Глава 1. Побег


Глава, в которой Мэлор задумывает и осуществляет побег, попутно вспоминая нечто очень важное.


Петрозаводск. Май 2016 года.


Одним теплым майским вечером, незадолго до заката, в психиатрической клинике, расположенной на окраине Петрозаводска, случился пожар. В тот день стояла замечательная солнечно-убаюкивающая погода. Птицы неугомонно щебетали, а в воздухе разливался смолянистый аромат распустившихся почек и запах молодой травы, успевшей пробиться сквозь прелую прошлогоднюю листву. Все это милое весеннее великолепие нагоняло на обитателей клиники определенную леность и беспечность. Возможно, именно поэтому они оцепенели, когда вой пожарной сигнализации разорвал томную негу почти состоявшегося вечера.

Первым на сигнал тревоги среагировал дежурный врач – Игорь Аристархович Островский.

– Все на выход! – взревел он, выскочив в коридор из ординаторской с огнетушителем в руках. – Чего сидим раскрыв рты? Выводим пациентов во двор! Проверяем палаты, туалеты, кабинеты. Никого не забываем – это не учебная тревога, пошевеливайтесь, мать вашу!

Последние слова предназначались замершим в нерешительности санитаркам: вой сирены застал их в комнате отдыха за просмотром вечернего ток-шоу. Взглянув на Игоря Аристарховича, бешено вращавшего залитыми пятилетним коньяком глазами, они прыснули врассыпную, исполнять приказание.

В клинике началась настоящая суматоха: захлопали двери, требовательно закричал взбудораженный медперсонал, запричитали растревоженные больные. Из дальнего конца коридора отчетливо потянуло горящими тряпками.

– Горим! Пожар! – срывая голос на визг, проорал кто-то во все горло. – Горим! Пожар!

В следующее мгновение фраза, подхваченная десятками голосов, разлетелась по коридору, заполняющемуся горьким дымом.


Мэлор сидел на краю больничной койки, размышляя над «гаримпажэм». Странное бессмысленное слово: «гаримпаж». Оно висело посреди палаты витиеватыми загогулинами и не давало покоя. Внезапно слово дрогнуло, звонко треснуло и развалилось на две части: «Горим! Пожар!». Внутри стало беспокойно. Что-то острое прочертило в груди глубокую царапину и проявилось во рту кислым привкусом. Мэлор лег в кровать, укутавшись одеялом с головой. Полежал несколько минут – беспокойство не проходило. Скрипнула палатная дверь. Мэлор максимально вжался в матрас и замер.

– Есть кто живой? – послышался незнакомый женский голос.

Пока Мэлор гадал, стоит ли отвечать, дверь закрылась. Он тяжело вздохнул, откинул одеяло и снова сел. Доносившиеся из коридора крики стали стихать. Что ему делать со всем этим переполохом? Ведь делать что-то нужно, он это чувствовал, но не понимал, как должен поступить. Пока Мэлор размышлял, не в силах принять решение, из-под двери стали выбиваться густые клубы дыма. «Нужно срочно выйти!» – здравая мысль с трудом пробилась сквозь витавшие в голове комья ваты, и Мэлор незамедлительно последовал за ней.

В опустевшем коридоре царила тишина. От едкого дыма глаза наполнились слезами, а кашель, сдавив горло, сухими щелчками стал вырываться наружу. Голова шла кругом. Неожиданно из клубов дыма выскочил Игорь Аристархович в толстой марлевой повязке с огнетушителем наперевес. Мэлор от испуга замер и выпучил глаза.

– Ты что тут делаешь? На улицу! Живо! – прокричал доктор сквозь повязку, подтолкнул пациента в нужном направлении, и вновь растворился в сгущающемся дыму.

Мэлор поспешил исполнить распоряжение врача. Чувство приближающейся опасности, ярко полыхнувшее внутри, погнало его к выходу. Проходя мимо большого шкафа, предназначенного для хранения одежды посетителей, он подумал, что нашел достаточно безопасное место, и забрался внутрь. В шкафу было темно, тепло и почти не пахло дымом. Здесь Мэлор почувствовал себя в полной безопасности. Уютно устроившись на куче старых одеял, он почти сразу безмятежно уснул, и ему приснились звезды.


