи тела еще сохранили возможность передвигаться, но тем не менее это вполне ощутимо качнет более или менее устоявшийся мировой экономически-социальный баланс.

И нет, это не очередной повод травить баянистые шутейки навроде "Возвращение к жизни часто зависит от места действия. Воскрес в Иерусалиме — чудо. Воскрес в Голливуде — зомби". Когда человек умрет, его труп вскроют, выдадут справку о причине смерти, отпоют, заколотят в деревянный ящик, после чего зароют на два метра под землю и если он после вышеперечисленного внезапно вернется к себе домой, к оплакивающим его родным… если повезет и этот случай вызовет внимание журналистов — кто-то определенно неплохо так наварится.

А если вернутся двое? Трое? Пятеро? Десяток?

Заставляющие напрягаться сенсации. Недавно упокоенные вновь начинают ходить по земле, ведомые смазанными смертью обрывками воспоминаний и раздробленной личностью. И с каждым днем на свет вылезают все новые и новые существа, когда-то бывшие людьми. Чем больше проходит времени — тем более древние останки пропитываются Тьмой, дабы гремя рассохшимися костями нести ужас и смерть, и тем больше меняется "свежачок", одержимый звериной жаждой крови и плоти. Они меняют форму и размеры, теряют последние очертания чего-то человекоподобного и вызывают приступы дикого панического ужаса у каждого, кто будет иметь наглость или неосторожность воззриться на них дольше, чем на пару секунд. У некоторых будет пробуждаться разум, складываться в черепной коробке хаотичной мозаикой из бесчисленного количества фрагментов, а кто-то так и останется на уровне вечноголодного животного.

Блеклые тени себя прежних, бродящие по залитым густой тенью улицам, едва слышно шепча слова смысл большей части которых попросту не в силах понять.

Вот что такое Кровавый Ливень Носторгота. Некромантическое и черномагическое вмешательство божественного уровня в саму суть мира. Смерть целого пласта мироздания. Крайне занимательное зрелище, на мертвенный свет которого обязательно рано или поздно явятся падальщики Темных миров. Но эта смерть не будет мгновенной. Медленное угасание, стекающее кровью бессильно мечущейся в цепях жертвы на ритуальном алтаре. Живые, борющиеся за каждый новый вздох до самого конца, рано или поздно падают в кровавую грязь бездыханными трупами, дабы спустя неопределенное время восстать из нее кровожадными бестиями Преисподней, вырывающими глотки своих родственников, друзей и близких.

Капли крови, крови мертвых богов этого мира и гноя, вытекающего из злокачественных опухолей ткани материальности вмперемешку с метафизическим нечто, срывались с небосвода с тихим шелестом, походящим на заупокойную молитву. Люди на всех континентах поднимали головы вверх, в недоумении. И каждый из них теперь был отмечен печатью смерти. Даже в самом глубоком и неприступном бункере, в самом глухом участке лесополосы, на Эвересте и на дне Марианской впадины. Дождь — всего лишь физическое проявление, видимое и осязаемое, того, что окутало души всех живших, живущих и будущих жить в пределах этой версии планеты Земля. Наиболее свежие мертвецы зашевелились в своих гробах. Умершие недавно вздрогнули, выгибаясь от волны судорожных сокращений мышечных волокон. А в наиболее старых останках… в египетских пирамидах, в древних гробницах и вмурованных в кладку средневековых замков костях зародилось нечто, чему технократическая наука нашего общества попросту еще не дала названия, да и вряд ли подозревала о самом факте гипотетической возможности существования чего-то подобного.

Я стоял под струями дождя, прикрыв веки.

Кровь стекала по моему черепу, шее и одежде, потертым джинсам и темной мастерке с капюшоном, растекаясь по растрескавшемуся асфальту. Я чувствовал, как наполняюсь силой, той самой силой, от которой в квартирах уже начинают покрываться сединой наиболее впечатлительные и просто чувствительные к окружающему пространству люди.

И вместе с силой я чувствовал голод.

Вполне анатомически объяснимый голод человека не евшего несколько суток подряд и голод власти. Голод могущества. Голод возможностей.

Воспоминания Кровавого бога разжигали мой аппетит. Я знал на что сейчас был способен и знал что смогу делать, если насыщусь жизнью. Такой манящей, сладкой и отдающей расцветающим на вкусовых рецепторах непередаваемым привкусом.

Каждый шаг давался легче, чем предыдущий.

Доковылять к входу в ближайший подъезд, заново привыкая к телу.