К моменту приезда пожарного расчета огонь удалось потушить. Игорь Аристархович, проявив предписанный инструкцией героизм, справился с возгоранием в одиночку. Все что оставалось огнеборцам, так это провести по горячим следам расследование. Очень скоро пожарные обнаружили очаг возгорания в дальней кладовой, где уборщицы хранили инвентарь. Скорее всего, пациенты, а может, и сами уборщицы устроили в кладовой курилку. От плохо потушенного окурка затлели сваленные в кучу тряпки, а от них загорелся рулон старого линолеума.

Несмотря на то, что пожар удалось потушить в самом зародыше, обратное заселение пациентов заняло большую часть ночи. Получив внеплановую прогулку, больные разбрелись по территории больничного комплекса и возвращаться в клинику не спешили. Медперсонал сбился с ног, отлавливая в потемках пациентов и рассовывая их по палатам.


Мэлор проснулся в полной темноте. Сначала он испугался, но услышав гул голосов, вспомнил, где находится, и выбрался из шкафа. Его появления никто не заметил. В коридоре по-прежнему пахло дымом. Всюду сновали обеспокоенные медсестры, проверяющие комплектность пациентов в каждой палате. Оглядевшись по сторонам, Мэлор побрел к себе.

– Стоять! Вот ты где, – услышал он голос старшей медсестры Ирины Павловны и обернулся. Медсестра сунула ему в руку пластиковый стаканчик с таблетками.

– Вот, выпей скорее, сокол мой ясный, и марш в койку! – распорядилась она и поспешила дальше, не дожидаясь, пока Мэлор выполнит распоряжение. – Олег, стоять! Стоять, я кому говорю! Да-да, это я тебе, Пахомов – не нужно тут под дурака косить, ты дурак и есть! Ну-ка иди сюда – таблетки пить будем.

Мэлор зашел в палату. Его сосед по палате, Дима Караулко, судя по мерно вздымающемуся одеялу, крепко спал. «Кремень!» – подумал Мэлор. Дима был хорошим соседом: он много спал, много ел и почти не говорил, а если и говорил, то в основном о еде и сне. На его тумбочке стоял пустой пластиковый стаканчик. Посмотрев на свой, Мэлор почувствовал, как внутри поднимается волна протеста: «Нет. Таблетки он пить больше не будет». Такое решение, неизвестно как созревшее в голове, озадачило. Раньше он всегда следовал рекомендациям врачей и не пропускал прием лекарств. Однако сегодня, проснувшись в шкафу, он почувствовал себя лучше. Именно в тот момент его осенило: виной угнетенному, а порой и сумбурному состоянию, в котором он находился последние недели (месяцы?), являлись таблетки. Или он понял это прямо здесь и сейчас? «Боже, как все запутанно!». Спрятав таблетки в карман больничной пижамы, он поставил пустой стаканчик на тумбочку и улегся в кровать. Но прежде чем заснуть, долго лежал без сна, думая, как обмануть санитарок во время утреннего обхода и избежать приема лекарств.


Проснувшись на следующий день, Мэлор испытал невиданный душевный подъем. Мир был ярок, резок и очень реалистичен. А главное, его не покидало ощущение близости чего-то важного. Он не представлял, что это будет, но в неизбежности и важности грядущего события не сомневался ни секунды. Главное – не пить таблетки. Интересно, а сможет ли он прочитать записи в дневниках? Вскочив с кровати, Мэлор отодвинул тумбочку, аккуратно вытащил из пола кусок доски и запустил руку в тайник – небольшое пространство между чистовым и черновым полом. В свое время строители поленились приколотить небольшую вставку в углу, а Мэлор заметил и приспособил нишу для своих нужд. Или ему рассказали про тайник? Мэлор попытался вспомнить, откуда он знает о тайнике, но мозг отказывался отвечать на вопросы. Вытащив одну из тетрадей, он раскрыл ее наугад, попробовал читать и нисколько не удивился, когда у него получилось. Знаки складывались в слова, слова в предложения, а схемы соответствовали сопроводительному тексту. Он мог читать и понимать. Удивительное дело, но еще вчера написанное еле-еле поддавалось восприятию и представлялось заумным набором символов. Еще вчера ему стоило больших трудов прочесть даже одну страницу текста. И вообще, откуда у него дневник? Когда он успел его написать? До того, как попал в клинику или во время лечения? Он прекрасно помнил созданную им Теорию единой Вселенной, но совершено забыл, когда успел изложить ее на бумаге.

«Ай да таблетки! Ай да доктора!» – подумал Мэлор. Теперь он понял, зачем его так долго пичкали лекарствами. ОНИ хотели, чтобы он писал. Он нужен ИМ вялым, апатичным, с подавленной волей. Наверняка сейчас куча специалистов в тайном бункере пытается расшифровать его записи. Или нет? Если тетради трогали, то он бы обязательно заметил. В любом случае дневник нужно спрятать назад в тайник. Убедившись, что Караулко все еще спит, Мэлор аккуратно приподнял кусок половицы и засунул тетради в нишу. И все-таки откуда он знает про половицу? Может быть, Дима показал? Или его положили в палату после него? От непривычно большого количества мыслей голова шла кругом. Поставив тумбочку на место, Мэлор взглянул на часы – 7:23, самое время осуществить ночной план.

Выйдя в коридор, он увидел Марину ─ рыжеволосую студентку медицинского факультета, проходившую в клинике практику. Она стояла на посту и раскладывала по стаканчикам таблетки для утреннего приема.

– Привет! – облокотившись на стойку, Мэлор попытался изобразить искреннюю улыбку.

– Доброе утро, – отстраненно произнесла девушка, даже не взглянув на него.

– Слушай, я в туалет по-большому хочу. Можно я таблетки сразу выпью, чтобы не торопиться?

Марина взглянула на часы – 7:25. Пятнадцать минут до раздачи лекарств.

– Хорошо, держи, – ничего не заподозрив, согласилась она.

Мэлор подхватил протянутый стаканчик, опрокинул содержимое в себя и с упоением начал жевать.

– Возьми хотя бы водой запей, – поморщилась Марина, подавая ему стакан, – хрустишь, как конфетами.

Мэлор благодарно кивнул, выпил предложенную воду, показал практикантке язык и направился в сторону туалета. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он залез в знакомый шкаф. Вынув из-под языка таблетки, Мэлор сунул их в карман: туда, где лежала вечерняя доза. Марина, сама того не зная, угадала: он действительно жевал конфеты-леденцы, которыми его угостил сосед Дима в обмен на обещание поделиться обеденной котлетой.

До завтрака оставалось немного времени, и Мэлор решил дождаться сигнала к приему пищи в импровизированном убежище. Лежа в шкафу, он с восхищением наблюдал, как медленно раскручивается спираль галактики – Млечный путь. Вскоре в бездонной темноте шкафа зажглась еще одна спираль, а следом еще одна и еще, и еще. А потом он вспомнил почти все и понял: он должен бежать из клиники и бежать нужно непременно сегодня.


Завтракал он молча, не обращая внимания на окружающих, ел много и с аппетитом. Несколько раз к нему подходил Дима Караулко и пытался завести разговор с прицелом заполучить недоеденную кашу. Мэлор лишь отмахивался, продолжая сосредоточенно жевать. Он не мог отвлекаться по мелочам, поскольку разрабатывал плана побега, и получалось у него это крайне плохо. Сначала он хотел бежать, съехав по проводам, как Сильвестр Сталлоне и Курт Рассел в фильме «Танго и Кэш», но передумал, поскольку с детства боялся электричества и высоты. Потом он решил уйти через подземный тоннель, как главный герой в фильме «Побег из Шоушенка», но с ходу отверг и эту идею. Во-первых, он сильно сомневался в наличии подземного тоннеля под клиникой. Во-вторых, если тоннель и существует, то сначала нужно достать его план. На это уйдет неделя, а может, и две. Слишком долгий срок. Он должен бежать сегодня, и лучше до обеда, ведь время существования мира неумолимо стремится к нулю.

По мере того как голова начинала соображать все лучше и лучше, Мэлор не переставал удивляться существованию Вселенной. По его расчетам, мир вокруг давным-давно должен взорваться, развалиться и раствориться в безбрежности небытия. Он ожидал чего угодно: пандемии, ядерной войны, удара метеорита или экологической катастрофы, но никак не тихого, мирного существования. Могло ли случиться так, что некто разузнал, где спрятано его изобретение? Ответ был очевиден: такое возможно. Но даже если это так, никто не сможет разобраться в принципе работы прибора. Никто. Даже он сам в данный момент во всех тонкостях не помнил, как работает Пульт управления Вселенной. Но это должно пройти. Чем дольше он не принимает лекарства, тем больше вспоминает и чувствует. Ему бы только поскорее сбежать.