Монолитная пластина входной двери. Оборванные объявления о покупке металлолома, старой электротехники и отключении горячей воды на несколько дней. Домофона не было уже года как три — бездонно-черное чрево, забитое пожеваными окурками самых дешманских сигарет. Напрячь мышцы, облепливающие плечевой сустав и предплечье. Такое простое движение дается с выворачивающим мозговое вещество наизнанку трудом. Подушечки пальцев бессильно соскальзывают по отполированной сотнями ладоней рукояти — круглого и тускло поблескивающего каплевидного шарика, напоследок мазнув когтями по металлу.

Вторая попытка. Уже лучше.

Дверь унизительно-медленно открывается. По до невозможности обострившемуся слуху наждаком проходится жуткий скрип. Дискомфорт тут же проходит. Усилие сравнимое со шмыганьем носа. К слову, как таковых носовых хрящей у меня не было — лишь влажная щель в центре лица, улавливающая малейшие оттенки запахов. Меня клинит от новой палитры — измененное зрение, осязание, слух и восприятие, некротические модернизации откатываются приблизительно на прежний уровень моего человеческого организма, мозговое вещество пока еще не способно выдержать постоянно скачущие нагрузки на новоприобретенные органы восприятия самого себя в определенной точке пространства и времени.

Темнота, для меня неотличимая от полуденного зноя.

Обломанные зубья ступеней, стеклянное крошево, пустые бутылки, запах мочи, блевоты и пролитого бухла. Засохшие харчки и закаменевшее дерьмо — кошачье, крысиное, собачье и человеческое. Лестничная площадка. Первый этаж. Намертво закрытые врата вертикального стального гроба, по идее должного поднимать или опускать на определенную высоту вес не превышающий две сотни килограмм. Выпотрошенный энергощиток. Две двери, первая, которая ближе к лифту заварена неизвестно кем, неизвестно зачем и непонятно когда, вторая — матово-черный ошметок танковой брони, по-другому это было просто невозможно назвать. Сжать правую конечность в кулак, когти щекочут шкуру ладони.

Удар.

Удар.

Дверь с мерным гулом подрагивает, казалось бы, до самого своего основания.

Пять.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

Шелчок открываемого замка. Каждый раз, в любое время дня и ночи выход главного кошмара этого дома на свет божий занимает ровно пять секунд.

— Бранных слов на вас не оберешься, хулиганье, — ворчливое дребезжание с отчетливо слышными истеричными нотками.

Адский коктейль быдла и интеллигенции. И нет, не из подвида, таких, как я, а куда более запущенный случай. Полное игнорирование самого факта существования чьих-либо личных границ, кроме своих собственных, педагогическое образование головного мозга, сквозящая в каждом слоге властность, непреклонное желание влезть туда, куда определенно не стоит и попытки закосить под самого образованного среди челяди. Поздравляю, перед вами предстал приблизительный портрет завуча и учителя русского языка нашей городской школы, более известной, как Школа Три Трупа — наглотавшаяся таблеток от неразделенной любви дочь директора, повесившийся глава обескровленного семейства и слесарь, попавший под машину разговаривающей по телефону курицы, точно напротив входа в корпус для начальных классов. Около несколько десятков лет выслуги, или сколько там должны работать учителя, вроде как "копеечная" зарплата и склочный характер.

Распахнутая дверь, чуть не сбившая меня с ног.

Дородная бабища. Вот другого слова не подберешь. С редкой щеткой усов под мясистым носом, выкрашенными в вырвиглазно-розовый цвет распухшими губами, дающими неудовольствие видеть неровные желтые зубы с блеклыми деснами, куча наезжающих друг на друга морщин и самый дешевый из когда-либо существовавших на планете Земля парик. То что эта освежеванная и натянутая на черепную коробку облезлая кошка может являться ее натуральными волосами, не верил никто. Сколько она весит? Под сто пятьдесят? Низкий рост и бочкообразное телосложение не давали возможность приблизительно определить на глаз. А сколько крови?

Кровь.

Она набирает в широкую грудную клетку побольше воздуха.

Вот знаете тот тип людей, которые диалог начинают с фразы "Сейчас я буду ругаться" или просто с порога начинают кидать предъявы — пыль не вытер, посуду не помыл и так далее, заставляя проглотить неродившееся в речевом аппарате "Здрасьте", медленно наполняясь ненавистью?

О Темные боги будут этому свидетелями, как же я давно хотел сделать нечто подобное!

Черная радость запоздалого отмщения за выжженные нервные клетки смешивается с голодом.