Один писатель, обожающий прописные истины, однажды сказал: «Когда ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось». Мэлор не помнил, как звали писателя, но в тот день убедился в истинности его высказывания на собственном опыте.

Закончив завтрак одним из первых, он направился в курилку, но у запасного выхода нарвался на засаду в виде взволнованной санитарки. Она работала в клинике недавно, и Мэлор не успел запомнить ее имя.

– О! – радостно воскликнула санитарка и ткнула в его сторону пальцем. – На ловца и зверь бежит. Иди сюда! Как тебя звать?

– Мэлор, – представился он и остановился.

– Отлично, Мэл! А я Даша. Видишь тюки с бельем? – санитарка кивнула в дальний конец коридора, где огромной горой высилось упакованное в большие тряпичные мешки грязное белье. – Будешь добровольцем! Хватай мешки и таскай на улицу в машину. Понятно?

– Понятно, – кивнул Мэлор и убрал сигареты в карман.

– Вот и хорошо, а я пойду еще пару добровольцев найду.

Мэлор не испытывал никакого желания таскать грязное вонючее белье, но возражать не осмелился, поскольку не хотел привлекать внимание к собственной скромной персоне. У тюков он повстречал Михаила и Егора – ребят из соседней палаты. Они лежали в клинике недавно, но успели сдружиться. Оба были наркоманами и проходили курс реабилитации.

– Еще одного отловили, – усмехнулся Михаил, закидывая тюк с бельем на спину. – Давай, дурик, хватай мешок, только смотри пупок не надорви.

Мэлор пропустил язвительное замечание мимо ушей. Подхватив мешок с бельем, он молча направился прочь. Выйдя на улицу и закинув белье в припаркованную у крыльца грузовую «Газель», Мэлор посмотрел на дорогу, ведущую к воротам, и тяжко вздохнул. Вот она – свобода. Полсотни метров парка, четырехметровый забор и больше никаких препятствий, если не считать камер по периметру и охранника с электрошокером в сторожке. Все эти элементы по отдельности преодолимы: от охранника можно убежать, забор можно перелезть, камеру можно разбить, но вместе они представляли собой надежную преграду на пути к свободе.

На втором заходе к ним присоединились еще два человека. Их Мэлор знал плохо, поскольку жили они в соседнем блоке. Вытащив очередной тюк на улицу, он попытался затолкать его на самый верх, но мешок никак не хотел ложиться, норовя выпасть на пол. Мэлор выругался, забрался в кузов, раздвинул мешавшее белье и втиснул тюк.

– Наши тоже там пристрой! – послышался сзади голос Михаила, и два огромных тюка плюхнулись на пол «Газели».

– Не робей, смотри, еще два несут, – поддержал товарища Егор.

Взглянув на лежащие тюки, Мэлор отчетливо почувствовал, как в голове что-то щелкнуло, словно переключилось реле, и на свет родился гениальный план побега. Быстро разложив тюки, так, чтобы между ними оставалось место, он дождался, когда все отойдут от машины, юркнул в подготовленную нишу, завалил себя сверху грязным бельем и замер.

Время тянулось медленно. Больше всего Мэлор боялся, что его хватятся. Но время шло, и ничего не происходило. Периодически до него доносились звуки шагов, потом машина качалась под тяжестью тюков и вновь наступала тишина. Удивительно, но никто так и не заметил его исчезновения. Вскоре рядом с машиной послышался незнакомый мужской голос:

– Ну, хозяйка, загрузились? Можно ехать?

– Да. Все в порядке, только распишитесь в накладной!

Мэлор узнал голос, он принадлежал санитарке, руководившей погрузкой – Даше.

Какое-то время машина стояла. Мэлор даже слышал, как водитель, напевая под нос незамысловатый мотивчик, неспешно зашнуровывает тент. Вскоре его голос стих, а минуту спустя громко хлопнула дверь кабины, взревел мотор и «Газель» поехала.

– Но-о, родимая, – прошептал Мэлор и улыбнулся в темноте своему небывалому везению.


В Петрозаводск «Газель» добралась около полудня. Водители и пешеходы, находившиеся на перекрестке улиц Зайцева и Мелентьевой, очень удивились, когда из кузова стоящей на светофоре «Газели» выскочил темноволосый молодой человек в больничной пижаме и шлепанцах. Оглядевшись по сторонам, он приветственно помахал рукой водителю «Рено» стоявшего рядом и легкой трусцой побежал в сторону новостроек на набережной Онежского залива.

Забегая в подъезд дома, Мэлор молился только об одном, чтобы запасной ключ от квартиры лежал в тайнике. Поднявшись пешком на восьмой этаж, он направился к двери с номером сто двадцать четыре. Тело била мелкая дрожь. Руки тряслись. Интересно, в клинике уже заметили его отсутствие? Нащупав за верхней планкой дверного косяка кусочек поролона, он с облегчением выдохнул: ключ на месте.

Тайник над дверью он соорудил на первом курсе после того, как однажды уйдя в магазин, захлопнул дверь, оставив ключ в квартире. Позже тайник не раз выручал его в подобных ситуациях. Не подвел и в этот раз. Вытащив кусок поролона с привязанным к нему ключом, Мэлор открыл дверь и вошел в квартиру. Затхлый воздух неприятно защекотал в носу. Сколько он отсутствовал? Последнее, что он помнил – новогодние каникулы. Видимо, после них он и отправился в клинику. Во всяком случае, про университет никаких воспоминаний в голове не сохранилось. А сейчас начало мая. Следовательно, в квартире больше четырех месяцев никого не было. Мысль о четырех месяцах, вычеркнутых из жизни, ужаснула его.

Оглядывая квартиру, Мэлор вспомнил бабушку и деда. Раньше квартира принадлежала им, но в две тысячи одиннадцатом году они умерли. Сначала дед Ваня, а месяц спустя бабушка Лида. В то время он лежал в московской клинике с очередным обострением и узнал об их смерти только спустя три месяца, да и то случайно, из разговора двух медсестер, обсуждавших его. Новость потрясла Мэлора до глубины души, и с ним случился кататонический ступор. В тот раз врачам пришлось потратить немало сил и отцовских денег, чтобы вернуть Мэлора в реальный мир. Отец даже соизволил однажды появиться в клинике и осведомиться о здоровье сына. Первый и единственный раз.

Звук заработавшего лифта заставил вздрогнуть. Мэлор замер, прислушиваясь к происходящему за входной дверью. По его расчетам врачи сообразят, что он именно сбежал, а не загостился в одной из палат, часа через два-три – времени достаточно. Ему нужно лишь упаковать необходимые для путешествия вещи, взять деньги и потом его никто не сможет остановить на пути к настоящему дому. К дому, в котором когда-то давным-давно жил с родителями маленький и счастливый Мэлор. К дому, где он спрятал свое величайшее изобретение – Пульт управления Вселенной.

Звуки лифта достигли максимума и стали стихать. Мэлор с облегчением выдохнул. Он не любил лифты, считая их очень опасным приспособлением.

Пройдя в гостиную, он распахнул створки стенного шкафа. Здесь должен лежать его любимый красный рюкзак с кучей мелких несимметричных кармашков и значком «ЙА! ЙОЖЕГ!». Долго искать не пришлось, рюкзак висел в центре шкафа на вешалке, прямо поверх легкой темно-зеленой куртки, которая в мысленном списке Мэлора: «Вещи, которые я обязательно должен взять в дорогу», значилась под номером два. Далее по списку шли джинсы, носки, футболка и трусы. На их поиски ушла пара минут. Оглядев распахнутый шкаф, Мэлор не испытал необходимости в других вещах. Собственно, и в собранных он не нуждался, поскольку часто забывал менять белье, мыться, бриться и стричь ногти. Данный перечень процедур личной гигиены оставался открытым и практически бесконечным. Однако сейчас, являясь самим собой в большей степени, чем когда-либо прежде, за исключением, пожалуй, времен изобретения и сборки Пульта, он четко осознавал необходимость смены белья как неотъемлемого элемента парадигмы социальных дефиниций – во всяком случае, именно так он об этом думал.

Уложив вещи в рюкзак, Мэлор зашел в спальню и снял со стены акварельную картину с изображением Исаакиевского собора. За картиной обнаружился небольшой сейф.

– Зачем Бублики Ворам? Юля Обожает Бублики, – произнес Мэлор, глядя на сейф, и улыбнулся, словно ожидал, что тот откроется.