Плоть моих щек рвется сухой тряпкой, обнажая частокол иглоподобных клыков. Лоснящаяся и истекающая мутными нитями начиненной аналогом нейропаралитического препарата, не дающего крови свертываться, слюны змея моего языка выстреливает из глотки, гарпуном вонзаясь в скрытую под складками жира сонную артерию. Притянуться ближе и вцепиться в ее плоть уже клыками.

Кровь.

Горячая. Сладостная. Живительная.

Я втолкнул оцепеневшую тетку обратно в чрево ее квартиры, прикрыв за собой дверь.

Я пил ее жадными глотками. Повышенный холестерин, а так же хромающие по всем общепризнанным медицинским стандартам лейкоциты, эритроциты и тромбоциты, да и возраст далеко не тот. По меркам Кровавого Дракса — моча сумеречных нетопырей, расположенная по качеству где-то между кольчатыми червями, копошащимися в комьях сырой земли и кровью издыхающей чумной крысы, уже слишком давно отжившей положенный природой срок.

Но мне плевать.

Блаженство. Экстаз.

Это лучше секса, лучше бухла и дури вместе взятых. Это просто великолепно. Божественно. Я внутреннее таю, счастливо растворяясь в потоке блаженства.

Мы плавно переходим в горизонтальную плоскость нашего общения, сползая вниз по стенке. Я на миг включаю нечто наподобие эхолокации своих зрачков, улавливающих малейшие течения жизненной силы пока что на коротких и сверхкоротких дистанциях. В квартире никого не было или был, но забился в самую ее далекую часть, до куда не дотягивались незримые щупальца моего восприятия.

Она не может пошевелиться, лишь бешено вращает глазными яблоками. Она усыхает. Бледнеет. Скукоживается.

Смерть.

Кровь.

Ужас.

Боль.

Я их пророк в этом мире.

Как же хорошо…

В какой-то момент в ней исчезает кровь. Вся, до последней капли. Но я не останавливаюсь. Я словно паук впрыскиваю в обмякшую тушку неведомую дрянь, тут же начинающую растворять ее внутренние органы и мышечные волокна в питательный кисель. Кожа пузыриться на костях, слезая пластами.

Блаженство…

Это заняло от силы минуты две, растянувшихся для моего разума на несколько часов.

Я сижу, привалившись к двери. Улыбаюсь, отчего плоть на щеках продолжает расходиться по швам, безумной ухмылкой тянясь к ушам. У моих ног лежит, хотя точнее валяется оголенный скелет.

Щепотка новоприобретенной силы и чужие знания вскипают во мне. Я Король Мертвецов, мать вашу. И это станет первым бойцом моей армии. Наверное, я должен был бы затаиться в каком-нибудь темном и затхлом подвале, по одному похищая людишек и постепенно наращивая свои возможности, дабы в один прекрасный момент захватить этот жалкий мирок — тихо и незаметно, заменив своими послушными немертвыми слугами верхушку власти в большей части стран или же устроив кромешный Ад и Израиль с аналом-карнавалом и кровавыми вакханалиями под "Раммштайн", ибо только в нескончаемых потоках свежепролитой крови может родиться истинное величие новоиспеченного Темного бога, которому суждено править ближайшими мирами и войти в обширный пантеон Четверки пока что на правах Младшего бога. Но теперь… я похож на человека у которого есть план? Кровавый дождь смыл все рамки и нормы дозволенного, стихийно восставшие мертвецы очень скоро посеят в сердцах окружающих панику, которая вскоре перерастет в жестокую ненависть. Банды головорезов, психопатов, маньяков, дезертиров, бандитов и прочего сброда будут творить все что захотят, ибо вряд ли даже все объеденившиеся армии мира смогут что-то противостоять обжигающему своей загробной прохладой дыханию Смерти. По крайней мере на первых порах, когда абсолютно никому не понятно, что за дичь вокруг происходит. Времени на подготовку и многоходовые комбинации длиной в годы попросту нет. Я вырежу весь этот чертов дом, высосу жизнь из каждого ублюдка, что здесь обитает, а затем подниму их безвольными марионетками, несущими смерть.


Примечание автора:

В следующей главе планируется куча текста раскрывающего особенности мировосприятия главного героя параллельно с кучей трупов и азами некромантии. Еще раз предупрежу вас, если вы не прочитали примечание к книге — то что здесь написано есть ничто иное, как художественная выдумка одного параноидального шизофреника(кто это сказал?), не нужно принимать это все на свой счет, да и вообще как-то серьезно воспринимать.

Загрузка...