Однако сейф остался безучастен к произнесенному заклинанию. Тогда Мэлор стал набирать на сейфовой панели код, повторяя стишок.

–3ачем 5ублики 8орам? 10ля 0божает 5ублики!

Небольшое табло высветило код: «3581005». Сейф противно пискнул и открылся.


Способность Мэлора превращать слова и буквы в цифры и наоборот проявилась в раннем детстве. В дошкольном возрасте он легко решал примеры с четырехзначными цифрами. Ему они представлялись простыми историями из разряда: «Пирог откусила Маша, а там лежала соленая каша». Вполне очевидно − ответ будет четыре тысячи семьдесят пять. Очевидно для Мэлора, но не для всего остального мира. Собственно, именно поэтому он впервые и оказался на приеме у доктора. Его первый лечащий врач пытался найти логику в рассуждениях пятилетнего мальчишки, но вынужден был признать поражение. Как показали многочисленные эксперименты, цифры, слова и буквы для Мэлора не имели постоянной очевидной связи между собой. Так пример с соленой кашей в другой ситуации мог звучать как: «Большой синий утенок квакнул и уплыл в черную даль аллюзий сингулярности». Мэлору такая ситуация представлялась естественной: любая задача всегда имеет несколько решений. Он знал, такое происходит из-за того, что слова сами по себе не существуют. Все слова и буквы он изначально воспринимал как цифры, а потом переводил в общепонятные термины. Но всего этого пятилетний мальчик не мог объяснить дотошному доктору, да и не хотел, поскольку боялся крупной родинки, похожей на руку робота, на его шее.

Гораздо позже, будучи подростком, Мэлор прочитал в одной книжке о синестетах – людях, обладающих нейрологическим феноменом, при котором раздражение в одной сенсорной системе ведет к автоматическому, непроизвольному отклику в другой. Проще говоря, у таких людей буквы неразрывно связаны с цветом, а движения предметов со звуками. И не только. Например, Мэлор читал о случаях синестезии, при которых звуки вызывали у человека ощущения в частях тела. Подобное трудно представить, но история знавала и более удивительные факты. Начитавшись подобной литературы, Мэлор тут же причислил себя к синестетам, но доктора объяснили, что он заблуждается. У синестетов не бывает, чтобы два плюс два равнялось лягушке. У них два плюс два всегда равнялось четырем: пусть зеленой, но четверке.


Мэлор достал из сейфа несколько тугих пачек тысячных купюр. Триста тысяч рублей – большая сумма для любого студента, но не для сына крупного московского бизнесмена. Алексей Анатольевич Егоров никогда не жалел денег для сына. В свое время он даже вывозил его в США на очень дорогое обследование. Но та поездка никаких ощутимых результатов не принесла. Американские врачи лишь подтвердили диагноз российских коллег и назначили курс дорогих лекарств. Каждый месяц, пока Мэлор жил и учился в Петрозаводске, Алексей Анатольевич ежемесячно перечислял ему на карточку шестьдесят тысяч рублей − хорошие деньги по меркам небольшого города. Мэлор редко тратил половину присылаемых денег, но каждый раз снимал с карточки все до последней копейки, поскольку не доверял пластику. И дело тут не во «всемирном заговоре» у него в голове, а в здоровом прагматизме: живые деньги принимают везде и всегда. Дважды потеряв банковскую карту, он пришел к простому решению: носить карту к банкомату раз в месяц, как сберкнижку − снять деньги. В остальное время он предпочитал пользоваться наличкой – тысяча в день.

Кроме денег в сейфе лежал ворох квитанций за коммунальные услуги и военный билет с отметкой о негодности его обладателя к военной службе. Поскольку паспорт Мэлора остался в клинике, то «военник» стал единственным документом, удостоверяющим личность. Засунув его в потайной карман рюкзака, он закрыл сейф. Оставалось сделать совсем немного: взять из прикроватной тумбочки плеер и любимый раскладной нож «Крыса» из стола на кухне. При воспоминании о ноже рука непроизвольно легла на внутреннюю сторону бедра. Там под тканью джинсов находились давно зажившие шрамы от укусов «Крысы». Мэлор не любил кровь. Мэлор не любил боль. Но иногда, пустить кровь – единственный способ убедиться в собственном существовании. Взяв плеер, он зашел на кухню и выдвинул ящик обеденного стола. Старый друг встретил его радостным блеском стали. Рукоятка привычно легла в руку. Проведя пальцем по лезвию, Мэлор убедился – «Крыса» отлично наточена.

– Рад тебя видеть, брат! – произнес он, убирая нож в специальный кармашек на рюкзаке.

Вот теперь он готов к путешествию. На сборы он потратил около получаса. Час добирался до города. Выходит, в отведенный минимум − два часа, он уложился. Чем не повод гордится собой? Мэлор подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул во двор. Прямо перед подъездом стояли два белых «Киа Рио».

– Черт! – выругался он, прижавшись к стене.

Две белых машины у подъезда. Совпадение? Возможно. Или за ним следят? А если следят, то кто? Понятно, что из клиники не успели бы. Но если Пульт обнаружен, то следить за ним может любая из спецслужб России или даже мира. ЦРУ? ГРУ? МИ-6? Моссад? Да кто угодно! Но как они узнали о побеге? Неужели в клинике в него вживили наножучков? Господи! Да за время лечения его кололи сотни раз, и он мог целиком состоять из наножучков. От этой мысли вены на руках ужасно зачесались, а «Крыса» в рюкзаке чуть шевельнулась, напоминая о себе. «Потом, все потом», – мысленно успокоил ее Мэлор. – «Сейчас нет времени, нужно уходить». Подхватив лежащий на диване рюкзак, он вышел в прихожую, одел висящую на вешалке бейсболку с надписью NBA и повернулся к зеркалу. Оттуда на него смотрел невысокий худой паренек с широким скуластым лицом и грустными зелеными глазами.

– Нам пора, брат, – сказал он отражению и открыл дверь.

Лифтом Мэлор пользоваться не стал. Он с детства боялся громыхающих железных коробок, снующих между этажами на тонких тросиках. В нынешних обстоятельствах лифт мог стать настоящей мышеловкой, стоит только отключить электричество. Спустившись по лестнице на площадку между первым и вторым этажом, он выглянул в окно. Машины стояли на месте. В одной из них он разглядел силуэт водителя. Точно следят! Мозг лихорадочно работал, перебирая варианты спасения из захлопывающейся западни. Можно перейти по крыше в другой подъезд или выбраться через подвал, но для этого нужно взять ключ у старосты подъезда, чрезвычайно склочной старухи – Нины Валерьевны. Одно только воспоминание о старосте вызвало во рту кислый привкус. «Наверняка она давно завербована спецслужбами или является действующим агентом в звании полковника», – подумал Мэлор.

Значит, остается одно – попытаться проскочить мимо машин незамеченным, но как?

Он почти спустился к дверям подъезда, когда пришедшая в голову идея заставила его развернуться, взбежать по лестнице на площадку первого этажа и позвонить в первую попавшуюся квартиру. Открыли ему почти сразу. В дверях стоял ушастый белокурый паренек лет пятнадцати.

– Здравствуйте! Вам кого? – спросил он.

– Я, это… у тебя балкон на ту сторону дома выходит? – выпалил Мэлор.

– Ну да. А вам зачем? Что-то случилось?

– Случилось? Нет. Просто я живу на третьем этаже над тобой. У меня рубаху с балкона ветром сорвало, и она залетела к тебе на балкон. Давай посмотрим?

– Ну… давайте… посмотрим, – нехотя согласился паренек и посторонился. – Проходите.

Они прошли через прихожую в гостиную и вышли на балкон.

– Смотрите, тут ничего нет, – произнес паренек, по-хозяйски обводя взглядом пустую лоджию.

– И то верно, – согласился Мэлор. – А может, она под балкон залетела?

Паренек растеряно пожал плечами.

– Может и залетела.

– Нужно глянуть, – сказал Мэлор и перепрыгнул через перила на землю.

Приземлившись, он заглянул для вида под балкон.

– Странно, и тут ее нет, – растерянно произнес он после недолгих поисков. – Видимо, ветром унесло, или она вообще к соседям залетела. Я к ним позже зайду.

– На третьем этаже друг мой живет Коля, неожиданно вспомнил мальчишка и поспешно вошел в квартиру накрепко заперев за собой балконную дверь.

– И тебе всего хорошего, – иронично улыбнулся ему вслед Мэлор.

Довольный тем, как легко удалось избавиться от слежки, он зашагал прочь от дома.

Загрузка...